2008.01. 036. ГАРКУША Л. РАЗВИТИЕ ЧЕШСКОЙ ГУСИТОЛОГИИ

2008.01.036
165
2008.01.036.
ГАРКУША
Л.
РАЗВИТИЕ
ЧЕШСКОЙ
ГУСИТОЛОГИИ С 1989 ПО 2005 гг.
GARKUŠA L. Rozvoj české husitologie od roku 1989 do roku 2005 //
Husitský Tábor. – Tábor, 2006. – Č. 15. – S. 319–363.
Ключевые слова: Гуситское движение, гуситология, новейшая историография.
В статье Л.М. Гаркуши, аспирантки кафедры истории южных
и западных славян МГУ, рассматриваются новейшие тенденции
развития современной чешской (с 1989 по 1992 г. чехословацкой)
историографии гуситского движения. Автор отмечает, что в указанный период чешская медиевистика, в первую очередь гуситология, по-прежнему остается одним из ведущих направлений исторических исследований в стране. Количество гуситоведских
исследований в Чехословакии (затем Чехии) «с трудом поддается
подсчету», более того, их число постоянно растет (с. 319). Вместе с
тем до сих пор в Чехии нет целостного анализа чешской гуситологии, специального историографического обзора, посвященного гуситоведческой проблематике.
Как полагает автор статьи, чешскую (в то время чехословацкую) историографию 1948–1989 гг. нельзя назвать «марксистской в
строгом смысле слова». С ее точки зрения, это скорее «историография эпохи социализма» (с. 320). Смена методологических приоритетов в чешской исторической науки в указанный период произошла в результате «резкого изменения социально-политической
системы в стране» (в одном случае это было связано с приходом к
власти коммунистов в 1948 г., в другом с «бархатной революцией»
в Чехословакии в 1989 г.). Поэтому в то время, кроме марксизма,
существовали и другие направления в историографии. Среди них
Л.М. Гаркуша называет представителей «влиятельной конфессиональной историографии» А.Мольнара (1923–1990) и Я. Кадлеца,
крупных чешских историков-позитивистов Р. Урбанека (1877–
1962) и Ф.М. Бартоша (1889–1972), научные взгляды которых
сформировались еще в период Первой республики в Чехословакии
(1918–1938). З. Неедлы (1878–1962), ранее считавшийся одним из
основоположников марксистского направления в чешской гуситологии, с точки зрения автора, «по политическим соображениям
166
2008.01.036
очень стремился, но так и не стал марксистом. Собственно «марксистскими», считает Л.М. Гаркуша, можно назвать только ранние
работы Й. Мацека (1922–1991) и Ф. Грауса (1921–1989), а также
труды Р. Каливоды (1923–1989) и М. Рансдорфа.
В первой части своей статьи Л.М. Гаркуша рассматривает
работы современных чешских историков, посвященных анализу
гуситских источников, и источниковедческие публикации в Чехии
за исследуемый период. В их числе автор отмечает труды
П. Чорнея «Тайны чешских хроник», Б. Копичковой и
А. Видьмановой «Грамоты в защиту Гуса. Конец одной легенды?»,
публикации М. Поливки «Снова ad fontеs. Гуситская Чехия в источниках Нюрнберга» и «Подготовка военного контингента г. Регенсбург». Кроме того автор упоминает об издании таких источников по истории гуситского движения, как «История города
Пльзень» Гилария Литомержицкого, «Чешскую историю» Энея
Сильвия Пикколомини (папы Пия II), «Жизнь таборитского духовенства» Яна Пршибрама и ряд других публикаций. В Чехии вышло издание трактата чешского мыслителя XV в. Петра Хельчицкого «Сеть веры» и появился ряд источниковедческих работ в
сборнике областного архива г. Табор, в которых рассматривались
источники, освещавшие различные стороны жизни жителей Табора, прежде всего, в гуситский период (с. 323). Автор приходит к
выводу, что чешские исследователи проделали «весьма интенсивную работу по освоению отечественной и зарубежной источниковой базы», в процессе которой они изучали не только периоды возникновения того или иного источника, но и «конкретную
обстановку его создания» (с. 323). Комплексный анализ источников, заключает Л.М. Гаркуша, позволяет создать более достоверную картину гуситского движения и исправить недостатки предшествующей историографии.
Во второй части статьи Л.М. Гаркуша анализирует обобщающие исследования по гуситской проблематике, изданные чешскими гуситологами за последние годы. Среди них труды
Ф. Шмагела «История Табора» и «Гуситская революция»,
П. Чорнея «Большая история земель чешской короны» и «Тайны
чешских хроник», Й. Кейржа «Гуситы», Я. Чехуры о люксембургском периоде чешской истории и др. В частности, в одной из работ
Ф. Шмагела обоснована новая периодизация гуситского движения
2008.01.036
167
(в предшествующей историографии гуситское движение рассматривалось только до битвы при Липанах 1434 г., а затем до смерти
гуситского короля Иржи Подебрада (1471):
– 1419–1421 гг. – период доминирования крестьянскоплебейского лагеря;
– 1421–1437 гг. – время борьбы гуситов против интервенции,
внутренней борьбы гуситских лагерей (чашников и таборитов), завершившейся в 1434 г. поражением радикального крыла (таборитов) и компромиссным миром с католической Европой;
– 1437–1471/85 гг. – поиск компромисса и условий сосуществования внутри страны между различными гуситскими группировками на базе Йиглавских компактатов.
С точки зрения Л. Гаркуши, Ф. Шмагел справедливо перенес
конец гуситского движения на более позднюю дату – 1485 г., так
как после смерти Иржи Подебрада и вступления на чешский престол Ягеллонов произошла лишь смена династии, а после успешного пражского переворота (1483) и заключения Кутногорского религиозного мира (1485) между католиками и гуситами (чашниками)
внутриполитическая ситуация внутри страны стабилизировалась и
установилась, по мнению Ф. Шмагела, «толерантность по необходимости».
Третья часть статьи посвящена работам современных чешских историков, изучающих предпосылки гуситского движения
(социально-экономические, политические и религиозно-национальные), чешские регионы и города, в которых действовали гуситы
(Табор, Пльзень, Прага, Градец Кралове и др.) В их числе автор
указывает труды Э. Маура, П.Чорнея, Й. Юрока, Я. Боубина,
М. Поливки, Ф. Кавки и ряда других чешских гуситологов.
В четвертой части представлены исследования, анализирующие проблемы контактов гуситов с другими странами и народами.
Автор подчеркивает, что чешские историки (Ф. Шмагел,
А. Мольнар, Й. Мацек, Я. Крхняк, Я. Боубин и др.), включают гуситскую Чехию в контекст общеевропейской истории того времени, а Ф. Шмагел назвал гусизм и все, что с ним было связано «проблемой номер один в Центральной Европе» (с. 343). В частности,
Я. Боубин в работе «Чешская национальная монархия» указывает,
что избрание чешским королем Иржи Подебрада (представителя
крупного чешского панского рода т.е. крупных чешских феодалов)
168
2008.01.036
отнюдь не являлось только чешской спецификой, а представляло
собой «обычную европейскую практику эпохи позднего средневековья» (с. 346–347). Я. Боубин обратил внимание на тот факт, что
английская модель государственности (при сильном парламенте)
импонировала странам Северной и Центральной Европы (прежде
всего, Венгрии, Чехии и Польше), а стремление к сильной королевской власти было характерно для Испании и Франции (с. 347). Поэтому международная оппозиция Иржи Подебраду, по мнению
Я. Боубина, была продиктована «именно конфессиональными и
политическими мотивами» (с. 347), а с юридической точки зрения
стремление католической Европы низложить Иржи и посадить на
чешский престол Матьяша Хуньяди являлось «нарушением международной практики того времени» (с. 347).
В конце четвертой части статьи автор делает заключение, что
современные чешские историки по-новому подошли к проблеме
контактов гуситов с соседними странами Европы. Предшествующая марксистская историография во многом преувеличивала значение «заграничных походов» гуситских войск и влияние гуситских идей на Европу. Часто факты обнаружения в том или ином
регионе гуситского манифеста выдавались за отклик на гуситское
движение, что, по мнению автора, не соответствовало действительности (с. 347).
В пятой части статьи Л.М. Гаркуша рассматривает проблему
роли личности в истории гуситского движения. Автор характеризует работы, посвященные Яну Гусу, Яну Жижке, Яну Пршибраму,
деятелю католического лагеря Гиларию Литомержицкому, приближенным чешских королей Вацлава IV и Сигизмунда Люксембургского и многим другим деятелям гуситской эпохи.
Автор отмечает, что личность чешского реформатора Яна
Гуса, положившего начало гуситскому движению, неоднозначно
оценивалась в разное время и в разных странах (в зависимости от
конфессиональных и идеологических пристрастий писавших о нем
историков). Коренной перелом в отношении официальных католических кругов к Гусу, по мнению Л.М. Гаркуши, наступил в
1990 г., когда папа Иоанн Павел II, посетивший в то время Чехию
(тогда еще Чехословакию), высказался за взвешенное решение
данной проблемы (с. 348). В 1993 г. была создана специальная комиссия, целью которой являлась выработка более объективного
2008.01.036
169
подхода к исследованию жизни и деятельности Гуса. В числе прочего результатом деятельности этой комиссии был симпозиум
«Ян Гус среди эпох, наций и конфессий», на котором выступили
известные ученые и теологи из Чехии, Польши, Нидерландов,
Швейцарии, Великобритании, Канады, США и Ватикана. По итогам симпозиума был издан сборник, включивший более 40 рефератов выступлений. Общий тон статей, отмечает автор, был примирительным. Католики хотя и считали Гуса «неправоверным», тем
не менее признали за ним большие способности и искреннюю веру
в свои убеждения. Современные католические исследователи уже
не спорят о том, в какой степени Гус зависел от Виклифа, однако
подчеркивают, что за рубежом долгое время чешский реформатор
считался учеником и последователем английского реформатора.
Представители чешской некатолической (гуситской) церкви,
также выступившие на симпозиуме, неоднозначно отнеслись к
инициативе Ватикана, выступившего с предложением о реабилитации Гуса. Они полагали, что Гус не нуждается в реабилитации, так
как «чист перед Богом» (с. 348).
Далее Л.М. Гаркуша рассматривает работы чешских исследователей, связанные с конкретными видами деятельности Гуса:
окружением чешского реформатора, основными аспектами его
учения, процессом в Констанце и т.д.
В последние годы, отмечает автор, в Чехии появились работы, в которых «уточняются и дополняются различные факты», связанные со знаменитым гуситским полководцем Яном Жижкой.
Среди них Л.М. Гаркуша указывает материалы симпозиума, прошедшего в Таборе в 2004 г., на котором, в частности, было высказано предположение, что Жижка участвовал в Грюнвальдской битве 1410 г., но не на стороне поляков, как принято считать, а
немецких крестоносцев (с. 355) и работу П. Чорнея «Тайны чешских хроник», в которой исследователь уточнил некоторые факты
битвы у Малешова (1424) – последнем сражении, в котором при
жизни участвовал гуситский полководец.
Пересматриваются, как пишет Л.М. Гаркуша, взгляды чешских исследователей на ряд аспектов деятельности Яна Пршибрама, представителя консервативного крыла чашников (умеренной
группировки гуситов). С точки зрения чешского историка, он не
являлся ультраконсерватором, каким описывают его более ранние
170
2008.01.036
исследователи (например, З. Неедлы), а, наоборот, несмотря на
эволюцию своих взглядов на протяжении жизни, Пршибрам «остался гуситом и патриотом» (с. 357), что обусловило его полемику
с таборитами, которых он обвинял в плачевном состоянии страны.
Подверглась переосмыслению и деятельность Сигизмунда
Люксембургского – последнего представителя династии Люксембургов на чешском престоле. В отличие от предшествующей историографии, современные чешские историки (Ф. Кавка и В. Држка)
считают этого монарха «политиком европейского масштаба, дальновидным и решительным» (с. 357). Главное направление в политике Сигизмунда – борьба с турками, а не борьба с гуситами, как
считалось ранее. Он пытался объединить европейских монархов в
антитурецкую коалицию, выступил посредником в урегулировании
многолетнего военного конфликта Англии и Франции, ликвидировал раскол католической церкви и решил гуситский вопрос. Кроме
того, Сигизмунд заключил союз с Золотой Ордой, чтобы втянуть
турок в войну «на два фронта» (с. 359).
В последнее время, пишет автор, наблюдается интерес чешских исследователей и к личности другого чешского монарха гуситской эпохи – брата Сигизмунда Вацлава IV. Историки единодушны в одном: отнюдь не личные симпатии побудили короля
поддержать реформаторов, а совсем иные причины. В отличие от
историков прошлых лет, современные чешские исследователи называют Вацлава IV «неординарным правителем, пытавшимся, но
не сумевшим решить свалившиеся на него задачи» (с. 360).
Среди работ, посвященных другим чешским персонажам
гуситской эпохи, исследовательница упоминает труды о Бедржихе из Стражнице (он был ключевой фигурой в позднем Таборе),
братьях из Коловрат (игравших значительную роль в католическом лагере) и др.
В заключительной части статьи Л.М. Гаркуша рассматривает
работы современных чешских историков, посвященные проблемам
культуры и повседневной жизни в Чехии гуситской эпохи. В отличие от «историографии эпохи социализма», которая преуменьшала
вину гуситов за разрушение культурных ценностей в Чехии в гуситский период (и преувеличивала жестокости чешских католиков
и войск Сигизмунда), современные чешские исследователи считают, что очень многое в гуситский период было утрачено, но, тем не
2008.01.036
171
менее, чешская культура того времени не стояла на месте и продолжала развиваться (в качестве примера данной точки зрения автор приводит источниковедческую публикацию К. Стейскала и
П. Воита «Иллюминированные чешские рукописи»). Также отмечается, что некоторые гуситские лидеры (например, Якоубек из
Стршибра) пытались пресечь стихийное иконоборчество гуситских
радикалов, и что от войск крестоносцев и чешских католиков Чехия пострадала не меньше, чем от радикально настроенных гуситов
(с. 361). По мнению Л.М. Гаркуши, «также можно считать доказанным непрерывность развития изобразительного искусства и литературы в гуситской Чехии» (с. 361).
В работах чешских исследователей последнего времени усиливается интерес к повседневной жизни гуситской Чехии (природные, климатические, бытовые условия жизни, рацион питания, положение женщин и детей). Автор отмечает, что в отличие от работ
историков прошлых лет, считавших, что гуситы придерживались
строгих принципов морали и нравственности, современные историки доказали, что жизнь гуситской Чехии отличалась разнообразием, «в ней было много веселого и шутовского» (с. 361).
И.И. Бучанов