РАСЦВЕТ РУССКОЙ ПРОЗЫ 30

УДК 821.161.1
Н. Л. Зыховская
РАСЦВЕТ РУССКОЙ ПРОЗЫ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
И ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РАЗВИТИИ ОЛЬФАКТОРНОЙ ПОЭТИКИ
Рассматриваются основные направления ольфактория русской прозы 30-х гг. ХIХ в. Делается вывод о том, что моделирование ольфакторной картины художественных миров отдельных писателей способствует постижению поэтики и глубинных смыслов текста.
Ключевые слова: ольфакция, ольфакторная модель, картина художественного мира, русская проза XIX в.
The author shows the main trend of olfactory of Russian prose of 30-es of XIX century. The investigation
of different olfactory in the fiction of writers helps to realize the principles of their poetics in general.
Keywords: olfaction, olfactory model, the picture of the art world, the Russian prose of XIX century
что в течение 30-х гг. ольфакторная картина
мира резко расширяется и уплотняется. В этом
проявляется общее развитие художественности
отечественной словесности [6].
Всего в 109 произведениях 14 авторовпрозаиков мы обнаружили 171 ольфакторный фрагмент. Если говорить о 1830-х гг. как
о завершении подготовительного этапа отечественного ольфактория, то целесообразно
обобщить полученные нами данные в следующей таблице.
На 30-е гг. ХIХ в. приходится расцвет русской прозы [5; 7]. Несомненно, превращение
прозы в настоящий тренд времени повлекло за
собой целый ряд значимых изменений в самой
поэтике художественной литературы: «Язык
прозаических произведений не только 20-х, но
и начала 30-х годов нередко не имел еще того
разнообразия, богатства и выразительности,
которыми уже обладал язык поэзии. Поэтому
та работа над стилем и языком русской прозы,
которая была начата Пушкиным и продолжена
Гоголем и другими писателями 20–30-х годов
XIX века, имела исключительно большое значение. Необходимо было создать литературный
прозаический язык, который вобрал бы в себя
все богатство общенародной речи, явился бы
нормой для литературной практики. Именно в
этом направлении и шла работа писателей 20–
30-х годов над литературным языком художественной прозы» [9, с. 505–506]. Проза крупных авторов А. Бестужева-Марлинского,
М. Загоскина, И. Лажечникова, В. Одоевского,
А. Вельтмана, Ф. Булгарина, Н. Полевого,
В. Даля, Н. Павлова, Н. Греча – это проза
именно такого рабочего состояния, когда писатели приступили к созданию подлинного корпуса национальной словесности [8]. Сознавая
условность проведения границы по рубежу десятилетий, все же хотелось бы подчеркнуть,
всего
с ольфакторными
фрагментами
Общее количество фрагментов
«Ольфакторная плотность»
(отношение текстов, содержащих
ольфакторные фрагменты, ко всем
текстам этого периода, %)
Количество
текстов
220
105
184
48
XVIII в.
72
31
126
43
1800–1830 гг.
154
126
236
82
Период
Древнерусская
литература
145
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2013 / 1 (33)
Н. Л. Зыховская
Расцвет русской прозы 30-х годов XIX века и основные тенденции в развитии ольфакторной поэтики
То, что юность ассоциируется («расцветает в памяти») с благовонными цветами,
уже есть указание на значимость ольфакторного включения. Усиливающие эпитеты
«чудные», «причудливые» дополняют ольфакторную картину – благовоние и свежесть
красок оказываются лишь уточнениями этой
причудливости. С одной стороны, мы убеждаемся в том, что продолжает развиваться
ольфакторная метафорика («благоухание
юности»), а с другой – что остается незыблемым принцип умолчания, когда запах
лишь обозначен ярким позитивным эпитетом
(«благовонный») и никак не разъяснен.
Но в целом «благоухающие райские сады» перемещаются из сферы восхищения (метафизического ли – как мы видели в древнерусских текстах, действительного ли – как в
описаниях усадеб XVIII в.) в сферу эстетических ловушек для читателя. Подборка таких
примеров создает впечатление настоящей
ольфакторной тенденции: когда бы речь ни
зашла о благоухающих садах, мы обязательно
встретим более или менее маркированный
подтекст, создающий самые разные ощущения, далекие от блаженного наслаждения и
погружения в состояние счастья. Следует назвать эту тенденцию дискредитацией позитивного ольфактория. Именно в 1830-е гг., которые вслед за классическими литературоведческими трудами мы считаем периодом окончательного становления русской прозы как
самостоятельного литературного феномена,
формируется критическое отношение к предшествующей традиции, выражаемое в таких
дискредитационных формах [6; 10].
Следует обратиться и к негативному ольфакторию этого периода. Если в предшествующий, доклассический, период баланс сил
на шкале «благовоние – зловоние» был примерно одинаковым, то в литературе первой
трети XIX в. очевиден перевес позитивной
одорологии. Негативные включения встречаются реже и представляют собой более сгла-
Эти сведения позволяют увидеть динамику ольфакторной поэтики. Насыщение прозы
ольфакторными фрагментами приближается к
максимуму, и именно поэтому 1830-е гг. можно считать началом создания полноценных
ольфакторных картин художественного мира.
Но для нас значимо рассмотреть этот период
как завершающий подготовительный этап.
Следует отметить, что в прозаических
текстах А. С. Пушкина – первого поэта русской литературы – как 20-х, так и 30-х гг. ольфакторная составляющая практически отсутствует; ольфакторий переходит на периферию
художественного мышления. Важно также,
что мы оказываемся перед констатацией субъективных мотивов обращения к ольфакции в
картине художественного мира каждого художника.
Несмотря на повышение плотности ольфактория в отечественной литературе (увеличение отношения ольфакторных текстов к общему числу произведений этого периода), высокий порог обонятельной чувствительности
сохраняется. В то же время значимо, что так
или иначе в литературе накапливаются варианты создания ольфакторной картины – пусть
спорадически, но создается логика развития
отдельных ольфакторных тем.
С этой точки зрения интересна и литература 1830-х гг. в целом. Выделим основные
линии ольфактория этого периода.
Традиционно позитивной частью ольфактория становится «благоухание» садов [2].
В предшествующие периоды это благоухание
все больше отдалялось от своего древнерусского (и библейского) «райского благоухания», что заметно в конкретных фрагментах.
Например, в «Латнике» А. БестужеваМарлинского: «И как я люблю переживать
вновь годы этого детства! Весна моя расцветает в памяти чудными цветами, причудливыми цветами – со всем их благовонием, со всею
свежестию красок; я наслаждаюсь тогда даже
минувшими ужасами…» [1, с. 437].
146
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2013 / 1 (33)
Н. Л. Зыховская
Расцвет русской прозы 30-х годов XIX века и основные тенденции в развитии ольфакторной поэтики
описательная сторона запахов – авторы избегают развивать возможности описания запахов, ограничиваясь констатацией «вони» –
«благоухания». Все это одновременно создает предпосылки для дальнейшего развития
ольфактория и становится некоторым препятствием на пути его развития.
Эти наблюдения позволяют последовательно перейти к собственно ольфакторным
картинам художественных миров отдельных
писателей, и такое моделирование может способствовать постижению поэтики и глубинных
смыслов текста [3; 4].
Можно предложить некую идеальную
модель (метамодель) ольфактория, учитывающую все возможные структурные элементы, а затем охарактеризовать каждый отдельный вариант конкретного воплощения ольфактория с точки зрения неполноты, пропусков определенных элементов метамодели, где
ольфакторий представляет собой «сетку» ориентиров в мире обоняния и запахов, имеющую
пространственно-горизонтальное (охват предметов, имеющих запах, активная/пассивная
позиция героя по отношению к миру запахов)
и вертикальное (оценка запахов героем/автором по шкале «благовоние – зловоние») измерения.
Таким образом, в сфере горизонтали метамодель предполагает мир, полный запахов и
их нюансов, а также способ улавливания этих
запахов, их восприятие (и тематическое сегментирование), а в сфере вертикали располагается метафорика смыслов – как трансляция
ольфактория на уровни смыслообразования в
абсолютно не связанных с физическими запахами сферах, так и прямая оценка принадлежности запахов миру «низа» или «верха» (добра
или зла, жизни или смерти). С этой точки зрения вертикаль также может сегментироваться
на определенные сферы в связи с тем, что
именно оказывается актуально для автора.
Проделанный анализ позволяет вычленить устойчивые сегменты горизонтали: природа (причем функции природы естественной
женные ольфакторные метафоры и указания,
чем в предшествующий период. В литературе
1830-х гг. мы обнаруживаем несколько примеров с эпитетом «смрадный», но по негативной эмоциональной энергии они значительно
легче аналогичных случаев употребления в
прозе, например, А. Радищева.
Наиболее частотный контекст употребления эпитета «смрадный» – стилизация под старинную речь героев либо романтически пафосный стиль повествователя. Вообще негативный
ольфакторий в основном связан именно с темой смерти и преисподней. В «Вечере на Кавказских водах» А. Бестужева-Марлинского находим вполне нейтральные и даже сниженные
случаи таких указаний: «Старая дверь скрипела так жалобно, так заунывно, словно оплакивала своего жильца, и лестница, едва озаренная луною, казалось, вела прямо в преисподнюю. К этому же сырые стены пахли могилой,
и флюгер, качаясь на ржавом стержне, царапал
дядю по сердцу; ему стало жарко и холодно, когда он вспомнил, что это должна быть роковая
дубовая комната и на кровати, на которой лежал
он, умерла несчастная Бианка!» [1, с. 295].
Можно говорить о том, что негативные
ольфакторные включения в литературе этого
периода не частотны. Авторы избегают снижения в своих текстах, общая атмосфера литературного процесса выступает здесь своеобразным сдерживающим фактором.
Но в то же время становится все более
значимым пласт нейтральных, бытовых ольфакторных включений. Если в древнерусских
текстах упоминание запахов во многом было
сопряжено с упоминанием божьего и адского,
то литература 1830-х гг. открывает возможности описания запахов окружающего мира.
В произведениях 1820–1830-х гг. нет
ольфакторного многотемья. Продолжает активно эксплуатироваться тема благоухания
садов (цветов), тема могильного смрада (эти
темы восходят к древнерусскому ольфакторию). Довольно осторожно, пунктирно вводятся запахи кухни. Очень ограничена сама
147
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2013 / 1 (33)
Н. Л. Зыховская
Расцвет русской прозы 30-х годов XIX века и основные тенденции в развитии ольфакторной поэтики
ристикой), отдельные вещи и предметы. Любой из этих сегментов может оказаться в
верхней и нижней части вертикали в конкретном эпизоде; однако в каждой ольфакторной
картине мира обнаруживаются тенденции, тяготение к превалированию определенных интерпретаций и оценок.
и искусственной – садов – различны), помещение (функционально запах здесь является
продолжением характеристики героя либо
«участником» конкретной сюжетной ситуации), улица (продолжение помещения в пространственном смысле, не-природа), сам человек (функционально запах является характе-
1. Бестужев-Марлинский, А. А. Сочинения: в 2 т. / А. А. Бестужев-Марлинский. – М., 1981. – Т. 1.
2. Зыховская, Н. Л. Эволюция ольфактория «райского пространства» в литературе XVIII века / Н. Л. Зыховская // Вестник Челяб. гос. ун-та. Сер. «Филология. Искусствоведение». – 2012. – Вып. 65. – № 13
(267). – С. 44–48.
3. Риндисбахер, Х. От запаха к слову: Моделирование значений в романе Патрика Зюскинда «Парфюмер» /
Х. Риндисбахер // Ароматы и запахи в культуре: в 2 т. / сост. О. Б. Вайнштейн. – М.: Нов. лит. обозрение, 2003. – Т. 1. – 608 с. ; – Т. 2. – 664 с.; переизд.: 2010.
4. Рогачева, Н. А. Ольфакторное пространство русской поэзии конца XIX – начала XX в.: проблемы поэтики / Н. А. Рогачева. – Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2010. – 404 с.
5. Русские повести XIX века (20-х – 30-х годов): в 2 т. – М.; Л.: ГИХЛ, 1950. – Т. 1. – 576 с.; Т. 2. – 608 с.
6. Русская романтическая повесть. – М.: Совет. Россия, 1980. – 670 с.
7. Русская романтическая повесть писателей 20–40 годов XIX века. – М.: Пресса, 1992. – 463 с.
8. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: в 2 т. – М.: Искусство,1974. – Т. 1. – 406 с;
Т. 2. – 647 с.
9. Степанов, Н. Л. Прозаики двадцатых – тридцатых годов [XIX в.] / Н. Л. Степанов // История русской
литературы: в 10 т. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941–1956. – Т. VI.
10. Троицкий, В. Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20–30-х годов XIX в. /
В. Ю. Троицкий. – М.: Наука, 1985. – 279 с.
Сдано 19.03.2013
148
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2013 / 1 (33)