General trends in the development of national legislation of

Section 13. Science of law
16. Спасенников Б. А. Психические расстройства и их уголовно-правовое значение./Б. А. Спасенников, А. Н. Тихомиров//Российская юстиция. – 2014. – № 2. – С. 20–23.
17. Судебно-психиатрическая профилактика в Российской Федерации. Аналитический обзор/под ред. Б. А. Казаковцева,
О. А. Макушкиной. – М.: ГНЦССП им. В. П. Сербского, 2012. – 356 с.
18. Brown G. W. Depression. Distress or disease? Some epidemiological considerations/G. W. Brown, T. J. Craig, Т. О. Harris//British Journal of Psychiatry. – 1985. – Vol. 147, № 12. – P. 612–622.
19. Leinard B. Fundamentals of Psychofarmacology/B. Leinard. – N. Y., 1998. – 391 p.
20. Lloyd G. G. Psychiatric syndromes with a somatic presentation./G. G. Lloyd//Journal of Psychosomatic Research. –
1986. – Vol. 30, № 2. – P. 113–120.
21. Pilkonis P. A. Social anxiety and psychiatric diagnosis./P. A. Pilkonis, H. Feldman, J. Himmelhoch, C. Cornes//Journal
of Nervous and Mental Disease. – 1980. – Vol. 168, № 1. – P. 13–18.
22. Principles practice of Forensis Psychiatry./ed. by R. Bluglass, R. Bowden. – L., 1990. – 1408 p.
23. Raguram R. Patterns of phobic neurosis: A retrospective study./R. Raguram, A. V. Bhide//British Journal of Psychiatry. –
1985. – Vol. 147, № 11. – P. 557–560.
24. Reich J. Psychiatric diagnosis of chronic pain patients./J. Reich, J. P. Tupin, S. I. Abramowitz//American Journal of Psychiatry. – 1983. – Vol. 140, № 11. – P. 1495–1498.
25. Sorel E. Social Psychiatry: A Mission and a Vision for the 21st Century./E. Sorel//Jutern Medical Journal. – 1998. –
Vol. 5, № 4. – P. 247–249.
Fumm Аlexandra Мikhailovna,
Federal state institution Scientific research Institute of
Federal service of execution of punishments of the Russian Federation,
Head of department, candidate of legal Sciences, Associate Professor
E‑mail: [email protected]
Yakovleva Oksana Nikolaevna,
Scientific officer, candidate of legal Sciences, Associate Professor
E‑mail: [email protected]
General trends in the development of national legislation
of penalties at the end of XV–XVII centuries
Abstract: The article summarizes the historical experience of the development of domestic legislation on the
execution of criminal penalties for the period from the end of XV to XVII century. Identified and analyzed trends
due primarily a process of state-legal development of Russia determines the system of criminal penalties, the main
stages of its formation and characteristics, genesis of its basic elements.
Keywords: law, the penal system, the purpose of punishment, the death penalty, corporal punishment, imprisonment, exile.
Фумм Александра Михайловна,
Федеральное казенное учреждение «Научно-исследовательский институт
Федеральной службы исполнения наказаний», начальник отдела,
кандидат юридических наук, доцент
E‑mail: [email protected]
Яковлева Оксана Николаевна,
научный сотрудник, кандидат юридических наук, доцент
E‑mail: [email protected]
Общие тенденции в развитии отечественного
законодательства о наказаниях в конце XV–XVII вв.
Аннотация: в статье обобщен исторический опыт развития отечественного законодательства об исполнении уголовных наказаний за период с конца XV до XVII вв. Выявлены и проанализированы тенденции,
212
General trends in the development of national legislation of penalties at the end of XV–XVII centuries
обусловленные, прежде всего процессом государственно-правового развития России, определявшие систему
уголовных наказаний, основные этапы и особенности ее формирования, генезис основных ее элементов.
Ключевые слова: законодательство, система наказаний, цели наказания, смертная казнь, телесные наказания, тюремное заключение, ссылка.
Изменения в развитии государственного строя, последовательный переход к сословно-представительной, а
затем и к абсолютной монархии потребовали внесения
соответствующих коррективов в национальную систему
права. Для рассматриваемого периода характерны весьма
интенсивное развитие права, принятие нескольких значительных законодательных актов, усиление роли царского
законодательства. Существенные изменения претерпела
и система наказаний, в назначении и исполнении которых
все более усиливалось публичное начало, требовавшее
особого обеспечения. Отметим основные особенности
системы наказаний в Московском государстве.
Во‑первых, целями наказания выступали уже не только
возмездие и возмещение причиненного ущерба, но и устрашение, а также пополнение государственной казны. Значительная часть статей (особенно Соборного уложения 1649 г.)
после определения санкции содержит приписку «чтобы на
то смотря и иным не повадно было так делать». Появляются
и новые цели наказания — изоляция преступников и использование их труда в интересах государства [5, 7].
Во‑вторых, наказания как в Судебниках 1497 и 1550 гг.,
так и в Соборном уложении отличались множественностью и неопределенностью. Как правило, источники права
устанавливали только вид наказания, не определяя его размер и срок. Немалая часть санкций носила расплывчатый
характер и была выражена в общей форме: «быть от государя в опале», «казнить торговой казнью да вкинути в
тюрму», «бить кнутом нещадно… да его же посадити в
тюрму до государеву указу» и т. п. [7, 103]. Очевидно, что
неопределенность наказаний оказывала негативное воздействие на психику преступника.
В‑третьих, для уголовного права рассматриваемого
периода характерно несоответствие наказания тяжести
преступления; при назначении наказания существенное
значение имела сословная принадлежность виновного и
потерпевшего. Вместе с тем анализ правовых документов рассматриваемого периода позволяет сделать вывод,
что важнейшим критерием назначения наказания являлся учет степени виновности лица в содеянном — «смотря по вине».
В‑четвертых, в большинстве случаев, указывая на то
или иное преступление, закон (особенно Судебник 1497 г.)
не устанавливал за него конкретного наказания, наделяя
правом его определения правоприменителей. При этом
наблюдался постепенный отход от доминирования имущественных наказаний (штраф, продажа) к наказаниям
личного характера, среди которых преобладали телесные
наказания и смертная казнь.
В‑пятых, для придания уголовному наказанию большего назидательного эффекта оно, как правило, исполнялось
в публичном месте при большом стечении народа, «чтобы
про то ведали всякие люди, за что ему такое наказание учинено». Для наглядного информирования окружающих о
совершенном преступлении процедура наказания могла
обставляться дополнительными деталями. Так, лицам, обвиненным в незаконном хранении и продаже табака, вешали
на шею предмет преступления — рожок с табаком [6, 99].
В‑шестых, новеллой в системе наказаний следует
считать его индивидуализацию. Правда, хотя жена и дети
преступника уже не отвечали за совершенное им деяние
(за исключением государственных и политических преступлений), по-прежнему сохранялся институт ответственности третьих лиц. В частности, помещик, убивший
чужого крестьянина, должен был передать хозяину, понесшему ущерб, своего лучшего крестьянина с женой и детьми [7, 241–242]. Законодатель устанавливал некоторые
исключения из принципа индивидуализации наказания.
Так, за совершение государственного или политического
преступления наказывался не только непосредственный
исполнитель, но и члены его семьи, которые, как правило,
направлялись в ссылку.
В‑седьмых, в развитии системы наказаний рассматриваемого периода усматривается двоякая тенденция: с одной стороны, наблюдалось постепенное смягчение санкций за некоторые преступления (например, повторную
кражу), с другой — ужесточение репрессии в годы войн,
народных волнений и иных чрезвычайных событий [8, 63].
Названные особенности системы наказаний Московского государства свидетельствуют о традиционном характере права эпохи XV–XVII вв. Исследователи отмечали,
что «в Московском государстве… преступление окончательно понято как деяние противогосударственное; значение лица (потерпевшего) и общины в преследовании
преступлений и наказании постепенно ограничивается
государством. Но государство действует еще как частный
мститель, стараясь воздать злом за зло, по возможности, в
равной, если не в высшей степени, имея в виду и другую
цель — устрашить еще не совершивших преступления; поэтому наказания принимают вполне уголовный и весьма
жестокий характер» [2, 333].
Среди специфических наказаний, относящихся к церковной юрисдикции, выделялась анафема — проклятие с
отлучением от церкви. Тяжесть этой кары трудно переоценить: отлученный исторгался из общества, в котором всё
было пронизано религиозным влиянием. В XVI–XVII вв.
отлучение нередко практиковалось как вседомовое, то
есть распространялось на целый дом со всеми его обитателями, включая дворовую челядь и крестьян, без различия правых и виноватых. Отлученные не допускались в
церковь, а если насильно в нее входили, то богослужение
213
Section 13. Science of law
приостанавливалось; умершие преступники зарывались
в поле без всякого отпевания.
Следует отметить, что после Уложения 1649 года и
до времени правления Петра I жестокость наказаний
постепенно снижается, что прослеживается уже в Новоуказных статьях 1669 г. Один из дореволюционных исследователей русского уголовного права указывал, что
«в период от новоуказных статей до воинских артикулов
смертная казнь за татьбу почти совсем была изгнана, и
весь период представляет историю постепенного смягчения наказаний за общие преступления, т. е. за татьбу,
грабеж и разбой» [1, 114].
Организация процесса исполнения уголовных наказаний в Московском государстве практически не получила
законодательного закрепления. Поскольку упомянутые
судебники вообще не регламентировали порядок исполнения приговоров, первой попыткой регламентации можно
считать главу XXI Соборного уложения («О разбойных и
татиных делах»), где достаточно подробно определялись
лица, занимавшиеся уголовно-исполнительной деятельностью, а также места приведения приговоров в исполнение.
Рассматриваемый период развития Российского государства характеризуется следующими видами наказания:
смертная казнь, телесные наказания, тюремное заключение, ссылка, наказания, связанные с умалением чести
и достоинства, имущественные наказания. При этом самыми распространенными считались смертная казнь и
телесные наказания.
Анализ правовых источников обнаруживает тенденцию увеличения составов преступлений, за которые
следовало наказание в виде смертной казни. Во многом
это объясняется эволюцией государственного строя, а
также недовольством населения, связанным прежде всего
с юридическим закрепощением крестьян. Если в Псковской судной грамоте смертная казнь предусматривалась
в пяти случаях, в Судебниках 1497 и 1550 гг. — соответственно в 10 и 13, то в Соборном уложении 1649 г. —
почти в 60 случаях [3, 19–22].
Важно подчеркнуть, что разновидности смертной
казни в России при всей их жестокости были менее изощренными, чем в западноевропейских или восточных
странах. На Руси не знали ничего подобного «испанскому
сапогу» [4, 7], «креслу иудеев» [4, 8] и другим изобретениям инквизиции («Испанский сапог» представлял собой
две доски, между которыми помещалась нога виновного.
Эти доски были внутренней частью станка, который давил
на них по мере погружения в него деревянных кольев, которые в специальные гнезда вбивал палач. Таким образом достигалось постепенное сжатие коленного, голеностопного
суставов, мышц и голени, вплоть до их расплющивания.
«Кресло иудеев» – деревянная или железная пирамида,
на которую сажали обнаженного преступника. Палач при
помощи веревки мог регулировать силу давления острия,
опускать жертву на острие медленно или рывком. Если
палач совсем отпускал веревку, жертва всем своим весом
насаживалась на острие. Для усиления давления к ногам
и рукам жертвы привязывали груз, а для разнообразия к
опоясывающему виновного железному поясу и к острию
пирамиды пускали электрический ток). Уже во второй половине XVII столетия в назначении смертной казни началось постепенное смягчение: в приговорах суда все чаще
встречалась оговорка, чтобы до процедуры сожжения или
четвертования осужденный лишался жизни.
В свою очередь телесные наказания, главным назначением которых было предотвращение дальнейших преступлений, выделение преступника из общей массы и
устрашение, считались самым распространенным видом
наказаний, особенно в XVII столетии.
Таким образом, в течение рассматриваемого периода
в развитии уголовного законодательства и практики его
исполнения наблюдается постепенное усиление карательной составляющей. Несмотря на то, что мера наказания
определялась в зависимости от сословного положения
потерпевшего и виновного, уголовную ответственность
в Московском государстве несли все члены феодального
общества, включая бояр и дворян.
Список литературы:
1. Белогриц-Котляревский Л. С. О воровстве-краже по русскому праву. – Киев: Университетская типография,
1880. – 398 с.
2. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. – Ростов н/Д: Феникс, 1995. – 640 с.
3. Загоскин Н. П. История смертной казни в России. – Казань: Типография Императорского университета, 1892. – 105 с.
4. Олейников А. Н. Казни и пытки. Мифы и легенды. – М., 2011. – 117 с.
5. Пертли Л. Ф., Кузьмин С. И., Яковлева О. Н., Макарчук О. И., Железная Ю. Ю. История исполнения уголовных наказаний в тюрьмах и колониях-поселениях России: учеб. пособие. – М.: Риор: Инфра-М, 2010. – 113 с.
6. Рожнов А. А. Уголовное право Московского государства (XIV–XVII вв.). – Ульяновск: Изд-во «Корпорация технологий продвижений», 2007. – 172 с.
7. Российское законодательство X–XX веков. В 9 т. – Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства/под общ. ред. О. И. Чистякова; отв. ред. тома А. Д. Горский; рец. В. И. Корецкий. – М.: Юридическая литература, 1985. – 520 с.; Т. 3. Акты Земских соборов/под общ. ред. О. И. Чистякова; отв.
ред. А. Г. Маньков. – М.: Юридическая литература, 1984–1985. – 512 с.
8. Фумм А. М. Назначение и исполнение уголовных наказаний в отношении иностранцев в дореволюционной России:
моногр. – М.: НИИ ФСИН России, 2011. – 116 с.
214