Проблема бытия в истории философии

Проблема бытия в истории философии
Тема бытия в Древней Греции не стала сразу философской. Таковой она становится
у элеатов, впервые задавших вопрос: «Как можно мыслить бытие?». В такой
формулировке – чисто философская постановка вопроса, ведь, как мы помним, философия
и есть постижение мира мыслью. «Ранние физики» (милетцы, Гераклит),
пифагорейцы, конечно, мыслили бытие, но при этом не ставили этот вопрос как предмет
рефлексии. В целом же, в истории проблемы бытия Древняя Греция занимает особое
место. И не только как зачинатель самой проблемы. Философы Древней Греции дают
целый спектр постановки и разрешения онтологической проблемы, оказавшей влияние на
всю последующую европейскую философию и науку.
В представлениях «ранних физиков» бытие совпадает с материальным,
неразрушимым космосом. Они оформляют хаос в космос, закладывая прочный фундамент
будущих онтологических концепций. В их представлениях бытие эксплицируется через
понятие «субстанция». Она – основа бытия, то, из чего, по мнению философов, все
состоит (см. тему об Универсуме). В роли субстанции выступают элементы-стихии,
первоэлементы «вода», «воздух», «огонь», в чем следует усматривать отголосок более
ранних мифологических представлений о сущем (к первоэлементам в других культурах
также причисляли «дерево», «землю», «металл», например). Первоэлементы сгущаются и
разряжаются, что и является, по мнению философов, причиной возникновения более или
менее плотных объектов.
У пифагорейцев все есть число, все состоит из числа. Число, в таком понимании,
трактуется как основа мироздания, ключ к объяснению всего сущего. Через постижение
числа и числовых отношений можно постичь сущность мироздания. Философы этого
направления считали, что без числа не было бы ничего ясного ни в вещах, ни в их
отношениях друг к другу. С их точки зрения, то, в чем нет числа, не может быть
предметом познания.
Через число и числовые отношения пифагорейцы искали гармонию. Она соединяет
два начала космоса: предел и беспредел. Само число в картине мира пифагорейцев
составлено из предела и беспредела. И в зависимости от того, что в числе преобладает,
числа бывают четными и нечетными. Так, в четном числе преобладает беспредел и оно
ассоциируется с хаосом. В нечетном числе преобладает предел и оно ассоциируется с
космосом. При этом число мыслится как телесная неделимая монада, имеющая величину,
размер. Отношения между вещами, по мнению пифагорейцев, тождественны отношениям
между числами (рассматривали простые дроби и рациональные числа). Отсюда мир
гармоничен и потому рационален. Но уже среди пифагорейцев зародились сомнения в
тотальной рациональности всего сущего. Гиппас, один из учеников Пифагора, обратил
внимание на несоизмеримость диагонали квадрата и его стороны. Таким образом, он
подошел к открытию иррациональности. А из этого можно было сделать вывод и об
иррациональности мироздания. Этого нельзя было допустить, и после предупреждения
Гиппаса, как гласит легенда, утопили… Сама по себе пикантная ситуация потребовала
поставить проблему бытия на другом уровне. И это сделали элеаты (Парменид, Зенон,
Ксенофан).
Учение о бытии элеатов – пример первой собственно философской постановки
проблемы бытия. Формулируется эта проблема как вопрос о соотношении бытия и
мышления, и устанавливается тождество этих феноменов. Другими словами,
единственным содержанием мышления является чистое бытие. В картине мира элеатов
бытие противопоставлено небытию (пустоте, Ничто). Бытие гармонично, замкнуто, едино,
недвижимо, мыслимо. Оно вечно, всегда есть и подобно шару как совершеннейшей из
фигур. Оно существует, потому что мыслимо. (Такое бытие часто называют «бытие
Парменида»). Небытие, напротив, хаотично, аморфно, беспредельно, изменчиво,
множественно, чувственно или, другими словами, немыслимо. Последнее обусловливает
его непознаваемость. И так как оно невыразимо в мысли, следовательно, оно не
существует, его просто нет. (Бытие существует, поскольку оно мыслимо. Бытие не
существует, поскольку оно немыслимо: как только мы пытаемся мыслить небытие, мы тут
же переводим его в разряд бытия. – Кстати сказать, в школе элеатов философы впервые
начали прибегать к доказательству своих суждений). Небытие для элеатов – это сфера
чувственного мира, мира вещей и предметов. Он не вечен, а напротив, преходящ.
Следовательно, мир бытия – это истинный мир, и он познаваем. А мир вещей – это мир
видимостей, иллюзий, и он непознаваем.
Но уже со времен Пифагора небытие несет на себе важную функцию: разделителя
бытия. С его помощью из единого возникает множественное, множественность вещей в
мире. Только с помощью небытия, пустоты возможно движение как возникновение из
пустоты и исчезновение в пустоте. Отказ признавать небытие как существующее
проявился в попытке построить учение о строении вещества, например, Эмпедоклом. В
его картине мира все состоит из элементов-стихий. Они – кирпичики мироздания, и
каждый из них рассматривается как «бытие Парменида». Между элементами – «поры». Но
что это такое и чем они заполнены – неясно, так как Эмпедокл отрицал существование
небытия, пустоты.
Это противоречие снимается в атомизме (Левкипп, Демокрит). Атомизм признает
существующими как бытие, так и небытие, пустоту. Бытие наделяется вещественными
атрибутами, оно материально. Это совокупность атомов, каждый из которых – неделимое,
единое «бытие Парменида». Каждый атом – един, но бытие – множественно. Атом тверд,
плотен, неделим, един, неизменен, вечен, непроницаем. Их бесчисленное множество. И
они постоянно движутся в пустоте. Небытие, или пустота, не имеет плотности, аморфна,
делима, проницаема, бесконечна по величине. Она делает возможным движение атомов и
их множественность. Согласно атомистической гипотезе, тела образуются из атомов
путем сцепления. Между атомами всегда пустота, т.е. между ними нет непосредственного
соприкосновения, иначе они слились бы в сплошность, и многообразие вещей и
предметов стало бы невозможным. Атомы различаются по форме и величине. Соединяясь
в различных положениях и в различном порядке, они обеспечивают разнообразие. При
этом друг в друга они не превращаются. Атом у Демокрита мал, но обязательно имеет
размер. Это – физическое тело, а не математическая точка. Он не может быть делим,
иначе из них нельзя было бы построить тела, они бы рассыпались.
Идеалистическая трактовка бытия появляется в учении Платона. Истинное бытие
у Платона – это совокупность чистых идей, каждая из которых представляет собой
объективированные понятие, вынесенные за пределы человеческого мышления и
существующие в своей собственной реальности. Истинное бытие здесь вечно, неизменно,
доступно только разуму, идеально. Небытие тоже присутствует в картине мира Платона.
Роль небытия здесь выполняет материя. Ее Платон называет «хора». Материя в его
картине мира – также одно из начал. Она вечна, бесформенна, неуловима, незрима,
непознаваема. Идеи соединяются с материей, что порождает вещи, космический дух
наделяет их жизнью. В учении Платона общее и целое доминируют над частным и
единичным (поэтому его философию иногда называют «философией общего и целого»).
Примат общего над частным проявился и в его политологии: примат общественного
интереса над частными.
Еще один древнегреческий философ – Аристотель – выделяет два начала как два
аспекта бытия. Первое начало – материя. Это начало вне времени, в нем вещи существуют
лишь в возможности. Материя у Аристотеля бесформенна, неопределенна, пассивна,
безжизненна, бескачественна. Второе начало – форма. Именно она – источник
определенности реальных единичных предметов. Она делает все потенциальное,
заложенной в материи, актуальным. Но своим собственным бытием форма не обладает.
Это отличает ее от идей Платона, пребывающих в своей собственной особой реальности.
Форма содержится в самих вещах как их сущность. Истинным же бытием у Аристотеля
обладают вещи как сочетание материи и формы. Для Аристотеля мир вещей –
единственно реальный. Он и есть бытие. Тем самым идеи Аристотеля делают возможным
использование математики при изучении реального мира (со времен Пифагора
математику можно применять только к изучению истинного бытия).
В средневековой схоластике развивается креационистская концепция бытия. Все,
что существует в мире, сотворено Богом. В понимании бытия, тем самым, выделяются две
ипостаси: подлинное бытие – бытие Бога, и неподлинное бытие – бытие всего того, что им
создано. Бытие Бога вечно, неизменно, самотождественно, ни от чего не зависит, является
источником всего. Неподлинное же бытие существует как факт творения, а не само по
себе. Оно изменяемо, несамостоятельно, конечно.
В философии эпохи Возрождения и Нового времени прослеживаются две линии в
понимании бытия: материалистическая и идеалистическая.
В материалистической
философии бытие понимается как нечто материальное (вещественное), конкретное,
природное, существующее само по себе, объективно, вне человека и его сознания, и
становится объектом деятельности человека. Бытие в своем развертывании подчиняется
естественным законам и представлено различными природными телами. Такой подход
можно назвать натуралистическим, и бытие в таком понимании тождественно физической
реальности. Духовное же статусом бытия не обладает в этих представлениях.
В рамках указанных представлений отмечу оригинальный подход к пониманию
бытия, развиваемый в пантеистической концепции Спинозы. Единой основой всего
сущего у него является Природа или Бог. Природа понимается как причина самой себя,
она существует через саму себя и познается сама собой. Бог Спинозы – это бесконечная
безличная сущность, главное назначение которой – быть началом и причиной всего.
Атрибутами такой сущности являются мышление и протяженность, а вещи и предметы –
это проявления, модусы этой сущности.
Идеалистические трактовки бытия в философии Нового времени связаны с
понятием о сознании. В различных вариациях такого рода установка представлена в идеях
Декарта («мыслю, следовательно, существую»), в монадологии Лейбница, в толкованиях
бытия философами субъективными идеалистами как совокупности ощущений (Беркли,
Юм). В полной мере идеалистическая линия в понимании бытия в рассматриваемый
период времени позиционирует себя в классической немецкой философии (Кант, Гегель).
В ней бытие трактуется либо как способ связи наших понятий и представлений (Кант),
либо как первая ступень в развитии духа к своему подлинному существованию (Гегель). В
последнем случае духовное бытие человека сводится к логической мысли как объективноидеальной сущности.
Линия представления бытия через категории сознания продолжается и в ХХ веке. В
современных философских концепциях бытие не обретается, а создается самим
человеком. А человек обнаруживает себя в бытии совершенно одиноким, заброшенным в
пустое мироздание. Наиболее отчетливо эта линия проявляет себя в «философии жизни» и
в экзистенциализме (в рамках иррационализма). В этих концепциях бытие ассоциируется
с жизнью, с человеком. Рассмотрим понимание бытия немецким философом
М. Хайдеггером в его философской концепции, получившей название «фундаментальная
онтология».
Этой проблеме посвящен программный труд философа «Бытие и время» (1927 г.).
Здесь смысл бытия, как и вообще в экзистенциализме, усматривается в бытии индивида.
Говоря о бытии, автор рассуждает не о множестве сущих вещей, а о бытии сущего. Бытие
сущего – это некая глубинная основа вещей. У Хайдеггера понятие бытия – самое темное.
Оно неопределимо и никакой логический анализ его невозможен (в том числе в силу
своей предельной широты). Тем самым наука не в силах постичь бытие. Необходимо
искать вненаучные формы постижения бытия. Бытие, по Хайдеггеру, -- это то, что есть,
наличествует, имеется. «Бытие, -- пишет он, -- всякий раз есть бытие сущего». Сущее он
подразделяет наи две разновидности. Во-первых, это образцово сущее. Это наше
собственное бытие. Автор называет его «Dasein» («здесь-бытие», «бытие-сознание»,
«наличное бытие»). Это сущее образцовое, так как мы способны к выражению, поиску,
пониманию. Этот вид бытия нам хорошо знаком, ведь это наше собственное
существование. Человек, с точки зрения автора, принципиально отличен от всего живого –
он осознает свое существование и может сказать: «Я есмь! Я существую!». Он может
рассуждать таким образом: Я не знаю, что такое бытие, но я знаю, что существую, ибо
переживаю свое собственное существование отчетливее, чем что-либо другое. Отсюда
Хайдеггер делает вывод: человек – самосознающее бытие. Это существование не может
быть объектом, так как мы не в состоянии выйти за пределы своего бытия. Оно не может
быть предметом научного познания. Его можно только переживать и описывать.
Во-вторых, это так называемое автором необразцово сущее. Оно просто
наличествует. Это вещи, которые окружают человека. Они не обладают независимым от
человека существованием и не имеют собственной природы. (Для обозначения вещей
Хайдеггер даже не использует понятие «бытие» для обозначения вещей).
«Здесь-бытие» всегда конкретно. Оно действует и разворачивается в мире
предметов. «Здесь-бытие» придает «внутримирским» предметам смысл. И такое
погруженное в мир бытие автор называет «бытие-в-мире». «Бытие-в-мире» всегда
«сподручно» в том смысле, что вещи всегда есть «под рукой». Вещи как бы существуют в
поле так называемой автором «заботы». Именно забота, озабоченность человека
определяет и выстраивает предметы по их значению для человека. «Забота» становится
одним из экзистенциалов человека: он вечно озабочен. Он занимается чем-то, заботится о
чем-то, использует что-то. Другими словами, отдельно от мира человек не существует.
Также он не существует отдельно от других людей. «Здесь-бытие» Хайдеггера всегда
открыто другим. Мы рождаемся уже помещенными в населенный другими людьми мир.
Тем самым в структуре «здесь-бытия» автор выделяет «со-бытие» и «со-здесь-бытие». Эти
виды бытия ничего не говорят нам о бытии Другого. Но этот мир – совместный для Я и
Другого.
Но мир людей, по Хайдеггеру, обезличен. Это повседневность, которую автор
называет «Das Man». Под людьми подразумевается при этом не кто-то определенный, а
все. Человек в таком бытии обезличен. Человек заброшен в этот мир, в котором
отсутствует ответственность. В таком мире все в ответе за все, все действуют и думают.
Но на деле выходит, что никто ни за что не отвечает, так как «всякий похож на всякого»
(«как все»). Автор такое бытие человека считает неподлинным.
Наряду с заброшенностью и озабоченностью человека, которые говорят о его
прошлом и настоящем, Хайдеггер вводит еще одну характеристику: проект, будущее
человека. Автор считает, что подлинное бытие человека начинается с тревоги (не с
боязни чего-либо конкретного, а с ужаса, который рождается сам из себя). В этой тревоге
ужасает Ничто. И тогда весь мир теряет смысл, воспринимается чуждым и небезопасным.
Но именно в этот момент «здесь-бытие» пробуждается к подлинному существованию, к
ответственности за собственные поступки. В этой ситуации Хайдеггер усматривает
поворот человека к самому себе. «Здесь-бытие» открывается в своей уникальности и
незавершенности как свободно проектирующее себя.
Что же происходит? Как уже было сказано, в тревоге человека пугает Ничто, а не
конкретные предметы или люди. Для человека весь мир теряет смысл. Человек
обнаруживает себя в полном одиночестве. Перед лицом Ничто, смерти, например, бытие
человека оказывается «пустым», что для Хайдеггера означает «освобожденным». Свобода
человека становится очевидной: исчезает власть публичности и анонимности.
Но здесь человека настигает мысль о своей собственной конечности. Поэтому
подлинное существование определяется Хайдеггером как «бытие-к-смерти». Перед лицом
смерти человек должен выбрать себя, принять собственную виновность, прийти к
решимости действовать.
В близком контексте рассуждает о бытии через человека и французский философ
Ж.-П. Сартр. Сартр акцентирует внимание на уникальности человеческого
существования. Человеческая реальность несопоставима ни с каким другим видом сущего
и в этом смысле оно есть Ничто, «дыра в Бытии». Этим автор подчеркивает не только
принципиальное отличие человека от остального мира, но и тот факт, что мир не может
как-либо сущностно определять человеческое существование. Человеческая реальность
сама себя определяет. Человек самообусловлен: ничто «нечеловеческое» не может
воздействовать на человека как причина и никакой объективированный продукт
человеческой деятельности не может служить основанием для последующего акта в его
действиях (в каждом последующем акте человек «заново свободен», в этом смысле
«прошлое – мертво»). Сартр называет бытие вещей вне человека «бытием-в-себе», а
человеческое существование – «бытием-для-себя». Всякое «бытие-в-себе» возникает лишь
из бытия и не может превратиться в Ничто. Человеческое же существование ни из чего не
возникает и ни во что не переходит. Оно с обеих сторон – в начале и в конце – Ничто.
Согласно Сартру, Ничто приходит в мир с человеком. В то же время человек – это
существо, способное к негации, т.е. способное сказать «нет», способное отрицать все, что
угодно, в том числе и свое прошлое. Тем самым человек носит в самом себе отрицание, и
потому он и есть Ничто.
Сартр формулирует идею, общую для всего экзистенциализма. Он говорит, что
«существование предшествует сущности». Этим он также, кК и в предыдущих
рассуждениях, подчеркивает тот факт, что человек сам себя определяет. Сперва человек
существует, и только в процессе его жизни (в процессе социализации) формируется,
обретается его сущность. Но окончательно, как считает автор, сущность человека не
определяется. Поэтому человек открыт и незавершен, он свободен. Человек и есть его
свобода. Он свободен потому, что у него нет «природы», он есть Ничто. Человек и мир
зависят только от человека. Поэтому велика личная ответственность. Она столь же
абсолютна, как и свобода. Будучи свободным, человек несет на себе всю тяжесть мира, и
только от него зависит, каким будет мир. Потому свобода – это крест, который человек
вынужден нести на своих плечах всю жизнь.
Оборотной стороной свободы является чувство тревоги. Ведь человеку тяжело
нести бремя ответственности. В неподлинном своем бытии человек бежит от свободы,
стремится спрятаться за обстоятельства. Но и это бегство, согласно Сартру, -- результат
свободного выбора. (Свобода в экзистенциализме определяется как возможность выбора.
Сравните с марксистским пониманием свободы как осознанной необходимости).
Еще одно замечание. Сартр – крайний индивидуалист. Любое социальное
взаимодействие для него – посягательство на человека, его бытие, его сущность,
ущемление его свободы. Он считает, что любая социальная норма обезличивает человека,
его личность. Такая индивидуалистическая позиция философии Сартра подчеркивается
формулой – «бытие – это индивидуальное приключение». И в этом Сартр существенно
отличается от Хайдеггера с его идеей «бытия-с-Другим». (См. статью Сартра «Первичное
отношение к Другому: язык, любовь, мазохизм»).