М Г. Г "И

МИФ О МАЙЕ В РОМАНЕ Г. ГЕССЕ
"ИГРА В БИСЕР"
НА. Нагорная
Барнаул
В этой статье делается попытка отыскать следы индийской мифологии и религиозно-философских взглядов Индии в
"Индийском жизнеописании" Иозефа Кнехта - главного героя
романа "Игра в бисер". Это одно из трех жизнеописаний магистра Игры (два других "Кудесник", "Исповедник"), суть один из
вариантов его жизни, параллельная (вероятная) автобиография.
Начало жизнеописания, отсылает к мифам о ланкийском завоевателе Раване, царе ракшасов (демонов), входящим в
состав древнеиндийского эпоса "Рамаяна", в центре которого битвы воплощения бога Вишну Рамы с войсками десятиглавого
демона Раваны. "Литературная инкарнация" Иозефа Кнехта царевич Даса - сын воинственного властителя-раджи Раваны,
живущего на Ганге. Такое тождество имен неслучайно, оно будет играть роль в развитии сюжета. В Жизнеописании" Равана воплощение одного из властителей демонов, павших от "луноподобного лика Вишну", в чем виден намек на богоборчество
Раваны, ушедшее далеко в подтекст. Мифологический Равана внук четвертого сына Брахмы, подвижника Пуластьи, имеет
божественное происхождение, однако совмещает в себе божественные демонические черты (ракшасы предназначены Брахмой быть хранителями первозданных вод, в Ведах они изображены как ночные оборотни, лесные чудовища или великанылюдоеды, своевольное и дерзкое племя, поселившееся на острове Ланка, тревожившее, своими набегами богов, побежденное Рамой и изгнанное в подземный мир). Равана, просивший
бессмертия за свой аскетизм, не получил его, будучи удостоен
Брахмой иметь неуязвимость в бою.
В Жизнеописании Равана - отец появляется лишь вначале: он, как и мать Дасы, он нужен Гессе для того, чтобы обозначить царственное происхождение ребенка. Важнее само его
имя, которое затем повторится в имени сына сына Дасы - Равана-Даса-Равана: через эту цепь проходят прошлое, настоящее и
будущее Дасы. Они отражаются, повторяют друг друга до того,
81
пока герой не порвал заколдованный круг своей земли, воспринимаемой им как демоническое наваждение.
Мифологичны имена других персонажей, хотя все они
более-менее условны, традиционны для Индии. Жену Дасы зовут Правати: имя социируется с Парвати - женой Шивы, Дочерью Химавата (мифлогическая персонификация Гималаев). Однако Парвати мифологическая была аскетичной, уподобившись
Шиве, грозному бoгу-отшельнику с устрашающей внешностью.
Только в этом облике она стала мила ему, а не во внешнем
блеске. Правати же Гессе привлекла Дасу прежде всего своей
красотой. Она больше похожа на прекрасную соблазнительницу-апсару, но это только на первый взгляд. Ведь и она - личность сложная, она и источник несчастий Дасы, и жертва обстоятельств (мифологически это можно представить как два естества Умы-Парвати: милосердное, женственное, благочестивое и
разрушительное, грозное, в последнем случае она выступает как
жесткая воительница Кали).
Имя Васудевы, придворного брахмана Раваны, спасшего
Дасу козней мачехи и от смерти, тоже мифологично. Это имя
отца Крит [1], воплощения Вишну. Он оправдывает свое имя, в
отличие от главнокомандующего Дасы - Вишвамитры, который
весь - иллюзия и модовольство, с ним изменяет Дасе Правати."Вишва" в переводе с санскрита означает "все", "митра"-друг,
имя божества, ставшее нарицательным, означает одну из форм
солнца, а также Вишвамитра - один древних Риши, мудрецов,
учителей человечества. Не оправдывает имени и раджа Говинда
(одно из имен Кришны), подстрекаемый к набег на княжество
Дасы мачехой последнего.
Имя самого Дасы в переводе с санскрита означает "раб",
"слуга» (параллель имени Иозефа Кнехта. Кнехт тоже означает
"слуга"). Его семантика оправдывается, так как Даса из царевича превращается в пастуха, теряет свои царские отличия, а в
конце повествования приобщается в царственности йоги, начиная служить своему учителю. Таким образом, здесь проступает
идея Служения как назначения и оправдан жизни, столь важная
для творчества Гессе в целом.
В основе "Жизнеописания" лежит еще множество мифологических сюжетов: миф о царе-пастухе (вариант мифа принц
82
и нищий). Царевич Даса растет среди пастухов, но это и отсылка к Кришне, который провел детство в играх с пастушками.
Миф о потерянном и возвращенном царстве: Дасе возвращены
и почести, и богатство, и титул после того, как он потерял их,
убив своего сводного брата Налу. Миф об украденной жене:
Правати становится причиной убийства, войн, набегов, подобно
тому, как разразилось сражение из-за украденной ракшасом Равановой жены Рамы - Ситы, вызывает смуту и Правати, похищенная- Налой (Равана-Сита-Рама; Нала-Правати-Даса). Миф о
незаконном правителе: вместо Дасы правит Нала.
Но все эти мифы подчинены одному, доминирующему,
оказавшему влияние на всю философско-художественную концепцию "жизнеописания". Этот миф, входящий в состав
"Матсья-пураны", повествует о почитателях Вишну и тайне его майи
полисемантическое философское понятие, рожденное в Индии, лежащее в основе учения об иллюзорности бытия). Именно майя - основная тема "Жизнеописания".
И в мифе, и в "Жизнеописании" встречаются идеи реинкарнации, кармы, колеса Сансары (рождений и смертей), майи, тема обольщения женщиной и отказа от брачных уз. В мифе и жизнеописании
героем является царевич (хотя в мифе царевич Камадамана мудр и
благочестив изначально именно потому, что уже остановил колесо
Сансары. Неизбежно возникает ассоциация с еще одним царевичем Сиддхартхой Гаутамой, историческим Буддой, сознательно отказавшимся от царства и брака ради поиска всеобщего освобождения от
страданий, отсюда - еще одна стрелка к "Сиддхартхе" Гессе). Опять
появляются Вишну и мудрец Нарада, пожелавший узнать тайну майи
великого бога, волшебной силы, порождающей видимый мир. Сходны
с мифом ситуации в "Жизнеописании". Решающая ситуация, когда
отшельник, в обители которого живет утомленный преследованиями
Даса, отправляет его за водой, практически повторяет эпизод мифа о
Вишну. Вишну выводит Нараду из леса в палимую солнцем пустыню.
После долгого трудного пути Вишну садится отдохнуть в тени дерева,
растущего на пригорке, и просит Нараду принести ему воды из ближайшего селения. Деревне Нарада встречает очаровательную девушку, забывает Вишну, женится, живет счастливо одиннадцать лет. Но
приходят наводнение, буря, ветер. Нарада бежит, теряет жену и детей
в потопе и тьме. Сам же он спасся, вынесенный водою на некий холм,
едва возвышающийся над волнами. Рыдая, он тщетно взывал с того
холма к своим близким, как вдруг услышал знакомый голос: "Куда же
83
ты запропастился, Нарада? Я жду тебя уже полчаса" (2). Рассеялась
тьма, стихла буря, и перед изумленным Нарадой предстал улыбающийся, спрашивая, понял ли он тайну его майи.
Даса тоже обращается к йогу-отшельнику с просьбой поведать
ему тайну майи, не подозревая о том, что обычный поход за водой для
йога превратится для него в испытание длиной в целую жизнь. Подобно Нараде, Даса переживает бурю событий жизни: встречает жену,
воюет, теряет любимого сына, попадает в тюрьму и пробуждается от
наваждения все в том же месте, у источника, с наполненной чашей в
руках. Для Нарады и Дасы проходят годы, для Вишну и йога всего
лишь минуты. Так постигается относительность всего существующего, радости страдания, любви и смерти, времени. Все это лишь майя.
Момент BРЕменного провала растягивается на долгие годы, игра временем имеет значение для композиции "Жизнеописания", части которой зеркально отражены друг в друге.
В том же мифе Вишну приводит Нараду к пруду и велит ему
oпустится в воду. Он выходит оттуда в облике девы, забыв о своем
прежнем существовании. Она выходит замуж, становится царицей,
матерью, бабушкой, теряет свое потомство и мужа в междоусобной
войне, совершает обряд сати (самосожжение вдовы), но погребальный
костер превращается в пруд, из которого вдова выходит, снова превративши в Нараду. Вишну объясняет, что это и есть подобие его майи.
Нарада вообще - образ двойственный. Этот небесный мудрец
фигурирует во многих мифах. Иногда он выступает в образе лукавого,
всегда готового к подстрекательству и сеянию раздоров, радующегося
спорам и битвам, героя-трикстера. Он устроитель сладкозвучных хоров, один из вождей небесных музыкантов - гандхарвов, изобретатель
музыкального инструмента - вины. Но чаще Нарада изображен вестником богов, предрекающим грядущее (функции, выполняемые в
гpeческой мифологии Гермесом). Мудрец родился из бедра Брахмы,
но был обречен на вечное странничество владыкой созданий Дакшей.
Он бездомен, вечно странствует между небом и землей. Это проклятие Даки послал Нараде за то, что тот своей мудростью остановил из
сострадания к вселенной чрезмерное размножение тысяч сыновей
владыки созданий.
Идея реинкарнации, образно-поэтически представленная в
мифе, стойко связана со стихией воды. Не случайно есть устойчивые
индийские метафоры "воды Сансары", "океан Сансары". Нарада ограничивает размножение, он приобщается к тайне майи, побывав в чудесном озере; пытаясь принести Вишну воды, был спасен им от потопа. То есть становится тем, кто "вышел из потока" воплощений.
84
Двойственность, конечно, есть и в Дасе. Кроме "генетического" наследства, в нем заложено наследство его имени (с одной стороны, царь-слуга, с другой - его "карма" от имени отца - Раваны).Черты
странничества в нѐм, однако, превращены в черты скитальца и отчасти беглеца.
"Воды Сансары" как раз и говорят об этой двойственности.
Мифологема воды с древности связывалась с мифологемой зеркала
(два мира, верх и низ, зеркало времени, оборачиваемость, хранилище
памяти, метаморфозы и т.д.). Поэтому у Гессе момент, когда Даса
подносит чашу (тоже архетип) к маленькому зеркалу воды, намеренно
растянут. Даса медленно окунает чашу в воду, задумчиво размышляет
о том, почему старик не пригласил его остаться навсегда у себя, осторожно поднимается, стараясь не пролить воду, собирается тронуться в
обратный путь. Этот прием использован автором для того, чтобы както отграничить одну реальность от другой, хотя они и неуловимо переходят в друга. Момент временного "майявического" провала растягивается на долгие годы. Даса забывает лес, старика, медитацию, чашу с водой, погружаясь в иллюзорные события, оказавшиеся сном. В
финале своей "второй жизни" с разбитым сердцем и жаждой мести
Даса задремал в тюрьме и внезапно очнулся на том же самом месте у
источника с чашей в руках. Образ чаши из детали превращается в
символ прожитой жизни, с одной стороны, ("полная чаша", "испить
чашу страданий", "чаша жизни"), в символ времени, перевоплощений,
майи, миражей, опыта - с другой (символический жест Дасы - он опорожнил чашу и бросил в мох), в символ сознания и йоги - с Третьей.
Не случайно йог заставил его вымыть руки прежде, чем отправил за
водой ("умыть руки" - снять с себя ответственность за содеянное, так
и Даса не отвечает за совершенные в иллюзорной жизни поступки,
они нереальны, единственная реальность - пробуждение). "Сознание зеркало", "чаша знания", "чаша мудрости", - еще один ряд восточных
метафор.
Чаша" - это и атрибут монаха, отшельника, символ его простоты и чистоты. Поэтому наполнение чаши водой и подношение ее
учителю чистыми руками - определенный обряд в жизни ученика,
указывающий на его готовность служить учителю и воспринимать
знания. Поэтому он еще не раз возвращается к чаше, манипулирует
ею. В конце концов, опорожнив содержимое своего ума, утвердившись в мысли о призрачности демонических сплетений событий, Даса
устанавливает в себе пустоту, он готов понять тождество пустоты и
формы, заполнить вновь чашу сознания. Таким образом, он переходит
от своего низшего "я" к высшему "я", от власти царской к власти над
85
собой.
Философское понятие "майя" очень древнее и значения его
разнообразны. В ранних памятниках индийской литературы "майя"
означает сверхъестественные способности, которыми обладают боги и
демоны, это волшебство, способность становиться невидимым, оборотничество. В более позднем индуизме понятие "майя" лежит в основе учения об иллюзорности бытия, внушаемой верховным божеством
своим созданиям. Майя - изначально недифференцированная, всепорождающая субстанция, проявлением которой является вселенная.
Отсюда и "лила" - божественная игра, "игра майи". Видимый мир
представляется только игрой теней, отражений вечно существующего
Парабрахмана, но за поверхностью явлений скрывается незримое, неуничтожимое божественное начало. Пуруша и Пракрити - материальная природа и дух существуют в единстве и разделить их, увидеть за
внешним блеском внутреннюю сокровенную сущность способен
только человек, пocвятивший свою жизнь "видье" - духовному знанию.
Таким человеком у Гессе является встреченный Дасойребенком отшельник, йог. Постижение майи Дасой начинается уже в
детстве. Даса оказывается в лесу (характерный сказочномифологический и мистериальный хронотоп), где его поражает и сам
лес, и живущий там старец. Контрастное описание бурлящего жизнью
леса и неподвижной йога дается автором разными стилистическими
средствами. Пространство леса рисуется красочными, сочными, ощутимыми деталям ("солнечный свет золотыми змеями пробивался
сквозь листья и ветви", "порхала над белыми зонтиками зеленая бархатная бабочка с черный и желтыми крапинами"). Звуки, запахи, поверхностные и глубокие ощущения сливаются в одну мягкую мерцающую картину леса. Но в центре всего разнообразия - простая лачужка
йога. В описании святого Гессе делает акцент на накале сосредоточенной силы, на ауре достоинства, распространяемых вокруг него. Взгляд
отшельника обращен внутрь, он и видит, и не замечает лес одновременно. Разнообразие деталей сменяют повторяющиеся описания величия и неподвижности, безмолвия и концентрации мысли йога. Именно
он - владыка леса (антитеза: владыка мира, царства и владыка Мира,
гармонии, вселенной), он овладел своими чувствами. Но он созерцатель, в нем нет агрессии, йог - свидетель не только по отношению к
окружающему, но и к самому себе. Солнечные блики перемещаются
по его телу, птицы щебечут вокруг, кричат обезьяны, шмель садится
на лицо, не причинив вреда, но ему нет до этого дела, ибо он проник
"сквозь мир поверхностей в основание сущего, в тайну вещей, прорвал
86
волшебную сеть чувств, он метнул от себя игры света, шорохов, красок, ощущений и укоренился в существенном и неизменном" [3]. Поэтому ему не страшны ни дождь, ни огонь, ни сама смерть,
В данном отрывке чувствуется влияние йогических текстов.
Прежде всего, классической йоги Патанджали. Описание сиддх (йогических сил типа неуязвимости по отношению к стихиям природы,
диким животным и т.п.), сам тип владеющего чувствами и окружающим миром йога, отрешившегося от сети привязанностей, описание
его внешней простоты жизни берут начало там же. Можно усмотреть
отголоски еще более эзотерических текстов, таких, как "Книга Золотых Правил", одни отрывки из которой добуддийской эпохи, другие –
более поздние. "Прежде чем душа увидит, гармония внутри должна
быть достигнута и телесные очи должны закрыться навсегда для всякой иллюзии. Прежде чем душа услышит, человек должен стать одинаково глухим как к громам, так и к шептаньям, как к крикам ревущих слонов, так серебристому жужжанию золотого светляка" [4]. Вокруг йога силой мысли создан магический круг, внутрь которого нет
доступа иллюзии. Он гипнотически притягивает мальчика, потерявшего временные ориентиры. Слово "майя" по отношению к старцу
может быть употреблено в своем исконном смысле, как психические
силы йога. Майя иного рода - тяжелая иллюзия, которая держит в
плену Дасу. И ока тоже названа волшебством. Ее мир сосредоточен в
социуме. Мечта о том, что причастность к князьям и принцам когдато заменяет Дасе "достоинство и мощь йоги", уходит под спуд, но
потом возвращается к нему.
Текст словно бы мерцает у Гессе. Пропадают и появляются
отшельник, лес, княжество и женщины, война и любовь. На этих полюсах держится сюжет, композиционные части; истинное и ложное
подменяются. Вот незаконный князь Нала похищает и соблазняет жену Дасы, вот она соблазняет главнокомандующего конницей Дасы
Вишвамитру, вот мачеха вынуждает к бегству из дома к пастухам
принца, но и сама она бежит от преследователей к соседнему радже,
Даса миролюбив, но из-за любви к сыну Раване, боязни за него и жену
должен вести войну. Вокруг Дасы все время смыкается заколдованный круг майи, противоположный кругу неуязвимости отшельника. И
через сына Дасы проступают черты этой околдованности. Нежный
мальчик Равана будет так жесток по необходимости, как и его отец,
дед. Потому что таков неумолимый закон кармы - закон причин и
следствий. Древнеиндийская концепция кармы тоже прослеживается
в тексте. Согласно ей, все, что случается в жизни - результат совершенных в прошлом действий. Выйти из круговорота бытия, из-под
87
власти кармы Даса мог бы, просто оставшись в лесу у отшельника. Но
тогда он не постиг бы власти майи, не было бы сюжета "Жизнеописания".
Даса возвращается к отшельнику уставшим от жизни, как от
мрачного сна (даже возвращение его сопровождается майей: фактически возвращаясь дважды, Даса по воле автора возвращается трижды,
полуреально в третий раз). Самой тяжелой майей для Дасы была
смерть любимого сына, но только так автор мог привести героя вновь
к отшельнику и помочь ему порвать цепь кармической необходимости, разомкнуть заколдованный.круг майи.
Многоликая майя подстерегает Дасу сразу же, как он попадает! город. Призрак прошлого оживает в его памяти. Даса охвачен
пестротой городской жизни, роскоши, колесницами, танцовщицами.
Гессе нагнетает слова с семантикой опьянения: "оглушен", "ослеплен", "опьянен", "поражен", "радостное опьянение". И любовь возникаете нем как майя, как неумолимая сила, заставившая его покинуть
вольную жизнь ради Правати. Он терпел насмешки шурьев, возделывал рисовые поля, мечтая о бесконечном любовном наслаждении по
примеру богов (опять-таки мифологическая параллель: брачная ночь
Шивы и Умы- Правати длилась целый год, примерно столько же
длится счастье Даса и Правати). "Если велико было счастье его любви
к Правати, то и меньше, нет, больше были теперь горе, ярость, чувство потери и обиды. Так бывает, когда всю свою способность любить человек сосредоточится одном единственном предмете; с потерей этого предмета у него все разрушается, и он остается нищим среди развалин" [5]. .Так произошло с Дасой после похищения Правати.
Всего лишь на год приобретя дом, он лишился его, будучи обречен на
бегство и кошмарные сны после убийства Налы. Причины всего жажда жизни. Страсть, гнев, невежество - ее порождения, так называемые "клеши", основные человеческие страсти, причины страдания,
мешающие достижении высокого духовного уровня, по восточным
воззрениям.
Страдание в системе йоги определяется как подверженность
непрерывному изменению, отсутствие покоя, наличие следов бессознательных впечатлений (самскары) и противоречивость развертывания гун - влияний, которые осуществляет материальная энергия на
живые существа: сатва-, раждо- и тамо-гуны, гуны добродетели, страсти и невежества. Об этом пишет комментатор Патанджали Вьяса в
своя трактате "Вьяса - бхашья" [6].
Когда Даса вновь попадает в обитель йога, не знающую "мирских ветров" (клеш), возникает мотив припоминания, узнавания, но
88
теперь он связан с отрочеством, пастушеством, которые названы самым лучезарным временем, лес кажется забытым домом. Майя в
"Жизнеописании" выступает еще как беспамятство, мешающее осознать вневременную сущность мира, духовную связь ученика и учителя
Вторая встреча с отшельником происходит словно в другом
из» рении, через припоминание. Гессе возвращает своего героя к его
истинному духовному центру, причем это подается как пробуждение
сна. Нирвана - затухание беспокойства ума и чувств, погружение в
бесконечное, сияющее пространство, освобождение от колеса рождений и смертей. В основных системах индийской философии существуют сложные деления человеческой сущности на составляющие.
Выделяются индивидуальность (высшее Я) и личность (низшее я). Последняя образуется скандхами - атрибутами, исчезающими после
смерти (тело, чувства абстрактные идеи, склонности ума, умственные
способности). ПоэТОМУ личность рассматривается как явление преходящее, изменяющееся, не имеющее постоянного состава. Ее ум насыщен страстными элементами (кама), постоянно колеблется между
крайностями: радостью и страданием, утверждением и отрицанием,
существует взаимный переход состояний (по Гессе, "из нежности вырастала распря", "из любви война"). Поэтому йог молчалив и безымянен, он достиг своего высшего Я, его разум (манас - тайджаси, сияющий разум) находится в гармонии с мировым разумом. Его уровень в
системах йоги носит название уровня "поверх слов-игрушек", это уровень постоянного озарения, духовного экстаза (самадхи). Йог осознает
бесполезность вербального общения и обучения. Его внутренний голос
появляется лишь в конце повествования, когда между ним и Дасой
образуется цепь ученической преемственности (гуру-чела), когда йот
понимает, что и в прошлых своих рождениях Даса пытался "пробудиться", встать на путь духовного знания, взглянуть со стороны на
"вертящееся колесо" сансары. Поэтому Гессе сравнивает уровень
внешней формы, майи мира, с радужным мыльным пузырем, а внутренний стержень - с твердым оформленным кристаллом.
Мировая майя дает отражение и на внутренний мир Дасы, что
проявляется не только в постоянном смятении чувств, но и в ночных
кошмарах героя. Ему снятся "страшные щемящие душу сны" после
погони-бегства, в снах доминируют мотивы преследования. Он видит
кошмар о сокровище, которое уносит от врагов, оно оказывается его
собственной головой. Отражение тяжелых мыслей, гротесковая суть
его жизни и стремление спасти разум символически преломляются в
этом °сне. Он избавляется на короткое время от своих кошмаров в
89
обители отшельника, однако они возвращаются, становясь уже недостойными пути йога, непозволительно, глубоко постыдным возвращением к пройденным уже ступеням жизни". Но это лишь очередная видимость, так как ему еще предстоит пройти весь путь заново, стать
йогом в самом конце "Самскары", следы бессознательных впечатлений
от прошлых аффектов и кармы, содержательные причины памяти, изживаются йогической практикой, которой он еще не занят.
Концепция "мир-сновидение" состоит у Гессе из нескольких
сфер. Это сфера собственно снов Дасы, его переходы из сновидения в
сновидение. Это и воплощение индийского мифа о том, что мир - СНОВИДЕние верховного творца вселенной.
В одном из мифов ("Видение Маркандеи") мудрец из рода
Аигираса - Маркандея – пожелал в награду за свои аскетизм и благочестие узнать тайну сотворения Вселенной. За пределами Вселенной
он видит спящего Вишну-Нараяну, "дух, витающий над водами", который проглатывает его. Мудрец оказывается в мире с городами, лесами и всеми атрибутами знакомого пространства, и решает, что все
было ли сном. Сон, однако, повторяется, и Вишну дает ему откровение
о том, что Вселенная создана им и заключена в нем (в его теле). Как
Брахма он творит мир, как Вишну хранит его, как Шива -разрушает, то
eсть имеет триединство обликов (Тримурти): "Я - тот, кем проявляется
мир, но чье волшебство проявления - майя - остается непроявленным и
постижимым". Маркандея так и не узнал, что было сном, а что – явью.
Вишну вновь проглотил его, и он вновь оказался в знакомом мире.
"Этот ли мир и я имеете е ним - лишь греза бога? - думал он. – Или та
непроглядная тьма, где пребывает Нараяна, мне только приснилась? "
[7]. Мифы оставляют вопрос мудреца без ответа, тайна остается непостигнутой.
Концепция "жизнь есть сон" реализуется как существование
Даса в мире сна и как пробуждение ото сна при встречах с йогом, при
pазмышлениях и медитациях. Мир, вращающееся колесо сансары,
останавливается. Остановка тождественна пробуждению Дасы. Подобно Маркандее, он не знает, где кончаются границы реальности и
начинается мир сновидений, как соотносятся сновидения и реальность, сновидения ли часть реальности или реальность - часть сновидения или существует одна глобальная Реальность, включающая то и
другое;!
Игра видимого и реального, бесконечная смена точек зрения
на вещи, смешение высокого и низкого, вечности и смерти, великого и
смешного, пустоты и формы проходят лейтмотивом всего творчества
Гессе (взять хотя бы знаменитый роман "Степной волк", где иллюзор90
ность раскрывается еще через образ музыки, смешения высоких духовных мелодий и какофонического шума жизни).
Весь мир, наконец, начинает представляться Дасе чередой
изображений, картин; события его жизни, лишившейся стержня, вокруг которого она вращалась (сначала таким стержнем была жена, затем любимый сын), становятся тоже сотворенными из материала майи,
орнаментом "из листьев на резных стенах дворца". Гессе ставит знак
равенства между сном, мороком, игрой, майей в момент пробуждения
Дасы.
Сам жанр жизнеописания под пером Гессе обращается в своего рода иллюзию: оно намеренно мифологизировано, лишено документальности, орнаментально, описывает скорее внутреннюю жизнь
Дасы, несмотря на калейдоскопическую смену событии. Жанр условен
уже в силу того, что включен в более крупную форму - жизнеописание
магистра Игры. И в своем "Кратком жизнеописании" Гессе лишь отчасти придерживается автобиографичности, допуская магические манипуляции ходом своей жизни, потому что для него "Без магии не было
сил выносить этот мир". Такой магической игрой можно объяснить
загадочную смерть магистра Игры. Многих приводит в замешательство финал, когда магистр, который отлично плавал, утонул на глазах
своего ученика. Финал становится оправданным, если привлечь мифологическую подоснову события. Вспомним "воды Сансары", магические свойства воды; если рассматривать Дасу как "инкарнацию" Кнехта, тогда становится понятно, что Кнехт "возрождается" в Дасе. Не
случайно "Жизнеописания" помещены в конце романа, а не по ходу
действия. Из рассказа в рассказе они превращены автором в самостоятельные тексты; линии жизни, а "Индийское жизнеописание" - самое
последнее.
Текст Гессе соткан из мифологических аллюзий, повторов,
подмен и перевертышей, вращающихся в том же колесе бытия. Он
тоже своего рода великолепная майя, суть которой сквозит через приемы увенчания и развенчания, облачения и разоблачения, переклички,
двоения имен и личностей, появления и исчезновения героев со сцены,
прошедших полный круг своих инкарнаций и прозревших в суть майи,
пространственных сдвигов и временных провалов. Внутренний мир
произведений Гессе всегда наполнен озарением. Мастер и Поэт сливаются в Авторе и исчезают в пространстве текста. Остается лишь непостижимая тайна. Именно поэтому в финале "Жизнеописания" и всего романа снова возникает взгляд молчаливого йога, в котором написано знание превыше слов. Даса больше не покидал Мастера, и.
жизнь его не поддавалась полнейшему кодированию в поступках, ре91
чи, он сам перешел в молчаливый мир йоги. Вместе, с ним умолкает и
автор, исчезает майя, остается лишь Служение.
Примечания
1. Бхагават – Гита как он есть. М.-Л.- Калькутта-Бомбей – Дели,
1990.С.21.
2. Темкин Э.Н., Эрман В.Г. Мифы древней Индии. М., 1982. С. 232.
3. Гессе Г. Игра в бисер//Гессе Г. Избранное. М, 1991. С. 410.
4. Голос Безмолвия: Семь Врат, Два Пути. Новосибирск. 1991. С. 11.
5. Гессе Г. Указ. соч. С. 414.
6. Классическая Йога ("Йога - Сутры" Патанджали и "Вьяса - Бханья". М., 1992. С. 87.
7. Темкин Э.Н., Эрман В.Г. Указ. кн. С. 234-235.
92