РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ Трансформация идей старца Филофея в XVI–XVII вв. ББК 86 372
реклама
РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ УДК 271 – 22 (091) ББК 86 372 Е. С. Шушпанов Трансформация идей старца Филофея в XVI–XVII вв. В статье рассмотрены основные направления трансформации концепции старца Филофея «Москва – третий Рим» в период XVI–XVII вв. Анализируются подходы к религиозно-философской теории «Москва – третий Рим» со стороны государственной власти, новгородской и псковской оппозиции, официальной церкви и старообрядцев. Ключевые слова: «Москва – третий Рим», религиозная философия, православие, церковь, государство, раскол, старообрядцы. Концепция «Москва – третий Рим», созданная в 20-е гг. XVI в., стала важным этапом осмысления русским обществом собственного значения в мировой цивилизации. Множество разнообразных причин вызвало появление этой концепции, равно и множество толкований появилось в последующие десятилетия и века, самые разнообразные выводы делались на основе идей псковского старца. В конце XV – начале XVI вв. происходили события, которые определили направление развития государства, его будущую судьбу. Позади остались столетия раздробленности, междоусобных войн, борьбы за независимость. В начале нового века необходимо было выстраивать новые отношения между отдельными структурами государства – бывшими независимыми землями и княжествами, элементами социальной структуры, налаживать взаимодействие власти и общества, государства и церкви. Эти задачи решались властями с опорой на соответствующие взгляды, теории, концепции. Так, на рубеже XV–XVI вв. появляются сочинения, возводящие родословную великих князей московских к Древнему Риму эпохи империи, теории, обосновывающие право царей на самодержавие. Церковь как важнейший институт Средневековья формирует свое видение текущей ситуации: вырабатывает свои методы взаимодействия с государственной властью, свое отношение к имуществу, к участию в управлении страной, к инакомыслящим и т. д. Но центральной задачей и властей, и церкви стала выработка некой общей парадигмы, фундаментальной идеальной основы существования государства в изменившейся внутренней и внешнеполитической ситуации. На роль такой парадигмы претендовала идея псковского инока Филофея, вошедшая в литературу под названием «Москва – третий Рим». Анализ послания Филофея к М.Г. Мисюрю Мунехину1 «Против звездочетцев» [7, с. 339–346] показывает, что сущность идеи Москвы как третьего Рима заключается прежде всего в мистическом единении прежних православных царств в государстве Василия III, или – по-другому – в переходе в Москву из Рима и Константинополя «вечного» Ромейского царства: «вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя по пророческим книгам, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не бытии» [7, с. 345]. Основа концепции, таким образом, находится в сфере религиозной философии, а все практические политические выводы, которые были сделаны, идут от этого утверждения. Нельзя отрицать при этом, что возникновение теории "Москва – третий Рим" было тесно связано и с политическими процессами в государстве, его внешней политикой, а также с требованиями и запросами общества на рубеже XV–XVI вв. Государственная власть в России в конце XV – начале XVI в. получила теоретическое подкрепление. Сказания, послания, летописи и другие документы, появившиеся в эту эпоху, всячески подводят читателя к идее легитимности власти московского великого князя, и даже ее святости. Так, "Послание Спиридона-Саввы", "Сказание о князьях Владимирских" выводят родословную Ивана III и Василия III от Октавиана Августа, византийских императоров, а также от киевских и владимирских великих князей [9, с. 422– 435]. В это же время русская церковь стремится к официальному признанию своей автокефалии, которое должно было произойти вследствие полной самостоятельности государства. На фоне заключенной Византией унии с Римом в 1439 г. и падения Константинополя в 1453 г. Московская Русь начинает осознавать себя как государство с особой миссией хранителя православной веры, что должно было воплотиться в политической и религиозной практике. По этим причинам концепция старца Филофея "Москва – третий Рим" была особенно важна для оформления государственной и церковной идеологии, она нуждалась в закреплении в каком-либо документе государственного значения. Концепция содержится в трех произведениях: в указанном выше послании великокняжескому дьяку, в послании Василию III "Об исправлении крестного знамения" [7, с. 358–360] и в послании Ивану IV "Об обидах церкви" [7, с. 365–368]. Принадлежность Филофею второго послания ставится под сомнение, а третье сочинение принадлежит продолжателю Филофея, о котором ничего не известно [7, с. 325]. Послание Филофея Мисюрю Мунехину можно рассматривать с нескольких точек зрения. Антикатолический аспект послания выражен в критике идеи Николая Булева (Бюлова) о соединении Восточной и Западной церквей, на том основании, что католики впали в ересь, отступились от истинной веры и соединение с ними невозможно. Миссианский и мессианский смысл существования России заключается в том, что ныне все прежние православные государства "снидошася" в православном царстве Василия III, и теперь Московская Русь становится 1 Мисюрь Мунехин М.Г. – дьяк, представитель княжеской администрации в Пскове в 1510–1528 гг. Подробнее см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси [8, с. 120–122]. единственной хранительницей истинной веры, а Москва – новым центром православной Вселенной. Политический, или легитимизирующий, аспект – в том, что Великий князь становится "браздодержателем святых Божиих престол", следовательно, и "Ромейского царства" в лице Московской Руси, и власть его – от Бога. Эсхатологическое содержание концепции заключается в видении Москвы как последнего царства на земле до Второго пришествия, предсказанного Новым заветом. Цельная и логичная конструкция Филофея, однако, не сохранила своей целостности при ее дальнейших воспроизведениях и интерпретациях. Теория не вошла в какой-то единый документ целиком, использовались лишь отдельные ступени построения, зачастую далекие от понимания идеи в целом. В последующие годы и столетия из теории вычленялись отдельные аспекты в зависимости от насущных потребностей. Церковь в XVI–XVII вв. использует теорию для обоснования своей автокефалии и для определения взаимоотношений с государственной властью. Старообрядцы выделяют и трактуют по-своему эсхатологический аспект. Государственная власть опирается лишь на положение о божественном происхождении царской власти. Все это и привело к утрате цепи рассуждений и искажению смысла послания "Против звездочетцев". В послании к Василию III "Об исправлении крестного знамения" (между 1524–1526 гг.) автор повторяет выводы послания "Против звездочетцев". Он воспроизводит формулировки прежнего послания, но уже в начале нового произведения, делая их отправными точками для своих суждений и для будущего практического применения. Второе послание, содержащее идею "Москва – третий Рим", больше похоже на наставление царю: в нем постоянно используются указания: "подобает тебе", "убоися", "уповай", "помяни" и пр. Таким образом, концепция кладется в основу практических методов управления православным царством. Автор еще не отделяет духовной и мирской составляющей бытия Третьего Рима. Он обращает внимание адресата на следующие моменты: не следует полагаться на земные богатства, необходимо исправить крестное знамение, которым неверно осеняют себя подданные, "исполнить" соборные церкви епископами, и, наконец, пресечь "горький плевел содомского греха", который умножился не только среди мирян, но и прочих, о которых "чтый ж да разумеетъ". Идея этого послания состоит в том, что великий князь должен соответствовать идеалу православного правителя. В основе правления Василия III, а поскольку имя великого князя не указано в тексте, то и правления православного монарха вообще, должны лежать следующие принципы: 1) нравственность и ответственность правителя перед Богом, 2) сохранение строгого следования подданных православию и 3) соблюдение закона, который касается жизни церкви, ее защита. Одним из главных вопросов для государства оставался вопрос о положении церкви, о степени ее влияния на светскую жизнь и о влиянии государства на церковные вопросы. На концепцию Филофея опирались церковные круги, отстаивая свои интересы. Так в 30–40-е гг. XVI в. появляется сочинение продолжателя Филофея "Об обидах церкви". В его основе лежит мысль о создавшемся несоответствии идеи симфонии властей реальному положению дел. Идеи посланий "Против звездочетцев" и "Об исправлении крестного знамения" оказываются невоплощенными, права церкви нарушаются, что подрывает не только ее имущественное положение, но и авторитет. Поэтому Продолжателем при сохранении логики возникновения "третьего Рима" переосмысливается содержание понятия. Он использует идею трех царств, но преподносит ее в пессимистическом ключе, вступая с Филофеем в полемику: отныне, когда "святыа церкви обидими", автор не решается применить ключевое эсхатологическое выражение из послания Мисюрю Мунехину "а четвертому не быти". Вместо этого в рукописи второй четверти XVII в. появляется новый вариант "перехода империи": краткая редакция послания Ивану IV "Об обидах церкви" содержит альтернативу Москве как третьему Риму – это Новгород [7, с. 294]. Здесь "апокалиптическая жена" устремляется в Русскую землю по тому пути, который проделал головной убор новгородского владыки в "Повести о Новгородском белом клобуке" [6, с. 198–233], т. е. из Рима через Константинополь в Новгород. Новгородская и Псковская земля на рубеже XV–XVI вв. находилась в авангарде публицистической борьбы против объединительной политики Москвы, проводимой в этих землях. Относительно недавно Новгород и Псков были независимы в большей или меньшей степени, и часть новгородцев и псковичей долго не могла смириться ни с фактом присоединения к Московскому государству, ни с политикой, проводимой центром после их вхождения в состав Московской Руси. В Новгороде вокруг архиепископа Геннадия сложился кружок его последователей, из которого и вышла в числе прочих произведений легенда "О новгородском белом клобуке". Эту легенду можно рассматривать как обоснование церковной независимости Новгородской республики, потому что цвет головного убора архиерея в остальных русских землях – черный. Белый клобук становится в повести символом "особости" новгородской церковной организации. Если учитывать тесную связь между властью и религией в то время, то независимость церкви являлась одним из признаков независимости государства. В Геннадиевском кружке был составлен полный Библейский кодекс, куда вошли книги из католической Вульгаты, ранее неизвестные в России. Вероятно, сюжет о трехглавом орле, содержавшийся в III книге Ездры повлиял (вместе с книгой пророка Даниила и идеей четырех мировых монархий) на ход мыслей Филофея. Три головы орла, который явился пророку Ездре, являются образом трех царств. Это влияние прослеживается во фрагменте послания "Против звездочетцев" М.Г. Мисюрю Мунехину о том, что существовать могут только три Рима ("а четвертому не бывать"). При этом, как отмечал Я.С. Лурье, образ орла трактовался по-разному: "если в кружке Геннадия отождествляли "третье царство" с Москвой, то имели в виду Московское царство именно как силу… довершающую "беззакония" прежних царств – Рима и Византии" [3, с. 459]. Филофей, как мы знаем, имел в виду совершенно противоположное наполнение образа третьего Рима: Москва являлась последней хранительницей православной веры. На существование в Пскове как минимум двух партий – сторонников и противников Москвы – указывала Н.Н. Масленникова [4, с. 189]. Прежде всего присоединением были недовольны бояре и духовенство, которые, надо отметить, представляли собой единый социальный слой. Конфискация земель у новгородских бояр и монастырей, насильственные переселения, слом привычных порядков управления, назначения неугодных наместников и прочие шаги центральной власти вызывали раздражение местной верхушки. Поэтому неудивительно, что в новгородско-псковском регионе переосмысливаются на свой, особый лад все политические идеи, в том числе и концепция Филофея. В среде духовенства появляются разнообразные сочинения, которые выходят за пределы основного, уже почти общепринятого направления развития общественной мысли, из рамок новой парадигмы государственного мышления. К таким произведениям относятся редакции Псковской летописи. Если авторы Псковской Первой летописи (ПЛ1) настроены по отношению к Москве негативно, то редакция Псковской летописи игумена Псково-Печерского монастыря Корнилия (ПЛ3) выражает явно враждебные взгляды. Корнилий был лично знаком и находился в переписке с князем Курбским до и после бегства последнего в Литву. Это говорит о близости политической позиции князя и игумена. Один из многих примеров – одинаковая позиция по поводу вторичной женитьбы Василия III. В ПЛ3: "яко же написал апостолъ: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит" [5, с. 227]. В "Истории о великом князе Московском" князь Андрей Курбский так отзывается об этом событии: "прожил со своей женой Соломонией двадцать шесть лет затем коварно и насильно постриг ее в монашество" [2, с. 220]. Другой пример – своеобразная пародия автора ПЛ3 на слова Филофея: "сему уобо царствоу рашширятися и злодеиствоу оумножитися" [5, с. 226]. Н.Н. Масленникова рассматривала борьбу в Пскове и как отражение противостояния иосифлян и нестяжателей [4, с. 213]. Филофея и его продолжателя в рамках такого подхода можно отнести (что и делается) к последователям Иосифа Волоцкого, а Корнилия и А.М. Курбского – к нестяжателям, или, по крайней мере, к последователям Вассиана Патрикеева. Вассиан опирался на взгляды Нила Сорского на монастырское землевладение, положив их в основу политической борьбы против иосифлян. Таким образом, в псковской литературе отразились все крупнейшие противоречия той эпохи. Это столкновение центростремительной и центробежной тенденций по отношению к Москве; противостояние нестяжателей и иосифлян; наконец, противоречия между интересами местной верхушки с одной стороны и интересами центральной власти и простого населения – с другой. Автор концепции "Москва – третий Рим" выступает на стороне великокняжеской власти и иосифлян, которых она к тому времени поддержала. Цикл сочинений о Третьем Риме становится завершающим этапом формирования новой политической парадигмы. Особенно важным видится нам вопрос формального закрепления положений теории в официальных документах, а также в церковной и государственной практике. После включения положения теории Филофея в Уложенную грамоту об учреждении в России патриаршего престола 1589 года ("ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, Вторый же Рим, иже есть Костянтинополь, агарянскими внуцы – от безбожных турок – обладаем; твое же, о благочестивый царю, Великое Росийское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое во едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешись во всей вселенней, во всех христианех" [1, с. 88–97]), идея приобрела историкоканонический характер. Этими словами, приписанными патриарху Константинопольскому Иеремии, обосновывается автокефалия русской церкви, а Москва "официально" признается наследницей Рима и Византии. Отныне царь, по логике развития идеи, должен был стать, как василевс в Константинополе, главой церкви ("браздодержатель" Послания Филофея). Но взаимоотношения государства и церкви пошли иным путем. Смута начала XVII в., прерывание династии, самозванчество подточили авторитет царской власти и в какой-то мере сделали возможными претензии патриарха Никона на верховную власть в государстве. Однако эта попытка нарушила равновесие, которое достигается "симфонией властей", и в XVIII в. царь стал фактически главой церкви. В XVIII столетии религиозная составляющая в политике все менее принимается в расчет. Тенденция секуляризации диктует новое видение устройства государства: не симфония властей становится идеалом правителей, а господство светской власти с подчинением ей всех прочих институтов, включая церковь. Последняя теряет самостоятельность и даже главу – патриарха, становясь органом государственной власти под управлением Синода. Отныне служение Богу мыслится как служение государству, царю. Однако часть концепции остается неизменной: царская власть по-прежнему мыслится как богоданная, ответственность за свои дела правитель несет только перед Богом. В начале XVIII в. идея Третьего Рима для государственной власти потеряла свое сущностное религиознофилософское наполнение, но приобрела новое – имперское. Идеологема "Москва – третий Рим" более не воспроизводилась в документах, однако традиция отнесения источника власти к Древнему Риму сохранилась. Само именование монарха "императором" восходит к тому же историческому периоду, что и "цезарь", "царь". Когда-то в Посланиях Филофея органично соединились две фундаментальные основы – политическая и религиозная. Теперь они разошлись, и Москва (Российское государство) восприняла только оболочку "нерушимого Ромейского царства" – имперское устройство. Таким образом идея Филофея трактовалась теперь в земных понятиях, была утрачена логика построения концепции "Москва – третий Рим" и его сущность. В старообрядческой традиции теория Филофея Псковского приобрела иное содержание: "после «эсхатологического испуга» раскола <концепция> стала идеологическим стержнем… Староверы стали осознавать себя особым сообществом, духовно отделённым от остального мира и от новой России" [10, с. 19]. В каком-то смысле раскол рассматривался старообрядцами как свершение пророчества о "последнем царстве" – "Ромейская империя" прекратила свое существование в Москве и наступило "окончание времен". И лишь для одного из течений – поповцев – "Третий Рим" перешел от государства к общине "истинно верующих", т. е. к самим старообрядцам. Когда же официальная церковь окончательно стала никонианской и начались гонения на староверов со стороны властей, старообрядчество начало искать новые идеи и формы сосуществования с православной церковью. Как ранее Московское государство было единственным хранителем веры в мире, так теперь старообрядцы воспринимали себя ее хранителями в Российской империи. В послании к М.Г. Мисюрю Мунехину "Против звездочетцев" Филофей отразил в лаконичных формулировках несколько направлений общественно-политической и религиозной мысли своего времени. Для XVI века такой подход был обычен: мало кто действительно отделял сферу духовную от материальной, религиозную от политической. В частности, падение Византии в 1453 году было в глазах современников следствием принятия церковной унии с католическим миром. Однако, в XVII–XVIII вв. его разделяли, пожалуй, только старообрядцы, поскольку сохранение веры стало основой их социокультурной идентичности. Именно старообрядцы продолжали соотносить свою жизнь, быт с нормами православной веры. Государственная власть, решая стоящие перед ней задачи, тоже должна была опираться на авторитет церкви. Но политические решения не могут приниматься на основе религиозных норм, они принимаются исходя из текущей реальности. Такое противоречие решалось "требованием" государства к церкви создать необходимое теоретическое обоснование своим шагам. В условиях секуляризации эта практика перестала быть необходимой. Как следствие, теория "Москва – третий Рим" утратила свой изначальный смысл, оставшись в сознании людей в виде отдельных компонентов – святости монаршей власти, особой миссии русского народа, его избранности Богом и т. д. Список литературы 1. Богданов А.П. Русские патриархи (1589-1700). – Т. 1. – М., 1999. 2. Курбский А. История о великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. 2-я пол. XVI в. – М., 1986. 3. Лурье Я.С. Заметки к истории публицистической литературы конца XV – первой половины XVI в. 1. Геннадиевский кружок и теория "Москвы – третьего Рима". // Труды Отдела древнерусской литературы. — М.–Л., 1960. – Т. 16. – С. 457–465. 4. Масленникова Н.Н. Идеологическая борьба в псковской литературе в период образования Русского централизованного государства // Труды Отдела древнерусской литературы. – М.–Л., 1951. — Т. 8. – С. 187–217. 5. Псковские летописи. – Вып. 2. – М., 1955. 6. Повесть о новгородском белом клобуке // Памятники литературы Древней Руси: Сер. XVI в. – М., 1985. – C. 198–233. 7. Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция средневековой концепции (XVI–XVII вв.) – М., 1998. 8. Словарь книжников и книжности Древней Руси. – Л, 1989. – Вып. 2. – Ч. 2. 9. Сказание о князьях владимирских // Памятники Литературы Древней Руси: Конец XV – первая половина XVI века. – М., 1984. – С. 422–435. 10. Товбин К.М. Трансформация концепции Москва – третий Рим в русском православном старообрядчестве: автореф. … канд. дис. – Ростов-на-Дону, – 2006.
