Читать - Knigotopia.ru

Валерий
Коростов
Мастер ненужных вещей
Одесса
ICEPRINT
2011
УДК
ББК
К–
Коростов В.А.
Мастер ненужных вещей. Стихи. Переводы. –
Одесса, Айспринт, 2011. – 416 с.
ISBN
«...Настоящий русский поэт…», «...талант создавать образы в
воображении…», «...стихи сильные, сразу чувствуется зрелое,
мощное мастерство…», «...необычно, нестандартно, незаштам
пованно…» – из откликов на поэзию Валерия Коростова.
ISBN
© В.А. Коростов, 19962011
© В. Делес, художественное
оформление
А вгуст
***
Царапинами старой кинопленки
мелькает дождь. И все, что за окном,
все хроникою стало. И, наверно,
ее уже глядят с открытым ртом
в какомто затемненном кинозале,
куда меня с тобою не позвали,
но, может быть, ребенка позовут...
У ленты этой, прочной, словно жгут,
есть петли, повороты и спирали...
5
БРОВАРСКОЙ ВЕЧЕР
Над тонким месяцем случайная звезда.
Цвет неба, словно полая вода.
Царит февраль бескрайний и скрипучий.
И улицы в конце
среди многоэтажек – фиолетовые тучи.
Когда из гастронома я спешу
в тепло с трясущейся в пакете белой булкой,
я эти глупости в уме пишу
и по утоптанному снегу переулка
скольжу навстречу алым позвонкам
радиостанции – незыблемо, вон там,
поднявшейся над этим тихим краем!
Над краем, где живем и умираем.
***
Осень и ветер!
Потоком летят
темные мокрые ржавые листья.
Мимо лохмотья свои листопад
дружно несет и линяет, как лисья
жалкая шкура. А небо ее
выдубит, выест сплошными дождями.
Все же мне нравится время твое,
осень, растраченная под ногами.
Нищий октябрь оголенных ветвей,
6
милостыней позолоченный хмуро!
Я – твой последний живой соловей,
мерзнущим горлом поющий понуро!
***
Оксане
Ты ждешь меня на каждом полустанке,
на каждой мокрой от дождя платформе.
И сквозь октябрьские рябые стекла
я вижу щуплую твою фигурку
повсюду, где ее ни ставит сердце,
по бесконечному пути скользя...
СЕРЫЕ МЫШИ
Серые мыши скушали мир.
Серые мыши скушали мир.
Будто бы грушу или же сыр,
серые мыши скушали мир.
Скушали мыши белых ворон,
скушали мыши белых ворон.
Скушали райских вычурных птиц.
Серые мыши требуют: «цыц»!
Некому палку поднять на мышей,
некому вилы поднять на мышей,
7
некому косы поднять с топором.
Серые мыши плодятся кругом.
Впрочем, быть может, ты или я?
Впрочем, быть может, ты или я?..
Некому палку поднять на мышей,
некому выгнать серых взашей.
ОПЕРНЫЕ ТЕРЦИНЫ
Карузо – Альмавива! Он влюблен
в сопрано Сторкьо (прелести Розины).
Он серенаду, вперившись в балкон,
поет, терзая струны мандолины,
горячим голосом чаруя зал
и завершая сибемолем длинным.
Но опекунства паутину взял
да и связал Дон Бартоло (басбуффо).
Но малый глуп. И будет править бал
здесь Фигаро – красавец Титта Руффо.
Цирюльников лукавый баритон
нам каватину кнопкою для пуфа,
куда обидчик, издавая стон,
усядется, покажет с быстрым блеском.
И прыснут ложи: «Бедный глупый дон»!
8
Вот тут и выйдет в гриме богомерзком
Шаляпин. И священникинтриган
баском, гудящим, как метель на Невском,
собою упоен и в меру пьян,
про клевету пробухает интимно.
И прорычит в партере меломан
поитальянски: «Экая скотина!..»
Однако Фигаро не такто прост.
Он вплел и свой узорчик в паутину.
Немного грима, превращений, слез
и смеха под сочувствие оркестра.
(За пультом, кстати, свой огромный рост
метая тенью машущей, – маэстро
Артуро Тосканини!)Славный век!
И вот финал. Розина уж невеста.
С ней Альмавива. Блестки изпод век.
Поклоны. Браво!.. Тут хрипит иголка,
и с треском отлетающих оваций
пластинка немо кружит, как воронка,
втянувшая остатки декораций.
9
***
«Не гений ты. Не мучайся. Тебя
не стерпит безответная бумага.
Вон солнышко сентябрьское, дробя
свои лучи уволенного мага,
гуляет горделиво за стеклом,
взирая, как ты паришься с пером.
Веранда вся заставлена. Уже
два месяца не двигается с места
ремонт, что начат был на склоне лета,
и комнаты в бесстыжем неглиже.
А ты как будто позу не сменил,
хоть скисли с этих пор моря чернил.
Меж ними и тобою есть ли связь,
стоящими на полках монолитом?»
Так мне твердила, вся собой светясь,
тугая паутинка на забытом
мной ящике с машинкой в уголке,
и с нею соглашался я в тоске...
Давно я обличительницу сдернул!
НА ДАЧАХ
Опять жара. Опять упало солнце
на травы и на желтые цветы.
10
Чеканит день горячие червонцы
и ткет на небе синие холсты.
Проедет трактор пыльною дорогой
вдоль заповедника, и елей гул
ему ответит смутною тревогой,
и птица с криком вычертит дугу!
***
Люблю Москву в начале мая!
И в декабре ее люблю,
когда, шубейку надевая,
я в андеграунде дремлю.
Люблю ее в телесном здравье,
люблю в болезненной тоске.
За то, что Долгорукий правил
ей горизонты на песке
своей чешуйчатою шуей.
Люблю Блаженного шишак,
в тумане выписанный всуе
зеленой кистью коекак
для всех зевак и сумасшедших,
которыми цветет Москва.
Моя Москва!.. Времен прошедших
печатным шагом голова
11
полна твоя. Поет брусчатка
на Красной площади, как диск
виниловый, в чьих стертых складках
записан высший звук и смысл.
***
Когда на Маяковке валит снег,
прощенье получает Маяковский.
Становится он белым офицером.
Прижав локтем мохнатую папаху,
он выстрела на пьедестале ждет.
***
Цирцея и Калипсо целовали твердый лед
не знавшего покоя Одиссея
и чуяли, что сердце, словно парусник, плывет,
рука в дыму качается, как рея!
И грозовое облако клубится и растет:
Итака! Телемак и Пенелопа!..
Вещественные, словно козий сыр, янтарный мед
и гул в ветвях, и стад бурлящих ропот!..
***
С весной приливает сила в руках,
и грузно шагаешь в расстегнутой куртке,
12
и слушаешь, как в почерневших ветвях
кричат воробьи, как шумит в переулке
автобус, что не заводился сто лет.
И – Боже – какое же синее небо
тебе улыбается нынче в ответ!
И спорить с щенячьим восторгом нелепо!
***
Мой дядя был художник и поэт.
Он вырезал в тиши иконостасы.
А сам свистел в кулак так много лет,
что стал как снег и спился, и не спасся.
Он стал как дождь, и добрая земля
его губами теплыми впитала.
Мой дядя был талантом в короля,
но этого на грубом свете мало.
Мой дядя был чудак и бестолков,
и, ледяного лба его касаясь,
я не нашел хотя бы пары слов,
чтобы с венками на холме осталась.
Я лишь сказал: «Несчастный дурачок»...
И пустотою ветра подавился.
Мой дядя был не Ангел и не Бог,
он сам не понял, для чего родился.
13
***
Твой плюшевый медведь высоко на шкафу
воссел, как на скале, и пялится кудато.
И, может, Винни Пух становится Ду Фу
в нем в этот тихий миг, и зреет мыслью вата.
И зрит он вместо трех плафонов с потолка
заснеженную даль, святые Гималаи.
И тихая слеза из горекотелка
выкатывается, невидимо пылая.
БАЙКА
Катилась тыква на базар.
Я брел за нею следом.
Встречал соседей и вздыхал:
«Вот, может, распродамся».
«Дай Бог, дай Бог», – они в ответ,
и надевали шляпу.
А тыква, что твой колобок,
вела меня, катилась.
Но както прыгнула под воз
и треснула! Назад я
отправился совсем один,
глотая слезы с ветром.
14
ВЕЧЕРНЕЕ И УТРЕННЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ
ПО СЛУЧАЮ СКОРОГО ОКОНЧАНИЯ
ЛИТЕРАТУРНОГО ИНСТИТУТА
О, Русь! Великая страна!
В тебе так много институтов.
Но ты нигде так не видна,
как тут, где смотрится, укутав
чело в туманные мечты,
твой гражданин и литератор
в свой гений чистой красоты,
зажав под мышкой мастурбатор.
Он памятник себе воздвиг!
И вот стоит языкотворный,
плюгавый выползок из книг,
скукоженный, почти что черный.
Почти что Белый, Блок и Фет,
почти что Лермонтов и Пушкин,
но, к сожаленью, полный бред
на языке родном несущий!
Ну, может быть, не полный бред.
Но облегчим больную совесть
от незаслуженных побед,
попоек, вывихов и бед,
и поклонимся правде в пояс.
Потомок, видишь коридор?!
Коль слышал миф про Минотавра,
15
то знай, что с очень давних пор
здесь тень печальная витала
героя, что, нащупав нить,
с победой выбирался с Богом.
А если нет – кого винить?..
Последних было очень много.
Обычный дом. Московский дом.
Свинцовый цвет. Семиэтажный.
Но знай – поэты жили в нем,
прозаики! И авантажный
несли и днем и ночью бред,
усеяв лестницы, что кошки,
на протяженье многих лет,
пока ты жил ничтожней мошки.
Увы, и автор среди них
пять лет прообитал неслышно.
Мечтал быть лучшим, но притих,
на Рок наткнувшись, как на дышло.
А все Москва, Москва, Москва.
А все слова, слова, слова...
Гордыня творческая – сплав!
Не разглядишь под микроскопом,
какого беса оседлав,
несется на Олимп галопом,
подобный Фаусту, поэт.
Порой корыстный, как Вакула,
порой паяц, порой эстет,
порой простак, порой акула.
16
Литературный институт
собрал, как и отверг, всех вместе.
Москву считая за батут,
расшибся не один на месте.
Собой наполнить коридор
на Добролюбова, дом девять,
не смог и бродит до сих пор
там серой тенью... А что делать?
Пишите письма из Москвы,
благочестивые поэты,
любимым женам, если вы
хотите быть в веках воспеты!
Они теплом обволокут
ваш хрупкий остов, сохраняя.
И вас не сломит Институт,
его элита голубая.
И вас не слопает Москва
и долгожданное искусство,
которым бредит голова.
А змия победит мангуста.
АВГУСТ
Теперь уже нам марля на окне
и не нужна. И снова сдвинуть створки
оконные пора. Как в сумерках летела мошкара,
так нынче капли дождевые в них
стучат и плющатся... И дергает за косы
совсем осенний ветер виноград.
17
***
Ивану
Переворачивай вечер как хочешь донышком блещет пустая бутыль.
Окна зашторили желтые очи.
День, как ненужный, хиляет в утиль!
Пиво допито. Поникли грибочки
с пятнышками на ребристой спине.
Спят наши мальчики, спят наши дочки,
спят барабаны, нет звуков в струне.
Здесь не Москва, потому что не Питер.
Тухнет окурок, на донце шипя.
Выпек нам булку небесный кондитер,
нехотя и потихоньку сопя.
...Здравствуй, березка, российская пери!
Дай подержаться за ствол голубой.
Каждому Зевсу по маленькой Гере,
ключик в парадном и полный отбой!..
***
Мир отдыхает в воскресенье...
Ликующий протяжный вздох
разлит во всем. Молчит природа.
Вдобавок, воздух февраля
стал пахнуть новым поворотом:
18
сияньем, лужами, и птицы
все беспокойнее кричат!
Я здесь. Я тут. Я на земле.
Я жду со всеми обновленья.
Лежит тяжелый мокрый снег,
в котором тонут по колено
сквозные скромные химеры.
Они забыли имена
свои, но скоро зашумят
наперебой о них. Уж скоро!
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ЭТЮД
Усталые, окончив тощий ужин,
они легли в холодную постель
и крепко в ней обнялись. Крепкокрепко!
Как будто ветер мог ворваться в дом
и разлучить навеки этой ночью.
***
Чайник скулит, как собака под дверью.
Скоро вскипит. Скоро день завершится
мирным купанием двух сыновей старшего с младшим – в оранжевой ванне
(впрочем, короткой уже для обоих).
День завершится. И я растянусь
в бархатной тьме на скрипучем диване.
19
И буду думать про странную жизнь,
буду решать этот мир, как задачу.
Снова себя назначая поэтом,
снова вжимая себя в эту роль.
Трудную и безнадежную роль
для человека, который не знает
толком про мир, про судьбу и про жизнь.
Только мечтает и только витает,
только по плавному кругу летит
вместе с землей и вечерней звездою,
выпустив вожжи безумных коней.
И не сгорает, как тот Фаэтон,
может быть, только от близости ванны,
ванны оранжевой с мыльной водой.
***
Владу
Вот наши отцы умирают, мой друг.
Плывут в темноту на отколотых льдинках,
вцепляясь сведенными пальцами в плуг,
в костюмах неношеных, в свежих ботинках.
Вот наши отцы умирают, держа
под мышкой пакеты с едой и подарки.
Нагие добытчики и сторожа,
уходят от грязи, от водки, от давки.
Катавшие нас на руках, насовсем
из двери подъезда, откуда на рынок
20
ходили, плывут на плечах, и мы все
их сон укрываем тяжелою глиной.
Вот смерть собирает, сзывает отцов
на всех этажах постаревшего дома.
Мы смотрим сквозь слезы друг другу в лицо
и видим друг друга совсем подругому!
Мы видим, как гаснет наш маленький цирк
в колодце двора по законам соседства.
Платки на локтях. Умирают отцы!
И с ними все то, что осталось от детства.
***
Мне нравится суровая природа
и жизнь, что не похожа на игру.
Среди людей мне нравится порода
тех, что себе не вырыли нору.
Не вырыли бессменную берлогу,
готовы и бурлить, и умирать.
и каждую секунду в стремя ногу
засунуть! Изменить! Переиграть!
СТАНСЫ
Съедает молодость твою
бездарная страна.
И, как ни плачь, в родном краю
21
твоя тоска нужна,
быть может, преданной жене,
и больше никому.
И быть душе твоей в цене
и слову твоему
едва ли светит. Собирай
бумаги и детей
и отправляйся к Богу в рай!
Нехорошо, ейей.
Глазами умными друзья
несбыточно глядят.
Не выпрямляется стезя,
не расцветает сад.
Проходят мимо поезда.
Шевелится толпа.
Так было сотни раз, дада...
История слепа.
АПОКАЛИПСИС
Падает с дерева первый лист.
Свет потускнел, отдает серебром.
Следом еще срывается лист.
Лето... Есть чтото прощальное в нем.
Словно уже не увижу его.
Вот засвистят вблизи поезда,
и потечет шальная вода
на покосившийся старый дом!
22
***
Скоротай этот вечер во сне.
Я за книгой его скоротаю.
После сна горячей и вкусней
будет кружка семейного чаю.
Побеседуем, напополам
разломаем, как булку, заботы.
Хорошо нам с тобой. Хуже там,
за окном, в черноте непогоды.
Хуже тем, кто бездомно бредет,
дождь холодный с лица вытирая.
Ты не та, и я тоже не тот.
Подливай же еще, дорогая!
ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ
1
Знакомый парк, в котором я когдато
не сомневался в том, что вечен мир,
и сердце было радостью богато,
и человек загадочен и мил.
Верни мне счастье, золотая осень!
Как возвращаешь летнее тепло
природе, что сочувствия не просит,
сама собой и сила, и добро.
23
Утешь меня и примири со всеми
потерями, и душу мне раскрой,
как залежалое тугое семя.
Подай прощенье тихою красой!
2
Я полюбил гулять осенним парком
среди деревьев желтозолотых.
Я полюбил скамью на солнце жарком
и шепот крон березовых сухих...
Прощальный блеск и на еще зеленых
дрожащих листьях, и на тишине.
И на дорожках с гравием, покорных
моей тугой задумчивой ступне.
***
Дом у дороги – вон тот, двухэтажный,
с парой облупленных серых балконов,
с парой разинутых дряхлых подъездов,
с лавочкой вечно пустою под вишней,
с ржавой колонкой, что поит идущих
с душной платформы, с песочницей детской,
окаменевшей в своем долголетье.
Также с качелями, с бочкой, сараем,
дом, над гудящим бессонно асфальтом
расположивший и крышу и окна,
низкий, глубокий, таинственный с детства,
24
дом, в чьей утробе ни разу я не был –
он до сих пор почемуто мне дорог
чьейто чужой, незнакомой мне жизнью.
***
Севе
Мой сын играет на полу
с большим мячом багрянобелым.
Улыбка солнца спит в углу.
Котенком обнимает смелым
и борет непослушный мяч,
катается, сопит ребенок.
Он очень храбрый, он силач!
Он детства мед, как медвежонок,
ворует ловко из дупла
у летних суток на закате.
В нем много света, мало зла,
и самого его мячом
еще Господь по свету катит.
***
Пророк всегда тяжеловат
в компании людей.
Глаза бесцветные глядят
в бесстрастный мир идей.
Живого даже мало в нем.
Он не изящен, нет.
25
Не остроумен, не умен,
и вовсе не поэт.
Он только видит да молчит.
А если скажет вам,
то лишь измучась от обид,
зачем – не зная сам.
***
А. Т.
Пусть тебя Афродита простит
за горячее злато волос,
за чуть хищный и греческий нос,
за контральто, где море звучит.
За фигуру из теплого льна,
за веснушки, улыбчивый рот,
где колючая пчелка живет,
и медовая дремлет слюна.
***
Шуршат сухие стебли кукурузы.
В сухую землю, словно в забытьи,
лопата входит и картошки куст
переворачивает машинально.
За ним другой. За ним еще один.
26
За этим следующий. Нажимает
ступня на древнюю как мир педаль.
Садится солнце, кровенится пыль...
***
Как бархатно греет последнее солнце,
последнее кроткое летнее солнце,
как будто ему не до нас.
И полосы света сочатся в заборы,
и клены прядут на асфальте узоры,
и мусор пускается в пляс.
А то, что мы здесь, ничего не меняет.
Природа сама себе путь выбирает
и даже сердечную боль.
И возится в летних кафе с парусиной,
смущенная речкой бездонной и синей,
и пахнет, как дикая соль.
***
За баррикадой из арбузов
в траве счастливый продавец,
величественный, как Кутузов,
врагов сразивший наконец.
Зеленые в полоску ядра
трофеем сложены к ногам.
27
И по глазам плывет эскадра
кудато... к дальним берегам...
***
Руки тоскуют не знаю о чем.
Может быть, глину им хочется мять,
может быть, камень блестящим резцом,
камень шершавый резцом оббивать.
Может, им хочется вымесить хлеб,
землю сырую лопатой копать.
Может, в сарай на случайный ночлег
и чьито плечи во тьме обнимать.
***
Ну так что же, снова холодает?
Весело и жутко на душе.
Виноград ночами замерзает,
и орех осыпался уже.
По утрам щетинится крапива
и трава колючим серебром.
Медленная смерть, а как красиво!
Птицы улетят – и новый дом
по весне совьют. И свежим пухом
обовьет каштаны, тополя
28
та, что нынче, собираясь с духом,
театрально кончится, земля!
***
Воскресным утром на велосипеде
на кладбище случайно заверну
и по тропинке меж могил проеду,
и над дорогой разыщу одну.
Войду в траву измокшую, густую,
растущую везде среди оград,
и мраморное фото поцелую,
и мне ответит Ваш печальный взгляд.
Как заросло все, бабушка! Руками
нагими с наслажденьем потяну
за колющие космы и рывками
повыдергаю тонкую струну.
И, бормоча, пожалуюсь вам тихо
и расскажу обиды, как дитя.
И попрощавшись, под дубами лихо
помчусь, педали весело крутя!..
29
***
Оксане
Все, чего я достиг в искусстве поэзии это время твое,
это нервы твои.
И если когданибудь ктонибудь
изобретет
пресловутую чудомашину Времени,
я проеду назад в ней,
чтоб точно узнать
счет морщинкам твоим,
счет слезинкам твоим,
счет мгновеньям труда и любви
и понять,
стал ли мастером я
или был чудаком и упрямцем,
прожигателем нашей единственной
жизни?
***
Мне не взять твою руку, она далеко.
Но я родинку сбоку припомнить могу,
что прилипла, как темная крошка. У губ
задержать ее тоже я долго смогу.
Сколько надо держать, чтоб возникла ты вся,
вся из небытия, пустоты перелившись!
30
И легла со мной рядом хотя бы на час,
и дышали в окно украинские вишни.
***
В. С. К.
Я помню, как он вытирал косу
пучком травы под школой давним летом.
По лезвию носилось солнце. Звякал
зажатый смуглой кистью оселок.
А ус смеялся, и по клетчатым штанам
подкатанным ползла букашка,
как будто вверх по стеблю. Да, тогда
густой травы под школою хватало.
И вот: «шорх, шорх»!.. Он наступал.
А та – куда деваться – подавалась.
Подбитая, валилась, никла, меркла.
И мне попробовать давал. Но я,
как понимаю, был косарь неважный.
Все больше юмор наводил. Не мне
за ним угнаться было, белоручке.
За ним угналась через десять лет
смерть в виде радиации в Полесье,
которая вошла к нему в худое
осанистое тело и сожгла
с мучительною болью кровь.
Он угасал, почти неузнаваем.
Простой учитель пения, и тот,
кого по странной прихоти порой
мы в детстве выделяем, любим, помним.
31
СТИРКА
В кудлатой пене, в мокрой пене,
в кудлатой мокрой прекрасной пене
скользили руки любимой прачки.
А я глядел, как отпетый ленивец,
как отжимают, шлепают звучно
дымящие комья в разверстый тазик.
И капали капли, и хлопья мыла,
златясь, на красном полу догорали.
И пар стоял! Королевская пена,
горностаевая, ясновельможная пена
перла на волю, на локти взбиралась.
А ты отряхала, мурлыкала: «Нука,
давайка снеси, и вылей, и снова
чистой прибавь. Потом на морозце
развесим вялое – пусть возмужает».
***
Построить дом, посадить дерево, вырастить
ребенка.
Побелить дом, спилить сухие ветки у дерева,
вырастить ребенка.
Отремонтировать дом, срубить дерево,
вырастить ребенка.
Вырастить ребенка, вырастить ребенка,
вырастить ребенка...
32
***
Тихонько тикают часы,
а ветер ветви рвет
движеньем нервным и косым,
и не по ним живет.
Вращает стрелки механизм,
похожий на жука.
Не он подтачивает жизнь,
а некая Рука.
Она и ветром управлять
умеет, и судьбой;
она и стрелки может вспять
отправить в день любой.
Она ведет по волосам,
сосчитанным любя...
А Время тихое ты сам,
все началось с тебя.
***
В полутемном храме ЦарьГосподь
мальчика благословил. Молчали хоры.
Купол кутался в святую тайну.
Только пятнами вдруг проступали
Лики. Позолоченные пятна
изредка выхватывались из
мрака. Улыбалась Божья Матерь.
33
С посохом навстречу шел Предтеча.
Свечи, как огни на берегу
гдето вдалеке. И сквозь ресницы
мальчика...
Когда священник после службы задувает
лампады, он проходит сквозь
незримых ангелов.
34
Д етство
(руны утраченного эпоса)
1.
«Орра зуэлез, желез региррава,
регира охум…»
«И когда я думаю про детство,
линии удлиняются на моей руке…»
…Хвалить ли лес тому, кто море в нем увидел?
Какие древние скитальцы, из влаги выбрав
под гортанные напевы
туманной родины чету челнов полуистлевших,
ее сложили просыхать на солнцепеке?
Неведомая скорбь.
35
Итак, всего лишь два дощатых, грубо сбитых
барака защищали нас от непогоды
но что до этого, когда торчали сбоку весла,
и все готово было в миг любой отчалить?..
на них уплыл в Колхиду детства я.
Но морем был мой лес. И там я как
надтреснутая ростра
внезапно ощутившая свой подвиг, бродил, играя
неповиновеньем
под взглядом удивленных эльфов,
которые порой не прочь полакомиться были
припрятанной для них под папоротником
вафлей.
А тролли как всегда глупили и только
то и делали что вскачь
бросались друг за дружкой по полянам,
чирикали и верещали
безродные и занятые нескончаемой дележкой
желудей…
…о духи леса! Словно водоросли извивались
вы в потемках,
и моря гул стоял в ушах и звери тоже
приходили
олени, наевшиеся соли в горах неблизких
бархатно сквозили
среди стволов и тратился на них мой хлеб сухой
с ладошки
и тратилась на преданность душа…
36
…так разве не узнал в себе я принца леса,
когда впервые в гулкой чаще под ногами
заметил корни и нащупал не подетски
огонь бугристый что волнении буравил
засыпанную тесной горькой хвоей землю,
и разве сразу не раскрылась мне их суть?
От наших меньших братьев их привычки
скорбеть об умершем хозяине, искать печальный
запах
и приползать под самый мощный из заносов
чтоб рядом лечь и так лежать, вылизывая лица
нам…
…а в насекомых, возводящих вавилоны
под стволами,
мне расточались тайны будущих полетов
передавались их стрекалами секреты
о странной дерзости двуногих и бескрылых.
Я пауков проворных сети со смятеньем рвал
Крапива жглась, как струны лютни, тронутые
легкой
изморозью ноября и мне недаром
Орфей являлся, он сидел на сохлом пне
ловя виолой ветер и рыдая
об Эвридике. Но его принять отказывалась
почва
болотистых низин, своим считало небо
а я тогда не знал что я поэт.
37
В карманах приносил домой я корпию от всех
болезней
еловым духом набиралось одеяло
когда я, словно аммонит под дремной толщей
пережитых за годы превращений
сворачивался в известковый кокон и засыпал
Но моря гул в моих ушах не прекращался.
…все было так давно, как будто я
и не воскреснул принцем леса
однажды в гулкой чаще когда завидел
под ногами корни
и не подетски разгадал их суть.
2.
«Солпеплум жео регеро озахо,
уини оплуc»
«Все наши плаванья кончаются на самом
краю земли в наплывах маленьких портретов
пожелтелых».
А с осенью соперничали свадьбы,
забрасывая нас монетами и сладостями, и порой
мне чудилось, что лес, израненный
и нелюдимый
берется сочинять версеты и шуршит
38
шершавой тростью по траве, как человек
нашедший нужное пустому сердцу слово…
…рубиновые ягоды рябины
терлись о вспотевшее стекло,
я просыпался и прислушиваясь ждал,
когда очнутся от оцепененья коридоры,
и стройный гомон, нарывавший в них прорвется
в чаду кухонном, топоте и восклицаньях,
и защекочут слезы ликования в носу.
…поскрипывая целый день качели пустовали,
лишь гномы в алых и сиреневых камзолах
на них раскачивались беззаботно,
и я потом наутро подбирал
с сидений волглых вымокшие колпачки.
В угоду трепетным фантазиям жених напоминал
матроса опытного и обученного в качку
стоять утесом твердым, а невеста
белела подле как упругий парус
и я украдкой любовался их удачным кораблем,
его путей дальнейших не подозревая.
…парила птица над столами
как высоко подкинутая шляпа,
то был мой коршун Чиль, и я шептал
ему слова заветные и в струях восходящих
они как змей воздушный доносились
в его ушные ямы и тогда
39
он делал круг чтоб понял я что я услышан,
мой зоркий, крепкоклювый коршун Чиль.
А пир тем временем из кратеров подспудных
вином и золотом разжиженным вскипая,
выплескивался на поверхность,
и пахли хною женщин волосы, и зноем
дышали реплики разморенных мужчин,
и речи цитрусовой кожурой
благоухая, запивались из бокалов.
А песням было столько зим, что в них звенел
Роландов Рог, и потревоженным медведицам
в берлогах
мохнатыми шлепками приходилось унимать
от огорчения ревущих медвежат
(к ним тоже я с заветным словом обращался).
…должно быть на плече меня несли в постель,
сквозь клейкие ресницы в серебристых змейках
на миг заглядывал в смеркающийся мозг
нагой малыш с колчаном похудевшим,
чтобы смутясь лукаво, упорхнуть…
А далее все пеленалукачивал гул моря…
август 1996 года
40
С тихи
о Коктебеле
1
Одинокая лошадь на склоне холма.
В небо врезался серый хребет КараДага.
И лежат в великанских ладонях дома,
в их запекшихся складках. И ветер – как сага.
В мягком воздухе сухо кузнечик трещит.
Даже в комнатах слышно дыхание моря.
Раскаленное солнце, поднявшись в зенит,
здесь царит, ничему не внимая, не вторя.
41
Соль горчит на губах. Закрывая глаза,
видишь: вал набегает зеленостеклянный,
разбивается в пену и катит назад
с мерным шорохом белые гладкие камни.
2
Бухты гладко изогнутый лук.
И на древнем лице Посейдона морщины...
Как спокоен и тих мир, лежащий вокруг!
Только чайка порою кричит без причины.
Феодосия брошена горстью костей
далекодалеко и маячит сквозь дымку.
В эти дали, быть может, глядел Одиссей,
превращенный богами в царяневидимку.
3
Тропинкой узенькой едва
плетешься – нет другой дороги.
Степная желтая трава,
скользя, обхватывает ноги.
Насторожен чертополох
с ярколиловыми цветками.
Наполнен морем каждый вздох,
а ум закружен облаками.
42
По рыжеогненным холмам
их тени спят, как бригантины.
Шлет алый Гелиос – вон там последний луч изза вершины.
4
Дорога лениво петляет.
Причудливы линии крыш.
Балкончики, башенки, мальвы.
Во двориках сумрак и тишь.
Спиной загорелой мелькает
на лесенке ктото витой.
И ласточки низко летают,
касаясь луны налитой.
Простая людская свобода!
Но сколько же нужно страдать,
чтоб эту свободу у камня,
у мертвого камня отнять!
5
Киммерия – древняя монета,
амфора, поднятая со дна,
Муза для художника, поэта,
спрятанная от чужих страна.
43
Ракушняк, вода и соль терпенья,
благодарность за такую ширь,
выжженное солнцем отчужденье.
Ты порой строга, как монастырь.
6
Спроси у белого грифона,
глядящего в морскую даль
с покрытого цветами склона,
когда вернешься ты сюда.
И камень на него похожий
у пальцев шевельнет прибой,
и капля на прогретой коже
соленой высохнет слезой.
2430 июля 2004 года.
КАРАДАГ
Гигантский серый стегозавр
уснул, полузарывшись в землю...
30.07.2004.
44
К онсилиум
горшков
В горшечной мастерской однажды летом,
лучами горячащими согреты,
представьте – вдруг со всех сторон
горшки подняли гул и звон.
Горшок бокастый с верхней полки скрипнул:
– «Позвольте мне, коллега, дать посткритптум
к моей вчерашней речи (из чего
рассудим: не впервые, знать, кипели
в горшках такие страсти). – В самом деле,
мы даже в бездне не найдем ЕГО!
Как я сказал, все хаос. Пусть разумный.
Пылинок с черепками только суммы,
45
нас окружившие. А мы всего лишь плод
случайных связей этих... всяких... Вот!»
– «Я б с вами согласился, – прогудело
чуть ниже, – если б не казалось дело
мне более изящным. Так сказать,
нельзя нелепостью наш УМ назвать!
Точней, нельзя навязывать нам злостно
какойто примитив ширококостный!
К нам вирус неспроста был занесен.
Попал нам внутрь, и разгорелся он
там Разума огнем!..»
– «Ого, хватили! Давно вас об пол, видимо,
не били!»
– «А можно, я скажу?» – «А вам молчать
вообще полезно! И не дребезжать!
(То распалялся свысока горластый,
из грубой глины, с ручкой коренастой).
– Все просто: коль продрал глаза
и не увидел ни аза,
так, значит, ничего и нет. И брось трепаться,
что, дескать, нас слепили чьито пальцы!»
– «Гм... гм... Своеобразнейший подход.
Но почему же среди нас живет
легенда о Творце и Господине
и... гм... Первоначальной Глине?»
46
– «А я скажу, что мы флюиды,
мы отблески, мы миловидны,
мы совершенны, как туман и пар, как вздох!
Мы тень и тень...»
– «Мечтатель ты, Горох!
(пятнистого так осадил зеленый).
– Подобных нам кругом, небось, вагоны.
И не заметишь, как внезапно: тррах!
И свежим выметенный заменился прах.
Но все же мне неясно, где берется
второй и что от первых остается.
Теоретически... Какойто импульс есть...
Тудасюда... Нет, это трудно съесть!»
– «Вотвот», – «Какой позор», – «Позвольте
место»,
– «Отстаньте», – «Вы азартны», –
«Интересно...»
И «Прочь!», и «Вот вам всем!», и «Со стола
вас слезть прошу», и хохот, и хула!..
Лишь на галерке тишина стояла.
Оттуда горстка кротких наблюдала,
как сквозь витраж в говне и хлам развалин
в них всматривается Хозяин.
Август 2005 г.
47
Роза
без шипов
***
Не обозначена на карте
страна, в которой смог бы жить.
Видать, давно под школьной партой
она забытая лежит ее названье даже вижу
(страницы ветер шевелит) та книга с палитуркой рыжей,
хранящая обычный вид,
куда пацан вписал названье
чернильной ручкой на века,
как будто выполнил заданье
и – так – созорничал слегка!
48
***
Сухие травы льются горячо.
Проходит ровный гул в высоких соснах.
А выше голубая гладь течет
все в тех же закруглившихся вопросах.
И трудно так пятнистому жуку
по гнущемуся стебельку подняться.
И, мало видев на своем веку,
я буду этим чудом наслаждаться!
В безукоризненную тишину
единожды войдя с усталым взглядом,
я словно сквозь соломинку тяну
нектар бессмертных, что златятся рядом.
***
Вечерний ливень... Озаренья!
Ночь, подступившая к столу.
И мгла, густая, как варенье,
размазанная по стеклу.
Шершавый шум. И сердце лампы,
налитый белизной цветок...
Тугие лесенки и трапы,
струящийся небесный сок.
49
Тропический... Как гдето дома...
Куда вовек не попаду.
Чья жалоба давно знакома усталый, старый какаду.
***
Там, за окнами, нет ничего.
Лишь лукавый провал черноты.
Там кончается свет бытия моего,
лишь порою луна и цветы.
Лишь порою улыбки людей
и усыпанный звездами купол.
Там ступаю я, словно по жуткой воде,
утомленный мельканием кукол.
***
Спрячь свой бисер глубоко,
от святыни встань подальше
и сотки стальной кокон
для души под градом фальши.
В самой рваной из рубах,
с сухарем заплесневелым,
покажи великий крах
чистоты пред злом дебелым.
50
И возьми у торжества,
онемелы, белы, тяжки,
крылья, словно рукава
от смирительной рубашки!
РОЗА БЕЗ ШИПОВ
Дождь моросит.
Роза в горшке.
Пасмурный вид.
Чашка в руке.
Сыт и в тепле.
Крыша крепка.
Дом на земле,
глупой слегка.
Зябкой слегка,
капельку злой.
А в облаках
дом мой другой.
Если он есть,
в шелесте крыл,
если я здесь
правду открыл.
51
***
Клянусь прожилками кленового листа,
что осень снова будет золотою,
что медной станет даже береста,
в окладах жарче выступит святое!
Клянусь, что этот бедный сельский вид
покажется тогда нам сущим раем.
И люди в кепках прелые грибы
растормошат, из хвои выбирая.
***
Сквозь ладонь просвечивают звезды,
и дрожит оконное стекло.
Так люблю космические версты,
холодком обдувшие чело!
Этот сладкий необъятный ужас,
отрыванье пяток от земли.
Все, что, телом хищника обрушась,
прижимает к праху, рвет в пыли!
Выгрызает каменное сердце,
выпускает медленную кровь,
мучает – и белым полотенцем
злую спесь увенчивает вновь!
52
***
Колышутся в окошке ветки лохмотья черных парусов;
и облако, как легкий зов,
скользит пустым листком в каретке
по полю бледной синевы,
никем не паханному полю,
и запахом морской травы
твои мне губы веют с болью...
***
…Всегда до счастья не хватает единицы!
И вновь бросаешь скомканный билет.
По городу развеяны страницы
несбывшихся, не купленных побед.
***
Первый снег под утро воскресенья!
Валит, словно снится сам себе.
Застит свет, не ведая волненья,
перья миллиона голубей.
И скрипят уж двери подругому.
И вокруг ажурные дворцы,
53
впавшие в торжественную кому.
И звенят на тройках бубенцы.
Как огромно, холодно и дивно!
Разве это ветер и земля?
Райский сад и крилья херувимов,
бабочки, ручьи из хрусталя!
Валит, как из вспоротой подушки...
В запотевших окнах странный вид словно новогодняя игрушка,
яблоко подмерзшее висит.
ПОЭЗИЯ
Гори, бессмысленное дело,
в ночи болотным огоньком!
Нанизывай слова несмело
и полни шорохами дом.
На чемодане эмигранта
наклейкой тусклой холодей.
Значком, что нет пути обратно,
назад, на родину людей.
54
***
Я думал о грустном, взглянул на окно и тонкая капля по стеклам скатилась.
***
Медленно и тихо вечереет.
Синие сгустились облака.
Золотых октябрьских деревьев
силуэты заполняют парк…
***
И в жизни пишутся черновики,
и перечитывать их нету смысла.
...Меняется течение реки,
бежит вперед сияющая Висла.
Не пересечь ее наискосок,
не отыскать надежной переправы.
...Я, искупавшись, лягу на песок
в лучах небесной безмятежной славы.
Бегут, остановившись, облака,
листает книгу ветер шаловливый.
Мгновение похоже на века.
Страниц шуршанью вторят ветви ивы.
55
МОЛИТВА О РОССИИ
Небесный недоступный свет!
Мерцай бессрочно над Россией.
На ней кресты блестят в ответ.
Тебя впивают вены рек,
переплетаясь от усилий.
И прогревается листва
в лесах и рощах, пахнут травы.
И под тобой она жива
единым древом величавым.
Пусть сгинут все ее враги!
Лишь сохрани смиренной душу.
И маловерным помоги
в такую сушь... такую стужу...
ОДНОКУРСНИКАМ
ПО ЛИТИНСТИТУТУ
Приснились вы все, дорогие друзья,
соратники, братья и сестры.
Как будто навек не расстаться нельзя.
И воздух становится острым.
На даче на нашей вы все собрались,
Наташи, Марины и Димы.
Исполнен мой самый заветный каприз!
Но ели гудят нелюдимо.
56
И странно торопитесь вы уезжать.
А я с вами только мгновенье.
И чуда в запасе, чтоб вас удержать,
лишь детское стихотворенье.
ОТРЫВОК
Потом себя он в руки брал,
писал спокойно и светло,
как будто с полу подбирал
другим разбитое стекло...
***
Сорви лиловый виноград.
И брызнет утренней росою
лоза, как тыщи лет назад.
И чудо малое земное
растает на твоих губах,
по жилам сладость разнесется,
Земля на спинах черепах
дионисийски раскачнется!
19992002 гг.
57
Убийство
Орфея
I
Орфей на шоу приглашен
в далекий город за границу.
Чуток подумав, он пошел,
чтоб подержать в руке синицу
хотя бы раз. Орфей, Орфей!
Ужимки полногрудых фей
и золотая статуэтка –
твоя захлопнутая клетка!
Но он не ведает о том.
Орфей идет через границы,
где говорят с ним языком
58
казенных штампов и полиций.
Никто его не узнает,
его забыли даже дети.
Природа лишь в тимпаны бьет,
певца издалека заметив.
Да птицы составляют нимб
над златокудрой головою.
Орфей как дома среди них.
Он чувствует себя травою,
водой и лесом. Он царит
и новой песнею измучен.
В нем шепот мифов говорит,
поэзия речных излучин.
Орфей, Орфей, ты сходишь в ад,
где этих песен не простят!
II
Его везет автомобиль
вперед по каменной улитке.
И странен современный стиль
Орфею. Он застыл в улыбке
непониманья.
Но едва
он за плечо таксиста тронул,
как возле мраморного льва,
когтем прижавшего корону,
тот тормознул. Взошел Орфей
59
по лестнице, ковром покрытой,
как именитый корифей.
Уже его слепят софиты,
уже певец заходит в зал,
где зрителей, как волн на море.
Орфей, волнуясь, лиру снял,
комок глотая жаркий в горле.
Но тут внезапно свет погас,
и грянул нагловатый бас.
III
На сцену под руки его
подняли ловко два амбала.
«Орфей, Орфей!» – вокруг него
аппаратура проорала.
И пять вакханок, не спеша,
всем телом гибким извиваясь,
к нему приблизились, дыша
водярой и в лице меняясь...
«А вот теперь, – ведущий в крик, мы наградим певцалегенду,
который в тайну слов проник,
взял дар у Неба не в аренду,
смиряет пением зверей
и больше всех приза достоин.
Ты лучший среди нас, Орфей!
От века яростных пробоин
60
болит грудная пустота
и просит нового лекарства.
Пускай прольют твои уста
нектар утраченного Царства!
Пролейся золотым дождем,
пустыню оплодотворяя.
А после мы тебя убьем,
как пресыщенная Даная».
IV
И лишь последний замер звук
под сводами громадызала,
толпа, как яростный паук,
певца собой запеленала
(Как будто бы автограф взять
желая у лауреата).
Вакханки головой играть
устали вскоре и кудато
ее забросили, как мяч
(быть может, угодили в реку).
И горестный природы плач
остался чуждый человеку.
Ведущий поменял пиджак,
все успокоились и сели.
На месте, где пропал чужак,
подтерли капли.
61
Ш епчущий
мост
Это поэтическое переложение старинной японской
сказки. Вот ее содержание. В одном селении росла
древняя криптомерия, дух которой влюбился в девуш
ку. Какоето время он являлся ей, и напуганная девуш
ка рассказала о странных визитах членам семьи. Посо
ветовавшись, крестьяне решили срубить криптомерию
и сделать из нее мост. Когда он уже был готов, та самая
девушка решила перейти на другую сторону, но, сту
пив на мост, внезапно умерла. В моей поэме любовь
духа дерева и девушки – взаимная, да и вообще все пе
реосмысливается.
62
*********************************************
Любимая! Цветет на склонах слива,
луна вошла в семнадцатую ночь;
бамбук желает флейтой быть, и полость
в нем полнится дыханием прилива,
росою с губ… Терзающей страной
все взяты без разбора: жук и полоз,
слуга и властелин, барсук, цикада.
Брачующихся духов слышен лет.
Набряк язык мой одеревенелый,
как семечками зрелый плод граната,
признаньями лежащей под землей
тебе. О, как круговорот неспешен!..
Песок из всех пустынь просеет время.
Успеешь ты родиться много раз
и вновь уйти. И я трухою стану,
уйду, явлюсь, покуда не согреет,
как две ладони собственные, нас
соединеньем Бог...
Искусством лучших танка
тогда восторг не выразишь.
Теперь же
лишь память неотступная со мной.
И я, распластанный над берегами
угрюмыми, не конный и не пеший,
опять переношусь в полдневный зной,
где, спрятанный, как письмена в пергамент,
в ствол древней криптомерии, впервые
светающей твоею красотой
63
был, как упавшей озарен зарницей.
И в облака вцепился, как в перила!
Так после надо мной, уже мостом,
качнешься ты, стараясь ухватиться
за чтонибудь и медленно осядешь
в объятья деревянные мои...
...Тогда томился долго я в осаде,
пока чернильной темнота струи,
как осьминог, не выпустила. Мимо
моей гнетущей косной оболочки
последний путник с палкой прошагал.
И в изначальном, бестелесном виде,
вольней, чем стих от глянцевой полоски
тандзаку*, от коры и от ствола
я отделился и помчал, и скрытней
не мог бы волос наземь опуститься,
как на колени опустился я
у ложа твоего…
Той влажной вязи,
скольженьем ног, скатившейся ресницей,
соском миндальным,
бровью, по краям
омытой мириадами алмазов,
начертанной на шелковых скрижалях
ночей, не прочитает и мудрец.
И протяженности блаженства вспомнить
* тандзаку – полоска глянцевой бумаги, на которой
записывается стихотворение
64
я не могу. Но вечно унижалось
оно еще до белизны кудрей
убогим третьим... И окликнул корни
мои топор! Сельчанам мост был нужен.
Какою гибель показалась мне
противной! Я, как мог, сопротивлялся.
Отрубленное отрастало тут же.
Крысиный ум лишь через много дней
взял верх, и мост кровавого окраса
повис над бездной...
Жаль, что ты узнала
такую правду.
Пусть же будет сон
твой милосерден, потому что пара
ветвей, развилкой ставших, даже врозь
в пространстве расходящихся, однажды
переплетется в вечности…
1992 год.
65
И ное небо
«И увидел я иное небо и землю».
Откровение Иоанна Богослова
1.
Ехал янки через реку.
Глядь, кругом него Ирак.
Сунул янки руку в реку,
а на пальцах нефть. Тактак.
2.
Выезжает в чисто поле
Терминатор удалой!
66
Человецы, вроде моли,
прочь бегут от доли злой.
3.
Демократия в угаре.
Рыбы на берег ползут,
Каждой твари вмиг по харе
супермены надают.
4.
Вы ж бомбили наши «свечки»
в сорокнадцать этажей!
Отведем вас на уздечке
да отмоем вас, бомжей!
5.
Ну а кто не станет мыться,
тех подвесим за муде.
Ах, Багдад, душастолица,
полосатые везде!
6.
Где ты, витязь Че Гевара?
Крепко спишь в земле сырой.
67
Подавилася гитара
пластиковой кожурой.
7.
Спите, лопнувшие струны!
Вам в хрустальные глаза
льются кровь и воплей струи,
да поет в ушах фреза.
8.
Это мироразрезанье.
Болевой эксперимент.
Колонистские дерзанья
населивших экскремент
гдето около Аляски.
Пять веков тому назад
Дон Колумб проплакал глазки,
там увидев райский сад.
9.
Я люблю твои оглобли,
слава наших прежних дней!
Красный гоблин – желтый гоблин вместе пара лебедей!
68
10.
Мы еще врагам покажем,
и себе, и всем подряд,
мы царя на трон помажем
и закурим самосад
на крылечке под созвездьем
Волопаса иль Стрельца.
Байку с Машей и медведем
сочиним для сорванца...
11.
Наше море – пахнет сталью.
Наши горы – концентрат.
Хомо сапиенсы, в стаю
сбившись, в Африку летят...
12.
Ехал янки через реку.
Глядь, а там сидит другой.
Сунул «Смит & Вессон» в реку,
а оттуда – кочергой!
6 июня 2005 г.
69
Лето 2005го
1
Так припекает, что мозги
сквозь поры капают на брюки.
И расползаются в круги
все краски, запахи и звуки.
О, городская канитель!
Проклятый реквием асфальта!
Маршрутов душных карусель,
толпа упорнее базальта.
Весь мир, как пересохший рот,
рычащий только «тень» и «ванна».
70
И, кажется, вотвот скакнет
со склонов в Днепр конь Богдана!
2
(пиво)
Пробку прочь!.. Легкий белый дымок...
Добрый джинн с бородой ароматной!
Сделай так, чтобы я изнемог,
с глаз сотри эти черные пятна.
Посади на коверсамолет
с бахромою, похожей на свечи.
Пусть земля, закрутясь, уплывет
сквозь восточный и бархатный вечер!
3
(женщины)
Ах, ты елки! Ах, ты палки!
В песню просится любая.
Полуголые нахалки
скалят зубы, пробегая
мимо... мимо... Мама мия!
Стал гаремом город Кия!
Эти плечи и лодыжки,
эти бритые подмышки,
71
этот (все же) запах пота...
Как очки солнцезащитны!
Жаль, ворочать неохота
языком... все карты – биты.
4
Достали – водители, дети, собаки,
бомжихи, бомжи, их пустые бутылки,
дворы, переулки, помойные баки,
таксисты, а также (особо) – мобилки.
Я вам предлагаю ввести мораторий
на все, что звенит, и рычит, и грохочет.
Хотя бы на лето! Не хочете? Сори.
И солнце, зараза, садиться не хочет.
29 мая 2005,
Киев
72
Д ети
тополей
Сыновьям Севе и Косте посвящаю
«Царство Небесное внутри вас»
1.
Провинциалы – дети тополей,
Хранители прудов давно заглохших,
Понурых верб и трещин на земле,
Травы глубокой и людей усопших.
По лицам пятна от густой листвы,
За домом поле... шелест... бесконечность...
73
А на окраинах копают рвы
Чудовища из жизни быстротечной.
2.
В библиотеке было тесно,
Бумагой пахла тишина,
А также называлась детством
Ее блаженная страна.
Меж стеллажей не разминуться
Ни боком, ни спина к спине.
Страницы, как живые, гнутся
И улыбаются во сне.
А двери открывались в темень,
В уже нагрянувшую ночь.
И мама ключ вонзала в тени,
А месяц ей хотел помочь.
3.
Прозрачное бесформенное облако,
Как недосотворенный Богом зверь…
В саду сквозь ветви шлепается яблоко
(На месте этих яблонь парк теперь).
Царапается в коробочке спичечном
Развеянный по ветру муравей.
74
И разве рассказать мне словом вычурным,
Как пел однажды летом соловей?
4.
Быть может, то, что надо жить,
Всего лишь недоразуменье,
Пустой костюм, слепая нить,
Вьюнок – жестокое растенье.
Он все без смысла заплетет.
Но не идут на подлость корни.
И если выход там, где вход,
То память ждет в нейтральной зоне.
5.
Провинциалы – дети тополей,
Песок, пересыпаемый в ладонях,
Мираж, в который верят тем сильней,
Чем он причудливей. В нейтральной зоне
Нас память ждет. Там встретимся мы с ней,
Чтоб больше никогда не разлучаться!
Провинциалы матрица людей
И черновик обещанного счастья.
20–22.05.2005
75
М астер
ненужных
вещей
***
Мастер точных часов, балерин в волоске,
мастер самых прекрасных на свете изделий,
уникальных пейзажей – сидит в уголке,
озирается взглядом убитых газелей.
Водку глушит с собою один на один,
забывая слова человеческой речи,
мастер ясных миров, гармоничных картин,
наклонив на верстак оскорбленные плечи.
Впрочем, нет! Равнодушия больше. Душа
отмирает не сразу, а так постепенно...
76
Мастер щурится вдаль, где надежд ни шиша,
и рождает уродок стиральная пена.
ЖУРНАЛИСТОЧКА
Похожая на кокерспаниеля,
который хочет всем казаться догом,
она простая девочка с панели
простой газетки, желтой и убогой.
Она не любит игр в кошкимышки
и, когти поминутно выпуская,
любому в мыслях выпускает кишки,
безжалостная, быстрая такая.
Одно мешает: крохи поклоненья.
Тогда, когда ей снятся Эвересты!
Они безумно кривят настроенье
и заставляют жаждать драки, мести!
Нахмурясь, бегать и смолить без счету,
еще статью пропитывать кураре.
Одна отрада – в пальцы взять банкноту
и похрустеть на честном гонораре.
ДЕДУ
Сегодня, в серый мартовский денек,
когда поминки по зиме справляет
77
погода, и, как траурный платок,
асфальт на локоть город надевает,
дымится паром голая земля,
туманна даль, как взор десятиклассниц,
моя душа, дворнягою скуля,
подачки ищет, к мокрым бровкам ластясь.
Так ты любви, наверное, хотел
в степях отменно диких Забайкалья.
Но власть везла на «литерных» расстрел.
И свита стерегла ее шакалья
твой каждый шаг. Начальник узловой,
ты спасся Тем, в Которого не верил.
И если бы сейчас ты был живой,
то не моим аршином время мерил.
Но я молю Его, чтоб Он простил
твою неумолимую жестокость.
Ты все же верил, всетаки любил.
И есть у Власти милость – вот в чем фокус.
СОСЕДКА
Провинциальный кузнечик. Прыгскок!
С рынка на рынок, и в дом, под кусток.
В джинсах, футболке цыплячьей словно играет в апачей.
78
Выйдет со стиркой к веревкам. Впилось
солнце, как шмель, в хризантему волос.
Пенистой брагой богато,
тело пружиною сжато.
Вижу я все на своем берегу.
Только доплыть и помочь не могу.
Хоть и прозрачна, но сетка,
путь перекрыла, соседка.
ВЕЛИКАН
Мне снится сон: я великан.
В моих руках совок с метлою.
И, как оживший истукан,
по городу порой ночною,
в тумане прячась, я брожу,
автомобили подбираю,
к дыре огромной выношу
и с высоты туда швыряю!
РАЗГОВОР
С ВЕТЕРАНОМ 9го МАЯ
– Каждый метр для нас был важен!
Отходили, наступали.
Пальцы вздрагивали в саже
сел сожженных на привале.
79
И белели, как рубахи,
печи, словно привиденья.
И лежала Русь во прахе,
не моля о снисхожденье.
Как обугленные соты,
города. Страна в разлуке.
Но и миллионносотый
не посмел бы вскинуть руки!
Что с ним сделали б, с подобным?
Покури и сам подумай.
Мы – металл из сильной домны!
Вы...
– И прочь пошел угрюмый.
ЭМИГРАНТЫ
Без России в пустыне мирской!
Кружит ветер по блеклым столицам.
А России не будет другой,
а Россия и в снах не приснится.
Ямщиком замерзает в степи
твой порыв, твои детские грезы.
Безъязыким Иваном хрипит
половина расколотой бронзы.
Не замкнет суховеем круги,
80
не закинет назад, как депешу.
Это светлое чудо, не лги,
не дохнет и до смерти: «Утешу».
Без России в пустыне мирской...
Понимаю я вас, понимаю!
Китежан изможденной толпой
со свечами себе представляю.
Подойду со своей, встану с краю.
***
Мы с кошкою слушаем Баха.
Седой полумрак за окном.
И звездная вечность, как пряха
с мерцающим веретеном.
И голые сучья деревьев
напротив соседского дома
с печалью корявой и древней
вздымает земная истома.
***
Стена из туч, громадна и густа,
что мокрый войлок, высилась горами
на горизонте. Вдруг прорвало там
81
сплошную рану, яркую как пламя,
и хлынул, как объятия Христа,
на землю свет отвесными столбами!..
ВЕЛИКАЯ СУББОТА
Окнадвери оставлю открытыми,
чтобы солнце и воздух вошли.
Больше нет ни Пилата, ни мытаря,
только звон ожиданья земли.
Больше нет ни Иудыпредателя,
ни мучителя, ни палача,
только благость и милость Создателя
нарастающим гимном звучат.
Скоро тяжкая глыба откатится!
И с Адамовой впалой груди,
как раздавленную каракатицу,
сбросит смерть Он и скажет: «Иди»!
82
А нгелы
в метро
***
Иных бандитов убивают,
а некоторые из них
до лет преклонных доживают
в домах роскошных и больших.
Высоким каменным забором
усадьбы их обнесены,
любой кирпич оскален вором,
вмурованным в позор стены.
Чернеют на фасаде стекла,
как электрический ожог.
83
Терьеры с пастью словно свекла
на прутья делают прыжок.
Здоровы, крепки эти бесы.
Но умирают каждый миг.
То жертвы им звонят из леса,
то детский напрягает крик.
ПОЛЕТ ЯМБОДАКТИЛЯ
В необъятной степи Интернета
приютилась избушка поэта.
Там душа, словно пчелка, живет,
сносит в соты заботливо мед.
И над ушком жужжит суггестивно,
ожидая награды наивно.
Или не дожидаясь наград.
Никаких не осталось преград
перед ящером, веку не нужным,
ямбодактилем с летом натужным!
***
Сосновые и пальмовые лапы –
мороза блеклый набивной батик.
84
Легонько амальгаму расцарапав,
я вижу мертвый отрешенный лик.
Свирепость февраля, изнеможенье
природы бездыханной за окном.
Автобуса надсадное гуденье,
как воющий над Белоснежкой гном.
АНГЕЛЫ В МЕТРО
Они глядят с тоской и сожаленьем
на искаженное изображенье
себя самих. На вывих, на изъян
мечты, обросшей грубой плотью, смертью.
Точь–в–точь, как мы глядим на обезьян,
по клетке скачущих, покрытых шерстью.
***
Солнце всходит и заходит,
а в тюрьме моей темно.
Редко–редко луч проходит
сквозь витражное окно.
Золотит иконостасы,
Лики Ангелов, Творца…
В нервах горечи запасы;
нет ни дна им, ни конца.
85
Как Психея расхворалась!
Что ж, хотела свить гнездо,
но, бедняжка, заметалась,
чуть огонь ворвался в дом...
ПОЛИТИКУ
Ты фигура, хоть и сволочь. Держишь Библию
в руке.
Но ни слова в ней за жизнь не прочитал.
Говоришь на марсианском, тарабарском языке.
На чужих планетах прячешь капитал.
Ты мерзавец и предатель. Что министр,
что президент.
В дипломатике под мышкой у тебя
серый мозг Адама с Евой и хирурга
инструмент:
кесарь правит, тонко кесарить любя.
Ирод и Маккиавелли – пироманы еще те,
но не дожили до радостного дня.
Все маньяки и тираны у истории в хвосте
и в сравнении с тобою ребятня.
Муха села на варенье... Извини за моветон!
Демократия – сам знаешь – воз дерьма.
Все хотят украсть идею, чип вживить,
навеять сон.
Технологий уникальных нынче тьма.
86
***
«А так как мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике»
Ахматова.
А так как мою клаву что–то глючит,
позволь, коллега, комп поюзать твой.
***
Иногда прошу я, как о милости,
смерти со смирением молю.
Вожделею темноты и сырости –
и очнуться в радостном раю.
Там Престол слепит сильнее магния,
воинства небесные кругом!
Страшен мир. Сплошная тавромахия...
Агнец Божий знает, я о чем.
***
Что ж такое история? Просто бескрайнее
кладбище,
где сменяют надгробия памятники да кресты,
большинство из которых давно города либо
пастбища.
И по праху с руиной мы топчемся – я или ты.
87
***
лев толстой такой отстой!
гоголь–моголь сухостой
то ли дело Толкиен
фэнтези жестокие.
достоевский шняга муть
как сказала б Элка «жуть»
вот Коэльо с Брауном
вам не хвощи–плауны!
пушкин что–то там писал
музы сгорбленной вассал
у Егорки Летова
много круче етова.
бунина под лавочку
прочих на булавочку
пусть висят себе рядком
мы попкорном поплюем.
Поколенью двинутых
то бишь блин продвинутых
всех дороже знаковость
и соломко–маковость.
За испуг вам саечку
на уста вам гаечку
до свиданья родные
дурни благородные!..
88
МОЙ ПОРТРЕТ
20 лет назад окончив школу,
пережив великую страну,
перекройки морок и крамолу,
что добром сегодня помяну?
Четверых генсеков, на трибуне
помахавших в свой черед рукой?
Мне дороже школьный двор в июне
и сирени запах. Боже мой!..
Две страны, четыре президента,
штук пятнадцать всевозможных войн.
Та ли это вообще планета,
неужели я еще живой?
Как зовут меня? Какого сорта
райских яблок я ищу в душе?!
В ней полоска света распростерта,
ставшая легендою уже.
В пятерне зажав ее, куда я
направляюсь каждый новый день?
По другому небу голодая,
натыкаясь слепо на людей?
Чем сшивать бездонную прореху
межвременья и небытия?
Даже сердца стук подобен эху,
и кружится голова моя.
89
На альбоме старых фотографий
слоем пыль: пора сдавать в музей!
Жаль, что посещений спутал график
неизвестный гад и ротозей.
А ведь мог музейным экспонатом
за стеклом еще лет пятьдесят
простоять, веселым экскурсантам
за гроши показывая зад.
Немо б улыбался, точно рыба,
растворившаяся в пустоте.
Глупые, счастливые, они бы
убегали прочь, к своей мечте.
Превращаясь на ходу в пылинки,
в брызги с бешеного колеса!
Обожаю старые ботинки
и людей умерших голоса.
90
П о облакам
джаза
Моим друзьям Кэну Бернсу
и Винтону Марсалису
НАИВНОЕ
Чуть серебрится саксофон
во мгле исчезнувших времен.
Бен Вебстер, то ли Лестер Янг,
из мундштука смакует свинг.
И хрипловатый этот звук,
и придыханье, кнопок стук…
Чуть слышно щелкают они,
со счетов скидывая дни.
91
Как будто мы в такси сидим,
и счетчик, будто пьяный в дым,
мотает яростно назад,
и чист отныне циферблат,
и, над истоком наклонясь,
мы черпаем и боль и страсть!
14.02.07
СЕРЕНАДА
НОВОГО СВЕТА
Поедем в дельту Миссисипи,
поедем, крошка, в Новый Орлеан.
Там карнавал нас звуками осыплет,
там будешь ты счастливой, а я пьян.
Рэгтайма вечное кружение
и звякающий диксиленд,
конвертов на витрине наваждение:
Пол Вайтмен, Бенни Гудмен и биг бенд!
На хлопковых полях жара и засуха,
депрессия в хибарах, городах.
Зеленая бумажка, что за пазухой,
на пиво и на танцы в пух и прах!
92
Страну беззлобно обучили радости
цветные дочери и сыновья.
Не знает музыка унылой жадности,
щедра ко всем – к таким, как ты и я.
22.02.07
ЭЛЛИНГТОН В 20Е
Большой талант и славный друг,
подходит к фортепьяно Дюк.
Улыбкою вдвоем слепят
и потопить в ней зал хотят.
Вот фалды бешеный подскок,
и накрывает, как платок,
запястье клавиши. Теперь
родился в чаще дикий зверь!
Оркестр воет и визжит
и прочь от хищника бежит.
А тигр бьет себя хвостом
и ухмыляется притом.
Все джунгли мечутся, рычат,
подпольный виски, гомон, чад!
93
Пюпитры, как траву, подмяв,
вползает тема, что удав.
И замирает, проглотив
дрожащий блюзовый мотив.
Ложится у тигриных лап,
внимая медных щеток сап.
И я там был, медпиво пил.
Мне Дюк автограф подарил!
15.02.07
ЧЕРНОБЕЛЫЙ БЛЮЗ
Старый негр в техасской глубинке
зажигает на ветхой гитаре
в дряхлом клубе, где помнят еще
Мади Вотерза и Сони Терри
губошлепы седые в очках.
Банки пива в коричневых лапах.
Сигареты. И пепел сбивает
ноготь розовый медленно в такт...
Вентилятор от выпивки пьяный.
Тени мечутся в грязных углах.
Тени сгорбленных спин!
94
Память в венах
бродит, бродит, как зычная боль.
Не уснул ли у стойки, приятель?
Оптимизма, как в смятой жестянке.
Мади умер спокойно: во сне.
2003 – 2007
САТЧМО*
Роткошелка, трубы золотое жерло
раскаленной булавкой пронзает.
И звенит высоковысоко, там, где зло,
грязь исподняя не выживает.
Он бормочет интимно, немного сердясь,
в темный зал, гениально стесняясь
легендарных ужимок, базедовых глаз,
с каждой смачной синкопой сливаясь.
Он стоит, как цилиндр, в отвесном луче,
снятый с белых кудрей Аполлоном!
Воплощенная радость в скрипичном ключе,
Бах, рожденный трущобным бетоном.
19.02.07
* прозвище Луи Армстронга
95
БИЛЛИ
О чем мурлычешь ты промозглым вечером,
больная кошка с крашеным хвостом?
Что жизнь героином покалечена,
что мужики все сволочи притом?
В дыму лица не видно. Иль действительно
тебя там нет? Да миру все равно,
что выведешь ты нежно и язвительно,
где оттянуться – в баре иль в кино.
В борделях злые шлюхи обретаются
намного реже, чем в больших домах.
Таланты продаются, покупаются,
а джаз всегда витает в облаках.
Сойти, цветок вонзить лениво в волосы,
презрительно сощурясь, прикурить.
Не может в такт попасть богиня с голосом,
каблук сломала, не умеет жить.
20.02.07
ПАРКЕР ПТИЦА
Искусство не игра, особенно, когда
завышена привычная тональность.
96
Ты птица без гнезда, ты птица в никуда,
таранящая стены гениальность.
Настигнуть и поймать крутящуюся тень!
Добиться от канонов разночтенья.
Искать, припоминать, встречая что ни день
костлявый призрак саморазрушенья.
Бибоп!.. Звонок судьбы в обшарпанную дверь.
Клаксон автомобиля в мутном мраке.
Тугой нажим шприца (и ты исчез теперь).
Бибоп, бросок на смерть в слепой атаке!
Вон серебристый оттиск в воздухе, иглой
послушно на виниле повторенный...
Капризный новый стиль, оплаченный с лихвой.
Сосущий голод, вновь не утоленный.
21.02.07
ИНОПЛАНЕТЯНИН
Одинокий гуманоид
в черном космосе с трубой.
Под ногами исчезает
шарик белоголубой.
Безотрадные глазища.
Ни супруги, ни друзей.
97
Огоньков холодных тыщи,
немота сиесты злей.
Этих любит притяженье,
тем подвластна суета.
Сгорбленное напряженье,
складка горькая у рта.
Ватный вакуум, как дрожжи!
Не ищи добра взамен.
Выйти на угол дороже:
там с дубинкой полисмен*.
23.02.07
ЮРОДИВЫЙ
Монк, растопыренная пятерня,
бей по аккордам, бей!
Жизнь пианино ночи и дня,
бей по аккордам, бей!
Встань и спляши, корявый медведь,
в дивной шапке своей,
в черных очках – чтоб не глядеть,
как заносят в музей.
* В 1959 году полицейский без причин избил Майлза
Дэвиса до крови на улице прямо у клуба.
98
Тейтум и Бейси с другими стоят
вдоль Елисейских полей.
Джаз нафталином детки кропят,
блеют «Битлы» веселей.
...Это арпеджио не превзойти.
Бей по аккордам, бей!..
В пальцы уставясь, как детектив.
Бей, бородатый, грубей!
24.02.07
ЦЕРКОВЬ СВЯТОГО
ДЖОНА КОЛТРЕЙНА
Она на солнце нежит в СанФранциско
поклеванные временем бока.
Цветы на клумбах. Автострада близко.
На небе безмятежном облака.
Святой Колтрейн написан на иконе,
по всем канонам, с нимбом золотым.
Нездешний свет застыл на саксофоне,
равно участлив к белым и цветным.
Ну что ж, Давид был тоже музыкантом.
Под соло Джона служба здесь идет.
Господь, спасибо, что, даря талантом,
Ты принимаешь жертву в Свой черед!
99
И эта церковь, как эпохи кода
и оправданье многой маеты.
Не Паркер там ли топчется у входа
и ждет, когда его обнимешь Ты?
25.02.2007.
100
Д ом
в разрезе
***
Аде Роговцевой
на 70летний юбилей
Светясь магическим числом,
помноженным на десять раз,
как в ореоле золотом,
прекрасны в профиль и в анфас,
прекрасны, в общем, как всегда,
и с ямочками на щеках,
вы смотрите, как города
и веси восклицают: «Ах!»,
и рукоплещут, как партер.
Да как же не рукоплескать?!
Но детский пыл и пляс химер
101
воспринимаете, как мать.
Как Божье чудо – человек,
познавший мудрость и любовь.
Где слава, где вчерашний снег?
Кто может быть «звездой»? Любой.
Но творчество – великий дар,
и женщины, которых вы
слепили трудно, как гончар,
не отрывавший головы
от круга целую судьбу,
они умеют покорять.
Они на Суд, хваля трубу,
придут за вас похлопотать.
Целую, примадонна, вам
посеребренную ладонь
и верить не прошу словам,
но между ними жгу огонь.
Как тот, кто с детства полюбил
с экрана вашу красоту,
к ногам и свой наивный пыл
среди других химер кладу.
16 июля 2007 г.
***
Елене
Ах, дочка! Что за странная картина!
Чем больше вас у нас, тем я старей.
102
Чем вы взрослей, тем пуще паутина
виски мне заплетает. Тем скорей
скрывает плечи нашего забора
такой густой, кладбищенский бурьян.
Природа с синим взглядом прокурора
читает приговор, бьет в барабан.
АННОТАЦИИ К ДИСКУ
В карете русского романса
по уцелевшей мостовой
я ехал к Вам. Душа рвалася
быть настоящей, быть живой.
Доехал я. Забиты окна.
На двери сердце – все в крови.
Ну что ж, войдем, вздохнув глубоко,
и будем грезить о любви.
ДОМ В РАЗРЕЗЕ
Посвящается троим соседям,
погибшим в 2000 году при попадании
в наш подъезд учебной ракеты
Память порой может больно кусаться –
страшно увидеть в разрезе дом,
жизнь, по которой бритва садиста
103
грубо прошла, а потом наизнанку
вывернула бедолагу рывком.
…В черном колодце звезды не млели.
Вещи, как люди, томились в аду,
дым их душил, пылевое скопленье.
Стенки проткнутых (удар!) перекрытий
арендовала под свой вернисаж
смерть – самобытная сюрреалистка.
Словно дерюга, свисали портьеры,
шкаф над провалом стоял без дверей,
тупо мерцал в пустоту телевизор,
лифчик болтался на выступе остром,
стулья сцепились, сплелись со столами,
в комья скатались матрасыежи,
как паутина, проводка. Повсюду
брызги паркета...
Разрезанный дом
деревом сделался, раненым в душу
молнией.
Жутко мне было глядеть
в это обуглившееся дупло.
Я побывал на войне, несомненно.
И получил неприятный урок:
все, что сегодня с тобой, что ты знаешь,
как неотъемлемое и свое,
завтра легко отберет Провиденье –
так же легко, как у спящего чада
мы из подмышки игрушку берем.
25 сентября 2007 г.
104
***
«Я ухожу» – скажу я ей.
Она пожмет плечами
и молча приоткроет дверь:
пошел к такойто маме!
Давай, родной, лети, смешной,
тебя я отпускаю!
А за порогом снег и зной,
метель и боль такая,
что я поспешно отступлю
к нахохленным пенатам
и вспомню, как ее люблю,
в безволии проклятом…
ПАМЯТИ НЕЛИ ЯШУМОВОЙ –
ОДНОКУРСНИЦЫ ПО ЛИТИНСТИТУТУ
Пройдет еще лет пятнадцать,
из нас половины не станет.
А помните, как мы смеялись
под кафедрой, где сквозь очки
глядел на нас подслеповато
рассеянный преподаватель
и голосом глухоскрипящим
баюкал наш курс?
На куски,
шурша, распадается фреска:
105
там нету лица, там детали.
А мимо нее пробегают
другие, цветеньем светясь…
И разве комуто есть дело
до странных замашек поэта,
который вдруг камушек поднял
и водит им в воздухе глупо,
на место приладить стремясь?
21 сентября 2007 г.
ОКТАВЫ ДЛЯ КРУТОГО
МОТОЦИКЛИСТА
Родиону
Раненый в руку жестокой судьбой,
он ни аза не боялся,
прыгнул в седло, как заправский ковбой,
и на «Судзуки» помчался.
Словно бы меч с самурайской резьбой,
путь перед ним расстилался.
И Фудзиямой поступок его
вторгся в сознания глубь моего.
Черная куртка, бликующий шлем,
на муравьемотоцикле
он был похож на героя поэм
106
иль скандинавского цикла,
Роланд, Кухулин и Сид… Глух и нем,
там, где хибара поникла,
зыркая изпод клешни козырьком,
крыл его злобный татарин тайком.
Кашляет сухо курильщикмотор.
Город с плохим переносом,
сзади остался Херсон. С этих пор
время провиснувшим тросом
слилось, решая классический спор,
с местностью бешеным чесом.
И для твоей театральной души
были подмостки шоссе хороши.
Все разгадал расторопный француз,
хоть и не нюхал навоза.
Муза дорог – неплохая из муз,
Вечность – как статуи поза,
ну а стихи то ленивей медуз,
то на обгон паровоза.
В общем, хочу я сказать, что мужик
в самую суть виртуозно проник.
Не осуждай кабинетную прыть –
много детей у зануды.
Как бы хотелось мне ехать и плыть,
только все это причуды
стоика в бочке, решившего быть
сторожем возле запруды.
107
Пусть незнакомка мне несколько роз
лет через сто принесет на погост.
…Водка налита, и ночь, как ковчег,
всклянь просмоленный. За встречу!
Конь двухколесный вкушает ночлег,
сотни местечек далече.
Пляшет в зрачках громыхающий бег,
курица, рюмки и лечо.
Друг мой московский сидит во хмелю.
Больше друзей только женщин люблю!
КАК ПОЯВИЛОСЬ 8 МАРТА
(мужская версия)
У Клары с Розой в этот день
товарищи собрались.
Тень наводили на плетень
и в будущее рвались.
Укутывали кумачом
скелет капитализма,
мешали водочку с вином,
чтоб крепла их харизма.
И все бы кончилось ничем,
и день бы в вечность канул,
мужчинам не создав проблем,
когда б не вышел казус.
108
Подпольщик Гюнтер, воротясь
с проваленной квартиры,
на все живое осердясь,
асфальт стирая в дыры,
принес с собой букет цветов.
Они паролем были.
Он был их выбросить готов,
но так как драпал в мыле,
то все на свете позабыл.
Ему открыла Клара.
И блеск улыбки озарил
прихожую, как фара!
«Ах, Гюнтер, неужели мне?!»
«Ya, ya», – подпольщик рявкнул.
Так нам аукнулась вполне
проваленная явка.
Тут Гюнтер, Розу увидав,
раздухарясь не в шутку,
свой верный «Вальтер» ей отдал,
бинокль и самокрутку.
Все загалдели в тот же миг,
«Вставай, проклятьем» спели.
Под утро протокол возник,
и мужики прозрели...
109
БАЛЛАДА ПРО ШАЛТАЯ
ШалтайБолтай никогда не падал
и не разбивался великий Болтай.
Он бился в Париже на баррикадах,
а позже отправился в желтый Китай.
Он в Индии был, путешествовал в Чили,
он на Украине колхоз поднимал,
сеньора Болтая едва не убили
в какойто из диких глухих Гватемал.
В Шалтая влюблялись едва ли не хуже,
чем в Бонда. Ему предлагал Голливуд
любую картину: и вестерн, и ужас,
но скрылся Болтай от киношных зануд.
Навряд ли он мог им простить Хиросиму.
Он за мемуары надолго засел.
Шалтай с Горбачевым военную зиму
от шара земного отвел – и запел!
«Ла Скала» внимал, бесновался Уэмбли,
Большой рассыпался от грома ладош,
и сам Копперфилд, как ненужная мебель,
в проходе укрывшись, краснел до калош.
Ну что еще? Не удивишь папарацци
капризами звезд, но отныне их рать
готова за клок пипифакса подраться,
чтоб облик Шалтая,
110
БолтаяШалтая,
ШалтаяБолтая,
БолтаяШалтая,
ШалтаяБолтая
найти и собрать.
***
Одинокая свинка морская,
что сидишь ты печально в углу,
мимолетно о чемто вздыхая
в предрассветную серую мглу?
Недоедена хлебная корка,
ломтик яблока весь пожелтел.
Даже Бунин и Гарсиа Лорка
многомного часов не у дел.
Лишь настенные тикают глухо
ретивому изнывшему в такт,
да звенит надоевшая муха,
разлетясь на любимый компакт.
Ах, юдоли земной быть ли сладкой?!
Счастье что? Недолет, перелет.
Ты зеваешь и розовой лапкой
мелко крестишь свой розовый рот…
111
ПАМЯТИ СВЯЩЕННИКА
АНДРЕЯ НИКОЛАЕВА,
СОЖЖЕННОГО 3 ДЕКАБРЯ 2006 ГОДА
ВМЕСТЕ С СЕМЬЕЙ –
ЖЕНОЙ И ТРЕМЯ ДЕТЬМИ
Эй, гуляй, Россиямать,
парни боевые!
Как дрова, попов сжигать
разве нам впервые?
Эй, гуляй, гуляй, гуляй,
хлюпай керосину!
Поп с детьми поехал в рай,
захватив скотину.
Попадья взяла ухват
и любимый бисер.
Будя всяких вышивать,
с крылышками, в высях.
Браги жрать нам не давал,
в храм ночами лазить,
грешниками обзывал –
как с таким поладить?!
Вон артист к нам приезжал,
гастролер столичный,
словно бы вареньем зал
вымазал клубничным.
112
Мол, на Западе уже
все пусты и гадки,
а зато у нас в душе
тридцать три загадки.
Русской тайны не замай,
хоть слуга ты Божий!
Впредь акафисты читай
с угольком на роже.
Поумнее бы другой
вспоминал с амвона
стих Есенина лихой,
духом самогона
свой приход благословлял.
Мы бы ликовали…
Больно высоко летал,
да шутя достали.
5.12.2006.
СЛЕПАЯ ПТИЦА
Я уныл и равнодушен,
но в моем активе есть
золотой кусочек суши,
дом, куда ворам не влезть.
113
Там живет слепая птица,
птица песен не поет,
птица на руку садится
и в глаза меня клюет.
Птица сердце вырывает,
птица любит, как жена.
Никуда не улетает,
драгоценна и страшна.
Кто из нас погибнет первый,
знает только злобный тролль,
что крадет у нас консервы
и усиливает боль.
16 ноября 2006 г.
***
Нас медленномедленно Бог убивает,
как будто к кресту прибивает пером,
как будто с нас бережно кожу снимает
задумчивый ангел с душистым крылом.
И, корчась на койке небесной больницы,
мы снова живыми наутро встаем,
опять розовеют прозрачные лица,
иссохшие члены снуют чередом.
114
По новой бессмысленно книгу листаем,
и словно Пиноккио, в школу идем.
А девка, чью честь у ларьков пропиваем,
дрожит в нас, как луч в помещенье пустом.
28.9.2007 г.
115
К рымский
гербарий
СТРОФЫ
ВОРОНЦОВСКОГО ДВОРЦА
«Глагол времен! Металла звон!»
Державин.
Мне молвил диабаз:
«Могу быть красотой,
могу тянуться ввысь
и дымом расстилаться».
Стальной орлиный глаз,
подернутый мечтой,
сверкнул изза скалы
на святотатцев.
116
Любой из нас сидеть
достоин на колу,
что он войти дерзнул
с таким пренебреженьем.
Но труб замерзла медь.
И к медленному злу
привыкли шкаф и стул,
смирились привиденья.
Как роскошь он любил!..
Но разве дело в ней?!
В осанке иль гербе,
портретах миллионных?
Он сказку сочинил,
и тем еще больней
зевакою в толпе
сквозить в колоннах.
Чего мы ищем здесь?
Мы, выжимки эпох,
наследники воров,
картавых проституток?
Смеются парк и лес,
балкон – как томный вздох.
Блистать среди веков
нам меньше суток.
А «мыльницы» трещат,
и камеры бегом
срывают и крадут
117
причуды интерьера.
Экскурсовод объят,
пропитан гневным сном.
Незваных вон ведут
его шаги и вера!
Быстрей, чем водный парк,
выталкивает нас
богов беспечных дом,
и в шею гонит слава.
Осталось за пятак
грез выкупить запас
в палатке за углом
и сесть на место справа.
НАБЕРЕЖНАЯ ЯЛТЫ
Посвящается Чехову
Людно, и пахнет большими деньгами.
Пахнет сильней, чем взволнованным морем.
Перебирают надменно ногами
куклы в очках, не знакомые с горем.
Ктото вылазит на даму с собачкой,
ктото с писателем пьяно обнялся.
Здесь, утомленный проклятой болячкой,
он и фланировал, в миф превращался.
118
Щурясь, глядел на изгиб побережья,
гений в оправе чудных декораций.
Кашлял в платок, заворачивал нежно…
Дети визжали: «Купаться! Купаться!»
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Выйди в чистое поле, раскрой пошире бумажник,
подставь буйному ветру – пускай, как парус,
надует.
Летят, летят перекатом развеянные купюры!
В Крыму сквозняк еще хуже. Заранее
приготовься...
ФЕОДОСИЯ. РАЗВАЛИНЫ
ГЕНУЭЗСКОЙ КРЕПОСТИ
Тоскливые места.
Здесь все полито кровью.
Тут вырезали турки гарнизон.
Здесь духов маета,
и тяжкую, воловью
нагнул под солнцем выю горизонт.
Две башни разошлись,
как старческие зубы.
Мочой воняет древняя стена.
Где воины дрались,
119
турист, как варвар грубый,
харкает и малюет имена.
Ни паруса вдали...
Напрасно ждал подмоги
последний латник, в угол оттеснен!
Позднее тут вели
феодосийцев многих,
и на ходу чекист вставлял патрон...
КУПАНИЕ В ШТОРМ
«Мы с тобой одной крови, –
шепну я губами солеными. –
О, виннотёмное море!
Хлесткие ласки твои,
мерный утробный твой рев.
С маху швыряешь к ногам
ты свою пьяную мощь
и уползаешь, шипя,
с выглаженного пляжа!
Мы одной крови с тобой,
желчный нервозный тиран,
каждую строчку свою
ставящий под сомненье».
120
ТОПЛОВСКИЙ
МОНАСТЫРЬ
Поклон тебе, смиренная обитель!
Благословение твое со мной.
Со мною холодок твоих купелей,
и вкус воды застыл на языке.
Когданибудь, я верю, в трудный час
поможет мне святая Параскева,
на чьей могилке уж давно свеча,
поставленная мною, превратилась
в остывший твердый шарик восковой.
«Стучите – и отверзется!» Не раз
еще я постучусь, сбежав от мира,
в твои ворота. Пусть издалека,
пусть мысленно…
21 – 29 июля 2006 года.
121
Н аглядные
примеры
ОДИНОЧЕСТВО
Старая фарфоровая маска,
треснувшая пополам от крика.
ЗАВИСТЬ
Неугомонный таракан,
стремящийся влезть в чужое ухо.
122
ГОЛОД
Красные угольки
запертой в клетку метровой крысы.
ДОБРО
Десять копеек
на желтоватой ладони.
СОЧУВСТВИЕ
Поскользнувшийся на кожуре человек
упал и смеется твоими слезами.
ГНЕВ
Стакан с кипятком,
лопнувший в сердце.
ГОРДЫНЯ
Громадное каменное яйцо,
увенчанное короной из жести.
123
СМИРЕНИЕ
Кинутая в кладовую рубашка,
в чьем кармане лежит бриллиант.
ПОХОТЬ
Пестрая вереница собак,
бегающих неустанно по кругу.
ПРОЩЕНИЕ
Поезд, с которого ты соскочил
за мгновение до крушенья.
СЛАВА
Трехметровый хрустальный стульчак
под немеркнущими софитами.
ЛОЖЬ
Мрачный шулер
с переливными картами.
124
ОТЧЕГОТО ЗОНТИК
Повис в прихожей вниз головой,
словно летучая мышь.
ДУШЕВНОБОЛЬНОЙ
Бедный лунатик
с грудью, пронзенной протуберанцем.
СЕМЬЯ
Связка людей, ползущих на гору,
лишенную пика и очертаний.
12.2007.
125
Г ригорий
Распутин
1.
В Петербург, как на Голгофу,
послан Божий человек.
Натянув худую кофту,
не заботясь про ночлег,
хлеб закусывая снегом,
он шагами мерит Русь,
встречным кланяясь телегам.
«Эй, каурая, не трусь!
Ты везешь земли кормильца!
Да спасет его Христос.
126
За века не надломился,
сеет, пашет в полный рост.
Песню жалобнотягуче
он ведет, и так чиста.
Но нависли низко тучи –
на Отчизну клевета»…
2.
«Не может худое дерево
Приносить доброго плода»
По капле жизнь с тоской выходит,
несчастный мальчик, сын Царя,
глаза закрыв, к Творцу уходит,
смертельной белизной горя.
Забыты игры и забавы,
у изголовья плачет мать,
и, кажется, орел двуглавый,
не хочет крылья поднимать.
Не помогают эскулапы,
беспомощно блестят пенсне,
сквозь дух лекарств Курносой лапы
у склянок чудятся на дне.
«Зовите старца!» И Григорий,
высокий, стройный, уж в дверях.
«Не бойся, мама, се не горе».
Наследник с ватою в ноздрях,
терпящий не подетски лихо,
вдруг видит, как его крестом
127
Распутин осеняет тихо
и удаляется потом.
Остановилась кровь немедля.
Профессор с доктором в слезах:
«Здесь было чудо!»
…МирЕмеля
скривился с ядом на устах.
3.
В Петербург – как на Голгофу…
Над Невою ветра гул.
Утопили, как подкову.
Всплеск… Калоша на снегу…
Что ж, спасли Царя, Россию,
кровью руки замарав?
Был бы ваш он, вы б за милю
узнавали в нем свой нрав.
Вместе рвали бы на части
православную страну.
Но не ваш был, и на страсти
отдан Господом. В плену
венценосные убиты,
как Распутин предсказал.
Зло раздвоенным копытом
выжгло Родине глаза.
Оплевали, оболгали,
словно Господа Христа,
«патриоты» – и удрали
за границу. До Суда.
128
Святой мученик Григорий,
в этот страшный, трудный час,
ты прости нам ложь и горе,
помолись за грешных нас.
5 февраля 2008 года.
129
П ёс
ПЁС
Оксане
На гербе моего государства
Нарисована ты и дети,
Но не стою я сам полцарства,
Пес я ваш, и за все в ответе.
Скольких видел с огрызком цепи,
Что скитались в своей гордыне,
Лая в прошлое. Нет нелепей
Для меня тех картин поныне.
130
Обнеси крепостной стеною
Выше неба, Господь, скорее
Беззащитное и святое,
Сад последний, что в мире зреет.
БЕССМЕРТНЫЙ УЗЕЛ
Когда благодать прольется,
И станут прекрасны лица,
И два незакатных солнца
Взойдут, чтоб навеки слиться,
Когда две дороги свяжет
Бессмертным узлом Всевышний,
И строгий священник даже
На миг будет третьим лишним,
Когда повторит он клятву,
И эхом она отзовется…
Пускай же, придя на жатву,
За ними Христос вернется.
МОЛИТВА БОГОРОДИЦЕ
Моих детей, мою жену
И многогрешного меня
131
Введи в надмирную страну,
От черной злобы заслоня.
Кто мы, Мария, без Тебя?
Изгнанники и беглецы.
Блаженной манны пригубя,
Бредем в слезах во все концы.
И там нет Сына Твоего,
И там нет тоже. Нет нигде.
«Душа, терпи!»
Она ж бегом
Навстречу Утренней Звезде!
***
Иосифу
Еще угодники Печерские
Хранят большой безбожный город,
Который в байки иноверские
Так верует и так расколот,
Ограблен так князьями жадными,
Сорвавшими златые ризы…
Волнами катится отрадными
Над Лаврой благовест. Без визы
Здесь принимает и без паспорта
Господь заблудших и уставших.
132
И вместо бешеного транспорта
Молчанье все Христу отдавших.
И ты прильни к сему молчанию,
Устами припадая к раке,
Внимая шепота журчанию,
Глубоким вздохам в полумраке.
Омытый их благоуханием,
Ты выйдешь на весенний воздух
Прощеным сыном, а не Каином,
Купая взгляд в днепровских водах…
***
Как душа замерзла, Господи,
Подыши немного, подыши.
Да грехов на бедной воз, поди,
А заслуг – фальшивые гроши.
Обогрей, Сладчайший, окаянную,
Обними бесценную Твою.
Все в одежду рядится поганую,
Забывая, что Ты ждешь в раю.
Как в глаза взгляну, когда мы встретимся?
Много ль накупил на Твой талант?
…У друзей лампада в келье теплится.
Может, оборванца отмолят.
133
ГИМН ИОАННУ ПРЕДТЕЧЕ
Ты нашел в пустыне Камень Веры
И смирением вооружась,
Ты пути к Нему расчистил первым,
На восход алеющий молясь.
Голос вопиющего в пустыне!
Как народ жестоковыйный зол.
Царство Бога среди нас отныне.
Первый ты в него сурово шел.
Дикий мед с акридами вкушая,
Грозным словом опалив уста,
Горы сгладил, долы возвышая,
Хоть была душа твоя проста,
Словно океан заветной сини.
Помогли в нем утонуть враги.
Царство Божье среди нас доныне.
Голос вопиющего в пустыне!
Одинокому мне помоги.
ПСАЛМОПЕВЕЦ
Вечернею и утренней зарей
Давид на кровле перед Саваофом.
Мир занят суетой и мишурой,
А царь опять сутулым апострофом
134
Над городом виднеется один,
Ладони поминутно воздымает.
Презренный раб и червь – не господин.
Он шелестит словами и вздыхает,
Кладет поклоны, в жертву принося
Псалмы – скорбей нанизанные четки.
Но вдруг ломается картина вся,
Орут «Распни!» раззявленные глотки!
Его возносят с болью на кресте,
Одежду делят, на хитон кидают,
Ругаясь, кости...
Долго в пустоте
виденья тайные отрадно тают…
***
Сорок мучеников Севастийских
На холодном ветру стояли,
Сорок мучеников Севастийских
Христа пением прославляли.
Тут блеснули венцы внезапно
Над дрожащими в жиже стылой,
И послышался Голос теплый,
Пробежавший вином по жилам:
«Кратковременной будет мука,
Вечен подвиг ваш и спасенье».
…Утром выгнали их на площадь,
И язычникам в развлеченье
Сокрушили голени с маху!
135
Так погибли – в безмерной вере.
Среди них был и тот, чье имя
Призываю, – солдат Валерий.
Ты, с товарищами сегодня
У Престола как гость стоящий,
Дай мне мужество и терпенье
К Божьей славе, святой и вящей!
***
Климат теплее – сердца холоднее.
Вкрадчиво тая, растут ледники.
Голые пупсы кладут на конвейер,
но разрывают их бомбы в куски.
Глупые черпают ложками море,
умный невидимый строит ковчег.
Ливень большой начинается вскоре –
птица на ветках не сыщет ночлег.
Кротко Христос раскрывает объятья.
Крест обтекают буруны голов.
Что же вы, сестры, и что же вы, братья,
разве не к вам обращен этот Зов?..
11.12.07.
136
КУПЛЕТЫ
ХАМА
Меня нагота привлекает
чужая, попавшая в плен.
Я лишь наблюдатель, не Каин,
исследователь перемен,
которые в вас происходят,
чуть только за жабры возьми.
Вокруг моих ног хороводят
прикинувшиеся людьми.
Я – армии этой создатель
и бравый ее генерал.
Документ мой, судя по дате,
сам древний дракон мне вручал.
Я наци и гопник со стажем,
похабен, напорист, речист.
А ваша отвага с бандажем,
и совесть вас точит, как глист.
Не можете так, чтоб с разбега
и в чьето мурло головой!
От вас посекундно «телега»
на новый поступочек мой
лепечет, к Нему поднимаясь, –
нет подвигу места всегда.
137
Один лишь кошмар гложет, каюсь:
Ной порет меня, господа.
29 августа 2008
АПОСТОЛ ПАВЕЛ В ТЕМНИЦЕ,
ИЛИ ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ ТИМОФЕЮ
…А чего мне бояться? Смерти?
Не смеши, Тимофей.
На пороге уже я стою –
стоит дверь лишь толкнуть,
и зальет яркий свет
раба Божия Павла…
Но себя мне не жаль,
совесть тоже чиста.
Но видение страшное было:
люди самых последних времен
предо мною прошли
прокаженных толпой.
Ни любить, ни растить
им уже не дано,
только красть, только лгать,
убивать, обижать,
каждый день, каждый час
братьям злого желать –
вот тоскливый кошмар,
Тимофей, что меня
138
грязной дланью душил,
и проснулся в ознобе я с криком!
Но не бойся… Туда
нет мостов и дорог.
И оттуда им к нам не прорваться.
Ты ж себя сбереги
для Христа. И молись.
И молчи. И терпи.
Суесловье, как рак,
заразит языки
и умы воспалит…
Рассветает. Слетел
на окно голубок
и мне машет, гляжу,
легкой масличной веткой…
26.08.2008.
***
Не верьте никому – только Ему.
Его словам, пророчествам и притчам,
и Он однажды распахнет тюрьму
Своим ключом. Не верьте злым обличьям,
в белила крашенным. Смывайте грим
с их рож тайком молитвенною губкой.
Учите коды адские по ним,
зарубку ставя в память за зарубкой.
139
Овечьи шкуры так тихи порой,
с медовым блеяньем, шнурками лести,
что только шею детскую открой –
и ты уткнулся в ком вонючей шерсти!
27.07.2010.
140
С амозванцы
***
7 мая 2008 г.
Как близко, явно закипает
России желчь, России кровь!
Косматый зверь приподымает
башку над лапами; готовь,
моя душа, платки побольше,
бинты пошире, мрачно пей.
Мне все равно: с небес, из Польши,
со стороны морей, степей,
откуда выйдут мои братья,
размахивая обухом.
Тогда не сможешь доказать им,
141
кем был ты, кто виновен в том,
что мир свихнулся и растравлен.
И вытрет сибиряк по мне
сапог листком, где недоправлен
остался гимн его стране...
7 мая 2008 г.
***
Бессмысленные войны. Атака за атакой!
Столетья, как патроны, ссыпаются в костер...
В них все перемешалось и затянулось маком.
Там гоплит равен танку. Плуг туп, а меч остер.
Без драки страшно скучно. Империя в упадке.
Поэт о мире мямлит, как в мульте Леопольд.
Вожди же легкой фразой меняют текст
в тетрадке,
в фаланги превращая Тристанов и Изольд.
РАДОСТЬ
Мы с тобою поплывем на благолепный мыс,
который
в эту пору в перламутрах и в лазури утопает.
Там взойдем по синим склонам, отягченных
лоз касаясь, лета налитых корпускул.
142
Ешь, мой ангел, не стесняйся, отрывай нагие
грозди,
фиолетовые кудри не нуждаются в пощаде.
Им лишь этого и нужно, лишь сочиться
по предплечью, капать в рот круговорота...
У Деметры много писем, пышных кружевных
скрижалей, зеленеющих посылок.
Отнимая плод у ветки, ты прочитываешь
Вечность, ты целуешь прямо в щеку
разомлевшую старуху – что еще засоне надо?
Я смеюсь, я не ревную.
Дальше, дальше по тропинке, извивающейся
в гору!
Пастухи стоят с кругами буколического сыра –
вот что может приключиться с молоком,
когда хозяйских надавать ему пощечин,
с молоком густым и белым.
Вот вино! К нему поэты иногда питают
слабость,
почитатели таланта мускулистого маэстро.
Но и все ж, как быстро смерклось!
...Льются древние преданья из сказителей
суровых.
Выливаются на волю из коричневых гортаней,
как из треснувших кувшинов.
Искры на твоих ресницах...
Обхватившую колени, вот такую, как сейчас ты,
143
я тебя бы к звездам поднял,
всей Вселенной показал бы,
будто символ неотступной, неуемной жажды
жизни!
Но и все ж, как быстро смерклось...
Ты откидываешь полог и склоняешься
в молитве.
Ночь пронзающая светом,
Радость бережно прикроет
наши веки и снаружи встанет с лунной
алебардой.
19962007.
КАТАСТРОФА
Пришел домой, уселся за стол.
Придавил ладони глазами.
«Всё... всё, всё, – прошептал.
Какая нелепейшая катастрофа!..
Забитый книгами шкаф,
сотни разорванных черновиков,
страданья, лишенья, судьба,
которой, как кукле,
вывихнул самолично суставы,
цели, мечты, идеалы,
а главное – мусор стихов,
144
все наважденье, бесовский мираж,
пляжный халат на февральской дороге»!
Кутайся лучше в газеты, малыш,
или поплачь над беднягой Рэмбо,
или стакан опрокинь, закури,
дым символично развей,
под иконы ступай
и за старое вновь принимайся.
20 мая 2008.
ИВАН СУСАНИН
Как одиноко, Боже, сколько мрака!
Иссинячерных сводов глухота.
Чу, вдалеке залаяла собака,
раздался крик – и снова пустота.
Она в груди, она в чужих глазницах,
в дежурных фразах типа «как дела»,
и нет спасенья, древняя столица,
сама врагов к себе ты привела.
Не узнаю дороги и пейзажей,
какойто мост, машины, лаз в метро,
рукопожатья вымазаны сажей,
порой окликнут – да и то добро.
145
Снимаю шапку, улыбаюсь тихо,
порусски с каждым встречным говорю,
но воет в логове тоскаволчиха,
отброшу посох, сяду, закурю...
Есть, бают, в дальнем море чудоостров,
где человек один давно живет,
спасаясь там от иглокожих монстров,
с зонтом по брегу бродит и поет...
5 июня 2008 г. Киев.
ТОТ
1
Тот, который никому не нужен.
Я вижу его в магазинах, в метро,
Несет его, словно огрызок, толпа,
Висит он в трамвае на поручне,
Курит растерянно возле сберкассы.
Катит коляску с ребенком, в церкви стоит
со свечой,
Ужином давится в кухне холодным.
Пашет за доллары или гроши,
Возится под одеялом с женой,
Смотрит дурацкие фильмы о том, чего нет
и не будет.
Книжки читает, где правды давно ни на грош.
146
Слушает музычку тупо, пьет теплое пиво.
Всюду, везде он – больной незнакомец,
Давно сумасшедший, но хитро скрывающий
боль.
Под небом мышиным, без имени, родины,
близких, семьи,
Затравленный, всех посылающий на хер,
Тот, кто не нужен ни мне, ни тебе,
Растущий гигантпараноик с твоим и моим
лицом.
2
В.А.К.
Ты только крохотная точка на снегу,
Ты искра, выпавшая в круговерть и бездну.
Ребенок в заколдованном кругу,
Бродяга в кацавейке затрапезной.
Так что ты ждешь еще? Твое чело
Не лавра просит, а терновых игл.
Тебя давно бесследно замело.
Века назад... Как дерзко прыгал
Когдато зайчик солнечный без слез
По хвойным иглам на фотообоях!..
Был путь янтарен, а теперь белес.
Кто был любимцем, тот умрет в изгоях.
147
CАМОЗВАНЦЫ
– Чё это у тебя?
– Бубен Страдивари
– Он же, вроде, скрипки делал?
– Для лохов – да. А для
серьезных людей – бубны...
Гремят победно бубны Страдивари!
Король на подиум взбегает, гол.
Стал дипломатом Человек в футляре.
Купец Паратов в пасторы пошел.
Курагин маршал строчит мемуары,
как он Болконского закрыл собой.
Гуманитарные везет товары
предприниматель Плюшкин дорогой.
Согласен с Хлестаковым далайлама,
что всякий аферист – орангутанг.
От мэтра Шарикова кинодрама
взорвала Канны. «Женщинамустанг»!
В ней Лиза, новым видом недовольна,
от Митрофана доктора ушла.
Звезда Грушницкий на концерте сольном
ей дал надежду тенором козла.
Дантес обрился и навел наколку
«Большой поэт», и всякий пол усох.
148
А Смердяков читает «Комсомолку»,
где доказали: Достоевский – лох.
1022 июня 2008.
ВОСПОМИНАНИЕ О 10й ЧАСТИ
Когда срывает караул
тревога с теплых топчанов,
еще в ушах мы слышим гул
какихто снов, какихто слов.
И нам невидим в темноте
бегущий впереди сирен,
единорог, дающий крен,
в своей слепящей красоте!
***
«На башне спорили химеры,
которая из них урод»
Мандельштам.
Пока в погибающем мире до хрипа
политики спорят, который глупей,
жасмин увядающий пахнет, как липа,
и режутся зубки у дочки моей.
Немного еще – и до ручки калитки
достанет она. А потом и уйдет.
149
Не табору вслед – колесу от кибитки.
Не розы срывать, а оглодки щедрот.
Но, может, Господь, как принцессе из сказки,
дарует ей домик в дремучем лесу?
Иль кролик в перчатках состроит ей глазки
и сада фантазий откроет красу?
***
Все больше осени в городе. Все лучезарней
простор.
Вороны клюют вчерашний день в картонных
коробках.
И я бы хотел под сухими ребрами неба
держать за руки тебя и малышей
и ржавую пену пинать ботинками гденибудь
в парке.
Что тут говорить? Опадают дожди и слова.
А мы удаляемся, катимся вдаль, как мечты,
как горсть виноградин по тихой наклонной
аллее...
150
Р азрегистрация
***
«Блюз падает, как град»
Роберт Джонсон
Минует эпоха, кончается музыка,
осев на вещах серебристой пыльцой.
И нам остается лишь дырка от бублика,
фрагмент чернобелый да сон цифровой.
Мы слушаем их, как в замочную скважину
снесенного в Гарлеме особняка.
И в наших «бананах» фонит чтото важное,
мешая сорваться на клич дурака,
151
хилять за попсовою дудкой к расселине,
где буйно раскинулся чертополох,
и спрятаны судьбы хозяев и челяди,
где мухи и штым, словно мамонт издох…
СЧИТАЛОЧКА БЛАЖЕНСТВА
«Блажен незлобивый поэт»
Некрасов
Блажен болван, блажен эстет,
блажен незлобивый поэт,
торчащий от себя в искусстве.
Блажен трепло и пустоцвет,
и Нобелевский комитет,
в зеленой найденный капусте.
Блажен их смелый хоровод,
который города берет.
Блажен читатель без мозгов,
пригревший на груди врагов
и не звереющий от боли.
Блажен поклонник ерунды
без обоняния беды,
блаженны шизики на воле.
Блаженна белка в колесе,
ООН, и НАТО, и ПАСЕ.
Блаженны кобеля в Крыму,
и девки с тортом на дому,
152
фашисты за рулем на трассе.
Налево сплюнувшие страх,
в гламурном креме вертопрах,
но лишь не при последнем часе.
Кто понял сбивчивый мой бред,
в том страшного блаженства нет!
КОЛЛЕГАМ
Да будет проклята гордыня!
Нагнемся под епитрахиль.
Коль в сердце подлая твердыня,
лишь покаянье вкус и стиль.
А все поклонницы – поклоны.
«Помилуй и спаси» рефрен.
Не соловьи мы, нет, вороны,
крикливо множащие тлен.
Ну да, вы кривитесь надменно,
вращая пальцем у виска…
«Ты царь» – прав Пушкин, несомненно.
Но замки все же из песка.
РАЗРЕГИСТРАЦИЯ
Христианином я хотел бы умереть,
а не лукавым рифмоплетом.
153
Тошнит от слов. Саднит грудная клеть.
В Содоме бродит совесть грустным Лотом.
Мой братблизнец, лирический герой,
ты процветаешь, я иду на плаху!
Ты плод грызешь греховный, налитой,
я долго вслед гляжу монаху.
Ты веришь в дар. Нередко сам себя
паяцем вижу посреди арены.
Глумливо кланяюсь, позор любя…
Разрегистрацией шуту вскрыть вены?..
ККП
В Клубе Кукушек и Петухов
нынче росистое утро.
Спрыгнув с насестов, поев пирогов,
дунув на перышки пудрой,
патокой смазав щедро гортань,
чешут к заветному дубу,
где начинают плести филигрань
лести, любезной их Клубу.
– «Как изумительны ваши стихи!»
– «Ваши не менее, честно».
– «Правда ведь, мы не творцы чепухи?»
– «Это и дятлу известно».
154
– «Лирика ваша пронзила меня!»
– «Пишете, как сотня Данте».
– «Третью строку повторяю полдня».
– «Дарите грезам анданте».
– «Очень серьезно. Заявка на труд,
что зачеркнет «Илиаду».
– «Под метроном наши души поют,
клоном сигналит взгляд взгляду!..»
У мониторов, мерцающих в лад,
на безграничном просторе
тьмы ККП день и ночь свиристят,
и по колено им горе.
***
Е. Я.
Мы с тобой, как солнце и луна,
между нами ночь и тишина,
километры траурных дорог,
между нами милосердный Бог.
Все, чем дни и годы я дышал,
все, что неуклюже написал.
Мне теперь не вспомнить: ты ль была
той, что так любила и звала?
155
МУЗЫКА
Дал хлеб нам, воду и тебя
Господь, чтоб жив был человек.
Ты трепет снасти корабля,
ты ритма крепнущий побег.
Ты эхо ангельских хоров,
ты отсвет Божьего труда
меж разлинованных листов,
что Моцарт за гроши продал.
Ты чернокожий у реки.
Мотая в трансе головой,
он дергает кусок лески,
нацепленный на ствол сухой.
А я сочащий струп чешу,
и, столько лет вздыхатель твой,
с зарей и в сумерках грешу
с твоей троюродной сестрой.
***
«Ты умрешь», сказали ему врачи.
И небесные трубы джаз заиграли,
и старик апостол достал ключи.
Где мораль, вы спросите? Нет морали.
Утонула в луже вчера мораль.
156
Человек страдает с душой бессмертной,
унесен от дома в такую даль,
потрясен чужбиною звезд несметных!
И в тумане узкий хрустальный мост –
наш Господь Христос.
EXEGI MONUMENTUM
Я памятник себе воздвиг.
Точнее, как Сизиф, пытался
добиться, чтобы мой двойник
на возвышенье красовался.
И напыленьем золотым
ему покрыл я все изъяны,
а сам остался грубым, злым,
как все, кто любит истуканы.
С нечеловеческим лицом,
плачевно вычурной осанкой
мой монумент, корявый гном,
в углу валялся ржавой банкой.
И лишь с безумною тоской
его я втягивал на гору,
как добрый Бог слал ветер Свой
и ливнем предавал позору!
157
С имфония
подставленных
тазов
Новой крыше посвящается
СДЕЛКА21
– Отныне ты мой. Согласен?
– Ну да!
Оцифровал,
переназвал,
скомкал в плохой битрейт...
И вынул, хрипло смеясь,
флешку на тысячи терабайт
острыми загнутыми когтями.
158
ИСПОВЕДЬ
Еще один волчара в рясе,
случайно угодивший в храм!
Колючим взглядом в общей массе
он ловко шарит по глазам.
Находит робкие, больные,
выхватывает новичка и поучения кривые
вбивает в мозг наверняка.
В размотанные язвы страха,
стыда и горя молотком
утапливает он с размаха
обиды скобы, а потом
растерянного человека
швыряет наземь умирать,
уже предвидя, что калека
с недели приползет опять.
ПАМЯТИ
МУСЛИМА МАГОМАЕВА
«Он слышит райские напевы»
Лермонтов
Не плачьте, Тамара. В заоблачном хоре
еще баритон навсегда появился.
159
Бессмертные ноты в его партитуре,
бездонны верха, успокоены мысли.
Он видит Того, перед Кем виноваты
мы все, кто привинчен подошвами к долам,
Того, Кто дает нам зачемто таланты
и щебетом птиц услаждает веселым.
Теперь он поймет все, чем годы терзался,
избавится от надоевших недугов.
Там нет ни утрат, ни врага, ни мерзавца,
там вечное соединенье супругов.
Теперь, как очнувшийся вдруг от угара,
он в полную грудь очарованно дышит.
Не надо, не плачьте, царица Тамара,
он вправду блаженную музыку слышит!
28.10.2008.
ГУЛЯЯ С ДОЧЕРЬЮ
Туман такой, что и не скажешь:
«Нет, я не Байрон, я другой».
В промозглый Лондон экипажей,
а то и Шерлок Холмса даже,
развоплотился город мой.
В дыму мистическом так странно
вдруг проступает особняк.
160
На лбу его темнеет рана:
зашитый выход на чердак.
Клеймен старинным преступленьем,
в конвое захудалых лип,
нанизывая скуку с тленьем,
рессор он провожает скрип...
Неумолимее цунами
захватывает мир туман!
В крахмале стекленеет пламя,
кренится столб, что кокни, пьян.
***
Понемногу впадаю в вечность,
как змея в ноябре в мечты.
Пенка жизни – огонь, беспечность!..
Головнями чадят мосты.
Здесь источник адреналина:
так и манит былой детсад.
Встал. На поясе дней резина,
сиганул в разноцветный ад!
Боль в спине, рыжий привкус крови –
многим снова разжился ты?
Нет, дружок, как седло корове,
нам такие нужны бинты.
161
Настоящего бессердечность
отвергая по мере сил,
понемногу впадаю в вечность,
словно я никогда не жил.
3.11.2008.
***
Симфония подставленных тазов!
Вы слышите ее из наших окон?
Дрожащих капель там последний зов
и планы лета, вышедшие боком.
Рулады алюминиевых кастрюль,
сестриц из нержавейки бормотанье.
Октябрь не лоялен, как июль,
и свет за шторой ненавидит втайне.
Напевом йодль булькает вода
в простуженном крысином дряхлом горле,
как будто водкой не сожгли года
ему все связки на асфальтном взморье.
Лишь я не весел и не тороплюсь
с ним разделить мученье постоянства.
На минус минус обещает плюс
в одних анналах числового чванства.
10.2008.
162
***
Поэты, барды, музыканты,
кувшинокодуванчиков певцы,
вы, может быть, всего лишь накипь, пена?
И ваши комариные дисканты
гранита не царапнут, как ни рцы,
и древней башни не исправят крена.
Полушки ломаной не стоя,
к чему берете столько на себя,
на площадях кривляетесь в угаре?
Вы не вино, не каравай, не соя,
фальшивую прописку теребя,
всегда изгои вы – одни и в паре.
Так кто, зачем и для чего вы,
приборы из антинаучной мглы
и техника, враждебная прогрессу?
Пегаса острые подковы
следами метят пышные столы
и раздирают пыльную завесу.
6.11.2008.
***
Это будет всегда
в бесконечных вариациях повторения:
желудь, птица, вода,
дичь на День благодаренья.
163
Кровью плачущий провинциал
на своей железной кровати макрокосмос, которому дан ареал,
а столицы – как мальчику блядь на мате.
Прыг да скок по рулетке шарик стальной!
Проигравший часто уносит фишки.
Есть отец небесный и есть земной,
печь, в которой сгорят все книжки.
***
Опивки... ошметки... огрызки вот, кто мы, любезные братья.
Глянь в проскрипционные списки:
напротив фамилий – проклятья.
Жену увели в проститутки,
рабы и заложники дети.
Влагалища, члены, желудки вот, кто мы отныне на свете!
10.09.2007
***
Радуйтесь мне, пока я живой.
Быстро, наверное, кончится праздник.
164
Гибели мне желает ковбой,
местный пастух, кремлевский проказник.
Делают мне орудьем бобо,
кормят, как мышь, сыпучей отравой,
давит в ненастье жаба в жабо,
греет пузырь осклизлой канавой.
Срам прикрывает каждый мой стих,
но, словно граф, выглядит гордо.
Жменею полной гвозди и жмых
я достаю, шагая нетвердо.
Каюсь – вниманья не заслужил,
сам не способный на ликованье.
Но обнимите, бросив ножи,
силы найдя, слова и желанье.
10 ноября.
ДЕПРЕССИЯ
Это похоже на то,
как если бы ты
вдруг провалился под лед
в зимних ботинках, пальто.
Мертвая толща воды,
вязкий зеленый пролет.
165
Праздничный рой пузырей
(это уже галюны).
Льнущий развратный пырей,
жирные, как каплуны,
рыбы с чертами лица.
Звуков почти больше нет.
Песенка про мертвеца
или подобный ей бред...
***
Мой школьный приятель – жираф
из племени красных жирафов.
Смешной неуступчивый нрав,
во чреве собранье уставов.
Мой школьный товарищ – колдун.
Он делает страшные пассы,
и старый кровавый пердун
на кухню, где мы точим лясы,
вплывает, привычно заткнув
за отворот палец вонючий.
А следом, прищуром сверкнув,
другой – недоделанный дуче.
Стоит мой пермяцкий спирит
пред ними навытяжку, бросив
стакан. И душа в нем горит!
Мгновенно здоровые лоси,
166
согласные мать забодать,
явилися ряженым стадом.
Но шоблу крестнакрест я хвать!
Все сгинули с визгом и смрадом.
***
«Если Бог есть, то Он такой дурак», –
однажды сказал мой знакомый дизайнер.
С обидой сказал, злостью, тревогой,
пробитой десницей в себе заушая Бога!
***
На материке духовных смердов,
словно у Цирцеи во дворце.
Свиньи бродят, хлебушка отведав,
на мартышку целится цеце.
Жалок и завистлив бестиарий,
подозрителен к чужим, своим,
но зато по мифам некий арий
породил весь этот Крым и Рим.
Жижею болотной, очевидно,
за века разбавили нектар.
И внезапно произносишь: «быдло»!
Хоть язык налей на скипидар...
167
***
Шарик надувной
со свищом в боку.
Помнишь, как, родной,
рвался к потолку?
А теперь обмяк,
сморщился, потух.
Кто же тебя так?
Жареный петух?
Или шелупонь
с нашего двора?
Круглый ты – с тобой
самая игра.
Мягкий да слепой,
словно голубок.
Ни уйти в запой,
ни ворваться в рок.
Потеряв зенит,
как метался ты!
От бейсбольных бит
сочинял финты.
Тыкался в углы,
словно мамке в грудь,
падал на столы,
распылялся – жуть.
168
Доказал лишь то,
что тебя на бис
может, дед Пихто
и поднимет ввысь.
17.11.08.
***
Вороны, греясь, машут крыльями,
верша полет над проводами,
под небом ледовитым иглами
чернея, двигаясь стежками.
Им, как и нам, не страны теплые,
а передряги, перемены.
Упав, сосульки клювов робкие
они суют в пустую пену.
Добытчики, а не романтики,
живучие себе на горе,
хрипят и кашляют, как в ватнике,
в застывших перьях на заборе.
169
Л истки
Апокалипсиса
***
Боже, зашей мне глаза цыганской иглой!
Силы нет больше смотреть бредовый
блокбастер.
Но сердце Ты крепко сжимаешь – и капает гной.
Как он противен и мне.
Я терплю, добрый Пастырь.
Тянется лента о выходках пекла. Клешня
мир нагибает к пиле кривозубой то ниже,
то выпускает…
Я помню: Ты любишь меня,
злого мальчишку, в провал навострившего лыжи.
170
***
Как черви в гуще теплого навоза,
так жили мы и так хотели б жить.
Но корка лопается: чудороза,
бутон огромный начал ворожить,
расталкивая кокон лепестками,
обрушивая стенки в синеву.
И я, дрожа, как в лихорадке, замер,
теряя все, но веря лишь ему!
***
Соломинка Иисусовой молитвы
прочней всего на свете.
И не плачь,
мой брат,
что мы утратили права
на кругосветный фирменный круиз
под этим стираным, линялым флагом.
Не сетуй, что у кассы вдруг
в карман дырявый
вывалился наш
билет на уплывающий «Титаник».
Ушел.
Помашем с пристани платком.
171
***
Подобье дома и семьи
однажды кончится со смертью.
Увидят близкие твои,
как утлый челн сольется с твердью.
Им больше не принадлежа,
без прав на оклик, переписку,
подобьем юркого стрижа
оставишь родинусадистку.
***
На черепках, на глиняных табличках,
на изваяньях и могильных плитах,
в полуистлевших свитках добралось
взволнованное слово до потомков.
Протестом против вечной черноты,
отпором ужасу развоплощенья,
молением, несметноустым «Нет»!..
Как далеко еще тогда мы были
от горькой и спасительной Голгофы.
А ныне – вот она: смотри и веруй!
Но Ахерон, как никогда, широк,
разлившись между будущим и прошлым…
И слово лжет, запутывает пряди
состарившихся навсегда времен,
172
и рассыпаются мгновенно в пыль,
валясь со спусков, глянцевые книги!
***
Бледной несметною саранчой
снег налетает с днепровских склонов,
прядает, ищет тепло и покой,
мягко стучится в стекла вагонов.
Радостно мерзнет глупый бигборд
с полуодетой хитрой девицей.
Если мне скажут: «Киев не тот»,
«Киева нет», – возражу я сторицей.
Вспомнить хотя бы его и себя,
вызволив сердце из летаргии,
словно ищейка, могилу скребя,
где притаились черты дорогие.
29.12.2008.
***
Расплетай затянутые узы –
пуповину тягостной земли.
Планы, страсти, хлопоты, обузы
наземь с холки взмыленной вали.
173
Стоп, машина, дальше нет дороги!
Ктото врет про свет и про тоннель.
Вспоминай, что в детстве знал о Боге,
рай буквально видя, а не в щель.
***
«Госдепартамент США выделил 700 тысяч
долларов на создание программы по
консервации и реставрации руин Вавилона»
Все верно: перед тем, как пасть,
должна быть вновь на троне Древняя Блудница.
Должна быть напомажена, завита,
надушена, наряжена в шелка,
иметь покрытые перстнями пальцы
и серьги с камушками в жирных мочках,
гадюку ожерелья на груди.
Скелет покрыться должен свежим мясом,
захохотать, блестя зубами, алчный рот,
и вновь потечь вино в мешок желудка…
Как будто образ этот не был проклят,
как будто тень умеет воскресать,
как будто ей, колдунье, неизвестно,
что ждет ее: звериный рык, зола!
174
***
Нет Земли. Нет других планет.
Непроглядна Сибирь Вселенной.
Только Ты и Нетварный Свет,
только Ты и Твой дар бесценный.
Создал твердь и распят был здесь,
как хозяин, убитый гостем.
Ты Христос, Ты Благая Весть,
Новый Город дал мерить тростью
Иоанну, и тот нашел,
что прекраснее нету чуда.
Все закончится хорошо.
Заберешь Ты меня отсюда.
КОЛЬЦО
Злых, нетерпимых Олимпийцев,
развратных, мстительных, жестоких,
чревоугодников и пьяниц,
на роскошь падких интриганов,
всегда чужих, всегда далеких,
как в душе, скрытых нервной шторкой
непроницаемой завесы
из облаков, громов и молний,
неоязычникам с успехом
политиканы заменили.
И миллионы атеистов,
175
позитивистов, иже с ними
сегодня молятся бесплодно
среди своих домашних капищ
на говорящие кумиры,
что им являются охотно,
лишь щелкни пультом.
Ход событий
в кольцо сомкнется… очевидно…
Как при Нероне на трибунах
толпа садизмом упивалась,
смотря, как львы в зубах таскают
несчастных кукол обагренных,
так христиан времен последних
велит последний император
казнить и мучить. И лояльно
возденут биты «демократы»,
перевернув большие пальцы.
А Рим все тот же нелюдь спалит.
***
«И восстанет народ на народ
и царство на царство»
Ни эллина, ни иудея,
ни русского, ни украинца.
Одно недоуменье: где я?!
На кабаке? Внутри зверинца?
176
На марше молодых скинхедов?
На стадионе средь фанатов?
Под сапогом армейских дедов?
В палате буйных психопатов?
И то, и это справедливо.
Дождаться бы Христа в рассудке,
из щели, из собачьей будки
навстречу выскочив с оливой!
***
Каждый день теперь – как Страстная пятница.
Заря до ночи елееле катится.
Окрест серо, и воздух не льется в легкие.
Где ни кинь, снуют фарисеи ловкие.
Предлагают торг, медяками звякают,
развлекаются нашей хмурой дракою.
Ну и дурни сами: в Христа не веруем,
все желаем лучшими быть да первыми.
Впрочем, хватит об стену мять горошины.
Сочинюка лучше стихи хорошие
о весне, надеждах и юной радости...
Только где они? Худшей нету гадости,
чем терять себя, упускать пути.
Я приду, налью. Господи, прости.
177
ВАВИЛОНСКАЯ БАНКА
Бог наказал нас пустотой
взаимного непониманья.
Все в этой истине простой –
нелепость наша, стыд, страданья.
В стеклянной банке муравьи,
через других переползая,
мы ножкиусики свои
обламываем, исчезая.
Очнется вдруг один, второй
от копошенья, как от пьянки,
и вверх стремится сам не свой!
И носится по краю банки.
***
Я Богу Сил молюсь – и чувствую бессилье.
Осадок гари на моих губах.
Гитары смерть с ее тройным двужильем
предсказывает отупенье, страх.
Агония! Агония… Из горла,
как из головки маковой сухой,
распоротой ножом, сухие зерна
текут заместо слез на шар земной…
15.07.2010.
178
З аклинание
***
Плюмаж тропический ореха
циклон вульгарный общипал.
А шквал ночной по яйцам дал
с оскаленным лицом морпеха.
Но я жестоким не собрат,
я не унижу, а возвышу.
Назначу статуей – и в нишу,
а может, в королевский сад.
Пускай кокетливо ему
кивают кружевные дамы.
179
Он больше не братан дерьму
и бел, как мех домашней ламы.
***
После болезни кажется осень
вдвое прекрасней, вдвое родней,
словно невеста, с которою вместе
пару недель проваляться пришлось
перед венчанием в инфекционке.
«Даже виски у тебя похудели»!
И проступает, точно санскрит,
общее прошлое в воспоминаньях…
Я гражданин прозрачной пустыни.
Этим и счастлив. Снова пришел,
чтоб охранять золотые доспехи,
медные шлемы, мой бронзовый век.
Пахнет от пятиэтажек вареньем,
и, прободавший плеву среди трещин,
рад на пригреве собой одуванчик.
Стать муравьем в янтарном потеке,
стать невидимкой в общем потоке,
стать гражданином прозрачной пустыни,
стать одуванчиком, скромной фигуркой
на ахиллесовом пышном щите.
180
***
Н. М.
Элеонора – значит «милосердье»,
а милосердье нынче не в ходу.
Оно застряло на небесной тверди
и со звезды порхает на звезду,
оно в глубинах космоса гуляет,
пасется, как овечка на лугу,
на нас внимания не обращает,
да ведь и мы с ним дружим не в дугу.
И всякий, кто сказал: «Элеонора!»,
позвал полузабытое из тьмы.
И, может, отзовется оно скоро
и озарит заблудшие умы.
***
Кленовые листья лежат на земле,
как будто пасьянса забытые карты.
Рисунок пока не набросан в угле,
для Рембрандта, в сущности, край непочатый.
И Гений кидает, как будто на спор,
повсюду шедевры, и пышет ковер!
Ступай по нему, если знаешь – куда.
А нет, так слоны послоняй обреченно.
181
И то, и другое чудесно, балда,
поскольку бессмысленно. Видишь, синхронно
с тобою вздохнули… А что же ты ныл:
«сочувствия нет»?
Или я это был?
***
Пора уходить поанглийски?
Написано, сказано все.
Читали, как сгусткиириски
выкашливал ночью Басё?
Так существованьем харкаю,
бездарный в быту инвалид.
Надежда? Да, секта такая
имеется. Только разит
помадой и одеколоном
от пьяных адептов ее.
Холодным и низким поклоном
приветствую это жулье.
***
Крылья за спину заложив,
делово гуляет ворона.
Бомж храпит у поникших ив –
царь природы во время оно.
182
Сколько мудрости и красы
в грациозной неброской птице!
Цепко держит она свой сыр,
недоступный любой лисице!
***
Вместо детей машины
по городам галдят.
Цвета болотной тины
люди свой дарят взгляд.
С нежным оттенком тины
люди кидают взгляд.
Роботы, манекены,
куклы на поводу.
В сумерках авансцены
пьеса идет: «В аду».
Октябрь 2009 г.
183
Диалоги
и монологи
***
Есть единственный гений на свете – Господь,
поселивший любовь в эту бренную плоть,
возрастивший на мертвом граните цветы,
милосердия ширь, глубина чистоты.
Смерти нет, потому что Сын Божий воскрес!
Что есть смерть? Просто шлюха, обнявшая
шест.
На нее с вожделением смотрят скопцы,
и суют ей бабло дуракимервецы.
184
***
Пока звучит хрустальный полонез,
не тронет нас никто и не обманет,
и право есть искать среди небес
ту, что однажды снова домом станет.
Пока звучит усталый полонез,
не нам бояться незнакомых листьев.
Ты только окна белым занавесь,
чтоб в изголовье жуткий свет не лился…
Мы знаем наизусть, наперечет,
кто будет с нами, кто войдет без стука:
гитара, мама, смерть, ну, и еще
мурлычущая полонез шкатулка.
Смотри, какой роскошнейший бедлам
она творит на этом месте лобном!
Потом… Я расплачусь по всем счетам,
когда пружинка в самом сердце лопнет.
1993.
ОЛЕГУ ДАЛЮ
Не спится, Олег Иваныч?..
Приходите, болью тираните сердце.
Что сделать для вас мне?
Помилуй, Господь,
185
шута благородного,
слиток бесценный,
который продать не продали
и взвесить не взвесили,
расплавить хотели,
а он накалился и сгинул…
Омой его, Боже, ключами студеными.
Что знаем мы все о Твоем милосердье?
Что знаем мы все?..
Брат недужный мой,
друг, не желающий знаться,
врач и учитель, отравы напившийся в хлам,
твою наготу прикрываю с любовью,
прошу возвратиться, но нет ни словечка в ответ.
А, впрочем, кто смел бы опять
тебя вздергивать на дыбу жизни?
В сегодняшнем мире у ней униженья
на всякого встречного хватит с лихвой.
Как капли дождя на барханах пустыни,
взмывают, ударившись, лишние люди.
Курится их жертва, их самосожженье –
кому приносимое? Вряд ли всем тем,
кто принял его на свой счет. Но молитвы,
но мук добровольных вовек не спускают
отвергнутым, детски взыскавшим небес.
186
ДУЭЛЬ
НА ШТОПАНЫХ
ПРЕЗЕРВАТИВАХ
Пьеса–мелодрама в стишках на русском языке.
Посвящается кавказской войне 2008 года.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
П у к и ч – импозантный мужчина в дорогом
костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Ш у б – импозантный мужчина в дорогом костюме.
Говорит с легким западным акцентом.
Д ж и г и т о в – импозантный мужчина в дорогом
костюме. Говорит с легким восточным акцентом.
К о с о л а п о в – импозантный мужчина в дорогом
костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Т а м р и к о – девочка 8 лет с большими черными
глазами. Говорит с сильным детским акцентом.
АКТ 1,
ОН ЖЕ ПОСЛЕДНИЙ
П у к и ч : Вот такието дела.
Косолапов, надувай.
К о с о л а п о в : Взял уже трехсотый.
Ай!..
П у к и ч : Неужели злобный Шуб
проколол?
Д ж и г и т о в : Что слышу? Так…
К о с о л а п о в : Никак нет!
Ш у б : В горах возня…
Т а м р и к о : День рожденья у меня!
187
П у к и ч : Что же, брат, пора бросать.
К о с о л а п о в : Я готов, как пионер.
Д ж и г и т о в : Я надую тоже, сэр?
Ш у б : Коли можешь, надувай.
П у к и ч : Хенде хох, козлы! Гуд бай!
К о с о л а п о в : Посильнее размахнусь –
и пришлепну.
Д ж и г и т о в : На тебе!
П у к и ч : Раб позорный на рабе.
К о с о л а п о в : Точно так. Они кругом
тараканами кишат.
Жаль пускать негодных в дом,
как и их тараканят.
Т а м р и к о : Отчего повсюду гром?
Ш у б : Джигитов – идиот.
Д ж и г и т о в : День последний настает!
Впрочем, вот тебе еще
штопаный промежду глаз –
угодил на этот раз!
П у к и ч : Тридцать штопаных сюда,
двадцать штопаных – туда!
Разольются – не беда.
К о с о л а п о в : Уловил! Мочу, мочу.
Там промокло все уже.
Ш у б : Видеть всех вас не хочу
в вашем скучном трандеже.
Д ж и г и т о в : Нет, поближе подберусь,
чтобы дать с размаху в нос.
К о с о л а п о в : Выпрямляюсь в полный рост!
188
П у к и ч : Я с тобою, не робей!
Все трое сталкиваются с разбега на высокой
скале, держа на отлете свои штопаные снаряды.
Тамрико, собирающая цветы, оказывается между
бойцами и, сбитая с ног, катится в пропасть.
Т а м р и к о : Мне страшно, мама!
Не хочу я умирать!
Пукич, Джигитов, Шуб
и К о с о л а п о в : Твою мать!
Неча, дура, тут шнырять!..
ЗАНАВЕС
МИРОТВОРЦЫ
«Блаженны миротворцы, ибо они сыновьями
Божьими нарекутся»
Господин президент, вы, конечно, считаете,
что миротворцы –
это бравые хлопцы, наряженные в камуфляж;
их вывозят в район, где бесчинствуют дикие
горцы,
выдают автоматы и просят не сдерживать раж.
Вы уверены, что «Не убий» – это сказки
для штатских,
тех, кого убивают наряженные в камуфляж,
чья судьба быть статистом спектаклей
бездумных и адских,
189
где горят декорации, лезет этаж на этаж.
Господин президент, «миротворцы» –
от древнего слова,
означающего не кровавую баню, а мир,
мир любой, от незыблемого до худого,
мир как цель – и, простите, не та, что повешена
в тир.
Только это имел Он в виду и с горы проповедал.
Только этого мира творцов записал в сыновья.
Завтра сильный подавится, слабым теперь
отобедав,
и в подножную грязь, как мы все, возвратятся
князья.
ИЗ ОКНА
Таятся в чернеющих недрах Москвы
(вечернее шествие автомобилей)
ее непонятные дети. Вдали
стоят над высотками сизые тучи.
И в дремной глуши их, нежданно плеснув,
за миг разлетаются, медленно тая,
клочки белых перьев... Как будто бы Он
еще одно наше не принял посланье.
И ерничать нынче пред Ним не хочу.
Луна из осоки антенн снизошла.
Возьму ее череп алмазный руками.
Воскликну, как тот разуверенный дух:
190
«О, Йорик, о бедный, о бедный мой Йорик!»
Столь тихо, что слышно, как гдето внизу
звонит телефон у какихто счастливцев.
1996 год
ВОЛК
В набитой строительным бредом квартире,
где комнат, хранящих зиянье, четыре,
зарытый в Москву, как в стог сена иголка,
брожу, обрастая терпением волка.
Скитаюсь, бесценной судьбой обрастая.
В углах одиночества плешь золотая.
И если алмаз горлом всплыл втихомолку,
сжимаются челюсти юного волка.
Я писем не жду: по отчаянья тропам
никто не гуляет с подругами скопом.
И на телефон, что белеет радушно,
я лапой когтистой наброшу подушку.
Я сам выбрал лес, обернувшийся чащей.
и в час, когда спит мегаполис пропащий,
и всходит над ним моя высшая нота,
я вою над тусклой страницей блокнота!
1996 год
191
***
Тополиный пух – воплощенная лень
и кружение праздных мыслей,
невесомый пустяк, чепуха, дребедень,
дух, что нежен и не завистлив.
Он звездою плывет к твоему лицу
и навеивает желанье
облака считать и лелеять пыльцу,
улыбаться на все мирозданье.
С высоты рабочего этажа
мальчугана заметив с тем же недугом,
вместе с ним превращаться в чудопажа,
шлейф несущего вслед за июньским кругом.
У МОНУМЕНТА
ГРИГОРИЮ СКОВОРОДЕ
«Мир ловил меня, но так и не поймал».
Эпитафия на могиле философа.
– А ты знаешь, кто изображен
на пятистах гривнах? Сковорода.
– О! А хто її там намалював?
Подлинный разговор.
…Мир, говоришь, не поймал?
Вот ты стоишь, запертый в клетке воздушной,
каменный и беззащитный,
192
даже не переставляя
грязные комья лаптей.
Стриженный в скобку, похожий
на допотопную птицу.
Корму насыпала щедро
тебе молодежь золотая:
семечки, пробки, окурки…
Падают кегли бутылок,
блядствует пир пустоты.
Мир не словил, утверждаешь?
Бедный мой памятник, зомби.
Меньше всего здесь ты нужен.
Не продавец, не политик,
не покупательамеба
в слизи под микроскопом,
даже не Командор.
Только бродячий философ!..
Что там в гранитной котомке?
Библия по латыни,
луковица, сухари?..
Киев, Контрактовая площадь.
***
С.
Я мучаюсь от красоты
твоей, которую бессилен,
193
как отраженье из воды,
добыть из сердца, сделать былью.
Я мучаюсь от колдовства,
нас разводящего за руки,
и я кладу кругом слова,
я возвожу до неба звуки,
и я пытаюсь заточить
себя с тобой в посильной башне,
повесить на звезду ключи
и отогреть огонь домашний.
А день, как день, приходит – злой,
такой, что снов не изваяешь.
А ты стоишь передо мной
и, улыбаясь, извиняешь.
1995.
***
Если бы Бастер Китон
свалился с луны в наше время,
он хохотал бы месяц,
словно повсюду – в креме
испачканные рожи,
194
потом бы ему стало грустно,
он сел бы и слезы вытер,
и, каясь, воскликнул: «Боже»!..
18.06.2009.
УКРАИНСКИЙ ТАНЕЦ
Мне кажется, бегут они к Днепру,
чтоб в воду опускать свои веночки,
и ленточки струятся на ветру,
и ветер надувает их сорочки.
Вдруг взвизгнут громко и быстрей помчат,
в ладоши хлопнут, стукнут каблучками.
И ночь сияет в черных их очах,
и тонкий месяц вышел над полями,
над хатой, над серебряной межой,
и каждая кохается с любимым…
И каждая качает головой,
смеясь задумчиво над счастьем мнимым.
2001.
195
С онеты
Старого
Корсара
1
По молодости лет я девушек любил.
Теперь седой простор одна моя отрада.
Ни золота, ни боевых побед не надо
тому, кто терпкой мудрости вкусил.
Закат – восход: равно печален пыл
всех граней дня, их страстная бравада.
Я жажду лишь, чтобы ворота Сада
с объятиями мне Отец открыл.
Из сотен книг, что тяготят мой шкаф,
покрытых пылью и полузабытых,
я достаю Завета синий том,
196
и вновь рыдаю, место отыскав,
где Ты простил убийцу и бандита,
а море бьет в наш маленький Содом!
2
По молодости лет я девушек любил,
я запускал в них пригоршни, как в жемчуг.
Давно я нелюдим, и мне во тьме не шепчут
пряные губы, как я груб иль мил.
В портах мои спешат отдать избыток сил,
скорее отыскав после скитаний встречу.
А я с крутых бортов невидимой картечью
глушу их – расфуфыренных верзил!..
Корабль тих. Раздула фонари,
зевая, вахта. Вскрикивают слуги –
их вновь в кошмарах унижают, бьют.
Малаец, негры. Обхватив лари,
к путанам в заведения Тортуги,
они в камзолах грез, бранясь, плывут.
3
Теперь седой простор – одна моя отрада.
Он безучастен, как моя печаль.
197
Пергамент щек и патлы по плечам –
все в тон ему. Похоже, мы два брата.
Бывает, как циклоп, взревет его громада!
И больше зренья нет, смешались близь и даль.
Грехов земных Ему тогда не жаль,
и Он спускает нас в ущелья ада.
Так, сброду перспективу показав,
как мудрый лоцман, провожает в бухту,
где на бок ляжет шелудивый пес –
фрегат наш под названием «Зуав».
…Вновь кокфранцуз выдумывает кухню.
Судьба до шпаги горизонта – скучный плес.
4
Ни золота, ни боевых побед не надо,
я не тщеславен боле и не глуп.
Что черепаховый душистый суп,
что хлеба черствый кус – одна баллада.
Но кто удержит наше сердце от распада,
коль ты надеждой беден, как на рее труп?
Горящий брандер – юность. Вздутый шлюп
на желтом рифе – время листопада.
Матросы сплетничают, будто спрятал я
198
несметный клад, нахватанный за годы.
Мол, есть и карта, где отмечен путь.
Какая, Боже, глупая семья
досталась мне, какой позор природы!
И ждет кинжал меня когданибудь.
5
Тому, кто терпкой мудрости вкусил,
чума и гибель, словно детские игрушки.
Я, как мореный дуб, от пяток до макушки
с окаменелым такелажем жил.
Зыбь выносила, ураган вскормил.
Младенца хрип, арлекинада старой клюшки,
ядро, влетающее в грудь, как в плоть лягушки, –
все это видел я, все уяснил.
Ветрило кобры, сифилис, стрела
в потеках яда, хищник под луною –
всё экспонаты в памяти моей.
Как будто когти гордого орла,
что промахнулся в кучу перегноя,
так вязнут мысли на закате дней.
199
6
Закат… восход… Равно печален пыл
люк бытия открывших, запахнувших.
Поденок стайками в веках минувших
они мятутся – те, кто раньше жил.
Горбами дюн белеют, что намыл
безликий ветер, – сколько там сверкнувших
крупиц на солнце? Я не знаю лучших
слов тех, что муж усталый обронил:
«Все суета сует». Гусиное перо
и я порой в чернильницу макаю.
Но крепко вежды протираю вдруг
и, тяжко опираясь на бюро,
встаю, тетрадь с сонетами бросаю
и рому зычно требую у слуг!
7
Все грани дня, их страстная бравада –
игра свечей в глубинах хрусталя.
То из корзины заорут: «Земля!»,
то вражеского флота колоннада
вдали возникнет, и несчастная команда,
забыв про штиль, на эшафоте короля
200
себя представит разом, впрок скуля!
Затем опомнится, надувшись, как Паллада.
Таков, о Боже, бедный человек!
Твое растение клонится долу
иль выпрямляется, чуть в спину подтолкни.
Он флюгер, пух, калека из калек.
Коль не при власти, низкую крамолу
вынашивает. Тень он, извини…
8
Я жажду лишь, чтобы ворота Сада
не слишком узки были для меня.
Ковры иль шелк, булыжник иль стерня –
все путь один, и всюду ждет засада.
Душа – что форт. Свирепая осада
бурлит вокруг, прочь ангелов гоня!
А мир – зеркальных комнат анфилада.
Толпа лжецов. Тот коренастый – я.
Широкоплечий слишком, говорю,
для царских врат. В грязи мои ботфорты,
в крови по локоть руки – не хотел.
На капитанском мостике курю
прямую трубку. Жесты властны, горды.
И не страшит положенный предел.
201
9
С объятиями мне Отец открыл
за то, что кулаками я стучался.
Как блудный сын, на добрые полгалса
промашку дал я и тюки сгубил.
Конечно, льет слезу и крокодил,
что над козленком всласть поизмывался.
У египтян он богом назывался,
в краях, где все решает мутный Нил.
Но без упрека на меня глядит
распятье из позеленевшей бронзы.
В нем состраданье и земная боль.
Он замерзал без крова, не был сыт,
пролил за нас и кровь, и пот, и слезы –
вот наш Судья!.. О, жгучий стыд! Доколь?..
10
Из сотен книг, что тяготят мой шкаф,
едва ль штук десять будут интересны
мне через год. Затем в рядах их тесных
блуждать и вовсе прекратит рука.
В усадьбе шаткой, будто лорд и граф,
хранитель грез, героев бестелесных,
над бездной, где полно костей безвестных,
я проплываю, кресло оседлав.
202
Такое не забавно бытиё?
Каких еще вам надо аллегорий?
Смотрите: пепел всех библиотек,
на погребальное сукно мое
уже нападал или ляжет вскоре!
Лишь Истина утеха из утех.
11
Покрытых пылью и полузабытых
немало закоулков в памяти моей.
Они, как кладбища погибших кораблей,
или стоянки дикарей забитых.
Там пахнет дегтем, там стучат копыта,
там няньки за руку ведут гулять детей,
курится дым из жертвенников быта,
но нет меня – и оттого кому грустней?
Вязали Мойры парню свитерок –
не по размеру вышел: дыры, латки…
На плахе никого не прокляну.
Простить хочу тебя, великий Бог,
за роль винта в твоем миропорядке,
который сообщил мне кривизну.
203
12
Я достаю Завета синий том.
Он полновесней золота Альгамбры,
таинственней Химеры, чупакабры.
Как фитилек, перегорает в нем
в сплошном благоуханье гордый ум,
совсем беспомощный, но слишком храбрый.
Ночь, точно евнух, жирный и недобрый,
следит в окно, блестя глазным белком.
На каравелле, что прекрасней лебедей,
с бушпритом, будто рог единорога,
Его корабль по вечности плывет.
Закинул сети Он – и тысячи сельдей
с ногами и руками, славя Бога,
попались. А лукавый режет скот.
13
И вновь рыдаю, место отыскав
то самое, – ну вот… мокра страница!
Нет– нет, довольно! Лучше нордом насладиться.
Хандра на вкус, как тухлая треска.
Когданибудь у безымянных скал
найдут сундук, стихи, чтоб мне продлиться
204
в потомстве тоже. Им начнут дивиться
иль ухмыльнутся, бегло полистав.
А, может, осьминог, свои очки
на клюв нацепит и в норе подводной
возьмется философски рассуждать,
что солнце скверна, люди – дурачки,
что сложно быть скотиной благородной,
приклеив к щупальцам мою тетрадь.
14
Где Ты простил убийцу и бандита,
недолго б размышлял присяжный суд.
Вот так и нам в момент башки снесут,
и штабелями в яму. Шитокрыто.
Великодушно в яму троглодита
и негодяя… Сей полезный труд
исполнят те, которые несут
к столам и тронам в башмаках копыта.
Немногим нравится прощенья вкус.
Рецепт напитка резкий и нездешний.
Вдруг великаном станет лилипут?
Порой и я робею, хоть не трус:
любовь, прощенье, словно хаос вешний,
лишат опоры, жалкий строй сомнут!..
205
15
А море бьет в наш маленький Содом.
Он только человечества осколок.
Так мог бы выглядеть иной поселок
иль магистрат. Как родовым гербом,
кичусь я сходством наших балаболок
и загребалок. Разрази вас гром…
Пусть Правда выстирает нас, как щелок,
насытит, уравняет с торжеством!
Входил и я в готический собор
давно когдато под прибой органа,
Марии Деве зажигал свечу.
Но в аккуратный общества пробор
наклал однажды. Может, слишком рьяно.
Был повод веский. Дальше – умолчу.
2227 июня 2009го.
206
Украинский
альбом
***
Земля, дай мне силы!
Я всегда любил тебя.
По весне непременно склонялся и гладил
набухающий теплый живот,
обрастающий, как голова новобранца,
любовался воскресшей букашкой
и травинкой с валторной улитки,
Лаперуз в твоих дебрях,
Роберт Бёрк на песке…
Дай мне силы, земля.
Потому что сильнее, хотя и не вечна.
207
Мне уже не искать на твоих палимпсестах
строфы, смытые грубо,
понятные мне одному кракозябры.
Я твержу сам себе: той же скорби вкусил
изумленный, растерянный грек, иудей,
или – ближе – степняк,
уцелевший для плача
о погибшем и славном.
А ты в утешенье
позволяла отрыть ему грош, амулет.
Мне же в памяти рыться теперь суждено.
В чем тебя не виню,
ибо мученицы неподсудны.
Пусть все будет, как есть.
У поруганной, проклятой, изнеможенной,
об одном я прошу: подари каплю силы,
и еще потерпи мою тяжесть, земля!
РАБОЧАЯ ПЕСНЯ
ПРИДНЕПРОВСКОГО НЕГРА
С о л и с т , притопывая в такт:
– О венах больше знает, чем о Вене,
герой славянского боевика,
закрученного лихо в девяностых!
His name Poterjannoe Pokolenje.
Еще одно – беда не велика
для мулов терпеливых и бесхвостых.
208
Никто не знает, как я был унижен,
когда весной за праздничным столом
в котами промяуканной квартире
мне сладко пела фифа о Париже,
как бесподобно оказаться в нем,
особенно не раз, а тричетыре.
Но мне в моей глубинке уголовной,
как мячику, что брошен в лабиринт,
где темнота и мускус Минотавра,
катилось так бесцельно и неровно,
что до сих пор в глазах еще рябит,
и не достать до Лувра и до лавра.
Там, за мостом, ровесников немало,
а молодым уже и счета нет;
эпоха все дружней с гробовщиками…
Хор:
– Жил некто Лазарь, тленьем карнавала
не тронутый. Порви его портрет,
небритый, с вечно драными носками!
СТИХИ
ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
Украинцы – проклятый народ.
Что ни вождь у нас, то идиот,
209
отморозок, выродок, бандит.
Шлюхою история глядит.
Ну, степной геройский бандитизм,
обращайся в парламентаризм!
Словно Клеопатра, вся бела,
Украина сдуру померла,
руку сунув в скопище гадюк
(ой, златые косы наших сук).
Вышиванки, ульи да горшки.
Плачь, бандура. Спляшем, земляки!
Не носила до сих пор земля
дрянь такую – князя, короля,
фараонов и других господ,
чтобы так увечили народ.
Ну а если в корень посмотреть,
сами заслужили эту плеть.
За натуру подлую, видать,
небо шлет такую благодать.
Ведь второго каждого копни,
в ров спихнет и хрюкнет: «Извини».
210
ЭВОЛЮЦИЯ ВЛАСТИ
С дыма по белке – хазарину шуба.
Шуба безделки, костюм бы для клуба.
Хату в Майами, два новеньких джипа.
Пять – еще лучше. Угодия типа.
Дачку на острове. Остров впридачу.
Сладкое, острое, Sony, Versace.
Сейфы по банкам, счета небольшие.
Белка малмал не якши, дорогие!
ВАГОННОЕ БОЛЕРО
тестю
Как тошно слышать поезда
прикованным к своей постели!
Им нипочем твоя беда,
как детворе на карусели.
Для них рассыпаны в пути
чужие судьбы и природа,
а ты мечтал бы доползти
до входа в мир, хотя до входа.
Они настырны и резвы,
покрыты славой их колеса.
А ты угрюмее совы
и неподвижнее утеса.
211
Как волки сказочные, впрок
одолевают километры!
А ты врастаешь в потолок
холодным взглядом геометра.
Свингует вдалеке вагон,
везя здоровье, фарт и счастье…
А здесь порой бывает Он,
садится рядом, сжав запястье.
КОШМАР
…Приблизительно двести
или, может быть, даже пятьсот человек
было нас, заразившихся вирусом гриппа,
неизвестного ранее.
Брови нахмурив,
изучали нас несколько дней доктора,
наконец констатировав: «Неизлечимы
и опасны для общества».
В карточках наших
были штампы проставлены: «Уничтоженье».
В длинной комнате
с лавкой и полом цементным,
с зарешеченным входом
нас всех разместили.
Я пытался молитву прочесть,
но скакали,
212
словно пробка на волнах, немевшие губы.
90й псалом наконец елееле
одолел и затих.
Тут чиновник в костюме
появился и нам зачитал приговор,
по которому доблестное государство
все грехи нам прощало, прося извинить
и его за поступок для общего блага.
Дюжий дядька в халате,
забрызганном кофе,
начал делать уколы,
аппаратом предплечья касаясь
и тут же брезгливо отпрянув.
Клацал тот, словно стиплер.
Почувствовав боль,
я спросил у соседки, как долго нам ждать?
И услышал ответ: «Полчаса».
Значит, мука
будет долгой, как век.
Рвотный дух обоняя,
закусил я окурок и сполз по стене…
213
***
Одряхлев, человек превращается в рухлядь.
Валидолом пованивая и гнильцой,
он по шарику шаркает, чавкает в кухнях.
Для чего тебе, Господи, нужен такой?..
При желанье не встретишь маститую старость
ни в деревне, ни в городе. Только порой
в храм забьешься размыкать раздрай
и усталость,
а навстречу, смеясь, Симеон молодой!
***
Мне жалко, матьДесна, что ты не можешь
слизнуть волной с пологих берегов
все эти халабуды, тачки, рожи,
что нет у речек Чистых четвергов.
Эх, мусора и хламу навалили
на белый твой песок средь лозняка!..
Была ты чище и невинней лилий,
а сделалась забавой мудака.
Жлобы жлобам теперь сбывают эти
святые километры тишины,
где ил щепотями роняли дети,
палатки в мареве смотрели сны.
214
Они присвоили пассажи чайки,
вопящие, как слайдгитарный тон,
и вдоль по берегу шныряют в майке;
их подлый прайд законом защищен.
Тебе сплетают лапти земснаряды.
По Гамбургскому счету, матьДесна,
бежать кудато за границу надо
таким, как ты. Не то хана. Хана…
КИСЛЫЙ МАРШ
Мы приклеены на кочках,
грим унынья на лице,
деньги в мыслях, камни в почках,
в общем, воин на бойце.
То ли слабо ели кашу,
то ли мрачный зодиак
столь похерил песню нашу,
что она, как вой собак.
Некрасивы и бессчастны,
в отговорках и соплях,
то оранжевы, то красны,
сквозняком носимый прах.
Диоген давно не личность,
а с заикойфонарем,
215
в подпол свесившись, привычно
поллитровку ищет в нем.
Впрочем, что до Диогена?
Всяк философ иль поэт это нонсенс для полена,
оттого их просто нет.
Нам вожатый шут экранный
или дюжий рукосуй.
Разрешили секс оральный,
за любого голосуй.
Только чтото все кислее,
все свинцовее душа.
Подавайте ж нам быстрее
свежих рыл и антраша!
НЕПАТРИОТИЧНЫЙ РЕГГИ
Саше
Водоросли – дреды океана,
океан – великий растаман.
Соль его – моя тоска и прана,
Новая Зеландия – капкан
для изъеденного молью сердца,
что болталось в теле, как в шкафу.
Стал мой кум похож на иноверца,
216
воротясь оттуда. Как строфу
модернист нечаянно ломает,
от клаустрофобии скуля,
так взыгравший дух не понимает,
что закрыта на замки Земля.
Кто возьмет измором все таможни,
тот, победой над гражданством пьян,
вонмет в добрый час, как бьет в ладоши
растафарианецокеан!..
217
О бъяснение
безумию
Дриме с благодарностью
***
Покорны и тихи,
от света в никуда,
рождаются стихи,
горьки, как лебеда.
Парсеками времен
без отдыха и сна
они скользят в затон,
в котором нету дна.
218
ЕЛИ
Великаны в зеленом каракуле,
серебрящимися эполетами
вас увешал февральгенерал.
Никогда не сгибались, не плакали,
лишь весной становились поэтами,
поле битвы сменяя на бал.
Изпод сизых папах неуверенно
или, может, совсем без внимания
созерцаете, ели, вы нас.
Столь разлаписто, грозно, рассеянно,
что проходит привычная мания
к детским играм! Проходит на раз.
***
памяти В. Г.
Толпа есть зависть о бессчетных головах.
Не подходи к ней, если стоишь хоть чегото.
В затвор забейся, если ты совсем другой!
Иначе быть тебе растерзанным, зарытым
живьем в бетон – двумя, тремя, пятью,
десятком, сотнею «коллег», «единоверцев»,
что мимикрируют, сольются в некий миг
в стальной топор, в удавку, в тихий газ
тебе, глупышка, предназначенный для мести.
За что? За то, что среди них ты был,
осмелившись на них быть непохожим.
219
***
О как же несчастлив ты, князь Синодал!
Поэт тебя черту в игрушки отдал.
К невесте своей, словно мартовский кот,
спешил ты, а вышло все наоборот.
Финита! Осмеян ты будешь в веках,
с наколкою «Томочка» на кулаках…
***
Сыплются, сыплются блестки,
меланхоличны, спокойны.
Голову, будто собака,
на голубой подоконник
я положу и уставлюсь
в эту порочную бездну
с нагроможденьем балконов,
неразберихой подъездов.
Алою кровью из вены
хочется вымазать стекла,
чтоб изменить ненадолго
все, что скомкалось, поблекло.
Но оживишь ли проклятый,
если не может, не хочет?
220
Камень, Медузой зачатый,
пей, осушай ее очи...
Киев
***
Рентгеновский снимок, а не человек,
о всем недостигнутом я не жалею.
Не буду в почете, не съезжу в Квебек,
на месте под солнцем живот не погрею.
Ну что ж, и не нужно. Не стоит блажить.
Сегодня лишь миг, бесконечно лишь завтра.
Я с детства пытался по небу ходить,
и нет к остальному большого азарта.
***
Лужи – просто царские!
Но зато зима.
Снег полки гусарские
двинул на дома.
Кони хлопьевидные,
сабли, кивера.
Гибнут… Не обидно им?
Нет. Звучит «Ура»!.
221
***
...чистый голос трубы над замерзшим Днепром,
слышный мне одному в недоломаных «коссах»...
Как струя серебра на сверкающий хром,
как олень, уносящийся в белых торосах,
как тропа, пропетлявшая вдаль по тайге,
как сорвавшийся крик в необъятном
пространстве,
как клубок, размотавшийся в буйной пурге доли вечной гармонии в непостоянстве,
как на кратком свидании, переплелись,
возвращаясь на полузабытые круги,
и похитили взгляд, и подбросили ввысь,
увлекли за предел, как крылатые струги!
***
Н.
Ты трогательно красива,
но только подводит фон –
Аленушка Васнецова,
посаженная в притон.
Ты слушаешь, да не слышишь,
как силится из пруда
222
тебя пробудить мой голос,
ранимая, как слюда.
Вокруг тебя шабаш плоти,
но ты ни душа, ни плоть.
Тебе невдомек, как больно
к такой прикоснуться хоть!
***
«И лицо поколения будет собачьим»
Ветхий Завет
И лицо поколения стало
не собачьим – скорей, павианьим.
Скалозубым, бесстыжим, безмозглым.
Днем и ночью с лиан верещат:
– Джунгли все восхищаются нами!
Джунгли все восхищаются нами!
И сплошное творят непотребство
на зловещий и хмурый закат.
***
Зачем, Господь, волнуешь Ты
случайно сломанную ветку?
Велишь ей жить, велишь цвести,
вонзаешь в воду, как в розетку?
223
Она пытается, но нет,
ей все никак не удается
срастить порушенный хребет.
Она походит на уродца,
которому в потемках рай,
а на свету хандра, досада.
В ее молитвах – «Доломай»…
Но Твой ответ один: «Не надо»!
***
Татьянин день. Весенний ветер!
Сырой асфальт, московский гул.
Февраль, безумный, словно дети,
в слезах какихто потонул.
Звенят трамваи бестолково,
машины жалобно гудят…
Теперь бы мне найти подкову
или взглянуть на звездопад.
2001 год
***
Мы беседуем с тобой, Андрэа,
за красивым столиком в буфетной
224
о твоей Италии, о грустной
и моей сеньоре Украине.
Ковшиком ладонь приставив к уху,
слушает нас желтая Москва,
стряхивая краткие одежды,
обнажая голубое сердце,
в кофе сладкой капая слезой…
Вот и вся история, дружище.
Не проточат жаркая олива
или тополь каменное море,
не родят романтиков зеленых,
не взбегут они по новым сходням,
не взметнут, амико, паруса.
20012010.
***
Междуцарствие… погодная Хованщина,
то, что звалось раньше «черная весна».
Высота склонилась ласково, как женщина,
что в тебя была когдато влюблена.
И давнымдавно простил уже измену ей,
а вернуть еще мечтаешь до сих пор…
Нет, остынь, не фантазируй!.. Путь
промеренный
башмаками меряй дальше! Будь нескор,
225
расстояние вычерпывая скучное
от столба и до соседнего столба.
То в столбняк впадая, то шепча беззвучное
объяснение безумию: «судьба»…
***
Теплый жемчуг облаков
нежен.
Больше нет земных оков,
Боже!
Рдеет, персиковый весь,
запад.
Даже ладана в нем есть
запах.
Тут вечерню в Твою честь
служат.
И, не в силах глаз отвесть,
тужат…
226
ПЕСНЯ
«Бродяга к Байкалу подходит,
рыбацкую лодку берет
и грустную песню заводит,
о родине чтото поет…»
От презренья этих мест усталый,
зная, что, как кур в ощип, попал,
словно изумруды и опалы,
я ищу в крови моей Байкал.
Ты Байкал, Байкал, река родная!
Для чего ты выплеснул меня
в даль такую, обо мне не зная,
суд скоропалительный чиня?
Привиденья ветер твой и омуль,
мудрено понять, зачем порой
ты взываешь к существу другому,
что прижукнулось во тьме немой.
То зародыш – вовсе не бродяга,
но и он на лодке хочет плыть,
и вопит к тебе его отвага,
хоть придется ей бесславно сгнить.
227
Левитации
Никколо
Гварнери дель Джезу умела летать,
и, вмиг воспарив над юдолью,
она забывала, что это спектакль,
вскипала экстазом и болью!
Что женщина в крепких объятиях грез,
которую доля измяла,
от прикосновенийлобзаний смычка
молила, кричала, рыдала…
Гварнери дель Джезу любила рассечь,
как в анатомическом классе,
и наискось бил электрический луч,
неся воскрешение массе!
228
Немало оживших потом мертвецов
спускалось с крыльца до кареты,
свои полушубки забыв застегнуть,
а дам удушали корсеты.
За то ль ты, Гварнери, повсюду была
ославлена темною кличкой?
Летала… Все ясно – союзница зла.
Напрасно струна истеричкой,
перстами зажатая, как в тупике,
стенала и лопалась… Бисы,
восторги, букеты – да что же, они
всё жадные ждущие крысы?!.
Гварнери дель Джезу была скрипачом,
сутулым, больным и усталым.
Он вскидывал жизнь свою на плечо,
и та беззаветно играла.
Недуг за недугом дурили они,
скача по дорогам в карете,
покуда костлявой, нескладной, как он,
прыжки не наскучили эти.
9 – 10 июня 2010.
229
Злые
клоуны
***
Метаморфозы, Овидий, метаморфозы.
В проволоку превращаются дивные розы.
Бабочек в мух непонятные вихри сжимают.
Ведьм и старух импотенты в мешках обгоняют.
Молят хоть в виде изгнания чести поэты:
вольному воля, решетками стеклопакеты.
Хочешь, казни себя сам, палачи отвернутся…
Но не сумеем, Овидий, домой мы вернуться.
Даже и не вспоминай тот оболганный берег.
Метаморфозы, Овидий… Как много истерик,
шизофрении, подножек и варварских плясок,
230
каннибализма, резни, инвалидных колясок.
Где же главу приклонить, обвернув ее шкурой?
Этих врагов ни сатирой, ни мускулатурой.
В души вошли легионы невидимых тварей.
Метаморфозы, Овидий! В огне лупанарий.
***
Даже ветер устанет от вишен цветущих,
а не то что глаза человечьи твои.
Это детство мое, это райские кущи,
побежавшие вспять дождевые ручьи.
Много в них поплывет розоватых соцветий,
неизвестно куда, неизвестно зачем.
Да расчистятся вновь от ненужного эти
золотые пейзажи! Навек. Насовсем.
***
Там, где тонкий смайлик месяца висел,
там теперь акварельный белок облаков
заклубился.
Знать, Художник в лазурь Свою кисть
обмакнул.
Обгоняют друг дружку взыгравшие птицы,
бороздя вверх и вниз дружелюбный простор,
безграничный, свободный, манящий… Неужто
231
этот путь сквозь бесплотную дымку и мне
в добрый час предстоит?
ЗЛЫЕ КЛОУНЫ
«Мчатся тучи, вьются тучи»
Злые клоуны с картонными носами,
выкрашенными в угольный цвет,
ворвались, орали и плясали,
надували, хлопали пакет,
матерились, кокали посуду,
(мол, на счастье), ссали на полы…
Вон они – кривляются повсюду,
как лохмотья непроглядной мглы!
Заметают пакостным десантом,
крутят черной вьюгой там и тут.
«Милые потешники» с талантом
разрушать дотла. Давно их ждут.
***
Я бросаю бутылки с цидулками в волны,
и они исчезают, ныряя боками.
Их минуют киты, удивления полны,
откупоривают алкаши тумаками.
Ни одна из них впредь уже не повторится
232
и ко мне не вернется с ответом, я знаю.
Путешествуют на их спинах мокрицы,
слизни внутрь философскипечально вползают.
Отдает гдето в сердце безумие жеста:
взмах и всплеск! всплеск и взмах… До чего же
упрям
механизм беспокойства, икота протеста,
вся тщета, из которой ты вылеплен сам…
МАШИНЫ
«Ах, ты волчья сыть, травяной мешок!»
Илья Муромец – своему коню.
Надменные идолы города,
вкушающие кислород,
с тупыми холеными мордами
катящие взад и вперед!
Везде ублажают вас жертвами,
вам всюду дозволено БЫТЬ,
возвысясь над бедными смертными.
И если вы чьято и сыть,
так это седой и насмешливой,
играющей вами Судьбы;
ногтями вас щелкают весело
деревья ее и столбы.
233
***
Умер святой и незлобивый мальчик!
Взял и уехал на вечный курорт.
Всем, кто замучил его, – средний пальчик
и восхищение наоборот.
Грянулся оземь и монстром циничным
вдруг воротился, как древний вампир!..
«Он это?» Право же, мне безразлично.
Не занимайте так долго сортир.
ДУХОВНАЯ СКАЗКА
М.
Успокойтесь, дети. Тихо!
Скрючьтесь на матрасе!
Ходит рядом Салтычиха,
Салтычиха в рясе.
Как игуменья одета,
ряженая, в общем.
Здесь вот кнут, а там конфета.
Но да не возропщем!
Губки серые поджаты
от неодобренья.
Пузырится на них: «гады»,
словно песнопенья.
234
Главное – ее не бойся,
дикую кликушу.
У таких есть дар и свойство
разрастаться в тушу,
застилать самумом солнце
и терзать в охотку.
Будь спокойнее эстонца.
Плюнь на идиотку!
***
Боже, презренью меня научи,
если мне святости недостает.
Дай мне одежду из черной парчи,
если мне белое впрямь не идет.
Или спаси меня, вытащив меч,
тот, что воспел так любовно Давид.
Только спаси наповал, не калечь.
Слышишь, как дух мой бездомный скулит?
***
Лови свою волну скупую,
наперсник инопланетян,
послав сегодняшнее к бую
в лесах планеты обезьян.
235
Да будет целым твой приемник
в твоих скитаниях всегда.
А мыслей скорбный многотомник…
Он уцелеет, не беда.
На барабанных перепонках,
наследник изгнанных богов,
в орущих оголтелых гонках
ты носишь правду вечных слов.
И если даже измениться
уже не может ничего,
пусть до последнего Жарптица
горит у сердца твоего.
236
Куда
от гениев
подеться?
***
Куда от гениев подеться?
И где здоровых взять людей?
Зачем ты, homo, впавший в детство,
трясешь головушкой своей,
шумишь корявой погремушкой,
которую сварганил сам?
Венец газетный над макушкой,
плывет табачный фимиам…
Ты, как солдатиков, расставил
поклонников перед собой
237
и против всех приличных правил
их пичкаешь как на убой.
«Он гений! Гений» – раздается
твоим усилиям в ответ.
Но вдруг лукавый обернется,
как дирижер, и ухмыльнется,
шепнет: «Какой же ты поэт?..»
238
П ророчество
о яблонях
в цвету
(сентябрь 2010)
К НЕЙ
Неуловимо прекрасна и неизбывно нежна,
как ты мечтою была, так ты мечтой и осталась.
Знаю тебя – ты та девушка, что молодой умерла,
фатаморгана из старого фильма.
Ясно теперь мне, что нет у тебя прототипов,
и никогда воедино не слить,
словно художнику на полотне,
штрих за мазком, от которых так екало сердце,
в твой незабвенный портрет.
Хоть порою присутствие было
так очевидно твое,
239
колыхался покров,
под которым ты вечно скрывалась...
Имя за именем ты примеряла,
как карнавальную маску,
страну за страной,
город за городом,
тысячелетье за тысячелетьем.
Губы чужие тебя целовали,
ктото за плечи тебя увлекал,
звал своей деткой, голубкой, женой,
трогал, владел,
наигравшись, ронял,
словно бесценную статую, наземь…
Только меня ты не замечала,
и никогда ни за что не менялись
правила этой жестокой игры.
ПРОРОЧЕСТВО
О ЯБЛОНЯХ В ЦВЕТУ
Было тогда мне лет семнадцать,
когда мне Творец показал
образ всей моей будущей жизни,
не вдаваясь, конечно, в лишние поясненья.
Перед призывом в армию
я на заводе работал, как многие,
240
чтоб содержательнее провести
дни, оставшиеся до прыжка в никуда.
Както отправили нас на общественные работы
в парк, новый парк, который едва успели
разбить
на месте яблоневого сада.
Через сад этот, благоухающий трелями
соловьев,
часто ходил я, с самого детства еще,
то вслед за матерью по делам, то в больницу…
Бетонные плиты уже уложили.
А сверху на них
валялись в трагических позах
цветущие яблони, срубленные коекак,
наспех, наваленные друг на дружку.
Их накрахмаленными лепестками
были дорожки усеяны, и ветерок
переносил их, как пени, с места на место…
Эти упреки и стоны я слышал, когда помогал
таскать отверделые трупы деревьев,
напоминавшие спрутов гигантских,
вынутых из морозилки.
И были покрыты уроды
белым, белейшим и невесомым,
тем, что давало им смысл и счастье,
чем они так несчастливо с людьми поделились,
что потеряло любой человеческий смысл.
Минули годы. И я разгадал
тайну пророчества яблонь цветущих.
241
Вот, что гласит она: «Будешь и ты,
так же, как мы, срублен в самом цвету.
И украдут 90е юность,
и осмеют твое прошлое люди,
ластиком грубым сотрет его ктото,
и новый век над тобой наглумится,
как над чудовищем, запертым в клетку,
и бесполезно раздует по свету
белый, белейший, совсем невесомый,
суть твою, твой человеческий смысл».
СОЛЬ ЗЕМЛИ
Древние лица с острова Пасхи
ловят ноздрями веянье бриза,
не выражая малейших эмоций,
как самураи перед сепукку.
Что под гримасою безразличья?
Чем достигается добродетель
долготерпенья анахоретов,
по чьейто воле (не по своей же)
сей караул безмолвно несущих?
Может быть, сдвинь их с прытью профана –
и катастрофа вдруг разразится!
Так вот и люди многие в мире,
словно титаны, выносят такое,
что большинству едва ли под силу.
Натиск невидимый их заставляет
сморщиться вдруг и охнуть под прессом!
242
И невдомек никому, что за тяжесть,
горы и тонны, армады и своды
их донимают, сводят в могилу.
Все остальные только статисты,
трутни, туристы… Но это понятно
станет тогда лишь, когда сиротливо
эхо над островом разнесется,
где ни единого изваянья
больше не будет…
МАЛЕНЬКАЯ НАТАЛИ
Уже каштаны проржавели,
как будто баржи на мели.
Твои лучи ороговели,
о, маленькая Натали!
Теперь то фарс, то оперетта,
то коньячок, то «Лаки Страйк»,
то с парапета Интернета
соскок на велик или байк.
Но я ищу свою пропажу.
И иногда наедине,
когда твое предплечье глажу,
вдруг нахожу на самом дне.
В ответ, отпрянув изумленно
и киловольты пропустив
243
сквозь приоткрывшееся лоно,
спешишь ты юркнуть в коллектив!
КОСМИЧЕСКИЙ МУСОР
Стишки – стишата – стишочки –
статейки – квазипоэзия – проза настырная злобная неугомонная белиберда какофония –
космический мусор…
Бипбип:
продирается мой звездолет.
ОНИ
Что тебе снится вновь?
Что ты снова преступник.
За тобою погоня,
ты вне закона,
твои растопырки в бурых пятнах,
совесть не чище…
От кого, задыхаясь, бежишь?
От «них»!
Кто же «они»?
244
Те, кто присвоили право
судить, выносить приговор,
убивать, клеймить и свистать дружным хором.
Их много,
в этом их правота и всегдашняя сила.
И они победят тебя,
знаю.
ОДНОЙ ПОЭТЕССЕ
Горек удел твой, о, дочка Сафо и Минотавра!
Ночи их страстной плодами я потрясен.
Рогом отец наградил тебя – вешать охапки
из лавра.
Мать же скупа оказалась, и просто бодается он...
***
Дватри столетия,
дветри недели
или дватри дня –
какая, в сущности,
разница
для часового
в анабиозе –
сфинкса?
245
Первый вопрос: что есть слава?
Второй: что такое величие?
На третий,
и самый главный вопрос,
ответит Альфа,
ответит Омега:
зачем?
***
Караваны кораблей
с парусамиоблаками
родились не на земле,
были созданы богами!
Им борта сгибал Гермес,
Парки им соткали снасти,
выбирал на мачты лес
Аполлон – учитель страсти.
Только мрачный Посейдон
не ходил гулять на верфи.
Со дна бездны ловит он
легких теней быстрый серфинг!
246
***
Маугли возвращается к людям,
покидает уютные добрые джунгли.
Доброго Балу,
мудрого Каа,
молнию в траурном шелке – Багиру,
мать и отца,
верных ласковых братьев,
шкуру ШерХана,
ушастого Хатхи.
Кончено детство!
Не оборачивайся, Лягушонок.
Там, за твоею спиною, лианы,
словно случайно, слагаются в знаки,
символы старой покинутой веры…
Вот и опушка,
чуть ниже селенье.
Сядь же на корточки, вымолви Слово:
– Мы с тобой одной крови!..
И слушай:
дымом запахло.
Ни звука в ответ.
247
***
Заката кровоподтек –
рубцы и хоругви печали…
Сверчка умудряет шесток
и непобедимые дали…
Вот там. И вот там. И вот там
единоначалие смысла!
Я вижу, и я не отдам
Твои бесконечные числа!
НАВАЖДЕНИЕ ПРОХЛАДЫ
Ларисе Титовой
23 июля 2010 года
Представь, что ты лежишь на синем льду от стужи синем, звонком и упругом,
и ласково ворчат «хау ду ю ду»
тебе медведи за Полярным кругом.
У них коктейли в лапах с молоком,
само собой, холодненьким, в кристаллах…
И тело обвевает ветерком,
и лижет пятки, разрезвившись в скалах,
студеный вал морской. О, красота,
блаженство, негамеганаслажденье!
Уже ты вся покой и доброта,
248
сама нирвана, сон, изнеможенье...
Москву – долой! в помойное ведро,
со всем, что в ней (естественно, на время).
Смотри: кругом мороза серебро,
едваедва щекочет солнце темя,
такое слабое, что только плюнь,
оно потухнет… В кружева сплошные,
стуча зубами, убрался июль.
На стеклах папоротник. Ледяные
взметнулись горы. Чешет детвора,
на санках с них, скрипят, визжат полозья.
Ух! Молодцы! Еще! Давно пора!
На нартах чукчи скачут. Морда козья
жаре грозит повсюду. Эскимо
и крембрюле прям с потолка – нам в руки!
Заиндевели стены и трюмо.
В прихожей раздались родные звуки:
тебя пришли поздравить с Рождеством.
О, merry Christmas!.. Шпицберген, Аляска,
сорвавшись с места, врезались в твой дом.
Вертись скорей, снежинок свистопляска!
Портьеры хлопают на сквозняке,
пингвины рядом весело танцуют!
И ты балдеешь с ними налегке,
тебе лицо кропят и чемто дуют...
249
***
«У лукоморья дуб зеленый
сидит медвед на дубе том»...
Великиймогучий свалился в бурьян,
заеденный мошками, как богатырь,
которого шваль в кабаке напоила.
Уперли доспехи с него и кафтан,
дерюгу одели, всучили костыль,
пошли псу под хвост красотища и сила!
Куда ж он теперь? На прощанье взмахнул
треухом дырявым и зааголосил
размазанное, бесшабашное чтото...
Был молодец, воин! Да с горя в загул
пустился, казну с балалайкой спустил.
Опять же Иуды... Да ну их в болото!
250
К ак Вуди Гатри
***
Леночке
…ивы каскадами,
словно просохшее сено.
Красок мне надо бы
едких, как у Гогена.
Чтобы насытить
воду в пруду малахитом.
Чтобы похитить
и подписать: «Не забыто»!
251
***
Переходя реку осени вброд,
желточервленый поток говорящий,
что ожидаю найти я на том берегу?
Зиму?.. И я замедляю шаг мой скользящий.
Радость, о радость – временем повелевать!
Руководить сжимающимся пространством!..
Как пассажир, который состав обогнал,
я на часы не гляжу, убаюканный трансом
в огненных бусах запутавшихся берез
(да и на всех ветвях Огонь Благодатный),
реку осени вброд переходя,
сиюминутный, вечный и невозвратный.
ПИСЬМО
Здравствуй!
Нынче вспомнился мне Ли Бо –
пьяница и поэт, холерикбродяга.
Всюду влекла его луна за собой,
пил брудершафты с ней…
Безумная тяга
к небу, горам, стремнинам – и ничего
в адрес земли!
Влезал к буддийским монахам
на верхотуру,
252
где привечали его
как своего.
Над обрывом грустил без страха…
Джонки внизу –
что желтые лепестки,
вытекшие с вином из кувшина.
Рощи…
Рис да деревни. Коровы да мужики…
И драконы столицы. И копья мощи...
Постарайся прямым, как сосна, быть!..
Неосторожных вбок суета уносит.
Скверно быть лишним.
Гаже идти в рабы.
Я сказал всё.
Твой Г о с п о д и н О с е н ь…
ГАМЛЕТ
Если нездешний ты,
обречен мечтать.
Если мечтаешь,
то обречен погибнуть.
Если мечтаешь о правде и чистоте –
нет иного исхода,
253
кроме рапиры
с ядом.
Это понятно,
мой любезный Лаэрт?
Ты – погибаешь всуе,
случайно, глупо.
Мне тебя жаль.
…О камни звенит
выскользнувшая сталь.
***
Два кота под окном орут.
Прогонять – бесполезный труд.
Все равно возвратятся вспять,
чтобы сесть и орать. Орать.
Пробегут по камням года.
Два кота – это навсегда!
Рыжий с черным, как два столба.
И на них возлегла Судьба…
***
С губной гармошкой
на крыше вагона,
254
как Вуди Гатри,
я еду к тебе,
не доезжая,
не достигая,
не постигая,
не настигая.
Ты ж весь из мифов.
В гармошку дуя,
твой вольный облик
я выдуваю,
как шар игристый,
перед собой.
И выпускаю:
адью, мой милый!..
Лети, не помня,
кем был ты создан,
недостижимый.
непостижимый,
немногословный,
читатель мой.
255
УЖАС
Часто кажется: вот,
придешь на тот свет,
а тебя хорошенько обыщут при входе
и отправят пинком
в тот же самый загон,
где толкутся и блеют
безликие люди,
чьи прогнутые спины
стригут и стригут
те же ножницы
с тем же усердием грубым…
И ничто не изменится,
ибо расклад
вариантов других не имеет,
не знает.
И нельзя
вне ограды
построить
хоть самый убогий шалаш.
***
Не умирай, мой добрый лес,
соседствуй с городом как прежде;
термит двуногий в пущу влез
и перегрыз пути к надежде.
256
Термит двуногий без души,
без совести и без свободы.
Ему все средства хороши,
он носит торс гнилой колоды,
без соков, токов и без птиц.
Химические элементы
в нем правят бал, играют блиц.
Все остальное – сантименты.
Инстинктом жителей твоих
он, примитив, не обладает.
И злится потому, как псих,
когда Эдем твой наблюдает!
ИДИЛЛИЧЕСКИЙ СНИМОК
НА ПЛЕНЕРЕ,
ИЛИ ТЕ ЖЕ НА МАНЕЖЕ
Обнялись – и явили собой монолит
уголовник матерый и митрополит,
леди первая (вся, как в трех буквах забор),
чемпион с полотенцем на шее (боксер),
в караоке бубнящая тетка (шансон),
выступающий в шоу чиновникмасон,
брат боксера с женой, приволокшей трельяж,
сорок семь проституток, сосущих грильяж,
(по числу примадонн и каналов, небось),
гомик подиумный, задом севший на гвоздь,
257
группа тех, кто друг другу не выклюет глаз,
их родня, грациозно принявшая пас,
разобравшийся, как порождать креатив,
друг отбора естественного коллектив.
И так далее, далее… Перечислять
всех, кто вышел на воздух себя показать?..
***
Играй мне, Майлз, играй,
мы оба одиноки.
Говори об этом, говори!
Как много человеколюбия и ласки
в жестокой правде.
Ошибиться нотой или словом
не страшно.
Споткнуться и упасть,
чтоб встать, шатаясь, –
тоже.
Но как и чем размыкать
этот спазм, скажи?!.
Поэтому не прекращай
распугивать чудовищ,
которые засели
в окружающем тумане,
откладывают яйца
и плодят себе подобных.
А я камнями
258
буду в них
швырять,
не попадая,
выкрикивая глупости навзрыд…
И может, мы однажды победим?
Срастим разорванные строфы и
синкопы,
убожеств посрамим
и станем наконец свободны –
где и как, не важно?
ГЕНЕРАЛ СЛУШАЕТ ТВИСТ
Дудели трубы на плацу,
полки маршировали.
Стекали слезы по лицу,
и замерзали дали.
Касался обожженный лист
погонов оловянных.
А генерал все слушал твист,
чуть сморщившись от раны.
Кричали гуси высоко,
привыкшие к отлету,
Матрена с полным кузовком
садилась на подводу.
И выбегал облезлый лис
на мокрые поляны.
259
А генерал все слушал твист,
чуть сморщившись от раны.
Звонил из штаба важный чин,
подвинутый на бомбах.
От кухни полевой харчи
благоухали сдобно.
И день был беспардонно чист,
как с водкою стаканы.
А генерал все слушал твист,
чуть сморщившись от раны.
260
Р усский
альбом
***
Умереть на пороге рая
невезучий только и мог.
Скажет Бог, его обнимая:
«Как же так ты споткнулся, сынок?
Для тебя Я уже приготовил
встречу с радостью, хор и цветы.
Ты не Мне ведь, не Мне прекословил,
а кому же?»
И будут просты
откровения блудного сына
с алой звездочкою на виске:
«Я терпел, но прорвалась плотина.
Я на миг отдохнул в кабаке»…
261
К НОВОГОДНЕЙ СОСНЕ
Славься, моя красавица,
стройный лесной вельбот!
Даль в твоих сферах плавится,
Балтику мерит флот.
Бьет исполина палица,
тяжко и мерно бьет.
Щепки летят несчетные,
валят дремучий бор…
Мимо, века залетные,
мимо во весь опор!
Вытру ладони потные –
страшных фантазий вор.
Вон ты откуда, милая,
пойманный мой зверек…
Что же, не будь унылою,
глянь – мишуры моток.
Вспыхни с волшебной силою!
Свет не всегда жесток.
И на последнем айсберге
взыщет нас Бог всегда.
Словно детей по Ладоге,
вывезет нас туда,
где расцветают радуги,
страха нет ни следа.
262
***
Спивающийся романтик
в длинном сером плаще,
где я тебя видел,
кого ты напоминаешь?
Залатанный парус?..
Рассеянный и близорукий,
с пакетом крепленого,
из которого ты уж успел отхлебнуть,
застываешь напротив витрин,
как Дон Кихот,
любующийся Дульцинеей.
Миражем рисуются в них
шлем Мамбрина,
скрипящий шарнирами Росинант,
копье,
на которое ты опираешься
с бережным старческим вздохом…
Подлинного тебя
не видит никто,
кроме пары дворняг
да ребенка в коляске.
И – может – меня,
того, кто тебе
так назойливо и безуспешно
когото напоминает.
263
***
Держись, дорогой, держись,
недолго еще осталось,
и кончится эта жизнь,
точнее, ее усталость.
Смурной затяжной абсурд,
который твоим назвался,
ногами вперед снесут
туда, где рассвет занялся…
***
Ну, так что ж – ну проклят, ну что с того?
Не тебе и не мне осуждать его.
И сочувствуй лучше сперва себе:
скукотища та же в твоей избе,
безнадега та же и замкнут круг.
Только врешь ты лучше… Но в двери стук
все равно раздастся, и почтальон
принесет твой бланк. Встрепенется клен,
пес забрешет глупый, а Лихо – глянь –
мзду возьмет и сгинет. А дальше дань
на пятьсот, а может, и больше лет.
Вот ты был счастливчик, иссох – и нет.
264
***
Замурованный заживо утром проснется
и, помыкавшись, грустно достанет стакан.
На два пальца всего… А там будет видно.
Стены здесь, горизонт – той же самой петлей
с колким ворсом бессменных пейзажей.
Собутыльник из зеркала делает ручкой.
Он же и собеседник, который поймет,
все простит и разделит, как будто Христос.
Это дымное олово будней,
эти праздники, схожие с преступленьем,
это люто грызущее нечто,
которое не отделить от себя,
эту исповедь ни для кого,
этот грех, что на грех не похож,
наконец, сволочнейший порыв
взять булыжник и люто швырнуть
и в него, и в Него!..
***
Иисусе Сладчайший,
спаси, помоги.
Что ни день, то морока,
враги да враги.
На Рублевской иконе
Тебя я ищу –
во всех трех узнаю
и, узнав, трепещу.
265
А они все хохочут,
эти рожи, клыки…
Я смирюсь, как Ты хочешь,
но – сердце в куски.
А они все хохочут,
что ни вымолвлю я,
над слезою багровой,
стыдом бытия!
***
Русская березка
на картине Босха.
Хмурая и злая
от такого края.
Людорыбозвери
воздают по вере.
И скрипит «идея»
на зубах халдея.
А она белеет.
Что еще умеет?
266
***
Как коробейник,
я ношу и предлагаю
на торжище нелепый свой товар:
лубок потусторонний.
Все на нем
смешалось – запредельное, земное,
невнятно все, аляповато, грубо.
И странно мне,
когда его из рук
берут моих,
благодарят с поклоном…
267
М аленькая
целлулоидная
сага
Повесив куртки на каштан,
в настольный теннис пацаны
долдонят во дворе, где я,
когдато так же, как они,
по целлулоидным мячам
по целым дням лупил сплеча.
А нынче мимо прохожу,
слегка поникший и чужой,
и с тихой завистью слежу,
как скачет шарик золотой.
Нагретый солнцем, о, как он,
я знаю, пахнет! как тепла
ракетки ручка, сладок звон
268
подрезанного из угла
с подачи славной малыша!..
Не стоившего ни гроша.
Теперь дороже стоит он.
И в «Спорттоварах» тех бывать,
где прежде издавал я стон
завистливый и обладать
хотел… Чем только не хотел.
Теперь бы я так не сумел.
Но память увлекла меня.
А повод – наважденье дня
весеннего, деревьев шум,
и чтото, что взбрело на ум
тому, кто выпал из игры.
Ах, наши старые дворы!..
(1998 январь 2011)
269
Н аяву
ЗАМЕРЗШЕЕ ЗЕРКАЛО
Я, зеркало, которое устало отражать
плохое и хорошее прилежно и правдиво,
не стану извиняться, не буду объяснять,
зачем так много было жестоко, некрасиво,
зачем мерцает в раме пустая болтовня,
неискренность и крах кренящейся эпохи.
Вы можете разбить и заменить меня
картинкой на свой вкус, твердя: «Дела неплохи.
Вот – истинная жизнь, глядите на нее!
Задрапируйте в саван поскорее
270
того, кто нам совал лишь мнение свое» –
экран потухший это лишь согреет.
12.04.2011.
***
Когда входил Господь в Иерусалим,
одежды постилали перед ним,
и гибкими, как верба, голосами
взывали дети малые: «Осанна»!
На молодом осляте Царь Небес
въезжает в потный человечий лес,
оттенков, тканей, ароматов вьюгу,
где тут и там то брат, то волк друг другу.
Закон Любви еще не утвержден.
За это должен быть распятым Он.
За это должен вскоре расплатиться...
Но днесь ликует завтрашний убийца,
благословенье шлет Ему палач.
И светел Он – в душе не скорбь и плач,
а милосердие и умиленье.
Христос простил и даст еще прощенье.
17 апреля 2011.
271
AVIS RARA
Ее крыло похоже на березу,
на белый ствол в глубоких темных шрамах –
видать, когтили крепко, наповал…
Узор полета приняли за позу,
грех усмотрели в дивных странных храмах,
и мир ее никчемной обозвал.
Отвергли спутанные арабески,
каракули на поле чинных зданий,
встал костью в горле требований шквал,
который отгибает занавески,
и обнажает мумии страданий,
и хочет… Что? Ответа нет! Провал.
22 апреля 2011.
***
Прилепляюсь душою к пасхальному небу,
благовест долетающий… тающий… клич
сорока языков, отправляющих требу
над проклятием нашим, вздымающим бич.
Сорока языков колокольных моленье,
славословие и благодарность – позволь
272
прикоснуться заложнику злых поколений
к Твоей ризе пречистой, быть новым позволь!
24 апреля 2011.
Светлая Пасха.
***
Погодка на Светлой седмице –
нектар и амброзия, право!
Цветут абрикосы бесстыдно,
прозрачен какойто нездешний,
тишайший, разнеженный воздух,
вздыхающий, горный и горний,
все зелено, в щебете птиц…
Господнее благословенье!
Господнее благословенье!
До рая полшага, поди…
27 апреля 2011.
***
Мой приятель – музыкант провинциальный,
он в пустом кафе лабает джаз.
Отливает золотом печальным
альт его – тускнеющий карась.
273
Все не так… Не то… Не та эпоха…
Выдувает он лишь для себя
незабвенное ни хорошо, ни плохо,
на квадраты сумерки рубя…
Пусть они смыкаются наглядней
павильона освещенного вокруг,
где, как муравей, без мысли задней
в янтаре впечатан навсегда мой друг.
30 апреля 2011.
***
Обломный ливень всех смывает с улиц,
и капли скачут в лужах, словно жабы…
Влети пчелой в прозрачный этот улей,
на несколько минут влети хотя бы,
ты, память неуемная моя,
в одежке из лоскутного тряпья…
Сегодня Первомай и поминанье,
сегодня то, что было, да минуло,
приди ко мне, как в песне, на свиданье,
покуда сутолока потонула,
покуда человечество лежит,
зарывшись в ил, как якорь, и молчит.
Ты можешь делать все, что ты захочешь,
ты можешь хоть плясать на этих крышах,
274
идти парадом, шить длинней, короче,
считать, что город мокрый, что он высох,
таблички с анаграммами имен
повсюду вешать, соблюдя закон…
3 мая 2011.
ПОЭЗИИ
Все это тебе – и сирень, и тюльпаны,
ненастная пятница, шток и забор,
над ширмою чьею дрейфует забавно
то зонт, то фуражка, то нос, то вихор…
Все это тебе: черенки винограда,
собака и будка, неубранный вид,
низинка, нехватка высокого лада,
орущие дети, пиявящий быт…
Все это тебе, дорогая, на память,
свиданье, разлуку, на жизнь и на смерть,
прости, что приходится изредка править,
оттачивать, дерзко вести себя, сметь!
8 мая 2011.
275
ЛОЭНГРИН
Когда наяву громоздятся
холсты безобразных руин,
свои гобелены ткут грезы,
где главный рефрен – Лоэнгрин.
Он легче лебяжьего пуха,
он невыносим для меча,
он правда, кристальная правда,
отвесная правда луча!
Кто выдержит это стремленье?
Кто выступит рядом на бой?
Князья и бароны Брабанта,
что никнете вы головой?
Ты тоже предашь его, Эльза,
как предал бы всякий из нас.
Но сделано дело благое скорей для Него, не для вас…
Позднее забрезжит прозренье,
раскаянье и приворот
той далью, откуда для счастья
чудесный посол приплывет.
17 мая 2011.
276
АВТОШАРЖ
Ты безнадежно старомоден, брат,
и потому молчит твой телефон.
Полковнику который день подряд
никто звонить не думает…
Но звон
из лучших сфер он будет принимать,
когда расширит чакры алкоголь,
на шестиструнку навалясь опять,
как Грей в гулянке на свою Ассоль…
***
«Воздуху, воздуху!..» Глупая просьба.
Кончился воздух. Отведай вина.
Надо учиться дышать под водою,
выпустить жабры, отправиться вспять.
Давит в лопатки стена... Изгоняя
первых людей из Эдема, Господь
главного им не открыл. Догадайся –
что это было?.. Уже горячо!..
Именно так: не в земле ковыряться
самое страшное им предстояло,
а породить племя Каинов, чтобы
Авель, возлюбленный сын, среди них
существовал и потомки потомков.
277
Вот оттогото мы предполагаем,
располагает Другой. Наши планы…
Жилы вдоль твердой стены проводами
вытянуть шире, крестообразно.
Ждать, не мигая, пока не зарядят.
Не шелохнувшись, не дергаясь, ждать…
19 мая 2011.
***
Поэт похож на звездочета –
настанет день – и он никто.
Ночная трудная работа
под куполом у шапито
забрызганной росой Вселенной
(при свете солнца тоже так)
на секондхенде яви бренной
не ходит даже за пятак.
Недопустимая ошибка?
Напротив! Все наоборот.
Как разогнувшаяся скрепка,
крючок роняет отворот
твоей неглаженной сорочки…
Срываясь с вешалки муры,
то голодаешь, то пророчишь,
то мчишь в пироге из коры!
26 мая 2011.
278
***
Насладиська этим снегом,
как эльфийской детворой,
увлеченною набегом
и шалящей так, что ой!
В этой синей цитадели
сквозь шеренги фонарей
улетает она к цели,
угадай – какой – скорей!
Февраль 2011.
***
Они, безусловно, считают,
что я развлекаю их…
Они спрохвала листают,
у них много мнений иных.
Похвально и достохвально,
и многая лета им.
А те критикуют сально,
коварные Бом и Бим.
Ковёрные – рыжий с черным,
имеющие экстерьер,
считающийся незазорным
на ярмарке слов и манер.
А этим совсем уж дурно,
а те помешали б врать –
279
да как? Будто прах из урны,
живое не разметать.
Сквозь строй прогоняют секты.
Бойкот, словно апперкот…
Но мы говорили в детстве
друг дружке: «Не ссы в компот».
Пускай хоть распнут! С осями
заветных координат,
что страстно чертил горстями,
навек я обняться рад!
27 мая 2011.
***
Выйти в открытый космос – в июне шагнуть
за порог!
Тут же ошпарит, чем не поймешь: пламенем
или ознобом…
Цивилизация кактусов и саксаулов двуногих –
славное светит нам завтра, честное слово…
Вот и подумаешь: слава Богу, что сверху уже,
как гильотина, целящая СПИД и мигрень,
занавес падает, не прекращая сниженья…
Не игнорируй прицельное это стремленье.
И не старайся любою ценой доиграть.
1 июня 2011.
280
Г идры
Гидропарка
ГИДРЫ ГИДРОПАРКА
Шалманы, забегаловки, палатки, наливайки,
разбрызганные силы тысяч душ,
просыпанное время под столами в Гидропарке
и собранное в чейто твердый куш.
Киоски, дискотеки, карусели и мангалы,
пузатые и стройные, толпа…
Старухи и красотки, кавалеры и нахалы,
песочка раскаленная крупа.
281
Мильоны лет нетрезвые седые музыканты,
кому из них сегодня подадут
и милостыню бросят за усердье и таланты,
кому похлопают, кого пошлют?
Торговки и фотографы с ручными голубями,
прожженные кидалы и менты,
азарт с необходимостью, как демоны с цепями,
позор и алчность – сладкие кранты!
Не в Борисфен ли броситься от этого желанья
здесь потеряться раз и навсегда?
Омой мне, Днепр, извилины… Как агнец
на закланье,
неопытность приводится сюда.
Невинность разлучается сама с собою в танце
и в черную трубу летит, дымясь.
Чарует старожилов и вербует новобранцев
и днем, и ночью быстрожалый князь.
8 июня 2011 г.
Киев.
282
Б ольничная
элегия
В какой бы ты палате ни лежал,
на ней всегда заветный номер – 6.
Лежи, лежи… Ну, кто тебе сказал,
что не смертельная усталость есть?
Они родные сестры. И у них
два брата добрых – морфий и Морфей.
Зубри по тонкой трубочке от сих
до сих стеклянную капель.
Не больно веною ее глотать?
Сосед напротив стонет за тебя.
Стрижиным самолетикам под стать
взрослеем мы, наперебой глупя.
283
Скажи, на кой мне четверо детей,
коль я их не умею прокормить?
На кой им я? Был дом – стал Колизей.
И это лишь начало, стало быть.
Никчемность и ненужность – тяжкий крест.
Но не прошу меня освободить
ни от позора, ни из этих мест,
хоть это лишь начало, стало быть.
Яйцо вкрутую да несладкий чай –
на старость и заброшенность намек.
Я видел их, я понял невзначай
смиренья одинокого урок…
Кто не хворает – вовсе не помрет,
кто не помрет – не встретится с Тобой.
Когдато будет все наоборот.
Как быть должно – я верю в Твой устой.
Тогда не станет бедным нам нужды
друг друга мучить и обременять,
насиловать любовью, брать бразды,
нам неподвластные, в щепоти брать.
Под сомкнутыми веками слежу
за серой клеткою, как в микроскоп.
То вверх, то вниз скользит. Лежу, лежу…
В палате номер шесть звучит хипхоп.
12 июня 2011 г.
284
И грали
в дартс
***
Играли в дартс,
втыкая дротики с размаху
в мишень,
прикрепленную на двери –
живое сердце.
Чье? Мое, твое?
Какая разница?
Играли в дартс.
Одеты были для забавы
в мундиры синечерные,
и стеки
285
торчали бодро изза голенищ.
Пульсировал и растекался сгусток
живицею по крашеной фанере.
Туктук. Туктук.
Туктук. Туктук.
Вонзались, оперенные, как шлемы
валькирий, в плоть,
и, словно Себастьян,
кричала комната порой.
Компьютеры подслепо
жевали слюни,
свесив провода.
Обычный будний день.
Играли в дартс…
30 июня 2011.
***
Дриме
Не горюй, Несмеяна. Встрепенись и воспрянь,
словно Феникс из пепла, в промозглую рань!
Не отлил еще сплин из свинцовой Невы
тот заряд, что лишит тебя горькой любви.
И не капает ядом с листов календарь,
хоть пора уже, верю… Ты просто ударь
286
в золотые ладони трижды зарей
и прислушайся к эху: Бог рядом с тобой.
Не поэту нет отзыва – только Ему.
Оттого безответно добро, потому.
Мы уравнены в шансах с Бессмертным
Творцом.
Так воспрянь, Несмеяна, взыграв под венцом!
24 июля 2011.
***
Кроткроткрот,
ройройрой.
Рой без надежды
трубу без конца,
слышишь меня, несчастливый крот?
Кто знает, куда ты
выгребешь, крот?
Свечечку ластой
широкой прикрой
и рой, рой, рой…
Сырость могилы,
сетка корней.
Мужество надо,
чтобы брести
287
немо и свято
в египетской тьме,
как в Лавре монах,
ждать, словно плод,
не помня вопросов,
к чему это, крот.
Дух испускает свечечка…
Свод
издалека заголубел!
Пробуждайся, крот,
тебе приснилось,
что ты успел.
5 июля 2011.
***
Норе
Зачем я не боялся Бармаглота?!
Сейчас бы, верно, в шоколаде был.
Респект, гламур, карьерная работа –
средь пескожилов знатный пескожил.
Мне б папы поэтесс трясли бы руку,
а не стремились дочкиной мурой
прихлопнуть либо преподать науку,
за свой фамильный бренд стоя горой.
288
Меня по телевиденью б крутили,
и, сладкой флейтою сложив уста,
я бы вещал о шиле и о мыле,
глаголом жёг от холки до хвоста.
Я в кабинет звонил бы президенту
с призывом родину скорей спасать.
И мне медаль и розовую ленту
повесили б за это… твою мать…
Но возмущенье всем бы возмущало,
и, возмущенный им до глубины,
на оселке международном жало
я заточил бы для моей страны.
Ее целил бы ядотерапией,
лесоповал презрев в своем бельме,
сливаясь с той всеправедной Россией,
что и порусски то ни бе, ни ме.
При жизни став героем анекдота,
я надорвался б, мылясь в Пантеон.
Зачем я не боялся Бармаглота?
Теперь меня чморит в отместку он!
7 июля 2011.
289
***
Когда Спиноза линзы шлифовал,
он милостыню миру подавал.
Когда я в «Ворде» тексты набираю,
подачку в ту же сторону бросаю.
Пускай бездельник так же будет сыт,
и славой изукрашен троглодит.
Моей проблемы толькото всего дорогой сотой обойти его.
И «В мусорник» на нем клеймо поставить,
а вас с прекрасным выбором поздравить…
8 июля 2011.
ИНСЕКТИЦИД
Пустеет гетто наше.
Квартиранты
вполпьяна собирают справки
и маются в очередях
у потрошеных банкоматов.
Еще c полсотни миллионов?..
Никто не скажет точно, сколько люда
по нарам и баракам притаилось.
290
Любите, дети, свой концлагерь.
Любите родину свою.
Периметр и пулеметы,
наинежнее – вертухаев
и полицаев, с кем водиться
есть хлеб насущный даждь нам днесь.
Колючка. Вышки... Не прорваться.
Недаром так Шевченко клял
и садики артрозных вишен,
и хаты с полом земляным.
Ни в Питере, ни на Арале
от них он спрятаться не мог…
Сегодня мы почти на грани.
Тряпицы желтоголубые
в распоряжении ребят
с недружественным интерфейсом,
жеманничают европейсы.
Всем надоело объяснять,
как тяжело инсектицид
сбывать тупым аборигенам.
Июль 2011.
***
Розовые и бордовые мальвы,
стройные, будто модельные ножки,
облюбовали трудягишмели.
291
С гудом мохнатым они копошатся
в восковых чашах, витают вокруг,
как сателлиты, на четкой орбите,
басом ведя ту же фразу одну:
«Правда за нами, за нами, за нами»…
Правда за вами – кто спорить бы стал?
Правда за всеми, кто чемто полезен,
чует свою траекторию, цель.
Даже в отчаянье праздность проклятье.
9 июля 2011.
ЭПИДЕМИЯ
Над ручьем замирает Нарцисс…
Он стоит так недели и годы,
и его отраженье плывет
дальше, дальше. И ктото, нагнувшись,
чтоб воды зачерпнуть, замирает,
как Нарцисс, над его отраженьем,
и стоит так недели и годы…
А оно дальше, дальше плывет,
словно тонкая пленка с чертами.
И на разных речных берегах
соляные столбы и фигуры
преклоняют колени навеки.
292
По излукам, порогам, воронкам
филигранную маску сплавляют
зло и время. И добрые лица
каменеют в последнем усилье
догадаться, что с ними случилось,
равнодушными делаясь мигом
и влюбляясь в свои отраженья…
С той поры – мириады нарциссов.
Кто масштаб эпидемии знает?
21 июля 2011.
***
Когда я разучусь писать стихи,
я снова стану сильным и спокойным.
Я отпущу всем недругам грехи,
как голубей с высокой колокольни.
Когда я разучусь писать стихи,
я с нереальностью смирюсь своею.
Усядусь пить у мраморной реки
иль у колен твоих окаменею.
Когда я разучусь писать стихи,
день будет полон музыки и муки.
И губы… губы с клекотом сухим
слетятся на оттаявшие руки.
293
Ч ерез семь лет
Д. Ж.
Темь рассекла лимон луны
навахою наискосок.
Мадрид безлюден. Только сны
ажурный уличный чулок
под видом статуй сторожат.
Шныряют крысы. Лишь фонтан
угрюм, как часовой солдат.
Настал твой выход, Дон Жуан!
Есть время мирового зла,
и ты его посланник здесь.
Что преисподняя взяла,
она ж отдаст. Напор и лесть,
294
плащ, полумаска… Трагик, шут –
все это ты. Мелькнут века,
и люди славу воздадут
опять тому, чья ложь легка,
пестра, удачлива, смела,
кто искусит, клинок воткнет
в час силы мирового зла
и с петухами пропадет.
7 сентября 2011 г.
Поезд «Киев Феодосия».
***
Все хорошее когданибудь проходит
и кончается, как доброе вино,
убегает на колесном пароходе
по воде, которой имя не дано.
И уже не вспомнить имя капитана
и мотивчик дребезжащего фоно.
Все хорошее когданибудь вернется,
передумав покидать тебя в беде.
Капитан на сотой миле встрепенется,
чтоб приказ отдать о шлюпке и т.д.
Но мужайся: белоснежная команда
не найдет тебя на пристани нигде.
10 сентября 2011 г.
Коктебель.
295
***
Всей синевой, бирюзой,
хоть и сурово на вид,
море играет с тобой,
если ты морю открыт.
Ты, как щенок, перед ним,
мокрый и слабый глупыш.
Море придумало Крым –
эти волненье и тишь
скал и долины. Вглядись
в каменный лик Нептуна:
непревзойденная кисть
Черному морю дана!
12 сентября 2011 г.
Коктебель.
***
Если бы можно было
не возвращаться домой,
в город, сосущий силы,
кажущийся тюрьмой.
Не вылезай, улитка,
к морю и солнцу, стой!..
296
Скрипни, судьбы калитка,
и запахнись. Домой…
12 сентября 2011 г.
Коктебель.
***
Виноград земли обетованной
Аврааму показали иудеи;
двое гроздь тяжелую на палке
в лагерь притащили елееле.
Вот она!.. Сочащаяся медом,
молоком текущая духовным!
Виноград земли обетованной
в Коктебеле зреет безгреховно.
12 сентября 2011 г.
Коктебель.
НОВЫЙ СВЕТ
Саше
Желтокрасные вешки:
туда… туда… туда…
Осыпаются камушки,
пьет в забытьи АюДаг.
297
Можжевеловый воздух.
Покрученные стволы.
Три часа по тропе Хо Ши Мина.
Да мы орлы!
Городок в табакерке
в награду открылся нам.
Лилипутские улочки.
Спичечным коробкам,
друг на дружку наставленным,
кажется, счета нет.
Как ты здесь помещаешься,
Новый Свет?
Ступенюшки, заборчики –
рококо!..
А холмы поднимаются
высоко…
12 сентября 2011 г.
Коктебель.
298
ЮРИЮ ТЕРАПИАНО *
Пасынок русской литературы,
шлю я поклон Вам издалека.
Все изменилось в Керчи, на родине Вашей.
Если б Вы были живы… не знаю…
За дерзость мое письмо не сочтите.
Вас наконецто издали, и я купил
книжку размером с блокнот
на набережной у моря.
Я зачитался. Клянусь. И безмерно
за то Вам благодарен.
Все остальное при встрече скажу –
она
кажется мне вероятной.
Еще раз простите.
Волны все так же листают
пространство и время.
Только они неизменны на тех берегах,
которые Вы
в веке ином покидали,
с верою в милость Господню,
тая благородство
под иссеченным доспехом...
* Юрий Константинович Терапиано (18921980), уро
женец Керчи, поэтэмигрант первой волны, ушедший
за границу на последнем корабле с остатками Добро
вольческой армии Врангеля.
299
Теперь
таких за оградой поэзии
спешно хоронят.
13 сентября 2011 г.
Коктебель.
***
Сладкий воздух Коктебеля
увезти нам не дано.
Что ж, пускай. Но есть портвейн –
темноалое вино.
Пусть он окропит разлуку,
словно жертвенник, огнем,
на который грусть и скуку
расставанья мы кладем.
Все другое, что возьмешь ты,
сувениры как один,
стухнут, что морские звезды,
вырванные из глубин.
14 сентября 2011 г.
Коктебель.
300
***
Феодосия – место прощания с морем.
Забуриться в купе и сердито молчать,
розы эпикурейства срезая под корень,
а за городом «Мысли» Паскаля достать.
Как приятно бичуют шипы стоицизма.
Размышляй, датский принц, впереди
Эльсинор.
Там тебе пригодится учения схизма,
там другим станет море и крепости гор…
14 сентября 2011 г.
Коктебель.
301
Эскейпизм
на морозе
***
Время бездарей.
Слеты дневных упырей,
шашни оборотней,
обывательский кворум.
По карманам
хлопушки с дерьмом
и петарды,
начиненные загнутыми гвоздями.
Чтобы встретить чужих,
не страшиться своих.
302
Ох, уж эти старинные штучки кинжалы,
в перстне яд...
Несерьезно.
Да был бы,
был бы Моцарта грохнувший
каплю умнее,
он бы просто к нему
повернул всю свою
тривиальную личность,
и в ней ягодицам
дал решительно выразить
все превосходство
над мозгами,
поправ предрассудки
относительно дара,
таланта, искры
(нечто Божьей?),
решительно, да, не колеблясь,
водрузив воровское над правым,
издав
трубный звук,
как у Данте
тот бес в преисподней.
Вот и всехто делов...
И, дослушав овации,
зорких коллег,
удалился бы прочь,
303
наведя здесь порядок,
на обидчика
не обращая вниманья.
Ибо эта симфония
всем показалась не хуже.
И стоило ли,
господа,
столько лет унижаться,
завидовать,
комплексовать?
6 января 2012 г.
***
Моя безумная надежда,
ты обезумела давно ль?
Тебя, как голубя, я глажу,
неловко, грубо,
в дверцы клетки
вонзив трясущиеся пальцы:
ты здесь еще?
Здесь, здесь...
Я глажу
тебя,
как голубя,
косясь
на тротуар,
304
что расстелился
внизу, как саван,
а на нем
снуют рассветные кошмары,
с которыми я слиться должен
сегодня так же, как вчера.
Надежда, гульгульгуль, надежда,
моя безумная, смешная...
Да, ты и я друг друга стоим.
Нам обкорнали до упора
любовь и крылья,
веру в счастье,
и ввысь взметни тебя,
ты канешь
туда, на синий тротуар,
на головы и на капоты,
как тополиный самолет!
И твой зигзаг неадекватный
не важен будет никому...
Кровоточащее терпенье
воронкой вертится в зрачках,
и лучше нам в глаза друг другу...
Что нынче, что вчера, что завтра,
что завтра, нынче, что вчера,
сегодня, завтра, завтра, нынче...
И есть ли шансы обмануть
друг друга
в чемнибудь обратном?
14. 01. 2012.
305
***
Падает, падает...
К утру совсем заметет.
Как мы хотели его,
и, казалось уже,
зря наступил Новый год.
Имени нет ему,
зря произносишь ты глупое: «снег»!
Шаткий веревочный мостик
наши слова,
да еще в такую метель
(вот ведь, и я туда же;
а впрочем, любой поэт
пижон и болтун,
болтун и пижон).
Слава Богу, что он
настолько глухонемой.
Бегай за ним, гонись,
чтоб приклеить
готовый свой ярлычок!..
Чисто и пусто во всей Вселенной.
Дети слепят страшилуснеговика.
Ветки, как грабли, в стороны.
Пусть декламирует вирши свои
пока.
15. 01. 2012.
306
***
Если ты им не нужен
со всеми стихами и песнями,
если чернь с цепи сорвалась, где сидела три века
подряд,
значит, выдумай версию в тысячу раз
интереснее,
чем реальность. Покинь и забудь ее пошлый
детсад!
Как буддийский монах на песке у реки тонкой
палочкой
выцарапывает пару строк, удивительных строк,
и волна затирает их с грацией чисто русалочьей,
между тем как уже далеко
он шагает,
молясь на восток...
19. 01. 2012.
***
В.
Монохромная зимняя сказка
в день развития лунного года.
Экспозиция снежных кораллов
и берез слоновая кость.
307
То насесты для белых драконов,
разносящих дары одиноким,
старикам, нищим, детям...
Поземка,
точно след от хвостов их,
змеится.
Отпечатки тракторных треков
вдоль сугробов отметины лап.
Для когото судьба,
для когото всего лишь
пурга,
подметающая переулки...
23. 01. 2012.
ЦЕНТР ДУШИ
Холодно в комнате,
ставшей затвором
плюс кабинетом
и мастерской.
С желтых обоев
сошла позолота.
У батареи
вид виноватый,
308
остолбенелый,
облупленный вид.
Музу сюда
калачом не заманишь.
Щиплет на тучных
столичных лужайках
травымуравы
прагматик Пегас.
«Логово лузера» так, вероятно,
эти квадраты бы обозвали
умники всякие и зубоскалы,
молокососыинтеллектуалы,
что беспокоит
мало меня...
Центр души,
коли не прибедняться,
неизмеримо теплей и богаче
той людоедской
и дьявольски скучной
схемы,
в которую втиснули мир.
31. 01. 2012.
309
ПЕРВЫЙ
Спешно заклеймен,
изгнан из Парижа
Франсуа Вийон.
Вырезан, как грыжа.
Выброшен во тьму
внешнюю при жизни.
Помоги ему,
Господи!.. На тризне
собственной теперь
будет он повсюду.
Человек ли, зверь?
...Навсегда забуду
многое, клянусь.
Но не миг позора.
Вкус вина и вкус
хлеба. Только вора
и убийцы я
кличку, словно знамя,
вам войной грозя,
понесу веками!
5.02.2012.
310
***
... в шляпке белее лебяжьего пуха,
муфту прижав, как спасательный круг,
пела она чтото сентиментальное, Боже!
с крохотной сцены в провинциальном парке.
Слушателей было мало три пожилые дамы,
трое с вином,
две собаки, ждущие новой подачки,
пареньгазетчик...
Аккордеонист раздирал инструмент,
больше похожий на рыбака,
объяснявшего,
что он поймал в воскресенье.
Звук поглощался раковиной постройки
позапрошлого века,
но до меня ее голос
всетаки доносился
(сюда, за мой стол)
через два столетия с лишним.
И, убежден, к ней долетали
мои аплодисменты.
А иначе зачем
она вдруг поднимала
личико радостного ребенка
и так напряженно чтото искала
в безоблачном и беззаботном небе?
9. 02. 2012.
311
ЭСКЕЙПИЗМ НА МОРОЗЕ
Если в дурдоме бьют санитаров,
значит, неладно чтото...
И впору
вспомнить про опыт Гарри Гудини,
знавшего, как убежать отовсюду.
Изпод замка,
из воняющей хлоркой
камеры,
из сундука,
погруженного в куб
фосфоресцирующий, синеватый гиблый аквариум для одного
головоногого...
Ну, наконец, из туго стянутой подлой сорочки,
торс облепившей,
не хуже, чем кожа.
Так человек убегает нормальный
от кучи психов,
и это есть данность,
будущее,
вдруг представшее в трюках
американца еврейских корней.
4.02.2012.
312
313
314
315
П ереводы
с английского
Уильям Блейк
ТИГР
Тигр, Тигр, пламя, жар,
в мраке джунглей как кинжал,
чьей рукою, дай ответ,
создан страшный твой скелет?
В дальней бездне ль, в вышине
зрак твой плавился в огне?
На каких крылах ширял
кто в огне тебя ковал?
316
Чье плечо и чей азарт
сжали жилы, что звенят,
в сердца ком, чей первый стук
страшен был для ног и рук?
Что за молот, горн и цепь
дали мозгу злую крепь?
Наковальня, хватка чья
все свершили в тот же час?
А когда средь бледных звезд
небосвод белел и рос,
был твой мастер восхищен,
Агнца создал тоже он?
Тигр, Тигр, пламя, жар,
в мраке джунглей как кинжал,
чьей ладонью, дай ответ,
был оглажен твой скелет?
МОТЫЛЕК
Маленький мотылек
Летом играл.
Моею глупой рукой
Сбитый, упал.
Но разве и сам
Я не мотылек?
317
Или ктото другой
От него далек?
Пока я танцую,
И пью, и пою:
Еще слепая рука
Пыльцу не смяла мою.
Если мысль есть жизнь,
И сила, и дух,
И желают, чтоб ее
Огонек не потух, –
Тогда я
Просто счастливый мотылек,
Или умер я,
Иль от смерти далек!
Роберт Сервис
ПАРАД
МЕРТВЕЦОВ
Конец войне безжалостной – победы сладок час!
Мы смотрим на солдат сквозь дымку слез.
По улицам украшенным шагают мимо нас,
И ветер всюду музыку разнес.
318
По крышам кипень флагов, ослепляет блеск наград,
Колокола гудят на сто ладов.
Солдаты Королевы нам приветственно кричат,
Сияет слава ратных их трудов.
Вдруг потянуло холодом, на город пала тьма,
Ни звука, стихли музыка и звон.
Опали флаги, радостная смолкла кутерьма,
И люди замерли со всех сторон.
А небо помрачнело, собирая складки туч,
И жуткий голос поразил сердца:
«Долой знамена радости, лишь траур будет тут,
Пора пройти парадом мертвецам!»
И вот они приблизились, худы, измождены,
Печальный отблеск мощи строевой,
На лицах пятна пороха, и хаки прожжены,
В глазницах вой пустыни гробовой.
Гримасы мук и ужаса, сведенные уста,
Полуистлели тряпки на костях,
На шрамах нагноившихся сукровица густа,
Обрубки делают за взмахом взмах.
«Вы нас на вельде бросили, как позабытый хлам,
Но выползли мы и вернулись вновь.
В полях под Магерсфонтейном пришлось
остаться нам,
У СпионКоп, в Коленсо пролив кровь.
Вы в ямах закопали нас, долг смерти заплатив
За свой триумф, и празднуете здесь.
319
Так славьте же и нас теперь, на руки подхватив,
Как никого другого, славьте днесь!»
Язык немел от горечи, бледнели сотни лиц,
Кто мученикам смел бы отвечать?
С ума тоска сводила, слезы капали с ресниц,
И сердце жгла раскаянья печать.
Зачем они пришли сюда, в наш первый мирный
день,
Скривив уста, оскалившись от мук?
Их тысячи – погибших, кто покинул смерти сень,
Я веки сжал – они пропали вдруг…
Все улицы украшены. Идут, идут войска,
Сплошь флаги между небом и землей.
Мужи, как дети, пляшут, льется музыки река,
Звон колокольный спорит сам с собой.
Блеск солнца, ликованье; но мелькнет в глазах
тоска;
И в час, когда мы чествуем живых,
О Боже милосердный, дай нам помнить на века
Ушедших в темноту могил немых.
БРОДЯГИ
Давай возвратимся, мой верный друг, памятью
в юные годы,
Когда мы горланили песню Земли, древнюю
словно мир,
320
Пили, боролись, страстно сломав путы и несвободы,
Шагали на марше с названьем Везде, стирая
тропы до дыр.
Вперед по дороге с названьем Везде – каждый
день безоглядно!
И время было вассалом нам, и жизнь
не смеялась, как шут;
Простор бесконечный сердца веселил, манила
слава отрадно,
И мы не встречали на марше Везде пределов
ни там и ни тут.
Увы, тропа с названьем Везде в ловушку
нас заманила,
Лишения, жар, усталость мышц мы полюбили
так!
Восторженным странникам даже на ум мудрость
тогда не всходила,
И мы не жалели, наши мечты изнашивая,
как пятак,
И не помышляли, куда нас влечет трагичная
мощная сила,
Что там, за маршрутом с названьем Везде,
Расплата ждет вечных бродяг.
УТЕШЕНИЕ
Слушай! Тебя изгрызли беды,
Лопнул бизнес, ушла жена,
321
Нету в кармане ни цента меди,
Смысла в жизни нет ни рожна.
Невезенья надежд лишили,
Сил упадок; скорей бы смерть!
Солнце тучи совсем закрыли,
Что на небо в слезах смотреть?
Небо яснится ради счастья,
Изумленно цветет земля,
Птичье пенье кипит от страсти,
Ароматом полны поля.
Танец теней по луговинам,
Бриз вечерний и зеленя –
Мир бескрайний в броженье дивном
Льнет под окна, хандру гоня.
То и это – твои владенья,
Все имеет свой смысл и вес.
Нищ, изгрызли тебя мученья?
Нет, богат ты, богат, как Крез!
Ну так что ж – побредешь в лохмотьях,
Высшей воле покорен будь:
Знает Бог о твоих заботах,
Есть Любовь, что хранит твой путь!
322
Джон Китс
К ОСЕНИ
1.
Пора туманов! Фруктов на столе!
Густеющего солнца верный друг.
Совет ваш – сколько сделать тяжелей
Зеленых лоз, обнявших дом вокруг,
Как много яблонь долу пригибать,
Обременяя сладостью плоды,
Вздувая тыкву и орех кругля
Со сладкой сердцевиной, а цветы
Подольше пышными для пчел держать,
Чтоб теплых дней не думали считать,
Как будто льнет к ульям весна опять.
2.
Кто не встречал тебя у кладовых?
Порой сидишь в кругу своих хлопот
Ты на полу амбаров золотых,
Рукой сквозняк по волосам ведет.
Иль, кинув серп, ты спишь на борозде.
Благоухают маки. Медлит нож,
Как будто жаль ему цветов сплетенных…
Нередко попрошайкой по воде
Через ручей с колосьями бредешь,
А то часами терпеливо ждешь,
Следя за струйкой у тисков сведенных.
323
3.
А песни дней весенних – где они?
Про них не думай: музыка везде.
С зарею тихо умирают дни,
И абрис жнивья пламенем одет.
То детским хором плачет мошкара
Меж ив речных, то басовой струной
Подтянет жук, в потемках замирая.
Звенит кузнечик. Дудочкой простой
Ответят ветви сада. Под звездой
Вдруг пронесется ласточкина стая.
324
К асанья
МОНУМЕНТ В КИЕВЕ
Подозреваю, что однажды на седых склонах Днеп
ра появится памятник «победителю» Сандею Аде
ладже. Расплывшийся в улыбке африканец, вы
полненный из эбонита и наряженный в белоснеж
ный костюм от Версаче, осенит мать городов рус
ских перекрещенными бананами. Не верите?..
ДЕРЬМОС…
Когда ломается городской коллектор, все бегают,
зажимая носы и матерясь от праведного гнева.
Нынешняя пресса и «литература» – вязкое зло
вонное болото. Однако его обоняют с нескрывае
мым удовольствием.
325
КЛАССИКА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Если бы Эллочка Людоедка сегодня пошла в
журналистки, то в первом же популярном табло
иде ее ждали бы стремительная слава, солидные
гонорары и колоссальное уважение окружаю
щих. Блеск!..
?!
Прекрасные, неземные очи Христа на фотогра
фии Лика, воссозданного по Туринской Плаща
нице. Как мы смеем все время Им лгать?
НЕГРИТЯНСКИЙ РАЙ
Наверное, представляется им в виде нескончае
мого тягучего блюза.
«ПОМАРАНЧЕВАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ
«– Боже, сколько за 2 недели пожрали апельси
нов, – говорит Ян, когда мы проходим мимо теле
жек с ними. – Красноармейцы уничтожают их с
остервенением десятками. Ведь это какоето
апельсинное увлечение. Посмотри, у всех в руках
оранжевые шары».
Из дневников Веры МуромцевойБуниной.
Апрель 1919 года.
326
О «САМОРЕАЛИЗАЦИИ»
Надо ли смирять себя, являясь творческой лич
ностью? По моему, да. Схима благороднее колпа
ка с бубенцами и самодельной шапки Мономаха.
Очень актуально для поэтов.
ГЕРКУЛЕС БЫ ВРЕЗАЛ ДУБА
Когда могучий герой вычистил Авгиевы конюшни,
он просто повторил ежедневный подвиг нынеш
них литературных редакторов – образованных лю
дей, вкалывающих на повсеместно «желтую»
(больную Боткина?) прессу. Только в отличие от
него, этих бумажных пчел, превращающих мега
тонны грязи в русский язык, славить не принято.
***
Чем отчаяннее положение человека, тем он сво
боднее.
ОТКРЫТИЕ
Копнув глубже, он вдруг разглядел ее душу: жад
ную лоснящуюся личинку майского жука!..
327
ПРОШЛЫЙ ВЕК
1996 год. Зима. Мы со знакомой греемся вечером
в киевской кафешке на Площади Октябрьской
революции (теперь Майдан Независимости).
Вдруг она грустно роняет: «Такое впечатление,
будто Землю ктото отключает от тепла»…
Этой умной женщины давно нету среди живых.
А я продолжаю судорожно искать тепло в нарас
тающем холоде.
БРОДЯЧИЙ СЮЖЕТ
Чтобы превратиться в козла, необязательно пить
из раздвоенного копыта. Или старая сказка глуб
же, чем мы думаем?
«МНЕНИЕ»
Полагаю, завистник убежден, что на Страшном
Суде без долгих разговоров отправят в ад всех ви
новников его угрызений. А где ж им еще быть?!
СОН ПРОВИНЦИАЛА
Принесли и положили на сердце огромную ды
мящуюся картофелину...
328
БЛАГОДАРНОСТЬ
Боже, спасибо за эту величайшую радость: тво
рить и быть творимым!
ПИЩА
Люди для кашалотовполитиков, что планктон.
АТЕИЗМ
По своей сути – бравада гордыни, непревзойден
ный цинизм, стремящийся отобрать самое теп
лое. Презрительно подбоченясь, он хмыкает и
предлагает «слабакам» сходить к унитазу и поз
вать золотую рыбку…
МАМА, РОДИ МЕНЯ ОБРАТНО
Иногда, трясясь в автобусе по пути на работу,
ловишь себя на инстинктивном желании подтя
нуть колени, свернуться комком, скататься в по
зу эмбриона…
МИР?
Представьте, что некий человек сидит в комнате
за письменным столом, читает либо слушает му
зыку. За окном буря, ливень, а человеку хорошо
329
и спокойно наедине с собственными мыслями.
Только страшно тревожат нарастающий зов и
притяжение урагана. Наконец, не в силах сдер
живаться, он распахивает окно… и буря врывает
ся внутрь, гася свет, расшвыривая бумаги, стал
кивая на пол книги! С огромным усилием чело
век снова закрывает створки, оставляя хаос и
злобу снаружи. Но в его жилище больше нет ую
та, а в сердце покоя… Так по сути и выглядят от
ношения души с «миром».
МУЗЫКАКОТ
Чем отличается джаз от прочей музыки? Тем, что
не лезет в душу. Гуляет сам по себе, как кошка.
РАСЩЕПЛЕННОСТЬ
В маленьких детях человеческое естество – как
на ладони. Ранимые тираны…
ДЕМОКРАТИЯ – ПСИХИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ
Это очень хорошо изобразил Пушкин в «Медном
всаднике». Евгений орет на царя, а потом, не вы
держав, кидается наутек! Всю ночь ему мерещит
ся, будто грозный Петр преследует его по пятам.
Герой безуспешно пытается сбежать от порож
денного взбаламученным сознанием призрака и,
сломавшись, гибнет…
330
ПРОСТО
Многие так и эдак пытались понять, что же такое
жизнь. А она всегда вмещается в два коротких
слова: «Дорога к Богу». Другой конечной стан
ции во Вселенной просто не существует.
«ДУША МОЯ – ЭЛИЗИУМ ТЕНЕЙ»
Душа моя – дурацкая Додо.
Ее спасая именем Христа,
разворошил осиное гнездо,
и вместо меда боль прожгла уста!
ОПЯТЬ О «ХУДОЖНИКАХ»
Не стоит слишком часто рассуждать на тему об
лагораживающего влияния искусства. Идеаль
ный «служитель муз» – это, к примеру, Нерон,
наделавший непоправимых бед, получудовище,
патетически воскликнувшее перед смертью: «Ка
кой артист умирает!». На него походят множес
тво знаменитых литераторов, живописцев, акте
ров… По счастью, большинство из них просто бы
ли очень слабые люди, и это утешает.
ОГОВОРКА ПО ФРЕЙДУ
Скотская... Простите, светская хроника!
331
ШИРОКИЙ ЖЕСТ
«Поэт! Не дорожи любовию народной». Я то не
против. Только где ее взять? У самого Пушкина,
по сути, не было.
ПОДМЕНА
Давно уже говорят: «Я верующий». Или: «Дядя
Петя – религиозный человек». А некогда свиде
тельствовали: «Аз есмь христианин». Разница
тут огромная. За «Я верующий» не распинали и
не бросали львам. Человек дерзал прилюдно под
нять забрало, признаться, кто он, назвать Имя
Учителя, взвалить крест...
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОПРАВКА
«Талантам надо помогать, бездарности пробьют
ся сами». Даже они теперь далеко не все. Слиш
ком усилилась конкуренция.
ЧАПЛИН
В чем именно Чарли – великий режиссер и актер
неотделим от Чарли – гениального бизнесмена? Ко
мик тонко понял: дай людям всласть над собой пос
меяться, и они заплатят за это удовольствие чисто
ганом. Но на деле его бродяга всегда смеялся пос
ледним. Тем более что фильмы насквозь грустные.
332
ПОРОЧНАЯ ТАКТИКА
«Если гора не идет к Магомету, то Магомет пой
дет к горе». Пускай. Только в таком случае гора
обязательно начнет презирать беднягу Магомета.
ВОСТОЧНАЯ
ФИЛОСОФИЯ
(ШУТКА)
Когда тебе заедет в лоб
катаной самурай,
как жалкий неуч или жлоб,
его не осуждай.
А лучше в самый миг, когда
отделится душа,
пойми, что инь и ян – вода
в потоке Ни Шиша.
«СОЗЕРЦАТЕЛЬ»
Уже лет двенадцать я наблюдаю за гибелью плане
ты и постепенным развертыванием Апокалипсиса.
Сам себе при этом я напоминаю человека, который
смотрит на рождение и сход колоссальной лавины.
Вот она двинулась с вершины, ширясь, бешено
крутясь, сметая деревья, дома, беспечных альпи
нистов!.. А ты застыл у подножья и ничего не мо
жешь. Бежать тоже некуда. Смотри да молись.
333
***
Беспорядочное общение ничуть не лучше беспо
рядочных половых связей. Итог, во всяком случае,
один: болезнь тела и духа, смертельная усталость.
ЧЕГО НЕТ В ИНТЕРНЕТЕ
Фотографий дорогих людей, следов ускользнувше
го детства, бесценных моментов твоего прошлого…
Заходи в поисковик, старательно набирай нужную
информацию – заместо волшебства вывалится из
девательская абракадабра! Кажущееся могущество
Сети в главном тебя обязательно обманет.
ДИЛЕТАНТАМ
Жил да был самоуверенный ветеринар. Наблюдал,
как работают хирурги, и втайне восхищался их ис
кусством. Наконец сказал себе: «Стоп! Хватит ре
зать собак. Пора приниматься за серьезное. Я тоже
могу, как они. Что здесь трудного? Главное повто
рять в точности все движения». Сказал – и сделал.
Бедняга пациент скончался в жестокой агонии…
Имеющий уши да слышит.
ВЫСОКОВОЛЬТНАЯ СКАЗКА
Одна шаровая молния повадилась влетать в одну
и ту же квартиру. Хозяева сперва напугались, но
334
потом привыкли и даже начали подкармливать
небесную странницу из розетки. В благодарность
молния спалила проводку и бытовую технику со
седям, относившимся к благодетелям с неприяз
нью и кидавшим бычки на половик. Яркий пере
ливающийся шарик быстро сделался своим в се
мье, играл с детьми, правда, в руки не давался и
гладить себя не позволял.
Увы, однажды молния исчезла. Безутешные лю
ди развесили везде объявления с приметами, но
не только не сумели найти пропажу, но сами едва
не загремели в психушку. Особенно стремились
их туда засадить соседи, наказанные небесной
гостьей за пакостный характер…
«ПОЭТИЧЕСКОЕ
МИРОВОСПРИЯТИЕ»
Вот оно, родимое: «Я – изысканность русской
медлительной речи, предо мной все другие поэты
предтечи». Или: «Я гений Игорь Северянин».
Чтото другое встречается ужасно редко. На этом
гвозде все и держится.
ЭХО
– Среди людей правду найду ли?
– Дули… дули… дули…
335
«ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО»
На треокаянной тяжкой земле какое же оно
смешное! Словно радужная бабочка, свалившая
ся в тарелку с кашей.
КОЛЕСОВАНИЕ АПОЛЛОНА
Что такое современная Интернетпоэзия? Упо
енный хор соловьев и кукушек, крупномасштаб
ная оргия дилетантов и графоманов. Плотина
прорвана, довольно урчащий поток истребляет
древние храмы…
С другой стороны – свобода от кагала и назнача
емых им «гениев». Но кто ее способен выдержать
себе во благо?
НЕЗДОРОВЫЕ
Подавляющее большинство людей сегодня рож
даются с ненормальными наклонностями, стра
хами, отклонениями. И подавляющее же боль
шинство идут у них на поводу, раскармливая эту
мразь до невероятных размеров и позволяя в
итоге сожрать самих себя.
ПРОБЛЕМКА
«Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и
отбрось прочь». Даже внешне это, мягко говоря,
336
непросто. А на практике девяносто девять из ста
предпочтут, выдрав этот самый орган, отшвыр
нуть не его, а… все остальное! Здесь борьба не на
живот, а на смерть, потому что в маленьком гре
ховном члене, как бы невзрачно он ни выглядел,
таинственно сосредоточено ядро «сада земных
наслаждений».
ПОМОЕМУ…
Эмансипированная женщина ничем не отличает
ся от какогонибудь трансвестита. Уже не пол, а
«существо».
ТОНКАЯ ДОРОГА
Вот все эти пятидесятники, «свидетели Иеговы»,
«победители», харизматы, мормоны и иже с ни
ми – примитивнейший сетевой маркетинг. Так к
ним и следует относиться, не встревая в беседы о
важном. Гораздо, неизмеримо сложнее разоб
раться с Православием – запутавшимися мрежа
ми, когдато раскинутыми ловцами человеков. В
этом призрачном лабиринте помощник один Бог.
ВОПРОС
– Разве ты не боишься смерти?
– Смерть – это двери. Разве ты боишься дверей?
Важно, как тебя за ними встретят.
337
ВЕЧЕРОМ В КИЕВСКОЙ ПОДЗЕМКЕ
Они все грубые и проходят сквозь меня, как но
жи сквозь масло.
БИБОП
Музыка горького опыта и одиночества.
ПИСЬМО
Каждый день ждешь его, словно чуда. Письма
или знака, которые изменят твою судьбу, как это
происходит в сказках или голливудских филь
мах. Вот сейчас! Тебя позовут, тебя заметят, оце
нят, возьмут за руку, предложат сияющий путь
наверх и… «И возведя Его на высокую гору, диа
вол показал Ему все царства вселенной во мгно
вение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам
власть над всеми сими царствами и славу их, ибо
она предана мне, и я, кому хочу, тому даю ее;
итак, если Ты поклонишься мне, то все будет
Твое».
Аминь, Господи.
ДИАЛОГ
– Но ведь жизнь грустна, правда?
– Прекрасна.
– И оттого еще более грустна.
338
!!
Прочел замечательную фразу в книге Кольера о
джазе. Это про Чарли Паркера: «Доходя до всего
сам, он был похож на слепого, пытающегося сло
жить мозаику». Абсолютно так же много лет
действовал и я. Годы и годы вынужденного неве
жества, вечно обломанные ногти человека, нап
ряженно ползущего из трясины к свету…
ЗАБЛУЖДЕНИЕ
Все хотят добиться стиля. Зачем? Стиль – мыше
ловка, из которой никто не выбирался. Надо
просто иметь свой голос.
Н2SО4
Думаю, многие мои стихи похожи на кислоту.
Попадая на совесть, они непрерывно жгут и не
дают покоя. Зачемто Господь дал мне именно та
кой дар. Безусловно, с подобным талантом не
стоит ждать большой благодарности.
ПАТОЛОГОАНАТОМ
Он так любил вскрывать, что вскрывал своим
жадным ланцетом что ни попадя и в нерабочее
время: людей, животных, насекомых, деревья, ис
кусство, религию, пространство, время и т.д. Од
339
нажды вскрывать оказалось нечего, и он занялся
перед зеркалом самим собой. Сделав необходи
мые выводы, он записал их в толстый гроссбух и
помер. Хотя, в принципе, уже давно был трупом.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Чем дальше, тем он мне противнее… Антимате
рия. Неорганика. Возмущение и неприятие зас
тавляют забыть даже его заслуги. Словно бе
жишь от увенчанного лаврами упыря. Букваль
но несколько стихотворений, слепленных из
теплого и живого. А как бесцеремонно «подор
вали» русскую поэзию его Нобелевкой крутые
продюсеры! Кому это надо? Тем, кто хочет, что
бы отсчет велся не от Пушкина, а от Бродско
го… Задумайтесь над этим.
ПРОЗАИЧЕСКИЙ БРЮСОВ
Юноша бледный со взором горящим! Мэтрами и
классиками больше не становятся, их назначают за
интересованные лица. Баламуты масштабом по
мельче организовывают «отборы» и конкурсы. Хо
чешь сберечь свой талант, не суйся куда попало, не
зная броду (тем более, что его нигде больше и нет).
Да не смущают тебя коммерсанты, свистящие о
Тютчеве, и бездари, выигрывающие виртуальные
короны. Сцепи зубы и терпи – вот твой венец в ду
рацкое время. Все равно выиграет только создав
ший ПОДЛИННОЕ.
340
«РАСКРУТЧИКИ ЗВЕЗД»
Гранильщики стекляшек! Торговцы липовыми
драгоценностями! Отчего вас не судят, как кидал
или фальшивомонетчиков? Чем вы лучше?..
***
Я убежден в высоком предназначении профес
сии поэта. Но так же безоговорочно я уверен и в
ее ненужности, особенно сегодня. Поэзия прев
ратилась в тяжелый, «эксклюзивный» крест для
тех, кто способен перенести невыносимую нес
праведливость и неблагодарность.
ОДНАКО…
Чем больше читаешь Евангелие и молитвы, тем
сильнее пропадает интерес к любой литературе.
Изредка лениво возьмешь и перелистаешь чтото
давно знакомое. Кругозор неизбежно сужается,
но просветляется внутри глубина, словно задер
нутая многими облаками. Наверное, это и есть
«Даже до ревности любит Дух, в нас живущий».
ДУЭЛЬ…
Обсмакованный со всех сторон поединок эстета
Волошина и боевого офицера Гумилева изза Че
рубины нелеп и замечательно отражает эпоху
341
слома всех здоровых перегородок. Толстый заяц
в очках дал пощечину льву. Представьте себе,
например, что японский писарь налетел с кула
ками на самурая…
***
Кто вам сказал, что ваши враги в вас не нуждают
ся? Да они жить без вас не могут! Вглядитесь:
именно вы и вдыхаете смысл в эти пустозвонные
оболочки, неотступно бегающие за вами.
СОВРЕМЕННЫЙ УСПЕХ
«Он (она) громко о себе заявили»! Помойное
ведро тоже весьма громко о себе заявляет…
«ЭКСПЕРИМЕНТАТОРЫ»
Не люблю таких и не понимаю. Фокусники на
симпозиуме! Их творчество – словно затейливая
упаковка, на которой написано «Хлеб», а внутри
ни крошки. Разматывай до посинения... Считается,
что они выступают неким двигателем прогресса,
но это неправда, поскольку ЛЮБОЕ талантливое
произведение всегда прорыв и по форме, и по со
держанию.
342
ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА
«Нет, попадаются хорошие люди, но им «по бара
бану». Могут на десять минут возмутиться сов
ременной ложью, а потом потухнут. Все потому,
что замес у них добротный, но вот стержня нет. В
Бога не веруют, максимум – ничего не имеют
против. Если завяжется серьезный спор о духов
ном, обязательно кинут камнем в небо, и всю их
белую пушистую шерстку как ветром сдует. По
тому что главное у нас лежит на самом дне. Ос
тальное – рябь, отражения. Коснись дна, взбала
муть ил, и тогда узнаешь правду о каждом. А вы
яснить ее легче всего через дискуссию о Творце.
Он, как ланцет, которым можно вскрыть любые
жировые складки и проникнуть в суть. Он делает
человека прозрачным. Пускай даже на короткое
время, но Вася или Маша вдруг раскалываются,
словно проболтавшийся сквозь сон разведчик.
Из них вылетает».
СВЕТОТЕНИ
Абсолютно уверен в том, что наши мечты – это
реальные жильцы тонкого духовного мира. Толь
ко черные тусуются с бесами, а светлые охотно
принимаются в круг ангелов. Где же мы сами?
Там, где находится большинство наших грез.
343
***
У каждого свое призвание. Бывают странные.
Как, например, у меня: висеть в пустоте и дры
гать ножками.
***
Человек – колобок. От кого бы или чего он не
ушел, конец всегда один.
«КРУТОЕ ТАТУ»
Когда людям на планете начнут раздавать на лбы
и запястья три шестерки, миллионам молодых
людей это покажется даже прикольным.
ЗОЛОТЫЕ СЛОВА
«Он был не лучше и не хуже, а совсем другой».
Ирина Одоевцева.
ВСТРЕЧА
Однажды так называемому свидетелю Иеговы
явился Христос и указал ему на то, что он ведет
себя неправедно, самовлюбленно, а порой прос
то безумно. У сектанта немедленно зажужжала в
голове вставленная туда машинка, он снисходи
344
тельно рассмеялся, достал толстую засаленную
Библию и, прыгая со страницы на страницу,
быстро доказал Богу свою правоту. Спаситель,
слова которого, как одно, были проигнорирова
ны, грустно махнул рукой и навсегда исчез. А его
оппонент, ликуя, помчался к «братьям», чтобы
рассказать о том, какую победу он доставил об
щему делу.
***
Да, порой непонятно, на чем жизнь держится.
Посмотришь – усмехнешься: висит на волосочке.
Книги, музыка... А вокруг – пожаром – чудовищ
ная реальность, которая только и ждет сожрать
всю эту хилую немощь вместе с тобой. Бог, конеч
но, помогает, но и испытывает крепко. Для чего?
Одному Ему и ведомо. И вообще все не так, как
нам представляется. Слово «жизнь» – неточность.
Нет ее, есть непрерывная череда тестов, которые
ты сдаешь и сдаешь комуто. Все прочие представ
ления о «жизни» неправильны: семья, карьера, ра
бота, «цели» и тому подобная галиматья, фиговые
листочки для прикрытия голой бабыправды и
собственной растерянности. Потому люди и сби
ваются в громадные муравейники, копошатся
друг подле друга – так менее страшно. Только это
не помогает. Надо терпеть, терпеть, терпеть и ни
чего не придумывать. Чтобы стать бабочкой, люд
ская гусеница должна пройти сквозь боль, катас
трофу, полный слом всех своих представлений о
мире и бытии, причем еще до смерти. Недаром
345
Экклезиаст сказал: «Все суета сует и томление ду
ха». Я бы добавил еще: и разочарование.
НАШ МАТЕРИАЛ
Человек так сильно страдает от жажды и зноя
именно потому, что он земля. Земля, персть…
***
Чем заняты пирамиды? Они считают пе
сок………………………..
НЕМНОГО О ФУТБОЛЕ
Лицо человека в молодости – как футбольный
мяч. Новенький, только что из магазина. Лицо
того же человека в старости – мяч после многих
чемпионатов.
ПРОКЛЯТАЯ ДАННОСТЬ
Что еще так выматывает, как необходимость рабо
ты с невеждами и дураками? А они теперь везде…
СПОРТСМЕН
Хорошо бежит… Видно, водки не пьет, сигарет не
курит. И не читает стихов – это в первую очередь.
346
НЕТ НИКОГО
Мир обезлюдел. Буквально – десяток живых че
ловек. Если и есть ктото еще, я о них не знаю.
РЕКА ВРЕМЕН
Исчезновение либо растворение до неузнавае
мости того или иного персонажа в пучине исто
рии – только вопрос времени, каким бы великим
и выдающимся он ни был или ни казался. Лишь
Христос без малейших усилий ходит по воде.
ДОРОГОЙ ПРЕЗРЕНИЯ
Джим Моррисон написал, что хотел бы слышать
стихи последнего поэта. Однако беда в том, что
он имел в виду НАСТОЯЩЕГО. Если такой в
самые последние времена и будет, его почти ник
то не расслышит и не распознает.
АГА!
Демократия и масонство – одно и то же. Идентич
ные слова, взгляды, цели, извергаемые из одного
мутного источника. Недаром демократия победи
ла в виде главной «религии» человечества.
347
ЖЕЛЕЗНЫЙ МЕТОД
Как уволить человека, если по закону этого сде
лать нельзя? Наплевать ему в душу.
***
Только недалекие думают, будто алкоголики –
это люди, выпавшие за рамки общества. Ничего
подобного. Алкоголик – это СОЦИАЛЬНЫЙ
СТАТУС, счастливо открытый теми, у кого его
вообще не было или не стало.
]
***
Нет никакой необходимости легализовать прос
титуцию. На сегодня это абсолютно легальный и
самый распространенный вид человеческой дея
тельности. Просто кто же признается в том, что
его периодически имеют «по обоюдному согла
сию»?
***
У некоторых баб и мужиков наблюдается одна и
та же ломовая проблема: п… поперек извилин.
Крайние проявления в виде психических откло
нений – феминизм и эротомания.
348
ВАНЬКАВСТАНЬКИ…
Весьма распространенная глупость, особенно ха
рактерная для молодости, – гордая дуэль с судь
бой. Она ударила, он встает, как боксер на ринге…
Только, делаясь зрелыми и умудренными усталос
тью людьми, мы наконец понимаем, что вставать
как раз то и не нужно. Кто не понимает, тот конча
ет, как Хемингуэй, и ему поют восторженные оды.
НЕ ПРАВДА ЛИ?
Искусство подозрительно смахивает на метание
бисера перед свиньями.
ЕЩЕ О СТИЛЕ
Чаще всего «стилем» называют маниакальное из
девательство над русским языком. Его навязыва
ют, а читателя делают соучастником.
РАРИТЕТ
Ответственный секретарь одной из редакций –
некрасивая прокуренная категоричная бабеха,
жупел и верховное пугало коллектива. Свирепая
медиаматка, требующая ежедневно оплодотво
рять ее ценой неимоверных усилий. Как живуча
сия порода! Вот именно такие в 1917м носили
кожанки и «пускали в расход контру».
349
***
Раскаленный гвоздь в холодной воде – вот что я
такое!
***
Украина – это страна, в которой гадкие утята
очень редко становятся прекрасными лебедями,
потому что их успевают заклевать насмерть.
ПРИЗНАНИЕ
А ведь на самом деле я восхищен и растроган жиз
нью и многое готов ей простить за нее саму – глу
пую, неказистую, неумытую, но такую единствен
ную, воскликнув, как персонаж фильма «12 раз
гневанных мужчин», сквозь слезы: «Не виновна»!
***
Поэт – это человек, отбирающий территории –
лоскутки и тряпочки – у смерти.
***
Поэту нельзя думать о трех вещах: о служении,
об идее, о собственной значимости.
350
ВОПРОС НА ЗАСЫПКУ
Как вам нравится мир, в котором счастливы одни
только сволочи?
***
Есть люди, которые могут выиграть партию сво
ей жизни, лишь заплатив самую дорогую и высо
кую цену.
***
Почему так часто талант от Бога мешает его но
сителю войти в Небесное Царствие? Что за пре
неприятный и тягостный парадокс?! Казалось
бы, все должно быть наоборот…
НЕМНОГО ДРУЖЕСКОЙ БОЛТОВНИ
…Приснился мне однажды сон про литавриста из
оперного театра. Ты же знаешь, как они сидят по
три часа без дела, чтобы единственный раз за спек
такль грянуть в свой инструмент в нужном месте?
Представь, ожидает такой скучающий товарищ
своего звездного часа. С томленьем упованья, как
ждет любовник молодой… Оркестр неуклонно
приближается к счастливой отметке. Еще, еще
немного... Остается 5 секунд… 4… 3... Он разводит
напрягшиеся руки, словно крылья, в стороны, ши
351
рокопрешироко размахивается тарелками, пред
вкушая, какой звонкий «БУМ!!!» сейчас изобра
зит... И.. И тут сзади выскакивают два милиционе
ра, заламывают его и уволакивают его за кулисы.
Вот что называю я глобальной невезухой!..
***
Лучше сойти с ума добровольно, чем принуди
тельно.
352
С одержание
Август
«Царапинами старой кинопленки...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
Броварской вечер. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6
Осень и ветер! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6
«Ты ждешь меня на каждом полустанке...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7
Серые мыши . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7
Оперные терцины. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8
«Не гений ты. Не мучайся. Тебя...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10
На дачах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10
«Люблю Москву в начале мая!...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10
«Когда на Маяковке валит снег...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
«Цирцея и Калипсо целовали твердый лед...» . . . . . . . . . . . . . . . 12
«С весной приливает сила в руках...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
«Мой дядя был художник и поэт...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13
«Твой плюшевый медведь высоко на шкафу...». . . . . . . . . . . . . . 14
Байка. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14
Вечернее и утреннее размышление по случаю
скорого окончания Литературного института . . . . . . . . . . . . . . 15
Август . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17
«Переворачивай вечер как хочешь...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18
«Мир отдыхает в воскресенье...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18
Провинциальный этюд . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19
«Чайник скулит, как собака под дверью...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19
«Вот наши отцы умирают, мой друг...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 20
«Мне нравится суровая природа...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21
Стансы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21
353
Апокалипсис . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22
«Скоротай этот вечер во сне...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23
Золотая осень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23
«Дом у дороги – вон тот, двухэтажный...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24
«Мой сын играет на полу...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25
«Пророк всегда тяжеловат...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25
«Пусть тебе Афродита простит...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26
«Шуршат сухие стебли кукурузы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26
«Как бархатно греет последнее солнце...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27
«За баррикадой из арбузов...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27
«Руки тоскуют не знаю о чем...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28
«Ну так что же, снова холодает...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28
«Воскресным утром на велосипеде...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29
«Все, чего я достиг в искусстве поэзии...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30
«Мне не взять твою руку, она далеко...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30
«Я помню, как он вытирал косу...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 31
Стирка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 32
«Построить дом, посадить дерево, вырастить...» . . . . . . . . . . . . 32
«Тихонько тикают часы...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33
«В полутемном храме ЦарьГосподь...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33
Д етство . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35
С тихи о Коктебеле
Стихи о Коктебеле . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 41
КараДаг . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 44
К онсилиум горшков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45
Р оза без шипов
«Не обозначена на карте...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48
«Сухие травы льются горячо...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49
«Вечерний ливень... Озаренья...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49
«Там, за окнами, нет ничего...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
«Спрячь свой бисер глубоко...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
Роза без шипов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51
«Клянусь прожилками кленового листа...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 52
«Сквозь ладонь просвечивают звезды...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 52
«Колышутся в окошке ветки...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
«Всегда до счастья не хватает единицы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
354
«Первый снег под утро воскресенья!...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
Поэзия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 54
«Я думал о грустном, взглянул на окно...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55
«Медленно и тихо вечереет...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55
«И в жизни пишутся черновики...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55
Молитва о России . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56
Однокурсникам по Литинституту . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56
Отрывок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57
«Сорви лиловый виноград...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57
У бийство Орфея . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58
Ш епчущий мост . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62
И ное небо. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66
Л ето 2005го. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70
Д ети тополей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73
М астер ненужных вещей
«Мастер точных часов, балерин в волоске...» . . . . . . . . . . . . . . . . 76
Журналисточка. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77
Деду. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77
Соседка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 78
Великан . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79
Разговор с ветераном 9го мая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79
Эмигранты. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80
«Мы с кошкою слушаем Баха...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81
«Стена из туч, громадна и густа...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81
Великая суббота. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82
А нгелы в метро
«Иных бандитов убивают...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83
Полет Ямбодактиля . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84
«Сосновые и пальмовые лапы...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84
Ангелы в метро . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85
«Солнце всходит и заходит...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85
Политику . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86
«А так как мне бумаги не хватило...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87
355
«Иногда прошу я, как о милости...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87
«Что ж такое история? Просто бескрайнее...» . . . . . . . . . . . . . . . 87
«лев толстой такой отстой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88
Мой портрет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89
П о облакам джаза
Наивное . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91
Серенада Нового Света. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92
Эллингтон в 20е . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93
Чернобелый блюз. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 94
Сатчмо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 95
Билли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96
Паркер птица . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96
Инопланетянин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 97
Юродивый. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 98
Церковь Святого Джона Колтрейна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99
Д ом в разрезе
«Светясь магическим числом...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101
«Ах, дочка! Что за странная картина!..» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 102
Аннотации к диску . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103
Дом в разрезе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103
«Я ухожу» – скажу я ей...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105
Памяти Нели Яшумовой –
однокурсницы по Литинституту . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105
Октавы для крутого мотоциклиста . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106
Как появилось 8 марта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108
Баллада про Шалтая. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110
«Одинокая свинка морская...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
Памяти священника Андрея Николаева,
сожженного 3 декабря 2006 года
вместе с семьей – женой и тремя детьми . . . . . . . . . . . . . . . . . . 112
Слепая птица . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113
«Нас медленномедленно Бог убивает...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114
Крымский гербарий
Строфы Воронцовского дворца. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 116
Набережная Ялты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118
Лирическое отступление . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119
Феодосия. Развалины Генуэзской крепости . . . . . . . . . . . . . . 119
356
Купание в шторм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120
Топловский монастырь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121
Н аглядные примеры
Одиночество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122
Зависть. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122
Голод. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Добро . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Сочувствие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Гнев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Гордыня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Смирение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
Похоть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
Прощение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
Слава. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
Ложь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
Отчегото зонтик . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
Душевнобольной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
Семья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
Г ригорий Распутин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 126
П ёс
Пёс. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130
Бессмертный узел . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131
Молитва Богородице . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131
«Еще угодники Печерские...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132
«Как душа замерзла, Господи...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133
Гимн Иоанну Предтече . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 134
Псалмопевец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 134
«Сорок мучеников Севастийских...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 135
«Климат теплее – сердца холоднее...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 136
Куплеты Хама . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137
Апостол Павел в темнице,
или второе посланиеТимофею . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138
«Не верьте никому – только Ему...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139
С амозванцы
«Как близко, явно закипает...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 141
«Бессмысленные войны. Атака за атакой...» . . . . . . . . . . . . . . . . 142
357
Радость . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142
Катастрофа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 144
Иван Сусанин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145
Тот . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146
Самозванцы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
Воспоминание о 10й части . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149
«Пока в погибающем мире до хрипа...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149
«Все больше осени в городе. Все лучезарней...» . . . . . . . . . . . . 150
Р азрегистрация
«Минует эпоха, кончается музыка...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151
Считалочка блаженства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152
Коллегам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153
Разрегистрация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153
ККП . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154
«Мы с тобой, как солнце и луна...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156
Музыка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156
«Ты умрешь», сказали ему врачи...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156
Exegi vonumentum . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 157
С имфония подставленных тазов
Сделка21 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 158
Исповедь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159
Памяти Муслима Магомаева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159
Гуляя с дочерью . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160
«Понемногу впадаю в вечность...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161
«Симфония подставленных тазов...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162
«Поэты, барды, музыканты...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
«Это будет всегда...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
«Опивки... ошметки... огрызки...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164
«Радуйтесь мне, пока я живой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164
Депрессия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165
«Мой школьный приятель – жираф...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166
«Если Бог есть, то Он такой дурак»....» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167
«На материке духовных смердов...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167
«Шарик надувной...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 168
«Вороны, греясь, машут крыльями...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 169
Л истки Апокалипсиса
«Боже, зашей мне глаза цыганской иглой...» . . . . . . . . . . . . . . . 170
«Как черви в гуще теплого навоза...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
358
«Соломинка Иисусовой молитвы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
«Подобье дома и семьи...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 172
«На черепках, на глиняных табличках...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 172
«Бледной несметною саранчой...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 173
«Расплетай затянутые узы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 173
«Все верно: перед тем, как пасть...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174
«Нет Земли. Нет других планет...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 175
Кольцо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 175
«И восстанет народ на народ...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 176
«Каждый день теперь – как Страстная пятница...» . . . . . . . . . 177
Вавилонская банка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178
«Я Богу Сил молюсь – и чувствую бессилье...». . . . . . . . . . . . . 178
З аклинание
«Плюмаж тропический ореха...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 179
«После болезни кажется осень...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180
«Элеонора – значит «милосердье»...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181
«Кленовые листья лежат на земле...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181
«Пора уходить по–английски...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182
«Крылья за спину заложив...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182
«Вместо детей машины...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 183
Д иалоги и монологи
«Есть единственный гений на свете – Господь...» . . . . . . . . . . 184
«Пока звучит хрустальный полонез...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 185
Олегу Далю . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 185
Дуэль на штопаных презервативах. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 187
Миротворцы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189
Из окна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 190
Волк . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 191
«Тополиный пух – воплощенная лень...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192
У монумента Григорию Сковороде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192
«Я мучаюсь от красоты...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 193
«Если бы Бастер Китон...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194
Украинский танец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 195
С онеты старого корсара . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 196
У краинский альбом
«Земля, дай мне силы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 207
359
Рабочая песня приднепровского негра. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 208
Стихи для взрослых . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 209
Эволюция власти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 211
Вагонное болеро . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 211
Кошмар . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 212
«Одряхлев, человек превращается в рухлядь...» . . . . . . . . . . . . 214
«Мне жалко, матьДесна, что ты не можешь...» . . . . . . . . . . . . . 214
Кислый марш. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215
Непатриотичный регги. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 216
О бъяснение безумию
«Покорны и тихи...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218
Ели . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219
«Толпа есть зависть о бессчетных головах...». . . . . . . . . . . . . . . 219
«О как же несчастлив ты, князь Синодал...». . . . . . . . . . . . . . . . 220
«Сыплются, сыплются блестки...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 220
«Рентгеновский снимок, а не человек...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 221
«Лужи – просто царские...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 221
«...чистый голос трубы над замерзшим Днепром...» . . . . . . . . . 222
«Ты трогательно красива...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222
«И лицо поколения стало...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 223
«Зачем, Господь, волнуешь Ты...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 223
«Татьянин день. Весенний ветер...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 224
«Мы беседуем с тобой, Андрэа...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 224
«Междуцарствие… погодная Хованщина...» . . . . . . . . . . . . . . . . 225
«Теплый жемчуг облаков...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 226
Песня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 226
Л евитации Никколо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228
З лые клоуны
«Метаморфозы, Овидий, метаморфозы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . 230
«Даже ветер устанет от вишен цветущих...» . . . . . . . . . . . . . . . . 231
«Там, где тонкий смайлик месяца висел...» . . . . . . . . . . . . . . . . . 231
Злые клоуны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232
«Я бросаю бутылки с цидулками в волны...» . . . . . . . . . . . . . . . 232
Машины . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233
«Умер святой и незлобивый мальчик...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 234
Духовная сказка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 234
«Боже, презренью меня научи...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 235
360
«Лови свою волну скупую...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 235
К уда от гениев подеться...» . . . . . . . . . . . . . . . . . 237
«К
П ророчество о яблонях в цвету
К ней . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 239
Пророчество о яблонях в цвету . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240
Соль земли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 242
Маленькая Натали . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 243
Космический мусор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 244
Они . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 244
Одной поэтессе. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 245
«Дватри столетия...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 245
«Караваны кораблей...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246
«Маугли возвращается к людям...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 247
«Заката кровоподтек...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 248
Наваждение прохлады. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 248
«Великиймогучий свалился в бурьян...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 250
К ак Вуди Гатри
«…ивы каскадами...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251
«Переходя реку осени вброд... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 252
Письмо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 252
Гамлет. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 253
«Два кота под окном орут...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 254
«С губной гармошкой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 254
Ужас . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 256
«Не умирай, мой добрый лес...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 256
Идиллический снимок на пленере, или Те же на манеже . . . 257
«Играй мне, Майлз, играй...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 258
Генерал слушает твист. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259
Р усский альбом
«Умереть на пороге рая...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 261
К новогодней сосне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 262
«Спивающийся романтик...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 263
«Держись, дорогой, держись...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 264
«Ну, так что ж – ну проклят, ну что с того...». . . . . . . . . . . . . . . 264
«Замурованный заживо утром проснется...». . . . . . . . . . . . . . . . 265
«Иисусе Сладчайший...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265
361
«Русская березка...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 266
«Как коробейник...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 266
М аленькая целлулоидная сага . . . . . . . . . . . . . . 268
Н аяву
Замерзшее зеркало . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 270
«Когда входил Господь в Иерусалим...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 271
Avis rara . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 272
«Прилепляюсь душою к пасхальному небу...» . . . . . . . . . . . . . . 272
«Погодка на Светлой седмице...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 273
«Мой приятель – музыкант провинциальный...» . . . . . . . . . . . 273
Поэзии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275
Лоэнгрин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 276
Автошарж . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277
«Воздуху, воздуху!..» Глупая просьба...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277
«Поэт похож на звездочета...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 278
«Насладиська этим снегом...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 279
«Они, безусловно, считают...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 279
«Выйти в открытый космос – в июне шагнуть...» . . . . . . . . . . 280
Г идры Гидропарка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 281
Б ольничная элегия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 283
И грали в дартс
«Играли в дартс...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 285
«Не горюй, Несмеяна. Встрепенись и воспрянь...». . . . . . . . . . 286
«Кроткроткрот...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 287
«Зачем я не боялся Бармаглота?!...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 288
«Когда Спиноза линзы шлифовал...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 290
Инсектицид . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 290
«Розовые и бордовые мальвы...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 291
Эпидемия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 292
«Когда я разучусь писать стихи...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 293
Ч ерез семь лет
Д. Ж.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 294
«Все хорошее когданибудь проходит...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295
«Всей синевой, бирюзой...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 296
362
«Если бы можно было...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 296
«Виноград земли обетованной...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 297
Новый Свет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 297
Юрию Терапиано. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 299
«Сладкий воздух Коктебеля...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 300
«Феодосия – место прощания с морем...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . 301
Э скейпизм на морозе
«Время бездарей...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 302
«Моя безумная надежда...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 304
«Падает, падает...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306
«Если ты им не нужен...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307
«Монохромная зимняя сказка...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307
Центр души. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 308
Первый. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 310
«...в шляпке белее лебяжьего пуха...» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311
Эскейпизм на морозе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312
П ереводы с английского
Уильям Блейк
Тигр . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 302
Мотылек . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 303
Роберт Сервис
Парад мертвецов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 304
Бродяги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306
Утешение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307
Джон Китс
К осени. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 309
К асанья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
363
364
365
А
Коростов В. А.
Мастер ненужных вещей. Стихи.
Переводы. О.: Iceprint, 2011. 352 с.
ISBN
«...Настоящий русский поэт…», «...талант создавать об
разы в воображении…», «...стихи сильные, сразу чувс
твуется зрелое, мощное мастерство…», «...необычно, нес
тандартно, незаштампованно…» – из откликов на поэ
зию Валерия Коростова.
ББК
Валерий Анатольевич Коростов
Стихи
Переводы
Редактор В. Коростов
Художник В. Делес
Верстка Э. Мильченко
Подписано в печать 30.10.2011.
Формат 70Х90/32. Бумага офсетная. Тираж 100 экз.