30. Тысяча и одна ночь, арабские сказки. Томы XI, XII, XIII, XIV и XV. Санкт–Петербург. В Гуттенберговой типографии. 1843. В 12–ю д. л. В Х1–й части — 240, в XII–й — 239, в XIII–й — 240, в XIV–й — 240, в ХV– й—239 стр.1 Как счастливы народы с бритыми головами! они не только слушают арабские сказки, но еще и верят всем чудесам, о которых в них рассказывается, так добродушно и несомненно, как мы не верим самым достоверным статистическим таблицам о благосостоянии разных земель и государств. Волшебники, волшебницы, крылатые кони, чудесные красавицы со звездами во лбу, злые и добрые кадии, мудрые визири, — всему этому мусульмане верят так же без всякого сомнения, как и неизреченному милосердию и правосудию великого халифа Гаруна–аль–Рашида, который действительно был очень человеколюбив и милостив и только в порывах внезапного гнева рубил головы и правому и виноватому, всегда, впрочемъ, раскаиваясь в этом, когда проходил гнев его. На Востоке это уже — nec plus ultra* гуманности... Увы! мы, западные жители, отверженные гяуры, в наказание за наше неверие в Несомненную Книгу и творца ее Мухаммеда (да не уменьшится никогда тень его!), — мы лишены счастия верить возможности чего бы то ни было, о чем повествуется в арабских сказках, и оттого не можем наслаждаться ими вполне. А между тем для каждого из нас было время, когда мы с жадностью читали рассказы Шехеразады и не меньше старых мусульман верили действительности этого небывалого мира. Как не вспомнить этого золотого времени и вместе с ним этих * крайний предел (латин.). — Ред. ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ, АРАБСКИЕ СКАЗКИ… стихов старика Дмитриева, которые в то время восхищали нас не меньше прозы Шехеразады: Утешно вспоминать под старость детски леты, Забавы, резвости, различные предметы, Которые тогда увеселяли нас! Я часто и в гостях хозяев забываю; Сижу, повеся нос; нет ни ушей, ни глаз; 146 Все думают, что я взмостился на Парнас, — А я... признаться вам, игрушкою играю, Которая была Мне в детстве так мила; Иль в память привожу, какою мне отрадой Бывал тот день, когда, урок мой окончав, Набегаясь в саду, уставши от забав И бросясь на постель, займусь Шехеразадой! Как сказки я ее любил! Читая их... прощай, учитель, Симбирск и Волга!.. всё забыл! Уже я всей вселенны зритель И вижу там и сям и карлов, и духов, И визирей рогатых, И рыбок золотых, и лошадей крылатых, И в виде кадиев волков... Но сколько нужно слов, Чтоб всё пересчитать, друзья мои любезны! Вероятно, мусульмане оттого так и довольны арабскими сказками и так верят им, что они — дети, хотя уже и старые. Но и мы, не будучи детьми, можем, ради воспоминания нашего детства, перелистывать ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ, АРАБСКИЕ СКАЗКИ… Шехеразаду, особенно в то время, когда не делать ничего скучно, а делать что–нибудь, требующее присутствия мыслительной способности, кажется трудным. В таком расположении духа арабские сказки — истинное сокровище, тем более, что их можно бросить без сожаления тотчас, как скоро надоедят они, и можно опять приняться за них хоть через год и начать читать с той страницы, которая прежде всего сама откроется. Этот второй перевод «Тысячи и одной ночи» начал выходить еще в 1839 году.1 Доселе вышло его пятнадцать частей. Перевод сносен; встречаются, однако ж, галлицизмы вроде следующего: «Но по истечении года, видя, что не было никакого покушения тревожить его съездить в пещеру (,) приняв все необходимые для безопасности своей предосторожности» (ч. XII, стр. 127); но это еще не беда. Издание опрятно; к каждой части приложено по картинке, недурно сделанной. 147