Военный опыт и социальный капитал: опыт эмпирического

Военный опыт и социальный капитал: опыт эмпирического анализа
Едачев А., Натхов Т., Полищук Л.
Исторические события и культурные нормы
В последние годы экономисты все чаще обращаются к анализу влияния
исторических событий на экономическое развитие. Эмпирическая литература показывает,
что даже весьма отдаленные во времени события могут оказывать заметное влияние на
современный экономических рост и распределение доходов (Nunn, 2009). Истоки этих
исследований можно проследить в работах экономических историков (North, 1981,
Engermann, Sokoloff, 1997), которые анализировали экономическое развитие в более
широком контексте социальных, культурных и политических условий.
Если ранние исследования в этой области только документировали связь между
историческими событиями и современным уровнем экономического развития, то более
поздние работы пытаются выявить конкретные механизмы этого влияния. Два основных
кандидата на объяснение сильной зависимости от прошлого – это политические
институты и культура (Tabellini, 2008).
Исследования в области политической экономики показывают, что распределение
политической власти и способы формирования политических элит могут быть очень
устойчивыми во времени, поскольку элиты заинтересованы в сохранении «статус кво»
(Acemoglu, Robinson, 2008). Устойчивость неэффективных политических институтов, по
мнению сторонников данного подхода, является основным фактором, объясняющим
экономическую отсталость многих стран и регионов.
Однако, как справедливо отмечает Табеллини, данная теория не объясняет многих
эмпирических
фактов.
Например,
различное
функционирование
идентичных
политических институтов в разных регионах одной страны, или не всегда удачную
«трансплантацию» институтов развитых стран в развивающиеся страны и страны с
переходной экономикой. Одно из возможных объяснений этих фактов – устойчивость
неформальных институтов.
В классической работе Норта указывается, что «даже в самых развитых экономиках
формальные правила составляют небольшую (хотя и очень важную) часть той
совокупности ограничений, которые формируют стоящие перед нами ситуации выбора;
несложно увидеть, что неформальные правила пронизывают всю нашу жизнь. В
повседневном общении с другими людьми — дома, за пределами семьи, на работе —
наше поведение в огромной степени определяется неписаными кодексами, нормами и
условностями» (Норт, 1997, с. 56). Неформальные ограничения являются частью того
наследия, которое мы называем культурой.
До
недавнего
времени
культурные
нормы
и
ценности
не
привлекали
исследовательского внимания экономистов. Одна из возможных причин, как отмечает
Нанн (Nunn, 2012), это расплывчатость термина, отсутствие четкого и однозначного
определения, что порождает проблемы с интерпретацией результатов. Важным шагом
вперед было бы согласие по поводу рабочего определения культуры. В качестве такового
Нанн, ссылаясь на работы антропологов Бойда и Райчерсона (Boyd, Richerson, 1985, 2005),
предлагает «эвристики, возникшие из необходимости принимать решения в сложных
обстоятельствах». Иными словами, на языке экономической науки, культура – это набор
неформальных
правил,
снижающих
издержки
принятия
решений
ограниченно
рациональными индивидами в условиях неопределенности.
Исторические шоки (войны, эпидемии, колонизация и др.) – один из главных
источников изменений в культурных нормах. К примеру, в работе Nunn, Wantchekon
(2011), показано, что работорговля имела долгосрочные последствия для уровня
межличностного доверия и доверия к государственным институтам в тех африканских
сообществах, которые были в наибольшей степени ей подвержены. На более современных
данных Rohner, Thoenig, Zilibotti (2012) показали, что военные конфликты в Уганде
снизили уровень доверия между индивидами и повысили чувство этнической
принадлежности и самоидентификации.
Таким образом, эмпирическая литература подтверждает наличие связи между
историческими событиями и культурными нормами. Культурные нормы могут меняться
под воздействием временных шоков (например, война), передаваться последующим
поколениям и в дальнейшем оставаться устойчивыми в течение долгового времени.
Война и ценности
Общим местом является то, что войны обладают разрушительным действием на
мировую и национальные экономполитические системы. Но на самом деле взаимосвязи
здесь куда сложнее. Тилли показал (Tilly, 1985), как война может создавать государства, а
Бесли и Перссон (Besley, Persson, 2011) - как она может определять его структуру. Война
может резко изменить направление развития страны, как показал Олсон в своей работе
(Olson, 1984).
Существует множество работ, исследующих эффект войны на социоэкономическую
сферу страны, вовлеченной в военные действия. Историки Моделл и Хаггер (Modell,
Haggerty, 1995) обозрели работы про то, как война влияет на социальную структуру,
социальные изменения, персональные последствия для воевавших, экономические
характеристики и так далее.
Тем не менее, «социальные и институциональные последствия военных конфликтов,
возможно, самые важные, но наименее изученные», полагают Блаттман и Мигель
(Blattman, Miguel, 2010) в своей обзорной работе, посвященной гражданским войнам.
Модел и Хаггер соглашаются с этим, отметив, что «эмпирические работы в определенной
степени пренебрегают как социологическим аспектом войны, так и ее возможностью
перекроить общество». Это располагает к более подробной проработке темы.
Основная масса работ, посвященная влиянию военного опыта на личность
воевавшего, констатирует отрицательные эффекты в психологическом состоянии
человека. Например, в работе Сталланов и Коенена (Stellman, 2000), показано, что с
увеличением степени вовлеченности в военные действия у человека падает уровень
семейного и жизненного счастья, удовлетворённости жизни, а также растет вероятность
курения. Также у людей с высоким уровнем вовлеченности в военные действия
обнаружился существенно меньший уровень дохода по сравнению с военными,
служившими не в «горячих точках». В целом же работы, изучающие не только самих
переживших экстремальные исторические события, но и их влияние на своих детей,
довольно редки; большее внимание обычно уделяется самим участникам событий и их
посттравматической адаптации. Тем не менее, семья является не только стороной,
абсорбирующей психологические проблемы воевавшего, но и стороной, сглаживающей
эти проблемы. Фонтана, Росенхек и Хорвас (Fontana A, Rosenheck R, Horvath T. 1997)
показали, что симптомы посттравматического расстройства ветерана могут смягчаться,
если ветераны получают поддержку после возвращения домой как от семьи, так и от
общественного мнения.
Несмотря на свидетельства, приведенные в работах выше, у ученых существуют
теории, предполагающие позитивные эффекты от опыта в военных действиях. Одна из
них – это явление, известное в психологической литературе под названием «выученная
беспомощность» («learned helplessness»), которое может объяснить механизм связи
экстремального опыта и характеристик вроде склонности к коллективным действиям.
Впервые этот термин ввел американский психолог Мартин Селигман в конце 1960-х,
проведя ряд экспериментов на собаках (Seligman, Maier, 1967). В контексте военного
опыта гипотеза выученной беспомощности может работать следующем образом: человек,
переживший войну и оставшийся в живых, более предприимчив, так как по сравнению с
военным опытом, оставившим большой отпечаток в памяти ветерана, текущие проблемы
не кажутся неприступными и нерешаемыми.
Другая теория, предполагающая позитивные эффекты от военного опыта, также
сформулирована психологами и условно называется «посттравматический рост». Она
заключается в том, что восстановление от психологической травмы (вызванной любой
кризисной для индивида ситуацией) может не только привести человека к уровню «до
травмы», но и пойти дальше, развивая более сильную личность, создавая более крепкие
личные связи и т.д. (Tedeschi, Calhoun, 2004) Механизм посттравматического роста
подтверждает работа Шорса (Shors, 2006), фиксирующая улучшение обучающих навыков
у переживших стрессовое событие индивидов.
Как вышеописанные теории позитивных эффектов от войны и других стрессовых
ситуаций
подтверждаются
на
практике?
Существуют
эмпирические
работы,
показывающие, что война не всегда негативно сказывается на характеристиках ее
участника.
Блаттман (Blattman, 2009) в работе 2009 года изучает случай Уганды – в течение
последних 20 лет десятки тысяч мужчин этой страны насильно рекрутировали (или просто
похищали) для службы в армии повстанческих сил Lord’s Resistance Army (LRA).
Последующий социологический опрос показал, что те люди, которых забрали в армию,
при прочих равных условиях демонстрируют более активное участие в политическом
голосовании (на 22% больше), более высокую вероятность быть общественным
активистом или на политической должности (в два раза больше) и более высокую
вероятность быть членом организации, поддерживающей мир (на 73% больше).
Джа и Вилкинсон (Jha, Wilkinson, 2012) изучили другой случай, послевоенное
разделение Индии в 1947 году, когда после Второй мировой войны по стране прошла
волна этнических чисток. Ученые обнаружили, что в районах, где у людей было больше
военного опыта, происходило больше этнических чисток (последнее фиксировали за счет
измерения
оттока
меньшинств
проинтерпретировали
усовершенствовал
эту
и
связь
организаторские
притока
этнического
следующим
образом:
способности,
большинства).
опыт
необходимые
боевых
для
Авторы
действий
политических
коллективных действий, которые требовались для этнических чисток.
Исследование домохозяйств в Сьерра-Леоне после гражданской войны под
авторством Беллоуса и Мигуела имело за собой цель изучить различные последствия
пострадавших от войны районах на местные институты (Bellows, Miguel, 2006, 2009).
Авторы пришли к следующим выводам: постоянного отрицательного воздействия на
институты не зафиксировано, но примечателен немного возросший уровень политической
мобилизации в более пострадавших от войны районах относительно менее вовлеченных в
военные действия.
Работы Элдера (Elder, 1988ab) основаны на психологическом анализе одной
продольной выборки людей, наблюдаемых с самого детства и принадлежащих к когорте,
призванной на войну во Вьетнаме. Элдер уделял особое внимание степени вовлеченности
в военные конфликты и таким образом делал выводы о влиянии боевых действий на
микро-уровне. Его анализ показал, что у ветеранов, прошедших тяжелые боевые действия,
более сильные связи со своими друзьями, чем у ветеранов с меньшим военным опытом.
Исследования Великой отечественной войны и ее влияния на ценности
Почему Великая Отечественная война стоит особняков в истории войн ХХ века по
ее воздействию на тех, кто сражался с нацистами? О ветеранах – узниках ГУЛАГа
рассказали Александр Солженицын и Варлам Шаламов, сами прошедшие через лагеря
(где Солженицын оказался после фронта и победы). Для героя Солженицына Ивана
Шухова, прошедшего войну, первейший лагерный закон – оставаться человеком, не
суетиться, сохранять достоинство. Варлам Шаламов противопоставляет заключенных
ГУЛАГа, попавших туда до войны, тем, кто оказался в лагерях в конце 40-х с военным
опытом и сформированными войной ценностями и взглядами.
Систематический и детальный анализ влияния военного опыта на личность
фронтовиков предпринят российским историком Е. Зубковой, которая обращает внимание
на ряд факторов и обстоятельств. Во-первых, предвоенная мирная жизнь в Советском
Союзе была проникнута ожиданием войны и фактически военным порядком (жесткая
дисциплина, контроль, иерархия и субординация; см. также Eppele). Реальная война
нарушила и подорвала этот «порядок казармы». Дезорганизация и беспомощность
военного руководства в начале войны неожиданно повысило роль личности и расширило
пространство свободы тех, кто оказался на переднем крае. Е.Зубкова констатирует, что
личная инициатива позволила скомпенсировать паралич власти и беспомощность
военного командования.
Со временем порядок в управлении войсками был восстановлен, но опыт свободы
оставался частью идентичности многих участников войны, тем более что от них попрежнему требовались инициатива и умение действовать автономно, в составе небольших
групп – взвода, эскадрильи, батареи. Возросшая автономия бойцов и командиров,
необходимость самостоятельно принимать решения и отвечать за их результаты, давала
опыт и навыки независимого мышления и критической оценки ситуации, когда мнение
начальства подвергается сомнению и перестает быть истиной в последней инстанции.
Е. Зубкова отмечает, что на фронте люди быстро привыкали к военным реалиям, и
вскоре уже двоенная жизнь казалась им странной и нереальной. В результате Великая
Отечественная война не стала столь сильным депрессивным шоком для ее участников, как
это произошло с солдатами западных стран, участвовавших в войнах ХХ столетия. После
войны, возвратившись в мало изменившуюся повседневность, ветераны вспоминали
войну как важнейшую часть своего жизненного опыта, время, по словам писателяфронтовика Вячеслава Кондратьева, справедливости и освобождения.
Еще одна важная и укорененная среди участников боев часть военного опыта –
братство по оружию, взаимная помощь, выручка и координация (плечо друга, «сам
погибай, а товарища выручай»). Речь идет о накоплении среди воевавших социального
капитала – способности к коллективным действиям ради общей цели.
Сплочению фронтовиков, безусловно, способствовало наличие общего врага («мы»
и «они») и наличие ясной и одной и той же для всех задачи. Конфронтация в обществе
часто сплачивает представителей одной и той же враждующей группы, что нередко питает
межэтническую вражду (Grosfeld, Zhuravskaya; Jha), но в случае Великой Отечественной
войны людей объединяла «благородная ярость». Россия, таким образом, подтвердила
известную историкам и социологам закономерность – война создает «общий интерес»
(common interest), который может стать важным ресурсом развития страны (Tilly; Besley,
Persson).
Еще одним значимым результатом войны с точки зрения ее воздействия на нормы и
ценности стало ощущение ветеранами чувства собственной значимости и собственного
достоинства. Чувство сопричастности к общественным делам, ощущение личной
ответственности за судьбу страны (на фронте чувствуешь, что судьба страны – в твоих
руках, по словам Вячеслава Кондратьева) и уверенности в возможности включиться в
решение общественных проблем известно под собирательным названием гражданской
культуры (Almond, Verba). Таким образом, можно утверждать, что война способствовала
накоплению в российском обществе норм и навыков участия индивида в общественных
делах.
Свобода,
способность
к
коллективным
действиям,
чувство
собственного
достоинства и гражданская культура были, очевидно, несовместимы с утвердившимся в
Советском Союзе
тоталитарным режимом. По выражению М. Гефтера (см. также
Zubkova, 1996), война содержала в себе элементы де-сталинизации, в том числе ввиду
возникновения у ее участников ощущения личной ответственности за судьбу Родины. Это
чувство было, конечно, несовместимо с государственной иерархией, «демократическим
централизмом» и подчинением воле вождя.
С фронта вернулись 8.5 миллионов демобилизованных ветеранов (Zubkova),
осознавших свой долг перед страной и уверенных в том, что выполнили этот долг с
честью, так что теперь и страна перед ними в долгу (Edele). Многие ожидали что «теперь
все будет по-другому», и было важно быстро разрушить эти иллюзии. Как уже
отмечалось, многие из ветеранов оказались в лагерях, а прочим, после недолгих торжеств
по случаю победы, ясно дали понять, что все останется по-прежнему, и нужно в частном
порядке искать свое место после войны в незыблемом порядке вещей.
Потенциал коллективных действий в рамках всего ветеранского сообщества
сохранялся и был направлен в основном на защиту прав самих ветеранов и официального
признания их заслуг перед страной.
Особый статус ветеранов был вскоре ликвидирован вместе с доплатами за воинские
награды,
инвалиды
войны
должны
были
довольствоваться
мизерной
пенсией,
медицинская помощь предоставлялась на общем для всех уровне, совершенно
недостаточном для тех, кто пришел с войны с ранениями и увечьями, содействие в
протезировании отсутствовало. Ветеранам было ясно дано понять, что они не должны
«почивать на лаврах», а тем, кто сохранил работоспособность, следовало
вернуться к «мирному труду»
поскорее
(Edele). У ветеранов, таким образом, появилась ясная
общая цель защиты своих интересов, опираясь на накопленный за военные годы
социальный капитал.
За прошедшие после войны десятилетия ветераны прошли стадии 1) сообщества,
требующего признания своих заслуг (entitlement community), к которому государство
относилось с подозрением и опаской, 2) статусной группы, и 3) корпоратистской группы,
интегрированной в позднесоветский политический и общественный порядок (Edele). По
оценке А. Вейнера (Weiner, 2008), сети ветеранов стали одним из системообразующих
элементов послевоенного советского общества; сила, влияние и устойчивость таких сетей
объясняются тем, что война стала ключевым периодом, кульминацией и «точкой
притяжения» (focal point) в жизни советского общества.
За десятилетия, прошедшие со времени войны, взгляды и ценности ветеранов
претерпели существенные изменения, Окружающая политическая и социальная среда
отторгала
и
противодействовала
чувствам
свободы,
собственного
достоинства,
общественного долга и гражданской культуры.
В поисках эмпирических подтверждений прямого влияния войны на ценности ее
участников приходится прибегать к «социологической археологии», позволяющей судить
о ценностях ушедших или уходящих поколений по взглядам и представлениям их
потомков. Такая эмпирическая стратегия опирается на гипотезу «вертикальной
социализации» – передачи ценностей в семье от родителей детям, а затем и внукам.
Эмпирические результаты: описание данных
Мы используем результаты опроса ФОМ, проведенного в ноябре 2013 года в 45 регионах
Российской Федерации. В опросе участвовало 1500 респондентов. Средний возраст –
45,67 лет.
В выборке из 1500 человек есть 243, у которых отец принимал участие в войне и вернулся,
из них почти 90% имели близкие отношения.
Рисунок 5. Участие отца в ВОВ.
не знаю, затрудняюсь ответить полагаю, что нет, но не уверен нет, не принимал участия полагаю, что да, но не уверен да, принимал участие и погиб на войне 80 70 60 50 40 30 20 10 0 да, принимал участие и вернулся с войны Принимал ли Ваш отец участие в боевых действиях во время Великой Отечественной войны? 35 30 25 20 15 10 5 0 не знаю, затрудняюсь ответить полагаю, что нет, но не уверен нет, не принимал участия полагаю, что да, но не уверен да, принимал участие и погиб на войне с дедом среди этих людей больше 50%.
Участвовал ли кто-­‐либо из Ваших дедов в боевых действиях во время Великой Отечественной войны?, % затрудняюсь ответить я никогда не видел отца я очень редко видел отца я время от времени встречался с отцом я часто общался, контактировал с отцом мое детство прошло рядом с отцом и он воспитывал меня 14.00 12.00 10.00 8.00 6.00 4.00 2.00 0.00 да, принимал участие и вернулся с войны Насколько тесным было Ваше общение с отцом в период Вашего взросления?, % Рисунок 6. Близость общения с отцом.
В выборке также есть 485 человек, у которых воевал дед и вернулся, и близких отношений
Рисунок 7. Участие деда в ВОВ.
затрудняюс
ь ответить я никогда не видел отца я очень редко видел отца я время от времени встречался с отцом я часто общался, контактиро
вал с отцом 10 8 6 4 2 0 мое детство прошло рядом с отцом и он Насколько тесным было ваше общение с дедом в период Вашего взросления?, % Рисунок 8. Близость общения с дедом.
Эмпирические результаты: результаты расчетов
Построим таблицы сопряженности по вовлеченности в войну деда и узнаем, есть ли
в различия по ответам в различных группах респондентов.
В ответах на вопрос про доверие к людям потомки вернувшихся и не вернувшихся с
войны ветеранов практически не отличаются (1% разницы), потомки не воевавшего деда
доверяют людям на 3-4 п.п. реже.
Рисунок 9. Уровень доверия.
Ответ «я в течение последнего года помогал незнакомым людям» потомки воевавшего и
вернувшегося с войны деда отвечают на 7 п.п. чаще, чем потомки воевавшего и не
вернувшегося деда, и на 4,5 п.п. чаще, чем потомки не воевавшего деда.
Рисунок 10. Помощь незнакомым людям.
В вопросе, готов ли респондент объединяться с другими людьми для каких-либо
совместных действий, внуки воевавших и вернувшихся указывали на свою готовность
объединиться на 6 п.п. чаще внуков воевавших и не вернувшихся и на 4 п.п. чаще внуков
не воевавших.
Рисунок 11. Готовность объединяться.
В анкете был вопрос про масштабы ответственности респондента. За свою семью
ответственность внук воевавшего и вернувшегося чувствует на 5 и 7 п.п. чаще, чем внук
воевавшего и не вернувшегося и внук не воевавшего соответственно.
Рисунок 12. Ответственность за семью.
В том же блоке спрашивалось про ответственность за происходящее в доме и во дворе.
Первая группа ощущает ее на 5,5 п.п. чаще второй и на 14 п.п. чаще третей.
Рисунок 13. Ответственность за дом и двор.
Похожая ситуация в том же блоке вопросов имеет место в случае ответственности за
происходящее в районе проживания. Первая группа на 2 п.п. чаще чувствует ее, чем
вторая, и на 7 п.п. чаще, чем третья.
Рисунок 14. Ответственность за район.
В вопросе про то, что важно воспитывать в ребенке, между анализируемыми группами
есть различия в ответе «умение постоять за себя»: первая группа на 1 п.п. чаще отвечает,
чем вторая, и на 4 п.п. чаще, чем третья.
Рисунок 15. Обучение детей: умение постоять за себя.
Среди характеристик, которые желательны для ребенка, между тестируемыми группами
также нашлись различия в ответе «честность»: первая группа на 5,5 п.п. чаще отмечает эту
характеристику важной, чем вторая группа и на 1,5% чаще, чем третья.
Рисунок 16. Обучение детей: честность.
Также задавался вопрос о роли собственных усилий и предопределенности в жизни
человека. Предлагалось отметить на десятибалльной шкале свою жизненную позицию, где
1 значит «человек сам хозяин своей судьбы», а 10 означает «человек лишь игрушка в
руках судьбы». Потомки выживших ветеранов отмечали крайний левый вариант в два
раза чаще, чем потомки умерших на войне ветеранов, и на 5 п.п. чаще контрольной
группы.
Рисунок 17. Ответы на вопрос: человек – хозяин своей судьбы.
Также различия нашлись в блоке о мнении респондента о главных обязанностях
государства.
Первая группа обозначила важность участия граждан в принятии государственных
решений на 3 п.п. чаще второй группы и на 2,5 п.п. чаще третей группы.
Рисунок 18. Роль государства: обеспечение участия граждан в управлении.
Последние различия, на которые стоит обратить внимание, находятся в блоке вопросов
про жизненные стремления респондента. Ответ «стараюсь изменить общество к лучшему»
первая группа выбирает на 3 п.п. чаще, чем вторая и на 5 п.п. чаще, чем третья.
Рисунок 19. Стремление изменить жизнь.
Полученные различия необходимо подтвердить, построив регрессии и включив
контрольные переменные – пол, возраст, возраст в квадрате, образование и доходы.
Протестировав группу потомков воевавших и вернувшихся, мы проведем также плацеботесты на группу потомков воевавших и не вернувшихся, чтобы подтвердить значимость
именно послевоенной трансляции ценностей между ветераном и ребенком.
В Таблице 1 показаны результаты пробит-регрессий, где в качестве зависимой
переменной ответы на вопросы анкеты о ценностях, в качестве объясняющей переменной
– факт участия деда в войне.
Таблица 1. Результаты регрессионного анализа
Доверие
(1)
Дед воевал и вернулся
Возраст
Возраст^2
Образование
Доходы
(2)
Помогал
Готов
Готов
незнакомым
незнакомым
объединяться
объединяться
людям
людям
с другими
с другими
(3)
(4)
(5)
(6)
0.0115
0.0368*
0.0618***
(0.0226)
(0.0205)
(0.0229)
Дед воевал и погиб
Пол
Доверие
Помогал
0.0406
-0.0323
-0.0380
(0.0286)
(0.0226)
(0.0254)
-0.00212
-0.00230
-0.0196
-0.0191
-0.00549
-0.00541
(0.0207)
(0.0207)
(0.0182)
(0.0182)
(0.0203)
(0.0203)
-0.00192
-0.00255
0.000261
0.00185
-0.00218
-4.42e-05
(0.00319)
(0.00320)
(0.00291)
(0.00294)
(0.00322)
(0.00325)
2.50e-05
3.05e-05
-1.20e-05
-2.95e-05
6.46e-06
-1.75e-05
(3.29e-05)
(3.29e-05)
(3.06e-05)
(3.07e-05)
(3.40e-05)
(3.41e-05)
0.0180***
0.0185***
0.0122**
0.0132**
0.0139**
0.0155**
(0.00668)
(0.00666)
(0.00600)
(0.00597)
(0.00664)
(0.00661)
0.0376***
0.0385***
0.0316***
0.0322***
0.0333***
0.0344***
(0.0112)
(0.0112)
(0.00976)
(0.00975)
(0.0107)
(0.0107)
Колонки 1 и 2 Таблицы 1 показывают, что нет связи с военным опытом предков и
уровнем доверия у второго поколения. Колонки 3 и 5 показывают, что при прочих равных
потомки ветеранов чаще отвечают, что помогают незнакомым людям и готовы
объединяться с другими для решения общих проблем. При этом группа респондентов, у
которых дед погиб на войне значимо не отличается от тех, у кого не было военного опыта.
Аналогичные результаты показаны в Таблице 2. Потомки ветеранов войны чаще
отвечают, что испытывают чувство ответственности за происходящее в семье, доме,
дворе, районе проживания.
Таблица 2. Результаты регрессионного анализа
Чувство
ответстве
нности:
семья
(1)
Дед воевал
и вернулся
Возраст^2
Образован
ие
Доходы
ответственн
ответственност
ости: семья
и: дом и двор
(2)
(3)
Чувство
ответственно
сти:
дом
и
двор
(4)
Чувство
Чувство
ответственно
ответственно
сти: район
сти: район
(5)
(6)
0.0769***
0.0480**
(0.0186)
(0.0286)
(0.0201)
и погиб
Возраст
Чувство
0.0485***
Дед воевал
Пол
Чувство
-0.0211
-0.0185
0.0167
(0.0252)
(0.0342)
(0.0237)
-0.0311*
-0.0317*
-0.0487*
-0.0480*
0.00648
0.00837
(0.0182)
(0.0182)
(0.0263)
(0.0263)
(0.0176)
(0.0176)
0.0127***
0.0141***
0.0240***
0.0260***
0.00796***
0.00859***
(0.00262)
(0.00264)
(0.00418)
(0.00421)
(0.00286)
(0.00290)
-0.0149***
-0.0238***
-0.0262***
-6.78e-05**
-7.66e-05***
(2.67e-05)
(2.68e-05)
(4.33e-05)
(4.33e-05)
(2.94e-05)
(2.97e-05)
-0.00512
-0.00425
0.00780
0.00961
0.0182***
0.0196***
(0.00568)
(0.00569)
(0.00855)
(0.00851)
(0.00570)
(0.00570)
0.0175*
0.0186**
0.0225
0.0240*
0.0335***
0.0348***
(0.00944)
(0.00945)
(0.0140)
(0.0140)
(0.00930)
(0.00933)
0.0133***
Кроме того, потомки ветеранов войны чаще отвечают, что важно учить детей быть
честными и что человек может влиять на свою судьбу (Таблица 3). Относительно роли
государства потомки ветеранов чаще дают ответ о необходимости участия граждан в
управлении, а также о желании изменить положение дел к лучшему (Таблица 4).
Таблица 3. Результаты регрессионного анализа
Учить
Учить
Учить
Учить
Человек –
Человек
–
детей
детей
детей
детей
игрушка в
игрушка
в
постоять за
постоять за
быть
быть
руках
руках
себя
себя
честным
честным
судьбы
судьбы
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
Дед
воевал
и вернулся
Дед
-0.0689***
0.0653**
-0.426***
(0.0249)
(0.0284)
(0.155)
воевал
и погиб
Пол
Возраст
Возраст^2
Образование
Доходы
-0.0211
-0.0560*
0.206
(0.0308)
(0.0331)
(0.188)
-
-
0.0886***
0.0885***
(0.0240)
(0.0257)
0.00909**
0.00797**
(0.00383)
(0.00384)
-
-
0.000134***
0.000119***
(4.05e-05)
(4.02e-05)
-0.0173**
-0.0188**
(0.00787)
0.0392
0.0398*
-0.409***
-0.410***
(0.0241)
(0.0256)
(0.143)
(0.144)
0.000736
0.00330
0.119***
0.105***
(0.00398)
(0.00401)
(0.0220)
(0.0222)
2.25e-05
-5.44e-06
-
-
0.00105***
0.000896***
(4.09e-05)
(4.09e-05)
(0.000227)
(0.000228)
-
-
0.0335***
0.0319***
-0.163***
-0.172***
(0.00785)
(0.00844)
(0.00840)
(0.0464)
(0.0464)
-0.00720
-0.00923
0.0187
0.0193
-0.224***
-0.231***
(0.0128)
(0.0128)
(0.0138)
(0.0138)
(0.0761)
(0.0762)
2.946***
3.080***
(0.545)
(0.548)
0.062
0.058
Constant
R-squared
Таблица 4. Результаты регрессионного анализа
Задачи
гос-ва:
участие
граждан
Дед воевал и вернулся
в
Задачи гос-ва:
Я стремлюсь
Я
участие
изменить
изменить
граждан
в
общество
к
стремлюсь
общество
управлении
управлении
лучшему
лучшему
(1)
(2)
(3)
(4)
0.0347*
0.0445**
к
(0.0179)
Дед воевал и погиб
Пол
Возраст
Возраст^2
Образование
Доходы
(0.0201)
0.00652
-0.00248
(0.0213)
(0.0231)
0.0151
0.0149
0.0109
0.0112
(0.0158)
(0.0158)
(0.0177)
(0.0178)
-0.00386
-0.00333
0.00119
0.00221
(0.00237)
(0.00240)
(0.00279)
(0.00282)
2.95e-05
2.25e-05
-1.61e-05
-2.84e-05
(2.48e-05)
(2.49e-05)
(2.92e-05)
(2.93e-05)
-0.00141
-0.000689
0.00495
0.00608
(0.00510)
(0.00511)
(0.00575)
(0.00575)
-0.00948
-0.00831
-0.00984
-0.00888
(0.00817)
(0.00820)
(0.00923)
(0.00927)
Таким образом, не подтверждаются гипотеза о различиях в доверии, но
подтверждаются различия в помощи незнакомым людям, готовностью объединяться, в
чувстве ответственности за семью, дом, двор и район, в желании воспитать ребенка
честным, в чувстве контроля над своей жизнью, в ожидании от государства позволять
гражданам участвовать в политике и в стремлении изменить общество к лучшему. В
соответствующих вопросах анкеты потомки ветеранов отвечали чаще положительно при
прочих равных условиях.