Этнокультурные и экономические связи абхазов в VΙΙΙ–ХVΙΙΙ вв

На правах рукописи
МААН Омар Владимирович
Этнокультурные и экономические связи абхазов в VΙΙΙ –ХVΙΙΙ вв.
Историко-этнографическое исследование
Специальности:
07. 00. 01 – история Абхазии
07. 00. 07 – этнография, этнология, антропология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Сухум 2016
1
Работа выполнена в Отделе этнологии Абхазского института гуманитарных исследований
им. Д. И. Гулиа Академии наук Абхазии
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН Чибиров Людвиг Алексеевич
доктор исторических наук Дмитриев Владимир Александрович
доктор исторических наук, профессор, академик АНА
Ачугба Теймураз Алиевич
Ведущая организация – Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. МиклухоМаклая РАН
Защита состоится «______» ____________ 2015 г. в « _____» часов, на заседании
разового диссертационного совета Абхазского института гуманитарных исследований
им. Д. И. Гулиа АН Абхазии по адресу: 384900, Республика Абхазия, г. Сухум, ул.
Айдгылара, 44.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке и на сайте Абхазского
института гуманитарных исследований им. Д. И. Гулиа АН Абхазии.
Автореферат разослан « ____» ___________ 2015 г.
Ученый секретарь
Диссертационного совета
кандидат исторических наук, доцент АГУ
2
Дбар С. А.
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. Этнокультурные взаимодействия относятся к
историческим явлениям всеобщего характера. Они присущи социальным общностям
различного порядка и различной хронологической глубины, а их последствия
пронизывают все сферы жизнедеятельности общества. Являясь объективными факторами
исторического процесса, межэтнические контакты существенно влияют на
пространственное распространение культурных и технических достижений, на ускорение
социально-экономического развития общества, в определенной степени являются
катализатором этнических и социально-экономических процессов. Этнокультурные и
экономические взаимодействия во многом детерминируют конкретную динамику
этногенеза и культурогенеза, экономической и социально-политической эволюции
человечества.
Вышесказаное предопределяет актуальность изучения исторических форм
взаимодействия различных социальных групп, в том числе этнических, в историческом
процессе.
В теоретической этнологии принято различать виды контактов, в зависимости от
их реального содержания. В соответствии с этим контакты классифицируются на
"экономические", "торговые", "этнические", "этнокультурные", "культурно-исторические"
и др., каждый из которых может быть предметом специального изучения, с
соответствущей процедурой и методами исследования. Однако в подобной
классификации присутствует схематизм, который обедняет историческую
действительность. Так, за пределами экономических контактов остаются различные
формы межкультурного взаимодействия, например, на уровне идеологического и
религиозного взаимовлияния и т. п. С другой стороны, термин "этнокультурный контакт",
подразумевающий, прежде всего, непосредственное контактирование различных этносов
и этнических групп, связан в первую очередь с процессами этногенеза и культурогенеза и
не распространяется на многие явления экономической сферы.
Учитывая вышеизложенное, в данной работе предлагается расширительное
толкование понятия «межэтнический контакт». В нашем понимании – это различные
виды и формы взаимодействия двух этносоциальных организмов (этносов, народов),
3
охватывающих все сферы (хозяйственно-экономическую, жизнеобеспечивающую,
соционормативную, гуманитарную) их этнической структуры.
Степень разработанности темы. Несмотря на периодическое обращение
исследователей к теме этнокультурных и этнических контактов, следует констатировать,
что данная проблема в абхазоведении недостаточно освещена. Вопросы
этнокультурного взаимодействия затрагивались практически в каждой абхазоведческой
работе, построенной на историко-этнологическом материале и посвященной истории
средневековых абхазов. Немало сделано в абхазской историографии и по исследованию
проблем экономического развития древней и средневековой Абхазии. Однако освещение
в абхазоведении проблем этнокультурного развития, торговых связей нельзя считать
удовлетворительным. В опубликованных работах, посвященных истории
взаимоотношений абхазов с другими народами, значительное внимание уделено
политическим взаимоотношениям (что, правда, подразумевает наличие и торговых
связей), тогда как экономическая сторона получила гораздо меньшее отражение.
Среди исследований, имеющих прямое отношение к настоящей работе, особо
следует выделить монографии
Ш.Д. Инал-Ипа: «Вопросы этнокультурной истории
абхазов», «Ступени к исторической действительности». В последней работе Ш.Д. ИналИпа подчеркивает, что Абхазия «мост» и «естественная лаборатория для изучения
взаимодействия этносов, культур и языков». Он писал о «перекрещивании исторических
судеб разных народов», что «человеческое бытие – это всегда общение и контакты. Они
происходили всегда и везде… Нет и одного «чистого» народа. Беспрерывное смешение и
перекрещивание народов – один из важнейших законов внутриэтнической эволюции»1.
Важное место для рассмотрения вопросов культурных взаимосвязей абхазов с
другими народами занимает монография Ш.Д. Инал-Ипа «Антропонимия абхазов».
Автор рассматривает антропонимику как один из значительных источников
исследования этногенеза, этнической истории, социальной жизни, связей различных
народов и культур. Ценные материалы о феодальной миграции («колонизации»),
имевшей место с Х в. со стороны Абхазского царства на территорию современной
Восточной Грузии, приводит С.Н. Джанашиа.
Немаловажная информация для характеристики социально-экономического развития
и внешней торговли позднесредневековой Абхазии содержится в работе И. Г. Антелава
«Очерки по истории Абхазии XVII–XVIII веков». Немало конкретных сведений о
1
Инал-Ипа Ш. Д. Ступени к исторической действительности. – Сухум. 1992. С. 134, 135, 136.
4
средневековых внешнеторговых морских связях абхазского побережья
есть
в
монографии Т.Н. Берадзе «Мореплавание и морская торговля в средневековой Грузии».
В работе воссоздана организация средневековой морской торговли в Восточном
Причерноморье, устанавливается размер пошлины, взимавшейся за ввоз и вывоз товаров
по морю.
Вопросы социально-экономической и политической истории Абхазии Ι и ΙΙ тыс.
освещаются в монографиях М.М. Гунба. Существенную информацию по проблеме
исследования
экономических
взаимоотношении
периода
позднего
Средневековья
содержит публикация М.К. Хотелашвили-Инал-Ипа «Клад золотых турецких монет из
Сухумской крепости». Различные вопросы этнического развития, этнокультурных связей
рассмотрены в трудах Г.А. Амичба «Культура и идеология раннесредневековой Абхазии
(V–Х вв.); «Абхазия в эпоху раннего Средневековья»; А.Э. Куправа «Из истории
абхазской антропонимии»; в исследованиях Г.В. Цулая, Н.С. Джомидава. В монографии
В.С. Уарзиати «Культура осетин: связи с народами Кавказа» изучаются
проблемы
этнических связей народов Центрального и Северо-Западного Кавказа, в том числе
разносторонние связи между осетинами и абхазами. Абхазо-армянские отношения с 80-х
гг. ΙХ в. впервые изучены
Абхазского
царства
и
в работе Р.А. Хонелия «Политические взаимоотношения
царства
армянских
Багратидов
в
IX–X
вв.».
Вопросы
происхождения названий «Грузия» и «Сакартвело» и их значения, этнической ситуации
Западного Закавказья раннесредневекового периода
получили объективную оценку в
работах Г.Д. Гумба.
Для автора диссертации одно из ключевых мест занимает использование трудов,
связанных с археологическим и нумизматическим материалами, в которых показано
существование у населения средневековой Абхазии интенсивных торгово-экономических
связей. Большую ценность среди них представляют работы З.В. Анчабадзе, М.М. Гунба,
О.Х. Бгажба,
исследованиях
Ю.Н. Воронова, А.Н. Габелия, Л.Г. Хрушковой, Д.С. Бжания и др. В
А.В. Фадеева, А.М. Киласония, а также С.М. Шамба и
Р.Н. Кация
непосредственно исследуются вопросы торговли (в том числе работорговли) отдельных
периодов средневековой Абхазии и Северо-Западного Кавказа.
Немало
ценных
сведений по теме нашей работы
содержатся в трудах
фольклористов Ш.Х. Салакая, С.Л. Зухба, З.Д. Джапуа, В.А. Когониа; языковедов Х.С.
Бгажба, Б.Г. Джонуа, О.П. Дзидзария, В. Е. Кварчия, В.А. Чирикба, Р.К. Гублиа. Духовнорелигиозное состояние абхазов, анализ церковно-канонических аспектов формирования
5
церковного института в Абхазии, изменение статуса Абхазского католикосата в период
царства абхазов рассмотрены в исследованиях иеромонаха Дорофея (Дбар), введение и
распространение суннитского ислама среди абхазов – в работе Г.В. Смыр «Ислам в
Абхазии и пути преодоления его пережитков в современных условиях». Монография,
несмотря на свою атеистическую направленность, содержит
весьма богатый и
разнообразный материал по указанной теме. Впервые история средневековой Абхазии по
древнерусским источникам
рассмотрена в монографии А.Л. Папаскир «Обезы
в
древнерусской литературе и проблемы истории Абхазии».
Основные аспекты политических, церковных и культурных контактов Абхазии и
Византии проанализированы в монографии И.Ш. Агрба «Абхазское царство и Византия
(VΙΙΙ–Х вв.).
В настоящей работе были использованы и многие ценные исторические материалы,
содержащиеся в коллективной монографии «История Абхазии» (Сухум, 1991), учебном
пособии О.Х. Бгажба и С.З. Лакоба «История Абхазии» (Сухум, 2006). При написании
диссертации, были использованы и труды ученых, проделавших значительную работу в
области конкретизации ряда вопросов, связанных с этнокультурными контактами и
средневековой историей Восточного Причерноморья и Кавказа: Е.П.Алексеевой, В.
Аллена, Э. Арвейлера, Г.Е. Афанасьева, Ш. Верлиндена, В. Гейда, Фр. Дворника, С.Н.
Джанашиа, И.В. Дубова, А.Г. Еманова, А.А. Иерусалимской, Х. Иналджика, Ф.
Кирзиоглу, В.Б. Ковалевской, В.А. Кузнецова, Л.И. Лаврова, Д. Ланга, Е.И. ЛубоЛесниченко, А.А. Максидова, А.П. Новосельцева, Д.Э. Пичера и др.
Цели и задачи. Целью настоящего исследования является изучение
межэтнических связей абхазов, освещение малоизученных исторических и
этнографических аспектов этнических взаимоотношений и взаимовлияний между
абхазами и соседними народами с VΙΙΙ по ХVΙΙΙ вв. Предметом исследования является
процесс культурно-этнических контактов абхазов с окружающими народами и
этическими группами Кавказа, Причерноморья, других областей за пределами
Черноморского бассейна в экономической, этнической и культурной сферах и
выявление их цивилизационных результатов, рассмотрение в их числе миграционных
процессов
за пределы своего этноса, как результата торговых и культурных связей,
оказавших воздействие на этническое состояние абхазского народа.
Хронологические рамки работы определены с учетом предмета исследования.
Нижняя граница определена временем утверждения в стране феодальных отношений и
6
образования Абхазского царства в VΙΙΙ в., т. е., когда активизируются механизмы
развития этнической культуры абхазов. Верхняя граница определена ХVΙΙΙ в., временем
начала активного проникновения на Северо-Западный Кавказ царской России, в
результате чего в начале ХΙХ в. Абхазия была инкорпорирована в ее состав. По мере
необходимости, автор выходит за определенные здесь хронологические рамки, что
объясняется необходимостью создания более полного представления о том или ином
процессе.
В контексте обозначенных целевых и хронологических рамок поставлены
следующие исследовательские задачи:
• выявить этническое состояние абхазов в период Абхазского царства,
колонизационные процессы абхазов за пределами своей родины, этнические связи с
народами Северного Кавказа;
•изучить торговые связи абхазов в раннем Средневековье;
• проанализировать этнополитическую и культурную ситуацию в Абхазии в ХΙ –
ХVвв.;
• проследить развитие торговли абхазов в зрелом Средневековье;
• установить экономические и этнокультурные контакты абхазов в ХVΙ–ХVΙΙΙ вв.
Географические рамки исследования определены странами Кавказа, бассейна
Черного моря и составляют естественный территориальный фон для рассмотрения
этнокультурных и экономических связей абхазов. Направления этих контактов уходили в
глубь Восточной Европы, достигали и Северной Африки.
Научная новизна определяется недостаточной изученностью данной темы.
Этнокультурные и этнические влияния древних и средневековых абхазов
восстанавливаются по крупицам, поэтому только комплексные исследования известной
науке сведений, исторических источников, трудов отечественных и зарубежных ученых,
результатов археологических и этнографических изысканий могут привести к
обоснованным обобщениям. На основе анализа и обобщения имеющихся источников и
научной литературы, а также материалов, полученных в результате полевых историкоэтнографических изысканий, в диссертации впервые: предпринята попытка системного
исследования в двух аспектах (этнокультурном и экономическом) взаимоотношений и
взаимодействий абхазов в период с VIΙΙ по ХVIΙΙ вв., как с регионами Причерноморья,
7
так и более удаленными территориально народами; более полно показана роль
миграционных процессов в этнокультурной истории абхазов; восстановлена картина
организации средневековой торговли Абхазии; выявлено одно из ведущих ролей торговли
в экономической структуре абхазского общества; установлено наличие преуспевавших
экономически общин в периоды спада торговых отношений абхазов; обращено
внимание на преобладание вывоза над ввозом в экспортно-импортной торговле Абхазии.
Теоретическая и практическая значимость исследования. В работе на основе
обобщения и анализа большого круга фактологических данных поставлены и разрешены
проблемы теоретического обоснования исторических закономерностей, в рамках которых
осуществлялись межэтнические контакты абхазов. Для уточнения понятийного аппарата в
работе предложена дефиниция понятия «межэтнический контакт». Научные обобщения
диссертации способствуют углубленному изучению этногенеза, этнической истории,
культуры, антропонимии. Исследование этнокультурных связей абхазов необходимо для
изучения их истории, этнографии, религиозно-философских понятий, художественноэстетической культуры, их этногенетических и культурных связей с окружающими
народами.
Практическая значимость исследования направлена
культурных связей между абхазским
странами
на укрепление и развитие
народом и народами Российской Федерации,
Причерноморья и Кавказа; на развитие политического, экономического и
культурного сотрудничества между государствами. Материалы диссертации могут быть
использованы
адыгских
при написании обобщающих трудов по истории Абхазии и абхазо-
народов,
подготовке учебников, учебных пособий, специальных курсов и
курсов по выбору для студентов высших учебных заведений по специальности – История.
Методология и методы исследования. Методологической основой исследования
является принцип цикличности цивилизационного развития, равноценности этносов,
культур, цивилизации, вне зависимости от параметров технологического развития, идеи
единства мирового исторического процесса.
При подготовке диссертационной работы были использованы принципы историзма,
научной объективности и системного рассмотрения межэтнического взаимодействия.
Принцип историзма позволил изучить исследуемые явления и процессы в их конкретноисторической обусловленности, развитии и соотношении с другими явлениями. Принцип
научной объективности способствовал максимальному приближению к действительной
картине прошлого вопреки пристрастным оценкам и трактовкам. С помощью принципа
8
системности, подразумевающего исследование исторических явлений с точки зрения их
системной взаимосвязи, сделана попытка из множественных фрагментов изучаемой
проблемы воссоздать обобщенную картину событий и выявить определенные
закономерности исторических фактов и процессов этнокультурных связей, характерной
для эпохи феодализма.
Степень достоверности. Достоверность полученных результатов основана на
фундированности и объективности задействованных исторических источников.
Источниковедческую базу исследования составили разнообразные по типам и степени
информативности архивные материалы, относящиеся в основном к эпохе Средневековья,
результаты археологических находок и лингвистических исследований, содержащиеся в
работах современных авторов.
Наиболее важными материалами для нашей темы являются нарративные источники. В
их ряду прежде всего следует назвать византийские исторические сочинения, описания,
отчеты и др. Сведения, сообщаемые Прокопием Кесарийским, Агафием Миринейским,
известия Менандра Протиктора, Феофана Исповедника, Константина Багрянородного,
Михаила Панарета и других византийских авторов позволяют реконструировать
этносоциальные связи абхазов в период раннего Средневековья. Они содержат также
важные и достоверные сведения о торговле Абхазского побережья в раннесредневековый
период. Важнейший материал об организации морской торговли в Восточном
Причерноморье в VI–VIII вв. приводится в изданном в 1972 г. в Базеле специальном
исследовании, посвященном надписям на византийских свинцовых печатях.
Ценным
источником для изучения
этнокультурной истории народов Кавказа
являются произведения средневековой грузинской исторической литературы. Основным
источником по истории Абхазии этого периода является комплекс исторических
сочинений, написанных разными авторами в различное время и входящих в широко
известный
цикл «Картлис цховреба» («Житие Картли»). Это такие сочинения, как
«Жизнь и гражданственность
Вахтанга Горгасала» Джуаншера Джуаншериани,
«Летопись Картли» неизвестного автора, «Жизнь картлийских царей» Леонтия Мровели,
созданные в ХΙ в., анонимное сочинение рубежа ХΙΙ–ХVΙΙ вв. «История и восхваление
венценосцев», «История царства Грузинского» Вахушти Багратиони и др.
Немаловажными для нашего исследования являются
содержатся определенные данные
сведения, в которых
о фамилиях грузинских феодалов абхазского
происхождения, топонимы, произошедшие от абхазских антропонимов и др. К таковым
9
следует отнести «Географию Грузии» Вахушти Багрантиони; «Памятники грузинской
исторической литературы. ΙΙ. Памятник эриставов. Перевод, исследование и примечания
С.С. Какабадзе». – Тб., 1979; Корпус грузинских надписей. Т. Ι. Сост. Н.Ф. Шашиашвили.
– Тб., 1984 (на груз. яз.); Грузинские документы IX–XV вв. в собрании Ленинградского
Института востоковедения АН СССР. – М., 1982 и др.
Для решения задач настоящей работы важны сведения арабских историков зрелого
Средневековья,
из
которых
можно сделать
выводы об
этнокультурной
и
этнополитической ситуации на территории Абхазии в ХIV–ХV вв. Некоторые сведения о
черноморской торговле в IX–XIII вв.
почерпнуты из материалов
Ибн-Хордадбеха,
Масуди, Ал-Идриси, Абулфеды, Ал-Умари, Ал-Макризи, работ Н. Мурзакевича,
В.Кудрявцева, В. Сизова, Е.С. Зевакина и Н.А. Пенчко и др.
Ряд интересных для
нас сведений содержится в «Памятниках византийской
литературы IX–XIV вв.», «Истории русского искусства (1953 г.)», в одном из главных
источников по истории Киевской Руси – летописях, в которых упомянуты обезы (предки
абхазов и абазин).
Ценнейшие сведения для освещения экономических связей средневековой Абхазии
генуэзского периода содержатся в 165 томах публикаций научных трудов итальянских
медиевистов и архивных материалах средневекового периода (Д. Пистарино, Л. Баллетто,
Д. Джоффре, Г. Аиральди, Г. Бальби, М. Балара, И. Ориго, В. Лацари, Р. Делора, Ш.
Верлиндена, Г. Муссо, А. Виньи, А. Джустиниани, Л. Триа, Э. де ля Примоди, Дезимони,
Канале, Братиану, Роттье, Серра, Бруна). В этих работах описываются: проникновение
итальянцев на Черное море и борьба между генуэзцами и венецианцами, генуэзские
колонии в Крыму, на Азовском море и Западном Кавказе, в том числе и Абхазии, вывоз
и ввоз товаров, формы и условия торговли, работорговля и т. д.
Большое значение для настоящей работы имеют
картографические источники.
Среди них: фрагмент карты Средиземного моря Г.Солери 1385г.; фрагмент карты Якова
де Майоло. 1563 год (Карта «Атлантики и Средиземноморья»), фрагмент карты Ж.
Шардена «Евксинский понт», 1672г.
составленная и прилагаемая к книге
Представляют
также интерес Карта 1654г.,
А. Ламберти «Описание Колхиды, называемой
теперь Мингрелией», «Карта Колхиды – сегодняшней Мегрелии»,
Кастелли в 1654 г.
10
составленная Кр.
В данной диссертации использованы и
отдельные картографические материалы,
содержащиеся в «Своде карт Абхазии» в котором получили отражение этнические и
политические границы государства
в период его наивысшего расцвета. Уникальный
материал о политическом и социально-экономическом положении Абхазии в ХΙV–ХVΙ
вв. содержится в книге турецкого историка Ф. Кирзиоглу о завоеваниях Оттоманской
империи на Кавказе и в Крыму в 1451–1590 гг. Исключительно ценные сведения о
внешнеэкономических связях абхазского побережья в ХVΙ в. содержит Устав Сулеймана
Ι для Кафской ливы. Важный материал об абхазах, их расселении, торговле и торговых
центрах в «стране Абаза», этнокультурных связях с турками-османами содержится у
автора ХVΙΙ в. Эвл. Челеби. Не обошел вниманием роль абхазов при османском дворе
Дмитрий Кантемир, создавший классический труд по истории османов, доведенный им по
времени до 1711 г. По числу приведенных высокопоставленных абхазов на османской
службе, книга Кантемира не имеет аналогов.
О внешней торговле абхазов важными являются свидетельства позднесредневековых
исследователей и путешественников – Б. Барановского, С. Белокурова, М. Бериндета, И.
Гюльденштедта, Д.Д'Асколи, Ж. де Лукки, М. Меховского, Ж. Шардена и др. О
торговле Абхазии этого периода весьма значительны сведения французского консула при
дворе крымского хана (с 1753 г.) М.Пейсонеля в «Исследовании торговли на черкесскоабхазском берегу Черного моря в 1750–1762 г.».
Немаловажным подспорьем для изучения темы, характеристики торговли и обмена в
Абхазии XVII – XVIII вв. послужило собрание архивных документов в сборнике
«Грамоты и другие исторические документы ХVΙΙΙ столетия, относящиеся к Грузии».
Под. ред. А.А. Цагарели. Т. Ι.– СПб. 1891, Т. ΙΙ. Ч. ΙΙ. – СПб. 1902; «Адыги, балкарцы и
карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв.». Сост., редакция переводов,
введение и вступительные статьи к текстам В.К. Гарданова. (Нальчик. 1974); Материалы
по истории Абхазии. Т.Ι (1803–1839 гг.). (Сухум, 2008, сост. Г.А. Дзидзария); Материалы
по истории Абхазии ХVΙΙΙ – ХΙХ вв. Т. ΙΙ (1762–1859 гг.) (Сухум, 2011, сост. А.Э.
Куправа, С.Ш. Салакая, А.Ф. Авидзба). В настоящей работе использован также ряд
материалов, содержащихся в сборнике «Кавказ: европейские дневники ХΙΙΙ – ХVΙΙΙ веков.
Сост. В. Аталиков. (Нальчик, 2010).
Апробация результатов исследования. По
теме диссертации опубликовано 35
научных работ, в том числе 9 монографий и книг, 26 статей и тезисов. Отдельные аспекты
и
выводы
исследования
докладывались
на
республиканских,
международных,
всероссийских и региональных конференциях. Диссертация обсуждена на расширенном
11
заседании Отдела этнологии АбИГИ им. Д. И. Гулиа АНА с участием специалистов из
отделов истории и археологии Института.
Cтруктура работы. Работа состоит из
введения, пяти глав, заключения, списка
использованной литературы и списка условных сокращений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обоснована актуальность темы, цель и задачи, определены объект,
предмет, хронологические рамки исследования, его методологическая основа, научная
новизна и практическая значимость, характеризуется степень изученности проблемы,
проанализированы использованные в работе источники.
Глава первая – «Этнические процессы и экономические связи абхазов в VΙΙΙ–ХΙ
вв.» – состоит
из четырех параграфов. В них последовательно характеризуется
этнокультурная ситуация в среде абхазов в период Абхазского царства, их расселение,
колонизационные процессы за пределами своей родины, этнические связи с народами
Северного Кавказа и торговля в указанные периоды истории.
В первом параграфе «Усиление политико-культурного влияния абхазов в Эгриси
и Картли» особое внимание уделено вопросам
миграции абхазов
и их политико-
культурного влияния на соседние юго-восточные страны в VΙΙΙ–ХΙ вв.
В
эпоху Абхазского царства VΙΙΙ–ХΙ вв.,
при наличии сильной центральной
власти, государство начало постепенно осуществлять широкую военно-политическую
экспансию в соседние страны. На востоке оно присоединило к своим владениям
ослабленную нашествием арабов практически всю территорию современной
Западной
Грузии, одновременно включившись в борьбу за картлийские земли. Об этом
присоединении Эгриси и Картли к Абхазии говорит известный термин «даипкра» –
который дословно переводится с древнегрузинского как «завоевал», «захватил» с
помощью военной силы». Правда, в древнегрузинском, как считают грузинские ученые,
термин «даипкра» в зависимости от контекста, в прошлом, видимо, мог означать как
«завоевал», так и «завладел», однако примеры последнего значения этого слова
неизвестны.
Завоевания абхазов на востоке дали толчок к переселению в центральные области
Эгриси
определенной части абхазской феодальной знати. Экспансия абхазской
административной структуры на восток в VΙΙΙ–Х веках, способствовала широкому
12
распространению абхазского этнического элемента в центральных, восточных и южных
районах Колхиды, а также в Картли и Месхети (Ю. Н. Воронов).
Наиболее активная фаза передвижения знати абхазов с их окружением в Эгриси и
Картли имела место в период наивысшего усиления Абхазского царства, когда на
территории современной Грузии впервые возникают княжеские фамилии: Марушисдзе,
Варданисдзе – от абх. Марщан; Бараташвили – от Качиба-дзе-Гечба; Мачабели,
Анчаписдзе – от Ачба; Чачасдзе, Чачибая – от Чачба; Абазасдзе – от этнонима абхазоабазин–абаза;
Аманелисдзе –от Амаан-Маан; Cанишвили-Асанидзе-Асанбадзе – от
Санба-Цанба; Аршисдзе-Аршиасдзе – от Аршба и др. В более ослабленном виде миграции
абхазов продолжались в ХΙ–ХΙΙΙ вв.
Начиная
с
ΙХ в.
престижным языком царского двора и высшей аристократии
нынешней Западной Грузии являлся абхазский язык. Даже в окружении царицы Тамар,
заметную роль играли представители абхазской знати, которые не переставали
употреблять свои язык. Более того, царица Тамар нарекла своего сына Георгия, вторым
абхазским именем Лаша. В среду картвелов
абхазской материальной и духовной культуры,
проникали
традиции,
специфические
формы
поведенческие нормы
абхазского этикета.
Во втором параграфе «Колонизационные процессы в северо-западном направлении»
рассматриваются вопросы переселения части абхазов в Закубанье и абхазо-славянские
культурно-исторические взаимоотношения.
Сведения письменных источников о миграции потомков апсилов, абазгов и санигов
на равнины Закубанья, находят
подтверждение
в наличии на днищах закубанских
сосудов орнаментально-культовой символики, характерные для цебельдинской культуры.
На это же указывает и наличие общих абхазо-абазинских тамг в закубанских
могильниках; на днищах сосудов фигурируют тамги абхазо-абазинских фамилии Цыбипа, Чадиг, Чачева, Ширанбей, Тамбиевых, Кишмаховых и др.
Большое значение в деле миграции абхазов на север должны были иметь
политические связи Абхазии с Хазарским каганатом, закрепленным браком абхазского
царя Константина II с хазарской принцессой. Поэтому движение части абхазов в сторону
Кубани, могло быть санкционировано хазарским царем. Согласно же сообщению
Джуаншера, еще Леон I получил территорию до р. Хазарской (р. Кубань) от
византийского императора Льва Исавра. Вряд ли, однако, «река Хазарская» могла быть
границей Абхазии, так как Константин Багрянородный четко указывает, что это северная
13
граница Зихии. Леонтий Мровели упоминает на границе Абхазии и Джигетии (Зихии)
город Никопсию. В то же время, не следует, очевидно исключать того, что владения
абхазских царей в Х в. порой доходили до Кубани «в зависимости от успехов
политической экспансии». Это обстоятельство находит свое отражение в абхазских
народных преданиях. Согласно одному из них, при царе Георгий II (929–957) границы
Абхазии доходили до устья р. Кубань, неподалеку от которой Георгий построил крепость
и назвал ее «Анапа», которую Н.Я. Марр производил от абх. слова анапы «рука». При
этом, по мнению Л.Лаврова и В.Ворошилова, жившее на территории от Большого Сочи
вплоть до района Анапы-Новороссийска многочисленное убыхское и адыгское население
подверглось сильной абхазизации.
Письменные свидетельства дают основание считать,
что
политическая северо-
западная граница Абхазского царства в середине X в. соседствовала с русским
Тмутараканским княжеством на Таманском полуострове. Во всяком случае, среди
кавказских народов, с которыми русские непосредственно встретились, абхазы, очевидно,
были одними из первых.
Н.Я. Марр в связи с этим обращал внимание на то немаловажное обстоятельство,
что, например, армянские источники X века часто помещают Руссию рядом с Абхазией,
а царей Руссии и Абхазии изображают в одинаковых одеждах. Определенные параллели
находятся и в некоторых других элементах материальной и духовной культуры славян и
абхазов и адыгов (ношение женщинами абхазо-адыгов и русов корсетов; аналогичный
похоронный обряд; совпадение культа коня,
священных деревьев: практикование
аталычества и др.).
Территориальное соседство абхазов с Тмутараканью давало возможность не только
отдельных инфильтраций, но и способствовало, надо полагать, более значительным
миграциям абхазов и адыгов на славянские территории. Не последней причиной этому
служило, очевидно,
то обстоятельство, что
под русским управлением значение
Тмутаракани как крупнейшего торжища и порта, контролировавшего Кубань и Подонье,
резко возрастает.
Свидетельством тесных абхазо-русских культурных связей являются сообщения
источников о том, что например, возведенный в 1037 г. в Киеве храм Святой Софии,
типологически связан с пятинефным Моквским храмом в Абхазии (967 г.).
14
Некоторые сведения о контактах и путях сообщения абхазов с Киевской Русью
содержатся в известиях 1153–1154 гг. русских летописей, где сказано: «обезы (абхазцы),
… из их страны едут в Киев по Черному морю и Днепру».
Имеющийся материал дает основание считать, что в киевский период имело место
оседание и ассимиляция в абхазcкой и адыгской среде представителей славянского этноса:
взаимодействие абхазов и адыгов со славянами в этот период имело место на многих
плоскостях этнокультурного процесса, включая и коммерцию.
В период Абхазского царства и в последующие века развивались связи абхазов и с
регионами
Северного Кавказа. Эти вопросы исследуются в
третьем параграфе
–
«Этнические контакты абхазов с народами Северного Кавказа».
Схожесть, а в ряде случаев практически идентичность форм этнографического быта и
культуры, достаточно близкое языковое единство абхазов и адыгов, объясняется
только
межэтнической
интеграцией,
но
в
еще
большей
степени,
общностью
происхождения этих народов. Этногенетическое родство и этнокультурные
длительных
взаимоотношений абхазов и адыгов
формами во многих областях материальной
не
аспекты
наглядно иллюстрируются общими
и духовной культуры, религиозными
представлениями. Сравнение религиозного пантеона
абхазов и адыгов убеждает в
наличии общего источника его происхождения. По образу, функциям, обрядовому
контексту Анцва, Афы, Ажвейпшаа, Джаджа, Дзызлан и другие абхазские божества
идентичны адыгским Тха, Шибле, Мезитхе, Созерешу, Псыхо-Гуаше.
Общность происхождения абхазо-адыгских народов ярко проявляется в устном
народном творчестве, всеобъемлющем
соционормативном комплексе «апсуара» и
«адыгагэ», которые хорошо известны по позднейшим историко-этнографическим
материалам.
Этногенетические и историко-культурные связи абхазов и адыгов, этнокультурные
влияния этих народов друг на друга хорошо прослеживаются по абхазо-адыгским
антропонимическим взаимоотношениям.
Множество современных адыгских фамилий ведут свое начало от
аналогичных
абхазо-абазинских фамилий, и наоборот, точно также десятки абхазо-абазинских родов
происходят
от
адыгов (Бгажба–Бгажноков, Бебиа–Бабий, Беиа– Беев, Багба–Багов,
Лацушба –Лафишев и др.). Многочисленные и интенсивные абхазо–адыгские контакты
фиксируются и в материалах абхазского фольклора. В историко-героическом сказании
15
«Аджгери-ипа
Кучук»
сообщается,
что
в
Кабарде
проживали
представители
кабардинского княжеского рода Ахан-ипа, поддерживавшие дружественные связи с
абхазским феодальным родом Марщан.
Во второй половине X–XI вв. пору своего расцвета переживала Алания, западная
часть которой (непосредственно граничившая с Абхазией) «включала южную часть
современного Краснодарского края и Карачаево-Черкесию».
Новый импульс византийско-абхазско-аланские отношения получили в период
христианизации алан, что произошло при
участии Абхазского царства. Это роль
Абхазии в распространении христианства в Алании
Абаева, К.Н. Афанасьева, Ю. Кулаковского,
констатируется
К.И. Крупнова,
в трудах
В.И.
З.Н. Ванеева,
В.А.
Кузнецова, В.Б. Пфафа, Б.А. Калоева, Ю.Н. Воронова, О.Х. Бгажба, И.Ш. Агрба и др.
Если в ΙХ–Х вв., судя по всему, преобладало абхазское влияние на алан, то в ХΙ в.
сама Алания оказывала заметное политико-культурное влияние на своих соседей, в том
числе, вероятно, и на Абхазию (Л. А. Чибиров). Абхазо-осетинская близость в области
духовной
культуры
подтверждается
археологических раскопок, данными
материалами
письменных
источников
и
языкознания, фольклора и этнографии обоих
народов. Антропонимические и в целом этнографические абхазо-аланские общие
элементы указывают на взаимные передвижения населения. Хотя, больших перемещений,
очевидно, не было, но частичные этнические инфильтрации в ту и другую сторону с
последующей их полной ассимиляцией, происходили постоянно.
В состав населения средневековой западной Алании входили, как известно,
не
только ираноязычные аланы, но и тюрки, т. е. предки близкородственных балкарцев и
карачаевцев, являющиеся одной из аланских ветвей.
Из-за территориальной близости больше чем балкарцы с абхазами и абазинами
были связаны карачаевцы. Наиболее тесные
наличествовали с территориальной
этнокультурные контакты у карачаевцев
группой абхазов – ахчыпсы, которое населяло
верховья реки Мзымта, поэтому они всех абхазов называли термином хачыпслы.
Общение между абхазами и карачаевцами постоянно осуществлялось на сезонных
пастбищах. Зимние пастбища карачаевцев находились на северных склонах Главного
Кавказского хребта в долинах рек Теберды и Хасаута: здесь же зимой свой скот пасли
абхазы-цебельдинцы. При таких периодически возникавших контактах происходил
обмен разнообразными продуктами, сырьем, товарами домашнего производства (ткани,
16
одежда, головные уборы, утварь, оружие и др.). Различные формы
хозяйственного
общения между ними давали возможность установления самых широких контактов, в
мирных условиях способствуя заключению межэтнических браков.
О тесных связях абхазов и балкаро-карачаевцев в древности говорит устное
народное творчество. Балкаро-карачаевские
и абхазские тексты Нартских сказаний не
просто обнаруживают особую близость, между ними устанавливаются поразительные
совпадения. Это, по мнению Ш.Д. Инал-Ипа, объясняется «не только глубоко уходящими
культурно-историческими связями, но и является
результатом длительного процесса
взаимной этнической инфильтрации между этими народами».
Многообразные этнокультурные контакты названных народов в самых различных
сферах традиционно-бытовой культуры, их взаимные миграции, нашли свое отражение в
этнической ономастике, в частности, в распространении среди тех и других однокоренных
фамилий (Абазба–Абазаевы, Акаба–Акаевы, Акушба–Акушуевы, Алтейба–Алтуевы,
Асанба–Асановы и др.)
Значительное число абхазо-карачаево-балкарских этнокультурных схождений ярко
свидетельствует об уровне контактов между указанными народами в прошлом и глубине
их генетических взаимосвязей, истоки которых восходят к первым контактам абхазов с
тюркскими народами Северного Кавказа.
В четвертом параграфе «Торговые связи абхазов в VΙΙΙ–ХΙ вв.» выявляются
экономические контакты абхазов в период раннего Средневековья.
С конца VIII в. внешняя торговля переходит под контроль абхазских царей, и мы
полагаем, что она должна была регулироваться на основе местных правил. Государство
больше не выступает в роли пассивного поставщика. Морской флот (силы береговой
охраны) и армия царства контролировали побережье Восточного берега Черного моря и
перевалы, по которым шли торговые пути. В период Абхазского царства сами абхазы
предпринимали торговые поездки в чужие страны. Такая ситуация должна была
способствовать пополнению государственной казны (поступали большие доходы и от
пошлин, взимавшихся с купцов), а, следовательно, и экономическому развитию царства.
В Средние века в Абхазии в качестве платежного средства применялась монета–
золотой гиперпирон весом в один мискал. По всей видимости, она имела совместное с
византийской монетой хождение. Вполне логично было бы предположить, что золотой
гиперпирон стал выпускаться абхазскими царями с созданием самостоятельного
17
Абхазского царства и необходимостью проведения собственной экономической и
торговой политики.
В VIII–XΙ вв. из Византии и Крыма в Абхазию поступала различная импортная
тарная керамическая посуда. Так, часть анакопийских амфор обнаруживает сходство с
аналогичной
посудой,
происходящей
из
средневековых
поселений
Северного
Причерноморья; из мастерских Крыма и Византии в средневековую Абхазию привозили в
том числе один из красителей, использовавшийся при изготовлении поливной керамики –
кобальт ввозился из Ирана. В IX–X вв. в Абхазское царство импортировали и кувшины с
плоскими ручками, характерные для средневекового Херсонеса, Боспора, Саркела и
Тамани. В Абхазию в это время, наряду с производством местных, продолжали привозить
кирпичи,
которые,
по
характеру
бортиков
аналогичны
черепице
Северного
Причерноморья.
В указанную эпоху экономические
связи поддерживались и
с
различными
регионами Закавказья, в частности, с городом Шемаха, – в IX–XVI вв. столицы
Ширванского
государства
(на
территории
совр.
Северного
Азербайджана).
Картографические материалы VΙΙΙ – ΙХ вв. в районе Шемахи указывают город «Абхаз»,
который, согласно источникам, являлся резиденцией Абхаз – шаха.
Что касается торговых отношений с Тмутараканским княжеством, то по сведениям
источника 880-х гг., руссы вывозили меха бобров (первой статьи русского экспорта) и
черных лисиц, а также мечи «из самых отдаленных частей страны славян» на рынки
Черноморья, в том числе, как мы полагаем, и на рынки Абхазского царства. Большую
долю древнерусского экспорта составляло собранное в колоссальных размерах путем дани
(«полюдье») продовольствие (хлеб, рыба, мясо). В VIII–XΙ вв. к ней добавлялись рабы,
челядь из пленных или попавших в тяжелую кабалу людей. В VIII в. через Абхазию
продолжали функционировать ответвления Великого шелкового пути.
Во второй главе
–
«Этнокультурная ситуация в Абхазии в ХΙ–ХΙΙΙ вв.» –
освещается социокультурное состояние Абхазского царства и его торгово-экономические
связи в указанные периоды истории.
В первом параграфе «Этнокультурные процессы
культурно-этническое
состояние
Абхазского
исторические взаимоотношения.
18
в ХΙ–ХΙΙΙ вв.» анализируется
государства
и
абхазо-картлийские
Согласно существующей в научной литературе точке зрения, при Баграте ΙΙΙ и его
преемниках,
Абхазское царство постепенно
трансформировалось
в
новое
государственное образование с признаками федерализма, но продолжало называться
Абхазским. Вместе с тем, на монетах этого времени появилась надпись «царь абхазов и
картлов». В государство в конце ХΙΙ в.,
земель
населенных
картлийцами,
причерноморской Адыгеи,
Северная
помимо территории собственно Абхазии и
мегрелами
и
сванами,
входили
часть
Армения, Албания (Гаргарея – в античных и
армянских источниках), Цанария или Кахети, населенная в основном вайнахами и часть
Осетии. Неслучайно, царица Тамар именовалась
царицей абхазов, картвелов, ранов,
кахов, армян, шахиншах и ширваншаха и самодержицей всего востока и запада. То есть, в
титулатуре перечислены
народы, на которых распространялось влияние Абхазского
царства. Титулы картвельских царей даже
в ХΙV–ХV вв.
начинались словами «царь
абхазов». Вопреки утверждениям некоторых историков о том, что якобы в Абхазском
царстве проживали одни грузины, оно
государством, как и любое
из
являлось полиэтничным средневековым
аналогичных царств и империи древности и
Средневековья.
Со II пол. ХΙ в., начинается усиление картвельского влияния на абхазов. Это было
связано с постепенным
феодальной знати и
распространением,
преимущественно
части торгово-ремесленного населения городов
среди абхазской
картвельского
языка. Однако, вряд ли существуют какие-либо реальные основания для утверждения о
том, что «грузинский язык и грузинская письменность глубоко проникли в широкие слои
абхазского народа» (Д.Мусхелишвили). Среди широких слоев
грузинский язык не получил
распространения
абхазского общества
ни в период зрелого, ни
в период
позднего Средневековья. Об этом свидетельствует Вахушти, по словам которого, абхазы
«имеют свой собственный язык, но знатные люди
владеют также грузинским».
Картвельский язык в основном был распространен, надо полагать,
переселившихся в Картли. Что
касается грузинской
абхазского населения не могло пользоваться
среди абхазов,
письменности, то большинство
ею потому, что не владело грузинским
языком.
Едва ли может
соответствовать действительности
и настойчиво проводимая в
некоторых публикациях мысль, будто господствующее сословие Абхазии в ХΙ–ХΙΙΙ вв.
и позднее, было полностью грузинизированным и тем более этнически грузинским. Эти
рассуждения не имеют источниковедческого подкрепления. Наоборот, абхазская знать,
составляя в политическом плане одну социальную группу с картвельским феодальным
19
сословием
(поэтому
большинство
абхазских
княжеских
грузинскую форму), сохраняла этнокультурные черты,
фамилий
приобрели
и
связывающие ее с абхазским
этносом. Примечательно, что в тех редких сообщениях источников, где речь идет о
конкретных представителях абхазской знати, действующих в неабхазской этносреде,
кроме имени и фамилии встречается также определение – «абхаз»,
этническую принадлежность данного лица.
подчеркивающее
Например, полководец сельджукского
султана Малой Азии – Шервашисдзе Дардын
Абхаз (XIII в.), или приближенный
восточногрузинского царя Ростома Георгий Анчабадзе – Абхаз (XVII в.).
В грузинских письменных источниках ХΙ в. впервые появляется
современное
самоназвание грузин – «картвели» и их страны «Сакартвело». Есть основания полагать,
что
этноним «картвели» был образован от
абхазской формы
«акартуа», где «уа»
означает «люди», т. е. «люди (местности) Карт» (Н. Я. Марр). По мнению грузинских
историков,
название «Сакартвело»,
является
синонимом
понятия «Грузия».
В
соответствии со значением «Сакартвело» – это страна картлов, картвелов и изначально
этот термин служил обозначением современной Восточной Грузии и ее населения. К
тому же, название «Сакартвело» не распространялось на западные ареалы современной
Грузии, населенные мегрело-чанским этническим массивом, картвелизация которого
оказалась длительным процессом, до конца не завершившимся вплоть до сегодняшнего
дня (бесписьменные мегрельский и сванский языки
продолжают полнокровно
функционировать в домашнем общении местного населения). Поэтому, едва ли в ХΙ в.,
тем более в конце Х в., была сколько- нибудь реальная почва для создания единого
Грузинского государства и формирования консолидирующего термина «Сакартвело»,
куда
могло входить и Абхазское царство. Г.Д. Гумба
считает, что
складывание
грузинской феодальной народности происходит в ХΙΙ–ХΙΙΙ вв.
Во втором параграфе «Торгово-экономические
связи абхазов» рассматриваются
вопросы экономических отношений абхазов в ХΙ–ХΙΙΙ вв.
Вплоть до XIII в. в торговле со странами Причерноморья сохранялась монополия
Византийской империи. В XI–XII вв. между Константинополем и Абхазией были самые
оживленные связи, а о размерах производившейся в это время торговли можно судить по
тому, что «береговая полоса Абхазии кипит промышленной жизнью и целые флоты
курсируют между двумя странами». Основными предметами вывоза были продукты
животноводства, пчеловодства и охоты.
К числу основных продуктов экспорта из
Абхазии на протяжении всего Средневековья следует добавить рыбу различной заготовки.
20
Определенный интерес представляет и сообщение, сохранившееся в грекоязычной
эпической поэме X–XI вв. «Дигенис Акрит», согласно которому в Византии очень
ценились охотничьи соколы, поставляемые из Абасгии.
В Восточное Причерноморье в тот период
поступали, главным образом
византийская и древнерусская поливная керамика и высококачественные шелковые ткани.
Однако, ввоз в Абхазию поливной керамики должен был быть ограниченным, поскольку,
в Абхазии в тот период на высоком уровне стояло местное керамическое производство
(О. Х. Бгажба).
Абхазы в период зрелого феодализма продолжали поддерживать контакты с
Крымским полуостровом. Так, на Херсонесском городище найдена поливная керамика,
имеющая большое сходство с аналогичными глиняными сосудами из замка Баграта. Это
указывает на то, что подобная ценная столовая поливная керамика вполне могла быть
завезенной в Херсон из средневекового Сухума.
Данное положение может быть подтверждено тем, что в XI–XIII вв. в Абхазии
появляются новые формы сосудов, тарные кувшины с овальными ручками, горшки,
большое количество клейменной керамики, говорящей, что гончары уже больше стали
работать на рынок. Для этого периода является характерным наличие поливной керамики,
один из местных центров производства которой находился в древнем Сухуме.
В плане торговли абхазов с Древней Русью важными являются частые находки в
Новгороде (а также Смоленске и других древнерусских городах) самшитовых гребней X–
XV вв., которые были сделаны из самшита, вывезенного
с берегов Абхазии. В
древнерусские города из Абхазии отправлялись также некоторые деликатесы и прежде
всего грецкий орех: их скорлупы
обнаружены
при раскопках в различных слоях
различного времени. Наибольшее число этих находок приходится на XII век, а начиная с
40-х годов XIII в. скорлупа грецких орехов встречается редко.
Основная доля древнерусского вывоза падает на сырье, но вывозились из Руси и
ремесленные изделия, ювелирные украшения и льняные одежды. Уже в начале XII в. в
Закавказье было известно, что льняные одежды «ценою каждая в золотую монету»
вывозятся из страны «русов». Вывоз такого товара, как льняные ткани, дает возможность
безошибочно определить место их изготовления: Владимиро-Суздальская, Новгородская
и Смоленская земли.
21
Археологическими исследованиями установлено, что среди выявленных на
территории Абхазии
преобладают
происхождения.
изделия
в зрелое
Средневековье
картлийского
и,
обломков поливной керамики,
возможно,
Сравнительно же интенсивные связи с
армянского
и
персидского
Картли (что было вполне
естественно, так как она входила в Абхазское царство), нашли отражение в находках на
территории Абхазии монет, являющихся главным образом, подражанием арабским
дирхемам.
Расширение восточных связей не означало угасания традиционной ориентации на
Византию. Находки на территории Абхазии византийских и западноевропейских монет
отражают сравнительно широкие экономические связи последней со странами Запада.
В третьей главе – «Экономическое и этнополитическое положение
зрелое Средневековье» – рассматривается экспансия итальянцев
абхазов
в
на восточный берег
Черного моря, миграционные процессы с территории Абхазии и военно-политическое
противостояние в Западном Закавказье в ХΙΙΙ–ХV вв.
В первом параграфе «Восточное
Причерноморье в
ХΙΙΙ–ХV вв.» рассмотрены
вопросы генуэзского присутствия на побережье Абхазии, торговые взаимоотношения
абхазов в этот период и с другими странами.
В ХΙΙΙ–ХV вв. народы восточного берега Черного моря, в том числе абхазы,
поддерживали торговые связи не только с Византией, но и с рядом других государств, и, в
частности, с Трапезундской империей, мамлюкским Египтом, Венецией и Генуей, а с
конца ХΙΙΙ в. – Золотой Ордой. В это время вновь заработали древние ответвления
Шелкового пути, которые соединили Европу с Золотой Ордой.
Для египетских султанов Причерноморье являлось главным источником для
пополнения своей армии, поэтому мамлюки весьма были заинтересованы в связях как с
Восточным, так и Северным Причерноморьем. Экономические связи Абхазии с Золотой
Ордой помимо письменных источников, подтверждаются археологическими материалами
из крупного городского центра Золотой Орды – Таны (Азака), близ устья Дона.
Из всех стран, с которыми Абхазия в XIII–XV вв. поддерживала экономические
отношения, наименьшее количество сведений имеются о связях с Трапезундской
империей. В специальном упоминании арабского автора первой половины XIII в.
Абулфеды говорится о том, что дорога от Трапезунда до Сухума занимает три дня. На
отношения Трапезунда с Абхазией указывает и то, что в это время в Причерноморье
22
монетой служила трапезундская «аспр-комнината» и «кирманеули» (искаженное
грузинское название трапезундского императора Кира Мануила). Но если до 40-х гг. XIV
в. эти отношения носили более или менее регулярный характер, то до завоевания
Трапезунда султаном Мехмедом II, объем торговли между Трапезундом и Абхазией, с
учетом нестабильной политической ситуации в империи, был, по нашему мнению,
незначительным, а главной статьей торговли являлись обычные товары ежедневного
пользования.
В 1261 г. Венеция уступила первенство в международной торговле на Черном море
Генуе. Непосредственному утверждению
способствовал
распад
Абхазского
царства.
последней
на территории Абхазии
Западнокавказские
феодалы
искали
влиятельных, а главное богатых союзников на Западе. Эти сепаратистские усилия были
использованы генуэзской дипломатией (Р. Н. Кация). С другой стороны, большую
поддержку
генуэзским купцам оказывали Чингисхан и его ближайшие преемники,
которые были заинтересованы в посреднической торговле итальянцев.
На побережье Абхазии были основаны фактории Лаиацо (долина Лиашэ) и Абказия
(располагались, по-видимому, в устьях рек Мзымты и Псоу), Какари (Гагра), СантаСофия (Алахадзы), Пецонда (Пицунда), Каво ди Буксо – на берегу Бамборской бухты,
Никоффа (Анакопия), Севастополис–Сан-Себастьян (совр. Сухум), Каво зизибар
(Адзюбжа), Таманса (Тамыш) и др.
Так как местные правители и купцы не были заинтересованы в конкуренции,
генуэзцам пришлось заключить с ними особый договор, чтобы основать свое поселение в
Севастополисе – самой значительной генуэзской фактории в Западном Закавказье. По
согласованию
с
местной властью, в городе с XIV в. функционировала резиденция
консула от Генуэзской республики, который жил в Сухумской крепости. Не рассчитывая
только на силу, итальянцы охотно шли на сотрудничество с местной знатью, сохраняя за
ней ряд прав и привилегий, широко вовлекая в свои торговые операции местное
купечество.
В числе ввозившихся генуэзцами в Севастополь товаров были холст и сукно,
хлопок-сырец, ковры,
изделия из железа, колокола, соль, специи (имбирь, шафран,
горчица), благовония (ладан, амбра), рыба, рис, в меньшей мере – вино и растительное
масло; сушеные фрукты; украшения (в том числе кораллы), мыло, канаты, особые сорта
мехов, драгоценные металлы – например, серебро (либо в слитках, либо как чеканная
монета), дорогая венецианская стеклянная посуда.
23
Вся эта продукция доставлялась
преимущественно морем в портовые фактории, оседала на складах и оттуда по мере
необходимости расходилась по побережью и в глубь Кавказа.
Генуэзцы навязывали свои условия торговли, устанавливая крайне низкие цены на
продукты труда местного населения и высокие – на импортируемые товары. Разница в
ценах была едва ли не главным источником обогащения итальянцев.
Из абхазских портов в Геную и другие города Средиземноморья и Причерноморья
вывозились кожи, меха, овцы, хлопчатник, мед, воск, смола, полезные ископаемые
(серебро и др.) Необычайно большой размах приобрел вывоз воска, потребность в
котором определялась развитием в Италии свечного и бумажного производств. Генуэзцы,
скорее всего, на концессионных началах приступили к эксплуатации свинцовых рудников
в долине р. Гумста, близ Севастополиса. Правда, его запасы оказались незначительными,
хотя, возможно и их для того времени было достаточно.
В XIV в. главной в генуэзском предпринимательстве, учитывая ее размах и
международный характер, была торговля хлебом. Единицей обмена генуэзцев с абхазами
являлся бокассин–мера ткани для пошива мужской рубахи, хотя имели хождение и
серебряные золотоордынские и трапезундские монеты – аспры.
Из местных купцов, торговавших в тот период в Причерноморье, в документах
упоминаются «авасг Оторогиус», безымянный «авасг», «Георгий Авазг», «человек Абаза»
из Каффы и др.
Во втором параграфе «Работорговля» излагается материал, связанный с торговлей
на генуэзском и черноморских невольничьих рынках абхазами и другими народами
Кавказа, правилами работорговли, ценами, количеством вывозимого «живого товара».
С середины XIV в. до 1449 г. генуэзский экспорт рабов из Причерноморья
осуществляла
Каффская «Оффиция св. Антония», имевшая своих представителей в
крупных центрах вывоза рабов. В 1424 г. такой представитель засвидетельствован и в
Севастополисе (Сухуме).
Вывоз рабов с Западного Кавказа резко возрастает с последней четверти XIII в.,
когда здесь появляются агенты султана мамлюкского Египта. Большие партии рабов в
XIV–XV вв. переправлялись и в европейские страны. В
привозили сотнями.
24
Венецию и Геную рабов
В Генуе первый раб-абхаз упоминается в одном акте, составленном в декабре 1303 г.
(самый ранний акт продажи абхазов, датированный 1289 г. относится к Каффе, где в
числе проданных рабынь фигурирует 30-летняя абхазка Венала). В актах указанного года
упомянуты еще три абхаза и два грузина. В Генуе в 1300–1320 гг. эксплуатировалось не
менее 21 выходца с Кавказского побережья Черного моря, из них 17 зихов и 4 абхаза: в
последующие 60 лет – по нотариальным актам «проходило» 28 человек из прибрежной
зоны Кавказа (4 абхаза), а в 1381 – 1400 гг. этот показатель увеличился до 79 чел. (66
зихов, 10 абхазов, 3 мегрела; всего в Генуе в конце XIV в. было не менее 18 рабов-абхазов
(Р. Н. Кация).
В начале XV в. в Средиземноморье цены на рабов–выходцев с Западного Кавказа
были довольно высоки. Более всего ценились рабы – черкесы. В Генуе в 1411 – 1415 гг.
средняя цена на раба-черкеса составляла 103 лиры 10 сольди (возраст: 16 – 20 лет). По
другим данным, средняя цена раба в это время, составляла 67 лир 2 сольди, цена же рабачеркеса 74 лиры.
С середины XV в. абхазы составляли 8,4 % от числа завезенных в Геную из
Причерноморья рабов. В 1426 – 1450 гг. количество рабов-абхазов увеличивается до
19,5%, затем, этот показатель снижается до 12,5 %. В последней четверти XV в.
показатель по абхазам-рабам возрос до 20,3 %, тогда как мегрелы (в последней четверти
XV в.) составляли всего 0,6 %. Такой высокий процент рабов-абхазов был обусловлен
ужесточением режима Дадиани на восточные районы Абхазии, которые в это время были
подконтрольны ему.
Одной из причин увеличения работорговли в Причерноморье в XIV–XV вв., явилась
эпидемия черной чумы, в середине XIV в. охватившая европейские страны (Италия,
Англия, Франция и др.)
Из-за массовой смертности и нехватки рабочей силы
работорговля стала особенно выгодна купцам, охотно инвестировавшим в нее свои
средства.
В третьем параграфе «Миграционные процессы в ХΙV–ХV вв.» анализируются
миграционные перемещения предков абазин на Северный Кавказ, выявляются причины
переселения, их последствия для этнокультурной истории Абхазии.
Большинство современных грузинских историков пишут о массовых
переселениях
«черкесов-апсуа» из Северного Кавказа в период позднего Средневековья. По мнению
последователей
П. Ингороква это происходило в XVI–XIX вв.,
25
говорят также
о
перманентных миграциях в XIII–XVIII вв. Современные абхазы рассматриваются этими
авторами как прямые потомки северокавказских переселенцев, смешавшихся с местным
грузинским
и
грузинизированным
населением.
Однако,
в
научной
литературе
неоднократно отмечалось, что подобные толкования истории Абхазии являются глубоко
ошибочными (З.В. Анчабадзе, Х.С. Бгажба, К.В. Ломтатидзе, Ш.Д. Инал-Ипа и др.). Они
несостоятельны и потому, что абхазов на территории Абхазии фиксируют античные
источники с первых веков н. э. (Плиний, Арриан и др.)
Материалы исследования дают основание утверждать, что в Абхазии ХΙΙΙ–ХVΙΙΙ вв.,
явно превалировал процесс оттока населения с юга на север, нашедший свое отражение в
разнообразных исторических источниках, в том числе и письменных сообщениях.
Наиболее
крупной миграцией абхазов в пределах северокавказского региона
было разновременное переселение
предков
абазин к
верховьям
Кубани. Предки
современных абазин в период зрелого Средневековья мигрировали на северную сторону
Кавказского хребта, как из северо-западных частей исторической Абхазии, так и из юговосточной части страны.
Как считают некоторые авторы, переселение предков абазин–тапанта на Северный
Кавказ началось еще в VII–VIII веках. Основное движение
предков
тапантовцев
происходило в ХΙV–ХV вв., причем пополнение их абхазами не прекращалось и в более
поздние времена. Начало переселения предков абазин-ашхарцев относится к ХVII в. и
позже.
Если в основе миграции абхазов на север видеть повышенную
плотность
причерноморского населения и недостаток земельных угодий, то таким периодом в
истории Абхазии действительно были XI –XV вв., когда местное население, особенно ее
юго-восточной
части
вошло
в
полосу
экономического
расцвета
демографического подъема. Процессу переселения предков абазин
и
резкого
должно было
благоприятствовать и уничтожение большей части населения Северного Кавказа в XIII–
XIV вв. в результате
походов монголо-татар и Тимура. Свою негативную роль в
переселенческом движении сыграло вторжение в Абхазию в 1454 г. турок-османов,
которое сопровождалось истреблением
местного населения. С этого времени и
начинается переселение значительных групп абхазоязычного населения на Северный
Кавказ. Вслед за этим,
особо интенсивным становится проникновение мегрельского
населения в соседний регион, а князья Дадиани воспользовавшись ослаблением Абхазии,
относительно прочнее обосновались в ее южных регионах.
26
Эти проблемы исследуются в четвертом параграфе «Военно-политическое
противостояние в Западном Закавказье в XIV–XV вв.».
Владетельные князья Абхазии Чачба (Шервашидзе) при первом удобном случае
готовы были восстановить свое владычество в Юго-Восточной Абхазии. На это Дадиани
отвечал военными походами, претендуя на территорию вплоть до р. Бзыбь.
Политические границы Абхазии и Мегрелии в
течение XIV–XV вв.
были
лабильны, однако основная народная масса, в первую очередь крестьяне, как считают Ю.
Н. Воронов и Р. Н. Кация, оставалась на месте, сохраняя язык, обычаи и навыки. Нам
также представляется, что изменение политических границ Абхазии и Мегрелии, вряд
ли сопровождалось соответствующим передвижением населения или быстрой и полной
ее сменой.
Отдельного внимания заслуживает вопрос об этнической принадлежности
населения
Севастополиса (Сухума). По
преимущественно проживали
убеждению грузинских историков, там
грузины. Однако это утверждение, как и попытки
полностью игнорировать роль абхазов в Севастополисе,
является
игнорированием
прямых свидетельств итальянских источников о проживании в этом городе абхазов. По
данным С.П. Карпова «население Севастополя было… этнически пестрым. Наряду с
греками и абхазами там было много евреев». Сообщение
Абулфеды о том, что Сухум
является «грузинским городом» следует понимать в том смысле, что город в тот период
был аннексирован Дадиани. В другом месте своего сочинения Абулфеда упоминает
Сухум
как «приморский город абхазцев». Поэтому утверждение о том, что «ни в
одном источнике не зафиксировано проживание абхазов в Сухуме в
ХΙV–ХV вв.»,
является искажением этноисторической ситуации и сознательным введением читателя в
заблуждение.
К тому же,
никто не располагает данными о том,
какое количество
мегрелов проживало тогда в Сухуме. То обстоятельство, что на итальянских картах ХV в.
келасурская гавань именуется «Porto Mengrelo» (абх. Тхубын), отнюдь не говорит о том,
что здесь жили мегрелы: это свидетельство надо понимать в том смысле, что келасурская
гавань находится в «Мегрелии».
В труде
анонимного автора, созданном в XIV веке, изображен флаг «короля»
Севастополиса с вертикально расположенной ладонью левой руки серебристого цвета на
геральдическом красном фоне. А еще в ХΙΙ–ХΙΙΙ вв. Севастополис (абх. Акуа, по груз.
Цхум) становится резиденцией абхазских владетельных князей Чачба. Поэтому можно
27
считать, что флаг принадлежал владетельскому роду Чачба. Исходя из этого, совершенно
нереально говорить о безраздельной и постоянной власти Дадиани над Севастополисем.
Дадиани не удалось в полной мере осуществить свои экспансионистские планы, так
как уже в 1354 г. Севастополис принадлежал князю Чачба.
Что касается политического статуса страны абхазов в последующее время, то она
судя по всему, обладала государственным суверенитетом. На это указывают османские
источники, согласно которым, Севастополис и во время взятия его турками в 1454 г.
принадлежал владетелям из рода Чачба.
В четвертой главе – «Этнокультурное состояние абхазов в ХV–ХVΙΙΙ вв.», в первом
параграфе – «Абхазия и султанская Турция» – рассматривается история контактов
абхазов и турок-османов с конца ХV в.
Идеологическая экспансия турок через распространение ислама суннитского толка в
Абхазии, усиливается с начала ХVΙΙ в., а проповедники корана уже были рассеяны во
многих селах Абхазии,
продолжая
свою деятельность вплоть до ХΙХ в. Однако,
несмотря на настойчивые попытки обратить большинство абхазов в ислам с помощью
различных методов, османы не сумели добиться духовной власти в Абхазии. Они не
учли особенностей психологии абхазов, никогда не отводивших религии ведущего места в
иерархии духовных ценностей.
Cогласно Эвл.Челеби,
в его время
в стамбульском квартале Топхане в числе
других народов Кавказа, компактно проживало немало абхазов с семьями, среди них
были торговцы, моряки, пушкари. Довольно сплоченные абхазские общины имелись
также в Анкаре, Самсуне, Трапезунде и ряде других мест. Абхазские общины постоянно
увеличивались, главным образом, за счет многократных миграционных вливаний. Абхазы,
жившие в империи, не порывали связей
со своей родиной: абаза, живущие в Топхане,
посылали своих детей на родину, для того, чтобы они изучали язык предков и традиции.
Став зрелыми на родной земле, впитав в себя вместе с родным языком и духовные
достижения своего народа, а затем, усвоив и плоды иных цивилизации, они становились
сильнее как в умственном, так и нравственном плане. В этом и кроется, очевидно, секрет
того, что многие абхазы и черкесы в Турции (Египте, Сирии, Тунисе), составляя ничтожно
малый процент в общей массе населения, быстро продвигались по служебной лестнице и
достигали высоких постов.
28
С ХVΙ по ХIХ в. около 250 абхазов, абазин, адыгов и убыхов достигли очень
высоких должностей в Османской империи (премьер-министры, маршалы, генералы,
послы и др. высшие чиновники). Все они в той или иной мере вели пропаганду о
прелестной жизни в Османской империи. Практически каждый юноша и в особенности
девушки мечтали попасть в Порту.
Целый ряд турецких султанов были в брачных связях с абхазками (султаны Мехмет
III (1566–1603 гг.), Абдул-Азиз, Абдул-Гамид, сын султана Абдул-Меджита – Сулейман и
т. д.). Длительные и тесные межэтнические этнокультурные контакты вели к тому, что в
абхазский язык через турецкое посредство проникло множество восточно-мусульманских
имен, которые постепенно вытесняли исконные абхазские и христианские имена
(Алымбей, Асланбей, Заканбей; женские –Казырхан, Кайматхан и др.) В списках
абхазских махаджиров 1867 г. представлены фамилии абхазов, образованные с помощью
турецкого форманта «оглы»: Каракуч-оглы, Омеркач-оглы, Чаум-оглы, Шулейман-оглы и
др.
Нарастание абхазо-османских связей вело к заимствованию абхазами широкого
пласта турцизмов (к которым присоединяются слова арабского и персидского
происхождения), проникавшие в абхазский язык с сер. ХVΙ до конца ХΙХ вв. В Абхазии
появляются топонимы с турецкими языковыми элементами: Пс-кал, Чац-кал от тур. кала
«крепость», Кяла-сур, Амткел (от тур. кел «озеро»), Герзе-ул, Арса-ул (где ул «село») и
др. Имело место усвоение отдельных элементов турецкого костюма (дамский лиф –
аила6ь; шелковые пояса – ахэым5ьар, турецкие шапки – афес, а0ыр6у ихыл8а и др.). В
быту абхазов широкое распространение получают расписная турецкая керамика синего
цвета, богато орнаментированные глиняные курительные трубки.
В истории взаимоотношений абхазов с османами имеется немало примеров
обратного заимствования турками элементов абхазской культуры. Так, в XVII в. при
дворце султана и высших кругах был введен аристократический стиль «Абаза» (мода на
одежду). Элементы абхазского костюма, например, «большие, с кривыми краями, шапки»
в ХΙV–ХVΙ вв. носила привилегированная часть мамлюкского войска в Египте. Там же, в
знаменитой семье Абаза (с конца ХVΙΙΙ в.) господствовали абхазские традиции и обычаи;
соседние же арабские семьи заимствовали у них совершенное убранство жилищ, способ
приготовления одного из изысканных в Египте «черкесских» блюд и т. д. Турки
восприняли традиционные абхазские кушания: соленый сыр ашэейла7а, квашеное
молоко (ахыр7эы), аджика (а5ыка, а5ьык7эа7эа). Представители турецкой знати, и
29
нередко даже султаны, связанные родством с абхазами, стремились воспитывать своих
детей в этикетных нормах Апсуара.
Во втором параграфе «Политические и этноязыковые границы Абхазии в XVII–
XVIIΙ вв.»
исследуются
вопросы
южной этнополитической границы Абхазского
княжества, его северо-западные пределы, а также
историко-культурная ситуация в
Абхазии.
Абхазо-мегрельское военное
противостояние в указанное время осложнялось
вмешательством в нее Османской империи. С середины
XVI в. мегрелы, признав над
собой власть османов и получив от нее существенную военную помощь, возобновляют
войну против абхазов и джигетов. Однако попытки правителей Мегрелии овладеть
западной частью Абхазии успеха не имели. Письменные источники подтверждают, что к
концу 50-х годов XVII в. Леван ΙΙ Дадиани, с помощью имеретинского царя и поддержки
турецкого правительства, сумел установить
границу своего княжества по нижнему
течению р. Кодор.
Прохождение во второй половине ХVΙΙ в. военно-политической границы между
Абхазским и Мегрельским княжествами по р. Кодор достаточно четко определяется
исчислением расстояния до северо-западной этнической границы Абхазии того периода,
что составляло 150 миль (между Кодорским мысом и Туапсе).
Письменные источники свидетельствуют, что абхазы приняли участие в этногенезе
шапсугов,
который проходил в форме абхазо-убыхо-адыгского синтеза. По разным
причинам имели место частые передвижения абхазских и адыгских локальных групп в
регионе, при этом, шапсуги
позднего Средневековья, перемещавшиеся в сторону
Абхазии, еще до своего переселения владели абхазским языком. В качестве примера
миграции
адыгского населения в
Абхазию
можно сослаться на
то, что древний
натухайско-шапсугский дворянский род Бирджь даже оставил свое имя в названий пос.
Быр5ь в с. Кяласур в
Абхазии. Предполагается также
абхазское происхождение
отдельных шапсугских и абадзехских родов.
Согласно Ф.Торнау, население проживавшее «на реке Саше, или Сочи» «не суть
чистые абазины» (в смысле абхазы), а смесь «трех сопредельных племен – абхазского,
убыхского и черкесского, языками которых и говорят». Упоминание в цитате абхазов
первыми свидетельствовало о его большем распространении в местности, занятой
современным центральным районом г. Сочи.
30
В местах расселения садзов Ф.Торнау называет топонимы Облагукуадж (куадже поадыг. «селение, аул»),
Гечкуадже (Гечрыпш), Цанкуадже (Цандрыпш), что можно
объяснить не только проживанием
на этой территории
отдельных групп адыгов,
многоязычием населения от Гагры и далее, но и тем, что запись указанных топонимов
могла быть осуществлена со слов соседних убыхов или шапсугов.
Об этническом составе населения Садзской Абхазии свидетельствуют, прежде всего,
фамилий проживавшего здесь до выселения в 1864 г. в Турцию населения. Подавляющее
большинство из них, за редким исключением, носят абхазские фамилии.
Еще в середине ХVΙΙ, как пишет З.В. Анчабадзе со ссылкой на Арк.Ламберти,
политическая и этническая граница между Абхазским и Мегрельским княжествами
проходила по р. Кодор. Указанная граница однако проходила
течению Кодора, поэтому
только по
нижнему
в топонимике горной части Абжуа к югу от Кодорского
хребта и до первых предгорных селений практически нет каких-либо следов проживания
мегрелов. Это, несомненно, свидетельствует о наличии в предгорных районах (куда
Ламберти вовсе не добирался) абхазского населения, и что, следовательно, в горной
части
этническая и политическая граница Абхазии
достигала р. Ингур. Сам
З.В.
Анчабадзе подчеркивал, что, «за пределами Абхазской стены, в горах, также проживали
абхазы».
Между тем, абхазский этнический элемент и его язык в середине ХVΙΙ в. был
засвидетельствован Эвл.Челеби южнее современной Абхазии, по правобережью ФазисаРиони. Проживание абхазов на правом берегу Фазиса двумя столетиями ранее (ХV в.)
зафиксировал и Дж. Интериано.
В 70-х годах ХVΙΙ в., в результате успешных военных действий владетельных
князей Чачба на отторгнутые от Абхазии земли, в конце ХVΙΙ в. юго-восточная граница
абхазов проходила по нижнему течению р. Ингур.
Этнические процессы и культурно-исторические связи вели к усвоению абхазами и
мегрелами многих элементов соседней культуры. Абхазы из некоторых сел, ближайших
к Мегрелии носили мегрельские и имеретинские головные уборы. Одежду, вооружение
и снаряжение абхазов иногда по привычке носили и имеретинцы. Изящные сафьяновые
сапожки абхазов – «амагу», под тем же названием («могви») Вахушти зафиксировал и у
грузин, при жизни же самого Вахушти эта обувь там исчезает. Льняные мужские рубахи
абхазов имели аналогии среди мегрелов, аджарцев и сванов. Обязательным элементом
31
мужского костюма абхазов был пояс с поясным набором. Аналогичный поясной набор
зафиксировал в ХVΙΙ в.
Арк. Ламберти у мегрелов. Среди мегрело-грузинской знати
ХVΙΙ в. встречались как абхазские имена (напр., Жапшху), так и фамилии
этнонимического происхождения, оформленные по нормам картвельских языков –
А8хазава, А8хазадзе, А8хазишвили и др. У мегрелов поныне сохранились также
фамилии Какуба-ва, Чикоба-ва, Качиба-ва, Мукба-я и др.
В пятой главе – «Торговля абхазов в позднее Средневековье» – освещаются
вопросы развития ранее существовавших торговых связей и появившихся в них новых
тенденции.
В первом параграфе «Торговые
сообщения Абхазии
с Польшей и Россией»
обращено внимание на отношения между Польшей и народами Кавказа, в том числе
абхазами, рассмотрены основные предметы ввоза и вывоза, а также попытки налаживания
с горцами аналогичных связей царской Россией.
Интерес Польши к Кавказу и его жителям в условиях, когда Польскому государству
угрожала Турция, объясняется тем, что она пыталась приобрести союзников для борьбы с
османами или Крымским ханством. Однако многочисленные попытки добиться военного
взаимодействия Польши с народами Кавказа в XVII в. не дали конкретных результатов в
связи с большим расстоянием между странами.
В XVII в. в Польшу привозили товары из Северо-Западного Кавказа. В импорте
кавказских изделий в Польшу первое место занимали ковры, второе – седла и даже полная
конная упряжь, третье – холодное оружие, четвертое – дорогая кавказская одежда.
Значителен был
импорт в Польшу
«черкесских» лошадей, которые пользовались
популярностью среди магнатов.
Главным же предметом польского экспорта на Кавказ был в XVII в. янтарь,
вывозимый в необработанном виде, и различные янтарные изделия. Стоимость
вывозимого янтаря и янтарных изделий доходила до очень высоких сумм. Иногда через
польские земли транзитом на Кавказ вывозили дорогие западноевропейские сукна, тонкие
полотна, огнестрельное оружие, металлические изделия и т. д. Импорт в Польшу
значительно превосходил экспорт. В этой связи, польские армяне вывозили на Кавказ
значительное количество польских серебряных монет. Характерны упоминания поляков,
которые находились на Кавказе в XIX в. о том, что они
часто видели у местного
населения польские монеты XVII в., больше всего с изображением Сигизмунта III. На
территории собственно Абхазии также были обнаружены небольшой клад и отдельные
32
монеты Сигизмунта 2 , хранящиеся ныне в отделе древней истории и Средневековья
Абгосмузея.
Отсутствие
соответствующих источников не позволяет нам
проследить
непосредственные связи Абхазии и России с ХVΙΙ в., и только начиная со второй пол.
ХVΙΙΙ в. наши возможности более или менее расширяются.
Само Русское государство со второй половины XVIII в. проявляет к Абхазскому
княжеству пристальный интерес, учитывая прежде всего его стратегическое значение и
географическое положение, а также то,
что
страна обладала значительным
экономическим потенциалом, в первую очередь, лесными богатствами.
В донесении
русского лейтенанта И.Пери сообщается и о том, что абхазские
старшины «желают иметь» коммерцию с Россией, а также «быть под российскою
протекциею». Внимание русского правительства обращалось и на наличие в Абхазии
«корабельных» пристаней и гаваней, а также на необходимость занять в Абхазии
корабельную пристань для
торговли российских кораблей «и от сего может увидеть
немалую прибыль».
Из служебного сообщения вице-адмирала Ф.Клокачева также следует, что
«необходимо заготовить надобные абазинцам товары и отправив их в Абазию, выменять
их на пальмовые и другого рода деревья». Словом, с началом осуществления на Кавказе
царской Россией активной завоевательной политики, начинается налаживание и торговоэкономических связей,
интенсификация
которой намечается уже с начала ХΙХ в.
Характерно, что большая часть монет XVIII–XIX вв., содержащихся в фондах Абгосмузея,
носит изображение эмблемы Российской империи – двухглавого орла: несколько таких
русских монет были найдены местными жителями в октябре 2008 г. на территории
совхоза «Кавказ» в Гулрыпшском районе Абхазии.
Во втором параграфе «Абхазо-османские торговые связи» особо обращено
внимание на ряд новых предметов вывоза из Абхазии, на размах торговли людьми,
наемничество.
Письменные источники позднего Средневековья дают нам
важные сведения о
некоторых предметах вывоза из Абхазии, не зафиксированные в более ранних
2
По определению М.К. Хотелашвили-Инал-Ипа.
33
документах. Так, в источнике XVI в. «Устав Сулеймана I для Кафской ливы», Абхазия
упомянута в связи с импортом риса, шелка и рабов.
В первой половине XVII в. турецкие власти блокировали побережье Абхазии своим
флотом, чтобы не допустить подвоза соли, железа и других необходимых товаров.
Правители Абхазии вынуждены были искать выход из тяжелого положения на пути
уплаты дани, размеры которой не были постоянными и колебались в зависимости от
обстановки. В результате морской блокады страны в очень трудном положении оказались
приазовские рыбаки, которые по сведениям Ф.Кирзиоглу, рыбачьи сети получали из
«Сухумского вилайета». В Крым, а также в Константинополь, Персию и Грузию, в числе
других товаров, вывозились соколы, беркуты: абхазские ловчие птицы в тот период
попадали даже на берега далекого Инда. В числе предметов экспорта из Абхазии были
«прекрасные
нитки
для
выделки
полотна»,
хлопчатобумажные
ткани,
которые
пользовались большим спросом на рынках городов Смирны (Измира) и Салоники.
Заволжские татары приобретали у абхазов оружие. Сами абхазы, как престижные вещи,
приобретали привозное оружие. Стоимость одного ружья оценивалась почти в двести
голов овец.
Среди товаров, доставлявшихся в Абхазию были рыболовные крючки, щиты, пики,
стрелы, луки, свинец. Товары, ввозившиеся на кавказское побережье в XVII–XVIII вв.
попадали в Османскую империю в основном из Англии, Голландии и Франции.
Англичане, помимо тканей, привозили туркам также олово, свинец, изделия из стекла и
стали и др.
Более значительных размеров, по сравнению со всеми предшествующими веками, в
XVI–XVIII вв. достигло пленопродавство.
Согласно А.М. Киласония, в XVII в. из Западной Грузии и Абхазии ежегодно
вывозилось от 4-х до 7–8-ми тысяч человек. В то же время документально мало что
известно об обратном ввозе рабов в Абхазию, что также могло иметь место, как это
происходило в колониях европейских держав. Некоторые источники сообщают о том,
что,
в Абхазии «было много арабов (негров), вышедших из Египта, которых турки
переправили в Абхазию».
Многие исследователи, особенно советского периода, к работорговле вообще
причисляли и наемничество, в связи с чем чрезмерно преувеличивали ее масштабы.
Военное же наемничество,
являлось
для большей части предков абхазов и адыгов
34
своеобразным видом отхожего промысла, носившего
характер товарно-денежных
отношений.
В третьем параграфе «Организация внешней торговли Абхазии в XVII–XVΙΙI вв.»
дан анализ масштаба внешней торговли, степени ее развитости, денежного обращения.
О размахе внешней торговли и ее организации на побережье Абхазии в позднее
Средневековье наиболее ценные сведения приводятся Ж.Шарденом. По его описанию,
рыночная площадь в Скурче (Исгауре), находилась в ста шагах от морского берега. Она
была длиною в двести пятьдесят шагов и шириною в пятьдесят. Посреди площади
проходила улица, по обеим сторонам которой располагались двести маленьких плетеных
хижин – апацх, служивших «гостиницами» и строившихся по мере прихода купцов. В
сезон ярмарки эти апацхи занимали купцы, каждый – одну хижину. В ней купец отдыхал и
держал свой товар, который мог быть продан в два-три дня. Те же товары, которые уже
проданы «или которых нет надежды тотчас же сбыть», для большей безопасности
хранились на кораблях.
Значительную роль в береговой торговле абхазов играли
рынки в Сухуме и на
Бамборском мысу в Гудауте. Если Сухум, как и Скурча, являлся центром продажи
пленных, то Бамборский рынок специализировался в основном на продаже самшита.
О степени развитости международной торговли можно судить по наличию торговой
пошлины. В XVI–XVII вв. в Скурче, Маркуле и Анаклии существовали таможни, где
имелись корабельный писарь или секретарь, которые после прибытия иностранного судна,
поднимались на борт и производили опись корабельного груза. На основании этой описи,
за стоянку корабля в прибрежных водах взимался «корабельный сбор», состоявший из
строго определенной части привезенного груза. Когда на корабле не было импортных
товаров и на него грузили только местную продукцию, пошлина за стоянку была обычно
скромной. Пошлина за ввоз и вывоз товаров по морю составляла около 2% их стоимости.
В рассматриваемый период наряду с простым товарообменом, велась и денежная
торговля. Об этом говорят находки в Абхазии
золотых монет Османской империи,
турецких мелких монет – ахче, а также европейских монет.
Деньги особо употреблялись при торговле рабами. Цены на рабов колебались от 15
(стоимость взрослых мужчин 25–40 лет) до 3–4 (дети и подростки) рублей золотом.
Причем, подросток 10–12 лет в 5–6 четвертей (абх. «худза-фыдза»), на всем побережье
Абхазии служил мерилом стоимости.
35
В источниках есть некоторые сведения о численности торгующих и покупающих на
абхазских прибрежных рынках: согласно автору I пол. XVII в. Дж. Миланскому, в одной
только ярмарке у Илорского храма собиралось до 20 тыс. чел. На рисунках католического
монаха
Хр. Кастелли также изображена сцена бойкой торговли на поляне возле
Илорского храма.
Показателем степени развития торговли в XVII–XVIII вв. может служить
периодичность ярмарок. Обычно наиболее крупная торговля организовывалась один раз в
неделю. Об этом сообщает И. Гюльденштедт, по словам которого в Исгауре – Искурии
большие ярмарки бывали еженедельно. Торговля на ярмарках осуществлялась, вероятно,
не только оптом, но и в розницу, куда, несомненно, попадали и импортные предметы.
Активное участие феодалов в береговой торговле вызывало, в частности,
необходимость в специальных «управителях» – приказчиках – мажордомах («акьахиа»),
в обязанности которых по преимуществу входила организация сбыта продуктов,
предназначенных для торговли на береговых рынках, а также заготовка сырья и закупка
импортных товаров. Некоторые из этих «управителей», пользуясь разницей цен и
распоряжаясь товарами в значительной степени бесконтрольно, не забывали себя,
накапливали немалые богатства, и в конце концов, почти переставали быть зависимыми
от своих хозяев.
В
заключении
подведены
итоги
диссертационного
исследования
и
сформулированы выводы обобщающего характера.
Взаимоотношения абхазов с народами окружающих стран – мегрелами, сванами,
лазами, картлийцами, византийцами, славянами, адыгами, аланами и др., способствовали
проникновению в
абхазскую
среду небольших групп
этих народов, которые
ассимилировались среди них. Словом, удельный вес перечисленных культур
на
территории Абхазии весьма невелик и они никак не повлияли на протекавшие здесь
этнокультурные процессы и общие тенденции развития.
Наиболее значительным в истории абхазского этноса был период «абхазского
великодержавия», т. е. подчинения абхазами современной Западной Грузии, расширения
границ вплоть до р. Кубань и создания могущественного на Кавказе Абхазского царства
(VΙΙΙ–ХΙΙΙ вв.).
Несмотря на влияние генуэзцев (ХΙΙΙ–ХV вв.), протектората Турции (ХVΙ–ХVΙΙΙ вв.) и
других внешних влияний, основы жизненного уклада абхазского народа
36
периода
Средневековья,
оставались
практически
неизменными.
Однако
хозяйственная
деятельность испытывала серьезные изменения, которые диктовали потребности и
конъюктура торговли, идеологические и военные соображения.
Значение двухвекового генуэзского присутствия в Абхазии
заключается во
включении Абхазии в общую средиземноморскую систему торговых связей, более
широкое вовлечение абхазского торгово-предпринимательского населения, перенявшего
коммерческий опыт генуэзцев, в совместные с итальянцами коммерческие предприятия.
C середины XVI в. в связи с беспрерывными абхазо-мегрельскими войнами и
принявшей
в середины
XVII в. широкий размах
работорговлей,
начинается
постепенный спад торговых отношений абхазов. В значительной мере подрывали
торговлю и участившиеся с начала XVIII в. запреты турецких властей на выезд
европейских купцов из Константинополя в сторону черноморских стран. Притеснения
местных купцов османскими торговцами, а также османская монополия внешней торговли
сделали из торговли невыгодную профессию для местных жителей и стали преградой для
образования местного купечества. Экономическая политика османской империи в целом
препятствовала социально-экономическому развитию Абхазии, ибо торговля была
неэквивалентной и приносила туркам баснословную прибыль – в 300–400%.
В то же время и в периоды спада и турецкой монополии внешней торговли,
отдельные этнографические группы абхазов продолжали активно заниматься торговлей и,
следовательно, наличествовали преуспевавшие экономически общины. Это позволяет
думать,
что
истинный
уровень
материального
благосостояния
некоторых
территориальных общин абхазов в позднефеодальный период был значительно выше, чем
это представлялось ранее.
Продолжительные и интенсивные внешнеторговые связи Абхазии приводили к
активизации хозяйственной жизни местного населения, специализации в области
производства, в известной мере давали толчок росту тех отраслей ремесла, продукция
которых попадала на внешний рынок, а также способствовали развитию внутреннего
обмена в стране. Торгово-экономические связи
социальное
в первую очередь стимулировали
развитие, прежде всего социальную стратификацию, способствовали
улучшению материального быта части абхазов, знакомству с материальной культурой и
бытом других народов.
37
Таким образом, территория Абхазии, являясь своеобразным историко-культурным
мостом между Западом и Востоком, где в разное время сталкивались интересы мировых
держав, была удачно интегрирована в систему международных связей. Система
этнокультурных связей Абхазии, реконструированная в результате проведенного
исследования, динамично развивалась в период Средневековья. Ее изменения
обуславливались историко-культурной обстановкой на евразийском континенте и
находили отражение в традиционной культуре. В свою очередь, через систему культурных
связей происходило участие Абхазии в средневековой истории Кавказа.
Основные положения и выводы диссертации отражены в следующих публикациях
автора:
Монографии и книги:
1. Очерки истории и культуры населения низовьев реки Кодор. Сухум. 2004. 100 с. (6, 25
п. л.)
2. Абжуа. Историко-этнологические очерки Очамчирского района Абхазии. Сухум. 2006.
595 с. (34, 65 п. л.)
3. Агудзера и ее окрестности. Сухум. 2010. 135 с. (7, 14 п. л.)
4. Апсуара в социальных отношениях абхазов (ХVΙΙΙ – первая половина ХΙХ вв). Сухум.
2012. 103 с. (6, 5 п. л.)
5. Из истории торгово-экономических связей древней и средневековой Абхазии. Сухум.
2012. 340 с. (19, 99 п. л.)
6. Гулрыпшский район Абхазии. История. Этнография. Сухум. 2013. 491 с. (28, 83 п. л.)
7. Междуречье – низовья реки Кодор. Ростов-на-Дону. 2013. 159 с. (10 п. л.)
8. Проблемы этнического развития и традиционно-бытовой культуры абхазов. Cухум.
2014. 321 с. (18, 83 п. л.)
9. Культурно-этнические контакты абхазов в раннем Средневековье. Сухум. 2014. 214 с.
(12, 56 п. л.)
Статьи и тезисы:
10. Фамильные сходы у абхазов // Полевые исследования. Т. 1. Вып. 2. М., 1993. С. 68–76.
11. Из истории судоходства у абхазов // Абхазоведение. Вып. Ι. Сухум. 2000. С. 163–172.
38
12. Из истории фамильных имен абхазов // Абхазоведение. Вып. ΙΙ. Сухум. 2003. С. 189–
199.
13. Пути сообщения Абхазии с Северным Кавказом // ХLVΙΙΙ Итоговая научная сессия
(11–13 мая). Тезисы докладов. Сухум. 2004. С. 35–36.
14. Этнополитическая ситуация в Абжуйской Абхазии в ХVΙΙ веке // Кавказ: история,
культура, традиции, языки. Материалы Международной научной конференции,
посвященной 75-летию Абхазского института гуманитарных исследований им. Д.И.
Гулиа АН Абхазии. 28 – 31 мая 2001 г. Сухум. 2004. С. 310–316.
15. Храм «Елыр-ныха» // ХХХVΙΙ Международный конгресс востоковедов.Тезисы
докладов. М., 2004. С. 824–825.
16. Что понималось под названием «Каво зизибар» // ХVΙХ Итоговая научная сессия (3 – 5
мая). Тезисы докладов. Сухум.2005. С. 12–14.
17. Межэтнические взаимоотношения в Юго-Восточной Абхазии // 50-я Итоговая научная
сессия АбИГИ (25 – 27 апреля). Тезисы докладов. Сухум. 2006. С. 41–42.
18. Разведывательные работы в Абжуйской Абхазии //50-я Итоговая научная сессия
АбИГИ (25 – 27 апреля). Тезисы докладов. Сухум. 2006. С. 33–35 (в соавт.)
19. Памятники материальной культуры Юго-Восточной (Абжуйской) Абхазии //
Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. ХVΙΙ. Москва–Магнитогорск–
Новосибирск. 2007. С. 362–371.
20. О перевальных путях из Абхазии на Северный Кавказ // VΙΙ конгресс этнографов и
антропологов России. Тезисы докладов. Саранск. 2007. С. 121.
21. Адзюбжа // Очамчыра. 2500 лет. Сухум – Нижний Новгород. 2008. С. 22–28.
22. О локализации этногеографических названий в Юго-Восточной Абхазии в
позднеантичную эпоху // Проблемы истории, филологии, культуры, № 1. Москва–
Магнитогорск–Новосибирск. 2009. С. 169–179.
23. К антропонимии населения Юго-Восточной Абхазии // Этнографическое обозрение.
М., 2009, № 5. С. 42–51.
24. О религиозных верованиях абжуйских абхазов // Россия, ХХΙ век: право, общество,
государство. Материалы межрегиональной научно-практической конференции 9 октября
2009 г. Ростов-на-Дону. 2010. С. 243–254.
25. Внешнеэкономические связи Абхазии в ХVΙΙ в. // Первые Международные ИналИповские чтения. Сухум. 2011. С. 271 – 280.
26. Миграционные процессы в Средневековье из Юго-Восточной Абхазии // Лавровский
сборник. Материалы ХХХΙV и ХХХV средеазиатско-кавказских чтений. 2010 – 2011 гг.
Этнология, история, археология, культурология. Санкт-Петербург. 2011. С. 18 – 22.
39
27. К вопросу о торгово-экономических связях Абхазского царства (VΙΙΙ – ХΙ вв.) //
Абхазоведение. Вып. VΙΙ. Сухум. 2012. С. 57 – 74.
28. Основные черты социального строя // Абхазы. Народы и культуры. – М., 2012. С. 322 –
331.
29. К этнической ситуации в северо-западной Абхазии и прилегающем регионе в ХVΙΙΙ–
первой половине ХΙХ вв. // Четвертая Абхазская Международная археологическая
конференция. Тезисы докладов. Сухум, 26–30 ноября 2013 г. С. 68 – 70.
30. К вопросу об этнокультурных связях абхазов с сарматами и западными аланами в
раннем Средневековье // Материалы VΙΙ межвузовской научно-практической
конференции «Российское общество, государство и право в канун 20-летия Конституции
России» и Ι научно-образовательного форума. Ростов-на-Дону. 2013. С. 173 – 184.
31. Этнополитические процессы в Западном Закавказье в ХΙV–ХV вв. // Ж. «Акуа-Сухум».
2013, №1. С. 296 – 302.
32. К абхазо-османским этнокультурным связям // Абхазоведение. Вып. VΙΙΙ – ΙХ. Сухум.
2013. С. 81 – 92.
33. Этнокультурная ситуация в Абхазском государстве в ХΙ–ХΙΙΙ вв. // Ж. «Алашара».
Сухум. 2014, №4. С. 155 – 161 (на абх. яз.).
34. Грузинский письменный источник ХVΙ – ХΙХ вв. о фамилиях и именах абхазов //Ж.
«Акуа-Сухум». 2015, №2. С. 328 – 330.
35. Этнополитические процессы в Абхазии в позднем Средневековье // Ж. «Абаза».
Сухум. 2015, №2. С. 62 – 67.
40
41