Раскол общества. Нормальный и патологический Искусство

2 июня, 2015, вторник
ПРОШУ СЛОВА!
5
мнения авторов этой полосы могут не совпадать с мнением редакции.
тенденции
Раскол общества.
Нормальный и патологический
Александра Заспа,
специальный корреспондент «НВ»
Осторожно,
взрослые!
М
ой ежедневник – забавное чтиво для непосвящённых. На буднях – всё сплошь
скучные взрослые дела, зато в выходные,
как у барона Мюнхгаузена, – подвиг или
близко к тому. Например, в этот уик-энд
мне предстояло отправиться в поход за тридевять
земель в составе богатырского отряда и построить
три домика для поросят разной волкоустойчивости.
У нас дома полно игрушек и книг, но больше всего
дочка любит такие вот сказочные игры. Так что скакать галопом по квартире, размахивая самодельными картонными саблями, для нашей семьи значит
спокойно провести воскресный вечер.
Не так давно мы с дочерью оказались в больнице,
где я обнаружила, что большинство детей воспитываются иначе.
Разновозрастные макушки склонились над родительскими планшетами, кто-то убивает время за
играми, кто-то – за просмотром бесконечных мультиков. И если поначалу кажется, что это самостоятельный выбор ребят, то потом понимаешь, что родители не предложили им другой альтернативы. Через
пару дней вся наша и пара соседних палат с азартом
рисовали, мастерили, слушали книжки и пускались
в отважные путешествия по больничным коридорам.
Засидевшихся допоздна малышей разгоняла строгая
медсестра, втайне же от них игравшая роль капитана
пиратской шхуны. А родители с умилением наблюдали за отлипшими от новомодных гаджетов чадами.
Почему поведение собственных детей стало для
них новостью? Лично для меня ответ прост – родители пошли по пути наименьшего сопротивления. И
подсунули вместо своего времени и внимания суррогат из магазина.
Вероятно, я уже успела изрядно раздразнить тех
нерадивых родителей, которым попалась на глаза
эта колонка. Поэтому скажу: мне повезло. Так воспитывала меня мама, а я попросту приняла эстафету.
Помню, как мы сидим на скамейке и играем. Делаем принцесс. Аккуратные бутоны клевера – их
головки, трилистники – батистовые воротнички,
а одуванчики и цветы шиповника – многослойные
бальные платья. Солнце прогнало последнее заплутавшее облако и стало похоже на глазунью на раскалённой голубой сковородке. Под его лучами таешь
как кусочек сливочного масла, оставленного на столе забывчивой домохозяйкой. Мама что-то тихонько
рассказывает, попутно завязывая травинку на талии
цветочной куколки для прочности, чтобы та не развалилась в самый ответственный момент, например вальсируя с прекрасным принцем. От её вкрадчивого голоса и полуденной жары клонит в сон. Я
крепко зажмуриваюсь и наслаждаюсь диковинным
чувством внутри себя – безмятежностью. Когда без
видимой на то причины тебя плотно, до самой макушки, словно мука холщовый мешок, наполняет
уверенность, что всё будет хорошо, а ещё – что и сам
ты будешь всегда. Взрослея, испытываешь его всё
реже. И для меня оно обязательный атрибут любого
счастливого детства. Сама став мамой, я точно знала,
что именно его обязана подарить своему ребёнку.
Я не призываю забросить все дела и заделаться домашним аниматором. И прекрасно понимаю, что не
у всех есть достаточно свободного времени. Но даже
самый занятой родитель может улучить минутку и почитать с ребёнком книгу или смастерить из подушек
и одеяла домик, где можно шептаться и есть печенье.
Да и самим взрослым порой важно вспомнить,
как волнующе прятаться в шкафу, из-за тесноты
уткнувшись носом в чьё-то пальто, или подбегать к
окну в ожидании «правильного» ветра, чтобы запустить разноцветного змея, томившегося целый год.
Ведь этим, по сути, и отличается детство от взрослой жизни – присутствием в ней чего-то сказочного.
Владимир Ильин,
доктор социологических наук, профессор кафедры
социологии культуры и коммуникаций СПбГУ
Л
иния идейного раскола в нашей стране
незаметно изменила свою траекторию и
пошла по новому руслу. В 1990-е народ
делился на правых и левых, сторонников рынка и государственной экономики,
верящих в приватизацию и новую национализацию, коммунистов и антикоммунистов. Теперь на
первый план вышел цивилизационный вопрос:
Россия – это Европа или нечто совершенно иное
(часть Евразии, то есть полуазиатская страна, или
вообще самостоятельная цивилизация)? Эта же
дилемма звучит и в иных формулировках, не теряя своей сути: глобализация как интеграция в
западный мир или самобытность? Если раскол на
правых и левых проявлялся в основном в сфере
большой политики да кухонных разговоров, то новый раскол идёт по всем слоям общества – напрямую от геополитики до индивидуального выбора
на мельчайших перекрёстках повседневности.
Но тут встаёт непростой вопрос: а в чём состо-
ит наш особый путь? Всё чаще он увязывается
с консервативным поворотом. И мы встречаем
две основные его интерпретации. Для одних это
традиционно русские ценности, что-то в духе
«самодержавия-православия-народности», для
других – это славное советское прошлое.
Американскому фастфуду противостоит русское быстрое питание, биг-маку – блины и пышки, кока-коле – квас. И рядовой потребитель,
гонимый предобеденным голодом, совершает
цивилизационный выбор – кто шутя, а кто-то
с самым глубоким убеждением в своей правоте. Даже некогда сугубо интимный выбор сексуальной ориентации превращается в выбор
ориентации между исконно русскими ценностями и «Гейропой». Массовым явлением стал
маркетинг советского: открываются всё новые
заведения общественного питания в советском
духе (пышечные, столовые, ретрокафе), растёт
популярность советского антиквариата. Но параллельно продолжает развиваться западный
тренд: кофейни как место, где не столько пьют
кофе, сколько общаются, самые разные формы
быстрого питания, которые раньше можно было
увидеть лишь за границей. А увлечение школами «с углублённым изучением иностранных
языков» сталкивается с растущей консервативной модой к созданию кадетских (в том числе
казачьих) корпусов и православных гимназий,
а фольклорное движение конкурирует с роком.
При этом параллельно с русским консервативным поворотом наблюдается менее масштаб-
ный, но гораздо более последовательный исламский аналог, пионером которого в нашей стране
является Чечня.
Культурные противоречия – это источник развития, если оппоненты уважают право другого жить иначе и попутно, пусть и не признавая
этого, заимствуют друг у друга полезные технологии. В нормально расколотом обществе есть
разные вкусы (в области политики, религии,
сексуальной ориентации и кулинарии), вкусы,
о которых приличные люди не спорят, а только
пожимают плечами – с пониманием или высокомерным удивлением. В основе такой модели
сосуществования лежит простая истина: мы обречены жить в одной лодке. Патология же раскола начинается с превращением разных мнений
и вкусов в вопрос жизни и смерти, когда «кто не
с нами, тот против нас». Она может принимать
разные формы: цивилизованные (например,
приостановка деятельности «Макдоналдса» из
санитарных или медицинских соображений) или
военные (взрывы того же очага глобализации и
американизации). В такой атмосфере спор о вере
уже нельзя вести, сидя за одним столом и распивая чай. Оппонента, ставшего противником, уже
не стоит переубеждать, его можно только унизить или растоптать. И танцы «Пусси райот» в
храме, как и их уголовное наказание, и провокативные элементы постановки оперы «Тангейзер»
и церковно-административная цензура художественного процесса – это две стороны одной и
той же медали – «Участника культурной войны».
народы и культуры
Искусство дарит прозрение
Вячеслав Иванов,
корреспондент «НВ» в Эстонии
Ф
естиваль «Великий Чайковский», концертный зал «Эстония», величественные аккорды Первого концерта для
фортепьяно с оркестром. На сцене оркестр Национальной оперы «Эстония»,
за дирижёрским пультом народный артист России,
дирижёр Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии Николай
Алексеев. У рояля – заслуженный артист России,
профессор Санкт-Петербургской Государственной
консерватории Владимир Мишук…
Я не музыковед, поэтому не могу судить о том,
соответствуют ли каденции записям в партитуре,
и рассуждать о сходящихся или расходящихся
октавах. Мне, как рядовому потребителю, важно лишь одно: волнует ли меня то, что я слышу;
берёт ли произведение меня за душу, заставляет
ли сопереживать. И то, чему свидетелями стали
нынешней весной несколько тысяч зрителей фестиваля «Великий Чайковский», среди которых
присутствовали и жители, и гости Эстонии, полностью отвечало всем этим критериям.
Причём речь идёт не только о Первом концерте. В рамках музыкального праздника публика
познакомилась и с другими произведениями
великого композитора, включая оригинальный
балет «Онегин» труппы Национального театра «Эстония» по мотивам бессмертной поэмы
Пушкина на музыку Чайковского и в постановке знаменитого английского хореографа Джона
Кранко (аранжировка Курта-Хайнца Штольце).
Оценкой всех этих выступлений служили исступлённые аплодисменты, звучавшие красноречивей всяких слов. Таких оваций в зале, где
исполнялась не попса, а классическая музыка, я
не слышал уже очень давно. Невольно думалось:
вот вам и сдержанная эстонская публика, вот вам
и пресловутый нордический темперамент.
И тут же (злосчастное следствие нашего почти
безнадёжно испорченного «текущим политическим
моментом» сознания) приходило в голову: все главные артисты, как, собственно, и сам композитор,–
русские. А в зале – преимущественно эстонцы…
Слава богу, для ценителей искусства (впрочем,
иные на такие фестивали и не ходят) национальность значения не имеет. И сознание большинства
зрителей, к счастью, испорчено не бесповоротно, а
потому в первую очередь возникает единение со
всем залом, и только потом, третьим эшелоном,
идут нелепые мысли о национальном вопросе.
В этой связи на память приходит ещё один пример того, как общение с Искусством совершило
маленькое чудо. Это случилось в начале 1990-х
годов, на самом пике противостояния Народного
фронта Эстонии и Интернационального движения трудящихся Эстонской ССР. В это время на
сцене Эстонского театра драмы шла трилогия по
пьесам Яана Круусвала «Тихая волость» и «Цвета
облаков» и Рейна Салури – «Ссылка». Эти спектакли рассказывали о событиях, происходивших
на территории прибалтийской республики в самый канун Второй мировой войны и позже, в
первые годы после её окончания. Рассказывали
честно, без истерики, без однозначного раскрашивания всех и вся только белой и чёрной красками,
– в точности так, как оно было на самом деле.
Руководители театра и Союзного завода «Дви-
с улыбкой!
у экрана
Космос вреден для кожи
Трус не играет в кино
Отечественная десятая муза
активно взялась за образы
известных спортсменов.
Сергей Ильченко,
искусствовед
РИСУНОК ОЛЬГИ БЫСТРОВОЙ
П
Учёные из Льежского университета проанализировали состояние трёх
мышей, побывавших на орбите. Согласно заключению исследователей, пребывание в условиях невесомости вызвало изменения в структуре кожных покровов животных на уровне ДНК, кожа заметно истончилась. Ранее у мышейкосмонавтов выявили атрофию мышц и снижение плотности костей. А
поскольку такие же изменения были выявлены и у людей, которые провели
длительное время на орбите, то это дало учёным повод предположить, что с
кожей людей могут происходить те же изменения, что и у грызунов.
ремьера сериала «Слава» на
Первом канале заставила
вспомнить о том, что наше
родное ТВ всё чаще и чаще
эксплуатирует судьбы и биографии звёзд советской эпохи. До поры
до времени герои спорта оставались
вне поля внимания тех, кто варит нынешнее «телемыло». Но после тотального успеха «Легенды № 17» монстры
сериального дела взялись за хоккей
и биатлон, и если в последнем случае
всё обошлось сериалом «Выстрел», в
котором не звучат фамилии известных
спортсменов, то в случае со «Славой»
«жертвой» экрана стал хоккеист Вячеслав Фетисов.
Поначалу проект назывался по фамилии главного героя. Но затем название было заменено на более многозначительное. Режиссёр Антон Азаров
уложил всю сумасшедшую по драматизму и напряжённости биографию
знаменитого спортсмена в четыре серии. Артист Евгений Пронин старался
как мог, чтобы мы поверили в то, что
он и есть «тот самый Фетисов» – дву-
гатель» договорились, что предприятие выкупит
билеты на три этих спектакля, и в течение трёх
вечеров зрительный зал Эстонской драмы целиком заполняли работники «Движка».
Мне довелось присутствовать на этих спектаклях. Весь зал, наверное, впервые за время существования театра, сидел в наушниках: спектакли
шли с синхронным переводом на русский язык.
Здесь главным, на мой взгляд, было не просто посещение театра трудовым коллективом как некое
«культурное мероприятие» для галочки в отчёте
профкома. Меня поразило другое – то, как вели
себя зрители после спектакля. Действие закончилось, публика потянулась в гардероб и – ни звука!
Одетые люди выходили на улицу, шли плотными
группами. Молча… Обычно на этом этапе происходит обмен мнениями: «Этот играл вполсилы,
а та, напротив, «пережимала»; у декорации чтото отвалилось, но музыка хорошая»… Иной раз,
правда, про спектакль как-то сразу забывают:
«Хорошо бы поймать такси». Или: «Магазины
уже закрыты, а у нас хлеба дома не осталось…»
На этот раз было молчание. Состояние практически шоковое, отражающее общий настрой:
«Нам только что показали такое!.. А мы-то думали… Но ведь мы верили!»
Словами это состояние передать невозможно.
Или надо их потратить столько, что не вместит
никакая статья, и при этом всё равно будет плоско и бесцветно.
Но самое главное – происходившее на сцене
было до обидного просто, лишено патетики, эффектных поз и обличительного пафоса. Всё было
обыденно, как чаще всего и происходят настоящие
трагедии в жизни. И потому особенно страшно.
Прозрение всегда происходит трудно. В эти
вечера мы прозревали. Благодаря великой силе
Искусства. Хоть эти слова и звучат несколько
высокопарно…
кратный олимпийский чемпион, семикратный чемпион мира, заслуженный
мастер спорта СССР. Но если не знать,
что перед тобою именно Фетисов, то
трудно понять, а в чём, собственно, заключается величие спортсмена. Здесьто и вылезают на свет божий те проблемы, с которыми сталкиваются все,
кто берётся снимать фильмы о спортсменах, известных всем. Потому что
зрители помнят и знают вехи карьеры
таких звёзд, а многие видели их триумфы собственными глазами.
Игнорировать собственно спортивные баталии в таком кино – значит
потерять тот нерв, которым отмечена
жизнь любого человека, выходящего
на соревнования и не знающего, что его
ждёт. Вымысел в подобном случае неуместен, а документальной достоверности никак не достичь. Вот и получается
фильм о ныне здравствующем знаменитом хоккеисте без хоккея.
Порою меня посещает и совсем крамольная мысль: а может, не надо вовсе
снимать игровое кино на такие темы?
А сделать так, как делают за океаном,
– берут и снимают документальный
фильм о советском хоккее под названием «Красная Армия», в котором уже
реальный Фетисов рассказывает и о
хоккее, и о себе, и о советском спорте.
Вскоре нам предстоит увидеть этот
фильм на экране, и мы сможем сами
сравнить отечественного «Славу» с его
документальным «соперником».
Опыт создания таких фильмов свидетельствует, что судьба любого спортсмена – сама по себе великий драматург. Как не вспомнить картину «Бобби Фишер против остального мира»?
Или уже ставшую классикой документальную вставную новеллу о прыгуне
в высоту Валерии Брумеле в экспериментальной ленте Элема Климова
«Спорт, спорт, спорт»? Такие характеры и испытания, выпавшие на долю
знаменитостей, не в силах сочинить ни
один даже самый квалифицированный
сценарист. Что и доказывает премьера телесериала «Слава», где от ныне
здравствующего именитого спортсмена остались только имя и фамилия.
Говорят, что сейчас две группы кинематографистов «отрабатывают» государственный идеологический заказ. В
первом случае снимается фильм о легендарном советском вратаре Льве Яшине.
Во втором речь идёт о биографии другого легендарного футболиста – Эдуарда
Стрельцова. Но боюсь, что основой картин станут не их спортивные подвиги и
достижения, а проблемы со здоровьем в
истории о Яшине и печальная история
осуждения Стрельцова по ложному обвинению в изнасиловании. Понятно, что
кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик. Но Яшин стал великим вратарём
ещё до того, как его настиг недуг. Да и
Стрельцову уже было чем похвастаться
до того, как его осудили.
Вспомним ещё один пример из американского кино – драму «Али» про
боксёра Мухаммеда Али. Там тоже
была история болезни, но были и
отчаянные, захватывающие эпизоды поединков на ринге, когда зритель понимает, за что и почему таких
спортсменов называют великими ещё
при их жизни. К сожалению, про сериал «Слава» и его экранного героя этого
сказать никак нельзя.