25 2005.04.008 КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО 2005.04.008. ХЕЙТ Х. ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ В ПРЕАМБУЛЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ КОНСТИТУЦИИ. К ОБОСНОВАНИЮ УНИВЕРСАЛИСТСКОГО ЕВРОПЕЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ ПОСРЕДСТВОМ МИФА О ПРОИСХОЖДЕНИИ. HEIT H. Europäische Identitätspolitik in der EU-Verfassungspräambel. Zur ursprungsmythischen Begründung eines europäischen Selbstverständnisses // Arch. für Rechts und Sozialphilosophie. – Stuttgart, 2004. – Bd. 90. – H. 4. – S. 461–477. Автор отмечает, со ссылкой на Ю.Хабермаса, что европейская политическая общественность до сих пор фрагментирована по отношению к национально-государственному мышлению. Поиск общей европейской политической идентичности сталкивается с трудностями. Предметом статьи является анализ преамбулы конституционного договора (точнее, проекта, пока он не ратифицирован после подписания. – Реф.) с позиции укрепления сознания общей принадлежности к Европе. Это касается теперь уже 454,9 млн. человек, а между тем факты свидетельствуют об отсутствии у европейцев интереса к Европе, что проявляется, в частности, в относительно невысоком участии в выборах в Европейский парламент. Преамбула – интегральная часть текста конституции, и, будучи юридически значимой, она является частью европейской идентификационной политики. Эту задачу преамбула стремится решить прежде всего посредством исторического обоснования общих политических убеждений. Но при этом, считает автор, изложение истории Европы как общего прошлого европейцев ставит преамбулу перед опасностью быть в важных аспектах «ложной» («falsch»). «Парадигмой... самоосознания посредством актуализируемой конструкции общей истории является миф. Преамбулу проекта Европейской конституции... можно рассматривать как идентификационно- 2005.04.008 26 политический амбициозный миф о происхождении» (с. 464). Функция мифа о происхождении не в том, чтобы рассказывать «как было на самом деле», а в том, чтобы сориентировать современников. Показывая, как этот мотив присутствует в преамбуле, автор обсуждает три темы: предпосланный ей девиз; умолчание о некоторых существенных элементах европейской культурной истории; цивилиза-ционно-культурные достижения, в отношении которых выдвигаются претензии на их изначально европейское происхождение. Девизом, написанном на греческом языке, служат слова Перикла из его надгробной речи, посвященной павшим гражданам Афин в Пелопонесской войне (431–404/03) (в принятой авторами преамбулы версии немецкого перевода): «Конституция, которую мы имеем... называется демократия, ибо государство ориентировано (ausgerichtet ist) не на немногих, а на большинство». Но, считает автор статьи, конструирование европейской идентичности с помощью древних греков сталкивается с труднопреодолимыми проблемами. Дискуссионным является уже вопрос, в какой мере греческие культурные достижения собственно греческого происхождения, а не обязаны Египту и Месопотамии. Кроме того, античное понимание демократии с исключением женщин, рабов, чужаков и неимущих не совпадает с принятым сегодня. Здесь по меньшей мере следовало сказать о прогрессе в развитии демократических идей со времени греческих истоков. Далее, формула «ориентации на большинство» может подходить и для патерналистской диктатуры. Автор обращает внимание на то, что скрывается за многоточием, т.е. опущено в цитировании Перикла: «Конституция, которую мы имеем, не следует никаким чужим законам; скорее мы служим образцом комунибудь еще, чем зависим от других». В последнем из опубликованных русских переводов комментируемый фрагмент без пропусков выглядит следующим образом: «Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим потому, что он зиждется не на меньшинстве [демоса, граждан], а на большинстве их»1. Автор усматривает в этом высказывании Перикла попытку доказать универсальное превосходство Афин над всеми другими государствами, греческими и негреческими. 1 Фукидид. История / Пер. с греч. Мищенко Ф.Г., Жебелева С.А. / Под ред. Фролова Э.Д. – СПб., 1999. – С. 100. 27 2005.04.008 Мнение, что собственные нравы и обычаи наилучшие, составляет важнейшую черту «квазинормального этноцентризма» (выражение Х.Хейта). Но Перикл, по мнению автора, соединяет партикуляристское и эксклюзивное самосознание афинян с универсалистской претензией воплощать культурные достижения надвременного и транскультурного значения. На этом соединении основывается трансформация квазинормального этноцентризма в мессианистский менталитет евроцентризма. Если понимать ссылку на Фукидида и Перикла как идентификационно-политический мотив, то преамбула выступает как универсалистский миф о происхождении в духе Перикла. Но, считает автор, попытка включить Европу в традицию унаследованного от древних греков универсалистского самосознания, чтобы обосновать партикуляристскую идентичность, ведет к внутренним противоречиям. Они проявляются в тех моментах европейской истории, о которых не упоминается и на которые не обращается внимание в преамбуле. Автор задается вопросом: почему после острых дебатов в преамбуле совершенно сознательно были опущены упоминание о христианской религии как историческом наследии и ее роли в европейской истории, а также ссылки на опыт войн и тоталитаризма, что ведет к искажению и «усветлению» истории? И отвечает: конституционная преамбула – это не документ по вопросам истории, а провозглашение политических принципов на будущее, имеющих в виду будущее самосознание Европы. Невозможно и не нужно пытаться рассказывать в преамбуле убедительную историю Европы. Всякое сокращенное изложение всегда будет ложным и спорным. А то, что такая попытка ни к чему, свидетельствует очень удачная преамбула Всеобщей декларации прав человека 1948 г. Она излагает ряд ценностей, которых стремятся придерживаться Объединенные Нации. На вопрос о собственном политическом самосознании лучше отвечать, считает автор, не с помощью состряпанной (verklitterte) истории, а посредством провозглашения приверженности определенным ценностям. Однако на это авторы преамбулы не решились. Вместо того, чтобы последовательно и в современном духе отказаться от мифа о происхождении, они полагаются, наряду с сомнительным «мифом Греции», заключенном в девизе, на совершенно абстрактное изложение прогрессивного развития Европы. Это история «пути цивилизации, прогресса и благосостояния на благо всех жителей», которая будет продолжена. 2005.04.008 28 Автор обращает внимание на то, что текст преамбулы пронизан представлением о том, что Европа состоит в особенно близкой связи с историей цивилизации и с ценностями гуманизма: равенство людей, свобода и значение разума. Особенно заявка на развитие ценности «значения разума» возвращает к греческому наследию Европы. Идея, что греческая античность является колыбелью разума, широко распространена в европейском образовании, культурном и философско-историческом. Такое гипостазирование европейского особого пути до мерила ценности мировой истории предполагает евроцентристское понимание истории гегелевского типа. Но, считает автор, уважение к разуму проявляется во всех культурах, и в Европе, и ее истории выражено не более сильно, чем в других. Тезис о значении разума как достижении европейской цивилизации выглядит как самомнение, притом двояко: с одной стороны, как самодовольная идеализация собственной истории в качестве оплота разума, а с другой – как имплицитное низведение остального мира до арьергарда Европы. Последнее особенно обнажает миф о происхождении как попытку обосновать самосознание посредством отграничения от другого мира. Отграничение касается прежде всего тех государств и культур, которые равным образом уважают ценности свободы, равенства и разума. Поскольку это присуще Западу в целом, неудивителен, считает автор, определенный антиамериканизм в такого рода конструкции европейской идентичности. Не только в преамбуле, но и в тексте конституции Европейский Союз подчеркнуто понимается как ценностное сообщество (Wertegemeinschaft). К ценностям Европы, согласно ст. 1, 2, отнесены свобода, демократия, равенство, гарантия прав человека, терпимость, справедливость и солидарность. Ценности этого рода по своему существу выходят за рамки отдельных групп, наций или культур. Но практически членство в европейском ценностном сообществе ограничено определенным кругом наций и призвано обеспечить их конкретные интересы. Это, по мнению автора, плохо совмещается с космополитическим содержанием заявленных европейских ценностей. Уже в рассуждениях о ценностях Европы заложена напряженность между исключительно европейским партикуляризмом и притязаниями на универсальную нормативную значимость. Эта напряжен-ность отражается в неясном политическом статусе Союза. Проект Конституции определяет Европейский Союз как не имеющее примеров в истории интеграционное сообщество и тем самым отделяет его от федеративного государства, вроде США, от союза государств, 29 2005.04.008 подобного ООН. Тем самым Союз не обозначает себя ни как особое государственное образование, представляющее интересы отдельной нации, ни как надгосударственный, универсалистски ориентированный правовой субъект. Он ни космополитичен (weltbűrgerlich), ни националистичен, хотя одновременно является и тем и другим. Европейский Союз – это ставшая реальностью попытка преодолеть внутри себя националистические разделения, это и «крепость Европа», которая желает гарантий своих интересов по отношению к остальному миру. В завершающей части статьи автор пишет, что результат идентификационно-политических амбиций преамбулы европейской конституции оказывается разочаровывающим. Трудно сказать, как можно добиться, чтобы люди в странах европейского континента идентифицировали себя с учреждением, называющимся «Европейский Союз», т.е. «любили его» (с. 476). Возможно, это и совершенно не нужно, и следует довольствоваться выводом одного из немецких политологов, что-либо европейское сознание единства будет строиться на прагматической очевидности жизненных выгод будущего Европейского Союза, либо его не будет совсем. Но конструкторам конституции этого недостаточно, и они пошли по пути, критически рассмотренному автором. Перспективы на успех этого предприятия, по мнению автора, можно оценить как незначительные. Такие формы политики идентификационной более не соответствуют времени. Поэтому в тексте конституции было бы лучше отказаться от идеализированного описания собственной истории и собственных конкретных культурных качеств вместе с претензией на их универсальность по отношению к остальному миру. Если уж помещать какую-то версию мифа о происхождении в Европейскую конституцию, то, по мнению автора, есть другой греческий историк, гораздо более подходящий в качестве образца. Это Геродот, который пришел к важному выводу: познание многообразия форм жизни человека исключает как шовинистическое притязание на универсальную значимость собственной культуры, так и релятивистское отрицание значимости нравов вообще. Данная позиция, считает автор, действительно открывает горизонты будущего для позитивного и нормативно содержательного самоосознания Европы. Девиз преамбулы в духе Геродота мог бы звучать так: «Обычай – царь всего». Н.Н.Деев