Парадоксы Федососия II. Рец. на кн.: Theodosius II: Rethinking the Roman Empire in Late Antiquity Нам представляется, что рассмотренное издание является на сегодняшний день одним из самых полных и содержательных научных изданий произведений Франсуа Вийона, создающее к тому же новые перспективы в изучении этого крупнейшего французского поэта позднего Средневековья. Елена Викторовна Клюева (канд. филол. наук, доцент; МГУ; [email protected]) ПАРАДОКСЫ ФЕДОСОСИЯ II Рецензия на книгу: Theodosius II: Rethinking the Roman Empire in Late Antiquity. Ed. C. Kelly. Cambridge, 2013. — 324 p. Коллективная монография под общей редакцией Кристофера Келли, изданная Кембриджским университетом, предcтавляет читателю всесторонний обзор эпохи императора Феодосия II (401–450). В основу ее легли материалы конференции «Феодосий II и процессы поздней античности», состоявшейся в Кембридже в марте 2011 г. В четырех частях и одиннадцати главах 10 специалистов по античной истории и культуре рассматривают различные аспекты исследуемого периода. Феодосий II вошел в историю как «Младший» или «Малый», в противовес своему деду, Феодосию Великому (346–395). И хотя прозвище отражает лишь временну́ю последовательность, в историческом контексте к нему примешиваются и оценочные коннотации: действительно, внук как будто во всем уступает деду. «Гений Рима умер вместе с Феодосием, который был последним из преемников Августа и Константина, появлявшихся на полях брани во главе своих армий, и власть которого была всеми признана на всем пространстве империи»1, — писал в своем знаменитом труде Эдвард Гиббон, подразумевая, конечно же, Феодосия Великого. О Младшем историк отзывается с видимым пренебрежением: «Феодосию никогда не внушали желания поддержать славу своего блестящего имени, и вместо того чтобы стараться подражать своим предкам, он превзошел в слабодушии и своего отца, и своего дядю... До тех несчастных монархов, которые родятся на ступенях трона, никогда не доходит голос правды, и сын Аркадия провел свое вечное детство окруженным раболепною толпою женщин и евнухов. Многочисленные часы досуга, которыми он располагал благодаря пренебрежению к существенным обязанностям своего высокого положения, наполнялись пустыми забавами и не приносящими никакой пользы занятиями… Отделенный от всего мира непроницаемой завесой, Феодосий полагался на тех, кого любил; любил же он тех, кто привык забавлять его лень и льстить его наклонностям; а так как он никогда не читал бумаг, которые подавались ему для подписи, то от его имени нередко совершались несправедливости, которые были вовсе не в 1 Гиббон Э. Закат и падение Римской империи. М., 2008. Т. 3. С. 126. 135 Рецензии его характере. Сам император был целомудрен, воздержан, щедр и сострадателен; но эти качества, заслуживающие название добродетелей только тогда, когда опираются на мужество и руководятся благоразумием, редко были благотворны для человечества, а иногда даже оказывались вредными»2. Именно такое представление о Феодосии II и возобладало, и это неслучайно: таким его рисуют византийские истории и хроники. Однако помимо историй и хроник от эпохи его правления до нас дошло множество памятников и документов, из которых вырисовывается иная картина. Достаточно назвать сохранившиеся до наших дней константинопольские «стены Феодосия», знаменитый свод римско-византийского права, Кодекс Феодосия, часто упоминаемый факт об открытии в 425 г. Константинопольского университета, III Вселенский собор в Эфесе, совершившийся в 431 г.; наконец, вспомнить тот факт, что Феодосий II дольше всех византийских императоров — 42 года — находился на престоле и в его правление в Восточной Римской империи не было ни серьезных внешних войн, ни внутренних потрясений, чтобы усомниться в правильности сложившихся представлений. «Молодого Феодосия II новейшие византинисты не называют уже двойником нашего царя Феодора Иоанновича», — писал в середине XX в. русский православный историк А. В. Карташев. По его мнению, царствование Феодосия было отмечено “крупными просветительными, законодательными и строительными начинаниями” и “предоставление творческой активности самой энергичной партии сената свидетельствует о способностях Феодосия выбирать наилучших советников”.. Однако последующие оценки Феодосия II историками не сильно отличаются от прежних. «Человек умный и искренний, но без внутреннего стержня» — так отзывался о нем в 1982 г. Кеннет Холэм3. Пожалуй, лишь с наступлением ХХI в. устоявшийся взгляд на правление Феодосия II действительно начал немного меняться. В 2004 г. вышла книга известного британского историка поздней античности Фергюса Миллара4, в которой на основе сохранившихся документов подробно рассматривалось, как функционировало управление «греческой римской империей» при Феодосии II, и была показана эффективность всей системы, хотя определенных выводов о самом императоре сделано не было. Книга под редакцией К. Келли продолжает изучение феодосиевской эпохи. В первой, вводной, части редактор объясняет задачи издания и дает краткий обзор последующих глав. Работа не претендует на тотальную переоценку роли Феодосия в истории, но дает богатый материал для дальнейшего ее осмысления. Общие выводы предваряют основную часть исследования: Келли делает заключение, что для историка феодосиевская эпоха представляет явление парадоксальное, а фигура самого императора остается нечетко обрисованной. Но как бы то ни было, если и можно говорить о спаде государственной деятельности в 2 Гиббон. Закат и падение Римской империи.С. 203. Holum K. G. Theodosian Empresses: Women and Imperial Dominion in Late Antiquity. Los Angeles. 1982. P. 130. 4 Millar F. A Greek Roman empire: power and belief under Theodosius II. Berlkey — Los Angeles — London, 2004. 3 136 Парадоксы Федососия II. Рец. на кн.: Theodosius II: Rethinking the Roman Empire in Late Antiquity этот период по сравнению с правлением его деда, Феодосия Великого, то этот спад далеко не столь резок, как было принято думать ранее. Вторая часть, посвященная административной системе, называется Arcana imperii. Название подразумевает исследование тайных механизмов, приводивших систему в действие. Во 2-й главе, «Мужчина без женщин: феодосиевский консисторий и работа правительства», Дж. Хэррис развенчивает устоявшийся миф о том, что на Феодосия оказывали особое влияние женщины императорской семьи и прежде всего его старшая сестра Пульхерия. Из анализа сохранившихся документов выясняется, что вопросы государственной важности решались в коллегиальном порядке и что особую роль в принятии решений играл императорский консисторий. Посторонние лица, в том числе императрицы, могли влиять на самого императора и на членов консистория лишь частным образом, и их влияние не могло быть определяющим в избираемой политике. Автор анализирует работу консистория сквозь призму Кодекса Феодосия, который, по его мнению, свидетельствует о стремлении к обобщенности, претензиях на полноту и поисках простоты и ясности, но также говорит о недостатке у императора собственной программы. В 3-й главе — «Феодосий и его генералы» — Д. Ли рассматривает взаимоотношения императора с его военачальниками. Здесь вырисовывается интересная картина. Феодосий охотно раздавал почести и награды: за время его царствования консульского звания удостоились 8 полководцев. Но при этом ни один из них не достиг такого уровня влияния, какое имел, к примеру, Стилихон в правление Гонория. Своего рода гарантом мира и благополучия государства при Феодосии стало благочестие императорской семьи. Военно-политическая ситуация в империи оставалась стабильной, хотя ни одной по-настоящему крупной победы одержано не было. В то же время Феодосий опасался заговора со стороны успешных полководцев, например Флавия Зинона в 40-е гг. Как бы то ни было, сам факт, что император оставался на престоле в течение сорока с лишним лет, говорит о нем как о незаурядном государственном деятеле с широким геополитическим кругозором. 4-я глава, написанная Т. Грауманном, называется «Феодосий II и политика первого собора в Эфесе». Анализ соборных документов и прежде всего императорских посланий показывает, что Феодосий II последовательно проводил политику невмешательства в дела Церкви. Созывая собор, он не стремился поддержать или, наоборот, осудить Нестория или Кирилла, но предоставлял собравшимся отцам решить их судьбу. Единственное распоряжение, отданное императором комиту Кандидиану, — обеспечить в городе порядок, никак не влияя на ход соборных заседаний. При этом подчеркивается, что отказ от более определенной и четкой программы не есть свидетельство слабости или неэффективности императора; предпочтение коллегиальных решений — его сознательный выбор, возможно с учетом печального опыта вмешательства его родителей в дело Иоанна Златоуста. Вместе с тем декларируемой задачей собора было продемонстрировать единство Церкви, а не обеспечить доктринальную основу единства, — и эта попытка оказалась не слишком удачной. На втором Эфесском («Разбойничьем») соборе 449 г. задача ставилась более жестко: искоренить остатки несторианства. 137 Рецензии Тем не менее первоначальные установки императора, возможно, несли в себе больше политической дальновидности, нежели последующие. В 5-й главе П. ван Наффелен рассматривает сочинение историка Олимпиодора, дошедшее до нас в пересказе патриарха Фотия. Олимпиодоровская история Западной Римской империи была опубликована около 427 г., а посвящена событиям с 407 по 425 г. Примечателен «триумфалистский» тон историка, по вероисповеданию остававшегося язычником: нестроениям на Западе он противопоставляет мудрую политику на Востоке. Обращение к этой теме, вероятно, связано с проектом объединения двух частей империи посредством династического брака Валентиниана III и дочери Феодосия, Лицинии Евдоксии, помолвленных еще в раннем детстве. Возможно, неслучайны присутствующие в тексте сочинения Олимпиодора намеки на его знакомство с женой Феодосия, императрицей Евдокией. Отмечается особенность династической политики императора: его сестры избрали путь девства, посвятив себя Богу, а сам он женился на дочери афинского софиста, отвергнув, таким образом, альянсы со знатью и освободив себя от ее влияния. Третья часть называется «Прошлое и настоящее». Глава 6-я, автор которой — Д. Трайна, называется «Создание карты мира при Феодосии II». Картография является зримым воплощением политики единой империи. Созданная в 435 г. по приказу императора карта изображала всю империю, хотя, возможно, это было лишь воспроизведение созданной при Августе карты Марка Агриппы. Но в любом случае визуальное изображение было важно для принятия оптимальных геополитических решений. В 7-й главе — «Неистовству еретиков должен быть положен предел» — Р. Флауэр рассматривает статьи «Кодекса Феодосия» (16,5), в которых речь идет о еретиках. Эти разделы свода законов примыкают к традиции христианской ересиологии и представляют собой своего рода каталог ересей. Любопытно, что, судя по датировке — 428 г., составителем этого документа мог быть ни кто иной, как будущий ересиарх Несторий, тогда только занявший константинопольскую епископскую кафедру. В 8-й главе — «Сочинения на греческом: классицизм и компиляция, взаимодействие и трансформация» — Мэри Уитби делает обзор литературы феодосиевской эпохи, времени между Иоанном Златоустом и Нонном. Хотя само это время не дает столь заметных вершин, интеллектуальная жизнь не замирает, христианская литература осваивает новые жанры. Ощущается тенденция к энциклопедизму: наступает время житийных сборников, флорилегиев, парафразов и центонов. Заметным явлением эпохи оказывается литературное творчество супруги Феодосия, императрицы Евдокии; к императорскому двору тяготеет ряд других имен: это поэт Кир из Панополя, историки Олимпиодор, Сократ и Созомен и др. В целом культурный климат эпохи был вполне благоприятен для диалога между христианами и последними язычниками. Четвертая часть — Pius princeps — посвящена личности самого императора. В 9-й главе — «Склониться, чтобы покорить: сила императорского смирения» — К. Келли исследует образ поведения, свойственный Феодосию и многим другим византийским императорам, начиная с Константина Великого; это своеобраз138 Парадоксы Федососия II. Рец. на кн.: Theodosius II: Rethinking the Roman Empire in Late Antiquity ный ритуал смирения, демонстрирующий вместе с тем внутреннюю силу, умение контролировать испуганную толпу, — иными словами, зримое выражение монаршего благочестия, являющегося важным атрибутом имперской политики. В 10-й главе «Императорская тема: Феодосий II и панегирик у Сократа» — Л. Гардинер исследует образ императора в «Церковной истории» Сократа Схоластика. Доводя свою историю, которая была опубликована в 440–441 гг., до близкого по времени 439 г., Сократ оказывается перед сложной задачей оценки ныне здравствующего правителя. Тон панегирика в такой ситуации практически неизбежен, однако повествование о деяниях монарха несет в себе внутренние противоречия: словесно восхваляя мудрость Феодосия, историк вводит эпизоды, в которых напрашивается несколько иное восприятие его действий, хотя ответственность за неудачи, как правило, возлагается не на императора, а на третьих лиц. Наконец, в заключительной 11-й главе «Феодосий II и его наследия в коллективной памяти антихалкидонитов» образ Феодосия II рассматривается сквозь призму взгляда тех, для кого он остался последним хранителем правой веры. В изображении антихалкидонских авторов он предстает как идеальный правитель; благочестивая императорская чета: Феодосий — Евдокия — противопоставляется нечестивой: Маркиан — Пульхерия. Несомненно, эта книга является важным этапом в осмыслении исторической роли Феодосия II. Притом что эпоха рассматривается всесторонне, ряд вопросов остается нерешенным, видятся и пути дальнейшего развития той же темы. В то же время из написанных разными специалистами статей складывается единая картина и понемногу вырисовывается «программа» самого императора: идея разделенной административно, но единой по законодательству и вероучению христианской империи, миролюбивая внешняя политика, сознательная установка на коллегиальность, совещательность, уважение к сенату. Феодосий, несомненно, ориентировался на идеальный образ благочестивого правителя, который был создан Евсевием Кесарийским применительно к Константину, но, возможно, имел в виду также более ранний идеал, созданный еще Сенекой в трактате De clementia и приблизившийся к воплощению в эпоху Антонинов. Личность самого императора действительно во многом остается загадкой. Представляется, что она, возможно, была даже более значительна, чем решились предположить авторы книги в своем стремлении к объективности и разумной осторожности. Во всяком случае, трудно отделаться от ощущения, что во многих аспектах церковно-политическая система Феодосия II была разумнее той, которая впоследствии взяла верх в истории. Вне поля зрения исследователей остается и роль в имперской политике обеих императриц, Пульхерии и Евдокии. Но в пределах одной книги нельзя объять необъятное. Парадоксы, которые представляет исследователю эпоха Феодосия Младшего, еще ждут своей разгадки. Татьяна Львовна Александрова (канд. филол. наук; ПСТГУ; [email protected])