ВВОДНАЯ ЛЕКЦИЯ Перед началом курса

ВВОДНАЯ ЛЕКЦИЯ
Перед началом курса История Религии необходимо ответить для себя на два
принципиальных вопроса: Что есть религия? Что в ней подлежит истории (понимаемой
пока, в общих чертах, как изменение) и, вообще, подлежит ли? Изначальная
непроясненность этих вопросов ведет ко все умножающимся, по мере изложения
материала, противоречиям.
Начнем мы наше рассуждение с того, что эмпирическая картина мира (в том числе и
эмпирическое представление о человеке и его истории) в последнее столетье меняется
настолько быстро, что можно сказать, что нас отделяет сейчас бездна не только от
представлений пятисотлетней давности, но даже — и столетней, и пятидесятилетней.
Прежде всего, это касается времени происхождения человека. Насколько я себе
представляю этот вопрос, только за последнее время дата возникновения человека, а
сейчас исходную форму принято вроде бы называть homo erectus (человек
прямоходящий), отодвинулась до 2.5 млн. лет до н.э. (для сравнения: лет тридцать назад
говорили приблизительно о 600 тыс. лет). Разумеется, самый этот термин homo erectus,
как homo sapiens — в его отличии от homo sapiens sapiens, — представляют собой
термины ad hoc (т.е. называют человека с такой-то стоянки, на которой найдены такие вот
и такие вот артефакты). В руках наших неуклюжих эволюционистов они превращаются во
все возрастающий в числе словарь синонимов «промежуточного звена». В мои задачи не
входит критиковать сейчас теорию эволюции, я просто хочу обратить внимание на тот
факт, что с человеком, как и со всеми родами живых существ, дело обстоит так, что в
какой-то момент мы их просто находим. Разумеется, чтобы у нас здесь что-то возникло,
должна была быть и какая-то материя возникновения, и в этом смысле все существующее
произошло из чего-то. Но вот то, что произошло, всегда является чем-то нередуцируемым
к тому, из чего. (Категория «нового» вообще представляет собой один из самых сложных
философских вопросов.) Потому не только история человека, но и история Жизни (в том
числе и на Земле) представляется чем-то чудесным и в основе своей непостижимым.
Что касается homo erectus-а, то само прямохождение есть вещь настолько сложная,
настолько не вытекающая из потребностей каких-нибудь шимпанзе или орангутангов, что
попытка их «распрямить» должна сопровождаться комплексным изменением не только
всей физиологии, но и всей психики этих живых существ. Сумма изменений в итоге
выходит настолько значительной, что нет никакой разницы: говорить об эволюции
обезьяны в человека, о метаморфозе Жизни через обезьяну в человека, о сотворении
человека из обезьяны... Оставаясь в пределах точно известного, мы должны сказать: в
такой-то момент мы находим человека существующим. Именно так мы и будем говорить.
Итак, мы находим человека. Он оказывается существом, оставляющим по себе не
только кости, но и артефакты. И если сами кости рождают бесконечные споры, то уж
скарб древнего человечества понятен еще менее, чем неизвестно кому принадлежащие
черепа. На артефакте, который мы называем «каменный топор», вовсе не написано
«каменный топор» и, тем более, не пояснено — рубили им дрова, мясо или головы. Всё,
что мы говорим о назначении находимых нами артефактов, есть наши домыслы и
реконструкции.
Очень важно понять, что при анализе дописьменных культур, где история религии =
истории цивилизации, образуется некий замкнутый круг: находимые нами вещи
объясняются из общего понимания человека, а общее понимание человека — из
находимых вещей. Т.е. тот, кто представляет древнего человека «распрямившимся
шимпанзе», говорит: найденные вещи позволяют утверждать нам это, ибо вот
примитивные орудия производства, свидетельствующие о том, что он 99% времени
добывал себе в муках мамонта. Но на чем же основано убеждение, что мы нашли именно
орудия производства? Исключительно на предположении, что имеем дело с
«распрямившемся шимпанзе». И, напротив: тот, кто представляет первого человека
«падшим ангелом», говорит: вот мы можем утверждать, что первый человек был именно
таков, ибо найденные предметы суть предметы культа или, во всяком случае, магические
артефакты... Я не вижу никакой возможности выйти из этого круга. Потому я просто
опишу перспективы или возможности объяснения древнейших религий = цивилизаций,
которые мы имеем на данный момент.
Но прежде следует сделать очень важное замечание: объяснение древних религий (я
боюсь их называть первобытными, ибо они, скорее, первокультовые) имеет совершенно те
же перспективы, что и объяснение религии как таковой. Равно и спор о том, кто был
первокультово-первобытный человек, всегда был и остается спором — кто есть человек
как таковой.
Итак, с моей точки зрения, есть всего лишь два способа объяснять религию
(древнейшую религию): социологический и психологический.
Социологический подход, яснее всего сформулированный классиками марксизмаленинизма, имеет более эмпирически смазанную физиономию в трудах структуралистов и
многих других направлений в современной науке (философии). В общих чертах, он
сводится к следующему: религия есть одна из форм общественной жизни; как
самостоятельная форма, она появляется только во внутренне дифференцированном
обществе, каковое есть общество классовое. Таким образом, религия рождается вместе с
классовым обществом, живет его жизнь и умрет вместе с ним (если оно, конечно, умрет).
Это позволяет приблизительно определить даже «день рождения» религии — это V-IV
тыс. до н.э. Понятно, что у марксистов был намечен также и «день похорон». Эта теория
может быть даже религиозно фундирована: согласно Библии, в раю храма не было, и в
Новом Иерусалиме — не будет.
Применительно к древнейшей религии социологический метод обозначает перенос
этнографических данных, полученных сегодня из наблюдения за примитивными
народами, на древнейшее человечество. (Тот факт, что эти народы со дня на день умрут, а
те породили многотысячелетнюю драму истории — здесь никого не смущает, как впрочем
многое и многое другое.) При таком подходе, определяющем религию как форму или
проекцию общественной жизни или чего-то подобного, совершенно понятно, что
подлежит в ней истории. Совершенно всё. Религия в целом и всякое религиозное
содержание в частности изменяются в течение истории в зависимости от состояния
общественного целого.
Сторонники психологического объяснения религии, напротив, ставят на вид тот факт,
что религия всегда была делом глубоко личным, имеющим отношение к глубинным слоям
психики, которые теснейшим образом связаны с трансперсональным и бессознательным.
Эти ученые тщательно отделяют понятие магизма (в трех его основных формах —
фетишизм, анимизм, тотемизм), которое они относят всецело к сфере «пробуждающейся
науки», от собственно религии. Шаманизм, понимаемый широко — как сфера практик и
опыта общения с трансперсональным, — оказывается здесь не просто древнейшей, но
извечной, базовой, раз и навсегда данной формой существования религии,
осуществляющей себя во все времена, во множестве внешне различных, но единых в
своем истоке форм.
Применительно к древнейшей религии это обозначает, что ключом к пониманию
находимых нами древнейших артефактов и самого психического устроения первого
человека должны являться данные детской психологии, психопатологии и юнгианскогроффовского психоанализа. При таком подходе, определяющем религию как опыт и
осмысление контактов с трансперсональным, религия не имеет никакой истории вовсе —
ни в целом, ни в любой из своих частей.
Такова дилемма, и таковы перспективы, если рассматривать вопрос кратко. Я
придерживаюсь в главном второй точки зрения, которая, на мой взгляд, имеет лишь один
изъян: некий дуализм жизни духа/души в ее общении с нуменозным — и жизни разума,
который как-то сам по себе витает в сфере своих идей (а именно из этой сферы, по-моему,
ниспадают всевозможные «проекты», рождающие и новые формы жизни, в т.ч. и
общественной, и новые вещи). В дальнейших наших чтениях мы будем стараться
связывать данные религиозного опыта и данные религиозного сознания в единое целое,
насколько это, разумеется, будет в наших силах, и насколько этому будет позволено
совершиться.