Оганес Мартиросян

Оганес Мартиросян
Страсть ни к чему
Общества преступлений
Мир гармоничен, и это – «конечно».
Мудр, благ и красота, и это – Божие.
Но «хищные питаются травоядными» и это уже не Божие.
Розанов.
Лица
Ар, известный поэт, не менее 30 лет
Лусинэ, женщина, лет 30
Ев, старше Ара, мужчина
Все (женщины)
Все (мужчины)
Таксист, он невидим
1. Завтрак врагом (преступление первое)
Зиндан. Темно. В нем сидит Ар. Он в кандалах. Гроза. Вспышки молний. Ар ходит
по зиндану кругом, гремя цепью. Он хромает.
Ар. Там все в порядке – полночь. Там все в порядке – смерть. Смерть, потому что
полночь. Я разорву эти цепи. Я разорву эту ночь. Две половинки ночи. Сука, порву, порву.
Ходит и ходит по зиндану кругом, гремит цепью.
Так невозможно больше. Сдохну, но не изменюсь. Даже у животных есть гордость, редко,
но она есть. Чем же мы хуже них? Почему я наказан? О, ты, устаревший, как Россия,
божья страна, где все зависит от одного, всегда. По образу и подобию. Старый и дряхлый
мир. Тело старого исполина. Старые разрушенные сосуды. Сколько их не латай. Что же
кругом?
Оглядывается.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
1
Россия. Но как можно говорить о стране, в которой ни разу не был? Эти пространства
вокруг меня, сжатого и нацеленного – в горло, куда же еще. В сердце, в горло и в глаз.
Дай дураку родиться.
Ходит и ходит по зиндану кругом, гремит цепью.
Мрак, мрак я чувствую. Мрак, мрак и я. Есть ли меж нами разница. Чувствует ли меня,
чувствует, чувствует, чувствует. Кольца удушья, дыма. Обручи, кольца стали. Но нельзя
ничего сказать. Но нельзя ничего поделать. Ничего, ничего сказать, если вбит в этот мир,
словно гвозди в тело Христа.
Ар останавливается. Ар поднимает голову вверх. Тучи и дождь над ним.
Изнывающие созвездия. Как мы разделены! Сколько жить? Сколько надо сил? Голова
отделена не от туловища, а самим туловищем. Душа моя выломана. Взломана и ограблена.
Но открыта, что главное. Кто-то в ней поселился. В стране третьего Рима. Главы
отрубленные. Проклято все, тяжело. Перебито внутри. Волки жрут живьем мою душу. Ее
сочное красное мясо. Не ждут, пока она сдохнет. Помогают изо всех сил. В формате
взрыва она жила. Ад, в котором она жила. Кости мои – кандалы. То, что мы есть, значит
ли то, что мы есть. Будущее без начала.
Ар пытается вырвать цепь, не выходит. Он бьет по ней, ревет, словно зверь. Лусинэ
приносит еду.
Лусинэ. Слышала, ты кричал.
Она спускает еду ему вниз. Сама она наверху. Ар ест ее пищу. Ар пьет ее воду.
Ар. Пить с четверга, по вторникам. Есть с четверга в четверг.
Лусинэ. Не пытаюсь понять тебя.
Ар. Голова есть театр. Театр одного зрителя. А глаза – бинокль, в который он смотрит.
Лусинэ. Кто?
Ар. Кто-то смотрит, зачем тебе знать? Почему, зачем – я не знаю. Говорю тебе так, как
есть. Да, ты тоже глядишь сквозь них. Но ты смотришь со сцены в зал. В нем темно,
ничего не видно. Там, в последнем, темно, темно. Понимаешь, темно, темно.
Лусинэ. Понимаю, но не хочу.
Ар. Я же не смотрю – я въедаюсь. Прямо здесь и сейчас, сидя здесь.
Лусинэ. Скоро будет рассвет. Станет легче.
Ар. Нет, не станет, теперь я тяжел. Рельсы в сердце лежат друг на друге. Откровенная
тяжесть там.
Лусинэ. Разбери их и выложи путь. По нему мы с тобой поедем. Будет целое, а не части.
Ну, а части лежат друг на друге.
Ар встает, тянется в сторону Лусинэ.
Ар. Жизнь по частям дается, смерть отдается сразу.
Лусинэ. Хорошо прозвучал вопрос.
Ар. Не вопрос – утверждение.
Лусинэ. Может, и она по частям…
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
2
Ар. Смерть дана целиком. Тени ее полноты – признание или забвение – ярче проявятся.
Смерть, постоянство плоти. А страх смерти есть кнут, прибавляющий скорость.
Лусинэ. Кнут – это наказание.
Ар тянется вверх к Лусинэ.
Ар. Видишь мое мышление? Потрогай своими руками. Целуй его между ног. Придвинь
свои руки к солнцу. Целуй эту ночь в лицо. Пора умереть от бога. Умершие от бога. Оскал
моего сознания. Ну как тебе его морда? Я, чувствующий прилив. Постой, подожди,
попробуй.
Ар в бессилии опускается на свое место, назад.
От большой силы сброшены. Большой по человеческим меркам, малой по божьим. Мы
сброшены, мы развеяны. По городам и по странам. В них мы живем, крупицы. Но мы
стремимся быть. Если время – это все мы, вместе взятые, поставленные друг на друга, то
тогда кто-то выберется (пауза). Половина моя хромает. Сколько будет еще хромать?
Лусинэ. Сколько ты согласен с падением. С тем, как выглядит низ.
Ар. Но ведь быть претендентом легче. Он не сможет все время так. Чемпионом труднее
быть. Претендент идет в ногу со временем, со временем вообще, чемпион ему
противостоит. Нельзя постоянно, нельзя. Он сам по себе не уйдет. Теперь все должно
случиться. Я и время, время и я.
Лусинэ. Гордость не переборол.
Ар. Только тот, кто много хочет, что-то получит.
Лусинэ. Нужно хотеть по частям. Нужно хотеть немного. Только тогда будет много. Вот и
сидишь сейчас здесь.
Ар. Ну, а части лежат друг на друге. Не сама ли ты здесь говорила? Получать десять
тысяч за месяц. Часть за часть. И платить за жилье, за еду и за воду, за женщину. Чтоб не
помнить подобное – пить. Чтоб не видеть подобное – пить.
Лусинэ. Получаю намного больше.
Ар. Ну и правильно, чья ты дочь.
Лусинэ. Родителей не выбирают.
Ар. А себя, думаешь, себя выбирают? (пауза). Что это за состояние. Здесь сидеть и
томиться. Выйти и двигаться к людям. Толку – внутри другой.
Лусинэ. Все от тебя шарахнутся.
Ар. Правильно, я самец. Разом кончать: мужчина, не как животное пес. Если не сейчас, то
уже никогда. Если есть удар, то должна быть голова, предназначенная для удара. Должно
быть сознание, выстроенное под него. Тело под такую одежду. Выросшее под нее.
Лусинэ. Да, не люблю рабов. Горд, но ведь ты со мной.
Ар. Потому и другого ты выбрала.
Лусинэ. С ним у нас все не так.
Ар. Помнишь, я спал с тобой?
Лусинэ. Я не чувствовала.
Ар. Да, ты земная женщина.
Лусинэ. Не смогла сделать шаг навстречу. Просто не чувствовала: ты везде и нигде.
Ар. Потому что я проклят, проклят. Эта цепь – только малая часть той цепи, что
невидима. Эта цепь на ноге, а другая на шее. Ты не в силах меня понять. Ужасное – когда
уши у людей одни, но то, куда ведут они, разное. Разное до безобразия. Если бы разными
были только языки! Их он смешал, сделал разными, но одинаковыми сделал их носителей.
С тех пор различия наши снаружи.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
3
Лусинэ. Ты свержен из-за гордыни. Ты же украл огонь. Людям огонь не нужен. Из-за тебя
жарят мясо. Из-за тебя убийства. Раньше не жарили. Ты приучил к убийству. Да, ты им
дал тепло. Ты приучил к нему. Сделал убийство серийным. Сделал рабами света. Ты
посадил на тепло. Ты посадил на иголку. Ты породил убийц.
Ар. Без убийства нет жизни. Лучше есть облагороженное огнем мясо, чем самим
становиться им. Лучше поглощать животное, а не поглощаться им. Он глава сего мира. Он
назвал меня злом. Здесь я зло, а не там. Сми его уст пылают.
Кто победил, тот прав.
Лусинэ. Что же, война проиграна?
Ар. Нет, я веду борьбу. Слово было вначале. Значит, будет в конце (пауза). Все здесь
наоборот. Я проиграл, но сражаюсь.
Лусинэ. Брат убивал овец, ты убил человека.
Ар. Я только показал конец его пути. Я показал ему то, куда он идет. Его смерть – город,
куда он выехал по дороге убийств. Я показал ему город.
Лусинэ. Ты основал первый город. Так про тебя говорят. И с тех пор ты гораздо больше
убил, чем он.
Ар. Да, мы оба с тех пор убивали. Но я убивал в ответ. Я убивал во имя. Я отвергал
дурные версии, как писатель – черновики. Я во имя бога творил.
Лусинэ. Но какая разница мясу?
Ар. Я убивал не плоть, я убивал идею.
Лусинэ. Ты проливал ее кровь. Твоя идея стала красной от крови. Ты убил зверя, став им.
Ар. Но только так можно выиграть. Я надел его шкуру, притворившись им. Я надел
только шкуру.
Лусинэ. Ты похитил огонь, потому и сидишь во тьме.
Ар. Воровство в колоссальном объеме не должно пройти безнаказанно? Коррупция плоти
и духа. Наказание – мой орел. Да, сожги меня изнутри. Мой огонь, мою кровь, мою
печень. Если пепел – мои слова, часть того, что уже сгорело. Пепла нет. Есть молчание
слов.
Ар снова тянется к Лусинэ.
О, поцелуй мою голову. Съешь ее целиком. Выплюнь мои глаза. Выплюнь, выплюнь
пустое. Пусть лежат на земле. Пусть лежат целый день. Пусть лежат день и ночь. Пусть
лежат не в обиде.
Лусинэ. Где глаза?
Ар. На асфальте. Выплюнь и будь со мной.
Лусинэ. Я бы тебе помогла. Но он убьет меня, муж. Я побежала бы – дети. Все равно нас
найдет.
Ар. Здесь только часть моя. Я – это часть себя. Я филиал всего лишь. Только гордые –
сыны божии. Беспредельная ненависть и такая же точно любовь к людям. Свет и тьму
швыряю в лицо им.
Ар продолжает есть.
Приятного аппетита, давитесь.
Лусинэ. Приятного тебе аппетита
Ар. Голод – это когда есть еда, только нет желудка. Я уже сыт по горло.
Ар прекращает есть, зло выплюнув кость изо рта.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
4
Почему я должен презирать ту одежду, в которой я был счастлив? Пусть она куплена на
рынке за 1000, нет за 500 русских рублей.
Лусинэ. Деньги, а следом бог. Что ты знаешь о боге? Расскажи мне его.
Ар. Бог? Это капли холодного времени, падающие на голову, пока я сижу здесь и схожу с
ума от того, что схожу с ума (пауза). Ночью он будет спать. Я же тебя люблю.
Лусинэ. Сонного, это же подло.
Молчат. Ар страдает.
Ар. Господи, пора развеяться... Господи, пора уже сдохнуть…
Лусинэ. Ты же сам зовешь его имя. Ты прожил непонятной жизнью. И теперь
продолжаешь жить (пауза). Я чувствовала твою душу, но не видела тела.
(пауза). Я бы тебе помогла. Но он убьет меня, дети…
Лусинэ на веревке поднимает вверх пустые тарелки и уходит. Ар остается один.
Ар. Значит, беги со мной. Видишь, слова падают в братские могилы, как трупы. Ни к чему
они без имен.
Смотрит вверх. Там такая же тьма, только всполохи молний порой.
Кажется, рассвело. Тонкой полоской, бритвой. Тонкая полоса света над головой. Свет
режет мне глаза. Кровь заливает солнце. Желтое, уже гной. Брызжет и брызжет в душу.
Нужно живое – людям. Нужно страдать собою. Кажется, рассветает. Будто имеешь душу.
В людях женские души. Ждут они слова божьего. Силы уходят в тьму.
Ар ложится на землю.
Черту
любую
былой зари
черчу
и рву я
на фонари.
Звезда
из неба
удалена.
Тогда
я не был
тобой, луна.
Просты
и тленны,
без дураков,
мечты –
не Ленин,
а Горбачев.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
5
Черт с ним
и с этим,
что спит тоска
с живым
поэтом
за три куска.
Строку
ей выдал
поисковик:
чеку
ты вырвал,
раздавшись вмиг.
Бежит
из крана
вода навзрыд.
Дожить
в стакане
ей предстоит.
Ни на
секунду
не человек,
она –
для бунта
была и рек.
Так вот,
спадая
с вершины, злость
грызет,
глодает
живую кость.
Вину
и стражу
боготворя,
в одну
посажен
из камер я.
Такихто женщин
хотя в очко,
в живых,
как вещи,
лежу ничком.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
6
Топор
в пучину –
опущен взгляд.
С тех пор
доныне
душа – кастрат.
Теперь
не надо
ей ничего.
Кто зверь,
пощада
не для того.
Появляется Лусинэ.
Лусинэ. Ты мой муж и свободен,
Лусинэ бросает ему ключ и спускает веревку вниз.
Ар. Значит, беги со мной.
Лусинэ. Ты свободен. Беги.
Лусинэ удаляется. Темно и все так же гроза. Под всполохи молний Ар бежит из зиндана
2. Возвращение из дому
Ночь. Автомобильный салон. Тусклый свет фонарей. Тусклый свет фар. Радио
негромко. На заднем сиденье сидит Ар. Его дверь открыта. За рулем таксист, но
его не видно.
Таксист. Куда?
Ар. За две сотки подкинешь?
Таксист. Давай хотя бы за три.
Ар. Давай не тебе, не мне.
Таксист. Куда?
Ар. Давно не было девочек.
Таксист. На Лунную? Они там.
Ар. На Лунную, если там.
Таксист. Идет. Закрывай. Поехали. Зеленый уже.
Ар. Кто, я?
Таксист. Посмотри на свет.
Судя по всему, показывает рукой назад.
Ар. Зеленый еще?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
7
Таксист. Уже.
Садится, закрывает дверь. Судя по всему, достает сигареты.
Курить? Не, братуха, нельзя. Вчера мне прожгли сиденье. Давай, посмотри сюда.
Ар. Не надо.
Таксист. Гляди, гляди.
Ар смотрит.
Курили вчера, где дырка. Вчера оделся, смотрю на заднем сиденье дырка. Курили вчера,
прожгли.
Ар. Курили вчера, все понятно.
Таксист. Курили вчера, прожгли.
Ар. Вчера, когда пьяными были. Молодыми и пьяными были. Когда был молодым… не
помню.
Таксист. Ты не помнишь?
Ар. Не знаю, когда. Но, наверное, долго, долго.
Таксист. Да, по ходу, выходит на то. Ты откуда?
Ар. Из автобана.
Таксист. Ты откуда?
Ар. Из автобана.
Таксист. Да, наверно, откуда еще.
Ар. Ты же чувствуешь, ночь твоя. Ты же чувствуешь, чувствуешь, чувствуешь.
Таксист. Ты же пьян.
Ар. Ты, наверное, тоже (пауза). Пока преступления скроются. Они скрываются в нас.
Свершившись, скрываются в нас. Они в нас перекрываются.
Таксист. Страдание?
Ар. Да, еще.
Ар смотрит из окна.
Какие гигантские женщины.
Таксист. Наверное, их надувают.
Ар. В душе силикон, в душе. В мужской груди силикон.
Таксист. Еще бы, а не у женщин. По мелочи в них, пустяки.
Машина встает. У фонаря стоит сильно накрашенная Лусинэ, в мини-юбке. Шум машин.
Звон разбитых бутылок. Крики парней, визги девчонок. Звуки сигнализации. Звуки сирены.
Ар опускает стекло.
Ар. Как же муж?
Лусинэ. От него ушла.
Ар. Что теперь?
Лусинэ. Я работаю.
Ар. И что?
Лусинэ. Я люблю тебя.
Ар. Ты любишь меня. Я тоже.
Лусинэ. Я знала, что будешь здесь. Я знала, что любишь их. Мне без тебя стало плохо.
Ар. Ты опередила меня?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
8
Лусинэ. Ты ехал, а я летела.
Ар. Чтобы поймать меня на своем преступлении?
Лусинэ становится скромной.
Я просто здесь жду автобус. Трамвай, троллейбус, автобус. Того, кто из них подойдет.
Чего-то их долго нет.
Лусинэ смотрит на часы, смотрит на дорогу, вглядывается.
Ар. Сегодня уже не будет.
Лусинэ. Пускай. Не пойду с тобой. Поеду к себе на такси.
Ар. Оно уже ждет, взгляни.
Лусинэ смотрит.
Ты видишь, тебя я помню.
Лусинэ. А кто тебя вспоминает?
Ар. Наверно, не помнят еще.
Лусинэ. Ты молод?
Ар. Почти уже молод. Мелодия обезвожена. Глаза у тебя танцуют.
Лусинэ. Я музыка для тебя?
Ар. Ты музыка, музыка, музыка.
Она танцует у фонаря.
Твои красивые музыки. Погромче давай врубай.
Лусинэ. Ты видишь меня? Танцую. Практическая, я танцую. Я словно кусочек льда. Я в
горле твоем застряну. Я в горле твоем растаю.
Ар. Ты учишь меня восстанию. Какая прекрасная женщина. Учи меня, обучай.
Прекрасные звезды движут.
Лусинэ. Сумеешь меня? Сумей. Попробуй.
Ар. В попытке я. Я так себя здесь не чувствую!
Лусинэ. Еще бы.
Ар. Еще бы. Я. Ведь я – это время, лишь позже.
Лусинэ. Ты знаешь меня поневоле.
Ар. Ты где?
Лусинэ. Это я. Ты пьян.
Ар. Доволен. За сколько?
Лусинэ. За тысячу. Пятьсот за квартиру, за комнату.
Ар. А в сауне?
Лусинэ. Можно и так.
Ар. Потрахаться?
Лусинэ. Вам решать.
Ар. Пора уже? Ты проститутка?
Лусинэ. Та самая. Несколько лет. А то отойди – и попробуй.
Таксист. Она проститутка обкуренная. Не надо ее со мной.
Ар. Вот так, на сегодня осень. Вот так, преходи со мной.
Ар лазит в карманах штанов.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
9
Да, рухнули пальцы вниз.
Лусинэ. Что, рухнули?
Ар. В поисках денег.
Лусинэ. Пускай, они ищут, в пути.
Ар. Ну что, проститутки сегодня?
Она оглядывается по сторонам.
Лусинэ. Давай, но сперва по пиву.
Ар. В дороге возьмем.
Лусинэ. Давай. Ты знаешь меня?
Ар. По пиву. О чем ты?
Ар вглядывается в нее.
Не помню. Нет.
Лусинэ. Вчера приходил за мною.
Ар. Я пьян был.
Лусинэ. Наверное, да.
Она садится в салон, закрывает дверь.
Ар. Так сильно хлопаешь дверью.
Лусинэ. Я хлопаю ее тебе.
Ар. Ты хлопаешь мне дверями?
Он оборачивается к ней. Закуривает. Блеск зубов в темноте.
Лусинэ. Зовешь меня?
Ар. Да. Садись.
Лусинэ. Я села.
Ар. Ты села? Ты любишь?
Лусинэ. Да.
Ар. Садись, довезу.
Лусинэ. Почем?
Ар. Доедем, а там посмотрим. В дороге поймем. Все так.
Лусинэ. Не выкинешь?
Ар. Не получится.
Лусинэ. Но ты попытайся.
Ар. Нет.
Лусинэ. Пытаться даже не будешь?
Ар. Не буду. Три раза нет. А может быть, даже больше.
Колеса визжат, такси едет.
Поедем?
Лусинэ. Поехали.
В полной темноте.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
10
Ар. Ты? (пауза). Две груди глядят в меня. Две груди – глаза в глаза. В глаза мне, сказал,
смотри. Куда опускаешь взгляд? В глаза мне, в глаза, глаза.
Лусинэ. Я чувствую, ты несчастлив.
Ар. Ты так угадала, да.
Он высовывается в окно (его голову видно) и кричит.
Несчастлив, несчастлив, несчастлив! Я так одинок – как всегда!
Голова исчезает в салоне.
Лусинэ. Кого ты сегодня чувствуешь?
Ар. Я чувствую, чувствую, чувствую.
Лусинэ. Ты чувствуешь, чувствуешь, чувствуешь?
Снова высовывается в окно. Засовывает голову обратно в салон.
Ар. Дыхание ветра мое. Дыхание вдруг снаружи. Дышу сам себе в лицо. Он мимо,
практически мимо. Не треплет меня, ничуть. Он мелкий сегодня, мелочный. Не надо его –
меня. Пожалуйста, останови.
Таксист. Пожалуйста?
Ар. Нет, остановка. Водитель, а может, сон…
Такси останавливается возле дома, Ар платит деньги и выходит с Лусинэ из салона.
Таксист. Счастливо.
Ар. Удачи, друг.
3. Расемон
Комната Лусинэ. Ар лежит на кровати при свете. Говорит тяжело – рожает.
На ноге его цепь, связанная с кроватью. В комнате есть стол, телевизор,
компьютер.
Ар. Позвонить?
Берет в руку мобильник.
Не ей, а другой? Да кому звонить, кому нужно.
Откидывает мобильник в сторону.
Позвонить, распечатать мысли. Позвонить никому, кому… Надо встать, полежать еще…
Заплатить за… себя? Оплачено. За квартиру, а где она? За квартиру, где не живу? Ну, а
кто проживает здесь? Здесь, в квартире, так странно, так странно…
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
11
Тянется за мобильником, шарит рукой, ищет. Звонит по нему. Ничего не говорит,
слушает. Отключает его.
Говорят, что еще живу. Говорят ничего. Об этом. О другом. Ни о чем. Всегда. Солнце
выхватило толпу. Будто воду. Стекает вниз. Убегает вода сквозь пальцы. Камень на
животе моем. Уберите горячий камень. Камень – кто-то засох, засох. На руках по
пятнадцать пальцев.
Разглядывает свои руки: растопырив пальцы, приближает к лицу.
В три ряда, как машины, едут. А глаза разуты мои. Каждый шаг причиняет боль. Я шагаю
ими по воздуху. Каждый шаг, причиненный мне.
Молчит. Смотрит на свою грудь.
Это муха ползет по мне. Выбегает из правого уха. Это Ницше бежит по мне. Это муха по
имени Ницше. Она хочет кого-то съесть. О, зеленая в черном муха. И какое печальное
брюшко.
Ар резко замолкает, свет гаснет.
Это проблема сна. Значит, проблема сна. Видимо, я заснул. То есть я говорил. После чего
заснул. То есть я был и не был. Значит, опять шагнул. Шаг вперед, два назад. Как это так –
заснул. Может, заснул, быть может. Тело – тяжелый сон. Пробуждение от? В старости сон
короче. Повылетают солнца. Значит, не будет сна. Будет явь, но без плоти. Плоть эта есть
рисунок. Плоть эта – отпечаток. Что происходит с ними? Там, где прошла нога. Потому и
стареем. Так как здесь не нога. Просто следы бегут. Нога в 32 битах. Ноги, колени, руки.
Свет так же резко появляется, Ар лежит на полу.
Я, наверно, упал?.. Ну, и что это за состояние? Ну, куда я гожусь такой?
Ар берет в руки пульт, включает телевизор. Переключает пару каналов. На них реклама.
Это, наверное, заговор.
Ар тяжело смеется. Выключает экран. В комнату входит Лусинэ. Она в халате. Видимо,
принимала душ. Она занимается своей внешностью. Садится на стул возле стола.
Ты, невзрачное мелкое солнце. Что ты хочешь, луна моя? Для чего ты тревожишь воздух?
Окунаешь себя в меня?
Лусинэ молча сидит. Ар снова смотрит на себя, взгляд бегает по всему организму.
Это нервы ползут по мне. Эти нервы полуодеты… Это ползает паутина. Сеть ползет
каждый миг по мне. Разрастается паутина. Трубы над землей и в земле. Надо мной
пролегают трубы. У других в основном в земле. Бить по трубам, пускай они брызжут. Бей
по трубам, убей, убей… Пусть фонтаны мои работают. А иначе их разорвет. Потому что
дома пусты. И все краны в домах закрыты. Где же люди, Чернобыль, люди? Что за черная
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
12
быль земли. Что-то страшное здесь случилось. Все отравлено. Все оставлено. Что-то
страшное было здесь. Саркофаг над угасшим сердцем. Радиация сквозь него. Означает –
что живо сердце. Ты ее на себе прочувствовала. О, несчастная, здесь – моя. Всюду вещи
людей минувших. Их предметы, дела, игрушки. Только вместо людей – животные.
Снова смотрит на свою грудь.
Эта муха ползет к искусству. Полетать расхотелось ей. Потому что ей хочется ползать.
Доползает – и снова вверх. Вверх и вниз по стеклу искусства. Вверх и вниз, вверх и вниз,
вверх и вниз. Если крылья отрезать, а не отрезать – тогда взлетит (пауза, смотрит
вверх). Улетела (пауза, смотрит на грудь). Или прибил.
Бьет себя по груди.
Я не помню, одно из двух. Лусинэ, прочитай мне стих. Мой внезапный, случайный стих.
Целый месяц над ним работал. Лусинэ, прочитай мне стих. Он в тетради, возьми ее в руки.
Лусинэ берет в руки тетрадь, лежащую на столе. Открывает ее.
Он последний, в самом конце. Он единственный там, всего лишь.
Лусинэ. Ничего похожего нет. Безупречно пусты листы.
Ар. Попытаюсь его припомнить. Его, тебя и себя.
Ар вспоминает, затем читает безучастным голосом.
Автобиограф страсти, Мцыри,
в полночной комнате, один,
читаю будущее мира
по лицам дремлющих машин.
Положен отдых в этот час,
а я с ума трамвайных рельсов
в час пик полуночного рейса
схожу, за голову держась.
Всплывает в оспинах луна,
выхватывая мой Чернобыль –
ту жизнь, которую угробил,
которая отчуждена,
сближаясь с днем, где, нет базара,
меня – как класс – уже не будет:
поэты вымрут, динозавры,
переживут слова их, люди…
«Не стыдно жить, когда нас нет?» тревожат шорохи, прекрасны.
Звезды мигает желтый свет,
пока рассвет не включит красный.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
13
Это мой предпоследний стих. Я поэт, я поэт, но кто же?
Лусинэ смотрит на Ара, тот лежит, глядя вверх.
Лусинэ. Почему на меня не смотришь? Ты не хочешь узнать мое мнение?
Ар. Но тебе же уже 30 лет. Говори с собою все время. Убери с себя 10 лет.
Лусинэ. Будет больно.
Ар. Сними, сними.
Лусинэ. Убери? Ничего не изменится.
Ар. Хорошо, тебе сколько лет?
Лусинэ. Чем ты в жизни по жизни занят? Что ты в жизни по жизни делаешь?
Ар. Ты смеешься в лицо лицом.
Лусинэ. Подожди, тебе сколько лет? Сколько в месяц кусков… Ну сколько?
Ар. Сколько в месяц – таков мой возраст?
Лусинэ. Да, чем больше, тем больше лет.
Ар. Хорошо, я люблю только старых.
Смеется.
Очень старых люблю, сухих. Очень старых люблю, понятно? Очень сильно люблю
враждебных. Крепко, крепко люблю таких (пауза). Я ведь будто домохозяйка. За тестом
следила – молоко убежало. К нему побежала – ребенок проснулся, ревет. За ребенка
взялась – утюг мою юбку прожег. Точно так со своими женщинами.
Лусинэ. Где границы твои проходят?
Ар. Обхожу, пытаясь понять.
Лусинэ. Ну и как?
Ар. Плутаю пока что.
Лусинэ. Что ты ешь сегодня?
Ар. Консервы.
Лусинэ. Что ты ешь сегодня?
Ар. Ботинки.
Лусинэ. Коронован?
Ар. Почти что?
Лусинэ. Нет (пауза, Лусинэ порывается душою к нему). Будь моим, только моим. И все
будет в порядке. Ты будешь тогда на свободе, будешь моим, со мной.
Ар. Да, ты сразу уйдешь от меня. Ты же любишь меня в полете. Если бы ты полюбила
меня на земле. На земле ты меня не видела. Только прикованным и в полете. А я на земле
не могу. На земле я просто ужасен.
Лусинэ. Но сейчас ты со мной, ты здесь.
Показывает свои ноги. Одна нога, что в цепи, по колено черная. Трет ее – бесполезно.
Достает ножик, пытается отрезать ногу. Морщится от боли. Прекращает.
Нога ты моя, нога. Беременей, что же ты?
Лусинэ. Но как? Ведь мы с тобой даже это…
Пытается руками изобразить половой акт, чтобы не пошло было. У нее ничего не
выходит.
Ничего не выходит, да. Руки пошлые сами. Сами по себе, вообще. Пошлые они люди.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
14
Ар. Именно так. Пошлы.
Лусинэ. А ты, а твоя душа?
Ар. Она неподвижная.
Лусинэ. Лежит и не двигается. Сидит и не двигается. Стоит и не двигается. Три раза не
двигается. Идет и не двигается? Бежит и не двигается? Летит и не двигается?
Ар. Три раза не двигается. Пойми просто так, поверь.
Молчат.
Мужчина должен стоять высоко, чтобы женщина умела летать в нем. Если он на земле,
она тоже с ним. Не летит без него. Ковыляет, как гусь или голубь.
Лусинэ. На земле, значит, на земле…
Ар. Очень медленная. В основном она ест и спит. Это если мужчина – земля.
Лусинэ. Ну а если мужчина небо?
Ар. Ну а если мужчина небо… То летать всегда невозможно. Помогите, господь, крылам.
Снизойдите до нас обоих. Самолеты, железные птицы.
Лусинэ. Ну, а рыбы?
Ар. Значит, третий бывает пол.
Лусинэ. Воздух или земля?
Ар. Вода. Точно так же и три измерения. В 32 бита игра. В 32 бита нога.
Ар показывает свою черную ногу.
Фильм в 3D вам, пожалуйста. Смотрите, играйте, участвуйте.
Молчат. Ар встает, приближается, хромая, к Лусинэ, встает у нее за спиной. Трогает
ее, она отстраняется и встает.
Ты ведь женщина, ты ведь ласточка. Как же мне на тебе лететь. Вылетает любовь, любовь.
Ты ее поймала?
Лусинэ. Не очень.
Ар. Уронила?
Лусинэ. Почти что. Да.
Ударяет его слегка.
Ар. Это что?
Лусинэ. Вакцинация боли. Чтобы боль не пришла потом.
Ар. Вакцинация любви? Угадал?
Ар пытается поцеловать ее. Она вырывается резко, прижимается к стене. Ар медленно
приближается к ней. Цепь не дает.
Лусинэ. Ты же как сумасшедший! Ты псих! Ты же убьешь меня, прямо здесь. Не давай
себе волю в чувствах!
Ар. Нет. Я не сумасшедший. Если выбит один зуб, должны быть выбиты и другие. Если
спала с одним, будешь спать с остальными. Чтобы была гармония.
Лусинэ. Причинив мне любовь, ты затем причинишь мне боль. Я стану такой пушистой и
мягкой, что тебе захочется бить меня. Ты почувствуешь жертву.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
15
Ар останавливается.
Ар. Чей я голос здесь слышу? Здесь мой враг и противник. В образе женщины ты
проник?! Думаешь, не узнаю? Нет, я тебя узнал. Сниму тебя боковым. Боковым ударом
подрежу. Ты прогнешься и ляжешь. Шансов нет никаких.
Ар бросается резко вперед, тащит за собой кровать. Лусинэ швыряет в него тетрадь,
все подряд, что есть под рукой, чем-то тяжелым попадает в него, Ар падает на пол,
Лусинэ выбегает из комнаты.
4. Великое равновесие
Та же комната. Ар (у него перевязана голова) сидит за компом, долбит на нем.
Открывает страницы в сети. На стену выводятся гигантские сообщения. Свет
от стены и экрана.
Ар (разглядывая страницы). О, прекрасная вывеска. О, прекрасный плакат. Здесь
прекрасная выставка.
На стене. Для общения в чате выйдите в интернет. Выйдите из сети.
Ар. Виола, девочка ничего…
На стене. …Играя на фортепьяно музыкальные пьесы Шуберта и Рахманинова,
испытывать возбуждение от заглядывающего снизу мужчины под мою юбку, глядящего
на мои ножки, трусики (возможно, что я без трусиков); и под нарастающей волной
мелодии, перебирая пальчиками клавиши, чувствовать поцелуи моих ножек горячими
мужскими губами и испытать приятный и сильный оргазм от обсасывания мужскими
губками всех моих пальчиков ухоженных, стройных и гладких ножек…
Ар. Ты смотри, и как раз онлайн.
На стене. Привет, как дела, увидимся? Почем будет час с тобой?
О нас · Реклама · Создать страницу · Разработчикам · Вакансии · Конфиденциальность ·
Условия использования · Помощь
Загрузка...
Звуки чата
Расширенные настройки
Ар кликает на другую страницу. Печатает сообщения, получает их.
А ты почему не тусовщик?
Я не знаю, таким родился. Ты кто вообще?
Животное.
А если конкретнее?
Собака.
Дворняга?
Такса. Под шкафом сижу весь день.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
16
Ты смелая?
Нет, пугливая. Я ною, скулю весь день. И очень, весьма напугана.
Какого ты пола?
Женского.
А ты к туалету приучена? И, кстати, ты много ешь?
На оба вопроса – да. В еде вегетарианец.
Ты много ешь? Это плохо. Откуда тебя прокормлю.
Салат в основном, растения…
А где я салат возьму? Фураж не пойдет?
Пойдет.
А этот, он у тебя что ест, кроме салатов и сена?
Любит вишню, орехи и сыр.
Ну нет, так не пойдет. Усыпить этого пса или выгнать.
Я привык к тому, что не нужен...
А хозяину? А коллегам?
Я когда родился и пришел в себя, обнаружил, что я на улице в яме. И никого вокруг не
было
В выгребной яме?
Нет, в свежей могиле… Можешь со мной не общаться.
Ар возвращается на прежнюю страницу. Печатает сообщения.
Привет, час со мной две тысячи. Без секса. Со мной его нет.
Как раз то, что мне и нужно. Когда мы с тобой увидимся?
Когда вы желаете. Удобней в дневное время.
И мне удобнее днем.
Номерок не подкинешь?
Я пишу рассказы, стихи, пою под гитару. Только что со всем этим делать? Кому это
может быть нужно? Рассказы мои и стихи. Годы мои идут, а я ищу себе мужа.
Понятно, а можно номер.
Можно, конечно, все, но откуда я знаю, как вы себя будете вести?! Я боюсь ваших
желаний. Вдруг вы на меня наброситесь…
Нет, такого не будет. Можно твой телефон.
Виола читает ваше сообщение.
Ау, можно ваш телефон.
Виола читает ваше сообщение.
Ар открывает другую страницу.
Close popup and return
Двойная выгода! Супердвойная выгода.
«Инвестор+» от БКС Премьер. Гибкость паевых фондов + надежность депозита. До 14%
годовых!
Печатает сообщения.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
17
А много общего у Вас, по-моему, с героиней Я шагаю по Москве. Только Вы дисками не
торгуете. Как ты думаешь, много?
Что же Вы молчите, Вам вопрос, кажется, задали...
Юля читает ваше сообщение.
Но я ведь вряд ли осилю роман сейчас. Его еще отыскать надо, что за жизнь, мало своих
проблем было.
Люба читает ваше сообщение.
Лена, меня обижают.
Света читает ваше сообщение.
Вам в шапке всегда идет.
И фото у Вас хорошие. Особенно с червяком, выглядывающим из-под пледа.
Лена читает ваше сообщение.
Тогда будем дружить? Только как?! Крепко-крепко... Там же цвет, если брать волосы, ну
например, разный... Кто говорил про Уэльбека? Что Уэльбек пропал?
Вика читает ваше сообщение.
Слушай, а это язык у тебя торчит на фотках? Странной он формы.
Или это конфеты такие? Если конфеты, то где продают, как называются?)))
Где можно купить и попробовать?
Анна читает ваше сообщение.
А как у тебя дела вообще? Наташа тебе писала? Как у нее дела? Как сама она тоже?
Весело тебе или грустно? Между этим сидишь? Ты хороший мне собеседник.
С тобой интересно общаться, не то что другие зануды, слова от них не дождешься
Юля читает ваше сообщение.
Ты, наверно, всеобщая любимица, и мужчин, и женщин?
Слушай, а ты встречаешься с кем-нибудь? Давно вот хотел спросить. Как твоя жизнь
сложилась?
Лена читает ваше сообщение.
Ноги из головы. Ты все время молчишь. Ты долгожданна очень. Ты по ночам не спишь?
Грустною стала очень? Что-то не так, болит? Много работы вовсе? Ты, наверное, спишь.
Видишь себя или сны. Хочешь, пойдем в кино. Или на берег ночью. Ночью вдвоем стоять.
Хочешь, увидимся? Хочешь, не хочешь ты? Грустно ты там сидишь? Или на радостях?
Или на празднике? Будешь моей женой? Будешь моей женою? Будешь, когда, зачем?
Катя читает ваше сообщение.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
18
Сны обратились в солнце. Я вчера тебя видел. Снилась с другою ты. Ты была с ней одной.
Были одним лицом, телом, но душами – обе. Она разговаривала. Спрашивала, где я, чем
сейчас занимаюсь. Ты молчала со мной. Ты была отвернувшись. Ты смотрела назад. Там
были мы с тобой.
Настя читает ваше сообщение.
Опускает голову на руки. Комп мерцает во тьме. По экрану (стене) бегут бесконечные
строки.
Ольга печатает вам сообщение, Настя печатает вам сообщение, Вика печатает вам
сообщение, Лена печатает вам сообщение, Юля печатает вам сообщение. Люба печатает
вам сообщение, Саша печатает вам сообщение, Вера печатает вам сообщение, Катя
печатает вам сообщение, Ира печатает вам сообщение, Таня печатает вам сообщение,
Софья печатает вам сообщение, Дарья печатает вам сообщение, Виола печатает вам
сообщение, Анна печатает вам сообщение, Анна печатает вам сообщение, Анна печатает
вам сообщение…
Ар бьет, не глядя, по компу, роняет его, ходит по комнате, злой, гремит цепью.
Ар. Что со мной происходит. Я же о ней должен думать, а я думаю о другой. Другая
выгрызает ее во мне. Женщины, убийцы друг друга. Убивают в мужской душе. Мужская
душа алтарь. Мужская душа – это бойня. Почему, почему, за что.
На стене. Вы же сами просили зрелищ. Я сейчас прикончу ее. А потом испеку тебе хлеба.
Ты же самый любимый мой. Ты же самый. Любимый. Мой.
Ар. Как же любить одну женщину. Как ненавидеть одну. Или все – или все. Выбор дан
между всеми. Быть с одной женщиной – значит, обидеть, унизить, растоптать другую
(пауза). Моя душа – хит-парад. Девушки вверх и вниз. Тройка сейчас неизменная. Вот
резкий скачок – кольнуло. Одна из них резко взрывается. В десятку сходу врывается.
Каждый хит претендует на вечность. Россия – это хит-парад женщин. Безумен совсем
парад. Их много, их слишком много. Я не могу представить себя не изменяющего
женщине. Я не могу представить женщину, изменяющую мне. Я не могу ничего
представить, не могу, не могу, не могу!
На стене. Разве много бывает золота? Глупец! Не бывает много.
Ар. Довольно, довольно, все.
На стене. Твое перо – золотое. Оно не перо, а копыто. Каждый удар порождает новых
женщин. Женщины рождаются из него.
Ар. Довольно уже. Пощади. Я не могу шевелиться. Они меня душат, душат. Довольно,
довольно, довольно.
На стене. Твоя беда в твоей честности. В честности и во времени. Ты не можешь соврать
хиту, сказать ему: ты не хит. Не можешь потом соврать: время твое истекло.
Ар. Но классика, есть же классика! Она не стареет, нет.
На стене. 2000 ровно в час, дневное, вечернее время…
Ар. Да, классика, сколько там в час? Стандартное, недорогое.
На стене. Поэтому есть парад, хиты, но они не звучат. Они первые, но они не звучат. Ты
объявляешь победителя, но не даешь ему победу.
Ар. Я только к одной, а уже вторая на первой строчке. Хорошо, если вторая, а то – резкий
прорыв, суперхит. И конец.
На стене. Циничен?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
19
Ар. Реалистичен.
На стене. О господи, есть за что.
Ар. Моя душа динозавр. Просто чудовище. Оно питается другими душами. Детворой, что
пришла к нему. Они сами летят к нему. Потому что влечет их запах. Кровь, такая же что у
них, привлекает к себе, зовет. А душа моя для убийств. Когти спрятать ее нельзя. И клыки
не вмещает челюсть. Клыки вытекают из нее, не втекая обратно. Только первых влекла
любовь.
На стене. А любовь есть изнанка крови.
Ар. Остальных привлекает кровь. Души словно земные листья вслед за солнцем
вращаются. А оно то сзади, то спереди. Повороты резки, резки. Лишь следы резины на
небе. Только визг тормозов и женщин. А душа есть потомок солнца. Его маленькое дитя.
А тела для него пеленки. Регулярно меняет их. Если пачкаются, то быстрее. Потому что
ревет дитя. Так ревут ураган и море. Так – летящий во тьму болид. Скоростной и
смертельный людям. Насекомым, животным, нам… Насекомым, животным, вам. Если
встретятся на пути. Потому что душа есть монстр.
Стена гаснет. Небольшой свет из окна.
Так вступай же в меня скорей! Будь стотысячным членом партии. Лусинэ, Лусинэ,
Лусинэ!
Ару звонят.
Мне пора, мне пора идти.
Ар бьет в темноте монитором по ножке кровати, ломает ее. Обматывает вокруг своей
шеи цепь.
В одежде идти нельзя – в одежде меня узнают.
Он раздевается догола, закутывается в одеяло и выходит из комнаты. Хлопает громко
дверь.
5. Невеликое: Лусинэ
Ар идет с перевязанной головой, с цепью на шее и в багровом одеяле по улице. В
руке у него мобильный, он говорит по нему. Он как всегда хромает.
Ар. Вся ерунда в том, что я слишком устал. Я никогда не жалел своих сил. И я не могу
идти снова по тому пути, который причиняет мне боль, не могу вкладываться, так как все
это уже было, ни к чему оно не привело. Кроме боли, разлада, разрыва. Я жду от
женщины только отдыха, я не способен на большее. Женщина отдых, моя кушетка. Я не
могу уже вкладываться. Да, конечно, хочу развлечься, чтобы дети, а после смыться.
Убирает телефон от уха.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
20
Ну на что ты еще способна, будешь жаловаться на меня? Или ты уедешь отсюда? То есть
скажешь, что женщина – график, в нем по пунктам расписано все. Год из года, из века в
век. Из страны в страну и планету... Зачем ты мне, если другие такие же? Ты теперь
неуступчива? Точно так же, как остальные? Твоя красота – товар, потому цена твоя выше?
Тогда, когда товар придет в негодность, я его выкину, раз это товар, раз мы о нем
говорим. Или ты думаешь, что я вспомню цену, которую заплатил за него, и оставлю его
на полке? Это же бесконечно: ты будешь набивать цену: чем больше я буду стоять у
прилавка, тем выше цена твоя будет. Плюс к тому еще твоя неуверенность в себе. Это же
чушь сейчас: типа проблема во мне, вокруг меня кружатся мелкие мухи, которые
смущают тебя. Я развернусь, стану уходить, ты станешь кричать «эй, земляк, подожди: ни
тебе, ни мне, так и быть». И все, все опять по новой. Что дальше-то, дальше что? Ну,
приму я твои условия. Все равно все назад вернется. Я пружина: чем больше сжимаешь
ее, тем сильней она разогнется потом. И тем дальше ты отлетишь. Ты сломать ее, видимо,
хочешь. Но зачем она тебе сломанная? Невозможно иметь журавля одновременно в небе и
на руках, в этом трагедия жизни. Я же отлично чувствую твои мозги, твои и других мозги.
Прикладывает телефон к уху.
Вы все, мужчины и женщины, думаете, у вас что-то получится при условии, что вы умнее
или хитрее меня? Да, вы так думаете? Ну у вас там много компьютеров. Но что толку от
них, от вас? Они все давно устарели. Тысячи лучников или один пулемет. Я никогда не
мог органически под чужую дудочку плясать. Я могу принять условия и пр., но потом
природа опять возьмет свое, каждый, каждая считает, что у него, у нее получится. Это
вопрос самолюбия. Я вот раскрываю карты, так как они мне не нужны (пауза). Понимаете,
много взоров – это всегда увеличительное стекло. То есть человек тот же, что и был, но на
него смотрят по-другому, все трактуют иначе. Скажем, стоит он в компании знакомых,
ведет себя точно так же, как и 10 лет назад. Только тогда тому, что он, скажем, стоит
несколько отстраненно, не придавали значения особого, а теперь спишут на гордость или
что-то еще. Хотя человек этот тот же. Просто пространство между ним и другими
преломилось. Не об этом ли Эйнштейн говорил. Считают, что у него все хорошо, даже
очень, поэтому если он хмур, значит, ему компания не понравилась, а не то, что у него
плохое настроение. У него полно денег в глазах иных, хотя их у него нет, и прочее. У него
даже нет карманов.
Шарит по одеялу рукой, что-то ищет, спохватывается. Убирает телефон от уха.
Тебе надо чтобы только твоим был, только о тебе думал, только тебя добивался, других не
видел, дышал воздухом, ради тебя весь мир перевернул и так далее Что очевиднее этого?
Ничего, ничего очевиднее этого. Почему же ты!... Вот поэтому. Дрессировке не поддаюсь.
Не моя эта роль, извини. Никогда не была моей. И не будет. Сейчас пойми. Я не лезу и не
вмещаюсь. Или мал. Я не знаю сам (пауза). Да, конечно, все именно так, что во всем
виноват лишь я, в несчастьях, в годах потерянных годах. Винить все, кроме себя самого.
Заграница, жиды, хачи, Я же не виновата, что он бабник, невменяем и прочее. Я хорошая,
он урод, пусть расхлебывает теперь, он виновен, во всем виновен, я ждала, а он время
терял. Я сказала ему: есть шанс, ты ищи меня под землей. Десять лет или двадцать,
тридцать. А я буду в то время замужем, а я буду с другим встречаться. Потому что не
верю тебе. Поиграешь, а после бросишь. Потому что такая жизнь. Ты о ней ничего не
узнаешь. Вокруг тебя одни сплетники, лишенные собственной жизни, которые каждый
твой шаг, раздув, перескажут мне, ты все время будешь виновен, а я – нет, так как мы все
под одеялом делаем, мы честные мещане и граждане, а ты – блядь, Малена, ты блядь!
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
21
Прикладывает телефон к своему уху.
Вы очень просто считаете: нас большинство, значит, мы правы и сильней, сейчас мы его
дожмем, потому что мы все, мы вместе. И за мной, и за вами силы. И они слишком
разные. Ничего не получится. Я от этого сильно страдал, когда было мне двадцать лет.
Мне срочно нужно было измениться, иначе я не мог уже быть. Вообще не мог и никак.
Ничего, ничего, я все вынес. Я не мог быть с любимой своей, ревновал ее даже к
компьютеру. Так мне чувствовалось тогда. Я все перенес и все вынес. Да, из дома я вынес
все, я оставил в нем только стены. И свою и чужие жизни поломал, поломал, поломал
(пауза). Мясо мое страдает, обугливается, но сталь, проходящая в нем, все та же, только
закалилась со временем.
Убирает телефон от уха.
Я не чувствую себя виноватым. И при этом знаю, что на другом конце: желание мстить.
Безудержное желание, связанное еще с твоим чувством собственности. Бить собаку,
чтобы она сильнее любила. Эти чувства большие. Ты смертельно боишься меня. Ты
боишься проделать шаг, так как плот под ногой качнется. Потому его надо вязать и
вытаскивать на сушу, разбирать его по бревну. И нести по бревну его в дом. И сжигать его
в белой печке. Чтобы было тепло и хлеб. Бить и бить этой птице крылья, чтобы стала
домашней курицей, радостно прыгающей в суп, чтобы дети были довольны. «Мама, что
сегодня на ужин?!» - «Мясо вашего папы, дети!» Те разинут счастливый рот – один общий
с матерью рот. «Будем кушать сегодня папу! Будем жрать его мясо сырым! Чтобы кровь
стекала с клыков» А потом ты будешь хвастливо рассказывать подругам, что твой муж –
орел, очень гордая горная птица, показывая пучок свежевыдранных перьев из его
задницы. Ненавижу тебя, себя.
Перед ним кафе. Ар встает, смотрит на вывеску. Снова прикладывает телефон к своему
уху.
Ты полюбила меня потому, что я не такой как все, что я поэт, я особенный. С того
момента, как ты поняла, что твое чувство взаимно, ты стала требовать, чтобы я стал
таким, как все, по отношению к тебе и к твоему окружению, то есть спустился на землю.
Главное здесь – твое самолюбие, показать веем, что птица выбрала именно тебя, твою
цепь, не другие. Нет, не стала такой, как все, но просто спустилась на землю, ковыляя с
тобой по ней: с детьми, с друзьями, с работой. Чтобы сидела на твоей цепи, чтобы
перестала выделяться, а иначе ее уведут, а иначе будет очень трудно; и чтобы ты, наконец,
смогла разлюбить ее, перестав видеть, потому что она рядом. А твой взор убежал бы на
небо, в то время как язык убеждал бы меня в обратном, что ты вся здесь, вся в любви, в
пеленках. А на небе – новая птица. И ты станешь просто любить эту новую птицу, ничего
от нее не требуя, так как сыта, так как остатки от ее сородича давно лежат перед твоим
носом.
Убирает телефон и заходит.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
22
6. Человек оргазм
В кафе. Стол, на него постелено одеяло. Ар лежит на нем. Он голым лежит на
одеяле, лицом вниз. Голова его перевязана, цепь так же с ним. Виден стол и вокруг
стола.
Ар. Здесь отдохну, пожалуй. Вроде спокойно место (пауза). Здесь организм родился,
здесь организм явился.
Голос слева (женский). Привет, как дела че делаешь?
Голос справа (мужской). Почему не удивляешься голосам?
Ар спокоен и невозмутим.
Ар. Я чувствую себя словно порноактер перед камерой. Я все время на съемках. Камеры
мчатся за мной.
Голос слева. Как псы вслед за мясом?
Ар. Как псы вслед за мясом.
Прикрыв гениталии рукой, он встает. Он гол, но в руках мобильный.
Все, что я могу сделать, - только это. Прикрыть руками вот эти. Но если мне будет больно,
если меня ударят, руки забудут об этом, руки поднимутся вверх, если удар в лицо.
Голос справа. Если же их связать?
Ар. Стану только циничней.
Голос слева. Ты уже стал таким.
Ар. Буду вот так ходить.
Поворачивается спиной, идет, раскинув руки в стороны.
Голос справа. Я говорю, связать.
Ар. Ты говоришь? Они связаны. Да, они связаны так. Я на кресте и в полете.
Мне ничего не осталось. Славу придумали женщины.
Голос слева. Ее загадал мужчина. Мы ее только исполнили. Мы подхватили его. Он
тяжело уже падал.
Ар. Кто?
Голос слева. Мужчина летел. В бездну, без славы, вниз. Мы его подхватили.
Ар. Птицы?
Голос слева. Кричали, да. Дружно его схватили. И потащили ввысь. Сотни женщин.
Ар. Мужчина.
Голос справа. Полеты во сне и наяву. Чему посвящен этот фильм?
Ар. Распаду Советского Союза.
Голос слева. Он снят в 82 году.
Ар. Распаду Советского Союза.
Голос справа. О распаде семьи или личности?
Ар. Только ему одному.
Голос слева. Не буду спорить с тобой.
Голос справа. Твой самый страшный сон?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
23
Ар. Мой самый страшный сон? Он посвящен был лету. С каждым годом оно становилось
все короче. Буквально – землей, уходящею из-под ног. Ужас, безоговорочный.
Голос слева. Цвет любимый?
Ар. Земной.
Голос справа. Если поднять сознание?
Ар. Цвет самого сознания.
Голос слева. Ваш любимый писатель?
Ар. Мой любимый поэт. Также наоборот.
Голос справа. Что тебя раздражает?
Ар. Полная боль. Отсутствие.
Голос слева. Степень твоей вины?
Ар. Сколько осталось лет.
Голос справа. Что есть по-твоему счастье?
Ар. Незнание слова счастье.
Голос слева. Смог ли бы ты убить?
Ар. Да, но сперва себя.
Голос справа. Какие женщины нравятся?
Ар. Те, кого не люблю.
Голос слева. Любимая есть одежда?
Ар. Мысли, штаны, футболки.
Голос справа. Любишь какой-то спорт?
Ар. Тот, что ведет к победе. Действующий головой.
Голос слева. Веришь ли в бога?
Ар. Мыслю.
Голос справа. Есть ли любимая музыка?
Ар. Музыка женских ног. Две струны. Очень сложные.
Голос слева. Фильм любимый?
Ар. Последний. Фильм вообще последний.
Голос справа. Ты же не видел.
Ар. Нет. Думаю, он любимый. Он должен быть таким.
Ар ложится на одеяло, закутывается в него полностью. Лежит. Вытаскивает свои руки
из-под одеяла, в них сигареты и спички, закуривает, дымит.
Голос слева. Время какое года?
Голос справа. Осень с зимой, коктейль.
Голос слева. Есть любимые страны? Что с Россией?
Голос справа. Беременна. В родах своих помрет. Но ребенок поднимется. Вскормят его
соседи. Их молоко попьет.
Голос слева. Есть любимые страны?
Голос справа. Да, наверно, ЮАР. В ней достаточно смысла. Своего и приезжего.
Голос слева. Во времени жить хотели бы?
Голос справа. Нет, назад не хочу.
Голос слева. А выбирать его? Между ним и отсутствием?
Голос справа. Выбрал себе второе.
Голос слева. Любишь ли телевидение?
Голос справа. Грохот. Пустые вагоны.
Голос слева. Любишь ли ты его? Любишь ли ты вагоны? Просто пустые вагоны, едущие
себе. Если попал под них.
Голос справа. Если попал под них – точно уже люблю.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
24
Голос слева. Любишь ли ты вагоны?
Голос справа. Есть увлечения, хобби?
Голос слева. Да, отвечать на вопросы, не задавая их. Литература вопросов. Литература
ответов.
Голос справа. Любишь ли ты второе? Любишь ли ты его?
Голос слева. Литература – второе. Если она вопросы – значит, она тавтология. Смысла не
вижу здесь.
Голос справа. Ты протирал глаза?
Голос слева. Я их уже протер. Я их себе протер. Свет заливает комнаты. Обе. Они не
связаны. Я вырезаю дверь. Соединяю комнаты.
Молчание общее.
Ар. Расстояние между людьми стало равным. Между мною и ими. Я по центру теперь.
Словно ось в колесе. Как паук в паутине. Ну же, давай, вперед. Спицы натянуты. Нити
протянуты. Ехать, решай, или ждать.
Ар докурил сигарету: он освобождает руки и ноги, раскидывая их.
7. Чубайс, Черномырдин
То же кафе. Появляются все (женщины).
Одна из всех. Привет. Как дела? Что делаешь?
Ар. Привет. Как дела. Лежу.
Все покупают за прилавком, который не видно, себе пиво, орешки, сушеных рыбок в
пакетиках. Все, кроме одной, ноль внимания на Ара. Садятся за столик, вокруг Ара, чтото говорят друг другу, обсуждают, не замечая Ара. Одна смотрит на этикетку от пива.
Одна из всех. Произведено в Голландии.
Все. Ты что-то там читаешь?
Одна (Ару). Да вот, все за границей делается, все принадлежит чужим…
Смотрит, ожидая поддержки, на Ара. Ар обращает взор к ней.
Ар (равнодушно). Да, видимо, так. Вы не купили мне пива?
Одна из всех. Что, видимо, так?
Другая из всех. Нет, тебе не купили.
Ар. Видимо, ты права.
Одна из всех. Что, видимо, ты права?
Ар равнодушно на нее смотрит.
Что ты недоволен все время? Что тебя все не устраивает? Не нравится – уезжай. Вон, в
Голландию ту же…
Все смеются, перешептываются между собой.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
25
Ар. Я немного согласился с тобой.
Он зевает.
Все. Да ты все время всем недоволен. Это тебе не нравится. Это тебе не то. Все хамишь,
все грубишь.
Ар. Я с вами не разговаривал в основном – ни тогда, ни сейчас.
Все. Вот, опять он хамит. Да ну его, че еще с ним говорить. Своих дел по горло. Че ты
какой зануда? Че ты как мертвый лежишь? Что ты сейчас напряжен?
Все смеются.
Почему ты ни с кем не встречаешься? Ты встречаешься с кем-нибудь? Девушка есть? А
была? Да ну его на фиг, что вы с ним говорите? Что тебя не устраивает? Что тебе все не
так? Что посылаешь всех? Каждый день слово на хер.
Ар. Я вас давно не видел. С этими не знаком.
Ар показывают в сторону части всех.
Все. С кем ты там не знаком? Ну и что, что не знаешь? Ты кого там не знаешь – нас? Что
если не знаком, можно теперь посылать? Думаешь, нет имен? Просто пошли все на хер?
Что, нельзя поздороваться? Мы тебе что, проститутки? Ты за кого нас держишь? Ну ты
совсем загнула… Что я не так говорю? Нет, уже сколько можно? Что, нельзя
поздороваться? Или назвать по имени?
Ар (зевая). Я не знаю их имени. И ваших почти не помню.
Все. Танька ее зовут. Танька меня, не помнишь?
Ар (не глядя). Нет, не знаю, не помню.
Все. Ты не помнишь меня? А мое имя помнишь. Таня, Катя и Юля, Лена, Ната и Оля,
Даша, Соня и Аня, Аня, Аня и Аня…
Ар. Нет, ни одно не помню.
Все. Он ничего не помнит. А свое имя помнишь?! Че вы с ним говорите? Что вам заняться
нечем?
Ар. Именно так я и думаю.
Все. Тебя вообще не спрашивают. Слова тебе не давали.
Ар. Жопе?
Все. Ну сам все сказал. Да че ты с ним разговариваешь. Хватит, его здесь нет. …Мой мне
вчера рассказывает. Ладно тебе. Ты что?! Плюнь.
Ар. На лицо?
Все. Как хочешь. Хочешь, могу на лицо.
Ар. Хочешь – тогда попробуй.
Все. Вот еще не маралась. С кем ты встречаешься? Кто с ним встречаться будет?! Кому
он, блин, нужен, на фиг сдался кому… Че ты о себе возомнил? Пуп нашелся земли. Где
там пупок? (смех). Он чей?
Ар. Как вы сюда пришли?
Все. Случайно, решили зайти. А что, тебя не устраивает? Не нравится – сам вали.
Ар. Но просто не первый раз… Странные совпадения.
Все. И че, че ты хочешь сказать? Что из-за тебя пришли?!
Ар. Да нет, но, конечно, странно…
Все. Что странного? Ты нам не рад?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
26
Ар. Да нет, почему же, рад.
Все. А что по тебе незаметно? Ну все, тогда молча лежи. Купи себе чай и пива.
Ар. А что вдруг решили собраться?
Все. Решили, тебе-то вдруг что?! У нас выходной, поэтому.
Ар. А чем вы сейчас занимаетесь?
Все. А кто тебя интересует? Сидим, тупо пиво пьем. По-разному, если что. Работаем. Я
учусь. Два года сижу с ребенком.
Ар. А вы уже все замужние?
Все. Ну да.
Ар. Незамужних нет?
Все. Зачем тебе незамужние? Зачем они вдруг тебе? Они уже все уехали.
Ар. Куда?
Все. Откуда нам знать? Зачем тебе незамужние? Тебе между нами плохо? Ты че все время
грубишь? Тебе замечательно. Ты душка, скажи, ты душка?
Ар. Я дужка очков, ведра.
Все смеются.
Все. Ты слышала, че сказал? Он ручка ведра дырявого. Ты ручка? Ведра? Дверная?
А че ты лежишь одетый? Нам нужно твое одеяло. Нам срочно оно нужно. Вон Танька
пролила пиво.
Одна из всех проливает пиво на стол.
Ар. Зачем вы его пьете?
Все. А что тебя не устраивает? Тебе не нравится пиво? Нам нужно вытереть стол. Тебе не
нравится виски? Вино, ликер и коньяк? Тебе не нравится выпивка? Ты что, презираешь
нас?
Ар. За то, что едите, пьете?..
Все. Тебе неприятно с нами?
Все брызгают в Ара пивом – изо рта и бутылок. Все хватают затем одеяло, тащат его
себе. Ар крутится, одеяло сдирают с него, он лежит на животе, на столе.
Ар. Одеяло моей души. Женщинам страшно и холодно. Тянут его себе. А оно всего лишь
одно. Одна укроется им, а другие совсем замерзнут.
Все. Ты че какой волосатый? Ты че-то от нас скрываешь? Гляньте, какая задница.
Часть всех начинают трогать Ара, щипать. Часть всех тянет одеяло себе, оно
трещит, но не рвется. В это время Ар встает и движется медленно к выходу.
Все. Эй, ты куда пошел? Да ну его, пусть идет.
Все тянут на себя одеяло, оставив в покое Ара.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
27
8. Охота-охота
У входа в кафе стоят все (мужчины) и курят. Из кафе доносятся крики, из двери
появляется голый Ар. Он прикрывает гениталии рукой.
Все. Ого! Ты откуда такой? Что, все уже там? Собрались? И давно сидите? Что же нас не
позвали? Привет, как дела, ты с кем?
Ар. Да, они там. Сидят (пауза). Нормально. Привет. Не виделись.
Ар равнодушно встает со всеми.
Все. На, покури, остынь. Что ты сегодня нервный?
Ему дают сигаретку. Прикуривают. Ар курит одной рукой, другой прикрывая гениталии.
Ар. Все меня тянут, как одеяло, каждый на себя, оголяя других. И другой, еще более злой,
что стало видно его обнаженным, с еще большей злостью и силой тянет его назад…
Все переглядываются меж собой. Ар курит в задумчивости.
Все. Что-то друзья и не друзья вовсе, ты как думаешь, наш братан? Почем сейчас великая
дружба на блошином рынке? Не должна быть дороже двух баттлов Большой кружки? А
ты что, не делал кому-нибудь усы дракона в последнее время? Отринь страх и сомнения и
с новой силой внедряйся в круг привычных друзей. Надо вечную дружбу тренировать.
Если что, мы тебя всегда поддержим, друзья ведь, не враги. Не позволим тебе вконец
устать и пропасть! Случайные люди, чуждые братской любви, рядом надолго не
задерживаются! Где теперь Алексей? Где Сергей? Ибрагим?! Где они? Их теперь нет!
Ничего братан, мы все с тобой, под тобой, хорошо полежим и посидим заодно. Одеяла
хватит на всех! Мы прижмемся плотней! Пока мы едины, мы непобедимы. Надо чтобы все
вместе, всегда!
Ар хочет идти, все обступают его.
Стой, ты куда пошел. Он куда-то уходит. Наш братан, ты куда. Мы тебя сильно любим!
Мы тебя не отпустим! Мы тебе дарим золото.
Ар. Золота, золота, золота?!
Все. Наше родное золото. Из глубины души.
Ар. Но почему оно черное?
Все. Он говорит, оно черное. Золото наше черное. Он обозвал его черным. Значит, мы
тоже черные? Разве мы тоже черные? Ну-ка взгляни мне внутрь.
Один из всех предлагает заглянуть себе внутрь. Второй из всех заглядывает внутрь
первому.
Один из всех. Нет, оно там не черное. Светит мне в глаз, блестит.
Прищуривает один глаз.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
28
Нет, оно там не черное. Вовсе не черное, нет.
Прищуривает второй глаз.
Все. Значит, опять за свое. Снова всем недоволен. Снова все обсирает. Снова нас
обсирает. Снова высокомерие. Сколько же можно, гад?! Мы целуем тебя, ты плюешь в нас
в ответ! Гад, извращенец, жулик.
Ар. Я сказал то, что думаю.
Все достают из пакетов и карманов подарки, дарят ему. Дарят пиво, книги, магниты.
Крепкие рукопожатия. Хлопают его по плечу. Его за всеми не видно.
Все. Мы же тебя любя. Мы же тебя так любим. Ты наш братан вовек. Пусть, обсирай, будь
с нами. Только не уходи. Мы тебя дружно любим!
Набрасываются друг другу на плечи, давят друг друга к полу.
Я твой великий друг! Я твой великий друг! И я твой великий друг! Мы все друзья твои,
все великие други! Будем с тобой дружить! Дружба, дружба, о дружба! Как приятно
дружить! Нам приятная дружба! Будем всегда дружить! Именно с тобой, ты нам так
интересен, сам по себе, вне всего! Мы ничего не знаем – ты, ты, только ты, сам по себе,
лишь ты! О, великая дружба! Заговор, заговор, заговор! Да, вокруг тебя заговор.
Успокаиваются, переглядываются, пересмеиваются, перешептываются.
Ты слишком много о себе думаешь! Ты слишком придаешь себе большое значение! Ты
слишком много о себе думаешь, ты слишком много о себе, слишком много о себе…
Он идет, они вслед за ним. Ходят за ним неотступно.
Ты слишком, ты слишком, ты слишком!.. Мы о тебе не думаем, нам до тебя нет дела!
Только попробуй не с нами дружить! Мы тебя, сука, выцепим. Ты уедешь отсюда!
Выбьем тебе все зубы! Запинаем ногами! Всю родню перебьем! Страсть не знает границ!
Всех твоих перережем! Сука, убьем, убьем. Мы тебя нежно любим! Мы же твои друзья!
Если что, то убьем! Сука, дружи, ты друг.
Звонят по мобильным друг другу, пишут, получают смс и читают.
Один из всех. Да, он сейчас со мной.
Другой из всех. А, он с тобою тоже.
Поднимают головы вверх.
Господи, он перед нами.
Смотрят друг на друга.
Один из всех. О, и ты здесь, братан.
Другой из всех. Я тебя здесь не заметил.
Один из всех. Я не заметил тоже.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
29
Другой из всех. Наша великая дружба!
Один из всех. Стой, наша дружба уходит.
Все бросаются к удаляющемуся Ару.
Все. Все друзья и все здесь.
Все окружают его.
Никому из нас нет до тебя дела. Вообще никакого дела. Ты никому не нужен. Не
интересен нам. Иди куда хочешь, делай что хочешь, живи с кем захочешь. Стой, куда ты
идешь?! Он куда-то уходит. Нам плевать на него. Эй, ту куда пошел?!
Ар. Позвонить, поссать и повеситься.
Все. Выбери что-то одно!
Ар. Что-то одно не могу. Я всю жизнь так живу.
Все. Потому что ты много о себе думаешь. О ком? О себе, о себе – ты, ты, а не мы! Много
свободного времени, вот почему, поэтому. И тебе все мерещится. Ты один, а мы – все.
Будь же проще, добрей. Люди к тебе потянутся. А сейчас ты никому не нужен, никто не
обращает на тебя внимания, ты живешь в своем мирке, ты нас придумал, нас нет. Ты
оглянись, нас же нет?
Все переглядываются меж собой.
На же нет – ты придумал. Ты нас придумал, брат. Ты никому не нужен! Стой, ты куда
идешь?! Стой, он опять уходит!
Они наваливаются на Ара, падают на него, лежат. Его не видно под ними.
Ар. Золота, золота, золота! Разве много бывает золота?!
Все. Ты наш друг! Мы твои друзья! Мы друзья, мы твои навеки!..
Ар с трудом выбирается из-под тел, они хватают его, он вырывается. Из дверей
появляются все (женщины).
Все (женщины). Вот он, куда пошел?! Куда он идет, держите его! Он украл наши деньги!
Нам расплатиться нечем! Мы остались без денег! Деньги, верни наши деньги! Мы без
тебя все нищие!
Ар машет проезжающему такси, такси тормозит, Ар бежит к нему, все бегут вслед за
ним. Такси уезжает. Все (мужчины и женщины) бегут немного за ним, затем, когда он
исчезает, обнявшись, встают, машут руками, шлют ему поцелуи.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
30
9. Я: удивление
Ар сидит на вокзале на лавочке. Он одет в шляпу, в пальто, очки. Цепи нигде не
видно. Рядом с ним чемодан. Перед ним стекло, за ним то же самое, что и с его
стороны: один рельс, лавочка, чемодан. Только его самого нет. Стоит чемодан
просто так. Рельсы уходят вверх. Не стекле нарисованы гигантские мрачные
смуглые люди, они будто сидят на платформе. Перед ними антиквариат. Люди
торгуют им. Постепенно темнеет.
Ар. Колоссальные люди в Питере. Я сегодня увидел сон. Люди были гигантскими. На
вокзале они сидели, перед поездом, на асфальте. Они двигались, поезд – нет. Сам асфальт
плыл под ними и двигался. Восседали они изваяниями. Будто внутренности городские.
Будто внутренности кишели. Торговали. Чем? Я не помню. Я запомнил самих, их ноги.
Ноги были обуглены. Что-то было страдальческое. Камень, пепел там были, страсть. Их с
трудом шевелились лица. Ноги их никогда не забыть. Как Казанский собор, наверно. Или
памятники в Селе. Все, пропитано болью, плыло. Боль струилась, как пот, по ним. Они
жарко работали, лица. Были памятники живым. Были лица в работе, лица. Воздух с
прошлым и будущим, дым (пауза). Воздух строился и менялся, будучи рабочим местом их
лиц.
Появляется Ев. Он тоже хромает, как Ар, но на другую ногу; одет точно так же, как
первый. Он встает к чемодану, смотрит на часы, смотрит на рельс, смотрит вдаль,
смотрит на Ара. Ар тоже глядит на него. Они похожи, но при этом отличаются
достаточно сильно. Между ними стекло и лица. Ар встает. Они пытаются подойти, но
стекло не пускает их. Просто стоят и смотрят.
Ев. Я тоже заметил разницу. Во внешности и в языке.
Ар. Мы стали с тобой несхожи.
Ев. Мы долго раздельно жили.
Ар. Мы долго хромали?
Ев. Жили.
Ар. И вот мы к себе пришли. И чем же теперь отличаемся?
Ев. А мы отличаемся так, как изображение в зеркале от нас самих отличается.
Ар. То есть совсем ничем?
Ев. Нет, говорю, отличаемся. Мы же не можем не из себя посмотреть.
Ар. Вроде бы, но пока. Вроде бы, но так кажется.
Ев. Не из себя взглянуть.
Ар. Может, кто-то уже взглянул?
Ев водит пальцем по стеклу, разглядывает его.
Ев. Зоны оккупации деятельности. Зона оккупации зеркала. Изображением. Мы же
меняемся. Мы же меняем больше. Что есть слова мои?
Ар. Только лишь фоторобот.
Ев. Каждое слово, да.
Ар. Кто совершил преступление?
Ев. Не знаю еще. Не помню.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
31
Молчат. Оба садятся прямо напротив друг друга. Глядят неотрывно, чувствую
дискомфорт. Пересаживаются спинами друг к другу.
Ар. Валаамова речь людей.
Ев. Почему так молчали долго?
Ар. Почему перешептывались?
Ев. Изо всех звуков животных образовалась речь. Мы собирали звуки. Мы говорим за
всех.
Ар. Что же тогда их звуки?
Ев. Породы. Неизвлеченные. Залежи. Их все меньше.
Ар. Залежей?
Ев. И животных. Рак – это часть самой жизни. Клетки плодятся как люди. Не обманешь
природу. Это предупреждение отдельному человеку. Что будет с самой землей. Раковые
клетки – сами люди на планете. Речь есть здание из различных материалов. В нем мы
живем. Что-то строим другое уже. Вне уже здания самого.
Ар. Музыка, шум машин и так далее, прочее?
Ев. Человек обрел речь. Обрел изображение. Теперь они обретают его. Ведь машина –
слепок с души.
Ар. Не пытаюсь понять так много.
Ев. Человек встал на ноги. Как и то, что он изобрел. Посмотри на его значение.
Ар. А потом – стоять на руках?
Ев. А стоять на руках уже роскошь (пауза). Фото и телевидение ужасны на первый взгляд.
Так они – середина. Между памятью и забвением. Но они уже что-то. Человек говорит по
экрану. На земле его нет. Но шаг уже сделан. Тяжело в пути, что наверх. Потому и нам
тяжело. Мы пошли в эту гору. Остальные остались. Их мы зовем животными. Их полно
среди нас. Лучшая часть движет нас.
Ар. То есть мы с тобой полководцы.
Ев. Тело, оно есть след: на бумаге, экране, на пленке. След, он ведет куда-то. Или кружит
на месте. Ходит по кругу след. Я его оставляю. По частям оставляю. Сам все быстрей иду.
Молчат. Ев достает планшет, смотрит лениво в него. Тычет лениво пальцами.
Одиноки звезды, а ты?
Ар. Не звезда. Только так выходит (пауза). В природе слабое уничтожается. А здесь
живет, разлагая воздух. Это слабые люди искусства? Это я. И я не звезда. Слишком слаб,
потому, поэтому.
Ев. Мозг не слаб – он беременен силой. Это приступы слабости. Вот и все.
Ар. А потом будет больно. А потом будут роды его.
Ев. Человек научился другому. Н себя воссоздал иного. А затем скопировал рыбу. А затем
скопировал птицу. А затем превзошел их всех. Не ребенок совсем, мы видим. Он
осмыслил этот конструктор. Мы видим глазами его.
Ар. Где то, что мы видим умом?
Ев. За ним наступает очередь. На пятки уже наступает.
Ар. Да что ты.
Ев. Увы, увы. Победа – хранитель грусти. Она ее мать и дом.
Ар. А после наступит солнце?
Ев. Интернет, искусство и деньги. Порождения нас двоих. То, что везде и вне стран. То,
что в одном ряду с нами. Что есть тяготение к целому. Что есть тяготение к солнцу. Где
деньги, там и искусство. Или теперь интернет. Как продолжение темы. Где они все уже
вместе. Общее, целое, бог. Земли обетованные. Мы говорим, зачем жить. Те, кто видят
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
32
концы. Иначе все рассыпается. Люди живут для себя. Все, кто занимаются общим, не
занимаются им. Политика и экономика – средства обогащения.
Ар. Мы же так любим деньги.
Ев. Чтобы любить другое. Крайности вечно сходятся. Мы же так любим деньги – значит,
так любим бога, значит, к нему вернемся. Мы объявляем жизнь. Мы закрываем жизнь.
Голландия поставляет футболистов. Аргентина, Бразилия. Так мы себя поставляем.
Ар. Мясо на рынки?
Ев. Да. Ведь бывают убийства. И бывает их много. Но что смогли они все? Насиловать
чужих женщин, порождая своих убийц.
Ар. Так оно?
Ев. Именно так. Вот так мы меняем фамилии. Мы прячем свое лицо. Сейчас стали мы
свободней. Сейчас стали обнаженней. И есть уже государства. В пасти своих врагов. Они
из пасти выглянули. Их часть уже на свободе. Между стальных зубов. Их часть уже стала
явной.
Ар. Так бог уже проглянул?
Ев. Да, бог уже приглянулся. Но очень немногим здесь.
Ар. Но многие верят в бога.
Ев. Так люди ходят на площадь. Искусство и псевдоискусство. Они любят кино и музыку,
которые не являются таковыми. Такому богу и молятся. Во имя него убивают. Бог
большинства – сатана. Присвоивший себе имя. Ему детвора и молится. Ему, детвора
души. Его она слушает музыку.
Ар. Война постоянства с плотью?
Ев. …И мы – лишь борьба в его сердце. Побуждения к лучшему, к худшему. Смерть –
наша реализация. Мы уходим отсюда вовне. Из души – наружу, наружу. По частям
уходим туда. Там мы скапливаемся снаружи. Потому решение будет.
Ар. Так откуда ты это знаешь?
Ев. Я уже частично снаружи. Я не знаю всего еще. Потому что еще частично. Но я что-то
уже увидел. Понимаешь? Увидел я.
Ар. Кто есть женщины и мужчина?
Ев. Вот и я про то же сейчас. Нам даны только демо версии. Все, что есть, это только
демо. Этот мир – он тебе чужой. И зачем привыкать к нему. И пытаться делать своим.
Капитализм. Отчуждение. Но ведь так гораздо честней. Капиталист господь бог он наш.
Вот мы ели эту еду. А потом мы вдруг поняли – она не утоляет наш голод. Она нам чужда.
Да, желудок заполнен, но не переваривает. Капитализм – это блевотина, капитализм – это
честность. Не врать и не мучиться. Не пытаться улыбнуться, когда тебе сводит болью
желудок. Социализм – нереальный прыжок. Но руки еще коротки. Потому так упала
Россия. Она не допрыгнула. …Потратила столько сил.
Ар. Не совсем понимаю, брат.
Ар достает пачку денег. Пересчитывает ее. Слюнявит пальцы. Расправляет купюры.
Переворачивает их, если они лежат не так. Ев поднимает голову, зевает, смотрит
равнодушно вверх, после чего опускает ее.
Потому что деньги – доро́ги. Мы разбрелись вслед за ними. За дорогами дорогими. Мало
нас? Но мы едем быстрей. Пробок нет, зацени, садись (пауза). Деньги в наших руках, мне
видно, что родные и не приемные. Не в приюте, а в отчем доме. Так и ластятся, так и
липнут. Не чужие, не пасынки. Они не убегают от нас. После будут кормить отца. После
будут. И кормят, и кормят. Руки не пересчитывают, а ласкают их, расчесывают. Вы же
видите нашу ласку. Вы же чувствуете ее. Очень плотная наша ласка. Словно занавес. Да
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
33
так да. ни луч, ни птица одна не пролетит сквозь нее. Это наша родная ласка. Это царство
надо собрать. Слышишь, брат?
Ев. Я тебя услышал.
Ар. Но не понял?
Ев. Услышал я.
Ар. Деньги, универсальная власть. Власть тех, чья сила не в количестве была. Чья сила от
бога была, а не от меча и стрелы. Подполье, выходящее на арену. Более долгий, но верный
путь. Строительство капиталов. Возведение их над реками. Город, иначе – банк.
Мы – посредники, нация. Мы – пути между ними. Мы – дороги, мосты. Нас бывает
взрывают. Нас весной размывает. Нас бывает стреляют.
Ар. Обычные ключи и народы. Универсальный ключ. Над, почему же над? Над или под
мы, снизу.
Ев. Дьявол и Прометей? Мы добро и мы зло? Две змеи, не одна, две змеи, два востока.
Торгующие богом на земле?
Ев усмехается.
Изгнанные из рая. Часть уже отвоевана. Часть вернулась уже. Обетованная часть. Век
двадцатый, спасибо. За великую боль. За великую радость.
Мы любили так сильно солнце, что сгорели под ним. Обгорела, сползала кожа.
Поменялись снаружи мы. И теперь мы в тени теней. Растворились по странам мира.
Ев. Ты же сахар?
Ар. А ты же соль?
Оба смеются над сказанным. Ар продолжает пересчитывать деньги.
Ев. Мы пчелы, летающие по разным странам – цветам. Носимые ветром пчелы. Во
времени и пространстве. Мы опыляем их. Мы производим мед. Словно пчелы летим к
цветам. Собираем нектар цветочный. И к себе летим делать мед. На священных своих
местах. Видишь, меда становится больше. Скоро меда будет полно. Он густой и тяжелый,
мед. Очень густ и тяжел, как похоть, многодневная, из-под солнца. Его так полюбили
люди.
Ар. Они нас разводят, как пчел. Просто люди разводят пчел.
Ев. Ты не видел таких людей?
Ар. Очень скоро они придут.
Ев. Эти люди?
Ар. Большие люди.
Ев. Эти очень большие люди.
Ар. Они любят срывать цветы.
Ев. А мы делаем странный мед. Очень странный навеки мед.
Ар. Ты не пробовал?
Ев. Скоро попробуем.
Ар. Очень скоро попробуем мед.
Ев. Если наши уста раскрыты.
Ев достает книгу, листает ее.
Ар. Мне больше не нужно читать, скажем, книг. Они собраны во мне, все на полках. Я
сжигаю их разом. Я сжигаю их, разум. Тонны пепла кружатся в пространстве. Тонны
пепла ложатся на землю.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
34
Ев. Тонны пепла денег и книг? Значит, деньги сплелись с искусством? Почему ж
Модильяни нищ? Нищ и гол Модильяни, изгнан.
Ар (пересчитывая деньги). Потому что он – половина.
Ев. Ты не он.
Ар. Но я из него.
Ев. О великий поэт-банкир! Как рифмуются четко деньги. Как один к одному идут. Ведь
искусство есть бог невидимого. А ведь деньги есть бог земного. Оба бога теперь сошлись.
Они с миром сошлись или в драке? Здравствуй, кесарь, ты бог души? Значит, кесарь
теперь один? Значит, деньги теперь искусство?
Ар. Дух вошел в эту плоть, слились. Царь заполнил собой дворец. Когда невидимый бог –
искусство – и видимый бог – деньги – сходятся. Ждите взрыва и ждите спасения.
Звук приближающегося поезда. Ар и Ев встают со своих мест, стоят боком друг к дуруг,
глядя туда, откуда идет звук, откуда идет поезд. Уже довольно темно. В темноте
стекло с гигантами уезжает вдоль рельс. Ар и Ев изумленно смотрят на стекло. Оно
уезжает. Ар и Ев глядят друг на друга. Звука поезда нет.
Ев. Что имя твое означает?
Ар. Оно означает солнце.
Ев. Теперь?
Ар. Мы с тобой половинки. С тобой – половины солнца.
Ев. Мы порознь с тобой – другие. Сойтись будет трудно нам.
Ар. День. Распустилась звезда. Я словно пчела лечу к ней. Мой дух производит мед. Летая
с солнца на солнце. Он опыляет их.
Ев. Наш дух производит солнце?
Ар. В какой-то степени да. В какой-то степени солнце.
Ар и Ев делают шаг навстречу друг другу.
10.
Стальной прокат
Вокзал. Светло. Между рельс лежит Арев.
Арев. Земля превратилась в хостел. И нет ничего плохого. Мы знаем свою болезнь.
Бороться, отдаться ей? Решать нам самим, не более. Всего-то такой пустяк. Жениться,
растить детей. Но в нашем случае дети сами растят родителей. И бога мы вырастили.
Растет еще, но немного. Почти до конца созрел (пауза). Разные народы – разные
состояния души нашего господа. Разные ее стороны. Есть доминирующие. Есть
преходящие, явные, типа желания женщины, типа желания есть. Азия, подсознание.
Африка – это страсть. Европа, сегодня – разум. И он становится больше. Америка знак
того. Россия – его интуиция. Поэзия и пророчество. Жрецы, алтари, убийства. Ну будешь
ты есть в ресторане все то же самое мясо. Но только уже культурно. Ну раньше давил
сограждан, сограждан своих – семью. Здесь речь об одном государстве. Теперь ты
прессуешь других. Америка и Европа. …Вот так эти смутные состояния, миллиарды
живых существ умирают так и не родившись толком. Смутные образы в голове. Но все
вместе чему-то служат. Наши народы есть двигатель. Этого мира, этого. Импульсы,
приводящие в движение сердце. Их борьба меж собой. За право быть первой клеткой. Мы
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
35
должны быть с другими. Среди своих мы – не мы. Мы до конца с другими. Корни в
других растут. ДНК, две цепи, закрученные в спираль. Наша история – история одного,
скажем, человека, который не хочет становиться парикмахером или охранником – тем,
кем можно стать здесь и сейчас, в провинции, не в столице. Он идет на лишения, он хочет
стать музыкантом или поэтом, математиком или юристом… Он копит знания – деньги…
Во дворе теперь он чужой, он лох, он очкарик, чмо… Но он идет к своей цели. В голове –
столица и цель. Он дальнозорок по сути. Идя долгим, но верным путем. Над ним сегодня
смеются, чтоб завтра от него уже плакать. Когда свой кулак, помноженный на ум, он
опустит на головы противников уже сверху. ТНК своего духа, мышления, временного
явления – и. о. бога, на этой земле… Тогда они поймут разницу между трусостью и
умом… Потому что крайности сходятся. Есть трусы, реальные трусы. А есть те, кто не
хочет уже размениваться на мелкие удары, тратя силы на пустяки, так как живет
глобально. Когда хочет власти в мире и в боге, а не только в песочнице – в отдельном
своем государстве… Боксер, не разменивающийся в первых раундах, ждущий пока
противник выдохнется… Он работает головой, а не кулаками. Два своих кулака он
превратил в один, что чуть выше… Он трус, добей и дожми его… - кричат в углу
радостного противника. Который будет нокаутирован ближе к концу…Зависть и
ненависть к тем, кто силен качеством своим. «Я тебя покорил, подчинил, ты подчинился
мне!» Ты принял в себя яд, ты принял в себя болезнь, невежественный организм. И ты от
нее умрешь. Рано или поздно – умрешь. Иди и ликуй, празднуя свою могилу – победу.
Арев поворачивает голову в разные стороны, молчит, смотрит на рельсы.
Составы эти прошли, но рельсы, по которым они прошли, остались. Две рельсы и один
бог, что над ними. А эти составы прошли. Проехали мимо и мимо. Рельсы враждовали
между собой, кричали, какая из них круче, но они служили одному общему делу, одному
общему богу. И они порождали третье, главное их, – историю. Речь о тысячелетней
истории. О тяжелом оружии, валяющемся до сих пор на земле. Грозном и сильном. Для
тех, кто сможет поднять.
Арев встает, хватается рукой за провод. Движется по рельсам вверх. Он не хромает.
Две рельсы и провод над ними.
11.
Гора героин
На вершине горы Арев. Он сидит, опустив голову. На шее у него веревки, их
держат в руках все (женщины). Веревки безвольно висят, даже касаясь земли.
Женщины вокруг него, в белом. Они сидят словно птицы. Все (женщины) говорят
по очереди. Веревки постепенно натягиваются.
Арев. Везде тебя вдруг прерывают. Везде тупик, пустота. Везде ломать надо стены. Нет,
не стало мне легче, в плане женщин – не легче. Тяжелее в сто раз, поскольку: женщины,
преступления (пауза). Спадают же преступления. Я чувствую прежний уровень. И эту
теперь пустоту. Значит, угомонилось. Отпустило, легло. Стало самим собой. Че Гевара,
ниче. Что такое сказал? Уровень отступлений. С новой строки, абзац. Можно уже
спуститься. Можно уже спускаться. Правильнее в сто раз.
Оглядывается вокруг.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
36
Повелитель мясного рынка? Продавщицы мяса и мясо. По ним всем ползают мухи.
Одинаковые в числе.
Молчит. Молчат.
Вы вернули инициативу. Вы вернули меня себе.
Молчит. Молчат.
Значение имеет то, что хочет сказать женщина. В этом ей нужно помочь. Тогда перед
нами – порода. Если ждать, пока скажет сама, то тогда уже будет шлак. То, что сильно
переработано. Ни угрозы, ни смысла в нем.
Все. Нет угрозы без смысла?
Арев. Нет. Девушек надо на противоходе ловить. И все, голы обеспечены.
Все. В пошлом смысле?
Арев. В любом. Работа, деньги, работа. На месте кладбища – парк. На месте кладбища –
рынок. На месте кладбища – дети.
Все. Оно и дети одно. Но пусть. Пускай они будут.
Арев. Девушка проходит по улице, дожевывая взглядом старуху. Ленивым взглядом
своим. В глазах у нее корова.
Все. Такие они большие?
Арев. Старуха, прощай, прощай.
Все. А что тебе остается?
Арев. Страсть ни к чему.
Все. Ты прав. Раз ни к чему, то лишняя. Лишняя, пусть живет.
Арев. Страсть ни к чему теперь.
Все. Значит, уроки соблазна. Душа у женщин одна. Будь ее мясником.
Арев., У них, говорят, души нет.
Все. Душа одна, только общая. Она есть, но везде и повсюду. Руби ее на куски. Кидай
куски своре сук. То, что каждая съест, будет ее душой. А хочешь чтобы женщина дольше
была твоей? Не давай ей кусок. Води перед ее носом. Пусть почувствует запах. Вслед идет
за тобой. Будет идти вослед.
Арев. На четвереньках?
Все. Да. Дашь ей мясо, то съест. Будет душа у нее. Значит, тебя забудет. Не давай ничего.
Запахами мани. Ласков будь и жесток. Приучи ее к ласке, после резко оставь. Или –
наоборот, что сложнее в сто раз.
Арев. Ничего не получится.
Все. Если да, то ты бог (пауза). Уйдем и других найдем себе. Спокойно, уже нашли. Не
очень-то верь им – нам. Найдем, никуда не денемся. Женщина меньше врет, когда корчит
из себя счастливую. Когда прибедняется – гонит. Прибедняется – для мужчины, счастлива
же для женщины.
Арев. Разве не для мужчины? Что ей хорошо без него? Что без него она счастлива?
Все. Да, но больше для женщины. Счастлива – для нее. Несчастлива – для него.
Арев. Моя душа полностью вам подвластна. Все зависит от вас. Кто сильнее окажется.
Все. Может, каждой достанется? По куску, одному?
Арев. Разорвете на части? Если бы, но не верю. Пробовали, не смогли. Это счастливый
исход. Раньше в него бы верил. Я не верю в него. Было бы хорошо. Кто-то ее перетянет.
Но потом придут женщины.
Все. Новые?
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
37
Арев. А какие? Уже сейчас подошли. С хищным когтем и клювами.
Все. Не путаешь?
Арев. Ничего. Места еще полно. Место безбожно много. Так и будут тянуть.
Все. Но победит одна?
Арев. Да, на какое-то время. Вместе с одной ее группа (пауза). Гладиаторские бои
списаны прямо с сердца. Вот то же самое в сердце. Рабы, сражения, кровь.
Все. Много женщин твоих. Почему?
Арев. Посмотри на косматую грудь.
Показывает волосатую грудь свою полностью.
Посмотри на нее, волосатую. До чего волосата грудь?
Все. Плечи, шея. Немного до них.
Арев. Не об этом сейчас. Колодец. Просто бездна, полет, провал. Я ее затыкаю вами. Я ее
заполняю вами. Чем бескрайней, тем больше вас. Я кидаю вас всех туда. Ну а волосы есть
прикрытие – пустоты и приманки для вас.
Наклоняется вниз.
Тебе больно?
Женский голос снизу. Не очень. Не очень.
Арев. Потому что внизу другие. Первым было больней в сто раз. Но – счастливые – они
умерли. Боль была столь короткой, сколь сильной. Потому что летели дольше. А в полете
они рождались. Вылуплялись из коконов – вниз. Но последние уже выглянут. Они
выглянут из груди. Перед моим лицом возникнет новое лицо. Новая голова. Она сольется
в поцелуе с моей. Обе головы поцелуются. Они станут моей, моей.
Арев поднимает голову вверх.
Птицы во мне, вы летаете. Но вьете гнездо на земле. Вынуждены на земле. В небе свить
невозможно. Садитесь на землю к мужчинам. К мужчинам, на землю, вниз. Поскольку
устали крылья. Поскольку нельзя вечно в небе. Тепло только вас удержит, что
поднимается вверх. Тепло от солнца, что в небе. Оно поднимается вверх. Но есть ли оно
сегодня?
Арев с трудом встает, веревки тянут сильней, но он все равно встает.
Я понял, что такое рай. Я променяю женитьбу и секс с одной женщиной на их множество.
Они все прекрасны. Изнутри и снаружи, всегда рядом, везде они. Летают во мне словно
птицы. Моя душа для них – небо. Для всех моих женщин. Прошедших через меня, значит,
что значит – лучших. Вы в моем небе, птицы. Я принимаю всех. Вы не виновны, нет. Как
же любить вас всех? Эта душа есть небо. Тело мое одно. Вы меня просто рвете.
Уничтожаете. Кушаете живьем. Ешьте, к вам в рот я лезу. Ешьте, ложусь на язык. Может,
так легче будет? Может, оно пройдет. Там вы во мне парите, здесь меня только режете.
Рвете на части труп. Вы в голове моей, женщины. Вы в голове в моей – клетке. Не знаю,
как там друг с другом. Но клетку уничтожаете. Небо сегодня в клетку. Вы меня разорвете.
Вы разорвете небо. Вы же меня и спасете. На крылах понесете. Каждая в своем клюве мне
принесет воды. Каждая капля – год. Вас уже слишком много. Скоро затмите небо. Скоро
затмите солнце. Скоро его затмите. Я задохнусь от крыл. Как приятно поете. Вы меня –
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
38
песнь – поете. Спойте пару страниц. Я обещаю солнце. Вы кружите вокруг. Вы же меня
клюете. Прямо клюете в солнце. Я истекаю солнцем. Падая вниз к земным.
Арев падает вниз. Женщины летят вслед за ним.
12.
Разговор за кайфом
Свет. Шар черного цвета (он – солнце), от него расходится тьма. Но она
рассеивается, ее не хватает на свет. На земле, близко друг к другу, лежат все
(женщины). Арев лежит на них сверху, на груди у Арева книга. Вокруг Арева свет
ярче. Вокруг них стоят все (мужчины). Мужчины одеты в черное.
Все (мужчины). Великий человек – то же солнце. Даже тот, кого ты забыл, кто пылился в
твоем углу, тот выходит на данный свет. Все стремятся к тебе из тьмы. Очерняют тебя и
душат. Потому опаляешь их. А иначе тебя задушат.
Арев начинает шевелиться. Берет в руки книгу. Смотрит на нее.
Арев. Голод, роман-безумство.
Снова глядит на обложку.
Холод, роман-безумство.
Снова глядит на обложку.
Похоть, роман-безумство. Вслух прочитал его. Голод в романе Пруста, холод в романе
Пруста, похоть в романе Пруста. На четвертой странице, на странице шестьсот.
Все (мужчины). На шестисотой?
Арев. Нет.
Все (мужчины). На шестисотом?
Арев. Нет.
Все (мужчины). В ранние девяностые?
Арев. Как никогда до этого. Как никогда до нас.
Все (мужчины). А тебе понравилась эта жизнь?
Арев. Мне не понравилась.
Все (мужчины). Может, попробуешь?
Арев. Ладно, когда будет время. Будет все впереди. Сзади уже нет места. Лица по лицам
топчутся. Маленькими ногами. Маленькими, слоновьими. Так приятно сперва. Как же нам
больно, больно! Это уже потом. Лица становятся больше. Вмятины и тычки.
Приближает руки к лицу, расставляет пальцы, пытается снять ими паутину с лица.
Пальцы образуют паутину на его лице.
Видишь ее, паутину. Стала моим лицом. Значит, лицо истлело. Стало само паутиной.
Больше нет в нем лица. А приползет паук. Ждет, поджидает жертву. Страстно ее зовет
голосом паутины. Тонких звенящих струн.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
39
Все (мужчины). Ну вот и представь, что с тобою. Себя не смешно стесняться. Нет ничего,
ну тогда… Дальше идет многоточие. Себя не жить не научишь. Себя не научишь солнцу.
Или лето с зимою главные или осень с весной вдвоем.
Арев. А сейчас?
Все (мужчины). Последние обе. Переходы, они прекрасны.
Арев. И поскольку жизнь перешла все мыслимые и немыслимые границы…
Все (мужчины). Что ты хочешь сказать? Что имеешь сказать ты нам?
Арев. Спасение рук дело ног. Так говорю я себе. Так надеюсь и каюсь я.
Все (мужчины). Но они у тебя перебиты.
Арев пытается встать – не может.
Кто-то проклинает болезни, но они спасение наше. Если тело нигде не болит, то болит
повсюду душа. В каждой клетке свободного тела. Или тот народ или этот. А без них обоих
нельзя.
Арев. Ели тело болит везде?
Все (мужчины). То нигде не болит душа.
Арев. Значит, самое время дышать. Сколько можно без воздуха. Больше никак нельзя.
Все (мужчины). Ковыряясь в мозгу – дышать? Есть и спать, есть и спать, есть и спать.
Арев. Для чего?
Все (мужчины). Только есть и спать. Для чего – это третье, лишнее (пауза). Смешно
заказывать штангу на двести килограмм, если ты и сто не потянешь.
Арев. Но кому охота дышать? Здесь пасется моя земля.
Все (мужчины). Отойди, не препятствуй ей.
Арев. Она щиплет траву губами. Она втягивает в себя. Под ногами земля грохочет. Видно,
дело есть до меня. Видно, дело есть для меня. Под ногами земля, в подошвах. В зубы
впившаяся десна.
Все (мужчины). Это да, это сколько хочешь.
Арев. На планете моей – земля.
Все (мужчины). Ты избавиться, видимо, хочешь.
Арев. Так прекрасна моя земля. Так прекрасна моя – навеки. Ты же видишь меня не здесь.
Мы же сорванные созвездья. Ты не пахнешь собой, земля. На тебе здесь пасется скот.
Скот пасется по нам, находится. Время беспрекословное. Кто хозяин ему сейчас.
Все (мужчины). Ты опять повторил могилу. Только выучил ли ее. Она выучена тобою?
Арев. Только ночи и пустяки. Ноги издалека. Объятья. Только речи моей земли.
Все (мужчины). Только вылей в пространство воду. Если хочешь построить землю. Сразу
сорок веков земли.
Арев. Только похороны влюбленных. Они в похороны влюблены. Они вступят со мною в
землю. Только мы не войдем – широки. Не провалимся в этот снег.
Все (мужчины). Шампанское дышит льдом. Огонь, охваченный льдом. Искусство в
ногах, искусство. Страна, города, любовь. Холмы Капитолия, солнце. Оно ударило оземь.
Мячик подпрыгнул вверх. И заскакал по планете. В чьи глаза попадет? Солнце, жара и
солнце. Странная поэтическая активность на солнце.
Арев приподнимется на локтях. Черное солнце позади него, прямо, спустившись до уровня
головы. Солнца почти не видно.
Арев. В тот день, когда солнце вывернуло себя наизнанку, в тот день разразился взрыв.
Лучи тьмы пронизывали вселенную. Тьма была против шерсти. Гладила наши лица,
гладила наши души. Свет уходил отовсюду. Раньше всюду был свет. Тьма пылала на
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
40
солнце. И даровала лед. Лучи холода пронизывали. Нанизывали. Люди не собирались в
кружок. Люди не собирались в пещеры, не разводили в костер. От каждого таял лед. Если
разводили костер, все начинали мерзнуть. Льды приходили в движения. Каждый дышал
морозом. Лед спускался с вершин. Люди разбредались подальше. Каждый уходил сам к
себе. Запирался наедине. В комнату, в машину и офис. Только так и могли спастись.
Разнося равномерно холод. Раздавая его земле. Люди продолжали молиться. Но молитвы
их падали вниз. И земля замерзала напрочь. И играли в хоккей весной. Летом осенью и
зимой. Злым и маленьким солнцем – шайбой. Белый лед и чернявое солнце. Черномазое,
черномазое. Разбивали друг другу рты. Разбивали друг другу лбы. Затыкали друг другу
рты. Затыкали друг другу лбы. Затыкали себе второе (пауза). Черный шар назывался
солнцем. Черный шар назывался мной.
Молчит.
Представиться и проститься. Представьте меня себе. Умру и уже сегодня. Прощусь в
воскресенье днем.
Арев закрывает глаза, опускает голову. Все (мужчины) расходятся, словно лучи, в разные
стороны. Полный свет. Черное солнце заходит.
13.
Шкура богов
Комната Лусинэ. Свет ночника. Труп Арева лежит на кровати, на шкуре. Рядом с
трупом сидит Лусинэ. На ноге ее цепь, связанная с ножкой кровати.
Лусинэ. Мы любили дорогу без цели? Мы узнать не смогли места. Мы приехали – мы
чужие. И дорога теперь пуста. Мы твердим, не туда попали. Незнакомые сплошь места.
Она оглядывается по сторонам: ее взгляд не знаком с окружением.
Это труп, мы сюда приехали. Не туда мы, наверно, ехали? По проложенному проехали. Не
туда подвозили нас? А короткая жизнь куда? Постоянство, ведущее к плоти. Вы куда
уходили? К плоти. Мы к ней выдвинулись вчера.
Достает из сумки брошюру, смотрит ее содержание.
Нет, с тобою мы правильно ехали. Посмотри, вот твои места.
Показывает трупу брошюру.
Ты прокладывал нам дорогу. Все отмеченные места. Совершенная карта местности. Я
впитала ее, взяла. В чем же дело, ошибка вышла? Кто-то врезался в наш ландшафт. Что за
горькие изменения. Что за горькие времена.
Прикладывает платок к глазам, но не плачет. Голос ее спокоен.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
41
Ты всегда поднимал эту планку. Ты ее поднимал все выше. А иначе не стоит жить.
Потому что одно и то же. Ну так что же, и где высота? Ты разбился, упал с нее? Или
гильза упала вниз? Или гильза – к моим ногам? Или гильза, пустая гильза? (пауза).
А что труп, для чего и как? Для чего этот труп придуман? Тишину продолжает ветер,
начинают ее ветра. Поговори со мной или горе.
Труп – это такое состояние души. Мне на случайно так кажется.
Промедление равно смерти. Не случайны совсем слова. Потому что слова мои. Потому
что слова волшебны.
Занимаемые любовью. Ведь любовь упоение смертью. Но ведь труп результат любви. Но
ведь труп результат постели.
Ты мой труп, мой возлюбленный. Я возлюбленная твоя. Ты лежишь и не движешься.
Труп, прекрасная глубина. Желтый жир. Разложение. Запах.
Перекресток дороги – труп. Воспеваю себя, умершую. Умерщвленную. Умерщвление.
Прекращение. Превращение.
Пересматривать свои взгляды – просто предавать себя прежнего. Ты не можешь предать
себя. Ты не пересмотрел свою жизнь. Ты не можешь быть просто трупом.
Молчит, смотрит на труп.
Труп разбухает, превращаясь в облако, плывущее над землей. Так по капле скопился труп.
Испарялся из нашей плоти. А потом он дождем пойдет. Ну, а лед? Ну а лед зимою. Ну а
снег он бывает плотью. Я увидела здесь его. Ненавидела и рожала. Между ног раздувался
труп. Между ног развевался труп. Развевался меж них, как знамя. Я махала, выходит, им.
Я увидела плоть из плоти. Ночь из ног, голова из ночи. По другому здесь принципу мы. Я
питала любовь и дым. Голова отдавала плотью. Голова возводила дым.
Здесь все дано как загадка. Ее нужно отгадывать. Тепло – это жизнь и смерть. Вода,
испарение, облако. Дождь, спадающий камнем вниз. Там, где холод, там будет лед. Весь
вопрос – так куда же двигаться. Ведь на север никто не хочет. Всем же хочется
удовольствия.
У нее звонит телефон. Она отвечает на вызов.
Алло, привет, ну ты где? Ну ты где, говорю, тусишь? Ну давай, отрывайся по полной.
Зажигай, говорю, вовсю.
Она выключает мобильный.
Ведь на север тяжелый труд. Там и выживут лишь немногие. Но где север, там будет юг.
Потому что земля кругла. Там две крайности и увидятся. Если долго на север – юг. Только
нужно возделать север. Это смерть? Там, где север, юг. Чьи-то флаги на севере. Значит,
были какие-то случаи. Значит, были до нас они.
Лусинэ ложится рядом с трупом, обнимает его, целует, кладет голову ему на грудь. Так
лежит. После чего спохватывается, ставит будильник, гасит свет, укрывается.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
42
14.
Возвращение из дому
Сцена. Половина ее во тьме. Во тьме стоят в ряд все (женщины) в белом, при
свете стоят все (мужчины) в черном. Бледный и прозрачный Арев идет к сцене со
стороны света. На пути возникает его Лусинэ. Оба молчат. Он шатается.
Лусинэ. Только скажи, вечер будет? Все готово, он будет, да? Я почувствовала твой
вечер. Он же должен быть, просто должен.
Арев. Если хочешь отдаться мне, это можно. Смогу и все сделаю. На один акт меня
достанет.
Лусинэ. Почему ты так трудно жил?
Арев. Потому что иначе нельзя. Кто иначе – их просто нет. Не засчитанные попытки. Они
просто отброшены. Они просто забыты. Их нет.
Лусинэ. Ты убит. Тебе чем помочь? Полотенце, лед или бинт?
Арев. Да, убит. Ну и что? Я держусь из последних сил. Все иное и в меньшей ситуации
распадается и исчезает. Я сгустился ради тебя. И не только из-за тебя. Я убит и поэтому
жив.
Лусинэ. Ты не убит пулей, ты не убит ядом, ты не убит болезнью (пауза).
Ты не убит животным, ты не убит человеком, ты не убит машиной (пауза).
Ты уничтожен богом.
Арев усмехается.
Арев. Ни одним из них, ни последним. Трудно схватить за яйца того, у кого их нет
(пауза). Потому что слабых полно везде – значит, дальше пошли – ко мне. Разные языки –
разные пути. Ведущие к дому, к одному и тому же дому.
Арев оглядывается вокруг.
Половина – земная ночь. Половина – земное утро.
Арев идет к сцене.
Лусинэ. Зал тебя ждет – он твой.
Арев выходит и читает стихи. Половина его во тьме, другая половина при свете. Он
прозрачен и бледен сам.
Арев.
Бессмысленность мои ласкает плечи.
Российская больница, время лечит.
Несущая не стенка, а мечта
обрушилась, а следом, неспроста, –
не потолок, а пятая стена.
Диаспора сознания черна.
Предельный мрак, такой же точно свет,
я не смотрю на тело мое, нет.
Одно собою чувствуя – ослаб,
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
43
по той причине беден, что не раб,
я абсолютно счастлив, создавая
поэзию кладбищенского рая,
любимый всеми, ближе став деньгам,
идя по городам и по рукам:
все то, чего терпеть не мог, терпя,
я стал собой – я потерял себя.
*
*
*
Утро, полноводная река.
Дождь из электричества под утро
завершился. Входит в берега
лужа иссыхающая, люстра.
Техника доходит до того,
что недостижимо в одиночку:
Ленинград в блокаде, естество
ждет прорыва ветхой оболочки.
В пачке не осталось сигарет.
Тягостно отсутствие, но честно.
Уличных страданий больше нет:
девушка понравилась, исчезла.
Сталинских времен истлело кресло,
брежневских времен сломался шкаф.
Потому исчезнуть – это в кайф.
Чувствуется небо на плечах.
В сердце запустение. В песках
туфли увязают. Крики чаек.
Значит, мы не связаны никак,
каждый за себя не отвечает.
Сигареты выкурены, люди.
В урны городов летят бычки.
Все равны, умрем и все там будем,
лузеры твердят и старики.
Изнутри меня пылает боль,
светом и теплом я ей обязан.
Тело поперек меня, не вдоль,
чтобы спотыкаться раз за разом.
…Первый снег начало темноты
отогнал, мои целуя губы,
тоже в ночь израненные грубым
горлышком отколотым звезды.
*
*
*
Умереть – хоть сегодня, сейчас,
хоть сегодня, сейчас, не надеясь
ни на тело, калифа на час,
ни на душу, приезжую, нерусь.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
44
Одиночества воды полны,
уступая количеству рыбы.
В нас крупнейшее небо страны,
мы – как волосы, вставшие дыбом.
Если драка начнется, навряд
я смогу избежать ее. Речи,
не могу фокусировать, взгляд:
просто не на чем, попросту нечем.
В силу жизни еще говорю.
Нет, бывает, еще поутру
словно в юности мир этот светел.
Только молодость – деньги на ветер.
Десять лет поступлению в Вуз.
Нет, бывает, конечно, смеюсь,
очень грустно, бывает, смеюсь.
С урожаем волос расстаюсь.
Мясом быть, состоять из вещей,
не сидящих ничуть на поэте,
очень грустно порой вообще.
Что мне делать на улицах этих?
Жизнь впустую пройдет, если мы
ничего, кроме жизни, не видим.
Возле урны роман «Мартин Иден».
и остатки засохшей слюны.
Из кармана штанов сигареты
вынимаю, на пачке – «Viceroy».
А чуть ниже – «Родиться поэтом
означает покончить собой».
*
*
*
Потом будет только уже холодать.
Пора раствориться, пора перестать.
Сказать, что хотелось бы женщин, нельзя.
Вопрос не решаемый этот – глаза.
Я раньше людей избегал, а сейчас
ко сну отхожу; извиняюсь, ложась,
прости, организм, ухожу, будто дом
тебя покидая, курю за углом.
Ко мнению там, за углом, приходя,
что снег, эта форма печали дождя,
по оттепели – не печаль, а тоска:
землиста, черна, тяжела и низка.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
45
Ты знаешь ли, что есть сейчас холода?
Ведь завтра тепло, обязательно, да,
тепло, от которого все без ума.
Курение – свет, не курение – тьма.
Во тьме продвигается небо в меня,
ногами младенческими семеня.
Ребенок вбирает в себя кислород.
Потом он умрет, потому что умрет.
*
*
*
Пойду прогуляюсь во тьме ледяной.
С тех пор, как я умер и как неживой,
в меня не влюбиться нельзя, невозможно.
Потребности тела враждуют. Острожны,
тела умирают, но души в сетях.
Они одиноко торчат на костях.
Они умирают лишь от передоза
количеством плоти. Небесные козы,
без нижнего женщины ходят белья.
В сознании небо, на небе – земля.
Не хочется пить ни секунды, совсем.
В почете дыхание, а между тем
какие-то деньги в кармане лежат:
скорее всего, что они небольшие,
карману подобные в пункте чужие.
Курю возле запертого гаража.
Рисую глазами, Григорий Сорока.
Поля на картине и автодорога.
Теплом огонька мои души согреты.
Они дорогие, как жизнь, – сигареты.
Кино, проживаемое головой:
Германия, год, как и я, нулевой.
Свет постепенно переходит туда, где все (женщины). Все (мужчины) во тьме.
С кровати сползающий труп
депрессию скинул, тулуп,
проснувшись смотреть из окна:
двенадцатый месяц весна.
Огромная бездна меж мной
и ним, убиенным звездой,
входящим в раздел смс
общаться по поводу, без.
Писать, что, бывая живым
и мертвым предельно, вторым
сейчас предстает изнутри,
с какой стороны ни смотри,
чему он ответствует да
и вешается иногда.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
46
*
*
*
Ночь во мне. Я полон звезд.
Возвышаясь в полный рост,
19 штук пельменей
беспросветных отварив,
в млечный путь вонзаю пенный
глаз – кинжал, кровав и крив.
Словно черви в трупе, звезды
копошатся в голове –
саранча в ее траве.
Так забавно и так просто
радость, жизнь моя и свет
их становятся телами,
потому что между нами
ровно сотни тысяч лет.
Звуки челюстей стоят
вкруг, ахейцами у Трои.
«Мы тебе устроим ад,
мы тебя в него устроим».
Так, как в голову одна
жизнь пришла, их речь слышна:
«Все в единственном числе
одиноко на земле.
Что есть юношей мечты,
то теперь – пустое – ты.
Мы теперь твоя свобода.
Потому тебе равны
только вакуум народа,
только вакуум страны…»
*
*
*
Перестал заправлять постель,
пробуждаться, чего хотел,
потому что весна кругом,
град побей и настигни гром.
Голова от нее плывет,
прочь от тела, его широт,
за затяжкой одной звезды,
а иначе башке кирдык –
почерпнет она не из книг:
если много на свете нас,
то рождается геноцид,
чтобы лучшими были, раз
все великое редкий вид.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
47
*
*
*
Опять
возврат туда, где нет
ни пять,
ни десять нас как лет.
Смотря
на тело чье-то в морге,
беря
пример, как сделать ноги,
куда
так, думаю, пророс?
Когда
все это началось?
Земля
и стресс рождают город,
что для
людей хороший повод
на свет,
идущий из окна,
ответ
придумать дотемна.
Дымком
окутан вечер, хмур.
С трудом
читая «Чевенгур»,
гляжу
на памятники прежним.
Сижу
пред морем их безбрежным.
От них
ребенок в сердце ожил.
Затих
и кровь сосет, похоже.
Могу
об этом ли мечтать,
прогул
в субботу наверстать?
Людей
прогул, а выходной –
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
48
смертей,
без пропитой одной.
Клочок
провинциальный лета
сверчок
перескочил и, нетто,
постиг
весь год, прибавив прыти:
прости,
понадобилось выйти.
*
*
*
Память юности, память дней.
Чем учебник, могил страшней
не найти, потому что нет.
Стал хреновей иммунитет,
впрочем, то, чья он часть, хреновей.
Когда все начнется по новой,
когда солнце объявит день,
то от духа отбросит тень.
Расставание жаждет, нас
не убийство ждет, а приказ,
неотъемлемый от страны.
Так со смертью связаны сны.
Никакие люди, они
не прекрасны и не дурны,
если двигаются к смертям.
Потому одинок и сам,
замечая в одной из женщин,
что девчонкой тебе дала, –
пожила она, пожила.
Если в смерти одну из трещин
постарается жизнь, найдет,
то увидит она у гроба
два крыла по бокам. Полет
обещали друг другу оба.
Полная темнота. Вдалеке начинает восходить солнце – начинает восходить Арев.
Конец.
© О. Мартиросян «Страсть ни к чему» 2012
2012
49