V научные чтения памяти У. Боданинского
advertisement
Министерство культуры АРК КРУ «Бахчисарайский историко-культурный заповедник» Институт археологии НАН Украины Крымское отделение Института востоковедения им. А. Е. Крымского НАН Украины Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского Фонд поддержки научных и культурных программ им. Ш. Марджани V научные чтения памяти У. Боданинского Бахчисарай КРУ «Бахчисарайский историко-культурный заповедник» 23–27 октября 2013 г. Международная научная конференция Тезисы докладов и сообщений Симферополь Антиква 2013 Видаються за рішенням Науково-методичної ради КРУ «Бахчисарайський історико-культурний заповідник» Редакційна колегія: Науменко В. Є., доцент, кандидат історичних наук, генеральний директор КРУ «Бахчисарайський історико-культурний заповідник» – редакторупорядник Сейдалієв Е. І., заступник генерального директора КРУ «Бахчисарайський істо­рико-культурний заповідник» з науки Емінов Р. Р., завідувач етнографічним відділом Музею історії та культури крим­ських татар КРУ «Бахчисарайський історико-культурний заповідник» – ВІДПОВІДАЛЬНИЙ СЕКРЕТАР V наукові читання пам’яті У. Боданінського: тези доповідей та по­ ві­домлень міжнародної наукової конференції (Бахчисарай, 23–27 жов­т­ня 2013 р.). – Сімферополь : Антіква, 2013. – 84 с. © Колектив авторів, 2013 © КРУ «Бахчисарайський історико-культурний заповідник», 2013 © Видавництво «Антіква», оригінал-макет, 2013 СОДЕРЖАНИЕ Абдульвапов Н. О некоторых крымских эпиграфических находках последнего времени, касающихся периодов Золотой Орды и Крымского ханства ................. 7 Акав К. С. Символика растительного орнамента в традиционном искусстве крымских караимов ................................................................................................... 9 Aлиев Б. Ф. Садоводство Азербайджана в XIX–XX вв. (по этнографическим материалам Габалинского района) ....................................................................... 10 Алиев Р. Д. Коллекция монет Крымского ханства из фондов КРУ «Бахчисарайский историко-культурный заповедник» .......................................... 12 Алпашкина О. Н. Предметы из Юсуповского дворца в Коккозах в коллекции Бахчисарайского историко-культурного заповедника .......................................... 12 Алядинова Д. Ю. Предварительные итоги исследования позднесредневекового комплекса «Газы-Мансур» в 2012 г. ....................................................................... 13 Аметов Э. Н. Письма Мехмеда IV Герая как источник по истории дипломатических отношений Крымского ханства XVII в. (по материалам В. В. Вельяминова-Зернова и Х. Фаизханова) .......................... 14 Артамонов В. А. Крымскотатарское войско в Турецко-русской войне 1710–1713 гг. ............................................................................................................ 15 Асанова У. К. Проблема реквизиций историко-культурного наследия в Крымской АССР (1921–1923 гг.) .......................................................................... 16 Бабулин И. Б. Бой под Бужином 13(3) августа 1662 г. и роль крымскотатарского войска в кампании 1662 г. на Украине ................................................................... 17 Беляева С. А., Карашевич И. В., Фиалко Е. Е. Исследования на Кинбурнской косе в 2009–2013 гг. ................................................................................................ 18 Беляков А. В., Енгалычева Г. А. Крымские выходцы в Касимове сеиды Шакуловы и их архив .................................................................................. 19 Бубенок О. Б. К вопросу о времени проникновения термина «тат» на территорию Крыма ............................................................................................. 20 Виноградов А. В. Состав политической элиты Крымского ханства второй половины XVI в. по материалам русской и польско-литовской посольской документации ...................................................................................... 21 Виногродская Л. И., Болтанюк П. А. Фортификационные сооружения османского периода в Каменце-Подольском ........................................................ 24 Гаврилюк Н. А., Тимченко Н. П. Ранние культовые памятники столицы Крымского ханства .................................................................................................. 25 Господаренко О. В. Торгово-экономические отношения Золотой Орды и итальянских морских республик ......................................................................... 26 3 Гусач И. Р. Поливная керамика Юго-Восточного Крыма из раскопок османской крепости Азак ........................................................................................ 27 Джемилева С. М. Творческое наследие композитора Ильяса Бахшиша .......... 27 Душенко А. А. Роговые кольца для натяжки тетивы лука «монгольским» способом из раскопок Мангуп-Кале (по материалам исследований 1990–2010 гг.) ........................................................................................................... 29 Евглевский А. В. Культовые памятники средневековых кочевников в Северном Причерноморье и Крыму: пересмотр сложившихся стереотипов ... 30 Ельников М. В. Историческая топография золотоордынского городища Конские Воды .......................................................................................................... 31 Зиливинская Э. Д. Мавзолеи западных районов Золотой Орды ...................... 32 Кабачкова А. В. Комплекс курительных трубок жилого квартала в верховьях балки Табана-дере (Мангупское городище): предварительная типология ......... 34 Калинина Т. М. Арабские писатели о городах Крыма золотоордынского периода .................................................................................................................... 34 Карашевич И. В. Особенности застройки средневекового Аккермана как отражение гражданской истории города ......................................................... 35 Кашовская Н. В. Становление караимской ономастики (по ритуальной караимской коллекции ГМИР) ................................................................................ 35 Кемалова А. Р. Крымскотатарские топонимы Тарханкута: проблемы изучения и сохранения ........................................................................................................... 37 Кобзарева Е. И. Участие Крыма в войне 1672–1681 гг. ...................................... 38 Кондратюк Г. Н. Караимы в условиях политики коренизации в Крымской АССР в 1920–1930-х гг. ..................................................................... 39 Кочубей Ю. М. Внесок С. М. Шапшала (1873–1961) у сходознавство ............... 40 Кулькатов Ж. Б. Ислам в Нижнем Поволжье: от золотоордынского времени к современным реалиям ......................................................................................... 41 Маврина О. С. Вхождение мусульманской знати Крыма в состав российского дворянства в к. XVIII – XIX в.: бейские роды ........................................................ 43 Малов А. В. Приходно-расходные книги Казенного приказа конца Смуты (1613–1621 гг.) как источник по истории Крымского ханства и русско-крымских отношений ............................................................................................................... 44 Мамедова И. Г. Тебризско-крымские торговые связи в средние века ............... 45 Моисеев Д. А. Бестиарий Юго-Западного Крыма XIII–XV вв.: рельефные ремесленные метки с изображением животных .............................. 47 Моисеев М. В. Большие игры московской дипломатии: проблема нейтрализации «крымской угрозы» в русско-ногайских отношениях в 30–60-х гг. XVI в. ................................................................................................... 48 4 Мустафаева Э. Н. Кофейни Бахчисарая как важная часть городского социума (конец XVIII – первая половина XX в.) ................................. 49 Непомнящий А. А. Эпистолярное наследие крымоведов 1917–1920 гг. – информативный источник о развитии музейного дела в регионе ....................... 50 Овчинникова Г. Н. Тарханкут в период Крымского ханства ............................... 51 Османов Э. Э. Знаменитые посетители Бахчисарая в конце ХVIII – ХIХ в. ....... 52 Остапенко Г. Д., Аметов Э. Н. Коллекция ятаганов из собрания Бахчисарайского заповедника ............................................................................... 54 Парафило Д. М. «Список М. С. Сарача» как источник для реконструкции фондов книжной коллекции «Карай-Битиклиги» .................................................. 54 Пачкалов А. В. Клады золотоордынских монет в Крыму .................................... 55 Пилипчук Я. В. Кримський улус у складі Золотої Орди у другій половині ХІІІ ст. ... 56 Пономарёв А. М. Внешняя политика Крым-Гирея 1761–1762 гг. ........................ 57 Привольнева С. А. Актуальность художественных традиций крымских татар для современного зодчества Крыма ..................................................................... 58 Прохоров Д. А. Караимская книжная коллекция БИКЗ: доктринальная и религиозная литература ...................................................................................... 59 Рахимзянов Б. Р. Следы былого величия Улуса Джучи в политических амбициях элиты Крымского ханства начала XVI в. .............................................. 60 Рославцева Л. И. Обзор коллекций декоративно-прикладного искусства народов Крыма в музеях Москвы .......................................................................... 60 Санин Г. А. Крымское ханство в войнах и во внешней политике России, Украины и Речи Посполитой во второй половине XVII в. ..................................... 61 Севастьянов А. В. Исследования древностей Бахчисарайского района экспедициями Г. А. Бонч-Осмоловского (20-е гг. ХХ в.): цели, раскопки, открытия .................................................................................................................. 63 Сейдалиев Э. И. Археологические материалы в рисунках Усеина Боданинского: к вопросу истории археологического изучения Солхата ...................................... 64 Селезнёв Ю. В., Селезнёва М. Е. Рост Мамаевой орды .................................... 64 Сичаева Г. А. Вклад крымскотатарского дворянства в сохранение и развитие культуры и образования Крыма (XIX – начало XX в.) .......................................... 65 Сокуров В. Н. Черкесия и Крымское ханство: династические связи ................. 66 Теплякова А. Н. Ткани Белореченского могильника (Северный Кавказ, XV в.): некоторые аспекты торговли и производства в Северном Причерноморье в XIV–XV вв. ............................................................................................................. 67 Тесленко И. Б. Керамические комплексы XIV в. из раскопок крепости Алустон ... 68 5 Тимченко В. М. Дипломатичне листування між Бахчисараєм та шведським королівством у 1637–1742 рр. (за матеріалами державного архіву шведського королівства, м. Стокгольм) ..................................................................................... 69 Тищенко-Монастирська О. О. Мовні особливості караїмської меджуми з фондів Бахчисарайського історико-культурного заповідника ........................... 70 Узелац А. Крым, Латинскaя империя и Улус Джучи (Золотая Орда) в середине XIII в. ..................................................................................................... 70 Умеров Э. С. Административно-территориальное деление Крымского ханства: историография вопроса .......................................................................................... 71 Харлан О. В. До питання локалізації місцезнаходження та архітектурнопланувальних особливостей комплексу Азіза Гази-Мансура в Бахчисараї ........ 72 Чубукчиева Л. З. Этноконфессиональные традиции в отношении крымскотатарской женщины .................................................................................. 73 Шадчнев К. И. Малоизвестный барельеф на тему «присоединения Крыма к России»: образ крымских татар в скульптурной пластике 80-х гг. XVIII в. ....... 74 Шахбазов Т. С. Великий сын двух народов: о жизни и научном творчестве Османа Габибуллаева ............................................................................................ 74 Шлапак М. Е. Исчезнувшие мечети Днестровско-Прутского междуречья ......... 75 Эминов Р. Р. К истории формирования коллекций и проблеме наименования Бахчисарайского дворца-музея: начальній єтап (1917–1922 гг.) ......................... 76 Эмруллаев Ш. А. К проблеме сохранения и изучения памятников золотоордынского периода кладбища Кырк-Азизлер ........................................... 77 Якушечкин А. В. К вопросу о возможности участия Хаджи Гирая в событиях, произошедших в Крыму в 1433–1434 гг. ................................................................. 78 Chazbijewicz S. Polish Tatars and Crimean Tatars until the 18th Century. Contexts and Comparisons ......................................................................................... 79 Drej S. Polish and Tatar Rapprochement in the 18th Century ................................... 79 Kostumoglu M. Social, Cultural, and Artistic Reflections of Crimean Tatars Living in Izmir, Turkey ............................................................................................... 80 Kuehn S. Further Notes on the Setting for the Veneration of Sarī Saltūq Dede ...... 82 Mockun S. It all started at grunwald. The contribution of the tatars of jalal al-din in the polish-lithuanian victory of 1409–1411 and its significance for the polish-tatar symbiosis ................................................. 82 6 Н. Абдульвапов (г. Симферополь) О НЕКОТОРЫХ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ НАХОДКАХ ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ В КРЫМУ, КАСАЮЩИХСЯ ПЕРИОДОВ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ И КРЫМСКОГО ХАНСТВА Последние годы отмечены всевозрастающим интересом к исследованиям в области крымскотатарской эпиграфики. Это вызвано, с одной стороны, уве­ личивающимся объемом полевого материала, выявляемого в населенных пунктах практически по всей территории полуострова, с другой стороны – достижением качественных результатов, обусловленных ростом квалификации исследователей. Речь идет прежде всего о надмогильных памятниках с многочисленных старинных крымскотатарских кладбищ, а также о различных надписях (китабе) на архитектурных объектах (мечетях, фонтанах и т. п.), как сохранившихся, так и не дошедших до наших дней. Среди подобных эпиграфических памятников, основная масса которых датируется XIX – первой третью XX в. и имеет относительно локальный интерес, встречаются образцы значительной исторической ценности. Среди последних особо выделяются памятники, известные по различным историческим источникам или же описанные в результате археологических исследований предвоенного периода. Ниже будут представлены некоторые из подобных образцов. В двух известных брошюрах – 1927 и 1929 гг. – выдающимся крымскотатарским исследователем О. Акчокраклы были описаны многочисленные надмогильные памятники периода Золотой Орды со старинных кладбищ Старого Крыма и деревни Отуз (ныне пгт Щебетовка). Некоторая часть этих памятников сохранилась на территории так называемой мечети Узбека в Старом Крыму. К сожалению, необходимая работа по их атрибуции до сих пор не проведена. Тем не менее отдельные образцы уже атрибутированы и вызывают большой интерес. В частности, надмогильный камень некоего «служителя бедных, шейха Хусамэд-дина», который был особо отмечен в брошюре О. Акчокраклы 1929 г. Памятник представляет собой один из по меньшей мере десяти надмогильных камней из списка О. Акчокраклы, на которых присутствуют имена шейхов, и ныне располагается у восточной стены мечети Узбека. В Щебетовке сохранились еще два чрезвычайно ценных эпиграфических памятника золотоордынского периода (из брошюр О. Акчокраклы) – это надмогильный камень шейха Якуба Конийского (эль-Коневи), датированный 729/1328– 1329 гг., и каменная плита с надписью со стены ротонды над колодцем (или целебным источником), обустроенным в 760/1358–1359 гг. «мучеником» Идрисом, сыном Хаджи Яхьи. Первый памятник был обнаружен автором этих строк в 2012 г., во время совместной крымско-турецкой экспедиции под руководством Х. Кырымлы среди фрагментов старинных надмогильных плит на территории нового крымскотатарского кладбища. Второй, находящийся ныне во дворе старинной отузской мечети, был атрибутирован в 2007 г., во время совместной историко7 этнографической экспедиции Крымскотатарского музея искусств и НИЦ крымскотатарского языка и литературы при Крымском инженерно-педагогическом университете (г. Симферополь). Еще одним памятником чрезвычайно исторической ценности из брошюры О. Акчокраклы 1929 г. является мраморная надмогильная плита из мавзолея на территории медресе Инджибек Хатун в Старом Крыму, принадлежащая Ир(Эр)Султан и датированная 833/1429 г. Как известно, раскопки указанного мавзолея в 1925 г. выявили два надмогильных памятника «прекрасной работы», один из которых принадлежал основательнице медресе – Инджибек Хатун (ум. 775/1373– 1374). Оба памятника были перевезены в Бахчисарайский дворец-музей, последующая их судьба неизвестна. Ныне плита Эр(Ир)-Султан находится во внутреннем дворике Зынджырлы медресе. Следующим по хронологии памятником является поистине бесценный артефакт – фрагмент каменной плиты со стихотворной надписью, находившейся при входе во дворец Девлет-Сарай в Салачике (Кырк-Ере) и датированной 942/1535– 1536 гг. Надпись удалось атрибутировать благодаря ее описанию в «Книге путешествия» Эвлия Челеби. Фрагмент содержит ровно половину текста из трех двустиший и ныне располагается в арке внутреннего дворика Зынджырлы медресе (медресе Менгли Герая I). Здесь же, во дворике медресе, ныне можно увидеть еще один интересный эпиграфический памятник – каменную плиту небольших размеров с именем крымского хана Мехмеда Герая, сына Селямета Герая (Мехмеда Герая IV, 1641–1644, 1654–1666), и датированную 1070/1659–1660 гг. В тексте нет указания на место первоначального расположения плиты. Однако аналогичную надпись мы встречаем опять же у Эвлия Челеби, во фрагменте описания им бахчисарайских бань (хамам), а именно – «самой прекрасной, большой бани Мехмед Герай-хана». Заключительным памятником является мраморная плита со стихотворной надписью, находящаяся ныне у внешнего михраба мечети Девлета Герая I (1551–1577) – Хан-Джами в Гёзлеве (Евпатория). Плита долгое время оставалась неисследованной. Ныне ее происхождение и текст не вызывают никаких разночтений – плита в свое время находилась при фонтане Ислама Герая III (1644–1654), описанном Эвлия Челеби, а также крымским историком Кырымлы Хаджи Мехмедом Сенаи в известной хронике «История хана Ислама Герая III». Надпись датируется 1061/1650–1651 гг. и представляет собой поэтический текст в четыре двустишия, автор – известный османский поэт XVII в. Ибрахим Джеври (ум. 1654). Итак, несколько весьма ценных эпиграфических памятников, сохраненных временем: три надмогильные плиты, надпись при входе во дворец, две надписи при фонтане, одна – при входе в ханские бани. Частичка богатейшего эпи­ графического наследия Крыма, заставляющего в очередной раз погрузиться в историю полуострова тех веков, которые до сих пор не получили должного описания и оценки. 8 К. С. Акав (г. Бердянск) СИМВОЛИКА РАСТИТЕЛЬНОГО ОРНАМЕНТА В ТРАДИЦИОННОМ ИСКУССТВЕ КРЫМСКИХ КАРАИМОВ Результат многовекового исторического и культурного пути крымских кара­ имов воплотился в разных формах традиционного искусства, которые отражали их религиозно-культурную самобытность. Архитектура и многочисленные виды декоративно-прикладного искусства содержат широкий репертуар символики и орнаментики, которые являются визуальными кодами национальной культуры. Символика находит свое воплощение в вербальных и визуальных образах, которые принято разделять на антропоморфные, зооморфные, растительные и геометрические. В данном материале акцентируется внимание на растительной орнаментике и ее специфических особенностях. Главным растительным мотивом орнаментации предметов декоративноприкладного искусства крымских караимов, как и других народов мира, является Древо жизни (Священное дерево, Мировое дерево, Байтерек). Древо жизни – универсальная концепция мира, которая объединяет три уровня: небесный (крона), земной (ствол) и подземный (корни). В еврейской традиции Древо жизни символизирует Тору. Священное дерево у крымских караимов ассоциируется с дубом и кипарисом. Дуб – символ близости к Богу, место-ориентир Божественного присутствия, живой памятник над могилой. Священным местом для кара­ имов было и остается кладбище Балта Тиймез («топор не коснется») с дубовой рощей в Иософатовой долине. Кипарис – это символ вечности, траура и печали, что подтверждает его изображение на предметах быта и надгробных памятниках караимов. На древнем Ближнем Востоке гранат – символ жизни. В иудейской традиции он символизирует плоды Дерева жизни. Свиток Торы называется «Эц а-хаим» («дерево жизни»), а ручки для разматывания свитка украшены изображением плода граната. Одним из культовых атрибутов караимской религии является семисвечник (менора), который состоит из вертикального ствола и примыкающих к нему шести дугообразных ветвей. Это одно из древнейших изображение Священного дерева. Трилистник – это символ Умай, талисман для женщин, который носили в виде серег и ожерелья. Он воплощал плодородие, многодетность, благополучие и отгонял злых духов. Виноград – символ плодородия, озарения, достатка, жизненной силы и жизнедеятельности, означает первую ступень в познании высшей истины, а миндаль – символ супружеского счастья. Изображения цветов, как правило, наносили на надгробия. В произведениях декоративно-прикладного искусства крымских караимов часто встречается беспрерывный орнамент «сармашик» – символ беспрерывности жизни на Земле. В докладе на примере памятников традиционного искусства караимов рассмотрены семантические аспекты растительного орнамента и их иконографичес­ кие особенности. 9 Б. Ф. Алиев (г. Баку) САДОВОДСТВО В АЗЕРБАЙДЖАНЕ В ХIX–XX вв. (ПО ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛАМ ГАБАЛИНСКОГО РАЙОНА) В Азербайджане, где имеется богатый почвенный покров и благоприятные климатические условия, с древних времен растут различные виды фруктов. О развитии садоводства в Азербайджане предоставляют информацию античные авторы Страбон, Евстафий, арабские и турецкие средневековые авторы аль-Истахри, Ибн Ховгал, Ягут Хамави, Хамдуллах Гезневи, Эвлия Челеби и др. Английский путешественник Антони Дженкинсон, немецкий путешественник Адам Олеари, венецианский путешественник А. Контари, русский путешественник Р. Бутков и другие говорили о развитии садоводства и его прочном месте в экономической жизни населения Азербайджана. В части Сальбир города Габала в хозяйственных колодцах, внутри глиняных сосудов, были найдены остатки обугленных орехов и фундук, а в части города Гала обнаружены места для тандыра и очага, глиняная сковородка (садж) с толстыми стенками и отверстиями для поджаривания каштана, садоводческие ножи, секачи и другие инструменты. Габала является благоприятным регионом, где выращиваются растения семейства ореховых. Круглые и остроконечные виды фундука и в настоящее время произрастают в Габале. Новые сады фундука разводят путем вырывания саженцев с корня и посадкой их в другом месте. Саженец, выращиваемый с корня, считается облагороженным и дает плод после трех лет. В Габале, где господствует влажный воздух, широко культивируются сорта народной селекции и привозные сорта (местные, маслянистые фундуки, гянджинский фундук, ашрафи, кудрявчик). Изучение современной ситуации разведения фундуковых садов, уход за деревьями, сбор плодов фундука, очищение от верхней корки, длительное хранение орехов интересно и с этнографической точки зрения. Среди населения Габалы распространен ряд пословиц и поговорок: «Как невозможно получить уголь из ольхового дерева, так и невозможно сделать саз из фундуковых сучьев», «Фундуковое дерево говорит: срежьте эти колючки, чтобы я увидел лес», «Если не будешь разводить фундук, терпи голод, будешь жить как бек», «Ешь фундук, но с какого сада, не спрашивай», «Фундук – богатство, не пропадет, не растет» и т. д. В Габале культивируются такие сорта ореха, как «сейфи», «сугра», «араз», «вананд», «джар», «динди» и «гум». Орех с самой тонкостенной оболочкой называется «котоновой сорочкой». Орех, скорлупу которого разбивают камнем или молотком, известен под названием «четене гоз». В Габале орех «четене» с жесткой оболочкой известен как «орех, посаженный вороной», поскольку орех, выброшенный вороной на землю в целях разбивания и съедания, не разбивается и всходит, попадая в землю. Во время этнографических экспедиций в Габале были собраны интересные толкования снов. К примеру: есть орехи во сне – это знак процветания; соби10 рать орех – знак благополучной семейной жизни; гнилой орех – знак того, что тебя обманут; срывание ореха с дерева означает вынужденное путешествие, разлуку с родными; высохшее ореховое дерево говорит о неприятностях в бытии; сидеть под тенью орехового дерева или прислоняться к нему – полагаться на сильного человека; высохшее, сгоревшее или сломанное дерево указывает на смерть человека; влезать на ореховое дерево означает скорую дружбу с сильным человеком. Климат Габалы удовлетворяет потребность каштана в тепле и влажности. В климатическом поясе, где расположены предгорные населенные пункты Абрых, Тиканлы, Бум, Хамзали, Габала, Вандам, находятся самые крупные каштановые сады. В Габале местное население выращивает такие сорта каштана, как «нене шабалыд» (бабушкин каштан), «ширин шабалыд» (сладкий каштан), «фараш шабалыд» (скороспелый каштан), «гара шабалыд» (черный шабалыд) и др. Каштан считается основным источником дохода населения. В настоящее время в районе имеется 355 гектаров каштановых садов. Во время земельных реформ в большинстве сел Габалы каштановые деревья были распределены между гражданами как собственность. Здесь существуют определенные местные особенности сбора и сохранения каштана. Каштан собирают «дёюджуляр» (люди, которые стряхивают плоды с ветвей дерева). В руках у дёюджу были «палка трясильщика» (несколько метров в длину), большой урк (зутку), палка средних размеров, урк (веревка). Для того чтобы снять «жом», колючие каштаны бьют на земле толстой палкой. Это называется «каштановым гумном». После этого «жом» отделяют вилами. Каштан сушат под крышей, на чердаках, а далее собирают в емкости или же накрывают ветками с листьями, чтобы в случае мороза плоды не замерзли. Плод каштана, который сам растрескивается и падает с каштанового дерева, называют «гарамадж». Несмотря на то что такие плоды по качеству не отличаются от «жома», они имеют разный срок хранения. При надлежащих условиях плоды каштана можно хранить 5–10 лет. Сохраняют их в песке, а иногда после очищения каштана – в тандыре. Сохранение каштана в колючей оболочке позволяет хранить его долгое время. Через несколько месяцев эти колючки убирают и каштан очищают. Хороший каштан вынимают из «жома». Через 5–10 месяцев плоды высаживают осенью, и они дают всходы весной. В Габале широко распространены такие сорта яблок, как «гызыл ахмеди», «джибир», «сыхыджаны», «дарагы», «айюби», «сары турш», «джыргаджи», «симиренко», «ширвани», «меджлиси», «ширвантаджы» и др., сорта груш «нарармуд», «хырда армуд», «гара армуд», «хан армуду», «чаггалармуд», «йайлаг армуду» и др. В низменности были большие сады мушмулы. В Габале при сборе и очищении таких плодов, как каштан, орех, фундук, а также при сборе фруктов используют различные формы взаимопомощи. Продукция садоводства занимает особое место в народной медицине, в приготовлении блюд и напитков. 11 Р. Д. Алиев (г. Бахчисарай) КОЛЛЕКЦИЯ МОНЕТ КРЫМСКОГО ХАНСТВА ИЗ ФОНДОВ КРУ «БАХЧИСАРАЙСКИЙ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ЗАПОВЕДНИК» Нумизматическая коллекция из фондов КРУ БИКЗ является уникальным собранием денежных знаков. История ее формирования берет начало в период становления и активной работы Музея тюрко-татарской культуры в стенах бахчисарайского Ханского дворца, то есть в 20–30-е гг. XX в. Существенную часть всей фондовой коллекции составляют монеты Крымского ханства, большая часть которых имеет плохую степень сохранности. Коллекция заповедника представлена также монетами Российской империи, Золотой Орды, Османской империи, Ирана и др. В фондовой коллекции заповедника хранятся несколько кладов монет. Большая часть представлена двумя кладами монет Крымского ханства – в общей сложности 7223 единицы. Первый клад, состоящий из 4439 единиц, был найден в 1925 г. в окрестностях Бахчисарая. По предварительному осмотру клада можно сказать, что здесь в основном монеты Крымского ханства второй половины XVIII в. Сами монеты в небольшом количестве представлены в экспозиции Музея истории и культуры крымских татар. Второй клад состоит из 2784 единиц, он был найден в одном из жилых домов Феодосии и был передан Е. Я. Фуки в фонды музея в 1978 г. Здесь в основном собраны монеты ханов Девлета I Герая (1550–1577) и Мухаммеда II Герая (1577–1584). В докладе визуально отображается интенсивность поступлений монет Крымского ханства в фонды КРУ БИКЗ, а также приводится подробный список основных источников поступлений. Большое количество нумизматического материала коллекции по сей день остается неатрибутированным и нуждается в детальном рассмотрении. Доклад «Коллекция монет Крымского ханства из фондов КРУ БИКЗ» является первой попыткой историко-статистического описания и предварительной классификации значительной части нумизматической коллекции фондов Бахчисарайского заповедника – монет Крымского ханства. О. Н. Алпашкина (г. Бахчисарай) ПРЕДМЕТЫ ИЗ ЮСУПОВСКОГО ДВОРЦА В КОККОЗАХ В КОЛЛЕКЦИИ БАХЧИСАРАЙСКОГО ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОГО ЗАПОВЕДНИКА Важнейшей составляющей деятельности любого музейного учреждения является комплектование фондов, которое обязательно предполагает не только научное описание, но и систематизацию коллекций. Этим обусловлена тема доклада, посвященного формированию и составу коллекции предметов декоративноприкладного искусства, поступивших в Бахчисарайский музей из Юсуповского 12 дворца в Коккозах в 1920-х гг. Информация о комплектовании данного собрания представляет не только интерес для специалистов, но и материал для более детальной атрибуции. Атрибуция как таковая является сегодня одной из проблем в практике музейного дела, что объясняется как отсутствием сведений о месте и времени создания, так и довольно скудным количеством источников о том или ином виде декоративно-прикладного искусства, принадлежности его конкретному историческому периоду, художественному направлению, течению, стилю и пр. Предметы из имущества Юсуповского дворца в Коккозах пополнили собрание Бахчисарайского музея в 1920-е гг., когда формировалась коллекция Музея тюрко-татарской истории и культуры. К апрелю 1927 г., после ликвидации Коккозского музея, его имущество решено было передать в ряд организаций и музеев, в числе которых был и бахчисарайский. Сегодня фонды Бахчисарайского заповедника насчитывают 38 предметов из «коккозской» коллекции. Это изделия декоративно-прикладного искусства крымских, турецких, иранских, русских мастеров XVIII – начала XX в.: посуда и утварь, оружие, текстиль и пр. Сведения о них немногочисленны. И если вопрос датировки не вызывает сомнений, то происхождение этих предметов – тема отдельного исследования. Основным источником информации стали документы научного архива БИКЗ: инвентарные книги 1920–1940-х гг., документы Госфонда и пр. Д. Ю. Алядинова (г. Симферополь) ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВОГО КОМПЛЕКСА «ГАЗЫ-МАНСУР» В 2012 г. В 2012 г. КФ ИА НАНУ совместно с КРУ БИКЗ проводилось визуальное обследование позднесредневекового погребально-меморативного комплекса «ГазыМансур», расположенного на юго-восточной окраине Бахчисарая. В структуру комплекса входят текие, дом смотрителя дюрбедар-хане, колодец, фонтан и кладбище. По преданию, здесь размещается гробница трех суфийских святых: Газы-Мансур-Султана, Шейха Халила и Шейха Рамазана. Одно из наиболее ранних упоминаний о памятнике содержится в «Книге путешествия» Э. Челеби. Сведения относительно времени строительства текие весьма неоднозначные. В ИТУАК конца ХІХ в. его возведение связывают с правлением либо Менгли-Гирея (неясно, какого именно), либо Шагин-Гирея. Сохранился фрагмент закладной плиты, вероятно заложенной во время реставрации, с датой 1259 г. х. (1843 г.). Обитель просуществовала вплоть до 1930-х гг. ХХ в., и принадлежала, вероятнее всего, братству хальвети. В плане комплекс представляет собой вытянутый с запада на восток прямоугольник общей площадью около 2,5 га. В центральной части периметра находятся руины текие, домик смотрителя и колодец. Здесь же сконцентрирована основная часть надгробных камней. В северо-западной части комплекса с южной стороны дороги, ведущей к текие, расположен фонтан. На территории кладбища зафиксировано около сорока каменных надгробий и их фрагментов, которые предварительно можно разделить на четыре типа. 13 Наиболее ранние из них – «двурогие», на плитовой основе, с двускатной вершиной корпуса (они преобладают). К более поздним относятся надгробия в виде трапециевидных в сечении стел, увенчанных головным убором, и составные надгробия в виде цельновырубленных каменных ящиков с прямоугольными гнездами для крепления стел («баш-таш» и «аяк-таш»). Все они, как правило, украшены резьбой и содержат эпитафии. Встречаются также надгробные памятники в виде монолитных каменных плит без декора. О хронологии комплекса в целом можно судить по датам, указанным в эпитафиях. Наиболее ранняя из них – 832 г. х. (1428 г.), самая поздняя – 1264 г. х. (1848 г.). Исходя из этого можно сделать вывод, что период его функционирования укладывается в рамки с третьей четверти XV в. до первой половины XIX в. Таким образом, комплекс является важным источником в изучении начального этапа активного распространения ислама в Крыму, а также роли суфийских орденов в данном процессе. Э. Н. Аметов (г. Бахчисарай) ПИСЬМА МЕХМЕДА IV ГЕРАЯ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ КРЫМСКОГО ХАНСТВА XVII в. (ПО МАТЕРИАЛАМ В. В. ВЕЛЬЯМИНОВА-ЗЕРНОВА И Х. ФАИЗХАНОВА) «Материалы для истории Крымского ханства, извлеченные по распоряжению Императорской Академии Наук из Московского главного архива Министерства иностранных дел», изданные В. Вельяминовым-Зерновым в Санкт-Петербурге в 1864 г., содержат несколько писем Мехмеда IV Герая (годы правления – 1641– 1644 и 1654–1666). С момента публикации сборника к документам в разные годы обращались В. Д. Смирнов (1887 г.), Ф. Лашков (1891 г.), М. А. Усманов (1979 г.), С. Фаизов (2000 г.), Д. Колодзийчик (2011 г.) и другие. В настоящем докладе представлена предварительная классификация документов Мехмеда IV Герая из рассматриваемого сборника по следующим критериям: место написания, наличие печатей в тексте и датировка. Предпринята попытка определить основное сюжетно-тематическое содержание документов. Самый ранний документ Мехмеда IV Герая из рассматриваемого сборника датируется месяцем шаабан 1052 г. х. (октябрь-ноябрь 1642 г.), самый поздний – рабии’у ль-авваль 1073 г. х. (октябрь-ноябрь 1662 г.). В некоторых письмах датировка отсутствует. Основными темами мохаббат-наме и ярлыков, шерт-наме и гахед-наме XVII в. являются продление и упрочение мира, закрепление результатов дипломатических, военных и военно-политических акций; выплата поминков-«тиеш» российской стороной, даров-«пашкаш» польско-литовской стороной; нападение казаков на крымское побережье. В целом изучение данного корпуса документальных источников является необходимым условием для более объективного понимания дипломатической системы Крымского ханства. 14 В. А. Артамонов (г. Москва) КРЫМСКОТАТАРСКОЕ ВОЙСКО В ТУРЕЦКО-РУССКОЙ ВОЙНЕ 1710–1713 гг. В составе Османской империи децентрализованная монархия Крымское ханство являлась самостоятельным государственным образованием. Цели внешней политики Порты и Бахчисарая различались: для Стамбула приоритетными были балканское и иранское направления, для Бахчисарая – отпор наступ­лению России, вбивание клина между ней и Речью Посполитой, борьба с адыгами Северного Кавказа и сепаратизмом ногайцев. В 1711 г. Петр I впервые в борьбе против Крыма ошибочно отвел ханству подчиненную роль. «Управиться» с ним должны были нерегулярные отряды украинских казаков, калмыки, кабардинцы и второстепенные (гарнизонные) русские полки. Почти до марта 1711 г. Петербург надеялся избежать войны, и превентивный удар был нанесен «зело коварным и острым» ханом Девлет-Гиреем II, который в конце декабря 1710 г. вернулся из Стамбула в Бахчисарай, быстро, всего за три недели, мобилизовал конницу и зимой-весной 1711 г. «оголодил» пространство перед русской армией на Правобережной Украине, вплоть до Белой Церкви и Киева. Ясырь угонялся почти с Полесья. С Кубани отдельные отряды ногайцев прорвались до Саратова, Пензы и к «донским верхним городкам» (но не к воронежским верфям). Две недели разорялись Харьковский и Изюмский полки, было подожжено 13 местечек, пять из которых сгорели дотла. В глубоком снегу от стужи и бескормицы в татарском войске пало до пяти тысяч лошадей. Летом 1711 г. «быстрая, яко ветр» татарская конница, ни на минуту не теряя из виду русскую армию и оповещая турецкое командование о каждом шаге Пет­ ра I, замедлила марш русских к Дунаю. При переходе Днестра татарский отряд захватил до шести сотен телег с провиантом и 700 фуражиров. В боях 7–8 июля турецкие и татарские всадники имели превосходство над русскими. В сражении 9–10 июля, прерванном мирными переговорами при «ничейном результате», 15–30 тыс. татарской конницы блокировали русский лагерь. Привычная к маневрам и дальним походам рассыпная кавалерия ханства была бессильна против слабых укреплений, пугалась «огненного боя» и не нападала на регулярные части. Но в кампании 1711 г. успех 118-тысячного османского войска наполовину был обязан крымскотатарской коннице. Девлет-Гирей II считал, что после 26 лет перерыва следует возобновить «поминки» и сношения Москвы со Стамбулом должны вестись исключительно через Крым. Русские операции 1711 г. в других местах окончились с «ничейным результатом». Генерал-майору И. И. Бутурлину и гетману И. И. Скоропадскому не удалось запереть татарское войско на Крымском полуострове. Десять тысяч крымцев и запорожцы зашли им в тыл, и 23–24 июля русским пришлось от Каменного Затона уйти на север за неприятелем. «Диверсия» против Малой Ногайской Орды, начатая 24–29 августа 1711 г., оказалась запоздавшей и половинчатой. В ответ на разорение Копыла и угон калмыками 20 тысяч коней, кубанцы осуществляли набеги еще несколько лет. В 1712 г. Порта собиралась не устраивать дальний поход, а действовать угрозой татарских нападений. Не желая отвлекаться от наступательной войны 15 на Балтике, Петр I в 1712 г. выработал оборонительную стратегию на юге и приказал собрать в Киеве провианта и фуража на семь месяцев возможной осады. Для отпора предполагаемому вторжению турок и татар к лету 1712 г. возвели оборонительную линию не только вокруг Киева, но начали также укреплять Москву. Исторически русско-крымские отношения не были исключительно враждебными. 13–23 марта 1712 г., чтобы снизить давление с юга, Петр I изъявил готовность принять Крымское ханство в русское подданство и даже выплатить 450 тысяч рублей, если Девлет-Гирею II удастся захватить короля Карла XII. Однако хан уклонился от переговоров на тему о смене вассалитета и настаивал на уступке ханству степей Запорожья и «польского» Правобережья Днепра. По договору от 5 апреля 1712 г. Россия потеряла западную часть запорожских степей. В конце февраля 1713 г., после третьего объявления войны, на реку Донец вышли партии кубанских ногайцев. Часть пошла вверх по Донцу к Бахмуту, другая – по Дону, третья – под Валуйки, оскольские городки и Полтаву. 5 марта 1713 г. около 15 тысяч буджакских ногайцев прорвались к Триполью, Василькову и Киеву. (Фельдмаршал Б. П. Шереметев писал 22 марта 1713 г., что татар под Киевом якобы было 30 тысяч.) 24 июля 1713 г. нураддин Бахты-Гирей с 20 тысячами ногайцев, отправившись против калмыков, разорял и русские деревни, вплоть до Царицына и Саратова. Но русское командование отказывалось «чинить отмщение». В июне 1713 г. Шереметев сугубо «дефензиво» стоял на страже Киева с 10 пехотными и 16 конными полками. 13 июня 1713 г. Порта навязала России еще более тяжелый договор, по которому русско-турецкая граница переносилась с Днепра и приазовских степей выше – в междуречье рек Самары и Орели. Этим Крымское ханство расширяло свою «зону безопасности». Ущербные для России договоры 1712 и 1713 гг. определялись категорическим нежеланием Петра I воевать на юге, силовым давлением османской дипломатии и набегами татар и ногайцев. У. К. Асанова (г. Симферополь) ПРОБЛЕМА РЕКВИЗИЦИЙ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ В КРЫМСКОЙ АССР (1921–1923 гг.) В первой половине 20-х гг. ХХ в. в процессе становления сети музеев в Крымской АССР наиболее противоречивой и неоднозначной как по содержанию, так и по последствиям является проблема утраты части историко-культурного наследия, накопленного в результате исследовательской деятельности в досоветский период, а также находившегося в частной собственности владельцев дворцов и имений Южного берега Крыма до конца 1920 г. Несогласованность, поспешность, излишняя директивность и непрофессионализм при осуществлении работы по приему и распределению имущества бывших владельцев имений и дворцов представителями новой власти, невнимание к мнению экспертов и противодействие их работе – все это привело к показательным конфликтам, которые негативным образом повлияли на развитие музеев как ключевых учреждений по сохранению памятников истории и культуры, так и музейных штудий как отдельной отрасли 16 исторических и художественных исследований. Причинами возникновения этих ситуаций являлись столкновения интересов различных руководящих и контролирующих органов, зачастую вызывавших чиновничьи конфликты полномочий. В деятельности КрымОХРИСа можно выделить период с конца 1920 по 1923 г., в ходе которого осуществлялась работа по выполнению стратегичес­ кой задачи, озвученной Г. А. Бонч-Осмоловским при создании отдела: спасение предметов старины и искусства от разграбления и вывоза путем их реквизиции и направления в создававшиеся и реорганизованные крымские музеи. Партнерами КрымОХРИСа в выполнении этого задания были Крымский ревком, 4-я армия Южного фронта, дислоцированная на территории Крымской АССР, и Крымская ЧК, в первые месяцы своей деятельности имевшая исключительные карательные полномочия. Согласно документам этих органов, датированным 24 ноября, 31 декабря 1920 г. и 5 февраля 1921 г., за КрымОХРИСом признавались полномочия единственного органа власти по изъятию художественных ценностей. В дальнейшем, в течение 1921–1922 гг., Крымский ревком и Крымский СНК сво­ ими решениями санкционировали национализацию археологических памятников, вводили запрет на вывоз ценностей с территории Крыма без соответству­ ющего разрешения КрымОХРИСа. Впервые был составлен план отдела по фактической охране памятников истории и культуры. Он предполагал необходимость учета всех археологических памятников, осуществление их технической охраны (обмеры, зарисовки, фотографирование, нанесение на план, ремонт и реставрация), подготовку материалов для издания археологической карты Крыма, изыскание средств на наружную охрану памятников. В 1922 г. при деятельном участии председателя ТУАК А. И. Маркевича был составлен первый список археологических памятников Крыма, он содержал 130 наименований и, безусловно, носил неполный характер. Учитывая отсутствие какой-либо защиты и материальной поддержки со стороны органов власти в первые месяцы после установления советской власти в Крыму, работа крымских музейных работников в эти дни может быть оценена как героическая, ведь спасение памятников происходило в условиях полномасштабного голода, охватившего полуостров. Многие сотрудники КрымОХРИСа и местных ОХРИСов погибли от голода и рук бандитов, защищая ценности от разграбления. И. Б. Бабулин (г. Москва) БОЙ ПОД БУЖИНОМ 13(3) АВГУСТА 1662 г. И РОЛЬ КРЫМСКОТАТАРСКОГО ВОЙСКА В КАМПАНИИ 1662 г. НА УКРАИНЕ Русско-польская война 1654–1667 гг. была не только противостоянием двух держав Восточной Европы в борьбе за земли Украины и Белоруссии. Весьма важную, подчас недооцененную, роль в конфликте России и Речи Посполитой играло Крымское ханство, которое фактически вело масштабную войну против Русского государства в союзе с польско-литовскими войсками. 17 После полного разгрома казацкого войска гетмана Юрия Хмельницкого в битве под Каневом 26(16) июля 1662 г. командующий русской армией на Украине князь Г. Г. Ромодановский направил на правый берег Днепра отряд под началом воеводы М. В. Приклонского (около 6 тыс. человек) и Нежинский полк В. Золотаренко. Не имея возможности отразить наступление противника собственными силами, Хмельницкий призвал на помощь крымскотатарское войско во главе с двумя царевичами – Селим-Гиреем и Мегмет-Гиреем (около 20 тыс. человек). Узнав о прибытии татар, Приклонский и Золотаренко стали отступать к Бужину, чтобы соединиться с Ромодановским. Крымскотатарское войско нагнало их 13(3) августа 1662 г. под Бужином. В результате сражения Приклонскому удалось форсировать Днепр, потеряв 286 человек убитыми и пленными, в том числе двух полковников. Казаки Золотаренко понесли более тяжелые потери, поскольку, не выдержав удара татар, бросились вплавь через реку. В дальнейшем Мегмет-Гирей попытался напасть на отходящее к Лубнам русское войско. Атаки татарской конницы на русский табор были отбиты, в то время как обоз Золотаренко был захвачен и разграблен. В результате участия крымскотатарского войска в летней кампании 1662 г. наступление русских войск и верных Москве казаков на Правобережье Днепра было остановлено. Крымские татары не позволили им овладеть Чигирином, то есть не только спасли гетмана Юрия Хмельницкого от неминуемого поражения, но и помогли польскому королю удержать Правобережную Украину. Вместе с тем содержащиеся в нарративных источниках сведения о больших потерях русского войска в бою под Бужином (до 10 тыс. человек) не соответствуют действительности. С. А. Беляева, И. В. Карашевич, Е. Е. Фиалко (г. Киев) ИССЛЕДОВАНИЯ НА КИНБУРНСКОЙ КОСЕ В 2009–2013 гг. Памятники Кинбурнской косы в течение длительного периода оставались малоизученными. Несмотря на довольно обширный спектр разведочных работ, проводившихся рядом исследователей, целенаправленные стационарные раскопки были начаты только в 2009 г. Южной средневековой экспедицией ИА НАНУ. В связи с особенностями экологической ситуации, изменением береговой линии и смывом культурного слоя волнами лимана и Черного моря первостепенной задачей было определение точного расположения остатков оборонительных со­ оружений и построек разных периодов, мощности и характера культурного слоя. Основные этапы работ имели следующую направленность: • 2009–2011 гг. – разведки и шурфовка: локализация фортификационных и других объектов российского периода; • 2011 г. – раскопки пирсов: выявлены османский и российский периоды в их сооружении и функционировании; • 2012–2013 гг. – разведки и раскопки турецкой крепости: обследование поселенческих структур казацкого и последующего периодов. В результате проведения натурных и геофизических обследований с применением GPS Trimble R–3 установлено взаиморасположение оборонительных 18 сооружений османского и российского строительных периодов, выделены этапы развития поселенческих структур и фортификации. Исследованиями 2013 г. установлено наличие артефактов периода Золотой Орды и Крымского ханства XIV–XV вв., предшествующего османскому завоеванию. Первый этап строительства крепостных укреплений относится к османскому периоду. Впервые удалось локализовать крепость османского периода. Зафиксирован земляной вал с неглубоким рвом, остатки двух больших построек внутри крепости. Выявлены часть жилой постройки (возможно, казармы) и фрагмент деревянной водосточной системы. Стены второй постройки сложены из песчаника и известняка с использованием деревянных конструкций, в том числе шести свай. Найдены фрагменты красного кирпича удлиненной формы. Зафиксирован опорный столб, а также остатки пола, выложенного квадратными сланцевыми плитками размером 0,30 х 0,35 м. Коллекция артефактов относится к XVI–XIX вв. и представляет основные категории вещей, характерных для турецких крепостей Северного Причерноморья. Это детали одежды (пуговицы, пряжки), быта (кресала, курительные трубки, посуда из глины, стекла, бронзы), предметы вооружения (ружейные кремни, мушкетные пули XVII в., ядра), монеты. Второй этап строительства оборонительных сооружений относится к периоду российского господства, топографическим обозначением которого является ретраншемент. Встречаются фрагменты амуниции и вооружения, характерного для русской армии XVIII–XIX вв., англо-французских войск, пребывавших на Кинбурне осенью 1855 – зимой 1856 г. Найдены предметы христианского культа, возможно относящиеся к XVII в. На обследованной территории выделяются артефакты двух этнических культур: османской и украинской. Раскопки на Кинбурнской косе показали перспективность исследования памятников региона как важного источника изучения культурно-исторического процесса на юге Украины. . А. В. Беляков, Г. А. Енгалычева (г. Рязань) КРЫМСКИЕ ВЫХОДЦЫ В КАСИМОВЕ СЕИДЫ ШАКУЛОВЫ И ИХ АРХИВ На протяжении нескольких веков род касимовских сеидов Шакуловых являлся одним из самых влиятельных в Касимове. Его представители оставили заметный след в истории края и России XVI–XIX вв. Данная работа призвана собрать все известные на данный момент данные о роде за XVI – начало XVIII в. и уточнить отдельные моменты его генеалогии. Нами также предпринята попытка частично реконструировать архив данной семьи. До настоящего времени в Касимове, в семье Шакуловых, хранится родословная роспись (шеджере), воспроизводящая их род от пророка Мухаммеда, в которой, однако, до XIX в. прослеживается только одна линия. 19 Для нас представляет особый интерес отрезок родословной начиная от ШахКули (27-е колено от пророка Мухаммеда), первого представителя рода, отмеченного в Касимове, и человека, давшего родовое прозвище всем своим потомкам. Этот отрезок выглядит следующим образом: Шах-Кули – Бурхан – Кашки (Кашкей) – Балак (Буляк, Беляк) – Ак-Мухаммед – Тин-Мухаммед (Тениш) – Ахмед – Якуб – Биктемир – Бурхан – Салих – Хамза. Известны иные ветви, разное время отпочковавшиеся от основной уже в XVI–XVIII вв. Так, вполне вероятно, что князья Сеитовы имеют прямое отношение к Шакуловым. Однако за основу нами будет принята касимовская ветвь. На протяжении XVI–XVII вв. представители рода являлись религиозными лидерами в регионе, неоднократно становились во главе касимовских служилых татар, роднились с касимовскими служилыми Чингисидами. Архив рода не сохранился. Однако в нашем распоряжении имеются список документов, представленных в Рязанское губернское дворянское депутатское собрание для признания за Шакуловыми прав дворянского состояния, а также грамоты, пожертвованные неким господином Шакуловым архиву Рязанской ученой архивной комиссии в 1884 г. В настоящее время они хранятся в Государственном архиве Рязанской области. Данные материалы позволяют по-новому взглянуть на историю касимовских татар. О. Б. Бубенок (г. Киев) К ВОПРОСУ О ВРЕМЕНИ ПРОНИКНОВЕНИЯ ТЕРМИНА «ТАТ» НА ТЕРРИТОРИЮ КРЫМА Этнографы уже давно обратили внимание на то, что крымские татары, проживавшие на юге полуострова, традиционно называлась термином «тат», который лишь в начале ХХ в. стал использоваться ими в качестве самоназвания. Сообщения о татах как жителях Южного Крыма появились в османский период, в ХVІ в. Многие современные исследователи стали связывать это с пребыванием турок-османов в южной части полуострова после 1475 г. При этом отдавалось предпочтение семантическим значениям термина — «оседлые», «покореннные» и т. п. Действительно, термин «тат» фиксируется там, где проживали в основном тюрки-огузы. При этом семантика данного слова была весьма разнообразной, но среди огузов термин «тат» использовался в первую очередь в значениях «ираноязычный», «земледелец», «нетюрок» и т. п. Следовательно, данный квазиэтноним мог иметь рапространение не только среди османов. Следует отметить, что уже в начале ХV в. европейские путешественники И. Га­­­лонифонтибус и И. Шильтбергер использовали термин «тат» для обозначения жителей Южного Крыма. При этом первый назвал татами крымских аланов, а вто­рой — готов. Поэтому неясно, какой народ Крыма впервые был так назван. Обратим внимание на следующее. Во-первых, многие средневековые авторы включали в территорию, где проживали таты, земли вблизи Судака. Во-вторых, 20 татары и греки из Юго-Западного Крыма, т. е. часть татов, себя татами не называли, а использовали данный термин только для обозначения обитавшего вблизи Судака населения. В-третьих, термин «тат» был зафиксирован в качестве самоназвания лишь у татар, живших вблизи Судака. Следовательно, первоначальным местом распространения термина «тат» в Крыму мог являться район возле Судак. Но в Восточном Крыму проживали не готы, а аланы. А значит, информация И. Галонифонтибуса могла отражать более раннюю ситуацию. Следует обратить внимание также на то, что турки-османы появились на полу­острове не в начале, во второй половине XV в. Поэтому уместно задать вопрос: не могли ли близкородственные османам турки-сельджуки занести данное наименование в район Судака до начала ХV в. и способствовать его распространению среди татар? Ведь последние результаты исследований на эту тему позволяют считать, что в течение всего XIII в. турки-сельджуки неоднократно переселялись на юг Крыма из Малой Азии. А. В. Виноградов (г. Киев) СОСТАВ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ КРЫМСКОГО ХАНСТВА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в. ПО МАТЕРИАЛАМ РУССКОЙ И ПОЛЬСКО-ЛИТОВСКОЙ ПОСОЛЬСКОЙ ДОКУМЕНТАЦИИ I. Определение и классификация политической элиты Крымского ханства в русской и польско-литовской посольской документации XVI в. 1. Под политической элитой Крымского ханства в русской посольской документации подразумевались «ближние царевы люди» – лица, постоянно входившие в состав ханского дивана «ближней думы». Круг этих лиц определялся в Посольском приказе на основании: а) «статейных списков» (донесений) русских дипломатических представителей в Крыму, так как с конца XV в. определение состава ближайшего окружения крымских ханов и степени их лояльности по отношению к Москве являлось одной из главных задач при сборе информации о ситуации в «Крымском юрте», дава­ емой им в «наказах»; б) посланий (ярлыков), доставляемых в Москву на имя московских государей гонцами видных «ближних царевых людей» при приезде ханских гонцов или посольств, в которых изъявлялась готовность установить «особые отношения с Москвой» – содействовать укреплению союзных отношений («доброго дела») в обмен на предоставление «государева жалования» («обычная формулировка посланий служить правым плечом государю своему, а левым – тебе...»); в) посланий (ярлыков) крымских ханов московским государям, в которых «де факто» закреплялся принцип т.н. «амиатства» – посредничества в дипломатических связях между Москвой и Бахчисараем закрепляемых с их согласия первоначально (в конце XV в.) за отдельными лицами, либо группами лиц из числа своих «ближних людей», а затем за отдельными фамилиями (во второй половине XVI в. род беков Яшлавских-«князей Сулешевых»); 21 г) составляемых при переговорах с московскими «амиатами» списках для «получении «жалования (в крымской интерпретации «поминок») «ближними царевыми людьми» при приездах русских гонцов и послов. Во второй половине XVI в., особенно при относительно стабильном правлении хана Девлет-Гирея I (1551–1577), когда в Крыму имело место длительное беспрерывное пребывание московских дипломатических представителей (посольства А. Ф. Нагого в 1563–1574 гг. и др.), в русской посольской документации сложились четкие критерии для определения места политической элиты Крымского ханства в «дипломатических ссылках». К ним относились: а) указание в «наказах» русским послам и гонцам в Крым «правити поклон» конкретным лицам из числа «ближних царевых людей»; б) указание в «наказах» русским гонцам и послам в Крым обращаться в случае конфликтных ситуаций к конкретным лицам из числа «ближних царевых людей»; в) указание в «наказах» русским гонцам и послам в Крым лично контролировать получение «жалования» конкретными лицами их числа «ближних царевых» людей; г) преимущества при распределении «жалования» (по статьям) всем крымским гонцам при их приезде в Русское государство гонцам конкретных лиц, что отражалось в деловой документации по приему крымских гонцов и посольств; д) порядок внесения в посольские книги посланий конкретных «ближних царевых людей» непосредственно вслед за посланиями от хана и представителей дома Гиреев. В отдельных случаях предусматривались по согласованию с крымскими ханами «преференции» для представителей конкретных родов и кланов при назначении их послами в Москву с перспективой предоставления значительного «государева жалования». В данном случае речь идет о представителях политической элиты Крыма относительно лояльных или нейтральных Москве. К изначально враждебным по отношению к Москве представителям политической элиты1 следовало в «наказах определить степень их возможности противодействия действиям московской дипломатии и найти возможности для воздействия на них путем различных политических комбинаций. Практически все материалы, относящиеся к связям русского правительства с «ближними царевыми людьми», сосредоточены в 123-м фонде РГАДА («Сношения России с Крымом») в составе так называемых крымских посольских книг. 2. Под политической элитой Крыма в польско-литовской посольской документации подразумевались также лица, входившие в состав дивана. Изначально они вносились в реестры «упоминок» (польско-литовский аналог московских «поминок»). При этом из числа всей крымской политической элиты вызывались «гомьяты» (амиаты), которые вносились в реестр в порядке значимости. Данные списки частично сохранились в посольских книгах Литовской Метрики, хранящихся в РГАДА (фонд 389). При приезде крымских гонцов в Польско-Литовское государство гонцы от «гомьятов» имели преимущество при получении жалованья, что 1 При Девлет-Гирее I кланы казанской эмиграции, черкесских князей (большей частью бесенеевских), крымских мангытов (Дивеевых). 22 отражалось в особых списках гонцов в коронных скарбовых книгах, хранящихся в AGAD (фонд ASK). II. Классификация политической элиты Крыма в русской и польско-литов­ ской документации В русской посольской документации сложились четыре основные группы «ближних царевых людей»: а) представители исторических «государственнообразующих» фамилий Крыма («думные князья») – Ширины, Барыны, Аргыны, Кипчаки; б) представители аристократических фамилий Крыма (которые традиционно стремились контролировать «московское» и «польско-литовское» направления внешней политики Крыма), претендующие на «амиатство» либо уже достигшие его «де факто», – кланы Яшлавских («князей Сулешевых») и Кюлюковых («князей Куликовых»); в) представители «внешних кланов» относительно недавно инкорпорированных в политическую элиту Крымского ханства крымских мангытов («князья Дивеева»), черкесских князей («князья Черкасские») и казанской эмиграции. г) кланы сановников, не принадлежавших к аристократическим фамилиям, а сделавших карьеру на основе личных связей с правящими ханами; в большинстве случаев это узы аталычества: при Мухаммед-Гирее II (1577–1584) – Муслы аталык, при Гази-Гирее II (1588–1596, первое правление ) – Моллакай Алей аталык и др. В польско-литовской посольской документации различались «гомьяты». На основе исторических традиций дипломатических связей Польско-Литов­ ского государства с Крымом при распределении жалованья прибывающим крымским гонцам гонцы от официальных карача-беков «государственнообразующих» фамилий Крыма (Ширинов, Барынов, Кипчаков, Аргынов, позднее Седжуитов и Киятов) выделялись в особый список гонцов от duces (герцогов) вне зависимости от их реального политического влияния. В русской посольской документации выделялись только «думные князья» – те представители «государственнообразующих» фамилий, которые реально заседали в диване. В отличие от крымских посольских книг, в которые дьяки Посольского приказа вносили послания на имя государя (позднее Б. Ф. Годунова) только от лиц, имевших реальный политический вес, в «Татарские дела», составляющий особый фонд Варшавского коронного архива (Dzial tatarski Archiwum Koronne Warszawskie AGAD), вносились все без исключения послания от крымской знати и должностных лиц. В рассматриваемый период массовое отправление посланий в фондах зафиксировано детом 1572 г., накануне похода Девлет-Гирея I на Москву, весной-летом 1574 г., по окончании «первого бескоролевья» и прибытия в Речь Посполитую короля Генриха Валезия, и весной-летом 1578 г., при подготовке переговоров с королем Стефаном Баторием во Львове. В посольские книги Литовской Метрики и в посольские книги Метрики Коронной послания от крымской знати в рассматриваемый период не вносились. В целом польско-литовская посольская документация дает относительно полные сведения о составе политической элиты крымского ханства только за период второй половины 60-х гг. – второй половины 70-х гг. XVI в. 23 Русская и польско-литовская посольская документация по дипломатическим связям с Крымским ханством второй половины XVI в. содержит, таким образом, уникальные сведения о составе политической элиты Крыма, ее роли в осуще­ ствлении внешней политики Крымского юрта и позиции различных кланов в период династических кризисов 1577–1584 и 1596–1597 гг. Тем не менее ввод в научный оборот этих уникальных данных невозможен без публикации в полном объеме крымских посольских книг из 123-го фонда РГАДА «Сношения России с Крымом» и систематизации польско-литовской посольской документации, хранящейся в различных фондах польских архивов и в РГАДА в составе 389-го фонда «Литовская Метрика». Л. И. Виногродская, П. А. Болтанюк (г. Киев, г. Каменец-Подольский) ФОРТИФИКАЦИОННЫЕ СООРУЖЕНИЯ ОСМАНСКОГО ПЕРИОДА В КАМЕНЦЕ-ПОДОЛЬСКОМ С 1672 по 1699 г. Каменец-Подольский входил в состав Османской империи как центр Каменецкого эйялета. В это время турецкие власти придают большое значение Каменцу и как стратегически важному военно-фортификационному пункту, и как социально-экономическому и административному центру Подолья. Отсюда можно было фактически контролировать восточную территорию Речи Посполитой. Основные строительно-фортификационные роботы были проведены в период 1672–1673 гг. Руководили возведением новых и ремонтом старых укреплений французкие военные инженеры, что указывает на использование во время возведения городских и замковых укреплений французской школы фортификации. Работы турок по восстановлению замковых и городских укреплений носили выборочный и локальный характер. Они велись в тех местах, которые нуждались в ремонте или реконструкции либо занимали выгодную стратегическую позицию. Укрепления на территории города и замка сооружались двух типов: деревянноземляные и каменно-земляные. Каменные укрепления сооружались в виде каменой кладки з двумя лицевыми сторонами и каменной забутовкой середины кладки на известковом растворе. Толщина каменных стен составляла от 3,0 до 3,5 м. В качестве скрепляющих конструкций использовались деревянные балки диаметром 15–20 см. Получалась конструкция в виде деревянного армошова, который давал стойкость каменной стене против артиллерийских снарядов. Деревянно-земляные укрепления сооружались в классическом виде c толщиной земляного бруствера до 6,0 м и высотой 1,6–1,8 м с использованием деревянных конструкций – габионов. Среди укреплений, которые сохранились до наших дней и дают нам представление о конструкции османских фортификаций Каменца и их особенностях постройки, можно выделить два элемента фортификации Старого замка – полубастион в районе башни Новой Восточной и башня Новая (или Новая Западная). 24 Кроме того в северной части Старого города сохранилось каменное укрепление под названием Турецкий бастион. Наиболее масштабной реконструкцией, проведенной османами в Каменце, стала перестройка замкового моста в 1685–1687 гг. В это время мост был обмурован каменными эскарповыми стенами, которые поднимались над горизонтальным уровнем моста на 2,3 м. Тем самым мост стал как коммуникационной связью между замком и городом, так и частью укреплений форштадта замка. Н. А. Гаврилюк, Н. П. Тимченко (г. Киев) РАННИЕ КУЛЬТОВЫЕ ПАМЯТНИКИ СТОЛИЦЫ КРЫМСКОГО ХАНСТВА В 1927 г. вышла работа Усеина Боданинского «Татарские «Дурбе» – мавзолеи в Крыму». Хотя автор свою статью оценивал скромно («история искусства крымских татар»), ее фундаментальное значение сейчас очевидно. У. Боданинский связывает исламизацию нового населения Крыма в XIV в. с «началом оседлости, образованием крупной караванной торговли и городских центров». В погребальных памятниках он видит синтез, с одной стороны, золотоордынской архитектуры, с другой – зодчества сельджукской Малой Азии (Конии), Ближнего Востока (Дамаска) и Средней Азии (Бухары), с третьей – итальянских, турецких и местных приемов в сооружении памятников. Новейшие архитектурно-археологические исследования Э. Д. Зиливинской, охватившие территорию всей Золотой Орды, подтвердили эту концепцию. Сложным остается вопрос о хронологии, атрибуции ранних памятников монументальной архитектуры Крымского ханства. Наиболее интересными и в то же время малоисследованными (по сравнению с памятниками Солхата) являются памятники Чуфут-Кале, Карасу-Базара и Азиза, которые образуют комплекс ранних памятников зодчества столицы Крымского ханства. Эти памятники (мечети, медресе, тюрбе, мезары) имеют культовое и мемориальное назначение. Они отражают социально-экономические и культурнополи­ти­ческие процессы обретения родины, перехода от номадизма к оседлости, исламизацию в контексте образования крымскотатарского государства путем вы­ членения его из состава Золотой Орды. Взаимосвязь процессов исламизациии обретения Крымом государственности прослежена по материалам исследования склепа и тюрбе Хаджи Герая. Мавзолеи составили наибольшее количество исследованных объектов монументальной архитектуры. Но никогда не исследовались погребения, не потревоженные в течение всего периода использования тюрбе под упокоение первых крымских ханов и членов их семей. Не менее информативным оказался анализ планировочных решений, архитектурных форм и способов орнаментации Тюрбе Хаджи Герая. Полученные результаты ставят вопросы не только дальнейшего историкоархитектурно-археологического исследования памятников, но и их музеефикации как выдающихся объектов мирового наследия. 25 О. В. Господаренко (г. Николаев) ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ И ИТАЛЬЯНСКИХ МОРСКИХ РЕСПУБЛИК Монгольские завоевания на Востоке и на Западе привели к изменению международных торговых путей. Теперь торговые связи соединяли Восточную и Юго-Восточную Европу и Черное море с Передней Азией, Византией и Средиземноморьем. Более всего в восстановлении международной торговли были заинтересованы итальянские купцы – генуэзцы и венецианцы, которые имели разветвленную сеть факторий и колоний во всем черноморском регионе. Выделим три региона взаимодействия золотордынцев и итальянских купцов: Приазовье, Крым и Северо-Западное Причерноморье. Тана в Приазовье была конечным пунктом торговли Золотой Орды. В 1306 г. венецианские купцы получили привилегии от татарского хана. А уже 1332 г. получили разрешение хана Узбека поселиться в городе. Некоторое время венецианская и генуэзская фактории существовали параллельно. От Тохтамыша Тана получила торговые привилегии, но после нападения Тимура и татарских набегов в начале XV в. она не смогла возродиться. В период между 1261 и 1266 г. генуэзцы утвердились в Каффе. Хотя генуэзские владения в Крыму и находились на территории, принадлежавшей татарским ханам, в отличие от Таны, они пользовались правами самоуправления. Со временем итальянским купцам удалось получить в свои руки и западную торговлю Золотой Орды. Для уменьшения контроля со стороны Золотой Орды Генуя искала поддержки у ильханов. Дружба генуэзцев и ильханов не стала причиной изгнания первых из Сарая даже после того, как в 1308 г. Каффа была разрушена Золотой Ордой. После возвращения генуэзцы даже расширили свое влияние на северном побережье Черного моря и превратили Каффу в самый большой перевалочный пункт в торговле с Востоком. Одновременно она была центром работорговли из Дешт-и-Кипчака в Египет и товарооборота из Степей и Руси. В Северо-Западном Причерноморье итальянские купцы утвердились в Белгороде (Маврокастрон), Килии, Вичине и Ликостомо. По мнению Н. Д. Руссева, Килия стала на какое-то время Каффой в этом регионе, а Ликостомо – военным гарантом нормальной торговли генуэзцев на Дунае. Генуэзская колонизация Северо-Западного Причерноморья, так же как и Крыма, осуществлялась с согласия с ордынской администрацией. География генуэзских торговых факторий в черноморском регионе очень широкая. Мы хотим обратить внимание на новый объект – замок Лериче в нижнем течении Днепра. Он отображен на итальянских портоланах, торговцы из Лериче упоминаются в массариях Каффы. Нумизматические данные позволяют утверждать о наличии торговых связей региона с центром Золотой Орды, Молдавией и Трапезундской империей. 26 И. Р. Гусач (г. Азов) ПОЛИВНАЯ КЕРАМИКА ЮГО-ВОСТОЧНОГО КРЫМА ИЗ РАСКОПОК ОСМАНСКОЙ КРЕПОСТИ АЗАК Азак – самая северная крепость огромной Османской империи, которая находилась в дельте Дона более двух с половиной веков (с 1475 по 1736 гг., за исключением 1696–1711 гг., когда ее завоевывал Петр I) и в составе целого комплекса военных укреплений, построенных турками в 1660 г. (крепость Сед-Ислам, башни Шахи и Султанийе), «запирала» России выход в Азовское и Черное моря. Сама крепость до наших дней не сохранилась – она была разрушена по условиям Белградского мирного договора 1739 г., подписанного по окончании Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. На ее месте в настоящее время находятся жилые кварталы современного города Азова (Ростовская область, Россия). В связи с густой заселенностью этого старейшего прибрежного городского района раскопки на территории бывшего турецкого Азака ведутся весьма редко. Поэтому археологи используют каждую возможность для исследования данного памятника эпохи позднего Средневековья. В 2004 г. на участке, отведенном под строительство кафе, рядом с проходной порта, на улице Генуэзской, 3, автором был заложен небольшой раскоп общей площадью 84 кв. м. Находки, обнаруженные в ходе этих археологических раскопок, относятся к так называемому турецкому периоду существования крепости и датируются монетным материалом концом XVII – началом XVIII в. Большую часть находок составляет керамика, основная масса которой (около 80%) изготовлена в мастерских Юго-Восточного Крыма. Поливные изделия крымских керамистов при этом представлены несколько большим ассортиментом, нежели неполивные (чаши, чашечки, тарелки, блюда, кувшины, водолеи, подсвечники, лампы и т. д.). Классификация этих изделий (более 500 профильных фрагментов и реконстру­ ированных целых форм) представлена в данном докладе. С. М. Джемилева (г. Симферополь) ТВОРЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ КОМПОЗИТОРА ИЛЬЯСА БАХШИША Крымскотатарский композитор Ильяс Темир-Кая Бахшиш родился 23 марта 1913 г. Детство его прошло на улице Кантарной (ныне улица Чехова) в Симферополе, в доме, который был подарен помещиком из числа немецких колонистов его отцу – объездчику его земель и садов. Отец Ильяса Бахшиша был старшим сыном ювелира Сеттара из Бахчисарая. С девяти лет Ильяс Бахшиш был принят во 2-й класс средней школы. С 4-го класса он жил и учился в школе-интернате. Творческая деятельность будущего композитора неразрывно связана с работой в Крымском радиокомитете, где он с 1932 по 1940 г. работал диктором 27 (прошел по конкурсу), а затем редактором музыкального вещания. Эти годы примечательны общением с такими известными музыкантами, как И. Чернов (ученик Римского-Корсакова), дирижер и пианист Сатановский, композитор Я. Шерфединов, А. Рефатов. Параллельно с работой в радиокомитете Ильяс Бахшиш продолжает образование в симферопольском музыкальном техникуме. После его окончания в 1937 г. И. Бахшиш был назначен главным музыкальным редактором, а в 1940 г., когда был создан Союз композиторов, становится его председателем. Первые музыкальные произведения тогда молодого композитора появились в самом начале работы в радиокомитете. В основном это были детские и патриотические песни. В 1940 г. И. Бахшиш стал художественным руководителем государственного ансамбля песни и танца крымских татар, созданного в результате объединения симферопольского и ялтинского ансамблей. В эти годы композитор активно писал музыку к спектаклям театра, для солистов и хора радиокомитета. В том же 1940 г. И. Бахшишу присвоено почетное звание «Заслуженный деятель искусств Крымской АССР». В эти годы создаются его известные произведения: «Арзы къыз» (1937), «Насреддин оджа» (1938), «Алтын бешик» (1940) и др. До начала оккупации Симферополя театр не успели эвакуировать. Фашисты решили угнать в Германию весь коллектив театра. По воспоминаниям Ильяса Бахшиша, немцы их сопровождали до Одессы, а там они остались без охраны. Воспользовавшись ситуацией, артисты бежали в Румынию. Здесь они разместились в татарском доме в селении Азаплар. Освобождение пришло 29 августа 1944 г., а уже 15 ноября всех желающих вернуться на родину загрузили в товарные вагоны и отправили в очередную ссылку к землякам, с которыми они воссоединились в марте 1945 г. Отработав полгода на урановых рудниках, композитор живет на спецпоселении в Майли-Су (Киргизия), в Ленинабаде (Таджикистан), а затем в Фергане (Узбекистан), где уже работает по специальности. 1946–1956 гг. И. Бахшиш работал в Ферганском узбекском музыкальном театре в качестве заведующего музыкальной частью и дирижером. Одновременно являлся педагогом детской музыкальной школы, руководителем самоде­ ятельного хора. В 1956 г. Ильяс Бахшиш приглашается в Ташкент для организации крымскотатарского ансамбля «Хайтарма». По поручению Министерства культуры Узбекистана композитор возглавляет ансамбль «Хайтарма» в должности художественного руководителя. 6 июня 1957 г. в театре Эстрады в Ташкенте состоялся первый концерт ансамбля. В депортации ансамбль «Хайтарма» был единственным очагом культуры крымских татар, где работали ведущие артисты: Сабрие Эреджепова, Селиме Челебиева, Эдие Топчи, Рефат Асанов, Осман Асанов, Аким Джемилев, Шевкет Мамутов и др. С ансамблем «Хайтарма» у композитора были годы гастрольных поездок по республикам Средней Азии и Казахстана, по городам Поволжья и Северного Кавказа. За трудовые заслуги в области театрального искусства в 1967 г. И. Бахшиш получил звание «Заслуженный артист Узбекистана». 28 С 1962 по 1989 г. Ильяс Бахшиш работал преподавателем и директором музыкальной школы № 8 в городе Ташкенте. В 1973 г. за педагогическую деятельность композитор был награжден званием «Заслуженный учитель Узбекистана», а также отмечен знаками почета: «Отличник народного образования», «Отличник Министерства культуры СССР». 1989 г. – новый этап в жизни композитора. Он возвращается на историческую родину. Эта важная веха в его творческой биографии связана с почетной миссией возрождения крымскотатарского театра на крымской земле после полувекового забвения. Вместе с инициаторами – Айше Диттановой, Сеитхалилом Османовым, Акимом Джемилевым, Сулейманом Умеровым, Мухсином Османовым была проделана большая работа по возрождению национального театра. Благодаря их непоколебимости и веры в задуманное 15 апреля 1990 г. состоялась премьера спектакля «Арзы къыз». Затем были поставлены спектакли «Насреддин Оджа», «Адынъ чыкъкъандже джанынъ чыкъсын» и др. В 1993 г. за заслуги в области театрального искусства И. Бахшишу присвоено почетное звание «Заслуженный деятель искусств Украины». С театром композитор постоянно поддерживал тесную творческую связь до последних дней жизни. 25 июля 2000 г. известного композитора не стало. Но осталась его музыка, которой композитор посвятил всю жизнь. Музыка звучала в его душе и никогда не покидала его. Ильяс Бахшиш пел, пела его душа. В конце своей жизни он красноречиво выразил это свое состояние в интервью: «Душа, несмотря на возраст, каждый раз поет свою песню». Труд композитора не пропал даром. Работает и процветает крымскотатарский театр, по-прежнему звучат народные мотивы в интерпретации музыкантов новых поколений. А. А. Душенко (г. Бахчисарай) РОГОВЫЕ КОЛЬЦА ДЛЯ НАТЯЖКИ ТЕТИВЫ ЛУКА «МОНГОЛЬСКИМ» СПОСОБОМ ИЗ РАСКОПОК МАНГУП-КАЛЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ИССЛЕДОВАНИЙ 1990–2010 гг.) Предметы, изготовленные из кости и рога, составляют неотъемлемую часть археологических материалов, полученных в результате исследований памятников средневековой Таврики. Большинство классификаций коллекций изделий из кости и рога строятся по принципу определения функционального назначения предметов и объединения их в группы, связанные единством сферы их применения. Подобный подход к систематизации материалов Мангупского городища был предложен нами в работе, посвященной изделиям из кости и рога из раскопок участка городской застройки у церкви Св. Константина. Одной из выделенных групп артефактов, чье функциональное назначение не вызывает сомнений, являются предметы вооружения. Группа включает ряд деталей оружия ближнего и дальнего боя. Особый интерес среди предметов этой категории вызывают кольца с подтреугольным выступом для натягивания тетивы лука. 29 Способ стрельбы из лука с помощью подобных колец получил в литературе название «монгольского», хотя наиболее ранняя находка нефритового кольца для натягивания тетивы происходит из погребения китайской царицы Фу Хао (XIII–XII вв. до н. э.). Кольцо надевалось на большой палец правой руки выступом вовнутрь. Натяжение тетивы осуществлялось без помощи пальцев. Подобные кольца изготовлялись из различных материалов: серебра, дерева, мрамора, кости, рога, песчаника и т. д. Три экземпляра из материалов Мангупа изготовлены из рога оленя благородного (Cervus elaphus L.), о чем свидетельствуют остатки характерной для этого материала губчатой структуры. Два предмета окрашены в бледно-зеленый цвет, один украшен орнаментом из точек, все изделия отполированы. Оба окрашенных кольца происходят из горизонта нижнего яруса застройки внутри цитадели, датированного второй половиной XIV – третьей четвертью XV в., третий предмет найден в дерновом слое дворца князей Феодоро. Ближайшие аналогии мангупским находкам известны среди материалов крепости Фуна (XV в.) и засыпи валганга со следами пожара 1475 г. Чембало. Кольца для натягивания лука упоминаются среди материалов средневековых укреплений Таврики. Аналогичные изделия имеются среди материалов Болгара и других памятников Золотоордынского круга. Два бронзовых кольца для натягивания тетивы и один предмет, изготовленный из слоновой кости, найденные в Коринфе, датированы не ранее чем XII в. Учитывая археологический контекст находок, а также круг ближайших аналогий, мангупские кольца для натягивания тетивы лука следует датировать второй половиной XIV – третьей четвертью XV в. Находки этих предметов, очевидно, свидетельствуют о знакомстве лучников Феодоро с «монгольским» способом стрельбы, а возможно, и о присутствии среди населения княжества золотоордынского компонента. Последнее предположение косвенно подтверждается находками в культурных слоях городища других предметов Золотоордынского круга. А. В. Евглевский (г. Донецк) КУЛЬТОВЫЕ ПАМЯТНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ И КРЫМУ: ПЕРЕСМОТР СЛОЖИВШИХСЯ СТЕРЕОТИПОВ В процессе работы над Сводом каменных изваяний Восточной Европы у меня накопилось более 140 культовых комплексов кочевников половецкого времени, которые в археологической литературе фигурируют под термином «половецкие святилища». В визуальном плане это сооружения, устроенные, как правило, на вершинах курганов более ранних культур. Их компонентами в разных сочетаниях являются каменные конструкции в виде квадратных или реже прямоугольных площадок, округлые ровики, кромлехи, от одного до четырех изваяний, и квадратные или прямоугольные ямы для установки последних. Кроме этих основных признаков 30 данного вида памятников, встречаются целые или разбитые амфоры трапезундского типа, кости животных (обычно коня, барана), очень редко железный или медный котел, а также некоторые другие вещи. Половецкие святилища, или, правильнее сказать, тюркские культовые курганные сооружения, являются одним из самых выразительных проявлений мировоззрения средневековых кочевников – культа предков. Типология, хронология и семантика этих культовых памятников получили в литературе освещение, но до сих пор не была составлена карта их распространения. Этим объясняется не совсем удачные выводы исследователей относительно соответствия их нахождения различным племенным образованиям в восточноевропейской степи, не говоря уже о типологическом разграничении памятников. Отсутствие общей картины их распространения и обобщающих публикаций не способствовало развитию знаний об этой категории памятников. Спустя 40 лет после выхода в свет каталога С. А. Плетневой количество обнаруженных изваяний удвоилось, а открытых святилищ – увеличилось примерно в пять раз. Значительно возросшая источниковая база позволила поставить вопрос о пересмотре многих устаревших стереотипов относительно этих памятников. Это в первую очередь: • несоответствие термина «святилище» реалиям исследованных памятников; • узость датировки, не выходящей в золотоордынское время; • мнение о распространении половецких святилищ на всей территории, занятой кочевниками соответствующего времени; • неразвитая типология святилищ и, как следствие, многие неучтенные их функции; • ошибочная связь между типами изваяний и расположением половецких объединений; • этническая неразделенность святилищ; • семантическая искаженность разбитых и захороненных изваяний. М. В. Ельников (г. Запорожье) ИСТОРИЧЕСКАЯ ТОПОГРАФИЯ ЗОЛОТООРДЫНСКОГО ГОРОДИЩА КОНСКИЕ ВОДЫ Вопрос о существовании городища Конские Воды на северном участке Крымского улуса был впервые поднят В. Л. Егоровым. Расположенный на стратегическом узле сухопутных сообщений, памятник неоднократно упоминается в источниках. «Книга Большому Чертежу» фиксирует на правой стороне Конских Вод «7 кешеней татарских мечетей». В 1680 г. московские послы описали на берегах реки остатки строений, некогда принадлежавшие крымскому хану Мамаю. В связи с решением строительства новой Днепровской линии укреплений картографы отмечают «мечети» на обоих берегах, правый приток Конки – река Жеребец обозначается как Мечетная. С одного из мавзолеев в 1769 г. был снят план. 1774 г. датируется подробная карта «План Конских Вод и Мечетной, называемой рекою Жеребец», где указано не менее пятнадцати «мечетей». В конце 31 XVIII в. на левом берегу Конки возникло селение под названием Аул. По данным епископа Гермогена от 1887 г., к Аулу примыкал холм Москов (или Мечеть), на котором некогда была татарская деревня с мечетью. Таким образом, городище располагалось на двух берегах реки Конка, у современных сел Кирово и Юрковка Запорожской области. В районе памятника обнаружены архитектурные детали, орнаментальный мотив которых близок декору портала мечети Узбека. Исследования на левобережной части одного из сооружений, вероятнее всего мечети, показали, что стены кирпичного здания богато украшены мозаичным декором, характерным для памятников Поволжья XIV в. До Кучугурского городища Конские Воды имели расстояние однодневного перехода, от города шел прямой путь на верховья реки Молочной, известный с XVI в. как Муравский шлях. Концентрацию курганов в треугольнике Конка – Токмак – Днепр отмечали многие авторы XVIII–XIX вв. По Я. Потоцкому, часть из них была из кирпича. А. С. Терещенко видел здесь «признаки старого городища». О расположении ставки темника Мамая в районе Конских Вод сообщает крымский историк середины XVIII в. Абд ал-Гаффар Кырыми. Э. Д. Зиливинская (г. Москва) МАВЗОЛЕИ ЗАПАДНЫХ РАЙОНОВ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ В Золотой Орде, как и в других странах этого времени, где мусульманская религия играла существенную роль, мавзолеи строились во всех регионах. В частности, это объясняется тем, что в золотоордынских городах наибольшим влиянием пользовались проповедники суфизма, для которого характерен культ «святых могил». Среди раскопанных археологами объектов монументальной архитектуры мавзолеи составляют наибольшее количество. Отдельные постройки сохранились до наших дней, некоторые известны по рисункам и описаниям исследователей и путешественников предыдущих веков. Общее число золотоордынских мавзолеев, планировка которых может быть в той или иной степени проанализирована, приближается к сотне. Археологически исследованы мавзолеи и в западной части Золотой Орды, то есть в тех ее районах, которые расположены западнее центрального, поволжского региона. Крупный мавзолей размерами 21,5 х 10,5 м был раскопан в Воронежской области, у поселка Красный. Он состоял из двух помещений и подземного склепа. Массивный портал его был украшен мозаикой из кашина. В Днепровском Левобережье, на урочище Мечеть, исследованы два квадратных в плане мавзолея с выступающими порталами. Серия мавзолеев золотоордынского времени известна в Крыму. Два из них раскопаны в Солхате. В других частях Крымского полуострова известно довольно много мавзолеев, называемых по-тюркски «дюрбе». Они имеют различную степень сохранности, но большей частью планировка их прослеживается достаточно полно. Все мавзолеи в Крыму возводились из тесаного камня, преиму32 щественно известняка, на крепком известковом растворе. К сожалению, не все они поддаются достоверной датировке, поэтому в настоящую работу включены те памятники, которые либо построены в золотоордынское время, либо соответствуют золотоордынским мавзолеям по планировке и внешнему облику. Это Эски-дюрбе в Бахчисарае, дюрбе № 1, дюрбе № 4 и «Малый восьмигранник» в Азизе, а также мавзолей Джанике-ханым в Чуфут-Кале. У западных границ Золотой Орды, на территории Поднестровья, также исследованы мемориальные постройки золотоордынского времени. Два мавзолея раскопаны в 50-е гг. XX в. на городище Старый Орхей, еще два – возле села Бравичены Оргеевского района. У села Новосельского Ренийского района Одесской области также исследовано каменное здание, которое, скорее всего, является мавзолеем. Обзор мемориальных построек западных районов Золотой Орды показывает, что планировка их достаточно разнообразна. Здесь строились башенные многогранные сооружения как с порталами, так и без них. К фасадным мавзолеям этого типа относится «Малый восьмигранник» в Азизе. Дюрбе Джанике-ханым в Чуфут-Кале имеет развитый портал. Наиболее многочисленную группу представляют мавзолеи с кубическим (призматическим) помещением усыпальницы. Здесь встречаются фасадные здания без портала, такие как дюрбе № 4 в Азизе и мавзолей № 1 в Старом Орхее. Часть построек имеет узкий выступающий портал. Это Эски-дюрбе и дюрбе МухаммедШах-бея, мавзолей в Новосельском. Такой же выступающий портал, но значительно более мощный имеют мавзолеи № 1 и № 2 в урочище Мечеть, мавзолей № 2 в Солхате. Возможно, он представлял собой довольно высокую арку типа среднеазиатского пештака. Довольно интересно решена планировочная структура мавзолеев возле села Бравичены в Поднестровье. Пилоны портала вписаны в объем здания и значительно превышают по толщине стены основного помещения. В то же время портальная часть равна по длине основному помещению, то есть между пилонами располагается длинное узкое пространство вроде коридора. Именно в этом коридоре находится вход в сводчатый узкий проход, ведущий в погребальную камеру склепа. Мавзолей № 1 в Солхате представляет собой постройку с порталом, вписанным в объем здания, но не имеющим массивных пилонов. Пилоны портала являются продолжением продольных стен здания, но не превышают их по ширине. Самой крупной постройкой является мавзолей № 2 возле поселка Красный Воронежской области. Это многокамерный призматический продольноосевой мавзолей с массивным порталом типа пештака. Большая часть продольноосевых мавзолеев Золотой Орды состоят из двух помещений – прямоугольного в плане тамбурного, следующего за входом, и квадратной в плане усыпальницы. По-видимому, прямоугольное помещение возникает в результате возведения сплошной стены между пилонами портала и «закрывания» входного айвана. Стены этого помещения обычно не отличаются большой толщиной, поэтому такие здания, скорее всего, не имеют высокого портала и являются фасадными. Стремление сделать акцент на фасадную часть привело к возникновению построек такого же плана, но с входом, оформленным пештаком. 33 А. В. Кабачкова (г. Симферополь) КОМПЛЕКС КУРИТЕЛЬНЫХ ТРУБОК ЖИЛОГО КВАРТАЛА В ВЕРХОВЬЯХ БАЛКИ ТАБАНА-ДЕРЕ (МАНГУПСКОЕ ГОРОДИЩЕ): ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ТИПОЛОГИЯ В рамках многолетней программы комплексного изучения средневекового Мангупского городища в 2005–2006 гг. (июль – сентябрь) были осуществлены археологические исследования жилой и хозяйственной застройки так называемого караимского квартала в верховьях балки Табана-Дере. В ходе этих экспедиций была собрана коллекция керамических курительных трубок (100 шт.), которая на сегодняшний день является достаточно крупным комплексным собранием на территории полуострова. Серебряные монеты Османской империи и Крымского ханства и комплекс керамики, взятые из одних слоев с трубками, позволили определить принадлежность данных трубок к турецкому времени и остановиться на дате середина XVII – первая половина XVIII в. Основная часть курительных трубок была взята из 2, 3 и 4-го слоев. Слои № 2 и № 3 функционально определяются как последовательные горизонты «городской свалки». Во 2-м слое вместе с 19 трубками был взят билонный бешлык Фетха II (1736– 1737), который позволил датировать материал второй четвертью XVIII в. Курительные трубки из 3-го слоя найдены вместе с черепицей типа «татарка», фрагментами глазурованных изделий (кувшинов, туваков и мисок), покрытых коричневой или зеленой различных оттенков поливой, фаянсовыми чашками и блюдцами (типа «кютахью»). Фрагменты курительных трубок (всего 16) из 4-го слоя датируются наиболее поздними билонными акче выпуска крымских ханов конца XVII в. Все трубки можно разделить на коричнево- (больше 40 шт.), красно- (больше 35 шт.), светло- (19 шт.) и сероглиняные (13 шт.). Основная часть трубок имеют штампованный геометрический орнамент или насечки. Клейма на трубках встречаются достаточно редко; возможно, не сохранились. Наибольшую группу составляют односоставные трубки без отделения на чашку и втулку (21 шт.). Трубки такого типа были найдены в Софии и ВеликоТырново (Болгария). В коллекции курительных трубок из Очакова такая белоглиняная трубка датируется XVIII в. Вторая по количеству группа трубок представлена фрагментами изделий с дискообразным основанием. Аналогичные типы трубок прослеживаются на территории Хотинской крепости (археологические исследования 2004–2008 гг.). В отдельную группу можно выделить трубки, чашечки которых имеют округ­ лое тулово и цилиндрической формы «шею». По классификации Хейса, такой тип трубок был распространен на стыке XVII–XVIII вв. Тулово чашки покрывалось вдавленными вертикальными полосами. Отдельная группа трубок находит аналогию среди курительных трубок XVIII в. из Аккермана, чашечки которых круглые, бутонообразные, в форме бочоночка. 34 В отдельную группу можно выделить трубки круглой формы с туловом, орнаментированным в виде секторов-лепестков (бутонообразная форма). Представленная коллекция является только частью всего материала по курительным трубкам, собранного в ходе археологических работ на Мангупском городище в 2005–2006 гг. Т. М. Калинина (г. Москва) АРАБСКИЕ ПИСАТЕЛИ О ГОРОДАХ КРЫМА ЗОЛОТООРДЫНСКОГО ПЕРИОДА Города Крыма до нашествия монголов были мало известны арабам. В словаре Йакута (был написан в 20-х гг. XIII в.) встречается название Херсон (Карасинда), расположенный напротив Трапезунда (Атрабазунда). Упомянута также Керчь (Карш) между Кафой и Азовом (Азак); это тюркские формы. Ибн Са’ид (XIII в.) назвал Черное море «морем Судака» – тюркским именем города, ранее известного как Сугдайя, Солдайя, Сурож, а также упомянул город Судак как находившийся на берегу моря Ниташ (искаженное название Понт). Абу-л-Фида’ (1273–1331) перечислил тюркские имена городов: Кафа (Феодосия), Судак, Сулгат (Солхат, позднее Крым), Сару Карман («желтая крепость», ранее Херсон), ал-Карш (Керчь). Ибн ал-Асир (1160–1233/34) поведал о набеге на Судак Джебе и Субэдея в 1223 г. Ибн аз-Захир (ум. 1239) упомянул город Дафнисийю (в варианте ал-Му­ф­ад­ дала, автора XIV в. – Дакситу) на побережье Судака, куда прибыло посольство Берке, которое затем перешло горы Судака и оказалось в селении (карийа) алКирим (Крым), населенном кипчаками, русскими и аланами. Ал-‘Умари (XIV в.), описывая земли Золотой Орды, назвал города Кафу и Судак. Ибн ал-Фурат (1334/35–1404/05) и ал-Макризи (1365–1441/42) упомянули о строительстве мечети с именем египетского султана в ал-Кириме в 1287/88 г. Рукн ад-Дин Бейбарс (ум. 1325) и Муфаддал (XIV в.) повествовали о разорении Ногаем в 1229 г. Кафы, Сарукермана, Кырк-Йери (Чуфут-Кале), Карджа (Керчи). Ан-Нувайри (1279–1332) писал о разгроме в 1307/08 г. ал-Кирима и Кафы по велению Токты в отместку генуэзцам за продажу в рабство «татарских» детей. Ал-Калкашанди (ум. 1418/19) указал, что столицей Крыма (ал-Кирим), местности к северу от моря Ниташ (Понт), является город Сулгат, который «теперь» называется чаще ал-Кирим. Ибн Баттута (1304–1377) описывал Крым (у него – Кирам) – крупный красивый город, Кафу – большой город с хорошей гаванью и ал-Карш (Керчь). Во всех этих городах упомянуты мечети. Арабские писатели передавали ценную оригинальную информацию о городах Крыма золотоордынского периода. 35 И. В. Карашевич (г. Киев) ОСОБЕННОСТИ ЗАСТРОЙКИ СРЕДНЕВЕКОВОГО АККЕРМАНА КАК ОТРАЖЕНИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ИСТОРИИ ГОРОДА История города Аккермана в составе Османской империи нашла своеобразное отображение в специфических чертах планировочной структуры и в архитектуре разновременных сооружений. Характер расположения общественных, культовых, торговых, оборонительных строений позволяет определить не только основные этапы архитектурного развития средневекового Аккермана, но и особенности сложения его планировочной структуры и формирования наиболее примечательных архитектурных комплексов. Ранний этап развития Аккермана как османского города приходится на конец XV – конец XVI в. В этот период Аккерман служил военно-стра­тегическим пунктом, поэтому все усилия были направлены на укрепление его как военного объекта – осуществлялись перестройка и усиление крепости. Следующий этап градостроительного развития – конец XVI в. – начало XVIII в. Он связан с созданием отдельной административной единицы Аккерманского санджака с центром в Аккермане. В этот период внешний вид города существенно изменился благодаря возведению мечетей и характерных мусульманских построек различного назначения. Помимо выполнения оборонительных функций, крепость стала административным центром города. Размещение в городе оборонительных, гражданских, культовых и других сооружений позволяет высказать некоторые предположения о планировочной структуре и характере застройки средневекового Аккермана. Следует отметить, что пространственно-планировочная структура города в своей основе сложилась еще во времена Молдавского княжества. Город состоял из двух секторов – крепости и посада (территория жилой застройки). Крепость являлась планировочным центром города. По характеру объединения отдельных его частей и системе магистралей Аккерман относится к группе городов с веерной (лучевой) застройкой. На всех этапах развития города его административная и торгово-общественная жизнь неизменно сосредотачивалась около крепости. Поэтому основная (самая оживленная) улица, к которой тяготели наиболее значительные и примечательные городские сооружения, проходила вдоль крепостных стен. Н. В. Кашовская (г. Санкт-Петербург) СТАНОВЛЕНИЕ КАРАИМСКОЙ ОНОМАСТИКИ (ПО РИТУАЛЬНОЙ КАРАИМСКОЙ КОЛЛЕКЦИИ ГМИР) Караимская коллекция ГМИР представлена предметами из ритуального молельного облачения, интерьерными ритуальными тканями кенас. Это налобник, шабсы (другое название «чичит» от древнееврейского «цицит»), парохеты (завесы), таллиты, сумочка для таллита, деревянная модель страусиного яйца. Кол36 лекция начала формироваться с 1932 г., когда в музей из симферопольского Центрального антирелигиозного музея (Крымской АССР) поступили эти девять предметов. В ЦАМ, вероятнее всего, они попадали из евпаторийского Антирелигиозного музея, который был филиалом Евпаторийского археолого-этнографического музея с караимским отделом. Сам же евпаторийский Антирелигиозный музей был создан в 1932 г. в здании бывшей караимской кенасы. Совершенно точно можно говорить о евпаторийском происхождении двух парохетов (номера ГМИР: Е-2460 – VII, Е-2381 – VII), что следует из вышитых на них надписей. Данные ритуальные завесы представлены в списке 1932 г. среди вещей, переданных Центральным антирелигиозным музеем Симферополя. Оба парохета именные, посвящены «святыне» города Гёзлеве: первый – «Мерафаэлем, сыном Моше Тиришкина, в честь его отца и брата Якова Белика из караимов», второй – «почтенным господином Авраамом, мудрецом, сыном почтенного господина Моше Габая, мудреца и шапшала, и супруги его, госпожи Акбиче... дочери почтенного господина Мордехая Габбая»; второй парохет датирован 657 г. (1897 г. по Р. Х.). Габаи и шапшалы – это руководители общины, ее администраторы, занима­ ющиеся финансовыми и административными делами общины (составляли совет общины), которым пришлось в XIX в. решать куда более сложные вопросы, выходящие за рамки общинных интересов. В 1863 г. караимы получают полные права граждан Российской империи. С этого момента караимские общинные лидеры были духовно призваны содействовать включению своих членов к активной жизни в новых условиях. Можно полагать, что встречный интерес и российской администрации к одному из «туземных» народов – караимам – был вызван и экономическими соображениями. Караимские семьи осваивали такие отрасли крымского хозяйства, как шелководство, виноградарство, садоводство и табаководство, которые очень быстро стали наиболее эффективными. Купеческий интерес привел их в столичные города. В Москву, Петербург уже выезжали с паспортами, где с именами в обязательном порядке указывались фамилии. Так появились купцы и промышленники Габбаи, Айвазы, Шапшалы. Благополучно сошлись интересы новой администрации и заботы караимских общинных духовных лидеров. А. Р. Кемалова (пгт Черноморское) КРЫМСКОТАТАРСКИЕ ТОПОНИМЫ ТАРХАНКУТА: ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ И СОХРАНЕНИЯ Тарханкутский полуостров представляет собой уникальную природно-гео­гра­ фическую и историко-культурную территорию. Сложившаяся в настоящее время топонимия Тарханкута очень многогранна и выступает богатейшим источником информации по истории данного региона. Тем не менее это самый неизученный вопрос и этимология большинства наименований либо ошибочно трактуется, либо вовсе не осмыслена. Отдельные вопросы по топонимике Черноморского района в контексте изучения проблем топонимии Крыма рассматривались 37 Н. А. Аристовым, О. Акчокраклы, А. И. Маркевичем, А. В. Суперанской, В. А. Бушаковым, Дж. Челебиевым, С. Н. Пушкаревым, И. А. Савчук. Для решения многих проблем, связанных с историей проживания и формирования этносов, большое значение имеют региональные топонимические исследования. Кроме того, сформировавшаяся на протяжении столетий топонимика Тарханкута – это ценный объект нематериального культурного наследия, она вобрала в себя память истории народа, его языка и культуры. Ее сохранение должно быть приоритетным в деле музеефикации объектов крымскотатарского историко-культурного наследия данного региона. Цель работы: определить основные черты крымскотатарской топонимической системы Тарханкута, для ее дальнейшего осмысления и сохранения. Это обусловливает необходимость решения следующих задач: 1) изучить состав и своеобразие топонимии как языкового источника информации по истории и культуре населения края и истории языка; 3) определить социально-экономические, историко-культурные предпосылки формирования топонимов района; 4) определить основные способы образования топонимов, типы их моделей. Как следствие изменения этнического состава населения на данной территории топонимическая система Тарханкута сложна и имеет пласты, которые в течение веков наслаивались друг на друга, что привело ко многим изменениям (фонетическим, этимологическим, лексическим и др.). Условно можно выделить несколько хронологических пластов: античный, тюркский, генуэзский, русский. Феноменом тарханкутской топонимии является факт использования современниками названий всех временных пластов. Из вышесказанного мы видим, что географические названия, широко бытовавшие в недавнем прошлом, утраченные и новые, появившиеся в настоящее время, представляют собой своеобразные историко-культурные энциклопедии народов Тарханкута. Они дают возможность проследить культурно-генетическую эволюцию людей через созданную ими символико-знаковую систему, отраженную в их ономастиконе, что уже само по себе представляет большой научный интерес. Е. И. Кобзарева (г. Москва) УЧАСТИЕ КРЫМА В ВОЙНЕ 1672–1681 гг. Во второй половине XVII в. Османская империя оказывала все возрастающие давление на Европу. С завершением в 1669 г. Кандийской войны основной удар султана был направлен против Речи Посполитой. Угроза нависла как над Право-, так и над Левобережной Украиной, что в 1672 г. привело к фактическому вступлению России в войну. Какую роль играл в этой войне Крым? Крым рассматривался Портой как резервуар силы, которую она использовала в своих целях. По сведениям, име­ ющимся у П. Гордона, во время осады Портой Чигирина в 1677 г. крымские отряды составляли половину войск. 38 Султан не торопился оплачивать крымские войска. Согласно полученным русскими данным, готовясь в 1672 г. к осаде Каменца-Подольского, султан предоставил «на подъем» крымским татарам 15 тыс. золотых червонных, однако по завершении похода не дал татарам увезти никакой добычи. В самом Крыму, как в этом случае, так и в дальнейшем, оставалось лишь незначительное число людей «на сторожах». (Вместе с татарами воевал перешедший на сторону султана Правобережный гетман П. Дорошенко; в 1675 г. ему было предоставлено татарами 70 тыс. человек.) В результате русско-польских переговоров 1671–1672 гг. была достигнута договоренность о ведении борьбы против султана и хана силами калмыков, ногайцев и запорожских казаков. Татары должны были справляться с возникшей для них угрозой в основном своими силами. Когда в 1672 г. азовский паша запросил Крым предоставить ему людей, крымский калга отказал: крымцы такие же «добыточники», что и донские казаки (помощь султана ограничилась 3 тыс. человек). Проводившаяся султаном политика не позволяла татарам совершать привычные для них походы за добычей, что вело к «оскудению» ханства. В первой половине XVII в. крымские татары являлись грозной силой и совершали походы далеко на север, а сдержать их могли только засечные черты. После заключения Бахчисарайского мира 1681 г. речь шла уже о походах русских в Крым, хотя в дальнейшем эти походы не принесли успеха. Г. Н. Кондратюк (г. Симферополь) КАРАИМЫ В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИКИ КОРЕНИЗАЦИИ В КРЫМСКОЙ АССР В 1920–1930-х гг. Коренизация в Крыму может быть классифицирована по двум критериям: хронологическому и этническому. Национальная политика, получившая название «коренизация», проводилась как комплекс специфических мер в зависимости от состояния, потребностей того или иного народа, тех целей, которых хотела достигнуть власть. С известной долей условности можно выделить этнополитику в отношении крымских татар, занявшую центральное место в коренизации, этнополитику по отношению к «нацменам Запада» – немцам, полякам и эстонцам. Власть их рассматривала как своеобразную «пятую колонну». В отличие от первого варианта этнополитики, немцы и поляки подверглись репрессивным мерам, в частности сокращению земельных владений. Третий вариант – переселенческая кампания евреев в Крым. Советская власть стремилась показать всему миру, что только в СССР решена проблема антисемитизма. «Крымский проект» по переселению евреев должен был стать важнейшей альтернативой Палестине. Но можно выделить еще одно направление этнополитики – это коренизация в отношении численно небольших народов: караимов, крымчаков, греков, болгар и армян. Для советской власти это направление не являлось таким же акту39 альным, как названные ранее. Оно не обещало внешне- и внутриполитических выгод, как, например, еврейское и крымскотатарское. Но власть стремилась обеспечить себе широкую социально-политическую базу. С этой целью в орбиту коренизации были вовлечены и караимы. Несмотря на небольшую численность, советская власть стремилась обеспечить их политическую лояльность и сформировать поколение граждан, участников советского строительства. Согласно данным предварительной переписи, проведенной в апреле 1921 г., в Крыму проживало 5564 караима, что составляло 0,7% численности жителей полуострова. Политика коренизации в отношении караимов включала деятельность национальных школ, клубов и секций в общих клубах, выделения квот для обучения молодежи в техникумах и вузах. Это культурно-гуманитарное направление этнополитики интенсивно осуществлялось в 1923–1928 гг. В дальнейшем количество караимских школ уменьшилось. Акцент был перенесен на формирование советской интеллигенции из молодежи для индустриализации. При Президиуме ЦИК Крымской АССР в сентябре 1929 г. была создана Комиссия по коренизации государственного, кооперативного и профсоюзного аппарата и общественных организаций в Крыму. Комиссия выделяла квоты, в том числе и для караимов. Сворачивание мероприятий коренизации датируется годами «Большого террора», перечеркнувшего позитивные достижения советской этнополитики. Ю. М. Кочубей (г. Київ) ВНЕСОК С. М. ШАПШАЛА (1873–1961) У СХОДОЗНАВСТВО Видатний син караїмського народу С. М. Шапшал – духовний і громадський провідник караїв у важкому ХХ ст. був також і вченим-сходознавцем, насамперед тюркологом. Але ця сторінка його біографії досліджена ще недостатньо. Він одержав прекрасну освіту, вищу – на східному факультеті Санкт-Петербурзького університету. Цілком природно, що основним полем його наукових зацікавлень було караїмознавство. Ще в студентські роки він опублікував дві статті, які давали інформацію про життя караїмів у Криму. Після обрання гахамом кримських караїмів (1915) виступив з рядом статей караїмознавчого характеру, зокрема, в «Известиях Караимского Духовного Правления». Його наукові напрацювання в галузі лінгвістики було використано М. К. Ататюрком під час реформи турецької мови. Ним було засновано караїмську бібліотеку «Карай бітіклігі» і караїмський музей. Караїмський музей він створив пізніше і в Литві, який функціонує і досі. Важливе значення мала опублікована в 1928 р. в Стамбулі турецькою мовою праця «Кримські караї – тюрки», де були викладені його погляди на походження, етногенез і релігійну самобутність караїмського народу, які й сьогодні викликають дискусії. С. М. Шапшал брав активну участь в науковому житті польських орієнталістів, після того як був обраний гахамом литовських і польських караїмів (1928) і став жити у Вільнюсі. Ним було написано ряд праць з історії караїмів, з філологічних питань, він виступав на наукових конференціях. С. М. Шапшал напи40 сав російською мовою монографію «Караїми в Криму, Литві і Польщі», яка стала основою першого, вступного тому «Караїмської народної енциклопедії» (1995). В «радянський період» свого життя він взяв активну участь в реалізації важливого для тюркологічної науки проекті – підготовці «Караимско-русско-польского словаря» (М., 1974). Шість років С. М. Шапшал виконував важливу дипломатичну місію в Іранському Азербайджані і за цей час зібрав багатий «польовий» матеріал, що дозволило видати важливу працю «Зразки народної літератури тюрків Перського Азербайджану (вступ, текст, переклади і словник азербайджанськопольсько-німецький)» (Краків, 1935). У книзі зібрані зразки фольклору південних азербайджанців: казки, прислів’я і приказки, притчі, загадки, а також уривки з народнопоетичних творів: тесніфи, герайли, баяти, варсаги та ін.. Всі тексти записані із збереженням діалектних особливостей. Цікавими і для сучасних тюркологів є матеріали, де йдеться про родоплемінну диференціацію місцевого тюркського населення» про шахсевенів, каджарів, афшарів, карапапахів та ін. Робота знай­ шла високу оцінку фахівців, особливо діалектологів та фольклористів. Караїмський вчений працював у Польській академії наук, 1930 р. Львівський університет присудив йому ступінь доктора філософії гоноріс кауза, а 1939 р. його було обрано екстраординарним професором Вільнюського університету. Ж. Б. Кулькатов (г. Балашиха) ИСЛАМ В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ: ОТ ЗОЛОТООРДЫНСКОГО ВРЕМЕНИ К СОВРЕМЕННЫМ РЕАЛИЯМ История ислама на юге современной России (в Нижнем Поволжье) насчитывает несколько веков. Проникновение ислама в регион связано с эпохой Хазарского каганата, с вторжением в 737 г. арабской армии полководца Марвана ибн Мухаммада в Хазарию. В столице каганата Итиле, находившемся в дельте Волги, существовала крупная мусульманская община с мечетями и мектебами, шариатским судом. В войске кагана был мусульманский корпус «аль-арсийа». Большую роль в распространении ислама играла транзитная торговля, связавшая древние культурные центры Хорезма, Волжской Булгарии, Крыма и Нижнего Поволжья. С XIII в., когда край вошел в состав Улуса Джучи, складывались предпосылки для господства ислама в регионе. Первыми ханами-мусульманами в Золотой Орде были Берке (1258–1266) и Туда-Менгу (1281–1287). Но превращение ислама в государственную религию и начало исламизации населения Дешт-иКыпчака связаны с деятельностью ханов Узбека (1312–1342) и Жанибека (1342– 1357). Ибн Баттута писал о богатстве Сарая времен хана Узбека, о множестве мечетей. Археологические материалы Селитренного, Водянского, Красноярского, Царевского городищ говорят о складывании и распространении единого мусульманского погребального обряда, о едином стиле культовых сооружений в крае и медресе Узбека, и мечети Куршун-Джами в Старом Крыму, и мечетей Хорезма. 41 Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани писал, что важную роль в распространении ислама в Нижнем Поволжье в средние века играли мусульманские проповедники – суфии (легендарный Баба Туклас, прадед эмира Эдиге, Сары Салтук, известный больше в Крыму и Добрудже и др.). Тарикаты Накшбандийа, Кубравийа – суфийские братства – проводили миссионерскую деятельность в Золотой Орде и Астраханском ханстве. Для большего успеха суфии включили основные догматы ислама в мир языческих представлений кочевников, создали религиозную литературу на «тюрки», предполагали участие женщин в общественной и религиозной жизни общины и др. Суфийский ислам отражал мировоззрение степняков, но исламизация была поверхностной, неравномерной и длительной. С 1556 г., с присоединения Астраханского ханства к России, до начала XX в. мусульмане края были представлены различными этническими группами. В Астрахани и пригородной зоне ислам исповедовали юртовские татары-ногаи, казанские татары-переселенцы из Среднего Поволжья, агрыжанские, бухарские и гилянские татары, выходцы из Средней Азии – «бухарцы» и «хивинцы». В кочевой среде мусульманами были юртовцы, ногаи-карагаши и кундровские татары, туркмены (переселенцы в регион с XVII в.) и казахи (с конца XVIII в. – начала XIX в.). Кроме этих групп суннитов, до конца 1930-х гг. в Астрахани проживали немногочисленные персы-шииты. Степень религиозности была связана с урбанизированностью этнической группы. Горожане были более последовательной и ревностной уммой, у степных и сельских жителей исламские представления тесно переплелись с язычеством. Казахи, ногаикарагаши и туркмены перешли окончательно к оседлости в 1930-х гг., поэтому у них больше доисламских архаизмов (культ предков, культ святых и их мазаров«аулие», исламизированное шаманство, анимизм и др.) в культуре по сравнению с юртовскими татарами. В мусульманской обрядности большую роль играли праздники жертвоприношения Курбан-байрам, разговения Ураза-байрам после поста Рамазан, процесс имянаречения детей, обряд обрезания мальчиков – «суннет», заключение брака «никях» по нормам шариата, церемония похорон «джаназа», «хадж» – паломничество в Мекку. Одна из первых мечетей «русского периода» близ Астрахани упоминается в 1586 г. В 1620 г. ногайский сеид Сайф-ад-Дин построил мечеть уже в городе. В 1616 г. персы-шииты построили мечеть на Гилянском купеческом дворе. Османский путешественник Эвлия Челеби в 1666 г. писал, что в Земляном городе (посаде новой Астрахани) находилось семь мечетей. С 1788 г. мусульмане нижневолжского региона подчинялись Оренбургскому Магометанскому духовному управлению. В 1910 г. в крае насчитывалось около 300 тыс. мусульман (30% населения реги­ она), 209 мечетей, 137 мектебов и 9 медресе (в Астрахани – 18 мечетей, 19 мектебов и 6 медресе). В конце XIX в. – начале XX в. появились первые мусульманские организации: «Джамаат Хайрийа» (благотворительное общество, 1896 г.), «Маджлис Шура-и-Ислам» («Совет ислама», 1905 г.), общество «»Джамаат Исламийа» (1907 г.), благотворительное общество персов-шиитов «Энджумен Хайрийа». В феврале и октябре 1917 г. «Милли Идарэ» (Национальное управление), представлявшее татарскую буржуазию, духовенство и интеллигенцию, боролось про42 тив большевиков и мусульманского ревкома. В 1918 г. «Милли Идарэ» было распущено, а ревком преобразован в губернский комиссариат по мусульманским делам. С отделением церкви и религии от государства и школы в 1920–1930-е гг. закрылись многие мечети и медресе (к концу 1930-х гг. в крае осталось шесть мечетей, к середине 1950-х гг. – четыре), многие священнослужители были репрессированы. В советское время ислам сохранил влияние на жизнь тюркских народов реги­ она. Существовали подпольные молитвенные дома, мусульманские школы, «бродячее духовенство», вместо мечетей – святые места «аулие». В отличие от Крыма, в Нижнем Поволжье не было массовой эмиграции мусульман (мухаджирства) в XIX в., не было и насильственного прерывания в истории ислама в советский период, которое имело место в Тавриде после 18 мая 1944 г. Ислам остался и верой, и образом жизни, и традиционной формой этнической идентичности тюркского социума. С конца 1980-х гг. наблюдается религиозное возрождение: в 1991 г. в Астраханской области было семь мусульманских общин, в 2000 г. – 43, в 2010 г. – 55. Здания старых мечетей переданы верующим, ведется активное строительство новых мечетей, открытие мектебов и курсов изучения ислама. В 1997 г. в Астрахани был открыт Исламский институт Хаджи-Тархан. В 1991 г. был создан Астраханский мухтасибат, преобразованный в мае 1994 г. в муфтиат, или Духовное управление мусульман Астраханской области; после регистрации 6 июня 1999 г. – Астраханское региональное духовное управление мусульман Астраханской области, которое подчиняется Духовному управлению мусульман России и европейских стран СНГ в Уфе. В 1990–2000-х гг. мигранты с Кавказа и Средней Азии образовали общины азербайджанцев-шиитов, общины суннитов-шафиитов с Северного Кавказа, турков-месхетинцев (ханафитов), вынужденных переселенцев из Ферганской долины. Усиливается роль ислама в регионе как стабилизирующего фактора в условиях социальной напряженности и полиэтничности. О. С. Маврина (г. Киев) ВХОЖДЕНИЕ МУСУЛЬМАНСКОЙ ЗНАТИ КРЫМА В СОСТАВ РОССИЙСКОГО ДВОРЯНСТВА В КОНЦЕ XVIII – XIX в.: БЕЙСКИЕ РОДЫ После ликвидации Крымского ханства и включения его территорий в состав Российского государства родовая аристократия и служилая знать Крымского ханства начинают процесс борьбы за сословные привилегии. Этот процесс продолжался в течение столетия. Еще в середине 60-х гг. XVIII в. в русском государстве наметилась тенденция перехода от жесткой политики христианизации к более прагматичной политике в отношении привилегированных слоев татарского населения Среднего Поволжья и Приуралья, проявлением которой стал указ 1773 г. «О терпимости всех исповеданий». В 80-е гг. XVIII в. появляется ряд законодательных актов, направленных 43 на ликвидацию социального противостояния и включение мусульманской знати в структуру Российского государства. Одним из таких актов стал указ от 1 ноября 1783 г., позволявший принимать на службу и награждать офицерским званием татарских мурз и «чиновных людей». Важными для мусульманской части татарской знати и особенно для знати бывшего Крымского ханства стали указы Екатерины II от 22 февраля 1784 г. и 21 апреля 1785 г. – «О позволении князьям и мурзам татарским пользоваться всеми преимуществами российского дворянства» и «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства». Эти акты активизировали процесс получения дворянского звания представителями мусульманской знати. В конце XVIII в. крымские мурзы вносились в IV часть родословной книги как иностранные знатные роды, татарские мурзы Поволжья и Приуралья – в V часть (титулованные роды) и VI часть (древние благородные роды, доказавшие дворянское происхождение за 100 лет до «Жалованной грамоты»). В VI часть включались татарские мурзы, которые еще в XVI–XVII вв. перешли на службу к русским государям, были возведены ими в дворянство и позднее получили название «князья татарские». Не всей мусульманской знати удалось пройти многочисленные препятствия к утверждению ее в дворянском звании. Особенно сложным был этот процесс для крымских мурз, которые позднее начали инкорпорироваться в социальную структуру российского общества. Мусульманская знать Крыма была неоднородной по своему этническому и социальному составу. В 20-е гг. XIX в. в процесс получения дворянского звания включилась родовая аристократии бывшего Крымского хан­ ства – мурзы шести бейских родов: Ширин, Мансур, Сиджеут, Аргин, Кипчак, Яшлав. А. В. Малов (г. Москва) ПРИХОДНО-РАСХОДНЫЕ КНИГИ КАЗЕННОГО ПРИКАЗА КОНЦА СМУТЫ (1613–1621 гг.) КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ КРЫМСКОГО ХАНСТВА И РУССКО-КРЫМСКИХ ОТНОШЕНИЙ Приходно-расходные книги Казенного приказа (далее – ПРККП) сохранились с 1613 г. за каждый год XVII в. с незначительными лакунами, как правило, в конце книги, иногда – в начале. Систематичность составляет их особую ценность как исторического источника XVII в. ПРККП до сих пор остаются за рамками внимания исследователей истории татар и русско-татарских отношений как в отношении Крыма, так и Ногайской Орды. Их значение для истории повышает имеющаяся в сохранившихся крымских посольских книгах лакуна с 7105 (1596/97) по 7130 (1621/22) г. Сохранившиеся за указанный период столбцы Крымского стола Посольского приказа лишь отчасти компенсируют отсутствующие посольские книги. В то же время ПРККП сохранили весьма ценную, порой уникальную, информацию по истории не только русско-крымских отношений, но и по истории крымскотатарской элиты. Русско-крымские отношения в Смутное время имели свои противоречия, связанные, как правило, с отсутствием в Крымском ханстве самодержавной вертикали власти наподобие московской или османской. Однако следует признать 44 несостоятельность утверждений некоторых советских и российских историков об участии Крымского ханства в каком-либо антироссийском союзе в период первой в России гражданской войны. Наоборот, в период Смуты Крымское ханство, исходя из собственных политических интересов, являлось естественным и последовательным союзником Московского государства. Исключением были лишь периоды правления Лжедмитрия I и боярского правления (Семибоярщина). Хотя нужно учитывать, что даже дружественная ханская политика, конечно, не могла остановить разграбления южных районов Московского государства бандами татарских казаков и мирз в условиях рухнувшей системы обороны юга России. Союз с Крымом в тяжелый для страны период весьма ценился и в Москве, где при дефиците бюджета не жалели последних средств для подкрепления союзнических чувств и обязательств. Идиллический период в отношениях молодой российской династии с крымскими Чингизидами продолжался по крайней мере до политического кризиса 1030 (1621/22) г., когда в условиях практически сорванного обеими сторонами Деулинского перемирия едва не возобновилась Русско-польская война. Именно тяжелая Хотинская кампания против турецко-татарских войск сыграла реша­ ющую роль в отказе Речи Посполитой от «открытия московского фронта». Но ПРККП отразили не только хронику приездов-отъездов дипломатических представителей двух стран. За период 1613–1621 гг. росписи поминков для ханской семьи и жалованья для крымскотатарской элиты наиболее подробны и отражают существовавшую структуру ханского двора и крымскотатарской элиты – размер поминка или пожалования должен был точно соответствовать месту и весу одаренного лица. За XVI в. мы не располагаем подобными источниками, но посольские книги, в которые не вносили сами росписи, сохранили многочисленные упоминания хранившихся «на Казенном дворе» росписей поминков и жалованья (например, в 1572, 1576, 1577 гг.). ПРККП XVII в. позволяют в ряде случаев опрокинуть ретроспекцию на предшествующее столетие, чтобы представить характер, масштаб и структуру, например, посольских даров – поминков и жалованья, отсылавшихся в Крым и жаловавшихся крымским послам, посланникам и гонцам. Фиксируют ПРККП и пожалования всех выходцев из Крыма – как русских пленников (и беглецов, и выкупленных), так и крымских татар, решивших по тем или иным причинам сменить сюзерена с царя Великие Орды на Государя царя и великого князя всея Руси. И. Г. Мамедова (г. Баку) ТЕБРИЗСКО-КРЫМСКИЕ ТОРГОВЫЕ СВЯЗИ В СРЕДНИЕ ВЕКА Расположение Тебриза, являющегося одним из основных городов Ирана, на самых выгодных торговых путях, ведущих из Востока на Запад, способствовало тому, что он занял важное место в международной торговле. Основные торговые связи, совершенные в основном по суше до великих географических открытий, 45 проходили через исторический Шелковый путь. В раннее Средневековье Великий Шелковый путь, проходивший через Тебриз, охватывал Дальний Восток, Китай, Центральную Азию, Афганистан, Иран, Азербайджан, Малую Азию, Месопотамию и Европу. Территория Крыма, а также Иранское плато играли большую роль на Великом Шелковом пути. Великий Шелковый путь простирался в трех основных направлениях: с востока на запад, с севера на юг и в юго-восточном направлении. Торговля между Ираном и Крымом в древние времена велась через Средиземное и Черное моря по маршруту восток – запад, а далее по направлению север – юг той же дороги. Как и население каждого региона, расположенного на Великом Шелковом пути, их население имело большую выгоду от этой торговли. Города, расположенные на этих дорогах, в виде общего рынка вели торговлю между Востоком и Западом. Так как Тебриз расположился на Великом Шелковом пути, который охватывал три океана – Тихий, Индийский и Атлантический, караваны, идущие из азиатских и европейских стран, даже из Африки, проходили через этот город. Этот путь соединял не только торговые, но и экономико-культурные отношения между Востоком и Западом.Поскольку оба региона не находились по соседству, они поддерживали отношения через третьи страны. Крым имел важные торговые отношения с Ираном, когда он был как в составе Османской империи, так и России. Как и в прошлые времена, в XIX в. Тебриз был главным городом Ирана при ведении торговли с Европой. В XIX в. 50% внешней торговли Ирана приходилось на Россию. Почти что все сухофрукты (в основном изюм), незначительная часть хлопка экспортировались в Индию и Османскую империю, а остальная часть – северному соседу. Ткани, ковры, сотканные шелковой, шерстяной, бархатной, золотой нитью, рис, драгоценные камни (бирюза и жемчуг), табак привлекали внимание иностранных купцов. В упомянутый период при ведении торговли между Европой и Ираном Стамбульско-Тебризский маршрут занимал господствующее положение. В 1883 г., после того как Российское государство ввело запрет на Кавказский торговый путь, восточные и западные товары выносились на мировые рынки только по пути Тебриз – Трабзон. Европейские купцы обращались в местные компании, расположенные в Стамбуле, они продавали товар иранским купцам, которые находились в Стамбуле или отправляли товар в их представительство, расположенное в Тебризе. Несмотря на то что иранские купцы вели свою основную торговлю в Стамбуле, они часто ездили и в Россию. Один из них, Гаджи Зейналабдин Марагаи (1838–1910), был торговцем, который играл важную роль в крымско-тебризских торговых отношениях. Он работал на должности консула Ирана в Тбилиси, а после того, как накопил здесь капитал, поехал в Крым и занялся торговлей. Гаджи Зейналабдин Марагаи вместе со своим братом часто ездил в Тебриз и Стамбул и занимался торговлей в этих двух регионах. С началом российско-османской войны, оказавшей негативное влияние на торговлю, купец в 1852 г. вынужден был переехать в Ялту. В докладе рассматриваются виды торговли между Ираном и Крымом, рынки, караван-сараи и их экономические, общественные и политические функции. 46 Д. А. Моисеев (г. Бахчисарай) БЕСТИАРИЙ ЮГО-ЗАПАДНОГО КРЫМА XIII–XV вв.: РЕЛЬЕФНЫЕ РЕМЕСЛЕННЫЕ МЕТКИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ЖИВОТНЫХ Археологические раскопки поселений поздневизантийского времени в ЮгоЗападном Крыму дают большое количество строительной керамики, в основном имеющей разнообразные рельефные ремесленные метки, в том числе в виде рисунков. Большинство из таких меток опубликованы. Они происходят из поздневизантийских слоев Херсонесского, Эски-Керменского, Мангупского городищ и других поселений Юго-Западного Крыма и его южного берега. Иконография и сюжеты этих меток-рисунков, к сожалению, не становились предметом специальных исторических исследований. На метках-рисунках изображены чаще животные. В бестиарии средневековых ремесленников-черепичников присутствуют лошади, собаки, кошки, волки, лисы, олени, павлины, орлы, голуби, грифоны. Большинство меток статичны, но встречаются и сюжетные рисунки, которые можно разделить на две большие группы. Первая — это сцены охоты (терзания). Здесь изображены собаки, олени, мифические животные (грифон?), лошади, павлины и «Всадник». Больше всего одиночных изображений животных: бегущих либо в прыжке собак и оленей. Но есть и парные метки: олень и собака; мифическая птица (грифон?), терзающая лошадь; «Всадник», охотящийся на павлина; мифическое животное, терзающее павлина. Ко второй группе относятся метки с изображениями гарцующей взнузданной лошади. На таких метках изображена лошадь, которая скачет, встает на дыбы, лягает задними ногами невидимого противника. Из сбруи лошади различаются уздечка, вожжи, подпруга, попона, седло, защитный доспех, закрывающий шею и частично круп. Сюжет охоты находит прямые аналогии в светском искусстве Византийской империи. Сцены звериного гона были популярны также в искусстве Ближнего и Среднего Востока и в империи они являлись заимствованием из этих регионов. Несмотря на это, на метках они выступают уже в переосмысленной византийской редакции. Животные изображены реалистично, охота проходит с собаками, часто изображается грифон. Второй сюжет (гарцующей лошади), скорее всего, относится к циклу меток с «Всадником». Об этом говорит иконография лошади: стиль изображения рисунков находит прямые аналогии в метках с «Всадником», набор сбруи и ее изображение аналогично сбруе лошади названного героя. Сюжет с гарцующей лошадью является примером синтеза местного искусства Юго-Западной Таврики, светского искусства Византии и искусства кочевников половецкого и монгольского времени. Анализ бестиария мастеров-черепичников говорит о том, что прикладное искусство Юго-Западного Крыма в XIII–XV вв. испытало большое влияние Востока. С одной стороны, это происходит через восприятие переосмысленных в Византии ближне- и средневосточных сюжетов охоты и терзания. С другой стороны — непосредственно через контакты с кочевниками восточноевропейских степей в половецкое и золотоордынское время. 47 М. В. Моисеев (г. Москва) БОЛЬШИЕ ИГРЫ МОСКОВСКОЙ ДИПЛОМАТИИ: ПРОБЛЕМА НЕЙТРАЛИЗАЦИИ «КРЫМСКОЙ УГРОЗЫ» В РУССКО-НОГАЙСКИХ ОТНОШЕНИЯХ В 30–60-х гг. XVI в. После разгрома Большой Орды в 1502 г. отношения между недавними союзниками стали охлаждаться. Постепенно Русское государство и Крымское ханство стали непримиримыми противниками в борьбе за гегемонию в Диком Поле. В этих условиях московская дипломатия начала искать союзников для противодействия Крыму. Таким естественным союзником стала Ногайская Орда, которая предъявляла претензии на контроль за Нижним Поволжьем, а также за кочевья правобережья Волги. Сближение между русскими и ногаями по «крымскому вопросу» наметилось с 30-х гг. XVI в. В это время проявилась зависимость геополитической ориентации ногайских мирз от территорий кочевания. Так, мирзы западного крыла Ногайской Орды желали иметь приоритетные отношения с Россией. В обмен на это они были готовы противодействовать антирусским действиям Крымского ханства и своего бия. Московские дипломаты ухватились за эти предложения. Но надо признать, что в это время ногаи уклонялись от непосредственных военных акций против Крымского ханства. В период «казанской войны» ногаи на определенное время (до 1550 г.) активно помогали Русскому государству, перерезая пути сообщения между Крымом и Казанью, перехватывали их посольства. Однако после того, как на казанском престоле утвердился малолетний Утямыш-Гирей, Ногайская Орда перестала поддерживать Москву, призывая ее к прекращению войны. В это время не приходится говорить о противопоставлении ногаев крымцам. Все изменилось после переворота 1554 г. и убийства бия Ногайской Орды – Юсуфа. Теперь ногаи проявляют заметную антикрымскую активность. Уже в марте 1555 г. русский посланник И. Т. Загряжский должен был склонять ногаев к военным действия против Крымского ханства. Правда, вместе с этим ему предписывалось отказываться от предложений совместного вторжения большими силами. К 1558 г. заметна эволюция русской антикрымской стратегии. Теперь ногаев призывали к совместному с черкесами нападению на ханство, однако вектор на отказ от общего вторжения сохранялся. В общем, военное сотрудничество этого периода было мало эффективным. В итоге к 1563 г. вся эта стратегия переживают очевидный кризис и затухание обоюдного интереса к продолжению подобной «игры». 48 Э. Н. Мустафаева (г. Бахчисарай) КОФЕЙНИ БАХЧИСАРАЯ КАК ВАЖНАЯ ЧАСТЬ ГОРОДСКОГО СОЦИУМА (КОНЕЦ XVIII – ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XX в.) Описания кофеен Крыма и Бахчисарая сохранились в работах ученых и путешественников XVII – начала XX в., художественной литературе, иллюстративных материалах. Существует ряд современных исследований на тему развития трактирного промысла на полуострове. В конце XVIII – первой половине XX в. в городах и местечках Крыма можно было встретить множество кофеен. Когда появилась первая кофейня на полу­ острове, неизвестно. В XVII в. они уже существовали. К сожалению, как выглядели эти заведения в тот период, сведений практически нет. Бахчисарай долго сохранял колорит той жизни, которая была при крымских ханах. Вдоль главной улицы города располагались религиозные, торговые, ремесленные здания. Одним из популярных в городской жизни местом проведения досуга, встреч, развлечений являлись кофейни. Эти традиционные заведения Крыма находились в наиболее людных местах и привлекали как местных жителей, так и приезжих. В конце XVIII в. в Бахчисарае насчитывалось семнадцать кофеен. Они делились на две категории: первого класса – для мурз, купцов; второго – для всех остальных. В 1893 г. выходит положение, в котором «заведения трактирного промысла без продажи крепких напитков», к которым относились кофейни, «допус­ кается открывать по Базарной улице от Успенского скита до прихода Ени-Маале и около шоссе в предместье Азиз, а в прочих местах не допускается». В первой половине XX в. после установления советской власти кофейни были муниципализированы государством. Так, здание кофейни «Искудар», напротив Ханского дворца, было передано в пользование отделу народного просвещения. Кофейни могли располагаться на втором этаже ремесленных мастерских, при постоялых дворах «хан». Убранство помещения состояло из множества возвышений, отделенных деревянными решетками. Прямо от входа находилась небольшая стойка с утварью, а позади нее – очаг. Посуду для приготовления и подачи кофе можно сейчас увидеть в экспозиции Музея истории и культуры крымских татар. Посетителями кофеен, как правило, были мужчины. Они могли пить кофе, играть в шашки, проводить время в беседах, слушать пение народных сказителей, смотреть театр теней «карагёз». Кофейни играли важную роль в повседневной жизни жителей Бахчисарая. Такие места в современном понимании заменяли клуб, место отдыха и деловой встречи, читальню и даже театр. На сегодняшний день подобного типа заведений на территории Бахчисарая нет. Желательно было бы их возродить в этнографических селах, заповедниках, которые посещают туристы. 49 А. А. Непомнящий (г. Симферополь) ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ КРЫМОВЕДОВ 1917–1920 гг. – ИНФОРМАТИВНЫЙ ИСТОЧНИК О РАЗВИТИИ МУЗЕЙНОГО ДЕЛА В РЕГИОНЕ Переломный период революционного лихолетья и Гражданской войны, связанный с ломкой сложившихся социальных конструкций, последовавшие после этого трагические годы голода в Крыму в последнее время все более становятся объектом изучения. При этом практически полностью из поля зрения исследователей выпадает значительный корпус содержательных документов – объективных свидетельств о происходившем – эпистолярное наследие. Возможно, одной из причин этого является трудоемкость работы по выявлению и изучению писем деятелей крымоведения той эпохи, которые отложились в личных фондах историков в различных архивах Российской Федерации и Украины. Новые государственные границы и экономическое положение лишили украинских историков возможности полноценной работы с фондами российских архивов. Это привело к тому, что практически все исследования, касающиеся данной эпохи, опираются на провинциальный срез фрагментарно сохранившейся источниковой базы. В этой связи систематизация и введение в научный оборот названного корпуса документов значительно оживляет картину научной жизни в Крыму. С учетом военных действий и хаоса, который установился в стране в эти годы, межличностные коммуникации ученых были менее интенсивными, чем в досоветское время. Однако и в эти годы, используя любые возможности, историкикрымоведы продолжали эпистолярный научный диалог. Более активной и настойчивой по риторике стала переписка с представителями местных органов власти. Лидер крымских краеведов, организатор крымоведения А. И. Маркевич не прекращал регулярную переписку с учеными из столиц. Сохранились его письма, адресованные Д. В. Айналову, В. И. Вернадскому, Н. И. Веселовскому, В. В. Латышеву, И. А. Линниченко, Л. А. Моисееву, А. В. Орешникову, С. Ф. Платонову, С. М. Шапшалу и др., где содержится важная информация об истории развития науки и музейного дела в Крыму. Важнейшим историческим источником для крымоведения является эпистолярное наследие профессоров И. А. Линниченко, отложившееся в личном архивном фонде ученого в Госархиве в АРК и В. И. Филоненко, выявленное в личном фонде академика И. Ю. Крачковского в ПФАРАН. Г. Н. Овчинникова (пгт Черноморское) ТАРХАНКУТ В ПЕРИОД КРЫМСКОГО ХАНСТВА Земли Тарханкутского полуострова, находящегося на западе Крыма, в период Крымского ханства входили в состав Гезлёвского каймаканства. Согласно переписи, проведенной по приказу хана Менгли-Гирея II в 1740 г., они были объединены в составе трех кадылыков: Дип-Тархан, Шейх-Эли и Мегит. В другом исто50 рическом документе – Камеральном описании Крыма за 1784 год обозначены Тарханский, Шейхэльский и Мангытский кадылыки, включающие земли СевероЗападного Крыма. В их составе находились соответственно 46, 41 и 59 деревень. В исторической литературе встречается упоминание Акмесджида – маленького городка у «Мертвого моря» с малонадежной гаванью. Есть все основания предполагать, что это – древнее поселение на месте нынешнего поселка Черноморское, позже известное как Ак-Мечеть. Большинством земель на Тарханкуте владел род Мансуровых. Их бейлик охватывал западную, степную, часть Крыма, весь Мангытский кадылык Крымского ханства и насчитывал почти 15 тысяч десятин земли. Административным центром вышеобозначенных владений была деревня Бакал (ныне село Стерегущее Раздольненского района). Сохранились сведения и о других землевладельцах на Тарханкуте. Так, ярлык Сахиб-Гирей-хана 1550 г. свидетельствует о пожаловании земельных угодий около озера Донузлав некому Урусу-Оглу-Тутан-Оглану. Он гласит: «....мы, означая границы: с юга Тайтан-Грыкуль, с севера ТутанОглан, с востока Челюке-шейх и с запада – Таралду-Мулюш (вероятно, соседиземлевладельцы), жалуем ему Тутан (Тотман) Оглу и его наследникам землю в означенных пределах в вечное и потомственное владение нашею грамотою за синею печатью и алою тамгой и повелеваем нашею ханскою властью ему и его наследникам не чинить препятствия...» Особое место в системе землепользования занимали владения духовных лиц – ходжалыки. Об их наличии в Западном Крыму мы узнаем из двух грамот, выданных 21 апреля и 17 октября 1718 г. Сафа-Гирей-султаном Арслан-Ходже и Дост Мухаммеду на владение на льготных условиях соответственно 8 и 16 деревнями, «составляющими по старинному уставу район ходжалыка», который, вероятно, находился на Тарханкуте в составе Козловского каймаканства. Так, духовное лицо Арслан-Ходжа проживал в деревне Кир-Кулач (бывшее Успешное, ныне не существует). Рядом с селением Ак-Мечеть в пределах нынешнего поселка Черноморское в период Крымского ханства располагалась деревня Шейхлар. Ее название означает, что это было владение шейхов, т. е. представителей мусульманского духовенства. Здесь же находился своеобразный религиозный центр мусульман – старая мечеть с куполом и двумя арками, обращенными к морю, размещавшаяся на возвышенности и поэтому хорошо просматривавшаяся с акватории Ак-Мечетской бухты. Она неоднократно упоминается в Лоциях Черного и Азовского морей, изданных в XIX в.. Среди населенных пунктов Тарханкута обозначены также села Кула-Шеих и Кель-Шеих (позже Скалистое и Смушковое Межводненского и Новоивановского сельских советов, ныне не существуют), названия которых свидетельствуют о их принадлежности духовным лицам. В состав Мангытского кадылыка входила деревня Керлеут. Она находилась на землях, принадлежавших помещику Абдише, мурзе и мечети. Видимо, и здесь сложилась определенная традиция мусульманского землевладения, поскольку именно в этом селе исследователями (по сведениям О. Акчокраклы) были найдены изображения особого знака – тамги в форме пятиконечной звезды, которые встречаются на могилах ходжей и мулл. 51 Собственность мусульманского духовенства на землю устанавливалась особыми «тарханными» грамотами (ярлыками) и осуществлялась на льготных условиях, предполагавших освобождение от налогообложения. Слово «тар­хан» – тюркского происхождения и означает «представитель населения» или «земли, свободные от податей и налогов». Арабский путешественник Ибн Баттута по этому поводу писал: «Тархан значит у них (у татар) место, изъятое от податей...» Отсюда, по мнению ученых, происходит и название западной части Крыма – Тархан, ДипТархан, позже Тарханкут, т. е. «место, свободное от податей, налогообложения». Наряду с частнособственническими владениями и землями, пожалованными духовным лицам, на Тарханкуте существовала и общинная собственность на землю. Татарская деревенская община называлась «эхали» или «джамаат». Она могла выступать как самостоятельное юридическое лицо и действовать через уполномоченных представителей. Джамаат ревниво оберегал интересы общинного землевладения. По спорным вопросам порой возникали судебные тяжбы. Так, в 1675 г. был рассмотрен спор о земле между общинами деревень Кипчак и Костель Дип-Тарханского кадылыка (позже Рыбацкое и Малышевка Черноморского района, ныне не существуют). Посланный на спорную территорию Сеид Гамид Эфенди собрал меджлис, выслушал представителей обеих сторон, свидетелей и вынес постановление о принадлежности спорной земли Костельскому эхали (общине). Сведения об этой и других судебных тяжбах сохранились в кадиэскеровской (судебной) книге за 1677–1684 гг., а также в документах, проанализированных Ф. Ф. Лашковым и приведенных в его книге «Исторический очерк крымскотатарского землевладения», изданной в Симферополе в 1887 г. Вышеизложенные факты свидетельствуют о том, что на Тарханкуте в период Крымского ханства сложились различные формы землевладения, что является интересным с исторической точки зрения явлением, нашедшим отражением в топонимике данного региона. Э. Э. Османов (г. Симферополь) ЗНАМЕНИТЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ БАХЧИСАРАЯ В КОНЦЕ ХVIII – ХIХ в. В 1783 г. Крым был присоединен к России и Бахчисарай, бывшая столица Крымского ханства, превратился в заштатный город Симферопольского уезда. Но он по-прежнему привлекал к себе внимание путешественников, поэтов, политиков. Посещали Бахчисарай и российские императоры. Путешествие Екатерины II было приурочено к 25-летию царствования императрицы. Здесь всеми мурзами и беями ей была устроена торжественная встреча. В Бахчисарай она прибыла 20 мая 1787 г. и остановилась во дворце, там же разместились ее свита и послы. В память о пребывании ее в Бахчисарае недалеко от дворца, рядом с мостом через Чурук-Су, была поставлена «екатерининская миля». Внук императрицы Екатерины II, император Александр I, дважды был в Бахчисарае – в 1818 и в 1825 гг. По свидетельству Ф. Домбровского, Александр I занимал во дворце две комнаты, из тех, которые когда-то занимал хан. В свой первый приезд Александр I обратил внимание на ветхость дворца и хотел вос52 становить его в прежнем виде. В 1825 г. Александр I приезжает в Крым из Таганрога по приглашению М. С. Воронцова. Во время поездки он посещал мечети, церкви, синагоги. В Бахчисарае в соответствии с мусульманской традицией в память об императоре Александре I был сооружен памятник-фонтан. Он представляет собой высокое массивное четырехугольное в плане сооружение, перекрытое куполом. Николай I, брат императора Александра I, впервые посетил Крым в 1816 г., будучи еще великим князем. В 1837 г. он был в Крыму вместе с императрицей, наследником и великой княжной Марией Николаевной. В Бахчисарае они остановились во дворце, в так называемом «Графском корпусе», где ранее останавливался граф Воронцов. Новый император Александр II посетил Крым в 1855 г., в ходе войны. С 28 ок­ тября по 1 ноября 1855 г. он был в Бахчисарае. В Ханском дворце был размещен госпиталь на 150 раненых. В 1861 году, будучи в Крыму, Александр II еще раз побывал в Бахчисарае. Тогда царская семья останавливалась в Свитском корпусе Александр III с семьей посетил Бахчисарай в 1886 г. Государь, государыня и наследник на главной дворцовой площади посадили три небольших каштана. Он мечтал восстановить Бахчисарайский дворец «в точном древнем виде». Для изучения состояния дворца в город был направлен академик Котов. В 1889 г. в Бахчисарае, недалеко от главных ворот, ведущих в город, в память о спасении царской семьи был установлен фонтан с купольным перекрытием, с надписями на русском и татарском языках: «Благодарение творцу. Фонтан этот сооружен мусульманами Бахчисарая в память чудесного спасения государя императора Александра III и его августейшей семьи 17 октября 1888 года». В последней четверти XVIII – начале XIX в. Крым становится излюбленным местом отдыха. Сюда съезжаются ученые, имперские чиновники, путешественники. Естественно, Бахчисарай как бывшая столица некогда грозного Крымского ханства, входил в маршрут поездки. Свидетельством тому могут служить созданные труды и сочинения. Были опубликованы записки путешественников, посетивших Бахчисарай: «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году, с историческим и топографическим описанием всех тех мест» (1800) П. И. Сумарокова, «Путешествие по Тавриде в 1820» Н. И. Муравьева-Апостола, «Путевые записки по многим Российским губерниям 1870 г. и начало 1871 г.» Г. В. Геракова. В 1824 году была напечатана поэма «Бахчисарайский фонтан» А. С. Пушкина, которую современники связывали с поездкой поэта по Крыму. Благодаря легкому пушкинскому перу Бахчисарай виделся читателям пышной резиденцией восточного владыки, где томилась прекрасная княжна. В 80 гг. ХIХ в. Бахчисарай посетил известный русский композитор Н. А. Рим­ ский-Корсаков. Город представлял собой «длинную улицу с лавками, кофейнями, выкриками продавцов, пением муэдзинов на минаретах, службой в мечетях и восточной музыкой» Под впечатлением от увиденного им была создана опера «Шахерезада». К концу ХIХ в. старинное великолепие бывшей ханской резиденции совершенно исчезло, но Бахчисарай все еще представлял интерес, главным образом, как типичный татарский город. 53 Г. Д. Остапенко, Э. Н. Аметов (г. Бахчисарай) КОЛЛЕКЦИЯ ЯТАГАНОВ ИЗ СОБРАНИЯ БАХЧИСАРАЙСКОГО ЗАПОВЕДНИКА Коллекция восточного холодного оружия Бахчисарайского заповедника сформировалась в течение 20–70-х гг. XX в. из нескольких источников. В качестве даров и приобретений из частных коллекций М. М. Дремджи, Б. Бакшишева, Я. А. Данилова, Б. Д. Лаврова в 1919, 1920 и 1925 гг. в фонды музея поступило 18 единиц восточного холодного оружия. Самым значительным явилось поступление оружия из Артиллерийского исторического музея Ленинграда в 1950 г. и из Эрмитажа в 1957-м. Единичные поступления осуществлялись из крымских музеев: Центрального музея Тавриды, Алупкинского и Восточного; из Коккозского дворца Юсупова в разные годы (1952–1960 гг.). В данном докладе будут рассмотрены ятаганы из коллекции КРУ БИКЗ. Ятаган – холодное, длинноклинковое, рубяще-колющее оружие с лезвием на вогнутой стороне клинка. Он известен с XVI в. в основном как оружие турецких янычар. Компетентные исследователи широкое распространение ятаганов в Турции относят ко второй половине XVIII – XIX в. и связывают с бунтами янычар и запрещением носить в мирное время сабли и ружья. Происхождение ятагана не выяснено. Кроме Турции, ятаган применялся в армиях стран Ближнего Востока, Балканского полуострова, Южного Закавказья и Крымского ханства. Некоторые ятаганы имеют двояковыгнутый клинок. Эфес ятагана без гарды, рукоять из кости, рога или металла, с расширением («ушами») для упора кисти руки. Форму рукояти в виде «ушей» связывают с формой берцовой кости крупного животного. Ятаганы хранились в ножнах и носились за поясом, как кинжалы. Клинок входит в ножны вместе с частью рукояти. Ножны ятаганов деревянные, оклеены кожей или облицованы металлом. Длина клинков рассматриваемой коллекции от 52 до 78 см, ширина от 3 до 5 см. Из всех видов восточного оружия в коллекции КРУ БИКЗ ятаганы имеют наибольшее количество надписей и дат. Надписи и орнамент выполнялись на клинках в одной технике. Располагались надписи обычно вдоль клинка или в картушах. В данной работе предпринята попытка определить место изготовления ятаганов по рисункам орнаментов и технике, в которой они выполнялись. Д. М. Парафило (г. Симферополь) «СПИСОК М. С. САРАЧА» КАК ИСТОЧНИК ДЛЯ РЕКОНСТРУКЦИИ ФОНДОВ КНИЖНОЙ КОЛЛЕКЦИИ «КАРАЙ-БИТИКЛИГИ» «Список М. С. Сарача», хранящийся в Евпаторийском краеведческом музее, является одним из двух дошедших до нас каталогов уникальной караимской книжной коллекции «Карай-Битиклиги». Библиотека «Карай-Битиклиги» возникла в июне 1916 г. на базе существовавшего в Евпатории при Караимском духовном правле54 нии книгохранилища благодаря караимскому гахаму С. М. Шапшалу (1873–1961). В годы Гражданской войны библиотека активно пополнялась частными собраниями. К 1921 г. общее количество книг превысило 20 тысяч томов и около 1000 рукописей, составивших рукописный фонд коллекции. Одно из самых крупных пожертвований в национальную библиотеку – дар наследников одесского караимского купца Моисея Симовича Сарача его личной библиотеки. Как отмечал С. С. Ельяшевич, в библиотеку в июле 1918 г. поступило крупнейшее пожертвование (440 книг) от наследников М. С. Сарача – Лазаря Моисеевича и Самуила Моисеевича Сарач. С. С. Ельяшевич составил опись полученных книг, которая на данный момент хранится в Евпаторийском музее. Дата составления описи неизвестна, но можно предложить, что это промежуток между июлем 1918 г. и октябрем 1921 г. – временем пребывания на посту хранителя «Карай-Битиклиги» С. С. Ельяшевича. Официальное название документа – «Опись библиотеки Моисея Симовича Сарача, пожертвованной Лазарем и Самуилом Моисеевичами Сарачами (Одесса)». Список рукописный, первоначально включал в себя 19 листов, 408 номеров, описыва­ ющих 440 книг, к настоящему времени сохранилось 18 листов. Не хватает листа № 6 и номеров списка с 119-го по 168-й. Соответственно можно проследить описание 390 книг из 440. Опись составлена в виде трех столбцов. В первом указывается номер тома, во втором – количество томов, в третьем приводятся краткие библиографические данные (фамилии авторов, место и год издания, примечания). По тематическому признаку «Список М. С. Сарача» можно разделить на пять частей. Первая часть представлена литературой религиозного содержания. 131 том – 33% от общего количества книг – соответствуют номерам с 1-го по 118-й и с 169-го по 175-й. Вторая часть списка представлена еврейскими журналами конца XIX – начала XX в. Всего 18 изданий – 5% от общего количества книг, номера 179–191. Третья часть включает в себя издания по истории караимов, евреев и всемирной истории. Всего 48 томов – 12% от общего количества изданий, номера 192–238. Четвертая часть представлена еврейской светской литературой, это романы, стихотворения, переводы других авторов на иврит. Всего 152 тома – 39% от общего количества изданий, номера 239–372. Пятая часть – словари, пособия, учебники по еврейской и караимской грамматике, переводы на русский язык религиозных книг караимов, рукописные сочинения. Всего 38 томов – 10% от общего количества книг, номера 373– 418. «Список М. С. Сарача» позволяет реконструировать часть фондов «КарайБити­клиги» и является важнейшим источником для получения информации о качественном и количественном составе коллекции. А. В. Пачкалов (м. Москва) КЛАДЫ ЗОЛОТООРДЫНСКИХ МОНЕТ В КРЫМУ В Крыму зарегистрировано не менее 58 кладов с монетами Золотой Орды. В их составе преобладают серебряные джучидские монеты (однако встречаются клады медных монет и клады с примесью медных и золотых монет). Иногда клады имели следы тары (глиняный или керамический кувшин, остатки ткани), встре55 чались монетно-вещевые клады. Преобладают в кладах монеты Золотой Орды (обычно крымского чекана), но встречаются монеты других восточных государств (Хулагуидский Иран, Османская империя и др.), а также генуэзско-татарские и итальянские монеты. Заметно различаются клады по размеру – от небольших кошельков и «оболов мертвых» до кладов-сокровищ (среди последних одним из наиболее представительных является клад из Чуфут-Кале, найденный в 2002 г.). Больше всего кладов найдено в Старом Крыму и в его округе (более половины всех находок). Многие клады были обнаружены и опубликованы еще в XIX – начале XX в., и до того, как их разделили, они не были описаны подробно. Зачастую единственным источником по их составу остаются краткие публикации того времени, так как сами монеты не сохранились. Состав некоторых кладов совершенно неизвестен или известен не полностью. Вместе с тем время сокрытия основного числа кладов примерно известно. Большинство кладов – монетные комплексы, сокрытые при чрезвычайных ситуациях. Увеличение количества кладов (т. е. гибель их владельцев) может свидетельствовать об активизации военных действий, экономической и политической нестабильности в регионе. Клады из Крыма свидетельствуют, что наряду с кладами второй половины XIV и первой половины XV в., которые преобладают среди кладовых находок и в других регионах Улуса Джучи, в рассматриваемом регионе встречаются клады и времени расцвета Улуса (первая половина XIV в.), совершенно нехарактерные для находок в других регионах. Как и во всем Улусе, основная часть кладов Крыма относится ко второй половине XIV – первой четверти XV в. Я. В. Пилипчук (г. Київ) КРИМСЬКИЙ УЛУС У СКЛАДІ ЗОЛОТОЇ ОРДИ У ДРУГІЙ ПОЛОВИНІ ХІІІ ст. Одним з найцікавіших питань історії Крима є історія його перебування у складі Золотої Орди. Задачею даного дослідження є дослідження історії Криму у другій половині ХІІІ ст. Крим був підкорений монголами у 30-х рр. ХІІІ ст. Монголи поблизу Таткари перемогли кипчаків та здобули Судак у 1239 р. Розподіл володінь у Золотій Орді відбувся після Великого західного походу. Маємо зазначити, що Херсонес та Судак не входили до складу Золотої Орди. Вони були містами, які платили данину Золотій Орді. Судак підкорювався Великим Комнінам з Трапезундської Імперії, для котрих кримські володіння були заморською провінцією. Представники міста, за свідченнями Вільгельма Рубрука, їздили до правителів Золотої Орди. Очевидно, вони отримували підтвердження своїх повноважень подібно князям Русі. Володарювання монголів викликало незадоволення у мешканців міста, які повставали у 1249 р. та перед 1278 р. На придушення повстань монголи спрямовували війська. Можливо, це були війська з тих же кримських володінь Джучидів і ситуація була подібна на ту, яка склалась у першій половині XIV ст., коли намісник Кримського улусу Тюлек-Тимур кілька раз спустошив Судак. Зі свідчень Вільгельма Рубрука випливає, що влада над Кримом належала Скатаю. Про генеалогію цього правителя нічого не відомо. У перських хроніках 56 немає згадки про правителя з таким іменем. Він міг бути взагалі не Джучидом подібно правителю Донщини Картану. Необхідно зауважити, що мешканці Кримського улусу та залежних володінь були незгодні коритися навіть Ногаю. Вбивство генуезцями його онука Актаджі (чи Караджіна) зумовило каральний похід Ногая на Кримський півостров. Ногай спустошив Кирк-Ор, Каффу, Херсон, Судак. Опинитися під владою Ногая ця територія мала після смерті хана Телебуги. Необхідно зауважити, що хани Золотої Орди, як правило, призначали у Крим своїх намісників. Утвердження там Джучидів датується останньою чвертю XIV ст. Ймовірно, Крим й у ХІІІ ст. перебував під владою ханських намісників. Таким чином, Крим знаходився під владою ханських намісників. Херсонес та Судак були данниками Золотої Орди та інколи зазнавали нападів зі сторони монголів. Вони були трапезундсько-золотоординським кондомініумом. А. М. Пономарёв (г. Киев) ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КРЫМ-ГИРЕЯ 1761–1762 гг. Крымский хан Крым-Гирей І дважды был на ханском престоле, оставив заметный след в памяти современников и потомков. И первый (1758–1764 гг.), и второй (1768–1769 гг.) периоды были отмечены насыщенными событиями в контексте как крымскотатарской истории, так и общеевропейской. На период 1758–1764 гг. выпали Семилетняя война, смена на российском престоле Елизаветы Петровны Екатериной Алексеевной, установление Россией с Крымом консульских отношений на постоянной основе, а также ряд организованных Крым-Гиреем походов на Северный Кавказ и Валахию. Что касается военно-политической истории, второй период был отмечен значительным подъемом активности Крымского ханства, что вылилось в итоге в Российско-турецкую войну 1768–1774 гг. После занятия престола осенью 1758 г. Крым-Гирей принял ряд мер по укреп­ лению экономики ханства, прежде всего снизив налоги христианскому населению и занявшись реформированием монетной системы. Однако доходы ханской казны были скудными, что заставило хана, по примеру его предшественников, возобновить практику взятия ясыря с черкесов. Для укрепления позиций Крым-Гирея в Кабарде в начале 1760-х гг. был назначен кубанским сераскером Багадыр-Гирей. Веснойлетом 1761 г. по указанию Крым-Гирея было сделано два похода для взятия ясыря с черкесов-темиргойцев ради отмщения крови убитого «ево ханского дяди». Вместо обычного размера ясыря, на который соглашались черкесские князья, калга-султан по требованию Крым-Гирея запросил в несколько раз большее количество черкесских юношей и девушек. Сражение между войсками крымскотатарской и ногайской коалиции, с одной стороны, и черкесскими, с другой, произошло в урочище Копыл. Войска Крым-Гирея были разбиты из-за перехода на сторону темиргойцев кубанского сераскера Багадыр-Гирея. На протяжении лета 1761 – мая 1762 г. войска под командованием калги-султана оставались на Кубани, ожидая дальнейших указаний от хана. Часть ногайских племен, перешедших на сторону черкесов, была переведена калга-султаном на Молочные Воды, чтобы ослабить потенциал взбунтовашегося се57 раскера, а в мае 1762 г. калга-султан возвратился в Крым, поскольку все возможности решения Крым-Гиреем вопроса с уплатой ясыря в свою пользу были исчерпаны. Вторым вектором внешней политики Крым-Гирея в 1761–1762 гг. стали усилия, направленные на создание альянса с прусским королем Фридрихом ІІ, посланники от которого на протяжении указанного времени посещали Бахчисарай. В ходе переговоров рассматривались вопросы о покупке значительного количества лошадей для прусской армии и наборе волонтеров (в основном из числа ногайских племен) для участия в войне с Россией. Смерть Елизаветы Петровны и восхождение на престол Петра ІІІ сделали дальнейшее сотрудничество между Берлином и Бахчисараем невозможным. С. А. Привольнева (г. Киев) АКТУАЛЬНОСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ТРАДИЦИЙ КРЫМСКИХ ТАТАР ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЗОДЧЕСТВА КРЫМА Важным условием для дальнейшего плодотворного развития татарской национальной архитектуры и дизайна является знание и понимание художественных традиций крымскотатарского народа и критический анализ практики использования этих традиций в современном строительстве. Крымскотатарские художественные традиции формировались в русле еще шедшего процесса сложения основных типов мусульманских сооружений и архитектурных школ сопредельных стран, опираясь на золотоордынские художественные традиции. Крымскотатарская национальная архитектура усвоила принципы формо­ образования, присущие исламской архитектурной традиции арабских стран, государств Закавказья, Средней Азии и Малой Азии с учетом принципов объемнопланировочного решения жилых зданий местного крымского населения (греков, готов, аланов и др.) в соответствии с собственными представлениями о пользе, прочности и красоте жилья. Крымскотатарская художественная традиция была открыта и к использованию новейших тенденций в мировой культуре, например итальянского Ренессанса. Наиболее талантливое воплощение крымскотатарские художественные традиции получили в современных общественных сооружениях. В новой архитектуре достаточно четко прослеживаются характернейшие черты национальной крымскотатарской архитектуры (от объемно-планировочных решений до принципов внутреннего декора). Крымскотатарская художественная традиция проявляется здесь в следующем: • разноуровневые дворики, террасы, галереи, порталы, акцентирующие вход, тереме; • чешме и фонтаны для охлаждения и увлажнения воздуха; • сачах, кафессы, оконные витражи; • деревянные наборные потолки и резные порталы внутри здания; • сеты с миндер и дувар, софры, курсю, раф с традиционной посудой, текстиль; • традиционные строительные материалы (дерево, ракушечник, металл, керамическая черепица). Сохранение художественных традиций народа является залогом его духовного существования. 58 Д. А. Прохоров (г. Симферополь) КАРАИМСКАЯ КНИЖНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ БИКЗ: ДОКТРИНАЛЬНАЯ И РЕЛИГИОЗНАЯ ЛИТЕРАТУРА Сегодня в фондах БИКЗ хранится несколько рукописных свитков Торы (часть из них – во фрагментах), датируемых XVIII–XIX вв. (КП № 86, 731–735) и составлявших имущество кенас Чуфут-Кале и городской кенасы Бахчисарая, а также разновременные печатные экземпляры ТаНаХа. Свитки рукописной Торы изготовлены из пергамента, текст выполнен каллиграфическим квадратным шрифтом на иврите, древнееврейской графикой. Наиболее ранее типографское издание ТаНаХа, хранящееся в коллекции музея, было выпущено в Венеции и датируется оно 1529 г. (КП № 99, 680); имеется также несколько экземпляров Пятикнижия, изданных в Турции в 1833 г. «на языке константинопольских караимов» (КП № 93, 94, 684). Кроме того, присутствует также экземпляр на иврите, напечатанный в Берлине в 1901 г., с сопровождающим название некоторых отделов параллельным текстом на латыни (Latinainterpretatio) (КП № 19). Во второй половине XIII в. караимским философом Аароном I бен-Йосефом га-Рофе была составлена окончательная версия караимских молитв. К XVI в. молитвенник («сиддур») в редакции Аарона бен-Йосефа га-Рофе стал нормативным для использования во всех караимских общинах. Он был напечатан в Венеции в 1532 г., став, таким образом, первой караимской печатной книгой. В Венском издании были также впервые добавлены «тааме-Микра» – знаки музыкальной пунктуации, которые в предыдущих версиях отсутствовали из-за неразвитости типографского дела. Несколько экземпляров венецианского издания молитвенника хранится и в коллекции БИКЗ (КП № 29, 666, 683, 686–689, 691, 694). Вышеупомянутый сиддур переиздавался пять раз: в 1736/37 и 1804/05 гг. в Чуфут-Кале (КП № 47), в 1836 г. в Евпатории, в 1854 г. в Вене, и в 1891–1893 гг. в Вильно. Караимские молитвенники, изданные в указанный период, можно разделить на две группы. К первой, так называемой нормативной группе относятся переиздания текста молитвенника Аарона бен-Йосефа. Одно из таких переизданий этого молитвенника осуществлено под редакцией П. Малецкого в Вильно в 1892 г., в типографии Л. Л. Маца; экземпляры «Сидур Гатефилот Кемингаг Гакараим», «Молитвенной книги по обряду караимов» имеются в фондах БИКЗ (КП № 78–80, 640, 649, 650, 669, 670). Отличительной чертой караимских сиддуров, изданных в этот период, стала замена раввинистических пиютов караимскими. Вторая группа представляет собой сиддуры с сокращенным текстом караимской молитвы и сборники переводов молитв на караимский и русский языки, изданные во второй половине XIX – начале XX в. Первое сокращенное издание караимского сиддура увидело свет в 1871 г. в Вильно. В коллекции караимских книг БИКЗ также имеется подборка подобных изданий (например, КП № 657, 660–662, 667, 674, 959). 59 Б. Р. Рахимзянов (г. Казань) СЛЕДЫ БЫЛОГО ВЕЛИЧИЯ УЛУСА ДЖУЧИ В ПОЛИТИЧЕСКИХ АМБИЦИЯХ ЭЛИТЫ КРЫМСКОГО ХАНСТВА НАЧАЛА XVI в. В 1516 г. в Крыму началась междоусобная война. Против действующего хана Мухаммад-Гирея б. Менгли-Гирея выступил его родной брат Ахмад. Будучи, как и Мухаммад-Гирей, сыном Менгли-Гирея, Ахмад воспринимался как наследник крымского престола. Как следствие этого, отношения между братьями были несколько натянутыми, и Ахмад держался дистанцированно от двора хана. Для Москвы такие события служили сигналом к активизации дипломатических усилий. Кем был Ахмад? К его личности стоит присмотреться внимательнее. Думаю, крымского султана Ахмада вполне можно отнести к тем, кто мог бы стать во главе Крыма и в дальнейшем, при реализации данного варианта развития событий, играть значительную роль в позднезолотордынской политике в целом и во взаимоотношениях с Москвой в частности. Его амбиции, вполне отчетливо прослеживаемые по аутентичным источникам, служат тому доказательством. При этом, полагаю, непродуктивно рассматривать события с точки зрения человека, который знает ход истории на 500 лет вперед своих персонажей. При таком ракурсе многое упускается из виду. По-моему, трезвому и широко смот­ рящему историку очевидно, что история вполне могла получить другой вектор развития при благоприятном положении звезд и несколько ином, по сравнению с реализованным, напряжении воли характеров исторических персонажей. В противном случае, при принятии заданности исторического развития (как предлагала так называемая марксистская советская школа), мы должны отказаться от такого фундаментального космического понятия, как диалектика, т. е. развитие и эволюция всего живого. Если некоторые персонажи не вошли в учебники и широко известные тексты в силу того, что в финале своей политической карьеры потерпели неудачу, это еще не значит, что они в принципе не могли войти в историю как победители. Именно таким персонажем, по-моему, и был Ахмад. Л. И. Рославцева (г. Москва) ОБЗОР КОЛЛЕКЦИЙ ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОГО ИСКУССТВА НАРОДОВ КРЫМА В МУЗЕЯХ МОСКВЫ Многие годы искусство крымских татар по политическим причинам оставалось практически закрытой темой для исследователей. Очевидно, поэтому не существует и общего обзора крымскотатарских музейных коллекций – предметы часто остаются просто невыявленными, что создает определенные сложности для работы специалистов. Надеемся, что предлагаемый краткий обзор поможет преодолеть эту ситуацию. Следует оговориться, что не все крымские коллекции Москвы доступны для изучения, пример тому – собрание Кустарного музея, в 1999 году присоединен60 ного к Музею декоративно-прикладного искусства. Коллекция до сих пор не разобрана, нет описей, хранится отдельно от фонда крымских вещей музея ДПИ. В целом можно говорить о четырех музейных коллекциях крымского декоративно-прикладного искусства в Москве: • коллекция бывшего Кустарного музея (около 200 предметов) – ткани, костюм, керамика; • коллекция Музея декоративно-прикладного искусства (около 35 предметов), сформированная из собрания А. В. Щусева и других; • коллекция отдела тканей ГИМ (около 200 предметов из коллекции П. И. Щукина и других частных собраний); в остальных отделах крымские предметы не выявлены и составляют неатрибутированную часть общей коллекции Востока; • коллекция ГМВ (около 210 предметов) – ткани, вышивки, детали костюма, керамика и ювелирные изделия из коллекции П. Я. Чепуриной и других. Кроме того, несколько предметов XVII–XVIII вв., предположительно принадлежащих караимам или крымским татарам, хранятся в Музее Московского Кремля. Поскольку предметы из крымских коллекций музеев ДПИ и ГИМ пока не прошли атрибуцию и неизвестно, искусству каких именно народов они принадлежат, в заглавии доклада указано общее определение: «народы Крыма». Таким образом, в музеях Москвы хранится немало изделий декоративноприкладного искусства народов Крыма, относящихся к XVIII – началу XX в. Профессионально обработанные коллекции могли бы основательно дополнить работы по исследованию культуры Крыма этого времени. Г. А. Санин (г. Москва) КРЫМСКОЕ ХАНСТВО В ВОЙНАХ И ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ, УКРАИНЫ И РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVII в. I. Крымская проблема в геополитике России, Украины и Речи Посполитой во второй половине XVII в. После выхода из Смутного времени перед Россией стояли три геополитические проблемы: возвращение западных русских земель (после Переяславской рады перерастает в проблему воссоединения Украины с Россией); защита южных границ от набегов кочевых народов (в процессе воссоединения с Украиной и продвижения в Дикое Поле засечных черт перерастает в проблему выхода к черноморскому побережью); выход к балтийскому побережью (до «великого посольства» Петра I) стояла на втором плане. Эти три проблемы были составной частью сформировавшейся в итоге Три­ дцатилетней войны Вестфальской системы международных отношений, сутью которой было соперничество между профранцузской и прогабсбургской группировками держав за контроль над Европой. С Францией Людовика XIV традиционно сближалась Османская империя, целью которой был захват венгерских и австрийских земель в центре Европы и овладение (в начале протекторат) Украиной. 61 У хана (а точнее, крымской знати) была цель ослабить зависимость от Порты, подчинив себе Украину. «Помогай слабому (во время Освободительной войны 1648–1654 гг. Украине, позже – Речи Посполитой) – это был традиционный принцип внешней политики. II. Крымское ханство в Русско-польской войне за Украину 1654–1667 гг. 1. Планы российского правительства и Б. Хмельницкого сформировать в 1654 г. широкую антипольскую коалицию с участием Крымского ханства претерпели неудачу по следующим причинам: а) после воссоединения сильнейшими на северных границах стали Россия с Украиной, слабейшей – Речь Посполитая, и сработал прежний принцип; б) в ханстве приближение к его границам сильного государства вызвало тревогу, пошли слухи о «конце мусульманской веры». В связи с этим Ислам Гирей, а после его смерти Мухаммед Гирей IV заключили союз с Речью Посполитой. 2. Военные действия России и Украины в 1654–1655 гг. Поражение Речи Посполитой под Ахматовом. Начало Польско-шведской войны и катастрофа Речи Посполитой осенью 1655 г. Поражение Крымского ханства под Озерной. Мирные переговоры Б. Хмельницкого с Сефергазы-агой и временный выход ханства из войны. 3. Участие ханства в Польско-шведской войне 1655–1657 гг. Военная помощь Крыма – последняя надежда Речи Посполитой. Политический просчет царя. Не­ удача похода А. Ждановича и Дьердя II Ракоци. Смерть Б. Хмельницкого. 4. Союз И. Выговского с Крымом, возобновление ханством военных действий против России. Невмешательство Москвы в борьбу между М. Пушкарем и И. Выговским за гетманскую булаву побудило Выговского искать поддержки в Варшаве и Бахчисарае. Гадячьский договор. Союзный договор Выговского с Мухаммедом Гиреем IV. Поражение А. Трубецкого под Конотопом дало возможность крымским татарам обойти Белгородскую черту с фланга летом и осенью 1659 г. и разграбить громадную территорию за чертой. Отход татар и свержение Выговского. Гетман Юрий Хмельницкий. 5. Крымское ханство в сражении под Слободищем и Чудновом. После окончания войны со Швецией Россия и Речь Посполитая активизируют военные действия на Украине. Россия планирует одновременный удар по Крыму и по Речи Посполитой с участием донских и украинских казаков, калмыков и Трансильвании. Речь Посполитая сконцентрировала освободившиеся силы на Подолии и одновременно с Крымом выступила против Ю. Хмельницкого и В. Шереметева. Под Слободищем русским и украинским войскам было нанесено крупное поражение, уцелевших русских угнали в Крым, Украина разделялась на Правобережную и Левобережную. 6. Ханство вступает в открытую войну за Украину. Вскоре после чудновской катастрофы на Правобережье утверждается гетманом ставленник Польши Павел Тетеря, и 1663 г. Ян Казимир предпринял попытку подчинить и Левобережье. Ханство, в политике которого все более была заметна враждебность Польше, не участвовало в походе Яна Казимира. Вступление на ханство Адиль Гирея. Вопрос о подданстве Украины ставится хану открыто. Гетманство П. Дорошенко. III. Отношения с Крымом в 1667–1672 гг. От Андрусовского перемирия до начала войны России и Речи Посполитой против Османской империи. 62 1. Андрусовское перемирие и Московский союз России и Польши 1667 г. Мирный и военный варианты решения споров с Османской империей из-за Украины. Планы А. Ордина-Нащекина созвать трехсторонние переговоры. 2. Мирный договор России с Адиль Гиреем и смена хана (Селим Гирей). Крушение планов и карьеры А. Ордина-Нащекина. Пересмотр союзного договора России и Речи Посполитой в 1671 г. Россия, Украина, Крымское ханство в Польско-турецкой войне 1672 г. IV. Крымское ханство в войне России и Османской империи 1672–1681 гг. V. Крымское ханство в войне 1686–1699 гг. А. В. Севастьянов (г. Симферополь) ИССЛЕДОВАНИЯ ДРЕВНОСТЕЙ БАХЧИСАРАЙСКОГО РАЙОНА ЭКСПЕДИЦИЯМИ Г. А. БОНЧ-ОСМОЛОВСКОГО (20-е гг. ХХ в.): ЦЕЛИ, РАСКОПКИ, ОТКРЫТИЯ Слом старых форм организации науки после 1917 г. затронул и археологическую сферу. 18 апреля 1919 г. была создана Российская академия истории материальной культуры (после 1925 г. – Государственная академия истории материальной культуры). Данное учреждение должно было обеспечить научное и методическое руководство процессом изучения древностей на территории страны. С начала 20-х гг. XX в. наблюдалось оживление интереса к археологическим памятникам Крыма со стороны сотрудников РАИМК/ГАИМК. Наиболее масштабные исследования памятников древнейшей эпохи жизни первобытного человека в Крыму были проведены профессором ЛГУ, научным сотрудником ГАИМК, первым заведующим КрымОХРИС (1920–1921 гг.) Г. А. БончОсмоловским. Они начались в 1923 г. и продолжались каждый полевой сезон вплоть до 1933 г., когда ученый был арестован и приговорен к трем годам ссылки в Воркуту. В работах исследователя и историографии археологического изучения Крыма заметное место занимают раскопки, проведенные ученым в гроте КиикКоба, благодаря которым впервые в СССР были обнаружены останки неандертальского человека, что позволило сформулировать концепцию древнейшего периода жизни на территории Европейской части СССР. Однако не менее значительными стали исследования гротов Сюрень I и Сюрень II (1924–1926, 1929 гг.), расположенных в 13 км от Бахчисарая, на правом берегу реки Бельбек. В ходе работ экспедиции, в которой принимали участие сотрудники различных институтов АН СССР и студенты ленинградских вузов, были сделаны значительные открытия археологических материалов, обогативших советское палеолитоведение. Сохранившиеся документы Научного архива Института истории материальной культуры РАН (г. Санкт-Петербург) позволяют говорить о приоритетности и активности изучения памятников Бахчисарайского района в тот период. 63 Э. И. Сейдалиев (м. Бахчисарай) АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ В РИСУНКАХ УСЕИНА БОДАНИНСКОГО: К ВОПРОСУ ИСТОРИИ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ СОЛХАТА В условиях возрастающего интереса к древностям Золотоордынского Крыма и Солхата в частности все актуальней становится вопрос публикации материалов и сследований не только современных, но и наработанных ранее. В данном докладе мы попытаемся охарактеризовать материалы, сохранившиеся в фондах КРУ «Бахчисарайский историко-культурный заповедник» (далее КРУ БИКЗ) в виде рисунков, выполненных рукой У. Боданинского. Что касается жизни и творчества первого директора Бахчисарайского дворца-музея, то этим темам посвящен целый перечень научных работ. В этом списке особняком стоит коллекция рисунков У. Боданинского из фондов Бахчисарайского заповедника. Сейчас мы остановимся лишь на определенной группе рисунков, связанных с исследованиями ученого в Старом Крыму. Из всех художественных работ Боданинского с изображениями археологических материалов и с пометкой «Солхат» или «Старый Крым» в фондах нам известно 11. Из них самую многочисленную группу составляют изображения различных надгробий, их шесть. Вторая по величине категория изображений – это керамические сосуды и их фрагменты в количестве трех экземпляров. И, наконец, оставшиеся два рисунка представляют собой план исследований на усадьбе Чеканова в Старом Крыму и, видимо, стратиграфический разрез, обозначенный как «земляные работы при шоссировании Греческой улицы». Публикация этих работ с привлечением хранящихся в фондах КРУ БИКЗ других материалов по данной тематике (непосредственно предметы, возможно, изображенные на рисунках, инвентарные книги и т. д.) позволит пролить свет на изучение древностей Старого Крыма (и не только) в 20-е гг. XX в., а возможно, и обнаружить артефакты, считающиеся пропавшими. Ю. В. Селезнёв, М. Е. Селезнёва (г. Воронеж) РОСТ МАМАЕВОЙ ОРДЫ Политические судьбы стран и народов Восточной Европы в XIII-XV вв. были тесно связаны с развитием Джучиева Улуса. В 1360–1380-е гг. указанное государство переживало острый политический кризис. Именно в это время на политической арене активную роль начинает играть тёмник Мамай. Необходимо отметить, что в исторических исследованиях основное внимание уделяется внутри- и внешнеполитическому положению Руси и Орды в тот период. Отмечается активная роль Мамая в попытках объединения всей Орды (Н. М. Карамзин, А. В. Карасев и Г. И. Оськин) или ее части (А. Н. Насонов, Б. Д. Греков и А. Ю. Якубовский, Г. А. Федоров-Давыдов). Указывается на провозглашение тёмника ханом (Н. И. Костомаров) или на попытки Мамая совершить такой шаг (М. Г. Сафаргалиев). Даются характеристики Мамая как личности (Л. Н. Гумилев). Однако 64 вопрос становления и роста территории Мамаевой Орды оказывается затерянным в информационном потоке исследовательской и научно-популярной литературы. Источники позволяют утверждать, что уже при хане Бердибеке Мамай имел статус старейшего эмира и являлся тёмником. Он был женат на дочери хана по имени Ханум. Известно, что его владениями был Крым. Когда Бердибек погиб, Мамай откочевал на полуостров. Основав здесь в 1361 г. независимое владение, Мамай постоянно стремился увеличить его территорию. К лету 1380 г. он уже контролировал все земли Орды к западу от Волги. В течение 1360–1370-х гг. его кочевья увеличились в 1,5 раза. Имя крымского тёмника грозой прокатилось по землям Восточной Европы, отразившись в названиях разных мест и урочищ, маркируя границы его владений. Так, на Днепре, ниже устья реки Псел и выше Конских Вод в XVI в. зафиксировано урочище Мамай-луг. Возможно, с этим урочищем связаны и расположенная в рай­оне Днепровских порогов Мамай-гора у села Великая Знаменка Каменко-Днепровского района Запорожской области и в 1 км от нее – Мамай-Сурка. Известен Мамаев луг и в верховьях Дона – так в начале XVI в. называлось Куликово поле. На Волге, в самом центре Волгограда, расположен знаменитый Мамаев курган. На Черноморском побережье Кавказа сохранились развалины крепости, называемые Мамай-Кале. Таким образом, данные топонимики подтверждают, что земли, подвластные Мамаю, раскинулись от Днепра до Волги и Каспия, от Мордовских лесов до Крыма и Кавказа. Г. А. Сичаева (г. Симферополь) ВКЛАД КРЫМСКОТАТАРСКОГО ДВОРЯНСТВА В СОХРАНЕНИЕ И РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ И ОБРАЗОВАНИЯ КРЫМА (XIX – НАЧАЛО XX в.) В 1783 г., с аннексией Крыма Российской империей, в регионе начинается новый и сложный период масштабных реформ и преобразований. 22 февраля 1784 г. указом Екатерины II высшее сословие Крыма было зачислено в состав российского дворянства. В Таврической губернии утвердилась та же система дворянства, что и в России потомственная и личная. Крымскотатарские дворяне принимали активное участие в дворянских депутатских выборах, где избирались в уездные предводители дворянства, коллежскими асессорами, коллежскими регистраторами, титулярными советниками, уездными судьями. В 1867 г. был представлен проект А. бея Тащиоглу и А. Карашайского об образовании крымских татар и обучении их русскому языку. А. Карашайский являлся председателем училищного совета, содержал медресе. Меметша-бей Кантакузин в Акмечети построил казенный конезавод. На личные средства в конце XIX в. была построена школа на 40 детей Умер-мурзой Мансурским в имении Огуз-Оглу (ныне село Чернышово), Булгаковыми в селе Булгак (ныне Ильинка), мечеть и фонтан в селе Коккоз (ныне Соколиное), А. Арапским в деревне Арап (ныне село Константиново). Особого внимания заслуживает деятельность семейства Муфти-заде. Финансовый и духовный вклад Исмаила Муфти-заде его супруги Сайде-ханум в образование, благотворительное и меценатское дело Крыма неоценимо велико. И. Муфти-заде являлся председателем Благотворительного 65 общества пособия бедным мусульманам Крыма в 1897 г., почетным попечителем Симферопольской татарской учительской школы (1893–1903 гг.). По предложению представителя Бахчисарайского мусульманского благотворительного общества С. Б. Крымтаева У. Боданинский и А. Абиев начинают разработку проекта художест­ венно–промышленной школы в Бахчисарае, открытие которой состоялось в 1917 г. В. Н. Сокуров (г. Москва) ЧЕРКЕСИЯ И КРЫМСКОЕ ХАНСТВО: ДИНАСТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ Династические браки и аталычество были важными инструментами политики черкесских князей. Причин для сближения с Крымском ханством у правителей Черкесии было много: это недостаточный уровень экономического благосостояния и военно-аристократический образ жизни, целиком посвященный воспитанию военного духа и соперничество ведущих княжеских родов за верховное княжение, получить которое было трудно без поддержки извне. В жилах многих османских султанов, начиная от Сулеймана Кануни (1522–1566) и крымских ханов, начиная со времени Девлет I Гирея (1551–1577) текла черкесская кровь. Из четырех официальных жен Девлета I Гирея три были черкешенками. В те годы все наиболее важные государственные посты в Крыму были заняты черкесами. Это вызывало сильное недовольство со стороны представителей татарской аристократии, не связанной родственными узами с черкесами. Последовал античеркесский бунт в 1577 г., который жестоко был подавлен Мухаммедом II Гиреем (1577–1584); инициаторы подачи жалобы на имя турецкого падишаха были пуб­ лично казнены на площади Бахчисарая. Своеобразные родственные отношения устанавливались и через институт аталычества (къангъэсэн). Крымские ханы охотно отдавали своих детей на воспитание в Черкесию, где они учились военному мастерству, храбрости, ловкости, осваивали «кодекс чести» – аристократический этикет «уэркъхабзэ». Еще во времена Токтай-хана черкесы взяли на воспитание будущего хана Золотой Орды Узбека (1312–1340). «С тех пор и поныне, – утверждал последний крымский хан Шагин Гирей (1774–1783), – во всяком племени черкесском воспитывают султанов и по большей части все султаны, государи наши, суть вскормленники оного народа». Особым расположением крымских ханов пользовалось черкесское племя Бесленей, которые были почти монополистами в этом деле. Обычай приема на воспитание крымских царевичей наблюдали многие авторитетные авторы, в том числе Эвлия Челеби в 1644 и 1666 гг., Хусейн Гезар-Фенн (ум. 1691) и Дмит­рий Кантемир (1673–1723). Многие годы пребывания ханычей в чужой стране давали возможность войти в курс ее политической жизни, получить прекрасное рыцарское воспитание и необходимую информацию. Аталычество было условием мира, гарантией регулярных связей, через него решались военные, экономические и поли­тические проблемы. Владелец-аталык мог тем самым обезопасить себя от недругов, освободиться от таможенного сбора, дани и других повинностей в пользу хана. 66 Практика династических браков, также как и традиционные институты ата­ лычества, аманатства, кондотьерства служили элементами единой системы, взаимодействуя между собой, вместе они обеспечивали родственные связи с могущественными родами, правящими династиями соседних государств, поддерживали мобильность и жизнестойкость общества. Одновременно они свидетельствовали о слабости государственных институтов. С одной стороны, они укрепляли международный престиж, а с другой – сильно осложняли положение страны, способствуя углублению незатухающей усобицы, возникновению новых феодальных групп. А. Н. Теплякова (г. Санкт-Петербург) ТКАНИ БЕЛОРЕЧЕНСКОГО МОГИЛЬНИКА (СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ, XV в.): НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ТОРГОВЛИ И ПРОИЗВОДСТВА В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ В XIV–XV вв. Белореченский могильник расположен в среднем течении реки Кубань, близ города Белореченска, на территории средневекового адыгского феода Кремук, существовавшего в XIV–XV вв. Он исследовался профессоров Н. И. Веселовским в 1896–1907 гг. Всего было раскопано 84 кургана, в 77 из них найден погребальный инвентарь. В Государственный Эрмитаж попали материалы 25 курганов из раскопок 1896 г., в 10 из них сохранились ткани (не включая тесьму поясов и изделия из кожи). Могильник датируется по-разному, вероятнее всего, это середина – последняя треть XV в. Однако есть и ранние вещи: например, ваза с гербом султана Бейбарса, датируемая по гербу около 1270 г . Ткани, из которых опубликованы лишь несколько фрагментов, датируются и атрибутируются весьма разнообразно. Шелка в основном итальянского производства, датируем от конца XIV в. до третьей четверти XV в., отдельно отметим венецианский бархат середины XV в.; группу шелков (в том числе затканные золотой нитью) с меньшей достоверностью относим к иранским или центрально­азиатским центрам, хотя для XV в. вероятнее предложить их ближневосточное или египетское происхождение. Остается открытым вопрос о ткацких мастерских в Кафе и возможности соотнести с ними группу шелков из Белореченского могильника. Помимо того что во второй половине XV в. Кафа продолжает играть ведущую роль в торговле тканями, есть как прямые, так и косвенные свидетельства производства здесь шелковых тканей. Находка венецианского бархата в составе Белореченского могильника, а также изделия из муранского стекла, позволяют нам обратиться к проблеме венецианской торговли в Черном море. Генуя занимала лидирующее положение в Причерноморье, Венеция же имела только два порта – Трапезунд и Тану, через которую дальше шли торговые караваны в Астрахань или в Москву. С конца XIV – XV в. Венеция имела сильные позиции на рынках Сирии и Египта. В этой связи активность венецианцев в Причерноморье (Тана) может объяснить наличие в существенных объемах стекла египетского производства в курганах Северного Кавказа, так же как и почти полное отсутствие египетского и муранского стекла в соседнем Солхате, через который проходили маршруты из генуэзских Кафы и Судака (согласно материалам Старокрымской археологической экспедиции Государственного Эрмитажа 1978–2013 гг.). 67 И. Б. Тесленко (г. Симферополь) КЕРАМИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ XIV в. ИЗ РАСКОПОК КРЕПОСТИ АЛУСТОН1 На сегодняшний день в научной литературе практически отсутствует детальная информация о населенном пункте, существовавшем в золотоордынский период истории Таврики на территории византийской крепости Алустон. Свидетельства о нем письменных источников, введенных в научный оборот, довольно скромны. Луста (Lusta) упоминается среди одиннадцати приморских селений, переданных генуэзцам татарами по договорам 1380, 1381 гг., подтвержденным в 1387 г. (см., напр.: Balard, 1978, s. 161; Basso, 1991, s. 14, 15; Бочаров, 2004, с. 186; Мыц, 2009, с. 43–45). Вероятно, более информативны бухгалтерские книги казначейства Каффы2, однако специфика источника, требующая особого исследовательского подхода, позволяет лишь ожидать очередных публикаций результатов кропотливой работы специалистов (см., напр.: Пономарев, 2002). Более доступны археологические материалы. Масштабные раскопки крепости Алустон в 1984–1994 гг. позволили их автору В. Л. Мыцу выделить золотоордынский период в истории города, датируемый, по его мнению, концом XIII – 80-ми гг. XIV в. (см., напр.: Мыц, 2002, с. 17). Нижний хронологический рубеж исследователь маркирует тотальным пожаром, связываемым с походами Ногая 1278 г. и/или 1299 г. (Мыц, 1997, с. 66–67); верхний, вероятно, выделяет на основании информации вышеупомянутых договоров, изменивших статус южнобережных территорий. Однако наполнить этот довольно продолжительный этап в истории Алушты каким-то определенным содержанием пока не удалось. По-прежнему крайне мало известно о топографии и облике Лусты обозначенного периода, повседневной жизни, быте и традициях ее обитателей, влиянии различных исторических событий на их судьбу и специфику формирования материальной культуры. В этой связи особый интерес представляет детальный анализ находок из культурных напластований «золотоордынского периода», открытых на памятнике за все время его раскопок (1981, 1984–1994, 1998 гг.), в особенности жилищнохозяйственных комплексов. Среди них остатки более двух десятков строений различной сохранности, в том числе со слоями пожара последней четверти XIV в. Многочисленные керамические коллекции этих комплексов составили объект настоящего исследования. 1 Работа выполнена при поддержке Государственного агентства по вопросам науки, инноваций и информатизации Украины. 2 Цифровые изображения рукописей – Массария Каффы 1374, 1381, 1424 гг. представлены в электронной библиотеке исторического факультета МГУ. 68 В. М. Тимченко (г. Киев) ДИПЛОМАТИЧНЕ ЛИСТУВАННЯ МІЖ БАХЧИСАРАЄМ ТА ШВЕДСЬКИМ КОРОЛІВСТВОМ У 1637–1742 рр. (ЗА МАТЕРІАЛАМИ ДЕРЖАВНОГО АРХІВУ ШВЕДСЬКОГО КОРОЛІВСТВА, м. СТОКГОЛЬМ) Незважаючи на географічну та культурно-політичну віддаленість між Крим­ ським ханством та Шведським королівством, дві країни підтримували дружні дипломатичні зв’язки. У Державному архіві Шведського королівства зберігають­ ся 18 офіційних листів 1637–1742 рр. з Кримського ханства до Швеції, написані османсько-турецькою мовою. Перший з них (1637) адресований королеві Кристині (1632–1654). Там повідомляється про вступ на трон Кримського ханства Бахадира Ґерая (1637–1641), який пропонує останній дружбу та військовий союз. Наступні листи до шведського короля підтверджують дружні відносини між двома країнами: від хана Мехмеда Ґерая ІV (у другий проміжок правління – 1654–1666 рр.) джумазі-уль-ахіра 1071 р. гіджри (почався 1 лютого 1661 р. від Р. Х.); від хана Аділя Ґерая (1666–1671 рр.) (зберігся лише невеликий уривок); від хана Селіма Ґерая (у перший проміжок правління – 1671–1678 рр.) 1088 р. гіджри (1677 р. за Р. Х.); від калги Селямета Ґерая, сина Бахадира Ґерая джемазі-ульеввеля, 1088 р. гіджри (почався 2 липня 1677 р. від Р. Х.) та від нуру-д-діна Сафи Ґерая, сина Сафи Ґерая, того ж числа; від хана Мурада Ґерая (1678–1683 рр.) 1090 р. гіджри (1679/1680 р. від Р. Х.); від нуру-д-діна Саадета Ґерая, сина Кирима Ґерая, 1092 р. гіджри (1681 р. від Р. Х.); від хана Хаджи Ґерая ІІ (1683–1684 рр.); від калги Тохтамиша Ґерая, сина Сафи Ґерая (без дати). Два листи без дати адресувалися шведським прем’єр-міністрам – від великого візира Бахадир-аги та від великого візира Ахмед-аги. П’ять пізніх листів XVIII ст. стосуються походу Карла ХІІ на південь, що закінчився у Бендерах. Це лист 1122 р. гіджри (1710/1711 р. від Р. Х.) Тімура бін Мехмеда з роду Шірінів, який адресувався хофканцлеру Карла ХІІ. Наступні два листи до Карла ХІІ: лист хана Девлєта Ґерая ІІ (у другий проміжок правлін­­ня – 1709–1713 рр.) та лист від хана Каплана Ґерая (у другий проміжок правління – 1713–1715 рр.). Останні два листи – хана Селямета Ґерая ІІ (1740–1743 рр.) до шведського короля Фредріка І – від 15 шевваля 1154 р. гіджри (24 грудня 1741 р. від Р. Х.) та від 10 ребі-уль-еввеля 1155 р. гіджри (15 травня 1742 р. від Р. Х.) згадують похід Карла ХІІ та підтверджують дружні відносини між обома країнами. Представлені переклади деяких з цих документів та показано їх значення в особистих зв`язках між правлячими особами Кримського ханства та Шведського королівства. Через ці документи будуть простежені певні особливості історії та культури Криму XVI–XVIII ст. 69 О. О. Тищенко-Монастирська (г. Київ) МОВНІ ОСОБЛИВОСТІ КАРАЇМСЬКОЇ МЕДЖУМИ З ФОНДІВ БАХЧИСАРАЙСЬКОГО ІСТОРИКО-КУЛЬТУРНОГО ЗАПОВІДНИКА Вивчення мови юдео-тюркських писемних пам’яток, науковий інтерес до яких зріс останнім часом (Smętek 2012, Jankowski 2011, 2004, Nemeth 2011, TyshchenkoMonastyrska 2011, Çulha 2010, Aqtay 2009), неможливе без лінгвістичного аналізу кримськокараїмських збірників меджума. Серед нещодавно транслітерованих та опублікованих маємо меджума Килчі, датована 1910 р., та Єрака, видана В. Радловим 1896 р. Меджума з фондів Бахчисарайського історико-культурного заповідника досі ще не була опрацьована лінгвістами. Ця пам’ятка відрізняється тим, що містить тексти двох типів — огузькі та кипчацькі, писані різними почерками і різними мовами. У письмі використано типовий кримський гебрайський напівкурсив. Огузька частина меджуми написана турецькою мовою з деякими фонетичними та морфологічними рисами, притаманними кримськотатарській мові та кримському діалекту караїмської мови. Наприклад, подекуди трапляється початковий k- замість турецького g-: kok yuzune («у піднебесся»); e- замість i-: eki çeşme («два фонтани»); форма давального відмінка на -ga: qapuga geldim («я прийшов до воріт») на відміну від турецького датива на -ya. Кипчацький фрагмент меджуми, представлений уривком епосу про Едигея, написаний, очевидно, одним із діалектів кримськотатарської мови, що за фонетичними, морфологічними та синтаксичними рисами має кипчацьку основу. Літературні твори, зафіксовані у меджумі, представлені жанрами кошма, шемахі керем, диване та належать перу Ашика Умера та Ашика Гевхері або є їх переспівами. Народні твори репрезентовані жанрами мане та дестан. Меджума з фондів Бахчисарайського історико-культурного заповідника за своїми мовними особливостями подібна до інших відомих караїмських збірників кінця ХІХ — початку ХХ ст. та відображає мовну екологію свого діалектного регіону, позначену сумішшю кипчацьких та огузьких ідіомів. А. Узелац (г. Белград, Сербия) КРЫМ, ЛАТИНСКAЯ ИМПЕРИЯ И УЛУС ДЖУЧИ (ЗОЛОТАЯ ОРДА) В СЕРЕДИНЕ XIII в. Седьмого мая 1253 г. началось славное путешествие францисканца Гильома де Рубрука из Константинополя на Восток. Рубрук имел при себе рекомендации правителя Латинской империи Бодуэна II, адресованные родственнику Бату, татарскому тёмнику Скататаю (Scatatai, Сартактай?), чьи страны были расположены к северу от Крыма. Рекомендации должны были обеспечить Рубруку свободный проход, следовательно, до этого момента дипломатические контакты между Латинской империей и Джучидами уже сущестовали. Эти контакты были налажены благодаря усилиям предшественника Рубрука и дворянина Латинской империи, Бодуэна де Эно (Baldewinus de Hannonia). Он успешно провел переговоры с Сартаком, сыном Бату, и затем направился на 70 Восток, в Монголию. Его путешествие прошло в течение 1249–1252 гг. и было попыткoй обеспечить столь необходимых союзников в борьбе Константинополя против Никейской империи. Первой остановкой Бодуэна де Эно, Рубрука, также и братьев Маффео и Николо Поло в 1260 г. на пути на Восток был крымский порт Судак (Soldaia). Город выплачивал дань Джучидам, но в Судаке сохранялось и влияние Венеции, которая в 50-х гг. ХIII в. осталась единственным защитником Латинской империи на Западе. Еще раньше, по свидетельству Йоанна Плано-Карпини, венецианские купцы обеспечивали свободный проход через черноморские степи и татарские земли. В середине XIII в. Крым и Судак, таким образом, стали контактной зоной, где смешивались татарские и западные политические влияния. Это было результатом их стратегического расположения, коммерческого значения и космополитического характера. Однако в 1261 г. войска Никейской империи взяли Константинополь, Латинская империя прекратила свое существование и доминирующее влияние Венеции в черноморском регионе было заменено Генуэзским. Следовательно, и крымские города в некоторой степени потеряли свою важную роль в отношениях Западной Европы и татар. Э. С. Умеров (м. Бахчисарай) АДМИНИСТРАТИВНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ ДЕЛЕНИЕ КРЫМСКОГО ХАНСТВА: ИСТОРИОГРАФИЯ ВОПРОСА В настоящем докладе представлены результаты исследования письменных источников и литературы. Письменные источники по этой теме изучены слабо, и многие из них необходимо еще вводить в научный оборот. В научной литературе вопрос об административно-территориальном делении Крымского ханства изучен так же недостаточно глубоко и полно. Есть лишь несколько специальных работ посвященных этому вопросу. Ф. Ф. Лашков – историк, архивист, в 1886 г. на Археологическом съезде в Одессе прочел реферат «О бейлыках в Крымском ханстве», а также издал брошюру «Сельская община в Крымском ханстве». Большую работу в вопросе о землевладении в Крымском ханстве проделал юрист Г. Ф. Блюменфельд. В очерке «Крымско-татарское землевладение» он дает юридическую оценку земельных отношений в Крымском ханстве. Ф. Хартахай в статье, напечатанной в «Вестнике Европы» в 1866 г. под заглавием «Историческая судьба крымских татар», ссылаясь на Боплана и Пейсонеля, дает нам сведения численности населения, проживающего на территории определенного бейлика. До присоединения Крыма к Российской империи на территории Крымского ханства существовали свои правовые нормы землевладения, которые складывались на протяжении 300 лет существования государства, но, к сожалению, такими письменными источниками непосредственно периода Крымского ханства мы не располагаем. Бейлик – это та форма землевладения, где государственное начало уступает место частному вотчинному праву. Под этим термином в Крымском ханстве подразумевался особый удел, которым каждый из представителей шести бейских поколений – Ширинов, Барынов, Мансуров, Аргынов, Сеит-Джеуд 71 и Яшлавов – владел на правах политической главы. Бейлик представлял из себя родовое владение, которое, в отличие от феодального (феод переходил в наследство от отца к сыну), переходило к старшему в роду. Как известно, твердое представление о границах своей территории имело то государство, которое в силу экономических и военных факторов имело преимущество перед соседними. Такую же тенденцию можно проследить и в отношении границ бейликов. О. В. Харлан (г. Київ) ДО ПИТАННЯ ЛОКАЛІЗАЦІЇ МІСЦЕЗНАХОДЖЕННЯ ТА АРХІТЕКТУРНО-ПЛАНУВАЛЬНИХ ОСОБЛИВОСТЕЙ КОМПЛЕКСУ АЗІЗА ГАЗИ-МАНСУРА В БАХЧИСАРАЇ Сакральне обличчя Бахчисараю вже неодноразово ставало об’єктом вивчення науковців. Історичні матеріали про пам’ятки, які відомі з архівних джерел, розпорошено по численних сховищах, а про більшість з них взагалі не лишилося ніяких даних. Тому вивчення і дослідження пам’яток кримськотатарської архітектури – справа занадто складна і така, що потребує тривалих пошуків інформації і клопітких опрацювань значної кількості матеріалу. Архітектурно-містобудівні дослідження, які нещодавно розпочалися в місті, обумовили кілька напрямків вивчення історичного середовища Старого міста, а також колишніх приміських районів, що зараз потрапили до території міста. Зі сходу і з заходу від старої частини Бахчисараю, в так званій долині ріки Чурук-Су, звертають на себе увагу культові споруди різних типів і різних часів. Дану працю присвячено дослідженню пам’ятки, залишки якої вціліли в долині Мар’ям-Дере – це культовий комплекс Азіз Гази-Мансура, який до початку ХХ ст. знаходився в доброму стані у східній частині Бахчисараю, неподалік від караїмського кладовища, у підніжжя Чуфут-Калє. Складові частини колишнього комплексу було втрачено в радянський час, залишилися лише незначна кількість надгробків, що розкидані на рівній ділянці, посеред чагарників і дерев. Вивчення комплексу ускладнюється скупістю інформації щодо його виникнення та історії існування. Виявлені архівні матеріали КРУ «Бахчисарайський історико-культурний заповідник» та натурні дослідження дозволили локалізувати місце знаходження складових культового комплексу і дослідити його архітектурно-планувальні особливості. Результати даного дослідження стануть в нагоді дослідникам кримськотатарської архітектури, можуть бути використані при археологічному вивченні сакральної території комплексу і території долини Мар’ям-Дере взагалі. Маємо надію, що необдуманого нового будівництва на сакральній території не відбуватиметься, а спеціальний проект ревалоризації і ревіталізації, що матиме за мету реабілітацію сакрального місця, буде розроблено лише після повномасштабних археологічних вивчень, з урахуванням їх результатів. 72 Л. З. Чубукчиева (г. Бахчисарай) ЭТНОКОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ В ОТНОШЕНИИ КРЫМСКОтатарской ЖЕНЩИНЫ Одной из самых животрепещущих проблем современности является женский вопрос. Возрастающий интерес к «женской истории» обусловливает актуальность темы. Историческая феминология является одной из наиболее активно развивающихся отраслей исторической науки. Изучая вопрос статуса крымскотатарской женщины в тюрко-мусульманских традициях, важно отметить, что все сферы жизни мусульманки определялись нормами Корана и шариата, которые в свою очередь корректировались местными законами – адатом. В истории Крымского ханства знамениты имена женщин, которые, несмотря на свое затворничество, обладали властью, влияли на ход государственных дел. В середине XVI в. при ханском дворе своим умом и красотой прославились несколько ханских жен. О привилегированном положении женщин в Крымском ханстве, писала и российская исследовательница А. Л. Хорошкевич. Изучая историю отношений Московского княжества с Крымским ханством в конце XV – начале XVI в. в политической, экономической, дипломатической сферах, автор писала и о статусе женщин Крыма. Известно, что дипломатический этикет между Российским и Крымским двором состоял из целого ряда правил и тонкостей. Обязательной частью дипломатического этикета были поминки – дары, подношения. Обычно «дефтер» – список для близких родственников и приближенных – составлял хан, в нем он заказывал желаемые подарки. Однако наряду с ханами о своих запросах писали и крымские царицы, заказывая ткани для одежды, русские меха и т. д. Исследуя вопрос положения женщины, становится очевидно, что высокий статус мусульманки был обусловлен не только догмами Корана и шариата, а в большей степени древними тюркскими традициями. Раннее тюркское общество является доказательством высокого социального положения, каким обладала женщина. Об этом свидетельствуют письменные источники и устное народное творчество, где возносится общественная роль женщины. Целью данной научной работы является изучение положения мусульманки в канонах Корана, шариата, традиций, а также исследование влияния священного писания на такие сферы жизни, как статус женщины в браке и разводе, полигамия, право наследования, хиджаб и затворничество., выявление истинного положення женщины в Коране (на основе сур – глав), анализ статуса мусульманки в крымскотатарском обществе. 73 К. И. Шадчнев (г. Москва) МАЛОИЗВЕСТНЫЙ БАРЕЛЬЕФ НА ТЕМУ «ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА К РОССИИ»: ОБРАЗ КРЫМСКИХ ТАТАР В СКУЛЬПТУРНОЙ ПЛАСТИКЕ 80-х гг. XVIII в. Проведено атрибуционное исследование скульптурного рельефа «Не дань, но законы приемлет», созданного неизвестным автором для украшения Большого круглого зала здания Московского сената в Кремле (архитектор М. Ф. Казаков) и датированного специалистами 1784–1787 гг. На протяжении более чем 150 лет данное произведение по-разному толковалось с точки зрения изображенного на нем сюжета. Четкого научного обоснования ни одна из трактовок не получила. Автор исследования выдвигает новую гипотезу, согласно которой рассматриваемый горельеф является одним из первых скульптурных изображений населения Крымского полуострова со времени вхождения Крыма в состав России и посвящен историческому событию – присоединению Крыма к России (1783 г.). Выполненное со всеми этнографическими подробностями данное произведение представляет интерес как для историков, изучающих культуру крымских татар, так и для искусствоведов, которые до насто­ ящего времени не могут аргументированно определить автора этого великолепного скульптурного цикла. В своих выводах автор опирается на выдержки из публикаций записок путешественников, посещавших Крым до и после его присоединения к Российской империи, и косвенные детали малоизвестного скульптурного изображения. Т. С. Шахбазов (г. Баку) ВЕЛИКИЙ СЫН ДВУХ НАРОДОВ: О ЖИЗНИ И НАУЧНОМ ТВОРЧЕСТВЕ ОСМАНА ГАБИБУЛЛАЕВА Осман Абибуллаевич Габибуллаев – один из видных представителей археологической науки Азербайджана. Он родился в 1913 г. в городе Бахчисарае Крымской области в семье учителя. Потеряв родителей еще в младенческом возрасте, Осман был сдан в детский дом и здесь же получил свое начальное образование. Но вскоре он отправился к своим дальним родственникам, проживающим в Симферополе, и там получил среднее образование. Накануне Великой Отечественной войны Осман Габибуллаев приехал в Нахичевань и навсегда связал свою судьбу с Азербайджаном. Получив образование на курсах учителей, наряду с работой на разных должностях он в 1941 г. отправился на фронт, воевал на Северном Кавказе, а затем в родном Крыму. Осман, получив тяжелое ранение в одном из боев, проходивших в Крыму, демобилизовался с фронта и вновь возвращался в Азербайджан. Он поступил на факультет востоковедения Азербайджанского государственного университета (нынешнего Бакинского государственного университета) и наряду с учебой приступил к работе в секторе археологии Института истории Академии наук Азербайджанской ССР. Осман Габибуллаев принимал активное участие в Кобустанской, Мингечаурской и Оренкаланской археологических экспедициях. А с 1954 г. он начал руководить Кюль-тепинской археологической экспедицией и оставшуюся часть своей 74 жизни посвятил именно этим археологическим исследованиям. Напомним, что Кюль-Тепе является уникальным памятником периода энеолита-бронзы не только на территории Азербайджана, но и на всем Кавказе. Неслучайно раскопки, проводимые здесь под руководством Османа Абибуллаевича, позволили решить многие проблемы этого исторического периода. Кандидатская диссертация, защищенная Османом Габибуллаевым в 1959 г., также была посвящена памятнику Кюль-Тепе. А результаты его археологических исследований в Нахичевани нашли свое полное отражение в монографии под названием «Археологические раскопки на Кюль-Тепе в 1959 г.» и в обобщающем труде под названием «Периоды энеолита и бронзы на территории Нахичеванской АССР». Однако второй труд объемом 600 страниц увидел свет только спустя 12 лет после кончины ученого (в 1982 г.). Осман Габибуллаев скончался в сентябре 1970 г. Но светлая память о великом азербайджанском ученом навсегда осталась в памяти нового поколения археологов, историков и всего научного сообщества. М. Е. Шлапак (г. Кишинев) ИСЧЕЗНУВШИЕ МЕЧЕТИ ДНЕСТРОВСКО-ПРУТСКОГО МЕЖДУРЕЧЬЯ В оттоманский период на рассматриваемой территории было построено много мечетей, особенно в городах-форпостах, расположенных по Днестру и Дунаю, которые находились в прямом подчинении Порты. Мусульманские культовые со­ оружения появились в Хотинской, Бендерской, Аккерманской, Татарбунарской, Килийской, Ренийской и других крепостях Молдавского княжества. Это были мечети, посвященные правителям Оттоманской империи или их родственникам, мечети, возведенные в честь почитаемых духовных лиц, мечети различных общин, мечети, построенные на средства отдельных физических лиц, и др. Известны квартальные мечети для совершения ежедневной пятикратной молитвы, а также главные мечети для коллективной пятничной молитвы. Иконографические и картографические материалы XVIII в. фиксируют их местоположение в городской структуре. Мечети могли быть отдельно стоящими, а также встроенными в составные элементы оборонительных сооружений. В зависимости от формы плана можно выделить квадратные, прямоугольные и многоугольные мечети. Минарет мог быть отдельно стоящим, пристроенным к основному зданию, а также встроенным. Большинство сооружений принадлежат османской архитектурной школе. Декор довольно скромный – это ряды красного кирпича на фоне белого камня, облицовка каменными или мраморными плитками, каменная резьба, орнаменты, эпиграфические надписи и др. Автор вводит в научный оборот новые мусульманские культовые сооружения Молдавского княжества, разрушенные в результате военных действий в XVIII– XIX вв. или после подписания мирных соглашений между русскими и турками. Это Хюнкяр-джами, Накши-джами, Месджи-джами, Хаджи Мустафа-джамии Кур­ шунлу-джамииз Белгорода-Днестровского, Арап-джами из Килии, Юкарет-джами, Нажив Эфенди Ени-джами и Чарши-джами из Измаила и др. Другая группа мечетей относится к золотоордынскому периоду. К наиболее значимым мусульманским культовым сооружениям Днестровско-Прутского междуречья относится мечеть из Старого Орхея (Шехр ал-Джедида), построенная в центральной части поселения. 75 Р. Р. Эминов (г. Бахчисарай) К ИСТОРИИ ФОРМИРОВАНИЯ КОЛЛЕКЦИЙ И ПРОБЛЕМЕ НАИМЕНОВАНИЯ БАХЧИСАРАЙСКОГО ДВОРЦА-МУЗЕЯ: НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП (1917–1922 гг.) Коллекции первого Национального крымскотатарского музея (с 20-х гг. ХХ в. – Дворец и музей тюрко-татарской культуры), который размещался в бывшем дворце крымских ханов Хан-Сарае, составляли самое крупное собрание музейных предметов, относящихся к истории и этнографии крымских татар. К сожалению, значительное количество данных предметов было утрачено или перемещено в другие музеи после депортации и насильственного удержания народа в ссылке в период 1944–1988 гг. Другая часть этой, безусловно, раритетной коллекции сегодня входит в состав фондов КРУ «Бахчисарайский историко-культурный заповедник». В настоящий момент существует ряд проблем, связанных с историей поступ­ ления и атрибуцией значительного количества музейных предметов из довоенного фонда КРУ БИКЗ. Несмотря на наличие ряда работ по истории дворца-музея, где уже затрагивались вопросы формирования его коллекций (В. Ф. Козлов, У. К. Мусаева, А. А. Непомнящий и др.), все же отдельного исследования по данной теме не проводилось. В докладе восстановлена история формирования коллекций на начальном этапе работы Бахчисарайского дворца-музея с начала его основания в 1917 г. и до его официального учреждения советской властью вначале 20-х гг. ХХ в. Необходимо признать, что до настоящего времени у исследователей нет единого мнения в правильности названия дворца-музея в момент его учреждения. На основании документов из Научного архива КРУ БИКЗ и ГААРК можно установить первоначальное наименование музея. Согласно сохранившемуся официальному бланку учреждения, датированному октябрем 1917 г., музей, организованный в бывшем Ханском дворце, носил следующее название в транслитерации с арабской графики: «Mилли къырым татар музеханеси», в переводе «Национальный крымскотатарский музей». Это подтверждается и материалами из ГААРК, а именно проектами документов Дирекции народного просвещения Крымскотатарской директории от 1918 г. Исследована начальная коллекция музея, состоявшая из предметов имущества дворца, которые в 1917 г. по описи принял основатель и первый директор дворца-музея Усеин Боданинский. В данной коллекции находились предметы из ханского имущества, предметы внутреннего убранства комнат, приобретенные для прибывавших сюда российских царственных особ, а также небольшая коллекция этнографии крымских татар, собранная членами императорской Археологической комиссии А. И. Котовым, Н. П. Кондаковым и бывшим полицмейстером Бахчисарая А. Г. Иваненко. Другая часть данной коллекции была приобретена в первые годы существования музея в результате скупки предметов у населения Бахчисарая, а также за счет дарений. В значительной степени это были предметы, относящиеся к этнографии крымских татар. Основными источниками исследования послужили документы из Научного архива КРУ БИКЗ и Государственного архива в Автономной Республике Крым. 76 Ш. А. Эмруллаев (г. Бахчисарай) К ПРОБЛЕМЕ СОХРАНЕНИЯ И ИЗУЧЕНИЯ ПАМЯТНИКОВ ЗОЛОТООРДЫНСКОГО ПЕРИОДА КЛАДБИЩА КЫРК-АЗИЗЛЕР Средневековое золотоордынское кладбище Кырк-Азизлер, расположенное на западной окраине Бахчисарая, после археологического обследования, проведенного осенью 1924 г. Особой комиссией, созданной по предложению Крымсовнаркома, и давшего «сразу же крайне показательный материал», до середины 40-х гг. ХХ в. числилось в списках памятников, подлежащих охране. В свете выполнения Крымским народным комиссариатом просвещения постановления ВЦИК и СНК РСФСР о музейном строительстве от 1930 г. средневековое золотоордынское кладбище Кырк-Азизлер было внесено в список архитектурноархеологических памятников Крымской АССР. Оно состояло на учете Музейного отдела Главнауки Народного комиссариата просвещения под названием ЭскиЮрт – древнее кладбище Кырк-Азизлер ХIV в. В послевоенные годы в юго-западной части территории памятника организуется свалка бытового и строительного мусора, которая была растянута техникой по склону возвышенности во время использования земельного участка кладбища КыркАзизлер под посевы сельскохозяйственных культур. Длительное время территория золотоордынских захоронений XIV–XV вв. подвергалась систематической распашке, в результате чего сохранившимся в земле в течение столетий ценным в историчес­ ком отношении надгробным памятникам наносился непоправимый ущерб. В течение двух десятилетий (1993–2010 гг.) в границах современной территории средневекового памятника неоднократно находились фрагменты золотоордынских надгробий, некоторые из них имели характерные повреждения, нанесенные техникой во время проведения сельскохозяйственных работ. Кроме этого, значительная часть бывшего мусульманского кладбища была уничтожена при расширении находящегося неподалеку карьера комбината «Стройиндустрия». В результате земляных работ, проведенных комбинатом, значительно сократилась площадь территории Кырк-Азизлер, в результате чего сильно видоизменился рельеф местности. Если на момент археологического обследования осени 1924 г. территория золотоордынского кладбища охватывала территорию около 16 га, то ко времени постановки на государственный учет в 1999–2000 гг., общая площадь сохранившейся части составляла 6,8 га. Среди выявленных в последние десятилетия фрагментов золотоордынских надгробий были такие, на которых частично сохранились надписи, выполненные арабской графикой. Часть фрагментов надгробий была вывезена в музей, с других сделаны фотоснимки. Проведение археологических исследований на кладбище Кырк-Азизлер может дать новый интересный эпиграфический материал: «...надгробия Эски-Юрта имеют надписи ХIV–ХV вв., являющиеся первоклассным источником для понимания ряда явлений истории крымских татар. Считаясь с тем фактом, что время и люди уничтожили целый город мертвых, подчеркиваем, что в земле сохранились еще для науки ценнейшие данные для понимания истории тюрко-татарской культуры ХIV–ХV вв. в юго-западном предгорье Крыма» (из выступления Н. И. Репникова 9 сентября 1940 г.). 77 А. В. Якушечкин (г. Симферополь) К ВОПРОСУ О ВОЗМОЖНОСТИ УЧАСТИЯ ХАДЖИ ГИРАЯ В СОБЫТИЯХ, ПРОИЗОШЕДШИХ В КРЫМУ В 1433–1434 гг. Конфликту между княжеством Феодоро и Генуэзской Республикой, произошедшему в Крыму в 1433–1434 гг., посвящено множество исследований. Практически во всех этих работах одним из действующих лиц конфликта является будущий основатель Крымского ханства Хаджи Гирай. В то же время сама возможность участия Хаджи Гирая в этих событиях сомнительна. В проанализированных генуэзских источниках (документы, хронисты), на которые ссылаются исследователи при описании событий 1433–1434 гг., ни разу не упомянуто имя Хаджи Гирая. Более того, в них не упомянуты личности, принимавшие участие в данном конфликте со стороны Солхата. Лишь косвенно, судя по письму Никола де Порта, можно предположить, что в это время Солхат управлялся неким коллективным органом, с которым и вели все переговоры генуэзцы. В восточ-ных текстах, посвященных биографии и деятельности Хаджи Гирая, также не упомянута столь блестящая победа, которой, без сомнения, являлся разгром многотысячной армии Кафы при Кастадзоне. В работах исследователей, которые описывают события 1433–1434 гг., мы попытались выявить аргументацию и ссылочную базу при упоминании авторами связи указанных событий с личностью Хаджи Гирая. Результаты подобного анализа позволили сделать следующие выводы: • многие авторы связывают участие Хаджи Гирая с событиями 1433–1434 гг. только на основе гипотезы о том, что Хаджи Гирай правил в это время в Крыму; • в работе В. Д. Смирнова «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в.» можно заметить, что сам вывод о правлении Хаджи Гирая в это время делается на базе гипотетического участия его в этом конфликте; • некоторые авторы, например Л. П. Колли, М. Г. Сафаргалиев, упоминают некие «генуэзские документы», но не приводят ни ссылки на них, ни фактов, изложенных в этих документах; • зачастую более поздние авторы ссылаются на работы предшественников без тщательного анализа того, на основе чего предшественниками были сделаны те или иные выводы. Из этого следует, что во всех изученных нами работах нет качественно аргументированной базы, подтверждающей участие Хаджи Гирая в конфликте. На основании изученных нами источников, в которых упомянуты правители Золотой Орды в указанный период, можно сделать предварительный вывод о том, что в это время в Крыму правила (формально) администрация хана УлуМухаммеда, на деле же реальная власть принадлежала крымским беям. Таким образом, Хаджи Гирай не мог принимать участие в конфликте между Генуей и Феодоро в 1433–1434 гг. ни в качестве правителя Крыма, ни в качестве предводителя войска Солхата. Такие предположения на сегодняшний день не подтверждены никакими документальными фактами. Реальную власть Хаджи Гирай в Крыму получил гораздо позже этих событий, а именно после избрания ханом, что произошло, судя по дате на его монетах, около 845 г. х. (1441–1442 гг. н. э.). 78 Selim Chazbijewicz (Olsztyn) POLISH TATARS AND CRIMEAN TATARS UNTIL THE 18TH CENTURY. CONTEXTS AND COMPARISONS The aim of this paper is to present the historical, cultural, and military contexts between the Polish-Lithuanian Tatars, or more precisely between the Tatars of the former Grand Duchy of Lithuania, and the Crimean Tatars organized in the state organization of the Crimean Khanate. Starting from the place of birth and upbringing of Haci Giray, the founder and first ruler of the Crimean Khanate, which were Trakai in Lithuania, we can talk about relationships of Lithuanian and Crimean Tatars. The period of dependence of the Crimean Khanate, at the beginning of its existence, on King Casimir the Jagiellonian, i.e. the feudal dependence on the Grand Duchy of Lithuania also supports the theme of the close relationship of the Tatars from Lithuania and the Crimean. Even before that, the stay of Khan Tokhtamysh in the Grand Duchy of Lithuania and the expedition of Grand Duke Vytautas to the Crimea show the role of the Crimean Tartars in eastern politics of the Polish-Lithuanian rulers. Strict relationships of the Polish-Lithuanian Tatars with the Crimea are also shown by the activities of rebellious hordes in the first half of the 17th century, as well as the neutrality of the Grand Duchy of Lithuania and Poland earlier, during the fight of the Crimean khan Mengli Giray with the Great Horde and his victory over Sheikh Achmet in 1502. Since the fall of the Great Horde in the early 16th century the relations of Poland and the Grand Duchy of Lithuania with the Tartars are the relationships with the Crimean Khanate. Also the history of spiritual, religious and political culture of Polish-Lithuanian Tatars of this period shows their relations with the Crimea, its rulers and its people. It is worth mentioning the period of 1672–1682, i.e. the years of Polish-Turkish wars and the turning of the Polish Tatars to the Ottoman side. In Polish literature it was called the «rebellion of the Lipka Tartars», although this should now be interpreted as a revolt of ethno-religious minorities against religious and economic repressions. A similar situation but on a smaller scale occurred in the first half of the 18th century. Also the later period of the 19th century and the early years of the 20th century is the history of the Tatar Polish-Lithuanian Commonwealth relations and connections with the Crimean Tatars. Szymon Drej (Olsztyn) POLISH AND TATAR RAPPROCHEMENT IN THE 18TH CENTURY A. Z. Soysal wrote: «The fate of Poland strongly intertwined with the fate of the Crimea, not just with the blood generously lavished on both sides, but even stronger and more lastingly with golden ties of friendship and mutual respect of two nations of the knights». In the 16th and 17th centuries temporary alliances between the Republic and the Crimean Khanate were interrupted by a number of devastating wars between the two countries. These armed conflicts were continually favourable for Moscow, which could often win Tatars against the Poles and Lithuanians. Another factor in this complex political game 79 was Turkey, on which the Khanate was formally dependent and which fought wars with the Habsburg Empire. The situation changed drastically in the 18th century. After the defeat of Turkey and the Khanate in the war with the Holy League and the peace in Karłowice, Turkey as a superpower fell. Also the Commonwealth was on a downward spiral. For Poland as well as for the Crimea the biggest threat was now expansionary Russia. So it is no wonder that, though too late, the two countries had to become closer against a common enemy. When the Swedish king Charles XII was defeated by the Russians in the Battle of Poltava, in Poland the supporter of the Swedish king, King Stanislaw Leszczyński was overthrown, and in his place came back a cosmopolitan king of the Saxon dynasty – August II. Then Turkey declared war on Russia and the Tartars, accompanied by supporters of the deposed Polish king, invaded Ukraine. Mehmed Giray, Kalga Sultan, explicitly stated that the khanate fights to defend Poland and the throne of Stanislaw Leszczyński. However, this invasion was repulsed. Another war, in which Turkey and the Crimea were together in defence of Polish freedom, broke out in 1768 and was associated with the appointment of the Bar Confederation against pro-Russian King, Stanislaw Poniatowski, and the presence of Russian troops in Poland. Turkey and the Khanate lent their support to the Confederates by declaring war on Russia, which became known as the «Polish» war. In the course of war both Confederates and Porta along with the Crimea were defeated. The end of the 18th century was also the end of the independence of Khanate and an end to the existence of the Commonwealth. We can see here remarkable analogies that, when compared, give us a picture of political mechanisms of Tsarist Russia. The first partition of Poland, which took place in 1772 and the annexation of the Crimean Khanate in 1783 marked the time when the two nations entered new historical reality. Mehmet Kostumoglu (Izmir) SOCİAL, CULTURAL, AND ARTİSTİC REFLECTİONS OF CRİMEAN TATARS LİVİNG İN IZMİR, TURKEY Beginning in 1786 in various periods, sometimes willingly someties as exiles the Crimean Tatars came and settled in Izmir and Aegean Region of AK Territories (Ottoman Empire territories including Anatolia) from homeland in the Crimea and Romania. The newcomers and the ones after the war ’93 (the Ottoman-Russian War), were to be settled by the water in Karatas-Izmir. However being farmers and finding the place unsafe because of the possible stone falling Crimeans had preferred the higher land (then Bayramyeri-Değirmendağı) and built their neighborhood. They had opened up the first crossbow hamuraşı and pretzel shops in the area. The ones who chose to do farming had settled in Manisa, Torbalı, Muğla, and Salihli. Crimeans who had fled from the brutality of the Russian Empire in 1917 and 1918 first arrived in Dubrovnik (Romania and Bulgaria). After staying some time they had travelled to Istanbul and Izmir by sea and settled in various places including Değirmendağ which had many Creamean settlers. One of those people named Osman started Faytonculuk which is a small business carried out with a two wheeled carriage. The carriage plate licence was 95 and in time he had sold his business to open up a cafe named ’95 for Crimeans to gather which is still active in the area. 80 The most recent migration to Anatolia happened in Second World War. Their first stop was to the camps in Germany, then to Romania and from Constanta to Istanbul. Some of those who were kept in Tuzla Istanbul had moved to Değirmendağ, Yağhaneler, Buca, Narlıdere, and Hatay in Izmir. There are still around 12 thousand Crimean Tatars living in the Aegean region, 4 thousand of them in Izmir and the rest in Torbalı and Manisa. All nations long for fostering their traditions and customs. Nations that forget their past are considered pitiful by many. Crimean Tatars, despite all the exiles and genocides have managed to hold on to their traditions and customs. And it is no different for the ones in Izmir. Food is very important for people by nature. Crimean Tatar Turks still cherish their rich cuisine which has many pastery and meat specialties. “Çiğbörek” is one of them that is famous worldwide. Now through intensive research by our Association a cook book is published and it covers over 500 recipes of Tatar cuisine through intensve work and research. Almost 30 kinds of folkloric dances and over 100 folkloric songs are being arranged and performed. This process has been carried out by the joint effort of the Izmir State of the World Association of Dance and Music of the Crimea and Ministery of Culture and Tourism. And the network continues to expand worldwide. There are around three thousand Crimean Turks living in Izmir and the number goes up to 12 thousand in Aegean region. Founded in 1991 in Izmir, Izmir Crimean Turks Culture and Solidarity Association has been continuing its activities such as organizing trainings for folk dancing and folk songs with Crimean trainers that had been brought from Eskisehir (densely inhabited by Tatars from the Crimea) or various other places. They also have organized many annual events such as seminars and conferences to raise awareness about the exile and promote their culture. Since 2001 it owns the place that they used to rent in Hatay Bahçelievler and has increased the number of its members relatively. As of today, the number of registered members is 650. However almost 100 thousand people easily get together in major events. The association has montly dinners with at least three traditional Crimean dishes. More than hundred people attend to these dinners; prayers are followed by folk songs. There is a art and crafts course two days a week and an exibit is being held for the Crimean ladies for their handmade work products at the end of the year. On the weekends Crimean young people living in Izmir get together with Crimean Tatar students from the Crimea and socialize. All courses such as folk music and dance, Crimean Tatar language are free of charge to young people. Some weeks they host lecturers from various universities and organize conferences. Crimean folk dancers and musicians that are also members of the association work hard to revive traditional songs and they do a great job when it comes to shows both indoor and outdoor. They also participate in many international events and festivals (Romania, US...). It is more than possible to organize meetings to perpetuate Crimean customs and traditions and events such as engagement parties or henna nights at the association. All these events has got press interested and made it possible for the association to be recognized nationwide. Turkish Radio and Television Corporation (TRT) has been a loyal follower and made a documentary on Crimean lullabies two years ago at the association. At 20th anniversary of the association a protocol was signed between the city of Bakhchisaray, Crimea and Konak, Izmir to become sister cities. Two parliament members from Ukraine, mayor of Bakhchisaray, delegation of eleven from the Crimean 81 National Assembly including the President Mustafa Abdülcemil Kırımoğlu, have attended the ceremony which took place in the Ukrainian consulate in Izmir. Four registered members are born in Crimea but had to seek asylum in Turkey at the ages of 26, 22, 18, and 6. Gaffar Kahraman born in 1916, Rasim Divanlı and Habibullah Aslan born in 1926, and Murat Otuzlu born in 1939 are still alive. Every year the association holds a ball, a Tepreş (Hidirellez) Festival, two public concerts, and some outdoor performances. These events continue to be crucial to preserve and perpetuate the Crimean tradition and customs for the Crimean Tatars in Izmir. Sara Kuehn (Vienna) FURTHER NOTES ON THE SETTING FOR THE VENERATION OF SARĪ SALTŪQ DEDE The propagation of Islam in the Balkans is often attributed to the charisma of the heterodox hero and mystic saint, SarīSaltūqDede, arguably the most popular of . . allghāzīs amongst the Muslim population in the Balkans. According to the Ta’rīkh-iāliSaljūq, written by the fifteenth-century Ottoman historian Yaziji-zāde ‘Alī, he joined the fleeing RūmSaljuqsultān‘Izz al-Dīn Kay Kāwūs II (d. 1279), to whom the Byzantine . emperor Michael VIII Palaeologus had allocated Dobruja, south of the Danube delta, as a base to settle with his men. This paper investigates the setting for the veneration of SarīSaltūq, a pivotal . . symbol in particular for the adherents of mystical orders in the Balkan countries.Visual reflections of the saintly charismata of SarīSaltūq, circulating through accounts of . . the “marvels” wrought by this “friend of God” in hagiology as well as through popular stories and the reverence shown to his maqāms,are being examined. The latter are prime examples of cross-cultural convergence of saintly cults, which have long allowed for Islamic,Christian and elements of other, including autochthonous, religious beliefs to coexist, overlap andsometimes merge. It will be shown that in some regions the veneration of SarīSaltūq has actually served to blur differences and tocreate community . . across ethno-religious boundaries. Sławomir Moćkun (Olsztyn) IT ALL STARTED AT GRUNWALD. THE CONTRIBUTION OF THE TATARS OF JALAL AL-DIN IN THE POLISH-LITHUANIAN VICTORY OF 1409–1411 AND ITS SIGNIFICANCE FOR THE POLISH-TATAR SYMBIOSIS The Battle of Grunwald, one of the greatest battles of the Middle Ages, the clash of the West and the East, had an important influence on the formation of national identity not only of the Poles and Lithuanians, but also the Polish-Lithuanian Tatars. The participation of Jalal al-Din warriors in the Polish-Lithuanian victory of July 15, 1410, 82 and throughout the whole war of 1409–1411, although indisputable, has not yet been investigated. The main obstacle is the lack of reliable sources, because the records of the battle, both Polish and of religious provenance, debased, out of political motivation, the participation or non-Christian allies, or in an incredible way gave them importance. The lack of reliable information resulted in the fact that a many myths, stories and legends were created about the participation of the Tatars in the Battle of Grunwald. Some of them were created shortly after the battle, some at a later time, even in the nineteenth century. Some of these legends and myths were the result of the activity of the Teutonic Knights, others of the activities of the very Tatars. The fact is that Jalal al-Din, the son of Tokhtamysh, in search of allies to recover the patrimony, involved with the Grand Duke of Lithuania, Vytautas Alexander. Jalal al-Din in late November and December 1409 took part in a secret meeting of the Polish and Lithuanian ruler of Brest on the Bug. According to Jan Długosz, Polish chronicler, at the Battle of Grunwald only 300 Tatars participated. Had the son of Tokhtamysh, seeking to take over the Golden Horde, commanded only such a small detachment? Does this number also apply to the Tatars residing from at least 1397 in the Grand Duchy of Lithuania and the warriors who arrived from the area of today’s Ukraine? The fact is that the troops of Jalal al-Din operated with Lithuanian military units on the right wing. Polish and Lithuanian historians are still in dispute, whether the withdrawal of Lithuanian troops from the battlefield was a panicked escape or a planned tactical manoeuvre, probably of the Tatar provenance. Apart from this disputable event the sources do not provide information about the operational use of Tatar troops both in the battle and during the subsequent military campaign. It is worth noting that the alliance with Poland and Lithuania was also advantageous for Jalal al-Din, aspiring to the title of Khan, who in 1412 became the head of the Golden Horde. Due to the auxiliary nature of the Tatar troops, the fact of incorporating them into the ranks of the army of the Polish king has a crucial importance. Tatar invasions of Poland in the mid-thirteenth century strengthened the stereotype of a Tatar – a wild and cruel warrior, the enemy of Christianity. Especially noteworthy are the steps taken by the Polish side, the aim of which was to neutralize prior prejudice. The fact of resorting by the Christian king to Muslim warriors also became one of the most important axes of Polish-Teutonic dispute at the Council of Constance. The speeches of Stanisław of Skarbimierz and Paweł Włodkowic to this day are the canon of Polish school of international law. Polish-Tatar brothers-in-arms initiated at Grunwald had far-reaching effects. The Tatars after the year 1410 participated in all subsequent military needs of the Commonwealth. There was a breakthrough in mutual perceptions, enabling increased Tatar settlements on the Polish-Lithuanian lands. The victory won in the fields of Grunwald was for the Polish-Lithuanian Tatars community a kind of a founding myth, functioning even today, their beginning of their existence in Lithuania, the first stage of their historical and ethnic self-consciousness. 83 Наукове видання V наукові читання пам,яти У. Боданінського Міжнародна наукова конференція Тези доповідей і повідомлень (російською, українською та англійською мовами) Редактор-упорядник В. Е. Науменко Комп’ютерна верстка Т. Ю. Шкуренко Технічний редактор Е. В. Мажарова Коректор Т. М. Юкало Підписано до друку 19.10.2013 Формат 64х90 1/16. Гарнітура Arial Умов. друк. арк. 5,1. Тираж 150 прим. Видання підготовлено у видавництві «Антиква» 95000, г. Сімферополь, пр. Героєв Аджимушкая, 6, оф. 3 E-mail: antikva07@mail.ru Свідоцтво про внесення до Державного реєстру , суб екта видавничої справи ДК № 2485 від 05.05.2006 Віддруковано з оригінал-макету замовника у друкарні ФОП Гальцової Н.О.
