Кораблева А.Е., к.и.н., ИЭАУ Споры о кризисе европейской
реклама
Кораблева А.Е., к.и.н., ИЭАУ Споры о кризисе европейской цивилизации после окончания Первой мировой войны В послевоенной Европе самым страшным воспоминанием о прошлом была война, возникшая вследствие столкновения интересов национальных государств. Усилившееся чувство кризиса было ответом широких кругов интеллектуалов на Первую мировую войну в Европе, и поэтому было естественным их обращение к новым основам духовного здоровья общества. Человек и история – проблема, которая становится предметом размышления в 20-е годы XX века. Национальной идее противопоставляется идея единства человеческой цивилизации. Обсуждение «кризиса культуры» началось, когда Первая мировая война еще была в разгаре. В 1916 году Георг Зиммель заинтересовался вопросом, означала ли война начало культурного кризиса. Год спустя он решил, что война означала разрушение европейских ценностей, потерю собственного европейского образа: «Та духовная общность, что мы называем Европой, разрушена, и непохоже, что она восстановится»1. В тот же год итальянский историк Гульельмо Фереро заметил, что военные действия привели к полному распаду старой Европы, он опасался, что кризис мог закончиться «своего рода гигантским самоубийством»2. В апреле 1919 года французский поэт Поль Валери опубликовал статью, которая быстро стала ключевой в споре о кризисе: «Мы – более поздняя цивилизация… и мы знаем, что смертны»3. Великая война, поясняет Валери, развенчала миф о «нашей» европейской цивилизации, которую он рассматривает в контексте разрушения и упадка. Тем не менее, Европе трудно осознать упадок, потому что она больна: «Она чувствует каждой клеткой своего мозга, что она больше не та, что она почти потеряла сознание»4. Текст статьи пестрел словами, выражающими критическое состояние больного: «расстройство мозга», «смертельная агония», «интеллектуальный кризис». Европа в заточении и не может полагаться на прошлое. Валери ставит вопрос таким образом - что случится с европейской сущностью, когда остальной мир поглотит ее цивилизацию. Приведет ли это к тому, что «европейский разум полностью рассеется»5? Подразумеваемый ответ – да, и эффект будет опустошительным. Как считает Валери, европейская цивилизация отделилась от своей сущности и превратилась в опасную и разрушительную силу. Он считает силы модернизма главной причиной преступления. Кроме того, непрерывная материальная экспансия и технологическое развитие, которые являются неотъемлемыми элементами 1 модернизма, разрушили европейский разум, превратив интеллектуальные ценности в обычный товар. Интересно, что Валери не использует для объяснения кризиса угрозу неевропейских стран Азии или Америки. Беспорядок приходит изнутри. Через модернизм Европа растворяется в мире. Тем самым глобализация приводит к затмеванию Европы, так как рассеивает все, что является истинно европейским. Выходом из этого является попытка изгнать модернизм из европейской цивилизации. Такая антимодернистская позиция, которую разделяли многие в 20-е годы, не уберегла Валери от прославления европейского «пылкого и беспристрастного любопытства», его «счастливого смешения воображения и точной логики» и «непессимистичного скептицизма»6. В апреле 1918 года Освальд Шпенглер расширил дискуссию, написав о полной кончине европейской, или западной, цивилизации в первом томе книги «Закат Европы», которая мгновенно сделала его знаменитым. В продолжение спора, который велся в Германии с конца XIX века, Шпенглер связывал кризис с органической концепцией культуры и выстраивал его в монументальную схему мировой истории. Человеческое общество виделось автору совокупностью параллельно существующих изолированных цивилизаций, которые в корне различны и непостижимы друг для друга. Развитие представлялось как последовательная смена стадий «цивилизации» и «варварства». При всей симпатии автора к европейской культуре и при всем неприятии грядущего «нового варварства», он считал неизбежным именно такое направление развития исторического процесса7. В концепции Шпенглера широко используются биологические аналогии, которые переносятся на историческую реальность. В силу этого обстоятельства процесс развития человеческого общества приобретает фаталистический характер. В отличие от предшествующих эпох этот фатализм не был обоснован теологически или идеалистически, а содержал естественнонаучную аргументацию. При этом культура, исторические традиции утрачивали функцию системообразующих факторов, а исторический процесс – духовное содержание. «Закат Европы» Шпенглера можно назвать монументальным в споре о кризисе. Во-первых, автор дал возможность рассмотреть затруднительное положение Европы с точки зрения значительной исторической перемены. Вовторых, он создал исчерпывающий перечень разрушительных сил современности, которые обозначили конец культуры и начало цивилизации упадка. Наука, космополитизм, демократия, права, индивидуализм, дух, причина, массы, мировые войны, империализм, капитализм, материализм, 2 поверхностное и искусственное, - все выражает некую неотъемлемую бесформенность, которая, согласно Шпенглеру, характеризует цивилизацию8. Вместо «мирового города и провинции», являющихся одними из традиционных понятий цивилизации, он использует современную метрополию как метафору для безграничного, бесформенного расползания цивилизации. Отказавшись от традиционного противостояния между цивилизованной городской жизнью и варварской жизнью в других местах, он заселяет свои метрополии современными варварами или «интеллигентными кочевниками»9. Циклически развиваясь, это варварство, когда его охватят традиционные для него силы, такие как «силы крови, основные жизненные инстинкты, необузданная физическая сила», посеет семена новой культуры Третья причина важности работы Шпенглера состоит в том, что она представляет сущность скорее Запада, чем Европы, поэтому он хочет отделить Европу от Востока и, что особо важно, от России. « Следовало бы вычеркнуть слово Европа из истории»10. Восток и Запад – вот понятия, полные настоящего исторического содержания. Вывод Шпенглера, который он делает в своем труде, однозначен: рационалистическая цивилизация, в состоянии которой находится европейская культура, есть деградация духовных ценностей, и такая культура обречена. Если Шпенглер считал, что упадок может окончиться лишь полным очищением, другие полагали, что Запад мог бы вылечиться. В 1929 году в своей работе «Европейский дух» немецкий философ Леопольд Циглер провозглашает, что Европа, в противоположность другим «континентам», единственная оформилась посредством «внутренней религиозной идеи, которая обусловила ее сущность»11. Объединив это религиозное определение европейского духа с антимодернистским видением цивилизации, Циглер доказывает, что возвращение Европы к христианству может спасти ее от разрушения. Книгу «Защита Запада», написанную в 1925 году французским ультранационалистом Анри Массисом, также можно рассматривать как попытку спасти Запад от теории Шпенглера. Хотя он соглашается, что ужасный кризис и умственный беспорядок, которые Европа испытала после 1918 года, вызваны глубоким процессом упадка, он не приговаривает западную культуру к смерти; угрозы можно избежать. В противоположность Шпенглеру, Массис отделяет отрицательную цивилизацию демократии и однородности (homogeneity) от подлинной цивилизации культуры, чьи вечные ценности («индивидуальность, сообщество, устойчивость, власть и непрерывность») могут уцелеть12. 3 Стратегия Массиса заключается в том, чтобы построить образ западной культуры, а также определить негативные и угрожающие аспекты в остальном мире. Главным способом достижения этого Массис видит возрождение христианства как сущности Запада. Христианство, и особенно римское католичество, олицетворяет ценности западной культуры: «идею личной свободы и автономии власти и юрисдикции»13. Суть кризиса, по мнению Массиса, не в современной цивилизации как таковой, а в ее союзе с варварским Востоком. В традиции ориентализма он описывает Восток как совершенно нецивилизованный, ссылаясь на такие стереотипные образы, как бесконечные азиатские степи, орды азиатских захватчиков и восточные деспоты с вырождающимися обычаями. В национальном противостоянии Германии и Франции первая играет роль опасного Востока. Она радикально отличается от Запада, она, по Массису, как «Индия в Европе». «Германизм» и «Славизм» - это источники всего того, что восстает против Запада14. Определение «Востока», данное Массисом, нашло оппонента в лице Рене Генона, который в 1930 году опубликовал свою работу «Восток и Запад». В своей попытке критиковать западную цивилизацию Генон строит границу между Востоком и Западом, в котором первому приписана роль благородного дикаря. Отправная точка автора – это банальная идея упадка Запада. Он говорит о «банкротстве» западной цивилизации15 и заявляет, что ей угрожают ее собственные недостатки. Генон подчеркивает главным образом интеллектуальные дефекты западной науки (ее гипер-рационализм, материализм, позитивизм и агностицизм), но он связывает их с такими классическими темами антимодернистского повествования, как западный «дух завоеваний» и готовность Запада к впитыванию всего необычного. Далее он заключает, что Запад вырождается в «цивилизацию, постоянно находящуюся в движении, без традиций или твердых принципов»16. Главная причина подобного вырождения лежит в разрушении метафизического мышления, которое зародилось в период Возрождения. Идея кризисности европейской цивилизации встречалась не только в сравнениях Востока и Запада и ностальгическом стремлении к прошлой европейской гармонии. По мнению многих, полезное сообщество могло быть создано здесь и сейчас. Почти сразу после окончания Первой мировой войны подобные проекты уже горячо обсуждались в таких журналах, как французский «Europe», немецкий «Die Neue Rundschau» и множестве других европеистских изданий. Хотя большинство авторов анализировали политические аспекты сообщества, культурный аспект никогда не упускался из виду. 4 За духовный союз Европы выступал Жорж Дюамель. В своем поиске европейского духа Дюамель следовал стратегии отделения негативных, материалистических элементов европейской цивилизации, которые могли легко передаться другим культурам, от существенных положительных элементов. Как и многие другие европеисты, Дюамель резко дистанцировался от идеалов космополитизма и универсализма, которые вели лишь к рассеиванию культуры и отрывали европейцев от их корней. Такое направление европейского патриотизма содержит некоторые парадоксы. Оно противоречит националистической идеологии сепаратизма, основанного на кровном сообществе, и в то же время прославляет идею «укоренения». Вовторых, универсализм – это, несомненно, часть просвещенного идеала цивилизации, который Дюамель прославляет, и, наконец, нельзя оплакивать потерянное европейское главенство в мире и в то же самое время заставлять европейцев возвращаться к корням своей цивилизации. Последний парадокс становится очевидным, когда Дюамель убеждает Европу остановиться в размышлении о доминировании в мире, но затем призывает своих читателей распространять европейский дух17. При всем различии подходов, диагнозов, выводов обсуждение вопросов кризиса культуры представляло собой единое стремление разобраться в проблемах, пронизывающих европейское общество и европейскую культуру и порождающих культурный декаданс. Одни мыслители считали необходимым переориентировать человека на новые ценности, другие обращались к традиционным. Пессимистически настроенная европейская интеллигенция видела выход в объединении сил перед внешней угрозой и для восстановления разрушенного континента. Понимая утопичность идеи создания мирового государства, интеллектуальные круги европейских стран по-разному оценивали исходные позиции, в основу будущего духовного единства мира закладывали гуманистическую мораль. Для одних она была божественным откровением, для других - продуктом культурной эволюции человеческой цивилизации. Но для всех важнейшей частью практической работы по консолидации общества и предотвращению войны являлось духовное примирение народов, которое могло быть достигнуто в результате «морального разоружения». Концепция «морального разоружения» подразумевала само интеллектуальное сотрудничество, направленное на выработку универсального общественного сознания, на формирование мирового общественного мнения в пацифистском духе, в духе взаимопонимания и сотрудничества народов. 5 1 Цит. по: Ifversen J. The crisis of European Civilization after 1918/J. Ifversen// Ideas of Europe since 1914. The legacy of the First World War/ Ed. by M. Spiering and M. Wintle. – New York: Palgrave Macmillan, 2002. P. 15. 2 Ibid. 3 Valery P. History and Politics/P. Valery. – New York: Pantheon Books, 1962. P. 33. 4 Ibid. P. 24. 5 Valery P. History and Politics…P. 36. 6 Ibid. 7 Шпенглер О. Закат Европы/О. Шпенглер. – Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С. 609. 8 Там же. С. 74-76. 9 Там же. С. 75. 10 Там же. С. 53. 11 Ziegler L. Der europäische Geist/ L. Ziegler. – Darmstadt: Otto Reichl Verlar, 1929. S. 11. 12 Massis H. Defense de l΄Occident/H. Massis// Massis H. L΄Occident et son destin. – Paris: Bernard, 1956. P. 69. 13 Ibid. P. 149. 14 Ibid. P. 110. 15 Guenon R. Orient et Occident/R.Guenon. – Paris: Les Editions Vega, 1947. P. 10 16 Ibid. P. 100. 17 Duhamel G. Entretien sur l`esprit européen/ G. Duhamel. – Paris: Cahiers Libres, 1928. P. 61. 6
