ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ МИР: Государства и правители
реклама
ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ МИР: Государства и правители Отв. ред. О.Л. Габелко ОГЛАВЛЕНИЕ О.Л. Габелко. ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЕ ПРАВИТЕЛИ: ЛИЧНОСТЬ, ВЛАСТЬ И ПРАВО (вместо введения) Ю.Н. Кузьмин. ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ МАКЕДОНИЯ Птолемей, сын Лисимаха Деметрий ΙΙ Антигон Досон Персей И.А. Ладынин. ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ЕГИПЕТ Птолемей III и Береника К.В. Кузьмин. Птолемей VI, Клеопатра II и Птолемей VIII С.В. Смирнов. ЦАРИ ГОСУДАРСТВА СЕЛЕВКИДОВ Антиох I Антиох II Селевк IV Антиох IV ГРЕКО-БАКТРИЙСКОЕ ЦАРСТВО Диодот I и Диодот II Эвкартид Ι Менандр I ПАРФЯНСКОЕ ЦАРСТВО Митридат I и Митридат II О.Л. Габелко. ГОСУДАРСТВА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ МАЛОЙ АЗИИ Никомед I Вифинский Ариарат V Филопатор Е.В. Смыков. Дейотар, властитель галатов Заключение Иллюстрации Список сокращений О.Л. Габелко ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЕ ПРАВИТЕЛИ: ЛИЧНОСТЬ, ВЛАСТЬ И ПРАВО (ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ) Эпоха эллинизма, чаще всего трактуемая в современной науке как время между походами Александра Македонского и римским завоеванием Восточного Средиземноморья, принесла греческому миру грандиозные преобразования. И дело не только в том, что он многократно расширился в территориальном отношении, хотя масштабы этого расширения действительно поражают – греко-македонские государства возникли на огромных территориях, протянувшихся от Балкан вплоть до современных Афганистана и Северной Индии. Важнее другое: кардинально изменилось само греческое общество. Если ранее, на протяжении нескольких веков, его «несущей конструкцией» являлась суверенная община свободных граждан полис, вне которого обычный грек, как правило, не мыслил своего существования, то в новом мире ведущая роль перешла к государственным образованиям иного, монархического типа. Нельзя сказать, что идея единоличного правления была совершенно чужда эллинам (причем речь идет здесь не только о хорошо известной им еще с эпохи архаики тирании и о «варварских» формах монархии, наиболее полным выражением которых являлась, разумеется, Персидская империя Ахеменидов). Царская власть «в чистом виде» продолжала сохраняться в некоторых периферийных регионах самого греческого мира – например, на Кипре; существовала она и у родственных грекам эпиротов и македонян. Для абсолютного же большинства греков она ассоциировалась, скорее, с феноменом исторической памяти, в которой продолжали жить яркие воспоминания о подвигах великих гомеровских героев – царей Микен, Аргоса, Пилоса. Заново формировавшаяся царская власть имела мало общего с прежней «героической» басилейей – еще довольно примитивной властью вождей различных греческих племен XI-IX вв. до н.э. Тем не менее, общественное сознание эллинов оказалось вполне подготовленным к частичному (по крайней мере) отказу от полисных ценностей – свободы, автономии и экономической самодостаточности – в пользу признания суверенитета одного правителя. Основания к тому возникли по большей части в период кризиса греческого полиса IV в. до н.э., одним из симптомов которого стало появление в различных областях Эллады тиранических режимов – так называемой «младшей» тирании. Это «второе издание» хорошо известного грекам явления оказалось довольно неоднозначным: среди тиранов IV в. до н.э. были и значительные государственные деятели, и откровенные авантюристы, стремившиеся к захвату и удержанию власти любой ценой, но в целом младшая тирания наглядно показала грекам, сколь многого в изменившихся исторических условиях может добиться амбициозный политик, опирающийся на преданных ему (или, чаще, хорошо оплачиваемых) солдат. Эти изменения в общественно-политической жизни проходят и через стадию теоретического осмысления. Лучшие умы Греции – Ксенофонт, Исократ, Аристотель – в своих произведениях обосновывают законность и благодетельность монархической власти для эллинов, и такие идеи овладевают сердцами как рядовых граждан, так и политических деятелей. Этим с успехом воспользовались македонские цари Филипп II, фактически объединивший всю Грецию под своей властью, и Александр Великий, создавший мировую империю, а затем и провозгласившие себя царями в 306– 305 гг. до н.э. (так называемый «год царей») диадохи – бывшие полководцы Александра. Отчасти все происходившее было связано с традицией собственно македонской монархической власти - а Македония, так или иначе, на протяжении нескольких столетий находилась в тесных контактах с собственно Грецией. Однако во многом становление эллинистической царской идеологии объяснялось заимствованием восточных (иранских, ме- сопотамских, египетских) устоев, связанных, прежде всего, с абсолютизацией власти монарха, а в крайней степени – даже его обожествлением. И это придает ей совершенно особую специфику. Редкое исследование, посвященное истории эллинистических монархий, обходится без цитирования фразы из византийского словаря Х века «Суда»: «Царствование – это неограниченная власть… Ни происхождение, ни право не предоставляют людям царской власти, но умение командовать войском и разумно управлять делами. Таков был Филипп и преемники Александра». Между тем, в этой фразе далеко не все так просто и ясно. Почему в ней не фигурирует сам Александр? Не слишком ли категоричен автор сентенции, отрицая значение происхождения монарха и легальных основ его власти? Возможно, на некоторые из этих вопросов удастся ответить при обращении к материалу, помещенному в этой книге. Монархическая форма правления предоставляла энергичным личностям гораздо больше возможностей для самореализации, нежели полисный строй. Действительно, уже в условиях непрерывных войн за раздел империи Александра от каждого из их участников требовались недюжинные личные качества – способности военачальника, дипломата и администратора, храбрость и выдержка, решительность и расчетливость… Но, вместе с тем, понятно, что в этой жестокой борьбе невозможно было обойтись и без хитрости, жестокости и коварства, нередко приносивших успех в достижении желанной цели. Пожалуй, примеров проявления этих темных сторон человеческой натуры история эллинизма дает гораздо больше, нежели противоположных качеств. В идеале эллинистический правитель должен был являть собой образец благородства, великодушия и справедливости к подданным, благочестия и щедрости – в отношениях с богами, мужества и доблести – на поле битвы. Нельзя сказать, что монархи эллинистического мира полностью игнорировали эти ожидания или же относились к ним сугубо формально, ставя во главу угла исключительно собственные корыст- ные интересы; однако отвечать подобным запросам в полной мере им, естественно, удавалось крайне редко. Поэтому среди героев данной книги вряд ли можно найти тех, чье жизнеописание можно было бы поместить в серию ЖЗЛ с безоговорочным знаком «плюс». Располагая огромными военными, человеческими, финансовыми ресурсами, постоянно пребывая в атмосфере раболепства, интриг и борьбы за власть, эллинистические монархи (особенно достигнув успеха) легко поддавались гордыне; может быть, уверовав в самом деле в свою божественную сущность, они нередко совершали безрассудные, жестокие и безнравственные поступки, предоставляя историкам-моралистам прекрасные образцы для критических оценок. Тем более ценными и важными выглядят те случаи, когда герои книги не шли на поводу низменных страстей, а поступали в соответствии с велениями чести, руководствовались чувством долга перед своими друзьями, подданными, союзниками – и такие случаи, разумеется, тоже имели место в истории эллинизма. Процесс формирования системы эллинистических государств и самого института эллинистической монархии занял не одно десятилетие, так что «год царей» был подготовлен всем предшествующим ходом событий в Средиземноморье и на Переднем Востоке. Вопрос о методах и средствах легитимации вновь обретенной и находящейся в процессе становления власти диадохов, «постепенно превращающихся» в эллинистических монархов, пожалуй, принадлежит к одному из наиболее важных для понимания сущности эллинистической государственности. Не вдаваясь здесь в подробное рассмотрение этой поистине глобальной проблемы, ограничимся для начала простым перечислением ее аспектов, представляющихся наиболее существенными. Это (отнюдь не в порядке убывания значимости) - личностная 1, династическая2, военная 3, экономическая4, территори- 1 Вопрос о личностных качествах эллинистического монарха, собственно, и делающих его таковым, во многом связан с пресловутой проблемой харизмы. альная5, религиозная 6, правовая7 составляющие. Разумеется, такое разделение не может не быть признано сугубо механистичным, ибо все названные 2 В данном случае имеется в виду не только наличие у правителя лояльного и деесп особного наследника (или наследников), кому можно было бы предать власть, но и возможность стабилизировать и упрочить положение своего рода посредством выгодных матримониальных альянсов. Наиболее подробная сводка материала о династической политике эллинистических держав содержится в книге: Seibert J. Historische Beiträge zu den Dynastischen Verbindungen in hellenistischer Zeit. Wiesbaden, 1967. Допустимо ориентироваться также на монографию Д. Огдена: Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London; Swansea, 1999, несмотря на серьёзные претензии, которые могут быть к ней предъявлены (см. Ладынин И.А., Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н. Новая концепция династической истории эллинизма? Размышления по поводу монографии Д. Огдена (Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London; Swansea: Duckworth – The Classical Press of Wales, 1999. XXXIV, 317 p.) // АМА. 2009. Вып. 13. С. 120–148). 3 Идеальным поводом к принятию царского титула, разумеется, была крупная военная победа, одержанная над противником, уже провозглашенным царем. См. наиболее обстоятельную работу относительно военного характера эллинистической монархии: Gehrke H.-J. Der siegreiche König. Überlegungen zur Hellenistischen Monarchie // Archiv für Kulturgeschichte 1982. Bd. 64. S. 247-278. 4 Литература о механизмах сакрализации власти эллинистических монархов поистине необъятна; см. для примера новую коллективную монографию: More Than Men, Less Than Gods. Studies on Royal Cult and Imperial Worship. Proceedings of the International Colloquium Organized by the Belgian School at Athens (November 1-2, 2007) / Ed. by P.P. Iossif, A.S. Chankowski, C.C. Lorber. Leuven, 2011. 5 Для раннеэллинистической истории довольно распространённым является феномен «царя без царства»: примеры его можно наблюдать в деятельности Деметрия Полиоркета, Антигона Гоната, Птолемея – сына Лисимаха (биография последнего приводится в этой книге). Кстати, показательной и достаточно любопытной в данном случае оказывается аналогия с «полисом на кораблях», примеры чему даёт история Афин (см. хотя бы: Суриков И.Е. Античная Греция: Политики в контексте эпохи. Година междоусобиц. М., 2011. С. 246-247), наглядно демонстрирующая трансформацию основ греческой государственности на протяжении перехода от классики к эллинизму. Однако перед любым правителем, оказавшимся в подобном положении, рано или поздно (и чаще – рано!) возникала проблема «территориализации» собственной власти. Персональный и экстерриториальный характер господства правителей периода раннего эллинизма – и самих диадохов, и в особенности их азиатских современников - отнюдь не следует преувеличивать. 6 Показательно, что описание «царской экономики» занимает, например, заметное место в трактате Псевдо-Аристотеля «Экономика», созданном в эпоху раннего эллинизма; см. Descat R. Qu’est-ce que l’économie royale? // L’Orient méditerranéen de la mort d’Alexandre aux campagnes de Pompée (Actes du colloque international de la SOPHAU) / Collectif coordonneé par M.-T. Le Dinahet. Nantes, 2003. P. 149–168. 7 Сюда следует отнести не только знаменитое «право копья», но и целый комплекс других правовых норм, легитимирующих вновь обретенную царскую власть: учреждение династического летоисчисления, признание со стороны других субъектов межгосударственных отношений и пр. Какие-то правовые основания должны были существовать и для соображений династического престижа, которыми обосновывалось принятие царского титула при отсутствии такого непосредственного повода к тому, как военная по- элементы формирующегося монархического правления в действительности составляли неразрывное единство и именно в таком виде рассматривались и воспринимались как самими правителями, так и их подданными и вообще современниками. По мере становления системы эллинистических государств вырабатывались основные средства и методы, с помощью которых цари управляли подчиненными им землями и населением. Формируется система управления, местная администрация и чиновничество, складывается корпус «друзей царя» - непременного атрибута любого монарха того времени. Для цели данного исследования особое значение имеет рассмотрение так называемого «придворного общества» - категории, особенно активно изучаемой в последние годы в зарубежном антиковедении 8. К ней, помимо самого монарха и его близких – семьи и родственников – относятся лица, составляющие непосредственное окружение царя: его советники, должностные лица высшего ранга, полководцы, фавориты, приближенные, телохранители, слуги, наложницы. При том, что всю полноту власти в эллинистических державах концентрировал в своих руках сам царь, представители придворного общества имели множество возможностей влиять на ход государственных дел – как вполне официальных, вытекающих из выполнения своих непосредственных функций и обязанностей, так и сугубо неформальных. Общеизвестно, что «короля играет свита», и представленный в книге материал дает тому немало примеров: в царских дворцовых покоях часто вынашивались и осуществлялись планы заговоров, узурпаций и переворотов, предопределялись малопонятные, на первый взгляд, зигзаги во беда. Э. Бикерман назвал это «законом подражания» применительно к диадохам (Бикерман Э. Государство Селевкидов. М., 1985. С. 14); нечто подобное можно усмотреть и во взаимоотношениях государств «второго ранга» (Габелко О.Л. Критические заметки по хронологии и династической истории Понтийского царства // ВДИ. 2005. № 4. С. 129-131). 8 Достаточно упомянуть чрезвычайно представительную конференцию, посвященную проблемам эллинистического царского эллинистического царского двора, проведенную в феврале 2011 г. в Эдинбургском университете. Ее материалы скоро будут опублик ованы. внутренней и внешней политике. Придворное общество, таким образом, не только создает тот фон, на котором происходила государственная деятельность и повседневная жизнь монархов, но и выступает как вполне значимая величина, прямо причастная наиболее важным событиям политической истории эллинистического мира. Для авторов книги, разумеется, одним из наиболее важных стал вопрос отбора «героев» их коллективного исследования. Следовало решить двуединую задачу: с одной стороны, поскольку книга рассчитана на массовую образованную публику, то персонажи, о которых ведется речь, должны быть известны не только профессиональным специалистам; с другой стороны, необходимо было учесть, чтό именно на данный момент может служить для любознательного читателя источником информации подобного плана, дабы избежать возможных повторов. Первый, поистине неисчерпаемый кладезь таких сведений – это, разумеется, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Несмотря на то, что великий биограф, пожалуй, не пользуется у современных любителей истории той популярностью, которую он снискал у домохозяек дореволюционной России, его произведения известны широкому кругу поклонников древности достаточно хорошо. «Эллинистические» биографии Плутарха – это рассказы о жизни Александра Великого, Демосфена, Эвмена, Фокиона, Пирра Эпирского, Деметрия Полиоркета, Агида и Клеомена, Арата, Филопемена; немаловажное место эллинистическая тематика занимает и в биографиях римских политических деятелей – Катона, Фламинина, Эмилия Павла, Мария, Суллы, Лукулла, Сертория, Помпея, Цезаря, Марка Антония, чьи жизненные пути напрямую или косвенно пересекались в том числе и с судьбами некоторых персонажей данной книги. Конечно же, современная наука может представить иные подходы к жизнеописанию всех названных исторических лиц, однако конкурировать с конкурировать с классиком биографистики авторы не имели никакого желания; поэтому перечисленные выше политики эпохи эллинизма закономерно не вошли в число персонажей данной книги. Необходимо учитывать также, что современное российское антиковедение испытывает значительный дефицит исследований по эллинистической истории, особенно работ биографического плана (за исключением, разумеется, книг об Александре Македонском) 9. Можно назвать лишь работу Е.А. Молева, посвященную Митридату Евпатору10, и недавние монографии Р.В. Светлова 11 и С.С. Казарова12 об эпирском царе Пирре. Имеется также ряд переводных исследований – такие, как довольно многочисленные (и разного качества) биографии Клеопатры VII 13. Однако особо должна быть отмечена книга, написанная одним из ведущих исследователей эллинистической истории, немецким ученым Германом Бенгтсоном – «Правители эпохи эллинизма» (М., 1982; русский перевод немецкого оригинала 1975 г.). В ней автором представлены исторические портреты таких выдающихся политических деятелей эллинистического мира, как Птолемей I, Селевк I, Деметрий Полиоркет, Пирр, Птолемей II и Арсиноя, Антигон Гонат, Клеомен III, Антиох III, Филипп V, Эвмен II, Митридат VI, Клеопатра VII. Книга Г. Бенгтсона, выполненная на высоком научном уровне и, вместе с тем, написанная хорошим литературным языком (следует отметить прекрасное качество перевода, осуществленного профессором Э.Д. Фроловым) – единственное на сегодняшний день издание на русском языке, тематически и композиционно близкое к данной работе и задающее определенные концептуальные ориентиры в написании произведения научнопопулярного жанра на материале эллинистической эпохи. Наличие такого исследования также избавляет авторов от необходимости рассматривать 9 Биографический момент достаточно отчетливо выражен в книге: Шофман А.С. Распад империи Александра Македонского. Казань, 1984. 10 Молев Е.А. Властитель Понта. Нижний Новгород, 1995. 11 Светлов Р.В. Пирр и военная история его времени. СПб., 2006. 12 Казаров С.С. История царя Пирра Эпирского. СПб., 2009. 13 Например: Фрэн И. Клеопатра. М., 2001. биографии этих исторических лиц (без сомнения, ведущих персонажей эллинистического периода), проанализированных немецким исследователем. Однако в данном издании авторы попытались воссоздать более масштабный исторический фон (в книге Г. Бенгтсона он обрисован достаточно лаконично, что отчасти компенсировано за счет написанного Э.Д. Фродовым предисловия), для чего каждая группа жизнеописаний предваряется кратким обзором истории того или иного эллинистического государства (иногда, впрочем, оно непосредственно включено в текст биографии). В данном отношении авторы в значительной мере взяли за образец недавнюю трехтомную работу И.Е. Сурикова «Античная Греция: политики в контексте эпохи»14, которая представляется оптимальным сочетанием биографического и общеисторического подходов. Кроме того, по мысли авторов, значительно большее количество персонажей, представляющих к тому же и большее количество государств (по сравнению с книгой Г. Бенгтсона), сделает возможным создание более плотного и насыщенного контекста, в который будет помещена каждая из биографий. По указанным выше причинам, среди основных действующих лиц книги можно выделить фигуры в основном второй и даже третьей величины. Это могут быть цари ведущих эллинистических держав, чья жизнь в силу каких-то обстоятельств оказалась недостаточно освещена источниками, или же правители второстепенных государств, априорно привлекавшие меньшее влияние античных авторов и по объективным причинам оставившие меньшее количество свидетельств своей деятельности в виде монет, эпиграфических документов и пр. Подобный подход отчасти избран совершенно сознательно: может быть сопоставлен с довольно популярным в современной исторической науке исследованием «человека второго пла- 14 Суриков И.Е. Античная Греция: Политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика. М., 2005; он же. Античная Греция: Политики в контексте эпохи. Время расцвета демократии. М., 2008; он же. Античная Греция: Политики в контексте эпохи. Година междоусобиц. на»15, который порой позволяет взглянуть на исторические события и их участников в нетрадиционном ракурсе. Для целей этой книги масштаб деяний того или иного правителя играет, пожалуй, меньшую роль, нежели то, насколько ярко в его деятельности воплотился сам дух эпохи – нестабильной, динамичной, сочетающей в себе разнообразные крайности и, как следствие - очень непростой для живущих тогда, но столь интересной для нас. Количество и характер источников далеко не всегда позволяют представить персонажей данной книги как живых людей с их характерами, мыслями, чувствами: чаще всего они предоставляют нам только сухую фактологическую выжимку, и выход за ее рамки порой чреват возможным уклоном в «популярность» в ущерб научности. В таких случаях приходилось компенсировать недостаток материала использованием подхода, противоположного тому, которым прославился Плутарх: писать не биографию, но историю. Однако историю, воспринимаемую именно через призму интересов, поступков и тех или иных эпизодов жизни персонажей, о которых ведется повествование – так сказать, «личностно ориентированную» историю. Это, как представляется, позволяет рассчитывать, что включенные в книгу политические биографии правителей, взятые в сумме (причем нередко тесно переплетенные между собой, что требует взгляда на них «с разных сторон»), сыграют роль отдельных элементов в восстановлении более или менее целостной и достоверной картины взаимоотношений эллинистических государств или хотя бы ее отдельных фрагментов. 15 См., например: В тени великих: образы и судьбы (Серия «Человек второго плана в истории») / Отв. ред. Л.П. Репина. СПб., 2010. Ю.Н. Кузьмин ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ МАКЕДОНИЯ После смерти Александра Великого (323 г. до н.э.) Македония, оказавшаяся на периферии его начавшей рушиться державы, была вынуждена бороться не только за сохранение статуса великого государства, но несколько раз даже и за само свое существование. После отстранения от власти и гибели династии Аргеадов в Македонии утвердился диадох Кассандр (316–297 гг. до н.э.), но его сыновья не смогли удержать власть (Кассандра и его сыновей некоторые исследователи выделяют в династию Антипатридов, что представляется вполне обоснованным). После убийства Антипатрида Александра V в стране несколько лет царствовал Антигонид Деметрий I Полиоркет (294–288 гг. до н.э.), но в итоге он лишился власти после комбинированного нападения Пирра и Лисимаха. Последние поделили Македонию, однако позднее Лисимах изгнал Пирра и включил всю страну в состав своей фракийско-малоазийской державы. Лисимах погиб в 281 г. до н.э. в битве при Корупедионе, сражаясь с Селевком I Никатором, который стремился к захвату Македонии. Однако сам Селевк вскоре был убит Птолемеем Керавном ок. г. Лисимахия. Керавн захватил Македонию, но его царствование оказалось очень кратким; чуть более года спустя он погиб во время кельтского нашествия (начало 279 г. до н.э.). В Македонии началась борьба за трон, а потом наступил период «анархии». Одним из претендентов на трон в этот период был Птолемей, сын диадоха Лисимаха, биография которого включена в настоящее издание. В середине 70-х гг. III в. до н.э. к власти в Македонии в лице Антигона II Гоната (283–239 гг. до н.э.) пришла династия Антигонидов, основанная в 306 г. до н.э. его дедом и отцом – диадохами Антигоном I Монофтальмом и Деметрием I Полиоркетом. В 277 г. до н.э. Гонат разгромил один из кельтских отрядов при Лисимахии, а затем совершил вторжение в Македонию, вытеснив оттуда других претендентов. Но лишь после разгрома и гибели эпирского царя Пирра в 272 г. до н.э. Гонат окончательно утвердился в Македонии. Антигониды правили вплоть до римского завоевания страны в 168 г. до н.э. Плутарх (Demetr. 3) отмечает удивительную для эллинистических династий внутреннюю стабильность царского дома Антигонидов до конца царствования Филиппа V (221–179 гг. до н.э.), когда произошел конфликт между его сыновьями Персеем и Деметрием, завершившийся гибелью последнего. Все цари из династии Антигонидов после ее утверждения в Македонии были более или менее деятельными правителями, а некоторых из них – Антигона II Гоната, Антигона III Досона и Филиппа V можно назвать и выдающимися деятелями эпохи эллинизма. При дворе Антигона Гоната побывали многие представители греческой интеллектуальной элиты (поэт Арат Солийский, философ-стоик Персей и др.). Впрочем, Пелла, главная резиденция Антигонидов, конечно, не могла соперничать с птолемеевской Александрией в качестве центра развития культуры и науки, хотя, например, известно о богатой библиотеке македонских царей, попавшей после разгрома последнего Антигонида Персея в Рим. В данном разделе будут представлены очерки о трех царях из династии Антигонидов – Деметрии II (239–229 гг. до н.э.), Антигоне III Досоне (229–221 гг. до н.э.) и Персее (179–168 гг. до н.э.). До рубежа III–II вв. до н.э. Македония оставалась одним из великих эллинистических государств (наряду с царством Селевкидов и начавшим слабеть несколько ранее царством Птолемеев). В III в. до н.э. Антигониды претендовали не только на роль ведущего государства на Балканах, но имели и притязания на Эгеиду, а также на некоторые западные районы Малой Азии. Главным соперником Антигонидов в этот период выступала держава Птолемеев; на Балканах же ведущими оппонентами македонских царей стали Этолийский и Ахейский союзы. За последние десятилетия было опубликовано немало важных надписей, которые позволили лучше понять суть внутренней организации Македонии при Антигонидах. Судя по всему, формально власть царей Македонии никак не ограничивалась, вопреки распространенному мнению о важной политической роли собрания македонян, которое имело, видимо, лишь представительские и религиозные функции. Македония Антигонидов отличалась от монархий Селевкидов и Птолемеев. В первую очередь это было связано с территориально-этническими аспектами. Также в Македонии времени Антигонидов не было официального царского культа. При Антигонидах Македония была стабильным и хорошо организованным государством, важнейшим элементом которого являлись города. В настоящее время в связи со значительными успехами археологических исследований и расширением корпуса эпиграфических источников уже нет сомнений в том, что развитие городов в Македонии и, что особенно важно, их политических институтов началось довольно рано и шло гораздо активнее, чем считалось прежде. По крайней мере, со времени преобразований Филиппа II (359–336 гг. до н.э.) эти процессы стали значительно более интенсивными. В эпоху эллинизма македонские полисы обладали достаточно широкой автономией, в них наличествовали народные собрания, советы, коллегии магистратов. Македонские полисы даровали гражданские права и про- ксению, а также признавали асилию и назначали гостеприимцев (теородоков) для авторитетнейших общеэллинских святилищ. Но вести самостоятельную внешнюю политику города, конечно же, не могли. Города образовывали более крупные военно-административные единицы, хотя существование общемакедонского κοινόν при Антигонидах остается предметом дискуссий. Несмотря на автономию городов (как она понималась в эпоху эллинизма для полисов в составе монархий), их граждане были одновременно и подданными царей со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. В 215 г. до н.э. началась серия войн между Македонией и Римом, которые завершились в 168 г. до н.э. ликвидацией монархии Антигонидов после разгрома римлянами царя Персея. Двадцать лет спустя Македонию попытался захватить Андриск, объявивший себя одним из сыновей Персея, но в итоге после первых успехов он был разгромлен и пленен; затем началась интеграция Македонии в римскую провинциальную систему. Птолемей, сын Лисимаха Одной из самых загадочных фигур в истории эллинистического мира в III в. до н.э., несомненно, был родившийся в первые годы этого столетия Птолемей, сын диадоха Лисимаха и Арсинои (впоследствии ставшей супругой своего брата Птолемея II Филадельфа – знаменитой Арсиноей II Филадельфой) 1. Устройство брака Лисимаха и Арсинои, дочери Птолемея I Сотера и его второй супруги Береники 2, было связано с дипломатией диадохов после битвы при Ипсе (301 г. до н.э.), разгрома Антигонидов (Монофтальма и Полиоркета) и уничтожения их державы. 1 Volkmann H. Ptolemaios (13) // RE. Hb. 46. Stuttgart, 1959. Sp. 1596–1597; idem. Ptolemaios (23) // DKP. Bd. 4. München, 1979. Sp. 1222. 2 Об Арсиное II см.: Carney E.D. Arsinoë of Egypt and Macedon. A Royal Life. Oxf., 2013. Арсиноя родила Лисимаху трех сыновей; Птолемей, герой данной главы, был старшим из них, его младшими братьями были Лисимах и Филипп. Арсиноя приложила все усилия для того, что бы именно ее сын Птолемей стал престолонаследником вместо Агафокла, сына Лисимаха и Никеи. Агафокл, по матери приходившийся внуком Антипатру, знаменитому полководцу и политику времени Филиппа II и Александра Великого, во второй половине 280-х гг. до н.э. был уже взрослым человеком, не раз отличившимся на военном поприще (особо следует отметить его кампанию против Деметрия Полиоркета в Малой Азии в 286–285 гг. до н.э.). С. Дмитриевым были сделаны интересные наблюдения по поводу возможных причин усиления влияния Арсинои при дворе Лисимаха во второй половине 280-х гг. до н.э. Все это исследователь связал с провозглашением в 285 г. до н.э. будущего Птолемея II Филадельфа, родного брата Арсинои, соправителем и преемником Птолемея I, вследствие чего возрос престиж Арсинои и детей, рожденных ею Лисимаху, старший из которых, Птолемей, был уже достаточно взрослым 3. Активность Арсинои против Агафокла могла быть связана с приближением пятнадцатилетия ее сына Птолемея; вероятно, это был возраст «совершеннолетия» в Македонии. В 15 лет македонские юноши вносились в списки граждан4, о чем свидетельствует закон (или, может быть, царский указ) из Кавалы (античный Неаполь, гавань Амфиполя) и уже могли призываться на военную службу5. Результатом интриг при дворе Лисимаха стало санкционированное царем убийство Агафокла (ок. 283/2 г. до н.э.), который, возможно, был обвинен в заговоре против отца – неизвестно, мнимом или реальном. Согласно указанию гераклейского историка Мемнона (FGrH. 434. F 5. 6), 3 Dmitriev S. The Last Marriage and the Death of Lysimachus // GRBS. Vol. 47. 2007. P. 135–149; особенно – P. 146–149. 4 Hatzopoulos M.B. L’organisation de l’armée macédonienne sous les Antigonides: problèmes anciens et documents nouveaux. Athènes, 2001. P. 100. 5 Ibid. P. 100, 123–127 + Append. épigraph. 4 (ср.: SEG. LI. 907). убийцей был Птолемей Керавн – один из «хрестоматийных» злодеев эллинистической эпохи. Впрочем, Х. Хайнен убедительно обосновал мнение, которое поддержали и другие антиковеды, что убийцей Агафокла мог быть именно Птолемей, сын Лисимаха и Арсинои 6. Так, следует отметить, что Керавн был родным братом Лисандры, жены Агафокла (Керавн и его сестра были детьми Эвридики, первой жены Птолемея Сотера, в то время как Арсиноя была рождена Береникой). Представляется сомнительным, чтобы Керавн действовал в интересах Арсинои и ее сына, принадлежавших к враждебной ему линии Птолемеев. Возможно, что именно после убийства Агафокла Птолемей, сын Лисимаха сделал посвящение статуи своей матери царицы Арсинои в Феспии в Беотии (ISE I 67)7. Что интересно, посвящение было сделано за «отца царя Лисимаха». Возможно, это была демонстрация нового статуса сына Лисимаха, как его наследника8. Также многочисленные посвящения Птолемея засвидетельствованы на Делосе (это были статуи его матери Арсинои, картина, хитон, щит – ID 1412, 1417, 1426). Впрочем, некоторые из посвящений явно относились к более позднему времени (см. далее) 9. Следует заметить, что в делосских инвентарных списках (все они более позднего времени, чем сами посвящения) упоминаются: 1) «Птолемей, сын царя Лисимаха»10; 2) «царь Птолемей, сын Лисимаха» 11; 3) «Птолемей, сын Лисимаха». Возможно, что имеющиеся разногласия вызваны тем, что 6 Heinen H. Untersuchungen zur hellenistischen Geschichte des 3. Jahrhunderts v. Chr. Wiesbaden, 1972. S. 11–17; ср.: Hammond N.G.L., Walbank F.W. A History of Macedonia. Vol. 3. Oxf., 1988. P. 239–240. Not. 4; Lund H. Lysimachus. L. – N.Y., 1992. P. 188; Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London – Swansea, 1999. P. 61; Делев П. Лизимах. София, 2004. С. 257, 326–327; Carney E.D. Op. cit. P. 53, 154. Not. 63; 156. Not. 20. 7 Robert L. Notes d’épigraphie hellénistique. XL. Inscription de Ptolémée fils de Lysimaque // BCH. T. 57. 1933. P. 485–491. 8 Ср.: Carney E.D. Op. cit. P. 43. 9 ID 1417A Col. I, 9–10, 12–13, 24–25, 29–30 = Schenkungen hellenistischer Herrscher an griechische Städte und Heiligtümer Tl. 1. Zeugnisse und Kommentare / Hrsg. von K. Bringmann, H. von Steuben. B., 1995. S. 188. № 120–124. 10 Ср.: ID 1426A Col. II, 24–26. 11 Ср.: ID 1412H, 6–7 (восстановление). посвящения были сделаны в разное время (соответственно можно говорить о разном «протокольном» статусе Птолемея, сына Лисимаха), или же все можно списать на небрежность резчиков. Первый вариант предпочтительнее, т.к. резчики, вероятно, использовали записи из архива, которые должны были содержать точную «протокольную» информацию, синхронную или близкую ко времени, когда делались посвящения12. Смерть Агафокла привела к острому династическому кризису, ставшему одним из факторов, подорвавших стабильность государства Лисимаха. Вдова Агафокла Лисандра, ее брат Керавн, а также многие друзья и сторонники Агафокла бежали к Селевку. От Лисимаха отложился ряд городов в Малой Азии. Вскоре началась последняя война эпохи диадохов, Селевк выступил против Лисимаха. Неизвестно, сражался ли Птолемей вместе со своим отцом в роковой для него и его державы битве при Корупедионе в 281 г. до н.э. Жена Лисимаха и мать Птолемея Арсиноя в это время находилась в Эфесе, откуда она бежала после получения известий о разгроме армии Лисимаха и его гибели. После этого резиденцией Арсинои стала Кассандрия. Победитель Лисимаха Селевк направился в Европу, но ок. г. Лисимахия на полуострове Херсонес Фракийский (совр. Галлиполи) он был убит Птолемеем Керавном. По выражению Э. Кэрни «убийство Керавном Селевка было, вероятно, первым из его решительных насильственных дейст12 Впрочем, высказывались предположения, что «Птолемеем, сыном Лисимаха», фиг урирующим в надписи ID 1417 (A Col. I, 29–30), мог быть не сын диадоха, а гипотетичный племянник египетского царя Птолемея III Эвергета (246–221 гг. до н.э.) (например: Von Stern E. Ptolemaios «der Sohn», Πτολεμαῖος βασιλέως Λυσιμάχου und Πτολεμαῖος Λυσιμάχου // Hermes. Bd. 50. 1915. S. 441–444). О Лисимахе, брате Птолемея Эвергета имеются упоминания у Полибия, а также в схолиях к «Идиллиям» Феокрита, но в источниках нет информации о детях этого человека (Polyb. XV. 25. 2; Schol. in Theocr. XVII. 128). Выше уже упоминалась надпись на постаменте статуи царицы Арсинои из Феспий в Беотии (ISE I 67), посвященной в конце 280-х гг. до н.э., именно «Птолемеем, сыном Лисимаха», несомненно, героем данной главы. На схожесть «титулатур» Птолемея, сына диадоха Лисимаха в надписи из Феспий и одного из Птолемеев, сделавших посвящение на Делос, обратил внимание еще Л. Робер (Robert L. Op. cit. P. 490. Not. 4). вий, а не вторым» (здесь подразумевается то, что к убийству Агафокла был причастен все же Птолемей, сын Лисимаха, а не Керавн) 13. После убийства Селевка Керавну удалось утвердиться в Македонии. Птолемей, сын Лисимаха, если до этого он находился в Македонии, был вынужден покинуть страну, в то время как его младшие братья Лисимах и Филипп, были убиты по приказу Керавна после заключения им брака с Арсиноей, своей сводной сестрой (Iust. XXIV. 3. 7–8). Можно признать интересным предположение о том, что на самом деле судьбу младших сыновей Арсинои решила не жестокость Керавна, а то, что Птолемей, сын Лисимаха, бежав из Македонии, выступил против Керавна вместе с иллирийским царем Монунием 14. Подробности этой войны, упоминаемой лишь в оглавлениях к труду Помпея Трога (Prol. 24), неизвестны. Однако с ней можно связать интересный артефакт. В начале XX в. в районе Охридского озера на границе Македонии и Иллирии был найден шлем с надписью в тыльной части «Βασιλέως Μονουνίου» (т.е. «царя Монуния»), хранящийся сейчас в Пергамском музее в Берлине 15. Не ясно, указывает ли надпись на владельца, т.е. иллирийского царя Монуния, или же на производство шлема в царской мастерской 16. В пользу первой версии можно привести аналогию со шлемом, найденным в Болгарии в гробнице ок. Казанлыка, вероятно, принад- 13 Carney E.D. Op. cit. P. 53. Heinen H. Op. cit. S. 81–83; Hazzard R.A. Imagination of Monarchy: Studies in Ptolemaic Propaganda. Toronto – Buffalo – London, 2000. P. 84. 15 Wiegand Th. Ein Helm des Königs Monunios von Illyrien // Amtliche Berichte aus den Königlichen Kunstsammlungen. Jg. 33. № 1. 1911. Sp. 20–21 = IG X 2 2. 352; ср.: Wilkes J. The Illyrians. Oxf., 1992. P. 146. 16 По поводу централизованного производства оружия и доспехов за царский счет в Македонии, а также в соседних балканских государствах свидетельствуют надписи на щитах. См., например: Juhel P., Temelkoski D. Fragments de «boucliers macédoniens» au nom du roi Démétrios trouvés à Staro Bonče (République de Macédoine) // ZPE. Bd. 162. 2007. P. 170–171; Кузьмин Ю.Н. Заметки о щитах «македонского типа»: литературная традиция, археология, эпиграфика // Воин. Военно-исторический журнал. № 13 (31). М., 2010. С. 2–4; Bull. épigr. 2011. 405. 14 лежавшей фракийскому царю Севту III (на шлеме имеется надпись «Σεύθου» – «Севта»)17. Впрочем, Птолемей Керавн царствовал совсем недолго, чуть более года; он погиб в самом начале 279 г. до н.э. во время кельтского вторжения в Македонию, захлестнувшего на несколько лет Балканы и Малую Азию. После гибели Керавна Македония стала ареной борьбы ряда претендентов на трон одним из которых был и Птолемей, сын Лисимаха (Diod. XXII. 4. 1; Euseb. Chron. I. 235–236 Schoene). Возможно, что Птолемей, сын Лисимаха, даже одержал победу над кельтами, впрочем, явно незначительную. Среди прочих посвящений, сделанных им в разные годы на о. Делос, в длинном инвентарном списке ID 1417 упоминается и «…другой кавалерийский <фирей>, позолоченный, имеющий выжженный знак, посвящение царя Птолемея, сына Лисимаха»18. Судя по типу щита (фирей, т.е. двереобразный овальный щит), он был именно кельтским19. Очень важно то, что щит был посвящен «царем Птолемеем, сыном Лисимаха». Можно предложить несколько объяснений, если оставить в стороне возможность того, что это не ошибка в порядке слов, допущенная резчиком (βασιλέως Πτολεμαίου τοῦ Λυσιμάχου вместо Πτολεμαίου βασιλέως Λυσιμάχου20). Если Птолемей, сын Лисимаха, был впоследствии усыновлен и стал соправителем Птолемея II Филадельфа (см. далее), то титул βασιλεύς мог отражать его статус в державе Лагидов; однако это 17 Димитрова Е. Съкровището на Севт III. София, 2011. С. 5. ID 1417A Col. I, 24–25: ἄλλον <θυρεὸν> ἱππικὸν ἐπίχρυσον, ἔχοντα ἔγκαυμα, ἀνάθεμα βασιλέως Πτολεμαίου τοῦ Λυσιμάχου (слово θυρεός здесь пропущено, т.к. несколькими строками выше упоминаются пехотные и кавалерийские фиреи, посвященные другими людьми). 19 См. подробнее: Кузьмин Ю.Н. Птолемей – сын Лисимаха и кельтский щит // Celtogalatica. Очерки политической, военной, этнической истории восточных кельтов в эллинистическом мире. СПб., 2014 (в печати). 20 Ср.: Kobes J. «Kleine Könige». Untersuchungen zu den Lokaldynasten im hellenistischen Kleinasien (323–188 v. Chr.). St. Katharinen, 1996. S. 254. 18 очень маловероятно, т.к. в качестве «отца» здесь должен был бы фигурировать Филадельф. Можно допустить, что столкновение Птолемея, сына Лисимаха с кельтами произошло где-то в Малой Азии, уже после его бегства из Македонии, но до вероятного усыновления Филадельфом. Вполне возможно, но не более того, что Птолемей, в традициях эллинистических правителей именуя себя «царем» без определенной территориальной привязки, попытался захватить какой-то из осколков прежних малоазийских владений своего отца Лисимаха, где он и мог столкнуться с кельтами, переправившимися в Малую Азию в 278 г. до н.э. Однако наиболее вероятно, что Птолемей, бывший одним из претендентов на македонский трон в период «анархии» – ок. 277–276 гг. до н.э. – (Euseb. Chron. I. 235–236 Schoene), мог именовать себя царем, как законный наследник Лисимаха (в состав державы которого Македония входила с середины 280-х гг. до н.э.), что и нашло отражение в одном из делосских посвящений21. При этом следует заметить, что у Георгия Синкелла сохранился фрагмент из труда Диодора (XXII. 4. 1), из которого может следовать и то, что некий Птолемей некоторое время правил в Македонии, а скорее – в какой-то ее части, в период «анархии» 22. Наиболее вероятно, что это был именно Птолемей, сын Лисимаха. Если учитывать последовательность имен правителей и претендентов на власть в этом фрагменте сочинения Диодора, то недолгое правление Птолемея, сына Лисимаха следует относить ко времени после смерти стратега Сосфена летом 277 г. до н.э.23 Впрочем, вскоре в Македонию вторгся сын Деметрия Полиоркета Антигон II Гонат, разгромивший и вытеснивший из страны ряд других претендентов, среди которых был и Птолемей, сын Лисимаха. Неизвестно, когда точно Птолемей покинул Македонию (не пролегал ли его путь через 21 Ср.: Von Stern E. Op. cit. S. 443. Ср.: Hammond N.G.L. The Macedonian State. Origins, Institutions and History. Oxf., 1989. P. 303. 23 Разбор хронологии: Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 581. 22 Делос?), но, как уже было отмечено выше, еще до этого он мог одержать победу над одним из кельтских отрядов и сделать посвящение трофейного кавалерийского щита-фирея на Делос, в чем вполне можно видеть попытку легитимации его претензий на царскую власть и создания столь актуального для тех лет образа борца с варварами 24. Дальнейшая судьба Птолемея, сына Лисимаха оказалась связанной с царским домом Птолемеев 25. К этому времени его мать Арсиноя уже прибыла в Египет и вышла замуж за своего родного брата Птолемея II Филадельфа (285–246 гг. до н.э.). Согласно популярной концепции, сын Лисимаха по настоянию Арсинои был не только усыновлен своим дядей Филадельфом, но и некоторое время, с 267 по 259 гг. до н.э., даже являлся его официальным соправителем, загадочным «Птолемеем сыном»26. Другими кандидатами на роль «Птолемея сына» являются: 1) сын Филадельфа и Арсинои I – будущий Птолемей III Эвергет; 2) гипотетичный старший брат Эвергета; 3) сын Филадельфа и наложницы; 4) гипотетичный родной рано умерший сын Филадельфа и Арсинои II27. Впрочем, проблему «Птолемея сына» в контексте данной работы лучше обойти, хотя то, что это был именно сын Лисимаха, представляется наиболее вероятным. Если это так, 24 Ср.: Bringmann K. Geben und Nehmen: Monarchische Wohltätigkeit und Selbstdarstellung im Zeitalter des Hellenismus. B., 2000. S. 71. 25 Прибежище у Птолемея II Филадельфа нашел и еще один неудачливый претендент на македонский трон – племянник царя Кассандра (316–297 гг. до н.э.) Антипатр, прозванный Этесием (Pap. Cair. Zen. I 59019, 6). 26 Сама Арсиноя II усыновила детей Филадельфа, рожденных ему Арсиноей I, дочерью Лисимаха, первой супругой египетского царя, отправленной в изгнание (Schol. in Theocr. XVII. 128; ср.: OGIS I 54–56; 60–61; 65 – в преамбулах данных надписей Птолемей III Эвергет именуется сыном царя Птолемея II и царицы Арсинои II – θεῶν Ἀδελφῶν – хотя его биологической матерью была Арсиноя I). См. также: Müller S. Das hellenistische Königspaar in der medialen Repräsentation: Ptolemaios II. und Arsinoe II. Berlin – New York, 2009. S. 100–101. Против мнения об усыновлении Птолемея, сына Лисимаха, Филадельфом выступила Э. Кэрни (Carney E.D. Op. cit. P. 125). 27 См. обстоятельный раздел о «Птолемее сыне» на странице К. Беннетта «Egyptian Royal Genealogy»: www.tyndalehouse.com/egypt/ptolemies/genealogy.htm. то изображение Птолемея, сына Лисимаха, показанного вместе с Филадельфом и Арсиноей II, можно увидеть на т.н. «мендесской стеле» 28. До настоящего времени популярно мнение о том, что Филадельф под влиянием Арсинои хотел посадить Птолемея, сына Лисимаха на македонский трон, результатом чего стала неудачная для Египта Хремонидова война (ок. 268–262 гг. до н.э.) против Антигона Гоната29. Данное предположение допустимо, но следует помнить, что в его основе лежит только упоминание в «Псефисме Хремонида» о том, что Птолемей II, следуя «наставлению (προαίρεσις) предков и сестры являет заботу об общей свободе эллинов» (SVA III 476, 16–18). В этих словах, отражающих в первую очередь пропаганду Птолемеев в их соперничестве с Антигонидами за гегемонию в Греции и Эгеиде, вполне можно видеть и указание на определенную роль Арсинои во внешней политике ее царственного брата и мужа30, но предположение о намерении сделать сына Лисимаха македонским царем – это не более чем дедукция31. Лишь гипотезами являются и построения, согласно которым Птолемей, сын Лисимаха сыграл важную роль в Хремонидовой войне, затем, в начале 250-х гг. до н.э., поднял мятеж против своего приемного отца Филадельфа, но в итоге примирился с ним, сохранив важный статус в Малой 28 Clarysse W. A Royal Journey in the Delta in 257 B.C. and the Date of Mendes Stele // Chronique d’Égypte. T. 82. 2007. P. 204–205. 29 Например: Lehmann-Haupt C.F. Hellenistische Forschungen. 2. Zur attischen Politik vor dem chremonideischen Kriege // Klio. Bd. 5. 1905. S. 386; Ferguson W.S. Hellenistic Athens. L., 1911. P. 170; Tarn W.W. Antigonos Gonatas. Oxf., 1913. P. 444; Huss W. Ägypten in hellenistischer Zeit: 332–30 v. Chr. München, 2001. S. 311–312; O’Neil J.L. A Re-examination of the Chremonidean War // Ptolemy II Philadelphus and his World / Ed. by P. McKechnie, Ph. Guillaume. Leiden – Boston, 2008. P. 66–67; Van Oppen B. The Death of Arsinoe II Philadelphus: The Evidence Reconsidered // ZPE. Bd. 174. 2010. P. 148–149. 30 О возможной роли Арсинои II в развязывании Хремонидовой войны см.: Hauben H. Arsinoé II et la politique extérieure de l’Égypte // Egypt and the Hellenistic World / Ed. by E. Van’t Dack et al. Leuven, 1983. P. 114–119; Paschidis P. Between City and King. Prosopographical Studies on the Intermediaries between the Cities of the Greek Mainland and the Aegean and the Royal Courts in the Hellenistic Period (322–190 BC). Athens, 2008. P. 167–170 (критические замечания по поводу концепции о влиянии Арсинои II на внешнюю политику Птолемея II). 31 Ср.: Carney E.D. Op. cit. P. 125. Азии и получив в управление г. Тельмесс, а в середине 240-х гг. до н.э. сражался во главе птолемеевской эскадры при Андросе против своего старого соперника Антигона Гоната, потерпев поражение. Наиболее масштабно данную версию разработал В. Хусс, считающий, что многочисленные упоминания источников (как античных, так и египетских) о некоем «сыне» Филадельфа относятся к усыновленному им Птолемею, родному сыну Лисимаха32. Однако определенно можно говорить лишь о том, что в 50–40-х гг. III в. до н.э. Птолемей, сын Лисимаха засвидетельствован в Тельмессе в западной Ликии33, где он получил земельные пожалования (δωρεά) и основал под протекторатом Птолемеев локальную «династию» 34. Кстати, уже незадолго до августа – сентября 282 г. до н.э., в месяце дие четвертого года царствования Филадельфа35, жители Тельмесса опаса32 Huss W. Ptolemaios der Sohn // ZPE. Bd. 121. 1998. S. 229–250. Критика мнения Хусса: Tunny J.R. Ptolemy «the Son» Reconsidered: Are There Too Many Ptolemies? // ZPE. Bd. 131. 2000. P. 83–92; Domingo Gygax C. Zum Mitregenten des Ptolemaios II. Philadelphos // Historia. Bd. 51. 2002. S. 49–56 (ответ Хусса: Huss W. Noch einmal: Ptolemaios der Sohn // ZPE. Bd. 149. 2004. S. 232). 33 Segre M. Iscrizioni di Licia. I. Tolomeo di Telmessos // Clara Rhodos. Vol. 9. 1938. P. 183 (декрет тельмессцев в честь Леймона, сына Антипатра, друга Птолемея, сына Лисимаха; строки с датировкой повреждены, но документ был принят в двадцатые годы царствования Птолемея II Филадельфа – [ἔτους…] καὶ εἰκοστοῦ – 265–256 гг. до н.э., возможно, в 258–256 гг. до н.э.: Wörrle M. Epigraphische Forschungen zur Geschichte Lykiens. II. Ptolemaios II. und Telmessos // Chiron. Bd. 8. 1978. S. 220; Huss W. Ägypten. S. 312); OGIS I 55 = TAM II 1 (декрет тельмессцев в честь Птолемея, сына Лисимаха принятый в седьмой год царствования Птолемея III Эвергета – 240 г. до н.э.). 34 О Лисимахидах – тельмесской «династии» (Птолемей [I], сын Лисимаха; Лисимах, сын Птолемея [I]; Птолемей [II], сын Лисимаха) и характере ее власти см. подробнее: Segre M. Op. cit. P. 181–208; Bagnall R.S. The Administration of the Ptolemaic Possessions outside Egypt. Leiden, 1976. P. 106–107; Wörrle M. Telmessos in hellenistischer Zeit // Actes du colloque sur la Lycie antique. P., 1980. S. 68–71; Savalli I. Les pouvoirs de Ptolémée de Telmessos // Annali della Scuola normale superiore di Pisa. Ser. 3. Vol. 17.1. 1987. P. 129– 137; Billows R.A. Kings and Colonists. Aspects of Macedonian Imperialism. Leiden, 1995. P. 100–104; Kobes J. Op. cit. S. 58–63, 78–80, 96–97, 111, 145–156, 195–203, 241–244, 253– 255. 35 Птолемей II Филадельф, став единоличным правителем в 282 г. до н.э., начал исчислять свое царствование с 285 г. до н.э., когда он был провозглашен соправителем Птолемея I: Hazzard R.A. The Regnal Years of Ptolemy II Philadelphos // Phoenix. Vol. 41.2. 1987. P. 140–158 (особенно – P. 146); ср.: Huss W. Ägypten. S. 254; Müller S. Op. cit. S. 31–32. лись, что город может стать «дарением» (δωρεά), о чем говорится в их письме египетскому царю, который в итоге гарантировал неприкосновенность Тельмесса36. Обычно считают, что именно сам Птолемей II и планировал подарить кому-то город 37, отказавшись, однако от этого после просьбы тельмесских послов. Есть мнение, что распорядиться судьбой Тельмесса, подарив его кому-то из приближенных или родственников, хотел еще Птолемей I Сотер незадолго до своей смерти, после которой жители города добились от его наследника Филадельфа отказа от этого плана 38. Однако совсем недавно Э. Мидоуз предположил, что до конца 280-х гг. до н.э. Тельмесс принадлежал не Птолемеям, а Лисимаху, который после убийства Агафокла, решил подарить по настоянию Арсинои город своему новому наследнику Птолемею, герою данной главы. Все это происходило на фоне кризиса, охватившего державу Лисимаха и начавшейся войны с Селевком. Жители Тельмесса, узнав о своей возможной участи, еще до августа – сентября 282 г. до н.э. перешли на сторону Филадельфа после чего он и дал Тельмессу гарантии неприкосновенности 39. Можно предложить еще одно объяснение: предполагавшееся дарение Тельмесса могло быть связано с дипломатией эллинистических монархов на фоне последней войны диадохов, т.е. город планировалось передать кому-то из царей. Впрочем, отношения Селевка I и Птолемея II с одной стороны, и Лисимаха и Птолемея II с другой в это время не очень ясны, как и вопрос о том, кому принадлежал до 282 г. до н.э. Тельмесс, и кто мог на него претендовать. Но впоследствии Филадельф (или его преемник Эвер36 Надпись: Wörrle M. Ptolemaios II. S. 201–202; SEG XXVIII 1224. Wörrle M. Telmessos. S. 65. По мнению А.Л. Зелинского, высказанному в частной переписке, Птолемеи могли получить Тельмесс ок. середины 280-х гг. до н.э. в качестве приданного со стороны Лисимаха, отца Арсинои I – первой жены Филадельфа. 38 Hauben H. A Phoenician King in the Service of the Ptolemies: Philocles of Sidon Revisited // Ancient Society. Vol. 34. 2004. P. 37–38. 39 Meadows A. Deditio in Fidem: The Ptolemaic Conquest of Asia Minor // Imperialism, Cultural Politics, and Polybius / Ed. by Ch. Smith, L.M. Yarrow. Oxf., 2012. P. 118–133. 37 гет), забыв об обещаниях, передал город именно Птолемею, сыну Лисимаха. Если герой данной главы был соправителем Филадельфа до начала 250-х гг. до н.э., то получение им Тельмесса, вероятно, было связано с изменением его статуса при дворе; видимо это была своеобразная компенсация. В тельмесском декрете в честь Птолемея, сына Лисимаха (OGIS I 55 = TAM II 1), датированном седьмым годом царствования Птолемея III Эвергета (240 г. до н.э.)40, говорится о том, что чествуемый получил город, находившийся в плохом состоянии из-за войн, от «царя Птолемея, сына Птолемея», провел здесь ряд финансовых мероприятий, направленных на улучшение положения жителей, удостоившись за это различных почестей. Согласно распространенной точке зрения, в «войнах», упоминаемых в этом декрете, следует видеть Третью Сирийскую войну (246–241 гг. до н.э.)41; соответственно Птолемей, сын Лисимаха, до этого имевший в районе Тельмесса лишь земельные пожалования, получил сам город от Эвергета только в конце 240-х гг. до н.э.42 Однако вполне вероятно, что это произошло еще при Филадельфе 43, на царствование которого приходится несколько военных конфликтов, затронувших юго-запад Малой Азии. Возможно, что в декрете в честь Птолемея, сына Лисимаха имеются аллюзии на Вторую Сирийскую войну (ок. 260–253 гг. до н.э.)44, т.к. Птолемей, сын Лисимаха впервые упоминается в связи с Тельмессом уже между 265 и 256 гг. до н.э.45 40 На то, что это был именно Эвергет указывает титулатура и упоминание имен родителей царя. 41 Bérard V. Inscriptions de Telmessos // BCH. T. 14. 1880. P. 165. 42 Например: Segre M. Op. cit. P. 188, 208; Wörrle M. Telmessos. S. 68; Billows R.A. Op. cit. P. 101; Meadows A. Op. cit. P. 128. 43 Ср.: Bagnall R.S. Op. cit. P. 107; Huss W. Ptolemaios. S. 247; Müller S. Op. cit. S. 99. Титулатура дарителя («царь Птолемей, сын Птолемея») не исключает того, что это был Филадельф. 44 Kobes J. Op. cit. S. 145–146. 45 Segre M. Op. cit. P. 183. Надписи из Тельмесса фиксируют имя Птолемея, сына Лисимаха и его потомков без царского титула. Тоже самое можно сказать и про монеты. Известны три экземпляра бронзовых монет, чеканившихся от имени «тельмессцев», несущих также монограмму ПТ. Эти монеты, на аверсе которых показан портрет Александра Великого, а на реверсе лев, имеют параллели с изображениями на серебряных и бронзовых монетах диадоха Лисимаха. Дж. Хилл предположил, что данные тельмесские монеты чеканились при Птолемее, сыне Лисимаха, и монограмма ПТ должна расшифровываться как «Πτολεμαίου» (т.е. – Птолемея)46. Идентификация Дж. Хилла подверглась критике со стороны А. Придика47, однако сейчас точка зрения о том, что Птолемей, сын Лисимаха чеканил в Тельмессе медную монету, не оспаривается 48. Говоря о статусе Птолемея, сына Лисимаха, можно назвать его «династом». Именно такой термин присутствует в упоминавшийся выше надписи из Тельмесса по поводу предоставления Филадельфом гарантий неприкосновенности городу, который не должен был стать дарением «ни от царя, ни от царицы, ни от кого-либо из династов»49. Последнее точное упоминание именно о Птолемее, сыне Лисимаха относится к 240 г. до н.э. (в это время ему было чуть менее 60 лет), а о его потомках - к 190-м – началу 180-х гг. до н.э.50 После Сирийской войны и разгрома Антиоха III римляне передали Тельмесс, в течение некоторого 46 Hill G.F. Some Coins of Southern Asia Minor // Anatolian Studies Presented to Sir William Mitchell Ramsay / Ed. by W.H. Buckler, W.M. Calder. Manchester – London – New York, 1923. P. 211–212. 47 Pridik A. Op. cit. S. 75–83 (ответ Дж. Хилла: Hill G.F. Ptolemaios, son of Lysimachos // Klio. Bd. 26. 1933. P. 229–230). 48 Например: Billows R.A. Op. cit. P. 102; Kobes J. Op. cit . S. 241–244; Meadows A. Op. cit. P. 129. 49 Wörrle M. Ptolemaios II. S. 201–202; SEG XXVIII 1224. 50 Лисимах, сын Птолемея [I] (Segre M. Op. cit. P. 181); Птолемей [II], сын Лисимаха – вторая половина 190-х – первая половина 180-х гг. до н.э. (ID 427, 15; 1441A Col. I, 28– 29; Segre M. Op. cit. P. 190; Liv. XXXVII. 56. 4); Береника, дочь Птолемея [II], сына Лисимаха – 193 г. до н.э. (OGIS I 224 = RC 36, 19–20). времени контролировавшийся Селевкидом 51, пергамскому царю Эвмену II, в связи с чем упоминаются и земли, «принадлежавшие Птолемею Тельмесскому», которым был внук Птолемея, сына Лисимаха (Liv. XXXVII. 56. 4). Остается под вопросом, были ли добавлены земли, принадлежавшие Лисимахидам, к территориям, переданным Эвмену II52, или же – Птолемею [II] удалось сохранить свой домен, либо какую-то его часть53. Неясно, был ли Птолемей, сын Лисимаха – «Птолемеем, сыном царя Филадельфа» – человеком, убитым в храме Артемиды в Эфесе взбунтовавшимися фракийскими воинами (Athen. XIII. 593a–b; ср. Pap. Haun. 6). Деметрий ΙΙ Македонский В свое время уже И.Г. Дройзен возражал против того, что Деметрия II (239–229 гг. до н.э.) «новейшие историки называют самым незначительным правителем из династии Антигонидов»54. Подобные оценки Деметрия, а его царствования, как времени упадка Македонии восходят еще к трудам Б.Г. Нибура 55. Тем не менее, и в работах современных антиковедов 51 Тельмесс попал под власть Антиоха III в 197 г. до н.э. Птолемей [II], сын Лисимаха, видимо, сохранил свои владения рядом с городом, а его дочь Береника стала одной из жриц Лаодики, супруги Антиоха (OGIS I 224 = RC 36, 19–20; в этой надписи упоминается даже о родстве (συγγένεια) Лисимахидов и Селевкидов, но подробности, к сожалению, не известны); ср.: Roos A.G. Remarques sur un édit d’Antiochos III roi de Syrie // Mnemosyne. Ser. 4. Vol. 3.1. 1950. P. 57–63; Wörrle M. Telmessos. S. 70; Ma J. Antiochos III and the Cities of Western Asia Minor. Oxford – New York, 1999. P. 84, 93–94. 52 . Magie D. Roman Rule in Asia Minor to the End of the Third Century after Christ. Vol. 2. Princeton, 1950. P. 762–764; Walbank F.W. A Historical Commentary on Polybius. Vol. 3. Oxf., 1979. P. 173–174; Ma J. Op. cit. P. 94. Not. 151. 53 Briscoe J. A Commentary on Livy. Books XXXIV–XXXVII. Oxf., 1981. P. 387–388; Billows R.A. Op. cit. P. 103–104; Kobes J. Op. cit. S. 255. 54 «Demetrios, den neuere Historiker den unbedeutendsten Fürsten aus der Dynastie der Antigoniden nennen» (Droysen J.-G. Geschichte des Hellenismus. Bd. 3. Tübingen, 1955. S. 319). Ср.: Васильевский В.Г. Политическая реформа и социальное движение в древней Греции в период ее упадка. СПб., 1869. С. 179. 55 Например: Niebuhr B.-G. Kleine historische und philologische Schriften. Bd. 1. Bonn, 1828. S. 231; idem. Lectures on Ancient History, from the Earliest Times to the Taking of Alexandria by Octavianus. Vol. 3. Philadelphia, 1852. P. 307. доминирует взгляд на Деметрия как на самого незначительного Антигонида, что часто мотивируется плохой сохранностью источников56. Следует отметить и то, что в античной литературной традиции сочинения, в которых содержится больше всего информации о политической деятельности Деметрия II, принадлежат перу Полибия и Плутарха – авторам, в целом враждебно настроенным по отношению к Антигонидам и Деметрию в частности57. Это обстоятельство во многом и привело к складыванию «традиционного» образа Деметрия II. Показательно, что из династии Антигонидов только Деметрию II пока не посвящена специальная монография 58. Далее будет предпринята попытка воссоздать картину, иллюстрирующую жизнь и политическую деятельность Деметрия II, царя македонян. *** Представляется весьма сложным определить даже год рождения Деметрия, родителями которого были македонский царь Антигон II Гонат (283–239 гг. до н.э.) и Фила, царевна из династии Селевкидов, дочь Селевка I Никатора и сводная сестра Антиоха I Сотера. Согласно анонимному жизнеописанию поэта Арата Солийского, посетившего свадьбу Антигона и Филы, их брак был заключен после 277–276 гг. до н.э., когда Антигон за- 56 Например: Errington R.M. A History of Macedonia. Berkeley – Los Angeles – London, 1993. P. 175. 57 Основными источниками для истории жизни и царствования Деметрия II являются труды Полибия, Плутарха и Помпея Трога (в сокращении Юстина). Разрозненные, но важные сведения можно найти в сочинениях Тита Ливия, Полиэна, Иосифа Флавия, Павсания, Страбона, Евсевия, Стефана Византийского, анонимном оглавлении к «Historiae Philippicae» Помпея Трога, а также в ряде надписей. 58 О Деметрии II и истории Македонии в годы его царствования см.: Hammond N.G.L., Walbank F.W. A History of Macedonia. Vol. 3. Oxford, 1988. P. 317–336; Hammond N.G.L. The Macedonian State. Oxford, 1989. P. 315–318; Errington R.M. Op. cit. P. 173–175. Изучению, в том числе, и царствования Деметрия II была посвящена и неопубликованная диссертация К. Эрхардта (Ehrhardt Chr.T.H.R. Studies in the Reigns of Demetrius II and Antigonus Doson. PhD Diss. Vol. 1–2. S.U.N.Y., Buffalo, New York, 1975). хватил власть в Македонии 59. Для установления времени рождения Деметрия можно привлечь и сообщение римского историка Юстина (III–IV вв. н.э.), который, упоминая о сыне Антигона Гоната во время событий примерно второй половины Хремонидовой войны (ок. 268–262 гг. до н.э.), говорит о нем как о подростке (puer admodum – Iust. XXVI. 2. 11). Данное определение и контекст рассказа Юстина свидетельствуют о том, что Деметрий в это время был уже вполне дееспособным, но, по всей видимости, еще не достиг шестнадцатилетнего возраста 60. Таким образом, сын Антигона Гоната и Филы Деметрий, названный в честь своего знаменитого деда – царя Деметрия I Полиоркета, должен был родиться во второй половине 270-х гг. до н.э. Возможно, это произошло уже ок. 275–274 гг. до н.э.61 Деметрий родился, вероятно, несколько ранее последнего нападения на Македонию в 274 г. до н.э. знаменитого эпирского царя Пирра, который разгромил Антигона Гоната и вынудил его бежать в Фессалонику (Plut. Pyrrh. 26. 8–9; Paus. I. 13. 2; Iust. XXV. 3. 7). Вероятно, что именно здесь находилась и семья царя. Однако вскоре Пирр покинул Македонию, что позволило Антигону восстановить контроль над страной. Последняя схватка между Гонатом и Пирром, завершившаяся гибелью эпирского царя, состоялась на Пелопоннесе в сражении на улицах Аргоса осенью 272 г. до н.э. У Антигона Гоната был еще один сын, старший сводный брат Деметрия Алкионей, матерью которого была афинская гетера Демо (Athen. XIII. 578). Высказывались предположения, что изначально именно Алкионей мог рассматриваться Антигоном как наследник трона62. Впрочем, говорить 59 Vita Arati IV. P. 19–20 Martin; см. также: Tarn W.W. Antigonos Gonatas. Oxf., 1913. P. 173–174. N. 20; Gabbert J.J. Antigonus II Gonatas: A Political Biography. London – New York, 1997. P. 28; Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 179. 60 Ср. с сообщением Юстина (XXVIII. 3. 9), где о девятилетнем сыне Деметрия II Филиппе говорится как о parvulo admodum. 61 Ср.: Ehrhardt Chr.T.H.R. Op. cit. Vol. 1. P. 198. 62 Tarn W.W. Op. cit. P. 247. Not. 92; 248; Dow S., Edson Ch.F. Chryseis: A Study of the Evidence in Regard to the Mother of Philip V // HSCPh. Vol. 48. 1937. P. 162; Ogden D. Polyg- об этом следует только с очень большой осторожностью, т.к. в источниках нет прямых указаний на статус Алкионея при дворе Антигона. Из сообщения Плутарха известно о том, что в 272 г. до н.э. Алкионей вместе с отцом участвовал в кампании против Пирра на Пелопоннесе. В битве на улицах Аргоса, завершившейся гибелью царя эпиротов, сын Антигона Гоната командовал одним из македонских отрядов. Именно Алкионей бросил голову Пирра к ногам Антигона (Plut. Pyrrh. 34. 7–10). Вполне вероятно, что положение Алкионея при дворе Антигона было важным не только в то время, когда он был его единственным сыном, но и после рождения Филой будущего Деметрия II. Однако старший сын Антигона Гоната не пережил отца: Алкионей погиб в каком-то сражении (Plut. Moral. 119 c–d; Ael. VH. III. 5), может быть, во время Хремонидовой войны, так что вопрос о его правах на престол остается открытым. О детских годах и воспитании Деметрия сложно сказать что-либо определенное. Но не вызывает сомнений, что Антигон Гонат, бывший весьма образованным человеком, проявлявшим интерес ко многим философским учениям (хотя царем-философом, каким его хотели бы видеть многие антиковеды63, он, конечно же, не был), должен был стремиться дать соответствующее образование и своему наследнику. Так, при дворе Антигона, кроме других побывавших там представителей греческой интеллектуальной элиты, долгое время находился и философ-стоик Персей, ученик Зенона Китийского (Diog. Laert. VII. 36; Vita Arati IV. P. 20 Martin). Согласно сообщению Диогена Лаэртского (VII. 36), Персей был наставником Алкионея. Но, вполне может быть, что позже Персей выступал учителем и Деметрия. amy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London – Swansea, 1999. P. 178–179; Carney E.D. Women and Monarchy in Macedonia. Norman, Oklahoma, 2000. P. 181–182. 63 Наиболее последовательно взгляд на Гоната как на «царя-философа» представил еще сто лет назад У. Тарн в монографии «Антигон Гонат». См. также: Тарн В. Эллинистическая цивилизация. М., 1949. С. 30; Green P. Alexander to Actium. Berkeley – Los Angeles, 1990. P. 61–62, 141–143, 199. Возможно, что именно к Деметрию относилось сохранившееся в «Пестрых историях» Элиана (II. 20) знаменитое высказывание Антигона Гоната, который, обращаясь к своему «сыну» 64, охарактеризовал царскую власть, как «благородное рабство» 65. *** Первое упоминание о Деметрии в источниках относится ко времени Хремонидовой войны (ок. 268–262 гг. до н.э.)66, когда Македония, пытавшаяся возродить свое влияние в Элладе и Эгеиде, была вынуждена противостоять коалиции ряда греческих государств (Афины, Спарта и др.) и египетского царства Птолемеев 67. В то время, когда Антигон Гонат руководил военными операциями в Аттике и районе Истма, в Македонию совершил вторжение эпирский царь Александр II, сын знаменитого Пирра 68. Получив новости из Македонии, Антигон Гонат вернулся в страну, однако, согласно сообщению Юстина, в состоявшемся сражении он был разбит эпирским царем. После этого Антигон исчезает из рассказа римского историка, и войну против Александра продолжает уже сын македонского царя Деметрий (Iust. XXVI. 2. 9–11). По всей видимости, неудачи Антигона и успехи Александра II были приумножены склонным к драматическим преувеличениям Юстином, и Антигон счел возможным возобновить боевые 64 Впрочем, кто из сыновей Антигона упоминается у Элиана, точно неизвестно. Многие исследователи склонны думать, что им был не Деметрий, а Алкионей. 65 Ср.: Lane Fox R. «Glorious Servitude...»: The Reigns of Antigonos Gonatas and Demetrius II // Brill’s Companion to Ancient Macedon: Studies in the Archaeology and History of Ma cedon, 650 BC – 300 AD / Ed. by R. Lane Fox. Leiden – Boston, 2011. P. 498. 66 Mikrogiannakis E. Chremonidean War and Demetrius II // Ancient Macedonia–VI.2. 1999. P. 753–761. 67 Лучшим исследованием, посвященным Хремонидовой войне, остается вторая часть монографии Х. Хайнена: Heinen H. Untersuchungen zur hellenistischen Geschichte des 3. Jahrhunderts v. Chr. Wiesbaden, 1972. S. 95–213; см. также: Will Éd. Histoire politique du monde hellénistique (323–30 av. J.-C.). 2ème éd. T. 1. Nancy, 1979. P. 219–233; Walbank F.W. Macedonia and Greece // CAH. 2 nd ed. Vol. 7.1. 1984. P. 236–240; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 280–289; Жигунин В.Д. Международные отношения эллинистических государств в 280–220–е гг. до н.э. Казань, 1980. С. 92–98. 68 Iust. XXVI. 2. 9. Подробный разбор у Х. Хайнена (Op. cit. S. 175–177). действия в Греции, доверив продолжение войны с эпиротами своему сыну69. В отсутствие отца Деметрий разгромил Александра и изгнал его из Македонии (Just. XXVI. 2. 11). Согласно Евсевию, победа Деметрия над царем эпиротов имела место при Дердии, по всей видимости, где-то в Западной Македонии, где в области Элимиотида в V–IV вв. до н.э. было несколько правителей с именем Дерда70. Затем, как говорит Юстин (XXVI. 2. 11–3. 1), Деметрий во главе македонской армии совершил вторжение в Эпир, вынудив Александра бежать из своего царства в соседнюю Акарнанию. Победа Деметрия обеспечила безопасность границ Македонии, позволив Антигону Гонату сконцентрировать внимание на разгроме антимакедонской коалиции в южной Греции. Конечно, юный возраст Деметрия (в это время ему должно было быть только около двенадцати лет) вызывает сомнения в том, что именно он лично возглавил македонскую армию и разгромил эпирского царя. В связи с этим, долгое время высказывались предположения, что Юстин мог спутать будущего Деметрия II с Деметрием Красивым71, сводным братом Антигона Гоната, позже правившим в Кирене 72. Однако подтверждение информации Юстина можно найти и в «Хронике» Евсевия (I. 243 Schoene), который также упоминает о победе Деметрия, сына Антигона Гоната 69 Некоторыми историками отрицается полная достоверность традиции о разгроме Александром Антигона: Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 285. Not. 4, 6 (точка зрения Ф. Уолбанка); см., однако, возражения Н. Хэммонда: Hammond N.G.L. Op. cit. P. 310 + N. 52. 70 Euseb. Chron. I. 243 Schoene; о локализации см.: Дройзен И.Г. История эллинизма. Т. 3. СПб., 1999. С. 412. Прим. 120; Tarn W.W. Op. cit. P. 304; Heinen H. Op. cit. S. 176. Anm. 333. 71 Известен случай, когда Евсевий (или, может быть, уже его источник – Порфирий) явно смешивает Деметрия II и Деметрия Красивого (Euseb. Chron. I. 237–238. Schoene). 72 Дройзен И.Г. Указ. соч. С. 101, 411. Прим. 119; Соколов Ф.Ф. Афинское постановление в честь Аристомаха Аргосского // ЖМНП. 1879. Ноябрь. С. 397; Oberhummer E. Akarnanien, Ambrakia, Amphilochien, Leukas im Altertum. München, 1887. S. 147; Kaerst J. Demetrios (35) // RE. Hbd. 8. 1901. Sp. 2793; Tillyard H.J.W., Wace A.J.B. Lakonia II. Geraki. Historical Note. § 1. The History of Demetrius the Fair // ABSA. Vol. 11. 1904–1905. P. 117. (Demetro Antigoni filio) над эпирским царем (правда, Евсевий путает Александра с его отцом Пирром). Следует отметить, что это не единственный случай такого рода; согласно Титу Ливию (XXXI. 28. 5; 33. 3), во время II Македонской войны тринадцатилетний сын царя Филиппа V Персей при помощи друзей отца командовал частью армии, защищая северо-запад Македонии. Скорее всего, что и рядом с Деметрием находились опытные стратеги, но вся честь победы досталась именно царскому сыну. Таким образом, победу над Александром II Эпирским следует связывать с именем сына Антигона Гоната Деметрия. Таков был громкий военно-политический дебют Деметрия. В 50-х гг. III в. до н.э. состоялся первый из трех или четырех браков сына Антигона Гоната. Деметрий женился на Стратонике, дочери селевкидского царя Антиоха II Теоса73. Вполне может быть, что брак Деметрия и Стратоники был связан с брачным союзом между ее братом Антиохом II и Береникой, дочерью Птолемея II, заключенным после завершения Второй Сирийской войны (ок. 253 г. до н.э.). Следующее упоминание о Деметрии появляется в 248 г. до н.э. на 36 году царствования Антигона Гоната. Этим временем датирована найденная в Берое – одном из важнейших городов Македонского царства, стела с тремя письмами Деметрия Гарпалу, бывшему, по всей видимости, эпистатом (чиновником, отвечавшим за связь с царем и выполнение его распоряжений) (EKM I. 3)74. В этих письмах Деметрий, которым безо всяких 73 Euseb. Chron. I. 249 Schoene; Agatharchid. ap. Jos. Flav. C. Apion. I. 206; Iust. XXVIII. 1. 1–2. См. подробнее: Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н: Матримониальная политика Деметрия II Македонского: новые решения старых проблем // ВДИ. № 1. 2008. С. 142–151 (в этой работе показано, что Стратоника, ставшая супругой Деметрия, была дочерью, а не сестрой Антиоха Теоса, как о ней говорится в источниках). 74 Гарпал принадлежал к видной семье, игравшей важную роль как в Берое, так и в общегосударственной администрации державы Антигонидов (см.: Кузьмин Ю.Н. Македонская аристократическая семья из Берои // ВДИ. 2008. № 3. С. 152–161; он же. Аристократия Берои в эпоху эллинизма. М., 2013. С. 66–76; Kuzmin Yu.N. The Macedonian Aristocratic Family of Harpaloi-Polemaioi from Beroea / Ruthenia Classica Aetatis Novae. A Collection of Works by Russian Scholars in Ancient Greek and Roman History / Ed. by A. Mehl, A.V. Makhlayuk, O. Gabelko. Stuttgart, 2013. P. 123–132). сомнений был именно сын Антигона Гоната, от своего имени отдает вполне царские распоряжения в отношении храмовых доходов, посвящений сосудов в храм вольноотпущенниками, а также дарует ателию (освобождение от налогов) жрецам Геракла Кинегида (Охотника). Все это свидетельствует о его весьма широких властных полномочиях при жизни отца. В 1950 г. была опубликована еще одна надпись из Берои (текст манумиссии), позволяющая делать предположения о том, что Деметрий мог быть не только соправителем Антигона, но и носить при этом царский титул (EKM I. 45). Это стало возможным из-за датировки данной надписи 27 годом царствования некоего Деметрия, в котором большинство антиковедов совершенно справедливо увидели именно Деметрия II75. Однако, согласно сведениям вполне авторитетных источников, сын Антигона Гоната царствовал только десять лет (Polyb. II. 44. 2; Euseb. Chron. I. 237–238 Schoene; ср.: Plut. Aem. 8; SVA III 498) и умер в 229 г. до н.э. Соответственно, лучше всего датировку манумиссии из Берои можно объяснить только тем, что Деметрий II, самостоятельно царствовавший десять лет (239–229 гг. до н.э.), до этого мог быть соправителем отца и, возможно, именоваться царем не позднее, чем с 256 г. до н.э.76 В связи с этим стоит упомянуть, что привлечение наследников к управлению, а иногда и даро- 75 Попытки Р.М. Эррингтона и Э. Гржибека увидеть в Деметрии из беройской манумиссии Деметрия I Полиоркета не могут быть признаны убедительными (Errington R.M. An Inscription from Beroea and the Alleged co-rule of Demetrius II // Ancient Macedonia–II. 1977. P. 114–122; Grzybek E. Eine Inschrift aus Beroia und die Jahreszählweisen der Diadochen // Ancient Macedonia–V.1. 1993. S. 521–527); см. подробнее: Кузьмин Ю.Н. Аристократия Берои. С. 111–117. 76 Например: . . , 1950. . 18–21; Manni E. Antigono Gonata e Demetrio II: punti fermi e problemi aperti // Athenaeum. N.S. Vol. 34. 1956. P. 266. Not. 2; ISE II. P. 94–96; Cabanes P. L’Épire de la mort de Pyrrhos à la conquête romaine (272–167 av. J.-C.). P., 1976. P. 58–65; 88; Will Éd. Op. cit. P. 343–344, 347; Tataki A.B. Ancient Beroea: Prosopography and Society. Athens, 1988. P. 64. Not. 73; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 317–318; Hatzopoulos M.B. Un nouveau document du règne d’Antigone Gonatas // , 1990. P. 144–147; Corsten T. Der Hilferuf des Akarnanischen Bundes an Rom // ZPE. Bd. 94. 1992. S. 199–201; Кузьмин Ю.Н. Деметрий II – соправитель Антигона Гоната // AAe. Вып. 1. Казань – Н. Новгород – Саратов, 2005. С. 59–71 (ср.: SEG LV. 677); Lane Fox R. Op cit. P. 498, 512, 518. вание им царских титулов, было обычной практикой эллинистических монархов. Однако все другие эпиграфические источники, относящиеся к 40-м гг. III в. до н.э., и в первую очередь уже упомянутые «письма Деметрия Гарпалу» показывают, что Деметрий все же официально не именовался царем при жизни Антигона, хотя наверняка участвовал в управлении государством77. На настоящий момент разрешить проблему датировки манумиссии из Берои, к сожалению, не представляется возможным. Но она точно отражает видную роль Деметрия в государственном управлении в два последних десятилетия царствования Антигона Гоната78. Как было показано выше, «письма Деметрия к Гарпалу» свидетельствуют о том, что в 248 г. до н.э. Деметрий, видимо, в отсутствие отца, самостоятельно управлял государством, издавая указы от своего имени. Где же мог быть в это время царь Антигон? В свое время некоторые исследователи посчитали возможным связать вероятное отсутствие Антигона Гоната в Македонии с мятежом его племянника Александра, сына Кратера 79. Известно, что ок. 250–249 гг. до н.э. Александр, представлявший интересы Антигона в Элладе, объявил себя независимым правителем (его резиденцией был Акрокоринф – важнейший стратегический пункт на Истме) 80. В оглавлениях к «Истории» Помпея Трога и нескольких аттических надписях сохранились упоминания о войне, которую Антигон и его союзники (Ар77 См. также декреты четырех македонских городов, признавших в 243 г. до н.э. асилию храма Асклепия на Косе: Rigsby K.J. Asylia: Territorial Inviolability in the Hellenistic World. Berkeley – Los Angeles – London, 1996. P. 134–140 (№ 23, 25–27). В них мы не находим ни одного упоминания о Деметрии, а постановление Амфиполя датировано царствованием (41 год) только одного Антигона. Совсем недавно было опубликовано письмо жителя Пифия в Перребии Филоксена Деметрию II, где упоминается шестой год его царствования (Tziafalias A., Helly B. Inscriptions de la Tripolis Perrhébie. Lettres royales de Démétrios II et Antigone Dôsôn // Studi ellenistici. Vol. 24. 2010. P. 72–73). 78 См. подробнее: Кузьмин Ю.Н. Аристократия Берои. С. 108–123. 79 Chambers M. The First Regnal Year of Antigonus Gonatas // AJPh. Vol. 75.3. 1954. P. 390–391. 80 См. подробнее: Кузьмин Ю.Н. К истории III в. до н.э.: мятеж Александра, сына Кратера // Studia historica. Т. 3. М., 2003. С. 63–73. гос и Афины) вели против Александра (Trog. Prol. XXVI; ISE I 23; Syll.3 I 454). Но вернуть контроль над Коринфом и Акрокоринфом Антигон смог только после смерти Александра путем династического брака (ок. 245 г. до н.э.). Македонский царь устроил женитьбу своего сына Деметрия на вдове Александра Никее, которая после смерти супруга контролировала его владения. Красочные описания свадьбы, восходящие, по всей видимости, к несохранившейся «Истории» Филарха, автора III в. до н.э., имеются в сочинениях Плутарха и Полиэна. Оба они отмечают, что Никея была старше Деметрия, которому в это время должно было быть ок. 28–29 лет. В разгар брачных торжеств, когда в театре перед гостями должен был выступать знаменитый кифаред Амебей, Антигон, воспользовавшись царившей суетой, занял укрепления Акрокоринфа. О дальнейшей судьбе брака Деметрия и Никеи ничего неизвестно. Некоторыми исследователями высказывались предположения, что этот брачный союз был разорван сразу же после занятия Акрокоринфа царским гарнизоном, или даже не состоялся81. Так или иначе, но Никея больше ни упоминается в источниках в связи с Деметрием. Впрочем, возможно, что именно после утраты Никеей Коринфа и ее «брака» с Деметрием имели место ее романтические отношения с известным халкидскми поэтом Эвфорионом (Suda s.v. ). Возвращение Акрокоринфа и Коринфа стали одним из последних успехов политики Антигона Гоната. Все оставшиеся несколько лет его царствования ознаменовались ослаблением внешнеполитической активности государства Антигонидов. Во второй половине 240-х гг. до н.э. контроль Лагидов был установлен над рядом территорий в районе Геллеспонта и южной Фракии, в непосредственной близости от границ Македонии, а в 243 г. до н.э. ахейцы во главе с Аратом захватили Акрокоринф и Коринф. 81 Tarn W.W. Macedonia and Greece // CAH. Vol. 7. 1928. P. 223; Gabbert. Op. cit. P. 57. *** В 239 г. до н.э. после смерти Антигона Гоната Деметрий в возрасте примерно 35 лет наследовал македонский трон. Это произошло на фоне коренного изменения обстановки в Греции, где еще недавно враждовавшие Ахейский и Этолийский союзы договорились объединить усилия для борьбы против царства Антигонидов и его вытеснения из Эллады (Polyb. II. 44. 1; Plut. Arat. 33. 1). В сложившейся ситуации Деметрий должен был уделять самое пристальное внимание защите сферы влияния Македонии в Греции, основой которой в это время являлись Эвбея и Аттика. Также Деметрий поддерживал несколько тиранических режимов на Пелопоннесе. По словам Полибия, Деметрий II был для греческих единоличных правителей (т.е. тиранов) как бы «хорегом и поставщиком жалования» (Polyb. II. 44. 3: … ), однако далеко не все пелопонесские тираны этого времени были ставленниками Деметрия или его отца 82. Имея хоть какие-то свидетельства о внешней политике Деметрия II, к сожалению, сложно сказать что-либо определенное о его внутренней политике. Однако в одном из поздних источников сохранилось интересное упоминание о градостроительной деятельности наследника Антигона Гоната. Согласно сообщению Стефана Византийского Деметрием II на р. Пеней был основан город Фила, названный в честь его матери (Steph. Byz. s.v. ). Этот город находился в районе Темпейского ущелья, видимо, при впадении Пенея в Фермейский залив (Liv. XLII. 67. 2; XLIV. 2. 12; 3. 7; 7– 12; 8. 1–9; 34. 10)83. До сих пор не идентифицированы монетные выпуски Деметрия II. Ему могла принадлежать медная чеканка с монограммой имени 82 См.: Сизов С.К. Тирании на Пелопоннесе в эллинистическое время (272–229 гг. до н.э.) // Социальная борьба и политическая идеология в античном мире. Л., 1989. С. 76– 96. 83 Cohen G.M. The Hellenistic Settlements in Europe, the Islands, and Asia Minor. Berkeley – Los Angeles – London, 1995. P. 100. в центре щита «македонского типа» 84, но, возможно, что этот тип относился к правлению в Македонии Деметрия I Полиоркета85. В годы царствования Деметрия II, видимо, продолжалась чеканка серебряных номиналов Антигона Гоната и, может быть, тетрадрахм александровского типа86. Практически ничего не известно о дворе Деметрия. Впрочем, у Плутарха (Moral. 736f) сохранилось упоминание об одном из царских пиров, на котором присутствовали Деметрий и его маленький сын Филипп. Неизвестно, где состоялся этот пир: залы для симпосиев открыты археологами во всех дворцах, использовавшихся Антигонидами (в Пелле, Эгах и Деметриаде). Несомненно, что, как и другие македонские цари, Деметрий II участвовал в охоте – одном из любимых занятий монархов и аристократии. Недавно были опубликованы две важные надписи из Перребии времени правления Деметрия II: письмо гетайра Филоксена из «хилиархии Филиппа» царю по поводу земельного пожалования, а также письмо Деметрия о возвращении в казну надела некоего Павсания из г. Пифия, умершего без завещания87. Со времени Александра Великого обычной практикой эллинистических правителей стало обожествление. Однако в Македонии официальный общегосударственный культ царей, судя по всему, при Антигонидах не устанавливался 88. На это указывает отсутствие жрецов царского культа 89, официальных божественных эпитетов у монархов и т.д. Впрочем, в Македонии посвящения в честь Антигонидов, в которых имена царей в ряде 84 Mørkholm O. Early Hellenistic Coinage. Cambr., 1991. P. 135. Newell E.T. The Coinages of Demetrius Poliorcetes. Oxf., 1927. P. 119. 86 Например: Seltman Ch. Greek Coins. 2nd ed. London, 1955. P. 324; Mørkholm O. Op. cit. P. 135. 87 Tziafalias A., Helly B. Op cit. P. 72–73, 85 (ср.: Bull. Épigr. 2011. № 399). 88 Mari M. The Ruler Cult in Macedonia // Studi ellenistici. Vol. 20. 2008. P. 251–266. 89 В период правления в Македонии Лисимаха (ок. 285–281 гг. до н.э.) жрец царского культа засвидетельствован в Кассандрии в качестве эпонима (Syll. 3 I. 380; SEG XXXVIII. 619). При Антигонидах в документах из Кассандрии указывается только имя жреца-эпонима без привязки его к конкретному культу. Не вызывает сомнений, что почитание Лисимаха прекратилось после его гибели в битве при Корупедионе в 281 г. до н.э. 85 случаев сопровождались эпитетами и упоминались наряду с божествами (например, Зевсом и Исидой), делались, по крайней мере, частными лицами, о чем свидетельствуют надписи (сводка: SEG LVII. 569). Не вводя царский культ в Македонии, Антигониды тем не менее получали божеские и равные им почести в союзных и зависимых государствах. Прижизненный культ Деметрия II, как и культ его отца Антигона Гоната, точно засвидетельствован в Аттике90. *** В самом начале 230-х гг. до н.э. на фоне становления этоло-ахейского антимакедонского союза произошло сближение Македонии и Эпира, где после смерти Александра II фактически правила его вдова Олимпиада. Эпир был заинтересован в союзе с Македонией, т.к. после смерти Александра этолийцы начали наступление на владения царского дома Эакидов в Акарнании, которую в свое время эпирский царь и этолийцы разделили между собой. Вероятный союз между Македонией и Эпиром был скреплен династическим браком: Деметрий II женился на Фтие, дочери Александра II и Олимпиады (Just. XXVIII. 1. 1–4). Брак Деметрия и Фтии не может быть датирован временем до 246 г. (смерти Антиоха Теоса), как считают некоторые исследователи91. Юстин упоминает, что в связи со свадьбой Деметрия и Фтии предыдущая жена Антигонида уехала из Македонии (ср.: Jos. CAp. I. 206–207) к своему «брату Антиоху» (Just. ХXVIII. 1. 2–4). Согласно традиционной точке зрения, предшественница Фтии – а ею в данном случае могла быть только Стратоника – отправилась к Антиоху Теосу, который умер в 246 г. (отсюда и помещение брака Деметрия с Фтией до этого времени). Однако Стратоника, 90 ISE I 25; Syll.3 I 485; Хабихт Х. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М., 1999. С. 163–166. 91 Например: Cabanes P. Op. cit. P. 60–64; Corsten T. Op. cit. S. 201; Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London – Swansea, 1999. P. 179; Lane Fox R. Op. cit. P. 516–518. вероятно, была дочерью Теоса, и в «брате» следует видеть, скорее всего, Селевка II или его брата и соперника Антиоха Гиеракса 92. Согласно Юстину, Деметрий женился на Фтии только после смерти ее отца, эпирского царя Александра II (Just. XXVIII. 1. 1–4), датировка кончины которого была предметом долгой дискуссии. Однако сравнительно недавно среди документов о признании асилии храма Асклепия он о. Кос был опубликован декрет Левкады, входившей в царство Александра II, датированный именем этого эпирского царя (год царствования, к сожалению, не сохранился) (IG XII 4 1. 220V, 64–71). Впрочем, известно, что теоры с Коса посетили Балканы летом 243 (или 242) г. (так, время пребывания теоров в Македонии известно благодаря датировке декрета из Амфиполя сорок первым годом царствования Антигона Гоната – ок. 284/83–240/39 гг.). Таким образом, Александр II Эпирский еще был жив в конце 240-х гг., и, соответственно, нет никаких оснований датировать брак его дочери и Деметрия II более ранним временем 93. Соответственно, Фтия стала супругой Деметрия II где-то в самом начале его царствования в 239 г., родив царю наследника – будущего Филиппа V в 238 г.94 Здесь же необходимо затронуть вопрос о еще одном возможном браке Деметрия II95. Из сообщения Евсевия известно, что Деметрий «… женился на одной из пленниц, и назвал ее Хрисеидой, а от нее у него был сын Филипп, который первый воевал с римлянами и (тем самым) оказался при92 О дальнейшей судьбе Стратоники, ее возвращении на родину, а также проблемах интерпретации сведений о ее мятеже против Селевка II и гибели (Jos. CAp. I. 206–207) см.: Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н. Указ соч. С. 150–151; Gabelko O.L., Kuzmin Yu.N. A Case of Stratonices: Two Royal Women between Three Hellenistic Dynasties // Seleukeia. Studies in Seleucid History, Archaeology and Numismatics in Honor of Getzel M. Cohen / Ed. by R. Oetjen, F. Ryan. Berlin, 2014 (в печати). 93 Ср.: Hatzopoulos M.B. Décrets d’asylie, de Macédoine et d’Epire // Épire, Illyrie, Macédoine: Mélanges offerts au Professeur Pierre Cabanes. Clermont-Ferrand, 2007. P. 272– 274; Кузьмин Ю.Н., Габелко О.Л. Заметки о матримониальной политике Антигонидов в 50–20-е гг. III в. до н.э. // ПИФК. 2012. № 1. С. 34. 94 Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambr., 1940. P. 295–299. 95 Еще в середине 230–х гг. до н.э. именно Фтия упоминается в надписях как законная супруга Деметрия II (Syll.3 I 485, 11–12; IG II.2 790, 16–17). чиной бедствий для македонян» (Euseb. Chron. I. 238. Schoene). Статус последней супруги Деметрия II вызывает удивление, что позволяет многим исследователям считать эту часть сообщения Евсевия малодостоверной. Возможный последний брак Деметрия II связан и с одной из сложнейших проблем династической истории дома Антигонидов – вопросом о том, кто же была мать сына Деметрия, будущего царя Филиппа V – Фтия или Хрисеида, т.к. в ряде поздних источников именно последняя фигурирует как его мать. Разбирая проблему идентификации личности матери Филиппа V, необходимо обратиться к династической истории Вифинского царства. Одним из сыновей вифинского царя Прусия II (ок. 182–149 гг. до н.э.) во втором браке (с дочерью или сестрой царя фракийцев-кенов Диэгила – Арр. Mithr. 6) был человек, носивший имя Прусий и странное прозвище «Однозубый» ()96. Появление этого прозвища античные авторы объясняют тем, что Прусий имел весьма своеобразный стоматологический дефект: его верхние зубы срослись между собой и образовывали как бы одну кость. Описание точно такой же особенности строения зубов (только несколько более развернутое) встречается и в написанной Плутархом биографии знаменитого эпирского царя Пирра: «Зубы у него не отделялись друг от друга: вся верхняя челюсть состояла из одной кости, и промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками» (Plut. Pyrrh. 3. 6. Пер. С.А. Ошерова) 97. Не могло ли стоять за этим совпадением 96 Liv. Per. L; Val. Max. I. 8. 12; Plin. N.H. VII. 69; Solin. I. 70; Tzetz. Chil. III. 950 = Arr. Bithyn. FGrH 156 F. 29. 97 Ср.: Lévêque P. Pyrrhos. P., 1957. P. 683–684. Описанный Плутархом стоматологический дефект невозможно рассмотреть на сохранившихся изображениях Пирра; увы, на них он показан с закрытым ртом (обзор портретов Пирра, многие из которых, впрочем, сомнительны, имеется в классической монографии П. Левека: Lévêque. Op. cit. P. 683– 689). стоматологических дефектов у Пирра и Прусия «Однозубого» нечто большее, нежели простая случайность 98? Срастание между собой нескольких зубов – хорошо известный стоматологический феномен 99. Различные формы этого явления носят названия геминация и шизодонтия. Особое значение должно иметь то, что срастание зубов имеет генетический фон. С учетом данного обстоятельства возможность независимого возникновения такой стоматологической аномалии в двух эллинистических династиях, эпирской и вифинской, следует, вероятно, исключить, т.к. встречается она довольно редко. Все это позволяет предположить, что признак «однозубости» мог быть передан «по наследству» от Пирра к Прусию. Родство (хотя и достаточно отдаленное) между эпирским и вифинским царскими домами могло возникнуть, кажется, только при посредстве македонской династии Антигонидов. Известно, что Прусий I, отец Прусия II и, соответственно, дед Прусия «Однозубого», до 209 г. до н.э. заключил союз с македонским царем Филиппом V, подкрепленный браком с кем-то из представительниц династии Антигонидов, скорее всего сестрой царя Апамой. Полибий (XV. 22. 1) называет Филиппа шурином () Прусия I, а Страбон упоминает о том, что Прусий переименовал захваченный Филиппом в 202 г. до н.э. и переданный ему город Мирлею в честь своей жены в Апамею (Strabo XII. IV. 3 100; ср.: Hermipp. FHG III F. 72). Таким об98 Ср.: Eberhardt A. Zu Ianuarius Nepotianus Epitome des Valerius Maximus // Hermes. Bd 8. 1874. S. 99 (Jan. Nep. IX. 24): praedictus Pyrrhus, et Pausanias, unum os pro dentibus habuit (видимо, вместо Pausanias должно быть Prusias, как в сочинении Валерия Максима – I. 8. 12). 99 Чаще всего сросшиеся зубы встречаются в детской стоматологии, однако известны примеры, когда на месте сросшихся молочных зубов затем прорезались аналогичные коренные (Killian С.М., Kroll Th.P. Молочный и постоянный сдвоенный резец в одном сегменте зубной дуги. Клиническое наблюдение // Квинтэссенция. Международный стоматологический журнал. № 1. 1991. С. 17–19). Видимо, именно такие случаи имели место у Пирра и Прусия «Однозубого». 100 Согласно сообщению Стефана Византийского, Мирлея была переименована в Апамею в честь матери Никомедом Эпифаном, сыном Прусия II (Steph. Byz. s.v. ; ). Первая супруга Прусия II, которую звали Апама была дочерью Филиппа V. разом, сестра Филиппа V могла передать ген шизодонтии, унаследованный от ее прадеда Пирра 101, своему внуку Прусию «Однозубому». Если эти рассуждения верны, то появляется возможность уточнить генеалогию династии Антигонидов еще в одном случае: многие антиковеды считают, что супруга Прусия I Апама была дочерью Деметрия II и его первой жены селевкидского происхождения – Стратоники102, что, очевидно, неверно, так как в этом случае генетический признак Пирра не был бы закреплен в вифинской династии. *** Главным событием в истории Македонии и Эллады в 30-е гг. III в. до н.э. стала названная по имени нашего героя т.н. Деметриева война (Polyb. II. 44. 1; 46. 2: ) в которой царство Антигонидов и его союзники противостояли этоло-ахейскому альянсу (ок. 238–229 гг. до н.э.)103. Война началась в год афинского архонта-эпонима Лисия, о чем сообщает аттическая надпись, славящая стратега Аристофана, возглавлявшеОднако более вероятным представляется, что прав Страбон, приписывающий переим енование Мирлеи Прусию I. 101 Проявление этого гена с большой степенью вероятности должно было быть закреплено у Фтии благодаря тому обстоятельству, что ее родители, Александр II и Олимпиада, как указывалось выше, были единокровными братом и сестрой, их отцом был Пирр (Syll.3 I. 393, 453). Александр был сыном Ланассы; кто была мать Олимпиады неизвестно. По мнению некоторых исследователей, ею была Антигона, первая жена Пирра; другие историки не столь категоричны, но подчеркивают, что вряд ли можно полагать, будто Олимпиада также была рождена Ланассой (см.: Cabanes P. Op. cit. P. 40–74; особ. – С. 64). 102 Например: Geyer F. Stratonike (9) // RE. 2. R. Bd IVA.1. Stuttgart, 1931. Sp. 321; Le Bohec S. Les reines de Macédoine de la mort d’Alexandre à celle de Persée // Cahiers du Centre G. Glotz. T. 4. P. 231. Особняком стоит явно ошибочное мнение У. Тарна о том, что Апама, жена Прусия I, была селевкидского происхождения (Tarn W.W. Queen Ptolemais and Apama // CQ. Vol. 23.3–4. 1929. P. 140). 103 О Деметриевой войне см.: Costanzi V. // Saggi di storia antica e di archeologia. Roma, 1910. P. 59–79; Urban R. Wachstum und Krise des Achäischen Bundes. Wiesbaden, 1979. S. 63–96; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 324–336; Сизов С.К. Ахейский союз. М., 1989. С. 40–48; Хабихт Х. Указ. соч. С. 162–165; Grainger J.D. The League of the Aitolians. Leiden – Boston – Köln, 1999. P. 217–239; Scholten J.B. The Politics of Plunder. Aitolians and their Koinon in the Early Hellenistic Era, 279–217 B.C. Berkeley – Los Angeles – London, 2000. P. 131–163. го гарнизоны в Элевсине, Панакте и Филе (Syll.3 I 485, 57–58). Возможно, что накануне или во время Деметриевой войны союзником этолийцев стал египетский царь Птолемей III Эвергет, скульптурную группу с изображениями семьи которого Этолийский союз установил в Ферме, своем религиозном центре104. С первого взгляда Деметриеву войну можно считать для греков безусловно освободительной, однако, на самом деле, ситуация была более сложной, т.к. под лозунгами освобождения зависимых от Македонии эллинских государств ахейцы и этолийцы на самом деле стремились расширить свои федерации, в чем они весьма преуспели ко времени завершения войны. Птолемей Эвергет, поддерживая противников Македонии на Балканах, стремился ослабить своего главного соперника в борьбе за влияние в Элладе и Эгеиде. Видимо, именно в связи с началом войны против этоло-ахейского альянса Деметрий II ок. 237 г. до н.э. заключил союз с Гортиной на Крите, о чем свидетельствует найденный там текст договора, датированного третьим годом царствования «Деметрия, сына Антигона» (SVA III 498). Крит издавна славился наемниками, которые, несомненно, были нужны и в армии Деметрия. Возможно, что в Деметриевой войне принимал участие критянин Этеарх, сын Пирра, сделавший в 220-х гг. до н.э. в Деметриаде посвящение в честь Антигона III Досона и его приемного сына Филиппа, родного сына Деметрия II (SEG XII. 308 = ISE II. 106). Из немногих эпизодов Деметриевой войны известно, например, о разгроме ахейцев во главе с Аратом царским стратегом Битием при Филакии, о чем упоминает Плутарх (Arat. 34. 2–4). Датировка и локализация места этой битвы остаются предметом дискуссий, но скорее ее следует относить к стратегии Арата в 237/6 или 235/4 гг. до н.э. Местом сражения могла стать Аттика, на что указывает общая канва повествования Плутар104 IG IX.12 1. 56. По поводу датировки см.: Bennett Ch. The Children of Ptolemy III and the Date of the Exedra of Thermos // ZPE. Bd. 138. 2002. P. 141–145. ха, или, может быть, Пелопоннес, где в Аркадии имелось местечко, называвшееся Филака (Paus. VIII. 54. 1–2). Аттика, подвергавшаяся регулярным нападениям ахейцев, была одним из главных театров военных действий. Также известно, что на аттическое побережье совершали рейды этолийские пираты 105. Сведения о положении на северо-востоке региона ок. середины 230-х гг. до н.э. (при архонте-эпониме Экфанте) дает рамнунтский декрет в честь царского стратега в Эретрии на Эвбее Дикеарха, защищавшего жителей Аттики (ISE I 25). В 236 г. до н.э. македонские войска во главе с Деметрием II вторглись в Беотию, которая после поражения от этолийцев при Херонее в 245 г. до н.э. стала вынужденной союзницей Этолии. После македонского вторжения беотийцы приняли сторону Антигонидов 106. Установление македонского контроля над Беотией могло иметь два последствия. Так, в 40-х гг. XX в. М. Фейель высказал предположение о том, что в ходе Деметриевой войны македонянам удалось занять не только Беотию, но также и Мегариду, которая с 243/2 г. до н.э. находилась в составе Ахейского союза. Гипотеза Фейеля была основана на новой интерпретации им сведений из серии мегарских декретов, в ряде которых фигурирует имя некоего «царя Деметрия» (IG VII 1 [= Syll.3 I 331], 5–6: … ). По мнению французского антиковеда, этим Деметрием был не Деметрий Полиоркет, как считалось ранее, а именно царь Деметрий II107. 105 В афинском постановлении начала 220-х гг. до н.э. в честь кидонийца Эвмарида, сына Панклея, упоминается о случившемся за несколько лет до этого набеге на Аттику некоего Букриса, который разорил страну и увез на Крит множество пленников (Syll. 3 II 535, 4–7). Этим человеком был, по всей видимости, Букрис из Навпакта, который н есколько раз появлялся в списках дельфийских гиеромнемонов среди этолийских представителей, а также стал проксеном делосцев (Syll. 3 I 494; 498; 500). 106 Polyb. XX. 3. 5. Подробное обоснование датировки вторжения Деметрия в Беотию на основании надписи Syll.3 I 485 см. в работе: Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 326–329. 107 Feyel M. Polybe et l’histoire de Béotie au III-e siècle avant notre ère. Paris, 1942. P. 85– 100. Предположения М. Фейеля были приняты некоторыми учеными 108, но одновременно стали объектом критики со стороны других исследователей109. Так, против версии о том, что в какой-то момент Деметриевой войны македонянам удалось занять Мегары, может свидетельствовать то, что ахейцы, видимо, в течение всего времени конфликта могли беспрепятственно совершать через Мегариду набеги на Аттику. Однако совсем недавно серьезные аргументы в поддержку версии М. Фейеля о захвате Мегары Деметрием II представил П. Пасхидис110. Высказывались предположения и о том, что именно Деметрий II был «Деметрием, прозванным Этоликом» (… ), который, согласно краткому упоминанию Страбона (X. 2. 4), разорил окрестности г. Плеврон в Этолии111. Впрочем, многие антиковеды склонны видеть в нем опять же Деметрия I, воевавшего с этолийцами в 289 г. до н.э., а Э. Кирстен высказывал мнение, что им мог быть даже иллирийский династ Деметрий Фарский112. Можно отметить, что наиболее вероятными кандидатурами на эту роль являются все же Деметрий Полиоркет и его внук Деметрий II. Вполне может быть, что разорение окрестностей Плеврона относится ко времени именно Деметриевой войны113. Перенос жителями Плеврона поселения вглубь материка с побережья указывает на то, что город пострадал в ходе нападения с моря. 108 Will Ed. Op. cit. P. 346, 348; Жигунин В.Д. Указ. соч. С. 142. Etienne R., Knoepfler D. Hyettos de Béotie et la chronologie des archontes fédéraux entre 250 et 171 avant J.-C. Athènes – Paris, 1976. P. 323–330; Urban R. Op. cit. S. 66–79; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 329. 110 Paschidis P. Between City and King. Prosopographical Studies on the Intermediaries between the Cities of the Greek Mainland and the Aegean and the Royal Courts in the Hellenistic Period (322–190 BC). Athens, 2008. P. 295–299. 111 Woodhouse W.J. Aetolia. It’s Geography, Topography and Antiquities. Oxford, 1897. P. 124, 127. Not. 3; 135; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 323–324; Жигунин В.Д. Указ. соч. С. 142. 112 Kirsten E. Pleuron // RE. Bd XXI.1. 1951. Sp. 243. 113 См. подробнее: Lippman M.B. Strabo 10.2.4 and the Synoecism of «Newer» Pleuron // Hesperia. Vol. 73.4. 2004. P. 497–512; Кузьмин Ю.Н. Загадка Деметрия «Этолика» // Исседон. Альманах по древней истории и культуре. Вып. 4. Екатеринбург, 2007. С. 59–66. 109 Тем не менее, даже вероятное македонское вторжение в Этолию не изменило баланс сил в пользу царства Антигонидов. На Пелопоннесе, наоборот, ахейцы достигли крупных успехов, добившись присоединения к своему союзу Мегалополя и Орхомена. Правда, Арату не удалось «освободить» Аргос, где после гибели тирана Аристиппа в сражении с ахейцами при помощи царских войск свою власть утвердил его брат Аристомах (Plut. Arat. 29. 6), и Афины, к чему ахейский политик очень стремился. Со второй половины 230-х гг. до н.э. основное внимание Деметрия II было приковано к северо-западным границам Македонского царства, где участились нападения иллирийского племени дарданов (Trog. Prol. XXVIII; Liv. XXXI. 28. 2). В это же время, на фоне усиления экспансии этолийцев в Акарнании, в Эпире, в результате внутренних смут пала молосская династия Эакидов (ок. 233–232 гг. до н.э.). После этого в Эпире сложилось федеративное государство с неустойчивой внешней политикой. В свою очередь, акарнаны из эпирской части воссоздали свой союз и продолжили борьбу против этолийской экспансии. В 231 г. до н.э. за помощью к Деметрию обратились жители акарнанского города Медиона, который был осажден этолийскими войсками. Македонский царь, занятый в это время, по всей видимости, войной против дарданов, и не имея возможности оказать поддержку акарнанам, подкупил царя иллирийцев-ардиэев Агрона, обязавшегося помочь медионянам. Выполняя условия соглашения, Агрон направил к Медиону десант, разгромивший этолийцев (Polyb. II. 2–3). Участие в судьбе Медиона стало последней известной из источников внешнеполитической акцией Деметрия II. Конец царствования Деметрия ознаменовался поражением македонской армии, разгромленной дарданами (Trog. Prol. XXVIII). Точное время, место и обстоятельства битвы неизвестны. Скорее всего, она произошла в 230–229 гг. до н.э. где-то на северо-западных границах Македонского цар- ства. Из сочинения Ливия известно, что царем дарданов, с которым воевал Деметрий II в последние годы своего царствования, был некий Лонгар (Liv. XXXI. 28. 2). Весной 229 г. до н.э., вероятно вскоре после поражения от дарданов, Деметрий II умер в возрасте ок. 45 лет, оставив трон Антигонидов своему сыну, девятилетнему Филиппу114. Деметрий не погиб в битве – подобная точка зрения иногда встречается 115, но источники на это не указывают, а скончался, видимо, через некоторое время после поражения. Смерть Деметрия II привела к почти полной дезорганизации системы македонского влияния в Элладе. На 229–228 гг. до н.э. приходится череда падений последних ориентировавшихся на Македонию пелопонесских тиранических режимов (в Аргосе, Гермионе и Флиунте) и освобождение Аттики от царских гарнизонов. В это же время произошло и поддержанное этолийцами кратковременное отпадение от державы Антигонидов Фессалии. Нестабильной была обстановка и внутри государства, что заставило верхушку македонской аристократии призвать к власти в качестве «опекуна и стратега» при малолетнем сыне Деметрия Филиппе царского родственника Антигона, прозванного впоследствии Досоном. Через некоторое время Антигон принял царский титул, но при этом официально признал Филиппа своим наследником. К концу 220-х гг. до н.э. Антигону III Досону удалось восстановить и заметно укрепить позиции Македонии в Элладе и Эгеиде. В 221 г. до н.э. после смерти Антигона Досона на македонский трон взошел сын Деметрия II Филипп V. 114 Согласно Полибию (II. 44. 2), Деметрий II умер: «…около времени первого перехода римлян в Иллирию», т.е. в течение весны – начала лета 229 г. до н.э.; ср.: Хилинский К.В. Хронография и хронология македонских царей после Александра Великого // ЖМНП. 1905. Сентябрь. С. 50–51; Holleaux M. Rome, la Grèce et les monarchies hellénistiques au III–e siècle avant J.–C. (273–205). Paris, 1935. P. 101. Not. 7; Walbank F.W. A Historical Commentary on Polybius. Vol. 1. Oxf., 1957. P. 238; Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Vol. 2. Berkeley – Los Angeles, 1984. P. 359, 366. Not. 38. 115 Например: Green P. Op. cit. P. 254. АНТИГОН III ДОСОН Антигон III Досон, правивший только девять лет (с 229 по 221 гг. до н.э.), тем не менее, стал одним из самых выдающихся македонских монархов эллинистической эпохи. Он вошел в историю как спаситель Македонии, стоявшей на грани катастрофы после разгрома Деметрия II дарданами и его смерти, а также победитель спартанского царя Клеомена III и создатель Эллинского союза, объединившего на два с половиной десятилетия под гегемонией Антигонидов большую часть греческих государств на Балканах116. Антигон Досон был внуком знаменитого Деметрия I Полиоркета и принадлежал к боковой ветви дома Антигонидов. Ок. 286 г. до н.э. Полиоркет, утративший власть в Македонии и отправившийся в свой последний «анабасис» в Малую Азию, женился в Милете на Птолемаиде, дочери Птолемея I Сотера и Эвридики (договоренность об этом браке была заключена еще более чем за десять лет до этого). Птолемаида родила сына, получившего имя Деметрий и прозванного впоследствии Красивым (Plut. Dem. 32. 6; 46. 5–6; 53. 8; Iust. XXVI. 3. 3). Позднее, живя при дворе своего старшего сводного брата македонского царя Антигона II Гоната, Деметрий Красивый женился на Олимпиаде, дочери Поликлета из знатного фессалийского рода, происходившего из города Ларисса. Таким образом, сын Деметрия Красивого Антигон Досон был связан как с Антигонидами и Птолемеями, так и с фессалийской аристократией. 116 Лучшая специальная работа, посвященная Антигону Досону, была написана французской исследовательницей С. Ле Боэк (Le Bohec S. Antigone Dôsôn, roi de Macédoine. Nancy, 1993). Судьба отца Досона Деметрия Красивого интересна и трагична. Где-то в начале 240-х гг. до н.э.117 по решению Антигона Гоната он покинул Македонию и отправился в северную Африку в Кирену. Поводом для этого стала просьба Апамы, сестры селевкидского царя Антиоха I и вдовы умершего киренского царя Мага, которая искала мощного союзника, который мог бы гарантировать сохранение независимости Кирены. В конце жизни Маг нормализовал до этого времени враждебные отношения с Египтом, и возникла угроза, что после планировавшейся свадьбы его единственной дочери Береники и наследника Птолемея II Филадельфа (будущего Птолемея III Эвергета) Кирена может быть возвращена в состав царства Лагидов. Стремясь заручиться поддержкой могущественной Македонии, Апама предложила Антигону женить свою дочь и единственную наследницу Мага Беренику на сводном брате македонского царя Деметрии Красивом118. Таким образом, у Гоната появилась возможность через своего родственника укрепить влияние в непосредственной близости от царства Лагидов, соперника Македонии в борьбе за влияние в Эгеиде и Элладе. Договоренность о заключении брака была достигнута, и Деметрий отправился в Африку (Plut. Dem. 53. 8; Iust. XXVI. 3. 4; Trog. Prol. XXVI; Diog. Laert. IV. 41). В Кирене Деметрий Красивый был провозглашен царем. Об этом свидетельствуют некоторые надписи, упоминающие сына Деметрия, 117 Согласно Евсевию, Деметрий Красивый погиб ок. 259/8 г. до н.э. Впрочем, есть серьезные основания датировать смерть Деметрия примерно десятилетием спустя. Данные датировки основываются на исправлении даты смерти Деметрия в тексте «Хроники» Евсевия со второго года 130 Олимпиады, на второй год 132 Олимпиады. У Юстина (XXVI. 3. 1–8) о поездке Деметрия в Кирену и его гибели рассказывается после упоминания о возвращении Александра II в Эпир (кон. 260-х гг. до н.э.). Следующая книга (XXVII) начинается уже с рассказа о смерти Антиоха II Теоса (246 г. до н.э.). В оглавлениях «Истории» Помпея Трога (XXVI) деятельность Деметрия Красивого в Кирене помещается между восстанием «сына царя Птолемея» вместе с Тимархом (в начале 250-х гг. до н.э.) против Птолемея II и смертью Антиоха II и воцарением Селевка II Каллиника (246 г. до н.э.). 118 Iust. XXVI. 3. 3. Антигона Досона, в которых рядом с именем его отца стоит царский титул119. Однако против политики Апамы и Деметрия, видимо, выступало прежнее окружение Мага, разделявшее его политические воззрения последних лет и предпочитавшее искать сближения с Лагидами, а не враждовать с ними. В противовес им Деметрий искал поддержки у Апамы, т.к. его супруга Береника, по всей видимости, сочувствовала «проегипетской группировке». В итоге возник заговор и Деметрий Красивый был убит 120. Согласно античной традиции это произошло при самом активном участии Береники, «подвиг» которой впоследствии был воспет знаменитым поэтом Каллимахом в произведении «Локон Береники». Оно не сохранилось, но известно благодаря переложению, сделанному римлянином Катуллом (LXVI. 27)121. Гибель Деметрия Красивого привела к крушению планов Антигона Гоната, попытавшегося включить Кирену в сферу внешнеполитических интересов Македонии. Несколько позже, после все же состоявшегося брака Птолемея III и Береники, Кирена была вновь инкорпорирована в состав царства Лагидов. Отправляясь в Кирену, Деметрий Красивый оставил в Европе свою первую жену Олимпиаду (если она еще была жива в это время) и двух сыновей. Одним из них был герой данной главы Антигон, родившийся в 263 г. до н.э. Год его рождения определяется благодаря указанию Евсевия о том, что Антигон Досон, умерший в 221 г. до н.э., прожил сорок два года (Euseb. Chron. I. 239, 243). Брата Досона звали Эхекрат (Liv. XL. 54. 4), но кроме имени о нем нет никакой информации. О других детях Деметрия 119 Syll.3 I 518 = IG XI.4. 1097; ISE I 46. Ср.: Tillyard H.J.W., Wace A.J.B. Lakonia II. Geraki. Historical Note. § 1. The History of Demetrius the Fair // ABSA. Vol. 11. 1904–1905. P. 117; Le Bohec S. Op. cit. P. 76–77. Сомнения Ч. Эдсона по поводу царского титула Деметрия Красивого вряд ли обоснованы (Dow S., Edson Ch.F. Chryseis: A Study of the Evidence in Regard to the Mother of Philip V // HSCPh. Vol. 48. 1937. P. 131). 120 Iust. XXVI. 3. 8; Trog. Prol. XXVI. 121 Ellis R. A Commentary on Catullus. Oxf., 1876. P. 291–293, 299–300. Красивого и Олимпиады ничего не известно. Нет никаких оснований считать, что сыновья Деметрия Красивого были вместе с ним в Кирене. Антигон Досон не упоминается в источниках до смерти своего предшественника на македонском троне Деметрия II. Однако не вызывает сомнений, что он играл важную роль при дворе. Также, Досон наверняка участвовал в Деметриевой войне. Приход Досона к власти после смерти Деметрия II, конечно же, не был случайным. *** Антигон III зафиксирован в источниках с тремя прозвищами, объяснение двух из которых вызывает затруднения. Исключением является прозвище, Эпитроп (), т.е. Опекун, засвидетельствованное для Антигона уже его современником Филархом, писателем второй половины III в. до н.э., (Phylarch. ap. Athen. VI. 58. 251b = FgrHist. IIA. 81. Fr. 46 [лат. Tutor – Liv. XL. 54. 5]). Оно отражало отношения между царем и Филиппом V, а также, может быть, и первоначальный официальный статус Антигона (до принятия им царского титула), как опекуна маленького Филиппа (Plut. Aem. 8. 2). Объяснение самого известного прозвища Антигона III – Досон (), как «много обещающий, но мало дающий», приводит Плутарх в экскурсе о династии Антигонидов в биографии Эмилия Павла (Plut. Aem. 8. 3; ср.: Coriolan. 11. 3). Иное объяснение имеется в византийском словаре «Etymologicum Magnum» – то, что Антигон, наоборот, много давал (s.v. : … , ). Некоторые исследователи склонны связывать прозвище «Досон» с тем, что Антигон III, выполняя обет, передал (точнее – завещал) трон Филиппу V122. 122 Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death: the Hellenistic Dynasties. London – Swansea, 1999. P. 182–183. У Евсевия Антигон III упоминается с прозвищем Фуск (), которое обычно комментируют, как «загадочное», «трудное для понимания» и т.д.123 Есть мнение, что оно имеет связь со словом (Фискон – «Пузатый» – прозвище, засвидетельствованное для Птолемея VIII Эвергета II – Polyb. XXXIV. 14. 7)124. Однако слово имеется в словаре Гесихия, который объясняет его как «остроголовый» ()125. Впрочем, проверить данную версию не представляется возможным, т.к. идентифицированных изображений Антигона III нет. *** Досон стал царем в кризисной ситуации, когда после смерти в 229 г. до н.э. Деметрия II его наследнику – будущему Филиппу V, было только около восьми лет. По сообщениям Плутарха, Юстина, Евсевия и ряда других авторов, Досон женился на матери Филиппа и сперва стал его опекуном, а затем был провозглашен царем. Так, по словам Плутарха: «опасаясь анархии, первые из македонян призвали Антигона, двоюродного брата умершего, и, женив его на матери Филиппа, провозгласили сначала опекуном и стратегом, затем же, убедившись в его умеренности и общей пользе его дел, – царем»126. Женитьба Досона на матери наследника умершего Деметрия II и его усыновление, несомненно, были частью процедуры принятия Досоном царского титула и легитимации его нового статуса. В 1930-х гг. американский антиковед Ч. Эдсон предложил теорию о том, что период регентства Досона без царского титула был достаточно продолжительным – около трех лет. Основой этой концепции были указа123 Например: Ehrhardt C. Demetrius and the Antigonid Nicknames // Hermes. Bd. 106.1. 1978. P. 253. 124 Hammond N.G.L., Walbank F.W. A History of Macedonia. Vol. 3. Oxf., 1988. P. 337 + Not. 5. 125 Данное наблюдение сделал О.Л. Габелко. 126 Plut. Aem. 8. 3. ния античных и византийских авторов о первоначальном статусе Досона как «опекуна», а также датировка его правления Евсевием 12 годами ()127, хотя Досон, несомненно, правил только девять (с 229 по 221 гг. до н.э.). С другой стороны, в списке фессалийских правителей Евсевий отводит Досону именно девять лет (annis IX)128. Следует упомянуть, что, следуя Евсевию, 12 лет правления Досона упоминает и Георгий Синкелл, хотя он же следом приводит и версию Диодора о девяти годах 129. Ч. Эдсон допустил, что Евсевий к девяти годам правления Досона в целом приплюсовал три года регентства (которые должны были быть включены в этот срок), отсюда ошибочно получилось 12 лет 130. Данная концепция (иногда с некоторыми уточнениями) популярна вплоть до настоящего времени131. В пользу того, что Досон в начале своего правления не именовался царем, приводят и свидетельство Полибия, который, упоминая инцидент, случившийся около беотийских берегов во время экспедиции флота Досона в Карию, использует выражение «Антигон, который после смерти Деметрия был опекуном Филиппа»132. Однако в терминологии Полибия не стоит искать юридической точности в обозначении статуса Антигона ок. 127 Euseb. Chron. 239–242 Schoene. Euseb. Chron. 243, 247 Schoene. 129 Sync. 267b, p. 508 Dindorf: , [Diod. XXV. 18] (ср: Sync. 282a, p. 535 Dindorf). 130 Dow S., Edson Ch.F. Op. cit. P. 172–176 (сомнения: Treves P. Rev.: Walbank’s Philip V of Macedon // JHS. 1943. Vol. 63. P. 120). 131 Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambr., 1940. P. 11. Not. 4; Bengtson H. Die Strategie in der hellenistischen Zeit. München, 1944. Bd. 2. S. 387. Anm. 1; Ehrhardt C.T.H.R. Studies in the Reigns of Demetrius II and Antigonus Doson. Diss. S.U.N.Y. Buffalo, 1975. Vol. 1. P. 10, 142; Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 249; Hammond N.G.L., Walbank F.W. A History of Macedonia. Vol. 3. Oxf., 1988. P. 344–345; Walbank F.W. Antigonus Doson’s Attack on Cytinium (REG 101 (1988), 12–53) // ZPE. 1989. 76. P. 191–192; Errington R.M. A History of Macedonia. Berkeley etc., 1993. P. 176–177. 132 Polyb. XX. 5. 7: , … (Антигон, который после смерти Деметрия был опекуном Филиппа, плыл по каким-то делам … в Азию). См.: Walbank F.W. Antigonus. P. 191. 128 227 г. до н.э.; Полибий явно имел в виду лишь фактическое положение дел, т.к. Досон, усыновив Филиппа, оставался его опекуном до своей смерти и после принятия царского титула. До недавнего времени было известно только два эпиграфических документа датированных именем Досона, оба они относятся к седьмому году его царствования: это декрет из Фессалоники 133, а также письмо царя боттеатам и жителям г. Бероя134. В принципе, семь лет «царствования» Досона, если допустить, что эти две надписи относились к последнему году его правления, можно соотнести с концепцией Ч. Эдсона. Еще в одной надписи (найденной в Ликии) – письме жителей г. Китиний в Дориде ксанфянам (датированном 206 г. до н.э.), упоминается вторжение в Фокиду и Дориду армии «царя () Антигона», которым, несомненно, был именно Досон. Вторжение македонян в Среднюю Грецию в начале правления Антигона Досона (ок. 228 г. до н.э.) было связано с завершением войны против Этолийского союза (см. далее) 135. Впрочем, жители Китиния, составившие письмо, примерно через 20 лет после упомянутого в нем нападения Досона, конечно же, могли именовать его «царем» post factum (так считают некоторые сторонники теории того, что в это время Досон еще был регентом 136, и в этом с ними можно в принципе согласиться137). Однако в свете недавно опубликованных писем Антигона Досона из Перребии, датированных восьмым и девятым годами его правления, теория о продолжительном регентстве без царского титула должна быть от- 133 IG X 2 1. 2. EKM I. 4. Боттия была одним из военно-административных округов Македонского царства. 135 SEG XXXVIII. 1476d, 93–98. 136 Walbank F.W. Antigonus. P. 191–192. 137 Тоже самое можно сказать и про сообщение Фронтина о разгроме «царем Антигоном» этолийцев (Strat. II. 6. 5), который, вероятно, предшествовал его вторжению в Среднюю Грецию, упомянутому в надписи из Ксанфа (SEG XXXVIII. 1476d, 93–98). 134 вергнута. В крайнем случае – период регентства был очень непродолжительным138 и не сказался на датировке царских документов 139. *** Далее необходимо рассмотреть проблему женитьбы Досона на матери Филиппа V и идентификации ее личности. Обращаясь к данному сюжету (несмотря на то, что выше, в биографии Деметрия II мнение по этому вопросу уже было высказано), стоит напомнить основные точки зрения140. 1. Матерью Филиппа была Хрисеида, возможно, являвшаяся наложницей Деметрия II, на которой после смерти царя женился его преемник Антигон Досон (наиболее подробно данная концепция была обоснована в 1930-х гг. Ч. Эдсоном)141. 2. Филипп был сыном Деметрия II и эпирской царевны Фтии; после ее смерти или же разрыва с ней Деметрий мог жениться на Хрисеиде, ко- 138 Ср.: Le Bohec S. Op. cit. P. 113–133 (Досон мог быть опекуном только несколько месяцев). 139 Комментируя имеющиеся в письмах Антигона Досона датировки (восьмым и девятым годами), Б. Элли предположил, что Досон был царем не с 230/29 по 222/21 (это наиболее распространенная датировка), а с 229/28 по 221/0 гг. до н.э. (Tziafalias A., Helly B. Inscriptions de la Tripolis Perrhébie. Lettres royales de Démétrios II et Antigone Dôsôn // Studi ellenistici. Vol. 24. 2010. P. 95–96, 106–112) Однако анализ датировок и содержания рассматриваемых надписей из Перребии, ряда других эпиграфических памятников, а также литературных источников, в сравнении с хронологией правлений предшественников Антигона III Досона – Антигона II Гоната и Деметрия II, – показывает, что царствование Досона продолжалось все же с 230/29 по 222/21 гг. до н.э. (ср. с критическими комментариями М. Хадзопулоса по поводу мнения Б. Элли: Bull. Épigr. 2011. 399). 140 Подробную библиографию см.: Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н. Матримониальная политика Деметрия II Македонского: новые решения старых проблем // ВДИ. № 1. 2008. С. 158. 141 Dow S., Edson Ch.F. Op. cit. P. 162–163. Ср.: Seibert J. Historische Beiträge zu den Dynastischen Verbindungen in hellenistischer Zeit. Wiesbaden, 1967. S. 38–39; Ogden D. Op. cit. 1999, 179–182; Carney E.D. Women and Monarchy in Macedonia. Norman, Oklahoma, 2000. P. 190–192, 230. торая, судя по всему, усыновила Филиппа (после смерти Деметрия II на Хрисеиде женился Антигон III Досон) 142. 3. Фтия и Хрисеида – это одна и та же женщина, – лишь прозвище эпирской царевны Фтии (поздняя теория У. Тарна, воспринятая и многими другими антиковедами)143. 4. Филипп V был сыном Фтии, на которой после смерти Деметрия II женился Досон; позднее его супругой стала Хрисеида, которая никак не была связана ни с Деметрием, ни с Филиппом144. Как было показано выше, в биографии Деметрия II Македонского, Филиппа V, вероятно, родила именно Фтия. Самым же важным свидетельством в пользу историчности Хрисеиды является сообщение Полибия, упоминающего ее как жену () Антигона Досона 145, который, как известно из других источников, после смерти Деметрия II женился на «матери» его сына Филиппа V (имя которой при этом не называется) и усыновил мальчика (Plut. Aem. 8. 3; Paus. VII. 7. 4; Iust. XXVIII. 3. 9–10). Но лишь в позднеантичной и византийской традиции Хрисеида фигурирует как супруга Деметрия II, именуясь при этом «пленницей», и мать Филиппа, на которой женился Антигон Досон (Porphyr. ap. Euseb. Chron. I. 237–238 Schoene; Synk. 340 Mosshammer; ср.: Etym. Magn. s.v. ). Однако представляется, что совершенно не обязательно видеть гомеровские 142 Tarn W.W. Philip V. and Phthia // CQ. Vol. 18.1. 1924. P. 17–23; Macurdy G.H. Hellenistic Queens. Baltimore, 1932. P. 71; Fine J.V.A. The Mother of Philip V of Macedon // CQ. Vol. 28. 1934. P. 99–104. 143 Tarn W.W. Phthia-Chryseis // Athenian Studies Presented to W.S. Ferguson. Cambr., Mass., 1940. P. 483–501. Кстати, под влиянием гипотезы У. Тарна о том, что Фтия имела прозвище Хрисеида, Ч. Эдсон отказался от своего мнения, что матерью Филиппа V была Хрисеида (частное письмо Эдсона по этому поводу упомянуто Ф. Уолбанком: Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambr., 1940. P. 9–10. Not. 3). 144 Le Bohec S. Phthia, mère de Philippe V: examen critique des sources // REG. T. 91.1. 1984. P. 34–46. 145 Polyb. V. 89. 6–7 (Антигон Досон и его жена Хрисеида фигурируют среди правителей, оказавших помощь Родосу после землетрясения). Вероятно, источником Полибия в этом случае была родосская историография в основе которой лежали официальные эпиграфические документы, зафиксировашие имена людей, помогавших жителям острова (Walbank F.W. A Historical Commentary on Polybius. Vol. 1. Oxf., 1957. P. 616). аллюзии в имени Хрисеида (т.е., что Деметрий II, имитируя Ахилла, назвал пленницу Хрисеидой), которое, стоит отметить, было весьма редким – особенно в Средней и Северной Греции (LGPN III–IV s.v. , ). Вполне допустимо, что «пленницей» Хрисеиду сделал Евсевий (или же его источник Порфирий), решивший блеснуть эрудицией в «гомеровском вопросе» (добавив к имени женщины, связанной с Деметрием, статус, которого она никогда не имела). С другой стороны, может быть, в сообщениях Евсевия (Порфирия) и следующего им Синкелла о том, что Хрисеида, которую они называют матерью Филиппа V, была «пленницей», вообще следует видеть влияние проримской традиции, т.е. источника, где в целях очерения Филиппа говорилось о низком происхождении его матери146. Подобные инвективы были распространенным приемом пропаганды в римско-эллинистическом мире. Показательно, что в пассаже Евсевия, где говорится о происхождении Филиппа V от «одной из пленниц, прозванной Хрисеидой», акцентируется внимание на том, что Филипп «первым воевал с римлянами и [тем самым] оказался причиной бедствий для македонян» (Euseb. Chron. I. 237-238 Schoene). В конце можно предложить объяснение того, как могла возникнуть традиция именно о Хрисеиде, как о матери Филиппа V, даже в случае того, если она не являлась таковой ни биологически, ни в связи с возможным усыновлением ею Филиппа147. Важно то, что Хрисеида, согласно Поли146 Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н. Указ. соч. С. 154. Прим. 66. По мнению С. Ле Боэк, Антигон Досон после смерти Деметрия II женился на его вдове Фтие, матери Филиппа V, а затем, вслед за ее смертью (или после разрыва с ней), взял в жены Хрисеиду (о статусе которой при македонском дворе французская исследовательница предпочитает не рассуждать), что и породило путаницу в источниках ( Le Bohec S. Phthia. P. 44–46; eadem. Antigone. P. 143–149). В данной версии вызывает определенные сомнения то, что два брака Антигона Досона должны быть разделены очень небольшим промежутком времени – от смерти Деметрия II в 229 г. до какого-то момента, близкого к землетрясению на Родосе (ок. 228–227 гг.), после которого Антигон и Хрисеида среди прочих правителей оказали помощь жителям острова (Polyb. V. 89. 7). Впрочем, исключать вероятность версии С. Ле Боэк не следует. Интересным представляется то, что Хрисеида в этой акции предстает достаточно самостоятельным лицом, сделавшим дар наряду со своим супругом. Показательно и то, что в списке царей и ди- 147 бию, действительно была супругой Досона в какой-то момент после знаменитого землетрясения на Родосе (ок. 228–227 гг.), т.е. в то время, когда Филипп V уже был усыновлен Досоном, и позиционировался как его наследник. Антигон Досон, усыновивший Филиппа, родного сына Деметрия II148, фактически был его вторым отцом. И, что весьма интересно, став царем, Филипп при необходимости упоминал именно Досона, как своего отца ()149, не называя, впрочем, его по имени 150. Об этом свидетельствует не только Полибий (IV. 24. 7; ср.: IV. 87. 6), но и, что особенно важно, некоторые эпиграфические документы. В первую очередь это надписи из Лабраунды в Карии – царские письма Филиппа V жителям Миласы и стратегу Олимпиху – в которых упоминаются решения «отца» царя (таковым мог быть только Антигон Досон, совершивший ок. 227 г. экспедицию в Карию)151. Видимо, именно Досон упоминается без имени, как «отец» и в письме Филиппа V, найденном в Амфиполе (SEG XXVII. 245; XXXIII. 499)152. Таким образом, именно ситуация с тем, что даже в официальной македонской традиции Филипп V фигурировал как сын двух отцов, супругой настов, оказавших помощь Родосу, Полибием упоминается жена только Антигона Досона. 148 Полибий (IV. 2. 5) отмечает, что Филипп V был родным ( ) сыном Деметрия II. 149 Ср.: Le Bohec S. Antigone. P. 330. 150 В подавляющем большинстве случаев в эпиграфических источниках Филипп V фигурирует именно как «сын Деметрия»; например: EKM I. 17 (Бероя); IG X 2 1. 25 (Фессалоника); IG IV. 427 (Сикион); IG IV.2 590, 1–2 (Эпидавр); SEG XXXVIII. 603, 15 (Дий); Syll.3 573–575 (Делос); Lindos II. 2, 128–129 (Линд); Hatzopoulos M.B. Macedonian Institutions under the Kings. Vol. 2. Epigraphic Appendix. Athens, 1996. P. 48–49. № 27–28 (Пелла); 53. № 34 (Самофракия). 151 Цитаты из надписей и комментарий: Le Bohec S. Antigone. P. 329–330. 152 Hatzopoulos M.B. Macedonian Institutions under the Kings. Vol. 1. Athens, 1996. P. 404; Piejko F. A Letter of Philip V to Amphipolis // ZPE. Bd. 50. 1983. P. 225–226. Что весьма интересно, надписи, в которых Антигон Досон фигурирует как «отец» Филиппа V, относятся к первым годам его царствования (3-й год в письмах Олимпиху и в Амфиполь), т.е. к тому времени, когда политическое наследие Досона, в том числе и его относительно частные решения (которые и упоминаются в этих документах), были еще весьма актуальны. второго из которых – Досона - действительно была Хрисеида, могла привести к тому, что именно эту женщину в достаточно поздних источниках стали называть матерью Филиппа, даже если она ей и не была или же стала таковой лишь после усыновления ею мальчика. Филипп при жизни Антигона Досона не носил царский титул, но литературные источники (Euseb. Chron. I. 237–238 Schoene; Paus. VI.16.3), а также, что особенно важно, надпись из Деметриады однозначно указывают на то, что Филипп позиционировался Досоном и воспринимался окружающими именно как его преемник (SEG XII. 308 = ISE II. 106: [] ). *** Антигон Досон получил тяжелое наследие. Незадолго до смерти Деметрия II македоняне были разгромлены дарданами. Со смертью царя весной 229 г. до н.э. одноименная с ним война в Греции не завершилась, фактически превратившись в этоло-македонский конфликт. Неудачи македонской внешней политики продолжались, и вскоре после смерти Деметрия еще несколько пелопоннеских тиранов, оставшихся без поддержки со стороны Антигонидов, испытывая сильное давление со стороны ахейцев, были вынуждены присоединить свои города к Ахейскому союзу 153. В это же время македонский стратег в Аттике Диоген, получив от афинян и Арата 150 талантов, вывел царские гарнизоны из Пирея, Мунихии, Саламина и Рамнунта154. Этот шаг Диогена ярко иллюстрирует обстановку весны – лета 229 г. до н.э., когда Македония, не имея сил отстаивать свои интересы в средней и южной Греции, стояла на грани внешнеполитической катастро153 Это были Аристомах в Аргосе, Ксенон в Гермионе и Клеоним во Флиунте (Polyb. II. 44. 2). 154 Paus. II. 8. 5; Plut. Arat. 34; Хабихт Х. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М., 1999. С. 172. Для Диогена был учрежден культ в рамках которого он получил эпитет Эвергет (Благодетель): Oikonomides A.N. The Cult of Diogenes «Euergetes» in Ancient Athens // ZPE. Bd. 45. 1982. P. 118–120. фы. На южных македонских границах ситуация усугубилась еще и тем, что Этолийский союз, видимо, в первые месяцы после смерти Деметрия II захватил часть фессалийских территорий (Гестиэтиду, Фессалиотиду и Фтиотидскую Ахайю), получив прямой выход к Пагасейскому заливу 155. Отсюда этолийцы уже могли угрожать Деметриаде, форпосту Македонии в Фессалии. На фоне всех этих событий, в критической для государства обстановке, македонский трон наследовал девятилетний сын Деметрия II Филипп V. В связи с юным возрастом нового царя встал вопрос о назначении регента, который смог бы эффективно управлять государством в сложившейся тяжелой обстановке. Можно обратить внимание на то, что в это время в Македонии имела место ситуация, весьма схожая с положением дел в 359 г. до н.э., когда после гибели царя Пердикки III (365–359 гг. до н.э.) в битве с иллирийцами опекуном его малолетнего наследника Аминты IV стал младший брат погибшего царя – впоследствии знаменитый Филипп II (Iust. VII. 5. 9). Так и после смерти Деметрия II один из царских родственников, Антигон, стал регентом при малолетнем Филиппе V, получив полномочия опекуна и стратега, но вскоре приняв царский титул. Впрочем, права Филиппа V как престолонаследника были особо оговорены. Первой задачей, которую предстояло решить Антигону Досону, был разгром дарданов. Именно в связи с продолжением борьбы против них Досон был вынужден признать захват Этолией Гестиэтиды, Фессалиотиды и Фтиотидской Ахайи156. Этот шаг позволил ему перебросить войска из Фессалии на север государства, завершив войну на два фронта. Видимо, еще до наступления осени 229 г. до н.э. Антигону Досону удалось разгромить 155 Fine J.V.A. The Problem of Macedonian Holdings in Epirus and Thessaly in 221 B.C. // TAPhA. Vol. 63. 1932. P. 134, 147. 156 Fine J.V.A. Op. cit. P. 134. дарданов и вытеснить их из Македонии (Iust. XXVIII. 3. 14). На некоторое время угроза варварских вторжений с севера была ликвидирована. Разбив дарданов, Антигон смог возобновить боевые действия против этолийцев. Признав примерно за год до этого аннексию ими трех фессалийских областей, Досон, вынужденный к этому существовавшей тогда угрозой с севера, видимо, весной 228 г. до н.э. решил положить конец могуществу Этолийского союза вблизи южных границ Македонии. Союзником этолийцев в «войне с Антигоном» выступал египетский царь Птолемей III Эвергет (Pap. Haun. 6)157. Впрочем, прямую военную помощь Египет явно не оказывал; очевидно, это была лишь финансовая поддержка. Антигон вторгся в Фессалию и нанес тяжелое поражение этолийцам (Front. Strat. II. 6, 5; Trog. Prol. XXVIII). Описанный Фронтином разгром «царем Антигоном» этолийской армии, несомненно, относится к войне 228 г. до н.э., т.к. при Антигоне Гонате в отношениях между Македонией и Этолийским союзом сохранялась если, конечно, и не дружба, то нейтралитет. В результате фессалийской кампании Гестиэтида и Фессалиотида вновь были вновь присоединены к царству Антигонидов 158. Фтиотидская Ахайя была возвращена под контроль Македонии уже только при Филиппе V в 217 г. до н.э.159 Разгромив этолийцев в Фессалии, Антигон Досон двинулся дальше на юг и совершил кратковременное вторжение в Дориду и Фокиду - области, уже непосредственно входившие в Этолийский союз. Возможно, что ожидалось даже нападение македонян на Дельфы, куда «на подмогу» отправились юноши из Китиния, чем воспользовался Антигон, разрушивший стены города, ранее уже пострадавшие от землетрясения, и сжегший дома (SEG XXXVIII. 1476d, 93–99). Однако завоевательная политика в тот мо157 Schwartz J. Athènes et l’Etolie dans la politique lagide (à la lumière du P. Haun. 6) // ZPE. Bd. 30. 1978. P. 97–98; Habicht Chr. Bemerkungen zum Pap. Haun. 6 // ZPE. Bd. 39. 1980. S. 1–2. 158 Fine J.V.A. Op. cit. P. 141, 143, 146, 148, 155. 159 Fine J.V.A. Op. cit. P. 155. мент не отвечала интересам Македонии, еще незадолго до этого стоявшей на грани военной катастрофы, и македонские войска вернулись домой. Первые успехи Досона в 229–228 гг. до н.э., несомненно, должны были поднять его авторитет среди македонян, однако известно о мятеже против Антигона, рассказ о котором сохранился только у Юстина (XXVIII. 3. 11–16). Согласно римскому автору, Антигон был осажден во дворце, откуда он вышел и обратился к мятежникам, сняв перед этим диадему. Неизвестно, где и когда имели место эти события. В правления Антигонидов царскими резиденциями, где раскопаны дворцы, были Пелла, Эги и Деметриада. Однако укреплен был лишь дворец в Деметриаде, что косвенно можно соотнести с тем, что, согласно Юстину, Антигон был осажден во дворце. Впрочем, археологи считают, что дворец в Деметриаде обрел фортификацию лишь при Филиппе V160. Причина мятежа против Антигона неизвестна. Было бы соблазнительным связать его с принятием Досоном царского титула, но судя по информации Юстина, на тот момент у Антигона уже была диадема. В речи перед бунтовщиками Антигон Досон перечислил свои успехи: он говорил о победе в борьбе против дарданов, об усмирении фессалийцев и отложившихся союзников (Iust. XXVIII. 3. 14). Это свидетельствует о том, что мятеж вряд ли имел место ранее 228 г. до н.э. Так или иначе, мятеж против Антигона не имел серьезных последствий; казнив зачинщиков, Досон успешно правил до своей смерти. *** Из сообщения Полибия известно о том, что в начале своего правления Антигон Досон примкнул к антиахейскому пакту этолийцев и лакеде- 160 Nielsen I. Hellenistic Palaces. Tradition and Renewal. Aarhus, 1994. P. 93–94. монян (Polyb. II. 45. 1–5)161. Наиболее полные аргументы в поддержку версии Полибия привел Р. Де Лэ. Он считает, что этот союз действительно имел место с весны 229 г. до н.э., и примерно до 228 г. до н.э., когда Антигон Досон начал боевые действия против этолийцев в Фессалии. 162 Однако значительная часть исследователей склонна отрицать историческую достоверность этого сообщения Полибия163. Возможность существования антиахейского пакта очень маловероятна, даже если исключить из него Македонию, которая в 229–228 гг. до н.э., как представляется, просто не могла в нем участвовать. Весной 229 г. до н.э. Антигон Досон должен был в первую очередь возобновить борьбу против дарданов. Нет никаких оснований предполагать, что македонский правитель в той критической для государства обстановке мог думать о перспективах раздела Ахейского союза вместе с этолийцами, с которыми он находился в состоянии войны, и спартанцами. Как видно из всех последующих событий, именно против этолийцев, составлявших после разгрома дарданов наибольшую угрозу для Македонии, а не ахейцев, развернул в 228 г. до н.э. боевые действия Досон. Таким образом, единственным соглашением между Македонией и Этолийским союзом весной 229 г. до н.э. могло быть подписание только перемирия, или, возможно, двухстороннего мирного договора. Возможность этоло-спартанского сближения в это время также представляется маловероятной 164. 161 О точках зрения на эту проблему подробнее см.: Сизов С.К. Тайная дипломатия в годы Клеоменовой войны // Из истории античного общества. Горький, 1988. С. 69. Прим. 1–4. 162 De Laix R.A. Polybius’ Credibility and the Triple Alliance of 230/229 B.C. // CSCA. 1969. V. 2. P. 82-83. 163 См., например: Klatt M. Forschungen zur Geschichte des Achaischen Bundes. Berlin, 1877. S. 40–45; Fine J.V.A. The Background of the Social War of 220–217 B.C. // AJPh. Vol. 61.2. 1940. P. 134–135; Сизов С.К. Ахейский союз. М., 1989. С. 96, 103; Он же. Тайная дипломатия. С. 63, 64, 69. 164 Еще в 220 г. до н.э. действовал этоло-ахейский договор 239 г. до н.э. (Polyb. IV. 7. 4; IV. 15. 2), а весной 229 г. до н.э. ахейцы и этолийцы провели совместную морскую оп ерацию в Адриатике (Polyb. II. 9. 8–9). О причинах, заставивших Полибия, судя по всему, придумать этот «тройственный альянс», см.: Сизов С.К. Тайная дипломатия. С. 64– 69. *** Ок. 227 г. до н.э.165 на Родосе произошло сильное землетрясение 166 разрушившее стены города, верфи, а также статую Гелиоса – знаменитого колосса, возведенного по обету, данному во время осады города Антигонидом Деметрием Полиоркетом. Родосцы обратились за помощью ко многим государствам. Среди правителей, оказавших помощь Родосу, были и Антигон Досон, а также его жена Хрисеида: «Антигон дал им десять тысяч кольев длиною от восьми до шестнадцати локтей на сваи, пять тысяч семилоктевых балок, три тысячи талантов железа, тысячу талантов смолы и тысячу метретов смолы в сыром виде, сверх того обещал сто талантов серебра. Супруга его Хрисеида подарила сто тысяч артаб хлеба, три тысячи талантов свинца» (Polyb. V. 89. 6–7. Пер. Ф.Г. Мищенко). Подобная акция имела важное пропагандистское значение. Также стоит отметить, что дарения Родосу свидетельствуют о стабильности македонской экономики и благополучии царской казны. С другой стороны, возможно, что Досон не учредил собственную серию тетрадрахм. Тип тетрадрахм, чеканившихся от имени «царя Антигона» с изображениями Посейдона (аверс) и Аполлона, сидящего на носу боевого корабля (реверс), который часто связывают с Досоном 167, мог относиться к концу царствования Антигона Гоната (впрочем, при Досоне могли продолжать чеканиться как тетрадрахмы этого типа, так и появиться серебряные драх- 165 О датировке землетрясения на Родосе и дарений его жителям, сделанных различными эллинистическими царями и династами см.: Walbank F.W. A Historical Commentary. P. 616. 166 Cейсмическая активность в это время затронула и Балканы. В надписи SEG XXXVIII. 1476d (стк. 93–99) упоминается разрушение в результате землетрясения стен города Китиний в Дориде где-то в начале 220-х гг., что помогло Досону захватить город (см. выше). 167 Mørkholm O. Early Hellenistic Coinage. Cambr., 1991. P. 135; Le Bohec S. Antigone. P. 54–55. мы с изображением Посейдона на аверсе и Афины Алкидемы на реверсе)168. Возможно, что помощь Родосу была связана и с интересом Досона к сопредельному региону, Карии. Согласно информации, сохранившейся в оглавлениях к труду Помпея Трога, Антигон Досон «подчинил Карию», область на юго-западе Малой Азии169. Плавание Досона в Азию упоминает Полибий (Polyb. XX. 5. 7). Важную информацию о политике Досона в Карии дали несколько надписей из Лабраунды. Точная датировка экспедиции Досона в Азию затруднительна. Очевидно, что она имело место не раньше 228 г. до н.э., когда царю удалось обезопасить Македонию, и до 226 г. до н.э., т.к. позднее главным направлением внешней политики Досона стал Пелопоннес. Неясны и цели плавания Досона в Карию. Судя по всему, эта акция не была напрямую направлена против Птолемеев, Селевкидов или Атталидов. Сама Кария в это время не входила целиком ни в одну из эллинистических держав. Однако интересно предположение К. Эрхардта, что македонский царь был приглашен Олимпихом, бывшим селевкидским стратегом, который к тому времени стал независимым династом 170. Связи Антигонидов с Олимпихом фиксируются до конца III в. до н.э. Македонский флот, базировавшийся, вероятно, в Деметриаде, вышел в море и из Пагасейского залива через пролив Эврип направился к берегам Аттики. Из сообщения Полибия известно, что в районе Лоримны в водах между Эвбеей и Беотией часть македонских судов во время отлива села на мель, при этом флоту Антигона угрожала конница Беотийского союза. Однако ее командир Неон не атаковал македонского царя, что явно было 168 Panagopoulou K. The Antigonids: Patterns of a Royal Economy // Hellenistic Economies. London – New York, 2001. P. 244–245, 263. 169 Trog. Prol. XXVIII. 170 Ehrhardt C.T.H.R. Studies in the Reigns of Demetrius II and Antigonus Doson. Diss. S.U.N.Y. Vol. 1. Buffalo, 1975. P. 244–245. следствием связей между семьей Неона и династией Антигонидов (Polyb. XX. 5. 7–11). Преодолев трудности, македонский флот направился в Азию. Изучение эпиграфических источников проливает свет на политику Антигона Досона в Малой Азии. Особое значение имеют надписи, найденные при раскопках святилища Зевса в карийской Лабраунде. Из них становится ясно, что Досон побывал в Миласе. Также известно, что Антигон утвердил некоего Гекатомна жрецом в Лабраунде. Пребывание Досона в Карии не было продолжительным 171. Судя по всему, никакая часть Карии не попала под прямой македонский контроль; однако этот регион вошел в сферу влияния Антигонидов. Такая ситуация однозначно фиксируется в начале правления Филиппа V. Из приенской надписи известно, что некий «Антигон» выступал арбитром в территориальном споре между Приеной и Самосом (IvPriene 37, 137–145). Вполне вероятно, что это был именно Досон. Что интересно, в этой же надписи, видимо, упоминается «наследник царства Фи[липп]». Рост влияния Македонии на государства Эгеиды нашел отражение в эпиграфических источниках. На Косе фиксируется культ Досона. Крит также находился в сфере македонской внешней политики; две надписи сохранили тексты договоров городов Гиерапитны и Элевтерны с «царем Антигоном», возможно, что именно с Досоном172. *** Пока Антигон находился в Азии, на Пелопоннесе разгоралась т.н. Клеоменова война между Спартой и Ахейским союзом (229–222 гг. до н.э.). Спартанский царь Клеомен III предпринял попытку восстановить могущество ослабевшей Спарты, что, конечно же, вызвало конфликт с ахей171 Осенью 226 г. до н.э. афиняне направили к Антигону посольство во главе с философом Пританом из Кариста, о чем свидетельствует надпись, найденная при раскопках афинской агоры (см.: Хабихт Х. Указ. соч. С. 176-177; Dow S., Edson Ch.F. Op. cit. P. 168–174). 172 SVA III. 501–502. цами, претендовавшими на гегемонию на Пелопоннесе. Военные неудачи ахейцев вынудили Арата Сикионского, ведущего политика Ахейского союза, искать поддержку со стороны до недавнего времени враждебной Македонии. Зимой 227/226 гг. до н.э. Антигон провел в Македонии первые переговоры с представителями Арата 173. Посольство из Мегалополя во главе с философом-киником Керкидом и Никофаном было направлено в Пеллу, вероятно, вскоре после поражений ахейских войск от спартанцев при Ликее и Ладокиях (Polyb. II. 51. 3). Выслушав просьбы мегалополитов об оказании им военной помощи, Антигон выразил готовность вступить в войну с Клеоменом на условии, что его приглашение на Пелопоннес будет официально санкционировано Ахейским союзом (Polyb. II. 50. 2). В 226 г. до н.э. ахейцы вновь были разбиты Клеоменом – при Гекатомбее (Диме) (Polyb. II. 51. 3; Plut. Arat. 39, Cleom. 14). Это привело к тому, что зимой 226 или весной 225 гг. до н.э. по инициативе Арата ахейцы отправили в Македонию уже официальное посольство. В составе этой делегации находился и сын Арата, что свидетельствует о важности данной миссии для руководства Ахейского союза и Арата лично (Polyb. II. 51. 5). Антигон снова выразил готовность оказать помощь ахейцам, но на условии передачи ему Акрокоринфа. Арат, находившийся в затруднительном положении, был вынужден согласиться с этим требованием македонского царя (Polyb. II. 52. 4). Заручившись поддержкой Досона, Арат, тем не менее, до последнего момента пытался лавировать, прекрасно сознавая последствия появления македонских войск на Пелопоннесе. Известно о его переговорах как с Антигоном Досоном, так и с Клеоменом (Plut. Arat. 39; Cleom. 19). Впрочем, Арат так и не решился признать гегемонию Клеомена. 173 Polyb. II. 48–49. Весной 224 г. до н.э. по просьбе ахейцев македонские войска во главе с самим Антигоном Досоном двинулись в Южную Грецию 174. В это время этолийцы, опасаясь возможного нападения македонян, заняли Фермопилы, и Антигону пришлось на судах через Эвбею переправлять свою армию к Истму175. Заняв Акрокоринф и Аргос, Досон явился на собрание ахейцев в Эгий, где он был объявлен вождем в войне против Клеомена (Polyb. II. 54. 3–4). Именно в этот момент Антигоном был заложен фундамент будущего Эллинского союза, окончательное формирование которого завершилось два года спустя176. Не ставя задачей давать подробное описание участия Досона в Клеоменовой войне, ограничимся лишь подведением общих итогов боевых действий в 224–222 гг. до н.э. Кампания 224 г. до н.э. ознаменовалась занятием Досоном Акрокоринфа и Аргоса и завершилась вытеснением спартанских гарнизонов из Мегалополитиды (Polyb. II. 52. 5; Plut. Arat. 43; Cleom. 20). Боевые действия в следующем 223 г. до н.э. проходили на территории Аркадии, где упорное сопротивление армии союзников оказали Тегея, Мантинея и Орхомен (Polyb. II. 54. 11–12; Plut. Arat. 45, Cleom. 23). Мантинея была захвачена и переименована в Антигонию. В начале осени этого же года Антигон побывал на синоде Ахейского союза в Эгии, где он провел новые переговоры с лидерами ахейцев (Polyb. II. 54. 14). Седьмым годом царствования Антигона III Досона (223 г. до н.э.) датирован список командиров () из г. Бероя в Македонии (EKM I. 4). Свидетельство данной надписи можно соотнести с сообщением Полибия о том, что во время кампании на Пелопоннесе в 224–222 гг. до н.э. Антигон Досон отпускал армию (кроме наемников) на зимовку в Македонию 174 Polyb. II. 52. 7. Polyb. II. 52. 8. 176 Наиболее обстоятельное исследование истории и организации Эллинского союза: Scherberich K. Koinè symmachía. Untersuchungen zum Hellenenbund Antigonos III. Doson und Philipps V. (224–197 v. Chr.). Stuttgart, 2009. См. также: Le Bohec S. Antigone. P 378– 403. 175 (Polyb. II. 54. 14 – осень 223 г. до н.э.). Часть воинов была демобилизована: в 222 г. до н.э. во время битвы при Селласии македонская часть армии Досона и его союзников была меньше, чем за два года до этого, когда македоняне появились на Пелопоннесе 177. С наступлением весны 222 г. до н.э. Клеомен решил нанести союзникам ряд ответных ударов. Спартанскому царю удалось захватить и разграбить Мегалополь, после чего он совершил успешное вторжение в Арголиду (Polyb. II. 55. 6–8; Plut. Cleom. 23, 29, Philop. 5). Летом 222 г. до н.э. Антигон, более не намереваясь затягивать войну против Клеомена, во главе союзной армии вторгся в Лаконику178. В войске македонян и их союзников было двадцать восемь тысяч человек пехоты и одна тысяча двести всадников (Polyb. II. 65. 2–5). Им противостояло около двадцати тысяч воинов в армии Клеомена (Polyb., II, 65, 7). Из них самих спартиатов, по сообщению Плутарха, было только около шести тысяч (Plut. Cleom. 28). Значительный перевес в живой силе был на стороне союзников, что, несомненно, сыграло немаловажную роль в исходе Клеоменовой войны. Решающее сражение, завершившееся разгромом лакедемонян, произошло в июле 222 г. до н.э. около города Селласия на границе Лаконики и Аркадии179. После поражения Клеомен бежал в Спарту, откуда он направился в Египет к своему недавнему покровителю Птолемею III Эвергету 177 Во время битвы при Селласии (222 г. до н.э.), решившей исход Клеоменовой войны, македонский контингент в армии Эллинского союза насчитывал 300 всадников и 13000 пехотинцев (Polyb. II. 65. 2–6), в то время как в 224 г. до н.э. во время появления на Пелопоннесе у Антигона Досона было 1300 всадников и 20000 пехотинцев (Plut. Arat. 43. 1) (ср.: Allamani-Souri V., Voutiras E. New Documents from the Sanctuary of Herakles Kynagidas at Beroia // Inscriptions of Macedonia. Third International Symposium on Macedonia. Thessaloniki, 1996. P. 18–22). 178 Polyb. II. 61. 1. 179 Polyb. II. 66–69; Plut. Cleom. 28; Paus. II. 9. 2; VII. 7. 2; VIII. 49. 4; Trog. Prol. XXVIII; Iust. XXVIII. 4. 3. Подробный разбор битвы при Селласии: Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 1. СПб., 1994. С. 179–184; Morgan J.D. Sellasia Revisited // AJA. Vol. 85.3. 1981. P. 328–330; Le Bohec S. Antigone. P. 405– 444. (Polyb. II. 69. 10–11). Антигон без боя занял Спарту, где он восстановил «исконное государственное устройство» (Polyb. II. 70. 1; Plut. Cleom. 30; Iust. XXVIII. 4. 12–14). Антигон Досон стал первым врагом лакедемонян, которому удалось занять Спарту. После битвы при Селласии победителями было сделано посвящение на о. Делос от имени «царя Антигона, сына царя Деметрия, македонян и союзников» (IG XI.4. 1097). В результате борьбы за гегемонию на Пелопоннесе между Спартой и Ахейским союзом в выигрыше оказалась Македония, оформившая свою власть над Грецией учреждением т.н. Эллинского союза 180. При посредничестве Досона были подписаны союзные договоры между македонянами, ахейцами, беотийцами, акарнанами, эпиротами, фессалийцами, фокидянами, эвбейцами и, возможно, локрами 181. Важной особенностью новой симмахии (обычное обозначение союза, созданного Досоном, у Полибия – : IV. 9. 2; 24. 5; 24. 6; 29. 7; 55. 2 etc.) было то, что она объединяла не отдельные полисы, а союзы и этносы. Был объявлен «всеобщий мир» (Polyb. IV. 3. 8) и декларирован запрет на вмешательство во внутренние дела союзных государств. Македонский царь стал гегемоном нового союза с правом военного командования на суше и на море. Насущные вопросы политики союза решались гегемоном и советом союзников, а решение закреплялось коллективным постановлением. Государства, входившие в Эллинский союз, не должны были без ведома гегемона иметь контакты с другими монархиями, что ограничивало их суверенитет. Также были запрещены какие-либо враждебные акции союзников против гегемона союза. Ежегодно союзниками давались клятвы верности гегемону, т.е. македонскому царю. Органам власти государств, входивших в союз, было запрещено обсуждать законопроекты, противоречившие условиям союза с Македонией. 180 181 Источники собраны в SVA III. 507. Polyb. II. 65. 4; IV. 9. 4; IV. 15. 1; Сизов. Ахейский союз. С. 121. Созданный Антигоном Досоном Эллинский союз объединил под контролем Антигонидов значительную часть государств материковой Греции. Спарта, вероятно, на тот момент не стала участницей Эллинского союза. В состав симмахии Досона не вошли Этолия, Аттика, Элида и Мессения. Среди надписей, найденных в Коринфе между 1956 и 1972 гг., возможно, имеются фрагменты текста договора о создании Эллинского союза Антигоном Досоном182. Но, к сожалению, эта надпись до сих пор не опубликована, что делает невозможным точную интерпретацию ее содержания. Досон в отличие от своих предшественников Антигона Гоната и Деметрия II предпочел не бороться с федеративным движением, а приспособить его к интересам Македонии183. Оказав помощь Арату в воссоздании Ахейского союза как дружественного и союзного Антигонидам государства, Досон порвал с практикой поддержки тираний, к этому времени показавшей себя полностью бесперспективной. Однако для получения гарантий лояльности союзников в ряде городов Пелопоннеса были размещены македонские гарнизоны (Акрокоринф, Орхомен, Герея) 184. Стратегом на Пелопоннесе был оставлен некий Таврион 185. Его резиденцией стал Акрокоринф, крепость в нескольких километрах от Коринфа, контролировавшая сухопутный путь через Истм. С лета 224 г. до н.э. в Акрокоринфе был размещен мощный македонский царский гарнизон, находившийся здесь до 196 г. до н.э. В ряде мест на Пелопоннесе для Досона засвидетельствован эпитет Сотер (Спаситель), свидетельствующий о даровании царю божеских почестей некоторыми общинами после победы над Клеоменом 186. 182 Ehrhardt C.T.H.R. Studies in the Reigns of Demetrius II and Antigonus Doson. Diss. S.U.N.Y. Vol. 2. Buffalo, 1975. P. 267; ср. Le Bohec S. Antigone. P. 43, 378. Not. 5. 183 Сизов. Ахейский союз. С. 120–121. 184 Polyb. II. 52. 4; IV. 6. 5; II. 54. 12; Plut. Arat. 45. 185 Polyb. IV. 6. 4; IV. 87. 8. 186 IG V 1. 1122 (Лаконика); V 2. 299 (Мантинея-Антигония); ср.: Polyb. V. 9. 10; IX. 36. 5. Подробнее см.: Le Bohec S. Antigone. P. 458–459. *** Еще находясь на Пелопоннесе, Досон получил известие о вторжении в Македонию иллирийцев. Устроив дела в Элладе, он направился домой. Вернувшись в Македонию, Антигон разгромил иллирийцев в большом сражении (Polyb. II. 70. 6–7; Plut. Cleom. 30). Вскоре после этой битвы Досон, видимо, болевший туберкулезом, скончался. Плутарх упоминает кровотечение из горла, начавшееся у царя во время битвы. К концу царствования Антигона Досона относятся несколько интересных и важных эпиграфических документов, опубликованных в 2010 г. Все они происходят из т.н. Триполиса (Трехградья) в Перребии, объединявшем города Пифий, Азор и Долиху. Восьмым годом царствования Досона (222 г. до н.э.) датировано его письмо, найденное в Азоре, по поводу опеки над Асклепиадом, сыном некоего Никарха. Антигон лично подтвердил завещание покойного, который, вероятно, был одним из царских приближенных, и утвердил опекуном Асклепиада его мать Антиполиду, как об этом было сказано в последней воле Никарха. Данный пункт представляет особый интерес в связи с тем, что в греческом мире женщины не имели подобных юридических прав. Впрочем, перед нами явно определенное исключение, т.к. это была семья человека, с очевидностью принадлежавшего к знати и, вероятно, к ближнему царскому окружению. Также царь гарантировал сохранение пожалований, полученных Никархом, а его семья получила свободу от уплаты налогов до совершеннолетия Асклепиада. Вполне вероятно, что Никарх погиб во время Клеоменовой войны. В октябре 221 г. до н.э., после завершения кампании на Пелопоннесе, Досон отправил письма в Триполис по поводу финансовых привилегий (ателии) гетайрам и гегемонам из Пифия, «сражавшимся в битве при Сел- ласии против Клеомена»187. Двумя годами ранее подобные привилегии были дарованы царем гегемонам из г. Бероя, участвовавшим в кампании на Пелопоннесе до 223 г. до н.э. (см. выше). Как уже было отмечено, в ряде мест на Пелопоннесе для Досона засвидетельствован божественный эпитет Сотер (Спаситель). Почитание Досона фиксируется на Косе, а также и в ряде других мест. В Македонии официального общегосударственного царского культа не было, но из района Амфиполя происходит алтарь с именами «Зевса и царя Антигона Спасителя» (SEG XLVIII. 812: )188. Возможно, что это был именно Антигон Досон 189. Впрочем, не следует исключать и кандидатуру Антигона Гоната, который упоминается как спаситель и благодетель – правда, афинского демоса, в надписи из Рамнунта в Аттике, фиксирующей дарование царю 190. Из сообщения Полибия известно, что перед смертью Досон подготовил отчет о своей деятельности и завещание. Скорее всего, это было связано с тем, что при дворе было хорошо известно о болезни царя. Согласно воле Досона, помогать его преемнику, молодому Филиппу должны были несколько человек, занявших важнейшие административные и военные посты (возможно, что они занимали их еще при Досоне). Видимо, главным «опекуном» стал Апелла, командиром пельтастов – гвардейского корпуса пехоты – был назначен Леонтий, царскую канцелярию возглавил Мегалей, 187 Tziafalias A., Helly B. Op. cit. P. 104–105; Bull. Épigr. 2011. 399. Далее в тексте надписи после имени эпонимного магистрата – эпистата Энея, сына Деметрия, присутствует также эпитет эвергет; допустимо, что он тоже относился к «царю Антигону». 189 - // . . , 1998. . 401–411. 190 В римское время в Фессалонике зафиксирована фила Антигонида (IG X 2 1. 184, 9– 10), хотя не вызывает сомнений ее создание в эпоху эллинизма. По мнению Х. Хабихта, фила была названа в честь Антигона I Монофтальма, как и фила в Афинах (Habicht Chr. Gottmenschentum und griechische Städte. 2. Aufl. München, 1970. 153). С другой стороны, представляется, что более вероятно наименование филы в Фессалонике в честь Гоната или Досона. Естественно, что наименование филы в честь царя свидетельствует об экстраординарных почестях монарху со стороны гражданского коллектива. 188 уже упомянутый выше Таврион был ответственным за дела на Пелопоннесе, Александр стал начальником царских телохранителей (Polyb IV. 87. 6– 7). Через несколько лет Филиппу пришлось устранить некоторых из опекунов (Апеллу и Мегалея, а также и ряд их приверженцев), стремившихся ограничить самостоятельность царя. Конец царствования Антигона Досона можно признать временем наивысшего политического могущества Македонии в эпоху эллинизма. После смерти Антигона Досона на трон в 221 г. до н.э. взошел семнадцатилетний родной сын Деметрия II и приемный сын Досона Филипп V, с именем которого связана новая страница в македонской истории, когда на горизонте появился Рим. ПЕРСЕЙ Персей стал не только последним царем из династии Антигонидов, но и последним царем Македонии вообще. Персей родился во время первой войны Македонии с Римом, в ходе второй войны царевич получил первый опыт командования, третья война была им проиграна и стоила Персею трона, а его родине подлинной независимости, остатков которой она лишилась двадцать лет спустя 191. Герой этой главы был старшим сыном царя Филиппа V. Персей родился ок. 212 г. до н.э.192 Наиболее вероятно, что его матерью была Поликратия из Аргоса, женщина знатного, хотя и не царского происхождения. До того как Филипп скандально увез Поликратию в Македонию, она была женой Арата Младшего, сына знаменитого Арата Сикионского – выдающегося политика Ахейского союза. 191 Базовая работа о Персее была написана итальянским антиковедом П. Мелони (Meloni P. Perseo e la fine della monarchia macedone. Roma, 1953). См. также: Hammond N.G.L., Walbank F.W. A History of Macedonia. Vol. 3. Oxf., 1988. P. 488–569. 192 Meloni P. Op. cit. P. 1–4. Имя наследника Филиппа, нетипичное как для династии Антигонидов, так и ономастикона эллинистических царских домов вообще, несомненно, было связано с Аргосом, родиной мифического Персея. Стоит упомянуть и особое значение героя Персея в Македонии в царствования Филиппа V и его наследника (об этом свидетельствуют изображения героя Персея и связанной с ним атрибутики на некоторых сериях царских монет193). Сообщения Ливия, Плутарха и ряда других античных авторов о сомнительном происхождении царя Персея и низком статусе его матери явно отражают лишь римскую и греческую антимакедонскую традицию (например: Liv. XL. 9. 2; XLI. 23. 10; Plut. Aem. 8. 11–12; idem. Arat. 54. 7– 8; Ael. V.H. XII. 43). Вообще в дошедших до настоящего времени античных источниках в основном представлен образ Персея, как злодея, убившего своего брата Деметрия, готовившегося напасть на Рим, стремившегося поработить Элладу и т.д. Ему же приписывается сребролюбие и скупость. Однако все это, несомненно, опять же только отражение пропаганды, направленной против последнего царя из дома Антигонидов. Впрочем, отголоски положительной традиции о Персее присутствуют у Аппиана. Прежде, чем начать рассказ о Персее, необходимо сделать экскурс в македонскую историю времени правления его отца. Филиппу V от Антигона Досона досталось великолепное политическое наследие194. Македонское царство переживало расцвет, а в возглавляемый Антигонидами Эллинский союз входили многие греческие государства. Однако вскоре после восшествия Филиппа V на престол начался очередной общегреческий конфликт – т.н. Союзническая война (220–217 гг. до н.э.), в ходе которой 193 Например: Touratsoglou Y. The Coin Circulation in Ancient Macedonia (ca. 200 B.C. – 268–286 A.D.). The Hoard Evidence. Athens, 1993. Pl. I. 2, 4, 7; II. 6; III. 7–8, 13–15; IV. 5– 7 (монеты Филиппа V и Персея). 194 Лучшей работой о Филиппе V остается монография Ф. Уолбанка (Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambr., 1940). См. также: Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 248–272. государства Эллинского союза выступили против Этолии 195. Одним из инициаторов войны был Арат Сикионский, имевший в это время большое влияние на молодого Филиппа и стремившийся с помощью Македонии ослабить Этолийский союз. Боевые действия, длившиеся три года, не дали решительного перевеса ни одной из сторон. В конце концов, в 217 г. до н.э. в г. Навпакте был заключен мирный договор между Эллинским союзом и этолийцами. Решение Филиппа V завершить войну с Этолией во многом было связано с ростом его интереса к Иллирии. С началом в 219 г. до н.э. Второй Иллирийской войны политика Рима на Балканах (после 229–228 гг. до н.э. римляне включили в зону своих интересов ряд областей на юге Иллирии196), возможно, стала восприниматься Филиппом как угроза для Македонии. Нельзя забывать и о том, что после окончания в 241 г. до н.э. Первой Пунической войны и поражения Карфагена Рим стал одним из мощнейших государств Западного Средиземноморья, что явно не осталось незамеченным в Восточном Средиземноморье – центре эллинистической цивилизации. Несомненно, что рост интереса Филиппа V к Иллирии был связан и с влиянием на него со стороны Деметрия Фарского, одного из иллирийских правителей, поддержавших Рим в 229 г. до н.э., но лишившегося своих владений в ходе войны с римлянами в 219 г. до н.э. и нашедшего прибежище при македонском дворе. После завершения Союзнической войны Филиппу, как казалось, представился благоприятный момент для усиления влияния Македонии в Иллирии. Это было связано с тем, что в это время в Западном Средиземноморье началась Вторая Пуническая война (218–202 гг. до н.э.), первые 195 См.: Сивкина Н.Ю. Последний конфликт в независимой Греции. Союзническая война 220–217 гг. до н.э. СПб., 2007. 196 Кажется, нет оснований считать, что Антигон III Досон воспринял т.н. Первую Иллирийскую войну (229–228 гг. до н.э.) как угрозу для Македонии (Dell H.J. Antigonus III and Rome // CPh. Vol. 62.2. 1967. P. 94–103). годы которой ознаменовались серией крупных поражений римлян от карфагенян (при р. Требии и Тразименском озере). В 215 г. до н.э. Филипп по своей инициативе заключил союзный договор с карфагенским полководцем Ганнибалом, за год до этого разгромившего римлян в битве при Каннах. Вопрос о причинах, заставивших Филиппа пойти на антиримский союз с Ганнибалом, связан с фундаментальной проблемой истоков вражды между Римом и Македонией, приведшей к трем войнам, и, в итоге, к ликвидации римлянами монархии Антигонидов в 168 г. до н.э. Полибий, Ливий, Аппиан и следующие им другие античные авторы делают агрессором Филиппа, якобы стремившегося захватить не только Иллирию, но даже и переправиться в Италию на помощь Ганнибалу (это, конечно же, лишь отражение пропаганды). С другой стороны, договор между Филиппом V и Ганнибалом можно рассматривать как своеобразный пакт о разделе сфер влияния между Македонией и карфагенским полководцем. После разгрома при Каннах положение Рима было крайне тяжелым, и, вероятно, Филипп в это время не сомневался в скором завершении войны в Италии победой Ганнибала. В общем, остается только заметить, что причины возникновения римско-македонской вражды до настоящего времени остаются предметом острых дискуссий среди антиковедов. Впрочем, в 215 г. до н.э. формально агрессором выступил именно Филипп V. Узнав о заключении союза между Филиппом и Ганнибалом, римляне, несмотря на трудное положение в Италии, объявили войну царству Антигонидов (Первая Македонская война, 215–205 гг. до н.э.), которую они, впрочем, вели в основном руками своих восточных союзников: Этолии (договор между римлянами и этолийцами был заключен в 212 или 211 г. до н.э.), Пергама и некоторых других государств. Следует отметить, что именно в это время были установлены связи Рима с Пергамом, который изначально вступил в войну с Македонией, бу- дучи союзником Этолии. Впоследствии Пергам стал самым верным и важным римским союзником на эллинистическом Востоке. Цари из династии Атталидов Аттал I и Эвмен II сыграли важную роль и в отношениях между Римом и Македонией. Первая Македонская война, не давшая решающего перевеса ни одной из сторон, продолжалась до 205 г. до н.э., когда в Фенике в Эпире был подписан мирный договор, по условиям которого Филипп смог удержать за собой Атинтанию (область, дававшую выход к Адриатике). В итоге, конфликт Македонии с Римом так и не был исчерпан. После завершения первой войны с Римом Филипп V начал активную внешнюю политику на восточном направлении. В конце III в. до н.э. он установил контроль над частью юго-восточной Фракии и начал боевые операции в зоне Проливов, что привело к началу конфликта Македонии с Пергамом и Родосом, опасавшимися захвата Филиппом этого стратегически важного района. Возможно, что незадолго до этого Филипп заключил тайный союз с царем державы Селевкидов Антиохом III Великим, направленный на захват и раздел внешних владений Египта (впрочем, многие антиковеды сомневаются в реальности существования подобного пакта). В ходе боевых действий на территории Малой Азии против Пергама и Родоса Филиппу удалось захватить некоторые города в Карии – регионе, издавна находившегося в сфере интересов Антигонидов. Тем временем, после победоносного завершения в 202 г. до н.э. Второй Пунической войны римляне, опасавшиеся еще большего усиления Македонии, стали готовиться к возобновлению войны с Филиппом. Формальным поводом для объявления войны Македонии стало обращение в сенат за помощью римских союзников (Пергама, Родоса и Афин), которые находились в конфликте с царством Антигонидов. В 200 г. до н.э. началась т.н. Вторая Македонская война, продолжавшаяся до 197 г. до н.э. В первые два года римляне и их союзники не дос- тигли значительных успехов. Кстати, именно к этому времени относится первое упоминание о Персее, сыне царя Филиппа. Согласно сообщению Тита Ливия, в 199 г. до н.э. царский сын, которому в это время было около тринадцати лет, при помощи друзей отца командовал частью армии, защищая север Македонии (Liv. XXXI. 28. 5; 33. 3). Ситуация на театре военных действий изменилась в 198 г. до н.э., когда новый римский главнокомандующий Тит Квинкций Фламинин разбил македонскую армию на реке Аой в Эпире. Царю пришлось отступить, а римляне вторглись в Фессалию, бывшую частью державы Филиппа. В это же время фактически развалился Эллинский союз, созданный Антигоном Досоном. В 198 г. до н.э. ахейцы, бывшие союзниками Македонии с 224 г. до н.э., встали на сторону Рима. Важно заметить, что римляне успешно использовали в пропаганде популярные лозунги об освобождении эллинов от македонского владычества. В 197 г. до н.э. армия Филиппа V была разгромлена Фламинином в Фессалии в большом сражении при Киноскефалах (Собачьи головы – название гряды холмов), после чего македонский царь был вынужден заключить перемирие и просить мира у сената. Неизвестно, принимал ли Персей участие в сражении при Киноскефалах. Может быть, что да – по крайней мере, Ливий упоминает о том, что Персей неоднократно участвовал в военных кампаниях своего отца, в том числе и против римлян (Liv. XLII. 11. 7). По условиям мирного договора Филипп V вывел гарнизоны из оккупированных городов Эллады, островов Эгеиды и Малой Азии; царь должен был значительно сократить армию и, особенно, флот, также он обязывался выплатить контрибуцию. В 196 г. до н.э. на Истмийских играх в Коринфе римляне объявили о даровании свободы греческим государствам, ранее зависимым от Македонии. После поражения во Второй Македонской войне государство Антигонидов навсегда утратило статус великой державы. Также согласно условиям мирного договора Филипп отправил в Рим в качестве заложника своего младшего сына Деметрия. Брат Персея родился ок. 207 г. до н.э.; у Персея и Деметрия были разные матери. Возможно, что к тому времени Поликратия умерла или утратила статус при дворе. Имя второго сына Филиппа V, названного в честь его отца, царя Деметрия II, может указывать на более высокий статус матери Деметрия, о личности которой, впрочем, ничего не известно197. После заключения мира с Римом Филипп твердо выполнял условия договора, оказав и военную поддержку римлянам во время их войны с селевкидским царем Антиохом III и этолийцами, разорвавшим отношения с Римом, который, по их мнению, просто сменил Македонию в роли поработителя эллинов. Однако после завершения этой т.н. Антиоховой войны (192–188 гг. до н.э.) сенат стал проводить планомерную политику ослабления царства Антигонидов. Филипп V, несмотря на постоянное давление со стороны Рима, смог провести в 80-е гг. II в. до н.э. ряд мероприятий, направленных на увеличение численности населения Македонии, восстановление ее экономики и рост доходов царской казны, о чем известно из сообщения Тита Ливия. Об успехах экономической политики Филиппа V свидетельствуют и многочисленные эмиссии монет, выпускавшихся как от имени царя, так и некоторыми регионами и городами, получившими права чеканки. Политика Филиппа была направлена, в первую очередь, на возрождение военной мощи Македонии. Впрочем, царь не планировал напасть на Рим, в чем его обвиняли многие античные авторы, следовавшие пропаганде сената. 197 Ср.: Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London – Swansea, 1999. P. 183–184. В конце 180-х гг. до н.э. Филипп V начал политику усиления македонского влияния во внутренних районах Фракии, т.к. этот регион, стратегически важный для Македонии (из-за людских ресурсов и т.д.), находился в то время вне сферы римских интересов. В Пеонии, на севере Македонского царства, Филиппом был основан г. Персеида, названный в честь старшего сына царя 198. Реализуя северную политику, Филипп V установил контакт с племенем бастарнов, которых он планировал использовать в борьбе против дарданов, давних врагов Македонии. Ливий даже упоминает женитьбу Персея на бастарнской царевне. Последние годы правления Филиппа V были омрачены конфликтом между царскими сыновьями, сводными братьями Персеем и Деметрием, которые согласно Ливию были весьма дружны в детстве. Деметрий имел связи в Риме, где до 191 г. до н.э. он жил в качестве заложника. Позднее Деметрий ездил в Рим в качестве посла, представляя интересы Филиппа. При этом Полибий упоминает об участии Деметрия в тайных совещаниях римских политических деятелей, которые обещали ему поддержку в борьбе за трон (Polyb. XXIII. 3. 7–8). Конфликт между братьями был связан, видимо, по большей части именно с вопросом о престолонаследии. Согласно Ливию, в Македонии у Деметрия были приверженцы, которых римский историк даже именует regia – «царским двором» (Liv. XXXIX. 53. 7). Красочный и подробный рассказ о трагедии в царском доме Антигонидов имеется у Ливия, который, несомненно, черпал информацию у Полибия, соответствующий раздел «Истории» которого не сохранился полностью. Но рассказ Ливия столь подробен – вплоть до детального изложения речей Филиппа и его сыновей, что вызывает определенные сомнения в полной достоверности. 198 Cohen G.M. The Hellenistic Settlements in Europe, the Islands, and Asia Minor. Berkeley – Los Angeles – London, 1995. P. 99. Кстати, в рассказе Ливия о вражде царевичей имеются интересные «бытовые» детали. Так, известно, что у сыновей Филиппа были собственные дома в Пелле. Возможно, что кто-то из царевичей жил в монументальных резиденциях, раскопанных в южной части города (т.н. «Дом Диониса», «Дом похищения Елены» и др.) 199. В итоге Деметрий, обвиненный в заговоре против брата и отца, а также попытке бегства в Рим (о чем, Ливий, кстати, говорит вполне утвердительно), был убит - вероятно, по прямому приказу Филиппа. Впрочем, у Ливия есть и краткая отсылка к другой версии. Во время споров в собрании Ахейского союза в конце 170-х гг. до н.э. об отношениях с Македонией после обвинения Персея в братоубийстве проримским политиком Калликратом его оппонент возразил, сказав, что неизвестно, из-за чего и как погиб Деметрий (Liv. XLI. 24. 5). Стоит отметить, что конфликт между Персеем и Деметрием - это единственный известный из источников пример кровавого династического спора в доме Антигонидов200. Согласно Ливию, незадолго до смерти Филипп V, понявший свою роковую ошибку в случае с обвинением и убийством Деметрия, намеревался отстранить Персея от престолонаследия и передать трон одному из своих приближенных – Антигону, сыну Эхекрата. Этот Антигон приходился племянником Антигону Досону (Liv. XL. 56. 3–7). Впрочем, возможно, это опять лишь отголоски пропаганды, направленной против Персея. Если верить Ливию, после воцарения Персея Антигон, сын Эхекрата был казнен. Филипп V умер в Амфиполе осенью 179 г. до н.э., оставив своему наследнику Персею крепкое и хорошо организованное царство. Хотя, ко- 199 Хадзопулос М.В. Македонские дворцы: место, где встречались царь и город // Studia historica. T. 8. М., 2008. С. 167–168. 200 См. также: Edson Ch.F. Perseus and Demetrius // HSCPh. Vol. 46. 1935. P. 191–202. нечно, это была уже не прежняя Македония, а лишь одно из некогда великих государств, теперь находившихся в тени Рима. Показательно, что вскоре после восшествия на трон Персей отправил посольство в Рим, продемонстрировав тем самым свое намерение следовать условиям договора, заключенного Филиппом V. *** Придя к власти, Персей объявил в Македонии амнистию, провел кассацию долгов и разрешил вернуться в страну многим изгнанникам. Ко времени Персея относится масштабная чеканка – как царская, так и автономная (городов и военно-административных округов). На царских дидрахмах и тетрадрахмах присутствует прекрасный портрет царя. Некоторые ранние серии царских монет чеканились мастером Зоилом, чье имя было помещено ниже изображения Персея. Персей развил активную внешнеполитическую деятельность. Известно о заключении им ряда союзов, о чем упоминают Полибий и Ливий. Сравнительно недавно была опубликована надпись из Дия, сохранившая заголовок договора о союзе Персея с Беотийским союзом 201 и подтверждающая тем самым литературную традицию. Персей имел сторонников во многих греческих государствах, недовольных римской политикой в Элладе, далекой от принципов «свободы», обещанной грекам. Так, из сообщения Полибия (XXX. 7. 9–10) известно о сторонниках Персея на о. Кос – братьях Диомедоне и Гиппокрите, чья семья имела давние связи с Антигонидами (видимо, со времени Антигона II Гоната, двор которого ок. 243 г. до н.э. посетил теор Аристолох с Коса, очевидно, принадлежавшей к этой семье) 202. Из надписи, найденной на Ко- 201 Bull. Épigr. 2000. 453: . Paschidis P. Between City and King. Prosopographical Studies on the Intermediaries between the Cities of the Greek Mainland and the Aegean and the Royal Courts in the Hellenistic Period (322–190 BC). Athens, 2008. P. 373–376. 202 се, известно, что царь Персей даже имел здесь земельный участок203. Приверженцы Персея были на Родосе, в Эпире и т.д. В начале правления Персея македонские представители (гиеромнемоны) зафиксированы в совете Дельфийской амфиктионии, авторитетнейшего религиозного объединения греческих государств (Syll. 3 II. 636, 5–7). Известно, что при Персее в Дельфах началось строительство одного или даже нескольких монументов, которые должны были возвеличивать македонского царя. Фрагменты одного из таких памятников были найдены археологами вместе с помещенными на них текстами нескольких важных документов династии Антигонидов (договор Деметрия Полиоркета с Этолией и т.д.), заново опубликованными в пропагандистских целях в царствование Персея 204. Ок. 174 г. до н.э. царь лично посетил Дельфы с целью принесения жертв по обету. Важную роль во внешней политике Персея, как и его отца, играли династические браки. Сестры Персея были супругами вифинского царя Прусия II и одного из фракийских правителей – Тереса. Выше уже упоминался возможный брак самого Персея с бастарнской царевной, заключенный в конце царствования Филиппа V. Согласно Ливию, Персей в начале правления убил одну из своих жен (судя по всему, ту самую бастарнскую царевну), но в этом, опять же, нельзя не увидеть лишь следы очернения последнего македонского царя. Став царем, Персей ок. 178–177 гг. до н.э. женился на Лаодике – дочери царя Селевка IV Филопатора (187–175 гг. до н.э.)205. Так как по условиям мирного договора с Римом селевкидский флот не мог заходить в Эгейское море, невесту в Македонию доставили родосцы, после чего кора203 Bull. Épigr. 1948. 183: <>. Miller S.G. Macedonians at Delphi // Delphes. Cent ans après la Grande fouille. Essai de bilan / Éd. par A. Jacquemin. Paris, 2000. P. 279–280. 205 О браке Персея и Лаодики см.: Polyb. XXV. 4. 8–10; Liv. XLII. 12. 3; App. Mac. 11. 2. См. также: Seibert J. Historische Beiträge zu den Dynastischen Verbindungen in hellenistischer Zeit. Wiesbaden, 1967. S. 43–44; Ogden D. Op. cit. P. 187–188; Carney E.D. Women and Monarchy in Macedonia. Norman, Oklahoma, 2000. P. 195–197. 204 бельные команды получили воистину царское вознаграждение – золотые венки и т.д. Известно, что Лаодика, уже будучи супругой Персея, сделала посвящение на Делос (Syll.3 II. 639 = IG XI 4. 1074). Не очень давно при раскопках святилища Эвклеи в Вергине (древних Эгах) была найдена фрагментарная надпись, возможно, также содержавшая текст посвящения, сделанного Лаодикой 206. Лаодика родила Персею двух сыновей – Филиппа и Александра – и дочь, имя которой в источниках не сохранилось. Согласно Ливию, Филипп на самом деле был сыном Филиппа V, Персей же лишь усыновил своего сводного брата (Liv. XLII. 52. 5). Впрочем, эта версия вызывает определенные сомнения. Во дворце в Эгах (Вергине) в толосе (круглом помещении) в районе входа была обнаружена надпись с посвящением сыновей Персея Гераклу Отчему – мифическому предку македонских царей из дома Аргеадов и претендовавших на родство с ними Антигонидов 207. Известно также посвящение сыновей Персея из Фессалоники 208. *** В первые годы царствования Персей не только отразил нападение Абруполиса, одного из фракийских правителей, но и изгнал его из собственного царства. Из Амфиполя происходит стела с надписями от имени царя и городского демоса, на посвящении Артемиде Таврополе в честь побед Персея во Фракии 209. Вероятно, что это посвящение было связано 206 Saatsoglou-Paliadeli Ch. Queenly Appearances at Vergina-Aegae: Old and New Epigraphic and Literary Evidence // AA. Ht. 3. 2000. P. 387, 389–392 (ср.: SEG L. 652). 207 Hatzopoulos M.B. Macedonian Institutions under the Kings. Athens, 1996. Vol. 2. Epigraphic Appendix. P. 50 (№ 30). 208 IG X.2.1. 76 = Hatzopoulos M.B. Op. cit. P. 51 (№ 31). 209 Koukouli-Chrysanthaki Ch. Politarchs in a New Inscription from Amphipolis // Ancient Macedonian Studies in honor of Charles F. Edson. Thessaloniki, 1981. P. 229–241 (ср.: SEG XXXI. 614). именно с разгромом Абруполиса, который совершил рейд в направлении Амфиполя. Видимо ок. середины 170-х гг. до н.э. Персей подавил восстание в Долопии, а также совершил визит в Дельфы с вооруженным эскортом. Несколько позднее противники царя представили в Риме эти акции царя в негативном свете. Активная внешнеполитическая деятельность Персея и воссозданная Филиппом V в последнее десятилетие его царствования военная мощь Македонии вызвали рост беспокойства в Риме, что привело во второй половине 170-х гг. до н.э. к подготовке сенатом новой войны против державы Антигонидов. Активную роль в развязывании войны сыграл и старый римский союзник – пергамский царь Эвмен II, опасавшийся усиления Македонии не меньше, чем римляне210. Визит Эвмена в Рим в 172 г. до н.э. во многом стал решающим этапом в принятии римлянами решения о начале войны. Сохранилась надпись из Дельф с обвинениями в адрес Персея, во многом соотносящимися с тем, что согласно Ливию, говорил пергамский царь в Риме211. Известный историк эллинизма А. Ханиотис не без оснований сравнил пропагандистскую кампанию римлян и их союзников против Персея с массированными пропагандистскими атаками современности 212. Возвращаясь из Италии, Эвмен совершил остановку в Дельфах, где, согласно античной традиции, на него было совершено покушение, за которым якобы стоял Персей. Впрочем, информация об этом инциденте, опять же, восходит к антимакедонской пропаганде и, что произошло в Дельфах на самом деле остается под вопросом. 210 Ср.: Walbank F.W. The Causes of the Third Macedonian War: Recent Views // Ancient Macedonia–II. Thessaloniki, 1977. P. 81–94). 211 Syll.3 II. 643 = Sherk R.K. Roman Documents from the Greek East. Baltimore, 1969. № 40. P. 233–239. Ср. Liv. XLII. 11–13. См. также: Никитский А.В. Римляне о царе Персее // ЖМНП. 1906. Апрель. С. 174–210. 212 Ханиотис А. Война в эллинистическом мире. СПб., 2013. С. 264–265. В течение 172–171 гг. до н.э. Персей отправил в Рим ряд посольств, стремясь опровергнуть выдвигаемые против него обвинения и настаивая на соблюдении римлянами мира, но дипломатия не принесла результатов. После получения весной 172 г. до н.э. известий из Италии о формальном объявлении римлянами войны, Персей собрал совет, на котором царь и его приближенные приняли решение воевать. Возможно, что с подготовкой к войне было связано уменьшение веса царских тетрадрахм, который был приближен к родосскому стандарту 213. Рим создал мощную антимакедонскую коалицию, в то время как у Персея изначально был лишь единственный союзник – фракийский царь Котис. Уже в ходе войны Персей заключил союз с иллирийским царем Гентием214, который, впрочем, не только не помог Македонии, но и сам лишился царства незадолго до разгрома римлянами Персея. На стороне же Рима сражались их италийские союзники, контингенты из множества греческих государств, Пергама, Нумидии и т.д. В 171 г. до н.э. Рим начал войну против Персея (т.н. Третья Македонская война), завершившуюся в итоге крахом династии Антигонидов и уничтожением Македонского царства. Впрочем, в течение первых лет войны ситуация оставалась неясной; при этом Персей смог нанести римлянам и их союзникам несколько поражений, наиболее крупное – в конном сражении около холма Каллиник близ Лариссы в Фессалии в 171 г. до н.э. Римской армией командовал консул Публий Лициний Красс. В его армии находились союзные италийские и греческие контингенты. В сражении при Каллинике участвовала конница и часть пехоты Персея. Первыми начали бой стрелки. После этого фракийцы «словно дикие звери» напали на правый фланг римлян, где располагалась италийская конница, которая согласно сообщению Тита Ливия пришла в смятение. Персей, судя 213 Mørkholm O. Early Hellenistic Coinage. Cambr., 1991. P. 164. О Гентии см.: Dzino D. Illyricum in Roman Politics, 229 BC – AD 68. Cambr., 2010. P. 55–57. 214 по всему, лично во главе отборных македонских отрядов – конных «священных ал» и пешей «агемы» – возглавил атаку на центр римского строя, обратив противника в бегство (как это контрастирует с поведением царя несколько лет спустя во время решающей битвы при Пидне!). После этого началось общее отступление римлян, сопровождавшееся большими потерями с их стороны. Отходившим римским войскам оказала помощь находившаяся в резерве союзная фессалийская конница. Узнав о победе конницы, из македонского лагеря к полю боя выступила фаланга. Однако Персей, проявив нерешительность, не продолжил преследование разгромленных римлян. В битве при Каллинике римляне потеряли 200 всадников и не меньше 2000 пехотинцев. При этом 600 всадников попали в плен. В армии Персея погибло 20 всадников и 40 пехотинцев. После выигранной битвы Персей, тем не менее, начал переговоры с разгромленным римским консулом, который, однако, отказался от мирных предложений царя, готового идти на значительные уступки ради прекращения войны (Polyb. XXVII. 8. 5). Победа Персея при Каллинике имела широкий резонанс в Греции, воодушевив противников римлян. Но для Персея это был временный успех, который он не смог закрепить, да и ресурсы (особенно, людские) Рима и его союзников были несравнимы с ресурсами Македонии. Война продолжилась. Она носила весьма масштабный характер; театрами боевых действий стали Македония, Иллирия, северо-западная Греция, бассейн Эгейского моря. В 169 г. до н.э. римляне смогли занять плацдарм на юге Македонии в Пиерии. Консулу Квинту Марцию Филиппу временно удалось даже занять Дий – важнейший религиозный центр Македонии, место почитания Зевса, где находился его знаменитый храм. Ливий и Диодор передают анекдотическую историю о том, что Персей, узнав о вторжении римлян, в панике выскочил из ванны (Liv. XLIV. 6. 1; Diod. XXX. 10. 2). Отступив из Дия, римляне, тем не менее, сохранили плацдарм в южной части Пиерии. Известно о неудачных тайных переговорах македонского царя с Атталидом Эвменом II в 168 г. до н.э., не давших результата, т.к. цари не договорились о цене предполагаемого посредничества Эвмена (Polyb. XXIX. 8. 10)215. Также Персей обращался к Селевкиду Антиоху IV. С просьбами о прекращении войны в Рим прибыли родосцы и римский союзник вифинский царь Прусий II, женатый на сестре Персея. Теме не менее, дипломатия не оказалась успешной. Римляне были намерены продолжать войну до разгрома Македонии. Преемником Марция стал консул Луций Эмилий Павел. В июне 168 г. до н.э. около приморского города Пидна на севере Пиерии произошла решающая битва 216. Наиболее подробные рассказы о сражении при Пидне присутствуют в биографии Эмилия Павла, написанной Плутархом и у Тита Ливия (из-за лакуны в рукописи у него сохранился рассказ только о втором этапе битвы). Не вызывает сомнений, что в 168 г. до н.э. армия Эмилия Павла превосходила по численности армию Персея (общая численность армии македонского царя составляла, видимо, около 44 тысяч воинов). Построение войск противников и расположение отдельных отрядов не совсем ясно изза фрагментарности сведений источников. На правом фланге армии Персея видимо находилась македонская конница и корпус «пельтастов», включавший «агему» – пешую гвардию. В центре стояла фаланга, которую формировали корпуса – «халкаспидов» (меднощитых) и «левкаспидов» 215 Подробнее по поводу переговоров см., например: Hansen E.V. The Attalids of Pergamon. Ithaca – New York – London, 1971. P. 116–118 (впрочем, Э. Хансен сомневается в достоверности традиции о дипломатических контактах Персея и Эвмена II); Schleußner B. Zur Frage der geheimen pergamenisch-makedonischen Kontakte im 3. makedonischen Krieg // Historia. Bd. 22.1. 1973. S. 119–123; Kertész I. The Attalids of Pergamon and Macedonia // AM–V.1. 1993. P. 673–674; Климов О.Ю. Пергамское царство: Проблемы политической истории и государственного устройства. СПб., 2010. С. 103–104. 216 См. подробнее: Hammond N.G.L. The Battle of Pydna // JHS. Vol. 104. 1984. P. 31–47. (белощитых). На левом фланге находились союзная фракийская конница и пехота, а также наемники. У римлян на правом фланге стояли отряды союзников (пехота и конница), а также слоны; в центре находились два римских легиона, которыми командовали консул Эмилий Павел и консуляр (бывший консул) Луций Альбин; на левом фланге находилась конница, а также отряды пелигнов и марруцинов – племен, живших в центральной Италии. Битва при Пидне произошла во второй половине дня 22 июня 168 г. до н.э. (дата точно определяется по лунному затмению, случившемуся в ночь перед сражением). Как и при Киноскефалах в 197 г. до н.э. бой начался с небольшой стычки между легковооруженными отрядами. Местность и время дня оказались неблагоприятными для македонян: рельеф был неровным, а заходившее солнце светило в глаза воинам Персея. Теме не менее, первый удар фаланги и корпуса пельтастов смял противостоявший им римский строй. Римляне были вынуждены отступить до холма Олокр. Македонская фаланга продолжала наступление. По словам Плутарха, Эмилию Павлу «…стала понятна вся сила этого сомкнутого, грозно ощетинившегося строй; никогда в жизни не видел он ничего более страшного и потому ощутил испуг и замешательство». Однако из-за неровности местности строй фаланги оказался нарушенным, чем воспользовались римляне, ударившие по приказу консула в возникшие бреши в македонском строе. В это же время на правом фланге латины, союзники римлян, разгромили противника. В атаке на левое крыло армии Персея были использованы и слоны. Разгром левого фланга армии Персея открыл тыл наступавшей фаланги, по которому римлянами был нанесен удар. Вызывает удивление, что в битве при Пидне совершенно не проявила себя конница Персея, которая, судя по сообщениям Ливия, Плутарха и некоторых других античных авторов, бежала с поля боя, не понеся боль- ших потерь. Это послужило поводом для обвинений всадников в трусости со стороны выживших пехотинцев. Битва была проиграна македонянами. Персей и конница бежали; фаланга была окружена и почти полностью истреблена. Часть воинов бежала к морскому берегу, где римляне бросили против них слонов. Персей к ночи добрался до Пеллы; оттуда он с семьей, свитой, критскими наемниками и сокровищами направился в Амфиполь. Однако организовать сопротивление он не смог, а жители Амфиполя вынудили его покинуть город. После этого царь отправился на о. Самофракия, где он вскоре был блокирован римлянами, которые, впрочем, не нарушили священную неприкосновенность острова, на котором находились почитаемые общеэллинские святилища Великих Богов. Претор Гней Октавий, блокировавший Персея на Самофракии, пообещал жизнь, свободу и сохранность имущества его свите – т.н. «царским детям»217 и вообще македонянам, находившимся на острове (здесь, конечно же, подразумеваются люди из окружения Персея), если они оставят царя (Liv. XLV. 6. 7–9). Призыв возымел успех, и имена людей, сдавшихся римлянам, были записаны войсковым трибуном Гаем Постумием, но было ли учтено позднéе обещание Октавия Эмилием Павлом и членами сенатской комиссии – неизвестно. 217 О македонском придворном институте «царских детей» ( / pueri regii), когда юноши из наиболее знатных семей в течение нескольких лет воспитывались при дворе, находясь в услужении у царей, см., например: Hammond N.G.L. Royal Pages, Personal Pages, and Boys Trained in Macedonian Manner during the Period of the Temenid Monarchy // Historia. Bd. 39.3. 1990. P. 261–290; Нефедкин А.К. Пажеский корпус при Александре Великом // . Памяти Ю.В. Андреева. СПб., 2000. С. 131– 136; Carney E.D. The Role of the Basilikoi Paides at the Argead Court // Macedonian Legacies: Studies in Ancient Macedonian History and Culture in Honor of Eugene N. Borza. Claremont, California, 2008. P. 145–164. Исследователи расходятся во мнениях по вопросу, в каком возрасте юноши отправлялись ко двору (крайние точки зрения – 13 или 16 лет). Однако эпиграфические свидетельства указывают на то, что в списки граждан (и, соответственно, воинов) македонские юноши заносились в 15 лет; возможно, что нек оторые наиболее знатные из них как раз именно в этом возрасте становились «царскими детьми» (современные историки обычно называют их «пажами», что, впрочем, не совсем корректно). Персей попытался бежать с острова, но неудачно. Вскоре его младшие дети были выданы римлянам одним из царских приближенных, Ионом из Фессалоники. После этого Персей вместе со старшим сыном Филиппом сдался Октавию. На преторском корабле плененный царь был отправлен в лагерь Эмилия Павла вблизи Амфиполя. Многие античные авторы сохранили описание драматичной сцены прибытия Персея в римский лагерь и его падения ниц перед консулом. Победа Эмилия Павла над Македонией была увековечена в виде монумента в Дельфах218. Для возвеличивания Павла была приспособлена прямоугольная колонна, построенная изначально для установки статуи Персея. Памятник был переделан; его украсили изображения битвы при Пидне (эти рельефы сохранились до настоящего времени) и надписи; венчала монумент конная статуя Эмилия Павла. Сто лет спустя (ок. 62 г. до н.э.) победа над Персеем была увековечена на денариях, чеканившихся Луцием Эмилием Лепидом Павлом, одним из потомков победителя Персея. На реверсе этих монет показаны победоносный римский полководец, плененный македонский царь с детьми и трофей. Недавно греческим искусствоведом О. Палагией было высказано интригующее предположение о том, что знаменитая Ника Самофракийская, одно из украшений Лувра, была частью монумента, воздвигнутого на острове именно в честь Октавия, пленившего здесь Персея219. Время после капитуляции Персей и его семья провели в районе Амфиполя. Плутарх упоминает даже об относительной свободе перемещений Персея, но позже она была ограничена. Тем временем в Риме было принято решение о судьбе Македонии и ее бывшего царя. О новом устройстве побежденной страны было объявлено весной 167 г. в Амфиполе Луцием Эмилием Павлом и членами специаль218 Kähler H. Der Fries vom Reiterdenkmal des Aemilius Paullus in Delphi. B., 1965. Palagia O. The Victory of Samothrace and the Aftermath of the Battle of Pydna // Samothracian Connections: Essays in Honor of James R. McCredie. Oxford, 2010. P. 154– 164. 219 ной сенатской комиссии220. Греческий антиковед М. Хадзопулос высказал интересное предположение о том, что сбор македонян в Амфиполе для ознакомления с декларацией Эмилия Павла, приезд туда послов из многих государств, а также последовавшие за этим состязания и представления были приурочены римлянами ко времени традиционного македонского весеннего праздника Ксантикá221. По решению римлян, македонская монархия была ликвидирована, а страна разделена на четыре почти полностью демилитаризованные «республики», обязанные выплачивать дань Риму (согласно Плутарху, 100 талантов). Македонянам запрещалась добыча драгоценных металлов и экспорт леса (существовали и некоторые другие ограничения, например, на экономические контакты между новыми македонскими государствами и т.д.)222. Этими шагами римляне хотели предотвратить возможное объединение македонян в едином государстве. Также, по словам Ливия, Эмилий Павел и члены комиссии децемвиров, помимо оглашения принципов нового устройства страны, «назвали 220 Согласно Ливию в комиссию децемвиров, отправленную в Македонию, входили: Авл Постумий Луск, Гай Клавдий Пульхр, Квинт Фабий Лабеон, Квинт Марций Филипп, Гай Лициний Красс, Гней Домиций Агенобарб, Сервий Корнелий Сулла, Луций Юний, Тит Нумизий Тарквинийский, Авл Теренций Варрон (Liv. XLV. 17. 2–3). 221 Hatzopoulos M.B. Macedonian Institutions under the Kings. Vol. 1. Athens, 1996. P. 347– 349. В царское время в ходе праздника проводились: парад и обряд ритуального очищения армии, жертвоприношения, а также разыгрывалась бутафорская битва (Liv. XL. 6. 1–7; Hesych. s.v. ; Suda s.v. = Polyb. XXIII. 10. 17; ср.: Hatzopoulos M.B. Cultes et rites de passage en Macédoine. Athènes, 1994. P. 89–92). 222 По поводу римского устройства Македонии в 167 г. см., например: Шофман А.С. История античной Македонии. Ч. 2. Казань, 1963. С. 269–295; MacKay P.A. Studies in the History of Republican Macedonia, 168–146 B.C. PhD Diss. Berkeley, 1965. P. 1–18; Gruen E.S. Macedonia and the Settlement of 167 B.C. // Philip II, Alexander the Great and the Macedonian Heritage. Washington, 1982. P. 257–267; Papazoglou F. Les villes de Macédoine à l’époque romaine. P., 1988. P. 53–80; Hammond N.G.L., Walbank F.W. Op. cit. P. 563–569; Rubinsohn W.Z. Macedonian Resistance to Roman Occupation in the Second Half of the Second Century B.C. // Forms of Control and Subordination in Antiquity. Leiden etc., 1988. P. 142–143; Hammond N.G.L. Op. cit. P. 378–381; Hatzopoulos M.B. Op. cit. Vol. 1. P. 43–46; Юрин А.И. Положение Македонии после битвы при Пидне // Antiquitas iuventae. Вып. 2. Саратов, 2006. С. 59–69; Katsari C. Enslavement and Death: The Third Macedonian War // From Captivity to Freedom: Themes in Ancient and Modern Slavery. Leicester, 2008. P. 32–36; Zahrnt M. Die Römer im Land Alexanders des Großen: Geschichte der Provinzen Macedonia und Epirus. Mainz, 2010. S. 19–24. виднейших македонян, которых консул поведет перед собою в Италию вместе с их детьми, которым минуло уже пятнадцать лет. Это показалось на первый взгляд жестоким, но скоро македоняне поняли – все делается ради их же свободы: ведь дело шло о царских друзьях и придворных, о полководцах, о флотских и гарнизонных начальниках, привыкших пресмыкаться перед царем, а прочими надменно повелевать. Одни из них были непомерно богаты, другие, хоть состоянием с ними сравниться и не могли, но в расточительности не уступали; все они и ели, и пили, и наряжались по-царски, а гражданского духа, покорности законам и уважения к свободе в них не было. Итак, всем занимавшим должности при царе, даже бывшим послам, велено было оставить Македонию и отправляться в Италию – карой за ослушание была объявлена смерть» (Liv. XLV. 32. 3–6; пер. О. Л. Левинской). Депортация в 167 г. в Италию македонян, сторонников Персея в греческих государствах и просто нелояльных по мнению римлян эллинских политиков носила весьма масштабный характер (наряду с физическим уничтожением множества недругов Рима и другими репрессивными акциями). Однако важно заметить, что интернирование вряд ли затронуло семьи локальной македонской аристократии, которые к моменту крушения монархии Антигонидов не были связаны с общегосударственной элитой. В конце концов, пленников и лиц подлежащих интернированию отправили в Италию: «В Рим под стражу сперва препроводили пленных царей – Персея и Гентия с детьми – за ними толпу прочих пленников; а македонян, которым велено было явиться в Рим, и греческих старейшин отослали последними, ведь тех, кого дома не заставали, отзывали письмами даже от царских дворов, если кто-то, по слухам, был там» (Liv. XLV. 35. 1– 2; пер. О. Л. Левинской). Ливий упоминает казнь в Амфиполе в 167 г. этолийца Андроника и беотийца Неона, греческих приверженцев Персея, попавших вместе с ним в плен на Самофракии (Liv. XLV. 31. 15). Македонян депортировали в Италию в целях ликвидации военнополитической элиты, служившей Антигонидам, и предотвращения реставрации в стране монархии. Неизвестно, скольким македонянам пришлось покинуть родину. Остается под вопросом и то, были ли интернированы целые семьи Вероятно, Ливий достаточно точен, упоминая о депортации лишь principum Macedonum… regis amici purpuratique, duces exercituum, praefecti navium aut praesidiorum… qui in aliquis ministeriis regiis, etiam qui in legationibus fuerant, а также их детей старше 15 лет (см. выше). Как уже было отмечено выше (в разделе о Птолемее, сыне Лисимаха), данный возраст был временем, когда македонские юноши вносились в списки граждан223 и, соответственно, становились «военнообязанными» 224, как об этом говорится в тексте военных установлений времени Филиппа V, известных по копиям из Драмы (район Амфиполя) и Неа Потидеи (Кассандрии). Вероятно, местом сбора македонян, подлежавших депортации, стал Амфиполь, являвшийся главным центром римского военного присутствия в Македонии в период оккупации страны в 168–167 гг. На обратном пути в Италию римляне по приказу сената разграбили Эпир, одно из племен которого, молоссы, было обвинено в поддержке Персея. В ожидании триумфа македонские пленники – turba captivorum – некоторое время находились в цирке Фламиния (Liv. XLV. 39. 14). По сообщению Диодора, в триумфальной процессии Луция Эмилия Павла, состо223 Hatzopoulos M.B. L’organisation de l’armée macédonienne sous les Antigonides: problèmes anciens et documents nouveaux. Athènes, 2001. P. 100. 224 Хотя случаи призыва в таком возрасте были исключением, как, например, перед последней кампанией II Македонской войны (200–197 гг.), когда Филипп V мобилизовывал шестнадцатилетних (Liv. XXXIII. 3. 4). явшейся осенью 167 г., вместе с Персеем и его детьми прошли 250 его «гегемонов» (Diod. XXXI. 8. 12). Вероятно, это были не все депортированные в Италию македоняне (учитывая, например, то, что только ахейцев было интернировано ок. 1000 человек – Paus. VII. 10. 11225). В гегемонах, упоминаемых Диодором, следует видеть в первую очередь, видимо, людей, связанных с военным командованием – duces exercituum, praefecti navium aut praesidiorum, о которых говорил Ливий. Триумф, впечатливший римлян, длился три дня. Помимо пленников в нем были продемонстрированы богатства, захваченные в Македонии. Согласно античной литературной традиции, Эмилий Павел забрал себе только библиотеку македонских царей (Plut. Aem. 28. 11). Позднее состоялся триумф командующего флотом Октавия. По сообщению Ливия, сенатом было решено, что претор Квинт Кассий «препроводит царя Персея с сыном его Александром под стражу в Альбу, не лишая царя ни спутников, ни денег, ни серебра, ни домашних вещей, какие были при нем» (Liv. XLV. 42. 4. Пер. О. Л. Левинской). Впрочем, есть традиция о не столь благоприятных для Персея условиях заточения, которые и привели в итоге к его смерти: о том, что охранники мешали спать бывшему царю и т.д.226 Помимо Персея, в Альбе Фуцинской в разное время жили в заточении другие противники Рима: в самом конце III в. нумидийский царь Сифакс (до того как его перевели в Тибур, где он и умер), а также (после 120 г.) Битуит – правитель галльского племени арвернов 227. 225 Известно, что в Италию также были отправлены этолийские, акарнанские, эпирские, беотийские, фессалийские, перребские, фракийские и иллирийские заложники и пленники (Polyb. XXX. 7. 5; XXXII. 5. 6; Liv. XLV. 31. 9; 34. 9; 43. 9; Iust. XXXIII. 2. 8; Zon. IX. 31). 226 Например: Diod. XXXI. 9. 1–5; Sall. IV. 69. 7; Plut. Aem. 37. 1–3; ср.: Meloni P. Op. cit. P. 438; Reiter W. Aemilius Paullus. Conqueror of Greece. L.; N. Y.; Sydney, 1988. P. 142. 227 Liv. XXX. 17. 2; 45. 4; Per. 61; Liberatore D. Alba Fucens. Studi di storia e di topografia. Bari, 2004. P. 19. Кто был среди «спутников» Персея, отправленных вместе с ним в Альбу Фуцинскую, источники не сообщают. Неизвестно и то, где разместили остальных интернированных македонян. Персей умер в заточении через несколько лет после пленения (в 165 или 162 г.) – источники расходятся по поводу числа лет, прожитых Персеем после пленения228. Согласно Валерию Максиму Персей был удостоен в Альбе публичных похорон – funus publicum (Val. Max. V. 1). Старший сын Персея Филипп и его сестра умерли вскоре после отца. Младший же сын царя, Александр, согласно сообщениям ряда античных авторов, выучил латинский язык и стал писцом (Plut. Aem. 37. 3). Судьба бывших приближенных Персея неизвестна. Ок. 150 г., после множества просьб, римляне отпустили доживших до этого времени ахейских заложников, а также, возможно, и других греков 229. Однако про возвращение македонян, чья родина в это время была охвачена смутами (Polyb. XXXV. 4. 11), в источниках ничего не говорится. Сомнительно, что римляне в подобной ситуации разрешили бы возвратиться в Македонию дожившим до этого времени сподвижникам Персея 230. Лаодика, жена Персея, при неясных обстоятельствах, видимо, вернулась в державу Селевкидов (возможно, после пленения ее вместе с мужем и детьми на Самофракии – Plut. Aem. 26. 4–6; лишь Зонара упоминает участие «жены» Персея в триумфе Эмилия Павла, но говорит о том, что позднее Персей жил в Альбе только со своими детьми и прислугой – Zon. IX. 24). Впоследствии Лаодика, судя по всему, стала супругой своего брата Деметрия I Сотера (162–150 гг. до н.э.) и была убита вместе с ним231. 228 Geyer F. Perseus (5) // RE. Hbd. 37. 1937. Sp. 1021; Meloni P. Op. cit. P. 438–439, 468 Polyb. XXXII. 3. 15; XXXIII. 1. 3; Paus. VII. 10. 11–12; Plut. Cat. Maj. 9. 2–3; Iust. XXXIII. 2. 8; ср.: Badian E. Foreign Clientelae (264–70 B.C.). Oxford, 1958. P. 112. Not. 5. 230 Ср.: Hammond N.G.L. The Macedonian State. Oxf., 1989. P. 381; Hatzopoulos M.B. Quaestiones Macedonicae: lois, décrets et épistates dans les cités macédoniennes // T. 8. 2003. P. 34. 231 Ogden D. Op. cit. P. 147; Carney E.D. Women and Monarchy. P. 196–197; Hoover O.D. A Dedication to Aphrodite Epekoos for Demetrius I Soter and his Family // ZPE. Bd. 131. 229 Известна судьба еще одной женщины, связанной с Персеем. Диодор Сицилийский, рассказывая о начальном этапе карьеры Андриска (Филиппа VI, Лжефилиппа) и его притязаниях на македонский трон, упоминает некую Каллиппу – бывшую наложницу ()232 царя Персея: «От своего сообщника арфиста Николая, македонянина родом, <Андриск> узнал о том, что бывшая наложница царя Персея, по имени Каллиппа, живет с Афинеем Пергамским. Прибыв к ней, <Андриск> в трагических тонах рассказал о своем родстве с Персеем и получил деньги на дорогу, царское одеяние и диадему, а также двух рабов, полезных в случае необходимости; услышал <от Каллиппы Андриск> и о том, что царь фракийцев Терес женат на дочери царствовавшего прежде Филиппа. Воодушевленный этим, отправился <Андриск> во Фракию»233. Идентификация упоминаемого Диодором Афинея как представителя династии Атталидов, самого младшего из четырех сыновей царя Аттала I (241–197 гг. до н.э.)234, не должна вызывать сомнений235. Афиней, будучи 2000. P. 106–110; Miron D. Transmitters and Representatives of Power: Royal Women in Ancient Macedonia // AS. Vol. 30. 2000. P. 47–48. Сомнения Дж. Хеллиэсен по поводу возвращения Лаодики на родину и ее брака с Деметрием малообоснованны (Helliesen J.M. A Note on Laodice Number Twenty // CJ. Vol. 75.4. 1980. P. 295–298). 232 Необходимо сделать заметку по поводу перевода термина как «наложница». В данном случае слово «наложница» не подразумевает заведомо приниженного статуса, подчеркивая лишь нелегитимность отношений (ср.: LSJ9 s.v. [II]: concubine, opp. lawful wife). 233 Diod. XXXII. 15. 4–6. Следует заметить, что сохранился не оригинальный, а сокращенный текст рассказа Диодора об Андриске в составе «Excerpta historica iussu Imp. Constantini Porphyrogeniti confecta» (X в.); сообщение о встрече Каллиппы и Андриска было помещено в разделе «Excerpta de Insidiis». 234 Из трех старших братьев Афинея – Эвмена, Аттала и Филетера – первые двое стали царями (Эвмен II и Аттал II). Об Афинее см., например: Wilcken U. Athenaios (12) // RE. Bd. 2. 1896. Sp. 2024; Hopp J. Untersuchungen zur Geschichte der letzten Attaliden. München, 1977. S. 30. 235 Ср.: Cardinali G. Lo Pseudo-Filippo // RFIC. Vol. 39. 1911. P. 12. Not. 2; Hopp J. Op. cit. S. 93–94. Anm. 187; Kosmetatou E. The Attalids of Pergamon // A Companion to the Hellenistic World. Oxf., 2003. P. 164. Некоторые антиковеды все же называют этого Афинея просто жителем Пергама, не аргументируя, впрочем, свои сомнения по поводу его принадлежности к дому Атталидов (Niese B. Geschichte der griechischen und makedonischen Staaten seit der Schlacht bei Chaeronea. Tl. 3. Von 188 bis 120 v. Chr. Gotha, 1903. S. 332. Anm. 3; Benecke P.V.M. The Fall of the Macedonian Monarchy // CAH. Vol. 8. 1930. P. 276; ср.: LGPN Va. s.v. ). одним из командиров пергамского контингента участвовал на стороне римлян в Третьей Македонской войне (Liv. XLII. 55. 7–8; 56. 5), в том числе и в битве при Пидне. На это указывает афинский декрет в честь Каллифана, сына Каллифана, принятый летом 168 г. до н.э. вскоре после «победы римлян в Македонии», о чем и сообщил афинянам чествуемый гражданин (SEG XXV. 118 = ISE I. 35 v. 13–16: «Поскольку Каллифан из Филы, сражавшийся вместе с римлянами и братьями царя Эвмена Атталом и Афинеем…»). Позднее Афиней сопровождал Эмилия Павла во время его поездки по Греции в 168 или 167 г. до н.э. (Liv. XLV. 27. 6). Связь Афинея с Каллиппой могла начаться именно в это время – вскоре после капитуляции Персея и крушения монархии Антигонидов. Таким образом, нет никаких оснований сомневаться в достоверности информации Диодора о Каллиппе и ее отношениях с Персеем, а впоследствии и с Афинеем236. Можно допустить, что Каллиппа была родом из города Бероя, где эпиграфическими источниками засвидетельствована видная семья, среди представителей которой были популярны имена Каллипп и Гиппострат 237. Возможно, что родом из Берои были и Антигониды238. 236 Можно допустить, что в сюжете с Каллиппой источником Диодора была «История» Полибия (судя по фрагментам, Андриску была посвящена немалая часть XXXVI книги сочинения мегалопольского историка; ср.: Walbank F.W. A Historical Commentary. P. 668–670). По поводу использования Диодором в XXXII книге своей «Исторической библиотеки», где и присутствует рассказ о Каллиппе, труда Полибия см.: Walbank F.W. Polybius. Berkeley, 1972. P. 179. 237 См. подробнее: Кузьмин Ю.Н. Каллиппа и Бероя // ВДИ. 2012. № 1. С. 147–154. 238 Edson Ch.F. The Antigonids, Heracles and Beroea // HSCPh. Vol. 45. 1934. P. 213–246; Кузьмин Ю.Н. Аристократия Берои в эпоху эллинизма. М., 2013. С. 28–32. Одной из основ теории Ч. Эдсона о происхождении Антигонидов из Берои стала эпиграмма в честь Филиппа V (Anth. Pal. VI. 116), написанная его приближенным Самом, в которой царь прямо именуется «властителем Эмафии родом из Берои» (… ). Эдсон обратил внимание и на то, что среди последнего Антигонида Персея наиболее важную роль играли именно выходцы из Берои (например: Polyb. XXIX. 3. 3; Liv. XLII. 39. 7; XLIV. 23. 2; XLIV. 45. 2). Также Эдсон придавал большое значение тому обстоятельству, что Пирр, заняв в 288 г. до н.э. Берою, вызвал деморализацию и дезертирство армии Деметрия Полиоркета (Plut. Demetr. 44. 5–11; idem. Pyrrh. 11. 3–14). Можно добавить еще один аргумент, свидетельствующий о внимании династии Антигонидов к Берое: благодаря надписи известно о посвящении Филиппом V портиков богине Афине в этом городе (EKM I. 17). Время связи Каллиппы с Персеем неизвестно; она могла иметь место как до женитьбы последнего Антигонида на Лаодике ок. 178–177 гг. до н.э., так и на протяжении этого брака. На основе сообщения Диодора (… ) не совсем ясно, стала ли впоследствии Каллиппа женой Афинея или же просто сожительствовала с ним. Можно отметить, что Диодор не называет Каллиппу Афинея, при этом четко обозначая ее статус при Персее как . Впрочем, фразеология Диодора не исключает того, что Каллиппа все же стала женой Афинея239. Британский антиковед Д. Огден допустил даже то, что Каллиппа могла быть матерью Андриска, претендента на македонский трон 240. Впрочем, царское или же простое происхождение Андриска – это предмет особой дискуссии; скорее всего, что он все же не был Антигонидом. Можно отметить, что сохранилась традиция о том, что Андриск был сыном Персея и его наложницы (например: Liv. Per. XLIX: …ex paelice). Однако сообщение Диодора, кажется, не дает оснований думать, что Андриск, обращаясь за поддержкой к Каллиппе, считал ее своей матерью, или, что она признала его сыном. Представляется, что самый серьезный аргумент против мнения о царском происхождении Андриска связан со следующими обстоятельствами. Когда селевкидский царь Деметрий Сотер выдал римлянам Андриска, незадолго до этого впервые объявившего о своем царском происхождении и претензиях на македонский трон (ок. 151 г. до н.э.), они, судя по всему, не поверили в то, что он мог быть настоящим Антигонидом. По решению сената (что явно подразумевает и проведение расследования), Андриск должен был поселиться в одном из италийских городов, откуда он вскоре сбежал в Милет (Diod. XXXI. 40a; XXXII. 15. 1). Все это свидетель- 239 Ср. с терминологией Диодора по поводу матримониальной политики некоторых диадохов (Diod. XVIII. 18. 7; XVIII. 23. 1; XIX. 59. 3). 240 Ogden D. Op. cit. P. 191–192, 232. ствует об отсутствии должного контроля над ним, особенно, если вспомнить условия содержания Персея и его детей в Альбе Фуцинской241. Таким образом, династия Антигонидов пресеклась на Персее и его детях. Но показательно, что Андриск объявил о своих претензиях на Македонию именно как сын Персея Филипп. В 149 г. до н.э. Андриску удалось ненадолго захватить Македонию, но в итоге он был разгромлен римлянами и их союзниками, а страна была включена в римскую провинциальную систему. *** Итак, как уже было отмечено выше, восприятие Персея и его политики находится под влиянием античной литературной традиции, в которой преимущественно показан крайне негативный образ последнего македонского царя. Но, если попытаться отойти от стереотипов пропаганды, то мы увидим вполне деятельного и компетентного правителя, который продолжил политику своего отца по восстановлению Македонией статуса мощной региональной державы на Балканах и в Эгеиде, хотя и не помышлял о конфронтации с Римом. Но даже это угрожало интересам соперников Антигонидов, из которых самые сильные – Рим и Пергам – развязали войну против Персея. Последний македонский царь явно не был талантливым полководцем, а ресурсы его державы значительно уступали ресурсам римлян и их союзников. Все это вместе с неблагоприятными обстоятельствами, имевшими место в битве при Пидне, привело к разгрому Персея и крушению Македонской монархии. 241 По поводу различных версий возвращения Андриска из Италии см.: Walbank F.W. A Historical Commentary. P. 668; Rubinsohn W.Z. Op. cit. P. 154. Not. 66, 69. Некоторые антиковеды допускают, что Андриска могли освободить ок. 150 г. до н.э. вместе с греческими заложниками, интернированными в 167 г. до н.э., но это представляется маловероятным (ср. с терминологией Диодора и, особенно, Ливия по поводу именно тайного бегства Андриска – [Diod. XXXII. 15. 1]; clam profugisset [Liv. Per. XLIX]). ПТОЛЕМЕЕВСКИЙ ЕГИПЕТ И.А. Ладынин ПТОЛЕМЕЙ III И БЕРЕНИКА II Царствование Птолемея III (246-222 гг. до н.э.) пришлось на необычайно значимое время в истории не только эллинистического Египта, но и всей ойкумены, созданной Александром Великим и его преемниками. Одна из крупнейших войн, охватывавших восточноэллинистическую ойкумену, «первый звонок», прозвучавший для македонских правителей Египта с восстанием его местных жителей, начало по-настоящему масштабной деятельности македонских царей в египетских храмах, призванной показать, что они настоящие дети богов, способные осуществлять согласно древней традиции ритуал, - это неполный перечень событий и свершений, которыми было ознаменовано пребывание этого царя у власти. По существу, именно ему выпало подвести итог вековому владычеству македонян над Египтом и на основе этого опыта попытаться изменить свое государство так, чтобы оно смогло ответить на вызовы, исходившие как от его египетских подданных, так и от внешних врагов. Насколько мы можем судить, Птолемей III ко всем этим задачам подошел добросовестно, и если их решение было все же не доведено до конца или его первоначальный замысел был в итоге искажен, нельзя забывать, что оно в любом случае не могло бы делом одного царствования. Однако именно после Птолемея III в истории его дома начинает действовать сформулированное Страбоном печальное правило, согласно которому все последующие цари, «испорченные жизнью в роскоши, управляли государственными делами хуже своих предшественников» (Strab. XVII. 1.11). Опыт пребывания македонских царей у власти над Египтом до Птолемея III насчитывал уже без малого девяносто лет; и в целом его нельзя было назвать неудачным1. Создатель эллинистической ойкумены Александр Великий, вступив в 332 г. до н.э. Египет, искусно использовал недолгое пребывание там для того, чтобы заложить основу своего обожествления: в начале 331 г. в святилище Амона-Ра (для греков Зевса-Аммона) в ливийском оазисе Сива, известном в греческом мире, пожалуй, больше, чем в Египте, он был признан сыном этого божества. Усилиями самого Александра эта весть разнеслась по всей эллинской ойкумене; и вскоре он покинул Египет, оставив власть над ним уроженцу древней греческой колонии Навкратиса Клеомену. Клеомен занялся постройкой основанного Александром приморского города, получившего его имя, и хладнокровным и изощренным выкачиванием из Египта (в особенности, из его храмов) средств для новых хозяев страны. Греческий трактат «Экономика», безосновательно приписывавшийся Аристотелю, но на самом деле появившийся, видимо, к концу IV в. до н.э., рассказывает даже о том, как однажды Клеомен пригрозил жрецам открыть охоту на священных крокодилов, один из которых схватил его раба, и от этой напасти жрецам пришлось откупаться. Действия Клеомена и его репутация среди египтян хорошо показывают, что, несмотря на престиж владения Египтом для любого чужеземного царя и особую роль этой страны в становлении царского культа Александра, в системе его владений, как и при персах, ей была отведена роль «одной из», данницы, обязанной, как и все прочие, оплачивать из своих богатств нужды всей огромной державы Аргеадов. Ставший сатрапом, а фактически единоличным правителем Египта Птолемей, сын Лага (до этого один из телохранителей и полководцев Александра, бывший, по-видимому, не менее чем на десять лет старше са1 См. в целом об истории эллинистического Египта: Hölbl G. A History of Ptolemaic Empire. L.; N. Y., 2001; Huss W. Ägypten in der hellenistischer Zeit, 332-30 v. Chr. München, 2001. мого царя) сразу в корне изменил это положение дел. Когда в 323 г. до н.э. он вступил в страну, еще не было очевидно, что мировая держава фактически распадется через несколько лет; однако Птолемей сразу повел дело к обособлению своих владений, прекрасно понимая, какие возможности для этого дает географическая обособленность Египта. Свое правление в Египте он начал с расправы над Клеоменом; не в пример ему, он проявлял уважение к египетским культам, выразившееся, в частности, в готовности оплатить расходы по торжественному погребению священного быка Аписа. В пропаганде, которая велась при нем в египетских храмах вроде бы от имени царей-Аргеадов, все более внятно (особенно с 316 г. до н.э., когда началось формальное царствование над Египтом ребенка, рожденного от Александра Великого Роксаной) проводилась мысль о фиктивности власти этих чужеземцев над Египтом: истинным сакральным царем этой страны и мира представал не бренный земной правитель, а бог Хор. В период сатрапии Птолемея Египет ни разу не стал ареной войны между диадохами, зато неоднократно приобретал внешние владения: в итоге, уже после того, как Птолемей провозгласил себя в 305/4 г. до н.э. царем и в 301 г. до н.э. вместе с Селевком и Лисимахом и Кассандром одержал победу над Антигоном при Ипсе, к нему перешли некоторые города на южном побережье Малой Азии и большая часть Восточного Средиземноморья, именовавшаяся Келесирией. Спустя еще некоторое время Птолемей овладел Кипром, Ликией и, видимо, Памфилией; добрые отношения связывали его с так называемым «союзом несиотов» (островитян), центром которого был Делос. На западе, после примерно двадцатилетних усилий, имевших переменный успех, Птолемей в 298 г. до н.э. добился влияния в Кирене, царем которой становится его пасынок Маг. Птолемеевский Египет стал одной из двух (наряду с державой Селевка Никатора) крупнейших держав эллинистического мира, и связующие нити между частями его владений проходили по просторам Средиземноморья. Великая держава, созданная Птолемеем, должна была иметь достойное обличье и прежде всего притягивающую к себе множество людей столицу. Об этом Птолемей стал заботиться еще до того, как стал царем и закрепил за собой обширные внешние владения. По-видимому, ок. 313-312 гг. до н.э. он перенес свою резиденцию из Мемфиса в Александрию; сюда же было перемещено набальзамированное тело Александра, погребальный поезд которого был захвачен Птолемеем на пути из Вавилонии в Македонию еще в конце 320-х гг. Погребение Александра (т.н. сема, или сома) в Александрии Египетской оказывается окружено почитанием, а ок. 290 г. до н.э. Птолемей придает ему необычайно выгодную для себя и своего государства форму: подобно тому, как в религиозной практике греческих полисов существовал институт т.н. жрецов-эпонимов, служба которых длилась в течение календарного года, обозначавшегося по их именам, в Александрии создается эпонимное жречество Александра, культ которого становится теперь для государства Птолемея официальным. Чтобы понять смысл этого нововведения, стоит обратиться к мнению бельгийской исследовательницы эллинистического Египта Кл. Прео: как она считала, в Египте люди эллинской культуры оказались вне такой традиционной для них структуры, как полис, и поэтому должны были вырабатывать для своего нового социума новые формы связей внутри него 2. Однако именно такой новой формой и был созданный Птолемеем культ Александра, благодаря датировкам по именам его жрецов-эпонимов, находивший отражение в формулах официальных документов! Люди эллинской культуры, находившиеся в Египте (а их число в стране непрерывно росло), должны были чувствовать себя частью своего рода единой «мегаобщины», связующей силой которой было не только их личное согласие, как в обычном полисе, но в первую очередь создавшая ее воля царя. К этому нужно прибавить 2 Préaux Cl. Les continuités dans l’Égypte gréco-romaine // Actes du Xe Congrès international de papyrologues, Varsovie-Cracovie, 3-9 septembre 1961 / Sous la rédaction de J. Wolsky. Wroclaw-Varzsovie-Cracovie, 1964. P. 236. строительство Птолемея в Александрии, сделавшее ее одним из самых блестящих городов греческого мира, а также создание в ней знаменитого Мусейона и библиотеки – пожалуй, самых знаменитых центров культуры эллинизма. То, что нам известно об основателе династии Птолемеев, вообще производит исключительно благоприятное впечатление. Казнь Клеомена – это чуть ли не единственное известное нам проявление Птолемеем в его качестве правителя Египта жестокости, причем жестокости вовсе не бессмысленной: Клеомен действительно сопротивлялся новому сатрапу Египта с оружием в руках. Античная традиция не связывает с Птолемеем щедрое пролитие крови, которое сопровождало борьбу диадохов, например, на территории Македонии: напротив, его прозвище «Сотер» - «спаситель», приписывает ему прямо противоположные качества (данное Птолемею родосцами в благодарность за снятие осады с их города в 304 г. до н.э., оно затем было связано со спасением им в Индии Александра, а в египетской традиции вообще осмысливалось как эпитет бога Хора, мстящего за своего отца Осириса!). В стойкой репутации Птолемея – автора одного из исторических произведений об Александре – как повествователя предельно честного мы могли убедиться недавно, когда крупный специалист по эпохе Александра Великого британский ученый Р. Л. Фокс в ответ на наше предположение о том, что одно из сообщений, восходящих к Птолемею, может быть недостоверно, улыбнулся и покачал головой. Птолемей Сотер кажется нам лишенным потоса (страстной импульсивности), который был так свойственен Александру, тщательно продумывающим свои решения и не торопящимся с их реализацией, а также наделенным обыкновенной человеческой порядочностью. Неудивительно, что основание, на котором он установил свое государство, оказалось в конечном счете самым долговечным среди великих эллинистических держав. Преемником Птолемея I стал его сын того же имени, в последние годы жизни своего отца (с 285 по 282 гг. до н.э.) правивший с ним совместно. Именно на протяжении его царствования окончательно оформилась эллинистическая ойкумена, опорными столпами которой стали три крупнейшие державы: его собственная, государство Селевкидов и Македония Антигонидов. По поводу характера отношений между этими тремя государствами следует сделать два замечания, которые не могут быть в полной мере аргументированы, но кажутся наиболее совместимыми с имеющимися в нашем распоряжении фактами. Первое из них касается хорошо известной теории χώρα δορίκτητος (букв. «земля, добытая копьем»), согласно которой право эллинистического царя на приобретение той или иной территории обеспечивалось самим фактом ее успешного завоевания, в особенности в результате убедительной победы в сражении (сторонником этой теории является, например, немецкий исследователь государства Селевкидов А. Мель3). По нашему мнению, эта теория довольно далека от истины: в частности, владение династиями Птолемеев и Селевкидов территориями, образовывавшими их домены, - Египтом и Сирией с Месопотамией – совершенно явно обосновывалось не «правом копья», а политико-правовыми выкладками, восходящими еще к первому десятилетию борьбы диадохов: присвоить территорию, входящую в такой домен, исключительно по праву завоевания было невозможно. Второе предположение связано с тем, что, как хорошо видно по ряду эпизодов (об одном из них, пришедшемся на время 3-й Сирийской войны, нам еще предстоит говорить ниже), отстранение представителей трех великих эллинистических династий от престола, тем более посягательство на их жизнь, были практически невозможны; напротив, как показал один из авторов этой книги, О.Л. Габелко, браки с принадлежавшими к ним царевнами имели легитимирующее значение для 3 Mehl A. Doriktetos chora: Kritische Bemerkungen zum ‘Speerwerb’ im Politik und Völkerrecht der hellenistischen Epoche // Ancient Society. 1980-81. Vol. 11-12. S. 173-212. возникавших в эллинистическом мире III в. до н.э. «младших» по царских домов (Понта, Каппадокии, возможно, Пергама) 4. По сути дела, напрашивается предположение о заключении между «великими домами» эллинистического мира своего рода «конвенции», гарантировавшей их особое положение и неприкосновенность их царствующих представителей и их доменов; трудно сказать, насколько явную форму она должна была иметь, но само заключение ее могло произойти не раньше гибели последнего государства диадохов, еще явно не защищавшегося ее условиями, - государства Лисимаха в 281 г. до н.э. В таком случае участником этой «конвенции», обязанным соблюдать ее условия в своих войнах, несомненно, должен был быть Птолемей II. Именно в его царствование обозначилось внешнеполитическое противостояние, ставшее главным для государства Птолемеев более чем на столетие, - конфликт с государством Селевкидов. Исходно Птолемей и Селевк были близкими союзниками по коалиционной борьбе с Антигоном Монофтальмом и Деметрием Полиоркетом; однако после победы над этими общими врагами приобретение Птолемеем земель в Восточном Средиземнорье и в Малой Азии обозначило перспективу его соперничества с Селевком (последний реагировал на это, перенеся метрополию своей державы из Месопотамии в Сирию, ближе к будущему «египетскому фронту»). О ряде войн Птолемеев и Селевкидов в III в. до н.э., в отсутствие восходящей к их дворам исторической традиции, мы знаем досадно мало5. Повидимому, первой из таких войн была т.н. «война за сирийское наследство» (280-279 гг. до н.э.), вспыхнувшая между Птолемеем II и Антиохом I, преемником Селевка I, вскоре после смерти последнего (281 г. до н.э.). Повидимому, именно тогда, воспользовавшись переходной ситуацией в госу4 Габелко О.Л. Династическая история эллинистических монархий Малой Азии по данным «Хронографии» Георгия Синкелла // AAe. 2005. Вып. 1. С. 86-106. 5 Grainger J.D. The Syrian Wars. Leiden, 2010 (Mnemosyne Supplements. History and Archaeology of Classical antiquity, 320). дарстве Селевкидов, Птолемей II расширил свои владения в Малой Азии. Прямые и косвенные эпиграфические свидетельства птолемеевских власти и военного присутствия обнаруживаются после этого на о. Самос, в городах Западной Малой Азии Милете, Стратоникее, Амизоне, Галикарнассе; среди птолемеевских владений оказывается Киликия. По сути дела, возникает своего рода «мост» между ядром владений Птолемеев – Восточным Средиземноморьем и Кипром – и их отдаленными форпостами в Эгейском бассейне (зона «несиотов»); однако, «построив» такой мост, царь Египта оказывается перед необходимостью не только защищать его, но в ряде случаев и расширять свою экспансию. В 274-271 гг. до н.э. Птолемей II вновь ведет с Антиохом I т.н. 1-ю Сирийскую войну: селевкидский царь мобилизует войска в Месопотамии, выписывает двадцать боевых слонов из Бактрии и готовится к вторжению в Египет, однако его сделали невозможным какие-то хозяйственные проблемы государства Селевкидов и разразившаяся эпидемия. Ситуация в отношениях с Селевкидами стала для Птолемея II сложнее и в том, что царь Кирены Маг отошел от союза с Египтом и, вступив в брак с дочерью Антиоха I Апамой, присоединился к его врагу. Мир между Птолемеем II и Антиохом I в 271 г. до н.э. зафиксировал соотношение сил между ними, которое существовало до войны. В то же время экспансия Птолемея в Малой Азии и на Эгеиде, порождающая необходимость в союзах с полисами Балканской Греции, делает его врагом и македонского царя Антигона Гоната: в 267-261 гг. птолемеевское государство и Македония воюют в Эгеиде и на плацдармах в Греции, в т.ч. в Аттике (собственно, эта война и получила название Хремонидовой по имени лидера антимакедонской партии в Афинах, видевшего возможность при покровительстве Птолемея II укрепить свой город и, в частности, вернуть из-под контроля Македонии Пирей). Несмотря на некоторые успехи в Эгеиде (приобретение контроля над Эфесом и, возможно, Лесбосом, Ферой, Кеосом, пунктами в Арголиде и на востоке Крита), Птолемею не удалось создать в Греции систему сильных союзных городов, независимых от Македонии. Вскоре после этого начинается 2-я Сирийская война, протекавшая опять же в основном в Эгеиде (260-254 гг. до н.э.): по ее итогам противник Птолемея II Антиох II Теос получает Ионию (с Эфесом и Милетом), о. Самос, значительные территории на южном побережье Малой Азии в Киликии и Памфилии. Кроме того, в ходе этой войны Македонии, победившей птолемеевский флот при о. Кос в 258 г. до н.э., по-видимому, удается лишить Птолемея опоры на Киклады (о. Андрос переходит к кон. 250-х гг. до н.э. в руки Антигона Гоната). Тем удивительнее «династические» итоги 2-й Сирийской войны, необычайно прочно связавшие династии Птолемеев и Селевкидов. Ок. 253-252 гг. до н.э. Антиох II расторгает свой брак с Лаодикой II (от которой у него уже был сын-подросток Селевк), щедро компенсируя ей утрату царского статуса, и женится на дочери Птолемея II Беренике, с намерением передать их будущему сыну селевкидский престол. Последствия этого решения должны были быть очевидны всем и в первую очередь членам династии Селевкидов: возникала ситуация, в которой их царство, формально оставаясь, в соответствии с предполагаемой нами «конвенцией», независимым, должно было фактически перейти после смерти Антиоха II к побочной ветви дома Птолемеев. На наш взгляд, вероятно, что, несмотря на свои успехи во 2-й Сирийской войне, Антиох II почувствовал какую-то колоссальную угрозу своему государству, купировать которую можно было лишь чрезвычайными мерами, в том числе заведомо невыгодным союзом с Птолемеями. К природе этой угрозы мы еще вернемся, сейчас скажем лишь, что она, безусловно, не исчерпывалась ситуацией в Средиземноморье. Вместе с тем можно довольно четко угадать, против какого общего врага был направлен союз Селевкидов с Птолемеями: учитывая продолжающиеся успехи Антигонидов в Эгеиде (в сер. 240-х гг., после новой морской победы при Андросе, они устанавливают полный контроль над Кикладами) и их явную заинтересованность в предотвращении такого союза (проявившуюся, в частности, в кратком браке сводного брата Гоната Деметрия Красивого и киренской царевны Береники; см. ниже), таким врагом, скорее всего, была Македония. Кроме того, Антиох, возможно, был заинтересован и в том, чтобы при помощи этого союза исключить возобновление в будущем конфликта между Птолемеями и Селевкидами и иметь возможность сосредоточить силы своей державы на борьбе с грозящей ей опасностью. Об этих военно-политических событиях царствования Птолемея II, в особенности его конца, невольно приходится говорить подробно, поскольку они образуют непосредственную экспозицию времени его сына и нашего героя. Завершая разговор о Птолемее II, необходимо, как и в связи с Птолемеем I Сотером, сказать несколько слов о нем как о человеке. В отличие от своего отца, он предстает перед нами гораздо более мятежным существом, и самым ярким проявлением этого оказывается его любовь к Арсиное II. Когда будущий Птолемей II родился на Косе в 308 г. до н.э., Арсиное – дочери Птолемея, сына Лага, от того же брака с Береникой I было уже восемь лет. Став в 16 лет женой по меньшей мере 60-летнего Лисимаха, она после его гибели в 281 г. до н.э., чтобы сохранить положение царицы, предложила вступить с ней в брак царю Македонии, собственному сводному брату Птолемею Керавну (сыну Птолемея I от первого брака с Эвридикой). Когда дело кончилось убийством Керавном ее детей от Лисимаха, она бежала через Самофракию в Египет, где заставила своего брата оставить и сослать свою первую жену Арсиною I (мать будущего Птолемея III, Лисимаха и Береники – будущей супруги Антиоха II) и сделать своей женой ее саму (видимо, ок. 277 г. до н.э.). Как известно, эпитет Птолемея II, под которым его знали по крайней мере со II в. до н.э., звучал «Филадельф» («Любящий сестру»; этот эпитет очевидным образом связан с обозначением «боги-Адельфы» - «боги брат и сестра», - под которым с кон. 270-х гг. Птолемей II и Арсиноя II чтились вместе с Александром в рамках государственного эпонимного культа). «Уже необычная разница в возрасте показывает, что о любви здесь не могло быть и речи», - пишет в очерке об этой чете немецкий историк эллинизма Г. Бенгтсон: по его мнению, Птолемей II лишь помог своей сестре вернуть высокое положение, которое она утратила6. Хотелось бы спросить, по какой еще причине царь мог сделать именно это, а не просто позволить своей сестре жить в Египте, тем более, сделать это, разрушив свою семью и вызвав негодование и насмешки по всему греческому миру, а после смерти своей сестры-супруги ок. 270 г. до н.э. начать воздавать ей исключительные почести во всех храмах страны? Думается, лучше Бенгтсона мотивы Птолемея II понял Гай Калигула, заказавший копию статуи Арсинои в качестве изображения собственной возлюбленной сестры Друзиллы. Однако чувство Птолемея к Арсиное кажется настолько бурным и сметающим со своего пути все препятствия, что невольно заставляет усомниться в совместимости у того, кто его испытывал, с обычными человеческими добрыми чувствами. Почему-то сомнений в способности их испытывать у нас не возникает в связи с Птолемеем Сотером; а семейное счастье, которое, вроде бы, угадывается в жизни Птолемея III и Береники, кажется чуть ли не противоположностью стихии, соединившей предыдущую царскую чету. *** Точная дата рождения Птолемея III неизвестна, но оно должно было прийтись на кон. 280-х – начало 270-х гг. до н.э., т.е. на время недолгого брака Птолемея II и Арсинои I. Надпись с острова Фера (IG XII. 3.464), представляющая собой декларацию верности недавно вступившему на престол царю Птолемею от некоего Артемидора из Перги и народа ферейцев, среди которых царь вырос, позволяет, по мнению некоторых исследо6 Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 145. вателей7, предположить, что какое-то время он воспитывался на Фере. Повидимому, долгое время сын Арсинои I вообще не рассматривался как будущий царь: между 267 и 259 гг. до н.э. мы видим в качестве соправителя Птолемея II т.н. «Птолемея-сына», очевидно, сына Арсинои II от брака с Лисимахом, усыновленного Филадельфом; однако его возвышение прекратилось после его мятежа против Птолемея II, поднятого во время 2-й Сирийской войны в Милете совместно с будущим тираном этого города Тимархом. О событиях жизни будущего Птолемея III до воцарения неизвестно ничего, за исключением его женитьбы в 249/8 г. до н.э. на Беренике, дочери царя Кирены Мага, сына первой жены Птолемея Сотера Эвридики от ее первого брака, и Апамы, дочери Антиоха I и сестры Антиоха II Теоса. Впрочем, наверное, немаловажным для судьбы Птолемея III было то, что своего царствования он дожидался долго – во всяком случае, дольше, чем его отец, а затем и его сын – и при этом примерно до двадцати лет явно был отодвинут на второй план по сравнению с «Птолемеем-сыном». Судя по дате, фигурирующей в Канопском декрете, Птолемей III вступил на престол после смерти его отца 28 января 246 г. до н.э. (предположение о его соправлении с Филадельфом, длившимся чуть больше года, которое высказывалось в начале ХХ в. 8, сейчас с основаниями отвергается 9). Вступление Птолемея III на престол было осложнено разразившимся через несколько месяцев после этого тяжелейшим внешнеполитическим кризисом: умер Антиох II Теос, и предрешенное его браком с Береникой «птолемеевское наследование» престола Селевкидов стало реальностью. «Птолемеевскому наследованию» немедленно воспротивились находившаяся в Эфесе первая жена Антиоха II Лаодика и ее уже совершенно7 Huss. Ägypten in hellenisticher Zeit. S. 436. Meyer E. Untersuchungen zur Chronologie der ersten Ptolemäer auf Grund der Papyri. Leipzig, 1925. S. 32. 9 Samuel A.E. Ptolemaic Chronology. München, 1962 (Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte, 43). P. 92. 8 летний сын Селевк (будущий Селевк II Каллиник), по инициативе которых начинает разворачиваться полная жестокостей, вообще свойственных македонской политической традиции, интрига. Явно по их приказу к малолетнему сыну Антиоха II и Береники был подослан убийца (об этом говорят Юстин и Полиэн: Iust. XXVII. 1.2; Polyaen. VIII.50; согласно Валерию Максиму, ребенок был похищен и убит одним из магистратов Антиохии: Val. Max. IX.10). Тем не менее, согласно Полиэну, его убийство удалось скрыть, и Береника обратилась за помощью к антиохийцам, показав им, причем при вынужденном содействии убийц, ребенка, похожего на ее сына от Антиоха. Затем посланцы Лаодики все же убили Беренику, нарушив заключенное с ней соглашение; но до этого она успела обратиться к своему брату и новому царю Египта Птолемею III за помощью. Его войска вступили в Антиохию, судя по всему, осенью 246 г. до н.э. и почти не встретили сопротивления: согласно собственному рассказу Птолемея, зафиксированному в историческом тексте т.н. папируса Гуроб, в Антиохии его приветствовали местные магистраты, а также сатрапы и войско Селевкидов (pGurob. Col. III. 20-25), а во дворце ему еще удалось застать свою сестру (id. Col. IV. 21). Последнее сообщение вызывает мало доверия, так как Юстин говорит об убийстве Береники еще до появления Птолемея III (Iust. XXVII.1.7), а Полиэн – о том, что в течение какого-то времени Птолемей рассылал по землям Селевкидов послания от имени убитых сестры и племянника как их законных правителей (ibid.). Цель этой «стратагемы» была ясна – отстранить от престола сына Антиоха от Лаодики Селевка, по возможности (по крайней мере, формально) не нарушая предполагаемой нами «конвенции великих домов»; однако, судя по всему, этот обман долго не продержался, и Птолемей был вынужден принять на себя титул преемника Селевкидов - «великого царя», который фиксирует применительно к нему т.н. надпись из Адулиса – известный нам уже в византийской копии памятник этого времени с побережья Красного моря (OGIS. 55, l. 1: ). Можно почти не сомневаться, что сам этот акт был осуществлен Птолемеем, как говорится, скрепя сердце и без особого расчета на искреннее признание его легитимности: его противоречие «конвенции» было очевидно. Хотя сатрапы Селевкидов, находившиеся в Антиохии, и изъявили покорность Птолемею (что, очевидно, и позволило составителям надписи из Адулиса говорить о подчинении им земель вплоть до Бактрии), ему все же пришлось начать поход вглубь державы, чтобы подавить начатое Селевком сопротивление. Похоже, его центром могли быть домены вблизи Вавилона и Борсиппы, в свое время проданные Антиохом Лаодике после развода за номинальную цену в порядке компенсации; соответственно, главной целью похода Птолемея была Месопотамия. Таким образом, началась война Птолемея III с наследником государства Селевкидов, известная как 3-я Сирийская война, или «война Лаодики». Согласно свидетельству историка III в. н.э. Порфирия Тирского, дошедшему до нас в передаче блаженного Иеронима и в свою очередь восходящему к неизвестной нам эллинистической исторической традиции, Птолемей III занял, помимо Сирии, территории Киликии и «верхних сатрапий за Евфратом» (Hieronym. Comm. in Dan. 11. 6-9 = FgrH. 260. F. 43: …Seleuci cognomenti Callinici, qui cum matre Laodice regnabat in Syria, et abusus est eis et obtinuit in tantum ut Syriam caperet et Ciliciam superioresque partes trans Euphraten et prope modum universam Asiam); Аппиан говорит, что Птолемей дошел до Вавилона (App. Syr. 65: ... ); однако эти сообщения до сих пор не позволяли понять, занял он при этом столицу Месопотамии или нет. Немецкий историк эллинистического Египта В. Хусс утверждал даже (правда, вскользь), что Птолемей III разместил на какое-то время в Вавилоне свой двор 10; на наш взгляд, очень существенно, что ни о чем подобном не говорит библейская Книга Дании10 Huss. Ägypten in hellenisticher Zeit. S. 345. ла, описывающая 3-ю Сирийскую войну как противостояние «северного царя» и «южного царя» (Дан. 11: 6-8): поскольку Вавилон для авторов библейской традиции был поистине знаковым местом, символизировавшим языческий гедонизм, едва ли такое его падение осталось бы незамеченным даже и в очень иносказательном повествовании Книги Даниила 11. Уточнить этот вопрос, а заодно и установить точную хронологию похода Птолемея III позволяет фрагмент вавилонской хроники этого времени, хранящийся в Британском музее (British Museum 34428; мы ориентируемся на публикацию этого источника в Интернете и его интерпретацию нидерландским ассириологом Б. ван дер Шпеком) 12. Согласно нему, в кон. 246 г. до н.э. (в вавилонский месяц кислиму - 26 ноября-25 декабря) войска Птолемея вступили в «[Селевкию, царский город, который на] Евфрате» (видимо, Сиппар в северной части Нижней Месопотамии); 9 января 245 г. (в 15-й день месяца тебету = 26 декабря-23 января) они («войска ханейцев, которые не боятся богов») подступают к Вавилону. В течение января продолжается сражение, в результате которого птолемеевские войска (во главе с «посланцем царя, который пришел из Египта» - вероятно, Ксантиппом, назначенным Птолемеем наместником «верхних сатрапий») занимают знаменитый храм Мардука Эсагилу; однако и в следующем месяце (шабату = 24 января-22февраля) бои продолжаются вокруг царского дворца. Возможно, весной 245 г. до н.э. птолемеевским войскам удалось, все же, взять Вавилон; однако уже 11 июля 245 г. в клинописном документе из Урука появляется первая датировка годом правления признанного царем Селевка II Каллиника. Следовательно, пребывание Птолемея III под Вавилоном, а может быть и в самом городе было слишком кратковременным, 11 Ладынин И.А. 3-я Сирийская война и захват Птолемеем III в Азии культовых предметов в сведениях книги Даниила и Порфирия Тирского // AAe. 2007. Вып. 2. С. 285-286. 12 Ptolemy III Chronicle (BCHP 11) // Mesopotamian Chronicles. 2004-2006. URL: http://www.livius.org/cg-cm/chronicles/bchp-ptolemy_iii/bchp_ptolemy_iii_01.html (дата обращения: 15.10.2013). чтобы произвести на современников впечатление; а между весной и летом 245 г. до н.э. птолемеевские войска отступают из Месопотамии по причине, которая хорошо известна нам из античных источников. Согласно Юстину, «Птолемей… занял бы все царство Селевка, если бы не был отозван в Египет мятежом дома» (Iust. XXVII. 1.8: …Ptolomeo…, qui nisi in Aegyptum domestica seditione revocatus esset, totum regnum Seleuci occupasset). То же самое говорит и Порфирий Тирский: по его сведениям, Птолемей вернулся из похода с добычей, включая некогда вывезенные из Египта персами изображения богов, «когда услышал, что в Египте разразился мятеж» (FgrH. 260. F. 43: cumque audisset in Aegypto seditionem moveri…). Ряд исследователей считал, что то же самое «восстание египтян» упоминается в папирусном фрагменте II в. до н.э. (pHaun. I. 6, l. 15: …), возможно, относящемся к списку труда греческого историка кон. III в. до н.э. Филарха 13. Иными словами, в метрополии государства Птолемеев произошло событие, которое его глава счел достаточным поводом для того, чтобы свернуть хотя и начавшуюся со спорного акта принятия на себя чужого царского титула, но сулившую большие перспективы военную кампанию. Пресловутое восстание на редкость неудачно для Птолемея III совпало не только с дальней кампанией его войск в Месопотамии, но, по мнению некоторых исследователей, и с кризисом в Средиземноморье, последовавшим за победой македонского флота при Андросе и перехода к Антигону Гонату Киклад (по мнению К. Бураселиса, это произошло именно весной 245 г. до н.э. 14). Кто же был инициатором этого восстания и каковы были его причины? Абсолютное большинство исследователей считает, что его подняли 13 Veïsse A.-E. Les “révoltes égyptiennes”. Recherches sur les troubles intérieurs en Égypte du règne de Ptolémée III à la conquête romaine. Leuven-Paris-Dudley (Ma.), 2004 (Studia hellenistica 41). P. 3-5. 14 Buraselis K. Das hellenistische Makedonien und die Ägais: Forschungen zur Politik der drei ersten Antigoniden im Ägäisches Meer und in Westkleinasien (Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte,, 76). S. 144-145. египтяне; особняком стоит мнение нашего украинского коллеги А.Л. Зелинского, считающего, что его подняли македонские войска 15, однако оно вызывает ряд возражений. Прежде всего, можно указать на прямое упоминание «египтян» как инициаторов восстания во фрагменте pHaun. I. 6: на наш взгляд, отнести его просто к обитателям Египта, не являвшимся египтянами по своей этнокультурной принадлежности, можно лишь ценой насилия над источником. Можно возразить, что сама связь этого упоминания с восстанием 245 г. до н.э. не бесспорна; однако и свидетельства Юстина и Порфирия о восстании в Египте, без каких-то дополнительных указаний, как говорится, «по умолчанию» ассоциируются с действиями его местного населения. Совершенно непонятно, какую альтернативу власти Птолемея III над Египтом (при том, что греко-македонское владычество в этой стране было уже прочно связано с существованием его династии, а внутри нее не наблюдалось никакого иного «кандидата на престол») могли бы предложить выступившие против него македонские воины; равным образом, невозможно понять, чем именно могли они быть недовольны в его действиях – неужели и вправду, как, кажется, считает А.Л. Зелинский, «дилетантизмом» его политики? Но мы видели, что начало «войны Лаодики» было предопределено не столько его действиями, сколько решениями предыдущих поколений домов Птолемеев и Селевкидов; в этом смысле его действия в Сирии и месопотамская кампания были во многом вынужденными, не более авантюрными, чем, например, восточный поход Антиоха III 212-205 гг. до н.э. и во всяком случае не сулили его воинам ничего, кроме выгод. Наконец, как мы еще увидим, многие дела Птолемея III в Египте по возвращении из месопотамской кампании «адресованы» как раз египтянам и призваны продемонстрировать «полноценность» и приемлемость Птолемея и его жены в качестве сакральных правителей их страны, 15 Зелiнський А.Л. Александрiйськi фараони та ïхнi пiдданi: змiцнення влади перших Птоломеïв. Киïв, 2010. С. 427-429. наследников фараонов прошлого. Именно это служит, на наш взгляд, надежным признаком, что пресловутый «домашний мятеж» против власти Птолемея разразился именно в египетской среде. Источники этого времени позволяют сказать достаточно определенно, что стало поводом для этого выступления. Согласно данным папирусов, подкрепленным современными исследованиями, на 246 и 245 гг. до н.э. (а возможно и на 247 г., очевидно, с рецидивом в 241-240 гг.) пришелся неблагоприятный климатический период, вызвавший аномально низкие разливы Нила. Канопский декрет 238 г. до н.э. сообщает, что Птолемей и его супруга спасли Египет от голода решительными мерами, в том числе покупкой на личные средства в Сирии, Финикии и на Кипре зерна (OGIS 56, l. 16-18). Слова о «спасении» жителей страны от грозившей им опасности не выглядят преувеличением: в условиях, по-видимому, быстрого роста населения Египта за первый век македонского владычества, появления гигантского по тогдашним меркам города – двухсоттысячной Александрии и необходимости время от времени посылать хлеб за пределы Египта, союзникам Птолемеев, любой серьезный недород должен был резко ухудшать положение простых египтян. Однако интересна фраза Канопского декрета, описывающая последствия этого недорода: «…когда же Река вышла недостаточно и все в стране устрашились случившимся и размышляли о бедствии, бывшем при некоторых царствовавших прежде, при которых случалось, что жители страны стали жертвой недостатка воды…» (OGIS. 56, l. 13-15: τοῦ τε ποταμοῦ ποτε ἐλλιπέστερον ἀναβάντος καὶ πάντων τῶν ἐν τῆι χώραι καταπεπληγμένων ἐπὶ τῶι συμβεβηκότι καὶ ἐνθυμουμένων τὴν γεγενημένην καταφθορὰν ἐπί τινων τῶν πρότερον βεβασιλευκότων, ἐφ’ ὧν συνέβη ἀβροχίαις περιπεπτωκέναι τοὺς τὴν χώραν κατοικοῦντας). Кто такие «царствовавшие прежде», сравнение с которыми - очевидно, македонского царя Египта - приходило на ум египтянам, помнившим о былых бедствиях своей страны? Климатическая катастрофа, связанная с похолоданием на Ближнем Востоке и приведшая в Египте к сильному снижению разливов Нила, упадку земледелия и голоду, пришлась на конец III тыс. до н.э. Бедствия страны в это время – в т.н. I Переходный период (нач. XXII – кон. XXI вв. до н.э.) отразились в таких произведениях, как «Речение Ипувера» и «Пророчество Неферти», ставших классикой древнеегипетской литературы. При этом нарушение естественных природных процессов объяснялось создателями этих текстов и их современниками тем, что правившие в это время цари оказались неспособны надлежащим образом совершать ритуалы, обеспечивавшие Египту содействие олицетворенных в богах сил природы. Между тем как раз совершение ритуала было важнейшей миссией царя, с которой были связаны его сакральность и происхождение от божества: если ритуал «отвергался» богами и вместо полезных природных процессов в Египте происходили бедствия, появились основания думать, что или царь «отвлекается не на то, на что надо», и пренебрегает своими ритуальными обязанностями (именно так думал о современном ему царе Ипувер), или же он вовсе утратил свою сакральность и способность совершать ритуал (вероятно, именно так объяснялась утрата власти многими египетскими царями начала IV в. до н.э., отразившаяся уже в начале эллинистического времени в т.н. «Демотической хронике»). Нам кажется, что «царствовавшие прежде» Канопского декрета – это цари I Переходного периода, современники единственной в истории Египта природной катастрофы, о которой, по ее остроте и воздействию на мироощущение египтян, должны были помнить и спустя почти два тысячелетия; понятно, что их имена или, во всяком случае, связанные с ними конкретные события могли быть забыты, однако сама их роль (фактически вина) в наступлении катастрофы должна была быть памятна. Но тогда слова Канопского декрета, неявно соотносящие с ними царей македонского дома, содержат намек на то, что египтяне считали их нелегитимными правителями, лишенными са- кральности и неспособными совершать ритуал, и именно этим объясняли наступление бедствия 240-х гг. до н.э.! Вместе с тем значение этого этапа в истории птолемеевского Египта обозначено не только этими бедствиями. Как, собственно, должны были воспринимать египтяне новых хозяев своей страны непосредственно после их прихода? В чисто военном отношении им нечего было противопоставить ни нашествию Артаксеркса III в 343 г. до н.э., ни вступлению в Египет Александра; однако даже те немногие из них, кто (как, возможно, сын последнего египетского царя Нектанеба II) имел случай встретиться с Александром и оценивал эту встречу позитивно, воздерживались от того, чтобы именовать его титулами, подобающими настоящему фараону. А между тем Александр, находясь в Египте, принимал в качестве его царя участие в ритуалах в Мемфисе и был признан сыном бога оракулом достаточно значимого храмового центра! В царствованиях его двух преемниковПтолемеев никаких похожих эпизодов не было: скорее всего, они не проходили даже египетских коронационных ритуалов, опасаясь, в отличие от Александра, вызвать недовольство своего греко-македонского окружения таким ориентализмом. Разумеется, они финансировали храмовое строительство и не возражали против того, чтобы в реконструируемых и возводимых заново постройках в сценах ритуалов фигурировали их египетские титулатуры; однако еще в 310-е гг. сатрап Птолемей сворачивает сравнительно масштабные строительные программы, начатые при Александре и призванные продемонстрировать сакральный статус македонского царя. В дальнейшем при Сотере и Филадельфе в строительстве в египетских храмах не наблюдается какой-либо большой и масштабной концепции, которая могла бы целенаправленно проводиться царской властью; в основном эти цари просто отпускают средства местным храмам, часто незначительным, которые нуждаются в них и подают в связи с этим запросы. Царский культ «богов-Адельфов», добавленный при Птолемее II к эпонимному культу Александра (к 272-271 гг. до н.э.), а также изолированный от него первоначально культ «богов-Сотеров» (Птолемея I и Береники I), были адресованы не египтянам, а греко-македонским подданным Птолемеев; а культ Сараписа – синкретического божества, созданного, очевидно, еще при Сотере на основе египетского культа Осириса – создавался, прежде всего, с расчетом на жителей Александрии. Да и в целом, хотя сложившаяся в Александрии и в целом в греко-македонской среде птолемеевского Египта культура была полна новизны, новизна эта, даже там, где она была вызвана египетским влиянием, являла собой новое качество именно эллинской культуры, а не равноправный синтез ее с культурой египетской! Судить о реакции египтян на наступление македонского времени позволяет, в частности, такой памятник, как гробница жреца Петосириса в Туна эль-Гебель близ Гермополя, относящаяся примерно к рубежу IV-III вв. до н.э. Сцены ее погребальной камеры, выдержанные в традиционной египетской стилистике, изображают старших родственников Петосириса, умерших еще при последних легитимных египетских царях, в соприкосновении с миром богов, обеспеченном погребальным ритуалом. Зато переднее помещение этой гробницы - пронаос - конструирует уже для самого Петосириса т.н. «мир-Двойник», т.е. систему изображений всего достояния владельца гробницы, которая образуют замкнутое на себя его обиталище после смерти и, по сути дела, не требует для своего функционирования ритуального взаимодействия с богами16. При этом изображения пронаоса, по сравнению с традиционными сценами погребальной камеры, подчеркнуто эллинизированы, и в них мы видим предметы греческого и восточного импорта - ритоны, украшенные головами животных, парадную кровать с ножками в виде протом львов и украшенную фигурами греческих крылатых сфинксов, сосуды, воспроизводящие формы греческой керамики, 16 Большаков А.О. Человек и его Двойник: Изобразительность и мировоззрение в Египте Старого царства. СПб., 2001 (в т.ч. о гробнице Петосириса: С. 235. Прим. 1). предмет наподобие курильницы, не вполне понятный по своему назначению, но увенчанный крылатым Эротом. Порой эти вещи на раскрашенных рельефах пронаоса Петосириса изготовляют египетские ремесленники – и это в провинциальном Гермополе! Разумеется, такие предметы престижного потребления импортировались в Египет; однако инобытие «мираДвойника» гробницы Петосириса возможностей для импорта не предоставляло, и оставалось лишь, прилгнув «по обычаю кладбищенскому», как выражались египтяне, изобразить, будто они могут производиться непосредственно там. По-видимому, ключевым для выяснения, почему в пронаосе гробнице Петосириса для ее владельца созидается именно «мирДвойник», функционирующий фактически без совершения ритуала, следует считать тот факт, что любой ритуал, в том числе связанный с воскрешением человека после смерти при помощи богов, обязательно должен был совершаться легитимным сакральным царем или от его царя. Мастера, создавшие гробницу Петосириса, и их заказчик как будто заявляют македонским хозяевам Египта: да, мы не прочь пользоваться всем тем, что вы дали нам, создав ваш огромный единый мир и втянув в него нашу возлюбленную землю; мы даже хотим унести это с собой туда, где будем после смерти; но мы не верим, что обретем бессмертие в мире богов при посредстве ваших царей, потому что они обычные люди и сами жертвы, которые они попробовали бы принести, боги не примут. Вместе с тем время господства македонян в Египте шло. Первое поколение египтян, родившееся под их властью, родило своих детей в конце IV – начале III в. до н.э., примерно тогда же, когда родился Птолемей Филадельф. Уже при этом поколении его старший современник, появившийся на свет, вероятно, еще до нашествия Артаксеркса, ученый жрец Манефон Севеннитский создает свои грекоязычные произведения об истории и религии Египта, в которых проявилось стремление египтян, даже лояльных Птолемеям, показать внешнему миру состоятельность и равноправие их собственной цивилизации по сравнению с эллинской (достаточно обратить внимание на то, как Манефон синхронизирует в конце своего второго «томоса» рубежные события египетской и греческой истории - правление Туориса, т.е. исторической царицы Таусерт, и Троянскую войну. Специалисты по демотике считают, что именно при Филадельфе создается такой яркий египетский «ответ» гомеровским поэмам, как «Эпос о Петубасте», прославляющий героев-воителей Египта середины I тыс. до н.э.17 Любопытно, что если сравнить этапы македонского владычества в Египте с теми, которые прошла в своем развитии Британская Индия, то время Филадельфа будет примерно соответствовать первым десятилетиям XIX в., когда второе поколение индийской элиты, родившееся после утверждения британского господства, выучило английский, а иногда и классические языки, и, апеллируя к богатствам своей собственной культуры, стало отстаивать, что удавалось, от посягательств британцев, действуя пока в рамках созданной ими системы. Каким могло стать третье поколение, выросшее в обстановке чужеземного владычества, порождающего определенный обмен культур при их обособленности и моральную оппозицию со стороны покоренных с древней культурой и, в частности, с глубоко укорененной политико-идеологической традицией? В Индии им стало поколение восстания сипаев, взявшее на вооружение новации, принесенные британцами, но попытавшееся вернуть своей стране независимость в рамках ее традиционных институтов. Вспомним в связи с этим о решении Антиоха II в конце 250-х гг. до н.э. пойти на тесный союз с Птолемеями - даже ценой передачи их боковой ветви наследования своего государства. Мы уже сказали, что такое решение могло быть мотивировано лишь ощущением какой-то необычайной 17 Spiegelberg W. Der Sagenkreis des Konigs Petubastis. Leipzig, 1910 (Demotische Studien, 3). S. 10; Bresciani E. Der Kampf um den Panzer des Inaros (Papyrus Krall). Wien, 1964 (Mitteilungen aus der Papyrussammlung der Österreichischen Nationalbibliothek (Pa pyrus Erzherzog Rainer). Neue Serie, 8). S. 15. опасности. Элементарный геополитический расчет подсказывает, что, скорее всего, опасения Антиоха должны были быть связаны с его восточными владениями. По всей вероятности, он понимал, что именно там назревает дезинтеграция, которая может привести к появлению в рамках эллинистического мира новых сил, угрожающих его державе. В течение десятилетия после его смерти этими силами стали Греко-Бактрия и Парфия Андрагора – исходно образования эллинизированные; вместе с тем уже 247 г. до н.э. по неизвестным причинам становится точкой отсчета «эры Аршакидов», позиционирующих себя как чисто иранских наследников Ахеменидов (см. легенду об избрании Аршака царем из числа семи знатных парфян, подобно Дарию I: Arr. Parthica. 17.2). Трудно сказать, насколько Антиох II предвидел опасность со стороны «нового поколения» именно восточных элит, прошедших эллинизацию и, стало быть, лучше, чем за столетие до этого, вооруженных против созданных диадохами великих держав; однако спустя три-четыре десятилетия Антиох III чувствовал эту опасность столь отчетливо, что постарался привязать к себе через династические браки со своими дочерьми три малых государства, способных провести независимую линию преемства от ахеменидской традиции - Каппадокию, Понт и Армению (кроме того, еще одну свою дочь он выдал за царя Греко-Бактрии, а другую пытался выдать за царя Пергама). Так или иначе, в середине III в. до н.э. обе крупнейшие эллинистические монархии столкнулись с вызовами, на которые не могли адекватно ответить привычными средствами, - и в Египте таким вызовом стал «домашний мятеж» 245 г. до н.э. *** Возвращению Птолемея из Месопотамии должна была радоваться прежде всего Береника. Несомненно, что она была много моложе своего супруга: согласно стихотворению Каллимаха, переведенному Катуллом, она была совсем юной во время своего короткого брака со сводным братом Антигона Гоната Деметрием Красивым ок. 249 г. до н.э. (Catul. 66. 26-28) и, стало быть, родилась не раньше начала 260-х гг. Первый брак Береники был устроен ее матерью Апамой, сестрой Антиоха II, вопреки первоначальной воле царя Кирены Мага: желая вернуть мир в отношения с Птолемеями, тот просватал свою дочь за сына Филадельфа, но Апама явно не хотела, чтобы в орбиту политики Птолемеев, помимо ее родной державы, попала еще и Кирена, и предложила руку Береники македонскому царевичу. Юстин сообщает, что этот первый брак Береники был несчастлив, поскольку Деметрий, «уверенный в своей красоте… старался понравиться не столько девушке, сколько ее матери», от которой для него зависело многое. Возмущение этим киренцев было таково, что привело к его убийству в опочивальне Апамы: юная Береника стояла у ее дверей и просила убийц пощадить свою мать, в то время как та пыталась заслонить любовника своим телом. После этого Береника осуществила первоначальное намерение своего отца Мага и вышла за Птолемея (Iust. XXVI. 3.2-8); Кирена некоторое время оставалась независимой республикой, но в итоге, видимо, еще до смерти Филадельфа, вошла в птолемеевские владения. Уже упомянутое стихотворение Каллимаха, от которого сохранились и греческие фрагменты, знаменито прежде всего легендой о «локоне Береники». Написанное в форме повествования самих волос царицы, оно рассказывало, что Береника посвятила их в храм обожествленной Арсинои на мысе Зефирион близ Александрии, чтобы защитить своего супруга в его пути по морю (Арсиноя, культовый образ был близок к образу Афродиты Эвплои, считалась, как и эта богиня, покровительницей мореплавателей). Однако волосы Береники пропали из храма, и вернувшийся из похода Птолемей был разгневан тем, что они могли попасть в руки врагов, которые смогли бы колдовством погубить и царицу и его. Придворный астроном Конон Самосский объявил, что волосы Береники, как когда-то «венец Ариадны», оказались вознесены на звездное небо и заняли свое место среди околополярных созвездий. В готовность Береники пожертвовать ради безопасности супруга, по меньшей мере, волосами верится довольно легко: в юности она испытала, что значит быть разменной монетой, совсем никому не нужной в своем личном качестве, в брак с Птолемеем вступила изначально с более самостоятельной позиции, но и сохранить такую относительную самостоятельность могла лишь в этом браке. Вместе с тем в свидетельстве Каллимаха отразились не просто благодарность и преданность Береники супругу. Согласно трактату Плутарха «Об Исиде и Осирисе», получив весть об убийстве своего супруга Осириса, богиня Исида «тотчас отрезала одну из своих прядей и облачилась в траурное покрывало там, где до сих пор город носит имя Копт» (Plut. De. Is. et Os. 14); не будучи, как мы знаем, родной сестрой Птолемея III, Береника в дальнейшем получает официальный эпитет «жена и сестра» ( ), на- ходящий близкую аналогию в эпитете опять же богини Исиды в одной из ареталогий («жена и сестра царя Осириса»). Наконец, свое бессмертие волосы Береники получают именно там, куда, согласно представлениям египетского Древнего царства, отправлялись умершие цари, - на небе, в области никогда не заходящих околополярных звезд; а сам сюжет стихотворения Каллимаха «популяризуется» в изображениях Береники на печатях этого времени – с остриженными волосами и одновременно с атрибутами Деметры, отождествлявшейся с Исидой. Иными словами, сюжет о «локоне Береники» играет роль своего рода официального мифа, берущего свою основу, очевидным образом, в египетской традиции, сопоставляющего царицу с самой любимой египтянами богиней и при этом прочно привязанного ко времени 3-й Сирийской войны. Мы не знаем, каким образом Птолемею III удалось подавить «домашний мятеж». Скорее всего, как это ни странно при его видимой опасности для государства, обошлось без большого пролития крови: Каноп- ский декрет, описывая деяния Птолемея, не сообщает ничего о разгроме им внутренних врагов, о чем без стеснения говорят декреты в честь царей II в. до н.э. Надо думать, с мятежом уже справились ко времени поездки Птолемея III и Береники II на юг Египта (несомненно, речным путем вверх по Нилу), свидетельством которой стала посвятительная надпись от их имени в храме Исиды на острове Филэ (OGIS 61 = I. Philae I.4): в этой надписи отсутствует их именование «Эвергеты», и, следовательно, она должна была появиться до его введения - не позднее августа 243 г. до н.э. «Эвергетом» («благодетелем»), согласно Порфирию Тирскому в передаче Иеронима, Птолемея III наименовал «народ египтян, преданный идолопоклонству», в благодарность за возвращение им изображений богов и священных предметов, в свое время похищенных из Египта персами. Такое же благодеяние приписывалось (скорее всего, не без оснований) обоим предшественникам Птолемея III в иероглифических текстах: сыну Лага, еще в период его сатрапии, в связи с кампанией в Азии 312-311 г. до н.э., - в «Стеле сатрапа» 311 г.; Филадельфу, в связи с событиями 1-й Сирийской войны – в Пифомской стеле. В сведениях Порфирия эта почесть предстает своего рода итогом месопотамской кампании 245 г. до н.э. и, как видно, исходит от некоей корпорации, обозначенной как «народ египтян». Между тем она касалась не только Птолемея, но и Береники: уже в августе-сентябре 243 г. до н.э. мы видим документ, в датировочной формуле которого упоминаются «боги-Эвергеты» (PSI IV. 389. 1-2); позднее, вероятно, в конце 240-х гг. до н.э., появляется известный по фрагментам грекоязычной и иероглифической надписей декрет, вводивший в честь «богов-Эвергетов» специальные праздники и помещавший наосы с их изображениями рядом с наосами богов во всех храмах Египта. Судя по греческому наименованию этого документа и содержащемуся в нем повелению записать его «священными и демотическими письменами египтян и греческими», он, как и Канопский декрет 238 г. до н.э., тоже именуемый трехъязычный, представлял собой постановление т.н. жреческого синода – собрания высшего жречества египетских храмов. Еще Птолемей II ввел практику созыва таких собраний по значимым поводам («чтобы обсудить дела Египта», как говорится в иероглифическом тексте декрета его времени из Саиса), и нет особых сомнений, что свидетельство Порфирия о решении «народа египтян» является реминисценцией такого события. В начале правления Птолемея III синоды созываются дважды: помимо эпиграфических фрагментов, о которых мы говорили, есть еще три фрагмента грекоязычной надписи из Элефантины на юге Египта с текстом декрета синода, состоявшегося в конце 243 г. до н.э. Как мы видим, Птолемей III и Береника были обожествлены под именем «Эвергетов» (если верить Порфирию, тоже на синоде – может быть, как раз в 243 г.), а дальше египетские жрецы взялись за разработку стандарта их культовых почестей. Эта работа завершилась с принятием на синоде в Канопе в начале 238 г. до н.э. знаменитого декрета, известного нам в двух списках (на стелах из Таниса и Ком эль-Хисна) в полной трехъязычной записи и, помимо этого, в большом числе фрагментов (OGIS 56; Urk. II. 125-154). Начинаясь с датировки, в которой упоминались эпонимный жрец «Александра, и богов-Адельфов, и богов-Эвергетов», а также канефора («носильщица корзины») Арсинои (ll. 1-3) и в целом копируя формат декретов полисных народных собраний, этот акт прибавил к титулам всех жрецов египетских храмов звания «жрецов богов-Эвергетов», учредил во всех храмах, в дополнение к уже существующим четырем жреческим чередам, пятую череду, посвященную опять же «богам-Эвергетам», и, помимо ежемесячных праздников в их честь, установленных декретами кон. 240-х гг., ввел ежегодное пятидневное празднество, приуроченное ко «дню, в который восходит звезда Исиды», - египетскому Новому году. Чтобы предотвратить смещение этого праздника в египетской календарной системе, не знавшей високоса, была объявлена вводившая его календарная реформа (однако это нововведение египетская традиция не удержала). Во время синода внезапно умерла Береника, дочь царской четы, по-видимому, около двух лет от роду: собравшиеся жрецы обратились к «Эвергетам» с просьбой похоронить ее в храме Осириса на Канопе, поместить ее изображения в святая святых египетских храмов и установить праздники в ее честь. Так маленькая дочь Птолемея и Береники стала после смерти богиней в ряду настоящих небожителей, как в свое время Арсиноя II. Несмотря на греческий «протокол» жреческих декретов, заимствованный из полисной традиции, они, безусловно, регламентировали культ «богов-Эвергетов» в египетских храмах. Примечательна, однако, формула их датировок – с упоминанием жрецов-эпонимов династийного культа Птолемеев, бытовавшего в греко-македонской среде: казалось бы, рутинная протокольная черта превращалась в контексте содержания этих декретов в признак своего рода «пересечения» в религиозной жизни грекомакедонской «мегаобщины» и местного населения птолемеевского Египта. Обращает на себя внимание и другое: если Птолемей II призвал египетских жрецов «посоветоваться», кажется, лишь однажды, то его сын в начале своего правления заставил их собираться на чуть ли не каждый год, формально по собственной инициативе, и принимать решения, оформленные как солидарная и инициативная воля их корпорации. Похоже, тут не случайны и берущееся из полисной практики обозначение таких декретов (решение, вынесенное голосованием), и слова Порфирия о воле «народа египтян» в установлении почести Птолемею III. «Мегаобщина» греков и македонян, живущих в Египте, консолидированная вокруг института эпонимного культа, не имела своих единых представительных органов, - однако, строго говоря, они и не были нужны: в постоянном контакте с царем находились просто в силу необходимости и войско, и возглавляемая им администрация, а равно и органы самоуправления немногих полисов Египта (Александрии, Навкратиса, Птолемаиды). Иначе обстояло дело с местным населением страны: общаясь с отдельными знатными египтянами, ни один из первых Птолемеев не мог знать, в какой мере они выражают интересы их народа в целом. Между тем местными «центрами притяжения» для египтян были, разумеется, храмы: соответственно, именно их представители были естественными посредниками для взаимодействия Птолемеев с исконным населением Египта. Побуждая жрецов собираться на синоды, Птолемей III наверняка стремился не просто нарастить культовые почести своей семье и предкам – этого он мог бы добиться и иначе; скорее, он хотел вовлечь египтян в связи корпоративной лояльности со своей династией, прибегая к тем средствам, которые уже использовались в отношениях с греко-македонскими подданными. Именно конституируемая при этом жреческая корпорация и должна была стать механизмом этих связей, в какой то мере их социальной основой и, что для целей Птолемея III было, видимо, особенно существенно, источником их импульса, формально равноправным с царской властью: именно для этого данной корпорации и была дана автономия - по модели, заимствованной из полисной жизни. Не приходится гадать, чем был вызван этот, без преувеличения, смелый и сложный эксперимент Птолемея III: в отсутствии таких связей с египтянами и необходимости как можно скорее его восполнить его должен был убедить «домашний мятеж» 245 г. до н.э. Однако, побуждая египтян к верности себе, надо было дать им для этого серьезные основания. Прежде всего, надо было убедить их, что македонские правители – все же те самые сакральные цари, которые непременно должны были присутствовать в мире, согласно египетским представлениям о нем, и совершать служение богам. Похоже, что и Птолемей III не стал убеждать их в этом, проходя коронационный обряд (может быть, делать это, вернувшись из Месопотамии, спустя уже полтора года после вступления на престол, казалось ему бессмысленным); однако египетские мотивы, которые мы видим в его пропаганде после 3-й Сирийской войны, конечно, не случайны. Кроме того, ничто не мешало ему заботиться о сооружении храмов египетских богов лучше и более целенаправленно, чем его предшественники. Как мы уже сказали, вскоре по завершении месопотамской кампании появляется посвящение от Птолемея III и Береники в храме Исиды на острове Филэ. В Александрии производится реконструкция храма Сераписа, в результате которой в нем появляется масса египетских памятников. В Фивах Птолемей III фактически возобновляет уже давнюю строительную программу Аргеадов и возводит ворота в южной стене храма Амона-Ра (т.н. «ворота Эвергета», или Баб эль-Амара) и в северной стене комплекса Монту (Баб эль-Абд). Мы знаем, что в оформлении «ворот Эвергета» принимал участие некий Яхмос – жрец установленного в Фивах больше века назад почитания статуй последнего египетского царя Нектанеба II: теперь его задачей стало ввести в оформление этого фиванского памятника мотивы культа членов династии Птолемеев, вообще получающего в египетских храмах очень широкое отображение. При Птолемее III храмовое строительство ведется едва ли не по всему Египту; однако самой важной из этих строек становится храм Хора в древнем верхнеегипетском культовом центре Эдфу. 23 августа 237 г. до н.э. ритуал его закладки совершает лично царь: по оценке крупнейшего знатока храмовой архитектуры Египта Д. Арнольда, задуманное в это время сооружение «не только отвечало нуждам культа Хора, но и представляло собой подобие пантеона всех важнейших аспектов египетской религии» 18. По сути дела, храм Хора в Эдфу стал важнейшим архитектурным проектом птолемеевского времени, которому была суждена почти двухвековая история: провозгласить его завершения попытался Птолемей VIII в начале своего самостоятельного правления, однако окончательно завершен он был лишь в 70 г. до н.э. при Птолемее XII. 18 Arnold D. Temples of the Last Pharaohs. N.Y.; Oxford, 1999. P. 169. Включение сцен почитания Птолемеев в оформление египетских храмов было естественным дополнением их культа, установленного решениями синодов начала царствования Эвергетов. Можно сказать, что в своем храмовом строительстве Птолемей III попытался не только более активно проявить себя в качестве фараона, но и создать своего рода «синтетический» культ своей династии, адресованный в равной мере (хотя, конечно, в разных формах) грекам и египтянам. Насколько успешной была эта попытка, должно было показать будущее дома Птолемеев. *** 3-я Сирийская война завершилась в 241 г. до н.э. блестящим успехом Птолемея. Правда, подчинение ему владений Селевкидов не состоялось: Селевка II Каллиника пришлось признать царем, утешаясь лишь тем, что с 235 г. до н.э. он вынужден был делить власть с братом, Антиохом Гиераксом (известно, что Эвергет посылал Гиераксу войска, чтобы помочь справиться с мятежом галатских наемников в Магнесии, а позднее, в 220-е гг., поддерживал захватившего часть владений Гиеракса и ставшего противником Селевкидов пергамского царя Аттала I). Тем не менее еще в ходе «войны Лаодики» полководцу Эвергета Птолемею Андромаху удалось вернуть своему царю Ионию и занять фракийские города Эн и Маронею. Еще Птолемей II установил контакты с государствами Причерноморья: теперь они стали легче благодаря появлению птолемеевских плацдармов в районе Геллеспонта. Самым знаменательным приобретением оказалась Селевкия-в-Пиерии – один из городов сирийского Тетраполиса, основанный Селевком Никатором: теперь она стала птолемеевским анклавом на территории селевкидской метрополии. Как раз эта добыча Эвергета содержала в себе больше опасностей, чем выгод: было ясно, что Селевкиды не смирятся с переходом к врагу части земель своего домена и постараются вернуть ее при первой возможности. Очередная, 4-я, Сирийская война на- чинается уже при следующем поколении эллинистических царей с захвата Антиохом III Селевкии-в-Пиерии. Тем не менее владения Птолемеев никогда не достигали больших размеров, чем после 3-й Сирийской войны. В дальнейшем основные внешнеполитические усилия Птолемея III были направлены на расширение влияния в той части эллинистического мира, где потерпел неудачу его отец, - в Балканской Греции. В 243 г. до н.э., по инициативе Арата – главы Ахейского союза – Эвергет был избран его гегемоном и получил почетное командование над его войском и флотом; естественно, что после этого ахейцы получали от Египта ежегодную материальную поддержку. В 230-е гг. союзниками Арата становятся и ранее враждовавшие с Ахейским союзом этолийцы; в 229/8 г. до н.э. они заключают союз с Птолемеем и пытаются опереться на него в неудачной войне с Антигоном Досоном. Тогда же, в 229 г., от присутствия македонского гарнизона откупаются Афины: спустя несколько лет в этом городе появляются фила под названием «Птолемаида» и дем «Береникида», так что птолемеевская поддержка и этого города очевидна. Усиление Спарты под властью царя Клеомена привело к тому, что ахейцы, пойдя на компромисс с Македонией, начали с ним войну; Клеомен, напротив, стал в 226/5 г. до н.э. еще одним греческим союзником Эвергета. В 224 г. Антигон Досон создал под своей гегемонией Эллинский союз, объединивший ахейцев, фессалийцев, акарнанов, беотийцев и другие греческие объединения; главными противниками македонской коалиции в Греции были этолийцы и в особенности Клеомен. Вскоре Клеомен запросил в Александрии субсидии для противостояния Македонии и отправил туда своих мать и детей в качестве заложников. Птолемей III, однако, колебался и вел переговоры также и с македонским царем (об этом Клеомену сообщила мать в письме, побуждавшем не думать о жизни ее и его детей, а заботиться прежде всего о благе Спарты). В 223 г. Антигон Досон захватил ряд городов, находившихся под влиянием Спарты: возможно, на этом эта- пе Македония уступила какие-то территории, контролировавшиеся ею в Малой Азии, Эвергету, чтобы предотвратить его вовлечение в войну на стороне Клеомена. Кроме того, накануне решающего этапа этой войны на селевкидский престол взошел молодой и амбициозный Антиох III: сделать в этой ситуации единственное, что могло развернуть ситуацию в пользу Клеомена, - перебросить собственные войска в Грецию и тем самым ослабить свои позиции в Келесирии, - Птолемей III не счел возможным. В 222 г. до н.э. Клеомен остался без какой-либо помощи от Эвергета: правда, когда после поражения при Селассии он бежал в Египет, тот обещал ему денежную и военную помощь для возвращения своей власти. Однако все же было ясно, что попытка Птолемеев играть активную роль в Балканской Греции вновь – теперь уже навсегда – окончилась неудачей. Между прочим, легко заметить, что в дальнейшем появилась новая сила, которая «подобрала» союзников Птолемея III в западной части эллинистического мира (этолийцев, Пергам и пока не упоминавшийся нами Родос) и в опоре на них тоже повела борьбу с Македонией и Селевкидами. Этой силой стал Рим. *** Союз Птолемея III и Береники II был плодовит: у них родилось пять или шесть детей. Все они, поименованные «царями» и «царицами» (очевидно, эти титулы они получили при рождении), перечислены в надписи из Терма в Этолии (IG IX. 1² 1.56). Ее убедительную интерпретацию предложил неутомимый исследователь генеалогии Птолемеев и хронологии их царствований К. Беннет: по его мнению, учитывая, что о смерти маленькой Береники в начале 238 г. до н.э., во время синода в Канопе, составители надписи еще не знали, ее следует датировать началом 230-х гг. (в таком случае этот памятник относится к какому-то неизвестному нам этапу взаи- моотношений Эвергета и этолийцев) 19. Скорее всего, дети перечислены в ней в последовательности их появления на свет: в таком случае Береника была самой младшей среди них, и все они родились между сер. 240-х и нач. 230-х гг. до н.э. Первой (по мнению Беннета, во время «войны Лаодики», между концом 246 и серединой 245 г. до н.э.) родилась Арсиноя, будущая царица и супруга своего младшего полного брата Птолемея. Повидимому, ок. 244 г. до н.э. родился сам этот ее брат – будущий Птолемей IV Филопатор. В 243 г. должен был родиться сын Эвергета, чье имя в надписи из Терма не сохранилось и не известно нам из других источников. В 242 г. должен был появиться на свет Александр, в 241-м - Маг, получивший имя своего деда по матери, царя Кирены, и, наконец, в 239-м - Береника. Даты рождения этого потомства, предложенные в оценке Беннета, справедливы, по его собственным словам, если у царской четы не рождалось близнецов; в среднем между рождениями детей Береники проходило около 14 месяцев. Однако мы практически не видим детей Эвергетов рядом с их родителями, если не считать сообщения Канопского декрета о смерти маленькой Береники и указаний античной традиции на вовлечение в военные дела 220-х гг. до н.э. Мага, приобретшего популярность в войске. Надо думать, что двор «богов-Эвергетов» в Александрии был самым пышным в эллинистической ойкумене; пожалуй, именно при них наступает настоящий расцвет александрийской культуры высокого эллинизма. Самый крупный ее деятель времени Птолемея II – автор «Аргонавтики» Аполлоний Родосский – был наставником будущего Эвергета и главой Александрийской библиотеки в начале его царствования. В сер. 230-х гг. до н.э. его сменил на этом посту Эратосфен Киренский, известный прежде всего как выдающийся астроном и географ. Согласно трактату астронома 19 Bennett Ch. The Children of Ptolemy III and the Date of the Exedra of Thermos // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2002. Bd. 138. S. 141-145. Клеомеда (IV в. н.э.), именно Эратосфен первым измерил окружность земли, использовав для этого т.н. скафе – солнечные часы, представлявшие собой стержень, укрепленный посредине полушария 20. Как знал Эратосфен, в Сиене, находившейся, по его мнению, точно на северном тропике, солнечные часы в полдень дня летнего солнцестояния не давали тени. По мнению Эратосфена, длина тени, которую в это же время в Александрии будет отбрасывать стержень скафе на внутреннюю поверхность этого прибора, будет соотноситься с его окружностью так же, как длина дуги меридиана от Александрии до Сиены – с общей окружностью земного шара; этот отношение Эратосфен нашел равным 1/50 и, считая, что эти два города разделяло 5000 стадий, исчислил окружность земли в 250000 стадий. Эратосфен заблуждался в том, что Александрия и Сиена находятся на одном меридиане, а Сиена – точно на северном тропике; скафе как измерительный прибор, а также определение расстояния между двумя городами по времени пути каравана были, конечно неточны; и, наконец, мы не знаем точно, каким именно стадием ученый пользовался при вычислениях. Если это был греческий стадий (178 м.), то вычисление Эратосфена дало бы длину земной окружности в 44500 км., если египетский (157,5 м.) – то 39375 км., что в обоих случаях дает весьма точный для первого опыта такого рода результат (согласно современным данным, длина меридиана составляет 40007,86 км.). Меридиан, проходивший через Александрию, а также через устье Борисфена (Днепра) на севере и город Мероэ на юге, Эратосфен принял за начальный для построения координатной сетки своих географического трактата и карты мира. Достоверно известные географу земли на юге кончались за 8000 стадий (1424 или 1260 км.) от Мероэ; на севере он пытался определить даже расстояние до загадочного острова Туле, где побывал путешественник посл. четв. IV в. до н.э. Пифей из Масса20 См. подробнее: Эратосфен // Античная география. Сост. проф. М.С. Боднарский. М., 1953. С. 84-98. лии. По мнению Эратосфена, за пределами известных земель Индийский и Атлантический океаны соединялись, и Африку можно было обогнуть с юга, а Каспийское море было заливом океана, омывающего Азию с севера; таким образом, весь мир оказывался окружен океаном. Эратосфену принадлежит свод мифологических сюжетов, связанных с выделяемыми на небе созвездиями (его эпитомой считается созданный в I в. до н.э. трактат «Катастеризмы»), а также обширный труд по хронографии, в котором он произвел расчет временных промежутков между событиями греческой истории вплоть до Троянской войны. Другой крупнейшей фигурой александрийской культуры времени Эвергетов был также родившийся в Кирене и даже считавший себя потомком древнего царского рода Баттиадов Каллимах. По-видимому, он оказывается в Александрии еще в 270-е гг. до н.э., в царствование Птолемея II: именно при нем он создает стихотворение, посвященное обожествлению Арсинои II, а также ряд своих гимнов. Не возглавляя Александрийскую библиотеку, он тем не менее предпринял в ней столь важное дело, как создание, пользуясь нынешнем термином, библиографии всех произведений греческой литературы. Содержащие ее «Таблицы» составили 120 книг, в которых Каллимах давал биографические справки о греческих авторах, обсуждал вопросы о подлинности или подложности тех или иных произведений, указывал, сколько в этих произведениях частей (книг, глав, строк, стихов; тем самым были заложены принципы разметки корпуса античной литературы, ставшие основой ее последующего изучения). Гимны и другие произведения Каллимаха пользовались славой и популярностью (позднее его иногда называли самым известным греческим поэтом после Гомера), однако при этом они были полны идеологических мотивов, весьма лестных для покровительствовавших ему правителей (в «Гимне Зевсу» он от восхваления бога переходит к рассказу о «земном Зевсе» - Птолемее II, в одной из эпиграмм называет ставшую женой Птолемея III Беренику пятой харитой). Каллимах умирает еще в начале царствования Эвергета, ок. 240 г. до н.э., однако именно при нем он завершает одно из главных и наиболее масштабных своих произведений – поэму «Причины». Мифологические сюжеты, собранные в ней, объясняют возникновение городов, празднеств и состязаний, религиозных обрядов, различных обычаев; завершает эту поэму уже охарактеризованный нами «современный миф» начала правления Птолемея III – рассказ о посвящении его супругой своих волос в храм для благополучия царя и об их вознесении на небо. *** Птолемей III умер на исходе 222 г. до н.э., скорее всего, от какой-то болезни: Юстин приписывает его убийство его сыну и преемнику, Птолемею IV (Iust. XXIX. 1), однако в достоверности этого можно усомниться не только в силу его эпитета «Филопатор» («любящий отца») 21, но и поскольку Полибий, в иных случаях не щадящий этого царя, не сообщает об этом ничего. На 221 г. до н.э. пришлась расправа с членами царского дома, учиненная по приказу двадцатилетнего царя его могущественным приближенным Сосибием: Птолемей IV опасался своего брата Мага, популярного в войске, своей матери, выдвинувшей Мага на это место и известной своей решительностью, а также находившегося в Египте Клеомена, пользовавшегося поддержкой пелопонесских наемников, которые находились в Египте. Сначала в своих планах против Мага Птолемей и Сосибий пытались опереться на Клеомена, однако тот не пожелал им помогать, говоря, что молодому царю было бы полезно иметь надежную опору и возможную смену в лице братьев. В итоге Клеомен был заточен в тюрьму, из которой вырвался со своими друзьями-спартанцами только чтобы кончить жизнь самоубийством; Маг был убит, а Береника II отравлена. Судя по всему, по21 Ср., впрочем, с возможностью отравления отца царем Вифинии Никомедом IV Филопатором: Габелко О.Л. История Вифинского царства. СПб., 2005. С. 372. гибли и прочие дети Эвергетов, кроме Арсинои: в 220 г. до н.э. Птолемей IV повторил поступок своего деда и вступил в брак с собственной родной сестрой. Спустя десять лет убивший свою мать царь учредил для нее специальную должность жреца – «атлофора (“носителя награды за состязание”) Береники Эвергетиды» и построил на морском побережье вблизи Александрии ее храм, где она чтилась под эпитетом «Спасительница» (очевидно, как в свое время Арсиноя II, по аналогии с Афродитой и с египетской богиней Исидой, в качестве покровительницы мореплавателей). О царствовании Птолемея IV Филопатора выразился вполне определенно спартанский царь Клеомен, еще в самом его начале сказавший своему врагу Никагору, который привез царю боевых коней: «Лучше бы ты привез ему арфисток и распутных мальчишек – царю сейчас нужнее всего этот товар» (Plut. Cleom. 35; Polyb. V. 37.10). Бьющая в глаза роскошь двора, любимые царем празднества, порождавшие его сопоставление с Дионисом, великолепный корабль-дворец – все это затмевало для царя и сравнительный успех 4-й Сирийской войны (219-217 гг. до н.э.), и трудности, назревшие затем в отношениях с другими эллинистическими державами и в ситуации внутри страны. При вступлении на престол в 204 г. до н.э. малолетнего Птолемея V на его государство немедленно обрушились бедствия. Какова была судьба начинаний, которыми было отмечено царствование Птолемея III? Трудно судить о том, можно ли было удержать за державой Птолемеев всю созданную им систему внешних владений: слишком многое тут зависело от факторов, которые заведомо не были подвластны правителям эллинистического Египта. Пожалуй, с большей ясностью можно судить о возможностях, которые содержала в себе его внутренняя политика: тут мы прежде всего имеем в виду тенденцию начала царствования «богов-Эвергетов», с усилиями по их легитимации в качестве настоящих сакральных царей перед египтянами и по вовлечению последних наряду с греками и македонянами в систему корпоративной лояльности царской власти. Что касается первого, то многие исследователи говорят о «египтизации» царской власти Птолемеев во II в. до н.э.22: по крайней мере, некоторые из них проходят египетский коронационный обряд, все они регулярно бывают в древнем Мемфисе и ведут храмовое строительство. Демонстрация их близости египтянам продолжилась, хотя в том, что она была вознаграждена искренней ответной лояльностью, позволительно усомниться. Однако «инфраструктура» жреческой корпорации, через которую Птолемей III попытался привязать к себе египтян, по сути дела, не «заработала» скорее всего, из-за того, что сама задача ее построения не была понастоящему воспринята его преемниками (как не были своевременно осознаны и серьезные проблемы во внутреннем развитии птолемеевского Египта, обернувшиеся на рубеже III-II вв. до н.э. катастрофическими потрясениями). Опыт построения под властью Птолемеев греко-египетского общества (или, по крайней мере, греко-египетской элиты с тесной связью ее двух составных частей с царем), который и при самом благоприятном стечении исторических обстоятельств дал бы, скорее всего, лишь ограниченные результаты, по сути дела, не удался. К.В. Кузьмин ПТОЛЕМЕЙ VI, КЛЕОПАТРА II И ПТОЛЕМЕЙ VIII К концу III в. до н.э. одно из сильнейших государств эллинистического мира, держава Птолемеев, начинает обнаруживать признаки глубокого и затяжного кризиса. Трудности, которые сделали этот кризис воз22 Например: Onasch Chr. Zur Königsideologie der Ptolemäer in den Dekreten von Kanopus und Memphis (Rosettana) // Archiv für Papyrusforschung und verwandte Gebiete. 1976. Bd. 24/25. S. 148; ср.: Johnson C.G. Ptolemy V and the Rosetta Decree: The Egyptianization of the Ptolemaic Kingship // Ancient Society. 1995. Vol. 26. P. 145-155. можным, имели место как за пределами Египта, так и в самой стране. Кратковременный подъем державы Селевкидов и Македонии, а также начинающееся усиление Рима постепенно приводили птолемеевскую державу к утрате некогда высокого положения на международной арене. Эффективная экономическая система, построенная усилиями первых Птолемеев, была таковой с точки зрения государственных доходов – для египетского же населения она означала усиление государственного контроля и масштабов эксплуатации. По ряду причин именно в конце III в. до н.э. египтяне поднимают первые значительные восстания – такие, что государству приходится вести регулярные боевые действия против своих же подданных. История двух братьев и сестры, детей царского рода, которым будет суждено определять судьбу Египта на протяжении почти всего II в. до н.э., начинается, таким образом, на довольно мрачном фоне. Людям старшего поколения, хорошо помнившим времена Птолемея Эвергета, правление его внука Эпифана, отца героев нашего рассказа, вероятно, должно было показаться последней чертой, ниже которой державе уже трудно было опуститься. За пределами Египта было потеряно фактически все, что было приобретено военными и дипломатическими успехами первых Птолемеев. Киренаика, Кипр и несколько военных баз в Эгеиде – вот все, что досталось в наследство сыновьям Птолемея V. Изнутри государство не просто сотрясалось восстаниями – в течение 20 лет половина египетской территории сохраняла независимость от александрийского правительства. Крестьяне покидали обрабатываемые земли и сбивались в разбойничьи отряды. Золотой век государства Птолемеев явно миновал. В 186 г. до н.э. сирийская царевна Клеопатра, выданная Антиохом III замуж за Птолемея V Эпифана, принесла египетскому царю долгожданного наследника. Мальчик, которого согласно заведенному порядку, назвали Птолемеем, войдет в историю как шестой представитель македонской династии Египта. О детстве царских детей в ту эпоху нам известно чрезвы- чайно мало. Гораздо лучше мы осведомлены о том, что происходило в это время в самой стране – и какое наследство Эпифан готовил для своих детей. В тот момент, когда в царской семье появляется на свет первенец, в подчиненном Птолемеям государстве события, кажется, наконец-то приобретают положительный оборот. В Фиваиде царским войскам удалось окончательно переломить в свою пользу ход борьбы, длившейся уже два десятка лет23. Фивы захвачены, самозваный фараон Анхуннефер пленен, а войско его разгромлено. Собранный по этому поводу синод египетского жречества в согласии с царским правительством осудил мятежников. Для вождя восстания, однако, удалось добиться прощения. Такая мягкость вовсе не была следствием какого-то особого благородства Птолемея Эпифана. Политическая обстановка заставляла царя действовать так и не иначе. В это самое время в царской канцелярии создается документ, которому суждено будет еще не раз стать образцом для законодательных актов наследников Эпифана: 9 октября 186 г. до н.э. появляется первый в истории птолемеевского государства «декрет человеколюбия» (φιλάνθρωπα). Объявляя прощение всех преступлений, кроме самых тяжелых, а также отмену всех задолженностей в царскую казну, и призывая покинувших свою землю крестьян вернуться на свои участки, александрийское правительство пытается противостоять набирающему обороты кризису. В декрете сообщается о том, что царь не поскупился на удовлетворение нужд египетских храмов (C. Ord. Ptol. no. 34). Эпифан стоит перед необходимостью не только навести порядок – обеспечить себе поддержку местного населения и, прежде всего, жречества, оказывается для него не менее важной задачей. 23 См.: Clarysse W. Hurgonaphor et Chaonnophris, les derniers pharaons indigenes // CdÉ. 1978. T. 53. P. 243-253; Pestman P.W. Harmachis et Anchmachis, deux rois indigènes du temps des Ptolémées // CdÉ. 1965. T. 40. P. 157-170; Vandorpe K. The Chronology of the Reigns of Hurgonaphor and Chaonnophris // CdÉ. 1986. T. 61. P. 294-302. Следующий год принес с собой подавление последнего очага восстания – теперь и на севере. Царская чета вместе с первенцем отправляется в путешествие на юг, по усмиренной египетской территории. Тогда же в семье появляется еще один ребенок. На этот раз Клеопатра родила девочку – назовут ее по имени матери, и в истории она останется как вторая египетская царица, носившая это имя. Третьим среди детей Эпифана оказался опять мальчик – здесь, согласно установившейся традиции, он будет называться Птолемеем VIII. В 185 г. до н.э. мы застаем одного из царских приближенных, Аристоника (между прочим, первого известного нам евнуха среди наиболее влиятельных лиц александрийского двора), вербующим наемников в Греции. Эпифан налаживает отношения с Ахейским союзом. Едва отправившись от внутренних неурядиц, Египет вновь лелеет честолюбивые замыслы на внешнеполитической арене. В конце 180-х гг. до н.э. Эпифан все так же пытается обратить на свою сторону египетское жречество (мы наблюдаем следы его строительной деятельности в Фивах, Мемфисе, на Филэ и в Эдфу) и готовит крупные операции за пределами Египта. В разгар этих приготовлений царь неожиданно погибает. До нас дошли слухи, что причиной неожиданной смерти Эпифана стали опасения его ближайших сподвижников за свои сбережения, которыми царь будто бы собирался воспользоваться для обеспечения наступательных операций в Восточном Средиземноморье (Diod. XXIX.29, Porph.: FGrHist. 260 F48). Возможно, какую-то роль в преждевременном уходе Птолемея V сыграла его супруга, дочь Антиоха Великого и сестра нового правителя Сирии Селевка IV 24. Так это или нет, но в конце мая 180 г. до н.э. мы застаем на египетском троне первого из наследников Эпифана. От имени шестилетнего Птолемея, получившего наименование «матерелюбивого» (Φιλομήτωρ) реальную власть в стране осуществляет его 24 Huß W. Ägypten in hellenistischer Zeit 332–30 v. Chr. München, 2001. S. 539. мать, Клеопатра I. Царица сразу же сворачивает все мероприятия по подготовке к войне. Она, в отличие от сына, носит культовый титул, включающей ее обозначение как богини. Кроме того, царица упоминается первой в датировочных формулах. Мы застаем, таким образом, первый в истории Птолемеев случай женского правления. Клеопатра I выпускает монеты с портретом своего умершего мужа, подчеркивая преемственность своей власти, а, возможно, и пытаясь отвести от себя подозрения в тяжком преступлении 25. Неизвестно, к каким итогам могло привести правление сирийской царевны – в 176 г. до н.э. таинственным образом обрывается и ее жизнь. Маленький царь и его царственные брат и сестра остаются наедине со своей судьбой. Регентство и VI Сирийская война (176-168 гг. до н.э.) Регентами при малолетнем царе стали Леней, бывший сирийский раб, и Евлей, евнух, некогда бывший царским воспитателем. Ведущая роль досталась последнему – он даже организовал чеканку монеты под своим именем! Регенты первым делом организовали для своего подопечного прижизненный царский культ, а спустя примерно год после смерти матери царя устроили мальчику и свадьбу. Супругой Филометора стала его родная сестра, Клеопатра II. Регенты не оставляли планов по возвращению Восточного Средиземноморья под власть птолемеевской державы. Ни для посла Антиоха IV, ни для римской делегации, разведывавшей в преддверии Третьей Македонской войны обстановку в эллинистических государствах, военные приготовления в Александрии не остались незамеченными. Правитель Сирии, чувствуя неизбежность столкновения с Птолемеями, готовился к войне ос25 Hazzard R.A. Theos Epiphanes: Crisis and Response // Harvard Theological Review. 1995. Vol. 88. P. 415-419. новательно. Он подтвердил договор и дружбе с Римом и разместил гарнизоны поближе к сирийско-египетской границе. В середине осени 170 г. до н.э. регенты провозгласили в Александрии новую форму правления: было объявлено, что теперь Египтом правят вместе трое наследников Эпифана. Наделение властью третьего отпрыска Птолемея Эпифана, Птолемея VIII, возможно, было следствием происходивших при дворе интриг, в которых регентам Птолемея VI пришлось пойти на уступки сторонникам его младшего брата26. Старший из троих юных правителей был объявлен совершеннолетним. На народном собрании регенты пообещали александрийцам быстрое и легкое завоевание Келесирии (Diod. XXX.16). Так началась Шестая Сирийская война, и нападающей стороной в ней оказалось государство Птолемеев, гораздо менее подготовленное к борьбе, чем держава Антиоха IV. Зимой в Рим отправились посольства от обоих государств. Послы Антиоха, который, обладая большей военной мощью 27, оказывался еще и в положении невинной жертвы агрессии со стороны Птолемеев, настаивали на несправедливости претензий александрийского правительства на обладание Келесирией. Рим, занятый войной с Персеем Македонским, вмешиваться в противостояние двух государств не желал. Сирийскому царю это должно было быть ясно заранее. В разворачивающейся войне он имел все шансы на победу. В начале 169 г. до н.э. Антиох разбил птолемеевские войска недалеко от Пелузия и вскоре захватил этот город. Дальше путь сирийской армии должен был пролегать уже по египетской территории. В Александрии сразу осознали серьезность происходящего. Перед тем, как лишиться руководящего положения, регент Евлей успел посоветовать молодому царю спасаться бегством на Самофракию (Plb. XXVIII.21). На место втянувшим Египет в войну регентам пришли Коман, за десять 26 Mørkholm O. Antiochus IV of Syria. Cøbenhavn, 1966 ( = Classica et Mediaevalia, Dissertationes, viii). P. 69-70. 27 Hölbl G. A History of the Ptolemaic Empire. New-York, 2001. P. 145. лет до того разгромивший повстанческое государство в Фиваиде, и Киней. Организовать эффективную оборону страны не было уже никакой возможности. Антиоху удалось быстро захватить большие территории в Нижнем Египте. Посольству от александрийского двора селевкидский царь обстоятельно изложил права Селевкидов на территории в Восточном Средиземноморье. В это самое время посольство от Антиоха, отправившееся в Александрию, убедило Птолемея Филометора отправиться для переговоров в лагерь сирийского царя. Здесь молодой царь пришел со своим дядейСелевкидом к соглашению, о подробностях которого мы не знаем. Антиох становится покровителем египетского царя. Достигнутая договоренность между правителями двух государств, казалось, должна была исчерпать конфликт. Но в этот момент в ход событий вмешивается сила, которую ни тот, ни другой не приняли во внимание. Жители Александрии отказались подчиниться условиям, принятым Птолемеем от Антиоха. В столице царем был провозглашен младший брат царя, Птолемей VIII. Это дало возможность Антиоху осадить Александрию под предлогом защиты интересов законного царя, пребывавшего под его, Антиоха, опекой. Александрийское правительство направило очередное посольство в Рим. Римский сенат, все еще занятый войной на Балканах, назначил уполномоченного для урегулирования конфликта – но об успехах этого последнего мы ничего не знаем. Птолемеевская столица, тем временем, стойко сопротивлялась селевкидской армии. Штурм города был отбит. Начавшийся разлив Нила делал поддержание осады города задачей все более трудной. В самой селевкидской державе из-за долгого отсутствия царя начались неурядицы. Оставив Филометора в Мемфисе, Антиох осенью 169 г. до н.э. возвратился в Сирию. Вместо того, чтобы, как, вероятно, рассчитывал сирийский царь, бороться за единовластие, Птолемей Филометор вернулся в Александрию и примирился с братом и сестрой. Совместное правление наследников Эпи- фана было восстановлено. Римский сенат в ответ на очередную просьбу александрийского правительства отправил на восток посольство во главе с Гаем Попилием Ленатом. Антиох, чувствуя, что почва уходит у него из под ног, спешно принялся за дело. Он отверг предложение Персея Македонского о заключении союза, дабы не испортить отношения с Римом. Весной 168 г. до н.э. флот и сухопутные силы Селевкидов двинулись к египетским границам. Наместник Кипра Птолемей Макрон сдал остров сирийскому царю и переметнулся на его сторону. Из Александрии навстречу Антиоху двинулось посольство, которому Антиох должен был изложить свои условия мира. В виду возможного вмешательства Рима селевкидский царь предъявил претензии только на Кипр, Пелузий и территории последнего. Однако в Александрии не хотели поступиться и этим. Не теряя времени, Антиох стал продвигаться вглубь Египта. Закрепившись в занятом без боя Мемфисе Антиох, принявший египетскую корону (Porph.: FGrHist. 260 F49 a-b), уже выпускал постановления как полноправный правитель Египта (C. Ord. Ptol. no. 32). На короткий промежуток времени веснойлетом 168 г. до н.э. птолемеевский Египет фактически оказался подчинен сирийскому государю. Антиох вновь приступил к осаде Александрии, которую теперь мог рассматривать как оплот мятежа против своей законной власти. Но в это самое время римское посольство под руководством Лената, разместившееся на Делосе, получило неожиданную весть: 22 июня 168 г. до н.э. римляне одержали решительную победу над Персеем Македонским. Именно сейчас у Рима появилась возможность вмешаться в египетские дела. Попилий Ленат встретился с Антиохом в пригороде Александрии Элевсине. Здесь разыгралась сцена, многократно пересказанная восхищенными писателями римской доблести (Diod. XXXI.2, Liv. XLV.12, Plb. XXIX.27 др.). Римский посол ультимативно потребовал от Антиоха покинуть Египет. В ответ на резонное замечание царя, что ему необходимо об- судить ситуацию с приближенными и обдумать ее самому, легат начертил вокруг сирийского царя круг и заявил, что решение должно быть принято здесь и сейчас. Царь принял единственно возможное в сложившейся обстановке решение. 30 июля 168 г. до н.э. из Пелузия отправился корабль, на котором Антиох IV покинул почти покорившийся ему Египет. Селевкидская армия ушла прочь из Египта и очистила Кипр. Наследники Эпифана вновь оказались предоставлены сами себе. Но теперь, после того, как им удалось сохранить за собою власть над страной только благодаря вмешательству Рима, они должны были прислушиваться к голосу набирающей мощь Республики с удвоенной силой. Борьба за власть и самостоятельное правление Птолемея VI (168-145 гг. до н.э.) Братья Птолемеи и их сестра вновь стали управлять страною совместно. Желанного мира, однако, все не наступало. Вероятно, сразу после ухода Антиоха IV из страны при александрийском дворе разыгралась очередная драма, которая в и без того непростой ситуации могла иметь самые тяжелые последствия. Один из приближенных царя, носивший двойное греко-египетское имя Дионисий Петосарапис, попытался осуществить нечто вроде государственного переворота (Diod. XXXI.15a). С его подачи в столице распространился слух о том, что Филометор втайне замышляет устранение младшего брата. Само то, что подобного рода слухи находили среди александрийцев благодатную почву, уже красноречиво характеризует общественный климат птолемеевской столицы в 160-е гг. до н.э. Еще ярче эта картина становится, когда мы узнаем, что город был так взбудоражен этими новостями, что возникла угроза жизни уже для старшего брата! Филометор призвал к себе Эвергета, уверил его в своей невиновности – и оба царя вместе предстали перед готовой к очередному взрыву толпой. Эта политическая акция успокоила горожан, и о своей участи пришлось подумать теперь зачинщику беспорядков Дионисию. Он попытался поднять бунт среди солдат, затем скрылся в Элевсине, после чего, вплавь перебравшись на другой берег Нила, продолжал действовать на собственно египетской территории (по-видимому, в северном Египте). Возможно, именно об этих событиях сообщает нам загадочный астрологический трактат: «Царь Египта будет править своей страной. Достанется [ему враг] его, (но) сбежит от них вновь. (И) многие восстанут против царя» (nsw n Kmy r ir syxy n pAy-[f] tS r DDy r xpr [n-f mtw]-f ir r-r-w an r rmt aSA r bks r nsw) (pDem. Caire. 31222, стк. 5-6) В. Хусс предполагал даже, что мятежник принял египетский царский титул 28. Несколько документов той поры сообщают нам о разного рода беспорядках, имевших место в различных частях Египта вплоть до осени 164 г. до н.э. По-видимому, они должны рассматриваться в связи с деятельностью Дионисия. Самое яркое свидетельство об описываемых здесь событиях представляет, пожалуй, донесение смотрителя храма Амона в Моерисе (Фаюм) (pTebt. III 1, 781, стк. 7-12). Храм пострадал во время войны с Антиохом. Едва начав восстанавливаться, он вновь вынужден был пережить разрушения – теперь уже со стороны египетских повстанцев, которые к тому же унесли из храма 110 деревянных дверей! Из других мест до нас дошли упоминания о спекуляциях с недвижимостью, для которых разразившаяся смута представляла самое благоприятное время. Есть свидетельство о том, что неспокойно было и в Фиваиде. Филометору пришлось усмирять южан силой (Diod. XXXI.17b). Война с Антиохом и продолжавшаяся вслед за нею смута не прошли для страны бесследно. 165 г. до н.э. датируется царский указ, наиболее красноречиво свидетельствующий о том, как несколько лет войны и восстаний сказались на состоянии Египта (SB 12821). Указ «О земледелии» 28 Huß W. Op. cit. S. 565. впервые в истории птолемеевского государства в принудительном порядке предписывает земледельцам арендовать по сниженной цене брошенную землю. Количество ее достигло таких размеров, что государство было вынуждено создать особое учреждение (т.н. «отдельный счет», Ἴδιος λόγος), призванное организовать получение прибыли с брошенной или конфискованной земли. Указ о принудительной аренде вызвал в разоренной стране бурю негодования. Низшие военные чины из египтян, служившие в столице, лишь передали всеобщее настроение, когда обратились к диойкету с жалобами. Осенью 164 г. до н.э. правительство было вынуждено «прояснять» ситуацию, утверждая, что новая мера будет применяться лишь к тем, кто действительно в состоянии арендовать государственную землю (C. Ord. Ptol. all. 39). Египетские военные из этой категории были исключены. К осени 164 г. до н.э. триумвират наследников Эпифана вновь дал трещину. Причем уступить пришлось Филометору – по-видимому, в придворных интригах на этот раз взяла партия, поддерживавшая его младшего брата29. В одежде простолюдина царь в сопровождении евнуха и трех рабов отправился в Рим, где остановился у знакомого, которого он некогда принимал в Александрии – из-за слишком высоких цен на аренду жилья, как замечает Диодор (Diod. XXXI.18, 2). О приезде Филометора узнал пребывавший пленником в Риме сын Селевка IV Деметрий – он встретил царя еще за пределами Рима и хотел передать ему все, что по праву должен иметь себе при себе человек его положения – царскую диадему, роскошные одежды и лошадей. Однако Филометор отказался – быть может, желая произвести в Риме большее впечатление своим бедственным состоянием. Сенат принял царя и извинился, что не оказал столь важному гостю достойного приема – ведь царь прибыл в Италию без предупреждения. Сестра Филометора, Клеопатра II, тоже не осталась в Египте – по-видимому, она переместилась на Кипр и ожидала своего супруга там. 29 Ibid. S. 568. Птолемею VIII, таким образом, досталась единоличная власть. Как выяснилось, очень ненадолго. Во время своего первого единоличного правления Птолемей VIII принял культовый титул Эвергета (Εὐεργέτης), «благодетеля»30. Это был первый в истории птолемеевского государства случай, когда правитель использовал не новое прозвание, а уже принимавшееся кем-либо из его предшественников. Птолемей VIII Эвергет II обращался, таким образом, к памяти своего славного прадеда, Птолемея III Эвергета I. Это внимание именно к победителю в Третьей сирийской войне прослеживается и в иконографии Птолемея VIII на монетах 31. Красноречивое свидетельство о взаимоотношениях между наследниками Птолемея Эпифана в этот период представляет демотический папирус 163 г. до н.э. (pDem. Münch. 4,2-3), перечисляющий обожествленных Птолемеев в титуле жреца-эпонима. Здесь упоминается Птолемей VIII, еще не обожествленный, но пропущены имена его уже получивших прижизненный культ брата и сестры – Эвергет следует сразу за своим отцом, как бы подчеркивая законность лишь своих притязаний на власть. Выставляя себя «благодетелем», младший брат Филометора, очевидно, давал словам разойтись с делом: не прошло и года, как александрийцы стали звать старшего из братьев обратно. Диодор, повествующий об этих событиях, говорит о каких-то пытках и казнях – что отчасти указывает на то, какими «благодеяниями» успел разозлить жителей столицы Птолемей VIII. За всем этим стоял, по-видимому, довольно влиятельный сторонник Птолемея VIII Тимофей. Вскоре он пал жертвой недовольства александрийцев (Diod. XXXI.20; 17c). Остроумное переиначивание многообещаю- 30 Lanciers E. Die Alleinherrschaft des Ptolemaios VIII. im Jahre 164/163 v. Chr. und der Name Euergetes // Proceedings of the XVIII International Congress of Papyrology, Athens, 1986, II. Athens, 1988. S. 405-433. 31 Nadig P. Zwischen König und Karikatur. Das Bild Ptolemaios' VIII. im Spannungsfeld der Überlieferung. München, 2007 ( = Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte 97). S. 124-127. щего титула Птолемея VIII из «Эвергета» в «Какергета» (Κακεργέτης) (Ath. 4,184 c; 12,549 d), т.е. «злодея», вероятно, могло состоятся уже тогда. Итак, Птолемей VI Филометор вновь воцарился в Александрии. Мы не можем сказать, в силу ли особых качеств характера или в силу какого-то политического расчета, старший из братьев не захотел использовать себе на пользу недовольство александрийцев горе-«благотелем». Возможно, не обошлось без вмешательства римской дипломатии – по крайней мере, в столицу царь вернулся в сопровождении двух римских послов. Так или иначе, цари в очередной раз примирились и теперь разделили принадлежащее им царство. Птолемей VIII стал правителем Киренаики, а его старший брат получил Египет и Кипр. Казалось, компромисс был найден и наконец можно было приняться за восстановление государства после стольких неурядиц. Последовавшие за этим годы самостоятельного правления братьев, однако, оказались немногим спокойнее. Получив власть, Филометор решительно взялся за дело. Последовало очередное прощение за нарушения и злоупотребления, причем царь специально обратил внимание стратега Мемфиса на то, что когда он, царь, явится с визитом в древнюю столицу, он не должен услышать от кого-либо жалобы на неисполнение властями царского указа (C. Ord. Ptol. no. 35). Молодой царь отлично понимал, насколько важно в обстановке непрекращающегося кризиса и периодически вспыхивающей борьбы за власть заручиться поддержкой местного населения. С осени 163 г. до н.э. царская семья взяла за правило присутствовать на новогоднем празднике в Мемфисе. Здесь любой желающий мог напрямую обратиться к государю со своим прошением. Не прошло и года с разделения царства, как младшему Птолемею вновь стало неуютно на киренском троне. Как некогда Филометор, он отправился в Рим, чтобы заявить, будто раздел был произведен несправедливо, и он, Эвергет, согласился на него лишь под давлением обстоятельств. Чтобы исправить несправедливость, Эвергет потребовал для себя Кипр. Римские послы, участвовавшие в процедуре раздела и теперь представлявшие в споре сторону Филометора, напомнили о том, что не только Кирену, но и самую жизнь Эвергет удержал за собой лишь благодаря старшему брату – так велик был гнев александрийцев на своего «благодетеля» (Pοlyb. XXXI.18)! Однако, как замечает Полибий, «и раньше римляне много раз следовали тому правилу в своих решениях, чтобы, пользуясь ошибками других, мудро расширять и приумножать собственное владычество, в то же время иметь вид народа, сочувствующего и благодетельствующего недальновидным» (пер. Ф.Г.Мищенко). Последовав этому правилу в очередной раз, сенат отправил посольство, призванное решить дело в пользу младшего брата – но без применения военной силы. Последний пункт окрыленный успехом Эвергет, кажется, не расслышал – он тут же собрал множество наемников в Греции, переместился в принадлежавшую Родосу Перею и уже был готов к броску на Кипр, когда римляне напомнили ему о том, что передача острова в новые руки должна осуществиться мирным путем. Эвергету пришлось подчиниться, распустить набранное войско и направляться к Киренскому побережью, в Апис, где он должен был ожидать брата и римских послов, отправившихся в Александрию улаживать спор. Дабы не чувствовать себя безоружным, Эвергет по пути в Кирену все же набрал на Крите тысячу человек. Пока Филометор вежливостью и гостеприимством постепенно склонял на свою сторону все римское посольство, младший из братьев томился неизвестностью на египетской границе. Неожиданно пришло новое известие: теперь его не хотели видеть своим царем уже киренцы. Прослышав о возвращении царя, они вышли защищать свою свободу с оружием в руках. Позабыв о Кипре, Эвергет бросился воевать за свой лишь недавно полученный престол. Он провел несколько успешных операций, но в конце концов проиграл борьбу. В это самое вре- мя явились, наконец, послы из Александрии. Они тоже не принесли Эвергету никаких хороших вестей. Филометор больше не хотел уступать. Зимой 162/161 гг. до н.э. в сенате вновь должны были выступать послы от обоих братьев. На этот раз Рим решил показать александрийскому двору, что решениям римского сената следует подчиняться: послы от Филометора были высланы из города, а дипломатические отношения с ним самим расторгнуты. Эвергет торжествовал: казалось, после стольких ударов судьбы удача наконец улыбнулась ему. Он опять стал набирать войско – неизвестно, однако, что с этим войском произошло потом. Попытку захватить Кипр царь по какой-то причине так и не предпринял. Вскоре жизнь Эвергета опять оказалась под угрозой: на него было предпринято покушение (вероятно, организованное киренцами). Царь вскоре после этих событий составил завещание, по которому в случае его гибели при отсутствии наследников его царство должно было перейти Риму (SEG IX.7). Никто, конечно, не придал этому документу слишком большого значения – царь был еще молод, да и основная цель обнародования этого документа, а именно заверение Римской республики в своей бесконечной преданности, была очевидна. В 154 г. до н.э. Эвергет лично предстал перед сенатом и, показав нанесенные ему раны, обвинил старшего брата в покушении на свою жизнь. Послы от Филометора не были даже приняты, а Эвергету в помощь сенат выделил пять квинквирем и отправил пятерых легатов, которые должны были водворить верного римского союзника на Кипре (Plb. XXXIII.11.4-7). Прочим союзникам Рима было предписано оказать коллеге поддержку. До военных столкновений дело, однако, не дошло. В конце концов Птолемею VIII пришлось возвратиться в Киренаику ни с чем. Кажется, именно сейчас беспокойный «благодетель» смирился с мыслью о том, что остаток своих дней он проведет царем Киренаики, издалека наблюдая за успехами брата. Если уж путешествие в сопровождении пяти римских «крейсеров» не при- несло ему желанного Кипра – что еще могло изменить его судьбу? Не только мавзолей, вероятно, возводившийся здесь именно для Эвергета, но и то, что после последней поездки в Рим он разворачивает масштабную строительную деятельность в Кирене, а также начинает устраивать пышные празднества и богато одаривать местных жрецов, свидетельствуют о том, что Птолемей VIII, наконец, перестал противиться судьбе и согласился с ролью киренского властителя 32. Тем временем Птолемей VI смог добиться существенных успехов и там, где его предшественникам последнее время не особенно везло – в Восточном Средиземноморье. В 162 г. до н.э. из Рима бежал племянник Антиоха IV Деметрий I Сотер, находившийся там в качестве заложника. Посол Птолемея VI, Менилл, оказал новому претенденту на трон Селевкидов поддержку. Деметрий расправился с наследником Эпифана Антиохом V и его опекуном Лисием и занял престол. Молодой правитель энергично принялся за наведение порядка. В 161 г. до н.э. у Вавилона он разбил армию узурпатора Тимарха, успевшего ранее получить признание со стороны Рима. В 155 г. до н.э. Сотер едва не лишил Птолемеев Кипра – да еще как ловко! За взятку в 500 талантов он собирался выкупить остров у птолемеевского наместника Архия – и если бы в Александрии не прознали об этих переговорах, Кипр был бы навсегда потерян. Архию пришлось наложить на себя руки – он удавился шнуром от занавески (Plb. XXXIII.5). Этот эпизод дал понять Филометору, что с Деметрием I во главе от державы Селевкидов покоя не будет. Птолемей VI вошел в соглашение с царем Пергама Атталом II и властителем Каппадокии Ариаратом V. Все трое были недовольны Деметрием и стали готовить его свержение. Аттал обнаружил в Смирне человека сомнительного происхождения, чьим главным достоинством было большое 32 Laronde A. Cyrène et la Libye hellénistique. Libykai Historiai de l'époque républicaine au principal d'Auguste. Paris, 1987. P. 442-444. сходство с Антиохом IV. Неожиданно оказалось, что у Антиоха IV был еще один сын, Александр – и подтвердила это настоящая (в отличие от этого Александра) дочь Эпифана Лаодика. Вместе они отправились в Рим, где сенат, которому уже давно досаждало самоуправство Деметрия, одобрил возвращение «наследника» Антиоха IV на трон своего отца. С одобрением римского сената и, очевидно, с золотом царей-заговорщиков, Александр Балас прибывает в Птолемаиду и начинает борьбу за свое «наследство». Исход ее был решен в течение двух лет. В 150 г. до н.э. Деметрий I погибает в последней битве с самозванцем. В этой битве на стороне Баласа сражались не только те войска, которые ему удалось нанять на деньги царей-союзников. Филометор прислал своему ставленнику и армию. Птолемей VI, очевидно, имел большие планы в отношении территорий в Восточном Средиземноморье. Союз Баласа и Филометора становился все крепче. Новый правитель Селевкидской державы просит у царя Египта руку его дочери – и получает ее. В 150/149 гг. до н.э. Филометор лично сопровождает свою дочь Клеопатру Тею в Птолемаиду вместе с большим приданным (1 Макк. 10.54-60). В Финикии в это время чеканятся монеты, подражающие птолемеевским. Во время борьбы за власть между Александром Баласом и Деметрием I последний успел отправить своих сыновей, Антиоха и Деметрия, на Крит. Старшему, Деметрию, в 146 г. до н.э. было 15 лет. В это самое время он объявляется в Малой Азии и начинает вербовать войска. Начинается новый виток борьбы за власть в Селевкидской державе. Балас обращается к Птолемею и выступает по направлению к Птолемаиде. Птолемей входит в Келесирию – но делает это так, что у Баласа появляются серьезные опасения относительно своего старшего союзника. Филометор размещает гарнизоны во всех городах, через которые проходит, в Яффе торжественную встречу ему оказывает иудейский первосвященник Ионафан, а в Птолемаиде царь даже выпускает монету. Нас уже не удивляет, что в это самое время один из приближенных Баласа, некто Аммоний, совершает покушение на жизнь египетского царя. Филометор требует выдать преступника, но Балас отказывается. Тогда египетский царь немедленно разрывает отношения со своим бывшим ставленником, расторгает его брак со своей дочерью – и начинает оказывать поддержку Деметрию II, сыну Сотера (Клеопатра Тея теперь выходит замуж во второй раз – за Деметрия). Балас бежит из Антиохии, и город занимают войска Деметрия II и Филометора. После стольких поражений, понесенных Египтом от своего восточного соседа, Египет теперь как будто возвращался ко временам прадеда Филометора Птолемея III Эврегета. В Антиохии царь принимает особый знак власти – двойную диадему, символизирующую его владычество не только над Египтом, но и над Селевкидским государством (J. AJ. XIII.113). Вновь вводится особая система летосчисления – 36 год правления Филометора над Египтом становится 1 годом его власти над обоими государствами. Однако лишенный трона Балас продолжал борьбу. Он встретился с войсками Деметрия и Птолемея на реке Ойнопарас. В этой решающей битве самозванец потерпел окончательное поражение. Он бежит к арабскому шейху Забдиэлю, который, однако, предает его и отсылает голову доверившегося ему Александра Деметрию и Птолемею. Филометор, однако, не успевает порадоваться победе: во время сражения его конь, испугавшись боевых слонов, сбросил седока. От полученной травмы головы царь на четыре дня теряет дар речи, а на пятый расстается с жизнью (J. AJ. XIII.117). Самостоятельное правление Птолемея VIII и гражданская война (145-116 гг. до н.э.) Вряд ли весть о неожиданной гибели Птолемея VI доставила комулибо большее беспокойство, чем его супруге Клеопатре II. Доподлинно из- вестно, что у царя был сын, родившийся, по-видимому, 15 октября 166 г. до н.э. Мальчик, прозванный Евпатором (Εὐπάτωρ, т.е. «(сын) благородного отца»), девяти лет от роду уже занимал должность жреца-эпонима в культе обожествленных Птолемеев. Тогда же он оказывается и сам прижизненно включен в этот культ. Присоединившись к своим именитым предкам в обрядах династического культа, наследник Филометора вскоре отправился к ним и на самом деле. По-видимому, именно об этом печальном событии сообщают нам строки Антипатра Сидонского (автор II в. до н.э., у которого, по замечанию Цицерона, «по первому желанию слагать стихи сами собою текли слова» (Cic. De orat. III.50) – пер. Ф.Ф.Петровского): …Сам великий Египет власы распустил свои скорбию; Царство Европы объял стон от конца и в конец. Да и Селена сама, потемневшая ликом от горя, Бросила звезды и все в небе дороги свои. Был ты погублен чумой, этим жутким хозяином суши, Прежде чем скипетр отцов юной воспринял рукой… (пер. Ю.Ф.Шульца) Лунное затмение, о котором, по-видимому, здесь идет речь, имело место в 153 или же 150 гг. до н.э. По документам преждевременную смерть Птолемея Евпатора удается датировать 152 г. до н.э. Незадолго до смерти первенца Клеопатра II принесла мужу еще одного сына. Он нем мы знаем немного – сам факт его существования удалось убедительно доказать лишь не так давно, в 1997 г., когда был опубликован папирус, упоминающий под 144/143 гг. до н.э. жреца-эпонима «(сына) Птолемея [Филометора] и Клеопатры Эвергетиды» Εὐ ( ʼ [εᾶ [τιδος]) (pKöln 8.350, 3-5). По какой-то причине наследнику Филометора не удалось занять пре- стол его отца. По-видимому, летом 145 г. до н.э. в решение о смене власти опять вмешалось население птолемеевской столицы – или же, скорее, речь должна опять идти о борьбе внутри александрийского двора. Какая-то часть придворных, безусловно, поддерживала Клеопатру II, и будь ее позиции сильнее, она, возможно, смогла бы в какой-то форме добиться более или менее единоличной власти. Однако александрийцы рассудили иначе. В Кирену было отправлено посольство, призванное обратиться к Птолемею VIII с предложением занять трон своего отца. В самой Александрии в это время находился посол римского сената Минуций Терм. В чем именно состояла на этот раз его миссия, мы не знаем – но через три недели после гибели брата Эвергет уже был царем Египта. Клеопатре II не оставалось ничего лучшего, как выйти замуж за брата – на этот раз за младшего. Вскоре царственная пара стала совместно именоваться «богами Эвергетами», а Клеопатра начала появляться наравне со своим мужем в датировочных формулах и храмовых рельефах. Нельзя сказать, что смена правителя на александрийском престоле прошла гладко. Птолемею VIII пришлось предпринять самые разнообразные меры, чтобы подавить тех, кто был настроен решительно против его власти, и расположить к себе тех, кто мог легко к этому склониться. Едва ли не первым, что сделал новый правитель, было убийство сторонников юного сына Птолемея VI – причем, как сообщает Юстин, убиты они прямо были во время свадьбы Эвергета и Клеопатры II (Just. XXXVIII.8.4). Сам юноша, как было отмечено выше, в это время еще не погиб. К событиям этого времени мы, по-видимому, должны также отнести гонения на евреев, вызванные очевидно тем, что еврейские военачальники Ония и Досифей, занимавшие при Филометоре очень высокое положение в государстве, теперь поддержали Клеопатру II в противовес новому властелину. Историю о необычной жестокости египетского царя, отнесенную автором Третьей книги Маккавейской ко времени Птолемея IV (3 Макк. 5-6), Иосиф Флавий (J. Ap. II. 50-52) связывает с Эвергетом – и, очевидно, обоснованно 33. Еще одной группой, которой пришлось испытать на себе крутой нрав «благодетеля», оказались ученые александрийского Мусея. Будучи по долгу службы тесным образом связаны с двором, многие из них в событиях 145 г. до н.э. оказались не на стороне нового правителя. Афиней, конечно, сильно преувеличивает масштабы наступления Птолемея VIII на александрийскую интеллигенцию, когда говорит о том, что благодаря репрессиям «все острова и города наполнились грамматиками, философами, геометрами, музыкантами, живописцами, учителями гимнастики и многими другими искусниками» (пер. Н.Т.Голинкевича) (Ath. IV 184b-c). На самом деле речь должна идти об изгнании или даже удалении по собственному решению тех представителей Мусея, для которых смена власти по тем или иным причинам оказалась неудобной. Мариетта Хорстер обращает внимание на то, что, когда в связи с событиями 145/144 гг. до н.э. глава Мусея Аристарх Самофракийский переместился на Кипр, как минимум десять его учеников остались в Александрии – и один из них, Аммоний, вскоре занял пост своего учителя. В перерыве же этот пост действительно занимал офицер из царской охраны – временная мера, которая, однако, могла дать повод для злословия тем представителям интеллигенции, для которых смена власти означала конец карьеры 34. Хорошо известное уничижительное прозвище Эвергета – Фискон (φύσκων – т.е. «толстяк», «пузан») имеет, как считает исследователь эпохи Птолемея VIII Петер Надиг, конкретного автора – а именно бежавшего из Александрии Аристарха Самофракийского35. Последний, именитый филолог и автор подробного комментария к 33 Hölbl G. Op. cit. P. 217. Anm. 64. Horster M. Geistesleben in Alexandria im 2. Jh. v. Chr. und die sogenannte Gelehrtenvertreibung // Ägypten zwischen innerem Zwist und äußerem Druck. Die Zeit Ptolemaios' VI. bis VIII / Hrsgg. v. A. Jördens, J.F. Quack Wiesbaden, 2011. S. 216. 35 Nadig P. Op. cit. S. 67. 34 Гомеру, занимался также творчеством ранних лириков, возможно, включая Алкея. Последний факт особенно важен для нас по той причине, что только у Алкея мы встречаем употребления прозвища «фискон» ранее, чем оно стало именованием Птолемея VIII – Алкей клеймит этой кличкой тирана Митилены Питтака (Alc. 37b). Угроза новому царю могла исходить не только из придворных кругов Александрии. В Сирии оставалась армия, которой только недавно победоносно предводительствовал Филометор – армия, на глазах у которой он принимал двойную диадему Египта и Азии. Царь, вероятно, встретился с войсками в Пелузии и добился их расположения. Какой ценой – сообщает нам надпись, найденная на Кипре, куда была переправлена часть вернувшейся из Сирии армии (C. Ord. Ptol. no. 41-42). Здесь царь благодарит войска за то, что переход власти в его руки прошел без затруднений, а в награду приказывает обеспечить им пожизненное содержание! Возвращение войска из Сирии, как представляется, вообще соответствовало внешнеполитической программе Птолемея VIII. В начале его правления были отозваны также последние птолемеевские гарнизоны с баз в Эгеиде. Новый царь, как видим, все внимание решил сосредоточить на самом Египте. К числу мер, призванных укрепить положение Эвергета, принадлежало и обнародование очередного «декрета человеколюбия» (C. Ord. Ptol. no. 41-42). Не забыл царь и о египетском жречестве – храмы получили подтверждение своих прав и доходов» (C. Ord. Ptol. no. 43) . В 144 г. до н.э. Птолемей VIII предпринял шаг, который должен был иметь огромное значение для одобрения его власти со стороны египтян: в Мемфисе, прославленной, наряду с Фивами, древней столице, он прошел обряд интронизации по египетскому обычаю. В это самое время Клеопатра II родила своему новому мужу сына, прозванного Мемфисцем. Чуть позже, в 142 г. до н.э., царская семья предприняла поездку в Верхний Египет, в течение которой Птолемей VIII исполнял испокон веков возлагавшиеся на египетско- го царя обязательства: в Дендере он заложил храм, в Эдфу освятил, а в Фивах провел церемонию «возведения в должность» очередного из священных быков-Бухисов. С большим, нежели его предшественники, вниманием к египетским культам стал относится еще Птолемей VI. Его младший брат превосходил в этом отношении и Филометора. Птолемею VI удалось в основном завершить грандиозное строительное предприятие, начатое еще при Птолемее II Филадельфе – постройку храма Исиды на острове Филэ. При Птолемее VIII работа над этим храмом также продолжалась. При Филометоре же было начато строительство храма Хароэриса и Себека в КомОмбо, продолжавшееся и при его преемнике. Только в 152/151 г. до н.э., после двадцатилетнего Фиванского восстания и последовавших за ним смут начала правления Птолемея VI, удалось возобновить работу над грандиозным храмом Хора в Эдфу, начатую Птолемеем III в 237 г. до н.э. Дело пошло так хорошо, что 10 сентября 142 Птолемей VIII имел возможность провести церемонию освящения храма – отличная возможность продемонстрировать внимание к египетской религии и подобающее царю скрупулезное исполнение ее ритуалов! Эвергет не оставил своим вниманием этот храм и после. Не забывали наследники Эпифана и о беспокойной Фиваиде – в древних храмах по обе стороны Нила мы находим следы их строительной деятельности. То же можно сказать и о Среднем Египте, включая Фаюмский оазис. В течение первого года своего нового царствования (который официально считался годом 26 – с отсчетом лет от 170 г. до н.э., когда царь впервые взошел на египетский трон) Птолемей VIII, таким образом, сделал все возможное для укрепления своей власти. Она, тем не менее, так и не стала настолько прочной, насколько царю этого хотелось бы. В нескольких надписях, сделанных при Птолемее VI, уничтожены имена его сподвижни- ков36. По-видимому, эти намеренные повреждения были сделаны в 145/144 гг. до н.э. – и, быть может, не без указания нового властелина. К числу лиц, выдвинувшихся при Филометоре и лишившихся всего при его брате, принадлежал некто Галест, сын царя Атамании в Эпире (Diod. XXXIII.20) . При Филометоре он руководил птолемеевскими войсками в Сирии. С приходом Эвергета этот человек высокого ранга впал в немилость. Земли, подаренные ему Птолемеем VI, были конфискованы. Галест бежал в Грецию – где, как оказалось, собралось немало таких же, как он, жертв «благодетеля». Здесь составить заговор против нового царя было проще, чем гделибо. Однако для того, чтобы попытаться возвести на египетский трон сына Филометора, которого царь якобы перед смертью передал под защиту Галеста (возможно, речь здесь шла о том самом юноше, который еще в 144/143 гг. до н.э. упоминается в pKöln 8.350 в качестве жреца-эпонима), нужен был повод. Такой повод не заставил себя долго ждать. Вряд ли мы сможем когда-нибудь точно ответить на вопрос, что побудило Эвергета предпринять несколькими годами позже следующий во всех отношениях необычный шаг. В 141/140 гг. до н.э. он женился во второй раз – не разводясь с сестрой и сделав своей новой супругой ее же дочку, известную как Клеопатра III! Причем племянница быстро вытеснила свою мать с почетного места главной царской супруги. Первая теперь именовалась «женой», тогда как вторая официально называлась только «сестрой» и обе – «царицами». В.Хусс полагает, что об этих событиях собравшимся в Греции противникам Эвергета должен был сообщить ни кто иной, как оскорбленная Клеопатра II37. Так или иначе, по-видимому, именно в 140 г. до н.э. Галест перешел к решительным действиям. Сына Филометора или некто, выдаваемый за такового, был коронован, и заговорщики с войсками двинулись к египетскому побережью. Эти события оказались для 36 37 Huß W. Op. cit. S. 602. Anm. 37. Ibid. S. 606. Эвергета более опасными, чем он, вероятно, мог предполагать. Его наемники, долго неполучавшие жалования, уже были готовы переметнуться на сторону бунтовщиков. Фактически от очередного провала Эвергета спас стратег Гиеракс, выплативший наемникам царские долги из своего кармана. Переворот не удался. Может быть, не последнюю роль сыграло в событиях этого времени очередное римское посольство, возглавлявшееся на этот раз покорителем Карфагена Публием Корнелием Сципионом Эмилианом. По крайней мере, чреватое новыми конфликтами соправление Эвергета и двух его супруг было на руку римскому сенату. В Александрии продолжила править странная «семья», состоявшая из царя и двух его «цариц». В связи с этим посольством Сципиона мы встречаемся с наиболее ярким из дошедших до нас описаний внешности Птолемея VIII и его поведения «у себя дома». «Насколько кровожадным казался он согражданам, настолько смешным показался римлянам. Лицом он был безобразен, низок ростом, ожиревший живот делал его похожим не на человека, а на животное. Гнусность его вида увеличивала чрезмерно тонкая и прозрачная ткань его одежды, как будто он задался целью искусно выставить напоказ то, что скромный человек стремится обычно тщательно прикрыть» (Just. XXXVIII.8.9-10). У нас есть основания полагать, что египетский царь и послы Рима, так сказать «не поняли друг друга». Принимая делегацию, Эвергет старался изо всех продемонстрировать птолемеевский идеал τρυφή, подразумевавший роскошь, щедрость, подчеркнутое изобилие, льющееся через край. Для послов же Римской республики, приверженных совершенно противоположному по содержанию идеалу mores maiorum, все это не могло внушать ничего, кроме отвращения. Рим не зря настоял на совместном правлении Птолемея VIII и двух его супруг. Тлеющая ненависть в конце концов вырвалась наружу. В конце 132 г. до н.э. Клеопатра II покинула Александрию и закрепилась на юге. Началась настоящая гражданская война. В течение года Птолемей VIII держал столицу в своих руках. Однако осенью 131 г. до н.э. начались беспорядки в Александрии. Царский дворец был подожжен, и «благодетелю» в который раз пришлось покинуть страну (Just. XXXVIII. 8. 11-15, Liv. Рer. LIV). Обосновавшись на Кипре вместе с пляменницей-супругой, он какимто образом смог заманить туда и своего сына от Клеопатры II, Птолемея Мемфисца. Занявшая теперь александрийский трон Клеопатра II предприняла беспрецедентный шаг – текущий год вновь стал «первым годом», теперь уже единоличного правления царицы, без всякого упоминания какихлибо соправителей мужского пола! В династическом культе царица теперь выступала под новым и совершенно особым именем «матерелюбивой богини-спасительницы» (θεὰ Φιλομήτωρ Σώτειρα). Из ее культового имени, таким образом была исключена всякая связь со вторым мужем«благодетелем», зато подчеркивалась преемственность по отношению к Птолемею VI и более того – с основателем династии Птолемеем Ι Сотером. Ненависть к Эвергету в столице была столь велика, что жители города в какой-то момент стали уничтожать его статуи. Реакция со стороны оскорбленного изгнанника последовала незамедлительно. Он лишил жизни собственного сына, Птолемея Мемфисца, и отправил части его тела своей ненавистной сестре в качестве подарка ко Дню Рождения (Diod. XXIV/XXV.14, Just. XXXVIII.8.13-15). В ходе гражданской войны в Египте появился, по-видимому, еще один обладатель древнего царского титула! Летом или осенью 131 г. до н.э. в Фивах утвердился некто Харсиесес (Hr-sA-As.t – «Хор, сын Исиды»). Не продержавшись и полугода, он был вытеснен верными Птолемею VIII войсками под руководством египтянина Паоса и после этого в течение года удерживал власть в Анкиронполе. В январе 130 г. до н.э. подчинявшиеся Птолемею VIII силы уже контролировали Фивы. Весной 130 г. до н.э. мы застаем Эвергета уже в Египте – сражающимся против войск, сохранив- ших верность его сестре. Война шла не только на полях сражений. В это время появляется «дублирующая» должность жреца-эпонима – в противовес существовавшей в Александрии. Этот жрец был теперь еще и служителем культа «Исиды великой, матери богов» (Ἴσις μεγάλη μήτηρ θεῶν). Речь здесь, однако, шла вовсе не о почитании самой по себе древней богини – под ее именем выступала юная супруга Птолемея, Клеопатра III! Ее мать позиционировала себя как продолжательница дела славного Птолемея Сотера – ее дочь обошла мать и здесь, представив себя в глазах египтян воплощением столь почитаемого ими божества. К 129 г. до н.э. Эвергет, по-видимому, уже контролировал Фаюм. Александрия, тем не менее, оставалась неприступной. И все же положение «богини-спасительницы» ухудшалось с каждым часом. Тогда царица придумала нечто совершенно замечательное: она предложила египетский трон, на котором чувствовала себя неуютно, Селевкиду Деметрию II – тому самому, который когда-то получил трон Антиохии благодаря ее первому мужу (Just. XXXVIII.9.1, XXXIX.1.2-4). Птолемей VIII, однако, не терял времени даром – он выступил навстречу Деметрию у Пелузия, и тот вынужден был повернуть назад из-за начавшихся в его собственной державе беспорядков. Невольно задаешься вопросом, не был ли причастен к этим беспорядкам Эвергет. По крайней мере, именно в это время он выдвигает очередного «лже-Селевкида» в качестве претендента на антиохийский трон. Александр Забина («купленный»), протеже Птолемея VIII, был якобы усыновлен когда-то Антиохом VII (Just. XXXIX.1.4-8, J. AJ XIII 267268). Александр начал войну против Деметрия и к 126 г. до н.э. последний лишился не только трона, но и жизни – возможно, не без участия своей супруги Клеопатры Теи, дочери Филометора. У Клеопатры II шансов больше не оставалось. В 127/126 гг. до н.э. Александрия сдалась Птолемею VIII. Вспоминая его возвращение в столицу восемнадцатью годами ранее, после смерти Филометора, мы не удивим- ся, когда узнаем, что победитель совсем не собирался оставлять упорное сопротивление александрийцев безнаказанным. В отличие от своего старшего брата Птолемей VIII не любил прощать. На городском стадионе были заперты и сожжены или перебиты стрелами эфебы (V. Max. IX.2. ext. 5, Ampel. 35, 5). Месть царя испытал на себе даже священный бык Бухис из Гермонта – во время гражданской войны город долго держался на стороне Клеопатры II, и захоронение умершего в 125 г. до н.э. животного оказалось довольно убогим 38. Месть царя, однако, не коснулась его главного врага: к 124 г. до н.э. мы застаем странную царскую «семью» в полном составе, вновь с двумя царицами. Лютые враги в который раз договорились. Примирение царственных супругов, впрочем, не означало внезапного прекращения смуты по всей стране. Так, например, еще в 123 г. до н.э. продолжался ожесточенный конфликт между Гермонтом и Патирисом (во время гражданской войны этот город был на стороне Эвергета) – и в последнем в датировочных формулах не встречалось упоминания Клеопатры II. Гражданская война в Египте имела одним из следствий возрождение активной политики Птолемеев в Восточном Средиземноморье. Ставленник Эвергета Александр Забина вскоре стал вести себя чересчур независимо: он обратился против Клеопатры Теи и ее малолетнего сына Антиоха VIII Грипа. Птолемей VIII теперь начинает оказывать поддержку дочери своего брата. Он выдает за Антиоха свою дочь, Клеопатру Трифену, и помогает последнему в борьбе с Забиной. В 123 г. до н.э. Антиох VIII одерживает окончательную победу и казнит своего противника. Очередная смута не прошла для страны бесследно. Египет будто вернулся к середине 160-х гг. до н.э. – с той только разницей, что тогда разорению страны поспособствовало иноземное вторжение, теперь же вина за него лежала целиком на «богах-благодетелях». Птолемей VIII понимал это как никто другой. 28 апреля 118 г. до н.э. последовал, как уже можно 38 Huß W. Op. cit. S. 615. Anm. 156. было ожидать, очередной «декрет человеколюбия» (C. Ord. Ptol. no. 53, 53 bis, 53 ter). Объявлялось прощение преступлений, покинувшие свою землю крестьяне призывались обратно, отпускались недоимки… Разумеется, большое внимание в новом документе было уделено храмам и жречеству. Подтверждались права храмов на землю и их право предоставлять убежище. Эвергет обязался оплачивать дорогостоящие похороны священных быков Аписа и Мневиса из государственной казны. Один город во всей стране был намеренно лишен права воспользоваться царскими благодеяниями – Панополь, который во время войны оказался столицей мятежника Харсиесе. Важное нововведение касалось судебного процесса: дела должны были разбираться в греческих или египетских судах в зависимости от того, на каком языке были составлены относящиеся к ним документы. Почти одновременно с обнародованием «декрета человеколюбия» произошла интересная перемена в династическом культе. В этот культ было введено почитание некоего «нового отцелюбивого бога». Очевидно, под таким именованием в царский культ вошел убитый Эвергетом Птолемей Мемфисец, их общий с Клеопатрой II отпрыск 39, «наиболее заметная жертва войны внутри династии, который в качестве «отцелюбивого бога» якобы посмертно простил своего убийцу» 40. Надпись из храма в Эдфу сообщает нам, что 28 июня 116 г. до н.э. «раскрыл сокол крылья к небу» (bik wp dnH.w r p.t) 41 – оборвалась столь богатая на события жизнь Птолемея VIII Эвергета. В определенном смысле можно сказать, что почти вековое правление наследников Птолемея V Эпифана оставило египетское государство на том же этапе развития, на котором они получили власть из рук своей матери Клеопатры I. Все так же 39 Chauveau M. Un été 145 // Bulletin de l'Institut Français d'Archéologie Orientale. 1990. T. 90. P. 135-168, 1991. T. 91. P. 129-134. 40 Hölbl G. Op. cit. P. 203. 41 Chassinat É. Le temple d'Édfou. T. VII. Kairo, 1932 ( = Mémoires publiés par les membres de l’Institut français d’archéologie orientale 24). P. 9. бушевали восстания коренных египтян, все также Египет постепенно сдавал позиции на внешнеполитической арене – хотя и в том, и в другом направлении Птолемеям II в. до н.э. периодически удавались весьма значительные успехи. Видимо, слишком глубок был кризис и слишком необратимы процессы, происходившие внутри Египта и за его пределами, чтобы александрийское правительство могло что-то изменить. «Матерелюбивые боги» и царь-«благодетель» искренне и старательно отыграли свои роли в этом спектакле с предсказуемым концом – и сошли со сцены. «Битва (почти) всех против (почти) всех могла окончиться, в лучшем случае, лишь угасанием»42. 42 Huß W. Op. cit. S. 625. С.В. Смирнов ЦАРИ ГОСУДАРСТВА СЕЛЕВКИДОВ Антиох I Личность Антиоха I, второго царя династии Селевкидов, пребывает в тени его великого отца – Селевка I. Поколение эпигонов, наследников диадохов, к которому принадлежал и этот сирийский царь, уже древними авторами воспринималось как более мелкое, второсортное в сравнении с выдающимися фигурами их отцов. Однако по сути именно на плечи этих царей легла вся тяжесть по внутреннему устройству новых государств. Так случилось и с Антиохом. Его отец, прославленный полководец Селевк Никатор, последний из диадохов, силой оружия создал гигантскую империю, уступавшую своими пространствами лишь державе самого Александра Македонского. Однако проведя всю жизнь в походах и сражениях, Селевк едва ли успевал упорядочить внутренние дела, хотя упрекнуть его в абсолютном бездействии на этом поприще мы, разумеется, не можем. Поэтому его наследник и единственный сын – Антиох уже при жизни отца был задействован в качестве администратора, в обязанности которого входило укрепление только что построенного государства. В результате этого держава Селевкидов, как она предстает в восприятии древних авторов, была фактически создана вторым царем династии – Антиохом I. Когда родился Антиох, сын Селевка Никатора, мы не знаем. Мать Антиоха – иранка Апама – была дочерью Спитамена Бактрийского и принадлежала к одному из самых влиятельных домов Бактрии и Согдианы. Возможно, она даже была родственницей Роксаны, жены Александра. Обстоятельства союза Селевка и Апамы уникальны. Их брак являлся частью торжеств, устроенных в Сузах в 324 г. до н.э., где несколько сотен виднейших соратников Александра сочетались браком с представительницами иранской аристократии. Однако в отличие от других македонян, женившихся в тот день, Селевк сохранил верность своей жене, а рожденного ею сына признал своим наследником. Таким образом, рождение Антиоха стало своеобразным результатом встречи Востока с Западом. Политическая карьера Антиоха началась довольно рано. Достигнув совершеннолетия, царевич сопровождал своего отца в его походах. В 301 году до н.э. Антиох принял участие в знаменитой битве при Ипсе, где войска Селевка и Лисимаха разгромили армию Антигона Одноглазого и его сына Деметрия (Plut. Dem. 28). В сражении Антиох командовал конным отрядом, располагавшемся на правом фланге отцовского войска, прямо напротив отрядов Деметрия. Вступив с ним в схватку, Антиох вынужден был обратиться в бегство. Был ли это заранее спланированный маневр или действительно неудача юного полководца, доподлинно неизвестно. Но заметим, что именно это поспешное отступление Антиоха в конечном итоге сыграло решающую роль в этом сражении. Как красноречиво повествует Плутарх, Деметрий увлекся преследованием отступающего Антиоха, в результате чего чересчур отдалился от позиций своего отца, оставшегося без нужной поддержки. Когда Деметрий опомнился, было уже слишком поздно: опытный Селевк сумел отрезать ему обратный путь и разбил противников поодиночке. Таким было зафиксированное в источниках боевое крещение Антиоха. Около 295 года до н.э. Антиох был объявлен соправителем своего отца. Назначение Антиоха «вторым царем» государства совпало с его свадьбой со Стратоникой, дочерью Деметрия Полиоркета. Обстоятельства союза Антиоха и Стратоники окутаны красивыми легендами, переданными древними авторами и представляют собой целый комплекс историй, который, возможно был даже собран в отдельный роман. Изначально Стратоника была женой отца Антиоха, Селевка. Уже будучи женатым на Апаме, Селевк в 299 году вступил в союз со Стратоникой, желая сблизиться с ее отцом Деметрием. Однако молодой наследник Антиох сразу же влюбился в свою молодую мачеху, но по понятным причинам держал это в тайне. Любовные чувства на- столько переполняли юношу, что от осознания безысходности своего положения он тяжело заболел. Придворный врач Эрасистрат, лечивший Антиоха, быстро понял суть заболевания. Каждый раз, когда в покои входила Стратоника, царевич менялся в лице, его дыхание сбивалось, а сердце билось сильнее. Однако сообщить грозному царю Селевку о таком «диагнозе» Эрасистрат не решался. Наконец опытный врач решил пойти на хитрость и объявил, будто Антиох влюблен в его, Эрасистрата, собственную жену (очевидно, та тоже была молода и красива). Селевк умолял Эрасистарта отказаться от своей жены в пользу царевича, обещая дать тому все, что он только пожелает. В кульминационный момент этой мольбы Эрасистрат «открыл карты»: Антиох влюблен в Стратонику, и если не удовлетворить его любви, то Селевк останется без наследника. Это нисколько не потрясло царя-отца. Он тут же отказался от Стратоники и сочетал ее браком со своим сыном. В торжественной речи, произнесенной им на свадебных торжествах, в присутствии своих полководцев, Селевк объявил Антиоха и Стратонику царями «верхних сатрапий» – всех земель восточнее Евфрата. Так отец и сын – Селевк и Антиох – стали править вместе. История любви Антиоха и Стратоники пережила и ее героев, и само государство Селевкидов: она волновала многих писателей древнего Рима и деятелей эпохи Возрождения. В конце XVIII века во Франции, незадолго до начала Великой французской революции, просвещенные круги вновь вспомнили об этой истории. Известный художник Жак-Луи Давид написал известное полотно «Антиох и Стратоника», а композитор Н.Э. Мегюль сочинил прекрасную оперу, которую назвал «Стратоника». Среди множества произведений эпохи Нового времени, посвященных истории Антиоха и Стратоники, в особом ряду стоит полотно Жана Щгюста Доминика Энгра. На картине мы видим привычный для этой истории сюжет страданий – лежащий в постели Антиох, склонившейся над ним Эрасистрат, стоящий на коленях у постели сына отец Селевк. Однако Стратоника, которая, по сути и есть причина этих страданий, не смотрит на Антиоха. Она в раздумье стоит, отвер- нувшись от постели больного, осознавая свою судьбу. Так тонко Энгр делает главным объектом этой истории не любовь, а чувство неизбежности, которое испытывает Стратоника Соправительство Антиоха отмечено рядом перемен в жизни восточных сатрапий. Антиох действительно именовался царем. В официальной документации, а также на монетах его имя всегда рядом с именем его отца (OGIS 214; 215; SC 279). Главной задачей наследника-соправителя оставался именно Восток. Присоединенные в спешке восточные области государства Селевкидов, безусловно, нуждались в серьезной реорганизации. У Селевка Никатора, занятого войнами в Восточном Средиземноморье, просто не хватало времени на восточные дела. Поэтому участие Антиоха стало во многом спасительным для него и для всей его державы в целом. На Восток Антиох отправился во главе большого войска, поскольку ему предстояло решать вопросы не только административного характера. Вероятно, для поддержки и даже надзора, с Антиохом на Восток был отправлен верный сподвижник Селевка Демодам из Милета. На всем пути следования, конечным пунктом которого была Бактрия, Антиох проводил различные преобразования. В Вавилоне он ввел некоторые новые налоги, как и в Мидии, упорядочил монетную чеканку. Своеобразной столицей Антиоха стала Селевкия-на-Тигре, основанная Селевком незадолго до этого. Соправитель активно способствовал дальнейшему ее развитию. В Борсиппе Антиох лично принял участие в нескольких вавилонских праздниках, наладив тем самым отношения с местными элитами. Вероятно, заслугой Антиоха стало наведение порядка и в Персиде, где местная знать, не желая мириться с македонским завоеванием, объявила было о своей независимости. Серьезные изменения ждали Бактрию. Власть Селевкидов здесь была недостаточно прочной. Неизвестно как вообще Бактрия вошла в состав государства Селевка. Вероятно это было результатом договора между царем и местной бактрийской аристократией, гарантировавшей Селевку постоянные материальные ресурсы в обмен на военную защиту региона. Однако Антиох должен был чувствовать себя здесь достаточно комфортно, ведь он был сыном Апамы, чья семья все еще имела политическое влияние в этом регионе. Примерно в начале III вю до н.э. Бактрия и Согдиана подверглись вторжению кочевников дахов, проникших в Среднюю Азию с Севера. Дахи нарушили хозяйственную жизнь региона и разорили несколько греческих городов. Для восстановления стабильности в регионе Антиох предпринял комплекс мер. Во-первых, он отстроил несколько разрушенных Александрий, дав им свое имя – Антиохии. Во-вторых, он совершил рейд вглубь территорий самих дахов. Там на берегу Яксарта Демодам, повсюду сопровождавший Антиоха, воздвиг алтарь Аполлону Дидимскому, покровителю его родины – Милета. Кроме того Антиох попытался наладить и экономику региона. Для этого он впервые организовал в Бактрии монетную чеканку. Для области, чрезвычайно богатой драгоценными металлами (Бактрия приносила Селевкидам больше золота, чем все остальные сатрапии вместе взятые), это было настоящим переворотом. С этого момента начинается период экономического возвышения Бактрии, занимавшей важное место в трансевразийской торговле. Вероятно, в 281 году до н.э., во время пребывания в Бактрии, до Антиоха дошли вести об убийстве его отца. Узнав об этом, молодой царь тут же устремился на запад. Гибель Селевка от руки Птолемея Керавна стала началом нового витка войн, разыгравшихся теперь уже между наследниками диадохов – эпигонами. Сам Птолемей Керавн претендовал на европейские владения Селевка, став даже на короткий срок царем Македонии. К сожалению состояние наших источников не позволяет восстановить полной картины событий того времени. Хаотичность событий больше напоминает войну всех против всех. Поэтому мы выделим несколько ключевых событий, наиболее полно характеризующих процесс утраты Селевкидами первенства в Малой Азии. «Малоазийское наследство», оставленное Антиоху I Селевком, на деле было огромной проблемой. Власть Селевка во многих районах полуострова была непрочной. Теперь же Антиоху противостоял мощный союз – «Северная лига», объединивший самые разнообразные силы (см. подробнее в главе о Вифинии). «Северная лига» ставила вполне конкретную задачу – уничтожить или ослабить слияние Антиоха в Малой Азии 1. На стороне Антиоха выступали, как пишет Мемнон, «многие другие», однако кто это был конкретно, историк не уточнил. Вероятно к союзникам Антиоха следует отнести Ионийские полисы Малой Азии (OGIS 219), а также пергамского властителя Филетера, находившегося в дружеских отношениях с царем 2. Как известно из сообщений Мемнона Гераклейского, Антиох, вероятно, находясь на пути из восточных сатрапий, отправил впереди себя полководца Патрокла. Патрокл был, без преувеличения, выдающейся фигурой, одним из самых старых и опытных полководцев Антиоха. Будучи еще «другом» Селевка, отца Антиоха, Патрокл участвовал в знаменитой экспедиции Селевка в Вавилон. В 310 г. до н.э. именно Патрокл сдерживал атаки Антигона Одноглазого на Вавилон, не позволив противнику захватить город целиком. Долгое время Патрокл провел при дворе соправителя Антиоха в Бактрии. Вероятно, назначение Патрокла говорит о важности его миссии. Перейдя через Тавр, Патрокл отправил одного из своих подчиненных, Гермогена из Аспенда, заключить договор с гераклеотами. Успешно выполнив это поручение Гермоген, однако, был убит вифинцами, устроившими ему засаду. Договор Антиоха с Гераклеей продлился недолго. В начавшейся войне с Вифинским царем Никомедом гераклеоты предпочли выступить против Антиоха и ориентироваться на своего соседа. Также против Антиоха воевал и претендент на македонский престол Антигон Гонат. Мемнон из Гераклеи со1 Габелко О.Л. История Вифинского царства. СПб. 2005. С. 168–169 Heinen H. The Syrian-Egyptian Wars and the new Kingdoms of Asia // CAH. VII. 1. 1984. P. 413; Жигунин В.Д. Международные отношения эллинистических государства в 280–220 гг. до н.э. Казань, 1980. С. 60. 2 общает о столкновениях между противниками, но судить о том, на чей стороне был успех, невозможно. Вероятно уже в 278 г. до н.э., после вторжения в Македонию кельтских племен и гибели Птолемея Керавна Антигон и Антиох прекратили войну и заключили союз (Iust. XXV. 1.1)3. Лишившись столь влиятельного союзника, участники «Северной лиги» и главным образом Никомед Вифинский использовали против Антиоха галлов. Переправив кельтов через проливы, им действительно удалось ликвидировать угрозу со стороны Антиоха, поскольку молодой царь теперь был занят больше обеспечением безопасности ионийских полисов. Война Антиоха с галлами продолжалась несколько лет. Когда и как она завершилась достоверно неизвестно. Безусловно, важной вехой в ней является знаменитая «битва слонов» – сражение, в котором Антиох сумел одержать уверенную победу над кельтскими племенами, состоявшееся в 276/275 году до н.э. Рассказ об этом событии сохранился в тексте позднего источника – Лукиана (Zeuxis). В нем автор красочно повествует о решающей роли боевых слонов, приведших кельтское войско в ужас и обеспечивших тем самым Антиоху победу. После этой битвы жителями ионийских полисов Антиох был прозвал Сотер (Спаситель). Тем не менее нельзя однозначно оценить результаты и этого сражения и войны Антиоха с кельтами в целом. Несмотря на то, что сирийский царь сумел защитить ионийские и эолийские города, победа далась ему ценой больших усилий. В последнее время даже высказывается идея о том, что даже после сражения Антиоха с кельтами последние все еще представляли серьезную угрозу для малоазийских полисов4. К первым годам правления Антиоха относится и известное из илионского декрета восстание в Сирии (OGIS 219). Точно датировать это событие мы не можем. Возможно, оно произошло до 279 г. до н.э. Лишь предположе3 Жигунин В.Д. Международные отношения. С. 65. Coskun A. Galatians and Seleucids: a Century of Conflict and Cooperation // Seleucid Dissolution. Wiesbaden, 2011. P. 85–106. 4 нием остается и популярная версия о том, что это восстание было как-то связано с вторжением в Сирию египетского царя Птолемея II. В тексте декрета ясно говорится, что начало царствования Антиоха было омрачено раздорами, и молодому царю пришлось восстанавливать мир в своей державе. О том же пишет и Мемнон из Гераклеи. Еще одним соперником Антиоха I, оспаривавшим как территории Малой Азии, так и некоторые владения Келесирии, был Птолемей II. О войне Антиоха с Птолемеем также известно немногое. В историографии этот конфликт получил название Первой Сирийской войны. Однако первые столкновения двух царей, имевшие место в 280–279 годах, не принято в широком смысле считать частью Первой Сирийской войны, хотя безусловная связь между ними очевидна. Говоря о природе этого конфликта, важно отметить, что пограничная между Птолемеями и Селевкидами территория Келесирии и Палестины изначально, еще при основателях обоих государств, считалась спорной. Результатом этого станет извечное противостояние двух династий, продолжавшееся с разным успехом более ста пятидесяти лет. Однако кроме Восточного Средиземноморья интересы двух державы пересекались на Западном побережье Малой Азии5. Именно в этом регионе и начался конфликт Антиоха I и Птолемея II. Еще в 280 году Птолемей Керавн заключил союз со своим сводным братом и царем Египта Птолемеем II. В том же году последний развернул боевые действия против находившегося в сложнейшем положении Антиоха. Удары Птолемея приходились главным образом по побережью Карии, Ликии, Киликии и Ионии. Организовать оборону всего этого обширного региона Антиох не мог, и инициатива перешла к Птолемею. Так в 279 г. до н.э. египетскими войсками был занят важнейший город Ионии Милет. В том же году Птоле- 5 Grainger J.D. The Syrian Wars. Leiden–Boston, 2010. P. 77–80. Также см. статью, посвященную Первой Сирийской войне, на www.livius.org. мей захватывает и Дамаск в Сирии. Вероятно, в связи со вторжением галатов и сопутствующими событиями война была временно прекращена. В 274 г. до н.э. начинается новый этап противостояния. Причиной для нового этапа войны стал конфликт правителя Кирены Магаса с Птолемеем. Вероятно, еще в 280 году Антиох I выдал свою старшую дочь Апаму замуж за Магаса, родственника царя Птолемея (Paus. I. 7. 3). Магас, который планировал захват власти в Египте, был не столь успешен в своих действиях, поэтому вовлечение в борьбу Антиоха могло сыграть решающую роль 6. Павсаний отмечает, что Антиох быстро нарушил договор своего отца Селевка с Птолемеем I и даже начал приготовления к вторжению в Египет. Однако, как повествует тот же автор, Птолемей II перехитрил сирийского царя и попытался разжечь войну между народами его огромной державы. Что конкретно имел в виду Павсаний, неизвестно, однако допустимо, что речь может идти об очередном конфликте в Малой Азии. В ответ на стремление Антиоха вторгнуться в Египет, Птолемей II начал войну на опережение и ударил первым. Египетский царь, располагавший большим флотом, надежно контролировал морские пути и организовывал регулярные атаки на селевкидские порты. Вероятно, наступление Птолемея было вполне успешным. В тексте известной Питомской стелы говорится, что царь Птолемей достиг Палестины. Из вавилонского астрономического дневника за 274 год известно, что царь Антиох выступил навстречу египетским войскам из Сард (ADRTB –273). Подробности дальнейших событий остаются для нас неизвестными. Как кажется, между царями так и не состоялось решающей битвы. Антиох был не слишком уверен в своем успехе и вел осторожную войну, а Птолемей был отвлечен рядом внутренних проблем – таких, как, например, восстание галатских наемников. Очередное наступлении Пто- 6 Grainger J.D. The Syrian Wars. P. 83–84. лемея II в Малой Азии было сдержано Понтийским и Каппадокийским царями, которые могли выступать в качестве союзников Антиоха 7. Одним из эпизодов финала Первой Сирийской войны является, сохранившейся в повествовании Полиэна, рассказ о взятии Дамаска (Polyaen. 4. 15). Как повествует источник, неприступная крепость Дамаска стала непреодолимой преградой для Антиоха. Находясь на грани отчаяния, Антиох прибег к военной хитрости. Он приказал всем своим войскам прекратить осаду и удалиться от города. После этого царь устроил роскошные торжества по случаю какого-то персидского праздника и пребывал в праздном веселье до тех пор, пока не узнал, что начальник гарнизона Дамаска Дион, прослышав о праздниках, ослабил оборону. Как только весть об этом дошла до Антиоха, он приказал своим войнам срочно налегке выступать в поход, взяв с собой только четырехдневный паек. Преодолев пустыню, Антиох быстрым приступом взял Дамаск. Когда и чем завершилась Первая Сирийская война, неизвестно. Наиболее вероятно, что сирийский и египетский цари заключили мирный договор, не видя дальнейшего смысла в противостоянии. Произошло это около 272 года до н.э. Эта война стала серьезным испытанием для Антиоха I. Истощенная предшествующими войнами, царская казна нуждалась в срочных пополнениях. Для этого царь Антиоха пошел на экстраординарные меры. В вавилонском астрономическом дневнике за 274/273 год повествуется о введении в Вавилонии медной монеты (вероятно, в эквивалент серебряной). Для Вавилонии, где прежде в широком использовании ходили только серебряные и золотые деньги, это было серьезным ударом. Автор дневника с горечью пишет о бедствиях, постигших его край: голод, эпидемии, нищета. В этом же дневнике упоминаются и сборы, которые проводят два высокопоставленных чиновника: сатрап Вавилона и, по всей вероятности, стратег «верхних сатрапий». Сатрап собирает серебро и все необходимое для войны, а стратег вер7 Жигунин В.Д. Международные отношения. С. 72. бует войско и дожидается прибытия двадцати слонов, отправленных сатрапом Бактрии. С войском стратег выдвигается в Сарды, где прибывает царь вместе со своей семьей. В дневнике недвусмысленно речь идет о войне с Египтом. Но кроме войн за наследство своего отца и борьбы с Птолемеем II, царствование Антиоха I было омрачено и внутрисемейными конфликтами. Так, из источников известно о бунте, который поднял против Антиоха его старший сын и наследник Селевк8. У Антиоха и Стратоники было четверо известных нам детей. Дочь Апама была выдана замуж за киренского правителя Магаса, младшая – Стратоника уже после смерти отца вышла за македонского царевича Деметрия. Старший сын Селевк был с первых дней царствования Антиоха I объявлен наследником отца и являлся соправителем. Большинство официальных документов этого времени подписаны от имени двух царей: Антиоха и Селевка. Младший сын Антиох, будущий царь Антиох II, первоначально не занимал видного положения и находился в тени своего брата. В соответствии с уже сложившейся практикой, соправитель был назначен на руководство восточными сатрапиями державы. Как протекало совместное правление Антиоха и Селевка, мы не знаем. Из краткого отрывка «Прологов» к труду Помпея Трога известно лишь, что Селевк так и не стал царем, а был убит своим отцом (Prol. XXVI). Вероятной причиной этого стал мятеж, поднятый Селевком против своего отца. Датировать это событие затруднительно. В клинописных документах эллинистического времени мы часто обнаруживаем датировку, соответствующую определенному году селевкидской эры; вдобавок к этому в документе указывалось имя правящего царя. В периоды соправительства отмечались имена обоих монархов. Так, формула «цари Антиох и Селевк» была вполне типична. В документе от августа 266 года упомянуты оба сына Антиоха – Селевк и Антиох, в другой табличке от октября того же года только Антиох и его сын Антиох. Такое быстрое исчезновение 8 Grainger J.D. Seleukid Prosopography and Gazetteer. Leiden–New Yokr–Köln, 1997. P. 10. Селевка дает возможность предположить, что соправитель поднял против своего отца мятеж, за что и был казнен. Однако в астрономическом дневнике за 262 год упоминается какая-то военная активность, связанная с человеком по имени Селевк или с его полководцами (ADRTB –261). Из текста становится ясно, что сторонники Селевка были разбиты царскими войсками. Связать эти два события не удается. Допустить, что в текст более позднего дневника вкралась устаревшая информация практически невозможно – дневники велись с астрономической точностью. Так что вопрос о времени и обстоятельствах гибели Селевка пока что следует оставить открытым. После смерти Селевка его место занял младший брат – Антиох. Имя старшего брата было вычеркнуто из анналов дома Селевкидов и уже христианский автор Иоанн Малала, живший в Антиохии на Оронте и хорошо осведомленный об истории древней Сирии, уточняет, что Селевк умер еще в детстве (VIII. 20) – видимо именно такова была официальная версия событий. Важно отметить, что царь Антиох I вел активную внутреннюю политику. Именно Антиоху I принадлежит заслуга учреждения в государстве Селевкидов царского культа. По легенде (App. Syr. 63), после гибели отца Антиох возвел в его честь храм, который назвал Никаторейон. Многие города, такие как Эритры или Илион, последовали примеру царя и учредили поклонение Селевк. Также именно Антиох навсегда связал царский дом с культом Аполлона. Наиболее наглядно эту связь демонстрировал новый сюжет селевкидских монет, выпускавшихся при Антиохе I. На лицевой стороне помещалось изображение самого царя, а на оборотной - различные атрибуты Аполлона или же изображение божества, сидящего на омфале. Безусловно, Аполлон символизировал связь Востока и Запада, которую олицетворяло само государство Селевкидов и его царь Антиох I. Одной из сторон внутренней политики Антиоха было поддерживание добрососедских отношений с различными восточными народами, населявшими его державу. Будучи наполовину иранцем, Антиоху, как кажется, не испытывал больших затруднений в обнаружении общего языка с представителями восточной аристократии. Еще будучи соправителем, Антиох участвовал в ритуальных вавилонских торжествах, демонстрируя дружеские намерения своего отца Селевка. В 268 году Антиох принял участие в ритуале восстановления Эзиды – храма Набу в Борсиппе. В память об этом событии в основании фундамента храма был заложен глиняный цилиндр с текстом, сохранившийся до наших дней (BM 36277). В тексте цилиндра, получившего название «цилиндр Антиоха», сирийский царь именуется древними персидскими и вавилонскими титулами: царь царей, могущественный царь, царь Вавилона, царь всех стран. Для царя Антиоха этот ритуал, безусловно, был высокой честью, для вавилонской знати – знаком царской лояльности. Восточные сатрапии державы были для Антиоха столь же важными, как и западные ее области. Известно, что царь Антиох находился в контактах со своим главным восточным соседом – индийским царем Биндусарой, наследником известного Чандрагупты Маурья. Один из «друзей» Антиоха полководец Деймах был отправлен ко двору Биндусары на смену географу Мегасфену. По одной из легенд, Биндусара однажды просил царя Антиоха прислать ему греческого вина, высушенных фиг и философа. На это Антиох ответил, что фиги и вино он готов с радостью отправить в Индию, а вот философа купить за деньги не возможно (Athen. 652 f). Весьма Активно Антиох I занимался строительством. В период его царствования было основано несколько важнейших селевкидских колоний. Апамея, Лаодикея в Мидии, Стратоникея. Двор Антиоха I бурлил внутренней жизнью. При царе жили различные ученые, поэты, музыканты. Находилось место и для откровенных нахлебников, которые были в каком-то смысле обязательным атрибутом царского эллинистического двора. Некоторое время при дворе жил известный поэт Арат из Сол. Конец правления Антиоха I был омрачен еще одним военным поражением. На этот раз против Антиоха выступил наследник Филетера, правителя некогда дружественного Селевкидам Пергама. Возможно, пергамский правитель действовал при поддержке египетского царя Птолемея II. Как повествует Страбон (XIII. 4. 2) в сражении у Сард войско Эвмена разгромило войско Антиоха. Вероятно, Антиох лично принимал участие в этой битве9. Эта победа означала для Эвмена обретение полной независимости от Селевкидов, а для Антиоха – очередную неудачу его малоазийской политики. Разочарованный столь неожиданным поражением, Антиох I умер в возрасте 63 лет. Антиох II Правление Антиоха II (261–246) и его сына-наследника Селевка II многими исследователями характеризуется вполне однозначно – период упадка государства Селевкидов. К середине III века до н.э. сирийская монархия переживала тяжелые дни, связанные с потерей потомками Селевка Никатора влияния в Малой Азии, Южной Сирии и на востоке. Измотанная конфликтами внутри царской семьи и борьбой придворных аристократических группировок, держава Селевкидов несла постоянные территориальные потери. В современной историографии, однако, уже не так категорично как раньше, вина за эти события возлагается на очередных царей - Антиоха II и Селевка II. Сейчас в ослаблении державы Селевкидов в сер. III в. до н.э. принято видеть больше несовершенство модели государственного устройства державы в целом, нежели неумелую политику двух царей, правивших в совокупности 36 лет. Антиох II был младшим сыном царя Антиоха I. Как мы уже отмечали, его старший брат Селевк, некогда получивший от отца должность соправителя, попытался отложиться от него, за что был казнен. После поистине этих 9 Климов О.Ю. Пергамское царство. Проблемы политической истории и государственного устройства. СПб., 2010. С. 55. драматических событий (ок. 262 г. до н.э.) новым соправителем и преемником царя стал Антиох. Как кажется, Антиоха сначала не готовили к такой высокой миссии. По всем правилам царем должен был стать старший брат – Селевк, а младший довольствовался либо придворным постом, либо владениями в какой-нибудь из сатрапий. Видимо, и брак Антиоха с Лаодикой, дочерью Ахея Старшего, также соответствовал тому второстепенному положению, которое должен был занять младший сын Антиоха Сотера. Тем не менее, союз Антиоха и Лаодики был важным политическим событием, поскольку семья Ахея Старшего играла не последнюю роль в малоазийской политике. Говоря о фигуре Ахея Старшего, да и в целом о «доме Ахея», исследователи сходятся только в одном – эта династия малоазийских правителей была тесно связана с Селевкидами. Собственно, на этом единодушие заканчивается, ибо кто такой Ахей Старший - абсолютно неизвестно. В одной из надписей из Лаодикеи на Лике, времени Антиоха I (267 года до н.э.), он упомянут как правитель области 10. Из этой же надписи известно, что Ахей принимал участие в конфликтах с галатами, ведя, вероятно независимую политику. Наследники Ахея имели большое влияние в регионе. Его сын Александр был сатрапом Сард – одной из царских селевкидских резиденций и крупной военной базой (Porphyr. F. 32. 6). Существует предположение, что Ахей был внебрачным сыном Селевка I11, вместе со своим отцом или без него принимал участие в военных кампаниях на востоке, даже основал город Ахеию в Арии, а после получил в управление какую-то области в Малой Азии. Данная версия красива, но, к сожалению, не вполне доказуема. Идея родственной связи между Ахеем и Селевком вполне реальна: ономастика обоих семейств имеет чрезвычайно много общих элементов (в первую очередь по женской линии). Однако это вовсе не означает, что Ахей был именно сыном Селевка. В прин10 11 Wörrle M. Antiochos I., Achaios der Älter und die Galater // Chiron. Bd. V. 1975. P. 59–87. См. по этому поводу статью и библиографию на www. seleucid-geneology.com ципе он мог приходиться ему любым родственником – племянником, или же сыном Птолемея, сына Селевка, предположительно дяди Селевка I, т.е. двоюродным братом. Все же нельзя отрицать, что влияние Ахея и его наследников на Селевкидов было весьма значительным, и династическая политика последних строилась не без участия «дома Ахея». Правление Антиоха II началось с военного конфликта с Египтом, известного как Вторая Сирийская война. Причины этого противостояния, скорее всего, кроются в геополитической ситуации в Западной части Малой Азии, представлявшей собой зону особых интересов как Селевкидов, так и Птолемеев. Политическая обстановка здесь на протяжении всего III и II вв. до н.э. была остро напряженной. После Первой Сирийской войны, завершившейся, как кажется, установлением условного паритета между сирийскими и египетскими царями, это напряжение только нарастало. К концу правления Антиоха I власть Селевкидов в регионе уже не была достаточно прочной для того, чтобы твердо сохранять свое влияние. По всей видимости, поражение Антиоха I в войне с Пергамом, а впоследствии и его смерть привели к тому, что у египетского царя Птолемея II появился реальный шанс оттеснить Селевкидов за Таврский хребет. Как конкретно началась эта война, неизвестно. Своеобразным прологом к ней послужило восстание Птолемея Сына – наследника Птолемея II и его соправителя, правившего в Эфесе (Trog. Prol. XXVI). По мнению Дж. Грейнджера, назначение Птолемея Сына соправителем в Эфес произошло не раньше 262 года до н.э., т.е. еще при жизни Антиоха I12. В 260 году Птолемей Сын поднял мятеж против своего отца, опираясь на силы многочисленных наемников. К этому же времени в Ионию прибыл и молодой сирийский царь Антиох II, вероятно обеспокоенный конфликтностью ситуации. Восстание Птолемея Сына продолжалось недолго: сам мятежный наследник был убит наемниками, а власть в Милете захватил его сподвижник Тимарх, объявив12 Graindger J.D. The Syrian Wars. P. 121 ший себя тираном города. В сложившейся ситуации Антиох II предпринял удачную попытку захватить власть в Милете, устранив Тимарха. За освобождение города от тирании Тимарха милетяне стали называть Антиоха Богом (App. Syr. 65). Так Милет – город, занимавший особое место в системе ценностей царского дома Селевкидов, в 259 году вновь был включен в сферу влияния сирийской династии. В качестве ответной меры в конфликт вмешался Птолемей II, обозначив тем самым начало Второй Сирийской войны. По всей видимости тогда же в 258 году Антиох, решив развить свои успехи в Ионии, захватил еще один важный для Птолемеев город – Эфес (Front. Strat. III. 9. 10). Однако на этом успехи Антиоха закончились. Птолемей II, используя свое главное оружие – превосходный флот, организовал атаки сразу в нескольких областях сирийской державы, и оставшиеся шесть лет войны Антиох вел по большей части оборонительную войну. Так, египетские войска вторглись в Сирию и Киликию. Известны несколько монетных кладов птолемеевских монет из этих областей, относящихся примерно к 257 году13. В Сирии Птолемей смог на некоторое время даже захватить Дафну – пригород селевкидской столицы Антиохии на Оронте. Тем не менее, в столь трудный момент Антиох все же мог рассчитывать на помощь союзников. Так, на стороне Селевкидов в этой войне выступил Родос, располагавший, подобно Египту, значительным флотом, что в свою очередь могло хотя бы отчасти сковать некоторые силы Птолемея II. Более того, вероятны сторонников Антиоха выступал македонский царь Антигон II Гонат, имевший чрезвычайно плохие отношения с Египтом. И если между Антиохом и Антигоном не существовало твердого договора, то наличие общего врага волей неволей делало этих царей союзниками. Успехи Антигона были внушительными. В 255 году у острова Кос македоняне разгромили египетский флот. Однако, отвлеченный восстанием в Коринфе, Анти13 Graindger J.D. The Syrian Wars. P. 122–123. гон не смог развить свой успех. В число потенциальных союзников Антиоха необходимо отнести и Магаса, правителя Кирены, сохранившего дружеские отношения с Селевкидами. Об участии Магаса в этой войне ничего не известно, но все же стоит предположить, что Птолемей II вел войну, как бы «оглядываясь» на своего западного соседа. О каких-либо крупных баталиях или продолжительных осадах наши источники ничего не упоминают. Около 254 года из войны вышел Антигон Гонат, а в 253 году был заключен мир между Антиохом и Птолемеем. Результатом этого противостояния стало признание Египтом прав Селевкидов на Милет и Эфес. Но стоит отметить, что влияние Селевкидов в Малой Азии не ограничивалось присоединением этих двух городов. Скорее всего в ходе войны Антиох сумел присоединить к своему царству Ионию, Киликию и Памфилию 14. Так, уже после завершения Второй Сирийской войны Антиох получил возможность значительно расширить сферу своего контроля в регионе. Вопервых, Антиох породнился с двумя влиятельными малоазийскими правителями – царем Каппадокии Ариаратом III и царем Понта Митридатом II, выдав за них своих дочерей. Во-вторых, Антиох продолжил покровительство «дому Ахея». Старший сын Ахея Александр был назначен на должность сатрапа Сард – важнейшего города Малой Азии (Porphyr. 32. 6), а дочь Ахея Антиохида была выдана замуж за Аттала, правителя Пергама (Strabo. XIII. 4. 2). В сферу влияния Антиоха II вошли многочисленные малоазийские города, среди которых можно назвать Эритры, Приену, Эги и Магнезию-уСипила. Также известно об основании царем Антиохом II Лаодикеи на Лике. Иосиф Флавий (Ant. Iud. XII. 3. 2) отмечает, что Антиох состоял в хороших отношениях с ионийскими городами и даровал им какие-то гражданские права. Что конкретно имел в виду иудейский историк, неясно, но можно предпо- 14 Heinen H. The Syrian-Egyptian Wars. P. 419. ложить, что речь идет о предоставлении полисам традиционных привилегий автономии. Политика Антиоха II в Малой Азии была настолько результативной, что впервые после смерти Селевка I Селевкидам удалось даже распространить свое влияние на Фракию. Так, известно, что Антиох захватил Кипселы, заполучив при этом огромные богатства (Polyaen. IV. 16), осаждал Византий и установил дружеские отношения с Лисимахией. Все это безусловно свидетельствует о серьезных успехах внешней политики Антиоха II в целом. Однако столь удачные приобретения на западе державы Селевкидов были омрачены потерями на востоке. Сконцентрировав свое основное внимание на регионе Малой Азии, Антиох упустил стратегическую инициативу на востоке, где власти Селевкидов угрожал сепаратизм местных сатрапов. Примерно к 250 году относится отделение от Селевкидов Парфии и Бактрии, во главе которых стояли местные сатрапы – Андрагор и Диодот15. Одним из условий мира между Птолемеем II и Антиохом II стал брачный союз сирийского царя и Береники, египетской принцессы (Polyaen. VIII. 50; Porphyr. F. 43.). Первая жена Лаодика получила развод и была удалена в Эфес. Положение Лаодики после 253 года вызывает в историографии множество дискуссий. Будучи первой женой Антиоха II и дочерью Ахея Старшего, Лаодика сохранила чрезвычайное влияние в Малой Азии. Вероятно, что Лаодика не утратила титула «царица», однако «отставное» положение не делало ей большой чести. Дж. Грейнджер в целом не считает результатом развода Антиоха и Лаодики ссылку царицы в Эфес и утрату ею политического влияния16. По всей видимости, разрыв союза Антиоха и Лаодики был чрезвычайно тяжелым событием для сирийского царя. Кроме того, что от Лаодики Антиох уже имел двух сыновей – Селевка и Антиоха – будущих наследников его 15 16 Подробнее см. соответствующий раздел. Grainger J.D. Seleukid Prosopography. P. 14. царства. Развод с Лаодикой был чреват для Антиоха разделом царского домена, сообщения о котором сохранились в нескольких источниках. Так, нам известны несколько надписей, объединенных в так называемое «дело царицы Лаодики» (RC 18–20). В них идет речь о продаже Антиохом II своей бывшей жене (на чрезвычайно выгодных условиях) некоторых земельных владений. При этом в качестве исполнителя царских поручений выступает высокопоставленный чиновник – сатрап Метрофан. К процессу раздела царского домена стоит отнести и знаменитый «текст Лемана» – клинописный документ эллинистического времени, содержащий информацию о правлении нескольких царей династии Селевкидов. В этом документе упоминается, что царь Антиох II отдал своей супруге Лаодике и сыновьям Селевку и Антиоху часть доменных владений, которые они в свою очередь подарили жителям Вавилона, Борсиппы и Куты 17. В целом какая-то активность Лаодики в Вавилонии продолжает быть заметной и после развода с Антиохом (ADRTB – 245; 247). После развода с Лаодикой Антиох остался в Антиохии со своей новой женой, которая вскоре родила ему сына Антиоха. Придворная жизнь царя Антиоха II проходила в праздном веселье и постоянных попойках. Как свидетельствует Гегесандр в передаче Афинея (19 d), при дворе царя Антиоха жили мимы и танцовщики. Филарх же (Athen. 438 c–d) повествует, что царь Антиох слыл большим пропойцей и практически все государственные дела решал, будучи пьяным. Редкий день можно было видеть царя трезвым. Более того, всеми делами при нем управляли два киприота Арист и Фемисон, которые к тому же находись в интимных отношениях с самим царем. Финал правления Антиоха II был весьма трагичным. После смерти Птолемея II в январе 246 года, Антиох решил вернуться к своей первой жене Лаодике. Как сообщают источники (Euseb. Chron. 95), царь Антиох, уехал в Эфес, вероятно оставив Беренику в Антиохии. Однако возвращение к бывшей супруге не было радужным. Лаодика, оскорбленная разводом, отомстила 17 Саркисян Г.Х. О городской земле в Селевкидской Вавилонии //ВДИ. 1953. №1. С. 62–63. Антиоху. В результате третий царь династии Селевкидов пал жертвой козней собственной жены и был отравлен своими приближенными (Porphyr. F. 43). Принято считать, что Антиох был похоронен неподалеку от Эфеса. Место его возможного захоронения, т.н. мавзолей в Белеви, представляет собой прекрасный образец эллинистической архитектуры. Отчасти копируя знаменитый Галикарнасский Мавзолей, монумент в Белеви был весьма внушительным строением. Архитектурно мавзолей имел как греческие, так и персидские черты, возможно подчеркивая особую идеологию династии Селевкидов, связывавшую восток и запад. Элементами декора храма были фигуры львов и настенные рельефы со сценами кентавромахии 18. Умерев еще совсем не старым (царю было 40 лет), Антиох оставил после себя весьма беспокойное наследство. Новым царем был объявлен старший сын Антиоха Селевк II. Однако фактически власть принадлежала матери Селевка – ревнивой царице Лаодике. Она решила расправиться со второй женой Антиоха Береникой и ее потомством. Юстин красочно описывает (XVII. 1. 1–10) первые месяцы после смерти Антиоха. Селевк, подстрекаемый Лаодикой, отправил убийц в Антиохию к Беренике. Однако она узнала об этом и бежала в Дафну, где в святилище Аполлона, особо чтимом Селевкидами, находилось убежище. На помощь Беренике были посланы отряды из многих малоазийских городов, прежде находившихся во власти Птолемеев. Также для спасения своей сестры из Египта во главе войска лично вышел Птолемей III. Однако убийцы, посланные Селевком, настигли царицу раньше, и Береника вместе с Антиохом были умерщвлены. О столь скором убийстве Антиоха, сына Береники, отмечается и в одной из вавилонских хроник (BCHP 10). В результате этого убийства новый царь Селевк II был вынужден вступить в новый конфликт с Египтом, едва не стоивший ему царства. Селевк IV 18 См. описание и фотографии памятника на www.livius.org Селевк IV является одним из самых «незаметных» царей сирийской династии Селевкидов. Его недолгое правление (187–175 годы до н.э.) стало временем своеобразной политической депрессии, наступившей после полного взлетов и падений правления отца Селевка – великого завоевателя Антиоха III Великого. Неожиданная смерть Антиоха III в восточных сатрапиях стала потрясением для всего государства. Теперь тяжелейшее бремя восстановления территориальной целостности, политической и экономической стабильности было возложено на человека, не обладавшего с виду какими-то выдающими государственными талантами. Тем более Селевку должно быть было крайне тяжело принять правление после своего отца, прославившегося на весь мир своими амбициями. Планка, заданная Антиохом III, оказалась для Селевка (да, впрочем, и для всех остальных Селевкидов) непреодолимо высока, поэтому новый царь волей-неволей находился в тени своего отца. Современники хорошо осознавали это и наградили Селевка IV подходящим эпитетом – Филопатр, т.е. любящий отца. Селевк IV был средним сыном Антиоха III и не должен был унаследовать царскую власть, которая изначально предназначалась его старшему брату – Антиоху. Антиох, которого Полибий не раз называет Антиохом младшим, родился около 221 года до н.э. (Polyb. V. 55. 4). Из Вавилонского царского списка» известно, что в 210 году Антиох младший был назначен соправителем своего отца 19. Начиная с 208 года (ADRTB –207) датировка астрономических дневников и других документов ведется уже от имени «царя Антиоха и его сына Антиоха». Вероятно, Антиох III имел большие планы на своего сына и повсеместно привлекал его к государственным и военным делам, как это было заведено у Селевкидов. Так, Антиох-младший сыграл решающую роль в битве с войсками египетского полководца Скопаса у Пания в Келесирии (Polyb. XVI. 18.5–19.11). Однако в 193 году Антиох неожиданно скончался (Liv. XXXV. 15. 2), что, вероятно, стало для царя Антиоха III 19 Del Monte G.F. Testi dalla Babilonia Ellenistica. Roma–Pisa, 1997. P. 208–211. сильным ударом. В результате наследником был объявлен следующий по старшинству сын – Селевк. По сложившейся традиции, Селевк стал соправителем своего отца и в этой должности принял участие в войне Антиоха III против Рима. Селевк регулярно выступал в качестве посла (Polyb. XVIII. 51.8; Liv. XXXVIII. 13. 8– 10) и полководца. Возможно, Селевк уже как-то фигурировал в европейских планах своего отца. Полибий свидетельствует (XXI. 6. 1–6) о том, что Антиох задумывал сделать город Лисимахию постоянным местом пребывания своего сына, а Дион Кассий (XIX. 20. 1) повествует о присутствии наследника престола в этом городе в 192 году. В 191 и в 190 годах Селевк, лично руководя войском, предпринял нападение на пергамские земли. Как свидетельствуют источники, Селевк имел значительный успех и даже осадил сам Пергам (App. Syr. 26; Liv. XXXVII. 18–22). Однако у молодого полководца явно не хватало опыта для успешного завершения войны и, вскоре после вторжения, Селевк был побежден пергамским полководцем Диофаном, а затем изгнан из владений Атталидов. В знаменитой битве при Магнезии Селевк командовал левым крылом сирийской конницы (App. Syr. 33). Судя по нашим источникам, вряд ли можно назвать молодого принца бездейственным или слабохарактерным. Его явный полководческие способности должны были развиться дальше, однако в силу объективных причин этого не произошло. Селевк не сопровождал Антиоха III в его восточном походе: это наводит на мысль, что Селевк был намеренно оставлен в Сирии и замещал своего отца. После гибели Антиоха III в 187 году до н.э. Селевк без трудностей унаследовал престол. Пожалуй, главной задачей всего правления Селевка стала проблема выплаты контрибуции в пользу Рима (15 тыс. талантов) и Пергама (500 талантов). Это тяжелое бремя являлось одним из условий Апамейского договора. Усиление влияния Рима и особенно главного римского союзника в Азии, Пергама, сковывали внешнюю политику Селевка IV. Так, нам известно лишь об одном случае, когда Селевк попытался начать открытый военный конфликт. Из отрывочного сообщения Диодора (XXIX. 24) известно, что Селевк намеревался начать войну с Пергамом и даже стянул войска к Тавру – границе между двумя государствами. Однако в решающий момент сирийский царь предпочел отступить. Так же Диодор свидетельствует, что Селевк в данном случае являлся союзником своего троюродного брата понтийского царя Фарнака I, открыто выступавшего против Пергама. Некоторые исследователи склонны связывать с этим событием и сообщение Полибия (Fr. 96) о сумме в 500 талантов, якобы предложенной Фарнаком Селевку. Ни точное время, ни планы сторон нам абсолютно неизвестны. Возможность же союза между понтийским и сирийским царем вполне допустима, учитывая общность их внешнеполитических интересов. Как кажется, главной причиной так и не состоявшейся кампании Селевка против Пергама являлась угроза новой войны с Римом, которая могла привести к полному уничтожению независимости Селевкидов. Продемонстрированная «нерешительность» нового сирийского царя не означала, тем не менее, что государство Селевкидов при Селевке IV занимало второстепенное международное положение. Отнюдь: дипломатические контакты и союзы, носившие порой открытый антиримский характер, были обычным явлением внешней политики Селевка Филопатора. Наиболее ярким примером этого стал брак дочери Селевка Лаодики с македонским царем Персеем, решительно настроенным на борьбу с Римом. Это событие имевшее место около 178 года, Тит Ливий описывает (XLII. 12. 3–4) как триумф антиримской дипломатии. Римский историк сообщает, что условием брака Персея и Лаодики были какие-то «просьбы» Селевка IV, которым должен был уступить македонский правитель. Что это были за просьбы, источник не уточняет, но допустимо предположить, что они могли касаться общих для Персея и Селевка внешнеполитических интересов. Примечательно, что роль своеобразного посредника в формировании этого союза сыграл Родос. По со- общению Полибия (XXV. 4. 8–10; ср. App. Mac. XI. 2), именно родосцы, славившиеся своими мореходами, перевезли Лаодику из Сирии в Македонию. Нет сомнений, что Родос как влиятельнейшая сила в регионе был включен в орбиту внешнеполитических планов Селевка IV. Кроме этого в начале своего правления Селевк установил дружеские отношения с Ахейским союзом (Polyb. XXII.9. 4, 12. 13; Diod. XXIX. 17). Этот политический ход Селевка был достаточно глубокомысленным и имел явную антиримскую и антипергамскую подоплеку. Сюжет соперничества Селевка с Пергамом нашел отражение в повествовании Полибия, где главным конкурентом посольства Селевка, отправленного к ахеянам, ставится дипломатическая миссия пергамского царя Эвмена II. Важно заметить, что в результате ахеяне отдали предпочтение союзу с Селевком IV. Также Селевк имел дружеские отношения с Афинами. Но активная дипломатия не могла решить главной для Селевка Филопатора проблемы – выплаты римской контрибуции. Разоренная войнами Антиоха III царская казна не могла удовлетворить римских требований, поэтому постоянный поиск денег стал лейтмотивом правления Селевка IV. Надо отметить, что в этих поисках Селевк придерживался той же политики, что и его отец – несмотря на ее печальный для Антиоха Великого итог. Первым делом Селевк обратил внимание на храмовые сокровищницы. Они могли единовременно предоставить весьма крупные суммы, однако изъятие денег из этих хранилищ представлялось делом далеко не простым, хотя царь имел право покуситься на сокровища всех святилищ, находившихся на территории его государства. Такая политика центральной власти может трактоваться поразному. В литературной традиции она получила название «ограбление храмов». Однако можно считать такую практику лишь взиманием чрезвычайных средств, что в целом было нормой эллинистического времени. Новейшие исследования показывают, что регулярные вложения и посвящения в храмы, которые делали селевкидские цари, со временем накапливались и могли быть изъяты в случае крайне необходимости 20. Таким образом, храмовые сокровищницы использовались царями как надежные хранилища для долгосрочных вкладов. Ярким примером одной из таких попыток изъятия храмовых сокровищ является знаменитый случай с Гелиодором, зафиксированный в иудейской литературной традиции. Фигура Гелиодора, главного придворного Селевка IV, его правой руки и «серого кардинала», крайне загадочна. О его происхождении неизвестно ничего. Существует мнение, что Гелиодор не был греком или македонянином и принадлежал к числу эллинизированной локальной (финикийской) аристократии. В делосской посвятительной надписи (IG XI. 4. 1112) Гелиодор, сын Эсхила, назван совоспитанником царя Селевка, а в надписи из Израиля, известной как «стела Гелиодора» он имеет высочайший титул – «брат царя»21. Карьера Гелиодора началась еще при Антиохе III. В надписи из Хефзибаха (195 г. до н.э.) он упоминается в должности диойкета (чиновник, занятый в экономической сфере) в связи с какими-то делами в КелеСирии и Палестине. При Селевке IV он уже занимает высший пост «управляющего делами». В тексте «стелы Гелиодора» царь Селевк вновь обращается к нему для решения каких-то проблем региона Келесирии. На этот раз царь назначает на должность «управляющего святилищами» области некоего Олимпиодора. Гелиодор полностью контролирует этот процесс. Однако наибольшую известность Гелиодору принесла не регулярная переписка с Селевком IV и даже не высокая должность, которую он занимал, а с виду незначительная экспедиция в Иудею. В 180 г. до н.э. стратег Келесирии и Финикии Аполлоний сообщил царю Селевку о богатствах храма, располагающегося столице Иудеи Иерусалиме. Безусловно, царь заинтересовался этим святилищем, а точнее сказать 20 Massar N. 2004: Le role des richesses dans les relation entre le souverain, la “maison du roi” et les savants de cour // TOPOI. 2004. Suppl. P. 196 21 Cotton H.M., Wörrle M. Seleukos IV to Heliodoros. A New Dossier of Royal Correspondence from Israel // ZPE. 2007. P. 191–205. его сокровищницей, ценность которой составляла 400 талантов серебра и 200 золота. Для изъятия богатств храма был отправлен сам Гелиодор, человек буквально «специализирующейся» на данном регионе и хорошо знавший ситуацию и местную специфику (II. Macc. 3. 8). Гелиодор прибыл в Иерусалим, где был принят первосвященником Онией III. Однако выполнить царский указ он так и не смог. Вторая Маккаейская книга повествует (3. 9–40) о страшном бедствии, постигшем Гелиодора и его приближенных, пытавшихся вынести храмовые деньги. Ангелы не пустили Гелиодора в храм, сам он был сражен явившемся всадником и находился между жизнью и смертью. И только раскаяние и молитва вернули Гелиодору жизнь, после чего он предпочел покинуть Иерусалим. Разумеется, красочный рассказ автора Второй Маккавейской книги скрывает некое реальное событие, произошедшее с Гелиодором и его спутниками в Иерусалиме в 180 году до н.э. Вероятнее всего, селевкидский чиновник попыткой «ограбить» храмовую казну спровоцировал в Иерусалиме серьезные волнения. Более того, часть денег, находившихся в храме, принадлежала частным лицам, в частности Гиркану, сыну Тобии, представителю знатного рода из Заиорданья. Мотив искупления вины через признание иудейской религии является распространенным сюжетным топосом иудейской литературной традиции. В качестве примера можно вспомнить знаменитую молитву Набонида. Таким образом, экспедиция Гелиодора окончилась провалом. Как и отец, Селевк IV содержал масштабный двор. При дворе жили родственники царя, многочисленные придворные, актеры, ученые, музыканты, художники. Из эпиграфических источников мы знаем имена нескольких наиболее приближенных к царю фигур, которые (как, например, Гелиодор) оказывали чрезвычайное влияние на Селевка и проводимую им политику. Конец правления Селевка IV был трагическим. Незадолго до смерти (около 177 или 176 года до н.э.) царь сумел договориться с римским Сенатом об обмене заложников из числа царских родственников, находившихся в Риме. Так, вместо брата царя Антиоха, в Рим отправился старший сын Селевка – Деметрий. Младший сын, Антиох, оставался вместе с отцом. Однако освобожденный царский брат Антиох так и не застал Селевка в живых. В 175 г. до н.э., когда Антиох посещал Афины, самый близкий придворный царя Селевка Филопатора, уже упоминавшийся Гелиодор, в результате заговора убил его и провозгласил себя опекуном и регентом при малолетнем Антиохе (App. Syr. 45). Так закончилось правление Селевка IV. Государство Селевкидов вступало в эпоху смут и усобиц, из которых выбраться ему уже было не суждено. Антиох IV Сирийский царь династии Селевкидов Антиох IV Эпифан является едва ли ни самым известным персонажем эпохи эллинизма. Этот правитель, который царствовал всего одиннадцать лет, надолго запомнился потомкам как самый неординарный представитель «дома Селевка». Не обладая особыми политическими талантами, Антиох искренне желал вывести государство Селевкидов из глубокого кризиса и превратить его в ведущую Средиземноморскую державу. Он с фанатизмом вторгался во внутренние дела своей гигантской державы и проводил широкомасштабную реорганизацию. Но почти все рвения и поступки Антиоха были бессистемны и непостоянны, поэтому многие его начинания так и остались лишь проектами. Характер царя, его поведение и поступки порой вводили в ужас всех приближенных. Жители Антиохии – столицы империи Селевкидов – были чрезвычайно потрясены неординарностью личности своего царя. Как сообщает Полибий (XXVI. 1), антиохийцы даже придумали своеобразную издевку: вместо эпитета «Эпифан» (явленный бог), принятого царем, стали называть его «Эпиман» (сумасшедший). Когда точно родился Антиох, мы не знаем. Известно лишь, что при рождении он получил имя Митридат, в честь своего деда – понтийского царя (SEG XXXVII. 859). Впоследствии, ввиду политических причин, мальчик получил родовое имя Антиох. Вероятно, никто не подозревал, что Антиох когда-нибудь станет царем, поскольку у его отца, прославленного Антиоха III Великого было трое сыновей, и Антиох Эпифан был из них самым младшим. Однако судьба распорядилась так, что старший сын, также Антиох, умер еще при жизни своего отца. Средний сын – Селевк Филопатр – правил после своего отца кратко и невзрачно. На момент смерти Селевка, его наследники не могли занять престол: первый сын Деметрий находился в Риме в качестве заложника, а второй – Антиох – был еще слишком юн. В результате к власти пришел Антиох Эпифан. Антиох стал царем уже в зрелом возрасте. О его жизни до царствования мы знаем не так много. С юношеского возраста будущий царь был вовлечен в круговорот большой политики. В отличие от братьев, он не находился при своем отце постоянно. Более того, Антиох не был удостоен чести быть соправителем своего отца. По всей видимости все детство и юношество он провел при дворе, пользуясь безграничным расположением придворных. Тем не менее, в самых важных поездках и военных походах Антиох находился при отце. Так, Антиох Эпифан вместе со своими братьями и отцом участвовал в войне против Рима. Впрочем, война с Римом действительно сыграла решающую роль в жизни Антиоха. Но поворотным событием стало не какое-либо сражение, а скорее наоборот – мирные переговоры. Апамейский мир, подведший итог продолжительной войне Антиоха III с Римской республикой, лег тяжелым бременем на плечи Селевкидов. Кроме гигантской суммы контрибуции и тяжелейших условий по разоружению, Антиох III обязался предоставить Риму заложников, в числе которых оказался и его младший сын Антиох (App. Syr. 39). Так Антиох попал в Рим, где провел следующие семнадцать лет своей жизни – лучшие юношеские годы. Чем конкретно занимался Антиох в этом «плену», представить несложно. Будучи почетным заложником, он вряд ли испытывал нужду в чем-либо. В Риме Антиох получил хорошее образование. Вероятно, он выучил латинский язык, посещал собрания философов, слушал выдающихся римских ораторов. Возможно, Антиоха также не оставило равнодушным политическое и военное устройство Рима. Позднее, будучи царем, Антиох попытается провести в своем государстве некоторые «преобразования в римском духе», так сказать, перенимая опыт победоносной республики. В Риме Антиох приобрел и нужные политические связи. Его любознательность и способности, безусловно, должны были привлечь внимание ведущих политиков той поры - в том числе и представителей дома Сципионов, которые впоследствии благоволили племяннику Антиоха – Деметрию. По всей видимости, именно кому-то из «покровителей» Антиоха и принадлежала инициатива в 175 году до н.э. обменять уже зрелого Эпифана на более молодого заложника. Так, в Рим был отправлен Деметрий, сын Селевка Филопатора, а Антиох должен был вернуться обратно в Сирию. Возвращение Антиоха в Сирию совпало с новыми потрясениями в государстве Селевкидов. Находясь в Афинах, на полпути на родину, Антиох узнал, что его брат – царь Селевк Филопатр – убит одним из своих любимчиков – Гелиодором. Деметрий, старший сын Селевка, был в этот момент уже в Риме и не мог вернуться обратно, чтобы принять власть. Младший сын – Антиох, получивший прозвище «Мальчик», будучи всего пяти лет отроду, самостоятельно править был не в силах. Пока Антиох Эпифан добирался до Антиохии, Антиох «Мальчик» был объявлен царем и правил вместе со своей матерью Лаодикой под строгим надзором того же Гелиодора. На помощь Эпифану пришли пергамские царь Эвмен ΙΙ и его брат Аттал. Они обеспечили его всем необходимым для скорейшего возвращения в Сирию и, как кажется, предоставили гарантии помощи, если таковая потребовалась бы Анти- оху в борьбе за престол. Вероятно, именно поддержка Пергама сыграла решающую роль. Как пишут древние авторы, по возвращении Антиох ликвидировал Гелиодора и стал царем вместе со своим племянником Антиохом «Мальчиком». Понятно, что такое совместное правление сильно тяготило Антиоха. Он понимал, что в данном тандеме ведущая роль принадлежала именно ему, однако присутствие второго царя – наследника его старшего брата – делала царствование самого Антиоха явлением временным. Именно поэтому, воспользовавшись удобным случаем, в 170 году до н.э. царь Антиох приказал одному из своих приближенных по имени Андроник убить Антиоха «Мальчика» (Diod. XXX. 7. 2). С этого момента Антиох стал править единолично. Убийство Антиоха «Мальчика» совпало с началом первого египетского похода – амбициозного плана Антиоха Эпифана по покорению Птолемеевского Египта. Политическая ситуация в Египте делала планы Анитоха более реальными. После смерти Птолемея V власть в стране делили два его сына: Птолемей VI и Птолемей VII. Оба они были слабыми политиками. Осенью 170 г. до н.э. Птолемей VI вторгся в пределы Келесирии, но был разбит в сражении у горы Кассий. В ответ Антиох сосредоточил крупное войско на границе с Египтом и даже без труда смог захватить пограничную крепость Пелусий (Diod. XXX. 18. 2). По всей видимости, уже зимой 169 года войско Антиоха достигло стена Александрии, где заперся один из братьевПтолемеев. Второй же – Птолемей VI – вступил с Антиохом в союз и перешел на его сторону. Взять Александрию Антиоху не удалось, но им был захвачен древний город Мемфис – столица фараонов. В Мемфисе Антиох объявил себя фараоном и даже царем Египта (Porhyr. F. 49 a). После длительных переговоров осенью 169 года Антиох вернулся обратно в Сирию. Однако уже весной 168 года Антиох повторил свой завоевательный поход. Сирийский флот быстро захватил Кипр. Александрия вновь оказалась в осаде и сирийские войска уже готовы были штурмом взять столицу Египта. Однако развязка этой войны наступила неожиданно. Пока Антиох, расположившись в небольшом городке Элевсин в предместьях Александрии, вынашивал планы по захвату города, в Египет прибыло римское посольство. Его возглавил Гай Попилий Ленат, который имел четкие указания от римского Сената – во что бы то ни стало завершить войну и не позволить царю Антиоху захватить и уничтожить Египет. Придя в Элевсин, Ленат поспешил изложить Антиоху требования Сената. Древние авторы передают красивую историю о находчивости римского посла. На берегу Антиох встретил Попилия Лената, держащего в руке свиток с посланием Сената, и трость. Антиох хотел дружески приветствовать посла (вероятно, оба были знакомы еще со времен пребывания Антиоха в Риме), но Ленат заявил, что сначала Антиох должен ознакомиться с содержанием свитка. Сенат требовал от Антиоха немедленно покинуть Египет. В случае отказа Рим объявлял Антиоху войну. Помня о сокрушительном поражении своего отца, царь Антиох смутился и, стараясь уйти от однозначного ответа попросил совета своих приближенных. Но находчивый Лента очертил тростью на песке круг вокруг царя и потребовал дать ответ, не выходя за пределы этого круга. Антиох вынужден был подчиниться и гарантировать Египту мир (Polyb. XXIX. 27; App. Syr. 66; Liv. LXIV. 19. 13–14). Так, совершив два грандиозных похода и поставив Египет на грань уничтожения, Антиох потерпел самое сокрушительное дипломатическое поражение от Рима. Это событие получило название «день Элевсина». Однако сам Антиох IV не спешил широко разглашать о своем поражении. Скорее наоборот. По возвращении в Сирию царь организовал крупные торжества, посвященные «удачному» египетскому походу22. Эти празднества были проведены в Дафне, пригороде столицы Антиохии на Оронте. Полибий (XXX. 25–26), описавший их в полной мере, поражался роскоши и размаху этих торжеств. Центральной частью праздников в Дафне, посвященных Аполлону – покровителю династии Селевкидов – являлся военный парад, со22 Grainger J.D. The Syrian Wars. P. 23 бравший цвет сирийской армии. В этом шествии прошла македонская фаланга, элитные отряды конницы, национальные отряды, а также боевые слоны и колесницы. Кроме этого были устроены богатые пиры и многочисленные игры. Все это выглядело как демонстрация силы и могущества сирийского царя. Безусловно, это было так, ведь на праздниках присутствовали римские послы, живо интересующиеся состоянием дел Сирийской державы. Более того, как сообщает все тот же Полибий, устраивая праздники в Дафне, Антиох мыслил «посоревноваться» с Эмилием Павлом, который немного ранее также устроил торжества в честь своей победы над Македонией. И действительно, несмотря на то, что царь Антиох вынужден был потратить на эти торжества чуть ли не все трофеи, завоеванные в Египте, внешний эффект имел серьезный результат. Провал войны с Египтом заставил Антиоха отказаться от большой политики в Восточном Средиземноморье. Как и последующие Селевкиды, опасавшиеся вмешательства Рима в любые конфликты между эллинистическими государствами, Антиох IV переключил вектор своей внешней политики с Запада на Восток. После 168 года Антиоха больше интересуют восточные дела. Кроме того у царя появились и новые проблемы внутри самой державы. И самая известная из них – это, разумеется, конфликт в Иудее. С точки зрения греко-римской литературной традиции, Антиох IV Эпифан - всего лишь один из представителей династии Селевкидов, полтораста лет правившей в Восточном Средиземноморье. Однако в историю этот правитель вошел не столько благодаря своей принадлежности к славной династии, сколько чудаковатому и взрывному характеру. Историк Полибий, пораженный «выходками» царя Антиоха, даже попытался объединить наиболее известные анекдоты о сирийском правителе в небольшой рассказ, вкрапленный в ткань его главного труда – «Истории». Уцелевшие в разрозненных сообщениях боле поздних авторов, они до сих пор потрясают воображение. Так Полибий пишет, что Антиох любил ночью гулять по улицам своей сто- лицы без сопровождения охраны, мылся в общественных банях, пытался ввести в своем государстве некоторые методы римского правосудия. Любовь к Риму и римскому образу жизни Антиох сохранил до конца своих дней. Тит Ливий сообщает, что Антиох устраивал гладиаторские бои, а Полибий пишет, что сирийский царь одевался на манер римских сенаторов в тогу с пурпурным подбоем. Восхищался Антиох и римской «военной машиной»: не случайно в параде в Дафне шествие открывал специальный отряд юношей, одетых в римские доспехи. В народе царь Антиох слыл гулякой и пьяницей. По всей видимости, уже с первых лет пребывания Антиоха на престоле столичные жители окрестили его Эпиман (сумасшедший), передразнивая его официальный титул Эпифан (явившийся бог). По свидетельству Афинея, Антиох Эпифан пожелал чтобы все жители столицы забылись в пьяном веселье. Для этого он отдал приказ разбавлять вино водой (как было принято в древности), наливая вино прямо в родники. Однако в отличие от народной молвы и многочисленных легенд, которыми порядком оброс образ Антиоха IV, официальная пропаганда позиционировала царя как героя и даже бога. Для такого прославления божественности царя использовались различные методы и главный из них – монетная чеканка. Как хорошо известно, кроме своих прямых экономических функций монета (и деньги в широком смысле) имеет и важнейшее политическое значение. Сам факт выпуска собственной монеты подчеркивает независимость того или иного правителя. Безусловно, монетное изображение, а тем более легенда монеты, должны иметь ключевое значение. Монеты в государстве Селевкидов выпускались по общему принципу: на лицевой стороне чаще всего размещался портрет правителя (реже голова какого-нибудь божества), на оборотной же - фигура одного из богов-покровителей династии, к примеру, Аполлона или Зевса. Начиная примерно с середины III в. до н.э., основным сюжетом оборотной стороны селевкидских монет стал сюжет «Аполлон, сидящий на омфале». Так было и в первые годы правления Антиоха IV. Од- нако уже в 173 году до н.э. царь Антиох провел, как выразился О. Мёркхольм, настоящую монетную революцию в государстве Селевкидов – он впервые поместил на монету свои божественные эпитеты. Культ правителя – одна из характерных черт эллинистической монархии. У Селевкидов он долгое время оставался вне государства. Только в 193 г. до н.э. Антиох III, отец Антиоха IV установил государственный культ царей. Однако, имея собственных жрецов и даже официальные дни поклонения, Селевкиды открыто не называли себя богами. В 173 году монетный двор Антиохии на Оронте впервые отчеканил монеты с легендой «царя Антиоха бога явленного». До того легенда была по традиции крайне проста: «царя Антиоха». После египетских походов было введено сразу два новшества. Вновь претерпела изменения легенда: она увеличилась до «царя Антиоха бога явленного победоносного». Кроме того, традиционный сюжет оборотной стороны – «Аполлон, сидящий на омфале», был заменен новым, характерным для монет основателя династии Селевка I – «Зевс, держащий Нику»23. Таким образом, царская пропаганда Антиоха IV должна была подчеркнуть его связь с легендарными предками, основавшими государство Селевкидов, а через них и с самим Александром Македонским. Подражая им, Антиох организовал даже восточный поход, окончившийся, впрочем, гибелью самого царя. Однако, как мы уже замечали, у Антиоха Эпифана было достаточно проблем и внутри государства. Одной из них стал конфликт в Иудее. Имя Антиоха Эпифана было широко известно не только в греко-римском мире. Как «корень греха», дьявола, выражение порока и безумия оно вписано в иудейские анналы. Из иудейской литературы эллинистического времени (главным образом Маккавейских книг и сочинений Иосифа Флавия) образ Антиоха, одержимого царя, воплощения зла и даже антихриста, перекочевал и в христианскую литературу. Имя Антиох Эпифан фактически стало нарица23 Бикерман Э. Государство Селевкидов. М., 1985. С. 224–225; Mørkholm O. Studies on the Coinage of Antiochus IV of Syria. Copenhagen, 1963. P. 69–71. тельным и синонимом абсолютного зла. Всему виной политика царя Антиоха, проводимая им в Иудее в 168–164 годах. Иудейское общество середины II в. до н.э. было поражено глубоким внутриполитическим кризисом, вызванным главным образом борьбой нескольких группировок за должность первосвященника - фактически главы всей Иудеи. Кризисные явления в Иудее известны еще до времени Антиоха, однако центральная власть, за исключением случая с Гелиодором, относилась к внутренним иудейским конфликтам сдержанно и не проявляла активности. Важно отметить, что издревле Иудея пользовалась у Селевкидов большими льготами. Маккавейские книги – бесценный иудейский источник, сочетающий в себе черты глубоко духовного и светского исторического повествования, особо отмечает, что начиная с самого Александра Македонского, все цари Сирии благоволили Иудее. В общем вся Иудея была расколота на две группы: «традиционалистов» – поборников иудаизма в его чистом виде и «эллинистов», для которых проникновение эллинизма в Иудею стало вполне привычной нормой, что отразилось в некоторой степени и на некоторых обрядах и ритуалах. Борьба между этими группами проходила в целом мирно. Изредка вовлекая в споры центральную власть, стороны не смущались предлагать высшим чиновникам, а порой и самому царю, крупные взятки, добиваясь тем самым расположения «сверху» 24. Как отмечал известный французский историк Э. Виль, Иудея была пожалуй самым эллинизированным регионом государства Селевкидов25. Действительно, находясь между Селевкидами и Птолемеями, эта маленькая область впитала все самые передовые достижения эллинистической мысли. Так, по инициативе первосвященника Ясона в Иерусалиме был построен гимнасий, открыт ипподром (I Macch. 1. 14). Многие «эллинистиы» поспешили принять греческие имена и перенять некоторые обычаи. 24 25 Mittag P.F. Antiochos IV. Eine politiche Biographie. Berlin, 2006. S. 230–247. Will E. Histoire politique du monde hellénistique (323-30 av. J.-C.). Nancy, 1982. T. 2. P. 341 Однако ситуация с Антиохом была принципиально иной. Возвращаясь в 168 году до н.э. из Египта и, безусловно, испытывая тяжкие переживания от своего дипломатического поражения, царь Антиох Эпифан с жестокостью подавил поднятое в Иерусалиме антиправительственное восстание. Сокровищница Храма была разграблена, тысячи людей были убиты или проданы в рабство, а торжественное богослужение фактически прекращено (II Macch. 5. 11–14). Такое безрассудное поведение Антиоха потрясло все иудейское общество, которое на время даже было согласно забыть о внутренних конфликтах. Таким образом, ликвидировав мятеж в Иудее, Антиох отправился в Сирию. Однако бедствия Иудеи на этом не закончились. Как повествуют Маккавейские книги, царь Антиох прислал несколько чиновников, которые должны были «угнетать» иудейский народ. В Иерусалиме, который незадолго до того стал греческим полисом под названием Антиохия, был размещен греческий гарнизон во главе с Аполлонием. Посланниками царя (эпистатами) в Иудее стали Филипп Фригиец и Андроник. Иерусалимский Храм был превращен в святилище Зевса Олимпийского, в котором проводились многочисленные греческие праздники, в том числе и день рождения самого царя Антиоха (II Macch. 6. 1–7). Однако вопрос о запрете на исповедание иудаизма, о котором нарочито повествую Маккавейские книги, остается в историографии открытым. В последнее время все действия селевкидской администрации принято считать лишь попыткой реформы иудаизма, осуществляемой при участии группы иудейской аристократии из числа «эллинистов». Так новая религия должна была быть более открытой для неиудеев, привлекая в иудаизм представителей других народов. Реакция ортодоксальной части иудейского общества не заставила себя ждать. Уже в 167 году в среде провинциального жречества зарождаются первые зачатки будущего антигреческого движения. Если верить иудейской традиции, первым, кто открыто выступил простив бесчинств греческих властей был священник Маттафия из небольшого селения Модин (I Macch. 2. 25). Его сыновья вслед за отцом возглавят национально-религиозную борьбу. И первым из них был Иуда Маккавей. Собрав большие силы, Иуда сумел добиться серьезных успехов в борьбе с Селевкидами. Уже в 166 году до н.э. ему удалось одержать уверенную победу над Никанором, селевкидским стратегом, а затем и над Тимофеем и Бакхидом. В результате этих побед Иерусалим был освобожден, Храм очищен, а богослужения в нем восстановлены. По сути, для Антиоха IV иудейский вопрос остался нерешенным, что автоматически перекладывало все заботы на плечи наследников царя, которые, впрочем, не всегда с ответственностью относились к нему. Последние годы правления Антиоха IV отмечены как крупными военными успехами, так и горькими поражениями. После праздников в Дафне царь Антиох отправился в восточный поход, целью которого было возвращение могущества Селевкидов на Востоке. Угроза со стороны Парфянской державы в середине II в. до н.э. становилась все более реальной: многие восточные сатрапии уже перешли во власть парфян и теперь в опасности были уже Мидия и Вавилония – ключевые регионы в составе империи Селевкидов. Первый удар Антиох нанес по отложившемуся армянскому наместнику Артаксию. Поход в Армению оказался успешным: регион вновь признал власть Селевкидов, а сам Артаксий попал в плен. Далее Антиох, пройдя через Месопотамию, спустился в Вавилонию и дальше к Персидскому заливу, где также подчинил отложившиеся от него территории. Совершил царь экспедицию и в Персиду, которая также входила в состав его государства лишь номинально. Однако в Эламе царь Антиох был неожиданно убит. Такая поспешная кончина уже в древности обросла множеством домыслов. Среди версий преобладает идея, что Антиох (как, впрочем и некогда его отец) попытался ограбить святилище местной богини, но был убит восставшими местными жителями. Автор Маккавейских книг пишет о том, что царь на полном ходу выпал из колесницы и тем самым получил сильные увечья. Однако скоропостижность гибели Антиоха Эпифана, которая безусловно присутствует и в иудейской традиции, рассматривается здесь как не что иное как кара за все грехи, которые Антиох совершил против иудейского народа. Для усиления эффекта автор Маккавейских книг, в соответствии с литературной традицией, даже подчеркивает, что Антиох раскаялся перед смертью, признав иудейского бога единственным истинным. Столь скорая гибель царя создала в государстве Селевкидов конфликт власти. Лисий, оставленный Антиохом Эпифаном «заместителем» царя при малолетнем Антиохе V, пытался защищать интересы молодого царя. Однако у того было немало противников, в том числе представителей старшей линии династии Селевкидов – наследников старшего брата Антиоха IV – Селевка IV. Итогом этого стала перманентная борьба за престол, приведшая в итоге к окончательному падению могущества Селевкидов и ликвидации их государства. ГРЕКО-БАКТРИЙСКОЕ ЦАРСТВО Диодот I и Диодот II Одним из наиболее удаленных и периферийных государств эллинистического востока было Греко-Бактрийское царство. Оно появилось в середине III в. до н.э. в регионе Средней Азии и Северного Афганистана в результате ослабления здесь власти Селевкидов. Ввиду своего географического положения, эллинская держава в Бактрии находилась в эпицентре греко-варварских этнокультурных контактов, что придало ее государственности уникальный характер. Греко-бактрийское царство полностью соответствовало стандартам эллинистической государственной модели. В системе управления центральное место занимал институт царской власти. Важную роль играло войско и придворное общество, а также многочисленные полисы, населенные главным образом греками и македонянами. Несмотря на то, что именно эллины занимали главенствующие посты в государстве, стоит отметить чрезвычайную роль местных элит, оказывавших сильное влияние на государственную политику. Еще одной важной особенностью греко-бактрийского государства был его пограничный характер. Относительно небольшая Бактрия находилась в соседстве с величайшими цивилизациями Индии и Китая. Северная граница государства регулярно подвергалась атакам кочевников, что по сути превратило Бактрию в своего рода «заслон» для эллинистического мира. Экономика Греко-Бактрии базировалась главным образом на сельском хозяйстве, обеспечивающем государству регулярные налоговые поступления. Большое значение имели разработки золотых и серебряных месторождений, которыми изобиловал регион Бактрии. Именно обработка драгоценных металлов и монетная чеканка стали «фирменным» ремеслом, отличающим гре- ко-бактрийских мастеров. До наших дней сохранились потрясающие своей изящностью, тонкостью и реализмом работы монеты греко-бактрийских царей. Среди них самая большая монета, произведенная в античности – декадрахма Эвтидема I. Значительную роль в экономике региона занимала торговля. Владения греко-бактрийских царей располагались не просто на пограничье эллинистического мира. По территории Бактрии проходил один из важнейших торговых путей древности – Великий шелковый путь, соединявший Китай со странами Восточного Средиземноморья. Периферийное положение Бактрии вовсе не означало, что греческое население этого региона было «оторвано» от эллинистического мира. Как отмечает Ф. Хольт1, греки Бактрии состояли в постоянных контактах со своими сородичами из региона Восточного Средиземноморья. Более того, Бактрия находилась в центре культурных контактов эллинистического мира и неэллиниских государств Востока (Китая и Индии) и испытывала сильное влияние с обеих сторон. Так, Бактрия стала одним из немногих эллинистических государств, упомянутых в китайских источниках. Известный китайский историк Чжан Цзянь лично посетил Бактрию (Да-ся), которая на момент его поездки уже была завоевана кочевниками юэчжи, предками тохаров. Позднее другой историк Сыма Цянь, создатель знаменитых «Ши-цзи» («Исторических записок»), использовал воспоминания Чжан Цзяня о далекой Бактрии. *** Появление Греко-Бактрийского царства связано с именем первого царя державы Диодот I. Личность Диодота I крайне загадочна. Нам неизвестно ни происхождение этого человека, ни политическая карьера. Вероятнее всего, 1 Holt F. Thundering Zeus. The Making of the Hellenistic Bactria. Berkley–Los Angeles– London, 1999. P.52. Диодот был греком или македонянином. Считается, что Диодот был селевкидским сатрапом Бактрии. У. Тарн полагал, что Диодот был сатрапом еще при Антиохе I2, однако доказать это практически невозможно. В подходящий момент, когда держава Селевкидов была ослаблена войнами и внутренними конфликтами, Диодот объявил себя царем независимого греко-бактрийского государства. Начало бактрийской государственности вызывает множество споров. Сочинение Помпея Трога, эпитомированное позже Юстином, который является единственным нашим источником по этому вопросу, отмечает (XLI. 4. 3–5), что государство Селевкидов практически одновременно лишилось всех восточных сатрапий, включая Бактрию и Парфию. Однако хронология Юстина не совсем точна. Так, автор акцентирует, что отпадение Парфии и Бактрии от Селевкидов произошло именно в правление Селевка II (246–225). При этом Юстин проводит параллель с некоторыми событиями римской истории, что само по себе далеко не всегда характерно для традиции Юстина. Источник повествует, что интересующее нас событие произошло в период Первой Пуничекой войны (264–241) в консульство Луция Манлия Вульсона и Марка Атилия Регула. Это консульство относится к 256 году до н.э., но сложность ситуации заключается в том, что изначально консулом 256 года был Квинт Кедик, умерший в этом же году и замененный М. Атилием Регулом. В 250 году Л. Манлий Вульсон был избран консулом вместе с братом Марка – Гаем Атилием Регулом, что позволило некоторым исследователям говорить об ошибке, допущенной Юстином 3. Однако ни 256, ни 250 годы не относятся ко времени правлени Селевка II, а приходятся на царствование его отца Антиоха II. В связи с этим противоречием в историографии сложилось 2 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. London, 1951. P. 74. Lerner J.D. The Impact of Seleucid Decline of the Eastern Iranian Plateau. Stuttgart, 1999. P. 15. 3 две точки зрения: 1) Парфия и Бактрия отпали еще при Антиохе II в 250-х годах до н.э.4 или 2) хронология Юстина весьма условна и процесс появления независимых Бактрийского и Парфянского государств относится уже к 230-м годам до н.э.5 Однако в нашем распоряжении имеется источник, позволяющий несколько скорректировать хронологию. Речь идет об известнейшем древнеиндийском памятнике – XIII Большом наскльном эдикте царя Ашоки. Согласно тексту эдикта, Ашока отправляет большое посольство на Запад, которое должно посетить сразу нескольких правителей, среди которых обнаруживаются: Антийока (Антиоха I), Туламая, (Птолемей II), Антикини (Антигон Гонат), Мака (Магас, правитель Кирены), Аликасудара (Александр, сын тирана Кратера, правитель Коринфа)6. Как показал анализ надписи, посольство Ашоки было отправлено ок. 252–250 годов до н.э. Стоит заметить, что среди царей, перечисляемых в эдикте, где упомянуты даже совсем периферийные для Индии правители Кирены и Коринфа, отсутствует хоть какое-нибудь упоминание о Диодоте. Более того, с большой долей вероятности можно утверждать, что посольство царя Ашоки по пути на Запад проезжало Бактрию, по территории которой пролегал основной путь, соединяющий Восточное Средиземноморье и Индию. Итак, история появления греко-бактрийского царства неразрывно связана с возникновением парфянской державы. Оба региона входили в состав государства Селевкидов и занимали равное по политической организации положение. Более того, можно обнаружить и много общего в процессе формирования обоих государств. Как и в Бактрии, первым парфянским правите4 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes et Indo-Grecques. Paris, 1991. P. 42. Кошеленко Г.А., Гаибов В.А. «География» Страбона как источник по проблеме возникновения Парфянского и Греко-Бактрийского царств // Политика, идеология, историописание в римско-эллинистическом мире. Казань, 2009. С. 103. 6 Вигасин А.А. Великое посольство на Запад //Индия и Античный мир. М., 2002. С. 204– 205. 5 лем стал бывший селевкидский сатрап – некто по имени Андрагор (Iust. XLI. 4. 7). Вероятно еще при Антиохе II Андрагор стал независимым правителем Парфии, однако он не носил царского титула. Известны монеты, отчеканенные от имени Андрагора. Но можно ли отождествлять этого персонажа с Андрагором из надписи времени правления Антиоха I (SEG XX. 235) окончательно неясно7. Вероятно, как и Андрагор, Дидодот пришел к власти без какого-либо государственного переворота или же военного вмешательства. При раскопках крупнейшего греческого полиса Бактрии – Ай-Ханума – археологи не выявили никаких следов разрушений или пожаров, относящихся к этому времени. Однако связь Андрагора с Диодотом достоверно не установлена. Поэтапный характер прихода Диодота к власти в Бактрии демонстрирует и нумизматический материал. При Антиохе II в Бактрии чеканились монеты от имени «царя Антиоха» в выдержанном селевкидском стиле: на лицевой стороне – портрет царя, на оборотной – Аполлон, сидящий на омфале. Вероятно позднее появились монеты от имени «царя Антиоха», но портрет Антиоха на лицевой стороне был заменен на изображение неизвестного правителя, впрочем также носившего диадему. Сюжет оборотной стороны изменился также радикально: новым изображением стала стоящая фигура Зевса, мечущего молнии. Еще через некоторое время на монетах этого типа сменилась легенда и вместо прежней – «царя Антиоха», появилась новая – «царя Диодота». Этот новый монетный тип – с изображением Зевса – безусловно, является результатом деятельности Диодота, чье имя включает имя божества. Одним из немногих известных нам событий, связанных с правлением Диодота I, является борьба с парфянским царем Аршаком. Около 238 года до н.э. Аршак, предводитель кочевников парнов, вторгся в Парфию, убил сатрапа Андрагора и объявил себя царем. Отвлеченный «войной братьев», Селевк 7 Дибвойз Н.К. Политическая история Парфии. СПб., 2008. С. 33. II обратил внимание на Восток и организовал против Аршака целый поход, результаты которого представлены в источниках по-разному. Однако это событие, вероятно, произошло уже после смерти Диодота I. Страбон сообщает (XI. 9. 3) о каком-то конфликте между Диодотом и Аршаком. Подробности противостояния неизвестны. Также он отмечает, что Аршак был бактрийцем, сбежавшим из Бактрии после прихода власти Диодота. Лернер полагает, что война Диодота с Аршаком предшествовала утверждению последнего в Парфии8. Столкновение, вероятно, произошло во время вторжения парнов в Парфию, проходившее через территорию подвластной Диодоту Маргианы. Согласно Юстину (XLI. 4. 8), когда Аршак завладел Гирканией он собрал большое войско, опасаясь Селевка и Диодота. Возможно приграничное положение двух формирующихся государств неизбежно вело к противостоянию. Как считает Ф. Хольт, война Диодота с Аршаком была практически неизбежна, поскольку последний убил Андрагора, если не союзника, то очень близкого Диодоту «по духу» человека 9. Считается, что начав войну против Аршака, Диодот волей-неволей вступил в союз с Селевком II и получил от сирийского правителя царский титул. У. Тарн считал, что Селевк II в знак этого союза выдал за Диодота свою сестру 10. О конце правления Диодота I наши источники молчат. Предположительно он умер в 228 году. Юстин сообщает (XLI. 4. 9), что преемником Диодота I стал его сын – Диодот II. Таким образом в греко-бактрийском государстве сформировалась первая царская династия Диодотидов. Об этом косвенно пишет и Полибий (XI. 34. 5). Утверждать о формировании династической линии позволяет и анализ нумизматического материала. В первой четверти II 8 Lerner J.D. The Impact of Seleucid Decline. P. 17. Holt F. Thundering Zeus. P. 62 10 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 74 9 в. до н.э. греко-бактрийский царь Агафокл чеканил монеты с легендой на лицевой стороне «Диодота Сотера» и «Диодота Бога». Считается, что Диодотом Сотером был основатель Греко-Бактрии, а Диодотом Богом его сын – Диодот II11. О новом царе мы знаем меньше, чем о его отце. По мнению некоторых исследователей, строящих свои рассуждения главным образом на анализе нумизматического материала, Диодот II мог быть привлечен к управлению государством еще при жизни своего отца и, возможно, управлял одной из греко-бактрийских сатрапий 12. Все тот же Юстин отмечает (XLI. 4. 9), что Диодот II вскоре после смерти своего отца изменил внешнеполитический курс своей державы и заключил союз с бывшим соперником – Аршаком. Как следствие этого дипломатического хода Юстин приводит победу Аршака над Селевком II. Тем не менее, говорить об активном участии в борьбе с Селевком Диодота II практически бездоказательно. К сожалению, в нашем распоряжении больше нет никаких сведений о деятельности первых царей Греко-Бактрии. Разумеется мы могли бы предположить, что на их плечи легло бремя по устройству и организации власти в молодом государстве, а также установление прочных контактов с соседями. Безусловно, оба правителя продолжали характерную еще для Селевкидов политику сдерживания кочевых племен, населявших северные рубежи региона. Обильный монетный чекан Диодота I и Диодота II свидетельствует об интенсивной экономической деятельности и определенной финансовой стабильности первых царей. Однако стоит признать, что власть Диодотиов не была достаточно прочной. Вероятно с самого начала она испытывала нападки со стороны отдельных групп придворной аристократии или региональных лиде11 12 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 43 См. Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 44 ров из числа греков и македонян. О. Бопеараччи полагает, что возможной причиной свержения Диоодота II мог стать отказ от внешнеполитического курса Диодота I и союз с парфянами, вызвавший остро негативную реакцию греко-бактрийских правящих кругов 13. В результате ок. 230 года до н.э. царь Диодот II был убит Эвтидемом, который стал новым правителем ГрекоБактрии. Эвтидем I и Деметрий I Личность Эвтидема I не менее загадочна, чем личности Диодотидов. Известно, что Эвтидем был греком-ионийцем и происходил из города Магнезии (Polyb. XI. 34. 1). Какая конкретно Магнезия была родиной Эвтидема неизвестно. У. Тарн, проанализировав нумизматический материал, предположил, что это Магнезия-у-Сипила14. Важно отметить, что регион Бактрии был издревле колонизирован выходцами из Ионии, переселявшимися сюда еще со времен Бранхидов – известного жреческого рода из Милета. Многие греческие колонии эллинистического времени были основаны и обжиты здесь также ионийскими греками, оказавшими сильное влияние на монетную чеканку региона и на архитектурные традиции. О предках Эвтидема ничего неизвестно. Существует мнение, что он был сыном Аполлодота, который в свою очередь мог быть сыном Софита (Saubhuti), второстепенного эллинизированного индийского династа, правившего где-то в регионе Паропамисад, вероятно, еще со времен Александра или его наследника с тем же именем (Diod. XVII. 91. 4). Во время индийской кампании Селевка I Софит признал его власть и стал чеканить монеты, имитирующие сюжеты монет Селевка. Во владения Софита входил город Са(н)гала, которая позднее станет столицей известного индо-греческого царя Менандра Сотера. Это отчасти может показаться элементом пропаганды, 13 14 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 47 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 74 подчеркивающей древность власти греческих царей в индийских землях и самого Менандра/Милинды в частности. Однако данная теория никак не объясняет, почему Эвтидем, будучи, таким образом, выходцем из влиятельнейшего индийского рода, вдруг оказывается выходцем из малоазийского полиса. Вероятно пропаганда Эвтидема была направлена на укоренение личности самого царя в регионе, возможно и такими изощренными ходами. Как известно Эвтидем откровенно возвеличивался и как основатель грекобактрийского царства, отбрасывая тем самым Диодотидов 15. Считается, что при Диодотидах Эвтидем занимал видный пост сатрапа Согдианы. Также Эвтидем сумел породниться с первыми греко- бактрийскими царями и женился на дочери Диодота I16. Как уже отмечалось, ок. 230 года до н.э. Эвтидем сумел стать царем Греко-Бактрии, свергнув Диодота II, чья власть, вероятно, не была достаточно крепкой для того, чтобы сохранить династию. Заявление Эвтидема, обращенное сирийскому царю Антиоху III и сохранившееся в тексте сочинения Полибия, отчасти характеризует напряженность внутриполитической жизни Греко-Бактрии. Так, Эвтидем замечает, что пришел к власти, уничтожив «потомство нескольких изменников» (XI. 34. 2). Об истории Греко-Бактрии при Эвтидеме I известно крайне мало. Однако одним из важнейших событий этого времени можно считать знаменитый восточный поход Антиоха III, представлявший собой серьезную угрозу власти многих правителей бывших селевкидских сатрапий. В 208 г. до н.э. Антиох III, проведя успешную кампанию в Парфии и Гиркании, вторгся в Бактрию. Эвтидем, понимая опасность вторжения, решил дать противнику отпор на границах своего царства и занял переправы на реке Арий (совр. 15 16 Кошеленко Г.А., Гаибов В.А. «География» Страбона как источник. С. 107. Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 73. Теджен). Однако Антиох навязал Эвтидему сражение и победил (Polyb. X. 49). С остатками войска Эвтидем вынужден был удалиться в свою столицу – Бактры, где занял оборону. Осада Бактр затянулась на два года. В результате Антиох отправил в город посольство во главе с Телеем (соотечественником Эвтидема) и обговорил условия мира (Polyb. XI. 34). Изнуренный тяготами осады, Эвтидем, тем не менее, не желал отказываться от царского титула. Он обратил внимание Антиоха на то, что сохранение Греко-Бактрии является необходимым условием безопасности всего региона. На северных границах, отмечал Эвтидем, стоят полчища кочевников, готовые вторгнуться в Бактрию, поэтому в интересах обоих монархов сохранить Греко-Бактрию как своеобразный заслон (Polyb. XI. 34. 3–6). Сирийский царь был убежден этими доводами. Тогда Эвтидем отправил к Антиоху своего сына – Деметрия, который обговорил окончательные условия договора. Вероятнее всего, суть их заключалась в следующем. Антиох III признавал власть Эвтидема и, что немаловажно, его наследника Деметрия в Бактрии. Полибий особо акцентирует внимание на том, что именно Деметрий произвел на Антиоха благоприятное впечатление, и сирийский царь скрепить союз династическим браком, выдав за него одну из своих дочерей (XI. 34. 9). В обмен на это Эвтидем должен был спонсировать индийскую кампанию Антиоха, предоставив ему также необходимое вооружение, в частности боевых слонов. Эвтидем продолжил традиции монетной чеканки Диодотидов и так же, как и предыдущие правители, поместил на реверс своих монет Зевса, мечущего молнии. Однако монетные серии Эвтидема имели и некоторые новшества. Так, известны монеты с изображением отдыхающего Геракла. Судя по монетным легендам, Эвтидем носил эпитет «Бог». Власть Эвтидема I ок. 200 года до н.э. наследовал его сын Деметрий, который, как мы уже знаем, привлекался своим отцом для выполнения раз- личных поручений государственной важности, например, ведения переговоров с Антиохом III. В тексте Полибия (XI. 34. 9) Деметрий называется молодым принцем, что возможно подчеркивает факт соправительства отца Эвтидема и сына Деметрия. Новый царь Греко-Бактрии прославился прежде всего как успешный полководец и завоеватель, за что и получил прозвище «Непобедимый». Именно этим эпитетом украшена легенда многих монет Деметрия. В посвятительной надписи, обнаруженной на территории современного Таджикистана, царь Деметрий именуется как правитель, одерживающий славные победы (CIIr. II. 151). Главным направлением своей внешней политики Деметрий выбрал Индию. Известно, что Деметрий был первым греко-бактрийским царем, кто начал совершать походы вглубь индийских территорий. Страбон называет Деметрия (XI. 11. 1), ровно как и Менандра I величайшими завоевателями Индии. Юстин (XLI. 6. 4) даже награждает Деметрия эпитетом «царь индов», подчеркивая значение его завоеваний. На портретных изображениях, помещенных на аверсе монет Деметрия, голову царя украшает специальный головной убор, сделанный из черепа слона. Этот символ является высочайшей почестью, воздаваемой тем, кто совершил поход в Индию, а также подчеркивает связь с Александром Македонским. Вторжение Деметрия в Индию, как кажется, совпало с падением династии Маурья и воцарением династии Шунга примерно в 185 году до н.э. Другой причиной начала завоевания Индии может являться гибель в 187 г. до н.э. сирийского царя Антиоха III, который претендовал на западноиндийские территории. Воспользовавшись моментом, Деметрий сумел распространить свою власть на Таксилы, Паталену, Сараосту, Сегериду, а также подчинил район Пенджаба и совершил поход в глубь индийских территорий едва не достигнув столицы Паталипутры. Как отмечает Страбон, полководцы, со- вершавшие свои походы после Александра, преодолевали Ганг и доходили до Паталипутры. Подтверждением тому является надпись индийского правителя Харавелы из так называемой Слоновьей пещеры (Хати гумпа) в районе современного Удаягири. В тексте надписи упоминается вторжение греческого царя Деметрия во главе огромного войска. Судя по тексту надписи, Деметрий смог добраться до города Раджгир, находящегося всего в семидесяти километрах от Паталипутры. Однако доблесть и отвага самого Харавелы, как гласит надпись, позволила отбросить противника к городу Матхура. О вторжении Деметрия в Индию упоминает еще один индийский источник – Югапурана17. В этом тексте упоминается вторжение греков под предводительством Деметрия (Дхармамиты). Судя по тексту, греки имели успех в этой кампании, но в какой-то момент вынуждены были вернуться для разрешения какого-то внутреннего конфликта. Кроме завоеваний в Индии, известно основание Деметрием города Деметриада в Арахосии, что свидетельствует о подчинении Греко-Бактрии этой области. Известны многочисленные монеты Деметрия. Иконография этих монет связана с главным делом жизни царя Деметрия – индийской кампанией. Так, кроме уже упоминавшегося портрета самого Деметрия в скальпе слона, чеканились монеты с изображением головы слона. Весьма распространенным сюжетом была фигура отдыхающего Геракла – героя, некогда посетившего Индию. Подробности финала правления Деметрия абсолютно неизвестны. Говоря о наследниках Деметрия, исследователи часто расходятся во мнениях. По данным нумизматики нам известны лишь имена нескольких правителейпреемников власти Деметрия: Эвтидем II (возможно младший брат Деметрия), Агафокл, Панталеон, Антимах I, Аполлодот I, Антимах II. Последовательность и продолжительность правления этих царей неизвестна. Возможно 17 См. Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 452–456. даже, что некоторые из них правили одновременно в разных областях распавшегося царства Деметрия I. Согласно Юстину (LXI. 6), царь Деметрий был побежден Эвкратидом, захватившим власть. Однако данное сообщение не укладывается в хронологию, и это позволяет утверждать, что Эвкратид сверг власть бактрийского царя Деметрия II, одного из наследников Деметрия I. Юга-пурана сообщает об ужасной войне внутри греческого государства вероятно в конце правления Деметрия I. Возможно речь идет о каком-то конфликте, предшествовавшем возвышению Эвкратида, приведшим к децентрализации власти и распаду державы Деметрия I. Эвкратид I Греко-бактрийский царь Эвкратид I (ок. 170–145 гг. до н.э.) – одна из величайших фигур в истории эллинистического востока. Правление Эвкратида было последней попыткой объединения разрозненных греческих владений в регионе Бактрии, Арахосии, Гандхары, Паропамисад, Таксилы и некоторых западноиндийских территорий. Царствование Эвкратида отмечено многочисленными внутренними и внешними конфликтами, потрясшими греческое царство в Средней Азии. Происхождение Эвкратида – еще одна тайна для исследователя грекобактрийской истории. Безусловно, фигура узурпатора, свергшего власть Эвтидемидов, могла возникнуть откуда угодно, но существует одно обстоятельство, заставляющее всерьез задуматься о родословной Эвкратида I. Уже будучи царем, Эвкратид отчеканил серию монет на лицевой стороне которых был помещен портрет самого царя, а на оборотной портеры мужчины и женщины зрелого возраста. Легенда реверса гласит, что портреты принадлежат неким Гелиоклу и Лаодике. Многие исследователи видят в Гелиокле и Лаодике отца и мать Эвкратида, что в целом вполне обоснованно. Примечательно, что Лаодика изображена на монете в диадеме, что является признаком принадлежности к царскому роду. У. Тарн полагал, что мать Эвкратида Лаодика принадлежала к царскому дому Селевкидов, где имя Лаодика было родовым18. По мнению У. Тарна, Лаодика была дочерью Антиоха III. Идея Тарна изящна и весьма интересна, однако в своих рассуждениях на эту тему сам исследователь чрезмерно увлекся связью Эвкратида с Селевкидами и пришел к выводу, что сирийский царь Антиох IV, будучи таким образом братом Эвкратида I, пытался восстановить власть Селевкидов в Средней Азии, для чего и организовал восстание Эвкратида. Иными словами власть Эвкратида I была не чем иным, как проектом Антиоха Эпифана. Однако доказать эту версию очередной смены власти, потрясшей Греко-Бактрийское государство, практически невозможно. Сам факт того, что Эвкратид пытался пропагандировать якобы свою связь с Селевкидами - еще не факт ее существования. Скорее всего, в данном случае Эвкратид делал ставку не на родственные отношения с бывшими правителями региона Средней Азии, а позиционировал себя как наследник их власти, а значит и последователь власти Александра Македонского и Ахеменидов. Так, например, Эвкратид имел весьма претенциозный эпитет, украшавший легенду его монет, – «Великий». Как известно, такой же эпитет носили Александр Македонский и Антиох III. Если не менять порядка слов, то монетная легенда выглядела следующим образом «царя Великого Эвкратида». Однако само слово «великий» здесь занимает атрибутивную позицию, т.е. является определением к слову царь, а не к имени Эвкратид. Таким образом мы можем прочесть «Великого царя Эвкратида». Такая формулировка в употреблении эпитета «Великий царь» была характерна для персидских царей династии Ахеменидов. Возможно, к пропаганде власти Эвкратида стоит отнести и серию монет на лицевой стороне которых изображен Эвкратид, держащий копье. Ус18 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 196 ловно этот сюжет можно было бы назвать «сражающийся Эвкратид»: на голове царя шлем, а копье он держит как бы «на замахе», намереваясь повергнуть противника. Вероятно, изображение копья здесь не случайно. Символика копья имела важнейшее значение для легитимации эллинистической царской власти, в ранний период базирующей на так называемом «праве копья». Безусловно, к эпохе Эвкратида этот древний обычай – метать перед битвой копье в сторону врага – мог стать уже просто красивым ритуалом и во многом утратил правовые функции, однако все же имел важное идеологическое значение. Подробности прихода к власти Эвкратида остаются неизвестными. У. Тарн полагал, что Эвкратид был стратегом «верхних сатрапий» при Антиохе IV и вторгся в Бактрию из вне 19. Возможно, Эвкратид действительно был «человеком с периферии» и не являлся видным лицом при царском дворе. Есть вероятность, что Эвкратид возглавлял одну из греко-бактрийских сатрапий или же был представителем греческих колонистов 20. Тем не менее, нам точно известно о борьбе между Эвтидемидами и Эвкратидом, в результате которой последний пришел к власти. Юстин сообщает (XLI. 6. 4), что борьба разгорелась между Эвкратидом и царем Деметрием. Как уже отмечалось, определить, какой именно из Деметриев (первый или второй) вступил в схватку с Эвкратидом, практически невозможно. Литературное наследие Помпея Трога эпитомированное Юстином и, вероятно, разбавленное фактами, взятыми из других источников, представляет собой чрезвычайно сложный источник. Источник отмечает, что Эвкратид утвердился именно в Бактрии и вынужден был вести продолжительные войны, скорее всего с наследниками Деметрия I. В качестве наибо19 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 197 Толстов С.П. Подъем и крушение империи эллинистического «Дальнего Востока». Рец. на W.W. Tarn. The Greeks in Bactria and India. Cambr., 1938 // ВДИ. №3–4. 1940. С. 202– 203. 20 лее яркого эпизода этого противостояния Юстин выбрал конфликт Эвкратида с Деметрием II. Судя по тексту, Эвкратид, уже измотанный продолжительными войнами, заперся с небольшим отрядом в крепости одного из бактрийских городов. Там его осадил царь Деметрий, который пришел в Бактрию из Индии, где Деметрий вероятно и правил. Силы были неравны. Отряд Эвкратида насчитывал всего 300 человек, а его противник имел в своем распоряжении 60 тысяч. Однако Эвкратид применил тактическую хитрость и путем постоянных вылазок из крепости постепенно одолел врага. Наиболее вероятно, что главной причиной победы Эвкратида стало отступление Деметрия, вызванное какими-то более важными обстоятельствами, интересовавшими царя Деметрия. Согласно Юстину (XLI. 6. 1), правление Эвкратида в Бактрии совпало с началом правления парфянского царя Митридта, т.е. относится к 171 году до н.э. Отношения между двумя державами строились достаточно враждебно. Тот же Юстин намекает на существовавшее соперничество между двумя государствами, верх в котором одержали парфяне. Страбон сообщает (XI. 11. 2) о реальных поражениях Эвкратида в борьбе с парфянами. По его свидетельству, Эвкратид потерял две сатрапии – Аспион и Туриву. Однако войны с Парфией были далеко не единственной внешнеполитической заботой Эвкратида. Юстин отмечает (XLI. 6. 3) постоянные войны греко-бактрийских правителей против согдианов, арахотов, дрангов, ареев. О. Бопеараччи предполагает, что Эвкратид завоевал Паропамисады, Арахосию и Гандхару. В честь этого события он отчеканил знаменитую серию золотых монет весом ок. 168 граммов каждая (эквивалент для 20 статеров) 21. Эта монета является самой большой из всех известных античных монет. Ее диаметр составляет 58 миллиметров. На лицевой стороне помещен портрет 21 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 69. Эвкратида в шлеме. На оборотной стороне - всадники-Диоскуры. Легенда гласит «Великого царя Эвкратида». С момента появления Греко-Бактрии большой проблемой для греческих царей были кочевники, жившие на северных границах царства. Вероятно воевать приходилось и с теми племенами, которые в итоге уничтожили царство – тохары, асии, сакаравлы, пасианы (Strabo. XI. 8. 2). Вспомним речь Эвтидема I об угрозе кочевников с севера, обращенную Антиоху III. Не подлежит сомнению и тот факт, что и Эвтидем осуществлял оборону или карательные экспедиции на территории этих народов. Еще одно направление внешней политики Эвкратида I упомянуто у Юстина. Это – Индия (XLI. 6. 4). Каких либо подробностей этого завоевательного движения мы не знаем. Можно предположить, что после Деметрия I греческие владения в Индии воспринимались как неотъемлемая часть грекобактрийского государства, поэтому Эвкратид поспешил захватить их. Тем более что Юстин помещает индийские завоевания Эвкратида сразу же после отражения похода Деметрия в Бактрию. Те не менее власть Эвкратида в Индии - не плод воображения Юстина, а реальность, подтверждаемая нумизматическим материалом. Нам хорошо известны «индийские» монеты Эвкратида I. Эти монеты имели билингвическую легенду, которая была написана на греческом и на индийском языке пали. Иконография была типичной для монет Эвкратида: портрет царя в шлеме/всадники-диоскуры. Тем не менее определенную сложность составляет проблема взаимоотношений Эвкратида с Менандром I – греческим правителем в Индии, также наследником Деметрия I, одним могущественнейших индо-греческих царей. О. Бопеараччи, анализируя нумизматический материал двух правителей, пришел к выводу, что Эвкратид занял некоторые принадлежавшие Менандру, земли и организовал на его монетных дворах собственный монетный чекан22. Однако после гибели Эвкратида, эти территории скорее всего были возвращены Менандром. Конец правления Эвкратида I был трагическим. Как повествует Юстин (XLI. 6. 5), на обратном пути из Индии Эвкратид был предательски убит своим сыном. При этом источник сообщает, что сын Эвкратида был его соправителем, скорее всего оставленным замещать отца, отправившегося в индийский поход. Убийство Эвкратида лишний раз показывает крайнюю политическую нестабильность греко-бактрийского государства, результатом которого стала победа регионального сепаратизма над централизацией. Возможно единоличная власть Эвкратида могла обеспечить короткий период централизации, однако назначение соправителя Гелиокла, сына царя, стал децентрализующим моментом. Жестокость, с которой Гелиокл отнесся к собственному отцу, потрясла даже Юстина. Юстин пишет, что убица даже не скрывал своего преступления и ритуально «проехал на колеснице по отцовской крови и приказал бросить труп без погребения». Таков был конец Эвкратида. С его гибелью его государство фактически перестало существовать. Разделенное на несколько частей, оно через два с половиной десятилетия будет завоевано кочевниками юэчжи, предками тохаров. Менандр I Менандр I Сотер – самая известная фигура индо-греческого мира, возникшего во II веке до н.э. в индийских владениях бактрийских царей. Окончательно неизвестно когда и как произошло отделение «греческой Индии» от «греческой Бактрии». По всей видимости этот процесс занял всю первую половину II в. до н.э. и сопровождался этапами периодического объединения двух регионов, как это было, например, при Эвкратиде I. Однако сепаратистские тенденции были чрезвычайно сильны, и окончательного объединения 22 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 69–70. так и не произошло. Таким образом, в Западной Индии оформилось новое государство, получившее в историографии название Индо-Греческого царства. Из всех эллинистических государств, именно эта держава – прямой наследник Греко-Бактрии – исчезла последней. На рубеже эр, когда все эллинистические государства Восточного Средиземноморья уже были покорены Римом, здесь правил греческий царь Стратон II. Основателем греческого государства в Индии был наследник Деметрия I Аполлодот I Сотер. Именно его «Прологи» к труду Трога (Рrol. XLI) вместе с Менандром называет царем Индии. Какое отношение имели Аполлодот и Менандр к Деметрию I, неизвестно. Греко-бактрийская хронология первой четверти II в. до н.э. крайне запутана. Возможно то, что оба индо-греческих правителя были полководцами Деметрия или же его наместниками. Но нельзя исключать и возможности их царского происхождения. У. Тарн предположил, что жена Менандра Агафоклея, правившая после смерти мужа в качестве регента при малолетнем сыне Стратоне, была дочерью Деметрия 23. Несмотря на то, что Менандр был индо-греческим правителем, античная традиция все же ассоциирует его с Бактрией. В частности Плутарх (Mor. 821. 15) называет Менандра правителем Бакрии. Важно отметить, что Менандр и Аполлодот были современниками Эвкратида I. При этом личность Аполлодота быстро исчезает, что вероятно объясняется потерей им власти или смертью. Итак, Менандр был индо-греческим царем, правившим примерно в 160130-е годы до н.э. Его происхождение достоверно неизвестно. В тексте «Вопросов Милинды» – одного из крупнейших памятников буддистской мысли, о котором речь пойдет позже, говориться, что царь Милинда (индийская адаптация имени Менандр) относится к роду кшатрий и имеет благородное царское происхождение (II. 2). Местом рождения Менандра тот же источник 23 Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 225 называет город Александрию (II. 7). Однако какая именно Александрия имеется здесь в виду остается только догадываться, хотя в историографии принято считать, что это была Александрия Кавказская 24. Государство Менандра располагалось на территории современных Афганистана, Пакистана и Индии, и включало территорию Пенджаба и Кашмира. Столицей державы Менандра был город Сангала. В «Вопросах Милинды» он представлен как непреступная крепость, многонаселенный богатый город с высокоразвитой культурой. Среди областей, входивших в состав державы Менандра, можно назвать Гандахру, Гедросию и частично Арахосию, где активно циркулировали монеты царя 25. Некоторые из этих регионов, например, Гандхара, упоминаются в «Вопросах Милинды» (IV). Однако нельзя исключать вероятность того, что перечисленные регионы управлялись зависимыми от Менандра правителями, возможно даже наследниками Деметрия I, как например Антимах II или Зоил I, которые продолжали вести войну с Эвкратидом I за «бактрийское наследство». В античной литературной традиции царь Менандр представлен как завоеватель Индии. В Перипле Эритрейского моря (47) говориться, что крупный индийский портовый город Баригаза (совр. Бхаруч) также был частью владений Менандра. Примечательно, что этот город (инд. Бхригукаччха) упомянут и в «Вопросах Милинды» (IV), однако его принадлежность к государству Менандра не уточняется. Определенную информацию об индийских завоеваниях Менандра оставил Страбон. В одном фрагменте он подчеркивает успехи тех, кто покорял Индию после Александра и свидетельствует, что они доходили до Ганга и 24 Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 78. См. также список областей государства Менандра, приведенный У. Тарном, который строил свои рассуждения на сообщениях Клавдия Птолемея. Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 232 et sqq. 25 Паталипутры (XV. ). В другом же (XI. 11. 1), Страбон уже конкретно называет Менандра самым успешным из греческих полководцев, когда-либо совершавших походы в Индию. Далее Страбон уточняет (хотя и с долей скепсиса), что Менандр даже перешел реку Гипанис (совр. Биас) и вторгся, таким образом, во внутренние районы индийского царства. Безусловно, скепсис Страбона мог быть вполне оправдан, однако такие далекие походы уже осуществлялись греческими правителями (например, Деметрием). Более того, географическое расположение государства Менандра делало индийскую державу Шунга главным его противником. Информация о походе Менандра в глубь индийских земель подтверждается индийской традицией. В древнеиндийском тексте «Юга-пурана» содержится сообщение о нашествии греков, относящееся примерно к 150 году до н.э.26. В этом «нашествии греков» принято видеть кампанию царя Менандра 27, выступившего, по всей видимости, против индийского царя Пушьямитры Шунга. Причины этого конфликта неизвестны. Судя по сообщениям «Юга-пураны», поход Менандра был весьма масштабным. Он занял несколько индийских городов, включая Матуру и Сакету, после чего подошел к столице – Паталипутре. Вероятно, этот факт находит подтверждение и в «Вопросах Милинды» (IV). О том, чем конкретно закончилось противостояние Менанрда и Пушьямитры, остается только догадываться. «Юга-пурана» повествует о сражении, в котором использовались изготовленные из дерева (осадные?) машины. Другой индийский источник – драма индийского писателя Калидасы «Малавика и Агнимира» (5) содержит рассказ о победе внука Пушьямитры Васумитры над врагом (греками?) у реки Чамбал (приток Джамны). Тем не менее, окончательно говорить о результатах этой войны невозможно. Не отрицая возможность проигранного Менандром сражения, отметим, что в том же 150 году 26 27 См. Tarn W.W. The Greeks in Bactria and India. P. 452–456. Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bacriennnes. P. 82–83. заканчивается и правление Пушьямитры, что могло также послужить причиной для завершения войны. Имя Менандра связано с одним из самых выдающихся религиознофилософских трактатов буддизма, так называемыми «Вопросами Милинды» (Милиндапаньха). Милинда – палийский вариант греческого имени Менандр. Текст этого трактата построен в виде диалога (философского спора) между царем Милиндой и монахом Нагасеной. По ходу беседы Милинда задает монаху множество разнообразных вопросов, касающихся главным образом основ буддийской философии. Нагасена же, проявляя крайнюю степень мудрости, отвечает на каверзные вопросы царя. Текст «Вопросов Милинды» сохранился в двух вариантах: палийском (пространном) и китайском (кратким). Создание основного текста «Вопросов Милинды» относится к 100 году до н.э. В тексте источника Менандр представлен как мудрый и «просвещенный» правитель. Беседам с Нагасеной предшествовал долгий выбор Менандром собеседника. Как сообщается в первой книге «Вопросов», Менандр долгое время искал подходящего собеседника, однако каждый из тех, кто желал вступить в диалог, не казался царю равным с точки зрения философского уровня. Наконец, выбор Менандра остановился на Нагасене, потрясшим Менандра нестандартностью и глубиной мышления. Из текста «Вопросов Милинды» становится очевидным в высшей степени благосклонное отношение Менандра к буддизму, хотя формально источник так и не конкретизирует являлся ли царь приверженцем этой религии или нет. Как принято считать, основываясь на достаточное количество косвенных данных, Менандр все-таки был буддистом. «Вопросы Милинды» характеризуют Менандра не просто как мудрого и проницательного правителя, но прежде всего как человека, прекрасно владеющего основами буддистского философского учения. Согласно Плутарху (Mor. 821. 15), после смерти Ме- нандра несколько городов соперничали между собой за привилегию похоронить останки царя на своей земле и возвести ему памятник. В приведенном Плутархом свидетельстве принято видеть буддистское почтение покойного, выражающееся в строительстве ступы, что в свою очередь может означать восприятие Менандра как чакравартина – праведного царя-покровителя буддизма28. В дополнение к приведенным сообщениям в нашем распоряжении имеется свидетельство из шриланкийской «Большой Хроники» (Махавамса), где упоминается прибытие в город Анурадхапуру 30 тысяч греческих монахов для участие в ритуале постройки «Большой ступы» (XXIX. 39–40). Источник особо отмечает, что греки прибыли из города Александрии (Кавказской?). Во главе греческих буддистов стоял грек Махандхаммаракхита, современник Менандра. Таким образом можно полагать, что и такое дальнее паломничество греков-буддистов было организовано при участии царя Менандра. Однако, несмотря на данные литературной традиции, как античной, так и индийской, наиболее показательно отношение Менандра к буддизму демонстрируют его монеты. В целом иконография монет Менандра скорее греко-македонская, нежели буддистская. Большинство его монет выполнено в традиция греко-бактрийской чеканки, за исключением некоторых иконографических новшеств, о которых речь пойдет ниже. Однако на монетах Менандра встречаются и буддийские символы: голова коровы и слон. Тем не менее, принципиальное внимание привлекает одна монетная серия, выполненная по индийским канонам. На лицевой стороне этих монет помещена дхармачакра (колесо дхармы) на восьми спицах – символ буддистского учения о пути просветления. На оборотной стороне пальмовая ветвь как символ победы. При- 28 Парибок А.В. «Вопросы Милинды» и их место в истории буддийской мысли // Вопросы Милинды (Милиндапаньха). М., 1989. С. 9. мечательно, что сюжет дхармы встречается в диалоге Менандра с Нагасеной (ВМ. II). Однако, несмотря на столь сильную привязанность к буддизму, Менандр все же оставался греческим царем, и его связь с эллинистическим миром была весьма прочной, о чем свидетельствуют данные нумизматики. Многие монеты Менандра, правителя, казалось бы целиком ориентировано на индо-будийский мир, имели только греческую легенду. Более того, большинство монет Менандра имеет четкую эллинистическую стилистику, что подтверждает иконографический анализ. Так, Менандр помещает на оборотной стороне своих монет изображении Афины Алкидемос – сюжет, никогда не использовавшийся индо-греческими царями, характерный более для периода раннего эллинизма. Считается, что статуя Афины, замахивающейся копьем на врага, находилась некогда в храме этой богини в Пелле и была особо почитаема в Македонии. Монеты с изображением Афины Алкидемос чеканили Антигон Гонат, Птолемей I, Селевкиды, редко Александр. Однако неясно, почему Менандр отдал предпочтение именно Афине Алкидемос. Идея У. Тарна о том, что таким образом он пытался провести связь с Александром не слишком убедительна, поскольку сам Александр использовал этот сюжет крайне редко. Вероятнее всего, изображение Афины Алкидемос было связано с амбициями завоевания Бактрии. Тем не менее, использование Менандром изображений божеств-покровителей Александра – Афины и Ники – безусловно имеет большое значение. Говорить о возможных попытках Менандра захватить власть в Бактрии можно лишь с известной степенью условности. В цитировавшемся отрывке Плутарх называет Менандра правителем Бактрии, однако в этом свидетельстве можно разглядеть анахронизм. Возможно предположить, что имело место противостояние между Менандром и Эвкратидом. Но опять же подробности его и самое главное исход конфликта нам неизвестен. Как мы отмечали выше, в какой-то момент успех был на стороне Эвкратида, что подтверждается данными нумизматики. Но Эвкратид умер раньше Менандра. Возможно ли, что Менандр сумел отвоевать часть территорий после смерти Эвкратида, или же даже вторгнуться в пределы греко-бактрийских владений? Едва ли можно ответить на эти вопросы, но стоит обратить внимание на некоторые монетные серии Менандра. Так, например, существует несколько монетных серий с изображением на лицевой стороне Менандра, замахивающимся копьем. На оборотной стороне помещена Афина Алкидемос. Сюжет аверса полностью копирует тип монет Эвкратида. Более того, он несет схожую идеологическую нагрузку. Как и Эвтидем, Менандр демонстрирует ритуал метания копья, который являлся частью комплекса сложных идеологических и политико-правовых явлений эллинистической государственности. Как повествует Плутарх (Mor. 821. 15), Менандр умер, находясь в военном лагере. Разумеется, постоянные войны и походы были нормой жизни индо-греческих царей. В «Вопросах Милинды» (III. 8. 9) Нагасена упоминает конфликты с народами, живущими в приграничных областях. Допустимо, что в последние годы своей жизни Менандр вел войну с внутренним врагом, о чем, по всей видимости, и сохранился намек в «Вопросах Милинды» (III. 7). Вторая версия представляется наиболее вероятной, поскольку греческая власть в регионе вскоре после смерти Менандра постепенно угасала. Смерть (или гибель?) Менандра стала решающей причиной распада его государства. Наследники Менандра – жена Агафолея и сын Стратон I – не смогли воссоздать державу, что привело к уменьшению греческого влияния в Индии. В результате после вторжения в Среднюю Азию кочевников, сначала юэчжи, а следом и саков, «дальневосточные» эллинистические государства были уничтожены. Власть греков в Индии была утрачена на рубеже эр, однако культурное влияние эллинистической цивилизации в Средней Азии и Индии ощущалось достаточно долго, вплоть до покорения области арабами. ПАРФЯНСКОЕ ЦАРСТВО Митридат I и Митридат II В истории династии Аршакидов – правителей могущественной Парфии – есть два правителя, наиболее запомнившихся своими заслугами. Оба они носили имя Митридат и оба же именовались на старый персидский манер Великими Царями. Правление этих царей – время расцвета парфянского государства во II – нач. I в. до н.э. Менее чем за сто лет Парфия, проделав длинный путь, превратилась из второстепенного «варварского» царства на далеком востоке в крупную и влиятельно мировую державу, с чьими интересами вынуждены были считаться и греческие монархии Восточного Средиземноморья, и даже всесильный Рим. Митридат I, царь Парфии (171–138), был средним сыном царя Фриапатия и во втором поколении потомком Аршака, основателя Парфянского государства. Мы ничего не знаем о Митридате до 171 года. Известно лишь, что после смерти отца в 176 году до н.э., царствовать стал старший брат Митридата Фраат I, который вел активные завоевания и подчинил область мардов (Iust. XLI. 5. 9). Однако правление Фраата I оказалось недолгим, и уже через пять лет царем стал второй сын Фриапатия Митридат I. Из повествования Юстина известно, что (XLI. 6. 1) Митридат I стал царем Парфии в одно и то же время с бактрийским правителем Эвкратидом, т.е. ок. 171 года. Любопытно, что Юстин, зачастую лишь кратко характеризуя те или иные исторические личности, в данном случае проводит некое сравнение двух современников: Митридата и Эвкратида. Восхищаясь заслугами этих правителей, Юстин в духе присущего для него фатализма отметил, что на исторической арене судьба была более благосклонна к парфянам (XLI. 6. 2). Однако Юстин никак не упоминает об отношениях Митридата с Эвкратидом, позиционируя величие этих двух правителей чуть ли ни как залог их «доброжелательного соседства». Между тем из других источников известно о конфликтах между двумя царями. Так, Страбон сообщает (XI. 11. 2) о том, что парфяне захватили две бактрийские сатрапии: Аспион и Туриву, принадлежавшие ранее Эвкратиду. Учитывая то, что парфянским царем, правившим в царствование Эвкратида в Греко-Бактрии, был только Митридат I, мы безусловно можем говорить о неком противостоянии Парфии и Греко-Бактрии в 60–50-е годы II в. до н.э. Однако масштабы данного противостояния представить практически невозможно. О каких либо активных действиях со стороны Эвкратида или Митридата мы ничего не знаем. Вероятно, Эвкратид был отвлечен борьбой в Пенджабе, а Митридат - в Мидии или Вавилонии, поэтому захват парфянами двух восточно-бактрийских сатрапий не имел продолжения. Одним из главных направлений своей экспансии Митридат выбрал государство Селевкидов, переживавшее к тому времени сильный династический кризис. Как полагал Н. Дибвойз, восточный поход сирийского царя Антиоха IV мог быть спровоцирован активностью парфян на восточных границах его государства1. Однако о столкновениях между Митридатом и Антиохом ничего неизвестно, да и сам маршрут восточного похода Антиоха пролегал вдалеке от парфянских территорий. Скорее всего, восточная кампания Антиоха IV была своего рода «превентивной мерой», призванной поднять авторитет селевкидской власти в восточных сатрапиях. Хотя абсолютно исключать парфянский фактор было бы преждевременно, поскольку, судя по последующим событиям, Митридат вынашивал масштабные планы по захвату селевкидского востока. Датировать завоевание Митридатом селевкидских территорий в Иране и Месопотамии весьма затруднительно. Как сообщает Юстин (XXXVI. 1. 3–4), к моменту воцарения Деметрия II на сирийском престоле 1 Дибвойз Н.К. Политическая история Парфии. СПб., 2008. С. 41 (146 г. до н.э.), главная фаза завоеваний Митридата была уже завершена. Таким образом, можно предположить, что основные кампании против Селевкидов Митридат вел в 150 годы до н.э. Первым регионом, завоеванным Митридатом стала Мидия – ключевая восточная сатрапия (Iust. XLI. 6. 6). Традиционно мидийскую кампанию Митридата I принято датировать 161–155 годами до н.э.2 Царем Сирии в это время был Деметрий I, однако о каких-либо его ответных мерах в адрес Парфии неизвестно. Тот же Юстин свидетельствует, что Мидия не была для Митридата легкой добычей, и война за сатрапию шла с переменным успехом. Возможно, оборона сатрапии и в целом селевкидских границ была поручена стратегу «верхних сатрапий» и сатрапу Мидии Тимарху (App. Syr. 45). В захваченной Мидии Митридат оставил наместника, некоего Вагасиса. Существует мнение, что этот Вагасис приходился родственником (братом?) Митридату I. Именно ему парфянский царь доверил управление западными сатрапиями своего государства. Под именем Багаяша Вагасис встречается в вавилонских документах (BCHP 10), где наместник занимается разнообразными социально-политическими проблемами. Наследники Вагасиса/Багаяши также имели большое влияние в Вавилонии. Покорив Мидию, Митридат завладел стратегической инициативой в регионе. Теперь он мог контролировать не только важнейшие торговые пути, соединявшие страны востока и запада, но и угрожать другим селевкидским сатрапиям, в частности Вавилонии и Персиде. Хронология и последовательность дальнейших событий прослеживаются плохо, но вероятно, что Митридат ок. 155 года предпринял попытки вторгнуться в Вавилонию или Сузиану, однако был отвлечен восстанием в Гиркании. Причины этого события неизвестны. С одной стороны, восстание в Гиркании могло быть 2 Дибвойз Н.К. Политическая история Парфии. С. 43 поднято местным населением, с другой же, его могло спровоцировать вторжение кочевников (саков или тохаров). Последний вариант выглядит более реальным, поскольку концентрация кочевников на северных границах Парфии была уже критической. К слову отметим, что именно тохары станут через два десятилетия той силой, которая сокрушит ГрекоБактрийское царство. После разрешения гирканских проблем Митридат I вновь обратил свое внимание на запад. Воспользовавшись новым витком династического конфликта у Селевкидов, связанным с претензиями на престол Александра Балы, Митридат вновь вторгся в восточные сатрапии. Какие конкретно области покорил Митридат до прихода к власти Деметрия II, определить практически невозможно. Юстин (XLI. 6. 8) упоминает завоевание Митридатом Элимаиды. Захватив область, Митридат ограбил местные святилища и заполучил в качестве добычи 10 тыс. талантов различных драгоценных металлов (Strabo. XVI. 1. 18). Вероятно, после этого Митридат занял соседнюю Сузиану и прилегающую к ней Персиду. Так, Юстин (XXXVI. 1. 4) упоминает о персах и эламитах, отправивших помощь Деметрию II для борьбы с парфянским царем. В I Маккавейской книге Митридат I назван «царем Мидии и Персии» (XIV. 2). Вопрос о захвате Митридатом Вавилонии остается весьма дискуссионным. Дело в том, что вавилонские источники, главным образом астрономические дневники (ADRTB –140) , впервые упоминают о вторжении Митридата уже в 141 г. до н.э. Однако из сочинения Иосифа Флавия (Ant. Iud. XIII. 5. 11) становится понятно, что Деметрий II начинал свой поход против Митридата, стремясь захватить прежде всего Вавилонию. Тем не менее, можно предположить, что именно в Вавилонии Митридат столкнулся с упорным сопротивлением местных властей и смог занять лишь небольшую ее часть. Итак, как мы уже отмечали, сирийский царь Деметрий II вступил на престол в 146 году до н.э. В общих чертах решив основные проблемы на западе своей державы, он обратился на восток, где большая часть его государства была уже занята парфянами, чтобы ликвидировать здесь владычество Митридата и заодно навербовать войска для борьбы с узурпатором Диодотом Трифоном. Однако была и еще одна причина похода Деметрия на восток. Как свидетельствуют Иосиф Флавий (Ant. Iud. XIII. 5. 11) и Юстин (XXXVI. 1. 3), греческое население покоренных Митридатом сатрапий не уживалось с новой властью и отправляло многочисленные посольства к Деметрию с просьбой начать войну против парфян. Хотя заметим, что Митридат безуспешно пытался наладить контакты с греческим населением, представители которого занимали важнейшие административные посты в сатрапиях. Легенда монет Митридата I, отчеканенных ок. 140 г. до н.э. в Селевкии на Тигре, не только написана на греческом языке, но и включает в титулатуру эпитет «Филэллин» («друг греков»). Сами монеты данной серии выполнены по всем канонам эллинистической чеканки. Возможно, такими идеологическими приемами Митридат все же пытался заручиться поддержкой греческого населения. Стратегический план будущей войны в изложении Иосифа Флавия выглядел следующим образом. Сирийский правитель намеревался вытеснить Митридата из Вавилонии, затем, как отмечает автор I Маккавейской книги (XIV. 1), захватить Мидию и уже оттуда вернуть себе все «верхние сатрапии». Кампания Деметрия II на восток какое-то время имела успех. Деметрий одержал несколько незначительных побед над Митридатом и возможно даже стал вытеснять его войска в Мидию. На сторону Деметрия перешли местные народы и некоторые города. Однако результат этой войны был для сирийского правителя все же неутешительным. Вероятно, проиг- рав ключевую битву, он был вынужден оставить противнику Вавилонию. Судя по астрономическому дневнику за 141 год, Митридат торжественно вошел в Селевкию на Тигре и был объявлен царем. По какому сценарию развивались дальнейшие события можно лишь догадываться. Юстин (XXXVI. 1. 5) настаивает на том, что парфяне хотели заключить с Деметрием мир. Однако в данных условиях Деметрий продолжал отчаянные попытки продолжить борьбу. В результате в одной из стычек в 138 году сирийское войско попало в засаду, было окружено и уничтожено. Царь Деметрий II оказался в парфянском плену (Iust. XXXVIII. 9. 2; App. Syr. 67; Ios. Ant. Iud. XIII. 5. 11; I Mac. XIV. 3). В назидание тем городам, которые приняли сторону Деметрия в этом конфликте, плененный царь был провезен по каждому из них3. После Деметрий попал в Гирканию – сердце парфянской империи – где был принят с большим почетом. Митридат столь снисходительно отнесся к своему пленнику, которого он, видимо, уважал за большую храбрость, что выдал за него свою дочь Родогуну (App. Syr. 67; Iust. XXXVIII. 9. 3). Уже после завершения войны с Селевкидами или же незадолго до этого Митридат вступил в новы конфликт с Греко-Бактрийским царством, которым руководил на этот раз сын Эвкратида Гелиокл I. Война для Митридата была весьма успешной. Греческая власть в Бактрии уже была на исходе и парфяне без труда смогли захватить Мерв. Однако по завершении этой войны, Митридат неожиданно заболел и умер. После себя Митридат оставил гигантскую империю, протянувшуюся от Евфрата до Каспийского моря. 3 Бокщанин А.Г. Парфия и Рим. М., 1960. T. I. С. 241 * * * Последующие полтора десятилетия после смерти Митридата I были временем серьезных испытаний для формирующейся парфянской империи на востоке. Кроме постоянных попыток со сторону правителей Персиды, Элама и Харакены отложиться от Парфии, большой заботой для сына Митридата I – Фраата II, а затем и брата Митридата – Артабана I стала угроза кочевников. Бесчисленные орда различных кочевых племен (тохары, саки, массагеты) уже регулярно нападали на парфянские земли. После падения Греко-Бактрии тохары (юэчжи) и саки уже угрожали Мерву и греческим владениям в Индии. Отныне борьба с кочевниками становиться неотъемлемой частью внешней политики Парфии на последующие десятилетия. Так, царь Фраат II (138–127), победивший в 129 году Антиоха VII, брата Деметрия II, при попытке подавить мятеж нанятых им для войны с Селевкидами скифов, сложил голову в одном из случайных сражений (Iust. XLII. 1. 5). Его дядя Артабан I, отличившейся разгромом Харакены, так же, как и племянник, вел войны с кочевниками - по сообщению Юстина (XLII. 2. 1), с тохарами. В одном из сражений с ними Артабан был ранен и вскоре умер. Перед новым правителем – сыном Артабана по имени Митридат – стояли большие задачи по наведению порядка в сатрапиях и обороне восточных границ от надвигающихся кочевников. Первые годы своего правления Митридат II занимался «делами на западе». Он вновь подтвердил зависимость Харакены от Парфян, утвердил свою власть в Персиде и Эламе. Особенно важным для Митридата установление контроля над Вавилонией, которая регулярно разорялась арабами 4. Все эти успехи стали возможны благодаря реорганизации парфянской армии, которую предпринял молодой правитель. В ходе преобразований были сформированы элитные тяже4 Olbrycht M. The Early Reign of Mithradates II the Great in Parthia // Anabasis. 2010. P. 148–149 ловооруженные конные отряды – ударные силы парфянской армии. Результатом стало создание мощной военной машины, способной вести трудные и продолжительные войны 5. Весьма успешными оказались и войны с тохарами. Об этих столкновениях упоминается в вавилонском дневнике за 119 год и в сочинении Юстина (XLII. 2. 5), который победителям однозначно называет Митридата II. Парфяне смогли распространить свое влияние в регионе Бактрии и заняли несколько городов, включая Бактры, где была организована парфянская монетная чеканка. Однако, несмотря на эту победу, угроза со стороны тохаров, саков, скифов и других кочевых племен все еще сохранялась. Часть из них откочевала на территорию Дрангианы. В этой области, которая с тех пор стала называться Систан или Сакастан, осевшие кочевники сформировали особое общество, верхушка которого постепенно слилась с парфянскими элитами. Важным направлением внешней политики Митридата II стала Армения. В правление Артабана I армянский царь Артавазд вторгся в пределы парфянской державы и захватил несколько приграничных областей. Митридат сумел не просто отвоевать парфянские земли, но и разгромить войско Артавазда, навязать ему условия мира и взять в качестве заложника армянского царевича Тиграна (Strabo. XI. 14. 15), будущего Тиграна Великого. Важнейшим событием в истории Парфии является установление дипломатических контактов с Римом. Возрастающая роль парфянского государства в Восточном Средиземноморье при Митридате II делала эту державу потенциальным союзником или противником других политических лидеров данного региона: Армении, Понта, Каппадокии и Рима. Война армянского царя Тиграна II в союзе с понтийским правителем Митридатом 5 Бокщанин А.Г. Парфия и Рим. Т. II. С. 7–10. VI Евпатором против царя Каппадокии Ариобарзана стала прологом для установления римско-парфянских отношений. Первая встреча римлян с парфянами произошла в 92 году до н.э. (Plut. Sulla. 5; Liv. Per. LXX; ) на берегу Евфрата, возможно около Милетены. Римское посольство возглавлял Сулла, парфянское - приближенный Митридата II Оробаз. Инициатива переговоров принадлежала скорее парфянам, искавшим надежного союзника в регионе. Однако Сулла изначально не был настроен на заключение равноправного соглашения и держал себя во время переговоров слишком надменно. В качестве третьей стороны на встрече участвовал восстановленный на своем престоле царь Ариобарзан, который был обязан своим положением Сулле и фактически стал его марионеткой. Вероятно, парфяне в глазах римского полководца должны были занять похожее положение. Как отмечает Н. Дибвойз, несмотря на то, что договор между Римом и Парфией все же был заключен, взаимопонимания между державами достигнуто не было 6. Такое положение вещей в корне не устраивало Митридата II. В его амбициозные планы никак не вписывались перспективы «союза» с Римом. И после 92 года Митридат II не поддерживает отношений с Римом. Оробаз, позволивший Сулле посягнуть на честь дома Аршакидов, был казнен, а дипломатическая линия Парфии была выстроена таким образом, что вчерашние противники Армения и Понт стали союзниками. Митридат II женился на дочери Тиграна II и заключил союз с Митридатом (App. Mithr. 15). В конце жизни Митридат II продолжил экспансию на запад. Государство Селевкидов в начале I в. до н.э. было уже окончательно деморализовано постоянными внутридинастийными войнами. В правление царя Антиоха X Митридат II вновь начал войну против Селевкидов. Приняв участие в междоусобной войне, Митридат разбил войско Антиоха X. Сам се6 Дибвойз Н.К. Политическая история Парфии. С. 62 левкидский царь погиб (Ios. Ant. Iud. XIII. 10. 1). Сирийская кампания закончилась для парфян весьма успешно. В плен попал даже один из претендентов на селевкидский престол Деметрий III. Влияние Парфии в Восточном Средиземноморье становилось все более ощутимым. Конец правления Митридата II был ознаменован новой вспышкой регионального сепаратизма. Правитель западных сатрапий Готарз, некогда назначенный на этот пост, в последние годы царствования Митридата объявил о независимости. Готарз имел весьма интересный эпитет «сатрап сатрапов» – некую кальку с древнеперсидского эпитета «царь царей», которым, кстати, обладал сам Митридат II. Как закончилась история с Готарзом неизвестно. Однако узурпация Готарза была особым симптомом возможного распада парфянской державы 7. Мировая Парфянская держава, созданная Митридатом I и Митридатом II, стала крупнейшим и сильнейшим государством на востоке. Великий шелковый путь, пролегавший теперь по территории Парфии, стал возможностью для установления контактов даже с весьма отдаленными государствами. Так, известны контакты Митридата II с китайским правителем У-ди. Монетные изображения Митридата II демонстрируют его приверженность эллинистической царской идеологии. Согласно монетным легендам, царь Митридат носил эпитеты Эпифан (богоявленный) и Филэллин (друг эллинов). Лицевая сторона монет содержала портрет самого Митридата, а на оборотной помещались изображения греческих божеств: Ники и Тюхе. Однако для царской идеологии Аршакидов большое значение имели и связи с Ахеменидами. В частности именно к персидской династии восходил эпитет Великий Царь, который принимался каждым парфянским 7 Бокщанин А.Г. Парфия и Рим. T. II. С. 13–14. правителем после Митридата I. Более того, известны некоторые рельефы, на которых изображен Митридат II, из Бехистуна. Правление двух Митридатов стало периодом трансформации Парфянского государства из второстепенного восточного государства в могущественную мировую империю. О.Л. Габелко ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА МАЛОЙ АЗИИ Одной из главных отличительных черт Малоазийского (Анатолийского) полуострова является его уникальное географическое положение. Находясь на стыке Европы и Азии, соединяя бассейны Средиземного и Черного морей, он издревле служил контактной зоной между различными культурами и цивилизациями. Прежде всего, это касается взаимоотношений между греками и народами Древнего Востока: именно побережье Анатолии стало тем ареалом, где эллины и различные «варварские» народы – лидийцы, карийцы, ликийцы, мисийцы, фригийцы, а затем и персы – были соседями на протяжении многих веков. Это привело к постепенному появлению на полуострове различных вариантов синтетической, смешанной культуры, что следует расценивать как важную предпосылку формирования своеобразного пути историко-культурного развития малоазийских государств в период эллинизма. В силу своего «рубежного» расположения Малая Азия нередко становилась ареной самых различных миграционных движений и переселений. Одним из них можно считать греческую колонизацию, начавшуюся еще в бронзовом веке. Если оставить в стороне бурные перипетии, связанные с деятельностью «народов моря», а затем фригийцев и других родственных им этносов на рубеже ΙΙ-I тыс. до н.э.1 и обратиться к событиям, имеющим отношение к собственно эпохе эллинизма, то нельзя не упомянуть расселение на территории Анатолии большого количества иранцев (прежде всего, разумеется, персов) после завоевания Лидии Киром Великим в 547 г. до н.э. Этот чрезвычайно весомый этнический компонент играл важную роль и после крушения Персидского царства. И, разумеется, огромное влияние на историю 1 Именно в контексте этих событий следует рассматривать переселение в Малую Азию фракийских племен финов и вифинов, составивших основную часть населения будущего Вифинского царства. эллинистической Малой Азии оказало переселение в 270-х гг. до н.э. из Европы кельтских племен, вскоре создавших в центре полуострова собственное «племенное государство» - Галатию. Кроме того, в некоторые моменты на политическую ситуацию в Анатолии оказывали существенное воздействие сопредельные регионы – острова Эгейского моря, Фракия, Северное Причерноморье, Армения. А с завершением становления системы межгосударственных отношений эллинистического мира – несоизмеримо более масштабной, нежели ранее – выяснилось, что свои интересы на полуострове имеют и великие эллинистические державы. Не удивительно, что это напрямую касалось государства Селевкидов, в состав которого входили обширные области на юге и западе Анатолии; однако западное побережье Малой Азии привлекало внимание также Антигонидов (военные экспедиции сюда предпринимали Антигон Досон и Филипп V), а южное – Птолемеев, которые располагали здесь владениями вплоть до конца ΙΙΙ в. до н.э. В сочетании с устремлениями самих малоазийских государств, некоторых сохранивших независимость греческих полисов (Кизик, Гераклея Понтийская, Синопа) и других политических сил это создавало на территории полуострова исключительно сложную и нестабильную обстановку. Необходимо отметить также исключительное разнообразие природных условий Малой Азии. Живописное морское побережье с удобными бухтами; плодородные речные долины; вечнозеленые кустарниковые заросли и субтропические леса с пышной растительностью; степи и нагорья внутренней Анатолии… И, конечно, горы: величественный Мизийский Олимп (совр. Улу-Даг) на северо-западе, живописные Понтийские горы на севере и отроги Тавра на юге; знаменитые «лунные пейзажи» Каппадокии; суровые и труднопреодолимые массивы на востоке полуострова! Именно такие особенности природы и ландшафта Малой Азии во многом порождали чрезвычайную дробность существовавших в его пределах этнических и политических структур. Уже в эпоху ранней древности здесь складывается множество небольших и фактически независимых племенных, а позже – и государственных объединений, создаваемых различными этносами. Установление стабильного политического контроля над огромной территорией полуострова (свыше 0,5 млн. кв. км) было очень трудной задачей даже для великих империй – таких, как Хеттское царство или Персидская держава. «Цари царей» Ахемениды зачастую довольствовались установлением лишь номинального контроля над горными областями - Вифинией и Мисией в северо-западной части полуострова, Пафлагонией на севере, Писидией на юге. Обитавшие тут народы подчинялись собственным вождям, придерживались традиционного образа жизни и далеко не всегда платили налоги персидским сатрапам, а порой даже вели против них интенсивные военные действия. Местная аристократия поддерживала определенные отношения с персами (о чем свидетельствуют, например, погребения с богатыми наборами персидских золотых и серебряных вещей – видимо, это были «дипломатические» дары), однако при случае не упускала возможности заявить о себе как о самостоятельных правителях. Все это, тем не менее, не приводило к образованию независимых от Ахеменидов государств: настоящих городов здесь не было, в целом уровень социальноэкономического и политического развития областей Центральной и Северной Малой Азии был гораздо ниже, чем, к примеру, в находившихся на побережье Лидии и Карии, где издавна существовали глубокие и прочные традиции собственной государственности. Крайне незначительным было здесь в V-IV вв. до н.э. и влияние греческой культуры, нередко игравшей роль своеобразного «катализатора» в складывании новых государственных объединений (как это имело место в той же Карии). Именно такую ситуацию и застали десять тысяч греческих наемников Кира Младшего, возвращавшихся в самом конце V в. до н.э. из Северной Месопотамии в Европу через Малую Азию: они на пути следования вступали в мирные и военные контакты с народами Северо-Восточной Анатолии, пафлагонцами и вифинцами - свободолюбивыми, воинственными, но все еще очень далеко отстоящими от создания собственных государств. С началом эпохи эллинизма ситуация значительно изменилась. Армия Александра Македонского миновала Малую Азию всего лишь за год, продвигаясь преимущественно по ее западному и южному побережью, и лишь на последнем этапе малоазийской кампании она ненадолго углубилась в центральные районы полуострова. Естественно, окончательно подчинить всю территорию полуострова Александру было не под силу; эту задачу он возложил на своих военачальников, которым было поручено управление теми или иными областями, однако они не слишком преуспели в ее решении. На короткое время македонянам удалось подчинить лишь Каппадокию (хотя и после смерти Александра, о чем подробнее будет сказано далее), однако далее на север они проникнуть не сумели. Преемники великого завоевателя проводили в отношении местного анатолийского населения гораздо более жесткую политику, нежели он сам, не говоря уже о персах, которых вполне устраивало то положение дел, которое определялось функционированием системы их малоазийских сатрапий. Диадохи стремились добиться безоговорочного подчинения всей Анатолии и делали ставку почти исключительно на военные меры, крайне редко вступая с местными правителями в дипломатические сношения. Это вызвало ответную реакцию. Прежние довольно рыхлые объединения консолидировались для отпора захватчикам; власть их предводителей укреплялась, что позволяло им не только противостоять агрессивным притязаниям диадохов, но и усилить натиск на позиции греческих полисов (отношения с которыми у большинства народов Северной Малой Азии были весьма напряженными и в персидское время). Перед правителями Вифинии, Понтийской и Великой Каппадокии стояла необходимость решить триединую задачу: отстоять независимость от притязаний диадохов, расширить территорию своих владений и добиться выхода к морю 2. Они имели возможность активно, но избирательно перенимать нужные им элементы из политической практики диадохов: царскую титулатуру и правовые нормы легитимации монархической власти, монетный чекан, градостроительную деятельность, с течением времени - покровительство греческим полисам и святилищам, повышающее их авторитет. В окружении малоазийских правителей все более активно укоренялся греческий язык и находилось место греческим военачальникам, врачам, ученым, деятелям искусства. Армия начинала заимствовать элементы наиболее совершенной на тот момент македонской системы (разумеется, при сохранении местных традиций, вооружения и тактики). Можно сказать, что эллинизация этих прежде довольно захолустных областей началась в исторически самый благоприятный момент – тогда, когда они обрели реальную самостоятельность и качественно повысили уровень государственной организации, и в этом обстоятельстве следует видеть залог их динамичного развития в ΙΙΙ в. до н.э. Некоторая аналогия, хотя и достаточно вольная, видится в истории архаической Греции: массовое освоение железа пришлось именно на время становления нового полисного строя, что и послужило залогом мощного цивилизационного рывка. Укреплению позиций молодых монархий в немалой степени способствовало и то, что диадохи, ведя продолжительные и жестокие войны между собой, далеко не всегда могли уделять необходимое внимание отдаленным районам Анатолии. Впрочем, не обойтись без оговорок. Пергам, который становится центром небольшого фактически независимого государства в 283 г. до н.э., отнюдь не был удален от основных театров событий, связанных с войнами диадохов. Однако его правителям удалось сохранить самостоятель2 SEHHW. Vol. I. P. 567. ность, умело лавируя между неизмеримо более крупными политическими величинами. В данной главе будут рассмотрены биографии правителей двух из названных выше эллинистических государств Малой Азии – Вифинии и Каппадокии; не раз будет говориться также о Пергаме и Понте. При всем своеобразии каждой из этих монархий в их исторических судьбах прослеживается немало общего. Ввиду вполне очевидных географических критериев их (разумеется, опять-таки не без оговорок) можно рассматривать как единый комплекс: действительно, наиболее тесные взаимоотношения они поддерживали именно между собой, а Понтийская и Великая Каппадокии и вовсе изначально были двумя частями одной страны. С течением времени, по мере стабилизации политических и экономических контактов, а также вследствие установления матримониальных связей, сходство между анатолийскими монархиями продолжало нарастать – феномен, отмеченный и на примере великих эллинистических держав. Будучи небольшими государствами, несравнимыми с великими эллинистическими державами Птолемеев, Селевкидов и Антигонидов по территории, численности населения, военному и экономическому потенциалам, малоазийские монархии должны были соответствующим образом выстраивать свою внешнюю политику. Правители анатолийских государств искали оптимальный баланс между применением военных и дипломатических мер, стремились поставить себя на один правовой уровень с владыками македонского происхождения (посредством установления сначала дипломатических, а затем и брачно-династических связей), выстраивали отношения с миром греческих полисов – как близлежащих (которые могли быть жертвами их агрессивной политики), так и отдаленных (чаще всего рассматривавшихся в качестве торговых партнеров, а также объектов филэллинской деятельности). Такая политика порой приносила свои плоды: Пергам в правление Эвмена II (197-159 гг. до н.э.) и Понт при Митридате ΙΙ Евпаторе (121-63 гг. до н.э.) добились впечатляющего территориального роста и общего усиления, выводящего их числа государств «второго эшелона». Достигнуто это было, однако, различными путями. Эвмен ΙΙ получил щедрые территориальные дары от римлян за поддержку, оказанную им в ходе войны против Антиоха ΙΙΙ (192-188 гг. до н.э.), однако по их же воле, утратив расположение сената, всех этих приобретений и лишился (после 168 г. до н.э.). А Митридат Евпатор превратил свое царство в опаснейшего противника Рима посредством умелой дипломатии, продуманной экономической и военной политики – разумеется, в полной мере используя то, что было сделано в этом направлении его предшественниками. И, наконец, последнее – но, пожалуй, самое главное обстоятельство. Названые государства изначально возглавлялись представителями местной азиатской аристократии, лишь частично подверженной воздействию греческой культуры и македонской политической традиции, что было вполне естественным следствием отсутствия или кратковременности македонского завоевания на значительной части малоазийского полуострова. В данном отношении вновь известное исключение являет собой Пергам: утвердившийся здесь правящий дом Атталидов эллинизировался чрезвычайно быстро; однако и здесь можно обнаружить любопытные нюансы. Господство вифинских, понтийских и каппадокийских правителей было глубоко укоренено в местных этнополитических традициях, отличаясь тем самым от власти диадохов, носивший по преимуществу персональный характер. Не случайно, что именно анатолийским династам удалось создать наиболее прочные, крупные и исторически успешные монархии, тогда как государственные объединения, возникшие в Малой Азией под эгидой македонских правителей, по большей части оказались довольно эфемерными и сошли с исторической арены до конца III в. до н.э. Сам факт сохранения политического суверенитета в мало- азийских монархиях за представителями автохтонной знати породил любопытную историографическую ситуацию: в одних исследованиях эти государства именуются «варварскими», «полуварварскими» или «туземными» царствами, тогда как в других работах подчеркивается их близость «типичным» эллинистическим государствам в сферах социально-экономических отношений и государственности. Вероятно, истина лежит где-то посередине: в организации малоазийских монархий греко-македонские и азиатские элементы сочетались приблизительно в равной пропорции, что и обусловило их весьма своеобразный историко-культурный облик. Определенные примеры этого дают, в том числе, и биографии малоазийских царей, приводимые ниже. Несколько особняком стоит биография первого царя единой и независимой Галатии Дейотара. Кельты, переселившись в Анатолию, в течение долгого времени так и не создали собственного «нормального» государства. Три племени, трокмы, тектосаги и толистобогии, на протяжении нескольких лет грабили различные районы полуострова, наводя ужас на его жителей. После знаменитой «Битвы слонов», в которой они были разбиты Антиохом I, галаты расселились в центральной части Анатолии, где сохранили прежнюю традиционную систему племенного, родового и, видимо, кланового деления; Страбон говорит о существовании у них системы «тетрархий» (XII. 5. 1). В то время в Галатии существовали довольно благоприятные природные условия для развития сельского хозяйства, что, однако, использовалось кельтами лишь отчасти; слабо развивалась у них и городская жизнь (основными центрами были Гордион, Анкира, Пессинунт и Тавий). Кельты продолжали жить в основном за счет грабительских набегов и, в особенности, наемничества. По словам Юстина, «… Ни один восточный царь не вел ни одной войны без галльских наемников, а тот, кто лишился престола, ни у кого не искал убежища, кроме как у галлов» (XXV. 2. 9). Присутствие наемников-галатов фиксируется по данным различных источников в Македонии, в Египте, у Селев- кидов, царей Вифинии, Пергама, Понта и др. Галатская аристократия строила для себя укрепленные резиденции, вела традиционный образ жизни и в очень ограниченном объеме воспринимала греческий язык и культуру: Галатия оставалась своеобразным «осколком Запада» в центре Малой Азии. Понятно, что в таких условиях создание единого галатского государства было весьма труднодостижимой целью. Как правило, галаты объединялись под руководством того или иного вождя лишь временно, для проведения тех или иных военных акций; об установлении стабильного политического руководства речь, как правило, не шла. Практически единственная известная нам попытка такого рода была связана с деятельностью в первой пол. ΙΙ в. до н.э. галатского правителя Ортиагонта. Полибий пишет о нем: «Галат Ортиагонт, царь азиатских галатов, задумал присвоить себе власть над всеми галатами, чему благоприятствовали следующие черты характера, частью при родные, частью приобретенные воспитанием: это был человек услужливый, великодушный, ласковый в обращении, рассудительный и, что особенно важно у галатов, храбрый и к военному делу способный» (XXII. 21). Чем именно закончились притязания Ортиагонта, мы не знаем; однако объединить все три галатских племени под эгидой монархической власти Дейотару удалось спустя более чем сто лет. Но это произошло уже на излете независимости Галатии: не за горами было подчинение ее римскому господству. Никомед Ι Вифинский Вифиния – небольшая страна на крайнем северо-западе Малой Азии, побережье которой омывается водами Черного и Мраморного морей и проливом Боспор Фракийский. Она была довольно богата природными ресурсами, плодородными почвами и занимала выгодное географическое положение, которое, однако, на протяжении многих веков не было в достаточной степени востребовано ее населением: путь из Средиземного моря в Черное не имел для него стратегического значения. Население Вифинии состояло в основном из двух близкородственных племен финов и вифинов, иногда называемых азиатскими фракийцами: они переселились сюда несколькими волнами из европейской Фракии в кон. II – нач. I тыс. до н.э. Кроме того, на этой территории проживали представители других малоазийских народов – мисийцы, фригийцы, мариандины. История Вифинии не слишком хорошо освещена в произведениях древних авторов. Она была бы известна нам еще хуже, если бы не произведение историка Мемнона (I в. н.э.?). «О Гераклее» - небольшое, но исключительно информативное. Мемнон был уроженцем Гераклеи Понтийской, одного из крупнейших городов Черноморского побережья, важного политического и экономического центра Северной Малой Азии. Для так называемых «местных хроник» греческого мира, к числу которых принадлежит и труд Мемнона, было характерно преимущественное внимание к истории родных полисов и, соответственно, некоторые преувеличения и идеализация событий их «славного прошлого», однако они очень часто передают уникальную информацию, неизвестную другим авторам. Именно так нужно воспринимать сведения, сообщаемые Мемноном. Вифинцы были непосредственными соседями Гераклеи, и потому вполне естественно, что многие эпизоды политической истории Вифинии (особенно первой половины ΙΙΙ в. до н.э.) отразились в традиции историописания этого полиса. Большая часть сведений о Вифинии Мемноном была почерпнута, скорее всего, из произведений его предшественника историка Нимфида – видного политического деятеля Гераклеи перв. пол. ΙΙΙ в. до н.э. В экскурсе, специально посвященном вифинской династии, Мемнон сообщает, что первым ее представителем был Дидалс; время его правления приходится примерно на 435 г. до н.э., когда афиняне вывели колонию в соседний с Вифинией город Астак на побережье Мраморного мо- ря. Его преемником был Ботир, находившийся у власти приблизительно; на смену ему пришел Бас (Memn. FGrHist 434 F 12. 3-4). Если принять во внимание отсутствие терминологической точности у античных авторов, то можно предположить, что вифинские правители V-IV вв. до н.э. едва ли именовались царями и носили греческий титул βασιλεЪς; вероятно, их властный статус мог характеризоваться фракийским термином, звучащим приблизительно как «рес». По данным Геродота (III. 90), Вифиния входила в состав ΙΙΙ сатрапии Ахеменидов, однако ее подчинение персам носило по большей части номинальный характер. Удаленная от персидских административных центров в Малой Азии, она не привлекала особого внимания ахеменидских властей. Добиваться реального покорения свободолюбивых и воинственных племен северо-западной Малой Азией было бы слишком труднодостижимой целью, которая вряд ли оправдала бы затраченные средства. Греческие авторы сообщают совсем не много сведений о прямых контактах между и персами и вифинцами – к примеру, об участии последних в походе Ксеркса на Элладу (Her. VII. 75) или о заключении союза между ними и персидским сатрапом Фарнабазом в 400 г. до н.э. для отражения угрозы, исходившей от греческих наемников Кира Младшего (Xen. Anab. VI. 4. 24). Пожалуй, большее значение для Вифинии имели отношения с близлежащими греческими полисами – Астаком, Византием, Калхедоном и Гераклеей Понтийской. Вифинцы беспокоили эллинских колонистов грабительскими набегами, а те, в свою очередь, не упускали случая расширить свои владения за счет вифинских земель, иногда предпринимая довольно крупные военные экспедиции (Diod. XII. 82. 2). Хрестоматийный пассаж Ксенофонта совершенно недвусмысленно свидетельствует о враждебном отношении к грекам со стороны вифинцев, грабивших потерпевших кораблекрушение мо- реплавателей (Anab. VI. 4. 2) и, возможно, занимавшихся пиратством в прибрежных водах. Поход Александра непосредственно Вифинию не затронул, однако назначенный македонским царем сатрап Геллеспонтской Фригии Калас попытался подчинить вифинцев. Это ему не удалось: он был разбит вифинским правителем Басом, который «подготовил то, что македоняне отказались от Вифинии» (Memn. FGrHist 434 F 12. 4). Окончательное укрепление независимости Вифинии в борьбе против диадохов связано с именем Зипойта, сына Баса. Вновь предоставим слово Мемнону: «Зипойт прославился в войнах; одного из стратегов Лисимаха он убил, а другого далеко отогнал от родного царства. Побеждал он и самого Лисимаха и Антиоха, сына Селевка, царствовавшего над Азией и македонянами. Близ горы Липера он основывает город, названный по его имени. Прожил он семьдесят шесть лет, обладая властью из них сорок восемь» (F 12. 5). Поскольку нам известен год смерти Зипойта, 279 до н.э., то это позволяет определить хронологию правления его предшественников. Победа над Лисимахом, вероятно, имела место в 297/6 г. до н.э.: впоследствии именно этот год стал точкой отсчета вифинской династической эры, учрежденной по примеру державы Селевкидов. Взяв верх над носителем царского титула, Зипойт и сам получил полное право именоваться царем; в этом отношении его воцарение представляло собой классически правильную правовую акцию, что, без сомнения, повысило его авторитет и позволяло ему претендовать на статус, сопоставимый с тем, которым обладали македонские владыки Европы и Азии. Весьма успешным было и наступление Зипойта на позиции греческих соседей: ему удалось нанести тяжелое поражение калхедонянам (Plut. Quaest. Gr. 49), отторгнуть большую часть территорий у Гераклеи (Memn. FGrHist 434 F 6. 3), а Астак и вовсе был разрушен в ходе его борьбы против Лисимаха (Strabo. XII. 4. 2). Несомненно, итоги длительного правления Зипойта были весьма благоприятны для Вифинии, сохранившей независимость, значительно усилившейся в военно-политическом отношении и расширившейся территориально. Однако яркие успехи Зипойта имели и свою оборотную сторону: они лишь в некоторой степени превращению Вифинии в настоящую эллинистическую монархию. Нам совершенно неизвестно, проводил ли Зипойт хотя бы какуюто экономическую политику; в пользу отрицательного ответа свидетельствует то, что он не чеканил собственной монеты – в отличие, например, от первых правителей Великой Каппадокии. Заложенный им (почти наверняка в глубине вифинской территории и вдалеке от побережья) город Зипойтион, похоже, не сыграл в истории совершенно никакой роли, и потому вполне обоснованным выглядит мнение, будто он мог быть оставлен населением 3, может быть, даже вскоре после основания. Но самое главное – во всех своих действиях Зипойт делал ставку практически исключительно на военную силу, что привело его к конфронтации как с Селевкидами, так и с греческим миром. И если первое противоречие все-таки могло быть решено военным путем, то второе практически исключало возможность органичного включения Вифинии в систему культурных, религиозных, политико-правовых структур эллинистического мира, что могло направить ее по тупиковому пути развития. Решать эти задачи было необходимо уже потомкам Зипойта – как непосредственным, так и более отдаленным. Источники в целом позволяют воссоздать биографии всех восьми вифинских царей, причем на фоне тех или иных событий правления более или менее отчетливо выступают отдельные черты личности каждого из них. В данной главе будет представлен политические портрет Никомеда I - монарха, с деятельностью которого связаны важные вехи в истории Вифинии. Именно 3 Fol A. Paralléles thraco-bithyniens de l’époque preromanie. I. Le régime de la propriété // Études historiques. T. 5. Sofia, 1970. P. 180. он может по праву считаться основателем Вифинского царства как полноправного эллинистического государства. Никомед Ι Никомед был старшим из четырех сыновей Зипойта (Memn. FGrHist 434 F 12. 6). Когда он родился, нам не известно – источники не дают на этот счет никаких сведений. Еще одна загадка связана с его именем. Все представители вифинской династии до него носили исключительно туземные имена, равно как и потомки самого Никомеда – Зиэл, Прусий. Только три последних монарха тоже были названы Никомедами, причем, как отмечает Страбон, «из-за славы первого царя с таким именем». Как же это греческое имя могло попасть в именник вифинского царского дома? Чрезвычайно интересную идею на этот счет высказал американский антиковед Деннис Глью. Он отметил, что данное аристократическое имя дорийского происхождения встречается в греческом мире не слишком часто; наиболее распространено оно, судя по данным эпиграфики, было на о. Кос. Надписи позволяют проследить некоторые вехи жизни знатного уроженца этого острова, Никомеда – сына Аристандра, чья активная политическая деятельность приходится на конец ΙV в. до н.э. Известно, в частности, что он состоял на службе Антигона Одноглазого, а этот диадох в 315 г. до н.э. через своего племянника Полемея заключил союзный договор (хотя и с позиции силы, получив заложников) с Зипойтом (Diod. XIX. 60. 3). Если в этой акции принимал какое-то участие Никомед, сын Аристандра, и у него сложились дружественные отношения с Зипойтом, то выглядит вполне допустимым предположение, что вифинский правитель мог назвать родившегося вскоре сына в честь своего греческого друга - в греческом мире была широко распространена подобная практика, закрепляющая существование так называемых ксенических связей 4. Контакты вифинской династии с Косом были особо интенсивными в сер. ΙΙΙ в. до н.э.: в письме сына Никомеда, Зиэла, совету и народу Коса говорится, что Никомед поддерживал дружественные отношения с косцами (RC 25) – возможно, являющиеся продолжением «родственных» связей. Не исключено, что упоминания об этих же обстоятельствах содержатся и в другом письме из архива косского храма Асклепия. Имя царя, его написавшего, к сожалению, не сохранилось, однако по целому ряду причин им может считаться либо тот же Зиэл, либо (что кажется даже более вероятным) один из его сводных братьев. И в этом документе также сообщается о «подлинном родстве» между гражданами Коса и автором письма, которое будто бы доказал отец «неизвестного царя» (сткк. 23-27)5. Возможен, впрочем, и иной вариант: взойдя на престол, старший сын Зипойта мог сам взять это довольно изысканное имя взамен изначального вифинского для того, чтобы улучшить свой имидж в глазах греческих союзников, тем более что его смысл - «Мыслящий о победе» - как нельзя лучше соответствовал сложившейся на тот момент ситуации 6. В этом случае допустимо предположить причину, по которой Никомед, в противоположность своему отцу, оказался причастен греческой культурной традиции: если он родился до 315 г. до н.э. (и был к этому времени уже подростком, что вполне возможно, исходя из возраста его отца), то закономерно мог оказаться в числе заложников, взятых Полемеем у Зипойта по условиям мирного договора. Находясь при дворе Антигона, сын вифинского правителя имел все возмож4 Glew D. Nicomedes’ Name // EA. 2005. Ht. 38. P. 131-137. Габелко О.Л. История Вифинского царства. СПб., 2005. С. 214-218; Балахванцев А.С. «Новый» рескрипт Зиела Вифинского // ВДИ. 2011. № 1. С. 74-92. 6 Hannestad L. «This Contributes in No Small Way to One’s Reputation»: The Bithynian Kings and Greek Culture // Aspects of Hellenistic Kingship / Studies in Hellenistic Civilization. Vol. V. Ed. by P. Bilde, T. Engberg-Pedersen, L. Hannestad, J. Zahle, K. Randsborg. Aarhus, 1996. P. 74. 5 ности получить греческое воспитание. В пользу такого развития событий косвенно может свидетельствовать то обстоятельство, что у Антигона пребывали знатные персидские вельможи – будущий царь Понта Митридат I со своим отцом (Diod. XX. 111. 4; Plut. Dem. 4). Из двух этих взаимоисключающих версий первая представляется, пожалуй, все же более вероятной. История царствования Никомеда освещена в источниках крайне неравномерно: благодаря Мемнону и ряду других авторов мы лучше всего осведомлены о самом начале его довольно продолжительного правления и о последних годах, и, напротив - также о событиях, предшествовавших смерти Никомеда и последовавших за нею. Он пришел к власти примерно в 279 г. до н.э., будучи, очевидно, уже вполне зрелым человеком и опытным политиком (Зипойту на момент смерти было 76 лет). И это пришлось как нельзя кстати: ситуация, в которой оказался второй вифинский царь сразу после восшествия на престол, требовала от него быстрых и решительных действий. Прежде всего, необходимо было противостоять селевкидской агрессии. Сын Селевка Ι Антиох, чей военачальник Гермоген погиб в борьбе с Зипойтом, намеревался взять у вифинцев реванш и двинулся против них с большими силами (Memn. FGrHist 434 F 9. 1-2). Противостоять гораздо более сильному противнику Никомед вряд ли сумел бы. И в этой ситуации новоиспеченный царь предпринял совершенно нестандартный шаг. Мемнон не акцентирует на действиях Никомеда особого внимания, но факт кажется весьма знаменательным: отринув многовековые традиции враждебности между вифинцами и греками, царь пошел на союз с гражданами Гераклеи Понтийской. Дело в том, что у гераклеотов были давние противоречия с Селевком Никатором, стремившимся укрепить свое влияние в северо-западной Малой Азии. Опасаясь Селевка, они заключили союз с гражданами Византия и Калхедона, а также, возможно, с Митридатом I Понтийским (Memn. FGrHist 434 F 7. 2). Это политическое объединение получило в современной историографии на- звание «Северная лига». Впоследствии к нему на короткое время присоединился Антигон Гонат, на тот момент царь без царства, воевавший с Антиохом I (Memn. FGrHist 434 F 10. 1). Перед лицом селевкидской экспансии Никомед и гераклеоты были взаимно заинтересованы в нормализации отношений. Греки надеялись с помощью вифинцев противостоять противнику на суше, а Никомед, напротив, возлагал надежды на морскую мощь гераклеотов и их греческих союзников, так как собственного флота Вифиния тогда не имела. Гераклеоты со времени подчинения Лисимаху располагали большим количеством построенных им кораблей, которые очень хорошо проявили себя в сражении Птолемея Керавна против Антигона Гоната – еще до того, как последний стал союзником Северной лиги. Однако установлению эффективных союзных отношений между Вифинией и Гераклеей мешал груз застарелой вражды, особенно ярко проявлявшийся в территориальном споре. Незадолго до своей смерти Зипойт, предприняв крупный поход в область гераклеотов, отнял у них зависимые города Киер и Тиос, которые оставались подчиненными Вифинии и на момент воцарения Никомеда (Memn. FGrHist 434 F 6. 3). Новый вифинский царь решил вернуть эти города гераклеотам; более того, он даже уступил им, судя по всему, часть коренных вифинских земель – так называемую Финийскую Фракию. То, что гераклеоты, по словам Мемнона, затратили на это много денег, едва ли может скрыть истинный смысл этих событий: Никомед ради установления жизненно необходимых ему союзных отношений с греками готов был поступиться интересами собственных подданных. Такие рискованные действия, видимо, были хорошо продуманы Никомедом; возможно, они являлись вынужденной мерой и потому их вряд ли следует расценивать как проявление последовательного филэллинского курса, который просто еще не мог сформироваться в условиях напряженной военной конфронтации. Однако в результате резко обострилась обстановка внутри самой Вифинии: мятеж против Никомеда поднял один из его братьев, носивший династическое имя Зипойт и характерное прозвище Вифин. Он владел той самой Финийской Фракией, которая должна была быть передана гераклеотам, и, разумеется, подобный ход событий никак не мог его устроить. Нам неизвестно в точности, существовали ли противоречия между братьями раньше, намеревался ли Зипойт создать подобие независимого государства в пределах собственных владений или же добивался верховной власти во всей Вифинии, надеясь свергнуть Никомеда – каждый из этих вариантов представляется в равной степени вероятным. Мемнон сообщает лишь, что между Зипойтом и гераклеотами произошло сражение, в котором успех первоначально оказался на стороне мятежного вифинского правителя; однако к грекам подошло подкрепление – видимо, союзники по Северной лиге – и Зипойт «опозорил победу бегством» (Memn. FGrHist 434 F 9. 4-5). Не исключено, что в династической смуте в Вифинии принимал участие еще один из сыновей Зипойта-старшего: сохранилось неясное упоминание о некоем вифинском царе Мукапорисе, по имени которого была названа гавань на азиатском берегу Боспора Фракийского (Dion. Byz. 96)7. Эта информация может свидетельствовать о разделении территории страны между братьямисоперниками – видимо, в Вифинии практиковалась такая паллиативная мера смягчения династических усобиц, имевшая некоторые аналогии и в других государствах8. Однако нельзя исключать, что Мукапорисом звали одного из сыновей самого Никомеда Ι, принявшего участие в междоусобной войне после его смерти. А война между Антиохом и его союзниками (Мемнон, к сожалению, упоминает их лишь собирательно, без уточнения) и Северной лигой продол7 Интересно, что это имя входило в именник царского дома одрисов – крупнейшего из фракийских племен Европы, являвшегося, согласно мифологической традиции, родственным вифинам и финам. Оно нередко встречается также в вифинских надписях. 8 Габелко О.Л. История Вифинского царства. С. 438-445. жалось. На суше происходили столкновения селевкидских войск с армией Антигона Гоната и вифинскими отрядами Никомеда. На море же решительного сражения так и не случилось: корабли лиги (тринадцать триер из Гераклеи и еще какие-то силы других союзников) разошлись с флотом Антиоха, не вступив в противоборство. Однако это шаткое равновесие вскоре было нарушено. Антигон и Антиох заключили между собой мир, и Гонат отправился искать себе царство в Европе. Положение Никомеда, вынужденного теперь бороться против селевкидских войск в одиночку, резко ухудшилось. Но, пожалуй, еще более опасным был ход гражданской войны в Вифинии. Зипойт Вифин, потерпев поражение в Финийской Фракии, отнюдь не прекратил борьбу. Источники не сообщают об этом прямо, однако дальнейший ход событий показывает, что против Никомеда восстала значительная часть населения Вифинии, недовольного его союзом с греками и уступкой Финийской Фракии гераклеотам. Неясно, пользовался ли Зипойт поддержкой Антиоха, но кажется наиболее вероятным, что он обосновался где-то в восточных районах Вифинии, тогда как Никомед мог сохранять власть в западных областях – там, где он мог опираться на помощь союзников по Северной лиге - прежде всего, Византия и Калхедона. Если в предыдущих событиях из греческих партнеров Никомеда наиболее активно участвовали граждане Гераклеи Понтийской, то теперь настало время действовать именно этим полисам, расположенным на берегах Боспора Фракийского друг напротив друга. Они оказались в эпицентре событий, связанных с появлением на международной арене эллинистического мира новой, доселе неведомой силы – кельтских племен галатов. В 280-279 гг. до н.э. огромные полчища галатов, обитавших на среднем Дунае, совершили массированное вторжение на Балканы: во Фракию, Иллирию, Дарданию, Пеонию и Македонию, а затем и в Грецию, выбрав своей це- лью богатейшее Дельфийское святилище. С огромным трудом жителям этих стран удалось избавиться от опасности: варвары были разбиты у Дельф (как считали греки – при помощи самого Аполлона!), а затем большая часть их была истреблена при отступлении из Греции. Однако часть кельтов под руководством вождей Леоннория и Лутария не участвовала в завершившемся катастрофой походе на Элладу. Из Дардании, государства, находившегося к северу от Македонии, они направились на юго-восток, прошли с боями всю Фракию и, намереваясь перейти в Азию, достигли Визатия. Взять этот город с его мощными стенами варвары, разумеется, не могли, однако они опустошили область византийцев и неоднократно предпринимали попытки переправиться через Боспор Фракийский. Граждане Византия, располагая сильным флотом, не позволяли им сделать это – очевидно, соблюдая договорные обязательства перед другими членами Северной лиги. Однако они страдали от осады и просили помощи у союзников; так, гераклеоты отправили им 4 тысячи золотых монет, чтобы византийцы могли откупиться от врага: галаты нередко ограничивались сбором дани с тех государств и городов, которые были затронуты их вторжениями, прибегая к своеобразному «рэкету». В данном случае такая мера не принесла желаемого результата: хотя часть галатов под руководством Лутария покинула окрестности Византия и направилась на юг, к побережью Геллеспонта, осада Византия продолжалась. И в этой ситуации Никомед вновь решается на ответственный и рискованный шаг: он организует переправу галатов в Азию (278/277 г. до н.э.). Плюсы, которые вифинский царь мог извлечь из этой акции, были очевидны. Он рассчитывал, заключив союз с галатами покончить с Зипойтом Вифином, направить варваров против Антиоха и облегчить положение союзников по Северной лиге, избавив их от опасности нападения галатов. Минус, в сущности, был только один, но он мог с легкостью перечеркнуть все положительные результаты: галаты уже успели прославиться чрезвычайной жес- токостью, жадностью и воинственностью, и появление их в Вифинии и в Азии вообще было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Поэтому Никомеду необходимо было тщательно продумать как все клаузулы планируемого договора, так и технические детали переправы галатов через Боспор, осуществляемого, разумеется, с помощью кораблей греческих союзников (галаты Лутария переправились через Геллеспонт самостоятельно и затем соединились со своими соплеменниками в Вифинии). Благодаря Мемнону нам известен текст договора, вероятно, восходящий к документам из архива гераклейского полиса. «Условия договора были следующие: Никомеду и его потомкам всегда быть дружески расположенными к варварам, а без воли Никомеда никто из них не должен вступать в союз с кем бы то ни было, кто пошлет к ним послов, но быть друзьями его друзьям и врагами его недругам: быть в союзе с византийцами, если в этом окажется необходимость, а также с тианийнами, гераклеотами, калхедонцами, киерянами и некоторыми другими, которые управляют какими-либо народами. На этих условиях Никомед переводит в Азию массу галатов. У тех у власти находились семнадцать числом наиболее знаменитых, а из этих самых избранными и главнейшими были Леоннорий и Лутурий» (Memn. FGrHist 434 F 11. 2). Возможно, передача текста не является дословной, однако основное содержание договора ясно: он замышлялся как долгосрочный, включал в себя пункты, которые должны были обеспечить лояльность галатов, и предусматривал гарантию безопасности союзных Никомеду греческих полисов (хотя Киер и Тиос на тот момент, скорее всего, были подчинены Гераклее). Все это позволяет судить о Никомеде как о весьма умелом и предусмотрительном дипломате. Однако другой источник передает атмосферу, в которой происходила переправа галатов в Азию, совершенно иначе, чем сухой текст договора. В труде позднеримского историка Зосима «Новая история» (II. 36-37) приво- дится текст некоего пророчества, которое было проанализировано ведущим специалистом по греческой оракулярной практике X.В. Парком именно в контексте событий 278-277 гг. до н.э. По мнению исследователя, данный оракул, как это нередко бывало, был дан «задним числом» и состоит из двух частей: первое вещание предназначалось Никомеду, иносказательно именуемому «царем фракийцев», а второе (начиная со стк. 15) – гражданам Византия. Особенно важной выглядит догадка Х.В. Парка, согласно которой «автором» этих пророчеств является прорицалище Аполлона Хрестерия в Калхедоне – городе, находящемся в самом центре событий 9. Царь фракийцев, ты город покинешь, но среди овнов Вырастишь мощного, страшного льва, что с кривыми когтями. В оное время возьмет он сокровища отчего края И без труда завладеет землей. И тебе говорю я: 5.Скиптродержавным почетом недолго тебе красоваться, С трона ж падешь ты, коего псы с двух сторон окружают. Спящего грозного волка с кривыми когтями разбудишь: Он нехотящему выю под страшное иго поставит. Волки тогда совершенно заселят вифинскую землю 10.По промышлению Зевса. Власть же достанется скоро Людям, которые землю теперь населяют Византа. О, Геллеспонт трисчастливый! И стены людские, что боги Строили по указаньям божественным <...> Волк его в ужас повергнет по воле сурового рока. 15.Знают меня же и те, кто мою населяют святыню, Более воли отца я не скрою и вот объявляю 9 Parke H. W. The Attribution of the Oracles in Zosimus, New History 2. 37 // CQ. Vol. 32. 1982. P. 441–444. Смертным бессмертных оракулов песню, звучащую ясно. Бедствием сильным чревата фракиянка, роды уж близко; В кольца свернувшийся плод принесет и земле этой горе: 20. Ибо жестокая язва должна поразить побережье, Сильно набухнет, но скоро прорвется же, кровью истекши. (Перевод Л.Л. Селивановой) Отдельные моменты этого оракула с его специфической для подобного жанра стилистикой требуют комментария. Под городом, который вынужденно покинет «фракийский царь» (Никомед), возможно, следует понимать Зипойтион, основанный его отцом: других городов в Вифинии тогда просто не существовало. Строки о потере Никомедом трона, вероятно, следует понимать буквально: он мог фактически лишиться власти в стране в результате мятежа Зипойта Вифина, поддержанного теперь уже широкими слоями населения Вифинии. Именно против них царем и будут направлены «лев» и «волк», с которыми, без сомнения, ассоциируются галатские вожди Леоннорий (имя которого недвусмысленно напоминает греческое λέων – «лев») и Лутарий (по мнению Х.В. Парка, это имя могло произноситься как-то вроде «Ликарий», что созвучно греческому λύκος – «волк»). Интересна стк. 6, где говорится о псах – как будет показано далее, тут следует видеть вполне конкретную деталь, любовь Никомеда к охотничьим собакам, о чем могли быть осведомлены граждане Калхедона. Последние же строки говорят об образовании галатского царства во Фракии, которое будет угрожать безопасности Византия10. 10 См. подробнее: Габелко О.Л., Селиванова Л.Л. «Оракул Фаэннис» (Zosim. II. 36–37) и переход галатов в Азию // Античная цивилизация и варвары / Отв. ред. Л.П. Маринович. М., 2006. С. 110–148. Это стихотворное произведение наглядно показывает тот страх, который испытывали греки Малой Азии перед организованным с помощью Никомеда вторжением галатов. Более того, это предприятие считалось крайне опасным и для самой Вифинии, и, как показал дальнейший ход событий, с полным основанием. Мемнон подчеркивает, что «Никомед сперва вооружил варваров против вифинов, в то время как союзниками его были и жители Гераклеи. Он овладел страной и истребил ее жителей, а галаты разделили между собой остальную добычу» (Memn. FGrHist 434 F 11. 5). Очевидно, масштаб восстания против Никомеда принял поистине критические масштабы, если с ним пришлось бороться столь радикальным способом! Благодаря помощи галатов Никомеду удалось покончить с Зипойтом (Liv. XXXVIII. 2. 19), а также и еще с одним из братьев, выступившим на стороне мятежника, как об этом свидетельствует фраза, что Никомед «был для своих братьев не братом, но палачом» (Memn. FGrHist 434 F 12. 6). Несмотря на всю экстраодинарность мер, которые Никомеду пришлось применить для прекращения гражданской войны, его действия оказались весьма успешными. Мемнон подчеркивает, что Никомед укрепил свое царство тем, что помог галатам переселиться в Азию и впоследствии достиг «блестящего благополучия». А относительно последствий появления кельтов в Анатолии для малоазийских греков гераклейский историк предлагает и вовсе парадоксальную сентенцию: «Сначала считали, что этот переход галатов в Азию принесет зло ее жителям. Исход дела показал, что этому предприятию суждено было принести им пользу. Ибо в то время, как цари, старались уничтожить демократию в городах, варвары еще более усиливали ее, противостоя нападающим» (Memn. FGrHist 434 F 11. 3). Разумеется, Мемнон выдает желаемое за действительное: пользу из переселения галатов в Азию (да и то, как убедились в будущем те же гераклеоты, сугубо временную) извлекли только члены Северной лиги, остальным же грекам (равно как и прочим народам Анатолии) оно принесло неисчислимые беды и страдания. Правда, в античной традиции не сохранилось никаких упреков в адрес Никомеда, явившегося прямой причиной появления галатов в Малой Азии; не исключено, что впоследствии вифинский царь сумел «реабилитироваться» перед лицом греческого мира посредством активной филэллинской деятельности. Так приблизительно в 277 г. до н.э. завершилась единственная из известных нам войн, в которой принял участие Никомед I. Значение ее для молодого Вифинского царства трудно переоценить. Оно выстояло в борьбе против одного из сильнейших государств эллинистической ойкумены, обрело новых союзников в лице сильных и процветающих греческих полисов и, возможно, расширило свою территорию. Кажется весьма вероятным, что именно в это время в состав Вифинии вошла Никея – довольно крупный полис, основанный Антиогоном Монофтальмом, а затем переименованный Лисимахом. Здесь Никомедом могли быть отчеканены первые вифинские монеты – пока еще только мелкие бронзовые номиналы. Особенно интересны монеты с изображением Аполлона на аверсе и всадника с копьем на аверсе и легендой ΒΑΣΙ(ΛΕΩΣ) ΝΙΚΟ(ΜΗΔΟΥ). Должно быть отмечено присутствие на реверсе также букв ΣΩ – вероятно, сокращения от ΣΟΤΗΡΙΑ (Спасение), что вкупе с военной символикой указывает на избавление от серьезной опасности после завершения гражданской войны и борьбы с Антиохом I. Решив наиболее неотложные внутри- и внешнеполитические задачи, Никомед мог заняться обустройством своей страны. К сожалению, нам мало что известно об этом направлении его деятельности. Самым важным шагом стало основание новой столицы Вифинии, названной, в соответствии с утвердившейся среди эллинистических правителей традицией, по имени основателя – Никомедией. Произошло это в 264 г. до н.э. (Euseb. Chron. II. Р. 120. Ed. Schoene; Memn. F. 12. 1; 6; Steph. Byz. s. v. ). Она была построена неподалеку от разрушенного Астака и приняла, наряду с прочими колонистами, его жителей (Strabo. XII. 4. 2). Закладка города будто бы сопровождалась чудесным знамением (Liban. Or. LXI. 4-5), предвещавшим ему величие и процветание. Об истории Никомедии в период эллинизма практически ничего не известно, однако материалы римского времени свидетельствуют, что это был важный морской порт, крупный экономический и культурный центр. Все это наверняка имело место и в период независимого существования Вифинии. При императоре Диоклетиане Никомедия стала четвертым по значимости городам империи, а в настоящее время это один из крупнейших промышленных центров Турции, к сожалению, почти лишенный исторических памятников. О его славном прошлом напоминает только нынешнее название – Измид, в котором можно узнать изначальное имя города. Складыванию и поддержанию благоприятного имиджа в глазах эллинского мира способствовало то, что второй вифинский царь, подобно большинству своих современников из числа эллинистических правителей, проводил активную и действенную политику покровительства греческим полисам, святилищам, культуре и искусству. Свидетельства об этом не очень многочисленны, но весьма красноречивы. Статуя из слоновой кости была посвящена Никомеду в Олимпии (Paus. V. 12. 7) – видимо, в ознаменование какихто благодеяний. Особый интерес представляет сообщение Плиния Старшего о желании некоего «царя Никомеда» приобрести знаменитую статую Афродиты Книдской в обмен на погашение всех долгов книдян (Plin. NH., VIII, 12; XXXVI, 21): наиболее оправданно связывать эту информацию именно с деятельностью Никомеда I, а не кого-то из его одноименных потомков 11. Судя по всему, в Никомедии при царском дворе работал известный скульптор Дидалс – автор знаменитой статуи купающейся Афродиты, известной по мно11 Corso A. Nicomede I, Dedalsa e le Afroditi nude al bagno // Numismatica e Antichita classiche. Quaderni ticinesi. 1990. Vol. XIX. P. 135–160. Данные свидетельства ценны и как указание на активную финансовую деятельность Никомеда в Эгеиде. гим копиям более позднего времени, и Зевса Стратия, находившейся в никомедийском храме (Eustath. ad Dionys. 793. Р. 355, 44 = Arr. Bithyn. F. 20 Roos). Именно эта статуя, скорее всего, изображалась на реверсе вифинских царских тетрадрахм, начиная с правления Прусия I. Монеты, чеканенные Никомедом помимо упоминавшихся выше бронзовых номиналов, очень немногочисленны, и потому они вряд ли могли играть особо важную роль в развитии экономических связей Вифинии, являясь, скорее, пропагандистским средством, декларирующим суверенитет государства. Никомед начал выпуск серебряных тетрадрахм, причем довольно высокого качества - вероятно, уже на никомедийском монетном дворе. На аверсе этих монет изображен сам царь в диадеме – мужчина лет под пятьдесят, с резкими, энергичными и выразительными чертами лица, говорящими о сильном и решительном характере. Портрет выполнен в реалистической манере, типичной для периферийных эллинистических монархий, где идеализация внешнего вида монархов не получает большого распространения. Итальянский искусствовед П. Морено высказал интересную, хотя и трудно доказуемую идею о тождестве портрета на монетах Никомеда Ι со скульптурным изображением эллинистического правителя из Национального археологического музея в Неаполе, прежде атрибутировавшимся Антиоху IV Эпифану12. Определенное сходство между ними действительно имеется, хотя скульптурный портрет явно идеализирован; и если исследователь прав, то данный факт может считаться дополнительным подтверждением существования в Вифинии собственной художественной школы. Реверс тетрадрахм Никомеда несет изображение фракийской богини Бендиды с двумя копьями – дань одновременно и этническим корням династии, и военной сущности складывающейся вифинской монархии 13. 12 13 Moreno P. Scultura ellenistica. Vol. I. Roma, 1994. P. 216-219. Попов Д. Тракийската богиня Бендида. София, 1981. С. 27, 74. Вполне вероятно, что Никомед, по примеру других эллинистических монархов, уделял внимание развитию придворной историографии. Именно она могла быть источником сведений о первых представителях династии, практически неизвестных другим авторам, с точным указанием продолжительности их правления, а также о «родственных» связях Никомеда с Косом. Последние должны были выглядеть особенно представительно на фоне общего дорийского происхождения граждан островного полиса и значительной части населения вифинской столицы – преемницы мегарской апойкии Астака14. Все эти разнообразные контакты с греческим миром имели своей основой переход Никомеда к мирной политике в отношении полисов побережья Пропонтиды и юго-западного Понта, превратившихся в его надежных торговых и политических партнеров. Никомед явно был озабочен и тем, чтобы стать добиться равноправия с другими эллинистическими монархами: ему было необходимо заручиться их поддержкой на случай нового (и весьма вероятного) конфликта с Селевкидами. Вифинскому царю в какой-то момент удалось восстановить дружественные отношения с Антигоном Гонатом, в которых, возможно, произошло охлаждение еще в начале 270-х гг. до н.э., когда Антигон заключил сепаратный мир с Антиохом Ι. Не менее важным достижением Никомеда явилось установление дружбы с пребывавшим в зените своего могущества Птолемеем II Филадельфом: в письме Зиэла косцам содержится прямое указание на это. Ничего не известно о характере отношений Никомеда с соседними малоазийскими государствами. Можно предположить, что Пергам при Филетере и Эвмене I продолжал оставаться противником Вифинии, как это видно из последующих противоречий между ними. Что же касается Каппадокии, то вероятной представляется ее антиселевкидская, как и у Вифинии, ориентация в 270-х гг. до н.э., на что может указывать 14 Габелко О.Л. История Вифинского царства. С. 466-467. сходство двух типов бронзовых монет Никомеда и тогдашнего каппадокийского правителя Ариарамна 15; однако в 260 г. до н.э. между сыном и наследником Ариарамна Ариаратом и сестрой Селевкида Антиоха I был заключен брачный союз, который обозначил переход каппадокийской династии к дружбе с сирийскими царями. Наконец, о контактах с Понтийским царством и галатами в правление Никомеда после завершения войны против Антиоха никаких сведений нет; вряд ли можно предполагать существование между ними каких-либо серьезных эксцессов. В целом расклад сил на международной арене в конце перв. пол. III в. до н.э. был довольно благоприятным для Вифинии, в чем следует видеть один из главных положительных результатов царствования Никомеда. Семейная жизнь Никомеда I доставила много проблем как ему самому, так и его государству, но едва ли в этом можно обвинить исключительно самого царя. Причины возникновения в Вифинии династических кризисов, первый из которых разразился при воцарении Никомеда, а второй – после его смерти, можно усмотреть в неустойчивости государственных институтов молодой монархии и объективной сложности синтеза различных традиций государственности. Нужно отметить тот факт, что вифинский царь, несмотря на все его успехи, еще не рассматривался как достойный партнер для заключения брачно-династических альянсов представителями ведущих царских домов: обе его супруги происходили из среды местной анатолийской знати. Его первой женой была женщина по имени Дитизела, фригийка родом; показательно, что похожее имя встречается в одной вифинской надписи16. Информация об этом содержится в труде византийского историка XII века Иоанна Цеца, который опирался на вполне надежный источник – «Вифиниаку» Арриана Флавия, политического деятеля и историка ΙΙ в. н.э., автора знаме15 16 Там же. С. 170-172. IvPrusa Ι. Νο 80. нитого «Анабасиса Арриана». Арриан был уроженцем Никомедии, так что он наверняка неплохо разбирался в истории вифинской династии; поэтому мы вполне можем доверять сведениям, сообщаемым им о детях Никомеда и Дитизелы. Одним из них был Зиэл, ставший следующим после отца царем Вифинии; в этом браке родилась также дочь Лисандра. Это имя, не слишком распространенное в греческом ономастиконе, в эллинистических царских династиях встречалось, помимо этого случая, лишь однажды: так звали дочь Птолемея I Сотера и Эвридики (Paus. I. 9. 7), родную сестру Птолемея Керавна. Согласно интересной гипотезе А.Л. Зелинского17, некоторые эмендации пассажа Юстина (XVII. 2. 9-10) позволяют думать о существовании дипломатических контактов между Керавном и Никомедом. Они могли стать основанием для того, что Керавн, возможно, отправил Лисандру к вифинскому двору после битвы при Корупедионе и последовавшего убийства Селевка. Выйдя замуж за кого-то из представителей вифинского царского рода, египетская принцесса могла передать свое имя этой династии. Лисандра доводилась двоюродной сестрой Гонату, чьей матерью была другая дочь Антипатра, Фила (Plut. Demetr. 14; 32; 53); кроме того, родная сестра Лисандры Птолемаида была матерью Антигонова сводного брата, Деметрия Красивого (Plut. Demetr. 32; 46; 53). Эти-то обстоятельства и могли способствовать повторному сближению между Никомедом и Ангтигоном Гонатом. Сомнения вызывает, пожалуй, только упоминание в качестве сына Никомеда и Дитизелы некоего Прусия, которого Цец путает сразу с двумя одноименными представителями династии, жившими гораздо позже. Впрочем, имеется и иная версия относительно первой жены Никомеда: Плиний Старший называет ее странным именем Консингис (ΝΗ. VIII. 144), не имеющим никаких надежных параллелей. Вероятно, здесь имеет место 17 Зелинский А.Л. Об имени «Лисандра» в династической истории раннего эллинизма // SH. 2012. Вып. 12. порча в рукописной традиции; можно предложить прочтение фразы: «uxore eius consanguinea», что приводит к довольно нетривиальному выводу: Никомед мог быть женат на своей кровной родственнице. Ее фригийское происхождение едва ли могло быть к тому препятствием, ибо между представителями различных этнических групп анатолийской аристократии уже к IV в. до н.э. сложилась устойчивая система брачно-династических связей. Заключение подобного брака могло быть выгодным в условиях династической смуты 270-х гг. до н.э., когда Никомеду было важно подчеркнуть приоритет своих прав на престол по сравнению с братьями. Первая жена Никомеда, в чем согласны оба источника, погибла трагической и нелепой смертью: ее загрызла любимая охотничья собака царя (Tzetz. Chiliad. III, 950 = Arr., Bithyn. F. 63 Roos; ΝΗ. VIII. 144). Это событие произошло после 264 г. до н.э., так как Дитизела была похоронена в Никомедии. После этого Никомед женился вторично: на этот раз его супругой стала некая Этазета, судя по имени – представительница вифинской знати. Она использовала все средства, чтобы обеспечить права на престол своим детям от Никомеда (сколько их было, неизвестно, однако Мемнон говорит о них во множественном числе); из-за ее козней сын Никомеда и Дитизелы Зиэл был вынужден отправиться в изгнание. Он нашел убежище только в Армении (Memn. FGrHist 434 F 14. 1-2) – очевидно, правители соседних стран отказались принять его. Позиция Никомеда в этой драматичной ситуации не вполне ясна: возможно, царь был слишком стар для того, чтобы противостоять интригам своей жены. Никомед с очевидностью стремился предотвратить возникновение династического кризиса после своей смерти. Он назначил опекунов своих малолетних детей от второго брака: Антигона Гоната и Птолемея Филадельфа, а также наиболее сильные из числа близлежащих греческих полисов - Византий и Гераклею, к которым был добавлен еще и Киос (Memn. FGrHist 434 F 14. 1). Завещание Никомеда с назначением «внешних опекунов» - уникальное явление в международно-правовой практике эллинистического мира, свидетельствующее о наличии у вифинского царя обширных и прочных контактов как с ведущими эллинистическими державами, так и с греческими городамигосударствами. Однако эти меры не возымели должного эффекта: после смерти Никомеда (ок. 255-253 гг. до н.э.) Зиэл, домогаясь трона, вернулся в Вифинию с войском, навербованным из галатов; возможно, военную и/или финансовую поддержку ему оказали армянский царь и Антиох II. Для того, чтобы сохранить власть для малолетних детей царя, представители вифинской политической элиты предприняли своеобразную меру: они выдали вдову Никомеда замуж за его брата – последнего из четырех сыновей Зипойта I, оставшегося в живых. На их стороне выступили и вооруженные силы назначенных покойным монархом опекунов (Мемнон, естественно, особо подчеркивает роль гераклеотов), однако затяжная и кровопролитная гражданская война, видимо, завершилась компромиссом – территория Вифинии была поделена между Зиэлом и его противниками 18. Когда и как Зиэлу удалось стать царем всей Вифинии, остается не вполне ясным, однако интересно, что отголосок этой смуты проявился спустя примерно тридцать лет спустя, когда в 220 г.н.э. претензии на вифинский престол предъявил было Тибойт (Зипойт) – дядя по отцу тогдашнего царя Прусия Ι, сводный брат Зиэла, нашедший убежище в Македонии (Polyb. IV. 50. 9–10; 51. 7). Таким образом, правление Никомеда I, начавшееся и закончившееся жестокими внутридинастическими усобцами, не принесло Вифинии стабильности. Однако это вряд ли может умалить заслуги этого царя. Он проявил истинную государственную мудрость, отказавшись от традиционной для вифинцев конфронтации с греками и перейдя к политике конструктивного сотрудничества с ними; этот филэллинский курс в целом был продолжен его 18 См. подробно: Габелко О.Л. История Вифинского царства. С. 198-209. преемниками. Никомед укрепил военную и экономическую мощь своего государства, дал ему новую столицу и повысил его статус на международной арене. Все это позволяет считать именно Никомеда I истинным основателем Вифинского царства как эллинистической монархии. Ариарат V Каппадокийский Каппадокия – обширная историческая область, занимающая северо-восточные и центральные районы малоазийского полуострова. Этническая, природно-географическая и политическая составляющие этого понятия не совпадают между собой. Собственно каппадокийцы были народом, видимо, родственным фригийцам и армянам, и расселились они в Анатолии в ходе миграционных движений рубежа II-I тыс. до н.э.19 Об их государственности до покорения Малой Азии персами ничего неизвестно. Что же касается политико-административного деления, то, по данным Геродота, Каппадокия входила в третью сатрапию Ахеменидов (ΙΙΙ. 90). Страбон пишет, что македоняне застали Каппадокию разделенной на две части (XII. 1. 1) – то есть, очевидно, оформление Понтийской и Великой Каппадокии как относительно самостоятельных образований к последней трети IV в. до н.э. уже состоялось. Во главе как Понта, так и Великой Каппадокии оказались персидские династии – прежде сатрапские, а затем повысившие свой статус до царского - отчасти конкурирующие между собой за право считаться истинными наследниками и правопреемниками Ахеменидов и, вместе с тем, поставленные перед необходимостью легитимизировать свою власть над иноэтничным по большей части населением. Можно предполагать, что в состав «народа каппадокийцев», неоднократно упоминаемого в источниках как носителя определенных властных полномочий – вплоть до участия в заключении межгосударственных соглашений (Strabo. XII. 2. 11) и выборов царя в случае прекращения династии (Strabo. XII. 2. 11; Just. XXXVIII. 2. 8) – входили представители как собственно каппадокийской, так и иранской знати; Страбон сообщает, что в Каппадокии было много горных крепостей, принадлежащим как самим царям, так и их «друзьям» (XII. 2. 9). История каппадокийской династии Ариаратидов (стоит напомнить, что это ее условное современное название) в том виде, как она нам известна, явно несет на себе следы пропагандистской обработки. Достаточно пространный экскурс в раннюю историю этого царского дома содержится у Диодора (XXXI. 19. 1–9), причем сицилийский историк начинает повествование многозначительной фразой «Цари Каппадокии говорят…» - то есть он, по сути, воспроизводит официальный вариант династической генеалогии. В этом рассказе отчетливо видно стремление, с одной, стороны, подчеркнуть происхождение непосредственно от Ахеменидов, а с другой – представить Ариаратидов не просто персидскими сатрапами Каппадокии, но ее «исконными» царями. Характерно, что Полибия сохранились следы какой-то иной, видимо, более ранней 19 Немировский А.А. Каппадокийцы и Каппадокия: к формировнию этнополитической карты древней Анатолии // Oriens. 1999. № 6. С. 5–15. версии династической легенды (F 90). Все это позволяет заключить, что историю династии вплоть до Ариарата Ι (404-322 гг. до н.э.) вряд ли можно считать достоверной. Войско Александра Великого прошло Каппадокию, не встретив сопротивления. Македонский царь поставил управлять это областью некоего Сабикта (Arr. Anab. II. 4. 2) или Абистамена (Curt. III. 4. 1) (если это не одно и то же лицо) – судя по имени, иранца. Однако наместнику Александра не удалось установить контроль над страной: каппадокийцы вошли в войско Дария III в битве при Гавгамелах в 331 г. до н.э. (Anab. III. 8. 5). Впоследствии приводить Каппадокию к покорности пришлось Антигону Монофтальму20, однако Ариарату I удалось сохранить власть, удалившись в Понтийскую Каппадокию. Показательно, что он чеканил монету с легендой на арамейском языке. Его монетным двором была Газиура в Понтийской Каппадокии (и, возможно, Синопа): южная часть страны пока что оставалась вне его контроля. И легенда, и сама стилистика монет21 со всей очевидностью демонстрируют, что Ариарат воспринимал себя как представителя иранско-ахеменидской политической традиции, которую он намеревался отстаивать с оружием в руках. Источники чаще всего называют его правителем (династом), стремящимся к царской власти, и довольно подробно рассказывают о его гибели после разгрома каппадокийского войска Пердиккой и Эвменом в 322 г. до н.э. (Diod. XVIII. 16. 1–3; Arr. FGrH 156 F. 1; Hist. succ. Alex. I. 11; Luc. Macrob. 13; App. Mithr. 8; Plut. Eum. 3; Just. XIII. 6. 1–3). Именно после этого Каппадокия попала под власть македонян: ею последовательно владели Эвмен, Антигон и Селевк. Однако Диодор продолжает: «Ариарат, сын прежнего царя, потеряв в этом положении надежду, вместе с немногими <приближенными> удалился в Армению. Спустя немного времени, когда Эвмен и Пердикка погибли, а Антигон и Селевк были отвлечены <другими делами>, он, взяв войско у царя армян Ардоата, убил македонского стратега Аминту, а македонян быстро изгнал из страны и вновь приобрел отеческую державу» (XXXI. 19. 4). Это произошло, скорее всего, в самом конце 280-х гг. до н.э.22 Ариарата ΙΙ сменил его старший сын Ариарамн, правивший приблизительно до 230 г. до н.э. На период его пребывания у власти приходится чрезвычайно важное событие: заключение брачно-династического союза c Селевкидами. Детальный анализ источников позволяет установить, что ок. 260 г. до н.э. замуж за Ариарата, тогдашнего наследника каппадокийского престола и соправителя Ариарамна, была выдана Стратоника – младшая сестра (а не дочь, как считалось обычно) Антиоха ΙΙ (Diod. XXXI. 19. 5–6; Euseb. Chron. I. 251 Schoene)23. Этот брак имел далеко идущие последствия: он не только на долгое время превратил Каппадокию в союзницу сирийских царей, но и позволил каппадокийским правителям повысить свой статус и быть признанными равными партнерами других эллинистических монархов, в том числе македонского 20 Αnson E.M. Antigonus, the Satrap of Greater Phrygia // Historia. 1988. Bd. 37. P. 471-477 См. наиболее подробно: Simonetta B. Rafronto tra alcuni stateri di Mazaeus a Tarsus e le dramme di Ariarathes I di Cappadocia // Schweizer Münzblätter. 1975. Ht. 100. P. 91–95. На реверсе монет Мазея, сатрапа Киликии (ок. 361 – ок. 333 гг. до н.э.), изображен лев, терзающий лань, а на драхмах Ариарата – нападающий на лань грифон. 22 Cм. подробно: Габелко О.Л. К династической истории эллинистической Каппадокии: царский дом Ариаратидов // Античный мир и археология. Саратов, 2009. Вып. 13. С. С. 99-101. 23 См. подробно: Габелко О.Л., Кузьмин Ю.Н. Матримониальная политика Деметрия II Македонского: новые решения старых проблем // ВДИ. 2008. № 1. С. 142-151. 21 происхождения. Дело в том, что прежние Ариаратиды не носили царского титула: на чеканенных ими монетах при имени правителя отсутствует слово ΒΑΣΙΛΕΩΣ, а портретные изображения династов не имеют диадемы – ее обычно заменяет персидский головной убор. Очевидно, между Ариарамном и Антиохом было достигнуто соглашение, что Ариарат начнет править самостоятельно, уже будучи провозглашен царем, и это будет признано Селевкидами (а соответственно – и другими эллинистическими монархами). Сирийские же цари, в свою очередь, повышали свой авторитет в глазах иранцев и укрепляли собственное влияние в анатолийском регионе. Заключение браков с Селевкидами было столь важным для «малых» монархий – Каппадокии, Понта, отчасти даже и для Вифинии – что оно знаменовало своеобразный «отсчет лет царского статуса», зафиксированный применительно к этим династиям византийским автором Георгием Синкеллом, который, очевидно, воспроизводит недошедшую до нас традицию24. Ариарат III правил примерно с 230 по 220 г. до н.э.; выпускавшиеся им монеты выглядят уже «типично царскими» как по иконографии, так и по легенде. Его сын от Стратоники Ариарат IV (220-163 гг. до н.э.), взойдя на престол в совсем юном возрасте, принял тронное имя Евсевий. Его долгое правление прошло под знаком проселевкидской ориентации: он даже выступил на стороне Антиоха ΙΙΙ в войне против римлян, однако впоследствии купил расположение сената за крупную сумму денег. *** Личность и жизнь Ариарата V Евсевия Филопатора освещены в источниках куда лучше, нежели у других представителей династии. Особенно важно, что информация имеется не только относительно обычных военно-политических, но и касательно культурных аспектов его государственной деятельности. Брак между родителями Ариарата Филопатора каппадокийским царем Ариаратом IV Евсевием и Антиохидой – дочерью Антиоха III (App. Syr. 5; Zon. IX. 18. 7) состоялся около 195 г. до н.э., когда сирийский царь начал вести подготовку к войне против Рима и стремился привлечь на свою сторону соседние государства в качестве союзников. Наиболее подробную информацию о заключении этого альянса сообщает Диодор: «(Ариарат IV) женился на дочери Антиоха, прозванного Великим, по имени Антиохида – женщине чрезвычайно коварной. Она, не имея детей, выдала за своих сыновей двух мальчиков, Ариарата и Голоферна, тогда как муж ее об этом не знал. Спустя некоторое время природа позволила ей неожиданно родить двух дочерей и одного сына, названного Митридатом. После этого, объявив мужу, что <Ариарат и Голоферн> являются подставными, она устроила так, что старший сын был отправлен с соответствующим содержанием в Рим25 а младший – в Ионию, чтобы они не оспаривали царство у родного <ее сы- 24 Габелко О.Л. Династическая история эллинистических монархий Малой Азии по данным «Хронографии» Синкелла // Antiquitas aeterna. Поволжский антиковедческий журнал. Казань – Нижний Новогород – Саратов. Вып. 1. Эллинистический мир: единство многообразия. 2005. С. 86–106. 25 О его прибытии в Рим вместе с посольством отца в 172 г. до н.э. упоминает Ливий (XLII. 19. 3–6), причем царевич назван здесь «мальчиком» (puer). на>. Он, возмужав, как говорят, переменил свое имя на Ариарат, получил греческое воспитание и в остальном был удостаиваем похвалы за свои достоинства» (XXXI. 19. 7). Это история, сочетающая в себе черты детектива и мыльной оперы, в последнее время считается фальсифицированной: переданная здесь ситуация (существование двух «подставных» сыновей царя при полном его неведении о том) выглядит слишком маловероятной и к тому же идеально соответствующей интересам Митридата – Ариарата (V), самого младшего из братьев, получившего, несмотря на это, право на престол. Скорее всего, Ариарат V, вернув себе власть после узурпации Ороферна, позаботился о том, чтобы представить своего конкурента незаконнорожденным и закрепить это в династической традиции26. Вероятно, вражда между братьями возникла оттого, что старшие пользовались поддержкой матери, а младший – отца (о чем свидетельствует хотя бы принятый им тронный эпитет Филопатор). Не сумев добиться реализации своих планов, Антиохида вернулась в Сирию (где была вскоре убита вместе с дочерью), а Митридат, поскольку его старшие братья покинули Каппадокию (вероятно, в соответствии с желанием Ариарата Евсевия), сменив имя, занял каппадокийский престол после смерти отца27. Необходимо попытаться определить возраст детей Ариарата Евсевия. Нетипичное для каппадокийского царского дома имя Митридат могло быть дано сыну Ариарата IV, если он родился во время войны против Фарнака I Понтийского (183-179) – в знак возможных демонстративных (хотя и несомненно фиктивных) притязаний на понтийский престол. В декрете совета и народа Коса в честь каппадокийской царской четы28 бесспорно читается имя царицы Антиохиды (сткк. 17, 20), что позволяет восстановить в связи с ним и имя ее супруга, царя Ариарата (сткк. 16, 19). Упоминание в едином контексте детей, друзей и войска(сткк. 20–21) позволяет заключить, что, во-первых, у каппадокийских монархов к моменту выполнения надписи уже были дети и, во-вторых, что поводом для вынесения постановления послужили военные успехи Ариарата в каком-то военном конфликте. С ним, скорее всего, можно отождествить Понтийскую войну 182–179 гг. до н.э., в которой Ариарат Евсевий совместно с Эвменом II Пергамским и Прусием II Вифинским выступил против Фарнака I29. Так что можно предположить, что Ариарат V родился примерно в конце 180-х гг. до н.э. Ороферн же, очевидно, был заметно старше: разница в возрасте отчетливо видна на монетах Ариарата 1-го года, где он выглядит совсем юным, и тетрадрахмах Ороферна (выпущенных несколько позже) – молодого человека лет под тридцать. Ариарат IV умер в 163 ВС, и к власти пришел Ариарат V Евсевий Филопатор, принявшийся энергично обустраивать дела в царстве: он заручился 26 Показательно, что во время кратковременного царствования Ороферна в Каппадокии население страны, выражая недовольство им, обвинений в незаконнорожденности против него вроде бы не выдвигало. 27 Возможно, после того, как умер его старший брат, «первичный» Ариарат, отправленный в Рим, либо же просто получив право на престол и придя к власти (Günther L.-M. Op. cit. S. 52. Anm. 26). 28 Pugliese-Caratelli G. La regina Antiochide di Cappadocia // PP. 1972. Vol. XXVII. P. 182– 185; Piejko F. A Decree of Cos in Honor of the Cappadocian Royal Couple // PP. 1983. Vol. XXXVIII. P. 200–207. 29 Piejko F. Op. cit. P. 202; Breglia Pulci Doria L. Op. cit. P. 108–109. поддержкой знати (Diod. XXXI. 21. 1), отправил посольство в Рим (Polyb. XXXI. 14. 1-5; XVII. 1-4), добившись благосклонного отношения Сената и Тиберия Семпрония Гракха, который сам посетил Каппадокию. Затем последовали повторное посольство Ариарата в Рим – в 155 Ол. (161/160); вручение сенату золотого венка в 10 тыс. золотых, демонстративный отказ жениться на сестре Деметрия Сотера по просьбе римских послов (Polyb. XXXII. 3. 1-2; подробнее Diod. XXXI. 28. 1) (это была та самая Лаодика, которая еще в 178 была выдана замуж за Персея, а после крушения Македонского царства в 168 вернулась в Сирию; затем, похоже, Деметрий женился на ней сам). Кроме того, видимо, именно на самое начало царствования Ариарата V приходится еще два немаловажных эпизода. Первый и них – разрешение дипломатического спора вокруг Софены, небольшого государства к востоку от Каппадокии, в который помимо молодого каппадокийского монарха оказался втянут царь Армении Артаксий. В результате какой-то внутренней распри в Софене два претендента на престол оказались в соседних государствах: Митробузан – в Каппадокии, а другой, не названный по имени – в Армении. Артаксий в тайном письме предложил Ариарату умертвить обоих и разделить Софену между собой, однако каппадокиец отверг это подлое предложение и способствовал возвращению Митробузана в Софену, за что он удостоился высокой оценки от Диодора (XXXI. 22. 1). Видимо, примерно тогда же произошло и еще одно событие: селевкидский правитель Коммагены Птолемей, воспользовавшись ослаблением центральной власти, заявил о своей независимости и вскоре вторгся в одну из восточных областей Каппадокии, Мелитену. Однако Ариарат выступил против него с большими силами, и Птолемей удалился в свои владения (XXXI. 19a. 1). Таким образом, начало царствования Ариарата складывалось довольно благоприятно: он проявил себя принципиальным и решительным правителем. Однако над молодым монархом начали сгущаться тучи. Селевкид Де- метрий I, обиженный отказом Ариарата заключить брачно-династический союз (Just. XXXV. 1. 2), решил лишить его престола. За тысячу талантов он оказал помощь Ороферну в захвате власти в Каппадокии (App. Syr. 47)30. Хронология этих событий не вполне ясна; скорее всего, они начались ок. 159 г. до н.э., как об этом свидетельствует комплексный анализ сообщений письменных источников и монет. При этом, очевидно, имели место какие-то действия военного характера (Polyb. III. 5. 2), подразумеваемые в письме Ороферна Приене (RC 63) и в его прозвище Никефор – «Победоносный», зафиксированное в легенде его монет. В «Прологах» к труду Помпея Трога (Trog. Proleg. 34) прямо сказано о войне Ариарата с Деметрием; Диодор упоминает наемников Ороферна (ΧΧΧΙ. 34. 1). Ариарат бежал в Пергам, где встретил поддержку Эвмена II, женатого со 188 г. до н.э. на его сестре Стратонике. Пергамский царь был недоволен политикой Деметрия, прямо причастного к изгнанию Ариарата (Diod. XXXI. 32a), и даже направил против Деметрия юношу, похожего внешне на его соперника, Антиоха V. Потом Ариарат лично отправился в Рим31. Консулы Секст Юлий и Луций Аврелий, однако, благосклонно отнеслись к послам Ороферна Тимофею и Диогену, а также Деметрия – Мильтиаду (Polyb. XXXII. 24). Сенат вынес решение: братьям править совместно (App. Syr. 47; Zon. X. 24); однако оно, разумеется, не могло быть реализовано. Ариарат вернулся в Азию, по пути благополучно избежав двух покушений на него: со стороны возвращающихся из Рима послов Ороферна – на Керкире (причем злоумышленники были убиты его приближенными) и со стороны каких-то неизвестных ближе сторонников его брата – в Коринфе. 30 Эта сумма была очень значительна в сравнении с возможностями относительно небогатого Каппадокийского царства. 31 Тем самым Ариарат впервые нарушил запрет посещать Италию царям, утвержденный после визита Эвмена в Рим в 167/166 ВС. Возможно, именно этим и было вызвано недовольство сената. Ариарат благополучно вернулся в Пергам, уже к Атталу II – Эвмен успел умереть (Diod. XXXI. 32b). Это произошло в последние месяцы 159 BC. В это время Ороферн наслаждался властью в Каппадокии. Он ввел туда «утонченное ионийское распутство» (Polyb. ΧΧΧΙΙ. 11. 10), предавался пьянству (Aelian. ΙΙ. 41). Но главное – он осуществлял репрессии, поборы и конфискации имущества знати, чтобы расплатиться со своими войсками и особенно Деметрием. Когда его дела стали ухудшаться, он, опасаясь бунтов солдат, разграбил святилище Зевса, издавна пользовавшееся правом неприкосновенности (Diod. XXXI. 34. 1). Он сделал подарок в 50 талантов своему приближенному Тимофею и в 70 талантов – Деметрию. Деметрию он выплатил 600 талантов из обещанных, а оставшиеся 400 обещал предоставить позднее. Взыскав их с каппадокийцев, он во избежание неожиданностей отправил их на хранение в Приену (XXXI. 32. 1). С этим полисом Ороферна, судя по всему, связывали особые отношения, которые К. Михельс удачно определил как «политически мотивированный филэллинизм»32. Очевидно, именно в Приене Ороферн провел какое-то время в юности, когда был удален из Каппадокии, чем и вызвана его особая благосклонность к этому городу. Взаимоотношения Ороферна и Приены непосредственно документированы двумя надписями: письмом царя гражданам (RC 63 = McCabe Priene 135)33 и фрагментом декрета в честь его послов (McCabe Priene 123)34. Из этих текстов известны имена двух его «друзей» Этеокл и Гиперанф; следует обратить внимание, что последнее имя – аристократическое иранское (ср. Her. VII. 224). Из известных на сегодня восьми 32 Michels Chr. Kulturtransfer und monarchischer «Plhilhellenismus». Bithynien, Pontos und Kappadokien in hellenistischer Zeit. Göttingen, 2009. S. 131. 33 См. русский перевод: Габелко О.Л. Монархии, полисы, племена: международные отношения в эллинистической Малой Азии // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Часть ΙΙ. Хрестоматия / Отв. ред О.Л. Габелко. Казань, 2002. С. 162. 34 Не исключено, что в плохо сохранившейся надписи IvPriene 90 речь шла о предоставлении этим же лицам проксении (Michels Chr. Op. cit. S. 128. Anm. 634). тетрадрахм Ороферна шесть были обнаружены в Приене, при раскопках храма Афины Полиады; возможно, они и чеканены были именно в этом городе 35. Из письма каппадокийского узурпатора приенцам известно, что он пожертвовал три тысячи драхм на статую Демоса (сткк. 9-10). Активное строительство в Приене в это время – в частности, сооружение священной стои – велось, вероятно, именно на средства Ороферна 36. Однако не стоит забывать, что все эти филэллинские акции осуществлялись, судя по всему, за счет жестокой экспроприации каппадокийцев. Возвращение Ариарата на царство произошло с помощью Аттала, для которого, как подчеркивает Полибий, это стало первым государственным деянием (Polyb. XXXII. 22. 8; ср. III. 5. 2). Судя по всему, пергамские войска не встретили в Каппадокии серьезного сопротивления: население страны явно не собиралось отстаивать права узурпатора. Ороферн бежал к Деметрию, который принял его при своем дворе; однако затем авантюрная натура каппадокийца привела его к организации заговора против Деметрия вместе с антиохийцами. Деметрий арестовал Ороферна и заключил в тюрьму в Селевкии, но сохранил ему жизнь, рассчитывая при случае использовать против Ариарата (Just. XXXV. 1. 2-5). Затем претендентом против него Птолемей, Аттал II и Ариарат совместными усилиями выдвинули Александра Баласа (Just. XXXV. 1. 6-8), что в конечном итоге привело к его свержению и гибели (151/150 г. до н.э.). Прямые сведения о судьбе Ороферна с этого момента отсутствуют: обычно считают, что он умер в тюрьме37. Однако есть основания в этом усомниться. Дело в том, что Полибий довольно подробно рассказывает о попытках Ариарата и помогающего ему Аттала изъять у граждан Приены те 35 См. о монетах Ороферна: Simonetta A.M. The Coinage of the Cappadocian Kings: A Revision and a Catalogue of the Simonetta Collection // Parthica. 2007. Vol. 9. P. 58-60. 36 Michels Chr. Op. cit. S. 129-130. 37 Lenschau Th. Orophernes (2) // RE. 1939. Bd. XVIII. 1. Sp. 1171. самые 400 талантов, которые сдал им на хранение Ороферн (XXXIII. 6. 1-9). Жестокие и несправедливые действия царя, поддержанного Атталом, вызывают осуждение историка, вообще относящегося к Ариарату с большой симпатией. Понятно, что это произошло после изгнания Ороферна из Каппадокии (скорее всего, в рамках этой же кампании), но наверняка до войны Прусия II Вифинского против Аттала II в 156 г. до н.э. – она началась для Пергама крайне неудачно, и ему явно было бы не до Приены. Следует подчеркнуть, однако, что приенцы, обратившиеся за помощью к родосцам, а затем к римлянам (Polyb. ΧΧΧIII. 6. 7-8), сумели выполнить свои обязательства перед Ороферном и вернуть ему деньги (XXXIII. 6. 9). Когда и при каких обстоятельствах это могло произойти? И, соответственно, где находился сам Ороферн в это время? Наиболее вероятным представляется, что он, будучи изгнан из Каппадокии Атталом и Ариаратом, сразу же направился к Деметрию в Сирию. Видимо, пребывал он там довольно долго: в течение осады Приены, отправки посольских миссий приенцев к родосцам, а затем в Рим, и, главное – после реакции римлян на происходившие события, выразившейся в отправке кемто из римских магистратов письма в Приену (McCabe Priene 136) и последующем принятии senatus consultum относительно разрешения конфликта между приенцами и Ариаратом с Атталом (McCabe Priene 141). Несомненно, именно римское дипломатическое вмешательство (а чтобы узнать о его благоприятном исходе, Ороферну тоже требовалось время!) стало тем фактором, который позволил каппадокийскому изгнаннику реализовать свои права. Вполне может быть, что он на тот момент уже успел вмешаться в заговор антиохийцев против Деметрия с целью его свержения, о чем говорит Юстин, и просидеть некоторое время в темнице. Поскольку условия содержания его в Селевкии, как отмечает Юстин, были довольно мягкими, представляется вполне возможным, что Деметрий, узнав о положительном для Ороферна (и, следовательно, себя самого!) решении вопроса относительно судьбы 400 талантов, хранящихся в Приене, позволил своему пленнику отправиться в Малую Азию и вступить во владение своими деньгами. Так Ороферн, похоже, ввязался в последнюю свою авантюру, которая закончилась его смертью; именно в таком ключе можно понимать указания Полибия на то, что алчность лишила его царства и жизни (ΧΧΧΙΙ. 25. 2) в случае его смерти в тюрьме, скорее, последовало бы указание на вероломство, на чем делает акцент Юстин). В этом же контексте, вероятно, следует понимать и еще один отрывок, переданный Афинеем (XXXII. 25. 9) – о том, что удача изменила Ороферну и Феотиму (вероятно, одному из его друзей?), что привело к раздорам между ними. Ничего конкретного о том, где, когда и как Ороферн нашел свою гибель, мы сказать не можем. После столь бурного начала царствования Ариарат в течение долгого времени имел возможность наслаждаться мирной жизнью. Правда, в 154 г. до н.э. он направил воинский контингент на помощь своему союзнику Атталу II, воевавшему против вифинского царя Прусия ΙΙ (Polyb. XXXIII. 12. 1)38, но это явно была малозначительная акция. Интересно, однако, что руководил каппадокийским отрядом некий Деметрий, сын царя Ариарата, который по возрасту никак не мог являться сыном нашего героя 39: вероятно, в этом персонаже следует видеть еще одного сына Ариарата ΙV Евсевия – возможно, от наложницы. Вся последующая деятельность Ариарата V показывает его истинным царем-филэллином, покровителем науки и культуры. Получив прекрасное греческое воспитание, он стремился распространить его и среди населения своей страны. Диодор пишет: «Начиная с него, Каппадокия, прежде неиз38 См. об этой войне: Габелко О.Л. История Вифинского царства. СПб., 2005. С. 314-325. Hopp J. Untersuchungen zur Geschichte der letzten Attaliden. München, 1977. P. 77. Anm. 102. 39 вестная эллинам, стала местом проживания высокообразованных людей» (Diod. XXXI. 19. 8). Свидетельства о «культуртрегерстве» Ариарата Филопатора достаточно многочисленны. Он, судя по всему, проявлял особый интерес к философии: сообщение Диогена Лаэртского о переписке между царем и флософом Карнеадом, главой Акаедмии (IV. 65) находит подтверждение в надписи на постаменте статуи Карнеада, выполненной от лица Ариарата и Аттала - вероятно, друга и союзника каппадокийского царя Аттала II Пергамского (IG II2 3781 = Syll.3 666). Видимо, оба они проходили обучение в Афинах, и Ариарат даже мог получить там гражданство, как указывает упоминание в надписи афинской филы. Его связи с Афинами этим не исчерпывались: надпись на панафинейской амфоре указывает, что Ариарат был агонофетом Великих Панафиней. Синод афинских технитов Диониса почтил Ариарата (OGIS 452) и его супругу Нису (IG II2 1330) двумя декретами. Царь восхваляется за свои моральные достоинства и провозглашается божеством, сохрамным Дионису; ему должна была быть воздвигнута бронзовая статуя. Эллинская культура действительно активно проникала в Каппадокию: сохранилось свидетельство об участии в проводившихся там играх известного атлета, Менодора из Афин, и о том, что он получил в награду венок из рук самого Ариарата 40. В определенной мере эта политика Ариарата Филопатора была продолжена его преемниками: появившиеся совсем недавно эпиграфические свидетельства показывают, что сын Ариарата Филопатора Ариарат VI не был чужд философии, поддерживая связи с родосской философской школой и, в частности, с учеником знаменитого стоика Панетия Парамоном из Тарса 41. 40 В целом о филэллинской деятельности Ариарата V см. Michels Chr. Op. cit. S. 133-139. Haake M. Der Panaitiosschüler Paramonos aus Tarsos,der kappadokische König Ariarathes VI. und eine rhodische Inschrift// Epigraphica. Periodico internazionale di epigrafia. 2012. Vol. LXXIV. 1-2. P. 44-58. 41 Подобно многим другим эллинистическим царям, Ариарат Филопатор, видимо, проявил себя и на ниве градостроения – правда, информация об этом довольно расплывчата. С его царствованием могут быть связаны несколько городов: Ариаратейя (Ste[ph. Byz. s.v), две Евсевии – у Аргея (Strabo. XII. 2. 7) (так стала называться каппадокийская столица Мазака) и прежняя Тиана, а также Нисса (Ptol. Geogr. V. 7. 8) (названная, возможно, по имени жены царя). Первый из этих городов, согласно Стефану Византийскому, был основан царем Ариаратом – зятем или шурином (γαμβρός) Антиоха; соответственно, им может быть Ариарат ΙΙΙ, ΙV либо V, если допустить селевкидское происхождение супруги последнего Нисы. Относительно переименования Мазаки большинство исследователей склоняется именно к кандидатуре Ариарата V, исходя из его приверженности филэллинизму42. Так или иначе, урбанизация Каппадокии, где ранее городская жизнь была развита очень слабо, в полной мере отвечала насущным потребностям страны и ее населения. Как ни странно, источники не дают больше никакой конкретной информации о каких-либо вехах политической деятельности Ариарата Филопатора после 154 г. до н.э. По злой иронии судьбы, этот монарх, поклонник культуры и просвещения, окончил жизнь на поле боя. Будучи верным союзником римлян, он вместе с другими малоазийскими царями выступил на их стороне в войне против Аристоника, разгоревшейся вслед за смертью последнего пергамского царя Аттала ΙΙΙ, и погиб в 130 г. до н.э. (Just. XXXVII. 1. 2). Его сыновьям в награду за заслуги отца сенат даровал Ликаонию и Киликию. О происхождении жены Ариарата достоверной информации нет: как уже отмечалось, он могла быть либо селевкидского, либо понтийского 43 происхождения. Юстин называет ее Лаодикой (Just. XXXVII. 1. 4–5), однако на 42 43 О градостроительной деятельности Ариаратидов: Michels Chr. Op. cit. S. 310-325. Габелко О.Л. К династической истории… С. 111. уникальной монете, где она изображена вместе с сыном-соправителем, помещено ее верное имя: Ниса 44; это имя упоминается и в эпиграфических документах (см. выше). Юстин рассказывает страшную историю о том, как она отравила пятерых (!) своих сыновей от Ариарата Филопатора, оставив в живых лишь одного, но была убита «народом» (Just. XXXVII. 1. 4–5). Оставшийся в живых юноша взошел на престол под именем Ариарата VI Эпифана Филопатора. С гибелью Ариарата V завершился краткий период процветания Каппадокийского царства. Оно вступило в период постоянных династических смут, заговоров и узурпаций, нередко инспирируемых понтийскими царями. Царский дом Ариаратидов пресекся в 100 г. до н.э., когда Митридат VI Евпатор посадил на престол в Мазаке-Евсевии своего малолетнего сына, которому было дано каппадокийское династическое имя Ариарат (IX). Примерно с 96 и по 36 г. до н.э. у власти в царстве пребывали представители другого знатного каппадокийского (очевидно, иранского) рода Ариобарзанидов. Последним царем Каппадокии стал Архелай; в 17 г. н.э. император Тиберий сместил его с трона и превратил Каппадокию в римскую провинцию. Все это время Каппадокийское царство не играло особо заметной роли в малоазийской политике, однако любопытен тот факт, что оно значительно «пережило» 30 г. до н.э., традиционно считаемый датой окончания эпохи эллинизма. 44 Simonetta B. The Coins of the Cappadocian Kings. Fribourg, 1977. P. 29. Pl. III. 11. Е.В. Смыков Дейотар, властитель галатов Выступая в начале марта 43 г.1 в сенате с очередной, одиннадцатой по счету, речью против Марка Антония и перечисляя силы, которыми правительство располагало на Востоке, Цицерон говорил: «У царя Дейотара и у его сына есть большая и по нашему образцу обученная армия. На его сына мы можем возлагать величайшие надежды, он в высшей степени одарен и обладает величайшими добродетелями. А что сказать мне об отце? Свое благоволение к римскому народу он доказывает едва ли не с момента своего рождения. <…> С какой похвалой, с каким уважением и почётом отзывались об этом муже Сулла, Мурена, Сервилий, Лукулл! Что же мне остается добавить о Помпее? Помпее, который считал Дейотара единственным истинным другом во всем мире, искренне преданным человеком, единственным верным и надежным союзником римского народа!» (Cic. Phil. XI.33–34). Если к этому добавить, что с Дейотаром встречался Марк Красс накануне своего рокового похода (Plut. Crass. 17.2), а затем его помощью пользовались сам Цицерон и М. Бибул (Cic. Phil. XI.34), то окажется, что фоном биографии этого союзника римского народа служит внешняя политика Рима в Азии на протяжении почти четырех десятилетий – причем десятилетий, которые имели определяющее значение для дальнейших судеб этих территорий. Правда, когда Цицерон говорит, что Дейотар доказывает свое расположение к римскому народу «едва ли не с момента своего рождения», он несколько преувеличивает – эти сорок лет составляют вторую половину его жизни, тогда как о первой ничего не известно. Впрочем, такова же судьба почти 1 Все даты в статье – до н. э. всех его современников-монархов в регионе – большая часть биографических сведений о них относится к событиям, так или иначе связанным с митридатовским кризисом. Дейотар был сыном Синорига, тетрарха галатов-толистобогиев. Отец Дейотара известен нам как герой почти шекспировской истории, связанной с его любовью к красавице Камме, преступлением – убийством ее мужа, и местью Каммы, отравившей Синорига и себя во время брачной церемонии. Об этом рассказывают Полиэн и Плутарх (Plut. De virt. mul. 20; Amat. 22; Polyaen. VIII.39), причем никакой другой информации о Синориге в источниках нет. Если бы не афинская надпись, содержащая патронимик Дейотара, эту историю вряд ли связали бы с его отцом, поскольку в повествованиях обоих наших источников нет ни малейших хронологических указаний. Будущий правитель единой Галатии родился в последней трети II в. до н. э. Это время рассчитывается на основе ряда косвенных свидетельств. Вопервых, все данные источников говорят, что в 50–40-е гг. I в. Дейотар был уже очень почтенного возраста. Когда с ним встретился Красс в 54 г., он был уже старик (Plut. Crass. 17.2); учитывая, что самому Крассу в это время уже перевалило за шестьдесят, считают, что Дейотар был старше него. О его глубокой старости (exacta aetate) говорит Цицерон через девять лет после этого – к тому времени он уже не в состоянии был сам садиться на коня и его подсаживали несколько человек (Cic. Deiot. 28). «Звездный час» наступил для Дейотара с началом Митридатовых войн. Исследователи с полным основанием считают, что он был одним из тех трех тетрархов, которые уцелели после избиения галатской знати, учиненного Митридатом в Пергаме. Эта резня предопределила на следующие десятилетия позицию галатов в римско-понтийском противостоянии: ненависть к понтийскому царю сделала их верными союзниками римлян 2. Что касается конкретного участия Дейотара в боевых действиях этого времени, то о нем ничего не известно. Однако стоит обратить внимание на утверждение Цицерона, что с похвалой о нем отзывался уже Сулла; кроме того, после завершения Митридатовых войн он получил, пожалуй, самые щедрые территориальные пожалования в сравнении с остальными местными династами. Поэтому вполне возможно предположить, что именно он играл руководящую роль в организации отпора понтийскому стратегу Евмаху, которого Митридат направил в Галатию, чтобы прибрать ее к рукам (App. Mithr. 46). В дальнейшем, как видно из перечня имен в речи Цицерона3, он сотрудничал с Муреной в ходе второй Митридатовой войны и с П. Сервилием Ватией во время его исаврийской кампании, хотя конкретные формы этого сотрудничества восстанавливаются лишь гипотетически. Таким образом, еще до начала третьей войны с Митридатом Дейотару неоднократно предоставлялась возможность доказать свою верность римскому народу и высокие «деловые качества». Когда началась третья Митридатова война, Дейотар с самого начала вступил в борьбу на стороне Рима. В южные районы Анатолии Митридат направил Евмаха – того самого стратега, который уже потерпел поражение от галатов во время первой войны. Теперь он, истребляя римлян без различия пола и возраста, прошел по всей Фригии, подчинил писидов, исавров и Киликию, но, наконец, был разбит Дейотаром (App. Mithr. 75). Одержанная победа имела достаточно 2 Stähelin F. Geschichte der Kleinasiatischen Galater. Leipzig, 1907, 87; Magie D. Roman Rule in Asia Minor. Vol. I. Princeton, 1950. P. 372; Hoben W. Untersuchungen zur Stellung kleinasiatischer Dynasten in den Machtkämpfen der ausgehenden Republik. Mainz, 1969. S. 63–64; Mitchell S. Anatolia. Land, Men and Gods in Asia Minor. Vol. I. The Celts in Anatolia and the Impact of Roman Rule. Oxford, 1993. P. 31. 3 О том же Цицерон говорит в общем виде и в речи «За Дейотара». Ср.: «Ведь его, после того, как он по возрасту смог нести военную службу, почтили все, кто вел войны в Азии, Каппадокии, Понте, Сирии» (Cic. Deiot. 37). важное значение для дальнейшего развития событий: был положен предел распространению власти Митридата в южном направлении, и понтийские войска никогда больше не тревожили эти территории. Возможно, что именно в это время произошло еще одно важное для биографии Дейотара событие – он встретился с Цезарем и оказал ему гостеприимство в своем доме. В дальнейшем участие галатов в войне на стороне римлян еще несколько раз упоминается в источниках. Имя Дейотара при этом не упоминается, но исследователи не без оснований полагают, что именно он оказал некоторые важные услуги римскому командованию. Так, во время похода Лукулла в Понт в 72 г. с его армией шли 30 000 галатов-носильщиков, каждый из которых нес медимн зерна (Plut. Luc. 14.1). Поскольку наступление Лукулла, если даже оно не шло через территорию Галатии, проходило в непосредственной близости от владений Дейотара, его помощь была вполне естественна. Несмотря на отсутствие прямых указаний, можно с полным основанием полагать, что галаты сражались на стороне римлян и после смены римского главнокомандующего. Помпей, завершив боевые действия, среди прочих мероприятий осуществил и реорганизацию Галатии – теперь каждое племя получило одного правителя, носившего прежний титул тетрарха (App. Syr. 50). Такое решение, несомненно, отвечало римским интересам в большей степени, чем традиционная политическая структура галатских племен – иметь в Галатии вассалами двенадцать правителей было явно невозможно. Кроме Дейотара, получившего власть над толистобогиями, мы точно знаем имя Брогитара, ставшего тетрархом трокмов; имя тетрарха тектосагов остается неизвестным, возможно, это был Кастор Таркондарий, в 48 г. приславший на помощь Помпею отряд во главе со своим сыном (Caes. BC. III.4.5). Брогитар, об участии которого в борьбе с Митридатом не известно никаких подробностей, тем не менее, получил от Помпея крепость Митридатий с прилегающей к ней территорией (Strab. XII. 5. 2). Но, конечно же, награды, которые получил Дейотар, были гораздо щедрее. За его многолетнюю верность и сотрудничество с римскими полководцами ему была предоставлена часть понтийской территории. По словам Страбона, «за устьем Галиса следует Газелонитида… Одну часть этой страны занимают амисены, другую же Помпей отдал Дейотару, так же как и области около Фарнакии и Трапезусии, вплоть до Колхиды и Малой Армении» (Strab. XII. 3. 13). Кроме того, Помпей провозгласил Дейотара царем над этими землями. Теперь Дейотар, наряду со своей наследственной областью и званием тетрарха, владел территориями, превышавшими племенную территорию толистобогиев в несколько раз, да к этому обладал еще и престижным царским титулом. Все распоряжения Помпея должны были быть ратифицированы в Риме сенатом и народом. Именно поэтому в источниках говорится, что Дейотар получил Малую Армению от сената. При этом немалую роль сыграл и Цезарь: его помощь Дейотару заключалась, скорее всего, в том, что он в качестве консула содействовал утверждению acta Помпея и поддержал в сенате дарование царского титула галатскому тетрарху; это и были те самые officia, на признательность за которые он рассчитывал. С этих пор и до конца жизни Дейотар оставался вернейшим союзником Рима в регионе. Его влияние намного превышало влияние других тетрархов – хотя бы в силу того, что он приходился тестем и Брогитару, и Кастору Таркондарию, и, стало быть, мог влиять на них не только как могущественный сосед, но и как старший родственник. Разумеется, родственные отношения между ними не мешали ожесточенной борьбе за власть, поскольку процессы консолидации, раз начавшись, отнюдь не завершились после помпеевских преобразований. К сожалению, события эти известны нам в предельно общих чертах. Согласно Цицерону, известный трибун-смутьян Клодий, подкупленный Брогитаром, провел в его пользу два решения. Прежде всего, Брогитар получил от народа царское звание – случай беспрецедентный, поскольку, как говорилось выше, такого рода решения принимал только сенат. Как демонстративно негодовал Цицерон, «народом были объявлены царями те, кто, конечно, никогда не потребовали бы этого от сената». Во-вторых, Брогитар пытался добиться некоторого упрочения своего положения внутри Галатии – по предложенному Клодием закону под его контроль переходило общегалатское святилище Великой Матери богов в Пессинунте. Этот богатый и влиятельный храм находился на территории толистобогиев; номинально он был независим, но, разумеется, его жрецы имели традиционные связи с тетрархами племени, на землях которого он был расположен. Конкретное содержание закона неизвестно – ясно только, что прежний верховный жрец лишался власти, а на его место назначался либо сам Брогитар, либо его ставленник. Правда, успех этот был кратковременным – уже через два года Дейотар вернул святилище под свой контроль и, по-видимому, восстановил в правах прежнего жреца. Что касается царского титула – то Брогитар сохранял его до самой своей смерти. Он зафиксирован нумизматически – до нас дошли монеты шестого года его царствования (53/52 гг. до н. э.)4, и это последнее свидетельство о нем в источниках. Для оценки личности и политики Брогитара данных у нас слишком мало. Цицерон не стесняется в выражениях на его счет: он «человек мерзкий и недостойный этой святыни» – причем святыни он добивался не для почитания, а для 4 Reinach Th. L’Histoire par les Monnaies. ssais de numismatique ancienne. P., 1902. P. 155; Head B.V. Historia Numorum. A Manuel of Greek Numismatics2. Oxford, 1911. P. 747. осквернения (Sest. 56), «мерзкий и нечестивый», посланцы которого в бытность Клодия трибуном в храме Кастора раздавали деньги его шайкам (Har. resp. 28). Очевидно, что такие характеристики – это обычная судебная риторика, призванная очернить противную сторону, и, в общем и целом, Брогитар вряд ли отличался чем-нибудь в худшую сторону от других эллинистических властителей. Что касается его связей с Клодием, то, видимо, эта политическая линия была отчасти вынужденной – Дейотар имел слишком обширные и прочные связи в кругах римского нобилитета, что толкало Брогитара в объятия политиков радикального толка. Интерес в данном случае был взаимный. У нас нет никаких оснований не доверять сообщениям о крупных суммах, которые были обещаны, а частично – и выплачены, Клодию за проведение его закона. Что касается римских связей Дейотара, то мы вполне определенно знаем о связях Дейотара и Помпея; как и о том, что упрочению его положения содействовал Цезарь в пору своего консулата; мы знаем, что Дейотара навестил Красс, направляясь в свой роковой поход (Plut. Crass. 17.2). Таким образом, он мог рассчитывать, как минимум, на благожелательность, а при случае – и на поддержку всех триумвиров. Но ими круг его связей не ограничивался. Бросается в глаза, что язвительный и достаточно влиятельный Цицерон ни разу не сказал о Дейотаре худого слова. Письма Цицерона из Киликии 51–50 гг. демонстрируют их тесные связи на личном уровне: не желая подвергать своих сыновей опасностям военной кампании, оратор отправляет их ко двору Дейотара (Att. V.17.3; 18.4; 20.9), там же находит заботу и лечение некий Пинарий, рекомендованный Цицерону Аттиком и тяжело заболевший на Востоке (Att. VI. 1. 23). Судя по всему, случалось Цицерону рассуждать с Дейотаром и о религиозных вопросах – воспоминания об этих беседах явно присутствуют в его диалоге «О предвидении» (Div. I. 26 sq.). Если к этому добавить еще и попытки галата располо- жить дарами в свою пользу даже сурового Катона (Plut. Cat Min. 15.1–3)5, то картина получится достаточно показательная. В своем стремлении установить связи с влиятельными представителями римского нобилитета Дейотар не обращал внимания на их взаимоотношения и внутриполитическую ориентацию. В тех условия такая политика себя оправдала, но она же создала для Дейотара множество проблем после начала в Риме гражданской войны. Брогитар, скорее всего, ушел из жизни примерно в одно время со своим римским покровителем. Смерть его вполне могла быть естественной – он, как и Дейотар, был уже весьма почтенного возраста; однако он вполне мог оказаться жертвой властолюбия Дейотара, который, использовав удобный момент, отделался от соперника и прибрал к рукам его тетрархию. Это присоединение владений Брогитара к тем, которыми уже управлял Дейотар, является несомненным; с большой долей вероятности можно допустить, что произошло оно насильственным путем. За исключением этих внутригалатских распрей, десятилетие, последовавшее за распоряжениями Помпея, прошло спокойно – и, соответственно, мы практически ничего не знаем о деятельности Дейотара в это время. Насколько можно судить, он продолжал укреплять прежние связи в среде римского нобилитета и устанавливать новые, расширяя сеть своих контактов среди влиятельных лиц «Вечного города» и не обращая при этом внимания на их политиче5 Согласно рассказу Плутарха, Катон предпринял специальную поездку в Галатию, чтобы увидеться с Дейотаром. Несмотря на рассказ Плутарха о раздражении, которое тетрарх вызвал у Катона своей навязчивостью при попытке поднести дары, это не означает отсутствие личных связей между ними в дальнейшем. В пользу этого говорит не только наличие старинной дружбы и гостеприимства между семьями Дейотара и Катона, о чем говорит Плутарх, но и написанное в январе 50 г. письмо Цицерона Катону, в котором царь характеризуется как «человек, который не без оснований всегда пользовался уважением и у меня, и у тебя, и у сената» (Cic. Fam. XV. 4. 5), «человек, который чрезвычайно близок тебе одному» (Ibid. 4. 15). скую ориентацию 6. Во всяком случае, в дальнейшем среди его римских доброжелателей мы находим М. Брута, будущего убийцу Цезаря. В написанном в феврале 50 г. письме Цицерон упоминает о том, что Дейотар отправлял посольство к Ариобарзану, царю Каппадокии, с целью добиться от того выплаты долгов Бруту (Att. VI. 1. 4), а Брут, в свою очередь, впоследствии произнес речь в защиту Дейотара перед Цезарем (Cic. Att. XIV. 1. 2; Plut. Brut. 6.5 sq.; Tac. Dial. 21. 6)7. Внутри своего государства Дейотар проводил политику, направленную на усвоение того лучшего, что было выработано греко-римской цивилизацией. Красс, посетивший бывшего уже в преклонном возрасте царя на своем пути в Сирию, застал его за строительством нового города (Plut. Crass. 17.2)8. Кроме того, известно, что Дейотар вооружил и обучил по римскому образцу два легиона (BAlex. 34. 4). Сам царь не был чужд греческой образованности, поддерживал связи с культурными центрами эллинского мира – в его честь была поставлена статуя с почетной надписью в Афинах (OGIS 347), а также статуи в других городах – Никее, Лаодикее, Эфесе. Вообще, как констатируют исследователи Галатии, к середине I в. до н. э. галатская элита была в значительной степени эллинизирована и ассимилировала ценности и нормы поведения, харак- 6 Связи Дейотара не ограничивались высшими кругами римских политиков. В переписке Цицерона находится упоминание о финансисте П. Валерии, которому Дейотар оказывал помощь (Att. V. 21. 20). Видимо, в данном случае он задолжал Аттику, которому адресовано письмо. Еще одно упоминание этого лица у Цицерона связано с не вполне ясным делом о его задолженности государству (Fam. V. 20. 3). 7 Впрочем, связи Дейотара с Брутом можно рассматривать и как дальнейшее развитие ранее существовавших связей: Брут был племянником Катона, о наследственных отношениях которого с галатским царем уже говорилось. Кроме того, могло иметь значение и явное благов оление Цезаря к Бруту. 8 Возможно, это был Никополь (Niese. Deiotarus (2) // RE. Stuttgart, 1901. Hbd. 8. Sp. 2402). терные для других аристократических элит и династов Малой Азии 9. Разумеется, это относится преимущественно к внешним формам поведения, культуры и т. п. Политические взаимоотношения в регионе, по крайней мере, там, где они не затрагивали римских интересов, подчинялись совершенно иным нормам и традициям. Вновь активно послужить римлянам Дейотару довелось во время кризисной ситуации, сложившейся на Востоке после поражения Красса при Каррах, когда римские провинции оказались фактически без защиты. Сирию прикрывали лишь остатки армии Красса, собранные и организованные его квестором Г. Кассием. У этой армии, несмотря на первоначальную деморализацию, было, как минимум, два плюса: она состояла из воинов, получивших некоторый боевой опыт и представлявших будущего врага, и возглавлял ее талантливый военачальник. Иное дело было в Киликии – Цицерон совершенно не имел военного опыта и получил свое назначение по причинам, не имевшим никакого отношения к внешней политике. К этому добавлялись и низкие боевые качества подразделений, которые он получил в своё распоряжение. В этих условиях помощь, которую привел Дейотар, была неоценима. Цицерон говорит о том, что царь имел в наличии 30 когорт пехоты по 400 человек в каждой, вооруженных и обученных по римскому образцу, и 2 тыс. всадников (Att. VI. 1. 14); это пополнение должно было удвоить силы Цицерона (Att. V. 18. 2). Правда, в связи с изменением обстановки в лучшую сторону столь массированной помощи не понадобилось, и Цицерон порекомендовал Дейотару вернуться в его царство (Fam. XV. 4. 7), но и в дальнейшем властитель галатов неоднократно снабжал римлян информацией о ситуации и возможных намерениях парфян (Cic. Att. V.21.2; Fam. 9 Darbyshire G., Mitchell S., Levent V. The Galatian settlement in Asia Minor // Anatolian Studies. 2000. Vol. 50. P. 82. VIII.10). За свои заслуги он удостоился в переписке Цицерона самых лестных эпитетов (Fam. XV.4.5). Сам Дейотар оказался в это время в довольно сложной внешнеполитической ситуации: наряду с Римом грозно заявила о себе вторая великая держава, Парфия, и ему было необходимо найти политический курс, который в наибольшей степени способствовал бы сохранению его власти. Эта задача была тем более актуальна, что недавняя аннексия владений Брогитара, несомненно, увеличила численность его врагов среди галатской знати. Разумеется, резкая смена ориентации с запада на восток была бы неразумной, и Дейотар не намеревался бросать вызов римской гегемонии. Однако определенные меры безопасности были предприняты. Дочь армянского царя Артавазда была просватана за сына и наследника Дейотара (Cic. Att. V. 21. 2). Тем самым он приобретал связи и с парфянами – сестра Артавазда была замужем за царевичем Пакором (Plut. Crass. 33.1). Это был, конечно, довольно сомнительный в глазах римлян альянс: не говоря уже о том, что Пакор был руководителем, и, возможно, вдохновителем парфянского «натиска на запад», а Артавазд в недавнем прошлом запятнал себя изменой союзу с римлянами, в настоящее время армянский царь имел агрессивные намерения по отношению к союзной римлянам Каппадокии (Cic. Fam. XV. 2. 2; 3. 1). Нужно отдать должное дипломатическому таланту Дейотара: он сумел так повести дело, что возможный союз с Арменией не навлек на него ни упрёков, ни подозрений со стороны римлян. Начавшаяся в Риме гражданская война поставила под вопрос многие из достижений Дейотара. В тех условиях, когда не было никакой возможности сохранить нейтралитет, вопрос выбора не был простой формальностью. Дейотар был обязан своим возвышением Помпею и был его клиентом – но у него были определённые officia и по отношению к Цезарю. Именно поэтому, давая объяс- нения победителю, он подчеркивал: «…Обитая в такой части света, в которой никогда не было Цезаревых гарнизонов, он находился в лагере Гн. Помпея, понуждаемый к этому войсками и их: конечно, не его дело было выступать судьей в спорах, возникших в римском народе, но он должен был повиноваться наличным властям» (BAlex. 67. 1-2. Пер. М.М. Покровского с изменениями). С другой стороны, Цицерон, защищая царя от выдвинутых против него обвинений, делал упор на безупречность личного поведения Дейотара, его верность долгу: «…В этой несчастной и роковой войне царь Дейотар пришел к тому, кому прежде он помогал в войнах справедливых и направленных против врагов, с кем он был связан не только гостеприимством, но и тесной дружбой, и пришел либо как тот, кого попросили как друга, либо вызванный как союзник, либо призванный как тот, кто привык повиноваться сенату; наконец, он пришел к беглецу, а не к преследователю, то есть союзником в опасности, а не в победе» (Deiot. 12)10. Итак, первоначальное решение явиться в лагерь Помпея могло быть связано, по крайней мере, отчасти, с общей неясностью политической ситуации. Яркую картину того вала информации, который обрушился на Дейотара, рисует Цицерон: «Когда он услышал, что по единодушному постановлению сената взялись за оружие, что защита государства вверена консулам, преторам, народным трибунам, нашим полководцам, он готовился, и, будучи в высшей степени расположенным к этой империи, испытывал страх за безопасность римского народа, в которой, как он понимал, заключена и его собственная безопасность: однако он считал, что и при величайшем страхе следует соблюдать спокойствие. Но 10 В дальнейшем, после убийства Цезаря, все это можно было поставить царю в заслугу. Г оворя, что ауспиции, побудившие его встать на сторону Помпея, были благоприятными, он особо указывал на то, что «он, защищая с оружием в руках авторитет сената, свободу римского народа, достоинство государства римского, этим выполнил свой долг и остался верным Риму; в этом он видел большую для себя славу, чем если бы он сохранил все, что имел» (Cic. Div. I. 27; ср: Phil. XI. 33). особенно он был приведен в замешательство, когда услышал, что консулы и все консуляры бежали из Италии – ведь так ему сообщали! – что в смятенном состоянии находится сенат и вся Италия; ведь таким вестям и слухам путь на Восток был открыт, а никакие истинные за ними не следовали. Он ничего не слышал о твоих предложениях, ничего о стремлении к согласию и миру, ничего о заговоре некоторых людей против твоего достоинства» (Cic. Deiot. 11). Учитывая всё это, слова Дейотара в «Александрийской войне» и оправдательное заявление в речи Цицерона не выглядят простой увёрткой. С другой стороны, вполне естественным выглядит и подчеркивание верности царя своему старому другу и покровителю – Помпею. Престарелый монарх, который уже не мог держаться на коне без посторонней помощи, не только прислал в лагерь Помпея 600 всадников, но и счел нужным лично явиться вместе с ними (Caes. BC. III.4.3; Cic. Deiot. 9, 13, 28; App. BC. II.49, 71; Flor. II.13.5) – поступок, который едва ли можно назвать дипломатичным. Более того, вполне вероятно, что авторитета сената для Дейотара оказалось недостаточно, и он выступил, подчиняясь, прежде всего, распоряжениям Помпея. После разгрома армии Помпея при Фарсале Дейотар бежал на одном корабле с ним, но в дальнейшем покинул его (Plut. Pomp. 73.6; Luc. Phars. V.47 sq.; VIII. 210–238). Если верить поэме Лукана, Помпей дал ему дипломатическое поручение, связанное с поисками убежища у парфянского царя. Лукан, конечно, источник своеобразный, и верить ему можно далеко не во всем, однако в данном случае сообщение не противоречит тому, что мы знаем о попытках Помпея привлечь на свою сторону парфян. Дейотар в роли посредника был для Помпея вполне подходящей кандидатурой, учитывая его добрососедские отношения с армянским царём Артаваздом, который мог выступить посредником между римским полководцем и Ородом II, царем Парфии. Как бы то ни было, ко времени прибытия Цезаря в Азию Дейотар уже вновь был в своём царстве. Первая реакция победителя была вполне естественной: не ставя в вину Дейотару и каппадокийскому царю Ариобарзану поддержку ими Помпея, которая была их обязанностью, он потребовал лишь уплаты денежной контрибуции для покрытия его военных расходов. Дион Кассий специально подчёркивает, что «столь необычайно великой была проявленная им снисходительность, что тех, кто поддержал Помпея, он похвалил и сохранил им всё то, что тот им дал, а Фарнака и Орода возненавидел как людей, которые не пришли на помощь, будучи его друзьями» (Dio Cass. XLIV. 45. 3). Вполне возможно, что дело здесь было не в снисходительности – Цезарю было просто не до того, чтобы заниматься сведением счётов, он спешил догнать Помпея и не дать ему найти новую базу для операций. Во всяком случае, контрибуция, наложенная на царей, судя по всему, была отнюдь не символической: Цицерон утверждает (а не верить ему в данном случае нет никаких оснований, откровенная ложь пошла бы во вред его подзащитному), что царь трижды устраивал аукционы с тем, чтобы получить необходимые суммы (Cic. Deiot. 14). Впрочем, необходимость устраивать аукционы могла быть связана не только с размером суммы, но и с тем, что Дейотар лишился части своих владений. Осенью 48 г. боспорский царь Фарнак, сын Митридата Евпатора, решил извлечь выгоду из римской смуты и вернуть себе отцовские владения. Первыми жертвами его экспансии в Малой Азии стали Колхида, принадлежавшая Дейотару Малая Армения и Каппадокия (Dio Cass. XLII. 45. 3). Вполне естественно, что с жалобой на это Дейотар обратился к легату Цезаря Гн. Домицию Кальвину, которого тот оставил в Азии; мотивировка обращения была вполне дипломатичной и исходила из интересов Цезаря: от лица своего и Ариобарзана он просил «не давать Фарнаку занимать и опустошать его царство, Малую Арме- нию, и царство Ариобарзана, Каппадокию: если они не будут избавлены от этого бедствия, они не в состоянии будут исполнить предъявленные к ним требования и уплатить обещанные Цезарю деньги» (BAlex. 34. 1). В начавшейся затем войне Дейотар выступил как главный союзник Домиция Кальвина, предоставив в его распоряжение отряд конницы и два легиона своей снаряжённой и обученной по римскому образцу пехоты, что составило около половины армии римского наместника. Правда, количество здесь не перешло в качество: в произошедшей в декабре 48 г. у Никополя битве армия Домиция потерпела поражение, причем, как и следовало ожидать, боеспособность наспех набранных войск, как и легионов Дейотара, оказалась весьма низкой. Потери галатского царя были особенно велики: считается, что они составили один легион Таким образом, Дейотар оказался в ситуации, когда сохранение территориальной целостности его владений полностью зависло от Цезаря, причём в двух отношениях: во-первых, от его победы над Фарнаком (в которой, в общемто, можно было не сомневаться), и, во-вторых, от того, захочет ли римлянин вернуть этому, по выражению Ф. Эдкока, «престарелому интригану» (aged intriguer) его владения в полном объёме. Сомневаться в последнем были все основания: «остальные тетрархи» (ceteri tetrarchae) галатов жаловались Цезарю, доказывая, что Дейотар не имеет никакого права на «почти всю» (paene totius) территорию Галлогреции. Поэтому сам Дейотар отправился навстречу Цезарю на границу своего царства, причем предстал перед ним, всем своим видом выражая смирение, – «сняв с себя царское облачение и не только в одежде частного человека, но и в позе подсудимого» (ibid. 67. 1). Цезарь отверг все оправдания Дейотара, относящиеся к его поддержке Помпея, указав на «многочисленные услуги, которые он оказывал Дейо- тару в свое консульство в виде государственных постановлений», посчитал отговорками все его ссылки на незнание ситуации, однако простил его «ввиду прежних своих благодеяний, ввиду старого гостеприимства и дружбы, высокого сана и почтенного возраста Дейотара, наконец, ввиду просьбы многочисленных его гостеприимцев, спешно съехавшихся сюда для ходатайства о его помиловании» (ibid. 68. 1). Итогом этого свидания было возвращение Дейотару царских одеяний и обещание Цезаря рассмотреть споры тетрархов между собой впоследствии. Последнее вполне естественно: накануне начала боевых действий Цезарь не желал раздражать ни ту, ни другую из спорящих сторон. Согласно «Александрийской войне», для предстоящей кампании Дейотар предоставил в распоряжение римского полководца по-римски вооруженный и обученный легион, созданный из местных жителей, и всю конницу, которая у него была (BAlex. 68.2 ), причем возглавил эти контингенты сам (Cic. Deiot. 24) – вероятно, желая хотя бы отчасти загладить грех своего личного присутствия в армии Помпея. Неизвестно, какую роль сыграли галатские контингенты в битве при Зеле, но сразу же после победы Цезарь отпустил их домой (BAlex. 77. 2). Скорее всего, Дейотар тоже отправился восвояси с тем, чтобы организовать встречу победителя на его пути в Рим. Цезарь задержался в Галатии ненадолго, тем не менее, он успел побывать гостем в резиденции Дейотара и получить от него богатые дары, после чего проследовал в Никею. Именно там ему предстояло решить территориальные споры между местными правителями. В общем и целом, итог был следующим. Прежде всего, было принято решение по вопросу о Малой Армении. Она была поделена между Дейотаром и Ариобарзаном: «Некоторую часть Армении, которая ранее принадлежала Дейотару, он отдал Ариобарзану, царю Каппадокии; при этом не только не причинил ущерба Дейотару, но, скорее, оказав ему благодеяние. Ведь он не лишил его территории, но, заняв всю Армению, ранее захваченную Фарнаком, щедро даровал одну её часть Дейотару, а другую – Ариобарзану» (Dio Cass. XLI.63.3). Такое решение, вероятно, было продиктовано рядом соображений. Прежде всего, если бы Цезарь объявил Малую Армению подвластной римскому народу, она оказалась бы отрезана от других римских провинций, что создавало излишние трудности. В этом отношении возвращение её под управление местных монархов было гораздо удобнее. С другой стороны, он почти наверняка руководствовался желанием не дать чрезмерно усилиться ни одному из этих царей. Дейотар и Ариобарзан оба были повинны в поддержке Помпея, так что верить одному из них больше, чем другому, у Цезаря оснований не было. Теперь, получив части некогда единого царства, они делались соперниками, которые бдительно следили бы друг за другом, обеспечивая тем самым безопасность римских интересов в регионе. Ещё одним ударом по территориальной целостности владений Дейотара была передача тетрархии трокмов Митридату Пергамскому (BAlex. 78.3; Cic. Div. I.27; II.79; Phil. II.94; Strab. XIII. 4. 3; Dio Cass. XLII. 48. 4). В речи «За царя Дейотара» Цицерон всячески старается убедить слушателей, что Дейотар с пониманием отнёсся к тому, что лишился части своих владений. Это и понятно – речь призвана смягчить напряженность в отношениях диктатора и царя, однако поверить в искренность заявлений подобного рода мог только очень наивный человек. Зато после смерти Цезаря оратор рисует картину, очень далёкую от благостности: «…был ли кто-нибудь кому-либо большим недругом, чем Дейотару Цезарь, недругом в такой же мере, как нашему сословию, как всадническому, как массилийцам, как всем тем, кому, как он понимал, дорого государство римского народа? …Дейотар… – ни лично, ни заочно – не добился от Цезаря при его жизни ни справедливого, ни доброго отношения к себе… …Цезарь… назначил в его тетрархию одного из своих спутников-греков (unum ex Graecis comitibus suis)» (Cic. Phil. II. 94). Тетрарх трокмов явно должен был занять в регионе то место, которое ранее занимал Дейотар. Впрочем, Дейотару повезло – Митридат в скором времени погиб, пытаясь утвердить свою власть в Боспорском царстве. Это давало ему некоторый шанс вновь поправить своё положение. Поэтому в Испанию, в Тарракон, отправился Блесамий, посол Дейотара (Cic. Deiot. 38). Как кажется, царь мог рассчитывать на успех – Цезарь вручил Блесамию обнадёживающее письмо для него. Но тут судьба нанесла новый удар по надеждам Дейотара – он стал жертвой обвинения. Обвинителем выступил его собственный внук Кастор, сын Кастора Таркондария. Дейотар обвинялся по двум пунктам – он всегда был врагом Цезаря, а когда Цезарь посетил его владения, замышлял убийство своего высокопоставленного гостя. По-видимому, это обвинение было реакцией на притязания Дейотара на тетрархию трокмов, которую семья Кастора тоже была не прочь получить. Поданный Цезарю донос должен был если не окончательно погубить престарелого царя, то, во всяком случае, вбить новый клин между ним и Цезарем. «Дело Дейотара» поражает своим несоответствием традиционной римской юридической практике. Никаких прецедентов ему до сей поры не было; более того, в этом деле был сконцентрирован целый набор юридических сложностей, начиная с самой первой: какой именно суд должен рассматривать обвинение царя в уголовном преступлении? Следует иметь в виду и то, что одним из обвинителей выступал чужестранец, а вторым – раб. Последнее по римским законам и обычаям было совершенно немыслимо, на что Цицерон указывает в своей речи, справедливо подчеркивая опасность подобного прецедента 11. Что касается Кастора, то его прямое выступление в качестве обвинителя по уголовному делу тоже было противоправным: гражданские иски чужеземцев рассматривал praetor peregrinus, в остальных случаях в рассмотрении дел участвовал сенат, где интересы иностранных клиентов представлял их патрон. Между тем, из речи Цицерона следует, что обвинители в той или иной форме держали речь перед Цезарем. Дело рассматривалось в отсутствие обвиняемого – его представлял Гиерас, приближённый царя, срочно присланный в Рим во главе ещё одного посольства, и другие послы, а адвокатом выступал Цицерон, для которого защита старого друга и бывшего помпеянца была делом чести12. Слушание происходило в ноябре 45 г., причём местом для него был назначен дом Цезаря, что тоже было необычно: судебный оратор тем самым вырывался из привычной среды и лишался поддержки многочисленных слушателей (5–6). Судя по тексту речи Цицерона, это слушание происходило в очень узком кругу. Помимо самого Цезаря, Цицерона, Кастора и послов Дейотара на нём в качестве свидетелей со стороны защиты присутствовали несколько представителей римской аристократии – Гн. Домиций Кальвин, Сервий Сульпиций Руф, Т. Торкват (32). Вернёмся к исходному вопросу. Если дело Дейотара не соответствует, на первый взгляд, нормам ведения судебных дел в Риме, но, вместе с тем, его нельзя интерпретировать и как проявление судебного произвола со стороны нарождавшегося в то время режима личной власти, чем же оно являлась? Видимо, следует согласиться с мнением, согласно которому рассмотрение обвинений в 11 Цицерон особо подчёркивает, что против господина раб не может свидетельствовать даже под пыткой (3). О применении пыток к рабам для получения показаний см.: Greenidge A.H.J. The Legal Procedure of Cicero’s Time. Oxford, 1901. P. 377 f., 479 f., 491 f. 12 McKendrick P. The Speeches of Cicero. Context, Law, Rhetoric. L., 1995. P. 442. адрес Дейотара могло опираться на cognitio extra ordinem – процедуру, в ходе которой дело рассматривалось претором без участия судей13. Лишь в случае признания претензий обоснованными дело поступало в суд и рассматривалось в обычном порядке. Таким образом, Цезарь не должен был выносить окончательное решение – поскольку внешняя политика формально всё ещё была прерогативой сената, окончательно судьбу царя, по-видимому, должен был решить этот орган. Цицерон защищал Дейотара со всем своим мастерством, правда, речь его (по крайней мере, в дошедшем до нас варианте) кажется несколько искусственной и чрезмерно правильно построенной. В ней четко соблюдена принятая в судебных речах структура – вступление (exordium, § 1–7), изложение дела (narratio, §7–14), опровержение обвинений (refutatio, § 15–34), заключение (conclusio, § 35–43). Оратор начинает речь с сетований на сложности разбираемого дела и своё волнение (1–3, 5) – несомненно, несколько преувеличенных, но в целом верно отражающих сложность его положения. Кроме необычности дела самого по себе, он указывает еще и на то, что само место, где проходит слушание, лишает его и его подзащитного столь важной в суде поддержки народа. После стандартных отсылок к рассудительности и беспристрастию Цезаря, которые являются гарантией беспристрастности разбирательства, оратор переходит к рассмотрению самого обвинения. Центральное значение для отношений Цезаря и Дейотара имеет разрыв дружеских уз, вызванный гражданской войной 14. Обви13 Gotoff H.C. Cicero’s Caesarian Orations // Brill’s Company to Cicero. Oratory and Rhetoric / Ed. J.M. May. Leiden; Boston; Köln, 2002. P. 255. 14 Coşkun A. Amicitiae und politische Ambitionen im Kontext der causa Deiotariana // Roms auswärtige Freunde in der späten Republik und im frühen Prinzipat / Hrsg. v. A. Coşkun. Göttingen, 2005. S. 140 f. нители знали о том, что Цезарь уже проявлял недовольство действиями Дейотара и гневался на него и, несмотря на то, что все прежние проступки были Дейотару прощены, решили вновь обратить Цезаря против него. Но ведь характер царя несовместим с преступными помыслами! Этот наилучший муж не мог замышлять столь страшное преступление! После этого Цицерон обстоятельно рассматривает детали обвинения, сводя их ad absurdum. Следует признать, что оно выглядит неубедительно по любым меркам – и способ убийства, при котором убийца не скрывает своего деяния, и неоднократное изменение планов, и постоянные «случайности», которые спасали Цезаря… Действительно, не медные же истуканы, которые перемещать весьма трудно, находились в засаде?! Ирония Цицерона здесь вполне оправдана. Дальнейшие обвинения гораздо серьёзнее – это обвинения в отсутствии лояльности Цезарю (22–25): Дейотар всегда занимал выжидательную позицию, он приготовил большую армию против Цезаря, он оказал помощь Цецилию Бассу, он посылал людей, которые должны были собирать слухи о положении Цезаря во время Александрийской и Африканской войн… Более того, при слухах о гибели Домиция Кальвина, присланного Цезарем в Азию, он публично выражал радость и даже обнажённый плясал на пиру! Примечательно, как Цицерон искусно группирует опровергаемые им обвинения. Оратор перечисляет их – и отводит буквально одной-двумя фразами, ссылаясь при этом на известные всем факты. Содержал войско? – Никогда у него не было армии, достаточной для войны с Римом. Помогал Цецилию? – Доказательств тому нет, и Дейотар не мог не презирать его, или как человека, никому неизвестного, или как человека недостойного. Послал Цезарю плохую конницу? – В любом случае, это лучшая из той, что у него была. Желал Цезарю зла? – Но он для оказания ему помощи продавал своё имущество на аукционах, снабжал его войско, был вме- сте с римским войском в боях с Фарнаком! Но вот дело доходит до обвинений, в которых царь обвиняется как личность – и тут Цицерон даёт волю своему красноречию. Он напоминает о тех заслугах, которые Дейотар имеет перед римским народом, подчёркивает, что тот наделён не только всеми царским добродетелями, но и «единственной в своем роде и достойной удивления воздержанностью (frugalitas)» – качеством, которым принято хвалить частного человека, а не царя. В частной жизни Дейотар никогда не прекращал общения с римлянами, «так что считался не только знатным тетрархом, но и наилучшим отцом семейства, и прилежнейшим земледельцем и скотоводом» (27). С этим образом контрастирует образ его внука. Цицерон исподволь подводит слушателей к его негативному восприятию. Уже в самом начале речи он подчёркивал жестокость внука, который обвиняет своего деда; теперь пришло время поговорить о политическом лице Кастора. Это действительно уязвимое место обвинения: при Фарсале и обвинитель, и обвиняемый служили Помпею. Но как разнится их поведение! Дейотар уже был изображён – пребывающий в смятении, сбитый с толку приходящими известиями, не знающий о мирных инициативах Цезаря – и покинувший войско Помпея при первой возможности. Иное дело Кастор! «Как он важничал, как хвастался, как не уступал никому в том деле своим усердием и честолюбием! А когда войско было утрачено и я, который всегда был сторонником мира, после битвы при Фарсале рекомендовал не просто сложить, а бросить оружие, – я не мог подчинить его моему авторитету, потому что и сам он пылал жаждой этой войны, и считал, что необходимо как следует исполнить приказания его отца», – повествует Цицерон (28–29). И тут оратор делает новый поворот. Хорошо, пусть Кастор и его родня жестоки, бесчеловечны, пусть они злоумышляют на Дейотара, которому обязаны возвышением – но зачем при этом покушаться на основы основ? Зачем под- стрекать раба давать показания на господина? Это противоречит не только римским mores maiorum, это противно нормам человеческого общежития вообще! Далее Цицерон переходит, может быть, к самой опасной для его подзащитного части речи. Кастор утверждает, что в донесениях из Вечного города Блесамий пишет Дейотару, что Цезаря в Риме считают тираном, статуя его стоит среди статуй царей, ему не рукоплещут во время публичных зрелищ! Сложность здесь заключается в том, что такие письма и на самом деле могли быть – причем содержали в себе вполне объективную информацию, известную нам и по другим источникам. Но, конечно, лишнее напоминание Цезарю о сложности его положения могло вызвать его недовольство – и Цицерон переходит в контратаку. Блесамий это пишет? А кто такой он сам, чтобы давать такие характеристики?! Он вырос не в свободном обществе, а под властью царя – и при этом будет обвинять кого-то в тирании? Он видел множество царских статуй – и при этом будет попрекать Цезаря одной-единственной? А что до рукоплесканий – то Цезарь и сам их не жаждет! При этом каждое возражение Блесамию сопровождается комплиментами Цезарю, его милосердию, деяниям, скромности. Таково содержание речи Цицерона. Была ли возможность у Кастора ответить на неё, выступал ли кто-либо ещё и как отреагировал на речь Цезарь – мы не знаем. Здесь сложно даже предполагать что-либо. Очень вероятно, что диктатор решил разобраться с ситуацией на месте, когда прибудет на Восток для похода в Парфию. Однако поход не состоялся, мартовские иды завершили этот этап биографии Дейотара, и Цицерон, столь же красноречиво, как прежде, доказывал теперь совершенно противоположные вещи: «Был ли кто-нибудь кому-либо большим недругом, чем Дейотару Цезарь, недругом в такой же мере, как нашему сословию, как всадническому, как массилийцам, как всем тем, кому, как он понимал, дорого государство римского народа? …Царь Дейотар… – ни лично, ни заочно - не добился от Цезаря при его жизни ни справедливого, ни доброго отношения к себе…» (Phil. II. 94). Однако оратор оказывался здесь в весьма щекотливом положении: в ближайший месяц после смерти диктатора было объявлено, что в бумагах Цезаря подтверждается восстановление власти Дейотара над всеми его прежними владениями. Двусмысленность положения заключалась в том, что решение это было результатом письменного обязательства на 10 млн. сестерциев, которое получил ненавистный Цицерону М. Антоний при посредничестве своей жены, не менее ненавистной Фульвии. Поэтому в своих выступлениях он яростно обрушивается на своих врагов – но не ставит под сомнение справедливость самого решения; ведь Дейотар, как пишет он в письме Аттику, «достоин всякого царства, но не через Фульвию» (Att. XIV. 22. 1). Вообще история с обещанием денег довольно тёмная. Все произошло достаточно быстро, примерно на протяжении месяца. Сделку заключили послы, которых Цицерон характеризует как людей честных, но боязливых и неискушённых, при этом они не посоветовались ни с кем из римских гостеприимцев царя (Cic. Att. XVI. 3. 6; Phil. II. 95). Безусловно, давать подобного рода обещания без санкции господина они не имели права, поэтому, думается, возможная сумма взятки, если в ней возникнет необходимость, была оговорена еще при жизни Цезаря. Но получить конкретные указания по поводу именно этой взятки послы, конечно, не успели бы: события развивались стремительно, а примерно месяц, который прошёл от гибели диктатора до выдачи обязательства – слишком малый срок для того, чтобы связаться с Дейотаром и получить от него ответ. Поэтому, вероятнее всего, послы воспользовались прежними полномочиями, ещё не зная, что происходит в Галатии. Сам Дейотар среагировал на события в Риме моментально, заняв свои бывшие владения сразу же после известий о гибели Цезаря. Цицерон говорит, что он «с помощью Марса, благосклонного к нему (suo Marte), вернул себе свое» (Cic. Phil. II. 95). Это, как будто бы, предполагает военную кампанию, вооружённое сопротивление и т. п., однако сопротивление, если даже оно имело место, вряд ли было значительным. К лету 44 г. Дейотар вновь оказался властелином двух третей Галатии и своих прежних владений за её пределами. Его статус чётко определён в надгробной надписи его сына, умершего между мартом 43 и осенью 42 г. – царь и тетрарх толистобогиев и трокмов. Из надписи видно, что тектосаги к этому времени еще сохраняли независимость, хотя, повидимому, и недолго. Страбон, описывая Галатию, лаконично сообщает: «…Горбеунт – столица Кастора, сына Саокондария, где Дейотар убил своего зятя Кастора вместе со своей дочерью» (Strab. XII. 5. 3). Никаких хронологических привязок он не даёт, однако из текста речи Цицерона «За царя Дейотара» можно понять, что родители Кастора еще живы – иначе не имело бы смысла обращение к нему во множественном числе. Кроме того, если бы преступление было совершено ранее процесса в Риме, Цицерон не смог бы представлять жизнь Дейотара как образцовую для Кастора-младшего, сына человека, которого тот убил. Поэтому убийство в Горбеунте и захват тетрархии тектосагов следует относить ко времени после смерти Дейотара-младшего. С другой стороны, так как кроме контингентов, присланных Дейотаром, галаты в армии Брута и Кассия не упоминаются, можно допустить, что ко второй половине 42 г. вся Галатия принадлежала уже одному властителю. Цель, к которой Дейотар шёл последние десятилетия, была достигнута. Правда, достигнутое нужно было закрепить, а это было отнюдь не просто в условиях, когда гражданская война в Риме приобретала всё более жестокий характер. К чести Дейотара следует сказать, что он снова, по-видимому, сразу же, сделал ставку на своих прежних друзей. Во всяком случае, Антоний так и не получил обещанные ему деньги, а поведение Дейотара Цицерон ставит в пример нерешительному и колеблющемуся Сенату. В дальнейшем Дейотар участвовал в действиях, которые вёл проконсул Вифинии Л. Тиллий Кимбр против цезарианца П. Корнелия Долабеллы (Cic. Ad Brut. I. 6. 3). Такая его активная позиция дала Цицерону возможность в последний раз публично превознести своего старого знакомца – в одиннадцатой «Филиппике» он предлагает проект постановления, один из пунктов которого гласил: «Если царь Дейотар и сын царя Дейотара окажут поддержку проконсулу Г. Кассию, предоставив ему войско и средства для ведения боевых действий – так же, как они неоднократно делали это ранее во многих войнах, укрепляя могущество римского народа – то тем самым они окажут услугу сенату и римскому народу» (Cic. Phil. ХI. 31). Повидимому, Цицерон не сомневался в надёжности галатского царя; на деле всё было несколько сложнее. Едва ли случайно в проекте постановления не предписывалось оказать помощь, а говорилось «если окажут…». Кассий Дион упоминает о том, что Дейотар отказал Кассию в помощи. Никакой хронологической привязки здесь нет, но можно с уверенностью утверждать, что произошло это примерно весной-осенью 43 г. Известно, что отношения между Брутом и Кассием в этот период были далеко не безоблачными, и урегулировали они их только после встречи в Смирне в конце 43 г. Видимо, эту дату можно считать terminus ante quem для сообщения Диона. Дейотар готов был прислушаться к советам старых друзей и поддержать их – но если у него были старые личные отношения с Брутом, это не означало, что он чем-то обязан Кассию, пусть даже тот был политическим единомышленником Брута. В конечном счёте, Дейотара заботили не римские политические проблемы, а стабильность его собственной власти. Во всяком случае, при Филиппах галаты составляли один из наиболее многочисленных союзных контингентов в войсках республиканцев. Согласно Аппиану, в распоряжении Брута при Филиппах была многочисленная галатская пехота и 5 тыс. конницы (App. BC. IV. 88) – силы, которые далеко превосходили численность галатских контингентов в армии Помпея. Правда, Дейотар, в силу преклонного возраста, на этот раз не явился лично, войска привёл его секретарь Аминта, который после первой битвы при Филиппах перешёл на сторону триумвиров (Cass. Dio. XLVII. 48. 2) - возможно, имея на сей счет прямые инструкции от своего господина. Видимо, обстановка к тому времени сложилась таким образом, что Дейотар осознал целесообразность смены политической ориентации. Дейотар ненадолго пережил битву при Филиппах – он умер в 40 г. или около того (Cass. Dio. XLVIII. 33. 5), не оставив наследника15. Трон перешёл к его бывшему обвинителю, Кастору, который пережил всех своих родственников, имевших право на власть над галатами. Престарелый монарх не успел воспользоваться плодами своих трудов – но наследство всё-таки оставил хорошее: не раздробленную на отдельные тетрархии область, а единое царство, пожалуй, на тот момент самое крупное и сильное в регионе, под властью одного царя, к 15 Виноват ли сам Дейотар в сложившейся ситуации – вопрос особый. Как известно, он рассматривал в качестве своего наследника одноименного сына и соправителя, который, однако, умер раньше отца. Что касается другого мужского потомства – то или его не было, или, если верить Плутарху, Дейотар сам истребил его, желая оставить своего наследника без возможных конкурентов (Plut. De stoic. repugn. 32.4. Р. 1049 C). Плутарх, сообщая мимоходом этот факт, не дает никаких хронологических привязок, так что речь у него может идти и о нашем Дейотаре, и о его тезке, который нам просто неизвестен. При нынешнем состоянии источников ответ здесь невозможен. Так, А. Чошкун считает Дейотара невиновным в детоубийстве (Coşkun A. Op. cit. S. 139. Anm. 39). Однако сама по себе такая мера обеспечения стабильности при наследовании власти отнюдь не уникальна – в другую эпоху, но в этих же самых краях, у турок-османов, законом 1478 г. убийство братьев наследника не только допускалось, но и предписывалось. Так что Дейотар мог убить своих сыновей – но убил ли он их на деле, остается неразрешимым вопросом. тому же, несмотря на сложности их отношений в прошлом, своего кровного родственника. На протяжении жизни одного поколения Дейотару удалось решить колоссальную задачу – возвысить Галатию от племенного общества до эллинистической монархии, пусть даже эллинизация эта была в основном поверхностной. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Итак, книга закончена. Какие же выводы можно сделать из приведенного в ней материала? Что роднит и что различает между собой жизни и судьбы рассмотренных исторических персонажей? Несомненнно, само время наложило свой отпечаток на деятельность каждого из них. Будучи облечены огромной властью и ответственностью, правители эпохи эллинизма часто сталкивались с очень сложными задачами военного, дипломатического, идеологического плана. От них зависили судьбы тысяч и тысяч людей, независимость их государств, будущее культуры. Наверно, не все они и не всегда осознавали всю тяжесть этого бремени: слишком велик оказывался соблазн почувствовать себя богом и использовать свое положение в собственных эгоистических интересах: наслаждаться роскошью и богатством, забыть о нуждах и потребностей подданных… Как правило, история мстила таким правителям, и мстила жестоко: оказывалась трагичной не только их личная судьба, но и само имя их входило в историю с негативными оценками, как пример жестокости и деспотизма. Вместе с тем, эпоха эллинизма дала немало примеров того, как люди, стоявшие во главе государств, с честью выполняли свой долг перед обществом. «Делай, что должно, и будь, что будет» - эта сентенция, вполне соответсвующая духу стоической философии, возникшей как раз в эпоху эллинизма, могла бы послужить жизненным девизом многих эллинистических правителей. И, наверно, не стоит предъявлять им упреки, что их достижения были не столь значительны, какими они могли бы быть при других исторических обстоятельствах. Приведенные жизнеописания вряд ли могут свидетельствовать о том, будто бы эллинизм, согласно все еще встречающимся иногда мнениям, был временем упадка греческого мира. Безусловно, после завоеваний Александра мир из- менился и стал другим – гораздо более сложным и динамичным. Изменился и сам человек, его представления о мире, о добре и зле. Однако история эллинизма, складывающаяся из жизней и поступков как рядовых людей, так и стоявших у кормила государственной власти правителей, занимает свое весьма достойное место в истории мировой цивилизации. СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Иллюстрации к разделу о царях эллинистической Македонии 1. Пелла. «Дом Диониса» (фото Ю. Н. Кузьмина). 2. Дворец в Эгах (Вергине) (фото Ю. Н. Кузьмина). 3. Фреска из римской виллы в Боскореале, возможно, аллегорически пока- зывающая Македонию и побежденную Азию. 4. Македонский воин. Фреска на фасаде гробницы в Айос Афанасиос (конец IV в. до н.э.). 5. Македонские воины. Фреска на фасаде гробницы в Айос Афанасиос (ко- нец IV в. до н.э.). 6. Всадник. Скульптура эллинистического времени из Пеллы (фото Ю. Н. Кузьмина). 7. Монеты Антигонидов. Берлин, Пергамский музей (фото Ю. Н. Кузьмина). 8. Портрет эллинистического правителя (возможно, Филиппа V), найденный в море ок. о. Калимнос. 9. Портреты Филиппа V и Персея на монетах. 10. Фрагмент фриза монумента Эмилия Павла в Дельфах с изображением битвы при Пидне. 11. Обкладка из Пергама на которой, возможно, изображена битва при Пидне. Иллюстрации к разделу о царях династии Птолемеев 1. Птолемей III в образе Гермеса. 2. Золотая монета Птолемея IV с изображением Птолемея III. 3. Бюст Береники II. 4. Золотая монета Птолемея III с изображением Береники III. 5. Изображение бога Хора перед входом в пронаос храма в Эдфу. 6. Птолемей ΙΙΙ в одеянии египетского царя 7. Скульптурный портрет Птолемея VIII, Брюссель. 8. Портрет Птолемея VI на золотом кольце, Лувр. 9. Птолемей VI, храм в Эдфу 10. Птолемей VIII с египетскими богинями, храм в Эдфу. 11. Птолемей VIII, Клеопатра II и Клеопатра III перед богом Хором, храм в Ком-Омбо . Иллюстрации к разделу о царях династии Селевкидов и эллинистического Востока 1. Эдикт Ашоки 2. Хроника Багаяши 3. Мавзолей в Белеви 4. Грифон из мавзолея в Белеви 5. Мавзолей в Белеви 6. Антиох Ι 7. Антиох ΙΙ 8. Скульптурный портрет Антиоха IV 9. Монета Антиоха IV 10. Деметрий Ι 11. Деметрий II 12. Деметрий ΙΙ 13. Диодот Ι 14. Диодот ΙΙ 15. Э. Делакруа. Гелиодор в храме 16. Ж.О.Д. Энгр. Антиох и Стратоника 17. Менандр 18. Митридат Ι 19. Митридат Ι, рельеф из Изе 20. Митридат ΙΙ 21. Митридат ΙΙ, редьеф из Бехистуна 22. Андрагор 23. Монета Менандра 24. Селевк ΙV 25. Стела Гелиодора 26. Цилиндр Антиоха 27. Эвкратид I 28. Эвкратид Ι 29. Эвтидем Ι Иллюстрации к разделу о царях эллинистической Малой Азии 1. Бронзовая монета Никомеда Ι 2. Серебряная монета Никомеда Ι 3. Ариарат ΙV 4. Ариарат V 5. Ариарат V 6. Ороферн 7. Монета Дейотара СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ВДИ – Вестник древней истории. М. ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения. СПб. ПИФК – Проблемы истории, филологии, культуры. Москва – Магнитогорск – Новосибирск. AA – Archäologischer Anzeiger. Berlin. AAe – Antiquitas aeterna. Поволжский антиковедческий журнал. Казань – Нижний Новгород – Саратов. ABSA – Annual of the British School at Athens. Athens – London. AJA – The American Journal of Archaeology. Baltimore. AJPh – The American Journal of Philology. Baltimore. AM – . . AS – Ancient Society. Leiden. BCH – Bulletin de correspondance hellénique. Paris – Athènes. Bull. épigr. – Bulletin épigraphique // REG. Paris. C. Ord. Ptol. – Lenger M.-Th. Corpus des Ordonnances des Ptolémées. Bruxelles, 1964. CdÉ - Chronique d'Égypte. Bulletin périodique d'égyptologique Reine Élisabeth. Bruxelles. CAH – The Cambridge Ancient History. Cambridge. CJ – Classical Journal. Ashland. CPh – Classical Philology. Chicago. CQ – Classical Quarterly. Oxford. CSCA – California Studies in Classical Antiquity. Berkeley. DKP – Der Kleine Pauly. Bd. 1–5. München, 1979. de la Fondation EA - Epigraphica Anatolica : Zeitschrift für Epigraphik und historische Geographie Anatoliens. Bonn. EKM – 1998. FGrHist - Die Fragmente der griechischer Historiker. Hrsg. von F. Jacoby. Berlin - Leiden, 1923-1958. GRBS – Greek, Roman, and Byzantine Studies. Durham, North Carolina. HSCPh – Harvard Studies in Classical Philology. Cambr., Mass. I. Philae - Bernand É. Les inscriptions grecques (et latines) de Philae. T. I-II. Paris, 1969. ID – Inscriptions de Délos. T. 1–7. Paris, 1926–1972. IG – Inscriptiones Graecae. Berolini. IK - Inschriften griechischer Städte aus Kleinasien. Bonn. ISE – Iscrizioni storiche ellenistiche / Testo critico, traduzione e commento a cura di L. Moretti, F. Canali De Rossi. Vol. 1–3. Firenze – Roma, 1967– 2006. IvPriene - Inschriften von Priene / Ed. F. Hiller von Gaertringen. Berlin, 1906 IvPrusa – Die Inschriften von Prusa ad Olympum / IK. Bd. 39. T. 1-2. Hrsg. v. Th. Corsten. Bonn, 1991-1993. JHS – The Journal of Hellenic Studies. London. LGPN – A Lexicon of Greek Personal Names. Oxford. LSJ9 – A Greek-English Lexicon / Comp. by H.G. Liddel, R. Scott, rev. by H.S. Jones. Repr. of 9th ed. Oxf., 1996. McCabe Priene – McCabe D.F. Priene Inscriptions. Texts and List. Princeton, 1986 (CDROM PHI 6, Packard Humanities Institute, Los Altos) OGIS – Dittenberger W. Orientis Graeci inscriptiones selectae. Vol. I–II. Lipsiae, 1903–1905 Pap. Cair. Zen. – Cairo Zenon Papyri. Pap. Haun. – Papyri Graecae Haunienses / Ed. T. Larsen. Copenhagen, 1942. pDem. Caire. - W. Spiegelberg (Hrsg.). Service des Antiquités de l'Égypte, Catalogue Général des Antiquités égyptiennes du Musée du Caire. Bd. II: Die demotischen Denkmäler. Strassburg, 1906-1908. pDem. Münch. 4 – по изд.: Lanciers E. Die Alleinherrschaft des Ptolemaios VIII. im Jahre 164/163 v. Chr. und der Name Euergetes // Proceedings of the XVIII International Congress of Papyrology, Athens, 1986, II. Athens, 1988. S. 410. pKöln 8 - Gronewald M., Maresch K., Römer C. Kölner Papyri. Opladen, 1997 ( = Papyrologia Coloniensia VII/ 8). PP – La Parola del passato: rivista di studi antici. Napoli PSI - Papiri greci e latini. Pubblicazioni della Società Italiana per la ricerca dei papyri greci e latini in Egitto. Firenze. pTebt. III - Hunt A.S., J.G. Smyly, Edgar C.C. 1933. (Univ. of California Publications, Graeco-Roman Archaeology III-IV; Egypt Exploration Society, Graeco-Roman Memoirs 23, 25). London, 1933-1938. RC – Welles C.B. Royal Correspondence in the Hellenistic period. New Haven, 1934. RE – Paulys Real-Encyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. Neue bearbeitung von G. Wissowa et al. Stuttgart, 1893–1972. REG – Revue des études grecques. Paris. RFIC – Rivista di filologia e di istruzione classica. Torino. SB - Sammelbuch griechischer Urkunden aus Aegypten. Bdd. I-XXVI. Berlin; Heidelberg; Leipzig; Strassburg; Wiesbaden, 1913-2006. SEG – Supplementum epigraphicum Graecum. Leiden – Amsterdam. SEHHW – Rostovtzeff M. I. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Vol. I–III. Oxford, 1941 SH – Studia historica. М. SVA II–III – Die Staatsverträge des Altertums / Hrsg. von R. Werner, H. Bengtson, H.H. Schmitt. Bd. 2–3. München, 1962–1969. Syll.3 – Sylloge inscriptionum Graecarum / Ed. G. Dittenberger et al. Ed. 3. Vol. 1–4. Lipsiae, 1915–1924. TAM – Tituli Asiae Minoris. Vienna. TAPhA – Transactions of the American Philological Association. Baltimore. Urk. II. - Sethe K. Hieroglyphische Urkunden der griechisch-römischen Zeit. Leipzig, 1904-1916. ZPE – Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. Bonn.