Политическая Коррупция и Институциональная Стабильность
advertisement
Политическая Коррупция и Институциональная Стабильность Hanne Fjelde Uppsala University Centre for the Study of Civil War, PRIO H˚avard Hegre University of Oslo and Centre for the Study of Civil War, PRIO Абстракт В данной статье впервые статистически исследуется взаимная связь между политическими институтами и коррупцией. Хотя общепринятым считается то, что политические институты могут ограничить использование чиновниками политической власти с целью получения незаконной частной выгоды, анализ политической коррупции в разных странах не позволяет полностью рассмотреть, каким образом коррупционная сеть создает стимулы и ограничения для актеров политической арены, и таким образом влияют на деятельность институтов. В данной статье утверждается, что недемократические лидеры, которые преобразуют общественные ресурсы в частную собственность с целью построить неофициальную политическую поддержку, способны идти на уступки с официальными институтами, снижать давления для последующей либерализации, и таким образом продлевать свое пребывание на посту. Только при настоящем демократическом режиме общественность способна успешно сдерживать коррупцию. Мы продемонстрируем, что данные предположения оправданы, построив динамическую полиномиальную регрессию, используя данные по 128 странам в период с 1985 по 2004 гг. В результате расчетов получена система уравнений, при которой сильная политическая коррупция стабилизирует недемократические и полу-демократические режимы и делает их более устойчивыми как к дальнейшей демократизации, так и к снижению уровня коррупции. В то же время, результаты свидетельствуют о том, что устойчивая демократия способна противостоять коррупции и, в результате, стать более стабильной. 1 Введение Мир стабильно становится все более демократическим. В 1984 около половины всех стран в Мире были автократическими, и около четверти демократическими1. В 2004 мы наблюдаем обратную ситуацию, половина стран демократические и только 15% автократические. Эти цифры отражают очевидный прогресс в государственном управлении во многих частях Мира, но некоторые эмпирические аспекты, подразумевающие «третью волну демократизации» (Huntington 1991), приводят в замешательство. Доля полу-демократических стран возросла с 24% до 37%, несмотря на то что этот политический режим по своей сути нестабилен (Gates et al. 2006; Sanhueza 1999; Epstein et al. 2006). Похоже, полу-демократии стали более стабильными за этот период2. Эта волна демократизации не привела к ожидаемому снижению уровней коррупции, который предсказывают большинство изданий по государственному управлению. Черная линия на Рисунке 1 показывает повышение среднего уровня демократии, последующего после окончания Холодной войны. Серая линия показывает, что уровни коррупции медленно снижались вплоть до середины 90-х, но затем стали резко расти3. Политическая коррупция, таким образом, это не просто должностные преступления, которые исчезают при либерализации и увеличении конкуренции в политической сфере. Вышеупомянутые тенденции ставят под вопрос и наши традиционные взгляды на стабильность режима, и общепринятые знания о факторах, влияющих на политическую коррупцию. В данной статье мы утверждаем, что эти тенденции – наблюдаемая стабильность полу-демократических режимов и жесткость коррупции – нельзя рассматривать изолированно друг от друга. Лучше воспринимать политическую коррупцию, как неформальный институт, который работает с целью монополизации политической власти в формальных политических институтах. Когда внешнее давление на элиту ведет к демократизации в формальных политических институтах какого-либо государства, элита полагается на коррупцию с целью компенсировать потери в юридической власти. Увеличивая фактическую власть элиты, политическая коррупция служит стабилизатором недемократических режимов. Рисунок 1: Средние мировые уровни демократии и коррупции, 1984-2004 Год Средняя демократия Средний уровень коррупции Идея о том, что формальные и неформальные институты работают вместе, не нова. И качественно ориентированная сравнительная политология, и литература, посвященная этой сфере, отводят ключевую роль политической коррупции в объяснении политической ситуации (Rose-Ackerman 1999; Johnston 2005). Ученые, работающие с Африкой, к примеру, используют термин «нео-патримониализм» в отношении системы правления, где способность лидера сплотить элиту и успокоить оппозицию основана на незаконном использовании «покровительства» со стороны режима (e.g. Bratton and de Walle. 1994). Качественная литература указывает на такие работы, как Haiti, the Philippines and Cˆote d’Ivoire, чтобы показать, как награждение частными привилегиями, с целью привлечения политической поддержки, может восстанавливать могущественные коалиции против демократизации. В странах, где авторитарные режимы сместились в сторону более открытых институтов, к примеру, в Нигерии и Кении, усилия правящей верхушки, направленные на то, чтобы подкупить институты с целью контроля и присмотра за выборами, укрепили ее власть и подавили дальнейшую либерализацию. Данная статья строится на этих открытиях, чтобы дополнить и улучшить качественную литературу по этому вопросу, и одновременно изучить уровни коррупции и структуры институциональной стабильности. Таким образом, мы обогащаем имеющуюся литературу о политической коррупции в различных странах, которая о сих пор была в основном сфокусирована на том, как формальные институты – часто при рассмотрении и демократических стран – определяют уровни коррупции.4 Мы также вносим вклад в литературу об институциональной стабильности разных стран, уделяя внимание тому, как неформальные институты, такие как коррупция, влияют на политическое поведение, и траекториям изменения формальных институтов (Helmke and Levitsky 2004; Acemoglu and Robin- son 2006a,b). Наша новаторская эмпирическая стратегия в качестве отправной точки берет модель институциональной нестабильности, предложенную Gates et al. (2006), которая показывает, что только автократии и демократии имеют институциональные характеристики, которые взаимно усиливаются и стабилизируют режим. Мы моделируем взаимную связь между политической коррупцией и институтами, используя динамические полиномиальные логистические регрессионные модели. Мы показываем, что политическая коррупция усиливает стабильность автократии, что полудемократии тоже стабилизируются под влиянием коррупции. Лидеры, которые преобразуют общественные ресурсы в частные привилегии с целью создать неформальную политическую поддержку, идут на уступки с официальными институтами и продлевают свой режим. Только полностью открытые демократии более стабильны без коррупции, чем при ее наличии. Коррупция, таким образом, это часть порочного цикла, который препятствует демократизации во многих странах. 2 Политическая Коррупция и Политическая Трансформация 2.1 Политическая Коррупция и Неформальный Институт Стандартное определение политической коррупции — это злоупотребление общественным аппаратом с целью извлечения нелегальной частной выгоды (e.g. Shleifer and Vishny 1993). Так как это определение не используется повсеместно, далее мы разработаем собственное понимание этого явления. Политическая коррупция включает в себя сделки с целью получения личной выгоды представителей власти, которые высасывают ресурсы с помощью взяток и присвоения имущества (c.f. Persson, Tabellini and Trebbi. 2003). Через коррупционную деятельность политическая элита получает частную выгоду от государственных учреждений, которыми они владеют. Крайняя форма коррупции это клептократия, при которой максимизация возможностей для незаконного рентоориентированного поведения является первоочередным мотивом представителей власти. Хотя, политическая коррупция также включает и другой похожий процесс: незаконное использование ресурсов страны с целью удержать и расширить политическую власть с помощью контроля над государственным органом (Rose-Ackerman 1999; Manzetti and Wilson 2007). Это происходит, когда представители власти используют незаконное распределение частных преимуществ и привилегий, такие как выборочное избавление от налогов, государственные посты, наделение землей, прибыльные правительственные контракты, дискриминирующее применение закона или право на покупку поддержки определенных сегментов общества. Более того, должностные лица могут использовать взятки, чтобы взять под контроль и подотчетность общественные институты, к примеру, с помощью подкупа избирательных комитетов или верховного суда. Nyblade и Reed (2008) обозначили эти две формы политической коррупции, как грабеж (‘looting’) и мошенничество (‘cheating’), соответственно. Когда коррумпированные политики вознаграждают свою политическую базу посредством незаконного присвоения общественных ресурсов, создается сеть взаимообмена, которая ассоциируется с термином патронажная политика (Johnston 1986; Acemoglu, Robinson and Verdier 2004). При политике, основанной на патронаже, лидеры удерживаются на своих позициях посредством выгод от распределения и других персональных привилегий, а их клиенты предлагают свою политическую поддержку с целью получить доступ к наградам, которые нельзя так просто получить где-либо еще в экономике (Arriola 2009).5 Используя подобный подход, Bueno de Mesquita et al. (2003, p. 203-04) рассмотрел повсеместную коррупцию как признак распространенного режима, при котором лидеры проливают свое пребывание на посту предоставлением частных, а не общественных благ.6 Эти два процесса политической коррупции – один для обогащения, другой для выживания – усиливают друг друга, так как политик, который хорошо разбирается в экспроприационных рентах и сборе взяток, также имеет больше ресурсов для покупки политической поддержки (Rose-Ackerman 1999). 2.2 Институциональная Стабильность и Политическая Коррупция Чтобы обсудить связь между типом режима и политической коррупцией, мы начнем с простой умозрительной модели. Мы представляем политическую систему, состоящей из трех групп: 1) глава государства (управленец) 2) окружение управленца, чья поддержка необходима, чтобы оставить управленца у власти, и 3) граждане, составляющие оставшееся население страны. Мы предполагаем, что предпочитаемый управленцем режим это автократия, которая характеризуется монополизацией власти в руках правителя с немногими или без ограничений власти (c.f. Acemoglu and Robinson 2006b; Bueno de Mesquita et al. 2003). Население предпочитает демократию, характеризующуюся рассеянной властью и институциональными каналами общественного влияния, которые позволяют политикам сменять друг друга у власти и заставляют правящий орган считаться с населением. Полудемократические режимы включают в себя признаки автократии и демократии. Глава государства, как обычно, получает формальную власть посредством выборов и сталкивается с ограничениями от конкурирующих ветвей правительства, но формальная власть парламента часто ограничена, по сравнению с устойчивыми демократиями. Сделки, связанные с распределением власти, распространены в полу-демократических политических системах, и предыдущие исследования показали, что эти режимы более склонны к институциональным переменам (Huntington 1968; Gurr 1974; Sanhueza 1999; Gates et al. 2006). Институциональная деятельность — это отражение баланса сил между тремя группами, баланс, обусловленный распределением юридической власти в формальных институтах (например, типом режима) и фактической власти, реализуемой при помощи политической коррупции. Теперь мы можем сформулировать, как институциональная стабильность определяется политической коррупцией и существующими формальными институтами. Мы начнем с обсуждения вероятность институционального перемещения в сторону демократии при двух недемократических режимах, автократии и полудемократии. Далее, мы выясним, может ли коррупция подорвать институциональную стабильность демократии. Автократические режимы Политическая коррупция усиливает монополизацию власти при автократических режимах, принося прибыль главе государства. Автократическим лидерам нет необходимости получать поддержку большинства избирателей, но необходимо делиться частью дохода, чтобы получить политическую поддержку ключевых сегментов населения. Ограниченное распределение частных благ дает управленцу гораздо больше излишка для дискриминирующего использования, чем инвестиции в общественные блага, которые увеличивают благосостояние всех членов общества. Это приводит к рентоориентированному поведению вместе с неравномерным распределением благ, выгодным для главы государства7. Более того, политическая коррупция усиливает преимущество управленца по отношению к его оппонентам (Bueno de Mesquita et al. 2003). Все политики могут искать поддержки, обещая общественные блага, выгодные всем членам общества, но только правящий чиновник может предоставлять обещания частных вознаграждений, получение которых повышает шансы быть включенным в политическую базу главы государства. Когда действуют авторитарные институты, они не сильно ограничивают правящего чиновника в возможности извлекать частную выгоду из своего политического поста и использовать ее часть, чтобы купить политическую поддержку, необходимую для пребывания на посту. Так как ничем не ограниченные автократы могут издавать свои собственные законы, эти действия не обязательно должны быть незаконными. На практике, действия, одобренные законами правителя сосуществуют с деятельностью, которая не одобрена или, более того, классифицируется, как чистая коррупция. Более того, государственный патронаж, доступный для целевого использования при авторитарных режимах, вероятнее всего поддерживается механизмами незаконного рентообразования, которые высоко коррумпированы, такими как принятие взяток от фирм в обмен на выгодные государственные контракты. Настолько же важна и сложность политической базы главы государства, когда политическая коррупция стабилизирует автократию. Те, кто предпочитает нечестные способы обогащения при незаконном распределении коррупционной системой государственных постов, строительных контрактов или доступа к дефицитной иностранной валюте (!!! В ОРИГИНАЛЕ ЗДЕСЬ ЛОГИЧЕСКИ НЕЗАКОНЧЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ, СТР.7, 6-АЯ СТРОЧКА СНИЗУ !!!). В соответствии с Wintrobe(1990, p. 854), покровительство, которое они получают, идет в основном на вознаграждение приближенного круга лиц за их поддержку и лояльность партии, и служит фактором, предотвращающем потерю лояльности. Так как эти блага частные, люди должны предложить наибольшую «цену», чтобы получить их от главы государства, таким образом они могут быть дарованы и скрыты от определенных людей так, чтобы добиться максимальной суммарной лояльности лидеру (Bates 1981; Rose-Ackerman 1999). Эта элита может быть немногочисленной. В Haiti говорится, что при коррупционном режиме президента Дювалье было незаконно присвоено 63% государственной прибыли в конце 70-х XX века ради выгоды «всего нескольких тысяч человек, связанных родственными узами и дружескими отношениями с представителями власти» (Grafton and Rowlands 1996). Те, кого наградили достаточными частными привилегиями, становятся заинтересованными сторонами текущего режима. Глава государства использует коррупционный обмен, чтобы привлечь ключевые группы, которые иначе могли бы угрожать стабильности режима. Получая доступ к незаконным способам извлечения прибыли и другим привилегиям, эти группы компенсируют отсутствие доступа к формальным источникам политического влияния. Таким образом, политическая коррупция способствует развитию взаимодействия внутри элитарной группы, и эта взаимная ассимиляция представителей элиты – пользуясь формулировкой Bayart (1993) – снижает давление в сторону изменений внутри формальных политических институтах, идущее от ключевых групп общества (Arriola 2009). На Филиппинах президент Маркос создал систему капитализма, основанного на близких отношениях, где государство предоставляло монополиям возможности частного накопления в различных сферах экономики. Так как непрекращающийся закон Маркоса гарантировал непрекращающееся привилегии, предоставление коррупционных частных контрактов создало укоренившийся интерес экономической элиты в сохранении режима (Thompson and Kuntz 2006). Таким образом, политическая коррупция открывает главе государства возможность предотвращать угрозы, идущие от влиятельных групп. Такая группа, желающие сместить политический режим в сторону большей открытости материальным наградам, является ключевой для стабильности автократического режима. В противовес этой коалиции отстаиваются интересы оставшейся части населения, не включенной в схему покровитель-клиент. Они предпочитают отслеживать признаки приватизации выгод через своих представителей во власти. Незаконное получение дохода и обмен списками клиентов вытягивает ресурсы, предназначенные для инвестиций в общественное благосостояние и препятствует эффективному обеспечению общественными услугами. Коррупционные сделки, которые преобразуют общественные блага в частную выгоду подразумевает, таким образом, перераспределение ресурсов дальше от среднего избирателя. Несмотря на эти мощные стимулы, населению при автократическом режиме не хватает институциональных способов дисциплинировать руководство. В дополнение к исключению из формальной власти политическая коррупция также ослабляет фактическую власть потенциального электората при автократических режимах, подрывая основы союза сильного среднего класса в экономике и политической элиты. Частные исключаемые блага для элитарных групп могут быть использованы для стратегии «разделяй и властвуй» и отклонить экономику от преследования общественных интересов, которые в противном случае могли бы угрожать существующему режиму (Acemoglu, Robinson and Verdier 2004). В автократической системе, где общество изолированно от институциональных каналов, позволяющих отстаивать свои интересы, проблема кооперации групп ради создания мощного коллективного движения может быть критическим барьером на пути изменения политических институтов (Acemoglu and Robinson 2006a). Gurr (1974) и Gates et al. (2006) показывают, как все аспекты формальных политических институтов в закрытых автократических системах усиливают друг друга – политическая система закрыта для новых участников, и нет конкурирующих институтов, откуда оппозиция могла бы бросить вызов существующему неизбранному лидеру. Политическая коррупция усиливает монополизацию власти в руках главы государства, так как она помогает включить важные элитарные группы в его круг политической поддержки, и таким образом усиливает стабильность автократических институтов. Высокие уровни политической коррупции могут быть устойчивыми, так как население, страдающее от коррупции, не имеет достаточной институциональной силы, чтобы проверить ее наличие. Полу-демократические режимы При полу-демократическом режиме политическая коррупция стоит достаточно дорого для главы государства. в этих режимах мы зачастую видим напряжение между главой государства и институтами общественного влияния (выборами и парламентом). Увеличение фактической власти главы страны достигается за счет «мошенничества», то есть использование коррупционных сделок ради манипуляции своим политическим влиянием может оказаться крайне важным для удержания чиновника на посту. Хотя глава государства ограничен в своей способности непосредственно устанавливать удобную ему политику, он все же может оказывать несоразмерное влияние на политику, создавая покровительственные связи за пределами формальных политических каналов. Посредством формальных каналов политического влияния, таких как выборы и парламент, население при полу-демократии имеет более сильную основу для реформирования институтов в сторону демократии, чем при автократических режимах. Однако, политическая коррупция зачастую пресекает попытки реформистов институциолизировать общественное влияние. Во-первых, политическая коррупция создает площадку для вытягивания политического влияния и получения привилегий, которые не являются общественным достоянием. Не способствуя здоровой организованной конкуренции между общественными группами, политическая коррупция представляет интересы узкой прослойки населения, чье влияние не проходит через фильтр сдерживающих и уравновешивающих сил. Частная и неинституционализированная природа коррупционных сетей нарушает связь между общественным принятием решений и способностью электората влиять на эти решения (Johnston 2005; Warren 2004). Во-вторых, мошенничество нацелено на общественные институты с целью расширить контроль и влияние на них. Стратегическое вербование членов парламента посредством частных вознаграждений похоже является частью общей стратегии при полу-демократических режимах. Политическая коррупция, таким образом, частично подрывает фактическую власть электората. Кроме того, последние исследования указывают на то, что электорат при полудемократических режимах меньше противится политической коррупции, чем при полностью демократической системе. Когда партии слабы, а парламент не воспринимается населением независимо от исполнительной ветви власти, у политиков возникают проблемы с реализацией своих обещаний. Таким образом, электорат может обесценивать обещания предоставления общественных благ в будущем, зная, что институты не могут заставить политиков сдержать слово. Несколько исследователей рассматривали появление распределений, основанных на патронаже, посредством иерархических сетей, часто организованных в соответствии с этнической или религиозной принадлежностью, в качестве ответа на подобные политические проблемы (см. Englebert 2000; Robinson and Verdier 2002; Keefer 2007). Такие сети предоставляют немедленную материальную выгоду избирателям и связывают долгосрочные выгоды населения с лояльностью покровителю. Посредством покупки голосов политикам удается напрямую подкупать избирателей (Manzetti and Wilson 2007). Таким образом, полудемократический режим может попасть в ловушку институциональной системы, где достаточно большое количество индивидуумов получают настолько значительную экономическую выгоду посредством коррупционных сделок и их связи с покровителем, что их стремление двигаться в сторону более демократических политических институтов достаточно слабое, и стимулы главы государства поощрять их тоже слабые. Это затруднит переход полу-демократического режима в сторону демократии. Будучи коррумпированными, полу-демократические режимы также могут быт устойчивыми против перехода в сторону автократии. Так как политическая коррупция усиливает фактическую власть главы государства, она снижает его расходы на попытки изменить формальные политические институты в автократическом направлении. В качестве неформального института, политическая коррупция заменяется более сильной концентрацией власти в формальных институтах. Это предполагает, что политическая коррупция предотвратит нестабильность полу-демократических политических систем и сделает их более устойчивыми к переменам. Gates et al. (2006) показывает, что полу-демократии являются нестабильными институциональными образованиями, потому что формальные институты не усиливают друг друга. Когда невыбранный глава государства сосуществует с сильным выбранным парламентом, борьба за власть будет являться результатом и вероятно приводить к институциональным реформам – или главу официально избирают или парламент становится слабее. Таким образом, выбранный представитель, сталкиваясь с очень слабым парламентом, выберет укрепить свою власть, а не назначить новые выборы. В ходе нашего исследования было установлено, что коррупция может противостоять дестабилизирующим эффектам таких несостоятельных институтов. Политическая коррупция усиливает главу государства, позволяя его поддерживающей базе сосуществовать с сильными институтами, и более широкая конкуренция была бы возможна и без коррупции. Коррупция и признаки автократии, таким образом, могут рассматриваться, как заменяющие друг друга факторы. Глава государства, который сталкивается с сильным внешним давлением в сторону демократизации, сопротивляется потере власти посредством либерализующих реформ, распространяющих коррупцию. Рост демократизации, таким образом, скомпенсирован распространением коррупции. Обсуждение структуры формальных и неформальных политических институтов, усиливающих друг друга, приводит к следующим предположениям, касающимися отношения между политической коррупцией и институциональными трансформациями: Гипотеза 1A Высокие уровни коррупции устойчивы при автократических режимах. Гипотеза 1B Коррупция делает автократические режимы более устойчивыми к институциональным трансформациям. Гипотеза 2A Высокие уровни коррупции устойчивы при полу-демократических режимах. Гипотеза 2B Коррупция повышает стабильность полу-демократических режимов. 2.3 Может ли политическая коррупция разрушить Демократию? Демократические лидеры также извлекают выгоду, преобразуя общественные ресурсы в частные блага, к примеру, используя ресурсы для голосования неинституциональным образом. Однако демократические институты влияют и на стремление главы государства ввести политическую коррупцию, и на возможность населения наблюдать за своими политиками и заставлять их держать ответ за свои действия перед обществом, свергая их посредством голосования.8 Что касается главы государства, запланированные и свободные выборы и открытый набор людей в органы исполнительной власти заставляют политических лидеров быть подотчетными перед населением. Формальные институты, которые позволяют населению выгонять коррумпированных политиков с постов, создают стимулы для главы государства выстраивать свою политику в соответствии с предпочтениями населения, и, таким образом, освободиться от необходимости незаконного рентоориентированного поведения с целью политического выживания (Rose-Ackerman 1978). Несколько исследователей отмечают, что большая предвыборная конкуренция свидетельствует о низком уровне политической коррупции (Treisman 2000; Montinola and Jackman 2002). В дополнение к сдерживающему механизму выборов, исследователи также утверждают, что стремление лидеров полагаться на незаконное покровительство ниже при демократиях. Bueno de Mesquita et al. (2003), к примеру, утверждает, что так как политическая база главы демократического государства формируется из большинства голосов избирателей, экономия от масштаба заставляет лидера переключиться от выборочного удовлетворения частных интересов на политику, которая повышает благосостояние всех членов общества. Так как ценность частных благ снижается по мере того, как растет число потребителей, товары частного потребления дают мало полезности «среднему избирателю». Для определенного уровня суммарного расходования частных благ на покровителя, обширная политическая база все меньше ценит материальное вознаграждение каждого отдельного ее члена и, в свою очередь, ослабляет свои обязательства по поддержке лидера. Возможность потерять власть при демократиях также приводит к тому, что глава государства не может честно пообещать, что нормы, которые обеспечивают отдельных игроков чрезмерно высоким доходом, будут иметь место в будущем (Montinola and Jackman 2002). Это ослабляет желание главы государства вводить системы коррупционных сделок. Что касается населения, институционализированная демократия предоставляет низкозатратный способ отслеживания коррупционного поведения и наказания политиков посредством механизма выборов (Adzera, Boix and Payne 2003; Lederman, Loayza and Soares 2005; Persson, Tabellini and Trebbi. 2003). Свобода информации и объединений способствует наблюдению за представителями власти, ограничивая их возможности вводить политическую коррупцию (Montinola and Jackman2002). Предположим, проверки электората эффективны, тогда политическая коррупция не должна угрожать стабильности демократических режимов. Вместо этого, политическая коррупция сдерживается, так как демократические институты дают электорату силу. Гипотеза 3A Высокие уровни коррупции неустойчивы при демократических режимах Гипотеза 3B Коррупция снижает устойчивость демократических режимов 3 Данные Мы протестировали наши гипотезы на основе базы данных, охватывающей 128 стран за период 1985–2004 гг. Для формальных политических институтов мы используем «Скалярный Индекс Политик» (‘Scalar Index of Polities’ (SIP)) в качестве меры демократии, разработанный в Gates et al. (2006).9 Индекс SIP основан на трехмерной концепции демократии, которая берет в рассмотрение природу отбора представителя власти (например, открытые выборы vs. наследования власти), насколько он ограничен другими институтами, и величину общественного участия (Eckstein 1973; Gurr 1974). Данные основаны на комбинации Политического индекса демократии (the Polity index of democracy) (Jaggers and Gurr 1995) и Полиархического индекса Ванханена (the Polyarchy index of Vanhanen) (2000).10 Значения каждого измерения варьируются от 0 до 1. Политики, которые не были выбраны в соответствии с избирательными правилами получают 0 на шкале отбора представителя, и выбранные политики получают 1. Политика, при которой представитель власти полностью доминирует над конкурирующими институтами, в соответствии с государственным индикатором XCONST (Polity’s XCONST indicator) получает значение 0, а политике, где парламент находится наравне с главой государства, присваивается 1 по этой шкале. И наконец, конкурентная составляющая это логарифмически преобразованный вариант Полиархического индекса Ванханена (Vanhanen’s Polyarchy index), масштабированный на отрезок от 0 до 1.11 Эта мера сжата до одномерного измерения демократии путем взятия среднего из этих трех суб-индикаторов для способа выбора представителя власти, ограничений и конкуренции. Результирующая шкала SIP нормализована на отрезок от 0 (совершенная автократия) до 1 (совершенная демократия).12 Данные о политической коррупции были взяты из International Country Risk Guide (PRS Group 2006).13 Не существует объективных данных по распространенности коррупции, и ежегодный индекс ICRG уровня коррупции основан на оценке экспертов страны. Так как эти оценки по определению «субъективны», различные межнациональные рейтинги коррупции достаточно высоко коррелированы друг с другом и с межнациональными опросами о восприятии коррупции гражданами (Treisman 2007). Рейтинг коррупции ICRG имеет два преимущества перед другими измерителями коррупции. Во-первых, к нему лучше, чем к другим, применяется межотраслевой анализ временных рядов. Во-вторых, рассматривая финансовую коррупцию как форму спроса на особые вознаграждения и взятки, он в основном строится для политической коррупции, описанной выше, которая является предметом теоретического исследования. Рейтинг отражает «фактическую коррупцию в форме чрезмерного покровительства, непотизма (раздачи высоких постов членам семейства), резервирования должностей и сделок «услуга за услугу», основания тайных обществ и подозрительно близкой связи между политикой и бизнесом» (PRS Group 2006). Мы «перевернули» исходный индекс, так что более высокие значения сигнализируют о более высоком уровне коррупции. Чтобы разработать модель, которая учитывает взаимную связь между коррупцией и политической системой, мы поделили демократический индекс на три категории, а индекс коррупции на две. Мы называем страну недемократической, если значение SIP для нее меньше или равно 0.15, демократической, если это значение больше 0.80, и полудемократической, если значение между этими двумя порогами. Мы определяем страну, как низко-коррумпированную, если значение соответствующего индекса меньше 4, и называем ее коррумпированной, если оно больше или равно 4. Чтобы нейтрализовать эффект экономического развития, мы включили данные ВВП на душу населения из Мирового Индекса Развития (World Bank 2007). Мы рассматриваем как ВВП на душу населения экзогенную переменную. Уровни дохода, однако, подвергаются влиянию и политической коррупции, и политической нестабильности. Чтобы минимизировать эндогенные ошибки, мы используем наблюдения ВВП на душу населения вплоть до момента анализа. Мы используем данные, начиная с 1983 года или с первого доступного наблюдения для некоторых переменных, данные по которым начинаются позже 1983 года. Мы логарифмируем переменную, используя логарифм с основанием 2, чтобы облегчить интуитивную интерпретацию результатов – увеличение Ln(ВВП на душу населения) на одну единицу приводит к удвоению среднего дохода. Мы также ввели переменную зависимости от нефти в модель. Для многих экономик ВВП на душу населения является хорошим критерием, в зависимости от которого мы можем говорить о наличии общества «современного динамического плюрализма» в стране, в соответствии с Dahl (1989). В экономиках, которые сильно зависят от экспорта нефти, однако, корреляция между ВВП на душу населения и другими факторами, которые, как было установлено, влияют на коррупцию и стабильность режима, такими как урбанизация, образование, экономическое многообразие и мобильность капитала, гораздо ниже. Нефтяные экономики могут иметь высокие средние доходы и без вышеперечисленных социальных характеристик. Более того, как обсуждалось ранее, нефтяные экономики по определению сдерживаются высоким количеством активов, даже если ВВП на душу населения высокий. Это обостряет необходимость отделить эти экономики от остальных. Мы используем переменнуюиндикатор из Fearon and Laitin (2003), которая определяет страны, чья доля нефтяного сектора в экспортном доходе больше 33%. 4 Результаты 4.1 Рассмотренные трансформации Матрица наблюдаемых частот трансформаций для периода 1985–2004 представлена в Таблице 1. Она представляет перекрестную таблицу наблюдаемого режима в год t с наблюдаемым режимом предыдущего года. Под матрицей трансформаций мы отразили выборочное распределение этих шести режимов в период 1985–2004гг. Наблюдаемые вероятности трансформации могут быть посчитаны из частот Таблицы 1.14 Рисунок 2 представляет графическое отражение этих вероятностей. Шесть кругов обозначают шесть режимов. Размер круга пропорционален вероятности, что режим не изменится. Стрелки между кругами отражают вероятности перехода от одного режима к другому. Ширина стрелок пропорциональна вероятности перехода.15 Таблица 1: Матрица наблюдаемых частот трансформаций для уровней коррупции и Институциональных типов, 1985-2004 Принципы, наблюдаемые в Таблице 1 и на Рисунке 2 предварительно подтверждают наши гипотезы. Очевидно, коррупция устойчива при автократических режимах, как утверждается в Гипотезе 1A. Только 2.1% высоко-коррумпированных автократий перемещаются в сторону низко-коррумпированного состояния. Соответствующие значения для полу-демократических и демократических режимов: 5.2% и 9.1% соответственно. Высоко-коррумпированные автократии также более стабильны, чем низко-коррумпированные (Гипотеза 1B) – 90.0% коррумпированных автократий сохраняют свой режим, по сравнению с 85.7% низко-коррумпированных автократий. Рисунок 2 демонстрирует, что у полу-демократических систем также есть чистое стремление в сторону большей коррупции, как предполагается в Гипотезе 2A. Как следствие, полудемократические системы более стабильны при сильной коррупции, чем при слабой: 90.4% остались полу-демократиями, по сравнению с 85.0% (Гипотеза 2B). Как и предполагается в Гипотезе 3A, для состоятельных демократий действует противоположное правило: 4.7% низко-коррумпированных демократий становятся высоко-коррумпированными, по сравнению с 5.7% и 8.9% для автократий и полудемократий. Не так ясно подтверждается Гипотеза 3B – состоятельные демократии очень стабильны. За последние 20 лет было зарегистрировано только 12 переходов от демократии к другим режимам. Ни одна из этих вероятностей трансформации не больше 1%. Рисунок 2: Наблюдаемые вероятности трансформации, Все страны, 1985-2004 Заметим, что очень мало высоко-коррумпированных систем меняются в сторону низкокоррумпированных систем с одновременной сменой режима в один и тот же год. В правой-верхней и левой-нижней четвертях таблицы большинство наблюдений сосредоточены на диагоналях. Это означает что тип режима и уровень коррупции могут меняться одновременно, но очень редко, и вероятность наблюдения одновременной трансформации режима и уровня коррупции очень низка. Рисунок 2 также отражает тенденцию в сторону демократии 1985–2004 гг, как и Рисунок 1 – стрелки, указывающие налево (увеличение демократии) толще стрелок, направленных влево. На рисунке ясно показано, как коррупция взаимодействует с этим процессом демократизации: Стрелки от автократических к полу-демократическим режимам примерно одного размера при обоих уровнях коррупции, но стрелки от полудемократии к демократии гораздо тоньше для высоко-коррумпированных стран. Похоже, политическая коррупция сдерживает демократизацию. Из рисунка также видно, что авторитарные лидеры используют коррупцию, как замену автократическим институтам. Толстая стрелка (6.7% ежегодно) идет от низкокоррумпированной автократии к низко-коррумпированной полу-демократии. От этого состояния, однако, в сторону высоко-коррумпированной полу-демократии идет вдвое больший поток, чем в сторону демократии. Пара широких стрелок также идут от низко- коррумпированной автократии к высоко-коррумпированной полу-демократии через высоко-коррумпированную автократию. Какие долгосрочные тенденции следуют из этих вероятностей трансформации? В нижней строке Таблицы 1 мы представили статистическое распределение матрицы вероятностей перехода – т.е. долгосрочное распределение по шести состояниям.16 Большая величина чистого перемещения в сторону от автократических систем, отраженная на Рисунке 2 является следствием низкой доли автократических систем – только 5.9% являются устойчивыми автократиями в долгосрочной перспективе, в соответствии с данными вероятностями перехода. В соответствии с нашим предположением о том, что коррупция делает автократии более устойчивыми к переменам, большинство стабильных автократий являются высоко-коррумпированными системами (4.1% в сравнении с 1.8%). Полу-демократические состояния тоже не очень стабильны. В долгосрочной перспективе, 11.1% будут оставаться высококоррумпированными полу-демократическими системами, и 7.2% будут низкокоррумпированного типа. Только у демократических состояний есть чистый приток от других режимов. Как и ожидалось, большинство демократий низко-коррумпированы: 27.1% высоко-коррумпированных демократий и 49.7% низко-коррумпированных. До настоящего времени обсуждение, однако, основывалось на наблюдаемых вероятностях перемещения и подразумевалось, что вероятности перехода независимы от других факторов. В следующем разделе мы смоделируем вероятность перехода, как функцию от экзогенных переменных, таких как средний доход, зависимость от нефтяного сектора, допуская, что автократические режимы более устойчивы в Эфиопии, чем они могли бы быть в Швейцарии. 4.2 Оценивание Вероятностей Перемещения как Функций от Объясняющих переменных Теперь мы будем статистически моделировать вероятности перехода. Полиномиальная логит-модель позволяет связать категориальную зависимую переменную, имеющую J категорий, с вектором объясняющих переменных. Вероятность наблюдения одного из J исходов рассчитывается, как: Pr(𝑌 = 𝑗) = 𝑒 𝑋𝛽 (𝑖) ∑𝐽𝑗=1 𝑒 𝑋𝛽(𝑖) для каждого исхода j. Шесть коррупционных и институциональных состояний в момент времени t составляют нашу переменную. Вероятности перемещения рассчитываются при помощи полиномиальной логит-модели, в которую мы включили состояния в момент времени t-1, как переменные линейной компоненты 𝑋𝛽 (𝑗) . Добавляя еще переменные в линейную компоненту, мы используем модель, чтобы рассчитать вероятности перехода, как функцию от этих переменных, и оценить, какие изменения вероятности объясняются систематическими связями, а не случайными событиями. Мы ввели пять экзогенных переменных: доход на душу населения, зависимость от нефтяного сектора и дамми-переменные, которые определяют один из четырех периодов в рамках временного интервала 1985–2004 гг. Эти переменные часто включаются в модели в литературе о демократизации и коррупции (Przeworski et al. 2000; Ross 2001; La Porta et al. 1999; Treisman 2000).17 Модель также включает все шесть состояний в момент времени t-1. Результаты отражены в Таблице 2. Таблица 2: Полиномиальная Логит-модель вероятностей трансформации, 1985-2004 Высоко-коррумпированная автократия — это базовое состояние, и пять столбцов соответствуют пяти другим состояниям комбинаций уровней коррупции и институтов. Все значение интерпретируются так: насколько логарифм риска данного исхода относительно базового исхода изменится при изменении объясняющей переменной на единицу.18 Модель была упрощена двумя ограничениями. Во-первых, некоторые параметры, которые были далеки от статистической значимости (с p-value больше 0,60) были обращены в 0. Они обозначены прочерками в Таблице 2. С другим набором параметров надо было поступить иначе. Эти параметры тесно ассоциируются с трансформацией, когда уровень коррупции и политическая система меняются одновременно. Как видно из Таблицы 1, такие трансформации редки или никогда не наблюдаются. Такие пропуски в наблюдениях затрудняют расчеты.19 Чтобы получить примерные результаты, мы дали всем этим параметрам одинаковое значение, получив при расчетах значение -4.057 со стандартной ошибкой 0.51. 4.3 Тестирование гипотез: Равновесие Наши гипотезы не могут быть сформулированы, как оценка отдельных параметров, отраженная в Таблице 2. Однако, они могут быть оценены на основе рассчитанных вероятностей перехода, распределений неизменный состояний. Большинство выводов, представленных ниже, не основываются на тестировании гипотез в классическом смысле. Однако, необходимо помнить, что расчеты из Таблицы 2 являются наилучшим представлением матрицы трансформаций.20 нельзя исключить не один из параметров, относящихся к моменту времени t-1, не снижая качество модели, и не один параметр не может быть введет с целью улучшить модель, соответствии со стандартными критериями качества модели. Другими словами, мы можем отвергнуть гипотезу о том, что альтернативная модель лучше объясняет данные, чем описанная модель. Чтобы показать нашу процедуру тестирования, введем новые обозначения: мы используем буквы греческого алфавита для низко-коррумпированных состояний (α, δ, σ), а высоко-коррумпированные состояния обозначаются буквами латинского алфавита (A, D, S), для автократических, демократических и полу-демократических режимов соответственно. Мы используем 𝑝𝐴𝛼 для обозначения вероятности перехода от высококоррумпированной автократии к низко-коррумпированной автократии, и 𝑆𝑆𝛼 для распределения сохранения низко-коррумпированной автократии. Первый шаг нашей процедуры тестирования – рассчитать матрицу вероятностей переходов, используя Clarify (King, Tomz и Wittenberg 2000).21 Вероятности перехода рассчитываются для «обычного» случая временного периода 1997–2000 гг, где исходный объем ВВП на душу населения в районе среднего (1,600 USD) и зависимость от нефтяного сектора низка. Мы также потребовали 95% доверительный интервал для рассчитанных вероятностей. Вычисленные вероятности представлены на Рисунке 3.22 Рисунок 3: Рассчитанные вероятности трансформации, Средний доход, Не экспортеры нефти, 1985-2004 Для этой матрицы вероятностей трансформации мы высчитываем распределение неизменных состояний шести типов «коррупция-режим» при разных уровнях контрольных переменных. В Таблице 3 мы сравниваем ожидаемые высчитываем распределения неизменных состояний для «типичного случая». Согласно Гипотезе 1A, B, коррупция устойчива при автократических режимах, и коррупция делает автократический режим более устойчивым к институциональным переменам. В Таблице 3 эта пара гипотез обозначена, как 𝑆𝑆𝐴 > 𝑆𝑆𝛼 – в устойчивом состоянии, результаты из Таблицы 2 указывают на то, что доля высоко-коррумпированных автократий больше, чем низкокоррумпированных автократий. Разница вероятностей неизменности режима велика, 11.8% по сравнению с 1.0%, что ясно подтверждает нашу гипотезу. Аналогичное сравнение полу-демократических и демократических режимов также подтверждают наши гипотезы: Высоко-коррумпированные полу-демократии более стабильны, чем полудемократии с низкой коррупцией. Высоко-коррумпированные демократии менее стабильны, чем низко-коррумпированные. Чтобы различать наши гипотезы A и B, мы разбиваем их на группы сравнения рассчитанных вероятностей перехода, представленные на Рисунке 3. В Таблице 4 сравниваются вероятности переходов, относящиеся к стабильности коррупции при различных системах (A гипотезы). Симуляции Clarify дали в качестве результата рассчитанные значения и 95% доверительные интервалы для всех вероятностей перехода, позволяя нам приблизительно оценить, различаются ли пары вероятностей перехода друг от друга.23 Таблица 3: Сравнение Ожидаемых вероятностей неизменности режима Таблица 4: Сравнение вероятностей перехода: Устойчивость коррупции Из Гипотезы A следует, что политические системы различаются в своей склонности понижению или повышению уровня коррупции. Эти сравнения даны в Таблице 4. Эти выводы из гипотез подтверждаются сравнением вероятностей перехода. В верхней ячейки Таблицы 4 мы можем видеть, что ожидаемые вероятности увеличения уровня коррупции значительно выше при автократических и полу-демократических режимах, чем при демократии. Рассчитанные вероятности повышения уровня коррупции при автократии и полу-демократии близки. В нижней секции мы показываем, что вероятность уменьшения коррупции ниже при автократических и полу-демократических режимах, чем при демократии. Вероятность уменьшения коррупции также ниже при автократии, чем при полу-демократии. Таблица 5: Сравнение вероятностей перехода: Стабильность типа режима Таблица 5 посвящена Гипотезам B, в которых указывается, как коррупция влияет на стабильность режима. Согласно Гипотезе 1B высоко-коррумпированные автократии более стабильны, чем низко-коррумпированные. Одно из следствий этого правила заключается в том, что вероятность перехода от автократии к полу-демократии выше, если уровень коррупции низкий. На первой строчке верхней секции таблицы это показано. Также, и вероятность перемещения от полу-демократии к автократии или к демократии ниже, если уровень коррупции высокий. Как и предсказывает Гипотеза 3B, вероятность перемещения от демократии к полу-демократии выше, если уровень коррупции высок. У нас нет достаточного количества подтверждений этих выводов на основе реальных данных, чтобы считать данные сравнения статистически значимыми, но различия велики, и данная модель состоятельна. В нижней секции Таблицы 5 мы сравниваем вероятности сохранения того или иного режима для двух уровней коррупции. Если гипотеза 1B справедлива, вероятность 𝑝𝐴𝐴 + 𝑝𝐴𝛼 того, что автократический режим сохранится, если уровень коррупции высокий, выше, чем вероятность 𝑝𝛼𝐴 + 𝑝𝛼𝛼 того, что автократический режим сохранится, если уровень коррупции низок. Первая строка Таблицы 4 показывает, что это предположение выполняется. В Таблице A-1 также показано, что высококоррумпированной автократии гораздо сложнее перейти к полнофункционально демократии, если она трансформируется: (𝑝𝐴𝐷 + 𝑝𝐴𝛿 = 0.016) что значительно ниже, чем (𝑝𝛼𝐷 + 𝑝𝛼𝛿 = 0.025). Похожие выводы могут быть получены и для Гипотезы 2B из второй строчки нижней секции Таблицы 5. Полу-демократические режимы более устойчивы, когда уровень коррупции высок. Из Таблицы A-1 мы также можем заметить, что вероятность перемещения от низко-коррумпированной полу-демократии к демократии (𝑝𝜎𝐷 + 𝑝𝜎𝛿 = 0.0445) гораздо выше, чем соответствующая вероятность при высокой коррупции (𝑝𝐼𝐷 + 𝑝𝑆𝛿 = 0.018). Соответствующие вероятности для Гипотезы 3B сравниваются на последней строчке Таблице 5. При средних уровнях дохода, высокие уровни коррупции ассоциируются меньшей стабильностью демократических институтов. Вероятность перемещения от демократии к автократии или полу-демократии значительно выше при высоком уровне коррупции – 0.026 по сравнению с 0.015. Таким образом, похоже, коррупция не только сдерживает появление демократии, но и предотвращает укрепление демократии. Это открытие соотносятся с литературой, которая рассматривает связь между эрой демократии и уровнем коррупции (Treisman 2000), хотя наше обсуждение предлагает новое объяснение. И опять же, в Таблице A-1 показано, что вероятность изменений в сторону автократии всегда выше, когда уровень коррупции высок – (𝑝𝐷𝐴 + 𝑝𝐷𝛼 = 0.0080) > (𝑝𝛿𝐴 + 𝑝𝛿𝛼 = 0.0023) 5 Заключение Это первая статья о статистическом исследовании взаимной связи между коррупцией и политическими институтами. В соответствии с качественной литературой, результаты полиномиальных регрессионных моделей указывают на то, что автократические и полудемократические режимы более стабильны при наличии коррупции, чем без нее, и что коррупция, в свою очередь, процветает при этих режимах. Высоко-коррумпированные полу-демократии, в частности, в высокой степени устойчивы перед демократизацией. Похоже, политическая коррупция поймала эти режимы в ловушку порочного равновесия, где ряд индивидов получают такие значительные экономические выгоды от коррупционных сетей, что их стимулы двигать систему в сторону более ответственных перед обществом политических институтов слабы. Мы также показываем, что полноценные демократии гораздо более эффективны в снижении уровня коррупции, чем автократии. Демократии более стабильны, когда уровень коррупции низок, чем когда он высок. Наши выводы и результаты пролили новый свет на третью волну демократизации. Значительное увеличение числа демократий в течение временного интервала нашего анализа сопровождалось увеличением количества полу-демократий и, возможно, усилением коррупции, как отмечалось здесь. Согласно нашим рассуждениям, это не аномалия, а преднамеренная адаптация могущественной элиты под международный давлением в сторону демократизации. Третья волна демократизации может быть менее сильной, чем ожидается при изучении увеличения средних уровней формальных демократических институтов. Эти результаты имеют выводы, важные для изучения последствий влияния демократии, которые обычно не берут в расчет неформальные институты. Литература Acemoglu, Daron and James A. Robinson. 2006a. “De Facto Political Power and In- stitutional Persistence.” AEA Papers and Proceedings May(2):325–330. available at http://ideas.repec.org/a/aea/aecrev/v96y2006i2p325-330.html. Acemoglu, DaronandJamesA.Robinson.2006b. Economic Origins of Dictatorship and Democracy. New York: Cambridge University Press. Acemoglu, Daron, James A. Robinson and Thierry Verdier. 2004. “Kleptocracy and Divide and Rule: a Model of Personal Rule.” Journal of European Economic Association 2(2-3):162–192. Adzera, Alicia, CarlesBoixandMarkPayne.2003. “AreYouBeingServed? PoliticalAccountability and Quality of Government.” Journal of Law, Economics and Organization 19(2):445–490. Arriola, Leonardo R. 2009. “Patronage and Political Stability in Africa.” Comparative Political Studies 42(10):1139–1362. Bates, Robert H. 1981. States and Markets in Tropical Africa: The Political Basis of Agricultural Policy. Series on Social Choice and Political Economy Berkeley: CA: University of California Press. Bayart, Jean Francois. 1993. The State in Africa: The Politics of the Belly. New York: Longman. Bratton, Michael and Nicolas Van de Walle. 1994. “Neopatrimonial Regimes and Political Transitions in Africa.” World Politics 46(July):453–489. Bueno de Mesquita, Bruce, Alastair Smith, Randolph M. Siverson and James D.Morrow. 2003. The Logic of Political Survival. Cambridge, Massachusetts: MIT Press. Dahl, Robert. 1989. Democracy and Its Critics. New Haven: Yale University Press. Eckstein, Harry. 1973. “Authority Patterns: A Structural Pattern for Inquiry.” American Political Science Review 67(4):1142–1161. Englebert, Pierre. 2000. “Pre-Colonial Institutions and Post-Colonial States and Economic Development in Tropical Africa.” Political Reseach Qarterly 53(7):7–36. Epstein, David L., Robert Bates, Jack Goldstone, Ida Kristensen and Sharyn O’Halloran. 2006. “Democratic Transitions.” American Journal of Political Science 50(3):551–569. Fearon, James D. and David D. Laitin. 2003. “Ethnicity, Insurgency, and Civil War.” American Political Science Review 97(1):75–90. Gates, Scott, H˚avard Hegre, Mark P. Jones and H˚avard Strand. 2006. “Institutional Inconsistency and Political Instability: Polity Duration, 1800-2000.” American Journal of Political Science 50(4):893–908. Gerring, John and Strom C. Thacker. 2004. “Political Institutions and Corruption: The Role of Unitarism and Parliamentarism.” British Journal of Political Science 34:295–330. Grafton, R. Quentin and Dane Rowlands. 1996. “Development Impeding Institutions: The Political Economy of Haiti.” Canadian Journal of Development Studies XVII(2):261–277. Gurr, Ted Robert. 1974. “Persistance and Change in Political Systems, 1800 - 1971.” American Political Science Review 68(4):1482 – 1504. Helmke, Gretchen and Steven Levitsky. 2004. “Informal Institutions and Comparative Politics: A Research Agenda.” Perspectives on Politics 2(4):725–740. Huntington, Samuel P. 1968. Political Order in Changing Societies. New Haven, CT and London: Yale University Press. Huntington, Samuel P. 1991. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman, OK and London: University of Oklahoma Press. Hutchcroft, Paul D. 2002. “Political Corruption. Concepts and Context.” New Brunswick, New Jersey: . Jaggers, Keith and Ted R. Gurr. 1995. “Transitions to Democracy: Tracking Democracy’s Third Wave with the Polity III Data.” Journal of Peace Research 32(4):469–482. Johnston, Michael. 1986. “The Political Consequences of Corruption. A reassessment.” Comparative Politics 18(4):459 – 477. Johnston, Michael. 2005. Syndromes of Corruption: Wealth, Power, and Democracy. Cambridge and New York: Cambridge University Press. Keefer, Philip. 2007. “Clientelism, Credibility, and the Polity Choices of Young Democracies.” American Journal of Political Science 51(4):804–821. King, Gary, Michael Tomz and Jason Wittenberg. 2000. “Making the Most of Statistical Analyses: Improving Interpretation and Presentation.” American Journal of Political Science 44(2):347– 361. Kitschelt, Herbert. 2000. “Linkages Between Citizens and Politicians in Democratic Politics.” Comparative Political Studies 33(6-7):845 – 879. La Porta, R, F Lopez-de Silanes, A Shleifer and R Vishny. 1999. “The Quality of Government.” J Law Econ Organ 15(1):222–279. Lederman, Daniel, Norman V. Loayza and Rodrigo R. Soares. 2005. “Accountability and Corruption: Political Institutions Matter.” Economics and Politics 17(1):1–35. Manzetti, Luigi and Carole J. Wilson. 2007. “Why Do Corrupt Government Maintain Public Support.” Comparative Political Studies 40(August):949–970. Montinola, Gabriella R. and Robert Jackman. 2002. “Sources of Corruption: A Cross-Country Study.” British Journal of Political Science 32:142–170. Nyblade, Benjamin and Steven R. Reed. 2008. “Whoe Cheats? Who Loots? Political Competition and Corruption in Japan, 1947-1993.” American Journal of Political Science 52(4):926–941. Persson, Torsten, Guido Tabellini and Franceso Trebbi. 2003. “Electoral Rules and Corruption.” Journal of the European Economic Association 1(4):958–989. PRS Group. 2006. International Country Risk Gudie: The Political Risk Rating. East Syracuse, NY: PRS Group. Przeworski, Adam, MichaelE.Alvarez, Jos´eAntonioCheibubandFernandoLimongi.2000. Democracy and Development. Political Institutions and Well-Being in the World, 1950-1990. Cambridge: Cambridge University Press. Robinson, James A. and Thierry Verdier. 2002. “The Political Economy of Clientelism.” CEPR Working Paper 3205, February. Rose-Ackerman, Susan. 1978. Corruption. A Study in Political Economy. New York: Academic Press. Rose-Ackerman, Susan. 1999. Corruption and Government: Causes, Consequences and Reform. Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press. Ross, Michael. 2001. “Does Oil Hinder Democracy.” World Politics 53(April):325–61. Sanhueza, Ricardo. 1999. “The Hazard Rate of Political Regimes.” Public Choice 98:337–367. file://R:f Shleifer, Andrei and Robert W. Vishny. 1993. “Corruption.” Quarterly Journal of Economics 108(August):599–617. Tavits, Margit. 2007. “Clarity of Responsibility and Corruption.” American Journal of Political Science 51(1):218–229. Taylor, Howard M. and Samuel Karlin. 1998. An Introduction to Stochastic Modeling, 3rd ed. San Diego, CA and London: Academic Press. Thompson, Mark R. and Phillip Kuntz. 2006. After Defeat: When Do Rulers Steal Elections? In Electoral Authoritarianism. Colorado: Lynne Rienner Publishers pp. 113 –128. Treisman, Daniel. 2000. “The Causes of Corruption: A Cross National Study.” Journal of Public Economics 76(3):399–457. Treisman, Daniel. 2007. “What Have We Learned About the Causes of Corruption from Ten Years of Cross-National Empirical Research.” Annual Review of Political Science 10:211–244. Vanhanen, Tatu. 2000. “A New Dataset for Measuring Democracy, 1810-1998.” Journal of Peace Research 37(2):251–265. Warren, Mark E. 2004. “What Does Corruption Mean in a Democracy?” American Journal of Political Science 48(2):328–343. Wintrobe, Ronald. 1990. “The Tinpot and the Totalitarian: An Economic Theory of Dictatorship.” The American Political Science Review 84(3):849– 872. World Bank. 2007. “World Development Indicators.”. Таблица А-1: Ожидаемые вероятности перехода, Средний доход, Страны, не экспортирующие нефть, 1985-2004 П Приложения