Введение. Трансформации института государства в условиях
реклама
Введение. Трансформации института государства в условиях постиндустриального транзита Институт государства, как и любой другой политический институт, непрерывно эволюционирует и видоизменяется в ходе исторического процесса развития цивилизации. Происходящие в настоящее время трансформации института государства обусловлены постиндустриальным транзитом — переходом на постиндустриальный путь развития, который предопределили политические, социальные, экономические и технологические феномены ХХ века. Эти же феномены оказали и оказывают значительное влияние на развитие современного государства, определяют тенденции и проблемы его трансформации. Феномен, относящийся к политической сфере, его «первооткрыватель» американский философ и футуролог Фрэнсис Фукуяма назвал «конец истории», а смысл определил следующим образом: «Более того, я настаиваю, что либеральная демократия может представлять собой “конечный пункт идеологической эволюции человечества” и “окончательную форму правления в человеческом обществе”, являясь тем самым “концом истории”. < …> Хотя какие-то современные страны могут потерпеть неудачу в попытке достичь стабильной либеральной демократии, а другие могут вернуться к иным, более примитивным формам правления, вроде теократии или военной диктатуры, но идеал либеральной демократии улучшить нельзя».1 В этом контексте, как представляется, «конец истории» следует рассматривать как некую идеальную перспективу постиндустриального развития, суть которой в существенной, но не абсолютной универсализации политических и государственных порядков, воплощающих в регулировании жизни социума базовые либеральные ценности и принципы демократии. В аспекте постиндустриальных трансформаций института государства исходя из того, что «либерализм и демократия, хотя и тесно связаны между 1 Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2007. С.7. собой, — это отдельные понятия»,2 в феномене «конец истории» можно выделить два компонента: институциональный и ценностный. Институциональный компонент состоит в том, что доминирующей формой организации политических и государственных порядков стала основанная на свободе выбора современная полиархическая демократия.3 При этом необходимо отметить, что, во-первых, демократия постоянно эволюционирует по мере цивилизационного развития и, во-вторых, не существует двух абсолютно одинаковых практик демократии, которая в каждой стране реализуется со своей национально-исторической спецификой и особенностями. При этом демократию, которая по выражению американского политолога Адама Пшеворского есть «неопределенность результатов при определенности процедур»,4 характеризуют универсальные в смысле общности для всех национальных моделей процедуры и механизмы организации политических и государственных порядков, которые и определяют ее сущностное отличие от других форм организации таких порядков.5 Завоевание демократией доминирующего положения в мире началось с падения правых авторитарных режимов в Южной Европе и, прежде всего, в Португалии и Испании, затем в 80-ые годы серия переходов к демократии произошла в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, а в феврале 1990 года начался демонтаж режима апартеида в Южной Африке.6 Это привело к тому, что количество либеральных демократий в мире увеличилось с 30 в 1975 году до 61 в 1990 году.7 Там же. С.85 О полиархической демократии как «власти многих» см.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С.90. 4 Цит. по Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты // Политология: Лексикон / Под редакцией А.И.Соловьева. М.: РОССПЭН, 2007. С.124. 5 О процедурах и механизмах современной демократии см.: Нисневич Ю.А. Аудит политической системы посткоммунистической России. М.: Материк, 2007. С.12-15. 6 Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. С.44-46. 7 Там же. С.94. 2 3 Дальнейшее наступление демократии было обусловлено падением в 90ые годы левых посттоталитарных режимов и, прежде всего, коммунистических — в СССР и странах Восточной Европы. И если в 1974 году, по крайней мере, 68% всех стран с полным основанием можно было назвать авторитарными, то к концу 1995 года почти 75% всех стран приняли за норму процедуру альтернативных выборов и предоставили своим гражданам некоторые формальные гарантии политических и гражданских прав.8 Тот факт, что демократия с конца ХХ века занимает доминирующее положение в мире, подтверждает исследование «Свобода в мире» (Freedom in the World), проводимое неправительственной организацией Дом Свободы (Freedom House). В рамках этого исследования с 1989 года оценивается, сколько из существующих в мире суверенных государств являются электоральными демократиями. Электоральная демократия определяется наличием конкурентной многопартийной системы и всеобщего избирательного права, регулярным проведением свободных и честных выборов при тайном голосовании, открытостью избирательной кампании и доступностью для всех партий средств массовой информации и она отличается от либеральной демократии тем, что последняя предполагает наличие еще и достаточного уровня гражданских свобод.9 Данные об изменениях количества электоральных демократий в мире с 1989 по 2010 год представлены в таблице.10 Таблица Год проведения исследования 1989 Количество электоральных демократий 69 Общее количество государств 167 Процент электоральных демократий 41 Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Д. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. М.: Праксис, 2004. С.55. 9 Freedom in the World 2011: The Authoritarian Challenge to Democracy. Freedom House, 2011. P.27. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.freedomhouse.org/images/File/fiw/FIW%202011%20Booklet_1_11_11.pdf 10 Там же. P.27. 8 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 76 89 99 108 113 115 118 117 117 120 120 121 121 117 119 123 123 121 119 116 115 165 183 186 190 191 191 191 191 191 192 192 192 192 192 192 192 193 193 193 193 193 46 49 53 57 59 60 62 61 61 63 63 63 63 61 62 64 64 63 62 60 60 Принципиально важным представляется тот факт, что во многих из тех государств, которые в настоящее время по оценкам Дома Свободы не являются электоральными демократиями, их конституции устанавливают в качестве основ конституционного строя демократические политические и государственные порядки. Примером могут служить все государства постсоветского пространства, в которых пока еще правят политические режимы авторитарного типа, в частности такие, как Белоруссия, Россия, Таджикистан, а также такие государства как Венесуэла, Гондурас, Кения, Нигерия и другие. От демократических декораций не отказываются и такие государства антидемократического советского типа как Демократическая Республика Конго, Корейская Народно-Демократическая Республика, Лаосская Народно-Демократическая Республика и другие. Такое имитационное использование демократии, как отмечает Френсис Фукуяма, происходит «из-за набирающего силу мнения, что в современном мире единственный легитимный источник власти — демократия» и в результате этого «даже самые твердокаменные диктаторы считают себя обязанными получить хотя бы налет демократической легитимности, устроив выборы».11 Таким образом, демократия в качестве приоритетной формы организации политических и государственных порядков признается и либо практически реализуется в той или иной модели, либо только имитируется подавляющим большинством (более 85-90%) государств современного мира. Ценностный компонент феномена «конец истории» состоит в том, что базовая социальная ценность либерализма – человек, его права и свободы стала не только формально общепризнанной ценностью современного мира, но и в той или иной мере воплотилась в реальной жизни многих современных государств. Почему эта ценность является базовой для либерализма и стала таковой для современного мира очевидно следует из того определения либерализма, которое дал ему австрийский экономический мыслитель Людвиг фон Мизес: «Либерализм не является ни религией, ни мировоззрением, ни партией особых интересов. Он не является религией, потому что не требует веры, в нем нет ничего мистического и у него нет догм. Он не является мировоззрением, потому что он не пытается объяснить Космос и ничего не говорит и не стремится что-либо сказать по поводу смысла и цели человеческого бытия. Он не является партией особых интересов, потому что он не предоставляет и не старается предоставить никаких особых преимуществ ни одному индивиду и ни одной группе людей. Это нечто совсем иное. Либерализм – это идеология, учение о взаимосвязях членов общества и одновременно приложение этого учения к поведению человека в реальном обществе. Либерализм не обещает ничего выходящего за рамки того, что можно достичь в обществе и посредством общества. Он стремится дать 11 людям лишь одно: мирный, спокойный Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. С.56-57. рост материального благополучия для всех, чтобы защитить их от внешних причин боли и страданий, насколько это находится во власти общественных институтов. Уменьшение страданий и увеличение счастья – вот цель либерализма».12 Институт прав и свобод человека как институт международного права начал формироваться только после Второй мировой войны, когда мировое сообщество, принеся огромные человеческие жертвы молоху тоталитарных идеологий, пришло к пониманию необходимости поиска основ и, прежде всего, правовых для мирного сосуществование разных государств и народов. Перечень основных прав и свобод человека был установлен Всеобщей декларацией прав человека, утвержденной и провозглашенной резолюцией 217А(III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года. При голосовании за эту резолюцию воздержалось только 8 из 58 стран, являвшихся в тот период членами ООН, но ни одна страна не проголосовала против.13 Этот документ является фундаментальной основой института прав и свобод человека, но в юридико-правовом аспекте носит только рекомендательный характер. Обязывающее правовое оформление институт прав и свобод человека получил только через восемнадцать лет после провозглашения Всеобщей декларации прав человека в Международных пактах о гражданских и политических правах и об экономических, социальных и культурных правах. Оба эти пакта, являющиеся обязательными для государств-участников, были приняты резолюцией 2200А(XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 года и вступили в силу еще через девять лет соответственно 23 марта и 3 января 1976 года. При этом следует отметить, что также ни одно государство, из 122 являвшихся в 1966 году членами ООН, не голосовало против этих пактов. В настоящее время пакты ратифицировали и являются их Мизес Людвиг фон. Либерализм в классической традиции. – М.: ООО «Социум», ЗАО «Издательство «Экономика», 2001. С.183. 13 Всеобщая декларация прав человека: первое международное заявление о признании достоинства и равенства, присущих всем людям. Официальный сайт ООН, www.un.org/ru, 2007. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.un.org/russian/events/humanrights/2007/history.shtml 12 участниками соответственно 167 и 160 государств из 192 суверенных государств – членов ООН.14 Таким образом, человек, его права и свободы признаются в качестве базовой социальной ценности, по крайней мере, формально-юридически, а именно в форме участия в соответствующих международных пактах подавляющим большинством (более 85%) государств — членов ООН. В том числе, и такими государствами как клерикальный Иран, коммунистический Китай,15 перманентно находящийся в состоянии гражданской войны Судан и еще рядом государств, в которых права и свободы человека и гражданина официально признаются, но на практике соблюдаются лишь очень условно или вообще не соблюдаются. Важным следствием феномена «конец истории» стал отказ от этатистского воззрения на государство как на высший результат и цель общественного развития, переориентация в понимании его предназначения на служение человеку и обществу, но не посредством всепроникающего государственного патернализма, а на основе изменения сути государственной власти и, как следствие, целей и методов управления делами государства. В идейно-ценностном аспекте современное государство приобретает договорной характер, рассматривается как политическая ассоциация людей, основанная на общественном договоре, в силу которого люди передают часть своей свободы и власти государству.16 В договорном государстве только его граждане являются источником власти и носителем суверенитета, они определяют степень и границы участия государства в регулировании Международный пакта о гражданских и политических правах (статус). Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (статус). Официальный сайт ООН, www.un.org/ru. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://treaties.un.org/Pages/ViewDetails.aspx?src=IND&mtdsg_no=IV-4&chapter=4&lang=en http://treaties.un.org/Pages/ViewDetails.aspx?src=IND&mtdsg_no=IV-3&chapter=4&lang=en 15 Китай является участником Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах и подписал, но до сих пор не ратифицировал Международный пакт о гражданских и политических правах. 16 Об общественном договоре см.: Локк Дж. Два трактата о правлении. // Локк Дж. Сочинения в трех томах: Т. 3. М.: Мысль, 1988. С.135-406, Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: «КАНОН-пресс», «Кучково поле», 1998. 14 социальных отношений, компетенцию и полномочия государственной власти в таком регулировании и наделяют ее органы необходимыми для этого правами и обязанностями. В структурно-технологическом аспекте государство трансформируется в ограниченный правовыми рамками в полномочиях и действиях институт управления, предназначенный для обеспечения потребностей и интересов своих граждан, оказания им государственных услуг. В соответствие с этим с середины 80-ых годов ХХ века во многих странах мира начинаются комплексные и крупномасштабные реформы государственного управления, наиболее успешные из которых проводятся по модели «новое государственное управление» (New Public Management).17 Эта модель базируется на либеральном подходе к предназначению и роли государства и взаимоотношениям между гражданами и государственной властью. Феномен, который испанский философ и социолог Хосе Ортега-иГассет назвал «восстание масс», послужил началом трансформации социальной основы современного государства. Суть этого феномен он характеризовал как то, что «вся власть в обществе перешла к массам», указывая при этом на то, что «массы, по определению, не должны и не могут управлять собственной судьбой, не говоря уже о целом обществе, из этого следует, что Европа переживает сейчас самый тяжелый кризис, который только может постигнуть народ, нацию, культуру». 18 При этом Хосе Ортегаи-Гассет отмечает объективную предопределенность этого феномена логикой исторического развития и, прежде всего, индустриализацией и наступлением демократии. И констатирует, что «восстание масс означает огромный рост жизненных возможностей» и что «господство масс имеет и положительную сторону: оно способствует подъему исторического уровня и показывает наглядно, что средний уровень жизни сегодня выше, чем был вчера».19 Мэннинг Н., Парисон Н. Реформа государственного управления: международный опыт. М.: Издательство «Весь Мир», 2003. С.44. 18 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Вопросы философии. 1989. №3. С.119. 19 Там же. С.126. 17 Последнее обусловлено тем, что благодаря демократии и техническому прогрессу качественно изменились условия и стандарты жизни среднего человека. В его жизнь вошло то, что раньше было доступно только господствующим меньшинства, средний человек получил возможность пользоваться такими благами и удобствами, которые раньше имели только эти меньшинства и более того, даже такими, которые и эти меньшинства не имели. Феномен «восстания масс» положил начало коренной трансформации связей в социуме, разрушению его классовой структуры, сословных перегородок, изменениям положения групп и индивидов по отношению к власти и при этом доминирующим фактором политического и социальноэкономического развития стал самый массовый, средний слой общества со всеми его достоинствами и недостатками. Этот феномен разрушил иерархию как основу социального устройства общества. Массы стали выполнять те общественные функции, которые раньше были представлены исключительно избранным меньшинствам, а суверенитет любого индивида, человека как такового, вышел из стадии отвлеченной правовой идеи и укоренился в сознании рядового человека.20 Однако культурная и моральная неподготовленность человека массы к его новой роли и функциям, его стремление к удовлетворению своих аппетитов и вожделений любыми средствами грозит, как отмечал Хосе Ортега-и-Гассет, разрушением всего того, что подняло его на качественно новый социальный уровень и расширило его жизненные возможности. А, следовательно, может привести к регрессу, откату в развитии социума. Масса социальной энергии вырвалась наружу и определяет то, что «наша жизнь — более живая, наряженная насыщенная, чем все предыдущие, и тем самым более проблематичная»,21 но эта энергия, не будучи еще достаточно упорядоченной в целях поступательного развития, обладает как 20 21 Там же. С.124. Там же. С.134. созидательным, так и разрушительным потенциалом. Поэтому «восстание масс может предвещать переход к новой, еще неведомой организации человечества; может и привести к катастрофе».22 Феномен «восстания масс» послужил отправной точкой формирования массового общество, основную угрозу со стороны которого Хосе Ортега-иГассет видел в том, что оно, зараженное идеями этатизма, способно стать социальной основой тоталитарного государства. Он писал: «Вот величайшая опасность, угрожающая сейчас цивилизации: подчинение всей жизни государству, вмешательство его во все области, поглощение всей общественной спонтанной инициативы государственной властью, а значит, уничтожение исторической самодеятельности общества, которая в конечном счете поддерживает, питает и движет судьбы человечества. Массы знают, что, когда им что-либо не нравится или чего-нибудь сильно захочется, они могут достигнуть всего без усилий и сомнений, без борьбы и риска; им достаточно нажать кнопку, и чудодейственная машина государства тотчас сделает, что нужно. Эта легкая возможность всегда представляет для масс сильное искушение».23 И, к сожалению, его наихудшие опасения подтвердились. Сначала в Италии появилось фашистское государство, лидер которого Муссолини «с редкой наглостью проповедует формулу, якобы чудесным образом открытую в Италии: “Все для государства, ничего кроме государства, ничего против государства!” и этого достаточно, чтобы убедиться, что фашизм — типичная доктрина массового человека».24 А затем в Германии массовым обществом во главе с национальным социалистический третий лидером Гитлером рейх, появление был создан которого националпривело к катастрофическим последствиям для человечества. Единственная возможность впредь избежать негативных последствий уже исторически свершившегося в результат индустриального развития и Там же. С.146. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Вопросы философии. 1989. №4. С.124. 24 Там же. С.125. 22 23 перехода к демократии «восстания масс», заключается в перевоплощении безликой массы, безропотного и безмолвствующего народа в людей, во множество личностей, в трансформации массового по определению Хосе Ортеги-и-Гассета общества в немассовое гражданское общество. Только становление гражданского общества как социальной основы современного государства, базовой ценностью которого является человек, его права и свободы, а движущей силой — самоорганизация и социальная активность осознающих свою гражданскую и политическую ответственность личностей, позволяет использовать созидательный потенциал «восстания масс» для целей развития и осуществлять «переход к новой, еще неведомой организации человечества». Феномен, который формирует качественно новую технологическую в широком смысле этого понятия основу постиндустриального развития, американский футуролог Элвин Тоффлер назвал «третья волна», понимая под этим рождение новой цивилизации, в процесс которого революционные изменения претерпевают техносфера, инфосфера, социосфера и властная сфера.25 Место этой новой цивилизации в ходе эволюции человечества он определил следующим образом: «Вплоть до настоящего времени человечество пережило две огромных волны перемен, и каждая из них, в основном, уничтожала более ранние культуры или цивилизации и замещала их таким образом жизни, который был непостижим для людей, живших ранее. Первая волна перемен - сельскохозяйственная революция - потребовала тысячелетий, чтобы изжить саму себя. Вторая волна – рост промышленной цивилизации - заняла всего лишь 300 лет. Сегодня история обнаруживает еще большее ускорение, и вполне вероятно, что Третья волна пронесется через историю и завершится в течение нескольких десятилетий. <…> Она бросает вызов всем старым властным отношениям, привилегиям и прерогативам вымирающих элит нынешнего общества и создает фон, на котором будет разворачиваться основная борьба за завтрашнюю власть. 25 Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО "Фирма «Издатетьство ACT», 2004. С.26. Многое в этой возникающей цивилизации противоречит старой традиционной индустриальной цивилизации. Она является одновременно и высокотехнологичной, и антииндустриальной цивилизацией». 26 В аспекте трансформаций института государство принципиально важным представляется то, что: «Возникающая цивилизация пишет для нас новые правила поведения и ведет нас за пределы стандартизации, синхронизации и централизации, за пределы стремлений к накоплению энергии, денег или власти. Эта новая цивилизация, поскольку она противостоит старой, будет опрокидывать бюрократию, уменьшать роль национального государства, способствовать росту полуавтономных экономик постимпериалистического мира. Она требует новых, более простых, эффективных и демократичных правительств. Это - цивилизация со своим собственным представлением о мире, со своими собственными способами использования времени, пространства, логики и причинности».27 Тектонические изменения в техносфере, порожденные «третьей волной» и связаны, в первую очередь, с революционными изменениями в энергетике и развитии технологий, определяющим образом влияют на трансформации института государства, так как «транспорт, средства связи и энергетические запасы - все это ограничивает размеры территории, которой может эффективно управлять единая политическая структура».28 Изменения в энергетике обусловлены тем, что «зависимость от ископаемого горючего не может длиться бесконечно, сколько бы новых месторождений нефти ни было открыто», а также «есть еще одна, даже более серьезная причина перехода на совершенно новую энергетическую основу любая энергетическая база должна соответствовать уровню развития технологии общества, характеру производства, структуре и многим другим факторам».29 Там же. С. 32-33. Там же. С.33-34. 28 Там же. С.149. 29 Там же. С.226,229. 26 27 рынков, социальной При этом постиндустриальное развитие энергетики сопровождается не только ее количественными, но структурными изменениями, которые происходят потому, что видоизменяются и возникают новые потребности «не только в определенном количестве энергии, но в энергии, вырабатываемой в возможно более разнообразных формах, в разных (и меняющихся) местах, в разное время дня, ночи и года и для конкретных целей»30. Эпоха доминирования таких не возобновляемых источников энергии как уголь, нефть и газ заканчивается. Преобладающей тенденцией развития энергетики становится диверсификация источников энергии и синтез разнообразных, интенсивно совершенствующихся и вновь создаваемых технологий производства и транспортировки энергоресурсов и энергии, а также энергосбережения. Современные государства стремятся к максимальной независимости от конкретных поставщиков, прежде всего, ископаемых и не возобновляемых энергоресурсов. Это обуславливает формирование глобального рынка энергоресурсов, разнообразных видов энергии и технологий ее производства, их трансграничной транспортировки и энергосберегающего потребления. Как отмечает Элвин Тоффлер: «Большая часть энергетических запасов будет обеспечиваться за счет возобновляемых, а не истощаемых, источников. Энергетическая база Третьей волны не станет зависеть от сконцентрированных в нескольких местах источников топлива, будет пользоваться и целым спектром разбросанных во многих местах источников энергии. Уменьшится зависимость от высоко централизованных технологий, будут сочетаться как централизованное, так и децентрализованное производство энергии».31 Формирование новой техносферы на основе синтетического развития технологий постиндустриального общества наряду с созданием технологий новой энергетики и новых материалов, использования открытого космоса и глубин океана, а также биотехнологий, включая генные технологии, на что 30 31 Там же. С.230. Там же. С.233. указывает Элвин Тоффлер,32 базируется на качественном совершенствовании индустриальных транспортных технологий и революции в области информационно-коммуникационных технологий (ИКТ). При этом именно революционные изменения в области ИКТ позволили испанскому социологу Мануэлу Кастельсу интерпретировать «третью волну» как информационнотехнологическую революцию.33 Представляется, что при исследованиях постиндустриального транзита не заслужено мало внимания уделяется роли транспортных технологий. А именно транспортные технологии, создание которых началось в эпоху индустриализации и существенно усовершенствованные во второй половине ХХ века, обеспечивают сегодня быстрое перемещение практически в любую точку планеты сырьевых, энергетических и иных материальных ресурсов и технологий, но, прежде всего, людей. Современные транспортные технологии совместно с либерализацией миграционной политики, обусловленной не только экономическими, но и во многом демографическими процессами, породили еще один имеющий большое значение для постиндустриального транзита феномен — феномен повышения миграционный мобильности.34 Суть этого феномена состоит в том, что существенная часть населения многих как индустриально развитых, так и переходных стран, а также часть населения стран «третьего мира» получила возможность познавать и рефлексивно оценивать — не через опосредованные другими людьми знания и информацию, а непосредственно через свои органы чувств — иной по сравнению с их собственным образ жизни, иные системы моральнонравственных ценностей, иное мировоззрение и вероисповедание, культуру, исторические обычаи и традиции, различные подходы к организации политической и экономической деятельности. Повышение миграционной Там же. С.253. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. С.49-80. 34 Нисневич Ю.А. Аудит политической системы посткоммунистической России. С.17-18. 32 33 мобильности обусловлено во многом современной демографической ситуацией, тем, что, как отмечает американский политолог Збигнев Бжезинский «иммиграция является экономической и политической необходимостью для более процветающих стран со стареющим населением, а эмиграция может поднимающегося выполнять демографического роль клапана давления в для регулирования более бедных и густонаселенных странах “третьего мира”».35 Результатом повышения миграционной мобильности стало появление практически во всех индустриально развитых странах постоянно расширяющихся диаспор представителей других континентов и стран, этнических, национальнокультурных и религиозных групп, постепенное, хотя и достаточно трудное вхождение отдельных представителей таких диаспор в политические и иные элиты их новых стран обитания. При этом процесс взаимопроникновения Запада и Востока, Севера и Юга, естественно не безмятежный, а сопряженный с возникновением новых противоречий и конфликтных зон в социуме, получил возможность своей практической реализации на самом массовом коммуникационном уровне – уровне межличностных отношений и коммуникаций. А каждый индивидуум, каждый средний человек получил практическую возможность принимать в той или иной форме участие в жизни всей планеты, на которой «временные и пространственные связи становятся все теснее»36. Роли и значению ИКТ в постиндустриальном развитии цивилизации, осуществлении информационной революции и формировании порождаемого ею информационного общества трудно переоценить. Этой проблематике посвящено множество теоретических и прикладных научных исследований, результаты которых представлены в многочисленных публикациях.37 Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М.: Международ. отношения, 2006. С.214. 36 Там же. С.9. 37 См.: Martin W.J. The information Society. L., 1988; Masuda Y. Managing in the information society: Releasing synergy Japanese style. Oxford, Cambridge, 1990; Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ-ВШЭ, 2000; Абдеев Р.Ф. 35 Ключевым результатом революции в области ИКТ представляется качественное изменение инфосферы, ее децентрализация, демассификация38 и трансформация в информокоммуникационную среду с сетевой инфраструктурой, основанной на применении новейших информационнокоммуникационных сетей и систем. Такая сетевая инфокоммуникационная среда добавляет «социальной системе совершенно новый уровень коммуникации»39 и становится «нервной системой» современного социума, в которой каждый технологическими «нейрона», человек потенциально возможностями генерирующего и и призван передающего наделяется новыми выполнять функцию необходимые для ее жизнедеятельности информационно-коммуникационные импульсы. Как отмечает Элвин Тоффлер, «революция в инфосфере столь же поразительна, как революция в техносфере — энергетической и технологической основе общества»40 и революционные изменения в этих сферах влекут за собой кардинальные изменения социосферы, которая приобретает децентрализованный, сетевой и, что принципиально важно в условиях «восстания масс», немассовый характер. Немассовый и сетевой характер постиндустриальной социосферы обусловлен тем, что каждый человек, овладевающий новыми технологиями и, прежде всего ИКТ, становится вполне автономным и самостоятельным звеном в системе социальных коммуникаций, индивидуальным источником, потребителем и распространителем информации и знаний. И при этом, если он достигает должного уровня культуры, включая правовую и политическую, и гражданской ответственности, то он становится «базовой ячейкой» гражданского общества. Однако, как справедливо указывает Элвин Тоффлер: Философия информационной цивилизации: Диалектика прогрессивной линии развития как гуманная общечеловеческая философия ХХI в. М.: ВЛАДОС, 1994; Моисеев Н.Н. Информационное общество как этап новейшей истории //Межотраслевая информационная служба. ВИМИ, 1995. №4. С.3-8 и другие. 38 Тоффлер Э. Третья волна. С.266. 39 Там же. С.288. 40 Там же. С.298. «Ценности, как правило, изменяются медленнее, чем социальная действительность. У нас еще не развита этика терпимости к многообразию, которого требует и которое порождает уже немассовое общество».41 Можно говорить о том, что революция в области ИКТ инструментально способствует трансформации массового общества, о котором с тревогой писал Хосе Ортега-и-Гассет, в немассовое гражданское общество, одним из ключевых условий формирования и источников энергии для функционирования которого является свободный информационнокоммуникационного обмена на межличностном и межгрупповом уровнях. Феном «третья волна», по сути, представляет собой социальнотехнологическую революцию, обуславливающую «рождение в муках» новой цивилизации, что, как и каждое новое явление в развитии цивилизации, порождает не только новые перспективы решения глобальных проблем человечества, но и новые вызовы и угрозы. Это предопределяет объективную необходимость качественных изменений в поле политике и в том числе трансформаций института государства как главного политического института, в условиях ускорения процесса исторических изменений и резкого сдвига в сторону социального многообразия. Обусловленные феноменом «третьей волны» трансформации института государства носят разнонаправленный характер и связаны с воздействиями на этот институт как изнутри, так и извне. Как пишет Эльвин Тоффлер: «По мере того как по миру катится Третья волна, ключевая политическая единица эры Второй волны - нация-государство - трещит под давлением снизу и сверху. Одни силы стремятся перевести политическую власть с уровня государства-нации на уровень внутринациональных регионов и групп. Другие силы пытаются поднять ее на уровень межнациональных агентств и организаций».42 41 42 Там же. С.365. Тоффлер Э. Третья волна. С.500. Ключевой «изнутри» тенденцией является его трансформации децентрализация. института Только государства децентрализация государственной власти и управления может стать адекватным ответом на децентрализацию и демассификацию общества, нарастание социального многообразия и одновременную сегментацию и децентрализацию экономики. Централизация власти больше не работает, так как централизованная власть не способна адекватно и оперативно реагировать на нарастающие объемы и разнообразие частных, групповых и локальных интересов. «Политические и бюрократические структуры, сложившиеся в эпоху Второй волны, неспособны к дифференцированному подходу к каждому региону или городу, к каждой религиозной, расовой, социальной, этнической или сексуальной группе. Условия претерпевают дивергенцию, а люди, принимающие решения, продолжают оставаться в неведении относительно быстро изменяющихся локальных нужд».43 Игнорирование или просто недостаточное внимание к частным, групповым и локальным интересам чревато нарастанием возмущения в обществе, усилением сепаратистских и центробежных тенденций, угрожающих единству государства. Как отмечает Мануэл Кастельс под влиянием социальных процессов и разломов в информационную эпоху власть трансформируется и основные изменения связаны «с кризисом национального государства как суверенной единицы и сопровождающего его кризиса той формы политической демократии, что создавалась в течение последних двух веков». И далее он предполагает, что «глобализация капитала, процесс увеличения количества сторон, представленных в институтах власти, а также децентрализация властных полномочий и переход их к региональным и локальным правительствам создают новую геометрию власти, возможно, рождая новую форму государства — сетевое государство».44 43 44 Там же С.509. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. С.501. Трансформации института государства под давлением «извне» предопределены тем, что как отмечает американский политолог Самюэль Хантингтон: «Государственные власти в значительное мере утратили возможность контролировать поток денег, текущих в их страны и наружу, и сталкиваются со все большими трудностями в контролировании потока идей, технологий, товаров и людей. Короче говоря, государственные границы стали максимально прозрачны. Все эти изменения привели к тому, что многие стали свидетелями постепенного отмирания твердого государства — “бильярдного шара”, общепризнанного как норма со времен Вестфальского мира 1648 года, и возникновения сложного, разнообразного и многоуровневого международного порядка, который сильно напоминает средневековый».45 Тот факт, что государства-нации, границы которых возникли в результате перманентных войн за территории и ресурсы, утрачивают свое доминирующее значение, во многом обусловлен таким феноменом конца ХХ века как глобализация. Первоначально термин «глобализация» возник как нейтральная характеристика процессов, связанных с глобальными последствиями технологической революции, как нейтральный экономический термин. Соответствующее такому подходу определение глобализации было предложено в 2000 году американским специалистом по международным отношениям Чарльзом Дораном, который описал этот феномен как «взаимодействие информационной технологии и мировой экономики. Этот процесс можно характеризовать в плане интенсивности, глубины, объема и стоимости международных операций в информационной, финансовой, коммерческой, торговой и административной сферах во всемирном масштабе. Резкое увеличение масштаба этих операций в последнее 45 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2005. С.37. десятилетие и повышение их уровня составляет наиболее поддающиеся измерению проявления процесса глобализации».46 Изначально глобализация, как пишет Збигнев Бжезинский, «отражала новую реальность возрастающей глобальной взаимозависимости, движимой в основном новыми технологиями связи, когда национальные границы, оставаясь демаркационными линиями на карте, перестают быть реальным препятствием для свободной торговли и движения капитала», но «как только глобализацию стали популяризировать как ключ к пониманию происходящих в наше время перемен, как вектор, определяющий их направление <…> глобализация стала модной идеологией постидеологической эпохи».47 Возникли три разные школы доктринального толкования глобализации, представителей которых можно назвать гиперглобалистами, скептиками и трансформистами, и при этом, что примечательно, ни одна из этих трех школ не смыкается ни с одной традиционной идеологией и ни с одним традиционным воззрением.48 Но, если рассматривать глобализацию не в контексте доктринальной дискуссии, а как естественное следствие феномена «третей волны», социально-технологической революции, то становится очевидным, что она выражает качественные изменения не только экономического, но и политического и социального устройства постиндустриального миропорядка. Сегодня глобализация выражает «процесс расширения, углубления и ускорения мирового сотрудничества, затрагивающий все аспекты современной социальной жизни — от культурной до криминальной, от финансовой до духовной», а «концепция глобализации подразумевает, прежде всего и главным образом, преодоление социальной, политической и экономической активностью пространственных границ — так, что события, решения и действия, происходящие и принимаемые в одном регионе мира, Цит. по: Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. С.184. Там же. С.186, 188. 48 Подробно о различных доктринальных воззрениях на глобализацию см.: Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Д. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. С.3-13. 46 47 могут иметь значение для индивидов и сообществ в отдаленных уголках земного шара».49 В результате такой глобализации мир из совокупности национальных государств, деятельность которых основывалась на абсолютизации принципа национального суверенитета, а межгосударственные отношения — на абсолютизации приоритета национальных интересов, трансформируется в иной миропорядок. В таком постиндустриальном миропорядке национальное государство лишается части своего суверенитета, а абсолютный приоритет национальных интересов и целей заменяется конвергенцией национальных и общемировых интересов и целей. «Сегодня фактически все национальные государства постепенно переплелись с функциональными частями более крупной модели глобальных преобразований и глобальных потоков. Межнациональные структуры и отношения охватили фактически все сферы человеческой деятельности. Товары, капитал, люди, знания, связь и оружие, так же как и преступления, загрязняющие вещества, моды и верования, быстро пересекают территориальные границы. Из состояния “изолированных цивилизаций”, или просто международного сообщества государств, мир превратился в глобальную, внутренне взаимосвязанную систему с интенсивными моделями обмена и отчетливыми моделями власти, иерархии и неравенства».50 В этой системе происходит «интернационализация» институтов современного государства вследствие того, что национальные государства «пронизываются» и становятся составной частью таких общемировых пространств как мировой рынок товаров, продукции и услуг, трансграничное информационно-коммуникационное пространство, международное правовое пространство. Создаются международные политические институты и структуры, наделенные властно-принудительными полномочиями действующие поверх государственных границ и независимо от расстояний. 49 50 Там же. С.3, 19. Там же. С.58. и «Почти в каждой сфере социальной активности, от экономической до культурной, наблюдается существенная институциализация межнациональных отношений и структур, т. е. деятельности и отношений, пересекающих территориальные границы национальных государств. Новые транснациональные организационные формы возникли в процессе объединения людей и координации ресурсов, информации и центров социальной власти независимо от национальных границ в политических, культурных, экономических, технологических или социальных целях».51 Неизбежность трансформационных изменений института государства в условиях постиндустриального транзита обусловлена не только тем, что вследствие необходимой децентрализации часть государственных функций и задач передается внутри государства на региональный и местный уровни, а часть вследствие глобализации уходит «наверх», приобретая трансграничный характер, но и тем, что постиндустриальный транзит сопряжен с жестким столкновением старой и новой цивилизации, которое таит в себе огромную опасность, порождая новые, ранее неизвестные вызовы и угрозы, в частности такие, как международный терроризм и религиозный фундаментализм. Как писал Элвин Тоффлер: «Третья волна исторических изменений представляет собой не прямое продолжение индустриального общества, а радикальную смену направления движения, зачастую полностью отвергая прошлое. Происходит полная трансформация столь же революционного характера, как приход индустриальной цивилизации 300 лет назад. <…> Несмотря на то, что Третья волна бросает вызов человечеству и таит в себе опасности - от экологической катастрофы до угрозы ядерного терроризма и электронного фашизма, она не является просто кошмарным продолжением индустриализма. <…> Это цивилизация, поощряющая индивидуальное развитие, приветствующая (а не подавляющая) расовое, региональное, религиозное и культурное разнообразие. Цивилизация, в значительной степени организованная вокруг дома. Цивилизация, не застывшая, но 51 Там же. С.68. пульсирующая, непрерывно порождающая новое, и в то же время способная обеспечить стабильность тем, кто в ней нуждается. Цивилизация, которая не отдает все свои силы и энергию рынку. Цивилизация, способная направить сильные страсти в искусство. Цивилизация, стоящая перед лицом беспрецедентных в истории выборов (приведем лишь один пример - выбор между генетикой и эволюцией) и необходимостью выработки новых этических и моральных норм, на основе которых этот выбор можно осуществлять. И наконец, это демократическая и гуманная цивилизация, поддерживающая равновесие с биосферой и не попадающая в опасную экономическую зависимость от остального мира. Достигнуть всего этого трудная задача. Но выполнимая».52 52 Тоффлер Э. Третья волна. С.556, 569-570.
