Документ 2034594

детерминированы в проектную модель. Не сущностные ли основы содержания понятия «Архитектура» и представляют собой
мощный инициирующий импульс и генератор идей творческого процесса? Существует немало точек зрения и восторженных
эпитетов о понимании сути архитектуры, воспринимаемых через призму личностных, эмоциально-псхилогических и
аксиологических позиций. Однако, с нашей точки зрения, наиболее емкое, содержательное, всеобъемлющее, как статьи
конституции, дает определение Ф.Т. Мартынов: «Архитектура является одним из планов бытия природно-духовно-социальной
реальности, а именно архитектурной реальности, в структуру которой входят конструктивно-упорядовающий слой и образносимволический строй, архитектурный мир и архитектурно-организованная среда… Архитектура есть процесс, включающая в
себя создание новой реальности и ее материальное, социальное и духовное смысловое существование…» И самое главное:
«Ядром, душой архитектуры благодаря которым она живет, «дышит», является пульсирующая, многомерная и целостная сфера
бытийных жизнисуйщественных состояний и смыслов».[6]
Представляется, что выше изложенное содержание понятия «Архитектура», как призыв к осмысленной деятельности,
определяет широкий спектр универсалий инициирующих развертывание креативности и творческих инициатив в безграничном
пространстве их возможностей. Парадигмы классической науки, законы и категории диалектики, принципы и закономерности,
интеграция рационального и иррационального, мира вещей и мира идей, широчайшая палитра методологических средств,
становятся востребованными средствами процесса творческого поиска и решений.
Появление синергетики – новой парадигмы материалистической науки (осваивающая, в тоже время, темы, идеи и
представления, традиционно закрепленные за идеализмом) открывает горизонты еще большего синтеза методов, восходящих к
различным типам мышления, к различным онтологиям. Наконец, синергетика стремится преодолеть традиционной разрыв между
естественно-научным и гуманитарным знанием.
Следует коснутся еще одного аспекта, отмечаемого многими теоретиками и мастерами архитектуры. Это вопрос о роли
личности самого архитектора, проявляемой им в процессе творческой деятельности. Существует понятие о законе адекватности.
Кто-то сказал, что объект будет таким, каким потенциалом качеств обладает личность автора проекта. Знаковый смысл несет в
себе определение Ф.Л. Райта: Архитектура « - это строительство в которое входит человеческая мысль и чувства, чтобы создать
высокую гармонию и подлинную значительность сооружения, как целого… Его (человека) архитектура должна быть чем-то
восходящим от его практического «Я» к его идеальному Я».[7] Однако крылатая фраза К. Маливеча: «Я – начало всего, ибо в
сознание моем создаются миры» выражает философию отношений самых важных компонентов формирования, мировоззрения,
культуры мышления, роли личности архитектора, наконец, мира архитектуры.
Размышляя о сущности архитектуры, следует отметить такие посылы как: триединство цивилизации, то есть неизменную
принадлежность объекта прошлому, настоящему и будущему (Ч. Дженкс), как синтез традиций и антитрадиций (К. Танге), «мир
вещественный, превращенный в отраженную проекцию мира духовного». (А. Сант’ Элиа)[8] И еще: «Архитектура есть
искусство в его высшем выражении… путем особых волнующих отношений она достигает: платоновского величия,
математического порядка, умозрительности, гармонии. Вот в чем цель архитектуры.»(Ле Корбьюзе) [9]
Таким образом, осмысливая вышеизложенное, с некоторой долей доброй иронии, можно сказать: «Есть ли жизнь на Марсе?
Нет ли жизни на Марсе?» - вопрос риторический, безусловно нуждающийся в своих исследователях, однако, не должен ставить в
тупик процесс творческого поиска.
Богатейший мир архитектуры, с его универсалиями, с архивом и арсеналом
методологических средств, вечно изменяющимся содержанием реальной действительности и многообразием форм среды,
наконец, и универсальность культуры проектного мышления создают безграничные возможности для проявления творческих
способностей.
Литература
1. Бархин М.Г. Методика архитектурного проектирования. – М.: Стройиздат, 1993. – 437 с.
2. Буров А.К. Об архитектуре. О методе. Работа над проектом // Мастера советской архитектуры об архитектуре. В 2-х т.
Т.2. - М.: Искусство, 1975.-С. 463 -489.
3. Перре О. Мысли об архитектуре // Мастера архитектуры об архитектуре. -М.: Искусство, 1972. С. 207 - 210.
4. Танге К. 1949 1969. Архитектура и градостроительство / Сост. У. Куль-терман. - М.: Стройиздат, 1978. - 252 с.
5. Мис ван дер Роэ Л, Отрывки. О новой архитектуре. // Мастера архитектуры об архитектуре. М.: Искусство, 1972. - С.
379 - 382.
6. Мартынов Ф.Т. Философия. Эстетика. Архитектура. Екатеринбург: Изд-воУГАХА, 1998.-534 с.
7. Райт Ф.Л. Будущее архитектуры. М.: Госстройиздат, 1960. - 248 с.
8. Сант' Элиа А. Манифест футуристской архитектуры // Мастера архитектуры об архитектуре. М.: Искусство, 1972. - С.
163 - 167.
9. Ле Корбюзье. Архитектура XX века. М.: Прогресс, 1977. - 364 с.
10. Гольц Г.П. Об архитектуре. Что должен знать архитектор // Мастера советской архитектуры об архитектуре. В 2-х т.
Т.2. - М.: Искусство, 1975. - С. 326-332.
11. Кармазин, Ю. И. Творческий метод архитектора : введение в теоретические и методические основы : монография / Ю.
И. Кармазин ; Воронеж, гос. архитектур.-строит. ун-т. Воронеж : ВГАСУ, 2005. - 496 с.
12. Рудаков А. И. Истоки архитектурной образности: Автореф. дис. канд. арх. наук. – Екатеренбург, 2003. – 25 с.
КУЛЬТУРОЛОГИЯ / CULTURE STUDIES
Рыбакова О. Г.
Кандидат культурологии, филиал «Тюменский государственный нефтегазовый университет» в городе Нижневартовске
ИНСТИТУТ КУРТУАЗНОЙ ЛЮБВИ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Аннотация
Статья посвящена изучению феномена института куртуазной любви в социокультурном пространстве средневековья.
Нетрадиционная интерпретация института куртуазной любви дополняет существующие в истории и культурологии научные
представления об этом явлении и роли женщины в период средневековья. Нетривиальные познавательные стратегии изучения
куртуазной культуры обладают потенциальной привлекательностью для идеологов феминистского движения и могут быть
использованы при написании научных трудов по соответствующей проблематике.
Ключевые слова: институт куртуазной любви, средневековье, гендерный.
Rybakova O.G.
Ph.D., Cultural Studies, Department of Humanities and Economics Studies, Nizhnevartovsk Branch of Tyumen State Oil and Gas
University
COURTLY LOVE INSTITUTE IN SOCIAL AND CULTURAL CONTEXT OF MIDDLE AGES
Abstract
The article is devoted to the study of courtly love institute in the social and cultural context of the Middle Ages. Untraditional
interpretation of the phenomenon completes the academic views which prevail nowadays in history and cultural studies concerning the
124
courtly love institute and women’s role in the Middle Ages. Unconventional cognitive approaches to the study of courtly culture have a
potential attractiveness for the ideologists of Women’s Liberation Movement and can be used all the scholars working in the appropriate
scientific fields.
Keywords: courtly love institute, Middle Ages, gender.
Существенно иной от традиционного взгляд на куртуазность предлагают нам авторы работ, опубликованных на страницах
американской научной периодики. Так, в изученных нами исследованиях развитие куртуазной культуры ставится в один ряд с
политическим освобождением Европы от пут и ограничений средневековой феодальной системы, многочисленными крестовыми
походами, торговыми договорами и т.д. Известно, что в эпоху Средневековья господствующая мораль относились к сексу не
столько как к удовольствию, сколько как к досадной обязанности. Интимные отношения допускались лишь в браке и только с
целью продолжения рода. Во всех остальных случаях даже между супругами они считались греховными. Все католики регулярно
исповедовались, и священники сообщали обо всех подобных грехах, в которых признавалась их паства, что влекло за собой
обязательное наказание, от публичного унижения и епитимии до смертной казни.
В такой эмоциональной атмосфере вполне закономерно, полагают американские ученые, что сексуальный инстинкт,
выраженный через культуру Средневековья, особенно в терминах куртуазной любви, сыграл значительную роль в разрушении
устоев феодализма. Исследователи уверены, что один из самых заметных куртуазных институтов, Двор или Парламент Любви,
имел значимость, далеко выходящую за рамки своего времени и места.
Изучая эту гендерную структуру, Роберт Грейбилл сделал целый ряд оригинальных выводов. Он отмечает, что феодальная
политическая система, основанная на бесконечной лояльности к лорду или королю, имела также и свою юридическую систему.
Хотя церковь проявляла свою власть через духовные институты, политические организации также были далеко не слабыми. Не
удивительно поэтому, что романтическая любовь, как часть культуры, должна была иметь свою собственную систему власти,
свой собственный Двор [1, p. 93].
Поэтому Р. Грейбил согласен с мнением, что первоначально концепция куртуазной любви не могла быть сравнима с
установленными законными и церковными институтами власти. Скорее, она заполняла пустоту феодального брака. Так как брак
основывался не на романтической любви, и так как романтическая любовь была стимулом, к которому постоянно стремились,
необходимо было найти способ, чтобы регулировать существующее положение. Ответом была куртуазная любовь, правила
поведения которой превращали страсть, ревность, тайные восхищения и любовные свидания в (как надеялись многие из ее
приверженцев) социально значимую силу, в средство общественного контроля, который был бы мирным, даже иногда
здравомыслящим.
Но замена одной формы контроля на другую образовала прореху на ткани феодального общества. Куртуазный любовник,
привязанный к своему лорду феодальной присягой и долгом, обнаруживал себя даже в большей степени привязанным к супруге
лорда. Феодальная верность раскалывалась на различные и иногда противоположные обязательства. Однако личная
политическая преданность была не единственным видом веры, которая пострадала. Религиозная вера также уменьшалась по мере
увеличения романтической, а новое духовное начало «было не только нерелигиозным; оно потенциально было
неортодоксальным и антицерковным. Не случайно, истоки куртуазной литературы и культуры также были центром альбигойской
ереси и первой «страной» в Западной Европе, протестующей против религиозного объединения христианского мира»[1, p. 94].
Как только установилась идея, что преданность господину и вера могут быть противопоставлены государству и церкви, стал
очевиден вызов власти. Вассал, который нарушил верность своему господину, соблазнив его жену («а вассалы наверняка
пробирались в спальни господ так же часто, как и менее знатное дворянство») естественно мог с большей легкостью нарушить
свои политические или церковные связи после первоначальной супружеской измены.
Одни ученые рассматривали куртуазную любовь, как подобную чувствам, которые вызывала альбигойская ересь. Другие
считали, что ее истоки основываются на влиянии испано-арабской лирики. Хотя эти основы могут быть эклектичными, вполне
можно сказать, что куртуазная любовь склонялась к ереси и, вероятно, восходила к язычеству. Джон Рауботэм предполагал, что
роскошь сама по себе способствует ереси романтической любви: «Будь то тайное неверие, либо духовные истоки социального
протеста против морального принуждения религии, вызванное роскошью и распутной жизнью, совершенно определенно, что
трубадуры на всем протяжении их истории, выступали как замена антицерковной организации, можно сказать, для племени
мужчин и поэтов, которые так поразительно представляли жизнерадостную, свободную от условностей, и языческую концепцию
жизни» [3, p. 48].
Тем не менее, языческая или нет, институционализация куртуазной любви была выражена на языке и традиции, которые
были номинально христианскими. Она приобрела «организующую структуру, имитирующую или ассимилирующую
христианскую систему, со своими верующими, мучениками и ангелами, со своим богом Любви и со своим раем» [2, p.17].
Куртуазная любовь, чьи истоки находятся в социальном контроле над культурно разрушительным сексуальным желанием, стала
чрезвычайно могущественным движением под предводительством Алиеноры Аквитанской. Куртуазные отношения
противостояли социальным устоям, делая любовь более важной, чем политика или религия. Они стали, по своему собственному
праву, политической властью и новой религией. Двор Любви был тем, что всегда искали - «раем на земле». Церковники больше
не были единственными, кто мог задавать и отвечать на метафизические вопросы. Куртуазная любовь, амальгама мирских и
церковных идей, предлагала действительность, которая заменяла мирской закон и искала идеал, который вытеснял контроль
церковный. Идеалы куртуазной любви были более гуманными, чем социальные институты того времени и потенциально более
нравственными. После прочтения рассказов о крестовых походах, несущих смерть и о разрушающем душу деспотизме церкви,
облегчением было обратиться к претенциозности куртуазных возлюбленных. Даже на миг допуская, что истоки куртуазной
любви восходят к языческому ритуалу плодородия, - пишет Р. Грейбилл, - такое положение все равно было ценной
альтернативой стерильному аскетизму современной религии [1, p. 97].
Таким образом, буквально новаторскими следует признать взгляды ряда американских исследователей на феномен
куртуазных отношений в культурном пространстве Средневековья. Не только общетеоретические рассуждения, но даже частные
сюжеты, связанные с изучением истории реальных женских персонажей Средневековья Алиеноры Аквитанской, Марии
Шампанской, Жанны Наваррской, или вымышленных (что также показательно) любовных перипетий литературных героев от
рыцаря Ланселота до короля Эквитана, показаны как отражение растущего влияния куртуазии в средневековом мире. На примере
Двора или Парламента Любви американские ученые продемонстрировали, как институт куртуазных отношений становился
реальным вызовом системе феодальной иерархии, влиятельным противовесом политическим и религиозным институтам эпохи.
Литература
1. Graybill, R. Courts of Love: Challenge to Feudalism [Text] / R. Graybill // Essays in Medieval Studies. – 1988. – № 5. – P. 93–99.
2. Muscatine, Ch. Chaucer and the French Tradition: A Study in Style and Meaning is considered a classic in Chaucer criticism
[Text] / Ch. Muscatine. – Berkeley: University of California Press, 1966. – 282 p.
3. Rowbotham, J. The Troubadours and Courts of Love [Text] / J. Rowbotham. – New York: Macmillan & Co., 1895. – 323 p.
125