УДК 811.124 А. О. Манухина канд. филол. наук, доц. каф. классической филологии МГЛУ; e-mail: [email protected] «ПИСЬМО ГРАФА ГУГО ДЕ СЕН-ПОЛЯ» КАК ЛАТИНСКИЙ ИСТОЧНИК ЭПОХИ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ (анализ ценностной ориентации средневекового документа) В статье проводится анализ ценностной ориентации французского рыцарства периода IV Крестового похода и способов ее выражения в латинских исторических документах, на примере «Письма графа Гуго Ден Сен-Поля». Рассматриваются лексические средства реализации оценки и исследуется соотношение авторского оценочного восприятия действительности и общепринятых этических стереотипов того времени. Ключевые слова: оценка как лингвистическая категория; специфика оценки; нравственные стереотипы Средневековья; кодекс чести рыцаря; латинский средневековый источник. Изучение системы ценностей человека отдаленной исторической эпохи представляет особый интерес для ученых ввиду общей ориентированности исследований на человека, социум и культуру. Анализ ценностных представлений Средневековья выходит за рамки собственно лингвистических исследований, так как ценности отражены в работах философов, социологов и моралистов той эпохи. Настоящая статья посвящена лингвистическому анализу средневекового документа: система ценностей человека связана с лингвистической категорией оценки и вербализованной в оценочном компоненте текста. Как отмечает Е. М. Вольф, «оценочная позиция говорящего эксплицируется согласно канонам, присущим соответствующей эпохе, по текстам можно вывести ценностную ориентацию данного социума» [2, с. 208]. Цель статьи – выявить на основе анализа оценочного компонента в латинском историческом документе ценностные нормы и стереотипы, определявшие жизнь французских рыцарей начала XIII в. Как отмечает А. Я. Гуревич, «каждая цивилизация отличается своим способом восприятия мира» [3, с. 120] и, чтобы свести к минимуму влияние современного мировосприятия и современной культуры, представляется необходимой интерпретация текста 85 Вестник МГЛУ. Выпуск 5 (665) / 2013 и содержащегося в нем оценочного компонента в контексте средневековой культуры XIII в. Материалом исследования служит средневековый латинский памятник 1203 г. времен 4-го Крестового похода (1202–1204), названный учеными-историками «Письмо графа Гуго де Сен-Поля». Несмотря на то что Гуго де Сен-Поль был французским рыцарем и его языком повседневного общения был старофранцузский, письмо написано на «выученной» книжной латыни. Этот факт можно объяснить тем, что в XIII в. латинский язык характеризуют «общепонятность и общеупотребительность во всем романском языковом ареале, большой выразительный потенциал, выгодно отличающий его от еще только формирующихся романских языков» [8, с. 410]. Данный документ является ценным источником по истории 4-го Крестового похода и впервые рассматривается в качестве материала лингвистического анализа. В настоящий момент исследователи располагают тремя рукописными вариантами письма: вскоре после захвата Константинополя 18 июля 1203 г. граф де Сен-Поль отослал несколько идентичных по содержанию писем к своим друзьям в Западную Европу, в которых он описал недавние события. Три таких письма были найдены и опубликованы в XVIII–XIX в. В статье используется текст факсимильного издания документа в полной редакции на основании манускрипта lat. 9376 из Кодекса Парижской национальной библиотеки [12]. Авторство документа не вызывает сомнений – в начале письма эксплицитно указан автор послания: Hugo, comes Sancti Pauli (Гуго, граф де Сен-Поль): Hugo, comes Sancti Pauli, karissimo amico et fideli suo R. De Balues, salutem et amoris senseritatem [12, HSP, 1]1. Гуго, граф де Сен-Поль, своему дражайшему и верному другу Роберу де Валуа шлёт своё приветствие и искреннее почтение2. 1 Зд. и далее буквы HSP в квадратных скобках обозначают автора – Hugo Sancti Pauli (Гуго де Сен-Поль), арабские цифры – номера параграфов документа. Перевод наш. – А. М. 2 Зд. и далее перевод наш. – А. М. 86 А. О. Манухина Собранные историками сведения [5; 11] говорят о том, что рыцарь занимал очень высокое положение в феодальном обществе. Гуго IV, граф де Сен-Поль (ок. 1165–1205 г.: точные даты его жизни не известны) относился к крупным землевладельцам, воинамаристократам и был непосредственно вассалом французского короля Филиппа II Августа. На момент написания документа, несмотря на довольно молодой возраст (автору было около 38 лет), граф де Сен-Поль считался ветераном Крестовых походов. Он был участником еще 3-го Крестового похода, где отличился при осаде Акры и получил от короля одну из высочайших государственных должностей. Во время 4-го Крестового похода Гуго де Сен-Поль был в числе высших французских главнокомандующих. В качестве адресата письма указан некий R. de Balues, в котором исследователи [5, с. 315] видят Робина де Валуа – сенешаля графа Гуго. Однако в рыцарской среде существовал обычай зачитывать письма крестоносцев с Востока вслух, а затем и передавать из рук в руки, поэтому под адресатом послания следует понимать также достаточно широкий круг французских рыцарей-феодалов и их окружение. Таким образом, письмо было ориентировано на людей определенного социального статуса, уровня образования и культуры. В документе описывается промежуток времени между 1198– 1204 гг., т. е. период подготовки к походу, и центральный эпизод самого похода – штурм Константинополя. Рассмотрим особенности положительной и отрицательной авторской оценки через призму общепринятых этических стереотипов того времени. Известно, что система ценностей всего периода Средневековья была обусловлена, в первую очередь, христианской религией. Для человека эпохи Средневековья Бог воспринимался как Творец всего сущего, живое воплощение Добра. Именно поэтому важнейшую роль в авторской оценке окружающего мира играет Бог, по воле которого происходят важнейшие исторические события: Et nos nostra ingenia erigere faceremus super terram et sic undique turris obsessa Dei auxilio de facili caperetur [HSP, 85]. И мы проявляли нашу находчивость по отношению к (этой) земле, так что башня, осажденная со всех сторон, была легко взята с Божьей помощью. 87 Вестник МГЛУ. Выпуск 5 (665) / 2013 Et statim Deo juvante turris capta est et cathena ferrea rupta [12, HSP, 100] И тотчас же с помощью Господа башня была захвачена и железная цепь – разрублена. Cum autem pervenissemus ad pontem illum, Dei gratia nullo obstante transivimus [HSP, 110]. Когда мы всё же дошли до того моста, по милости Господа, мы перешли по нему, не встретив никакого сопротивления. Как можно видеть из приведенных примеров, в письме явно прослеживается приверженность автора концепции провиденциализма, согласно которой история понималась как «проявление воли Господа, осуществление заранее предусмотренного божественного плана» [5, с. 147]. Однако повторяющиеся выражения Dei auxilio / Deo juvante / Dei gratia принимают в тексте скорее форму некоей формулы, которую рыцарь использует для того, чтобы подчеркнуть особую важность происходящего, нежели действительно выражение искренней набожности автора. Очевидно, граф Гуго был знаком с трудами историков и философов своей эпохи благодаря высокому социальному положению и уровню образованности. В изучаемых фрагментах документа личностная авторская ценностная ориентация полностью совпадает со стереотипами эпохи Средневековья: Гуго де Сен-Поль предстает в первую очередь как средневековый феодал, «искренне верующий в то, во что надлежало тогда веровать доброму князю-католику» [5, с. 148]. В то же время, исходя из авторского характера послания, следует принять во внимание, что за «одобрением Бога» всегда стоит оценка событий самим графом де Сен-Полем. Воспроизводя события июля 1203 г., автор выступает на стороне крестоносцев: Aliud multo melius et gloriosius antedictis adventare, propter quod principaliter Constantinopolim expugnavimus, vobis explico et explano, videlicet quod eo in negocium Jesu Christi ipso juvante processimus, quod orientalis ecclesia, cujus caput existit Constantinopolis, cum imperatore et universo ejus imperio capiti suo, Romano pontifico, sicut fuit antiquitus, renodata, Romane ecclesie filiam se esse recognoscit et vult de cetero eidem more solito, humiliato capite, devotius obedire [HSP, 180]. Я Вам излагаю и объясняю, другое, лучшее и более славное, чем вышесказанное, из-за чего в первую очередь мы завоевали Константинополь: очевидно, мы отправились туда на это дело при помощи самого Иисуса Христа, чтобы Восточная церковь, столицей которой являлся Константинополь, с императором и со всей его империей признала, что она дочь Римской церкви, и была передана своему главе, римскому понтифику, как это было с древних времен. 88 А. О. Манухина В данном отрывке, говоря о помощи Иисуса Христа (in negocium Jesu Christi ipso juvante processimus…), автор стремится оправдать захват и разгром Константинополя возвышенной целью – возвращением Церкви греческой (orientalis ecclesia) под покровительство римского папы (Romano pontifico renodata). Позиция графа Гуго здесь является по сути отражением официальной позиции Римско-католической церкви, с которой соглашается и сам автор. Идея Крестового похода, во имя которой Гуго де Сен-Поль с такими же, как и он, военачальниками отправляется в путь во главе крестоносного войска, трактуется в тексте письма, с одной стороны, сквозь призму религиозных представлений начала XIII в., с другой – с точки зрения рыцарской морали. В кодексе чести рыцаря важнейшей добродетелью считалась способность посвятить себя ратным подвигам во славу Бога [10, с. 223]. В этом свете для рыцаря-крестоносца Крестовый поход представлялся богоугодным делом, что можно видеть в финале письма: Hoс idem fratribus nostris qui in transmarinis partibus nostrum prestolantur adventum, curavimus nuntiare, ut ipsi, nostrorum auditis rumoribus successuum, quorum esse participes preoptamus, amminiculo sancte spes suffulti constantius nos expectent [HSP, 200]. Это же мы стремились сообщить нашим братьям, которые ожидают нашего прибытия в заморских пределах, чтобы они сами, услышав молву о наших успехах, участниками которых мы желаем (видеть) и их, ждали бы нас еще более уверенно, подкрепленные помощью от святой надежды. В этих заключительных строках авторская положительная оценка Крестовому походу выражена имплицитно. Гуго де СенПоль не выступает от первого лица, а употребляет первое лицо множественного числа: «мы»1 (curavimus, preoptamus), подразумевает общую оценку для всех членов социума и включает мнение автора (т. е. мнение социума + авторское я = имплицитная оценка). Также автор не стремится сообщить лично об успехах крестоносцев, а желает, чтобы эти события донесла молва (nostrorum auditis rumoribus successuum). Стремление к одобрению со стороны со1 На наш взгляд, употребление 1-го л. мн. числа представляется возможным трактовать и как эпическое «мы» рассказчика, распространенное в историографических сочинениях этого периода и часто встречаемое, например, у Ж. де Вильардуэна и Р. де Клари. 89 Вестник МГЛУ. Выпуск 5 (665) / 2013 циума («своих», т. е. рыцарского окружения) было свойственно рыцарской культуре в целом: «Рыцарь видит себя прежде всего глазами других» [9, c. 20]. Также подобная положительная оценка должна была служить еще одним аргументом в пользу экспедиции крестоносцев. В рассматриваемом отрывке отражена прагматическая цель письма: это не только частное послание французского графа своему другу, но и документ, адресованный широкому кругу рыцарей и преследующий определенные политические и идеологические цели, а именно, повлиять на общественное мнение в направлении, нужном церкви и светским сеньорам-военачальникам. Однако личное отношение Гуго де Сен-Поля к Крестовому походу в тексте не всегда однозначно. Рассматривая поход как «благое дело», он тем не менее далек от его идеализации. Так, автор откровенно указывает на трудности, возникшие во время похода: Nocte vero precedenti diem, in qua se civitas redidit nobis, ad tantam inopiam deveneram, quod oportuit me supertunicale meum mittere ad panem, retentis tamen equis et armis. Modo autem sanus sum, incolumis et opulentus, et ab omnibus plurimum honoratus [HSP, 5]. Действительно, в ночь, которая предшествовала тому дню, в который город (т. е. Константинополь) перешел к нам, я дошел до такой нищеты, что мне пришлось обменять на хлеб мой плащ, хотя я сохранил коней и оружие. Сейчас, однако, я здоров, невредим и богат, и очень почитаем всеми. Отрицательная оценка в данном примере реализуется в первую очередь за счет коннотата в самой семантике существительного inopia (бедность, нищета) [4, с. 269] с прилагательныминтенсификатором tantus (такой, столь большой, великий) [4, с. 760]. Усиливает оценку антитеза, т. е. «сопряжение в одном контексте контрастных по значению утверждений» [1, с. 507]: ad tantam inopiam deveneram / autem sanus sum, incolumis et opulentus, et ab omnibus plurimum honoratus. Автор противопоставляет прежние бедствия похода теперешнему благополучию. Но и в этом отрывке письма можно видеть, как реализуется кодекс чести рыцаря в бытовых эпизодах походной жизни. Конь и меч являлись неотъемлемым атрибутом воина, и потеря их считалась бы позором для рыцаря. Поэтому даже в бедственном положении Гуго де Сен-Поль сохраняет коней и оружие (retentis tamen equis et armis), расставшись с теплым плащом (oportuit me supertunicale meum mittere ad panem). 90 А. О. Манухина Граф де Сен-Поль был непосредственным участником и одним из руководителей 4-го Крестового похода, поэтому важное место в его повествовании занимает описание действий рыцарства при осаде Константинополя: Quod nostri ita cum ingenti impetu et forti reppulerunt, quod multi in fossas corruerunt [HSP, 125]. Но наши их (врагов-византийцев) оттеснили таким мощным и сильным натиском, что многие из них повалились в ров. Положительная оценка войску крестоносцев (объект оценки «войско крестоносцев» обозначен в тексте местоимением nostri – «наши») реализуется в тексте с помощью оценочных прилагательных ingens («мощный, оглушительный») [4, с. 312] и fortis («сильный, храбрый») [4, с. 570] при существительном impetus. Авторская положительная оценка войску крестоносцев относит нас к важнейшей из добродетелей в кодексе чести рыцаря – доблести, которая подразумевала личную храбрость в бою, отвагу, воинское мастерство [6]. Однако в описании осады Константинополя автор преимущественно говорит о сильных мира сего, участвовавших в битве. «Не события сами по себе волновали автора – он писал в первую очередь о рыцарях и рыцарстве» [7, с. 47]. Простые рыцари, их настроения и действия мало занимают графа де Сен-Поля, они остаются на заднем плане повествования. Важнейшая роль в письме отведена венецианскому дожу Энрико Дандоло, который в 1202–1205 гг. командовал армией венецианцев-крестоносцев. Дандоло в письме предстает как «рыцарь без страха и упрека»: Super turri autem illa locuti fuimus cum duce Venetie, viro prudentissimo... [HSP, 85]. Мы имели беседу касательно этой башни с дожем Венеции, опытнейшим мужем… De duce vero Venetie, tamquam prudenti de viro et discreto et in consiliis arduis erudito, nos plurimum collaudamus [HSP, 170]. Однако мы достойно восхвалим дожа Венеции как опытного мужа, уважаемого и искусного в принятии столь тягостных решений. Отношение автора к венецианскому дожу эксплицируется в тексте различными оценочными языковыми средствами: оценочными прилагательными prudens (сведущий, знающий, опытный, употреблено как в позитивной степени, так и в составе элативной конструкции) [4, с. 823] и eruditus (искусный, ученый) [4, с. 247], 91 Вестник МГЛУ. Выпуск 5 (665) / 2013 причастием discretus (уважаемый) [4, с. 159] в роли атрибутива. Все рассмотренные оценочные средства должны создать в глазах читателя положительный образ опытного вождя и мудрого правителя. В хронике Энрико Дандоло представлен той исторической личностью, мнение которой могло бы быть наиболее авторитетным для читателей. При оценке поступков и решений крестоносцев личная позиция графа де Сен-Поля совпадает с взглядами представителей его круга, того социума, к которому он себя причислял. Таким образом, изложенная им история завоевания Константинополя отражает факты с точки зрения воина-аристократа. Однако личное восприятие автора не всегда соответствует общепринятым рыцарским стереотипам. Так, Гуго де Сен-Поль дает понять о своей материальной заинтересованности в экспедиции к Константинополю: Sciatis, quod postquam terram meam exivi, nil de aliquot habui, nisi id, quod adquirere potui et lucari [12, HSP, 5]. Да будет Вам известно, что после того, как я ушел из моей земли, я не приобрел ничего, кроме того, что я смог заслужить или захватить [12, HSP, 5]. Отношение к богатству в эпоху Средневековья было противоречивым: с одной стороны, богатство порицалось – «в бедности видели состояние более угодное Богу, нежели богатство» [3, с. 135], с другой – именно на богатстве основывалось могущество средневековых феодалов. В эпоху Крестовых походов это противоречие еще более усилилось: Крестовые походы, провозглашенные как освобождение Святой земли от неверных, фактически преследовали цель приобретения новых земель и богатств. Именно поэтому, на наш взгляд, автор здесь не проявляет напрямую своих эмоций. Оценка имплицитна и выводится из контекста на основе антитезы: надежда на богатство / его отсутствие (nil de aliquot habui, nisi id, quod adquirere potui et lucari) → разочарование. Изучение ценностной ориентации латинского текста эпохи Крестовых походов на материале «Письма графа Гуго де СенПоля» позволяет сделать следующие выводы: 1. Ценностная ориентация графа де Сен-Поля как человека XIII в., принадлежавшего эпохе Крестовых походов, обусловлена 92 А. О. Манухина историческим контекстом и реализована в тексте письма в положительной и отрицательной оценке лицам и событиям, свидетелем которых он являлся. 2. Личная позиция автора отражает, в первую очередь, христианские ценности, важнейшей из которых была вера в Бога как в абсолют Добра. Придерживаясь принятой в его время концепции провиденциализма, автор показывает, как Бог руководит действиями крестоносцев и помогает им завоевать Константинополь. Поскольку отношение к 4-му Крестовому походу было противоречивым еще в XIII в., граф де Сен-Поль стремился оправдать или, по крайней мере, объяснить вмешательством Бога причины «отклонения» войска от главной цели похода и разгром христианского Константинополя. 3. Крестовые походы велись главным образом усилиями рыцарства, и отношение Гуго де Сен-Поля к описываемым событиям позволяет интерпретировать его мировоззрение как члена определенной социальной группы: элиты крестоносного войска. В конкретных исторических лицах, воссозданных в письме, воплощены обобщенные образы-символы человеческих достоинств (например, дож Энрико Дондоло – воплощение доблестного рыцаря и мудрого правителя). Повествуя о героях, автор соотносит их поступки с этическими представлениями кодекса чести рыцаря, что составляет специфику оценочной характеристики в письме. 4. Позиция автора в тексте определяется не только его социальной принадлежностью, но и личной ролью в 4-ом Крестовом походе, возрастом и жизненном опытом. На момент написания письма Гуго де Сен-Поль воспринимался ветераном Крестовых войн, поэтому он считает себя вправе открыто судить о трудностях похода либо говорить о своей материальной заинтересованности. Но в тех случаях, когда его личная оценка не совпадает со стереотипами социума, она реализуется в тексте имплицитно. И даже выражая отрицательную оценку тяготам войны, автор остается верен кодексу чести рыцаря. На наш взгляд, анализ ценностной ориентации французского рыцарства XIII в. является перспективным направлением исследования, так как подобное изучение средневековых исторических памятников дает ключ к пониманию того, что было важно для человека отдаленной исторической эпохи в определенный период истории, а что оказывалось вне поля его зрения. 93 Вестник МГЛУ. Выпуск 5 (665) / 2013 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М. : Советская энциклопедия, 1966. – 606 с. 2. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. – М. : Наука, 1985. – 291 с. 3. Гуревич А. Я. Индивид и социум в средневековом Западе. – М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. – 424 с. 4. Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. – М. : Русский язык, 1976. – 1096 с. 5. Заборов М. А. Введение в историографию крестовых походов (историография XI–XIII веков). – М. : Наука, 1966. – 400 с. 6. Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада / пер. с фр., общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; послеслов. А. Я. Гуревича. – М. : Прогресс : Прогресс-Академия, 1992. – 376 с. 7. Смолицкая О. В. Куртуазная литература крестоносцев // Жоффруа де Вильардуэн. Взятие Константинополя. Песни труверов / пер. со старофр. О. Смолицкой, А. Ларина. – М. : Наука, 1984. – 319 с. 8. Таривердиева М. А. Средневековая латынь – искусственный конструкт или «живой» язык? // Индоевропейское языкознание и классическая филология – XII. Материалы чтений, посвященных памяти проф. И. М. Тронского. – СПб., 2008. – С. 409–413. 9. Ткаченко О. В. Феномен чести в европейской и русской культуре: философско-антропологический анализ. – Ростов н/Д: Изд-во СевероКавказского науч. центра высшей школы (СКНЦ ВШ), 2005. – 143 с. 10. Bloch M. La société féodale (La formation des liens de dépendance). – Paris: Édition Albin Michel, 1939. – 470 p. 11. Longnon J. Les compagnons de Villehardouin. Récherches sur les croisés de la quatrième croisade. – Geneve, 1978. – P. 26–32. 12. Zwei unedierte brieffe aus der frühzeit des Lateinischen kaiserreichs von Konstantinopel // Byzantion. Revue internationale des études byzantines. – Bruxelles : boulevard de l’empereur, 1985. – P. 181–209. 94