ПРОИСХОЖДЕНИЕ ФРАЗЕОЛОГИЗМА «ПОДЛОЖИТЬ СВИНЬЮ». ОБРЯДОВАЯ ПРАКТИКА СЛАВЯН Ж. С. Аболмазова

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ФРАЗЕОЛОГИЗМА «ПОДЛОЖИТЬ
СВИНЬЮ». ОБРЯДОВАЯ ПРАКТИКА СЛАВЯН
Ж. С. Аболмазова
Орловский государственный университет, г. Орел, Россия
Summary. The article is devoted to the peculiarities of the the Slavs' agricultural
cult.The etymology of the phraseological unit "podloghit' svin'yu'' (to do the dirty on
smb) is called in question. The version is proved by ethnographical material, the work
with etymological dictionaries. Methods of comparative religious studies are used.
Key words: etimology; agricultural cult; phraseological unit; ethnography.
Выражение «подложить свинью» до сих пор не нашло удовлетворительного объяснения. Многие авторы (начиная с М. И. Михельсона [2]) объясняют его на основе др.-рус. «свинья» – «строй
клином, кабаном, кабаньей гловой, для пролома рядов неприятеля,
для нападения». В 1242 году немецкие рыцари вклинились «свиньей» в расположение войск Александра Невского на Чудском озере
(по словам летописи – «и прошибошася свиньею сквозь полкъ» [4],
но попали в русские клещи – особое контррасположение их войск.
Эта версия, однако, – явный исторический анекдот, вторично привязанный к выражению уже и потому, что «свинью» подкладывали
Невскому немецкие рыцари, а не наоборот.
По второй версии логика выражения объясняется религиозными регламентациями в пище у некоторых народов (особенно мусульман), которые не едят свиного мяса. «Подложить им свинью»
могли злоумышленники с целью осквернения такого обычая.
По третьей версии выражение – народная шутка типа рус.
«убил бобра!» – «совершил грубую оплошность», имеющее широкие параллели в славянских языках: укр.диал. «лиса зловити»,
«вишукати лиса», «лисицю пiймати» – «опалить полу одежды»,
польск. «zlapać zająca» – «упасть», «zlowić wydrę» – «упасть в воду»,
чешск. «kozla odřít» – «ошибиться» [1]. Однако эта версия совершенно не раскрывает причины формирования фразеологизма и условия расширения его значения.
Рассмотрение существующих версий происхождения фразеологизма «подложить свинью» заставило меня искать иное объяснение. Фразеологизм представляет особенный интерес ещѐ и тем, что,
изначально являясь просторечным, он вошѐл в литературный язык
не позднее середины XIX века. Прежде чем приступить к изучению
данного вопроса, считаю необходимым напомнить этапы возникновения фразеологизма:
1.
Употребление выражения в прямом смысле.
2.
Употребление в переносном смысле при сохранении
памяти об изначальном значении.
39
3.
Контекст забывается, остаѐтся только переносное
значение фразеологизма.
С этих позиций восточнославянский фразеологизм «подложить свинью» должен был иметь в своих истоках конкретный прецедент подкладывания свиньи в прямом смысле. О причинах такого
гипотетического случая мы и будем говорить далее.
Жатвенные обряды европейских народов основываются на
первобытной логике и являются составными частями древнего языческого ритуала. Как известно, для их исполнения нет ни особой
группы лиц, ни специально отведѐнных мест. Сверхъестественные
существа, действующие лица этих обрядов, – это не столько боги,
сколько духи, компетенция которых ограничивается одной чѐтко
очерченной областью природы. Они носят родовые, а не личные
имена (Мать Ячменя, Старуха, Дева, Свинья). Наконец, обряды, о
которых идѐт речь, скорее магического, чем умилостивительного
свойства. Их участники пытаются воздействовать на протекание
природных процессов через симпатически сходные с ними обряды,
не взывая к помощи сверхестественных сил.
Центральное место европейских жатвенных обрядов занимает
отношение к духу хлеба (или духу растительности вообще), воплощением которого считают последний сноп. Пример современной
Европы показывает, что человек, сжинающий, вяжущий или обмолачивающий последний сноп, становится предметом грубого обращения со стороны других участников жатвы. Его, например, завязывают в последний сноп и в таком виде таскают или возят на телеге повсюду, колотят, окатывают водой, бросают в навозную кучу
и т. д. Даже если такой человек избавлен от грубых проделок, он
становится посмешищем, и считается, что в течение года с ним
должно приключиться какое-нибудь несчастье. У жнецов возникает
естественное нежелание жать, молотить, вязать последний сноп, которое к концу этих видов сельскохозяйственных работ побуждает
крестьян вступать в соревнование между собой и стараться как можно быстрее закончить свою часть работы, чтобы избежать незавидной участи быть последним. Такое отношение объясняется тем, что
последний сноп явно олицетворяет прошлогодний дух хлеба, сил
которого уже недостаточно для гарантии обильного урожая на будущий год, а в человеке, закончившим работу последним, видят
представителя хлебного духа. Последний сноп стараются как можно
быстрее подсунуть соседу. Человек, у которого он в конце концов
находит себе пристанище, конечно, тот, кто закончил жатву последним. Его, по поверью, ждѐт незавидная участь: в следующем году он
наверняка впадѐт в бедность [7].
Дух хлеба в региональных обрядовых практиках может антропоморфизироваться. У валлийцев, к примеру, из последнего снопа
спешно изготовляли Ведьму и несли еѐ на соседнее поле, где жнецы
40
ещѐ продолжали заниматься своим делом. Делалось это обычно тайно, чтобы крестьяне, работавшие на соседнем поле, ничего не заметили. Если бы у них возникло хоть малейшее подозрение, что им хотят подсунуть Ведьму, они тут же прогнали бы несшего еѐ крестьянина прочь. Поэтому, спрятавшись за изгородью, последний просиживал в засаде до тех пор, пока первый из жнецов не оказывался прямо
перед ним. Тут он одним махом перебрасывал Ведьму через забор,
стараясь, чтобы она угодила на серп первого жнеца. После этого он со
всех ног пускался наутѐк и мог считать, что ему повезло, если в его
спину не вонзился один из брошенных разгневанными соседями
вслед ему серпов. В других случаях Ведьму приносил в дом крестьянина один из жнецов. Он делал всѐ возможное, чтобы протащить чучело в дом незаметно. Ведь если бы хозяева заподозрили его в намерении подкинуть Ведьму, они могли задать ему хорошую взбучку.
В одних случаях они раздевали его почти что догола, в других – окатывали водой, которую специально для этой цели держали в ведрах и
мисках [7]. Сходные обряды соблюдают славяне, называя последний
сноп «Бабой», «Старухой», «Матерью хлеба» и т. д.
Дух хлеба может выступать и в виде животного: волка, собаки,
зайца, лисы, петуха, гуся, перепела, кошки, козла, коровы, свиньи и
лошади, при этом название переносится и на само животное, и на последний сноп. Простого появления животного или птицы среди хлебов для первобытного человека было достаточно, чтобы допустить
наличие между этим существом и хлебом некой таинственной связи.
Объяснение такого рода лучше всего приложимо к весьма распространѐнному представлению о том, что животное воплощение хлебного духа таится в последних колосьях, оставшихся на корню. Дело в
том, что животные во время жатвы действительно вытесняются на
последний участок несжатого хлеба и, когда его скашивают, спасаются бегством. Первобытный человек, которому магические изменения
формы кажутся чем-то само собой разумеющимся, находит вполне
естественным то, что дух хлеба, изгоняемый из своего убежища среди
колосьев, принимает при бегстве форму животного [7].
В некоторых регионах животным воплощением духа хлеба
считают свинью. В селении Колервинкель (близ Аугсбурга) в конце
уборки урожая последние колосья жнут по очереди все жнецы. Тот,
кто срезает последний колос, становится «обладателем свиньи» и
предметом насмешек. «Обладателем свиньи» или «обладателем
ржаной свиньи» зовут такого человека и в других швабских селениях. В Остметтингене про человека, который наносит последний удар
цепом, говорят, что он «заполучил свинью». Такого человека часто
обвязывают колосьями и таскают по земле на верѐвке. Этот обычай
распространѐн по всей Швабии. Впрочем, в Швабии неудачливый
молотильщик может отделаться от оскорбительного титула: для
этого ему достаточно сплавить отличительный признак своего
41
«свинства» (жгут из соломы) соседу. Для этого он подкрадывается к
дому соседа и с криком: «Вот, получите свинью» – запускает в него
этим жгутом. Все обитатели дома пускаются за ним в погоню. Если
им удаѐтся его настичь, они его дубасят, на несколько часов запирают в свиной хлев и заставляют забрать «свинью» назад. В обязанность человека, который окончил обмолот последним, в разных частях Верхней Баварии входит нести чучело свиньи или связку соломенных жгутов. Он направляется с этим грузом к соседней усадьбе,
на которой ещѐ продолжается молотьба, и бросает его на гумно. Попадись он в руки молотильщиков, ему не поздоровится: те его отколотят, вымажут лицо сажей или грязью, привяжут ему на спину
свинью и т. п. [7].
Как известно, наряду с земледелием в хозяйстве восточных
славян большую роль играло и скотоводство [5]. Судя по находкам
костей животных на рязанских городищах, в стаде преобладал
крупный рогатый скот, за которым шла свинья, а затем – лошадь
[3]. Сочетание земледелия и животноводства и существование в славянской практике жатвенных обрядов, связанных с последним снопом, позволяет предположить именование его не только «Бабой»,
«Старухой» или «Матерью хлеба», но и «Свиньей». Очевидно, антропоморфизация является более поздним явлением, пришедшим
на смену зооморфным представлениям о хлебном духе и связанным
с ним ритуальным жертвоприношениям. Если вспомнить существовавшую у европейских народов и славян в частности практику избавляться от «Свиньи» путѐм подкладывания еѐ соседу, то происхождение фразеологизма «подложить свинью» не вызывает более затруднений. Человек, сжавший последний сноп, тайно подкладывает
еѐ соседу, обрекая его тем самым на бедность и плохой урожай в будущем году, что соответствует позднейшему пониманию фразеологизма «подложить свинью» – подстраивать втихомолку какую-либо
неприятность, гадость [6].
Библиографический список
1. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в русской речи: словарь. –
Москва: «Русские словари», «Астрель», 2001.
2. Михельсон М. И. Русская мысль и речь. Своѐ и чужое. Опыт русской
фразеологии: сборник образных слов и иносказаний. – Т. Т. 1–2. Ходячие и
меткие слова. Сборник русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок,
пословичных выражений и отдельных слов. – СПб.: тип. Ак. наук, 1896–1912.
3. Монгайт А. Л. Рязанская земля. – М., 1961.
4. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / под ред. и с
предисловием А. Н. Насонова; отв. ред. М. Н. Тихомиров. – М., 1950.
5. Третьяков П. Н. Восточнославянские племена. – М., 1953.
6. Фразеологический словарь русского языка / под редакцией Молоткова. –
Москва: издательство «Русский язык», 1978.
7. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. – М.: АСТ, 2010.
42