собность распознавания заключены в разуме, который, следуя опре­

собность распознавания заключены в разуме, который, следуя опре­
деленным правилам, никогда не впадает в ошибку» . Чувства служат
как бы поводом к существованию искусств, но они не обладают твер­
дым суждением, через них нельзя постичь истину, «если отступит от
них решение разума».
При этом Боэций ссылается на Пифагора, который, «отвергнув
суждение ушей, обратился к указаниям правил» . Он заключает, что
«способность улавливать гармонию (harmonia facilitas) есть способ­
ность различения высоких и низких звуков посредством чувства и
разума. Ведь ощущение и разум представляют собой как бы инструмент
гармонической способности: чувство схватывает смутно и приблизи­
тельно в предмете то, чем является этот ощущаемый предмет, тогда как
разум судит о целом и, проникая вглубь, оценивает различия. Итак,
ощущение обнаруживает нечто смутное и приближающееся к истине,
но целостное представление — результат деятельности разума» .
В соответствии с оценкой взаимоотношений разума и ощу­
щений Боэций полагал, что «всякое искусство и всякая наука, естест­
венно, имеют более почетный порядок, чем ремесло» , поскольку пер­
вые связаны с разумом, а второе — с ощущением и мастерством.
Мысль о том, что «гораздо важнее знать, что каждый делает, чем са­
мому делать то, что знаешь» ,—лейтмотив «Наставлений к музыке».
Боэций четко разграничивает область разума и действий, теории и
практики. В его глазах «...более главной является наука музыки в из­
учении разума, чем на деле или в исполнении» . Духовная деятель­
ность преобладает над телесным искусством — ремеслом, поскольку
«рассудок выше тела, а именно, тело, лишенное разума, пребывает
в рабстве». Со свойственным ему стремлением к предельной четкости
определений Боэций настолько резко разграничивает сферу умствен­
ной деятельности и деятельности физической, что практи­
чески совершенно не уделяет внимания музыке исполнительской, до­
водя до крайности присущую античной музыкальной эстетике мысль
о выделении из сферы искусств части, «касающейся, скажем, счисле­
ния,измерения и взвешивания», но в то же время он признает существо­
вание музыки, «строящейся не на мере, но на чуткости, приобретаемой
упражнением» .
Эта мысль именно в формулировке Боэция 1 была воспринята всей
средневековой музыкальной эстетикой .
75
76
77
78
79
80
81
82
7 5
Ibidem.
Ibid., L. I, с. 10.
Ibid., L. V, с. 2.
Ibid., L. I, с, 34. «... Omnis ars, omnisque etiam disciplina honorabiJiorem naturaliter habeat rationem quam artificium quod manu atque opera artificis
exercetur».
* Ibidem.
Ibidem.
Платон. «Филеб». Цит. по кн.: .4. Ф. Лосев. Античная музыкальная эстетика.
М., 1960, стр. 142.
Она приводится почти без изменений у многих средневековых теоретиков му­
зыки, например у Беды Достопочтенного («Музыкальная эстетика средневе­
ковья», стр. 180—181, 183), Аврелиана из Реоме (там же, стр. 186) и др.
76
77
78
9
80
81
82