Миф Юнга для современного человека
advertisement
Мария Луиза Фон Франц Миф Юнга для современного человека Введение. Написать объективно о влиянии Юнга на современную культуру чрезвычайно сложная задача. Как правило, выдающиеся личности, являются влиятельными исключительно в своих профессиональных областях. В Юнговском случае, однако, его оригинальные креативные открытия и идеи имеют дело со всем человеческим существом и поэтому откликаются в самых различных сферах за пределами психологии: его концепция синхронистичности, к примеру, в атомной физике и синологии, его интерпретации религиозных феноменов в теологии; его фундаментальное воззрение на человека в антропологии и этнологии; вклад в изучение оккультных феноменов в парапсихологии, упомянем лишь несколько примеров. Из-за того, что Юнговская работа включает столь много различных областей, его влияние на нашу культуру, увеличивается постепенно, и по-моему мнению, находится еще в самом начале. Сегодня интерес к Юнгу растет год от года, в особенности среди молодого поколения. Таким образом, его влияние еще в самом зачатке; через триста лет мы, возможно, будем обсуждать его работы в абсолютно иных терминах, чем сегодня. Другими словами, Юнг был настолько впереди своего времени, что люди только сегодня начинают догонять его открытия. Стоит учесть и тот факт, что его открытия и инсайты настолько не поверхностны и удивительно глубоки, что людям предстоит преодолеть страх перед новым, прежде чем подступиться к ним с открытым разумом. Кроме того, его опубликованные работы включают такой огромный материал из самых разных областей, что люди должны переработать колоссальное количество информации, чтобы поспевать за ним. Юнг когда-то отметил, “ правильное или неправильное понимание бессознательного является вопросом жизни и смерти”. Это довольно странно, но Юнговские открытия были менее приняты, или были приняты гораздо медленнее в его собственной профессии, академической психиатрии, чем во многих других сферах. Лидеры в других научных областях первыми извлекли плоды из его открытий и идей, и всегда находились индивидуумы, откликавшиеся на найденное в его работах. При этом Юнг не когда не был моден; его работы никогда не были источником какого-либо сорта «-измов»; он всегда избегал течений и лозунгов. Два торжества были даны в его честь на 80-й год рождения. В первый раз были отправлены приглашения для тщательно подобранного списка гостей, все из которого были представителями его психологии. Это было довольно чопорное событие, от которого он устал. На вечернюю встречу же были приглашены все, кто хотел видеть великого человека: студенты, пациенты, садовник Юнга, соседи из Боллингена. Короче говоря, великое множество “важных” и “неважных” людей пришло поздравить его на этот праздник. Атмосфера была, по-человечески теплой и живой, и Юнг задержался дольше, чем ожидалось. По дороге домой он сказал: ”Да, это те люди, которые продолжат мою работу, простые индивиды которые страдают и ищут, и которые стараются применять мои идеи всерьез в своих собственных жизнях, а не те, кто удовлетворяют тщеславие, проповедуя их другим.” Было бы неверным, однако, сказать, что Юнг не оказал значительного влияния в выбранной им профессии. Просто понадобилось долгое время для признания его другими психологами, и его неудачная ассоциация с Зигмундом Фрейдом и последующий раскол, вызвали столько много лишних эмоций, что объективные вопросы часто упускались из виду. Нечто совершенно отличное от чисто личных проблем лежит под этим конфликтом. Фундаментальным вопрос состоял в том является ли бессознательное только эпифеноменом сознательного, возникающим из-за подавления (Фрейд) или является, как думал Юнг, автономной порождающей матрицей психической жизни. Здесь появляется главное различие, которое остается таковым и по сей день. Но чем же является в сущности это бессознательное, играющее столь глубокую и далеко идущую роль в юнговской жизни и работе? В действительности, это современное техническое выражение для внутреннего опыта, который столь же стар как само человечество, опыта который случается когда нечто чужеродное и неизвестное ошеломляет нас изнутри, когда работа внутренних сил внезапно меняет наши жизни, когда мы имеем сны и инспирации или предчувствия, о которых мы знаем, что они не сделаны нами, но которые приходят из внешнего для нас психического мира и пробиваются оттуда к сознанию. В древние времена эти эффекты бессознательных процессов описывались как божественные флюиды (мана), боги или духи. Подобные имена дают выражение чувству объективного чуждого и автономного присутствия, и в то же время чувство чего-то превосходящего, по отношению к чему сознательное эго является подчиненным. Юнг сам имел опыты подобных снов, предчувствий и эффектов во времена своей юности и написал об этом в своей автобиогрфии “Воспоминания., Сновидения, Размышления”. Хотя его опыты, возможно, были более многочисленными и интенсивными чем у других, подобные явления не так уж редки. В прошлом и даже сейчас для людей живущих близко к природе, они являются самоочевидными, привычными событиями жизни. Любой примитивный врач зависим от своих видений и снов; каждый примитивный охотник знает о сверхъестественных знаках и предчувствиях, каждая искренне религиозная персона имеют в те или иные моменты жизни подобные внутренние опыты. Даже в нашей Западной цивилизации гораздо больше людей чем мы думаем испытывают вещи подобного рода, хотя они редко говорят о них открыто об этом из страха натолкнуться на рациональное отторжение столь свойственное современной культуре. Юнг интересовался табу так называемых парапсихологических манифестаций. Проведший детство в сельском окружении он находил их естественными, как и все люди, живущие близко к природе и они пробуждали его любопытство. Его первая опубликованная работа1, инагурационная диссертация на медицинскую степень имеет дело с подобными феноменами. Юнг открыл что наиболее важные из духов, которые являлись на описанных заседаниях являются неинтегрированными частями личности юного медиума, и что эта часть становится в течении ее дальнейшей жизни сущностной частью ее самой и в следствии этого теряет свою автномность в качестве привидения. Таким образом, важнейшая ступень в направлении его поздних работ была пройдена в этот ранний период: он получил озарение, что существуют объективные психичекие феномены, которые хотя и являются бессознательными, тем не менее принадлежат персональности, которая не репрессирована, но является нарождающимся психическим содержанием. Он посвятил весь корпус своих поздних работ дальнейшему исследованию этой мистерии креативного аспекта бессознательной психе. Люди, имевшие собственный больший или меньший опыт бессознательного, как правило, легко понимают, что Юнг имел ввиду, когда говорил об этом. Для интеллектуалов, однако, которые ищут точных определений, концепция бессознательного является камнем преткновения. Мы не хотим убедить кого-то в окончательной природе этого феномена, по той простой причине, что психика, которая исследует его, это та же самая психика, что его порождает. Откровенно говоря, поэтому, мы должны довольствоваться попытками описать опыт, не заключая чего либо определенного о его сущности и окончательной природе. Можно сказать, что Юнговское понимание бессознательного обозначило конец научного рационализма 19 века. Это, по моему мнению, главная причина всех никогда не затухавших диспутов о его работах. При более пристальном рассмотрении, однако, эта точка зрения не является исключительной. Ведущие естествоиспытатели нашего времени давно признали иллюзией, что человек может достигнуть абсолютного, истинного на все времена знания о природе, атомные физики давно признали, что занимаются описанием, а не определением материи – и пришло время для психологии сделать соответствующий шаг. Современные базовые исследователи во всех научных областях склоняются все более и более к резонному воззрению, что даже в так называемых точных науках, таких как физика и математика, не существует абсолютной истины и что ментальные и общие психологические условия исследователя вместе с Zeitgeist(духом времени) и коммуникабельностью того что исследователь открыл, все играют относительную роль. Дополнительная сложность психологии в том, что объект науки, психе, в тоже время является ее субъектом. Другими словами, у нас нет Архимедовской точки снаружи психе, Юнг осознал это в начале своей карьеры и был глубоко уверен в относительности всего научного знания. “ Как видится мне, научная истина является гипотезой, которая может быть адекватной для данного момента, но не застрахована, для веры во все времена”. Собственные теории никогда не являлись для него более чем “предположениями и попытками формулировки новой научной психологии основанной, прежде всего, на непосредственном опыте внутри человеческого существа”2. “Я не создавал системы или общей теории, но просто формулировал вспомогательные концепции, служащие мне как инструменты. ”3 Т.к. я никогда не был склонен думать, что наши чувства способны проникать во все сферы бытия…все понимаемое и воспринимаемое является само по себе психическим, и в этой мере мы безнадежно заперты в исключительно психическом мире.”4 Поэтому не существует общезначимой истины, хотя истинное описание психических данных возможно, и может быть сообщено другим, обеспечивая данные относящиеся к общему человеческому опыту. Если бы не это, мы были бы все безнадежно изолированы в нашей субъективности и способны были бы говорить лишь каждый о своем. То, что это не так происходит отчасти благодаря тому факту, что когда кто-то выражает идею, витающую в воздухе, или, говоря психологически, внутри коллективности, тогда она уже некоторым образом подготовлена к принятию. Наша картина мира получает двойственный аспект в результате принятия и познания бессознательного, с непредсказуемыми последствиями для всех научных дисциплин. Теперь больше не возможно, как было в прошлом, игнорировать тот факт, что сам акт наблюдения неизбежно субъективен, по крайней мере, в минимальной степени; даже компьютеры зависимы от психологии своих программистов. Этот новый подход возвращает нас на круги своя – но на более высоком уровне – к ситуации, когда homo religios ранних времен чувствовал себя незащищенным перед неизвестными психическими силами, равно злыми и добрыми, и с которыми он должен научиться прийти к соглашению. Не желая скрывать субъективный элемент в своей работе, Юнг дает графическое описание в своих «Воспоминаниях, Сновидениях, Размышлениях», постепенного восхождения своего сознательного эго (которое он называет номером 1) из объективной психической подосновы (Номера 2). В течении этого процесса он постепенно приходил к болезненному осознаванию того, что большинство людей окружающих его старались настолько жестко, насколько возможно, забыть свой номер 2, т.е. бессознательное, и оскорблялись, когда он пытался говорить об этом. Более того, его лояльность к внутреннему гению или даймону, как можно также его назвать – вызывала недоверие и отвращение у многих людей, почти как если бы он сам являлся перед ними в качестве демона бессознательного, которого они так боялись. Мне кажется, такое случается в меньшей или большей степени даже сегодня. Имя Юнга редко оставляет людей равнодушными; оно почти всегда сопровождается эмоционально заряженным неприятием или энтузиазмом, когда кто-то говорит о нем. Крайне редко можно встретить отстраненную оценку5. При более близком рассмотрении, однако, оказывается что эти реакции направлены на Богов и Демонов бессознательного, чье существование многие современные люди не желают признавать, по этой причине придумывая множество хитроумных возражений против глубинной психологии, не замечая, что ими движет страх. Юнговская работа потому заметна, что является камнем преткновения для современной интеллектуальной сцены. Она слишком фундаментальна, чтобы быть современной. Похвала Юнга Фрейду о том, что тот был одухотворен относится и к самому Юнгу. Он был одухотворен в том смысле, что был захвачен своим нуминозным внутренним опытом. Как он писал : “… у истоков великих конфессиональных религий также как и множества меньших мистических течений мы находим исторических личностей, индивидуумов чья жизнь была отмечена нуминозным опытом.”6 Такие случаи не являются паталогиями, однако, “существенное отличие ..между чисто паталогическими случаями и “одухотворенными” персонами в том, что последние рано или поздно находят многочисленных последователей и таким образом распространяют свое влияние на века ..они говорят о чем-то что витает в воздухе и говорит из сердца”. “Мудреца, на слова которого никто не обращает внимания, считают дураком, а дурак, который раньше и громче других выкрикивает устраивающую большинство глупость, становится «пророком» и «фюрером». К счастью, иногда бывает и наоборот...” Всякий раз, когда множество людей подпадают под чары подобной личности это означает, что та осознанно формулирует в точности те идеи и взгляды, которые могут послужить компенсацией7 некоторого общего психического дистресса и что эти образы прорываются из бессознательного как часть личного опыта и в то же время пребывают в бессознательном множества других людей. В течении истории, такие одухотворенные личности почти всегда представляли свой собственный внутренний опыт как новые религиозные идеи и истины, чаще всего с метафизической претензией быть истиной в последней инстанции. Даже философские и научные теории не всегда лишены таких требований всеобщей значимости. Однако мы должны понять, как безнадежно относительны все наши убеждения, даже самые глубокие, перед лицом исторической и интернациональной множественности религиозных образов и “окончательных” истин. По этой причине Юнг, хотя он и был инспирированной персоной, осознанно и решительно отвергал все подобные религиозные или другие абсолютные утвеждения о значимости его открытий. “ В связи с этой крайне запутанной ситуацией – пишет он – “ мне кажется было бы гораздо более осторожным и резонным признать факт не только психического, но и также и психоидного8 бессознательного, прежде чем осмелиться делать метафизические заключения…Нет необходимости опасаться, что внутренний опыт будет таким образом лишается реальности и жизненности.”9 Таким образом в сфере внимания оказывается отдельный человек. На следующих страницах я не буду пускаться во множество сверхфизических, эфемерных персональных диспутов относительно Юговских работ. Вместо этого я постараюсь обрисовать Юнга как человека и влияние его работ в широкой исторической перспективе, и в частности в истории нашей Западной культуры10. Несмотря на то, что за редким исключением современники Юнга восприняли его работы с отчуждением, последующие поколения продвинулись так далеко с изменением нашего Zeitgeist, что им проще понять его. Но колесо времени будет еще долго вертеться, прежде чем широкая общественность поймет, что Юнг имел ввиду. Даже до Первой мировой войны Юнг, в течении долгого кризиса, пережил внутреннюю смерть и духовное обновление вроде тех, что после двух мировых катастроф стали более распространены среди культурных европейцев и американцев. Все более очевидно, что наши культурные ценности настолько размыты, что даже среди масс, и в особенности среди современной молодежи появляются индивидуумы, ищущие не столько разрушения старого, сколько построения чего-то нового. И поскольку разрушение распространилось столь глубоко, это новое основание следует искать в глубинах, в наиболее естественном, примордиальном, универсальном ядре человеческой экзистенции. Когда я однажды сказала Юнгу, что его психологические инсайты и его отношение к бессознательному кажется мне во многих отношениях тем же что в наиболее архаичных религиях – к примеру в шаманизме, или религии индейцев Наскапи, которые не имеют ни священников ни ритуалов, но просто следуют своим снам которые, как они верят, посылает им “великий бессмертный человек в сердце” – Юнг со смехом ответил: “Ну здесь нечего стыдиться! Это большая честь!”. Пасторский сын, для которого церковь ассоциировалась со смертью11, рано пришел к болезненному пониманию того, что церковная религия не даст ему ответов. Вместо этого он нашел путь в глубины собственной души. Это то самое место куда обращаются сегодня , к примеру, Американские юноши, хотя по большей части с помощью наркотиков чем с помощью сознательной конфронтации. Основа и субстанция всей жизни и работы Юнга состоят не в традициях и религиях которые стали содержанием коллективного бессознательного, а скорее в примордиальном опыте, который является изначальным источником этих содержаний: встрече отдельного индивидуума с собственным богом или демоном, его битве с подавляющими эмоциями и аффектами, фантазиям, креативным инспирациям и обстоятельствам, которые приходят изнутри. Это только естественно, поэтому, что большинство из тех, кто понимает это являются людьми, для которых судьбы всех предшествующих доктрин потеряли свой смысл и кто, поэтому, вынужден, как и сам Юнг, склониться вниз без предубеждения и заглянуть в презренный уголок своей собственной бессознательной психе в поисках знамений способных указать путь. Те, кто наблюдал в последнее десятилетие или около того, за развитием бессознательных влияний на Zeitgeist и на сегодняшний кризис культуры, могут легко заметить, что те самые архетипические образы, что живут за Юнговской работой и которые захватывали его, приобретают все большее и большее влияние на широкую публику в наши дни, что юнговский “миф” распространяется по всему миру в опасной и отчасти негативной форме, и что юнговское сознательное отношение и конфронтация с содержанием этого мифа отнюдь не везде являются популярными. Причину этого мы обсудим позже, но здесь было необходимо по-крайней мере для того чтобы взглянуть на влияние Юнговского мифа, как он его прожил отчасти параллельно и отчасти в оппозиции к духовным течениям нашего времени. Это еще одна причина того, что я не сделала данные его внешней биографии или хронологическое или систематическое изложение его идей лейтмотивом или темой этой книги12, но вместо этого постаралась следовать главной мелодии его внутреннего мифа13. 1 О психопатологи т.н. оккульных феноменов. 2 Воспоминания,Сновидения, Размышления.. 3Предисловие Иоланды Якоби ,Психология К.Г. Юнга. 4Юнг, “Ответ Буберу”, Весна 1973 5Как пишет Л.Л. Уайт в Бессознательном до Фрейда, концепция бессознательного имеет множество предшественников в Западной философии и зарождалась множеством различных путей. Юнг к сожалению почти не упоминается в этой книге, и при этом еще некорректно интерпретируется, тем не менее читатель может покрайне мере получить представление о дофрейдовских концепциях бессознательного в философии. Фридрих Зайферт в Душе и Бессознательном пытается определть место Юнга в истории философии. Это очень примечательная работа в особенности потому ,что автор имеет собственный психологческий опыт. Его критика Хайдеггера кажется мне совершенно справдливой и полезной. См. также Открытие Бессознательного Элленбергера, которая однако содержит немало ошибок. 6 Юнг Мистерия Воссоединения. 7 Компенсировать: дополнить сознательную односторонность или сбалансировать ее в отношении полноты. 8 Т.е. бессознательное за которым работает нечто неизвестное и непостижимое. 9 Мистерия Воссоединения. 10 Отличный обзор Юнговских теорий по отношению к ближайшим филосфским течениям можно найти у Петера Садмана HerWegder TiefenpsychologieingeistesgeschichtlicherPerspektive. (Обзор глубинной психологии с духовноисторической перспективы.) 11 Церковь это не то место куда я должен ходить. Там обитает не жизнь., а смерть”(Воспоминания, сновидения, размышления) 12 В намерения этой книги не входило облегчить читателю изучение Юнговских работ. Краткй обзор можно найти в Портрете Юнга Герхарда Вера или у Е.А, Беннет “Что на самом деле сказал Юнг”. 13 В ходе дальнейшего чтения читатель заметит, что Юнговские идеи являются моими убеждениями. Это не следует понимать в том смысле, что я рассматриваю их как универсально ценные “абсолютные” научные истины. Однако с самой юности я сама имела внутренние переживания для которых юнговские открытия предложили мне наиболее ясное объяснения, и я знаю, что так было со многими другми людьми. Таким образом, я убеждена с одной стороны что некоторые глубнные процессы в юнговской жизни и работе мею параллел у многих мужчин и женщин, а с другой стороны, что осторожные и честные попытки Юнга интерпретировать их ведут дальше, чем любые з известных мне объяснений. Глава 1 Подземный Бог. Клич Ницше, “Бог умер!” – который много обсуждался в прессе не так давно[1] –является сжатым выражением того опыта, который волновал Юнга, когда тот был еще мальчиком. Рожденный 26 Июля 1875 в Кесвилле, Кантоне Тюргау, он четыре года прожил в пасторском доме, на швейцарской стороне Рейна возле Базеля, и с самого раннего возраста чувствовал себя угнетенным мрачной атмосферой окружавшей его. Однажды он стал свидетелем захоронения на близлежащем кладбище “некоторых лиц, которые были среди нас ранее” и услышал, что “Господь Иисус взял их к себе”[2]. Хотя он и не понимал детской молитвы, которую должен был учить, он постепенно пришел к убеждению, что Иисус был “людоедом”. Однако потемнение образа Христа не сводится исключительно к таким внешним событиям. Это было также результатом общей атмосферы царящей в христианских семьях того времени, психической атмосферы в которой религиозная вера потеряла свои изначальные животворящие качества и деградировала до коллективно-сознательного образа жизни. Отец Юнга, Пастор Ионнус Пауль Ахиллес Юнг, в глубине своего существа постепенно утратил веру, отчаянно и с большими страданиями пытаясь поставить на ее место осознанно принятую точку зрения. Мать Юнга, с другой стороны, заняла двойственную позицию, как это часто случается с людьми, для которых чувства играют главную роль.Внешне она разделяла традиционный христианский образ жизни, однако в глубине ее личной религии[3] царили природа, животные, воды и леса. Время от времени ее сын имел удивительные, ошеломляющие и обескураживающие соприкосновения с этими глубинами, хотя мать никогда не говорила с ним об этом. Но что же в действительности означает, когда люди говорят что “Бог мертв?”. Если существет Бог независимый от человеческого опыта, можно предположить, что такое модное изречение мало его побеспокоит! Речь идет скорее о том, что наш образ Бога или наше определение его является мертвым для нас, хотя это слово обозначает нечто, что было для предшествующих поколений живым в высшей степени и являлось для них высшей ценностью. Это нечто, однако, скрывавшееся в их образе Бога, является столь живым что психологическая сила, вызывавшая у них столь трепетное благоговение перед их “Богом” не является мертвой. (Как Юнг узнает и удостовериться позже). Бога нельзя поймать в созданные человеком образы и еще менее в определения, он всегда волен оставить их позади и “открывать” себя по-новому. Вместо того, чтобы повторять за Ницше “Бог умер” было бы более близким к истине, по мнению Юнга[4], сказать: “Высшая ценность, которая давала нам жизнь и смысл потеряна”[5] “ Бог сбросил старый образ, где же его найти нам снова?”[6] Для культурных сообществ не является редкостью потеря собственного бога и последующее падение в социальный и психологический кризис; это типичное явление, которое снова и снова повторяется в ходе истории. Следовательно, боги многих религий мертвы: этот мотив играет также центральную роль в самой христианской мистерии, в образе распятия, положения во гроб Христа и его воскрешении. “Я знаю только”, говорит Юнг поэтому ”- и здесь я выражаю то, что знает бесчисленное множество других людей: наше время является временем исчезновения и смерти бога. Миф гласит, что он не был найден там где лежало его тело. Тело означает внешнюю видимую форму, старое, но эфемерное облачение для высшей ценности"[7] Христианский миф говорит далее, что ценность возродилась снова чудесным, но преображенным образом. Осознание этого, которое Юнг выразил в работе опубликованной в 1938 году[8] восходит в некоторых отношениях к глубокому внутреннему опыту, а именно к самому раннему из запомнившихся снов, который он увидел в 3-х или 4-х летнем возрасте. Первый детский сон, который мы можем припомнить, часто являет в символической форме, как отмечает Юнг[9], сущность всей жизни или ее первой половины. Он выражает, так сказать, оттиск “внутренней судьбы” человека. В центре Юнговского собственного детского сна было мистериальное содержание, которому суждено было стать роковым фоном его жизни и работы. “Вблизи замка Лауфен особняком стоял дом священника, рядом тянулся большой луг, начинавшийся у фермы церковного сторожа. Во сне я очутился на этом лугу и внезапно увидел темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Подбежав, я с любопытством заглянул вниз и увидел каменные ступени. В страхе и дрожа от страха я все же туда спустился. В самом низу, за зеленым занавесом, находился вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый и выглядевший очень богато. Любопытство толкнуло меня узнать, что за ним: я отодвинул занавес и увидел в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре его лежал красный ковер. Там, на возвышении, стоял богато изукрашенный золотой трон. Я не уверен, но на сиденье, кажется, лежала красная подушка. Это был действительно величественный трон сказочный королевский трон. На нем что-то стояло, что я поначалу принял за ствол дерева (около 4 - 5 м высотой и 0,5 м толщиной). Этот ствол доходил почти до потолка, и очень напоминал странную массу - сплав кожи и голого мяса; все венчало нечто вроде головы без лица и волос, на макушке которой располагался один глаз, устремленный неподвижно вверх. Помещение довольно хорошо освещалась, хотя там не было ни окон, ни другого видимого источника света. От головы же полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, но у меня возникло чувство, что оно в любой момент может соскользнуть и, как червяк, поползти ко мне. Я застыл в ужасе. В этот момент снаружи, сверху, послышался голос моей матери. Она воскликнула: "Взгляни, это же людоед!" Ее слова лишь усилили мой ужас, и я проснулся в поту, перепуганный до смерти. После этого мне долгое время было страшно засыпать, я боялся повторения сна.”[10] До этого сна, как упоминалось выше, маленький мальчик имел сходные полные тревоги ассоциации связанные с фигурой Иисуса и через непонятую детскую молитву, пришел к выводу, что Иисус был людоедом. “Я никогда не смог до конца понять –[Юнг продолжает свой отчет о сновидении] что же тогда хотела сказать моя мать: "это людоед" или "таков людоед"? В первом случае она подразумевала бы, что не Иисус или некий иезуит пожирали маленьких детей, но представшее чудище, во втором же - людоед вообще был символом, так что мрачный "Her Jesus", иезуит и образ моего сна были идентичны.”[11] Как понимает сам Юнг, яма на лугу означает могилу, чей зеленый занавес символизирует мистерию земли, с покрывающей ее зеленой растительностью. Абстрактный фаллический смысл подтверждается единичностью предмета и его вертикальным положением на троне. …фаллос из сна, похоже, был подземным богом, имя которого "поминать" не следует..Снова и снова я думаю о его подземной части..нечто нечеловеческое и принадлежащее подземному миру, упорно смотрящее вверх и питающееся человеческой плотью”[12] "Her Jesus" так никогда и не стал для меня вполне реальным, никогда - вполне приемлемым, никогда - любимым, потому что снова и снова я думал о его подземных свойствах, пугающее открытие которых было дано мне, хоть я не искал его. Этот сон был “ посвящениеv в царство тьмы. В этот момент бессознательно началась моя интеллектуальная жизнь.”[13] Об этом мистическом символе из сна, столь нагруженного смыслом могут быть написаны тома. В первую очередь Юнг сам видел в нем рождение, рождение своей интеллектуальной жизни. Фактически , согласно воззрениям древних Римлян, фаллос символизирует человеческий секрет “гений”, источник его психической и ментальной креативной силы, источник всех его гениальных идей и чрезмерной радости жизни. Каждый римлянин приносил жертвы своему гению в свой день рождения. Позднее, в юнговском случае, его гений часто излучался через его персональность, в жизнерадостной “праздничной” атмосфере, которую он создавал вокруг себя, в его жизенелюбии и открытости для каждой шутки, в его сверхнормальной витальности, и прежде всего –в его общении с внутренним творческим духом, продолжавшимся всю жизнь, который неустанно побуждал его ко все новым и новым исследованиям и творчеству. Этот же дух был также источником необычайной способности к любви, которая одновременно оживляла и обременяла его существование. Юнг обладал исключительным даром эмпатии, доходящих почти до медиумического[14], сопереживая с глубочайшим участием происходящее в жизни своей семьи, друзей, пациентов и, в конце-концов, всего человечества. Он был всегда открыт любому, с самим собой разумеющимя признанием и безразличием к расе или социальному положению. Однако его способность к любви являлась также источником множества непониманий и страданий и являлась одной из причин его отчаяния во время двух мировых войн, хотя как швейцарца они не коснулись его лично. Юнг разделял это качество интенсивного Эроса с другими швейцарцами, такими как Никола де Флуа Дженерал Дюфор и Песталоцци[15], и всеми людьми, которые которые повернулись к страданиям ближних в позе любви, и нашли свое призвание не столько в политической или научной борьбе за первенство, сколько в этом. “Юнг был прямым и примитивно жизненным в редкой степени”, указывает, к примеру,Отто Хандлер. “Он принимал человека, вещи или идеи всем своим существом, без всяких предпосылок. Это качество приветливой открытости всему что появлялось у него на пути было соединено с непосредственной впечатлительностью и глубокой способностью к страданиям”[16] . Один из его учеников пишет :”это первое качество, которое обычно замечают у Юнга: его уважение к другим людям..он всегда уделял одинаково живое внимание.. о чем бы я у него не консультировался. . . . Маленькие и большие вопросы, казалось, явно занимали его разум ..подобный светящемуся, но прозрачному кристаллу, отражающему не собственный свет в широком спектре.”[17] Он был пассионарным человеком с ясным умом, который мог обнимать века человеческой мысли, и владел способностью удивляться и ничего не принимать на веру, что делало для него все новым и свежим. Его необыкновенно ясное сознание сделало возможным для него вынести одиночество, которое неизбежно сопровождает подобное величие; в то же время оно помогало ему отдавать себя без остатка своей работе, пациентам, семье и друзьям.То что проявлялось в личности Юнга более чем что бы-то ни было, и становилось особенно ясным, при общении с ним лицом к лицу, это его безоговорочная честность и откровенность – честность которая не оставляла его даже в тех областях , где большинство людей прикрываются смущением и псведотактичностью. Верно и то, что, пройдя через много разочарований, он научился дипломатично пожимать плечами и молчать. Но всякий раз, когда его связывали с другими людьми уважение или дружба, он относился к другим, с такой предельной простотой и правдивостью, что другие почти вынуждались осознавать тьму в себе на его фоне. Многие из близких друзей Юнга были сами креативными[18] и были способны понимать что-то о судьбе управляемой гением, так как сами тоже были охвачены некими даймонами. Для других людей он оставался всю свою жизнь, приятным и простым человеком, но в то же время человеком, чья тайна казалась недоступной и даже порой сверхъестественной. Женщины, которые по природе ближе к принципу Эроса, чем Логоса, понимали, как правило, его лучше, чем мужчины. По этой причине среди первого поколения его учеников было так много женщин, которые помогли его идеям стать известными. В первую очередь это его собственная жена, Эмма Юнг[19].Среди прочих , стоит отдельно упомянуть Тони Вульф[20], друга и коллегу Юнга, которая долгое время являлась президентом и вдохновителем Психологического Клуба в Цюрихе, Эшер Хардинг[21] и Элианор Бертайн[22], основательниц Клуба Аналитической Психологии в Нью-Йорке и в последствии сооснователей Аналитической Психологии. Также широко известна Барбара Ханах[23], Ривка Шарф Клюгер[24], Фрэнсис Викес[25], Линда Фирс-Дэвид[26], Комелия Бруннер[27] и многие другие. Аниелла Джаффе[28] и Иоланда Якоби[29] внесли отдельный вклад, для того чтобы работы Юнга стали понятны широкой публике[30]. В 1903 году Юнг женился на Эмме Раушенбах из Штаффхаузена. У них было пятеро детей: четверо дочерей и один сын, все из которых, за исключением одного живы и сегодня. Он глубоко любил свою семью и проводил много времени с ней. В Воспоминаниях, Сновидениях и Размышлениях он открывает, как много они значили для него и как они помогли ему избежать полного поглощения своим кретивным демоном[31]. В Юнговской жизни бог креативного Эроса, с которым он встретился в своем первом сне, оказался требовательным духом, который не давал ему покоя и побуждал его безжалостно ко все более глубоким исследовниям. Он сам признался в конце своей жизни: “Я получил немало беспокойства от моих идей. Некий демон был во мне..Он одолевал меня и если временами я был бесжалостным, это потому что я был во власти демона. Я никогда не мог остановиться на чем либо достигнутом. Мне приходилось спешить, чтобы догнать мое видение. Поскольку мои современники, понятное дело, не могли пережить моего видения, они видели только дурака, несущегося вперед… Я не имел терпения с людьми кроме моих пациентов, я должен был слушаться внутреннего закона..Таким образом я приобрел множество врагов. Креативная личность имеет мало власти над собственной жизнью. Она не свободна. Она пленена и ведома своим демоном. “Есть власть, позорно вырывающая у нас сердце наше, ибо всякий из небесных требует жертв! Отказ им никогда не вел к добру!” говорит Гельдерлин. Демон креативности безжалостно вел меня за собой.”[32] В своем саду в Кишнахте Юнг установил статую фаллическому богу из своего первого сна, статую в форме кабира, которую он назвал Атма викту (Дыхание жизни). А в своем деревенском жилище в Боллингене он выростил ивовый плющ вокруг фаллического камня, стоящего на берегу озера с надписью Attei to kallisto. (Прекраснейшему Аттису). Камень стоит среди диких анемонов, цветов Аттиса, бога символизировавшего вечное весеннее торжество жизни. Однако, древний фаллический Бог из юнговского сна воплощет не только принцип Эроса и креативности. В античности он был известен как Телесфорос, гид Асклепия, бога исцеления. Над входом в святилище Асклепия в Эпидавре, есть изображения Эроса и Мете: любви и экстаза, как исцеления психических сил. Сам Асклепий имеет рядом с собой Телесфора, фаллического кабира, в качестве собственной омоложенной копии. Имя Телесфор означает “тот кто приносит завершение”, он является богом внутренней трансформации. Интенсивная любовь Юнга к человеческим существам вынуждала его, как и многих других докторов, относится с симпатией к пациентам, которые не всегда заслуживали этого. Его серый Шнауцер, Йоги, как-то прищемила лапу в дверях, и когда Юнг пытался освободить ее, собака кусала его, просто от боли. Юнг любил рассказывать эту историю и добавлял со смехом : ” Пациенты делают тоже самое, временами”. Встревоженная и необыкновенно хлопотная женщина однажды нарушила деревенскую тишину Боллинга, ворвавшись к нему со своими проблемами. Когда его упрекали в том, что он никак не защитил себя он с полной серьезностью отвечал : ”Жизнь бывает столь жестокой к некоторым людям, что не стоит их судить, за то, что их так покоробило”. Всю свою жизнь показывал щедрость и великодушие, которые являются типичными для сильных людей, не случайно африканские туземцы прозвали его “медведь”, когда увидели его спускающимся по вертикальной лестнице[33]. (Медведь в особенности связан с северными мужчинами-врачевателями, как бог лесов, от которого они берут свою силу). Принцип Эроса как сострадание медицинского целителя и как “креативный” гений, должен рассматриваться как определяющая компонента юнговской судьбы. Все это символизировалось таинственным фаллосом из его первого сновидения. Однако в нем есть и нечто более величественное, нечто скрытое под поверхностью.. Этот первый сон также содержит ответ на проблему смерти Бога, проблему века, в который Юнг был рожден, печаль которого бросает тень на атмосферу всего его раннего детства. Ибо это был образ могильного фаллоса, того рода что древние Этруски, Римляне и Греки устанавливали на человеческих захоронениях; это был символ посмертной жизни духа и гарант воскрешения мертвых. Во сне Юнга мертвецом очевидно был король, который теперь в качестве могильногофаллоса ожидал воскрешения. В древнем Египте, к примеру, умерший Бог солнца и король чествовался как Осирис и был представлен фаллическим столбом. Возведение этого столба в могильной камере обозначало воскрешения мертвеца, который становился идентичным с богом Осирисом. Он был зеленым или черным богом подземного мира и также олицетворял дух плодородия. В древней Греции Гермес, посланник богов, был также представлен фаллосом и, подобно Осирису, являлся одновременно проводником и королем смертных. У Киллениан он был богом любви и плодородия. Гермес- Меркурий был богом миротворцев, ученых, переводчиков, поваров и алхимиков – все эти аспекты Юнг реализовал в собственной жизни[34]. В поздней античности образ фаллического бога Гермеса постепенно расширился до космической имагинации богочеловека, который оживлял всю природу, до фигуры Антропоса (божественного космического человека) каким он был известен у гностиков. Об этом говориться в следующих словах текста Офитов: “Они говорят, что Египтяне, старейшие из всех людей, за исключением Фригийцев, первыми научили всех остальных людей поклоняться богам, окрыли силы всех богов и пути коими они открывают себя, и что они владели святыми и высочайшими мистериями Изиды, которые не могут быть сообщены непосвященным. Эти мистерии, однако, имеют своим объектом ничто иное как фаллос Осириса. ..Под Осирисом они понимали воду..Они говорили о субстанции семени которая является источником всяческого становления, что оно ничто само по себе, но порождает и создает все становящееся, поскольку “Я стану тем кем захочу, и я то, что я есть”. Поэтому он неподвижен, хотя и движет все. Он остается тем, что он есть, хоть и создает все вещи, и не становится ни одной из них. Только это и есть благо, и нет храма где сокрытый (т.е. фаллос) не стоял бы обнаженным перед входом, обвитый всевозможными плодами. …и Греки взяли этот мистический символ у египтян и хранят его по сей день. Мы видим, поэтому, что Гермеса они почитают в этой форме. Киллениане, однако, поклонялись ему исключительно как Логосу. Они так и говорят “Гермес есть Логос”. Он считается ими Герменевтом[35] и творцом того что было, есть и будет, и они чтят его, в виде статуи мужского полового члена, устремленного от нижних к верхним вещам. В святилище сармотраса, однако, есть статуи двух обнаженных мужчин, поднявших свои руки к небу, в то время, как их сексуальные члены указывают наверх, как у Гермеса из Киллене. Эти статуи, однако, являются образами первоночального человека и возрожденного духовного человека, который идентичен первому. Фригийцы также называют его трупом, потому что он похоронен в теле как в могиле. Те же Фригийцы называют его Богом. ..К этому многоименному, тысячеименному, неизвестному вечно стремится все существа, каждое своим путем[36]. Эта гностическая фигура Антропоса являлась божественным духом пронизывающим всю природу, символом “объединения духовно живой и физически мертвой материи”[37] и олицетворяла тайну, которую алхимики и герметики всегда искали в природе. Этот подземный, т.е. скрытый в глубинах психики богообраз, явившийся ему в первом сне, оставил религиозный отпечаток на всей его дальнейшей жизни. В своих воспоминаниях он рассказывает нам, как все более и более разочаровывался и отдалялся от коллективных христианских взглядов, которые проповедовал его Отец, и в которые, как казалось, тот верил. Там говорилось, часто с оттенком недоверия и сомнения, о “метафизическом” Боге, как о концепции или чем-то во что нужно верить, в то время как сам он был абсолютно убежден, что существует реальный, ошеломляющий, таинственный, непостижимый скрытый Бог, который обращается к каждому отдельному индивиду из глубин его собственной души и открывает себя в формах, которые сам выбирает. Этот бог из сна не просто скрыт, но и жив в глубинах покрытой травой земли, в природе. Скорее в духе Гетевской “Бого-природы”, Юнг относился к природе как к “Божественному миру” – ошеломляющей тайны всего вокруг нас, полной самых чудесных и ужасающих событий и форм. Юнг любил растения и животных, не только когда был ребенком, но и на протяжении всей своей жизни, и никогда не мог наглядеться достаточно на красоту озер, лесов и гор. Природа имела для него первостепенную важность, и яркие ее описания разбросаны по всем его работам. Уже совсем пожилым человеком, говоря о ограничениях возраста, он признался :”Еще так много переполняет меня: растения, животные, облака, дни и ночи и вечное в человеке. Чем большую неопределенность я ощущал относительно себя, тем глубже чувствовал родство всех вещей.”[38] Кажется как будто бы в конце жизни он примирился с “Божьим миром”. Природа была величайшей любовью Юнга, и подобно своей матери он с ранней юности ощущал себя “ укорененным в глубокой, невидимой основе..каким-то образом связанным с животными, деревьями, горами, лугами и текущей водой”. Эта любовь стояла в оппозиции к христианской традиции мира его отца, являясь ее компенсацией[39]. Юнг пишет: “К «Божьему миру» относилось все «сверхчеловеческое», ослепительный свет, тьма бездны, холодное безразличие бесконечности во времени и в пространстве и зловещий гротеск иррационального мира случайностей. «Бог» был для меня чем угодно, только не назиданием.”[40] Мальчиком Юнг был так глубоко затерян в “Божьем мире”, что во времена его школьных дней в Базеле у него случился невротический кризис, когда он близок был к ратворению в любимой природе, в попытке убежать от школьных проблем и от проблем мира людей в целом. Этот кризис показывает насколько явным он был интровертом[41] по природе. Фаллос из первого сна Юнга символизирует скрытый дух в “Божьем мире”. Но кем же является король лежащий сокрытым здесь? Еще один юношеский опыт Юнга проливает свет на этот вопрос. В течении своих школьных лет он замечает как все более и более, по мере усиления дружбы его с соучениками , коллектив отдалял его от самого себя. Он чувствовал себя внутренне разделенным и неуверенным в “большом мире” и эти чувства привели его к шагу, который он не понял в то время: “У меня был тогда желтый лакированный пенал… с маленьким замком и измерительной линейкой. На конце линейки я вырезал человечка, в шесть сантиметров длиною, в рясе, цилиндре и блестящих черных ботинках. Я выкрасил его черными чернилами, спилил с линейки и уложил в пенал, где устроил ему маленькую постель. Я даже смастерил для него пальто из куска шерсти. Еще я положил в пенал овальной формы гладкий черноватый камень из Рейна, покрасил его водяными красками так, что он казался как бы разделенным на верхнюю и нижнюю половины…Это был его камень, моего человечка. Все вместе это составляло мою тайну, смысл которой я не вполне понимал. Я тайно отнес пенал на чердак …и спрятал его на одной из балок под крышей. Теперь я был доволен - его никто не увидит! …Никто не откроет моего секрета и не сможет отнять его у меня. Я почувствовал себя в безопасности, и мучительное ощущение внутренней борьбы ушло. Когда мне бывало трудно, когда я делал что-нибудь дурное или мои чувства были задеты…я думал об этом моем человечке, заботливо уложенном и завернутом, о его гладком, замечательно раскрашенном камне.”[42] “Человечек”, объясняет Юнг, “был маленьким замаскированным божеством древнего мира, Телесфором, который стоял на монументе Асклепия и читает ему письмо”. Он идентичен фаллосу из детского сна и является “первой попыткой, еще бессознательной и детской, придать форму тайне”[43] сновидения. Но почему Юнг, по своему темпераменту обращающий вниманее скорее на внутреннее, чем на внешние признаки, упоминает о длинном сюртуке, высокой шляпе и блестящих черных сапогах”? Эти слова указывают в прошлое, на темный опыт его ранних лет, ибо это была того рода одежда которую носили люди виденные им на захоронении и которая покрывала однажды увиденный им труп человека, который утонул в Рейне возвращаясь с церковной службы. И, в конце концов, они отсылают к образу католического священника, одетого в торжественно черное, который вызвал у мальчика Юнга адский, травматический ужас, о котором он рассказывает в своей автобиографии. Так он принял одетого в черное человека за одного из тех “Иезуитов” о которых его отец говорил с тревогой и с которыми он связывал слово Иисус[44]. Этот страшный призрак был объединен путем самоамплификации, с фаллическим королем, под кошмаром маленького мальчика скрывалась похороненная под землей царская особа трансформированная в скрытого в природе бога креативности. Таким образом, темный сверхъестественный “Иисус”, ассоциировавшийся с людоедом и смертью, таинственным образом совпадает королем из его первого сна, и через смерть он трансформируется в целительные позитивные силы; более того - он же является хранителем жизне-силы Юнговской личной тайны. В связи со своим первым сном, Юнг говорил, как уже упоминалось ранее, что он так и не сумел определить, следует ли понимать утверждение матери “Это людоед” как “таков людоед”, что указывало бы на Иисуса или как именно“ это людоед”, т.е. именно это чудище, а не Иисус является людоедом. Фактически, причина этого очевидна. Здесь мы сталкиваемся с парадоксом; Людоед одновременно является и не является Иисусом. Т.к. когда “бог” умирает , ( и как умерший бог становится тенью и отрицанием высшего мира) он спукается вниз в таинственнее глубин подземного мира, где трансформируется. Впервые после воскрешения он является в форме фаллоса. Странная связь образа Христа фигурой этого подземого духа природы, который с одной стороны кажется идентичным Христу, а другой является его скрытым противником, занимала внимание Юнга всю жизнь[45]. В работе, которая будет обсуждаться позже[46], он называет Христа архетипом коллективного бессознательного или “Божественным отражением в физической природе”[47] Последний появляется, когда первый погружается во тьму и умирает, не как противник, а как трансформированный образ в точности того же психического содержания в период его пребывания в бессознательном. Резной черный человечек, который был таким утешением для мальчика, является реминисценцией черного Осириса древних Египтян “c сильным фаллосом”, похороненным богом солнца, который в своем грядущем воскрешении, поглотит всех остальных богов и таким путем станет единственным универсальным богом[48]. Этот сон и резной человечек являются т.о. ответами глубин психе на смертельно парализующую христианскую атмосферу, в которой рос Юнг, ответами не только на его личную ситуацию, но и на проблему, которая вот уже несколько столетий сотрясает нашу культуру все сильнее и сильнее. “Языческие” глубины природы и “Божественного мира”, где скрыто пребывает похороненный король из первого сна Юнга, позднее посылают Юнгу другой сон, который разрешит его сомнения по поводу выбора будущей профессии. Юнг был склонен в равной мере к гуманитарным наукам, в особенности археологии, и к естественным, и долго откладывал решение о пути, которым должен следовать. Затем ему приснился сон, в котором он откапывал кости какого-то доисторического животного из древнего кургана, а затем второй, имевший величайшую важность: “Я снова оказался в лесу, рассеченном руслами рек, и в самом темном месте, в зарослях кустарника, увидел большую лужу, а в ней странное существо: круглое, с разноцветными щупальцами, состоящее из бесчисленных маленьких клеточек. Это был гигантский радиолярий, около трех метров в диаметре. И вот такое великолепное животное лежит в этом всеми забытом месте в глубокой, прозрачной воде, - это меня потрясло. Мне казалось неописуемо чудесным, что это великолепное создание пролежало здесь нетронутым, в сокрытом месте, в прозрачной глубокой воде. Это пробудило во мне интенсивную жажду познания.”[49] Эти два сна склонили Юнга к естественным наукам. Чего Юнг не знал тогда, и открыл только гораздо позднее в ходя изучения алхимии, это то, что образ радиолярия представляет в иной форме ту же самую психическую силу, которая явилась ему как могильный фаллос и черный человечек в гробу – силу, которую Парацельс удачно назвал “светом природы” (lumen naturae)[50]. Круглая, радиальная форма указывает не только на свет, но и на упорядоченность, которая, так сказать, пребывает сокрытой в темноте природы. Это снова богообраз, явленный в материприроде, который поднимается из земли, но до сих пор остается скрытым от человеческого мира в лесной чаще. “Свет природы” считался в Средние Века вторым источником познания, наряду с Христианским откровением. Отталкиваясь от концепции мировой души, пронизывающей мир, Уильям Кончийский(1080-1154), ученый-платоник, развил теорию sensus Naturae, что следует понимать как бессознательное, инстинктивное, сверхъестественное знание, доступное животным равно как и человеческим существам. Схоласты восприняли эту идею, главным образом из Liber sextus de Anima Авиценны (Ибн Сины), который нашел в этом инстинктивном – мы бы сказали “бессознательном” –знании, объяснение естественного дара пророчеств и телепатических способностей человеческих существ. Уильям Кончийский далее связывает этот род познания со Святым Духом, примерно также как это делает Абеляр, эту концепцию разделяют также Гийом де Пари, Гийом Овернский, Альберт Магнус и большинство западных алхимиков. Этот lumen naturae или sensus naturae рассматривался ими главным образом, как источник всех знаний о природе[51]. Согласно Агриппе Неттесгеймскому, из света природы происходят “огоньки пророчества спустившиеся на четвероногих, птиц и других существ”, дающие им возможность предсказывать будущие события[52]. Парацельс, как и Агриппа, принял эту же концепцию, но в отличии от большинства предшественников, он утверждал что свет природы находится не в человеческом теле, а во “внутреннем теле”, которое, по его словам, является “вечно истинным” или настоящим. Он продолжает: “Больше того, свет природный есть свет, возжигаемый от Духа Святого и не свет не преходящий ибо хорошо возжигается”. Он невидим. Человек, однако,”есть пророк света природного”. Он “постигает” lumen naturae через сны, среди прочих вещей. “Так как свет природный не может говорить, он строит образы во сне посредством силы слова (Божьего)”. Юнг еще не мог знать об этой традиционной идее природного света, когда увидел описанный сон, но решение, которое подсказало ему, что сон указывает на изучение природы, было абсолютно верным. С этого момента он чувствовал себя приверженным “свету природы” и справедливо считал себя естествоиспытателем-эмпириком. Он оставался всю жизнь верен убеждению, что факты природы являются основой всякого знания. Чего не могли понять многие исследователи экстраверты в нем, так это то, что для него природа была не только снаружи, но и внутри: коллективная человеческая психе, является частью природы и подобно внутреннему сущности у Парацельса, представляет собой объективное Нечто, не сотворенное нашим субъективным эго, но встречающее нас как объективное иное. В символизме алхимии, который будет обсуждаться позднее, адепт начинает с поисков прима материи, исходного вещества и в ней находит “дух природы”. Когда он подвергает эту прима материю процессу алхимической трансформации, она в первую очередь распадается или впадает в нигредо, черноту смерти. Следующая стадия делания отмечается игрой радужных цветов; за что часто зовется cauda pavonis (павлиньим хвостом). Юнговский маленький человечек в пенале представляет состояние нигредо, внутреннего “бога”, который призван управлять его жизнью, и это нигредо появляется в сознании мальчика как сомнение, депрессия и неуверенность. Люминозный гигант-радиолярий сияющий в лесу, однако, предвещает стадию cauda pavonis и, согласно алхимикам, являет первый признак “вокрешения” прима материи – активизацию чувства. Это развитие находит свои параллели в Юнговские студенческие годы, которые начались после этого сна, и которые были гораздо счастливее, чем его школьные годы. Его дух ожил, у него появились друзья, главным из которых стал Альберт Оэре(поздее Nationalrat –национальный советник), которого он знал детства, тогда стала развиваться его кипучая жизненность, любовь и бодрость духа, которые так свойственны ему были в последствии. Оэре оставил остроумный и сердечный портрет Юнга, как студента, который показывает как интенсивно он жил, и как постепенно нашел себя.[53] Три символа которые управляли юностью Юнга - подземный фаллос из сна, фантазия маленького черного человечка, и снообраз светящегося радиолярия в темноте леса – были психическими силами, которые оставили отпечаток на молодости Юнга. Чего он не знал в то время, однако, это то, что эти символы также упоминаются в западной культурной традиции, которую ему довелось открыть лишь гораздо позже, а именно в алхимической и Герметической философии, и в которой он найдет своих духовных предков. Однако в одной форме, он все же встречает эти традиции в то время: в Гетевском Фаусте, на которого обратила его внимание мать, когда он учился в Гимназии. “Он влился в мою душу, словно чудесный бальзам”.Он был под глубоко впечатлен Мефистофелем, в котором он увидел не просто “дьявола”, а фигуру, которая, как он “ смутно чувствовал, имела отношение к тайне Матерей”, т.е. миру природы. “В любом случае Мефистофель и заключительное Посвящение навсегда остались в моем сознании как прикосновение к чему-то таинственному и чудесному.”[54] Только гораздо позже Юнг узнал, что Мефистофель не является персонификацией христианского дьявола, а скорее является параллелью алхимическому Меркурию, этому “богоподобному компаньону” одиноких адептов, открывающему им тайны природы. Мефистофель посвящает усталого, интеллектуала-ученого Фауста в мир Эроса, и ведет его за пределы жизни, которую тот вел до сих пор в глубину, вниз к Матерям и мистериям “бога в природе” Хотя уже давно известно, что юный Гете, под влиянием Фройляйн он Клеттенберг, активно интересовался алхимией и Герметической философией[55], мы обязаны главным образом недавней работе Рольфа Циммермана более точной информации об этом увлечении, также как и о специфических книгах по этой теме, которые были прочитаны.[56] Гете. Особый интерес здесь представляет работа анонимного Австрийского католика, Аурея Катены Хомери и Веллинговский Маго-каббалистический опус в теософии. Но Гете также испытал влияние своего доктора, Иоганна Фридриха Метца, исцелившего его собственным “эликсиром”[57],не стоит забывать и о его участии в масонстве. Фройляйн фон Клеттенберг ввела юного Гете в круги Южных Немецких Пиетистов, которые, достаточно необычным образом также были вдохновлены алхимическими и Розенкрейскими идеями посредством Якоба Беме и Франца Баадера; т.о.Гете прочитал работы Самуэля Рихтера, известного как “Синкерус Ренатус, который в 1709 году опубликовал работу Wahrhafte und vollkommene Bereitung des philosophischen Steins (Истинное и совершенное получение философского камня)[58] также, как и несколько позднее ТеоФилософскую Теоретико-практику, которая заимствовала свои идеи у Вейгеля, Парацельса и Якоба Беме. Ему также знаком был Фридрих Христофор Отингер, активно интересовавшийся химией(т.е алхимией) и естественными науками[59]. Последний также был во многом обязан Якобу Беме и пытался в своей Hermetic Philosophia perennis комбинировать алхимический символизм и герметическую философию с христианским мировоззрением. Т.о. “химия” была для юного Гете “тайной любовью”, и оставалась таковой на протяжении Страсбургского периода, о чем свидетельствует письмо, датированное 26 августа 1770 года.[60] Эти Герметические идеи сформировали Гетевскую “приватную религию”, которую он посчитал нужным сокрыть, но от которой он получал свое глубочайшее и величайшее вдохновение[61]. До конца своей жизни и не смотря на некоторый моральный критицизм характера Фауста, Юнг сохранил глубочайшее восхищение личностью Гете и действительно любил его, как любят самых близких друзей. Он часто цитировал ремарку Наполеона о Гете: "C'est un homme qui a beaucoup souffert." (Это человек, который много страдал) Подобно Гете он был одинок и ведом своим гением креативности, и как и Гете, изолированный, высоко поднявшийся над окружавшей его повседневной жизнью, страдавший от базовых проблем нашей культурной традиции и выражал это в своих работах, так и Юнг был несом тем же течением психических образов, на которых Гете основывал свою “приватную религию”[62]. Однако лишь в гораздо более поздний период жизни по сравнению с Гете он также открыл историческую традицию, которая помогла ему понять эти образы, т.е. алхимию и Герметическую философию. Долгое время те символы, которые он видел, оставались изолированным секретом его молодости, секретом который он не отваживался разделить с кем либо. Как художник, Гете не обязан был подвергать глумлению толпы свою приватную религию, она пронизывала его работы в символической форме. Для Юнга, принадлежавшего к мыслительному типу и чествовавшему себя ответственным перед научным миром, было гораздо сложнее найти подходящую форму, в которой он мог сообщить свои глубочайшие убеждения. Однажды он попытался выразить их в стиле поэтической “прокламации” или “оглашении”, в Семи Наставлениях Мертвым, но позднее сожалел об этой публикации, как о бывшей слишком личной. Впоследствии он стремился использовать научный стиль современного психологического мира, однако никогда не мог полностью отказаться от языка поэзии. На слишком многое, что казалось невыразимым он благодаря этому просто намекнул. Только после того как он открыл старых алхимиков он окончательно нашел форму, в которой был способен сформулировать даже свои самые личные опыты и откровения в соответствии с Западной исторической традицией. Мало по малу, через алхимическую традицию, была подготовлена фундаментальная трансформация взглядов, которая фактически являет собой ни больше ни меньше, как новый образ Бога и человека в новой полноте и целостности. Эта трансформация является процессом коллективной психе, которая предвещает новый эон, эру Водолея. Этот обновленный образ Бога, явившийся в первом сне Юнга в виде подземного фаллического бого-короля, ожидает в скрытой форме своего .. воскрешения. Этот секрет стал печатью Юнговской жизни и его судьбой. [1] В особенности в Time Magazine, 8 Апреля 1966. В этой связи см. также Уильма Брэдена, Эру Водолея( Я благодарна Фаулеру Маккормику за знакомство с этой книгой). Вместо умершего бога, некоторые теологи(Эрнст Блох, Юрген Молтманн, Теология Надежды) недавно провозгласили “Бога Надежды”. Т.Ж. Альтицером было основано движение “Бог Мертв” ( Евангелие Христианского Атеизма). Атлицер опирался на работы М.Элиаде, игнорируя работы Юнга, хотя был хорошо осведомлен о них. [2] Воспоминания Сновидения Размышления [3] Имеется в виду чуткое отношение к доминанте или “высшей” ценности [4] См. “Психология и Религия” [5] Там же [6] Там же [7] Там же [8] Там же [9] См. его семинары по детским снам, проведенные в Федеральном Институте Технологий в Цюрихе, 1936/1937 и 1939/1940 [10] Воспоминания,… [11] Там же [12] Там же [13] Там же [14] Однажды когда жена одного из его коллег покончила жизнь самоубийством – эту женщину он видел всего несколько раз- он потерял сознания, а муж, как раз в этот момент разговаривавший с Юнгом ничего не почуствовал. Подобные случаи описаны в “Воспоминаниях..” [15]. О связи между идеями Юнга и Песталоцци см. P. Seidmann, Der Weg der Tiefenpsychologie in geistesgeschichtlicher Perspektive, и Юнг “Практика психотерапии.” [16]Wege zum Menschen. [17] A. I. Allenby, "A Tribute to C. G. Jung," Contact with Jung, [18] Генрих Циммер и Рихард Вильгельм, о последнем см. Воспоминания приложение 4 [19] См Emma Jung and Marie-Louise von Franz, The Grail Legend; and Emma Jung, Animus and Anima. [20]См Studies in Jungian Psychology. [21]См. The Way of All Women, Woman's Mysteries, Psychic Energy, Journey into Self, The "I" and the "Not-I" and The Parental Image. [22]См..Human Relationships and Jung's Contribution to Our Time. [23]См. Striving towards Wholeness, "The Beyond," Quadrant, 3, and C. G. Jung: A Biographical Memoir. [24]См. Satan in the Old Testament. [25] См.The Inner World of Man, The Inner World of Childhood and The Inner World of Choice. [26] См.The Dream of Poliphilo, [27] См.Die Anima als Schicksalsproblern des Marines. [28] См.Apparitions and Precognition, The Myth of Meaning in the Work of C. G. Jung and From the Life and Work of C. G. Jung. See also Jung and Jaff6, Memories, Dreams, Reflections. [29] См. The Psychology of C. G. Jung and The Way of Individuation. [30] В качестве популярного введения см. также see also Frieda Fordham, An Introduction to Jung's Psychology and Nise da Silveira, Jung, Vida e Obra. [31] Воспоминания [32] Воспоминания [33] Они прозвали его также “человек-книга” за то, что он знал Коран. [34] О миротворческой деятельности Юнга см ниже. Другие виды активности также хорошо известны. Пожалуй тоит добавить, что Юнг был первоклассным поваром, который мог готовить 4 часа подряд настоящим благоговением. Часто хороший повар, конечно, является и гурманом. Он любил развлекать гостей загадками о том какие ингридиенты были добавлены в суп или соус; Я помню boeuf braisi a la marseillaise с соусом из 16 ингридиентов! [35] Т.е. истолкователем, переводчиком [36] Cf. Hans Leisegang, Die Gnosis [37] Воспоминания [38] Там же [39] Под компенсацией Юнг понимает функцию дополнения и баланса сознательного бессознательным. Целью процесса балансировки является психическая целостность. По Юнгу это способность психе к саморегуляции. [40] Воспоминания [41] Под интровертами Юнг понимал такой тип личности, который обычно отдает предпочтение внутренним объектам перед внешними. [42] Воспоминания [43] Там же [44] В Воспоминаниях Юнг пишет: “ .Фигурка, была кабиром, завернутая в плащ, она имела так называемый "kista" - запас жизненной силы в виде продолговатого черного камня. Но эта связь открылась мне много позже. Ребенком я совершал ритуал также, как, по моим позднейшим наблюдениям, это делали африканские аборигены; они тоже сперва что-то делали и лишь потом осознавали, что же это было. [45] Психология и Алхимия, параграф 5 [46] Дух Меркурий [47] Там же [48] За большими деталями см. Helmuth Jacobsohn, Das Gegensatzproblem im altagyptischen Mythos (1955), [49] Воспоминания [50]К.Г.Юнг. “Парацельс как духовное явление” [51] К.Г.Юнг “О природе Психе” [52] De occulta philosophia (1533), p. lxviii; quoted in CW 8, par. 393. Декарт также верил в подобный природный свет. См. Marie-Louise von Franz, "The Dream of Descartcs," Timeless Documents of the Soul, [53]Albert Oeri "Some Youthful Memories of C. G. Jung," Spring 1970 [54] Воспоминания [55] Cf. R. D. Gray, Goethe, the Alchemist, a superficial study [56] Rolf Chr. Zimmerman, Das Weltbild des jungen Goethe. [57] Там же [58] Там же [59] Там же [60] Там же [61] См. в особенности параграф "Christliche Hermetik und die Nichtchristlichkeit von Goethes 'Privatreligion,' [62] .Циммерман заслуживает похвалы и за то, что показал общее развитие алхимических идее в 18 веке, одновременно параллельно и вместе с зарождающимся научным рационализмом. Это был век, с которым Юнг чувствовал такую тесную связь в юности, что порой ему казалось, что он жил в нем. Глава 2. Маленький огонек. Только во второй половине жизни, когда “Заратустра прошел мимо него” , Ницше познал как “ Один становиться двумя”. Юнг , с другой стороны, столкнулся с подобным опытом очень рано: он узнал о втором живом психологическом присутствии, присутствии которое мы сегодня зовем бессознательным и которое явилось ему как вторая личность внутри него самого. В своих “Воспоминаниях, Сновидения, Размышлениях”, как уже говорилось, он обозначает два полюса своей экзистенции как “Номер 1” и “Номер 2”. Первым было его собственное человеческое эго, в то время как второе было активированным и поэтому воспринимаемым, бессознательным. Юнг пишет: “Ведь в глубине души я всегда знал, что во мне сосуществуют два человека. Один был сыном моих родителей, он ходил в школу и был глупее, ленивее, неряшливее многих. Другой, напротив, был взрослый - даже старый - скептический, недоверчивый. Удалившись от людей, он был близок природе, земле, солнцу, луне; ему ведомы были все живые существа, но более всего - ночная жизнь и сны. Иными словами, все, в чем находил он "живого Бога". Здесь я намеренно заключил слово "Бога" в кавычки, ведь природа, как и сам я, казалась отделившейся от Него, небожеской. Тем не менее она была создана Им и была проявлением Его. В голове моей не укладывалось, что выражение "по образу и подобию Божьему" должно быть применимо к человеку. Мне казалось, что горы, реки, озера, прекрасные деревья, цветы и звери с большим правом могут называться Божьими подобиями, нежели люди.”[1] Мир Номера 2 был “другой сферой…каждый кто входил в которую менялся и подавлялся видением полноты космоса, так что мог только удивляться и восхищаться, забыв о себе.В этом мире жил мой "другой", который знал Бога в себе, знал Его как тайну, хоть это была не только его тайна. Там, в этом мире, ничто не отделяло человека от Бога. Там все было так, будто дух человеческий был с Богом заодно и глядел вместе с Ним на все созданное.”[2] В свои школьные годы Юнг не был способен провести четкое различие между двумя персональностями, и временами считал мир номера 2 за свой собственный. И все же его “никогда не покидало чувство, что в том втором мире было замешано что-то еще помимо меня. Будто дыхание огромных миров и бескрайних пространств коснулось меня, будто невидимый дух витал в моей комнате - дух кого-то, кого давно нет, но кто будет всегда, кто существует вне времени. “[3] Если Номер 1, Юнга считал себя “ довольно неприятным и в меру одаренным молодым человеком с большими амбициями..” то Номер 2 с другой стороны вообще не был характером, он был своего рода vita peracta (прожитой жизнью. - лат.), в которой рожденное, живущее, умершее - все было едино, этаким тотальным обозрением человеческой природы, притом довольно безжалостным, ни к чему не способным и ничего не желающим, существующем исключительно при темном посредничестве "номера 1"[4]. Номер 1 рассматривал его как “ мрачное царство своего подсознания” в котором, однако, “ царил свет, как в просторных залах королевского дворца”[5]. "Номер 2" же, чувствует свое тайное соответствие средневековью - эпохе, дух которой, Фауст, так преследовал Гете. “Значит, он тоже знал о "номере 2", и это служило мне утешением. Фауст является живым соответствием "номера 2"[6], я видел в нем ответ Гете на вопросы своего времени.”[7] Мы знаем из биографий множества креативных мужчин и женщин о том, что во время своей молодости, они нередко пребывали во втором “ином мире” или идентифицировали себя с личностью из этого мира[8]. Этот род близкого контакта с бессознательным является одновременно мудростью и безумием молодых людей. Застревание в этой ситуации,однако,( после примерно 25 лет) ведет к неврозу, который можно назвать неврозом puer aeternus[9] , 9 формой неадаптации, возможно не лишенной без признаков гениальности, который часто заканчивается ранней смертью. В начале своей университетской карьеры Юнг дошел до поворотной точки, которая наметила конец этого шатания меду двумя мирами, она была обозначена судьбоносным сном: “Я оказался в незнакомом месте и медленно шел вперед в густом тумане навстречу сильному, почти ураганному ветру. В руках я держал маленький огонек, который в любую минуту мог погаснуть. И все зависело от того, сохраню ли я его жизнь. Вдруг я почувствовал, что кто-то идет за мной и, оглянувшись, увидел огромную черную фигуру. Она следовала за мной по пятам. И в тот же миг, несмотря на охвативший меня ужас, я понял, что должен идти и вопреки всем опасностям пронести, спасти мой маленький огонек. Проснувшись, я сообразил, что этот "брокенский призрак" - всего лишь моя собственная тень на облаке, созданная игрой света того огонька. Еще я осознал, что этот огонек - единственный свет, которым я обладал, - был моим сознанием, моим единственным сокровищем. И хоть в сравнении с силами тьмы огонь мал и слаб, все же это - свет, мой единственный свет. Этот сон явился для меня озарением: теперь я знал, что "номер 1" был носителем света, а "номер 2" следовал за ним как тень. И моей задачей было сохранить свет, не оглядываясь на vita peracta - на то, что закрыто для света…я узнал, что мой путь проходит вовне, а, вырываясь наружу, он попадает в ограниченность и потемки трехмерности[10]. Сон открыл Юнгу, что “что в свете сознания внутренний мир будет выглядеть как гигантская тень. И еще я понял многое, чего не понимал раньше, - почему на лицах людей при упоминании мной о явлениях внутреннего мира появляется холодная тень замешательства и отчужденности.”[11] Это осознание, эта критическая точка поворота, стала решающей для всей дальнейшей жизни Юнга. В то же время она спасла его во время студенческих лет от кризиса, который сегодня угрожает большей части молодежи обоих континентов. Не понаслышке знакомые с “внутреннем светом” и темнотой своего номера 2 через использование галлюциногенных препаратов, многие из них теряют связь с номером 1 и таким образом разрушатся. Поворачиваясь спиной к “ потемкам трехмерности”, они теряют “маленький огонек” эго сознания, единственную вещь, которая способна вести их вперед, в будущее. Эта “тень отчужденности”, упомянутая Юнгом, появлявшаяся на лицах людей, когда он говорил о реальности бессознательного, легла и на него самого, когда школьные друзья прозвали его “Батюшкой Авраамом”. Это весьма любопытно, если учесть тот факт, что позднее его часто называли мистиком, пророком или создателем эрзац религии, что его крайне раздражало . Люди видевшие его в подобном свете, ничего не знали о поворотной точки его жизни, том кризисе когда он раз и навсегда отказался от какой-либо идентификации с номером 2 , тем самым окончательно отказавшись от роли того проповедует и возвещает “внутренним светом”. Он напротив пытался описать этот внутренний мир объективно и отрешенно, как автономный феномен sui generis[12]. Поэтому, к примеру, во вступлении к своему Ответу Иову, написанному крайне личностно и полному эмоций, он подчеркивает, что описывает чисто субъективный опыт. “Я намеренно выбрал эту форму,т.к. хочу избежать впечаталения будто хочу провозглашать “последнюю истину”. Книга не претендует быть чем либо кроме как голосом или вопрошанием простого индивидуума, который надеется и рассчитывает встретиться с пониманием общественности”[13]. То что Ницше не сделал выбора достигнув этой поворотной точки, раздражало Юнга. “Как Фауст открыл дверь для меня, так Заратустра ее захлопнул и она еще долго оставлась закрытой”. Юнг понимал, конечно, что Заратустра был номером 2, как и Фауст для Гете. Согласно Юнгу ошибка Ницше в том, что он “позволил "номеру 2" заговорить с миром, который о таких вещах не знал и не хотел знать”[14] и чем больше он чувствовал отчуждение между собой и современниками, тем больше он скатывался к своему пышному стилю полному провоцирующих метафор и восторженного энтузиазма, не оставляя попыток убедить других. Однако, когда эго идентифицируется в такой степени с более великим внутренним номером 2, результатом является “раздутое эго и сдутая душа”[15]. История полна примеров подобных фигур: Шабатай Цви, Гитлер, Мэнсон, и все прочие паталогические демагоги и религиозные псевдопророки. Они принесли неизмеримый ущерб миру тем, что превратили нормальный внутренний опыт бессознательного в смертельный яд, через инфляционное отождествление себя с ним. Поэтому мир склонен отклонять любые возможности внутреннего опыта, не понимая, что являются ли внутренние феномены деструктивными или нет – это зависит от правильного отношения к ним. Вот где становится жизненно важным донести тот маленький огонек индивидуального сознания. В большой серии семинаров, Юнг позднее разбирает Ницшевскую “Так говорил Заратустра” предложение за предложением и интерпретирует его образы. В канатном плясуне он видит символ самого Ницше, слишком смело желающего актуализовать “сверхчеловека”, и в результате чего теряющего связь с землей под ногами, которая является нормальной повседневной жизнью. Падение канатного плясуна похоже на предчувствие последующего психического безумия Ницше. Шут понуждает его упасть: “ты преграждаешь путь лучшему чем ты!”[16] . Этот шут , являющийся Номером 2 Ницше оказывается плохим и деструктивным, потому что Ницше не стоит крепко на своем обычном человеческом эго, но теряет свой путь в головокружительных высотах диких спекуляций.[17] Результатом такой дефективной дискриминации между сознательным и бессознательным, является то, что если эго решает командовать бессознательным вдохновением, тогда бессознательное становится загрязненным человеческими недостатками и предрассудками, поскольку те ранее не были интегрированы в осознанную личность. Можно сказать, что воды бессознательного загрязняются личными и “слишком человеческими” содержаниями, а затем затопляют сознание. Юнг анализировал “Так говорил Заратустра” чтобы провести четкое различие между тем, что в работе является гениальной инспирацией и тем, что является результатом нерешенных личных проблем Ницше и главным образом его инфляции. После того как Ницше отождествляется со сверхчеловеком, “высший” человек желает спустить его в “коллективную сферу обычной человечности” и в результате появляется “отвратительнейший человек” как выражение регулирующего влияния бессознательного. “Но рыкающий Лев морали Заратустры тянет его назад в пещеру бессознательного[18]. В результате регулирующее влияние подавляется, однако вступает в дело контрреакция бессознательного,которое теперь проецируется Ницше на того или иного противника. Он нашел своего первого оппонента в Вагнере, но вскоре он направляет весь свой гнев на Христианство и в особенности на Святого Павла, который во многом страдал от схожих с Ницше проблем. Как хорошо известо, психоз Ницше впервые обнаруживается в идентификации с “Распятым Христом”, а за тем с расчлененным Дионисом. Таким образом катастрофа противодействия наконец прорывается на поверхность.”[19] В реальности Ницше иденцифицируется с врагом официального Христа, что объясняет его “язычество” и антиристианскую направленность. Он был ошеломлен бессознательным, которое, порой, обрушивается с необычайной силой. Другой фигурой, которую сейчас снова стали часто цитировать является Г. В. Ф. Гегель, в котором та же проблема продуцировала не менее нездоровую идеологию. Хотя Гегель не впал в психоз, его работы также страдают отсутствием дифференциации между сознательным и бессознательным. Самооткровение бессознательного выдается в его сочинениях за мышление эго[20], предлагается даже чтобы государство обнародовало эти истины. Другими словами он пал жертвой духовного властолюбия, по этой причине он чувствовал особое восхищение перед Наполеоном. Ошибка Гегеля кроется в том, что Юнг называл “попыткой доминировать над всем посредством интеллекта”[21]- включая бессознательное. Для того чтобы избежать необходимости признания, что он подвергается сверхъестественным автономным психическим влиянием бессознательного и таким образом благополучно пройти опыт этих влияний, он рассматривает их как “искусственный…двумерный концептуальный мир в котором реальность жизни, хорошо укладывается в т.н. ясные концепции”[22]. Внутренний опыт духа, таким образом, управляется интеллектуальным двигателем. Дальнейшая опасность подобных отношений с бессознательном, очевидных у многих вдохновленных Гегелем марксистких мыслителей, в том, что автономия бессознательного не признается и впоследствии проникает в сознание в форме проекций, замутняющих лежащее под ними бессознательное вдохновение[23]. С одной стороны это придает данным идеологиям волнующий псевдо-религиозный эффект, но с другой искажает его личными обидами, ошибками и ограничениями[24]. Такого помутнения бессознательного вдохновения можно избежать только через критическую дискриминацию и отказ от каких либо прав на духовную силу, т.е. через осторожное оберегание “малого огонька” эго-сознания. Юнг никогда не уставал подчеркивать важность этого маленького света, и в действительности он даже находил в этом высший смысл нашего существования[25]. Как бы то ни было, сознательное эго в человеке является неизмеримой тайной, не важно насколько знакомым и субъективным оно может казаться нам. Оно похоже на комплекс –т.е. на психическое ядро чувственно-окрашенной идеи – с которым в юности связывается чувство идентичности, и которое в старости становится все более и более обособленным. Мы никогда не можем видеть нашего эго непосредственно, а в лучшем случае через его преломлении в бессознательном. Оно поднимается из глубин каждое утро и отражает для нас внешний мир во внутренних образах[26]. Оно является центром и субъектом все сознательны персональных актов и всех волевых попыток и достижений адаптации. Оно по видимости обладает кватернерной структурой[27], т.к. когда впоследствии Юнг изучал пути, посредством которых индивидуум адаптирует свое окружение с “маленьким огоньком” эго, он открыл что эти способы адаптации можно разделить на четыре базовые формы психической активности или психологических функций[28]: 1) Ощущающая функция, осознанно регистрирующая внутренние и внешние факты, иррациональная 2) Мыслительная функция, посредством которой наше сознательное эго устанавливает рациональный ( как правило причинно-следственный) логический порядок между объектами 3) Чувствующая функция, которая рационально устанавливает или “выбирает” иерархию ценностей (это более приятно, более важно и т.д) ; и 4) Интуитивную функцию, которая подобно ощущению является иррациональной которая является родом перцепции посредствомбессознательного и которая,по видимости сконцентрирована главным сконцентрирована на актуальных будущих возможностях(Интуиция не идентична фантазии[29], которую Юнг рассматривает как человеческую способность отдельную от функций, подобно воле[30].) Четыре функции дают для эго базовую ориентацию в хаосе явлений[31]. “Ощущение(в смысле восприятия) говорит нам, что нечто существует, мышление говорит о том чем это является, чувство говорит насколько это является приятным или неприятным для нас; а интуиция говорит откуда оно приходит и куда уходит.”[32] Каждое человеческое существо в ходе своего развития культивирует и дифференцирет одну функцию более чем другие и склонно опираться главным образом на эту функцию для своей адаптации. Очень часто вторая и даже третья функция также являются развитыми( на приведенной выше диаграмме, две функции справа и слева от главной), Однако четвертая (та что стоит напротив главной функции на диаграмме) почти всегда остается преимущественно бессознательной . По этой причине Юнг назвал ее подчиненной функцией[33]. Здесь свет эго сознания превращается в сумерки. Наши попытки адаптироваться посредством четвертой функции являются по большей части неконтролиремыми и часто находятся под влиянием бессознательной персоны. Поэтому если наши религиозные ценности и центральные религиозные идеи исчезают из области сознательного, они, так сказать скатываются в презренный и потайной уголок подчиненной функции, и именно там должны быть вновь открыты. Первый раз Юнг осознанно обратился к проблеме смерти Бога в своей работе о психологических типах, и в особенности в своей интерпретации Прометея Карла Сплиттера. Прометей связан возвращением забытого сокровища, драгоценного камня или “нового бога” упавшего в область бессознательного. Это сокровище таится в самой презренной сфере души, в самом отвратительном человеке на языке Ницше. Сокровище всегда появляется в самом неожиданном месте, что символизируется рождением Христа в хлеву. В следствии того, что его психологическое значение не было понято, этот аспект мифа о потерянном богочеловеке, который захватил Юнга и которым он жил-курьезным образом возвращается в современной культуре в форме внешних проекций . Так Карл Маркс к примеру, искал потерянную душу и восстановление истинного человека в угнетенном элементе общества, рабочем классе[34]. Другие ищут спасения через помощь т.н. “неразвитым странам”;лишь некоторые, по-видимому, понимают что важно в первую очередь заботиться о неразвитых регионах собственной души, где собирается невидимое зло и откуда оно поднимается разрушая наши самые благонамеренные идеалистические усилия. В своих описаниях 4-х функций сознания Юнг наткнулся на кватернерню модель, которая имеет особенное значение, т.к. позднее он открыл, что атомное ядро бессознательного также, как правило, манифестируется в виде кватернерной структуры. Две части личности, свет штормового фонаря эго и центр бессознательного, относятся друг к другу, по-видимому как образ и отражение. Оба содержат свет и тьму т.к., даже хотя знакомое нам эго кажется светлым для нас,понятным и простым, оно тем не менее содержит таинственную темноту и хотя бессознательное является нам как огромная тень, оно тем не менее содержит сокрытый свет так как производит среди прочего свет вдохновения. В своих поздних работах[35] Юнг говорит, поэтому, что эго можно определить как “относительно постоянную персонификацию самого бессознательного”, или как Шопенгауровское зеркало в котором бессознательное видит свое лицо. “Все миры, которые когда-либо существовали до человека, были физически здесь. Но они были еще безымянными явлениями, не имеющими определенной действительности, т.к. тогда еще не существовало той минимальной концентрации психического фактора, которая могла бы произнести слово которое бы перевесило все творение :это мир, а это я!. Это было первое утро мира когда зарождающийся сознательный комплекс, эго, cын темноты осознанно раскололся на субъект и объект и тем самым придал себе и миру определенное существование”[36] Ближе к концу жизни Юнгу приснился сон, в котором его осознанное эго являлось отражением или проекцией большого внутреннего центра, как будто бы номеру 2, бессознательной персональности приснилась или привиделась осознанная жизнь номера 1. Кажется как будто бы свет Номера 2 являющийся темнотой внутри и свет бессознательного Номера 2 являющицся темнотой во внешнем мире, образут вместе странное двучастное единство, в котором одно не может существовать без другого[37], и эго-сознание является столь сущностной частью этой тотальности что во многих мифах и религиях, оно выступает как сам богообраз, как pars pro toto. ( часть вместо целого). В индийской философии, к примеру, отождествление Бога и эго “рассматривалось как самоочевидное. В природе индийского ума было познание миротворящей сущности человеческого сознания”[38] Когда молодой Юнг решил направить все свои силы на сохранение “внутреннего света”, который он нес во сне в виде ..,он принял еще одно решение, которое также отделяет его от обычных молодых людей. Большинство людей, когда –под внутренним давлением или давлением окружения –принимают решение повзрослеть и оставить романтические грезы юности позади, приняв битву жизни за маленький огонек эго, забывают и подавляют свое бессознательное[39]. Юнг, однако, принимает осознанное решение не отказываться Номера 2 и не признать “что он не существует. Это исказило бы мое "я" и, более того, лишило бы меня возможности объяснить происхождение сновидений. "Номер 2", несомненно, был каким-то образом связан с возникновением сновидений, я был готов даже принять его за тот самый Высший разум, который внушал их…который на деле был призраком, названным мной "духом тьмы"[40]… Единственная выделяющаяся черта моего "духа" - его связь с прошлым, его протяженность во времени или, вернее, его временная безграничность.[41] Номер 2, т.о. олицетворяет также коллективный Дух времени работающего в человеческом бессознательном и открывающегося на протяжении веков истории человеческого разума”[42]. Контрастные и взаимногармоничные эго-сознание и бессознательное, два зазеркалья между которыми Юнг искал срединный путь, могли быть прочвствованы при личной встрече с ним. Его живые темные глаза приветливо и заинтересованно задерживались на посетителе, затем отстпали, как будто он смотрел в более темный фон и искал ответ там. Несмотря на его природн скромность, человек чувствовал себя погруженным в магическую атмосферу, внезапно сталкиваясь с той таинственной силой, в чьей власти человеческая судьба, и откуда берется смысл или бессмыслие его собственной жизни. Редкий посетитель покидал его кабинет, не затронутый бессознательным и таким образом ответственным, за то чтобы со всей серьезностью ответить на вызов Номера 2, который несет наше эго сознание меняет его и наделяет его глубоким смыслом. [1] Воспоминания. Сновидения. Размышления. [2] Игра и контригра между персональностями Номера 1 и Номера 2, которая продолжалась всю мою жизнь, не имела ничего общего с “расщеплением” или диссоциацией в обычном медицинском смысле. Напротив она была полностью индивидуальна.” “Она находится над всеми религиями, обращащимися к Номеру 2, т.е. ко внутреннему человеку. [3] Там же. [4] Там же [5] Там же [6] Имеется ввиду драма, а не характер Фауста. [7] Там же [8] К примеру сестры Бронте или Роберт Льюс Стивенсон. См. Barbara Hannah, Striving towards Wholeness. [9] См. Мария Луиза фон Франс, Puer Aeternus. Интересный обзор проблемы можно найти также в новелле Бруно Гетца Das Reich ohne Raum.См. также James Hillman, "Senex and Puer," EranosJahrbuch [10] Воспоминания. Сновидения Размышления. [11] Там же [12] См. в этой связи Г. Вер . К.Г. Юнг [13] Ответ Иову. [14] Воспоминания. [15] К.Юнг “О природе психе”. Слово “Душа” Юнг в последствии будет использовать для обозначения Номера 2. [16] Так Говорил Заратустра. [17] Cf. Jung, "Picasso," CW 15, par. 214. [19] Jung, "The Transcendent Function," CW 8, par. 162. [20] Философия, подобная гегелевской, является самооткровением психических предпосылок, а в философским смысле — спекуляцией. [21] Воспоминания. Сновидения. Размышления. [22] Там же. В случае Гегеля: идея что истинное Я может быть постигнуто абстрактным мышлением. Cf. F. Философия выражает абсолютный дух (т.е. божественную первопричину мира) в субъективно-объективной форме. Ueberweg, p. 85. [23] Я постаралась продемонстрировать это в моем эссе "Der kosmische Mensch als Zielbikl des Individuationsprozess," Evolution, pp. 94ff. [24] Для Гегеля неосознанное автономное бессознательное явилось в проекции как историческое развитие. The Unconscious before Freud. [25] Воспоминания. Сновидения. Размышления. [26] Юнг. Психология Восточной Медитации. [27] См. Юнг “Айон”. Эго по Юнгу сиждется на соматической и психической базе. Первая манифестируется в форме эндосоматических стимулов, часть из которых переступают порог сознания и становятся восприятиями, т.е. психическим и связываются с эго, а часть остается за порогом. Психическая база состоит с одной стороны из тотальной области сознательного, и из суммы тотальных бессознательных содержаний или внутренних процессов, с другой. “Оно кажется возникает в первую очередь из столкновения между соматическим фактором и окружающей средой, и однажды установленное, как субъект, продолжает развиваться от дальнейших столкновений между внешним миром и внутренним”.-параграф 6. Таким образом дифференциация между субъектом и объектом, между внутренним и внешним постепенно получает место.Этот вклад Юнга в психологию сознательного, здесь очень представленный, почти не получил признания в широкой области философско-академической психологии, т.к. он сконцентрирован на описании эго-сознания, которое не может быть понято без опыта своего зазеркалья, бессознательного.Академическая психология как правило пытается описывать сознательное с точки зрения сознательного субъекта, хотя и не моет ссылаться на архимедовскую точку опоры снаружи мыслящего эго. См., к примеру, Detlev von Uslar, Der Traum alsWelt, о сложностях понимания сознательного без эмпирического познания сновидений. [28] См. Психологические типы. Определения. [29] Фантазия может найти выражение в мышлении, чувстве, интуиции и перцепции и является по всей видимости поэтому способностью sui generis, глубоко укорененной в бессознательном. [30] Под волей Юнг понимал сумму или квантум психической энергии, ответственной за эгосознание. [31] В Психологических типах Юнг пишет: С самых ранних времен совершались попытки классифицировать индивидуумов согласно типам, и таким образом привнести порядок в хаос. Старейшие попытки из известных нам были сделаны восточными астрологами…”(Психологическая типология античности, а именно разделение на четыре темперамента также тесно связана с еще более древними космологическими идеями) [32] Карл Юнг “Приближение к бессознательному”,Человек и его символы. См. также Jacobi, The Psychology of C. G. Jung. [33] Это не означает что, к примеру, нормальный мыслительный тип является бесчуственным, а чувствующий тип глупым, но скорее что четвертая функция в каждом случае будет примитивной, спонтанно произвольной, настойчивой, недисциплинированной и архаичной. Более того, оно ведет себя в некотором роде противоположно психической установке, что означает, что чувство интроверного мыслительного типа является экстравертным, направленным на объект, в то время как ощущение экстравертного интуитивного типа будет интровертным и т.д. Проблеме придает оттенок фатальности, тот факт, что противоположные типы или притягиваются, в форме восхищенной привязанности (они часто женяться), или, что более часто терпеть друг-друга не могут. Интроверт находит экстраверта поверхностным, в то время как последний видит в интроверте наивного мечтателя. Мыслительный тип считает чувственный тип глупым и сентиментальным, последний видит в мыслительном типе “холодного интеллектуала”. Для ощущающего типа, интуитивный является оторванном от реальности, в то время как последний видит в ощущающем типе “Плоское, бездуховное, сухопутное существо”. Пища для одного – яд для другого. Судя по моему практическому опыту, заслуга юнгианской типологии, даже сегодня, заключается в том, для чего он изначально создавал ее –в установлении взаимного понимания между индивидуумми, среди различных школ и движений. В Психологических Типах Юнг поэтому приводит множество примеров из истории культуры(битва за Последний Ужин в средние века, Шиллера против Гете и т.д.) пытаясь проиллюстрировать, как типы взаимодействуют в целом. [34] Cf. Robert Tucker, Philosophy and Myth in Karl Marx, pp. 151ff. [35] Мистерия Объединения [36] Там же [37] Это особенно ясно видно в случае тяжелых психических заболеваний, когда маленький штормовой фонарь эго теряется или гаснет. Манифестации бессознательного тогда превращаются в бессмысленные движения туда и сда, без всякой цели. [38] Мистерия Объединения [39] В своей работе я назвала это “падением Икара” puer aeternus, когда романтический юношь внезапно становится циничным реалистичным, признающим лишь силу человеком. После хиппи приходят скинхеды! [40] Воспоминания, Сновидения, Размышления. [41] Там же [42] Там же. Глава 3. Врач. Асклепий, бог врачевания, часто сопровождался античной скульптурой фаллического кабира Телесфора. “Того, чьей целью является полнота”, по той причине, что не существует психического и даже психосоматического исцеления без глубинной смены ориентиров. Хотя первый сон Юнга, был, очевидно, зовом исцелителя душ, только после долгих колебаний он осознал свое призвание. Изначально он был зачислен на факультет естественных наук в Базельский университет[1]. Когда ближе к концу студенческих лет пришло время специализации, он подумывал о хирургии или внутренней медицине[2]. Однако во время подготовки к итоговым экзаменам он прочитал книгу Крафта-Эбинга по психиатрии[3], где наткнулся на два наблюдения потрясших его. Одним из них был намек на относительную субъективность психиатрической науки, другим –утверждение, что психозы являются “болезнями личности”. Тогда Юнг принял решение. “Меня будто озарило на мгновение, и я понял: вот она, моя единственная цель, - психиатрия. Только здесь могли соединиться два направления моих интересов. …Наконец, я нашел область, где взаимодействие природы и духа становилось реальностью. Как будто бы две реки соединились в один мощный поток, несший меня неумолимо к далекой цели”[4]. Радикальная оппозиция между гуманитариями и естественниками, столь характеристическая для нашей культуры, показалось ему разрешимой в третьем – в науке о человеческой психике, т.к. в психике, как мы увидим позднее материю и дух соединятся в одно. После сдачи итоговых экзаменов Юнг получает ставку ассистента в клинике Бургхольцли в Цурихе(10 декабря 1900). Это было по его словам “как бы постриг в миру, я словно дал обет верить лишь в возможное, обычное, заурядное”[5]; Его темперамент остался таким же как и прежде и почти сразу он стал задавать вопросы, которые до сих пор получали мало внимания. “Главным вопросом во всех моих интересах и поисков был :” Что в действительности имеет место при ментальном безумии?”[6] Лечение таких больных обычно ограничивалось маркировкой заболевания посредством каталогизации их симптомов и диагнозов, чисто внешней задачей, без всякого внимания к психологии пациента.” Привычка задавать неортодоксальные вопросы характерна для всей жизни Юнга; психическое безумие было всегда для него личной драмой конкретного индивидуума, не смотря на все категории болезни. Личная история является “Тайной пациента. Ибо в ней заключена самая тайна, которая явилась причиной болезни и разрушила психику. Если я открою ее, то получу ключ к лечению.” Для того чтобы найти этот ключ требуется прежде всего “долгий и терпеливый контакт с индивидуумом”[7]. “Не следует полагать, что аналитик - некий супермен, обладающий истиной вне этих различий лишь потому, что он доктор, постигший психологическую науку и соответствующую технику исцеления. Не существует терапевтической техники или теории для общего пользования, ибо каждый случай является индивидуальным и совершенно специфическим.”[8] Гораздо важнее установить отношение доверия, чем продемонстрировать клиническую теорию. “Доктору есть что сказать, но есть что сказать и пациенту”[9]. Любое лечение, согласно Юнгу, это диалог и встреча. Лечение также никогда не является просто логотерапией(Виктор Франкл), т.к. терапевтическая встреча, в понимании Юнга, включает такие иррациональные “неосозяемости” как тон голоса, выражение лица, жесты и –ни в коем случае не в последнюю очередь –само бессознательное, то самое которое “действительно бессознательно”. Слова Парацельса о искусстве терапии, которые Юнг приводит в своей работе “Парацельс как врач” , применимы также и к нему: “где нет любви, там нет и искусства” “Так, врач должен не меньшим милосердием и любовью / чем Бог проявляет к человеку / также запастись”Врач – «средство <через которое> природа начинает действовать…То, что делает врач, - не его произведение. «Упражнение в таком искусстве лежит в сердце: если твое сердце неправильное, / то и врач из тебя неправильный»[10] Я знаю пациентку Юнга, которая перед началом лечения поставила ему условие- никогда не говорить ей о своих теориях, идеях и интерпретациях; она хотела говорить с ним только о повседневной жизни, к примеру, о том что он делал на выходных и т.п. Хотя это было сложное условие для него, он согласился – и лечение закончилось большим успехом. Это просто пример того, как он всегда адаптировался к своим анализантам, даже если это шло вразрез с его собственной природой и темпераментом[11]. Эрос был принципом, который направлял его в медицинской работе. Однажды, после того как молодая пациентка призналась с большим смущением, что испытала к нему “перенос” он какое-то время серьезно помолчал, после чего, пользуясь тем, что был хороший день предложил ей прогуляться по его саду. Как будто бы случайно он остановился, когда они подошли к клумбе, где самые различные и редкие дикие цветы росли вместе. Он указал на цветы и сказал :”Вы видите, у меня есть редкие и красивые растения. Я предлагаю им почву. Если она им нравится, они могут стоять цвести и расти. Если нет, что ж ,тогда ничего не поделать.”. Это был ответ ей; он делал таково рода вещи без всякого сознательного намерения, он просто следовал спонтанным подсказкам бессознательного и делал или говорил то, что приходило к нему от природы. В хорошие деньки он любил работать в своем открытом деревенском доме, где его глаза и уши были открыты к знакам и мелодиям природы. Он замечал, в какой момент разговора вздохнула собака, или пчела влетела в комнату, или высокая волна ударилась о стену. Когда, как часто случалось, эти маленькие события резонировали с тем, что обсуждалось , он мог обратить на них внимание с заговорческой улыбкй. Ибо врач - «средство <через которое> природа начинает действовать…”. C cамого начала своей практики, Юнг использовал в лечении пациентов эту тотальную всесвязанность. В тоже время, однако, он занимался исследовательской и экспериментальной работой. Он основал нечто вроде лаборатории по парапсихологии и его шеф, Ойген Блейер поддержал его в этом искренне и щедро. Примерно в это время Юнг закончил свою диссертацию “О психологии и Патологии т.н. Оккультных феноменов”[12] и несколько позже в “Исследованиях словесных ассоциаций”[13]. Хотя и очень различные, как по затрагиваемым темам, так и по стилю, эти две ранние работы, тем не менее, тесно связаны на глубинном уровне. Во время своих студенческих лет Юнг перечитал большое огромное количество доступных книг по оккультизму “[14] т.к. я не мог не видеть, что эти явления очень напоминают мне истории, которые я слышал в своем деревенском детстве. Материал был, конечно, подлинный, но возникал другой важный вопрос: были ли эти явления правдивы с точки зрения естественных законов, - ответить на него с уверенностью я не мог. Но все же мне удалось установить, что в разное время в разных концах земли появлялись одни и те же истории.Подобные вещи “должны были быть связаны с объективными явлениями человеческой психе… Наблюдения спиритов, какими бы странными и сомнительными они ни казались мне поначалу, были тем не менее первым объективным свидетельством о психических явлениях.”[15] В этих исследованиях эго (или номер 1 Юнга) впервые попыталось приблизиться к словам номера 2 как к объективным утверждениям. Два феномена полтергейса (внезапный раскол стола и сломанный нож) пробудили в Юнге интерес и удивление[16] и он решил, будучи еще студентом, поучаствовать в некоторых сеансах сконцентрированных вокруг пятнадцатилетней девочки подверженной сомнамбулическим и спиритуалистическим явлениям. (Во время работы в Бурнхольци Юнг и Ойген Блейер часто посещали мероприятия с медиумами-мужчинами). Он аккуратно записывал все сказанное медиумом и пришел к выводу, что вторая, более мудрая и зрелая часть личности медиума, пыталась как бы прорасти в нее, т.к. со временем девушка все более проявляла качества духа, который в начале вел себя автономно[17]. Под влиянием этого опыта он бы долгое время расположен рассматривать все спритуалистические феномены прежде всего как автономные “части души” которые в конечном итоге относились к сознательной личности[18]. Исследования, которые Юнг предпринял в Бурхольци, его изучение словесных ассоциаций, также связаны с этим. Франц Риклин, работавший с Густавом Ашефеннбургом в Германии, принес докторам из Бурхольци новость о Вундовском ассоциативном эксперименте.Он сам надеялся выявить возможные поражения мозга посредством этого теста. Юнг принял эти опыты с энтузиазмом, но изменил их радикально. Согласно ему, они дают возможность демонстрации присутствия, влияния и структуру тех самых “ частей души” которые он теперь называл “чувственно-окрашенные комплексы”[19]. Вместе с Риклином, Фредериком В. Петерсоном, Чарльзом Рикшером, Ж.Б.Лангом, Людвигом Бинсвангером и другими он предпринял широкую экспериментальную работу, которая сделала бы возможной идентификацию различных типов реакций, схожих реакций и различных типов заболеваний и разработать юридические оценки этого эксперимента для использования в диагностике фактов[20]. В ходе этой работы Юнг нашел в конце-концов твердый научно-экспериментальный базис для своих интуитивных инсайтов в номера 2, т.е. автономную активность бессознательного. Хотя он расширил свои поиски в течение этого периода до психосоматической области, он никогда не рассматривал сопутствующие телесные феномены как причины регистрируемых комплексов, что было бы материалистической интерпретации комплексов. Он рассматривал физические реакции как сопутствующие феномены, и никогда не видел оснований изменить свою точку зрения. В противоположность своему отцу, который в период кризиса сомнения в своей вере, начал допускать материалистическую интерпретацию психики. Юнг отклонил материалистическое происхождение психических феноменов[21], по той фундаментальной причине, что мы не знаем что такое есть “материя”. Также как не знаем, что такое “объективная психика” и что такое “дух”. И то и другое может описываться только опосредованно, с помощью следов, которые они оставляют в нашем сознании, но они не определимы сами по себе. “И материя и дух проявляются в психической сфере” пишет он в своей поздней работе.”в качестве отличимых качеств сознательного содержания. Окончательная природа обоих трансцендентна, т.е. непредставима, т.к. психе и ее содержания это единственная реальность данная нам без посредников”[22]. Таким образом можно было бы даже определить психе как качество материи, или материю как конкретный аспект психе. “В следствии неизбежной психичности феноменов, простой подход к мистерии существования не возможен, их должно по-крайней мере 2 а именно : материальные или физические события с одной стороны и их психические отражения с другой”[23] так что трудно решить что из них отражает что. На этом пути Юнг отклоняет любые попытки интерпретировать существование материалистически или духовно[24]. Т.к. психологию “не волнует какими веще являются “ в себе”, а только то что мы думаем о них”[25]. Хотя во время своего раннего периода Юнг рассматривал “духов” как “только” физические комплексы, в своих поздних работах он изменил позицию. Сложно представить, как например призрак какого-то места может быть вызван персональным комплексом. Поэтому конце-концов Юнг выразил некоторое сомнение в то что такие феномены могут объясняться исключительно психологическими методами[26], т.к. где-то глубоко в основе бытия, психе и микрофизические концепции пространственно-временного континуума встречаются или по меньшей мере соприкасаются. “Это поднимает в полный рост вопрос о траспсихической реальности непосредственно предшествующей психической”[27]. Впрочем, эта проблема будет обсуждаться далее. В этот ранний период Юнг посвятил себя эмпирическому изучению исключительно психической реальности и отклонял ее возможные “материальные” или “духовные” субстраты, как в то время абсолютно непознаваемые. Таким образом, он защищал свою психологическую позицию от влияния эфемерных предпосылок доминирующего тогда мировоззрения. Хотя благодаря изучению словесных ассоциаций в Бурхольци, Юнг открыл психический комплекс, как он назвал это – т.е. он мог продемонстрировать что в психике существуют эмоционально заряженные центры, которые могут быть полностью бессознательными или частично бессознательными или осознанными. Они состоят из “сердцевины” или внутреннего ядра, которое является автономным и которое склонно расширять себя засчет привлекая чувственно окрашенные представления и эмоции. Это могут быть низшие комплексы (отцовский комплекс, материнский комплексы, комплекс неполоценности, денежный комплекс и т.д.) в таком смысле это слово обычно употребляется в современном популярном языке. Но комплексы могут быть также позитивными центрами или “опорными точками психической жизни”[28]. Вероятно вся наша личность сложилась изначально из таких комплексов. Поскольку человеческое тело построено по наследству из множества единиц Менделя, так же не исключено что и человеческая психика является аналогично собранной”[29]. Таковы, если совсем коротко, были интересы и достижения Юнга к моменту, когда он встретил Фрейда. Работы Фрейда стали ему знакомы с 1900 года[30] . Не смотря на непопулярность открытий Фрейда в то время, он поддержал их[31], хотя и не разделеял всего во фрейдовских взглядах[32]. Ближе к концу жизни он напишет: “К величайшим достижениям Фрейда я отношу то, что он со всей серьезностью относился к страдающим неврозами пациентам и вникал в их индивидуальные психологические особенности… Не ошибусь, если скажу, что он смотрел на болезнь глазами пациента, и это позволяло ему понять ее так глубоко, насколько было возможно. В этом смысле он был человеком мужественным и беспристрастным. Подобно библейскому пророку, он взвалил на себя эту ношу, свергая идолов, срывая завесу лжи и лицемерия. Он беспощадно указал миру на всю гниль современного сознания, что, конечно же, не принесло ему популярности. Впрочем, он к этому был готов. Открывая некие подступы к бессознательному, Фрейд тем самым дал нашей цивилизации новый толчок. Называя сновидения наиболее важным источником информации о бессознательных процессах, он вернул людям и науке инструмент, утерянный, казалось, безвозвратно”[33]. Достаточно показательно, что оба этих человека были захвачены одной мифологической темой, фаллическим богом, и оба были глубоко мотивированы большой любовью к человечеству, compassio medici. Но когда встал вопрос о научной интерпретации этой центральной силы бессознательного, их пути разделились. Здесь не место снова приводить все личные детали разрыва Юнга и Фрейда[34]. Но из сказанного выше, должно быть достаточно очевидно, что Юнг не являлся дефективным учеником Фрейда, как его часто иронически называют, но уже развил базовые особенности своей жизни и работы до того как встретился с Фрейдом. Двух великих первопроходцев свело вместе их общее признание бессознательного в качестве фундаментальной, эмпирически демонстрируемой психической реальности. Разделение было необходимо, вообще говоря из-за того что Фрейд сконцентировался на психической и на биологической основе бессознательного и на причинном объяснении его манифестаций, в то время как Юнг понимал психику в терминах полярности, в том смысле что как возбуждение(биологический аспект) так и его подавление(т.к. называемый духовный или культурный аспект) принадлежат к истинной природе бессознательного и что каузальное обяснение их манифестаций должно быть дополнено финальным или теологическим объяснением[35]. По Фрейду бессознательное в конечном счете корениться в биологическом возбуждении; для Юнга, сексуальность хоть и имеет биологическое происхождение является также выражением “хтонического духа” который является “вторым лицом Бога”, темной стороной Богообраза.(фаллический сон). Эмоции Фрейда во время обсуждения сексуальности дали Юнгу основание предположить, что для Фрейда сексуальность также являлась “богом”, которого, однако, он не мог принять осознанно. В последствии Юнг попытался объяснить оппозицию между собой и Фрейдом типологическим отличием темпераментов[36]. Фрейдовское мышление является экстравернтным подходом к научным исследованиям, в то время как Юнговский подход был интровертным. Для экстраверта наибольший интерес представляют внешние предметы, в то время как у интроверта внимание смещается от объекта назад к субъекту. Юнг сравнивал эти течения и противотечения психической энергии с Гетевской концепцией систолы и диастолы. Оба отношения присутствуют в каждом; тип определяется просто по тому факту, что то или другое отношение обычно доминирует. Отношение может меняться со временем. Интроверт, вообще говоря, характеризуется рефлективной натурой, которая “всегда заставляет его думать и взвешивать перед тем как действовать. Это естественно делает его медленным в действии. Его робость и недоверие к вещам вызывают колебания и поэтому он всегда имеет сложности с адаптацией ко внешнему миру”[37]. Экстраверт, напротив имеет открытый боевой нрав, позволяющий ему чувствовать себя как дома в любой ситуации. Он формирует отношения легко. “Новые, неизвестные ситуации притягивают его, чтобы поближе познакомиться с новым прыгает в него обеими ногами”[38]. Сам Юнг несомненно был интровертом. В этом качестве он помог достичь большего признания интроверным подтечениям нашей культуры, которые часто обесцениваются интровертным отношением к жизни. В то же время он также помог нам лучше понять более интровертное мироощущение Восточных культур. Юнговское разделение на экстравертные и интровертные типы получило столь широкое признание, что эти термины прочно вошли в словарь обиходной речи. Юнгианская и Фрейдовская школы до сих пор находятся в оппозиции и причина вероятно кроется в их типологическом отличии. Фрейдовская точка зрения получила сегодня почти исключительное распространение, т.к. она ближе преимущественно экстравертной ориентации нашей культуры. Только в последние годы появилась тенденция придавать более серьезное рассмотрение субъективному фактору, однако это произошло не столько в психиатрии сколько в атомной физике, в то время как среди академических психологов Юнг до сих пор котируется как “туманный мистик”! К сожалению множество вредоносных слухов было распространено за рубежом о взаимоотношениях Фрейда и Юнга, и одним из них является вновь и вновь повторяемая клевета о том, что Юнг якобы был Национал-социалистом и антисемитом. Я знала Юнга лично, с 1933 года и до его смерти и никогда не замечала осознанной или бессознательной почвы для этого обвинения. Напротив он часто нападал на Гитлера и нацизм в совершенно недвусмысленных терминах. Он имел бесчисленное количество еврейских беженцев среди своих анализантов(некоторых из которых он лечил бесплатно). Повторение фактов мне кажется здесь излишним[39], но пару слов о рассмотрении темы Аниэлой Джаффе[40], считаю необходимой. Автор дает истинный и убедительный отчет о всех тех фактах, которые можно было бы посчитать за ошибки Юнга, и за которые их впоследствии посчитали. Его главная ошибка, согласно Джаффе (и по его собственному мнению), в том что он говорил слишком много. Она корректно подчеркнула тот факт, что Юнг был слишком оптимистичен “что еще раз подтверждает трюизм, что великий ученый не обязательно является хорошим политиком!”[41]. Юнг сам как-то признался Лео Байеку :” я поскользнулся” (на скользкой почве политики). В этой связи Аниелла Джаффе говорит о “тени” Юнга, которая, по ее мнению, была здесь вовлечена в дело[42]. Мне представляется такое мнение взятым “с неба”. Ошибка была, очевидно, как она сама пишет далее, в “терапевтическом оптимизме” Юнга, другими словами в той страсти, с которой он отдавал себя медицинской работе. Где бы не прорывалось темное и деструктивное, будь то в индивидууме или в коллективе, он всегда старался со страстным пылом урожденного врача, спасти то что можно было спасти. Когда его друг однажды отметил, что он слишком оптимистичен по отношению к некоторым злым и вредоносным пациентам и всегда надеется, что вот-вот он улучшиться, он ответил “Я знаю, я знаю, но как бы я мог лечить людей, если бы я не надеялся?”. И он признался впоследствии, что питал иллюзии относительно людей пришедших к Нацизму[43]. Он никогда не мог представить, что такое зло может подняться к поверхности и прорвать ее. Не скрытый теневой элемент, но скорее “терапевтический” оптимизм его темперамента привел Юнга к “ошибке”. Фаллический бог из детского сна Юнга, также как и Гермес являлся посланником божественного и миротворцем, и т.к. Юнг надеялся спасти ситуации в Германии, которая скатывалась к массовому психозу, он не мог молчать, что возможно было бы мудрее. Его надеждам суждено было разбиться.За год или два до окончания войны, Германский доктор, который никоим образом не симпатизировал Национал-Социализму но чья профессиональная деятельность дала ему доступ к важному персонажу в штаб-квартире фюрера –генералу Шелленбергу, обратился к Альберту Оери, Карлу Я. Буркхарту и Юнгу с просьбой, чтобы они помогли передать Англии предложение о капитуляции, в необходимости которой Шелленберг надеялся убедить Гитлера. Юнг сразу же принялся за работу, в надежде спасти обе стороны от множества страданий. Но Гитлер внезапно передумал и Германский доктор, профессор Вильгельм Битер, вынужден был спешно бежать в Швейцарию, чтобы избежать преследования за пораженчество. Юнг сказал печально английской ученице, которую должен был отправить в Англию с этой миссией: “это зло настолько ужасно, что может закончится только полным поражением. Даже невинные люди, что остались не могут избежать грядущего страдания”. Не скрытый теневой элемент, но глубочайшее и сильнейшее compassio medici (врачебное сочуствие) заставило Юнга сделать эту “ошибку”. Его природный оптимизм часто приносил ему разочарования в важных и неважных делах, но также позволял ему совершать в терапии такие трансформации, которые никогда не удавались его более скептичным коллегам. Интересно, что Асклепий, движимый своей страстью к исцелению нарушил божественный декрет и вынужден был за это преступление дорого заплатить. Война была отвратительна Юнгу и ближе к концу жизни он часто говорил, что не пережил бы начала третьей мировой. Однако, поскольку он знал, что Швейцарские военные никогда не будут использоваться в наступательных целях он крайне положительно относился к армии своей страны. Он гордился своим рангом капитана медицинской службы и всякий раз когда в районе происходили военные парады он отправлялся смотреть на них. Гермес, бог-миротворец, доминировал не только в адаптации Юнга к окружащему миру, но в первую очередь и главным образом в его способе общения с пациентами. Он не питал никакого интереса к “воспитанию” или “обучению” пациента в соответствии с какими либо методами. Вместо этого он старался помочь ему получить умиротворение посредством сообщения, отправленного пациенту его собственным бессознательным. Он чувствовал себя в роли акушера или, так сказать, повивальной бабки, помогающей выйти на дневной свет естественному внутреннему процессу, процессу возвращения в себя. Этот процесс идет своим путем в каждом индивидууме, т.к. человеческие существа и судьбы бесконечно различаются. Врач, таким образом, по истине является герменевтом, переводчиком, расшифровывающим символические сны-письма, полученные ночью пациентом из собственных психических глубин. В этом отношении работа Юнга напоминает работу шамана или знахаря у примитивных народов. Шаманы или знахари также пытаются своими собственными средствами (транс, предвидение и т.д.) узнать что “духи”, т.е. активирововшееся бессознательное или некоторые комплексы хотят от страдающей персоны, чтобы умилостивить их через соответствующие ритуалы, искупительные обряды, жертвоприношения или изгнать если эти духи являются чуждыми персоне. Шаман способен сделать это, т.к. сам сражался с духом мира, с бессознательным, и пришел с соглашением с ним, что дало ему возможность понимать язык духов и животных. Как отмечает Мирча Элиаде[44], шаман сам не исцеляет, он служит посредником в исцеляющем противостоянии пациента с божественными силами. Хотя Юнг явно никогда не использовал шаманские терапевтические методы или техники[45], он описал некоторые типичные фазы аналитического процесса. Он выделяет 4 характеристические стадии: исповедь, освещение, обучение и трансормация[46]. Первая ступень или стадия, исповедь, имеет свой прототип в конфессиональной практике почти всех мистериальных религиях античности и свое историческое продолжение в соответствующих практиках католической церкви. Она предполагает, что пациент осознает и открывает доктору все скрытое, подавленное, окрашенное чувством вины, все, что изолирует его от окружающих людей. Репрессированное содержание может состоять из мыслей, желаний и часто эмоций и аффектов. Это как если бы некий человек имел неотъемлемое право созерцать в нас все что является темным, несовершенным, глупым и заслуживающим порицания в окружающих.-то что, конечно, мы обычно храним в секрете чтобы защитить себя…Есть изречение из греческих мистерий: “Отдай что имеешь и получишь, что желаешь”[47]. Эта первая стадия катарсиса служит тому, чтобы осознать тень, т.е. темный и низший аспект нашей персональности. Исцеление, однако, не всегда происходит на этой стадии. Во многих случаях пациент регрессирует после признания до детской зависимости от доктора или от собственного бессознательного[48]. Эта зависимость (перенос) имеет свой источник по большей части в бессознательных фантазиях. В противоположность подавленному материалу, эти фантазии являются содержаниями, которые никогда не могут быть осознаны, по факту некоторые из них являются, так сказать, бессознательными по природе –т.е. никогда не становятся содержаниями сознания. Чтобы сделать эти содержания осознанными Фрейд, как и Юнг использовал метод толкования сновидений, однако Фрейд использовавл более редуктивный метод: он прослеживал содержания снов каузально вплоть до самых ранних детских импульсов и впечатлений[49]. Это этап освещения. Как только эти содержания ассимилируются сознанием, наступает следующая задача – образование, или самообразование себя как социального существа. После этого образования могло бы показаться что все необходимое на путях психотерапии достигнуто, если бы не тот факт, что “нормальность” хотя и являясь решением для некоторых людей, является тем не менее тюрьмой для других. “Быть нормальным –это идеал для неуспешных”[50], пишет Юнг “для всех тех, кто до сих пор находится ниже общего уровня адаптации. Но для людей с более чем средними способностями…моральное принуждение быть только нормальным является прокрустовым ложем –смертельной и невыносимой скукой, адом стерильности и безнадежности.”[51] Мне кажется что сегодня все больше и больше людей страдают, как понял Юнг, от факультативного или дополнительного невроза – т.е. они нормально адаптированы социально, или могли бы быть адаптированы, но находят невозможным придерживаться невротических установок т.н. “нормального” коллектива. Юнг пишет : “Среди так называемых невротиков есть много людей, которые, если бы родились раньше, не были бы невротиками, то есть не ощущали бы внутреннюю раздвоенность. Живи они тогда, когда человек был связан с природой и миром своих предков посредством мифа, когда природа являлась для него источником духовного опыта, а не только окружающей средой, у этих людей не было бы внутренних разладов.”[52] Картина мира описанного извне , как предусмотрено в естественных науках, и с помощью одних лишь интеллектуальных спекуляций не является достаточной. Эта проблема становится, по моему мнению, все более острой с каждым годом и бунт молодого поколения против псевдонормальности нашего банального и поверхностного академического рационализма набирает силу. В своих поисках потерянного мифа многие обращаются к учениям Востока[53], другие стремятся вернуться к природе, в то время как другие пытаются прорваться к непосредственному опыту и бессознательному с помощью наркотиков. Таким образом, настоящий невротический раскол постоянно дрейфует к еще большему кризису. Вряд ли мы скажем что-то новое тем, что наиболее нормальные люди это не те кто отказывается адаптироваться к “неправильному” времени, и что существует великое множество действительно невротических и ленивых индивидуумов использующих этот аргумент, чтобы скрыть свою действительную социальную неполноценность. Если, все же мы имеем дело не с подобным неадаптированным индивидуумом, а с нормальной личностью, страдающей от невротической деформации коллективного мира, врач не может ему помочь лечением, направленным на достижение нормальности. Вместо этого он должен обратиться к пациенту всей своей личностью и сделать себя открытым для иррациональных сил, как из бессознательного пациента, так и из своего собственного. Но, прежде всего он должен быть человеком “призванным влиять на других”[54] Поэтому на четвертой стадии врач должен, прежде всего, применить на себе то что считает нужным применить к пациенту. Анализант может трансформироваться только в том случае, если трансформируется сам доктор. Собственная этика и собственная позиция доктора становятся, таким образом, центальной точкой его усилий. Самообразование и саморазвитие, предпринятые терапевтом, выходят, однако, далеко за пределы рабочего кабинета. Он должен даже в повседневности культивировать здоровье[55], как обычно делают гуру в Восточных культурах. И в терапии и в личном росте за пределами терапии, принуждение должно быть заменено развитием и созреванием. Юнг позднее назвал этот процесс созревания индивидуацией. Индивидуацию сложно описать научно, т.к. она включает бесконечное множество индивидуальных вариаций, что подразумевает само название. Тем не менее, из наблюдений достаточного количества случаев можно выделить некоторые общие черты[56]. При первом знакомстве со своим бессознательным Европейцы или Американцы, воспитанные в христианской атмосфере обычно обнаруживают там низшие и “темные” качества которые были вытеснены или которые они пытались сознательно подавить. Можно сказать, что бессознательное появляется впервые как “тень” той персональности, с которой отождествляет себя эго. И Зигмунд Фрейд и Алфред Адлер главным образом интересовались этим аспектом терапии. Тень, однако, не всегда состоит из низших аспектов персональности, таких как сексуальные или силовые импульсы. Хэдвиг Бойе[57] к примеру, сталкивался с криминальными элементами, осознанно живущими на своей темной стороне, в то время как теневая фигура бессознательного обнаруживает моральные и даже благородные черты. Анализируя на востоке индийцев я также, имела возможность наблюдать что их бессознательное склонно разделять светлые и темные части персональности, нежели соединять их, как это происходит с нами, по той причине что в общей сознательной установке индийцев они через- чур перемешаны друг с другом. Это, однако, является такой же формой бессознательности, как и подавление одной из сторон. После того как “низший” аспект эго-персональности становится осознанным и интегрированным[58] обычно выходит на свет контрасексуальный аспект бессознательного[59]. Если осознанная персональность более привержена в жизни аспекту Логоса, то аспект Эрос появляется в сновидениях персонифицированным в женких фигурах. И наоборот, если аспект Эроса получает больше внимания эго, как это обычно происходит с женщинами, тогда появляется мужская персонификация аспекта Логоса. Юнг назвал эти контрасексуальные персонификации бессознательной персонификации анимой( в мужчине) и анимусом ( в женщине)[60]. У мужчин анима находит свое выражение, в основном, в форме специфических позитивных или негативных настроениях, чувственных тонах, эротических фантазиях, импульсах, наклонностях и эмоциональных стимулах для жизни; в то время как анимус у женщин как правило проявляется в бессознательных импульсах к действию, внезапной инициативе, детском лепете, мнениях, доводах и убеждениях. С одной стороны эти контрасексуальные персональные компоненты формируют мост в отношениях с противоположным полом ( главным образом путем проекций); с другой стороны они также являются особым препятствием в понимании своего партнера, т.к. мужская анима имеет свойство раздражать женщин, в то время как женский анимус –раздражать мужчин. Это почти всегда является причиной т.н. “войны полов” и большинство семейных трудностей может быть сведено к влиянию этих бессознательных факторов. Если же эти бессознательные контрасексуальные психические факторы освобождаются от объектов на которые они спроецированы и интегрируются в бессознательное, бессознательное открывает высшую персональность которая у мужчин часто имеет черты мастера, мудрого старого мага или полубога, а у женщины в виде царицы, великой матери, мудрой старой женщины или богини, которая является одновременно Деметрой и Корой. Юнг назвал этот аспект бессознательного “Самость”, заимствуя термин из индийской философии. Самость охватывает все аспекты психики, упомянутые выше, включая эго. Юнговское описание своего Номера 2, обнаруженного в ранней юности, соответствует Самости. Можно сказать, что Самость это больший, вечный человек внутри нас. Однако эта фигура не всегда является в персонифицированной форме. Она также часто может символизироваться математическими фигурами, круговыми или квадратными образами, репрезентующими центр личности. Юнг назвал подобные структуры мандалами. В этих символах порядок и смысл подчеркнуты сильнее, чем в чисто персональных аспектах самости. Этот символ психической полноты будет обсуждаться подробнее в седьмой главе. Юнг предположил, что последовательность трансформаций описанная выше не заканчивается самостью. За персонификацией самости существуют, видимо и иные силы, но он решил не пытаться дать им описания, так как посчитал, что подобное описание было бы не понято. Он был уверен, однако, что по мере роста нашего сознания нам будут открываться все более широкие горизонты. Является хорошо известным фактом в Юнгианских кругах, что вышеприведенная последовательность изменений может иметь совершенно другой порядок, так что данная схема ни в коем случае не является единственно возможным сценарием. Особенно это касается молодых людей, у которых эго только сформировано. Там зачастую встречается полная инверсия. Юнговское описание представляет как бы градацию степеней сложности в процессе интеграции. Осознание тени может быть охарактеризовано как работа для начинающих; интеграция анимуса и анимы является более продвинутым предприятием и мало кому из сегодняшних людей удалось пройти эту точку. Описанные компоненты присутствуют в каждом мужчине и в каждой женщине, но как правило находятся в проекциях или отождествляются с бессознательным. Если, к примеру, кто-то не знает ничего о собственной тени , он может просто оглянуться и спросить себя о тех качествах в других людях которые вызывают гораздо больше раздражения чем следовало бы. Вот где кроется дьявол! Анима и анимус проявляют себя по большей части в любовных отношениях, но так же могут, замечены в женственности мужчины или мужественности женщины. В течении настоящего столетия различные политические лидеры все чаще давали яркие образцы самоидентификации с самостью, в то время как в ранние времена эти “лидеры” были более склонны быть религиозными фигурами и говорить о Христе, Боге или Святом Духе. Менее заметным образом, однако, любое через чур авторитарное поведение держится на идентификации с самость, буть-то в науке, политике или религии. Описанная идентификация с аспектами бессознательного является противоположностью их осознания. Наконец встречается другой вид идентификации с бессознательным содержанием, который должен быть упомянут и который встречается довольно часто. Существуют люди страдающие от отождествления с сознательной ролью, которую они играют ( Юнг называет эту социальную роль персоной): мудрого “всезнающего” ученого или доктора, “бравого” офицера, “любящей деток” нянечки, “отеческим и доброжелательным” священнослужителем и т.д. Известный фольклорный мотив воплотился в этих индивидуумах, согласно которому маска (персона) срастается со своим носителем и больше не может быть отделена. Многие люди, однако, имеют достаточно проницательности и чувства юмора, чтобы избежать этой дорожки, и могут довольно легко различить социальную роль и свое эго. Эти термины Юнга(персона, тень, анимус и анима) служащие для различения различных типичных бессознательных переживаний ни в коем случае не следует воспринимать как чисто интеллектуальные концепции и определения[61]. Они предназначены для установления некоторого порядка в огромном многообразии внутреннего опыта многих мужчин и женщин, точно также как другие термины предназначены для классификации растений и животных. Термин “парнокопытные”, к примеру, не является философским понятием, но описательным именем для сходной группы реальных, поддающихся исследованию существ. То, что Юнг называет процессом индивидуации, является в то же время опытом, который отнюдь не ограничивается контекстом юнгианской терапии. Это путь созревания, который проходят естественно множество людей, либо в одиночку, либо с опорой на традиционные духовные ценности. Терапевт, работающий с подобными пациентами, является только “повивальной бабкой” при рождении процесса роста и самосознания к которому по всей видимости стремится сама природа. “В действительности …индивидуация является проявлением биологического процесса – посредством которого живое существо становится тем, чем ему суждено было стать с самого начала.”[62] Целью индивидуации, как показывают образы бессознательного, является некая средняя точка или центр в котором сосредоточена высшая ценность и наибольшая жизненность. Она неотличима от образов высшей ценности в различных религиях. Она появляется как в естественном процессе индивидуации, так и в различных религиях, к примеру, в Христианском мире, к примеру как “внутренний дворец” (Teresa of Avila), четырехугольный город или сад, как scintilla animae[63], как imago Dei в душе, как круг чья окружность нигде, а центр[64] везде”, как кристалл, камень, дерево, корабль или космический порядок; или, опять же в Восточных религиях, как золотой четырехлепестковый цветок, как свет, как “пустота” наполненная смыслом. Опыт этой высшей цели или центра, приносит индивидуумам внутреннюю уверенность, умиротворенность, чувство осмысленности и полноты, в присутствии которых он может принять себя и найти срединный путь между противоположностями своей внутренней природы. Вместо того чтобы быть раздробленной личностью, нуждающейся в коллективной поддержке, он становится самодостаточным целостным человеческим существом, который более не должен жить как паразит в коллективной среде, но может обогащать и усиливать ее своим присутствием[65]. Опыт самости дает чувство твердой опоры внутри себя, кусочка вечности, неподвластного даже физической смерти. В профессиональных психотерапевтических кругах эти открытия и интерпретации Юнга встретили меньше признания, чем Фрейдовские. Тем не менее они распространяются, хотя по большей части в форме частных институтов и обществ[66]. Почти во всех больших городах Европы(Лондон, Париж, Бремен, Берлин,Штутгарт, Мюнхен, Цурих,Копенгаген, Рим, Милан). Существуют ассоциации терапевтов и других юнгианскиориентированных исследователей, в некоторых из этих городов также существут тренинговые центры. То же самое верно для Израиля и Америки. В Соединенных Штатах существуют проффесиональные ассоциации и большие группы в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анжелесе и Бостоне, также как и крупные организации в Чикаго,Миннеаполисе, Хьстоне, Ст.Льисе и многих других городах. Существуют активные организации в Канаде, как в Торонто, так и в Монреале, а также бразильское общество в Рио-де=Жанейро Множество известных авторов были учениками Юнга.Эрих Нойманн добился широкой репутацию на базе юнговских работ, в особенности своей книгой Происхождение и История Сознания[67]. Также можно назвать Иосифа Хендерсона[68], Джона Пери[69], Герхарда Адлера[70], Михаэля Фордама[71], Э. А. Беннета[72], Пруно Клопфера[73], Вильгельма Битера, С.А. Майера[74], Густава Шмальца[75] и многих других[76]. Но не только тех кто пишет книги следует чествовать за вклад в юнгианскую психологию. Повсюду есть тихие голоса, живущие с юнговскими концепциями и озвучивающими их как на словах, так и молчаливым языком своих жизней. Юнговское описание процесса индивидуации не встретило большого понимания за пределами его школы[77]. Поэтому мы видим, как с каждым годом те силы, которые будучи осознанными становятся частью процесса индивидуации захватывают все больше и больше людей “из—за спины”. Это ведет не к индивидуации, а к феномену примитивной одержимости: роста тени в массовых беспорядках и криминале; активизации анимуса и анимы в сравнительной изнеженности многих молодых людей и маскулинности многих девушек. Бессознательное по видимости всегда ступает первый раз в дверь левой ногой –возможно, поэтому, что эти феномены являются первыми обнадеживающими знаками и предвестниками будущего роста сознания. Так или иначе, я нахожу у многих сегодняшних молодых людей гораздо меньше трудностей в осознании тени, анимуса и анимы чем было у предыдущих поколений [1] См. в этой связи Франц Риклин "C. G. Jung—ein Portrat," и упомянутую выше работу Вера. [2] Об этом периоде жизни см. Memories, pp. 104ff/107ff. [3] Lehrbuch der Psychiatrie, 4th edition, 1890. [4] Memories, pp. 108f/lllf. См также интервью на BBC со Стивеном Беннетом , C. G. Jung, pp. 146ff. (also in C. G. Jung Speaking). [5] Memories, p. 112/114. Поэтому он читает первые 50 томов Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatrie. [6] Ibid., p. 114/116. [7] Ibid., p. 114/116. [8] Man and His Symbols, pp. 60 and 64. [9] Memories, p. 131/131. См в этой связи Вера, р. 129 Вер справедливо акцентирует тот факт что неправильно приписывать Юнгу “Я-это” опыт в противоположность Буберовскому Я-ты опыту; Юнг всегда (а не только главным образом в последние годы, как думает Вер) придавал Я-Ты опыту центральное значение. [10] Paracelsus the Physician," CW 15, par. 42. [11]Перед лицом этих фактов выглядит курьезно обвинение сделанное Гансом Трибом в Heilung aus der Begegnung , о том, что Юнг так мало сочувствовал пациентам, нуждающимся в ответе. Триб относился к чувственному типу, для этого типа как упоминалось выше мыслительный тип часто ошибочно принимается за “холодного интеллектуала”, который на самом деле является проекцией его собственной подчиненной мыслительной функции. [12] In CW 1, pars. Iff. [13] In CW 2, pars. Iff. [14] Он называет среди прочих Цельнера, Крукса,Сведенборга, Дюпреля, Эшенмауера, Пассаванта, Джастина Кернера и Горреса - Memories, pp. 99/102-3 О. интересах Юнга в паропсихологии см. Aniela Jaffe, From the Life and Work of C. G. Jung, pp. Iff. [15] Memories, pp. 99/102-3. [16] Подробности см. Memories, pp. 104ff/107ff. [17] Cf. "On the Psychology and Pathology of So-called Occult Phenomena," CW 1. [18] Cf. "The Psychological Foundation of Belief in Spirits," CW 8, pars. 570ff. [19] [20] Опыт состоит в том чтобы дать тестируемой персоне сто слов-стимулов и просить дать ближайшую словесную ассоциацию. Задержка в ответе, также как и так называемые психогальванические эффектыты указывают на пустоты в области сознательных ассоциаций, за которыми кроются бессознательные комплексы. [21] См. его работу о "The Psychological Diagnosis of Facts," CW 1, pars. 478ff. В результате этой работы, изначально опубликованной в 1905 году он был приглашен вместе с Фрейдом на лекции в Clark University in Worcester, Massachusetts in 1909. См.также C. A. Meier, Die Empirie des Unbewussten, и процитированную здесь литературу. Эта работа была продолжена Францем Риклиным последним выдающимся Президентом института К.Г. Юнга в Цюрихе, умершем в 1969. [22] Memories, pp. 9Sf/97f. [23] "On the Nature of the Psyche," CW 8. par. 420. "Ein Brief zur Frage der Synchronizitat," Zeitschrift fiir Parapsychologie und Grenzgebiete der Psychologie, V:1 (1961). For trans., see letter to A. D. Cornell, 9 Feb. 1960, in Jung: Letters, ed. Adler, vol, 2. Cf. also in connection with the concepts of spirit and matter, Jung in Man and His Symbols, pp. 94f. [24] В том смысле, что все есть дух, а материя лишь конкретизированный дух [25] "The Psychological Foundations of Belief in Spirits," CW 8, par. 585,n. 5. [26] Ibid., par. 600, n. 15. [27] Ibid. [28] Cf. Jung, "A Psychological Theory of Types," CW 6, par. 925. [29]Jung, "Archaic Man," CW 10, par. 141. [30] С работами Брейера и Фрейда я познакомился уже в самом начале моей психиатрической деятельности, и наряду с работами Пьера Жане они оказались для меня чрезвычайно полезными. Прежде всего я обнаружил, что основные принципы и методы фрейдовского толкования сновидений исключительно плодотворны и способны объяснить шизофренические формы поведения. "Толкование сновидений" Фрейда я прочел еще в 1900 году…В 1903 году я снова взялся за "Толкование сновидений" и осознал, насколько идеи Фрейда близки моим собственным [31] Cf. Jung, "Freud's Theory of Hysteria: A Reply to Aschaffenburg," CW 4, pars. Iff. In 1906 Jung started a correspondence with Freud which lasted until 1913. Cf. The Freud/Jung Letters, In 1906 Jung sent Freud his Diagnostische Assoziationsstudien I (including papers 1-3 and 5 in Experimental Researches, CW 2) and in 1907 his Uber die Psychologie der Dementia praecox ("The Psychology of Dementia Praecox," CW 3, pars. Iff). Cf. Memories, pp. 148-49/145-46; and Wehr, pp. 23ff. [32] Cf. Wehr, pp. 23-24. [33] Memories, pp. 168-69/163. [34]Общее представление о точки зрения Юнга на этот конфликт читатель может найти в Memories, Dreams, Reflections, pp. 146-49/144-47, and in Man and His Symbols, part 1 , а о точке зрения Фрейда в Ernest Jones' Life and Work of Sigmund Freud. См.также The FreudjJung Letters. [35] Cf. Liliane Frey-Rohn, From Freud to Jung, и остальную процитированную здесь литературу. [36] Первый раз эта идея появляется на лекции по вопросу о психологических типах в 1913 на психоаналитическом конгрессе в Мюнхене. Затем она развивавется в Психологических типах(1921) вышедших одновременно с E. Kretschmer's Korperbau und Charakter. См. также Cf. Wehr, pp. 49f. Оценка Фрейдовского образа мыслей как экстравертного не означает, что сам Фрейд, как человек, являлся экстравертом. По моему мнению он был интровертным чувственным типом, а его мышление соответственно экстравертным. [37] "The Psychology of the Unconscious," Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, par. 80. Cf. also Wehr, p. 51. Дальнейшее типологическое различение развитое Юнгом менее хорошо известно и до сих пор остается по большей части в контексте терапии и диагностики юнгианских школ, прежде всего потому что чтобы их наблюдать от исследователя самого требуется определенная степень дифференциации. . Cм. Heinz Remplein, Psychologie der Personlichkeit, cited by W'ehr, p. 56. [38] CW 7, par. 80. [39] Читатель может найти хороший отчет об этих фактах в следующей литературе: T E. A. Bennet, C. G. Jung, pp. 56ff; and in Barbara Hannah, C. G. Jung. Cf. also Ernest Harms, "Carl Gustav Jung, Defender of Freud and the Jews," Psychiatric Quarterly, 20 (1946), pp. 199ff; and Wehr, pp. 114-16. [40] From the Lije and Work of C. G. Jung, pp. 78ff. [41] Ibid., p. 90. [42] Ibid., pp. 95ff. [43] Cf. Jung, Letters, Vol. 1, p. 425; also Jaffe, p. 91. [44] Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy, pp. S26ff [45] Читатель заинтересованный в подробностях этого “нетехнического” подхода к Юнгианской психлогии может найти их в следующей отличной книге: Wolfgang Hochheimer The Psychotherapy of C. G. ftrng. Хохмейер справедливо указывает, что этот подход имеет некоторые параллели с “не прямым” методом Роджерса. [46] Cf. "Problems of Modern Psychotherapy," CW 16, pars. 122ff. [47] "Ibid., pars. 132-33. [48] То что Фрейд называл фиксацией. [49] Тогда как Юнг использовал т.н. “синтетический метод” – см. ниже. [50] cf "Problems of Modern Psychotherapy," CW 16, par. 150. Здесь можно провести параллели с точкой зрения Альфреда Адлера. [51] Ibid., par. 161. [52] Memories, pp. 143-44/142 (italics added). [53] Мы видим, к примеру, “гуру” Биттлз, распространения дзен буддизма в Америке, равно как и множество различных школ йоги как в Европе так и в Америке. [54] "Problems of Modern Psychotherapy," CW 16, par. 167. [55] Cf. ibid., par. 174 [56] В этой связи см. в особенности Jung "The Relations between the Ego and the Unconscious," CW 7, pars. 202ff; further, my "The Process of Individuation," Man and His Symbols, pp. 160ff; and Jolande Jacobi, The Way to Individuation. [57] In Menschen mit grossem Schatten. [58] Под интеграцией Юнг понимает осознанное и морально ответсвенное включение бессознательного комплекса в тотальную персональность. [59] А вместе с ним проблема переноса, которая будет обсуждаться далее. [60] См. в этой связи Jung, Aion, CW 9ii; and Emma Jung, Animus and Anima. Cf. also Cornelia Brunner, Die Anima als Schicksalsproblem des Mannes; and especially Barbara Hannah, "The Problem of Contact with the Animus" and Striving towards Wholeness, passim. [61] В Воспоминаниях Юнг пищет: когда “реальная жизнь укладывается в т.н. ясные концепции, тогда опыт “лишается своей субстанции, и его заменяют простые имена, которые теперь ставятся на место реальности. Никто не имеет кких либо обязательств в концепции; вот что опасно в концепции..Дух не живет в концепциях, но в делах и фактах. Словами хлеб не намажешь; тем не менее эта бесполезная процедура продолжается до бесконечности. [62] Jung, "Foreword to White's 'God and the Unconscious'," CW 11, par. 144. [63] Cf. Hans Hof, Scintilla animae, especially pp. 185fF. [64] Об этом символе см. On this symbol, cf. Dietrich Mahnke, Unendliche Sphtire und Allmittelpunkt. [65] См. Jung, "The Development of Personality," CW 17, especially pars. 299ff. [66] Cf. Esther Harding, "Jung's Influence on Contemporary Thought." [67] Cf. also The Great Mother, Depth Psychology and a New Ethic, The Child, Amor and Psyche, Art and the Collective Unconscious and other works. [68] Cf. Thresholds of Initiation and other works. [69] Cf. The Self in Psychotic Process. [70] Cf. Studies in Analytical Psychology and The Living Symbol. [71] Cf. Children as Individuals, The Objective Psyche and other works. [72] Cf. C. G. Jung and What Jung Really Said. [73] Cf. Bruno Klopfer and others, Developments in the Rohrschach Technique; "Some Dimensions of Psychotherapy," Spectrum Psychologiae, 1965; and other works. [74] Das Machen der Wahrheit im eigenen Herzen," Ostliche Weisheit und westliche Psychotherapie, and Komplexe Psychologie und korperliches Symptom. [75] Мои коллеги по сему миру должны простить меня за такую маленькую и случайную выборку. Полный и справедливый список превышает рамки этой книги. [76] Обвинение наиболее часто выдвигаемое против Юнга стоит в том, что индивидуация является асоциальным эгоцентрическим опытом. Это явное недоразмение. Человеческое существо по своей инстинктивной природе является социальным существом и когда оно освобождается от бессознательности и становится осознанным, оно не сомненно становится более социально устойчивым и более открытым для окружающих. Индивидуация,т.о. не в коем случае не означает индивидуализм. Естественно может случится и так, что человек несколько отходит от текущих социальных задач чтобы прислушаться к голосу бессознательного и кажется окружающим эгоцентричным. Такой отход однако предупреждает более радикальный уход, который может устроить бессознательное – в виде сердечного приступа или другого рода “срывов”. Эта проблема будет обсуждаться более детально в параграфе 14. 75 [77] Глава 4 . Зеркальная Симметрия и Полярность Психе. Как мы предположили в предыдущем параграфе, эго-сознание – “маленький огонек” –и сфера бессознательного имеют по видимости схожую кватернерную структуру зеркально-симметричные отношения, взаимопроецируясь друг на друга. Проекция, была изначально Фрейдовским термином, который Юнг затем также стал использовать, но в другом контексте[1]. Не сложно понять на примере повседневной жизни, что имеется в виду под проекцией. Это склонность видеть в других особенности и модели поведения, которые свойственны нам самим, но которых мы в себе не осознаем. Всегда существуют элемент проекции, когда мы страдаем от чрезмерного эмоционального увлечения, будь то любовь или ненависть. Другими словами проекция это непреднамеренный перенос чего-то бессознательного в нас на внешний объект. Феномен проекции коренится в конечном счете в изначальном и универсальном психологическом феномене, который Юнг назвал “архаической идентичностью”, состоянии в котором примитивный человек, ребенок и до некоторой степени каждый взрослый не отделяет себя от окружающего мира и поэтому более или менее смешан с ним. Наша инстинктивная эмпатия с людьми, животными и даже неодушевленным объектами также имеет источник в архаической идентичности[2]. В концепции проекции Юнг видит в первую очередь инструмент пригодный для прояснения множества непониманий между людьми и группами, и в этом практическом ключе, концепция сегодня достаточно широко используется. Но выявление проекции, в особенности, когда она включает негативное содержение, которые воспринимаются как зло и проецируются на других людей, это нравственное достижение, т.е. достижение в области чувства. Необходимость выявления проекции возникает, когда появляются осознанные или полуосознанные сомнение в непогрешимости своего способа смотреть на вещи и когда на сознательном уровне этот способ фанатически защищается. Сомнение и фанатизмы являются, таким образом, симптомами которые указывают на то, что настало время для выявления некоторых проекций. Поскольку выявление проекции подразумевает значительное моральное усилие, это, как правило, не популярное занятие. Если бы Юнговская концепция проекций получила широкое признание, результатом были бы глубокие и далеко идущие изменения, все научные и религиозные доктрины должны были бы быть протестированы на наличие проекции. Таким образом мы больше не смогли очернять как “суеверия” живые религии и культуры других народов- как это многие религиозные и цивилизующие миссии бесстыдно делают сегодня. Только то, что отжито и поставлено под вопрос самими людьми может быть названо проекцией. И даже тогда отжитые верования или иные содержания не могут быть просто причислены к проекциям. Людям надо помочь увидеть их как психическую, нежели как конкретную внешнюю правду. Множество нерешенных загадок кроется до сих пор за концепцией проекции, однако, по моему мнению задача будущей психологов – исследовать их. Не является ли вся наша картина мира проекцией?( как понималось это в индуизме или Лейбницем в его монадах “без окон”) . И что делает возможным для нас в определенное время выявление проекции –т.е. акт понимания того, что до сих проецировалось? По Юнгу ассимиляция проекций включает 5 стадий[3]. На первой стадии, уровне архаической идентичности, человеческое существо переживает проекцию, как если бы она была восприятием реальности. Однако если появляются сознательные или бессознательные сомнения и если поведение объекта конфликтует с идеями индивидуума о нем, тогда начинается дифференциация между спроецированным образом и действительным объектом; это вторая стадия ассимиляции проекции. На третьей стадии появляется моральное суждение о содержании проекции. На четвертой стадии индивидуум обычно объясняет проекцию как ошибку или иллюзию. На пятом уровне, однако, он спрашивает себя откуда этот ложный образ мог прийти; тогда он осознает его как образ психического содержания изначально принадлежавший его собственной персоне. Однако если этого не происходит, тогда внешние факторы вновь принимаются во внимание и цикл начинается по новой. История химии и физики дает нам пример этого. В древности ученые люди – алхимики делали множество фантастических утверждений о материи и принимали их за истинные описания. Впоследствии было доказано, что большая часть из них не согласуется с действительным поведением материи, и были получены новые модели – то что в наши дни мы называем научными гипотезами объясняющие природу и поведение материи. Прежние данные были признаны суевериями и ошибками. Юнг показал ошибки объясняются тем, что алхимики описывали психическое содержание и, хотя их утверждения не являются истинными в приложении к поведению материи, они дают адекватную картину некоторых психических содержаний коллективного бессознательного[4]. Хотя до сих пор было мало уделено внимания этой юнговской идее, современные исследователи фундаментальных проблем наук уже довольно близки к ней, т.к. сегодня является общепризнанным, что научное знание зависит от созданных исследователем моделей. Это также является причиной того, что предсознательное истоки наших концептуальных моделей, которые наблюдаемы в сновидениях до сих пор должным образом не исследовались, т.о. аспект проекции свойственный каждой модели до сих пор по большому счету игнорируется. Появление проекции вероятно связано с зеркально-симметричными отношениями между эгокомплексом и центром бессознательной персональности. Способность сознания, отражать, из которой вытекают все его высшие функции, тесно связана с этими взаимоотношениями. Сегодня концепция симметрии и полярности доминирует по большей части, если не исключительно в области атомной физики и широких областях естественных наук, в особенности биологии.[5] С самого начала своей работы Юнг применяет этот подход в психологии, говоря с одной стороны полярность между эго-сознанием (номер1) и бессознательным (номер 2), и с другой стороны о полярности между материей(биологической основой) и духом (т.е. придающим форму, упорядочивающим фактором). И если в естественных науках полярности сейчас обычно рассматриваются как симметрии, т.к. полюса являются взаимозаменяемыми, Юнг также постепенно приходит к выводу что в психической сфере полярности могут переходить друг в друга. В практическом плане, однако, симметрия является вопросом полярностей, зачастую прямых противоположностей. В своих воспоминаниях Юнг дает драматическое описание первого типа полярности. Он рассказывает о том, как в его собственной жизни были поляризованы сознательное и бессознательное и в этом отношении его убеждения совпадают с аналогичными убеждениями Фрейда. Он, однако, не сходится с Фрейдом в отношении второго рода психической полярности, а именно в напряжении между духом и материей, т.к. Фрейд был полностью убежден, что психические процессы имеют единственным своим источником материю. То, что Юнг имел ввиду под словом “Дух” следует рассмотреть в связи с этим более пристально. В немецком языке слово Geist (здесь переводимое как “дух”) имеет множество различных значений. Оно может, к примеру, обозначать нечто противоположное материи, нечто нематериальное, то, что некоторые философы идентифицируют с Богом или рассматривают в качестве базовой субстанции психических процессов. Под Geist Вильгельм Вундт понимает “ внутреннее бытие, взятое как независимое от внешнего бытия”. Словом Geist другие философы обозначают определенные психические способности, такие как мышление и рассудок, тотальность интеллекта, воли, память, фантазию и стремление к идеалу, или в некотором отношении сознание. Слово (дух времени или века) обычно указывает на определенные идеи суждения, мотивы являющиеся общими для коллектива. Идея Geist имеет тенденцию и к персонификации. Говорят о духе Песталоцци, Гете и т.д., почти в смысле посмертного существования души умершего; это реликт изначального употребления слова[6]. "Холодное дыхание духов" указывает, с одной стороны, на древнюю связь ynkh со ynkroz и ynkoz , что означает "холодный", а с другой стороны, на первоначальное значение слова pnevma , что просто означает "воздух в движении". Также слова animus и anima родственны anemos ( ветер). Немецкое слово Geist, по-видимому, в большей степени связано с вспениванием и возбуждением. “[7] Юнг затем определяет слово Geist (дух) как “ функциональный комплекс, который первоначально, на примитивной ступени ощущался как невидимое, духовное— а presence — присутствие…”[8] Поэтому, если в индивиде происходит нечто психическое, что он ощущает как принадлежащее себе самому, то это и есть его собственный дух. Однако если происходит психическое, которое кажется ему чуждым, тогда это дух кого-то другого, который может также рассматриваться как еще неинтегрированный аспект бессознательного. Духовный аспект бессознательного обладает способностью спонтанных движений и независимо от внешних чувственных стимулов он продуцирует образы и неожиданные мысли во внутреннем мире воображения и даже осмысленно упорядочивает их. Наиболее ясно это можно понять, размышляя о неизвестном Нечто, продуцирующем сны. Из обрывков дневного опыта, всевозможных воспоминаний и других неизвестных источников, оно создает серию изображений и сцен, которые обычно так поражают сознание своей чуждостью, что оно склонно игнорировать сны как сущий бред. При более пристальном исследовании, однако, эта композиция оказывается очень умным, полным смысла отчетом о внутренних процессах, часто превосходящим сознательные отчеты. Дух, т.о., согласно Юнгу является в первую очередь создателем сновидений: принципом спонтанных психических движений продуцирующих и упорядочивающих символические образы свободно и в соответствии со своими внутренними законами. Феномен “духа” может быть сегодня обнаружен путем исследования поведения животных. Зоологи, как известно, ссылаются на “элементарные поведенческие паттерны”[9] под которыми понимаются специфические инстинктивные моторные факторы свойственные как животным, так и человеческим существам, такие как ненависть, любовь, родительская забота в брачное время, агрессия и т.д. Эйбл-Эйбесфелдт, к примеру, рассматривает различные формы приветствий и поцелуев среди человеческих существ, пытаясь реконструировать общечеловеческое “элементарное поведение”, чтобы сравнить его с аналогичным поведением у животных, которое могут быть сведено, по его мнению, к нескольким базовым элементарным примордиальным побуждениям используемым во время брачных ухаживаний, которые впоследствии получают переносное значение. Побуждение к реализации подобных инстинктивных факторов поведения может исследоваться в человеческих существах не только снаружи, в сравнении с их обычным поведением, но и изнутри. В мужчинах и женщинах они появляются почти одновременно с элементарными поведенческими моделями, но только во внутренней области наблюдения, фантастических образах, внезапных мыслях или понятий который сильно заряжены эмоциями, “инспирированными” идеями и чувствами(т.е.ценностными реакциями) которые подобно физическим импульсам к действию являются аналогичными или даже тождественными у всех людей. Достаточно только сравнить любовные поэмы или героические эпосы со всего мира, или мифы и сказки самых разных народов, чтобы убедится что они следуют некоторым общим базовым паттернам. Динамика, порождающая подобные внутренние символические паттерны психе, это то, что Юнг понимал под словом “дух”. Эти поднимающиеся внутренние образы придают побуждениям специфическую форму[10]. Среди примитивных народов мы можем обнаружить эти.факторы, препятствующие инстинктивным побуждениям.Как правило, они состоят из традиционных ритуалов и обычаев. Они не только выражаются в форме побуждения, но и запускают его[11]. Они образуют базовые элементы всех религий, и тесная связь между религией и инстинктом в широком смысле может быть объяснена во многом этой примордиальной связью побуждений с символическими образами. Религия, говорит Юнг “на примитивном уровне является регулирующей психической системой, координирующей динамизм инстинктов”[12] – регулирующей психику системой является придающий форму дух. Примитивные народы, однако, переживают дух как автономное “иное”, подобно тому как сам Юнг в молодости воспринимал свой номер 2 в качестве таинственного “объективного пcихического” присутствия. С развитием сознания некоторые аспекты начинают ощущаться как принадлежащие персональности[13], функции собственной психики и “собственного” духа. Уцелевшие рудименты примитивной точки зрения можно обнаружить к примеру в доктрине Святого Духа или “злого духа”(Сатаны) в Христианстве. В этом отношении религии служат напоминанием о примордиальном характере духа.[14] Между полюсами, эго-сознание/бессознательное и между полюсами, материя/дух, существует градиент энергии, который вызывает энергетические процессы и течение психической энергии.[15] Поэтому Юнг, также как и Фрейд рассматривает психическую жизнь как энергетический процесс. В противоположность Фрейду, однако, он не рассматривал эту энергию как психосексуальное либидо, но скорее как нечто неограниченное по содержанию.[16] Только в области действительного опыта она появляется как сила, побуждение, желание, воление, работа и т.д.[17] В настоящий момент не существует технологий для измерения психической энергии. Однако, интенсивность некоторых мыслей или эмоций может быть оценена, к примеру, посредством чувственной функции.[18] Качество аффектов может быть также отчетливо воспринято.[19] “ У нас есть очень тонкое ощущение количества и качества аффектов у окружающих нас людей.”[20] (Можно добавить, что даже животные, например собаки, имеют способность оценивать интенсивность наших эмоций). Физическая энергия, как хорошо известно, подчиняется закону энтропии, и каждая затрата энергии сопровождается определенным снижением градиента, с безвозвратной потерей энергии в форме тепла. Психическая энергия также по—видимости подчиняется этому закону, по крайней мере в некоторой степени. Во всяком случае это возможно, но остается не доказанным, что духовная динамика подчиняется закону нагэнтропии, т.е. может увеличивать градиент. Совершенно не знакомый с работами Юнга, и исходивший из чисто кибернетических соображений, французский физик Оливер Коста де Бойнерегард недавно постулировал космический “инфра-психизм” который подчиняется закону нагэнтропии.[21] Психическая энергия колеблется между полюсами: с одной между экстраверсией и интроверсией, с другой между регрессией и прогрессом. Последнее есть движение назад в прошлое и вперед к активной жизни(движение внутрь и наружу) в смысле дальнейшего развития, в то время как первое является временным возвращением к прошлым жизненным формам для того чтобы вернуть потерянную ценность и включить ее в настоящую психическую ситуацию или чтобы иметь возможность использовать их энергию в новых предприятиях.[22] (reculer pour mieux sauterl). Еще одна пара полярных концепций привлекла к себе Юнга, как полезная в исследовании психических феноменов – это каузальность и финальность. С одной стороны каждое психическое событие может быть сведено каузально к прошлым событиям (к примеру, травматические детские опыты, как продемонстрировал Фрейд); С другой стороны они могут быть поняты, только если мы взглянем на них с точки зрения их назначения или цели[23]. Оба этих антиномических подхода необходимы, по мнению Юнга, если мы хотим получить подлинное описание психических событий. Оба подхода являются комплиментарными друг к другу в смысле, предложенном Нильсом Бором, который сказал: “Является хорошо известным фактом, что существуют биологические связи которые согласно своей природе описываются не каузально, но финально, т.е. по отношению к их цели. Можно вспомнить к примеру процесс выздоровления, после того как организм был ранен. Финальная интерпретацци состоит в типично комплементарном отношении к описания в соответствии с известными физико-химическими или атомно-психическими законами…Два тип описаний взаимнодополнительны, но не являются необходимо противоречивыми”.[24] В точно таком же ключе рассуждает Юнг, что психические процессы и в особенности сновидения, должны описываться одновременно каузально и в отношении их цели или назначения. Психическое исцеление может быть понято только с финальной точки зрения, тогда как каузальная точка зрения более пригодна для установки диагноза[25]. Юнговский финальный или энергетический подход, также как и каузальный ведет к очень важным результатам в двух тесно связанных областях психологии: интерпретации снов и терапии. Для Фрейда сон служил средством выявления репрессированных, как правило, инфантильных бессознательных желаний, и он надеялся, что это выявление может оказать исцеляющий эффект. Для Юнга, однако, сон содержал гораздо больше чем это. Он указывает в символической форме на цель, к которой стремится градиент психической энергииТаким образом, сон содержит символическое предупреждение о развивающихся тенденцих.[26] Поэтому направление терапии должно зависеть от собственных снов пациента. Это главная причина того, что в Юнгианской терапии не может быть ни техники, ни метода, ни произвольной лечебной цели к которой стремится врач. Вопрос скорее в поиске понимания специфических энергетических тенденций к исцелению и росту у каждого отдельного пациента, дабы усилить их через участие сознания и помочь им прорваться в сознательную жизнь пациента. Однако, как мы уже сказали, тайным поэтом и правителем сновидений является “дух”, активный ,динамический аспект псиехе. Дух является реальным культурообразующем фактором в человеческих существах. Вероятно, что человечество постепенно поднимаясь из животного царства, медленно накапливая избыток энергии который не мог найти полного выхода в инстинктивных поведенческих моделях[27] и поэтому не нашел применения в изначально неизменном естественном окружении.[28] Избыток энергии начал манифестироваться в создании символических ритуалов и фантастических образов. Поэтому, по мнению Юнга символы не являются изобретенными или придуманными людьми, но продуцируются бессознательным посредством т.н. откровении или интуиции. Вполне вероятно, что многие исторические религиозные символы появились непосредственно из снов[29] или были инспирированы снами. Ритуал, вероятно, может также происходить иногда из неосознанных движений, в особенности движений рук. Мы знаем, что среди примитивных людей выбор персонального тотема или бога как персонального защитника и покровителя часто определяется сновидениями, даже сегодня. В течении предыдущего развития культуры, тенденция пресекать индивидуальное формирование символов, в интересах установленных коллективных символов становилась все более явной. Первая ступень в этом направлении было установление политеистических религий во многих цивилизациях прошлого, наряду с подавлением политеистических склонностей и тенденций.[30] Как только, однако, официальные религиозные формы распадаются, формирование оригинальных индивидуальных символов возобновляется. Это свойственно духу, или символообразующей функции придавать множеству инстинктивных побуждений унифицированную структуру. Применительно к животной жизни Конрад Лоренц говорит, например, о “парламенте инстинктов”; в человеке символо-формирующая функция бессознательного будет соответствовать президенту такого парламента. Эта функция является spiritus rector (духовным наставником) процесса индивидуации, описанного в предыдущей главе. Человек, по мнению Юнга, является пиродным существом, полным примитивных животных инстинктов с одной стороны, а с другой – духовного наследия состоящего из структурных склонностей порожденных символо-формирующей функцией психе. Эти структурные символические паттерны помогают держать инстинктивные побуждения в узде. “Ум, как наследуемый активный принцип, состоит из суммы умов преджествующих умов, “невидимых отцов” полномочия которых рождаются заново вместе с ребенком”.[31] В то время как Фрейд видел фундаментальный человеческий конфликт в коллизии инстинкта с коллективным сознанием (суперэго), Юнг считал, что оба полюса присутствуют в природе, или в человеческом бессознательном, что оба они всегда были там и ни одна не является эпифеноменом другой. Недавние открытия в области поведения, показывающие, что рудименты ритуалов, трансформирующие элементарные инстинкты в новые формы приложения наблюдаются даже в животном царстве, по моему мнению, придают дополнительную силу Юнговской гипотезе. До сих пор является открытым вопросом, воспринимают ли животные внутренние символические смыслообразы, когда реализуют инстинктивные паттерны. На данный момент мы вынуждены довольствоваться в этом отношении изучением человеческих существ, т.к. возможность вербальной коммуникации отсутствует у животных.[32] Креативная функция символо-формирующей психической динамики – или духа – всегда действует через отдельных индивидуумов. Только в индивидууме творятся новые идеи, артистические инспирации, конструктивные прозрении и фантазии. Иногда они потом принимаются на вооружение и имитируются группами, для которых индивидуум является частью. Это мнение Юнга также подтверждается поведенческими исследованиями. Было показано, что только одиночны животные первыми опробируют новые поведенческие модели ( К примеру, оставаясь в определенном месте в поисках пищи, вместо того чтобы продолжать традиционный миграционный маршрут). В случаях, когда модели оказываются успешными они затем имитирутся группами. Творческий дух, таким образом, оказывается безусловно связанным с принципом индивидуации. Групповой вклад состоит лишь в детализации и в консолидации новых форм поведения.[33] Учитывая все это, должно быть очевидно почему сны, наиболее типичные и важные манифестации символоформирующей динамики психе, играют центральную роль в Юнговской психологии[34]. Наряду с инспирациями и непринужденными фантазиями, они являются реальными манифестациями духа. Даже во время поступления в университет, когда он размышлял о маленьком огоньке, Юнг был поражен высшей осмысленностью сна, предложившего новое полное смысла отношение к жизни. В течении своего дальнейшего развития он продолжал открывать все больше и больше о lumen naturae открывавшем себя в сновидениях. На этом пути он выработал некоторые новые подходы для приближения к этому внутреннему источнику света.[35] Прежде всего, он рекомендовал твердо удерживать в голове все персональные ассоциации приходящие на ум в связи с каждым индивидуальным снообразом . Если это сделано, тогда, становится очевидной широкая связь между отдельными образами и событиями. В случае когда появляются универсальные мифологические символы, такие к примеру как огонь, небеса, звезды, деревья , и у спящего не возникает с ними никаких особых ассоциаций, тогда следует привлечь общечеловеческие ассоциации, расширенное историческое понимание таких символов. Большинство снов имеют также динамическую структуру, что заслуживает особого внимания. Эта структура схожа с классической драмой в том, в том что сон начинается с экспозиции( оглашения времени и места и основных персонажей), за которым следует период осложнений(начало действия во времени, называемое “завязка”), peripeteia (движения назад и вперед, вниз и вверх по сюжету) и лизис(или катастрофа)[36] т.е. заключительный аккорд, который или вносит решение или негативный шоковый эффект, на этой точке сновидец обычно просыпается. Если все эти данные осторожно исследовать, они дадут базис для толкования “значения” сновидения. Это токование не может, однако, быть окончательной и исчерпывающей формулировкой значения сновидений, т.к. значение сновидений никогда полностью не формулируется. Скорее толкование является попыткой настроить сознательную позицию таким образом, чтобы было возможно вызвать искру из сновидения, и стимулировать психический инсайт сопровождаемый шоком и озарением. Интерпретация сновидения, т.о. является корректной только тогда, когда она кажется “очевидной” , когда стимулирует и вызывает эмоциональное изменение личности. Образы сновидения следует обдумывать до тех пор[37] ,пока не наступит подобная реакция. Хотя Юнг и разработал некоторые общие научные принципы своего искусства интерпретации, толкование не является простым “методом”, но в некоторой степени, практическим искусством. Даже после интерпретации тысячи сновидений, всегда остается осознание того какими непостижимыми они являются, и сколько еще предстоит узнать о них. “Личное уравнение” интерпретатора также должно быть учтено, т.к. чем более он развит, те больше он “видит” в снах других людей.[38] Одним из наиболее важных вкладов Юнга в искусство толкования сновидений является дополнение толкованием на субъективном уровне Фрейдовского толкования на объективном уровне. Рассмотренный на субъективном уровне сон является внутренней драмой, в которой сновидец является одновременно зрителем, поэтом, драматургом, режиссером и всеми персонажами сна. Все актеры воплощают спроецированные элементы психики сновидца, среди которых разыгрывается драма. Интерпретированные на объективном уровне сны дают нам в символической форме, ориентацию по отношению к “объективным” людям и вещам, которые являтся частью нашего бодрственного мира. (К примеру, сновидец может получить предупреждение о ком-то, кто окажется враждебным, не зная об этой враждебности во время сновидения). Интерпретация на субъективном уровне почти всегда более значима т.к. только очень редко мы можем изменить внешний мир, тогда как инсайт, позволяет совершить изменение в себе. Так, к примеру со зловещими фигурами в снах всегда более полезно заметить соломинку в собственном глазу, чем бревно в чужом. Должен ли сон восприниматься на субъективном или объективном уровне редко однозначно обозначено самим сном. Здесь важно скорее, что подсказывает чувство сновидцу или его консультанту. Таким образом, интерпретация сновидений является не только интеллектуальной, но и этической процедурой. Хотя некоторые интерпретации часто вызывают “озарение” и у сновидца и у аналитика, это еще не докозательство их истинности. Слава Богу, есть и другое средство контроля, а именно серии снов. Если сон был ложно интерпретирован, т.е. в нездоровом для сновидца ключе, тогда в течение ближайших ночей появляется корректирующий сон, проливающий свет на некоторые неясности предыдущего сна. Объективного, общезначимого научного метода однозначного толкования сновидений просто не существует, по мнению Юнга. Единственным окончательным критерием успешности этого искусства является вопрос: оказал ли такой способ обращения со сном исцеляющий эффект или нет? Сон остается таинственным посланником психической реальности[39] к которому посредством понимания мы можем только приблизится, но никогда не можем полностью исчерпать сознательной интерпретацией. Юнговский подход к сновидениям является не аналитическим, а синтетическим и конструктивным, что означает, что он больше значения придает целительным тенденциям в бессознательном, чем причинной деривации к беспокойствам. Неожиданное подтверждение символической репрезентации сновидений дали чисто внешние исследования сновидений (проведенные главным образом в Америке) посредством электроэнцефалограммы. Отсюда напрашивается вывод, что сон является нормальной функцией в жизненном процессе, который стремится к гомеостазу.[40] Согласно Фрейду сон скрывает психическое содержание, которое нужно открыть. (сон может к примеру сказать “трость”, а иметь ввиду “пенис”). Юнг отказался от этой точки зрения. По его мнению сон ничего не скрывает, а просто является частью чистой природы. Причина того что мы не всегда понимаем его кроется в полярности между Номером1 и Номером 2 –нашего эгосознания и бессознательного. “Мы должны поэтому принять, что сон является тем чем он является, не больше не меньше.”[41] Кто-то может- вполне оправданно –найти досадным, что сон обращается к нам на относительно непонятным языке, особенно когда, к примеру предупреждение об опасности столь туманно, что понимаем его только когда происшествие действительно случится. Причина этого кроется не в “цензоре” как полагал Фрейд, а скорее в том факте, что концентрированная яркость нашего эго сознания дает эффект затемнения мира снов, также как электрический свет мешает нам отчетливо видеть пламя свечи. Условие бессознательности хранит идеи и образы на гораздо меньшем уровне напряжения; они теряют ясность, их связи с друг другом становятся менее прочными, становясь только смутными аналогиями. По видимости к ним не приложима наша логика и временная шкала. Таким образом “сон не может продуцировать определенные мысли. Если он начинает делать это, он перестает быть сном т.к. пересекает порог cознания.”[42] Это означает ту часть духа, которая еще не является частью личности, но которая находятся в своем первоночальном состоянии части чистой природы[43] и из которой появляется наше эго-сознание с контраионно-фокусирующими функциями. Попытка воссоединить эти более или менее дифференцированные функции с их корнями, тем самым предохраняя наше сознательное эго от того чтобы стать через-чур автономным и, вследствии этого, отрезанным от инстинктов и является целью усилий направленных на понимание снов. Если это понимание достигнуто, тогда сновидческая активность бессознательного оказывает оживляющий и творчески инспирирующий эффект на сознательное и это эффект потом способствует психологической интеллигентности и здоровью. Юнговское отношение к снам и его путь понимания их связаны с решением, сделанным им после сна с маленьким огоньком, вызвавшим глубинные внутренние изменения. Он решил тогда иденцифировать себя с Номером 1 и проживать его жизнь, но при этом никогда не забывать о Номере 2 и не поворачиваться к нему спиной как поступают многие в аналогичный период жизни. “Я всегда старался” –пишет он –“подготовить пространство для всего что приходит ко мне изнутри”[44]. Отрицание Номера 2 было бы насилием над собой[45] и лишило бы Юнга объяснения возможности понять источник своих снов, в которых он ощущал работу высшего разума. Множество современных “просвещенных” мужчин и женщин, однако, позволяют себе полностью отделится от своего Номера 2. В результате они вынуждены искать через страдания и нервозы, путь назад, к новому пониманию и признанию роли Номера 2 в своей жизни, не чтобы отождествится с ним или с его мудростью, а чтобы поддерживать диалог с ним[46]. Дальнейшие исследования показали Юнгу, что сны имеют своеобразные компенсаторные отношения с сознанием, другими словами они более или менее уравновешивают односторонность сознательной установки[47] как это происходит в биологических процессах или поддерживают то, чего не хватает до целостности индивида. В этом смысле они являются выражением саморегулирующего процесса в психической полноте индивидуума, внутри которой бессознательное по всей видимости находится в комплементарных ( в том смысле этого слова, в котором его употребляют физики) отношениях с сознанием.[48] Стабильная кооперация между сознательным и бессознательным содержанием, которая столь желаема в жизненном процессе зависит от трансцендентной функции, которая сама по себе является одним из аспектов символо-формирующей стороны бессознательного.Она обладает целенапраленной тенденцией сближать сознательное и бессознательное.[49] Наше эгосознание склонно концентрироваться исключительно на адаптации к текущим обстоятельствам. По этому оно не замечает или игнорирует бессознательный материал, т.к он не служит целям адаптации, или не обладает достаточной энергией чтобы стать осознанным или еще не готов стать осознанным. Благодаря этой концентрации эго может легко развиться односторонность, которая не согласуется с инстинктивной целостностью. Только трансцендентная функция –т.е. символоформирующей дух –может сделать органически возможным переход от односторонней позиции к новой, более полной.[50] Рисуя символически новые перспективы жизни, она открывает новые пути роста. Сон никогда не указывает прямо на что-то известное , но всегда на некий комплекс данных еще не постигнутых нашим эго-сознанием[51]. Он указывает на смысл, который мы никогда еще осознанно не переживали. Интенсивный контакт с бессознательным важен, таким образом, не только в случае умственных расстройств, в силу того целительные тенденции психической саморегуляции достигают сознания этим путем. [52] Подобные контакты также полезны для каждого, а в случае креативных талантов обычно необходимы и как правило присутствуют[53] как было в случае самого Юнга. По моему мнению, это связано с тонкой позицией, которую она занимает между полюсами бессознательного: духом и метерией, субъективным и объективным уровнем, каузальноредукционной/финально-перспективной интерпретацией и т.п. Некоторые критики обвиняют Юнга в позиции слишком удаленной от бессознательного[54], другие –в переоценке бессознательного[55]. Но именно эта тонкая балансированная срединная позиция, является по моему мнению, принципиально важной в Юнговской концепции сновидений. Она делает возможным понимание психики как живой системы оппозиций, без одностороннего интеллектуального насилия, таким образом, приоткрывая дверцу для любого глубинного опыта. То, что раньше было субъектом для фракционных ссор между различными научными школами, только совсем недавно стало глобальной проблемой. Сторонники галлюциногенных наркотиков стали жертвой односторонней переоценки бессознательного, в то время как рационально и политически ориентированные движения и партии надяется изменить мир одними сознательными социальными мерами, полностью игнорируя бессознательное. Но сейчас, быть может, этот раскол дошел до точки, когда все больше людей будут прислушиваться к Юнгу, как к стороннику срединного пути, который мы должны искать снова и снова. На примере поборников крайних точек зрения хорошо наблюдать, противостояние бессознательного и односторонней сознательной позициеи, и каким деструктивным это противостояние может быть. Наркоманы часто мучаются от кошмарных снов и видений, которые предостерегают их от дальнейшего падения в бессознательное (бэд трипы), а сны политико и социально ориентированных реформаторов обычно критикуют их интеллектуализм, инфляцию и отсутствие чувства. [1] Согласно Фрейду мы проецируем на внешние объекты только желания и импульсы, которые мы подавляем. По Юнгу любое бессознательное содержание –не только то что мы подавили –может проецироваться. Юнг определяет проекцию(Psychological Types, CW 6, par. 783) как “ переложение субъективного внутреннего содержания (события) во внешний объект. Проекция основывается на архаическом тождестве (см.) субъекта и объекта, но называть это явление проекцией можно лишь тогда, когда возникает необходимость распадения этого тождества с объектом. Возникает же эта необходимость тогда, когда тождество становится помехой, то есть когда отсутствие проецированного содержания начинает существенно мешать приспособлению и возвращение проецированного содержания в субъекта становится желательным. “ (Выделение автора). Юнг проводит дальнейшее различение между активной и пассивной проекцией, последняя является “чувством к”, вторая актом суждения. C. G. Jung: His Myth in Our Time. [2] Юнг: “Я использую термин идентиность для обознаения психологического соответствия. Это всегда бессознательный феномен…унаследованный от изначальной неразличимости субъекта и объекта..это не уравнение..Но идентичность также делает возможной осознанную коллективную..социальную позицию. CW 6, pars. 741-42. L. L£vy-Briihl coined the expression 78 [3] 'Cf. Jung, "The Spirit Mercurius," CW 13, pars. 247-48, где процесс иллюстрируется идеей “злого” духа. [4] Подробнее о теме Алхимия см.11, 12 и 13. [5] В следствии релятивизации принципа паритета. Cм. Karl Lothar Wolf, "Symmetric und Polaritat," Studium Generate, 2 (July 1949), pp. 221ff. Cf. further Vilma Fritsch, Links und Rechts in Wissenschaft und Leben, pp. 153ff. [6] Cf. Jung, "The Phenomenology of the Spirit in Fairytales," CW y i, par. 387. [7] Ibid., par. 387. [8] Ibid., par. 388. [9] ° Cf. Konrad Lorenz, On Aggression, and Irenaus Eibl-Eibesfeldt, Liebe und Hass. [10] Это не значит что в животном царстве такие побуждения как агрессия, сексуальность и т.п. являются беспредельными; они до определенной степени ограничиваются контримпульсами; к примеру импульс агрессии сдерживается сексуальной периодичностью и т.п. [11] Cf. Jung, Mysterium Coniunctionis, CW 14, par, 602. [12] "Ibid., par. 603. [13] В работе Number and Time я попыталась объяснить это в свете истории математики. [14] Юнг постоянно предупреждал об опасности иллюзии, считать дух собственностью. “Дух угрожает человеку инфляцией, что поучительнейшим образом доказало наше время. Опасность становится тем острее, чем более внешний объект приковывает наш интерес и чем более мы забываем, что вместе с дифференциацией наших связей с природой рука об руку идёт точно такая же дифференциация с духом, создающая тем самым необходимое равновесие. Если внешнему объекту не противостоит внутренний, то это порождает необузданный материализм, спаренный с обманчивым самопревозношением или самоуничтожением автономной личности, – что, так или иначе, является идеалом тоталитарного «народного» государства.” —"Phenomenology of the Spirit," CW 9 i, par. 393. [15] Т.о Юнг рассматривает психическую жизнь как напряжение между двумя полюсами материи и духа, изначально представленные в примордиальных образах матери-земли и отца-духа. Cf. Man and His Symbols, pp. 94ff. [16] Cf. Symbols of Transformation, CW 5, Part 2, Chapter 2; and "On Psychic Energy," CW 8, pars. 54ff. [17] См. фундаментальное юнговское исследование "On Psychic Energy," CW 8. Психическая энергия по видимости находится в отношении взаимодействия с физической энергией. Так психическая энергия по видимости подчиняется принципу эквивалентности, гласящему что “ Если в одном месте затрачивается энергия, в другом месте появляется то же количество энергии в той же или иной форме.” Подчиняется ли она закону сохранения не известно, т.к. мы можем рассматривать только отдельные системы. [18] Аффект может быть лучше всего измерен косвенно, через физические симптомы, такие как учащения пульса, дыхания или психогальанические феномены. [19] "On Psychic Energy," CW 8, par. 25. [20] Cf. Jung, Symbols of Transformation, passim, and "On Psychic Energy," pars. 48ff. [21] Более подробное обсуждение можно найти в моей работе Number and Time, pp. 17.См. также "Entropy, Negentropy and the Psyche." Согласно Юнгу психический символ или символический акт является своего рода машиной трансформирующей энергию, и возможно даже увеличивающей ее. Весенняя церемония Вачанди в Австралии может послужить тому примером. “Они выкапывают яму в земле, овальную по форме и обставленную кустами, похожую таким образом на женские гениталии. Затем они танцуют вокруг этой ямы держа перед собой копья имитирующие пенис. Проходя круг они опускают копья в отверстие с криками 'Pulli nira, pulli nira, wataka!' (не яма, не яма, а пи..”) В течении церемонии никому из участников не разрешается смотреть на женщин. “Посредством ямы Вачанди создают аналогию женских гениталий, объекта естественного инстинкта. Посредством.. криков и экстатических танцев они убеждают себя, что яма на самом деле влагалище. …Не может быть со мнений что это канал энергии и перенос ее посредством танца( являщегося в действительности брачной игрой, как и у птиц и других животных)” On Psychic Energy," pars. 83-84 Таким образом магический образ или символ являются машинами трансформирущими энергию. [22] Cf. "On Psychic Energy," par. 77. [23] Ibid., pars. 2-3. Cf. also par. 4, n. 5. [24] Speech cited by Werner Heisenberg in Der Teil und das Game, pp. 128-29. [25] Последнее в любом случае не так важно по мнению Юнга, как в физической медицине, т.к. диагноз в психиатрии не предполагает соответствующей терапии; терапия как правило совершается в ней независимо от диагноза [26] В древности этот аспект рассматривался как истинное толкование сна и сны всесте с их толкованиями рассматривались главным образом в связи с прогнозом будущего. [27] Cf. Jung, "On the Nature of Dreams," CW 8, pars. 530ff. [28] Cf. "On Psychic Energy," CW 8, pars. 91-92. [29] Cf. ibid., par. 92; and two examples in Marie-Louise von Franz, "The Process of Individuation," Man and His Symbols, pp. 160ff. [30] Эта стародавняя функция присутсвует и сегодня , несмотря на тот факт, что на протяжении долгих веков ментальные тенденции подавляли индивидуальное символоформирование. Одной из первых шагов в этом направлении было установление государственной религии, следующей –уничтожение политеизма. "On Psychic Energy," par. 92. [31] Ibid., par. 101. [32] Если сегодняшние Американские попытки обнаружения “речи” у дельфинов шимпанзе окончаться успехом. Это может пролить некоторый свет на ситуацию. [33] Доказано, что группы могут также работать творчески, однако при более тщательном исследование оказывается, что там также каждый отдельный человек должен “заниматься своим делом” как говорят хиппи. Небольшие инновации и стимуляции порой исходят из групп, однако гениальные, значимые креативные действия всегда происходят от единичных персон идущих своим жизненным путем. Cf. Donald C. Pelz and Frank M. Andrews, "Autonomy, Coordination and Stimulation in Relation to Scientific Achievement," Behavioral Science, 11:2 (March 1966). [34] И рассматриваются совершенно различно во Фрейдовской школе и экзистенциальной теории. [35] Поэтому я не говорю о “методе интерпретации” т.к. это более вопрос искусства чем метода. [36] Иногда лизинг отсутсвует и открываются некоторые условия, о которых я не могу говорить здесь. [37] В противоположность Фрейдовскому методу свободных ассоциаций, ведущего от образов к комплексам. Cf. Jung in Man and His Symbols, pp. 26ff. [38] Я не хочу входить здесь поднимать здесь философских вопросов. Это по моему мнению преждевременно. (Cf. Detlev von Uslar, Der Traum als Welt.) Перед этим мы должны получить в этих гораздо больше опыта чем имеем сейчас. [39] Медард Боос делает специальное ударение на этом, иронично отмечая, что это не было точкой зрения Юнга. Cf. Detlov von Uslar, passim. [40] Cf. W. Dement, "Die Wirkung des Traumentzugs," in Jutta von Graevenitz, Bedeutung und Deutung des Traumes in der Psychotherapie, о связи между биологическими линиями исследования снов и Юнгианскими воззрениями см. Stefan Vlaikovi£, Biologie des Traumens in tiefenpsychologischer(неопубликованная диссертация) Некоторые аспекты были также исследованы Клинике Карла Юнга(Цурих) и также. неопубликованы [41] Two Essays, CW 7, par. 162. [42] "Jung in Man and His Symbols, p. 64. [43] Недавние биологические исследования снов показали, что похоже после рождения мы постепенно выходим из “перманентного” или “вечного” сна. [44] Memories, p. 45/55. [45] Cf. ibid., p. 89/94. [46] Людвиг Бесвангер и Медард Боос оба видят смысл и цель понимания снов( без интерпретации) в тотальном объединении изолированного эго с общим психическим миром человечества. В Гегелевской традиции они перенимают Welt der Dinge (Мир вещей). Таким образом они устраняют поляризацию так необходимую для жзни. См. отличный обзор различных взглядов на природу сновидений: Jutta von Graevenitz, pp. 360ff. [47] Cf. Jung, "On the Nature of Dreams," Structure and Dynamics, CW 8, pars. 530-69, esp. pars. 555ff, где даны примеры. Более ранне упоминание: "The Psychology of Dementia Praecox," CW 3, pars. Iff. [48] Cf. Jung, "The Transcendent Function," CW 8, esp. pars. 137-39. [49] См. там же : Это отсутствие параллелизма не есть случайность или непреднамеренность; оно обусловлено тем, что бессознательное ведет себя в компенсаторной или комплементарной манере по отношению к сознательному”. Бессознательное кроме того “содержит в себе все комбинации фантазии, которые еще не достигли порога интенсивности, но с ходом времени и при благоприятных обстоятельствах, вероятно, проникнут в сознание [50] Cf. ibid., par. 145. [51] Cf. ibid., par. 148. [52] Cf. John W. Perry, The Far Side of Madness. [53] Cf. "The Transcendent Function," par. 135. [54] Medard Boss, к примеру. [55] Главным образом сторонники бихевиористкой теории. Глава 5. Путешествие по ту сторону. Наиболее ранними предшественниками современной психотерапии известными истории являются шаманизм и медицинские практики примитивных народов. В цивилизованных обществах хранителями существующих ритуалов и традиций как правило является священник; среди примитивных народов, однако, фигура подобного хранителя подразумевает индивидуальный опыт в мире духов( который сегодня зовется бессознательным) и его главной функцией является исцеление личных болезней и нарушений в жизни коллектива. 1 Он лечит страдающего входя в состояние транса, он сопровождает мертвых в царство теней и служит посредником между ними и их богами; во время пути он следит за их душами. “Шаман” говорит Элиаде “большой специалист в человеческих душах; он один видит их, он знает их формы и судьбы”2 Его способность свободно перемещаться среди сил “той стороны” является иногда семейным наследием, но чаще всего кроется в индивидуальном опыте призвания. Это, как правило, предвещается периодом психической дизориентации.3 Будучи вызванным, он уединяется и придается созерцанию; иногда он получает свой зов через сновидения.4 Временами он заболевает физически и не выздоравливает до тех пор , пока не становится шаманом. На самом деле шаман является психически абсолютно нормальным, хотя, как правило, более чувствительным и возбудимым чем другие люди. (Римляне говорят о genusirritabilevatum, возбудимой расе видящих. Болезнь, сопровождающая шаманский зов иногда изображается в виде похищения птицей, которая уносит призванного в подземный мир. Там он остается запертым какое-то время и часто расчленяется духами или страдает от других пыток. После чего “мать птица” уносит его домой, в мир человеческих существ. Затем шаман просыпается, как после глубокого сна, и с этого времени он владеет даром исцеления других людей. Этот трип по ту сторону часто проходит в большом инициатическом пространстве, где будущий шаман совершает долгое путешествие к богам подземелья и небес.5 Опыт расчленения на “той стороне”, аналогичный шаманскому, имеют также австралийские знахари, также как и колдуны в северной и южной Америке, Африке и Индонезии.6 В снах, болезнях и обрядах посвящения центральный момент всегда один и тот же: смерть и символическое возрождение неофита”7. Во время путешествия “по ту сторону” инициируемый получает инструкцию от высших божеств небесного или подземного мира, от умершего предка или великого шамана прошлого, от женской фигуры наделенной магической силой или магической душой. Один инициированный, к примеру, сообщает что во время своих страданий он увидел дух крошечной женщины, которая сказала ему “ Я “айями”(дух защиты) твоих предков, Шаманов. Янаучилаихшаманству. Сейчас я собираюсь учить тебя. Все старые шаманы умерли и некому исцелять людей. Ты будешь шаманом…Я люблю тебя, сейчас у меня нет мужа, ты будешь моим мужем…Я дам тебе духов помощников. Ты будешь лечить с их помощью, и я буду учить и сама помогать тебе… Если не будешь меня слушаться, ем хуже для тебя Я тебя убью.”8 Таким образом, многие шаманы имеют невидимых небесных супругов, другие имеют в качестве главных помощников духов великих умерших шаманов,“Старого Мудрого Человека”, которые направляет их9 и в трансовом состоянии непосредственно говорит их устами.10 Способность видеть духов, наяву или во сне, является главным признаком шаманского призвания.11 Часто случается, что после подобного опыта, он может понимать секретный язык животных и в особенности птиц.12 Шаман часто является провидцем и поэтом своего народа и в трансовом состоянии может говорить в стихах. Среди алтайцев Центральной Азии, к примеру, когда, после долгого и утомительного путешествия на небеса шаман предстает перед Бай Олганом, верховным богом, он роняет бубен и кричит: “ Боже, к которому ведут три ступени, Бай Ульген, Господин трех стад, Синий склон, который появился, Синее Небо, которое показывается, Синее облако, летящее быстро, Недоступное синее Небо! Недоступное белое Небо! Место, на год удаленное от воды! Отче Ульген, трижды восхваленный! Для которого блестят бока Луны, Который использует конское копыто, Ты, Ульген, это ты сотворил всех людей, Которые вокруг нас суетятся. Ты, Ульген, подарил всем, всем нам стада! Не допусти, чтобы нас постигла беда! Дай нам силы противостоять Злому, Не показывай нас Кормосу – злому духу, Не отдавай нас в его руки. Ты, который тысячи тысяч раз обращаешь звездное небо, Не прогневись на меня за мои грехи!”13 Восхитительный гимн якутских шаманов призывает: “ Могучий бык земли, степной конь, Могучий бык зарычал! Степной конь заржал! Я выше вас всех, я человек! Я человек, наделенный всем! Я человек, сотворенный Господином Бесконечности! Прибудь же, о степной конь, и научи! Выйди же, чудесный бык Вселенной, и ответь! О могучий Господин, приказывай!; О Госпожа моя Мать, укажи мне мои ошибки И пути, которыми я должен идти! Полети передо мною по широкой дороге; Подготовь мою тропу!14 У многих народов шаман снова и снова сочинят свои песни и мелодии.15 Наряду с восхождением к богу на небеса, существует также спуск через семь последовательных уровней к черному Эрлику Кхану, Господину Подземелья. Шаманы приносят ему вино, жертвы и оказывают всевозможные почести, получая таким образом его благословение на плодородие.16 Другие главная цели шаманского спуска –возвращение назад души больного, или сопровождение мертвеца в должное место “по ту сторону”.17 В шаманизме и в инициатических опытах примитивных целителей проявляется старейший религиозный феномен, сохранившийся отчасти в позднейших более развитых культурах, а именно мотив “восхождения души” или небесного путешествия предпринятого душой, происходящего как правило после смерти, но в отдельных случаях во время жизни избранного, переживающего его в экстатическом состоянии.18 В иудаизме подобное путешествие описано в первой книге Еноха, где рассказывается как Енох, ближе к концу своей жизни был вознесен духом на небеса, видел Бога и получил от него некоторые откровения.19 Аналогичное небесное путешествие описывается во второй книге Еноха, в так называемом Апокалипсисе Баруха, который упоминается Оригеном (DePrincipiis II , 3-6) и в Апокалипсисе Софония цитиуемом Климентом Александрийским. Софоний также был поднят духом(пневмой) на небеса, и видел славу Божью.20 Даже Апостол Павел (2 послание Коринфянам 12:2,4) гордился тем, что был “вознесен на третьи небеса” и “в рай”, не зная “в теле ..или не в теле” – и “слышал неизреченное слово там”21 В позднейших раввинских писаниях можно прочитать : «Четверо вошли в пардес22: бен Азай, и бен Зома, Ахер, и рабби Акива. Один взглянул - и умер. Другой взглянул - и повредился, третий взглянул - и обрубил саженцы. Четвертый взошел с миром и спустился с миром. Бен Азай взглянул - и умер.Бен Зома взглянул - и повредился умом, о нем ); Элиша взглянул - и обрубил саженцы23, Рабби Акива взошел с миром и опустился с миром.24 За исключением отдельных упоминаний у отцов Церкви, отчеты о подобных событиях почти не встречаются в позднейших христианских источниках, что по видимости связано с упомянутой в Главе 4 тенденцией, подавлять формирование индивидуального символизма. Гораздо чаще чем в Иудаизме, однако, можно найти описания путешествий в небеса у Гностиков25 и в Иранской традиции, и в более позднее время в Митраитских мистериях, где экстатический трип “ по ту сторону” был частью инициации в эти мистерии” Я буду созерцать сегодня своими глазами, созданными смертными из смертной материнской утробы, бессметртного эона и Господина огненной диадемы” начинается инструкция данная в так называемой Митраической литургии.26 Мирча Элиаде указывает на то, что этот примордиальный мотив небесного путешествия присутсвовал также в древней Греции. Врачи- священники, Абарис и Аристеас из Проконнесуса исцеляли и пррочествовали находясь в экстатическом состоянии. Хермотимос из Клазомены будто бы покинул свое тело “ на много лет” и путешествовал далеко, после чего был награжден “превосходным знанием мантики и знанием будущего”. Эпименид из Креты спал в пещере находящейся в горе Ида и обучился там “восторгающей мудрости”27 Платоновский Эр впал в каталептический транс на поле битвы, после чего ему открылся “иной мир” и он узнал секреты судьбы и жизни после смерти.28 Легенда о Тимархе содержит аналогичный материал.29 Он спустился в пещеру бога-целителся Трофониуса и пережил там расщепление черепа, позволившее его души выйти за пределы. В эллинисткий период, Хадес был странно смешан с небесной обителью благословенных духов, и находился в том же самом месте.30 В древнем Иране существут предания о подобных небесных путешествиях в которых экстатически переживается то, что в нормальных условиях доступно душам лишь после смерти. В книге BookofArtayVirdf есть описание страданий Вирафа спустя семь дней после смерти. В течении этого времени его душа странствовала через небесные сферы, пересекала мост на ту сторону и созерцала места проклятий и блаженства.31 Древнеперсидские легенды подобного рода оживают затем в путешествие Мухаммеда на небеса. В Римском SomniumScipionis,написанном Макробием, Сципио посвещается в секреты “той стороны” духом своего мертвого предка; также так называемая Oraculaподробно описывается визионарное путешествие по ту сторону. Это конечная цель “бесформенного огня” чей голос может услышать инициируемый. Существуют также следы этой традиции в Герметической литературе, к примеру, в Поймандре32. Этот род религиозного опыта остается в алхимической традиции гораздо дольше, чем в Христианской Церкви. Алхимические адепты в своих поисках божественного секрета материи , получали истину в визионарных снах-инициациях(Зосима) или в экстатических небесных путешествиях(Кратес).33 Отчет Юнга о опыте пережитом им после разрыва с Фрейдом34, поражает удивительным сходством с этими первобытными опытами духо-мира, т.е. с бессознательного. Его “путешествие по ту сторону” совершилось в середине жизни(декабре 2013), когда ему было 34 года. “В тайный полуденный час жизни..рождается смерть…заставляя линию судьбы угасать”.35 Если в первую половину жизни сознание растет из чисто естественной основы обеспеченной инстинктами36 и его главной целью является социальная адаптация и признание, в середине жизни происходит фундаментальное изменение – как будто бы солнце, пересекая мередиан, втягивает в себя лучи, чтобы осветить себя, после того как осветило ими весь мир. “Для молодого человека это почти грех..быть слишком озабоченным собой; в то время как для пожилого человека является долгом и необходимостью уделять серьезное внимание себе”.37 Во время этого судьбоносного периода середины своей жизни Юнга посещали сны со снова и снова повторяющимся мотивом: мертвыми вернувшимися в жизнь из далекого прошлого, голубки превратившейся в маленькую девочку, пришедшей к нему как посланница царства мертвых38(подобно крошечной женщины из шаманских трансов). Внутреннее напряжение продолжало нарастать; в полном отчаянии он начинает играть с камнями на берегу озера, строя на нем миниатюрную деревню с церковью с целью хотя бы частично освободится от гнета своих фантазий. Он будет это время от времени в течение всей оставшийся жизни. Когда он заходил в тупик, он рисовал картину, или вырезал из камня образ, который, как ему казалось, содержался там. “Порой” однажды признался он “я знал так мало о том, что требует бессознательное, что я просто доверялся своим рукам, чтобы позже я мог размышлять над получившейся формой”. Этот же метод используется некоторыми знахарями, к примеру, среди северноамериканских индейцев Навахо. Навахо говорят, что существует три способа познания невидимых причин болезни, воли духов или будущего: наблюдение за звездами, слушание(внутреннее) или “движение десниц”, когда дух вызывает непроизвольные движения рук.39 Но креативная игра с камнем или кистью не избавили Юнга от давления фантазий. Во внешнем мире психическая ситуация также становилась все более зловещей, т.к. это был период непосредственно перед началом первой мировой войны. Как шаманы часто страдают от бедствий соплеменников, так и Юнга терзали сны о потоках крови и катастрофах в Европе –сны которые он не мог понять до августа 1914 года. Во время рождественского сезона в 1913 году он решился на отчаянный шаг – полностью отдаться своим фантазиям и попробовать их записать. Он решает предпринять путешествие “по ту сторону”. “Внезапно как будто земля разверзлась под моими ногами и я полетел вниз, в темные глубины”.40 Он стоял на твердой почве , в полной темноте. Перед ним была пещера в которую он переправлялся через глубокие ледяные воды. Он нашел еще глубже течение, скрытое красным кристаллом, и несущееся с огромной скоростью, в котором плыл труп белокурого молодого человека. Потом последовал гигантский скарабей, а после него потоки крови. Юнг понял, что это была аллюзия на героический миф : убитый или расчлененный солнечный герой и символ его возрождения, скарабей – но причем здесь кровь? Однако видение крови повторялось снова и снова. Затем весной 1914 года он три раза видит один и тот же сон: “в разгар лета вдруг наступает арктический холод и вся земля покрывается льдом. Я видел замерзшую и совершенно обезлюдевшую Лотарингию с ее каналами, заледеневшие реки и озера, закоченевшие и погибшие растения".В третий раз, однако, сон получает еожиданную концовку:"Перед моими глазами возникло дерево, цветущее, но бесплодное. ("Мое древо жизни", - подумал я.) И вот на морозе его листья вдруг превратились в сладкий виноград, исполненный целительного сока. Я нарвал ягод и отдал их каким-то людям, которые, похоже, ожидали этого". Когда началась Первая Мировая Война, Юнг полностью посвятил этот период всеобщего стресса исследованию неизведанных содержаний бессознательного – он продолжил свое путешествие по ту сторону, чтобы потом сделать его доступным другим своей работой и книгами. В то время, однако, он еще не отдавал себе отчета в том, насколько его собственный опыт отражает коллективную ситуацию и в отчаянии пытался искать объяснения на персональном уровне. Убитый солнечный герой в его видении был связан с тем фактом, что наши сознательные идеалы обесценились и что наивный просвещенный реализм 19 века с его верой в прогресс и амбивалентным желанием экспансии, подошел к своему завершению. В скарбее однако, репрезентующим силы бессознательного , была подготовлена трансформация сознания; в египетском мотиве скарбей создает, в своем яйце, нового бога-солнце и толкает его вверх над горизонтом. Но так уж устроено, что такие глубинные и далеко идущие трансформации никогда не случались без чудовищных кровавых жертвоприношений. В течение первой половины жизни Юнг разделял до некоторой степени оптимистическую веру в прогресс, которая характеризовала его время. Когда он объединил свои силы с Фрейдом, он верил, что вместе они могут создать новую науку о психике, и тем самым не только помочь множеству больных людей, но и трансформировать всю нашу культуру. Затем он увидел сон ближе к концу Декабря 1913 года, который показал ему, что солнечный бог должен умереть не только в коллективе, но и в нем самом. “Я оказался где-то в горах с незнакомым темнокожим юношей, по-видимому дикарем. Солнце еще не взошло, но на востоке уже посветлело и звезд не было видно. Внезапно раздался звук трубы - это был рог Зигфрида, и я знал, что мы должны убить его. У нас было оружие, мы затаились в засаде, в узкой расселине за скалой. И вот на краю обрыва в первых лучах восходящего солнца появился Зигфрид. На колеснице из костей мертвецов он стремительно мчался вниз по крутому склону. Как только он появился из-за поворота, мы выстрелили - и он упал лицом вниз - навстречу смерти. Мучимый раскаянием и отвращением к себе - ведь я погубил нечто столь величественное и прекрасное, - я бросился бежать. Мною двигал страх, что убийство раскроется. И тут обрушился ливень, и я понял, что он уничтожит следы преступления. Итак, я спасен, и жизнь продолжается. Ноневыносимое чувствовиныосталось.”41 Комментируя этот сон Юнг отмечает, что Зигфрид являлся воплощением как его собственного позиции, так и позиции Германии в это время, и то и другое зиждилось на веру в силу воли и силу идеалов. Юный дикарь, с другой стороны символизирует примитивного человека, следующего своим инстинктам. Дождь означает снятие напряжения между сознательным и бессознательным. Это типичный сон середины жизни. Все цели социальной адаптации и победы достигнуты и теперь герой, являющийся полуденным солнцем, должен умереть, чтобы не стоять на пути у новой жизни. Колесница Зигфрида сделана из костей мертвых и это показывает нам, как много иных возможностей жизни было принесено в жертву в интересах того, что так долго достигалось сознанием. В то время Юнг уже 8 лет как был приват доцентом психиатрии в Цурихском университете. Но после написания своей работы “Метаморфозы и символы либидо” опубликованной в 1911-1242 он чувствовал все большее сопротивление академическому интеллектуализму и во время своего путешествия по ту сторону и смерти “героя” он оставляет университетскую карьеру, чтобы дать волю внутренним возможностям. После смерти Зигфрида путь в запредельное был открыт. “Это было подобно путешествию луны или спуску в бездну…у меня было чувство, что я нахожусь в стране мертвых”43 С течением времени некоторые фигуры, пришедшие к нему из бессознательного, начали как бы кристализовываться и отчасти они были персонификациями самого бессознательного. Отдельную важность для него имела фигура слепой женщины по имени Саломея, соответствовашая волшебной невесте шамана и различные персонификации “Старого Мудрого Человека” , дававшего ему важные советы о продожении внутреннего опыта. Наиболее важное из манифестаций этой последней фигуры носила имя Илия и в последствии была заменена фигурой Филемона, которую Юнг впоследствии нарисует на стене над своей кроватью в Боллингине. Филемон был человеком с рогами быка (см. шаманскую песню, процитированную выше) и крыльями зимородка, держащим четыре ключа. Он воплощал “высший инсайт” идущий из бессознательного. “ Филемон - говорит Юнг -и другие образы фантазий помогли мне осознать, что они, возникнув в моей психике, созданы тем не менее не мной, а появились сами посебе и живут своей собственной жизнью. …Я вел с ним воображаемые беседы. Мой фантом говорил о вещах, которые мне никогда не пришли бы в голову. …Он объяснил, что мне не следует относиться к своим мыслям так, будто они порождены мной. "Мысли, - утверждал он, - живут своей жизнью, как звери в лесу, птицы в небе или люди в некой комнате. Увидев таких людей, ты же не заявляешь, что создал их или что отвечаешь за их поступки". Именно Филемон научил меня относиться к своей психике объективно, как к некой реальности. “Если ты видишь людей в комнате, ты не думаешь что создал этих людей, или что являешься ответственным за них” Он научил меня психической объективности, реальности психики.. Порой он казался мне совершенно реальным, как будто был живой личностью.”44 Подобно невидимому гуру или учителю. Лауренс Ван дер Пост однажды говорил на лекции о встрече с Зулусским пророком и целителем, который рассказал ему историю своей инициации45. Ему снилось во время инициации, что он должен бросить свою кашу в реку. Когда он сделал это, налетела стая птиц и поймала каждое зернышко, до того как оно упало в воду. Это был знак его призвания. Затем он поведал Ван Дер Посту, что задача знахаря поддерживать баланс между мужским и женскими принципами в обществе. Он проиллюстрировал это историей про девочку, которая бросила все ценное, чем владела в воду и за эту жертву получила от “старушки” жившей в воде благословение и процветание для себя и всех ее близких. Юнг, говорит Ван дер Пост, отдал свои знания нашей эпохи и многих культур назад водам бессознательного, таким образом выполнив роль целителя нашего времени. Слепая девушка, которую он встретил в своем путешествии по ту сторону являлась феминным принципом, который современный человек отклонил и который стал, поэтому, слепым. Юнговское путешествие по ту сторону явилось предчувствие возрождения нашего мира, подобно тому как Данте предчуствовал дух Возрождения. Путешествие Юнга, однако, привело его глубже и дальше чем Дантовское, к еще более глубокому перерождения нашего eitgeists Шаманы и целители примитивных народов хранят свой опыт в себе и делятся им только с молодыми шаманами. Их пациенты не участвуют в путешествии по ту сторону; вместо этого пассивно предаются целителю. Монополия целителя, состоящая в том, что только он имеет видения и путешествует в страну духов, постепенно утрачивалась в ходе культурного развития. В древних святилищах Асклепия и других богов исцеления, священники исследовали не только собственные сны, но и сны своих пациентов, а временами пациенты совершали собственный “спуск в подземный мир” чтобы добиться исцеления. 46 Были также институты так называемого Каточе, где проводились аналогичные процедуры. Мирянин мог пойти на добровольное “заключение” или отдать себя во владение бога; там он записывал свои сны, которые затем интерпретировались священниками. Один из истоков Христианского монашества и отшельничества кроется в этом обычае. Юнг никогда не думал о присвоении своего открытия себя, для усиления своего престижа. Вместо этого он обучал своему методу обращения с бессознательным, которое он назвал “активным воображением” множество своих пациентов. Принцип активного воображения состоит в том, чтобы на время отказавшись от критического мышления дать возможность эмоциям, фантазиям, навязчивым мыслям или даже снам наяву появиться из бессознательного и относится к ним, как если бы они объективно существовали.47 Эти содержания часто выражают себя торжественным или помпезным образом, являя “адскую микстуру возвышенного и смешного”, так что сознание может быть шокировано и посчитать все это за бессмыслицу. Страх может вызвать своего рода “судороги” сознания или дальнейшее падение в бессознательное и засыпание. Бдительная, бодрственная конфронтация с бессознательным составляет, однако, саму суть активного воображения. Это требует этической ответственности в отношении манифестаций изнутри48 в противном случае можно пасть жертвой принципа всемогущества и упражнения в воображении могут оказаться разрушительными как для окружающих, так и для субъекта.49 Оно становится тогда разновидностью черной магии. Фантазии могут объективироваться через записывание, рисование или (изредка) через танец. Написанный диалог является наиболее дифференцированной формой и обычно ведет к наилучшим результатам.50 Слишком односторонний акцент на эстетических качествах образа блокирует реализацию смысла и по этому согласно Юнгу его следует избегать. Нетерпение получить смысл так быстро как только возможно, должна быть сдержана вниманием пациента к формальному аспекту. 51 Но когда оба стремления работают согласованно, тогда трансцендентная функция, которая стремится объединить сознательное и бессознательное работает с наибольшим эффектом.52 Активное воображение является наиболее эффективным средством, через которое пациент становится независимым от терапевта и учится стоять на собственных ногах. Однако, он должен совершить эту внутреннюю работу собственными силами, т.к. никто другой не сделает ее за него53. Делая ее он начинает понимать, что все фантазии являются подлинными психическими процессами или опытами которые случаются с им, и т.о. он становится активным и страдающим героем собственной внутренней драмы. Но если он просто наблюдает за внутренними процессами, ничего не происходит. Он должен внести в процесс свои собственные персональные реакции. Есть те кто делают это, но пользуясь при этом фиктивной персоной, т.е. их реакции не являются подлинными реакциями, и пока они “действуют”, на заднем фоне остается убежденность, что все это “просто фантазии”; в таком случае также ничего не происходит и внутреннее развитие приходит к застою. Если кто-то “понимает” образы и думает, что окончательно познал их, тогда он совершает опасную ошибку. Кто не увидит в своем опыте этического обязательства падает жертвой принципа всемогущества54 Напротив, если человек искренне вживается во внутренние события в трезвом духе, с этической ответственностью и серьезном поиске большей осознанности, тогда течение внутренних образов начинает способствовать росту личной целостности, т.е. индивидуации и создает внутреннюю защиту, которая является достаточно прочной, чтобы отражать как внутренние, так и внешние удары. “Он один имеет подлинное право на самоуверенность, т.к. столкнулся лицом к лицу со своими темными основами и таким образом обрел себя”55. Первое детальное описание активного воображения опубликованное Юнгом можно найти в комментарии к Тайне Золотого Цветка , переведенной Рихардом Вильгельмом на немецкий в 1929. После прочтения этого восточного пособия по медитации, Юнгу стало ясно, что он совершенно спонтанно открыл внутренний путь, который не только был известен на Востоке многие сотни лет, но и за многие века сложился в проработанную систему самопознания56. Однако, хотя активное воображение и имеет множество предшественников в различных формах восточных медитаций (йога и т.д.), его отличие от них не стоит упускать из виду. Путь активного воображения не запрограммирован и является абсолютно индивидуальным. Психолог не ставит своей задачей управление процессом, как в случае Восточных учителей, но котролирует только начало процесса, чтобы быть уверенным, что студент или ученик, не будет блуждать в одном из описанных выше тупиков, т.е. в интеллектуальных интерпретациях или в эстетизме. Во всех других отношениях процессы следуют своему уникальному внутреннему течению. В этом отсутствии структуры, внутренний путь, открытый Юнгом, близок Дзен Буддизму, но и здесь существует важное отличие. Большинство учителей Дзен не склонны воспринимать сны всерьез, считая их осколками иллюзии, которые должны быть отброшены. Юнг напротив, рассматривает сны как “послания Души” поддерживающие путь медитации.57 Следует упомянуть, однако, что некоторые китайские учителя Дзен, к пример Хан Шан (1546-1623), уделяли пристальное внимание своим снам, рассматривая их как маяки на тяжелом пути к просветлению.58 Хотя мудрость Востока оказала глубокое впечатление на Юнга, тем не менее, он постоянно предупреждал европейцев против имитации ее йогических практик и других практик59Он смотрел на такие имитации как на воровство и на игнорирование нашего собственного психического наследия и в особенности нашей тени. Хотя мы на Западе и получили от Востока много того, что может помочь в решении собственных духовных проблем, мы не можем отказаться от задачи выработки собственных проблем.60 Если мы будем подходить к бессознательному исходя из собственных психических корней, первым что мы там встретим будет не “внутренний свет”, а “слой” репрессированных персональных содержаний61 . Индийская( а также китайская) йога, однако, не знает ничего о том моральном конфликте, что несет для нас тень, т.к. восточные религии, гораздо более близкие к природе, могут принять зло без конфликта.62 Только разрешив проблему тени мы можем надеятся достичь внутренней основы бытия превозносимой восточными медитациями63 состояния единства с божественными или мировыми жизненными силами из которого восточный человек, в отличии от западного, никогда полностью не выходил. Предупреждение Юнга, однако, касается пути в той степени, в которой западный человек намерен следовать ему, а не цели, которая фактически является идентичной для обоих путей. В своих воспоминаниях Юнг проясняет свое личное отношение к восточному пути. Он пишет, что не искал, подобно индийским мудрецам, освобождения от природы и внутренних оппозиций. Вместо этого он искал мудрости, исходящей из полноты жизни, прожитой как священнодействие “природа, психе и жизнь видятся мне манифестациями божестенного” и даже “ад страстей дожжен быть пережит, чтобы освободиться от них”64 .Здесь Юнг выказывает свое Христианское Духовное наследие: конфликт (представленный символом креста) нельзя обойти, страданий не избежать. Он любил цитировать слова Фомы Кемпийского о том, то страдания это лошади, несущие нас к полноте. Несмотря на это он считал Будду более совершенным человеческим существом, чем Христа65 , поскольку Будда прожил свою жизнь, приняв ее как задачу самореальзации через осознание, в то время для Христа реализация была более похожа на рок случившийся с ним. Юнг предвидел, что Восток будет оказывать все большее психологическое влияние на нашу культуру, в то время как мы будем вторгаться в их мир со своим материализмом и политическими деструкциями.66 Он видел, что Буддизм также ослабляется внешней формализацией, как Христианство на Западе.67 Это осознание (1929 года) кажется мне еще в большей степени истинным сегодня. Я на своем опыте убедилась насколько необходимо порой с помощью Юнговских взглядов и убеждений, помочь многим восточным мужчинам и женщинам восстановить связь с примордиальным опытом их традиций. “Мне совершенно очевидно” пишет японский профессор “что Юнг может дать для нашей духовной традиции и религии реальный базис, который мы отчасти потеряли”. Похоже, что на Востоке, также как и на Западе, некоторые индивидуумы призваны заново открыть путь к изначальному опыту, вместо того чтобы удовлетворяться имитацией борьбы за традицию, т.к. только тот, кто имеет подлинный опыт может противостоять психологическому опустошению, которое мы экспортируем на Восток. Интересно отметить, что в Китае также сохранились архаичные элементы шаманизма, в основе Даосско-алхимического способа медитации.68 Мудрецы принимают нужную позу, концентрируются, что позволяет им “Подниматься в высшие сферы и спускаться в нижние и узнавать там как правильно нужно поступить …Пока они находятся в этом состоянии иннтелектуальное Шень нисходит на них”69 Рассмотренное в этом контексте открытие Юнгом техники активного воображения является возвращением к старейшим формам медитации, существовавшим до йоги, Буддисткой медитации и Даосской алхимии. Он как будто одним смелым прыжком перенесся через тысячелетия, в эпоху, когда совершенно наивный примордиальный человек, впервые начал контактировать с миром духа. Тем не менее, некоторые отличия налицо. В отличие от шаманов Юнг не входил в этот мир в трансовом состоянии, но в полной осознанности и без снижения чувства личной моральной ответственности, которая является одним из достижений нашей западной культуры. Это является чем –то новым и уникальным, чем-то, что не сравнимо с описанными ранними стадиями культуры. Это накладывает такие тяжелые требования на искренность медитирующего индивидуума, что, понятное дело, не каждый без колебаний последует этим путем. Несмотря на свои замечания о прямой имитации восточных методов медитации, Юнг уважал дух Востока и оценивал его очень высоко. Его дружба с Рихардом Вильгельмом, кроме того, обеспечила ему доступ к живому духу Книги Перемен, И-цзин, во всем ее диапазоне и глубине.70 Долгое время он использовал И Цзин для получения ответов на вопросы о сомнительных ситуациях, но он бросил это ближе к концу своей жизни, когда осознал, что всегда знал заранее, до того когда бросал стебли тысячелистника, каким должен быть ответ. Другими словами, он был так открыт, настолько подготовлен, к смыслу констеллированому в бессознательном, что более не мог использовать оракул в качестве окольного пути, как внешнюю технику. Его отношения с индологом Генрихом Циммером и Синологом Эрвином Расселом также дали ему много важных инсайтов. 71 Его открытие принципа синхроничности(который будет обсуждаться далее), является, по моему мнению, ключом для понимания китайской культуры. Дзеновский учитель, Лу Куань Ю72 из Гон Конга, с благодарностью пишет : “Юнг был человеком большой души, без гордыни и предубеждений. Поэтому он и сделал столь чудесные открытия. Нотакиелюдисегодняоченьредки”73. Помимо восточных методов медитации существует иной метод несколько менее похожий на Юнговское “активному воображению”, а именно ExercitiaSpiritualiaИгнатия Лойолы. Эти упражнения практиковались в Римской Католической Церкви, и являлись даже более структурированными, чем восточные практики. Каждый символ имел в них свое предписанное место в серии других, что подавляло практику индивидуального символоформирования, вместо того чтобы поощрять ее.74 Во время, когда Юнг практиковал активное воображение, сначала на себе, а позднее на своих анализантах, подобные возможности психотерапии были практически неизвестны. Впоследствии, однако, ситуация несколько изменилась. Сегодня используются, например, метод Карла Хаппиха, являющийся направляемой терапевтом медитацией и предложенная Ренфом Дизойлом техника снов наяву. Большинство клиник сегодня разрешают своим пациентам и даже поощряют их рисовать, лепить из глины, писать истории, сочинять или исполнять музыкальные произведения. Современная психотерапия, вообще говоря, нашла путь к эстетической ступени творчества75 , но до сих пор не достигла следующей стадии этической конфронтации с его продуктами, не свормировав ни точки зрения, ни морального отношения к ним;это свидетельствует о том, что эта стадия еще по большей части не понята.76 Техники воображения получившие сегодня столь широкое распространение в психотерапии отличаются от Юнговского активного воображения и в другом отношении, а именно направляющей ролью психотерапевта, который зачастую предписывает какие образы нужно созерцать(к примеру, в методе Хаппиха) или каким-то иным образом вмешивается в процесс, посредством перебивания или непредвиденных ремарок. Активное воображение, напротив, совершается анализантом в одиночку. Никаких образов или реакций на внутренние образы не навязывается ему; это одиночный путь к собственной душе, не защищаемый, но также и не нарушаемый чьей-то руководящей рукой. Роль Гида, предпочитаемая некоторыми терапевтами, использующими другие техники, опасна для них самих. Она может привести к “гордыне шамана” о которой много плохого сообщается в примитивных мифах. Кроме того она лишает пациента того, в чем он больше всего нуждается – свободы и внутренней ответственности. В характере Юнга отразилась черта демократической Швейцарии, не позволявшая ему применять какого –либо рода терапевтическую власть и заставлявшая признавать свободу и ответственность других. Медицинский контролируемое использование галлюциногенных наркотиков, вошедшее в практику в недавнее время, также искажено злоупотреблением властью, характерным для многих методов, использующих воображение: силы бессознательного активируются за счет употребления наркотиков, но далее контролируется терапевтов, а не самим субъектом опыта, ответственным за конфронтацию.77 Это правда, что этот эксперимент может выявить стесненные содержания бессознательного гораздо быстрее чем анализ сновидений; но последующая интеграция этих содержаний далеко не всегда оказывается возможной. В письме к священнику((Апрель 1954), Юнг освещает этот вопрос следующим образом: “Я знаю только, что нет смысла в желании узнать больше о коллективном бессознательном, чем посредством снов и интуиции. Чем больше вы узнаешь о нем, тем больше и тяжелее становится ваше моральное бремя, потому что бессознательные содержания трансформируются в ваши индивидуальные задачи и обязательства, как только становятся осознанными. Хотите ли Вы увеличить одиночество и непонимание? Хотите ли вы находить себе все больше проблем и увеличивать ответственность?”78 Бессознательное имеет свои способы выявления того, что суждено в жизни человека, в то самое время, когда оно готово к интеграции. Нельзя, считает Юнг, искать святую тайну сокровенного света, исходя из пустого любопытства.79 По моему мнению, сегодняшняя мода на использование галлюциногенных препаратов представляет собой негативную прелюдию к более осмысленному проникновению в бессознательное. По крайней мере, сегодня многие люди знаю, что имел ввиду Юнг, когда говорил и писал о бессознательном. Шаманы и знахари часто предпринимают путешествие по ту сторону для того, чтобы облегчить страдания своего народа. 80 Юнг также был, в некоторой степени, сподвигнут на свой внутренний поиск, вышеупомянутыми снами-катастрофами, предвещавшими Первую Мировую Войну, хотя сначала и не знал их смысла. Позднее он осознал, что то, что он испытал во время своего внутреннего путешествия имело место не только с ним, но и со множеством других людей. “ Именно тогда я начал сознавать, что отныне не принадлежу себе, что у меня больше нет на это права. Мои научные изыскания относились к областям, в ту пору наукой еще не освоенным. Я экспериментировал над самим собой, но задачу ставил шире "пересадить" результаты моего субъективного опыта на реальную почву…Тогда же я заставил себя целиком подчиниться собственным психическим состояниям. Я их любил и одновременно с тем ненавидел, но они были моим единственным достоянием.”81 Самой важной проблемой для Юнга стала помощь другим людям в достижении личного внутреннего опыта того рода, что он открыл, в особенности после вышеупомянутого отказа от роли пророка и проповедника. 82 Он должен был поэтому попробовать вновь пережить, то что испытал и попытаться включить это в свою научную работу и в тоже время “ в современную картину мира”83 Но прежде нужно было найти объективную форму с помощью которой он мог бы сделать это. Он нашел ее, когда познакомился с алхимическим символизмом. Здесь он смог наконец установить связь с духовной традицией запада, об этом мы поговрим далее. 1Cf. Mircea Eliade, Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy, passim. 2Ibid., p. 8. 3Such a condition is not to be confused with "possession" or psychic disturbance, as certain historians of religion have mistakenly done. Cf. Eliade, pp. 23ff. Подобное состояние не следует путать с “одержимостью” или психической болезнью, как некоторые историки религии ошибочно делают.Cf.Eliade, pp. 23ff. 4•Ibid., p. 21. 5Cf. ibid., p. 5. Cf. also A. Friedrich and G. Buddruss, Schamanengeschichten aus Stbirien, and Georg Nioradze, Der Schamanismus bei 6Cf. Eliade, pp. 5Sff. 7Ibid., p. 56. 8Ibid., p. 72. 9Cf. ibid., p, 77, там же приводятся параллели с волшебной невестой в мифологии. 10Ibid., p. 83. 11Ibid., p. 84. 12Ibid., pp. 96f. 13Ibid., pp. 196-97. 14Ibid., pp. 230-1. 15Ibid., pp. 201f. 16 ibid., pp. 200-3. 17Ibid., pp. 208ff. 18Cf. Wilhelm Bousset, Die Himmelreise der Seele. 19.— Возможно даже раньше, в т.н. Свидетельствах Двенадцати Патриархов, и в потерянном оригинальном тексте о восхождении Исайи к Богу. 20 Идея восхождения на небеса была известна Ессеям. Cf. ibid., p. 12. 21Cf. ibid., pp. 13ff 22 Зигмунд Курвиц любезно сообщил мне, что пардес означает также “озабоченность мистикой” 23 Вероятно имеется ввиду, что он ввел ереси, уверовав не в одну, а в две божественные силы. В дальнейшей иудейской традиции см. ibid., pp. 21 f 24Talmud babylonicus, Traktat Chagiga, 14b, cited by Bousset, p. 14. 25Bousset, p. 30. 26The Pariser papyrus magicus, published by Albrecht Dieterich, Eine Mithrasliturgie, pp. 55ff. 27Cf. Eliade, pp. 38811. 28Plato, The Republic, 614Bff. 29Plutarch, De genio Socratis, 22, 590B. 30Cf. Bousset, p. 59. 31Cf. Eliade, p. 399. From M. A. Barthelemy, Artd Virdf-Ndmak ou Livre d'Ardd Virdf. 32wDe genio Socratis, 22; cit. Bousset, p. 63, and the additional examples given there. 33Cf. Jung, "The Visions of Zosimos," CW 13, pp. 59ff. 34Memories, pp. 170ff/165ff. 35Jung, "The Soul and Death," CW 8, par. 800. 36Cf. Jung, "The Stages of Life," CW 8, pars. 757 et passim. 37Ibid., par. 785. 38For details, see Memories, pp. 171f/166f. 39Cf. L. C. Wyman, "Origin Legend of Navaho Divinatory Rites," Journal of American Folk-Lore, 49 (1936), pp. 134ff. 40Memories, p. 179/172. 41Ibid., p. 180/173. 42The first English translation, Psychology of the Unconscious, appeared in 1916, the revised version in 1952, trans, as Symbols of Transformation (1956), CW 5. 43Memories, p. 181/172. 44Ibid., p. 183/176. 45Cf. the abridged version of van der Post's lecture in the Bulletin of the Analytical Psychology Club of New York, 33:3 (March 1971). 46Cf. C. A. Meier, Ancient Incubation and Modern Psychotherapy 47Cf. Jung's essay "The Transcendent Function," CW 8, pars. 131 ff. 48"Cf. Memories, pp. 192-93/184-85. 49 На примитивном уровне это случается или черными магами с т.н. черными шаманами 50Cf. Marie-Louise von Franz, "Die aktive Imagination in der Psychologie C. G. Jungs," Meditation in Religion und Psychotherapie, pp. 136ff; and Barbara Hannah, "The Healing Influence of Active Imagination in a Specific Case of Neurosis." Cf. also Nise da Silveira, "Experience d'art spontan£ chez des Schizophrenes dans un Service therapeutique occupationnel." 51Пациент стремится ухватить смысл из нескольких намеков слишком быстро и теряет то содержание, которое могло выйти на свет при правильной конфронтации. Опасность эстетической тенденции в обесценивании формального аспекта, опасность излишнего рвения к пониманию, в обесценивании содержания. 52Ibid., par. 177 53Cf. Jung, Mysterium. Coniunctionis, CW 14, par. 754. 54Cf. Memories, pp. 192f/184f. 55Mysterium, par. 756. 56Included in CW 13, pars. Iff; cf. especially pars. 20ff. Cf. also Jung, "The Relations between the Ego and the Unconscious," Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, pars. 202ff. 57Cf. von Franz, "Die aktive Imagination," p. 145. 58Cf. "The Story of Ch'an Master Han Shan," World Buddhism 11:7 (February 1963). Я очень признательнаЛи Куань Юиз Гон Конга, за то что он обратил мое внимание на эту статью; cf. alsoLuK'uanYu, PracticalBuddhism, pp. 88ff. 59Cf. especially his "Commentary on 'The Secret of the Golden Flower'," CW 13, pars. 3ff. 60Ibid., par. 4. 61 62Cf. "The Psychology of Eastern Meditation," CW 11, par. 939. Cf. also Memories, p. 276/258. 63Ibid., par. 941. 64Ibid., pars. 943ff. 65Ibid., pp. 279/260-61 66Cf. "Commentary," CW 13, pars. 4f. 67Cf. Memories, pp. 279-80/261-62. 68Cf. Eliade, Shamanism, pp. 447ff. 69Jan J. M. de Groot, The Religious System of China, Vol. 6, pp. 1190f; cited in Eliade, Shamanism, p. 453. 70For more detail, cf. below. Cf. Jung's foreword to the English edition of the I Ching, included in CW 11, pars. 964ff. 71Cf. the following papers in CW 11: "Psychological Commentary on 'The Tibetan Book of the Great Liberation'," pars. 75911; "Psychological Commentary on 'The Tibetan Book of the Dead'," pars. 831ff; "Foreword to Suzuki's 'Introduction to Zen Buddhism'," pars. 877fE. Cf. further Memories, p. 278/259. Cf. also Gerhard Wehr, C. G. Jung, pp. 93ff, and Wehr, "Ostlicher Geist una westliches Denken bei C. G. Jung und R. Steiner." 72Cf. his Geheimnisse der chinesisehen Meditation and "Taoist Yoga," Alchemy and Immortality. 73Изличногообщения. 74 Подробные комментарии Юнга к этим упражнениям см. в серии лекций данных Федеральным институтом Технологий в Цурихе(Зима 1940, приватная печать) 75Jung's work is for the most part studiously ignored. Thus Wolfgang Kretschmer, for example, in his essay, "Die meditativen Verfahren in der Psychotherapie," examines in detail the methods of Schultz-Hencke, Carl Happich, Rene Desoille, Fr. Manz, etc., without a word about the previous work done by Jung. (Zeitschrift fur Psychotherapie und Работа Юнга по большей части старательно игнорируется. Так Вольфганг Кретшмер, к примеру, в своем эссе "DiemeditativenVerfahreninderPsychotherapie" в подробностях разбирает методы SchultzHencke,CarlHappich, ReneDesoille, Fr. Manz, etc., не сказав не слова о предшествующей им работе Юнга.(Zeitschrift fur Psychotherapie und medizinische Psychologie 1:3, May 1951.)Сегодня существует т.н. Societe Internationale des Techniques d'Imagerie Mentale(SITIM)вПариже , регулярнораспространяющееинформациюиорганизующееконгрессы. ТамЮнгхотябыиногдакосвенноупоминается. Cf. further WalterL. Furrer, Objektivierung des Unbewussten, and the essay by P. Solie, "Psychologie analytique et Imagerie Mentale," Action et pensee, 44, No. 1-2, March-June 1968. Cf. also Jolande Jacobi, Vom Bilderreich der Seele. 76Cf. Jung, Mysierium Coniunctionis, CW 14, par. 755. 77Cм. вэтойсвязиAniela Jafte, The Myth of Meaning in the Work of C. G. Jung, pp. 68ff. 78Ibid., pp. 72-73. [Also in Letters, ed. G. Adler, vol. 2: to Victor White, 10 Apr. 1954.] 79 Бывают также случае, когда человек духовно доведенный до края, использует наркотики как противоядия, однако Юнг не доверял и такой практике. 80Cf. for example J. G. Neihardt, Black Elk Speaks 81Memories, p. 192/184 82 Семь наставлений Мертвых могут показаться подтверждением того, что он брал на себя эту роль, однако Юнг намеренно отказался от подобного стиля написания и отнесся к приватной публикации этой работы (а не идей, которые она содержит, как ошибочно полагает Аниелла Джаффе), как к юношеской глупости. 83Memories, p. 199/190. Глава 6 Антропос В бесчисленных мифах о происхождении мира присутствует фигура гигантского человека, занимающая весь космос, либо представляющая прима-материю мира и базовую субстанцию для всех последующих поколений либо соединяющую все человеческие души во вневременное и внесперсональное единство. Эдда, к примеру, описывает как боги сотворили мир из тела изначального гиганта Имира[1]. В Китае изначальным космическим существом являлся гигантский карлик Пан Ку -когда он плакал, появились реки, когда он дышал появился ветер; когда он умер, пять священных гор поднялись из его тела, а его глаза стали солнцем и Луной.[2] Индийская Ригведа(19) содержит описание того, как весь видимый и невидимый мир появился из примордиального существа, зовущегося Пурушей (человек, личность). “Воистину, он внутренняя душа всех вещей”.[3] В Персидском мифе, когда аналогичная фигура бога-царя Гайомарта была уничтожена принципом зла в незапамятные времена, его тело распалось на металлы и землю, а из его семени вырос куст ревас, из которого появилась первая человеческая пара.[4] В Иудейской легенде Адам был гигантом занимавшим весь мир и "подобно тому как фитилю лампы был соткан из множества нитей его душа была соткана из 6 тысяч душ человеческих существ”[5] Аналогичным образом Христос, второй Адам также представлял род коллективного я, посредством “внутреннего Христа” во множестве душ. Развитие мифа о первоначальном существе особенно важное для Западной культуры можно найти в гностических системах поздней античности. Различные гностики оставили величественные и драматические отчеты о странствиях “светового человека” или персонифицированного принципа света, Антропоса, идентичного с высшем божеством. Сначала он пребывает в духовном запределье, но потом обманутый зловещими звездными силами падает вниз в материю, и в итоге рассыпается на множество световых искр или пронизвает материю как “распятая душа мира” ждущая освобождения. Его освобождение достигается усилиями Спасителя отправленного Богом, либо может стать уделом простого индивидуума призванного освободить свою изначальную духовную сущность и вернуть ее в царство света. Миф о гностическом антропосе живет затем как подпольное течение в алхимии и Герметической философии, до самых наших дней.[6] Аналогичные элементы могут быть найдены также в иудейских образах мессии.[7] В древнем тексте гностической секты Офитов, процитированном в первом параграфе 1, фаллос “стремящийся от низших вещей к высшим” является образом Антропоса, погружен в материю и ожидает возвращения в мир света. Он похоронен подобно трупу в земле, ожидая своего возрожения, достигаемого усилиями отдельного индивидуума в целях развития своего внутреннего человека. Таким образом, с одной стороны он является внутренним ядром индивидуальной психе, а с другой коллективной душой всего человечества. Сегодня является общепризнанным что величайшим и наиболее характерным открытием Юнга явилось эмпирическое доказательство подобной “коллективной души” или коллективной психе – коллективного бессознательного, если использовать его собственную терминологию. С самого раннего детства его собственные сны содержали впечатляющие мифологические образы, которые невозможно было объяснить через его собственные личные воспоминания и для которых он нашел объясняющие параллели в религии только гораздо позже. В начале своей медицинской карьеры он открыл, что аналогичный опыт имели его пациенты и что даже шизофреник мог продуцировать религиозные образы (трубу в солнце. Создающую ветер) в точности параллельные древнему тексту, который в то время даже не был опубликован.[8] Фрейду попадался аналогичный материал; он называл подобные мифологические образы идущие из бессознательного “архаическими остатками”. Для него они были реликтами прошлого( подобно аппендиксам в теле), в то время, как Юнг видел в них в первую очередь все еще жизненно важные центры в человеческой психе. Почти все сильные личные комплексы имеют подобный коллективный человеческий центр в качестве своего порождающего ядра. Юнг, поэтому, делал принципиальное различие между двумя слоями в сфере продуктов бессознательного: один слой составляли лично пережитые, забытые или репрессированные содержания; другой состоял из коллективного бессознательного открывающего общечеловеческие врожденные психические структуры. Возможной моделью для описания коллективного бессознательного может послужить идея “поля”, которое само по себе невидимо, но может стать видимым при помощи соответствующих средств.[9] Было бы совершенно ошибочным, однако, представлять сознательное присутствующим только “здесь”, а бессознательное только “там”, т.к. психе является в действительности сознательно-бессознательной “всеобнимающей”[10] целостностью. Как упоминалось выше, сознательное и бессознательное, будучи своего рода двумя в одном, являются субстанцией психических процессов, в которой иногда доминирует бессознательное, как во снах, а иногда сознательное, как в бодрственном состоянии. Феномен архаической идентичности, заключающийся в чувстве единства с окружающей средой и являющийся в тоже время основой для любой коммуникации между человеческими существами, в конечном счете, коренится в существовании коллективного бессознательного.[11] Подобно “активированным точкам” внутри электромагнитного поля, в бессознательном могут быть найдены центры которые могут быть в некоторой степени изолированы друг от друга ( но только в некоторой степени) и которые Юнг называет архетипами. Здесь стоит провести четкую границу между архетипами и архетипическими образами.[12] Хотя это и не может быть напрямую продемонстрировано, архетипы по всей видимости являются врожденными структурными предпосылками, которые появляются в реальном опыте как факторы или элементы, которые упорядочивают или организуют образы в некоторые структуры[13] В своей работе Юнг пишет, что архетипы могут, в конечном счете, быть отчасти непсихическими, но по крайне мере сейчас могут быть описаны только как упорядочивающие функции в области психики[14]. “В сфере сознательно-бессознательной, недемонстрируемые непосредственно архетипы являются как архетипические репрезентации или идеи, т.е. в форме мифологических, символических репрезентаций являющихся общими как для отдельных коллективов так и для всех людей и эпох”[15] Они являются типичными “модусами понимания” , относящимся структурно ко всем человеческим существам[16] и формирующим в то же время внутренние образы, своего рода автопортреты человеческих инстинктов или их структур.[17] Если с одной стороны живые содержания психе перетекают в физиологические процессы, с другой стороны они соприкасаются с абстрактными структурами и паттернами, которые не являются психологическими и принадлежат сфере экзистенции названной выше “духом”. Архетипы могут быть также описаны как “элементарные поведенческие паттерны” психе[18] эффект которых во многих случаях можно наблюдать только в субъективной области внутреннего зрения, а не через сопоставление с внешним поведением. Во внутренней области видения активация инстинктивно сопровождается интенсивными, эмоционально окрашенными фантазиями или идеями, которые овладевают всей личностью и психологически ее мотивируют или “движут” ее в определенном направлении. Изначально Юнг рассматривал вопрос происхождения архетипов с точки зрения наследственности, однако в своих поздних работах он оставляет его совершенно открытым. По моему собственному мнению исследования в области наследственности и поведения могут дать нам более точную информацию. В любом случае соединение поведенческих исследований с Юнговскими исследованиями архетипов является только вопросом времени. В настоящий момент принципиальным препятствием для подобной кооперации является тот факт, что исследователи поведения( к примеру Конрад Лоренц) понимают Юнговские архетипы как врожденные образы памяти и поэтому отклоняют их.[19] IRMs (innate release mechanisms -внутренние механизмы понимания) в животных являются простыми, вероятно почти математическими базовыми формами, функционирующими как ключевые импульсы и гештальты. Ближе концу своей жизни Юнг видел в натуральных числах наиболее примитивные элементы “духа” и предположил, что они могут быть “ключевыми импульсами”, лежащими за архетипическими образами. Второе отличие, до сих пор неразрешенное, кроется в том факте, что даже сегодня исследователи поведения склоняются к материалистическим и детерминистическим взглядам в противоположность Юнговской полярной концепции реальности. Мне не кажется, что эта проблема будет неразрешимой сколь либо долгое время; по-крайней мере Конрад Лоренц уверил меня, что принимает Юнговскую теорию архетипов в принципе. Другим полюсом архетипических исследований является сравнительное религиоведение и исследование мифологии, испытавшие неоспоримое влияние Юнговской теории архетипов. Конференции Эранос, инициированные Ольгой Фрёбе-Каптейн в Асконе в 1933, дали возможность Юнгу встретится с выдающимися представителями других дисциплин и поучавствовать в взаимовыгодном обмене идеями. Эти собрания первоначально были ориентированы теософски , но постепенно развились в широкую гуманистическую и научную дискуссию очень высокого уровня. Юнг был приглашен на первую встречу в 1933 и посещал конференции более или менее регулярно до 1953 года[20]. Здесь он познакомился с Карлом Кереньи, с которым опубликовал несколько работ по мифологии; Жилем Киспелем с которым обсуждал вопросы связанные с гностицизмом[21]; Анри Корбеном переоткрывшем юнговские архетипы в Иранском мистицизме[22] Адольфом Портманом, обсуждавшим с ним “паттерны поведения”; Хуго Ранером, специалистом по христианскому символизму;[23] Гершомом Шолемом, экспертом в иудейском мистицизме;[24] египтологом Гельмутом Якобсоном[25], Сэром Гербертом Ридом[26] и многих другими важными исследователями.[27] Юнговское открытие коллективного бессознательного и его теория архетипов получили широкое распространение и признание через этот круг, правда, как и следовало ожидать, не обошлось без сопротивления и непонимания. Особенно досадным оказалось, к примеру, то, что Мирча Элиаде использовал то же слово “архетип” но в другом смысле; для него архетипами были мифологические модели мира спроецированные в примордиальное время (illud tempus), которые посредством ритуалов, пересказов мифов постоянно возобновлялись в интересах укрепления и продолжения жизни[28] . С Юнговской точки зрения, однако, эти мифологические паттерны не являются архетипами, а скорее архетипическими образами и установками формирующими содержание коллективного бессознательного отдельных людей. [29] Сами архетипы, в отличии от них, представляют собой бессознательную динамику за подобными осознанными коллективными образами; они продуцируют их, но не тождественны им. Юнг подчеркивает: “Другим хорошо известным выражением архетипов являются мифы и сказки. Но и здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Понятие “архетип” опосредованно относимо к representations collectives, в которых оно обозначает только ту часть психического содержания, которая еще не прошла какой-либо сознательной обработки и представляет собой еще только непосредственную психическую данность. Архетип как таковой существенно отличается от исторически ставших или переработанных форм. На высших уровнях тайных учений архетипы предстают в такой оправе, которая, как правило) безошибочно указывает на влияние сознательной их переработки в суждениях и оценках. Непосредственные проявления архетипов, с которыми мы встречаемся в сновидениях и видениях, напротив, значительно более индивидуальны, непонятны или наивны, нежели, скажем, мифы. По существу, архетип представляет то бессознательное содержание, которое изменяется, становясь осознанным и воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает.”[30] Стимулированные открытиями Юнга и взглядами Карла Кереньи, Рафаэля Петтацони и других исследователей, сегодня появляются многие исследования мифологических мотивов, демонстрирующие убедительным образом живую правду и психологическую силу архетипических образов и репрезентаций. Работу Гильберта Дьюранда Les Structures anthropologiques de I'imaginaire: Introduction a une archetypologie generate с широким библиографическим списком, следует отдельно упомянуть в этой связи. Тем не менее, cуществует опасность, которой, по моему мнению, не избегает полностью ни одна из этих работ, состоящая в некотором отсутствии ясности, вызванной замутнением концепции архетипов. Юнг приложил не мало усилий, чтобы подчеркнуть, что архетипы это структуры, которые могут быть изолированы только относительно; они в значительной степени пересекаются, так что на практике возможно установить смысловые связи, и даже идентичность между любыми двумя архетипическими символами. Рациональное разделение мотивов на ряд циклов подобное предпринятому Дьюрандом, является поэтому условным. Архетипические образы ускользают от всех попыток схватить их академически, т.е. чисто интеллектуально или интуитивно. Они раскрываются только в живой человеческой культуре или в работе и опыте индивидуума. Без этого эмпирического базиса в психологической реальности, можно только описывать каждую архетипическую репрезентацию как “ все во всем или чем то еще” и интерпретировать их по своему произволу. Многие исследователи утонули в этом море. Поскольку они игнорируют чувственную окраску свойственную любой архетипической манифестации, эти манифестации становятся просто словами или картинками”. “Те кто не понимает специфической чувственной окраске архетипа”, говорит Юнг “получают в итоге не более чем кучу мифологических концепций, которая может показать что нечто означает что-то, но не более”[31] . Тот кто попытается обращаться с такими терминами как “Великая Мать”, “Тотемное животное”, “Древо Жизни” и т.д. в чисто теоретическом ключе, не испытав на себе их нуминозности, не будет в действительности знать о чем говорит. Эти термины “дают жизнь и смысл только когда вы пытаетесь ощутить их нуминозность –т.е. их отношение с живой индивидуальностью”[32]. Львиная доля современных исследований мифологии даже тех которые принимают Юнговскую концепцию архетипов страдают от отсутствия этого отношения. Иными словами, невозможно использовать юнговскую теорию или совершить эффективные исследования в этой области если они оторваны без практического психологического опыта.[33] Хотя в конечном счете миф, как и сновидение имеет “свое собственное значение” , нельзя игнорировать тот исторический факт что мифы не обладают тем же психологическим значением для людей живущих в наше время, каким они обладали для людей прошлых культур. Если они имеют для нас смысл сегодня, они должны быть психологически реинтерпретированы. Метод, который Юнг разработал для этого является в принципе тем же самым что и интерпретация сновидений. Он состоит, прежде всего, в так называемой “амплификации”. Это означает, что собирается столько аналогичных мотивов, сколько только возможно, изначально из культурного контекста мифического символа, затем из других областей, до тех пор, пока не станет очевидным, что эти различные мотивы являются различными вариациями одной и той же базовой темы. Амплификации затем складываются в последовательную картину, что само по себе подразумевает некоторый отбор амплифицирующих образов.[34] Когда коллекция образов будет достаточной, следует интерпретация –т.е. перевод на современный психологический язык, что означает связь образов с психическим опытом пригодным для настоящего. Интерпретация, поэтому, никогда не будет абсолютно правильной, но обладает в большей или меньшей степени “проясняющим”, “освящающим” и оживляющим эффектом. В действительности, интерпретация не имеет иной цели кроме воссоединения сознательного с источником энергии, т.е. с архетипом. Этим источником силы является примордиальный дух из которого наше индивидуаьное сознательное, так сказать, “дифференцировало себя” и в процессе потеряло часть примитивной энергии, содержавшейся в мифе. Целью мифа является, как в случае и со сном, сохранить живой в нашей памяти нашу психологическую предисторию, до самых примитивных инстинктов[35], а ассимиляция значения мифа имеет эффект расширения и изменения сознания таким образом чтобы повысить его жизненную силу. Чисто интеллектуальная интерпретация никогда не удовлетворительна, поскольку чувственная оценка архетипического содержания является такой же важной, как и его понимание. Именно поэтому Юнг говорит, что “Психологией является толька та наука, которая принимает во внимание фактор ценности (т.е. чувствование), поскольку он является связующим звеном между психическими событиями и жизнью. Психология часто обвиняется в связи с этим в ненаучности; но ее критики не могут понять научной и практической необходимости должного учета чувства.”[36] В Юнгианской интерпретации мифа никогда не ставился вопрос о “точной интерпретации”, она скорее искала новое выражение мифа на современном языке, выражение, которое никогда не может быть независимым от интерпретатора. Это всегда вопрос о том “как если бы” не подразумевающий абсолютной достоверности. Это раздражает многих ученых и исследователей, но с этим ничего не поделаешь. Важно лишь то, дает ли толкование инсайт или нет. Несмотря на множество различных оговорок, исследователи сказок, по крайней мере частично принимают чтото из гипотез Юнга, в особенности идею о архетипическом происхождении волшебных сказок.[37] Постоянно подчеркивается то, что сказки и мифы, в противоположность снам, являются образованиями историями и сформированы в соответствии с эстетическими нуждами, и, конечно, психолог должен признавать это, как признавал сам Юнг.[38] Тем не менее, критика неоднозначности интерпретаций является необоснованной, поскольку последнее неизбежно. Эта неоднозначность может даже рассматриваться позитивно[39] т.к. реальная проблема всегда ищет множество подспудных путей воссоединения нашего сознания с латентным смыслом этих рассказов. “Спустя столетия- однажды заметил Юнг, наши “современные” интерпретации будут вероятно рассматриваться как амплификации мифологем и на смену им придут новые интерпретации. Это никак не может повредить “вечному” мифу. Мы страдаем, когда больше не можем соединить его с нашей собственной психической жизнью”. В любом случае достаточно очевидно, что современные исследователи сказок и фольклора уделяют все больше внимания гипотезам Юнга.[40] Но все это, в конце концов, только подспорье к лучшему пониманию некоторых исторических феноменов, посредством использования теории архетипов. Гораздо большее значение имеет живой эффект архетипических сил в настоящем и их непредсказуемое влияние на события нашего времени. Т.к. эффект каждого отдельного архетипа может быть как негативным так и позитивным. Когда они действуют позитивно, архетипы становятся основой любого креативного достижения в культуре. Они являются источником вдохновения в поэзии живописи и во всех других искусствах; они являются источником новых научных моделей; они формируют концепции и идеи, характеризующие день и эпоху.[41] Историк Арнольд Тойнби, считал что жизненные циклы культур предопределены архетипическими формами.[42] Юнг в своей работе Aйон попытался продемонстрировать как за последние два тысячелетия нашей Христианской эры, архетипические процессы в бессознательном проявляют себя в нашей конкретной культуре. А. Дюпре и Р. Альфандери, беря более короткий промежуток времени показали, как архетипические символы “небесного Иерусалима” и “могилы Христа” , рассмотренные как мандалы[43] оказывали определяющее влияние на весь период Крестовых Походов.[44] Даже формы государственного устройства, развиваемые отдельными нациями не избегают влияния этого фона и ни в коем случае не объяснимы из чисто социальных или экономических факторов, как часто предполагается. Ганс Мартин и М. Имбоден, к примеру, по моему мнению, убедительно показали архетипическую репрезентацию в Шведской коституции и ее идее государства.[45] , а Ойген Бодер показал что даже современная экономическая мысль испытывает сильное влияние мифологических или архетипических репрезентаций.[46] Таким образом, Юнговская теория архетипов медленно, но верно становится базисом современной общей антропологии.[47] Негативное влияние архетипов проявляется в форме одержимости, слепого фанатизма и идеологической закостенелости. Юнг попытался показать, что старый архетипический образ Вотана был возрожден в Германии в движении национал-социалистов, результатом чего стала одержимость государства войной, похожая на ту, что была у Турков, когда они штурмовали врата Вены с кличем “Нет Бога кроме Аллаха!”. Религиозно-мифическая подоплека скрывается также коммунистической идеологии: в идее царства мира установленного на земле, и даже более того, в понятии освобождения истинно или естественно творческого человека, представленного пролетариатом.[48] Достаточно интересно архетипический образ Антропоса из Гнозиса и Каббала вновь появляется у Карла Маркса, а именно миф о световом человеке, погруженным во тьму, который вновь должен обрести свободу. В последнем случае, правда, миф проецируется на общество. Капиталисты, ревизионисты, империалисты и прочие оказываются силами тьмы, угнетают “истинного человека” который является самоотверженным, дальновидным и творческим.[49] “Мировая коммунистическая революция” пишет Роберт Тукер “Является по Марксу революцией самотрансформации, актом посредством которого человек преодолевает самоотчуждение, восстанавливает гармонию с собой и актуализирует себя как человека”[50] Ее целью является “полное сущностное единство человека с природой, истинное освобождение природы, натурализм человека и гуманизм природы”[51]. Кто то может удивиться, почему образ Христа, в качестве фигуры Антропоса объединяющей человечество, оказался настолько неадекватен задаче освобождения истинного человека, что появились подобные проекции различно модифицированного Анропообраза вообще могли появиться – и почему символический образ Будды не смог защитить восток от вторжения коммунистической идеологии? Согласно Юнгу образ Христа слишком односторонне духовен и добр, чтобы быть способным быть адекватной репрезентацией человеческой целостности.[52] В нем отсутствует темнота, телесная и материальная реальность. Это ощущалось еще в средние века алхимиками, естествоиспытателями своего времени, чье внимание было направлено не на собственное искупление, а на освобождение бога из тьмы материи.[53] Божественный Антропос, которого они пытались освободить от материи, был человеком, в котором добро и зло, дух и материя были бы истинно едины и чрез которого не только человек но и вся природа могла обрести целостность. Этот алхимический образ богочеловека констеллируется в коллективной подоснове психики современного человека и, поскольку он не осознается- выражает себя в единичных проекциях всех сортов, в Ницшеановской идее о Сверхчеловеке, в “истинном человеке” Карла Маркса в новом образе Христа Тейяра де Шардена( упомянем только некоторые).[54] По сути это образ человека эпохи Водолея который формируется в коллективном бессознательном. Астрологический знак Эры Водолея является образом человека, который, согласно Юнгу, воплощает Антропоса как образ Самости, или высшей персональности, которая живет в каждом человеческом существе и в коллективной психике.Он льет воду из кувшина в рот рыбы из так называемого созвездия “Южных рыб” представляющих нечто до сих пор неосознанное.[55] Это может означать что задача человека в эру Водолея будет заключаться в том чтобы осознать высшего внутреннего присутствие и дать предельное внимание бессознательному или природе, вместо того, чтобы эксплуатировать ее.(Как это делается сегодня, по большей части) Поскольку Антропос также представляет коллективную психику человеческой расы он является архетипическим источником чувства связи со всем человечеством[56]. Эта связь является жизненно важной сегодня. Вот почему такое множество людей ищет ее с фанатическим пылом. Но когда формирующий архетип осознанно не признается и раскрывается только на внутреннем персональном уровне тогда он захватывает личность с тылу и ведет к состоянию одержимости. Одержимость же смертельна. Примитивные народы, с величайшей осторожностью проводили различие между человеком одержимым “духом” т.е. архетипическим содержанием и потому нуждающимся в лечении и шаманом или знахарем, знающим как контролировать духов и давать им возможность действовать через себя не становясь одержимыми ими.[57] Эффект архетипических мотивов может быть слепящим или культурно конструктивным; он может вести как к идеологически мотивированным массовым убийствам или коллективным маниям так и к высочайшим духовным творениям. Этот вопрос связан с проблемой обсуждавшейся в Параграфе 2: или индивидуум оказывается способным сохранить свое эго-сознание нетронутым или поддается огромной эмоциональной силе, которой обладают все архетипы, в результате чего его эго сознание растворятся частично или полностью. Многие религиозные войны, идеологические битвы и преследования прошлого и настоящего без сомнения, являются следствием человечной открытости к одержимости. Большинство типов тяжелых заболеваний, согласно Юнгу, связано с перегрузом сознания архетипическими содержаниями, которые оно в силу своей слабости не может интегрировать. Чем более узко, рационалистично и грубо сознание, чем больше опасность. Архетипическое содержание констеллируемое в каждом индивидуальном случае или в коллективных ситуациях является одновременно величайшей опасностью и спасительной силой, поскольку подобное содержание всегда поднимается из бессознательного, когда возникает необходимость компенсации односторонности сознания. Однако, оно может быть осознано и интегрировано только в индивидууме. Если этот творческий акт не совершается, тогда это содержание остается, но в форме проекции и врага – вернее то, что блокирует это содержание проецируется на внешних врагов, в то время как позитивное содержание проецируется на лидера, героя или элитный класс. Возможность осознания, таким образом, теряется и происходит раскол между личностью и обществом. Миф, описанный в начале главы, о падении Антропоса, космического человека, во множественность мира, является отражением этой ситуации, поэтому большинство мифов говорят о том, что примордиальный человек рассыпанный в мире должен быть снова собран и обрести целостность. Тот факт, что существует великое множество различных архетипов( вероятно так же много, как и инстинктов) фактически уже указывает на некоторую диссоциацию человеческой психики.Эта тенденция к расколу на различные архетипические содержания, уравновешивается однако в коллективном бессознательном противоположной тенденцией, проявляющейся в только что обсуждавшемся образе Антропоса и в символе мандалы, который мы рассмотрим в следующей главе. Антропос, рассматриваемый как “групповая душа” человечества является, в действительности, образом уз соединяющих всех людей, или интерчеловеческим Эросом, предсознательной основой любой коммуникации и общения между людьми, также являясь психическим элементом который, посредством своей силы компенсации и ограничения уравновешивает одностороннее стремление руководствоваться только собственными инстинктами.[58] Проблема коллективного человека, сверхнационального сообщества все более и более становится похожей на единственное решение раздирающих весь мир противоречий между различными группами интересов. Мировой коммунизм действительно установил такой идеал[59] , но исключил из него всех не разделяющих эту идеологию, и взял за основу идентификацию с группой вместо свободного чувственного-общения между индивидуумами. В результате - а это призак одержимости – была достигнута полная противоположность изначальной цели и вместо осознанного отношения к ближнему произошло растворение индивидуума в массе. Иными словами, архетип может действовать позитивно, только тогда когда он креативно перерабатывается и осознается индивидуумом. Юнг боролся за эту точку зрения в одиночку против всех измов, модных трендов и идеологического фанатизма, подвергаясь критике со всех сторон, и никогда не менял своей позиции. [1] Cf. The Prose Edda, trans. Arthur Gilchrist Brodeur, pp. 16f. [2] Cf. Jung, Mysterium Coniunctionis, CW 14, par. 573. [3] Cf. von Franz, "Der kosmische Mensch als Zielbild des Individuationsprozesses und der Menschheitsentwicklung," Evolution, pp. 94fF. [4] Cf. Sven Hartmann, Gayomart. [5] Cf. August Wiinsche, "Schopfung und Siindenfall des ersten Menschenpaares," pp. 8-13 [6] Аналогично в учении об Адаме Кадмоне, в Каббале.Cf. Gershom Scholem, On the Kabbalah and Its Symbolism, pp. 112ff. For late Western myths of the original man, cf. Ernst Benz, Adam: Der Mythus vom TJrmenschen. [7] Cf. Siegmund Hurwitz, Der sterbende Messias. [8] Eine Mithrasliturgie, published by A. Dietrich, 1903. [9] Cf. Wolfgang Pauli, "Naturwissenschaftliche und erkenntnistheoretische Aspekte der Ideen vom Unbewussten," Aufsatze und Vortrage iiber Physik und Erkenntnistheorie, p. 113. Описание бессознательного как поля изначально принадлежало Уильяму Джеймсу. [10] Jung, "Transformation Symbolism in the Mass," CW 11, par. 419. [11] Это до сих пор не было систематически исследовано с точки зрения информации и коммуникационной теории.См, однако, Pascual Jordan, Verdrangung und Komplementaritat, Где утверждается вслед за Юнгом, что коллективное бессознательное является основой для возможности человеческой коммуникации. [12] Изначально Юнг почти не делал отличия между архетипами и примордиальными образами.Это привело ко множеству недопониманий.Недавно Х.Х. Балмер атаковал Юнговскую концепцию архетипов на этой почве.(Der Archetypentheorie von C. G. Jung: Eine Kritik). Великолепный ответ на критику был дан Аниеллой Джаффе в Zeitschrift fur Parapsychologie und Grenzgebiete der Psychologie, 15:1 (1973). [13] Cf. Jung, "On the Nature of the Psyche," CW 8, par. 440. "/bid., par. 420. [14] Cf, Jung, Psychological Types, par. 747. M Cf. Jung, "Instinct and the Unconscious," CW 8, pars. 280-81. [15] Cf. Jung, Aion, CW 9 ii, par. 278. [16] Cf. Irenaus Eibl-Eibesfeldt, Liebe und Hass. [17] Cf. Jung, Aion, CW 9 ii, par. 278. [18] Cf. Irenaus Eibl-Eibesfeldt, Liebe und Hass. [19] Cf. Konrad Lorenz, "The Role of Gestalt Perception in Animal and Human Behaviour," in L. L. Whyte, Aspects of Form, p. 161; K. Lorenz and P. Leyhausen, Antriebe tierischen und menschlichen Verhaltens, pp. 44, 47. [20] Cf. W. R. Corti, "Vingt ans d'Eranos," Le Disque vert, pp. 288ff. [21] Вместе с H. C. Puech and M. Malinine, Quispel опубликовал Так называемый Юнговский кодекс, Evangelium veritatis,переведенные как Евангелия истины; и De resurrectione. Cf. also G. Quispel, Die Gnosis als Weltreligion. [22] Cf. his beautiful book, Creative Imagination in the Sufism of Ibn 'Arabi; also his discussion of "Answer to Job" in La Sophia eternelle. [23] Cf. Greek Myths and Their Christian Meaning. [24] Cf. Major Trends in Jewish Mysticism. [25] Cf. "Der altagyptische, der christliche und der moderne Mythos," Eranos-Jahrbuch, 37 (1968), pp. 411 ff. and "Das Gegensatzproblem in altagyptischen Mythos," Studien zur Analytischen Psychologie C. G. Jung, II, pp. 172ff. [26] Cf. his speech, "C. G. Jung, on His 85th Birthday," 26 July 1960; [27] Жан Гебсер также был во многом стимулирован Юнгом в Эраносе. Гебсер пишет(Abendlandische Wandlung, p. 175): “будущее покажет, будет ли процесс психического развития происходить на основе религии или научный субъективного знания сможет привести к психическому обновлению мира”Фактически ..это уже не исключительно психология в научном смысле предложенном Фрейдом, но попытка создания теории души- в этом кроется реальное значение комплексной психологии.” [28] Cf. The Myth of the Eternal Return. [29] Даже Even Jan de Vries не избегает этой ошибки в своем описании Юнговскийх взглядов. Он путает коллективное бессознательное и коллективное сознательное, тем самым полностью искажая точку зрения Юнга. См.Forschungsgeschichte der Mythologie, pp. 344ff. [30] Archetypes of the Collective Unconscious," CW 9 i, par. 6. [31] In Man and His Symbols, p. 96 [32] Ibid., p. 98. [33] Joseph Campbell, The Hero with a Thousand Faces. Даже Кереньи следует своему учителю , В.Ф. Отто, рассматривая миф о единичных богах как изначальной подлинной основе бытия, выражающей себя через мифические образы. Таким образом, он описывает реальность, которую Юнг называл коллективным бессознательным, но при этом забывает о связи с сегодняшним человеческим бытием. То же самое, по моему мнению, можно сказать во многом и о работе Raffaele Pettazoni. Cf. the criticism of Otto in Ulrich Mann, Theogonische Tage, pp. 69f. [34] Если, к примеру, речь идет о лисе, стоит прежде всего обратить внимание на наиболее характерные ее качества,такие как хитрость и др. и в последнюю очередь на общую символику волшебных животных и т.п. [35] Cf. Jung in Man and His Symbols, p. 99. [36] "Ibid. [37] Cf. the Pro and Contra in Wilhelm Laiblin, Mdrchenforschung und Tiefenpsychologie, and recently H. E. Giehrl, Volksmarchen und Tiefenpsychologie. [38] В этой связи см. солидную работу Вольфганга Шмидбауэра Mythos und Psychologic, especially pp. 68ff. Во многих местах Шмидбауэровский критизм просто пытается войти в распахнутые двери, а в других основан на непонимании. Шмидбауэр говорит, к примеру, что Юнг не описал спонтанной креативной силы архетипов.(р 70)! В то время как Юнг говорил о том, что она порождает репрезентации. Далее он нападает на Юнговский Ламаркизм и настаивает на том, что последний явно устарел. Вопрос о том действительно ли теологические идеи окончательно устарели, до тех пор остается открытым! Далее он обвиняет Юнга в том, что тот не видит социокультурных влияний(р74), несмотря на то что сам в непосредственно предшествующем пассаже приводит цитату Юнга, где тот подчеркивает что мифы являются коллективно пеработанными архетипическими репрезентациями.(р.68) [39] Я ответственна за Интерпретацию Юнга в первой книге Хедвиг Бойе, Symbolik des Marchens, and in Gegensatz und Erneuerung in Marchen. В своей второй книге Das Mdrchen она уходит от нее. Я не отказываюсь от своей интерпретации, которая, однако, зачастую выражена слишком абстрактно, поскольку тогда я еще не имела никакого психотерапевтического опыта. Cf. Hans Dieckmann, Marchen und Traume als Heifer des Menschen. [40] См. к примеру исследования, написанные с позиций Юнгианской психологии: Gotthilf Isler, Die Sennenpuppe и Adolf Ammann, Tannhduser irn Venusberg. [41] In this sense J. B. Priestley, for example, was stimulated by Jung. Cf. his Man and Time, passim [42] Cf. in this connection Richard I. Evans, Conversations with Carl Jung, p. 115. More details below. [43] On this symbol, cf. below. [44] La Chritiente et I'idee de la Croisade. Cf. also Helen Adolf, Visio Pads, Holy City and Grail, and A. Dupront's excellent work, "Introduction A l'etude d'un archetype," La Table Ronde, December 1957. [45] Hans Marti, Vrbild und Verfassung; and M. Imboden, Die Staatsformen. 46Der Mythus in Wirtschaft und Wissenschaft, Zukunft als Problem des modernen Menschen, Ideologic und Ideal and other works. [46] 46Der Mythus in Wirtschaft und Wissenschaft, Zukunft als Problem des modernen Menschen, Ideologic und Ideal and other works. ". [47] Cf. Erich Neumann, The Origins and History of Consciousness; and Peter Walder, Mensch und Welt bei C. G. Jung. A comprehensive anthropological work by Petro Poliszcuk will appear in the near future [48] Cf. Robert Tucker, Philosophy and Myth in Karl Marx, especially pp. 151 ff. and Quotations from Chairman Mao Tse-tung, passim. [49] Cf. von Franz, "Der kosmische Mensch," pp. 109ff. 50 Tucker, p. 156. [50] Tucker, p. 156. [51] Karl Marx and Friedrich Engels, Historisch-kritische Gesamtausgabe, Vol. Ill, p. 116, cited by Tucker, p. 160. [52] Cf. Aion, CW 9 ii, par. 74; also "A Psychological Approach to the Trinity," CW 11, par. 232. [53] Cf. Jung, Psychology and Alchemy, CW 12, par. 420. [54] Jung said of Teilhard de Chardin's book, The Phenomenon of Man, "It is a first-rate book." Cf. also Miguel Serrano, C. G. Jung and Hermann Hesse. [55] K Cf. Memories, pp. 339/312-13. [56] Cf. Eliade, Shamanism, pp. 5-6. [57] Вот почему Юнг постоянно подчеркивает тот факт, что мы не должны меньше заботиться не о совершенствовании (в одностороннем Христианском смысле этого слова), а о целостности или полноте, не ущемляя ни одно существенное человеческое стремление и даже низшие и контрасексуальныые элементы нашей психики. [58] Cf. Eliade, Shamanism, pp. 5-6. [59] Cf. von Franz, "Der kosmische Mensch," p. 112.
