2001. 03. 008. Горский АА Москва и Орда. М.: Наука, 2000. 214 с
реклама
53 2001.03.008. ГОРСКИЙ А.А. МОСКВА И ОРДА. – М.: Наука, 2000. – 214 с. В монографии прослеживается развитие политических отношений Московского княжества и Золотой Орды с 70-х годов XIII в. до начала XVI в., а также отображение этих отношений в общественном сознании. Книга состоит из девяти глав, каждая из которых соответствует времени правления одного из московских князей. Возникновение Московского княжества, его территориальный рост и усиление происходили на фоне отношений с Ордой и в тесной связи с ними, указывается во введении (с.3). При этом если в начале этих взаимоотношений с одной стороны выступало небольшое княжество в бассейне р. Москвы, а с другой – огромная держава, раскинувшаяся от Дуная до Иртыша, то в начале XVI в. положение изменилось. Теперь крупнейшее государство Европы противостояло «нескольким десяткам мечущихся по степи людей» (с.4). В княжение Даниила Александровича (70-е годы XIII в. – 1303 г.), пишет автор, были заложены первые камни в фундамент могущества Москвы. Московское княжество становится заметной силой и начинает проводить активную внешнюю политику, не всегда лояльную по отношению к Орде, чему способствовала внутриордынская борьба и противостояние ориентировавшихся на разных ханов княжеских группировок Руси (с.40-41). Говоря о деятельности Юрия Даниловича (1303-1325), А.А.Горский отмечает в ней элементы сопротивления воле (но не власти) Орды, однако осознанное стремление сбросить иноземную власть в его действиях явно не просматривается. Юрий не ставил под сомнение ханский сюзеренитет, не пытался самостоятельно полностью овладеть великим княжением, право распоряжения которым принадлежало хану. Его политика сводилась к попыткам отнять у великого князя часть его прерогатив, а когда появилась возможность получить в Орде великое княжение, Юрий ее использовал. Политику Юрия Даниловича автор характеризует как твердую и решительную, порой граничащую с безрассудством. Благодаря этому Московское княжество сумело выстоять при неблагоприятных обстоятельствах, а переход к московскому князю великого княжения владимирского создал прецедент, после которого потомки Даниила Александровича уже могли с полным основанием претендовать на первенство в Северо-Восточной Руси (с.58-59). Иван Данилович Калита на протяжении своего княжения (13251340) соблюдал полную лояльность хану, резко отличаясь в этом 54 отношении от своего старшего брата. В историографии Калита традиционно оценивается как «верный вассал» Орды, но автор призывает учитывать, что реальной альтернативы ордынской власти в то время не видел никто. Сопротивление иноземной власти в XIV в. вовсе не шло по нарастающей, и с укреплением единовластия в Орде при хане Узбеке прежнее своеволие сильнейших князей Северо-Восточной Руси сошло на нет (с.66). А.А.Горский не согласен с традиционной оценкой Ивана Калиты как «создателя московского государства», поскольку в его правление не произошло принципиальных сдвигов: великое княжение владимирское еще не закрепилось за московскими князьями, территориальный рост владений не превосходил сделанного его предшественниками (с.67). Дальнейшее присоединение земель при Семене Ивановиче (13401353) и Иване Ивановиче (1353-1359) сопровождалось продолжением политической линии по отношению к Орде, выработанной при Иване Калите. Однако с 1359 г., с началом в Орде продолжительной борьбы за власть, складывается новая ситуация, когда самым могущественным политиком впервые стал человек, не принадлежащий к «царскому» роду – Мамай. На Руси такая ситуация осознавалась достаточно ясно, пишет автор, и власть узурпатора не признавалась бесспорной – впервые ставится под сомнение сюзеренитет Орды над Русью. Дмитрий Донской (1359-1389) стал тем правителем, при котором первенствующее положение Москвы в северных и восточных русских землях перестало жестко зависеть от позиции Орды. Усилия Дмитрия Ивановича по превращения великого княжения Владимирского в «отчину» московских князей, увенчались успехом. С 1374 по 1380 г. Дмитрий правил фактически независимо, и даже какое-то время формально не признавал власть ордынского правителя, бывшего, по представлениям того времени, незаконным. Но идея верховенства законного и реально правящего в Орде хана – «царя», его более высокого в сравнении с великим князем владимирским статуса сомнению еще не подвергалась. В книге по-новому рассматривается политическое значение Куликовской битвы, которая, как считает автор, больше всего политической выгоды принесла Тохтамышу: разгром Мамая способствовал объединению двух частей Орды под властью законного хана, в то время как понесенные русскими войсками потери не позволили эффективно противостоять Тохтамышу (с.100). Однако значение побед Дмитрия Донского на Ордой вышло далеко за рамки конкретных политических последствий. Куликовская битва стала одним 55 из ключевых пунктов исторического самосознания великорусской народности. Парадоксально, что военное поражение 1382 г. Дмитрию Донскому удалось обернуть крупнейшей политической победой: законный «царь» Тохтамыш признал закрепление великого княжения Владимирского за московскими князьями, пишет автор (с.118). Василий Дмитриевич (1389-1425) по отношению к Орде продолжал политику своего отца, хотя предпочитал более осторожную тактику. Он признавал свое вассальное положение по отношению к законным ханам, при правлении же временщика-узурпатора фактически вел себя как независимый правитель. Главным приобретением Василия Дмитриевича стало Нижегородское княжество (с.140). Правление Василия Васильевича (1425-1462) пришлось на период, когда ордынские «замятни» стали заканчиваться не временной консолидацией под властью того или иного сильного правителя, а складыванием на окраинных территориях Орды особых, практически независимых политических образований (Казанское, Крымское ханство, Ногайская Орда). Однако правитель Большой Орды по-прежнему рассматривался как сюзерен великого князя (с.151-152). Решающие перемены в отношениях с Ордой произошли в правление Ивана III (1462-1505). Уже в первые годы его княжения, отмечает автор, определился сдвиг к более независимой политике, а в начале – середине 1470-х годов в общественном сознании начинает утверждаться идея о возможности полного освобождения из-под власти ордынского «царя», что во многом было связано с крепнущим убеждением в «царском», т.е. суверенном, характере власти великого князя московского. Поводом для прекращения даннических отношений послужил неудачный поход хана Ахмата на Москву 1472 г., которому автор придает большее значение, чем «великому стоянию» на р. Угре и склонен считать его датой начала независимого существования Московского государства. Впервые Москва не признала власти законного правителя Орды, стала заявлять о своей независимости в сношениях с третьими странами (Польско-Литовским государством и Крымским ханством), хотя и не решалась открыто рвать контакты с Большой Ордой. После 1480 г. независимый статус Московского государства определился окончательно, и наступающей стороной в московско-ордынских отношениях стало Московское княжество (с.184-185). А.А.Горский полагает, что для XV-XVI вв. нет оснований говорить о возникновении представления, что освобождение от ига связано только с событиями 1480 г. – этот вывод принадлежит исторической науке Нового времени и впервые был сформулирован Карамзиным (с.186). 56 Анализ развития московско-ордынских отношений позволил автору внести существенные уточнения в уже устоявшиеся в историографии понятия, такие, как «поддержка Ордой Москвы» и «борьба за свержение ордынского ига». Московское княжество пользовалось ханским благоволением периодически, в небольшие отрезки времени, из которых самым длительным был период правления Ивана Калиты и двух его сыновей. Эти 30 лет многое дали в плане накопления экономического и политического потенциала Москвы, и автор интерпретирует их как «сбой» в традиционной политике Орды не допускать чрезмерного усиления кого-либо из вассальных правителей. Для XV в., по мнению автора, само понятие «поддержка Ордой Москвы» уже не имеет смысла (с.187). Сознательная борьба за ликвидацию сюзеренитета ордынского хана – «царя» – не прослеживается вплоть до княжения Ивана III, указывается в заключении. До этого имели место акты сопротивления представителям иноземной власти; случаи неподчинения князей ханской воле; периоды конфронтации с Ордой, возглавлявшейся узурпаторами; оборона территорий от ордынских войск, однако за этим не стояло стремление полностью покончить с зависимостью, поскольку ордынский «царь» в глазах московских правителей являлся легитимным сюзереном великого князя. Так, открытое неподчинение Орде, переросшее в вооруженную борьбу с ней в 1370-1380-е годы, произошло в период, когда власть там попала в руки нелегитимного правителя – Мамая (с.187188). И только к концу правления Василия II и в начале правления Ивана III на фоне общего усиления Московского великого княжества и некоторого ослабления Орды начинает подспудно действовать идея перехода царского достоинства из павшей Византийской империи к московскому великому князю, что было несовместимо с признанием власти ордынского царя. Случаи длительного фактического непризнания ордынской власти и само освобождение от зависимости были инициированы не ослаблением Орды, а неприятием, по тем или иным причинам, ее правителей в качестве законных сюзеренов московских князей. Автор полагает, что непосредственные рычаги сдвигов в отношениях с Ордой кроются не столько в изменении соотношения сил, сколько в переменах восприятия иноземной власти общественным сознанием. В то же время нужно учитывать, что эти перемены 57 происходили под влиянием событий в политическом развитии Орды, Руси и Восточной Европы в целом (с.189). О.В. Большакова
