Российская политика соседства РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ
реклама
1 РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИНВЕСТИЦИОННЫЙ СОВЕТ Российская политика соседства Сборник докладов международной конференции (Москва, 12-13 октября, 2007) Москва 2008 2 RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES INSTITUTE OF ECONOMY NATIONAL INVESTMENT COUNCIL Russia's Neighborhood Policy Papers of the International Conference (Moscow, Oсtober 12-13, 2007) Moscow 2008 3 Сборник докладов международной научной конференции «Российская политика соседства» (Москва, 12-13 октября 2007 г.) Отв. ред. д.э.н., проф. С.П. Глинкина. Сборник содержит доклады участников международной научной конференции «Российская политика соседства», которая была организована Отделением международных экономических и политических исследований Института экономики Российской академии наук (ОМЭПИ ИЭ РАН) и Национальным инвестиционным советом в рамках серии регулярных научных мероприятий «Россия в глобализирующемся мире». В статьях сборника содержатся комплексный анализ новых геополитических условий, в которых оказалась Россия после распада СССР, разработка основных направлений экономического и политического сотрудничества с соседними государствами, обозначены позиции участников конференции по ряду принципиальных вопросов, предопределяющих положение России в мире, а возможно, и ход ее внутриполитического развития. Подробно рассмотрены такие проблемные блоки, как: внешнеэкономическая стратегия России в условиях глобализации и «интеллектуализации» мирохозяйственных потоков; место и роль соседних государств в геополитической и геоэкономической стратегии России; перспективы сочетания Россией энергетической стратегии с переходом к инновационной диверсифицированной экономике, возможности укрепления взаимодействия с государствами-соседями в научно-технологической сфере, инвестиционном и кооперационном сотрудничестве, совместном предпринимательстве; страны СНГ как поле конкуренции России и других глобальных полюсов. Papers presented at the international conference Russia’s Neighborhood Policy (Moscow, October 12-13, 2007) S. Glinkina, Ed. This volume contains the papers presented at the international conference Russia’s Neighborhood Policy, organized by the Department for International Economic and Political Studies of the Institute of Economy, Russian Academy of Sciences (DIEPS IE RAS), and the National Investment Council within the framework of the annual academic conference series Russia in a Globalizing World. The participants of the conference share their opinions on a number of fundamental issues that determine Russia’s position in the world, as well as the country’s own political development, conducting complex analysis of Russia’s geopolitical situation after the disintegration of the USSR and developing the guidelines for the country’s economic and political cooperation with its neighbors. The following issues are considered in detail: Russia’s foreign economic policy under globalization and growing intellectualization of global economic flows; the role of the neighboring countries in Russia’s geopolitical and geoeconomic strategy; the prospects of Russia’s combining its energy strategy with the switchover to an innovation-based diversified economy; opportunities for enhancing cooperation between Russia and its neighbors in science and technology, investment and joint enterprising; the CIS countries as an area of competing interests between Russia and other global poles. 4 СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ РАЗДЕЛ I. ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ Гринберг Р. С. Приветственное слово.……………………………………………………………… Лебедев А. Е. Приветственное слово.……………………………………………………………….. Краснов Л. В. Внешнеэкономическая стратегия России: рывок в глобальный мир.………….. Глазьев С. Ю. Формирование Единого экономического пространства СНГ: проблемы и решения.…………………………………………………………………………………… Глинкина С. П. Россия и Евросоюз: влияние «восточного расширения» ЕС на динамику и современное состояние взаимных политических и экономических отношений.…. Кемень Ласло Сущность соседства: «интегратор» не может быть «императором».…………….. Peter Havlik Restructuring and integration: challenges for EU-Russian relations.………………….. Валовая М. Д. Россия и евразийская идея – проблемы трансформации и новые вызовы времени………………………………………………………………………………………. Орлов А. Д. «Новая интеграция»: выбор интеграционной стратегии и взаимовлияние рынков труда.…………………………………………………………………………………. Головнин М. Ю. Глобальная и региональная финансовая интеграция России……………………… Markku Kivinen Russian Energy Policy and the CIS. …………………………………………………. РАЗДЕЛ II. СУЩНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ СОСЕДСТВА Косикова Л. С. Трансформация экономических отношений России со странами СНГ: выводы для российской политики в регионе.………………………………………………. Селиванова И. Ф. Политика соседства Европейского союза: восточное направление.……………. Улахович В. Е. Доктрина нейтралитета в интерпретации постсоветских государств.……………. Болгова И. В. Участие Европейского союза в урегулировании конфликтов на постсоветском пространстве: перспективы для России.…………………………………………… Zsuzsa Ludvig The ENP versus Russian integration ideas within the CIS (NIS)-space with focus on Ukraine and the SES4.……………………………………………………………….. Сиденко В. Р. Россия и Украина в глобальной торговой системе: соседи, соперники или партнеры?………………………………………………………………………………… Goran Buturac, Ivan Teodorović Challenges of Russian and Croatian Economy in Globalization.………………......... Ултанбаев Р. Р. Закавказье во внешнеэкономической стратегии России.…………………………. David Dusseault 5 A Grand Strategy or Contingency: Russia's Energy Relations in the Eurasian Context.… Хан Ли-хуа Значение ШОС в геополитике и геоэкономике России.…………………………… Абалкина А. А. Перспективы участия России в интеграционных процессах в Восточной Азии... Дадабаева З. А. Российские интересы в системе безопасности Центрально-Азиатского региона. Каймаразова М. А. Прикаспийские территории России и сопредельных государств в новых геополитических условиях.………………………………………………………………. Волощук Д. А. Современное состояние экономик стран СНГ и возможности выхода на более высокий уровень развития.………………………………………………… Фурман Е. Д. Влияние внутриполитической обстановки на Украине на российско-украинские отношения .…………………………………………………………………………. Быков А. Н. Новые вызовы глобализации и перспективы интеграции на постсоветском и евразийском пространстве. ……………………………………………………………. РАЗДЕЛ III. ИНСТРУМЕНЫ УКРЕПЛЕНИЯ СОТРУДНИЧЕСТВА Князев Ю. К. О возможных проектах многостороннего сотрудничества России с соседними странами.……………………………………………………………………………. Гонда В., Лисы Я. К вопросу сотрудничества России и Евросоюза в сфере образования, науки и исследований.……………………………………………………. Масюков М. А. Культура как ценностный, стратегический ресурс российской политики соседства. …………………………………………………………………………………….. Седлов А. П. Современное состояние и перспективы трудовой миграции на постсоциалистическом пространстве в контексте глобальных интеграционных процессов.…… Рагали Стефан, Михай Максим, Санду Ирина Иоанна Новые формы сотрудничества между Румынией и Российской Федерацией в условиях развития морского торгового обмена в Констанце и Ростове-на-Дону. …………………………………………………………………………………….. Протасеня В. С. Сетевая организация производства и сбыта в рамках кооперационного сотрудничества предприятий автомобилестроения России и Белоруссии как фактор их устойчивости в глобальной конкуренции………………………………………….. Željko Lovrinčević, Davor Mikulić, Maruška Vizek Real Estate Market in Croatia and Its Potential for Russian Investors………………… Губарев В. А. Внешнеэкономические аспекты деятельности российских компаний и фирм в сфере авиастроения.………………………………………………………………… Мещанинов М. Б. Механизм российско-монгольского сотрудничества.…………………………….. Волотов С. О. Российско-венгерские отношения: от застоя и отчуждения до стратегического партнерства … и обратно? Любский И. М. Валютно-финансовое взаимодействие России со странами ЕврАзЭС – одно из 6 приоритетных направлений ее внешнеэкономической стратегии и важнейший фактор консолидации СНГ.………………………………………………………… Кузьмина Е. М. Интересы России в Центральной Азии и проблемы формирования российской политики сотрудничества.…………………………………………………………. 7 CONTENTS PREFACE PART I. PLENARY SESSION Ruslan Grinberg Welcoming remarks …….……………………………………………………………… Alexander Lebedev Welcoming remarks …...……………………………………………………………….. Leonid Krasnov Russia’s foreign economic strategy: a start towards the globalized world. …………… Sergey Glaziev Shaping the Common Economic Space within the CIS: issues and solutions. ………… Svetlana Glinkina Russia and the European Union: the effects of EU enlargement on current political and economic relations and their dynamics …...……………………………………………. Laszlo Kemeny The essence of neighborhood: an “integrator” is not an “emperor”. …………….. Peter Havlik Restructuring and integration: challenges for EU-Russian relations. ………………….. Maria Valovaya Russia and the concept of “Eurasia”: issues of transformation and new challenges Alexander Orlov “New integration”: the choice of an integration strategy and interdependence of labor markets. ………………………………………………………………………………. Mikhail Golovnin Global and regional financial integration of Russia. ………………………………….. Markku Kivinen Russian Energy Policy and the CIS. …………………………………………………. PART II. RUSSIA’S NEIGHBORHOOD POLICY: KEY POINTS AND ISSUES Lidiya Kosikova Transformation of Russia’s economic relations with the CIS countries: lessons for Russian policy makers. ……………………………………………………………… Irina Selivanova The policy of the European Union towards its eastern neighbours……... ……………. Vladimir Ulakhovich The doctrine of neutrality as interpreted by post-Soviet countries………. ……………. Irina Bolgova Participation of the European Union in settling conflicts in the post-Soviet region: prospects for Russia. …………………………………………………………………. Zsuzsa Ludvig The ENP versus Russian integration ideas within the CIS (NIS)-space with focus on Ukraine and the SES4. ……………………………………………………………….. Vladimir Sidenko Russia and Ukraine in the global trade system: neighbors, rivals or partners?.............. Goran Buturac, Ivan Teodorović Challenges of Russian and Croatian Economy in Globalization. ……………........ Rafael Ultanbaev South Caucasus in Russia’s foreign economic strategy. ………………………………. David Dusseault 8 A Grand Strategy or Contingency: Russia's Energy Relations in the Eurasian Context. … Han Lihua The role of the SCO in Russia’s geopolitical and geoeconomic strategies. …………… Anna Abalkina The prospects of Russia’s participation in integration processes in Eastern Asia. …….. Zarina Dadabaeva Russia’s interests in the security system in Central Asia. ……………………………… Marina Kaimarazova The Caspian territories of Russia and its neighboring countries in a new geopolitical situation. ……………………………………………………………………………… Dmitry Voloshuk Economies of the CIS countries: current performance and the possibilities of bringing it to a higher level of development….………………………………………………… Ekaterina Furman The influence of the political situation in Ukraine on the country’s relationships with Russia. ……………………………………………………………………………….. Alexander Bykov New challenges of globalization and the prospects of integration in the post-Soviet and Eurasian region. ………………………………………………………………………… PART III. TOOLS FOR ENHANCING COOPERATION Yury Knyazev Russia and its neighboring countries: opportunities for multilateral cooperation projects. Vladimir Gonda, Ján Lisý Cooperation between Russia and the EU in the education, science and research sectors. ………………………………………………………………………………….. Mikhail Masyukov Culture as a strategic resource of Russia’s neighborhood policy. …………………….. Alexey Sedlov Labor migration from the CIS countries in the context of global integration processes: current situation and prospects. Stefan Ragalie, Mihai Maxim, Sandu Irina Ioana New cooperation forms between Romania and the Russian Federation by developing some maritime exchanges at Constanta and Rostov on Don. ....................................... Vasily Protasenya Networking in production and sales in the framework of cooperation between enterprises of the Russian and Belarus automotive industries as a factor of their international competitiveness. ……………………………………………………………… Željko Lovrinčević, Davor Mikulić, Maruška Vizek Real Estate Market in Croatia and Its Potential for Russian Investors………………… Vladimir Gubarev Foreign economic aspects of Russian aircraft companies’ activities. ………………….. Maxim Meshaninov New mechanisms for economic cooperation between Russia and Mongolia. ………… Sergey Volotov Russian-Hungarian relations: from stagnation and estrangement to strategic partnership … and back? ……………………………………………………………………… Ivan Lyubsky Russia’s monetary and financial cooperation with the EurAsEC as a priority in its foreign economic strategy and a major consolidating factor for the CIS. ………………… Elena Kuzmina Russia’s interests in Central Asia and the issues of forming the Russian policy of co- 9 operation………………………………………………………………………………. 10 Предисловие Сборник научных докладов подготовлен по итогам международной научной конференции «Российская политика соседства» (Москва, Президиум РАН, ОМЭПИ ИЭ РАН, 12-13 октября 2007 года). Это была первая конференция из серии регулярных научных мероприятий «Россия в глобализирующемся мире». Организаторы конференции – Отделение международных экономических и политических исследований Института экономики Российской академии наук (ОМЭПИ ИЭ РАН) и Национальный инвестиционный совет (НИС). Спонсор проведения конференции – АКБ НРБанк. В докладах участников конференции представлен комплексный анализ новых геополитических условий, в которых оказалась Россия после распада СССР, обозначены основные направления экономического и политического сотрудничества с соседними государствами. В ходе обсуждения удалось выявить позиции участников конференции по ряду принципиальных вопросов, предопределяющих положение России в мире, а возможно, и указать путь ее внутриполитического развития: внешнеэкономическая стратегия России в условиях глобализации и «интеллектуализации» мирохозяйственных потоков; место и роль соседних государств в геополитической и геоэкономической стратегии России; перспективы сочетания Россией энергетической стратегии с переходом к инновационной диверсифицированной экономике, возможности укрепления взаимодействия с государствами-соседями в научно-технологической сфере, инвестиционном и кооперационном сотрудничестве, совместном предпринимательстве; страны СНГ как поле конкуренции России и других глобальных полюсов. Большую помощь в организации конференции и подготовке по ее итогам сборника научных докладов оказали Т. Н. Бычкова, В. И. Грачев, И. М. Зарецкая, Е. А. Карельская, Т. Ю. Литвиненко, Г. Д. Маковская, Л. Е. Перевезенцева, Г. А. Пею, Т. В. Соколова, А.В.Трибунский. 11 Гринберг Р. С.* (Россия) Приветственное слово Дорогие друзья, уважаемые коллеги! Тему нашей научной конференции – «Российская политика соседства» – мы обсуждаем впервые. Она подсказана политическими и экономическими реалиями, сложившимися в Евразии. В самом деле, Европейский союз, как известно, уже сформулировал свою политику соседства, и нам представляется, что политическое и социальноэкономическое развитие России позволяет сегодня и ей предложить соседним государствам, и на Востоке, и на Западе, собственную политику соседства. Тема конференции весьма актуальна еще и потому, что современный мир вступает в весьма чувствительную, я даже сказал бы – критическую фазу развития. Он становится все менее управляемым, дотошный аналитик уже улавливает, по меткому определению М. С. Горбачева, тревожную «тенденцию к смуте в мировых делах». И, на мой взгляд, встречи научных работников, исследователей, способных без стереотипов и ложных политических и идеологических посылок обсуждать реальные проблемы, будут способствовать тому, чтобы не допустить развития ситуации в «мировой коммунальной квартире» по самому плохому сценарию. Хотел бы предварить нашу конференцию несколькими собственными тезисами, разделяемыми, как я полагаю, некоторыми моими коллегами. Они касаются отношений России и Европейского союза. Их нынешнее состояние на первый взгляд не вызывает озабоченности, они выглядят, казалось бы, вполне нормальными, но в них все же ощущается и нечто настораживающее. Если кратко сформулировать причину этого тревожного ощущения, то она состоит в том, что с прекращением «холодной войны» так и не была достигнута цель, ставившаяся, вроде бы, и здесь, и там. Что я имею в виду? Прежде чем ответить на данный вопрос уместно сделать небольшой исторический экскурс. В Парижской хартии для новой Европы, принятой главами государств и правительств стран – участниц Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, было заявлено: «эра конфронтации и раскола Европы закончилась». Минуло 17 лет. Евросоюз вобрал в себя страны бывшей Восточной Европы и Балтии. Стали членами ЕС ряд балканских государств, другие намерены последовать за ними. Одновременно почти все ев* Гринберг Р.С. – член-корреспондент РАН, директор Института экономики РАН. 12 ропейские государства вошли в систему евроатлантической безопасности, основу которой составляет НАТО. Европа существенным образом приблизилась к тому, чтобы превратиться в континент мира, взаимного сотрудничества и равной безопасности для всех ее народов. Однако при этом не были устранены такие угрозы безопасности Европы, как нелегальная иммиграция, наркоторговля, терроризм и усиливающийся на континенте национализм. Для противодействия названным и другим угрозам нужна взвешенная политика оздоровления социальной и политической обстановки как в самом ЕС, так и в прилегающих к Европе регионах. Именно на это ориентированы «политика соседства» и так называемый Барселонский процесс, направленные на создание вокруг объединенной Европы пояса стабильности и добрососедства. Нельзя не учитывать и такой фактор, как зависимость будущего Европы, ее роли в современном мире от взаимоотношений с США. Признаем и тот факт, что эти две части западной цивилизации, тесно связанные разнообразными узами, не всегда одинаково разделяют те или иные методы укрепления международной безопасности. Вашингтон предпочитает рассматривать мир как однополярную систему, подчиненную интересам одной сверхдержавы, которые можно реализовывать и с позиции силы. Однако с идеологией Pax Americana «старая и мудрая» Европа, по всей видимости, не может согласиться, предпочитая переговоры и компромиссы в качестве наиболее надежного пути к обеспечению международной безопасности, хотя, как показали бомбовые удары по Югославии, и здесь бывают исключения. Наконец, немаловажное значение для будущего Европы имеют и ее отношения с Россией. Без стабильных и дружественных контактов с Москвой крайне сложно обеспечить европейскую безопасность. В свою очередь, стабильные и дружественные связи со Старым светом крайне важны и для России как необходимое условие ее успешного реформирования и модернизации. Однако отношения России с Европой развиваются противоречиво. Они отягощены серьезными различиями в подходах к решению проблем международной безопасности, неприятием Европой многих особенностей российской внутренней политики. Российскоевропейский диалог становится напряженным, расшатываются основы для политического взаимодействия. Можно говорить о том, что они переживают кризис. Возникла опасность возврата к противостоянию между Россией и Европой и даже между Россией и Западом в самых мрачных традициях минувшей холодной войны. Итак, возвращаясь к вопросу о том, какой цели мы не достигли после того, как была закончена та самая холодная война, ответить можно так. Мы все же не достигли 13 главного – не добились единства континента, безопасность и благополучие которого обеспечивали бы эффективным взаимовыгодным сотрудничеством. При выстраивании новых взаимоотношений между Россией и Европой вкупе с США не удалось преодолеть конфронтационного блокового подхода. Мы считали, что с исчезновением Варшавского договора, подобного подхода со стороны наших партнеров можно будет избежать, но, к сожалению, надежды оказались тщетными. Более того, в действиях влиятельных политических кругов некоторых западных государств видна определенная недальновидная тенденция возрождения этого блокового подхода в качестве базовой доктрины в отношениях с Россией. Подчеркну, что этот блоковый подход стал еще в середине 80-х годов ненавистным и неприемлемым не только для нас, но и, о чем мне лично говорилось, для многих европейских интеллектуалов. И такая «блоковая тенденция» не может не наталкивать на самые грустные размышления. Коротко назову некоторые причины, лежащие в основе этой опасной тенденции. Главная из них заключается в том, что Россия неожиданно – именно неожиданно! – для многих на Западе становится иной. Не буду пока оценивать – хорошей или плохой, но она становится другой, то есть энергично выходит из политического и экономического хаоса 90-х годов. И это факт. В чем, на самом деле, нет ничего удивительного. Россия так или иначе рано или поздно должна была выйти из этого хаоса. И она из него выходит и пытается восстановить и модернизировать свою экономику. Как это получается – отдельная тема, лично я недоволен тем, как наше правительство занимается восстановлением, модернизацией и диверсификацией российской экономики. Нельзя не признать, что в экономической политике за все годы существования Новой России у кремлевского руководства, к сожалению, успехов, удачных решений случилось удручающе мало. Тем не менее нынешняя риторика руководства, касающаяся необходимости смены приоритетов социальноэкономического курса, мне нравится. При том при всем Россия обрела завидную финансовую устойчивость, укрепляется ее оборонный потенциал. Совершенно очевидно, что и внешняя политика страны становится самостоятельной, уверенной и четкой – чего не было в 90-е годы, когда мы практически были не субъектами, а объектами международной политики. Понятно, что возрождение России как серьезного игрока на международной арене многим может не нравиться. Немало в мире политиков, которые предпочли видеть ее стоящей на коленях. Россию, которую после развала СССР можно было бы жестко контролировать, диктовать ей политический курс, правила игры. Но, как и предвидели наиболее прозорливые западные политики, все сложилось иначе. Теперь Западу в целом и Евро- 14 пейскому союзу в частности все-таки придется выработать иной, новый стиль отношений с Россией, учитывающий взаимные интересы. Однако не все к этому готовы, есть и силы, которые пытаются реконструировать методологию эпохи холодной войны, инициировать политику давления, основанную на военном превосходстве. Проиллюстрирую данный тезис. Недавно я встречался с одним известным политическим деятелем Португалии. В беседе он всячески подчеркивал наши недостатки и промахи, особенно, как это водится, по части прав человека, свободы прессы и т.д. На мой же вопрос, как этот гуманитарный дефицит увязывается с размещением элементов ПРО у российских границ в Центральной и Восточной Европе в контексте оздоровления отношений между Россией и Европейским союзом, он ответил без тени смущения. Мол, откровенно говоря, пока мы не убедимся в том, что вы встали на путь демократии, нам все-таки желательно иметь военное превосходство… Стало быть, у этих элементов ПРО две цели, одна из которых – территория России. Тем самым, с одной стороны, по отношению к ней вырабатывается конфронтационный курс, который подпитывается не столько идеологическими догмами, как и во времена СССР, сколько очевидными геополитическими интересами. С другой стороны, все более ощутимой реальностью становится многополярный мир, многие хотят жить в нем. Поэтому стремление не дать России превратиться в мощный центр силы на международной арене, мягко говоря, неконструктивно. Складывается впечатление, что Запад, обрушив на нас шквал критики, которая по большому счету направлена на сугубо внутренние дела страны, что-то недоговаривает, делает ей какие-то намеки, которые, если будут учтены Москвой, приведут к соответствующей корректировке его политического поведения. В России эти намеки понимают как нежелание видеть в ней самостоятельный центр геополитического влияния, действующий в мире и в Европе согласно собственным национальным интересам. Между тем хотелось бы, чтобы диалог между Россией и членами ЕС (старыми и новыми) основывался на понимании того, что происходило и происходит у нас.Так, в 90-е годы в стране проводился ультралиберальный политический и социально-экономический курс, мы были самые лучшими учениками из всех новых демократий, но страна при этом хирела во всех отношениях. Тогда мы пришли к неизбежному выводу, что надо каким-то образом восстанавливать порядок. Восстановление же порядка в России всегда идет с перехлестом, и в этом смысле мы отдаем себе отчет в том, что у нас образовался большой дефицит построения демократических институтов, гражданского общества, сдержек и противовесов. Мы этого не отрицаем, но считаем нашим внутренним делом. 15 Вместе с тем мне кажется, что и Западу, и, в особенности, нашим бывшим братьям и сестрам в Центральной и Восточной Европе рано хоронить демократию в России, ее движение к социальному рыночному хозяйству, к плюралистической демократии. В освоении этих ценностей нам придется пройти весь путь и затратить немалое время. Следовательно, говорить о том, что Россия встала на свой традиционный имперский путь и грозит Европе, занимаясь, скажем, газовым шантажом (чего на самом деле нет), на мой взгляд, контрпродуктивно. Конечно, международному положению современной России не позавидуешь. США присвоили себе право управлять всем миром и отводят ей роль исполнителя своих планов, желательно молчаливого. На Дальнем Востоке в полный рост встает исполинский Китай. На юге бурлит огромный исламский мир с гигантским запасом пассионарной энергии, выброс которой может произойти в любом направлении, в том числе и в Россию. В Европе происходит политическая и экономическая интеграция на базе ЕС и НАТО, и Россию там не ждут. На постсоветском пространстве ее обвиняют в неоимперских поползновениях и пытаются потихоньку оттуда выжить. Таким образом, вырисовывается довольно пугающая перспектива. Россия, потерявшая военную мощь и политический вес по сравнению с СССР, оказывается в одиночестве в окружении геополитических гигантов. Может быть, сильная Россия для Запада – это важная, а потому – лишняя фигура на мировой шахматной доске? Но было бы наивно полагать, что наша страна смириться с таким подходом. Удастся ли преодолеть этот кризис отношений между Россией и Западом – зависит от воли и дальновидности политических элит обеих сторон. Во всяком случае исторически судьба России всегда была связана с судьбой Европы. Конфронтация с ней никогда не шла на пользу России. Но и Европа от конфронтации с Россией никогда ничего не выигрывала. Сейчас все же остается реальной возможность достичь своеобразного исторического компромисса между двумя частями Европы и создать единую Европу, включающую и Россию, Европу, так сказать, «от Гибралтара до Урала». Россия и Европа должны отказаться от позы соперников. Они нужны друг другу. 16 Лебедев А. Е.* (Россия) Вступительное слово Уважаемые дамы и господа! Рад вас приветствовать на столь представительном научном мероприятии, организованном Национальным Инвестиционным Советом и Институтом экономики Российской академии наук. Тема, вынесенная в заглавие мероприятия, – «Российская политика соседства» – представляется мне весьма актуальной. Россия в последнее время настойчиво пытается стать не объектом, а субъектом международных отношений, в том числе экономических. А для этого необходимо выстроить отношения со своими соседями с учетом задач внутренней и внешней политики страны. Очевидно, что авторы названия взяли за основу так называемую Европейскую политику соседства. Однако если Европа на протяжении десятилетий постепенно развивала отношения с окружающими ее странами и регионами, расширяя географическую сферу своего «притяжения», то наша страна претерпела разрыв прежде весьма тесных политических и хозяйственных связей со своим окружением из бывшего СЭВа, а также распад СССР. В последние 15 лет делалсиь попытки наладить отношения, но целостной концепции их явно недоставало. Восполнить имеющийся пробел и призвана данная конференция. Надеюсь, что ее участникам удастся четко сформулировать перспективы взаимодействия России с различными группами соседних стран. Здесь мне видятся несколько основных направлений: страны СНГ (о их внутреннем делении я скажу ниже); страны – члены ЕС (с подразделением на старых и новых членов); страны Северо-Восточной Азии (Китай, Япония, Корея). Отдельного внимания заслуживают США, а также страны, с которыми у России давно существуют тесные связи в отдельных секторах, но не являющимися ее непосредственными соседями (например, Индия). Однако я отдаю себе отчет в том, что невозможно «объять необъятное». Естественно, на первый план выходят отношения с теми странами, с которыми Россия стремится налаживать более тесное, интеграционное взаимодействие, – со страна- Лебедев А.Е. – заместитель председателя комитета ГД ФС РФ по делам Содружества Независимых Государств и связям с соотечественниками, руководитель Центра проблем глобализации и интеграции Института экономики РАН. * 17 ми СНГ. Для исследования перспектив этого взаимодействия в Институте экономики в качестве пилотного проекта был создан Центр проблем интеграции, который сейчас расширил сферу деятельности и занимается также глобализационной проблематикой. Дело в том, что на современном этапе развития мы не можем рассматривать взаимодействие в том или ином регионе вне тенденций развития мировой экономики. Итак, возвращаясь к странам СНГ. По степени готовности к интеграционному взаимодействию с Россией пространство СНГ неоднородно. 1. Выделяются страны, готовые к более тесному политическому, экономическому и военному сотрудничеству (страны ЕврАзЭС и страны–члены Организации Договора о коллективной безопасности – Беларуссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Армения). 2. Другая группа стран – ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия) – выбрала европейский интеграционный вектор. Хочу подчеркнуть– это не означает, что России нужно отказаться от сотрудничества с этими странами, но его нужно строить на особой основе. Лично мне представляется, что такой основой могла бы стать модель «открытого регионализма», при которой не задается жесткая «повестка дня» интеграции и основное внимание направлено на снятие отдельных ограничений в экономическом взаимодействии, взаимное продвижение бизнес-структур. На примере Украины можно проследить перспективы инвестиционного взаимодействия. Российский бизнес активно проникал на Украину, и эта тенденция продолжается до сих пор. Некоторые сложности возникли в связи с политическими изменениями в стране, применением ряда селективных мер в отношении российских бизнес-групп. Однако меры украинского руководства затрагивали зачастую не только российские компании. В качестве примера можно привести отмену в 2005 г. свободных экономических зон и территорий приоритетного развития, заставившую многих инвесторов, в том числе и западных, изменить расчет своих доходов и перспектив вложений. Тем не менее приток российских инвестиций на Украину продолжается. Учитывая, что Украина официально заявила о том, что она придерживается европейского интеграционного вектора и не готова в интеграции с Россией идти дальше зоны свободной торговли, возникает вопрос: на основе чего строить дальнейшие отношения? Центр проблем интеграции Института экономики попытался дать ответ на этот вопрос, разработав в 2005–2006 гг. «Концепцию взаимоотношений между Российской Федерацией и Украиной в межпарламентской сфере». В ней в основу взаимодействия двух стран был положен принцип взаимовыгодности экономических проектов. На базе разработки системы таких проектов – в области авиастроения, финансового взаимодействия, пограничного 18 сотрудничества, в других сферах – и могла бы быть выстроена концепция добрососедства России и Украины, не исключающая взаимодействия обеих стран с Европейским союзом. Можно было бы даже выйти на уровень трехстороннего сотрудничества: Россия – Украина – ЕС. Экономической основой для такого взаимодействия могло бы стать осознание того факта, что именно совместными усилиями Россия и Украина способны улучшить структуру своих экономик, отойти от нынешней модели, опирающейся на отрасли добывающей промышленности и отрасли с низкой степенью переработки. Именно структурная перестройка российской экономики может стать одним из тех «краеугольных» камней, который будет положен в основу взаимодействия с ближайшими соседями. В условиях глобальной экономики Россия не в состоянии в одиночку справиться с этой задачей. Ей необходим импорт современных технологий из развитых стран (Европейского союза), совместное налаживание обрабатывающих производств (со странами СНГ), выход на динамично развивающиеся азиатские рынки при осознании необходимости конкурировать с азиатскими странами, и прежде всего, с Китаем. Институциональной основой такого взаимодействия мне представляется государственно-частное партнерство, когда государство определяет приоритеты развития, чего в современной России, к сожалению, до конца не произошло, а частный бизнес активно включается в их реализацию (наряду с государственными компаниями). Отсюда становятся ясны и те направления, по которым должно действовать государство в части продвижения интересов российских бизнес-структур и внешней инвестиционной экспансии. Кроме того, в руках у государства появляется новый мощный финансовый инструмент – национальный банк развития, который может быть дополнен системой многосторонних банков развития как на постсоветском пространстве (Евразийский банк развития, Межгосударственный банк СНГ), так и банков, сферой действия которых являются другие окружающие Россию страны (Международный инвестиционный банк, Черноморский банк торговли и развития), при условии повышения уровня их капитализации. Здесь я постарался наметить лишь одно из возможных направлений взаимодействия России со странами-соседями. Думаю, сегодня прозвучит еще много других интересных предложений. Желаю участникам интересной, плодотворной работы. 19 Краснов Л.В.* (Россия) Внешнеэкономическая стратегия России: рывок в глобальный мир Мы живем в стремительно изменяющемся мире. Крутые перемены происходят во всех сферах жизни человечества – в экономике, политике, культуре, в быту. Они все ощутимее дают себя знать и в мирохозяйственных отношениях, меняют сложившиеся схемы международного разделения труда, выстраивают новые мировые рынки. Императивы мирового развития Если попытаться выделить из пестрой, зачастую противоречивой картины мирового развития глубинные объективные процессы, то следует отметить в первую очередь ускорение научно-технического прогресса при широкомасштабной диффузии его результатов. Информационная революция, характеризующаяся массовым распространением компьютеров и интернет-технологий; развитие высокоскоростных телекоммуникационных и транспортных систем; фундаментальные открытия в биологии и медицине; разработка конструкционных материалов с заданными свойствами - все это создало условия для формирования в развитых странах «новой экономики, базирующейся на знаниях» и привело к радикальным преобразованиям экономики ряда развивающихся государств. В итоге развитие современной экономики все больше опирается на человеческий потенциал, раскрытие и использование интеллектуальных и духовных способностей человека. Рождаемые человеческим разумом инновации стали, по определению экспертов ОЭСР, «ключевой движущей силой более продуктивного экономического роста». Уже сейчас нематериальные факторы – наука, образование, медицина, различные услуги – обеспечивают в развитых странах от 70 до 80% объема ВВП. Последовательно осваивая новые прогрессивные технологии, к ним быстро приближаются крупнейшие страны мира – Китай, Индия, многие другие азиатские и латиноамериканские государства. Тенденция интеллектуализации, а конкретнее говоря, результаты научнотехнических разработок, информационные, деловые, финансовые, образовательные, медицинские и другие услуги интеллектуального характера находят воплощение в содержании мирохозяйственных связей. Наиболее динамичным сегментом мировой торговли выступает в наши дни рынок, так сказать, неовеществленных технологий (патенты, лицензии, ноу-хау, научные и инжиниринговые услуги, товарные знаки). По примерной оценке, их экспорт вместе с другими видами интеллектуальных услуг достигает 1,3-1,4 трлн долларов. Опережающими темпами увеличиваются также поставки высокотехнологичных * Краснов Л.В.– к.э.н., ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. 20 наукоемких изделий. В совокупности оба эти сектора образуют мировой рынок высоких технологий объемом порядка 3 трлн долларов, что составляет около четверти всего мирового экспорта товаров и услуг. По прогнозам, через 10 –15лет объем этого рынка вырастет в 4–5 раз, и он займет ведущее место в международном обмене. Другим важнейшим процессом, определяющим ход мирового развития, является интернационализация хозяйственной деятельности, достигшая на современном этапе стадии глобализации. Она ведет к усилению взаимозависимости и интеграции национальных экономик, к постепенному превращению их в звенья целостной мирохозяйственной системы, к формированию глобальных рынков. Этот процесс получает реальное отражение в целом ряде особенностей современного развития: – опережающими темпами по сравнению с производством развивается мировая торговля, причем под влиянием углубляющейся внутриотраслевой кооперации растущую часть ее прироста обеспечивает продукция обрабатывающей промышленности, включая разнообразные комплектующие изделия; – в еще более широких масштабах осуществляется перемещение ссудного и инвестиционного капитала. По оценке глобального института MacKinsey, мировые финансовые активы достигли в 2005 г. 140 трлн долларов, более чем втрое превысив объем мирового валового продукта; – массовый характер приобрели миграционные перетоки между странами, в которые вовлечены миллионы людей; – эффективными инструментами реализации торгово-финансовых операций и трансграничного общения людей выступают Интернет и сотовая связь. Пользователями Интернета стали уже свыше миллиарда человек, а сотовой связи – более 2 миллиардов; – в разных регионах планеты сформировались десятки межгосударственных интеграционных объединений, в рамках которых реализуется до половины объема мировой торговли. Ожидается, что в первой четверти XXI века три из них – Евросоюз, американский и восточно-азиатский торгово-экономические блоки займут доминирующие позиции в мировой экономике и смогут играть ведущую роль в регулировании мироустройства. Как показывает анализ, главным «мотором» глобализационных и интеграционных процессов, служит деятельность транснациональных корпораций и банков. По данным ЮНКТАД, в настоящее время в мире насчитывается более 77 тыс. ТНК, создавших около 800 тыс. зарубежных филиалов. Под их контролем находится до 2/3 международной торговли, в том числе примерно 40% приходится на внутрикорпоративный обмен. В результате сложились высокоинтегрированные финансово-промышленные комплексы, ко- 21 торые объединяют участников из самых разных стран и охватывают практически все стадии производства и сбыта продукции. Все это вносит глубокие изменения в развитие международного разделения труда и мировой торговли. Похоже, во-первых, их содержание определяют ныне не столько свободный обмен товарами и услугами, сколько регулируемые ТНК на основе стабильных заказов потоки технологий, готовых изделий и кооперационных компонентов как в рамках корпораций, так и между ними, их филиалами и зависимыми фирмами. Ужесточаются и механизмы конкуренции. Она приобрела глобальный размах, и центр ее тяжести перемещается на борьбу между ТНК и стоящими за их спиной государствами и региональными группировками. В этих условиях аутсайдерам, не создавшим за рубежом собственные производственно-сбытовые сети или не включившимся в соответствующие «цепочки» действующих ТНК, становится практически невозможным обеспечить надежный выход на мировые рынки. Во-вторых, рост затрат на научно-технические разработки в условиях обостряющейся конкуренции побудил многие корпорации к использованию такого инструмента, как аутсорсинг, суть которого состоит в передаче отдельных функций и операций сторонним партнерам на основе подряда. Перенесение такой практики на международные отношения привело к массированному перемещению ряда производств, в том числе высокотехнологичных, а также части НИОКР из развитых экономик в менее развитые регионы, где рабочая сила существенно дешевле и имеются незаполненные потенциально емкие рынки. Умело используя представившиеся возможности, ряд стран Азии и Латинской Америки смогли в кратчайшие сроки преобразовать свои отсталые в прошлом экономики и превратиться в крупных производителей и экспортеров современных изделий и услуг. Китай, например, опередив США, вышел на первое место в мире по поставкам продукции, основанной на информационных технологиях, а Индия вошла в число ведущих мировых поставщиков компьютерных программ и фармацевтических продуктов. Таким образом, центр мирового производства наукоемкой продукции явно перемещается в развивающиеся экономики. Как прогнозируют эксперты Rand Corporation, в перспективе на азиатские государства, прежде всего Китай, Японию, Корею, будет приходиться 70–80% общего объема продаж высокотехнологичных изделий, включая комплектующие. В складывающейся ситуации США и другие развитые страны, стремясь удержать свое интеллектуальное лидерство, ориентируются преимущественно на накопление знаний, разработку принципиально новых технологий и соответственно торговлю интеллектуальными услугами. Показательно, в частности, что в последние годы США, Великобритания, Франция устойчиво сохраняют активный баланс в продажах - закупках техно- 22 логий, прибегая в то же время в растущих размерах к импорту высокотехнологичных изделий и комплектующих. Эти же страны являются, как известно, основными центрами оказания образовательных услуг. Обобщая отмеченные тенденции, следует отметить что они свидетельствуют о приближении дальнейших принципиальных трансформаций в мировом развитии. Во первых, отчетливо просматривается перспектива формирования глобального экономического пространства, важнейшими звеньями которого явятся, очевидно, научнотехнологическое и образовательное пространства. Во-вторых, все очевиднее становятся кардинальные сдвиги в соотношении сил на мировой арене. Аналитики известного инвестиционного банка Goldman Sаchs предсказывают, что в период до 2050 г. четыре страны Бразилия, Россия, Индия и Китай (т.н. страны BRIC) войдут в десятку крупнейших по экономической мощи держав, потеснив западноевропейские государства. Недавно с аналогичными прогнозами выступили специалисты Всемирного банка и авторитетной аудиторской компании Pricеwaterhouse Coopеrs, включившие в список быстро развивающихся экономик еще три страны - Южную Корею, Индонезию и Мексику и отметившие, что перемены в составе экономических лидеров могут произойти значительно раньше. Так или иначе, но дело явно идет к формированию многополюсного мира. Разумеется, просто уповать на такого рода предсказания и не видеть множества трудных внутренних и внешних проблем на пути их воплощения в жизнь было бы непростительной наивностью. Да и сам процесс глобализации, как известно, полон глубоких противоречий и развертывается в обстановке жестких столкновений национальных, региональных, социальных интересов. Неслучайно возникло активное движение антиглобалистов, протестующих против использования преимуществ глобализации только в интересах процветающих стран и богатых слоев населения. Основные ориентиры новой экономической и внешнеэкономической стратегии России Естественно, каждая нация, каждая страна, формируя программы своего дальнейшего развития, не может обойтись без поиска рациональных путей вхождения в глобализирующийся мир, с тем чтобы эффективно использовать его преимущества и парировать возможные опасности. Это в полной мере относится и к ведущимся в нашей стране разработкам экономической и внешнеэкономической стратегии. Надо сказать, что в последнее время поиск вариантов развития, рассчитанных на длительную перспективу, заметно оживился. Минэкономразвития и экономическими институтами предложены различные концепции и сценарии социально-экономического развития России на период 15 и 25 лет, а то даже до 2050 г. 23 Всплеск интереса к перспективным разработкам объясняется, на наш взгляд, рядом объективных причин. В основном преодолены начальные трудности перехода к рыночной экономике. Сформированы главные рыночные институты, включая частную собственность на средства производства и свободное предпринимательство, банковскую систему, конкурентные рынки различных товаров, услуг, капитала и т. п. В течение 2000 – 2007 гг. обеспечивается устойчивый экономический рост на уровне 6-7% в год, что позволило достигнуть по большинству макропоказателей дореформенного уровня. Государством и бизнесом накоплены крупные финансовые ресурсы. В целом по стране произошла определенная стабилизация экономической и политической обстановки. Безусловно, сохраняется еще немало острых проблем. Большинство из них, как представляется, уходят корнями в продолжающееся технологическое отставание страны от мирового уровня, однобокое развитие отечественной экономики за счет сырьевых, особенно нефтегазовых, ресурсов при упадке ведущих отраслей обрабатывающей промышленности, создающих основную массу добавленной стоимости. Этим во многом объясняются диспропорции, существующие в нашей экономике и социальной сфере, включая большую разницу в жизненном уровне большинства населения и его зажиточной части. Разрабатываемые сценарии призваны предложить пути решения таких проблем если не в ближайшем будущем, то в обозримой перспективе. Дополнительную актуальность разработкам придают, несомненно, приближающиеся выборы и перемены во властных структурах, что усиливает стремление обеспечить преемственность курса, закрепить то позитивное, что наметилось за последнее время в развитии страны. Характерная особенность представленных концепций состоит в том, что все они рассматривают в основном два принципиально различающихся варианта дальнейшего развития России: – инерционный, предусматривающий консервацию топливно-сырьевого профиля экономики страны и ее международной специализации, – и инновационный, нацеленный на диверсификацию и технологическую модернизацию отечественной экономики на основе интенсивного использования интеллектуального потенциала и ускоренного развития наукоемких производств. При этом предпочтение авторами однозначно отдается второму варианту, который позволяет, по расчетам, удержать высокую динамику экономического роста (6–8% ежегодного прироста), осуществить перевооружение экономики на базе передовых технологий, существенно поднять жизненный уровень населения и вывести страну на уровень высокоразвитых держав. Надо сказать, что курс на инновационное развитие был провозглашен у нас еще в 2002 г., но лишь недавно стал получать реальное воплощение в ряде инвестиционных про- 24 грамм по развитию высокотехнологичных секторов и практических шагах по созданию инновационной системы, повышению эффективности научной и образовательной деятельности, совершенствованию системы здравоохранения. Все это, естественно, предполагает также глубокую перестройку внешнеэкономической деятельности нашей страны и характера ее участия в мирохозяйственных процессах. Речь идет прежде всего о том, чтобы подвести под российский экспорт, наряду с топливно-сырьевой, новую ресурсную базу в виде результатов научно-технических разработок, высокотехнологичных изделий и услуг. В настоящее время основу международной специализации России составляют, как известно, топливно-сырьевые товары. Нефть и нефтепродукты, природный газ и уголь, черные и цветные металлы, минеральные удобрения и лесоматериалы формируют ¾ российского экспорта. Они конкурентоспособны, пользуются устойчивым спросом как внутри, так и вне страны, занимая от 10 и более процентов на мировых рынках. Обладание богатой и разнообразной сырьевой базой, безусловно, создает для России весомое естественное преимущество, и она намерена и впредь активно его использовать с учетом необходимости поддержания глобальной энергетической и сырьевой безопасности. Об этом свидетельствуют начавшиеся в последние годы при участии иностранных компаний масштабные работы по разведке и освоению новых месторождений в труднодоступных регионах Сибири и на морском шельфе, равно как прокладка новых магистральных нефте- и газопроводов в западном и восточном направлениях. Одновременно создаются мощности по производству сжиженного газа, что облегчит его транспортировку и применение. Выполняя свои обязательства перед партнерами, наша страна заинтересована в том, чтобы и они со своей стороны не препятствовали, а способствовали более эффективной реализации российских поставок. Ведь в конечном итоге обеспечение энергетической безопасности – общее дело не только производителей, но и тех, кто осуществляет транзит, и непосредственных потребителей. В то же время нельзя не учитывать, что разработка минеральных ресурсов обходится все дороже, а запасы их не беспредельны. И хотя совершенствование технологий разведки и добычи отодвигает все дальше сроки исчерпания этих ресурсов (по экспертным оценкам, до середины, а то и до конца века), ясно, что темпы прироста топливносырьевых поставок будут со временем сокращаться. Характерно, что в мире уже сейчас заметно активизировались работы по ресурсосбережению, в том числе за счет использования возобновляемых энергоисточников и искусственных материалов. Что касается России, то у нас большинство экономистов и общество в целом давно пришли к выводу, что делать базой экономики и международной специализации страны 25 топливно-сырьевые ресурсы неэффективно и бесперспективно. Последовательная реализация курса на инновационное развитие и технологическую модернизацию экономики открывает путь не только к процветанию страны, но и к существенному обогащению содержания ее внешнеэкономической деятельности, к обеспечению весомых выгод как для своей страны, так и для ее партнеров. Но, конечно, на этом пути предстоит преодолеть немало трудностей. Начать с того, что исходные позиции России в сфере высоких технологий и интеллектуальных услуг крайне слабы. В 2006 г., например, поступления от продаж российских технологий принесли всего 530 млн долларов, а поставки наукоемких изделий – 6-8 млрд долларов, что составило лишь 0,2–0,3% к объему мирового рынка высоких технологий. Главная причина этого – не слабость интеллектуального потенциала страны, а неэффективное его использование как бизнесом, так и государством. По численности ученых-исследователей и технических специалистов Россия превосходит большинство развитых государств. По экспертным оценкам, вести масштабные междисциплинарные исследования в современных условиях способны только США и Россия. Отечественные научные школы и выпускники вузов пользуются высоким спросом в зарубежных лабораториях и высокотехнологичных компаниях. Военная и ракетно-космическая техника, ядерные реакторы находят устойчивый сбыт на внешних рынках. Тем не менее из-за недостаточного финансирования и неразвитости механизмов рыночной реализации в период после 1990 г. были практически свернуты работы по созданию новых технологий и образцов продукции, а результаты российских научнотехнических наработок уходили за рубеж за бесценок в незавершенном и не защищенном ни юридически, ни патентами виде. Лишь в последнее время наметились некоторые обнадеживающие перемены в этой области. Увеличиваются ассигнования, особенно со стороны государства, на развитие фундаментальных и прикладных исследований. Согласно концепции Минэкономразвития, долю затрат на исследования и разработки в ВВП намечается поднять с 1% в 2006 г. до 4% в 2020 г., причем на инновационные проекты только в период 2007–2010 гг. выделяется 1 млрд долларов. Особое внимание обращено на достройку тех звеньев национальной инновационной системы, которые обеспечивают доведение научных результатов до конкретных технологических решений и реализацию их на рынке (венчурные фонды, инновационные фирмы, центры трансферта технологий, технопарки, особые внедренческие и промышленные зоны и др.). Основные усилия концентрируются при этом на ряде прорывных технологических направлений, где у нас накоплены солидные научные заделы и имеются возможности создания передовой конкурентоспособной продукции. Важнейшее среди таковых – нано- и 26 биотехнологии, открывающие перспективу технологического переворота в электронике, создании принципиально новых искусственных материалов, медицине. Для создания инфраструктуры наноиндустрии из бюджета выделено только на ближайшие годы несколько миллиардов долларов. Другим приоритетным направлением являются информационно- коммуникационные технологии. Принимаются энергичные меры для развития их материальной базы – электроники и выведения изделий микроэлектронной компонентной базы на уровень лучших мировых образцов. Одновременно быстро наращивается внешнеэкономический потенциал информационных услуг. Экспорт компьютерных программ, например, возрос с 0,5 млрд долларов в 2004 г. до 1,8 млрд долларов в 2006 г. (4-е место в мире), а к 2010 г. прогнозируется увеличение его до 10-12 млрд долларов. Одновременно возрождаются традиционные высокотехнологичные отрасли отечественной экономики. Видное место среди них занимает оборонно-промышленный комплекс, продукция которого (боевые и военно-транспортные самолеты, вертолеты, зенитно-ракетные системы, подводные и надводные суда с ракетным вооружением и др.) находит широкий спрос на зарубежных рынках. В то же время приняты федеральные программы, направленные на воссоздание гражданского авиа- и судостроения. В ближайшие годы начнется выпуск современного пассажирского среднемагистрального лайнера Супер-Джет100 и ряда других новых моделей. Предполагается, что к 2015 г. в этой области наша страна сможет выйти на 3-е место в мире, заняв до 10% рынка гражданской авиатехники. В гражданском судостроении российскую специализацию будут, очевидно, определять атомные ледоколы, буровые платформы, танкеры для перевозки сжиженного газа. На этом направлении намечается войти в первую десятку стран-судостроителей. Растущая роль в развитии экспортного потенциала страны отводится ракетнокосмическому комплексу. К 2009 г. намечено восстановить орбитальную систему «Глонасс», которая постепенно должна охватить всю планету, что позволит существенно увеличить наши возможности по оказанию заинтересованным странам услуг в области ориентирования на местности, метеонаблюдения, решения природоресурсных и экологических проблем. Будут продолжены также работы по совершенствованию ракетных носителей, расширению выпуска космической аппаратуры, созданию космических кораблей, организации полетов в космос. По концепции Минэкономразвития, в 2015 г. имеется в виду повысить российскую долю присутствия на космическом рынке с 8 до 15%. Еще одним приоритетом технологического обновления экономики и экспортной базы являются атомная энергетика и освоение новых энергоисточников. Развернуты работы по совершенствованию существующих и разработке новых образцов ядерной тех- 27 ники, в том числе реакторов на быстрых нейтронах, обеспечивающих замкнутый топливный цикл. Создаются центры по обогащению урана, рассчитанные на использование странами, заинтересованными в «мирном атоме». Организовано строительство плавучих атомных электростанций. Концепция Минэкономразвития предусматривает к 2015 г. расширение экспорта ядерного оборудования и технологий до 7-10 млрд долларов, включая сооружение за рубежом 5–7 крупных энергоблоков. Прорывную роль в выходе России на новые энергетические рынки может сыграть также освоение производства экономичных водородных двигателей и солнечных батарей. Конечно, можно сказать, что пока все это только «прожекты». Для их реализации потребуются напряженные усилия всего общества, активное участие прежде всего со стороны бизнес-структур, составляющих главную движущую силу экономического развития страны. Сейчас эти структуры получили стратегические ориентиры для формирования своих рассчитанных на перспективу бизнес-планов. Проходят отработку различные модели государственно-частного партнерства, призванные обеспечить эффективное использование всех имеющихся ресурсов. Вероятно, будут разработаны и необходимые системы стимулирования, которые позволили бы поднять заинтересованность бизнеса в реализации масштабных наукоемких проектов. Не умаляя всей сложности предстоящего пути, хотелось бы подчеркнуть, что, по нашему убеждению, для России это – единственно достойный путь в будущее. По расчетам, проектируемые преобразования позволят многократно нарастить отечественный научно-технологический потенциал, превратить нашу страну в одного из лидеров глобальной экономики, обеспечить, если не сразу, то по крайней мере к рубежу 2015-2020 гг., динамичное и устойчивое развитие российского экспорта. Причем его содержание будут в растущей мере определять научно-технические, информационные, образовательные, медицинские и другие интеллектуальные услуги наряду с разнообразной номенклатурой высокотехнологичных изделий. Технологические преобразования, как показывает опыт многих стран, способны также дать мощный синергетический импульс развитию остальных отраслей экономики, в первую очередь энергетики, металлургии, машиностроения, химии, лесопереработки, сельского хозяйства, транспорта, рекреационных комплексов. А это, в свою очередь, создаст дополнительные ресурсы для развития российского экспорта товаров и услуг. Кстати, в этой связи стоит упомянуть, что большие надежды возлагаются у нас на перспективы использования транспортно-транзитного и рекреационного потенциала страны. По расчетам Минэкономразвития, например, к 2020 г. предполагается увеличить объем транзитных услуг с 10 млрд долларов в 2006 г. до 37 млрд, а туристических услуг соот- 28 ветственно с 1,6 млрд до 7,5 млрд долларов, т.е. примерно в 4 раза. И, как известно, многое уже для этого делается: прокладываются современные дорожные магистрали, укрепляющие транзитный мост между Европой и Азией, обустраиваются комфортные зоны отдыха в различных регионах страны. Перспективные направления сотрудничества с зарубежными партнерами Поворот российской политики в сторону инновационного развития и модернизации экономики открывает, на наш взгляд, новые возможности для качественного обогащения содержания и форм взаимодействия с различными зарубежными партнерами, в том числе из соседних государств. Это касается, в частности, научно-технического сотрудничества. Учреждения нашего научно-образовательного комплекса поддерживают активные творческие связи с зарубежными научными и образовательными центрами, обмениваются с ними информацией и стажерами, участвуют в международных конференциях и проектах, практикуют совместные разработки. Только по линии институтов РАН такие контакты осуществляются на основе 6 межправительственных и 105 межакадемических соглашений, в том числе заключенных практически со всеми академиями стран СНГ, Центральной и Восточной Европы, Китая и других восточных соседей. Теперь с расширением диапазона ведущихся у нас исследований, развитием и совершенствованием образовательной системы возникают дополнительные возможности для интенсивного развития научных обменов и кооперации, сотрудничества в подготовке квалифицированных кадров. Перспективным представляется также инвестиционно-кооперационное взаимодействие и совместное предпринимательство в высокотехнологичных отраслях. Чтобы ускорить процесс обновления материально-технической базы отечественной экономики, предстоит, особенно на первых порах, значительно расширить приток в страну иностранных капиталовложений, недостающих технологий, оборудования, комплектующих изделий и материалов. За последние годы уже отмечается значительное увеличение поступления иностранных вложений в российскую экономику: в прошлом году их объем превысил 60 млрд долларов против 14 млрд долларов в 2000 г. Быстро возрастают также закупки машино-технической продукции, достигшие 66 млрд долларов в 2006 г., или 48% всего товарного импорта. Развивается и производственно-технологическая кооперация, в том числе со странами СНГ. На основе сотрудничества научно-производственных коллективов России и Беларуссии, например, организуется выпуск современных моделей суперкомпьютеров, активные кооперационные связи поддерживаются с украинскими предприятиями, в том числе в создании новых образцов авиатехники. Растущее развитие получает также инве- 29 стиционно-кооперационное сотрудничество с компаниями других государств. На основе зарубежных технологий и в кооперации с ведущими ИКТ-корпорациями в России создана и быстро развивается современная система сотовой связи и доступа в Интернет, налажен выпуск компьютеров из импортных узлов. Взаимовыгодные кооперационные связи с иностранными компаниями установлены в авиапроме и ракетно-космической отрасли. Расширяется производственно-технологическая кооперация в производстве автомобилей и автокомпонентов, в ряде других отраслей машиностроения. Показательно, что на данном этапе в рамках такого сотрудничества отечественные компании проявляют повышенную заинтересованность в получении и освоении прогрессивных производственных и управленческих технологий. Как подсчитали специалисты Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в перспективном периоде России может потребоваться получать из-за рубежа до 60% необходимых технологий. С другой стороны, по мере консолидации высокотехнологичных бизнес-структур и превращения ряда из них в транснациональные корпорации открывается еще один канал производственно-технологического взаимодействия, связанный с российскими инвестициями в создание за рубежом сети производственных и сбытовых активов. По оценке Центробанка России, объем заграничных прямых и портфельных вложений отечественных компаний достиг к началу 2006 г. 157 млрд долларов, увеличившись против уровня 2000 г. более чем в 7 раз. Пока наиболее широко в этом бизнесе представлены «Газпром», нефтяные и металлургические компании, стремящиеся закрепить свои позиции на рынках сбыта и обеспечить устойчивое поступление недостающего сырья. Но в перспективе есть основания ожидать более активного присутствия на мировых рынках российских высокотехнологичных компаний. Взаимно привлекательным вариантом представляется, например, возможность размещения, с учетом международной практики аутсорсинга, части обрабатывающих производств, работающих на базе российских технологий, на территории стран-партнеров. Это могло бы стать обоюдовыгодным решением. Оно позволило бы российской стороне сократить затраты на создание таких производств и облегчить складывающуюся демографическую ситуацию, а партнерам – ускорить прогрессивные преобразования в экономике, постепенно наращивать встречные поставки и на этой основе вести дело к выравниванию взаимных расчетов. Поворот России к интенсификации своего научно-технологического потенциала и развитию сферы интеллектуальных услуг может иметь особо значимые последствия для продвижения интеграционных процессов в центральной и восточной части Евроазиатского континента. Он способен заложить реальные предпосылки для становления в СНГ 30 единого научно-технологического пространства, придать новые импульсы развитию взаимных кооперационных связей в области высокотехнологичных производств и обмена наукоемкими товарами и услугами. В рамках предусматриваемой нашими стратегическими концепциями географической диверсификации внешнеэкономических связей особое место занимает активизация всестороннего сотрудничества с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона и в первую очередь с Китайской Народной Республикой. Это определяется не только их возрастающей ролью в мировой экономике, но и важным значением для подъема восточных регионов нашей страны. Значительную часть разрабатываемых здесь ресурсов нефти, газа, угля, рудных ископаемых, леса имеется в виду поставлять в Китай и другие страны АТР. Широкие перспективы открываются также для углубления с ними научно- технологического сотрудничества, в том числе в части организации совместных производств в целях реализации выпускаемой продукции как на внутренних рынках, так и в третьих странах. Вероятно, стоит также обратить внимание на быстро растущий финансовый потенциал России и Китая. По размерам золотовалютных резервов (свыше 1,3 трлн долларов) Китай вышел на первое место в мире, а Россия (свыше 400 млрд долларов) на третье. На фоне прогрессирующего падения американского доллара неуклонно укрепляются их национальные валюты. Банковские системы обеих стран становятся все более привлекательными для иностранных вкладчиков и, в свою очередь расширяют операции на зарубежных рынках. Растут объемы капитализации и на их фондовых рынках. Малейшие колебания, происходящие на китайском рынке, уже сейчас вызывают сбои во всей мировой финансовой системе. Что касается России, то интересно отметить, что по объемам операций на фондовом рынке она переместилась с 18-го места в мире в 2005 г. на 13-е место в 2006 г. с оборотом 814 млрд долларов. По расчетам экспертов, в целом просматривается перспектива вхождения Китая и России на рубеже 2015 г. в пятерку крупнейших финансовых центров мира. Можно ожидать, что в результате заметно расширятся их кредитные возможности, в том числе в плане поддержки экспорта продукции, и постепенно будут складываться предпосылки для укрепления позиций китайского юаня и российского рубля, что может открыть перспективу использования их в области взаимных расчетов и в отношениях с соседними государствами. Подытоживая изложенное, полагаем, что есть все основания для следующего вывода: проектируемые изменения в российской экономике и внешнеэкономической дея- 31 тельности созвучны происходящим в мире переменам и благотворно скажутся на развитии нашей страны и ее отношениях с зарубежными партнерами. 32 Глазьев С. Ю.* (Россия) Формирование единого экономического пространства СНГ: проблемы и решения Я думаю, что у нас еще все впереди в практическом продвижении наших научных рекомендаций. Действительно, хотя политика в нашем отечестве меняется медленно, но все же меняется в правильном направлении. И одно из самых сложных направлений в этой политике – это взаимоотношения с нашим ближним зарубежьем, с государствами Содружества, о чем, собственно, я и хотел бы поговорить со столь уважаемой аудиторией. Хотелось бы поделиться размышлениями по поводу тех проблем, которые у нас здесь возникают, и предложить возможные пути их решения. С одной стороны, во всех официальных документах прослеживается мысль о приоритетности политики соседства в рамках Содружества, считается, что это направление для нас неимоверно важно, но в то же время, с другой стороны, мы наблюдаем нарастающие тенденции дезинтеграции экономического пространства Содружества. Все годы постсоветского периода мы видим устойчивую тенденцию снижения доли нашей внутренней торговли в общем объеме товарооборота государств Содружества, снижение веса государств Содружества в российском экспорте и импорте. И это дает основания для многих говорить о том, что само существование интеграционных форм, которые у нас еще сохраняются, является неким переходным периодом к окончательному приведению режима торговли в рамках СНГ в соответствие с общемировыми принципами и стандартами, без каких-либо иллюзий в отношении восстановления единого экономического пространства. Я с этой точкой зрения согласиться не могу, она носит скорее конъюнктурный характер, чем характер, так сказать, глубокого понимания наших возможностей и интересов. Но в то же время приходится констатировать, что подспудно, вопреки всем политическим решениям, именно эта точка зрения пробивает себе дорогу. Она отражается в разного рода конкретных решениях, включая сепаратные переговоры о присоединении государств СНГ к ВТО, где фиксируются разные условия торговли, разные режимы; эта точка зрения получает сегодня активную политическую поддержку в ряде государств СНГ, которые открыто дистанцируются от России, в ущерб своим экономическим интересам. Поэтому, конечно, проблема эта нетривиальна. И для того чтобы разобраться в причинах такого ро- Глазьев С.Ю.– член-корреспондент РАН, д.э.н., научный руководитель Национального института развития. * 33 да явлений, когда мы видим яркие примеры политик, противоречащих национальным экономическим интересам, необходимо посмотреть глубже, в содержание процессов нашего экономического взаимодействия. С моей точки зрения, процессы дезинтеграции, которые мы наблюдаем в СНГ, – это продолжение процессов дезинтеграции, которые происходят внутри наших экономик. Ведь российская экономика тоже дезинтегрировалась на наших глазах очень серьезно. Выделились весьма благополучные экспортно-ориентированные сектора, которые, по сути дела, стали анклавами глобальной экономики в нашей экономике, где и уровень доходов, и уровень зарплат, и вообще все показатели экономического благополучия в разы лучше, чем в остальной экономике. Экономика как бы распалась на экспортноориентированный сырьевой благополучный сектор и все остальное хозяйство, ориентированное на внутренний рынок и постепенно деградирующее. Экспортно-ориентированные сырьевые сектора постепенно переходят на импортную машиностроительную базу. Сегодня уже 60% машин и оборудования, которые ставятся на российских предприятиях, – это машины и оборудование иностранного производства. И хотя наше машиностроение вполне могло бы предложить свое оборудование для этих секторов, не худшее по качеству и более конкурентоспособное по ценам, но в силу многих причин вслед за экспортной ориентацией сырьевого сектора происходит и его ориентация на импорт оборудования. То есть фактически единое экономическое пространство – России, во всяком случае – распалось. Мы это можем уже констатировать там, где разные сектора имеют совершенно разные, так сказать, показатели, разные интересы, и эта дезинтеграция, к сожалению, усиливается. На сегодняшний день мы видим, что практически больше половины энергии, которая в России производится, идет на экспорт, а также около 80% металлов, минеральных удобрений; и это говорит о том, что мы оказались на сырьевой периферии мировой экономики. Следствие этого переферийного положения – потеря самостоятельности в развитии. Экономика начинает развиваться не так, как хотелось бы людям, которые живут в нашей стране, и даже не так, как хотелось бы правителям, а экономика начинает развиваться так, как нужно внешним центрам силы. И этими внешними центрами силы является, конечно, ядро современной глобальной экономической системы. Для нас, прежде всего, огромную роль играет Европейский союз, по отношению к которому в настоящий момент Россия практически стала энергетическим придатком. Все более значимую роль играет Китай, предъявляя свой спрос на российское сырье. Меньшую роль играют Соединенные Штаты, предъявляющие спрос в основном на российские финансовые ресурсы. Таким образом, наша экономика в общем-то представляет собой резервуар ресурсов, причем не только 34 сырьевых, но и интеллектуальных, и денежных ресурсов, для внешних центров силы, которые реализуют свои весьма успешные экономические стратегии. И в других государствах Содружества происходит примерно то же самое. Мы видим, как наши государства специализируются в соответствующих нишах, которые нужны ядру мировой экономической системы, и составляющие его центры экономического влияния, отклоняются в их сторону. Россия специализируется на поставках энергоносителей, металлов, химических товаров; Украина – дешевой рабочей силы в Евросоюз; Грузия и Киргизия предоставляют свою территорию, – каждый продает то, что может. И, конечно, в рамках такого рода политики мы оказываемся конкурентами. Все меньше становится общих целей и задач, потому что мы оказываемся конкурентами как поставщики ресурсов на внешний рынок и как импортеры того жизненно необходимого нам оборудования и товаров народного потребления, которые сами уже не производим. В этом и заключается, мне кажется, глубинная причина процессов дезинтеграции. Она коренится не столько в наших межгосударственных отношениях, сколько во внутриэкономических процессах, где главной проблемой является отсутствие целеполагания. Все эти годы в наших экономических и политических системах практически отсутствовало целеполагание, мы не ставили перед собой никаких содержательных целей социальноэкономического развития, не предпринимали для этого никаких усилий, все было пущено на самотек, и результат в общем-то налицо – в том числе и деградация и дезинтеграция наших экономических пространств. Если мы будем ставить цели развития (а последние два года, действительно, такие попытки предпринимаются), то станет очевидно, что интеграция нам нужна и политика интеграции становится частью политики развития. Нам не обойтись без интеграции в машиностроении, если мы хотим производить конкурентоспособную продукцию в тех отраслях, где мы еще можем отвоевать себе ниши на мировых рынках, скажем в авиастроении. Успехи в авиастроении или в ракетно-космической промышленности трудно себе представить без кооперации с Украиной. Атомное машиностроение, современный сектор биотехнологий и нанотехнологий – то, что сегодня, так сказать, объявляется в России приоритетными направлениями развития, – все это должно подкрепляться восстановлением кооперационных связей с теми производственными мощностями, с теми интеллектуальными ресурсами, которые находятся в ближних государствах Содружества. Если мы ставим цели развития, нам нужно объединение рынков, потому что это поднимает наши конкурентные преимущества, позволяет нам наращивать сравнительную конкурентоспособность наших экономических структур. Если мы ставим перед собой цели развития, то нужно заботиться о минимизации торговых, экономических и прочих барьеров, обеспе- 35 чить функционирование общих рынков, что предусматривает не только единство таможенного пространства, но и общую методологию в обеспечении стандартизации продукции, во всех сферах регулирования, включая антимонопольное регулирование. То есть для целей развития и повышения эффективности интеграция очень важно устранение барьеров, которые мешают кооперации и взаимному дополнению наших конкурентных преимуществ. Расчеты, которые проводили наши коллеги из Института народнохозяйственного прогнозирования (я имею в виду лабораторию Феликса Клоцвога), доказывают, что интеграционный эффект может быть очень большим. По прогнозу до 2015 г., он может составить в совокупности в рамках СНГ до полутриллиона долларов, что эквивалентно примерно приросту в 15% совокупного ВВП. При этом другие оценки, которые делают наши коллеги, скажем, в экономических институтах в Киеве, в Минске, дают примерно сходные результаты. Речь идет о возможностях повышения темпов экономического роста в 1,5–2 раза за счет восстановления кооперационных связей и восстановления общего экономического пространства. Но для этого, конечно, нужны весьма серьезные усилия. И надо признать, что наше деловое сообщество пока плохо это понимает. В основном это связано как раз с теми тенденциями дезинтеграции, которые привели к тому, что наша деловая жизнь выродилась главным образом в конкуренцию на сырьевых рынках. А та часть делового сообщества, которая это хорошо понимает, например, работающие в авиастроении или в атомном машиностроении, они, к сожалению, не имеют должной степени влияния, для того чтобы определять экономическую политику. И несмотря на очевидные, казалось бы, позитивные результаты восстановления общего экономического пространства, мы до сих пор имеем целый комплекс нерешенных проблем. Эти проблемы я бы разделил на две составляющие – внешние и внутренние проблемы. Главная внешняя проблема сегодня свелась к тому, что нам навязана сепаратная стратегия вступления в ВТО, которая ведет к фиксации разных торгово-экономических режимов государств Содружества. Казалось бы, никто руки не выкручивает, но тем не менее мы уже видим, как из планов по таможенному союзу и единому экономическому пространству выпала Киргизия, которая вступила в ВТО на условиях, неприемлемых для России. Аналогичная ситуация с Молдавией произошла чуть позже. Сейчас Армения выражает желание присоединиться к интеграционным процессам, но, войдя в ВТО, она уже связала себе руки. И, по правилам ВТО, если мы включаем в таможенный союз некую территорию, у которой условия защиты рынка хуже, чем в таможенном союзе, то мы обязаны будем вести переговоры или отвечать во всяком случае на претензии партнеров по ВТО в части компенсации им ухудшения для них торгового режима с этой таможенной террито- 36 рией. То есть, чем глубже мы входим в процесс присоединения к ВТО, тем больше у нас возникает проблем. Эти проблемы, сразу скажу, не являются неразрешимыми, то есть мы здесь не должны говорить: или ВТО, или таможенный союз. Эти вещи нужно делать параллельно. Никто в ВТО не запрещает формировать интеграционные группировки, зоны свободной торговли, таможенные союзы. Но мы должны понимать, что, по мере того как наши потенциальные участники интеграции принимают на себя внешнеторговые обязательства, вступление в таможенный союз повлечет пересмотр этих внешнеторговых обязательств. Пересмотр повлечет за собой требования по компенсациям. Следовательно, возникает определенная головная боль, с которой нам придется иметь дело в течение, наверное, десятилетия как минимум по ведению переговоров. Но подчеркну, что в ВТО приветствуются напор и натиск. Если какая-то страна что-то хочет, значит, никто в ВТО ей не может помешать. Поэтому нам, так сказать, не нужно себя запугивать тем, что если мы создадим таможенный союз, то у нас будут проблемы с ВТО. У нас с ВТО всегда будут проблемы, вне зависимости от того, будем мы создавать таможенный союз и зону свободной торговли или не будем. Но мы должны ясно понимать, что есть определенная разница в сценариях. Один сценарий – создание таможенного союза и зоны свободной торговли в Содружестве до присоединения его участников к ВТО, другой сценарий – после присоединения его участников к ВТО. С учетом того, что мы не можем определяющим образом влиять на темпы присоединения к ВТО (здесь очень много, так сказать, зависит от позиции внешних сторон), то правильно было бы решать те задачи, которые мы можем решить. Как можно быстрее создавать зону свободной торговли без изъятий, а до сих пор мы здесь буксуем, уже почти 15 лет, на двусторонних отношениях в свободной торговле; необходимо как можно быстрее переходить от зоны свободной торговли к таможенному союзу, а вступление в ВТО – это переговорный процесс, который тоже нужно двигать параллельно, но при этом понимая, что чем быстрее мы создадим таможенный союз и зону свободной торговли, тем меньше у нас будет головной боли с переговорами стран-партнеров по ВТО, которые будут требовать компенсации в случае пересмотра уже зафиксированных торговых режимов. За отсутствием времени я не имею возможности говорить о других аспектах интеграции, но мне кажется, что эта ложная дилемма – либо членство в ВТО, либо таможенный союз, и тогда все сначала – она очень сильно нарушает наши планы по формированию единого экономического пространства. Во всяком случае, несмотря на подписание на прошлой неделе соглашения о таможенном союзе, процесс его создания отодвигается до 2011 г. в расчете на то, что Россия успеет за это время войти в ВТО. И тогда мы таможенный союз будем создавать на тех условиях, которые будут зафиксированы в протоколе о присоединении России к ВТО. И в 37 этом случае, если другие государства не войдут в ВТО, мы избежим требований по компенсации, а если они тоже войдут в ВТО, тогда мы, конечно, тоже все равно сможем создать таможенный союз, но уже с гораздо большими обременениями. И внутренние проблемы. Они, на самом деле, более серьезны. Внутренняя проблема – это, прежде всего, продолжение той самой темы дезинтеграции, о которой я говорил. Главная внутренняя проблема заключается в том, что интересы экспортноориентированных секторов нашей экономики вступают в явное противоречие и с общенациональными интересами развития, и с интересами по восстановлению единого экономического пространства. Лучше всего это видно по газовым конфликтам, которые все время идут между Россией и Белоруссией, точнее, между Газпромом и Белоруссией, Газпромом и Украиной, и эти конфликты есть не что иное, как преддверие гораздо более серьезного конфликта между Газпромом и Россией. Потому что то, что Газпром в политике ценообразования делает в отношении Украины и Белоруссии, он сделает то же самое спустя два– три года в России. К 2010 г. объявлено о либерализации цен на газ. При этом никто не считал, какой уровень цен на газ выдержит наша металлургия, химическая промышленность, металлообработка; как поднимутся жилищно-коммунальные тарифы после либерализации цен на газ. Декларации наших монополистов о том, что они хотят получить равные прибыли от экспорта и от поставки на внутренний рынок, ведут к дальнейшему усугублению той дезинтеграции, о которой я говорил. И в связи с этой проблемой возникает целый ряд ложных постановок – например, говорится о том, что мы должны как можно быстрее перейти на торговлю газом по европейским ценам с Украиной. У нас, может быть, будут украинские коллеги участвовать в дискуссии… По нашим оценкам, для Украины это будет катастрофа, просто катастрофа. Остановится целый ряд экспортно-ориентированных отраслей, прежде всего. Но и для России это будет потеря, потому что экономический кризис и спад производства на Украине повлечет соответствующее падение спроса со стороны Украины на российские товары, а в украинском машиностроении, не будем забывать, больше половины стоимости – это российская комплектация. В белорусском еще больше доля российской комплектации в стоимости конечных товаров. Поэтому те расчеты, которые были проведены, однозначно доказывают, что если мы рассматриваем размен, значит, создаем таможенный союз и единое экономическое пространство с внутренними ценами на энергоресурсы. Тогда мы выигрываем как страна, потому что экономический рост на Украине и в Белоруссии, который подкрепляется сравнительными ценовыми преимуществами по энергоносителям, дает соответствующий импульс роста и для российского рынка. Если, скажем, темпы экономиче- 38 ского роста на Украине и в Белоруссии поднимаются в 2 раза, то в России они поднимаются в 1,5 раза. Это намного больше, чем кажущаяся упущенная выгода Газпрома от поставок энергоносителей в рамках таможенного союза и единого экономического пространства по внутрироссийским ценам. Вот такой размен реально существует, и мы должны, как мне кажется, четко прояснить здесь ситуацию и показать, что да, создавая таможенный союз и зону свободной торговли, Россия теряет на экспортных пошлинах в той части, в которой энергоносители поставляются на Украину и в Белоруссию. Но в то же время Россия выигрывает многократно больше от того, что экономический рост на Украине и в Белоруссии стимулирует спрос на соответствующую комплектацию товаров России, создавая дополнительные зоны роста добавленной стоимости, и, по нашим оценкам, положительный эффект многократно превышает упущенную выгоду. 39 Глинкина С. П.* (Россия) Россия и Евросоюз: влияние «восточного расширения» ЕС на динамику и современное состояние взаимных политических и экономических отношений К моменту завершения «восточного расширения» Европейского союза отношения между Россией и ЕС оказались в глубоком кризисе. Для многих это стало неожиданностью, поскольку провозглашавшиеся на протяжении десятилетия проекты взаимного сотрудничества год от года принимали все более амбициозный характер. Действительно, хронологический перечень выдвинутых инициатив выглядит впечатляюще: 1994 г. – Подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (вступило в силу в 1997 г.). 1998 г. – Провозглашено т.н. Северное измерение в политике ЕС. 1999 г. – Приняты «Стратегия развития отношений Российской Федерации с Европейским союзом на среднесрочную перспективу» и среднесрочная стратегия ЕС в отношении России. 2000 г. – Достигнуты договоренности о реализации Энергодиалога Россия – ЕС. 2001 г. – Инициирована разработка концепции Общего европейского экономического пространства. 2003 г. – Стороны договорились о создании четырех общих пространств (экономического, пространства свободы, безопасности и правосудия, внешней безопасности, а также пространства исследований, образования и культуры). 2005 г. – Одобрены «дорожные карты» по четырем общим пространствам. При этом результаты осуществления намеченных проектов оставались более чем скромными. Дважды, по мнению известного немецкого политолога А. Рара, упускалась возможность создания общего союза. Сначала это произошло по вине европейцев, которые без энтузиазма отнеслись к предложению экс-президента РФ Бориса Ельцина об углублении сотрудничества в области безопасности и переходе на использование евро при осуществлении взаимных торговых операций России со странами ЕС. Второй шанс для сближения Европейского союза и России появился после 11 сентября 2001 года, когда Россия поддержала Америку в борьбе с международным терроризмом. Как писал А. Рар, 40 «многие тогда мечтали о возможности построения общего «большого Запада», куда Россия могла бы быть интегрирована. Да и в самой Москве звучали предложения о присоединении страны к Европейскому союзу и даже к НАТО. Но все это увязло в ворохе мелких проблем и склок. Под конец эти мелкие проблемы аккумулировались в настоящий конфликт»1. Едва ли можно полностью согласиться с оценкой причин, приведших к провалу идеи тесного союза, но результат налицо. Уже в резолюции Комитета по международ- ным делам Европарламента (февраль 2004 г.) справедливо говорилось о «растущем расхождении» между риторикой и конкретными достижениями в целом ряде областей российско-европейского сотрудничества – от экономики и борьбы с преступностью до совместных научных исследований. Отмечалось, что ситуация «быстро становится нездоровой», из чего вытекал призыв к членам Евросоюза и Еврокомиссии подвергнуть ревизии весь комплекс отношений Россия – ЕС. Глава МИД Ирландии Брайан Коуэн, выступая на слушаниях в Европарламенте, заявил, что Евросоюз должен «отступить назад» и критически посмотреть, чего, собственно, он хочет от отношений с Россией и как достичь желаемого. Слабость «российской политики» виделась евродепутатам, в частности, в том, что подчас ставилось слишком много целей и намечалось много сфер сотрудничества при отсутствии четких приоритетов. Что же мешает реализации амбициозных проектов? Нельзя не видеть, что Евросоюз и Россия являются неравными партнерами практически во всех отношениях. Население ЕС-25 после расширения в 2004 г. увеличилось до примерно полумиллиарда человек. Эту цифру можно сравнить со 143 млн чел. населения России, которое к тому же ежегодно сокращается. ВВП России по паритету покупательной способности составляет около 13% ВВП расширенного Евросоюза. Следовательно, реальный размер экономики в расширенном ЕС в восемь с половиной раз больше российского2. Большой разрыв в показателях, вероятно, сохранится и в обозримом будущем. Россия намного беднее Евросоюза: ее реальный ВВП на душу населения составляет менее 40% от средней величины ВВП ЕС-27. Дисбаланс характеризует и торговые отношения между партнерами. Для России ЕС – крупнейший торговый партнер, на долю которого приходится более половины российского экспорта и импорта. Тогда как для ЕС торговые связи с Россией гораздо менее значимы: в 2005 г. на долю РФ приходилось чуть более 5% экспорта и 9% импорта ЕС-25. Глинкина С.П. – д.э.н., заместитель директора Института экономики РАН. Российская газета, 2007. 21 янв. 2 Хавлик П. Россия и Европейский союз//Современная Европа. 2003. №1. С. 32. * 1 41 В торговле с Евросоюзом товарная структура российского экспорта существенно отличается от структуры импорта. Россия импортирует почти исключительно готовые изделия, среди которых доля машин и транспортных средств в 2005 г составляла 47%3 (в 1999 г. этот показатель был равен 35%). На химическую продукцию приходится около 40%, продукты питания и табачные изделия – 8,1% российского импорта. В то же время две трети российского экспорта в ЕС - энергоносители (52% в 1999 г.). Крупные статьи экспорта ЕС в Россию составляют радио- и телефонное оборудование, медикаменты, автомобили, самолеты, стиральные машины, компьютеры и комплектующие, тогда как в импорте преобладают нефть, газ, уголь и никель. (См. статистическое приложение). Вполне понятно, что при абсолютном преобладании топливно-сырьевой группы и готовых изделий низких стадий переработки в российском экспорте торговля между РФ и ЕС в основном либерализована де-факто, и неотложных дополнительных шагов в этом направлении не требуется. Средний импортный тариф, установленный ЕС на российские товары, составляет 1,5%, и почти 90% поставок осуществляется по бестарифной либо по льготной схеме. Кроме того, российская квота на экспорт ряда товаров в ЕС не выбирается полностью (например, годовое использование экспортных квот на большинство видов текстильной продукции не превышает 20%). Ежегодные потери России от различных импортных ограничений, применяемых ЕС, не превышают 200–300 млн долл., что составляет менее 1,5% объема российского промышленного экспорта4. Перечисленные факторы, бесспорно, играют свою роль в нестабильности и невысокой эффективности экономического сотрудничества между Россией и Европейским союзом, но, как нам представляется, не являются определяющими. Одной из недостаточно анализируемых причин имеющихся во взаимоотношениях проблем является асим- метрия целей и ожиданий партнеров. С начала 1990-х годов ЕС рассматривал поддержку перехода России к демократии в качестве главной политической задачи сотрудничества. В общей стратегии ЕС в отношении России подчеркивалось, что целью номер один политики ЕС является «стабильная, открытая и плюралистическая демократия в Российской Федерации, базирующаяся на принципе верховенства закона и обеспечивающая основу для процветающей рыночной Машины и транспортные средства: энергетическое и промышленное оборудование, компьютеры, электрическое и электронное оборудование и комплектующие, дорожные транспортные средства и детали к ним, корабли, самолеты и железнодорожное оборудование. 4 Хавлик П. Россия и Европейский союз//Современная Европа. 2003. № 1. С. 38. 3 42 экономики»5. Что касается российской среднесрочной стратегии в отношении ЕС, то она не уделяет большого внимания внутренним проблемам России, а фокусируется на важности «стратегического партнерства равных», которое не ущемляло бы суверенные права России как «мировой державы» 6. В ЕС существует консенсус относительно того, что для развития реального стратегического партнерства необходимо уважать общие европейские и универсальные ценности. Европейский парламент в течение нескольких лет последовательно высказывается за проведение более жесткой линии в отношении России, призывая ЕС сосредоточиться на «ценностях», а не на «интересах»7. Комиссар по внешним связям Европейской комиссии в предыдущем ее составе Крис Паттен отмечает: «Значение общих ценностей как основы для более глубоких отношений не должно недооцениваться… России необходимо понимать значение, которое мы придаем реализации этих ценностей. Мы подчеркиваем это не по эгоистическим причинам, а потому, что действительно верим, что они являются составными частями стабильного и процветающего будущего – как для России, так и для нас»8. Финский премьер Матти Ванханен, выразив сожаление о том, что за время председательствования в ЕС (вторая половина 2006 г.) ему не удалось активизировать отношения между РФ и Евросоюзом, причиной этого назвал «некоторые тенденции в России, которые дают основания для беспокойства»9. Таким образом, ЕС – в идеале – надеется в лице России иметь политически стабильного экономического партнера, действующего в соответствии с европейскими ценностями и нормами. Позиция ЕС вполне ясна, однако она неприемлема для России, и не только потому, что создает асимметричные отношения, такие как между ЕС и странами, участвующими в программе Европейской политики соседства10. Опыт прошедших реформ высветил масштабы российской специфики и невозКак говорилось в резолюции Комитета по международным вопросам Европейского парламента (февраль 2004 г.), ЕС мог бы сыграть ключевую роль в трансформации России в страну со "свободной, демократической рыночной экономикой", но сейчас явно не выполняет этой миссии. 6 Common Strategy of the European Union of 4 June 1999 on Russia// Official Journa. 1999, 24 June. L 157/1-L 157/9; The Middle-Term Strategy of Relations between the Russian Federation and the European Union (20002010) (http: www/ieras.ru/journal.2000/9htm). 5 Emerson M. EU-Russia – the four common spaces and the proliferation of the fuzzy// CEPS Policy Brief. 2005, May. Р. 162. 7 Независимая газета, 2004. 26 февр. Российская газета, 2006. 20 дек. 10 Известный польский ученый К.Пелчинска-Наленч в докладе «Европейская политика соседства на практике: политика Европейского союза в отношении России, Украины, Беларуси и Молдовы – год после публикации стратегического документа» отмечала: «Одной из ключевых проблем действующей в настоящее время схемы является расхождение между заявленным принципом партнерства и существующей на практике асимметрией во взаимоотношениях ЕС со своими соседями. Формально ЕПС предполагает равноправие Евросоюза и адресатов политики добрососедства. Однако поставленные ею цели, в частности продвижение 8 9 43 можность для нее трансформации по типу осуществленного странами ЦВЕ транзита, т.е. полного заимствования европейских институтов, а следовательно, «достижения общепринятых стандартов европейской демократии и рыночной экономики». В результате Россия и ЕС демонстрируют диаметрально противоположные подходы к оценке перспектив сотрудничества. В то время как Россия настаивает на «стратегическом партнерстве равных», основанном на общих интересах, стратегия Евросоюза нацелена на фундаментальные изменения в самой Российской Федерации, с тем чтобы привести ее в большее соответствие с нормами и ценностями ЕС11. Отсюда, как нам представляется, и низкая дисциплина при реализации намеченных целей. Так, не дала заметных практических результатов работа по созданию Общего европейского экономического пространства, идея создания которого была выдвинута Евросоюзом и зафиксирована в итоговом коммюнике Московского (май 2001 г.) саммита лидеров России и ЕС. Несмотря на заявленные планы политиков создать ОЕЭП уже к 2007 г., реализация принятой концепции, даже по мнению специалистов, являющихся сторонниками максимального углубления связей с ЕС, возможна лишь в более отдаленной перспективе. Например, заявление ЕС и России на саммите в Санкт-Петербурге (май 2003 г.) о намерении укрепить сотрудничество по ряду направлений предопределило необходимость встраивания проекта ОЕЭП в более широкий контекст четырех общих пространств: экономического пространства, пространства свободы, безопасности и правосудия, пространства общей внешней безопасности, пространства науки, исследований, образования и культуры. Такая увязка, с одной стороны, является объективно обусловленной, а с другой – откладывает реализацию Концепции ОЕЭП на долгую перспективу. Разработке концепции предшествовали серьезные дискуссии между экспертами России и ЕС. Дебаты продемонстрировали существенные различия в подходах сторон к пониманию облика будущей объединенной Европы. политических и экономических стандартов и ценностей ЕС, на практике привели к формированию асимметричной ситуации, характеризующейся тем, что одна из сторон заявляет о своих ожиданиях, определяет направления преобразований и оценивает действия, предпринимаемые другой стороной, взамен предлагая ей некоторые бонусы. С учетом сложившейся ситуации, идея равенства представляется нереалистичной. В своем стремлении к распространению собственных ценностей, стандартов и норм ЕС пока не удалось избежать признания того факта, что его отношения со странами-адресатами проводимой им в этом направлении политики являются асимметричными (что не исключает взаимное уважение и субъективный подход). Следовательно, он не может избежать последствий, связанных с такой схемой взаимоотношений» (PelczynskaNalecz K. The ENP in practice – the European Union’s policy towards Russia, Ukraine, Belarus and Moldova one year after the publication of the Strategy Paper. Warszawa, czerwiec 2005. P. 45-46). 11 Common Strategy of the European Union of 4 June 1999 on Russia//Official Journal. 1999. 24 June. L 157/1-L 157/9; Стратегия развития отношений Российской Федерации с Европейским союзом на среднесрочную перспективу (2000-2010 гг.) (http: www/ieras.ru/journal. 2000/ 9 html). 44 В ходе работы над концепцией в качестве условия установления привилегированных хозяйственных отношений европейские эксперты выдвигали требование о приспособлении России к нормам права ЕС и хозяйственной практике, т.е. гармонизации механизмов управления и хозяйствования сторон. Такую работу предполагалось развернуть в сферах стандартизации и сертификации, таможенного дела, государственных закупок, правил конкуренции, в сфере услуг (прежде всего финансовых, учета, отчетности и аудита, транспорта, связи), а также сельского хозяйства и отдельных отраслей промышленности (черная и цветная металлургия, авиа- и автостроение). Российские эксперты крайне осторожно высказывались в отношении идеи инкорпорирования нашей страной законодательства, в разработке которого она не принимала участия и которое далеко не всегда отвечает ее интересам. В качестве организационно-правового формата «пространства» российскими экспертами предлагался развернутый международный договор, например, на базе усовершенствованного СПС. В части наполнения «пространства» предусматривалась классическая в соответствии с критериями ГАТТ/ВТО зона свободной торговли, позволяющая реализовывать четыре свободы. Они отстаивали позицию, согласно которой на базе зоны свободной торговли участники ОЕЭП могли постепенно продвигаться дальше в направлении углубленного общеевропейского сотрудничества в отдельных секторах на основе принципа «ВТО плюс». Предлагался поэтапный переход к свободной торговле внутри ОЕЭП с отсчетом от тарифных списков (schedules) ЕС и России, зафиксированных в ВТО, с переходными периодами (или даже исключениями) для ряда чувствительных товаров взаимной торговли. Российские эксперты считали необходимым сохранить на переходный период преференции в торговле, предоставляемые Евросоюзом России, включая «социальные преференции», на которые наша страна имеет право как государство, присоединившееся к соответствующим конвенциям Международной организации труда. Российские эксперты рассматривали ОЕЭП в виде соглашения, открытого для присоединения других европейских стран, в том числе Украины, Белоруссии, Молдавии и балканских государств на его стандартных (или индивидуально варьируемых) условиях. Другими словами, ОЕЭП виделось из России как инструмент разноскоростной интеграции в масштабах Большой Европы и ее периферии. Серьезное несовпадение позиций сказалось на характере принятого в Риме (ноябрь 2003 г.) документа «Концепция общего европейского экономического пространства (ОЕЭП)». Компромисс между российским пониманием содержания ОЕЭП и позицией ЕС породил довольно туманную формулировку. В Концепции зафиксировано, что «ОЕЭП 45 представляет собой открытый и интегрированный рынок между Россией и ЕС, основанный на общих или совместимых правилах и системах регулирования, включая совместимую административную практику, обеспечивающий взаимодополняющий эффект развития и использование преимуществ экономики масштаба и, как следствие, обеспечивающий повышение конкурентоспособности обеих сторон на внешних, более крупных, рынках. В конечном итоге ОЕЭП должно охватить большинство секторов экономики». Как видно из определения, в основе ОЕЭП лежит углубленное экономическое сотрудничество, «направленное на стимулирование торговли и инвестиций между Россией и ЕС; создание новых возможностей для экономических операторов путем установления общих, гармонизированных или совместимых правил и систем регулирования, а также взаимосвязанных инфраструктурных сетей; повышение мировой конкурентоспособности экономик России и ЕС». От идеи «четырех свобод», на которых настаивала российская сторона, осталось «стремление сфокусироваться» «на устранении препятствий и создании новых возможностей в четырех основных сферах экономической деятельности», к каковым относятся: трансграничная торговля товарами, охватывающая основную часть промышленных и сельскохозяйственных товаров, включая необходимые правила, установленные стандартами, техническими условиями или другими законодательными требованиями и правилами регулирования; трансграничная торговля услугами, включая соответствующие стандарты и требования в области регулирования; учреждение и деятельность компаний, включая, inter alia, вопросы движения капитала, экологические стандарты и добросовестное корпоративное управление; связанные с построением ОЕЭП аспекты движения физических лиц в соответствующих областях экономической деятельности. Дальнейшая разработка идеи Общего европейского экономического пространства вылилась в принятие 10 мая 2005 г. соответствующей «дорожной карты». Анализ ее содержания свидетельствует о широком охвате сфер сотрудничества и одновременно высокой степени декларативности провозглашенных целей (см. приложение). Существенно изменился за истекшие после подписания СПС годы подход сторон к перспективам формирования между ними зоны свободной торговли. Напомним, что в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС была предусмотрена принципиальная возможность создания между ними ЗСТ. Однако намеченные на 1998 г. переговоры по этому вопросу так и не начались. В принятом Комиссией ЕС Стратегическом плане на 2002-2006 гг. в отношении России и в дорожной карте по созданию общего 46 экономического пространства между РФ и ЕС переговоры относительно зоны свободной торговли даже не упоминались. Поэтому представленная на восьмом заседании «круглого стола» промышленников России и Европейского союза, разработанная Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП) и предпринимательской конфедерацией Европы (ЮНИСЕ) концепция, предусматривающая «широкое и всеобъемлющее соглашение о свободной торговле между ЕС и Россией», для большинства экспертов оказалась «неожиданной, если не ошеломляющей»12. Очевидно, что Европейскому союзу, как более сильному экономическому субъекту, создание зоны свободной торговли принесет только выгоды, причем с первого дня существования ЗСТ. Для России последствия реализации такого плана по меньшей мере неоднозначны, поскольку ее конкурентные позиции по отношению к гипотетическим будущим партнерам по ЗСТ весьма уязвимы. И даже в случае тщательной проработки идеи, при условии получения Россией от ЕС соразмерных уступок и льгот зона свободной торговли предоставит российскому бизнесу не гарантии, а лишь дополнительные возможности продвижения на европейский рынок. Очевидно, что создание зоны свободной торговли между РФ и ЕС не может относиться к первоочередным, а тем более неотложным задачам в области совершенствования внешнеэкономической деятельности России, реализации ее внешней политики. Устанавливая приоритеты в области сотрудничества с Россией, ЕС нередко заявлял, что приоритетными для него являются сотрудничество в сфере безопасности (взаимное урегулирование вопросов границ, решение проблем радиоактивного загрязнения окружающей среды и общих экологических проблем, борьба с нелегальной миграцией и международной преступностью), защита прав человека, демократии и правового государства. В области экономического сотрудничества неизменно приоритетной считалась энергетика – основа экономического взаимодействия и одновременно сфера наиболее острых конфликтов. ЕС получает из РФ более четверти потребляемых нефти и газа. На долю ЕС приходится 60% экспортируемой Россией нефти и половина экспортируемого газа. В ситуации высокой взаимозависимости стороны должны были бы стать «прагматичными партнерами», решающими возникающие по ходу отношений проблемы на основе компромисса (торга). Однако это удается далеко не всегда. 2006 год характеризовался наиболее серьезными конфликтами между ЕС и РФ в этой области. Россия, окрепшая в условиях благоприятной мировой конъюнктуры, стала резко менять свое поведение на общем энергетическом рынке. Во время подготовки к ее пред12 Паньков В.С. Свобода торговли между Россией и ЕС: за и против // Россия в глобальной политике. 2007. 47 седательству в «большой восьмерке» (в рамках которого энергетика являлась одной из приоритетных тем) был поставлен вопрос о том, что четкие гарантии безопасности должны получать не только потребители, но и поставщики энергоресурсов. В случае последних речь идет о безопасности спроса – гарантии того, что добытые природные ресурсы найдут своего потребителя, а инвестированные средства окупятся. Иными словами, речь идет о долгосрочных обязательствах поставщиков добывать и поставлять энергетические ресурсы, а потребителей – приобретать их по разумным ценам. Предельно ясной сегодня является российская позиция по Договору к Энергетической хартии, подписанному Россией и рядом других государств еще в 1994 году и вступившему в силу (правда, без российского участия) в 1997 г.: Россия готова ратифицировать договор лишь в обмен на допуск ее компаний на европейский рынок, в том числе к распределительным сетям, т.е. самому прибыльному сегменту газовой цепочки Европейского союза. Москва не станет предпринимать односторонние действия, компромисс с ее стороны требует реальных ответных шагов Евросоюза, а Договор к Энергетической хартии вначале должен быть изменен, а уже потом может быть обсужден и ратифицирован. Новая российская концепция энергетического сотрудничества нашла отражение в итоговом документе по энергетике, принятом на саммите «большой восьмерки» в СанктПетербурге в июле 2006 года. В течение последнего года она находилась в фокусе обсуждений на различных встречах представителей России и Европейского союза и постоянно вызывала острые дискуссии. Ярким свидетельством разного понимания перспектив развития ситуации на европейском энергетическом рынке стало противостояние между «Газпромом»/Россией, с одной стороны, и Великобританией/Европейским союзом – с другой, весной 2006 года. «Газпром» попытался через покупку активов получить доступ к распределительному сегменту рынка газа Великобритании, что означало бы отход России от чисто сырьевой специализации, начало экспорта переработанных энергетических товаров, а также выход на рынок сопутствующих услуг. Великобритания и ЕС расценили эти шаги российской компании как отступление от принципа честной конкуренции: при отсутствии либерализации российского рынка компания якобы собиралась воспользоваться преимуществами реформированного рынка ЕС. В результате Еврокомиссия пригрозила возбуждением дела по вопросу о нарушении «Газпромом» конкурентного законодательства, а Россия устами Алексея Миллера заявила, что в случае столкновения с искусственными, выдвигаемыми № 1. 48 по политическим соображениям препятствиями на европейском рынке «Газпром» в своей деятельности постепенно начнет все больше ориентироваться на Китай и США. Европейский союз, в свою очередь, с еще большей, чем прежде, настойчивостью заговорил о необходимости сокращения зависимости от России через диверсификацию путей транспортировки энергоресурсов и его поставщиков. Для решения этой задачи ЕС инициирует или включается в целый ряд инфраструктурных проектов на постсоветском пространстве. Так, одним из приоритетов деятельности Евросоюза в период председательствования Германии становится налаживание отношений ЕС с Центральной Азией. Важнейшее место в этих отношениях принадлежит энергодиалогу. Брюссель и Берлин занимаются активным лоббированием строительства транскаспийских нефте- и газопроводов «Центральная Азия – Закавказье». Через эти трубопроводы, в отношении которых Казахстан, как главный игрок на центрально-азиатском рынке энергоносителей, пока занимает колеблющуюся позицию, часть казахских и туркменских углеводородов может быть направлена в страны ЕС в обход России через Закавказье и Турцию либо Черное море. В таком случае «Газпром» потеряет существенную часть доходов, извлекаемых им из транспортировки центрально-азиатского газа в Европу по российской территории. Сможет ли Европа в будущем существенно уменьшить уровень зависимости от РФ в поставках нефти и газа? Все чаще в ЕС повторяется идея, впервые озвученная автора- ми резолюции Комитета по международным делам Европейского парламента (февраль 2004 г.), согласно которой до настоящего времени ЕС «переоценивал свою зависимость от российских нефти и газа и недооценивал потребность России в европейских рынках». Действительно, энергетическая взаимозависимость России и Евросоюза носит специфический характер. Россия отправляет в ЕС свыше 50% экспортируемых нефти и газа, которые во внешнеторговом обороте ЕС составляют лишь 4-5%. В будущем роль России как поставщика энергоресурсов, по идее, должна возрастать, если учесть, что основные не разрабатываемые сегодня мировые запасы газа находятся на Ямале и арктическом шельфе. Однако зависимость ЕС от российских поставок на сегодняшний день, да и в перспективе 10-15 лет, не является критической: добыча в Северном море упала пока не так сильно, уголь продолжает играть серьезную роль в европейском энергетическом балансе, развиваются альтернативные поставки нефти и газа (в том числе в виде сжиженного природного газа) из стран Ближнего Востока и Северной Африки, активно развивается альтернативная энергетика, растет доля возобновляемых 49 источников энергии, предпринимаются чрезвычайно эффективные меры по сокращению энергоемкости ВВП стран–членов ЕС13. Доля российского газа в общем энергопотреблении большинства стран ЕС невелика, а в Западной Европе и вообще составляет менее 10%. Достаточно серьезно зависят от нашего газа лишь Венгрия и Болгария. Еще менее ощутимой является зависимость ЕС от российской нефти. Нефть, в отличие от газа, - глобальный товар, который нетрудно купить на мировом рынке. Завоз нефти танкерами в Гданьск с Ближнего Востока ненамного дороже импорта из России. Таким образом, на дистанции 10-15 лет зависимость ЕС от поставок российских нефти и газа управляема. У Европы есть достаточный выбор поставщиков (прикаспийские страны, Катар, Ливия, Нигерия, Египет, Алжир и др.) и пока достаточный собственный потенциал для того, чтобы в эти годы попытаться воздействовать на Россию с целью заставить ее отказаться от агрессивных методов энергетической экспансии. Серьезные негативные последствия для Европы возможны лишь в случае длительной и полной остановки российского экспорта энергоресурсов, что вряд ли возможно. Очевидно, что Европа сделает все возможное, чтобы не позволить России воспользоваться положением одного из важнейших мировых энергетических игроков для укрепления ее геополитических позиций, в частности, в Европе, а также на постсоветском пространстве. Очевидно, что в ближайшие годы РФ и ЕС ждут серьезные баталии на энергетическом поприще. Тревожный звонок для России прозвучал в октябре 2006 г., когда Берлин и Париж отвергли предложение России о масштабных поставках газа со Штокмановского месторождения в Баренцевом море через Североевропейский газопровод (СЕГ) в Германию, а затем и во Францию. Канцлер ФРГ А. Меркель и президент Франции Ширак предложили России строить свое взаимодействие с ЕС в газовой сфере на основе Европейской энергетической хартии, а не пытаться раскалывать Евросоюз при помощи двусторонних сделок14. Надо отметить, что в стремлении «навязать» свое законодательство Европейский союз не ограничивается Россией. Такую же стратегию, причем не только в энергетической сфере, он проводит применительно к партнерам по политике соседства как к потенци- За 1998-2005 гг. энергоемкость ВВП ЕС сократилась на треть. Для России, которая незадолго до этого решила разрабатывать Штокмановское месторождение без привлечения иностранных соинвесторов и при этом надеялась на поддержку Берлина в реализации проекта СЕГ, который вызывает ожесточенное сопротивление со стороны «обойденных по морю» Польши и стран Балтии, такая позиция – демонстрация требования ЕС открыть для западных фирм свои стратегические области экономики. Россия же неизменно дает понять, что готова приглашать европейские компании на российский рынок при условии, если и европейские рынки откроются для россиян. 13 14 50 альным реципиентам законодательства Евросоюза. Ход событий в этой сфере будет иметь большое влияние на перспективы России и ЕС в регионе Евровостока. Известно, что по результатам «восточного расширения» ЕС вышел за пределы западноевропейского региона и делает заявку на свою ведущую роль на всем европейском континенте, близок к тому, чтобы поставить знак равенства между ЕС и Европой. Россия же пытается продвигать свое особое видение европейской интеграции, построенной на двух столпах – Европейском Союзе на западе и инициированных РФ интеграционных схемах на востоке, надеясь, что таким образом ей удастся сохранить контроль над постсоветскими странами, обеспечить свои стратегические интересы. Таким образом, пространство СНГ превратилось в арену острой политической борьбы между Европейским союзом и Россией, особенно очевидно это стало после оранжевой революции на Украине, «революции роз» в Грузии. Той точки зрения, что Евросоюз будет всячески стремиться не допустить роста влияния России на постсоветском пространстве, придерживаются многие эксперты, причем не только российские15. Как указывает CISbarometer, выражающий позиции Koerber Center (Гамбург) и Исследовательского института при Германском Совете по внешней политике (Берлин), «в 2003-2005 гг. в восточной части континента наблюдались драматические изменения, которые могут перекроить политическую карту Европы. Демократические революции, подобные тем, что произошли пятнадцать лет назад в странах Варшавского договора, покончили с коррумпированными авторитарными посткоммунистическими режимами в Грузии, Киргизии и на Украине. Массовые народные протесты и последующие «революции» могут в ближайшем будущем иметь место и в других постсоветских государствах, в том числе в некоторых областях России… Растущая настороженность России в отношении усиления взаимодействия ЕС со своими «стратегическими соседями», которых Россия рассматривает как свое «ближнее зарубежье», наряду с недостатком согласованности между государствамичленами ЕС по вопросу о политике в отношении России, могут поставить ЕС перед сложным выбором: содействие развитию прагматичного партнерства с Россией (и, возможно, признание за ней права восстановить свою сферу влияния на постсоветском пространстве) или безоговорочная поддержка демократических стран ГУАМ (организации, получившей свое название по первым буквам стран–членов: Грузии, Украины, Армении и Молдавии. Примеч. С.Г.) вопреки проводимой Москвой политике неоимпериализма»16. Белов Е. Евросоюз против России //Российские вести. 2003. 17-23 декабря; Казин Ф. Какая «Большая Европа» нам нужна? Взгляд из России на стратегию нового соседства ЕС// www.mpa.ru. 15 16 www.dgap.org. 51 Противоречия между РФ и ЕС по поводу видения перспектив постсовесткого пространства развиваются в условиях, когда способности Европейского союза к расширению практически исчерпаны. Дальнейшее расширение ЕС по отлаженной схеме невозможно ввиду беспрецедентных масштабов его последнего – «восточного» – этапа. Четыре предыдущих затрагивали не более трех стран одновременно, что никогда не вело к изменению конфигурации (расстановки) сил в Союзе. В ходе «восточного расширения» в ЕС влилось 12 новых стран, в результате чего «новобранцы» составляют сегодня почти 45% государств-членов. Столь масштабное расширение меняет облик организации, корректирует ее интересы, имеет серьезные последствия для политической ориентации и практики Союза. В частности, по-новому выстраиваются приоритеты при реализации интеграционных принципов, корректируется содержание и механизмы реализации общих политик ЕС, меняется процесс принятия решений. По-новому видятся перспективы взаимодействия с Россией и государствами, непосредственно граничащими с ЕС на востоке, оставшимися за пределами Союза, т.е. с восточноевропейскими членами Содружества Независимых Государств. Открытым остается и вопрос о пределах дальнейшего расширения Европейского союза. У многих нынешних членов Союза наблюдается «определенная усталость от процессов расширения»17, все чаще они напоминают странам, желающим войти в «клуб цивилизованных народов», что «членство в Евросоюзе – это не единственный вариант хорошего развития…На севере Европы есть Норвегия, Исландия, которые не являются членами ЕС, вспомним еще Швейцарию»… «Можно жить и за пределами ЕС… Развитие конкурентоспособности и преуспевание страны не зависит от членства в ЕС. В основном все зависит от вас самих»18. Напомним, что статья 49 Договора о Европейском Союзе предполагает, что «любое европейское государство, которое уважает принципы [на которых основан Союз], может подать заявку в целях стать членом Союза». В свое время ЕЭС отказалось рассматривать заявку на членство Марокко, поскольку территория страны полностью лежит за пределами Европы, и в то же время признало «европейскость» Турции, 3% территории которой принадлежат Европейскому континенту. Дискуссию о политических границах Европейского союза инициировал в марте 2006 г. Европейский парламент, предложив Европейской комиссии сформулировать Интервью с президентом Финляндии госпожой Тарьей Каариной Халонен. «ЕС не будет ставить точку в дальнейшем расширении Союза»// Зеркало недели, украинский международный общественно-политический еженедельник. 2006. 21-27 окт. 18 Там же. 17 52 принципы, определяющие «абсорбционные» возможности ЕС19. Для этого, по их мнению, Комиссии следует определиться с «природой Европейского союза, включая его географические границы», а также подготовить общую стратегию, «которая должна удовлетворить законный интерес европейской общественности к вопросам расширения и интеграции». Вопрос: «Где заканчивается Европа?» – перешел сегодня из теоретической плоскости в практическую. Европарламент, неоднократно пытавшийся в 2006 г. реанимировать конституционный процесс в Евросоюзе, предложил, в связи с серьезными проблемами ратификации Евроконституции, отложить вопросы расширения и вернуться к ним только после ратификации Конституционного договора. Депутаты подчеркивали, что нельзя забывать о том, что французы и голландцы, говоря «нет» Евроконституции в 2005 году, нередко имели в виду «нет» дальнейшему расширению ЕС (автоматически усиливающему конкуренцию на рынке труда) и особенно членству в ЕС Турции. Отсюда и позиция многих европейских политиков, считавших, что до ратификации Конституции следует поменьше говорить о дальнейшем расширении Евросоюза, а тем более о таком радикальном, как расширение на Турцию или Украину. Европейский парламент предложил создать своеобразный «транзитный полустанок» для стран, задекларировавших свое намерение стать в будущем членами Союза, но не имеющих на сегодня официально признанной ЕС «европейской перспективы». Такую резолюцию поддержало 397 депутатов, при 95 против и 37 воздержавшихся20. И еще одно требование резолюции Европарламента от 16 марта 2006 года: после Болгарии и Румынии коллективные вступления должны уступить место индивидуальным, а все поблажки кандидатам – уйти в прошлое. Все это делает регион «Евровостока» зоной большой неопределенности и потенциальной турбулентности. О том, что абсорбционные возможности Европейского союза на пределе, стало ясно еще до официального принятия в члены ЕС первых 10 кандидатов «восточного расширения». Вот почему уже на этапе 1992–2002 гг. в ЕС начинается разработка концеп- ции отношений с новыми соседями в связи с грядущим расширением численного состава Вопрос оказался, как никогда, актуален накануне присоединения к Евросоюзу Румынии и Болгарии с огромной по европейским меркам (более 10% при среднесоюзной в 2,2%) долей аграрной продукции в национальном ВВП, значительной частью трудоспособного населения, занятого в аграрном секторе, неразвитой инфраструктурой и сравнительно большим населением (вместе – около 30 млн). Услышать внятный и четкий ответ, когда можно считать, что ЕС после очередного расширения возобновил свои силы и готов к дальнейшей «абсорбции» новичков, будет, безусловно, интересно и Турции, и Украине, и другим странам, желающим в будущем пополнить ряды Евросоюза. 19 Рунак О. ЕС и «транзитный клуб» для Украины / http://www.rutoday.ru/news/2746/ Главред, 21.03.2006. 20 53 ЕС. Характерная черта этого этапа – синхронизация работы над концепцией расширения ЕС и концепцией отношений с будущими новыми соседями. Эффект синхронизации этих двух процессов - проекция концептуальной основы расширения ЕС (Копенгагенские критерии) на концепцию отношений с будущими новыми соседями. Основная проблема неравнозначность стимулов для государств-реципиентов: перспектива обретения статуса полноправного члена ЕС существенно отличается от перспективы статуса страныпартнера из «ближнего зарубежья» Евросоюза. 11 марта 2003 г. Европейская политика соседства обрела первые очертания в сообщении Комиссии ЕС, в котором была сформулирована идея «Большой Европы» (Wider Europe), которая должна была охватить Алжир, Беларусь, Египет, Израиль, Иорданию, Ливан, Ливию, Молдову, Марокко, Палестинскую автономию, Россию, Сирию, Тунис, Украину. В июле 2003 г. ЕК объявила о начале Программы добрососедства – общее название для программ, направленных на развитие и укрепление сотрудничества между странами на границах ЕС. Их финансирование должно было осуществляться в рамках программы ТАСИС для постсоветских партнеров и в рамках инициативы ИНТЕРРЕГ для партнеров из стран–членов ЕС. В мае 2004 г. Европейская комиссия опубликовала стратегический доклад (Strategic Paper) по Европейской политике соседства, в котором были изложены принципы и конкретные условия работы ЕС со странами-«соседями». Политика предполагала выстраивание привилегированных отношений, основанных на приверженности общим ценностям (демократия и права человека, власть закона, эффективное и демократическое управление, принципы рыночной экономики, устойчивое развитие) без перспективы присоединения стран-соседей к ЕС на основе полноправного членства. К участию в ЕПС были приглашены, помимо ранее названных стран, Армения, Азербайджан и Грузия. Россия и Белоруссия отрицательно восприняли идею ЕПС и отказались принимать участие в данной программе. Решение России основывалось на двух факторах. Во-первых, по словам помощника Президента по вопросам сотрудничества с ЕС Сергея Ястржембского, в случае РФ ЕПС не целесообразна, поскольку «ни с одним другим соседом у ЕС не было такого интенсивного взаимодействия, как с Россией»21, в связи с чем она рассчитывала на особое отношение со стороны ЕС. Во-вторых, для Российской Федерации огромное значение имеют равенство и партнерство, и следовательно, неприемлема схема, предполагающая приведение в одностороннем порядке российского законодательства в соот- 21 Цит.: в International Herald Tribune. 2004. 10 Nov. 54 ветствие с законодательством ЕС. Особая позиция России была учтена, и в результате саммит РФ – ЕС в Санкт-Петербурге в мае 2003 г. принял решение об особом формате сотрудничества РФ и ЕС - формировании четырех общих пространств. С этого времени отношения РФ и ЕС, ЕС и стран «зоны Евровостока» развиваются в разных, слабо увязанных между собой форматах, что существенно осложняет перспективы их взаимодействия. Анализ первых шагов, предпринятых ЕС для реализации политики соседства, содержания первых Планов действий – инструментов ЕПС и дорожных карт22, определяющих цели и принципы создания четырех общих пространств между ЕС и Россией, свидетельствуют о том, что ЕС больше не рассматривает Россию в качестве своего единственного приоритетного партнера в постсоветском регионе и начинает в большей степени ориентироваться на западных партнеров России по СНГ. ЕПС дает России относительно четкую информацию об интересах и целях ЕС, касающихся зоны Евровостока. В концепции ЕПС недвусмысленно утверждается, что ЕС намерен обсуждать все вопросы с заинтересованными странами напрямую, без посредничества Москвы. В результате конфликт интересов между Европейским союзом, проводящим активную политику на постсоветском пространстве, и Россией, пытающейся сформировать на территории бывшего СССР закрытые региональные интеграционные группировки с участием стран–объектов политики соседства, становится все более очевидным. 2007 год – время, когда должен быть разработан новый политико-правовой формат сотрудничества между Российской Федерацией и Европейским союзом. На саммите Россия – ЕС в Сочи (май 2006 г.) была достигнута политическая договоренность о начале работы над базовым соглашением между Российской Федерацией и Европейскими сообществами и их государствами–членами взамен Соглашения о партнерстве и сотрудничестве, первые 10 лет действия которого истекают в декабре текущего года. Очевидно, что переговорный процесс по выработке нового соглашения будет чрезвычайно сложным. Помимо нерешенных проблем во взаимоотношениях, о которых речь шла выше, будет сказываться и тот факт, что в ходе переговоров Россия предстает как относительно единый актор: ее позиция артикулируется главой государства и профильными министрами, Европейский же союз относительно неоднороден. Причем его неоднородность существенно усилилась Эти документы не предусматривают практически никаких новых мероприятий; не предлагают они и никаких решений существующих спорных вопросов. Многие из важных вопросов, такие как политика, направленная на «общее добрососедство», просто не упоминаются. Показательно, что не были установлены временные рамки для выполнения мероприятий, предусмотренных подписанными документами. Все это свидетельствует о том, что дорожные карты в основном останутся на бумаге и не приведут к каким-либо существенным изменениям во взаимоотношениях. 22 55 в результате восточного расширения23. Взгляды разных стран-членов и европейских институтов на будущее сотрудничество с Россией серьезно отличаются друг от друга. Несмотря на отсутствие «официального старта» 24 обеими сторонами ведется работа по осмыслению и предварительному формулированию целей и задач будущего соглашения, его структуры, обновленных механизмов сотрудничества. Имеющиеся различия в подходах и необходимость поиска консенсуса между диаметрально противоположными взглядами детерминируют структуру будущего соглашения. Это не должен быть большой всеобъемлющий документ, включающий все секторы экономики и политики. Речь может идти лишь о главном соглашении (Соглашение о стратегическом партнерстве) и ряде секторальных соглашений, за счет которых будет вырабатываться сложный компромисс между российским и евросоюзовским видением. Российская сторона, устами постоянного представителя РФ при ЕС Владимира Чижова, подчеркивает свою заинтересованность в заключении «рамочного, емкого и ориентированного в будущее юридически обязывающего соглашения, где были бы зафиксированы цели и принципы сотрудничества, его институциональные механизмы, отражены результаты ведущейся работы по созданию четырех общих пространств – экономического; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; науки и образования, включая культурные аспекты. Будучи рамочным по своему характеру, этот договор долК старым разногласиям внутри ЕС-15 добавились новые, явившиеся следствием параллельного расширения двух международных альянсов – ЕС и НАТО за счет фактически одних и тех же стран ЦентральноВосточной Европы. Некоторые российские эксперты еще на ранних этапах развития этих процессов выражали опасения, что присутствие в обеих организациях значительной группировки государств Центральной и Восточной Европы, отношения которых с Россией отягощены многими предубеждениями, может значительно усилить антироссийский потенциал как НАТО, так и Европейского союза. «В составе этих организаций будут люди, являющиеся носителями иной политической культуры, заложники взглядов, замешанных на достаточно примитивной русофобии»23. Среди западных экспертов и политиков вызревает убеждение, что «восточную политику ЕС во многом будет формулировать Польша» и страны Балтии, которые «открыто называют Украину и Белоруссию своей буферной зоной в противостоянии с Москвой». При всей политической разнородности группы стран-новых членов ЕС, при всем различии уровней социального развития входящих в нее государств, существует ряд обстоятельств, обуславливающих их особое (сдержанное, а в ряде случаев негативное) отношение к России. Обстоятельства эти касаются, прежде всего, прошлого (сохраняющееся историческое предубеждение относительно политической роли России в регионе, негативный опыт полувекового «социалистического общежития», «белые пятна истории» и др.), но в известной мере относятся и к будущему взаимодействия по линии Россия – Европа – Соединенные Штаты. «Выстраивая свою европейскую идентичность в рамках ЕС, - отмечал известный российский политолог Ю.П. Давыдов, – страны ЦВЕ между тем опасаются, что возможное сближение его с Россией, обладающей кладовыми ресурсов, так нужных Европе, отодвинет их на ее периферию, снова сделает их государствами второго сорта, как это не раз бывало в прошлом. Предупредить это можно помимо всего прочего (став нужными ЕС в плане геополитическом, экономическом, безопасности), лишь оставив саму Россию на обочине Европы. Поэтому так упорно муссируется политической элитой стран ЦВЕ идея, что Россия не принадлежит европейской цивилизации, что она чужда ей, более того – ей враждебна, что это иное видение величия, силы, что это иная система ценностей, гордая своей иррациональностью». 24 Польша, недовольная запретом на ввоз отдельных видов ее сельскохозяйственной продукции в Россию, заблокировала утверждение переговорного мандата Еврокомиссии. Фактически поляки выдвинули остальным странам-членам ЕС ультиматум: мандат в обмен на снятие запрета. 23 56 жен предусматривать возможность заключения при необходимости отдельных, более детальных секторальных соглашений»25. С целью сохранить баланс сил можно объединять различные секторальные соглашения в блоки, как это, например, делается в соответствующих соглашениях Швейцарии и Евросоюза. То есть несколько таких соглашений могут составлять одну группу с условием применения так называемого «принципа гильотины». В соответствии с ним разрыв одного соглашения будет означать прекращение действия всех соглашений данной группы. Это станет дополнительной гарантией выполнения обязательств как Москвой, так и Брюсселем. Одним из таких соглашений могла бы стать концепция сотрудничества ЕС и РФ в зоне Евровостока с учетом сложившихся здесь реалий – заинтересованности странсоседей ЕС и РФ в многовекторном развитии их внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности, что возможно лишь при выстраивании отношений в треугольнике Европейский союз – Россия – страны «Евровостока». Выводы 1. Последнее массированное расширение Европейского союза и НАТО свидетельствует о том, что формирование единой Европы фактически завершается. И многие западноевропейские политики обескуражены тем равнодушием и беспечностью, которое проявила Москва относительно перспектив своего участия в этом процессе. Они отмечают, что разрыв между Россией и единой Европой будет все расширяться, они все дальше будут отходить друг от друга. Единая политика ЕС в валютной области, экономическом регулировании, в свободном движении товаров, услуг, капиталов и рабочей силы, выравнивании уровней экономического развития будут намного надежнее, чем официальные границы обособлять европейскую интеграцию от евразийского конгломерата, который Москва пытается выстроить. 2. При мощных политических пиар-акциях, проведенных после состоявшегося расширения Европейского союза на восток, в частности подписания дорожных карт по созданию четырех общих пространств, происходит реальное снижение планки сотрудничества между Россией и ЕС. 3. ЕС в результате последнего расширения не просто вышел за пределы западноевропейской интеграции, но и имеет свои интересы на постсоветском 25 НГ-Дипкульер. 2007. 5 февр. 57 пространстве, которые не собирается координировать с Россией (позиция ЕС по замороженному приднестровскому конфликту, активизация политики на Кавказе, роль в оранжевой революции на Украине и т.д.). 4. Ряд факторов свидетельствует о том, что и в ближайшие годы наши отношения с ЕС будут оставаться нестабильными. На это, помимо сказанного о нарастающих противоречиях между ЕС и Россией на постсоветском пространстве, указывают: усиление неравенства партнеров, а также разнонаправленность ожиданий от сотрудничества. Очевидно, что в ближайшие годы и новые и старые члены ЕС будут заняты, прежде всего, взаимным приспособлением друг к другу, к единому образу жизни, к единым стандартам в экономике, налогах, политике, образовании, культуре, законодательстве, военном строительстве. Они будут все более интравертны, все более замкнуты друг на друга, при том что Россия будет оставаться для них всего лишь догоняющей периферией. Черты совместных пространств, которые Москва надеется заполнить сотрудничеством с Евросоюзом, могут превратиться лишь в зону показушного и потому не имеющего глубоких корней крайне слабого взаимодействия, если не удастся объединить усилия всех сторон возможного эффективного взаимодействия – России – «старой» и «новой» Европы, а также государств, попавших в зону непосредственного одновременного соприкосновения с Россией и Европейским союзом. 58 Статистическое приложение 1 Торговля между ЕС-25 и его членами и Россией (млн евро) Экспорт 1999 ЕС–25 Бельгия Импорт 2005 1999 Сальдо 2005 1999 16 645 56 397 34 272 106 729 –17 627 2005 –50 331 –2 169 636 1 986 1 022 4 156 Чехия Дания Германия Эстония Греция Испания Франция Ирландия Италия Кипр Латвия Литва Люксембург 357 379 5 057 76 230 382 1 370 259 1 724 6 106 151 16 1 132 962 17 155 402 273 1 068 3 702 237 6 064 16 328 992 61 1 308 280 8 077 258 491 1 202 2 745 9 4 211 83 292 875 5 3 368 752 20 720 753 3 389 5 068 7 957 59 11 789 46 594 3 464 41 –951 98 –3 020 –183 –261 –820 –1 376 250 –2 487 –77 –186 –724 11 –2 236 210 –3 565 –351 –3 116 –4 000 –4 255 178 –5 725 –30 –266 –2 472 20 Венгрия Мальта Нидерланды Австрия Польша Португалия Словения Словакия Финляндия Швеция Великобритания 335 0 1 306 476 668 13 122 97 1 624 468 789 942 2 4 447 2 047 3 181 79 592 403 5 950 1 712 2 662 1 539 1 2 012 655 2 514 187 150 1 275 2 151 782 2 148 3 985 1 10 767 2 141 7 093 374 341 2 975 6 577 2 950 7 368 –1 203 –1 –706 –179 –1 847 –174 –28 –1 178 –528 –313 –1 360 –3 042 1 –6 320 –93 –3 912 –296 251 –2 572 –627 –1 238 –4 705 689 434 1 066 776 746 622 1 174 666 –57188 –107 891 Страны за пределами ЕС–25 в целом –386 59 Доля России, в % 2,4% 5,3% 4,6% Источник: Eurostat news release. 28/2006 – 24 May 2006. 9,1% 60 Торговля между ЕС-25 и Россией (по категориям товаров) (млн евро) Экспорт 1999 Импорт 2005 1999 Сальдо 2005 1999 2005 В целом 16 645 56 397 34 272 106 729 –17 627 –50 331 Сырье: Пищевые продукты Сырьевые материалы Энергоносители Готовые изделия: 3 582 2 900 588 95 12 628 5 702 4 557 830 316 49 544 21 077 528 2 901 17 648 8 866 75 490 658 4 278 70 554 16 894 –17 494 2 372 –2 313 –17 553 3 761 –69 788 3 899 –3 448 –70 238 32 649 Химическая продукция Машины и транспортные средства Прочие готовые изделия Прочее 2 052 5 825 8 201 26 625 1 820 883 3 642 1 236 232 4 942 4 559 25 388 4 750 14718 6 163 12017 –1 413 2 702 435 1 151 4 329 14 344 –3 895 –13192 Источник: Eurostat news release. 28/2006 – 24 May 2006. 61 Торговля между ЕС-25 и Россией (1999-2005 гг.), Евростат РФ=>ЕС25 ЕС25=>РФ Доля РФ в импорте ЕС Доля РФ в экспорте ЕС Объем торговли, млрд евро 106,7 9,1 100 7,2 80 6,1 60,9 60 40 20 6,4 63 6,6 62 34,3 16,6 2,4 31,4 3,5 34,3 3,8 8 7,8 80,7 7 67,8 6 56,4 5,3 4,6 4,2 9 45,8 4,7 5 4 37,1 3 22,5 2,6 2 1 0 0 1 2 3 4 5 6 7 Доля РФ в общем объеме внешней торговли ЕС 10 120 62 ЕС25: Экспорт в Россию (1999-2005 гг.), Евростат 60 2,29 4,56 50 1,8 млрд евро 40 6,37 1,6 1,64 1,67 30 3,36 1,36 20 2,9 2,05 3,22 8,4 14,72 3,64 5,14 4,66 8,95 9,66 12,21 10,08 26,6 6,78 4,75 5,8 3,59 4,48 2,8 1,1 10 8,2 4 12,9 14,7 16,6 2001 2002 2003 21,5 0 1999 2000 2004 Прочие товары Продукты питания, напитки и табак Химическая продукция Прочие готовые изделия Машины и транспортное оборудование 2005 63 ЕС25: импорт из России (1999-2005 гг.), Евростат 110 100 19,9 90 4,3 80 12 17,5 млрд евро 70 15 60 50 40 12,8 13,9 3,6 3,1 9,8 8,8 14,6 2,8 7,4 3 4,2 10,9 8,4 70,6 20 7,6 2,9 6,2 10 17,7 30 34,7 37,2 37,3 2000 2001 2002 41,4 48,2 0 1999 2003 2004 Прочие товары Сырьевые материалы Прочие готовые изделия Минеральное топливо, смазочные материалы и другие подобные продукты 2005 64 Торговля между ЕС и РФ, машины и оборудование (1999-2005 гг.), Евростат 30 28 26,6 26 24 21,5 22 млрд евро 20 18 16,6 16 14,7 14 12,9 12 10 8,4 8 5,8 6 4 2 0,9 1 0,9 1 1 1,2 1,2 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 0 РФ=>ЕС ЕС=>РФ 65 ЕС-25 и Россия: прямые иностранные инвестиции (1995-2003 гг.), Евростат 14000 13419 12000 10693 10220 млрд евро 10000 8000 7320 6000 4949 4000 2000 4709 3969 2456 1641 2014 1417 2854 2419 2118 3932 2701 1765 776 0 1995 1996 1997 1998 1999 Приток ПИИ из РФ в ЕС-25 2000 2001 2002 Приток ПИИ из ЕС-25 в РФ 2003 66 Приложение 2 Декларированные цели "дорожной карты" по созданию Общего экономического пространства Россия – Европейский союз Сферы сотрудничества Цели сотрудничества Общие вопросы торгового и экономического сотрудничества Разработка гармонизированных и совместимых стандартов, регламентов и процедур оценки соответствия товаров там, где это целесообразно, в т.ч. путем развития интенсивного диалога в области регулирования и сотрудничества между компетентными учреждениями, укрепления институциональных возможностей. Государственные закупки Развитие транспарентных, основанных на конкуренции систем государственных закупок на всех уровнях, включая взаимный доступ к базам данных по тендерам. Права интеллектуальной собственности Совершенствование законодательной и правоприменительной систем охраны прав интеллектуальной собственности с целью повышения конкурентоспособности и улучшения инвестиционного климата через сближение систем регулирования с наилучшими международными стандартами и соглашениями. Конкуренция Сближение систем законодательства в области конкуренции и повышение эффективности реализации политики сторон в сфере конкуренции. Инвестиции Улучшение инвестиционного климата, в т.ч. за счет обеспечения транспарентности, предсказуемости и упрощения регулирования и его применения; содействие и облегчение взаимных инвестиций. Политика в области предпринимательства и экономический диалог Развитие углубленного диалога по экономической реформе и политике предпринимательства, включая обмен информацией по экономическим вопросам и политике, нацеленного на улучшение рамочных условий для деятельности экономических операторов и повышение их конкурентоспособности, включая диалог по промышленной политике. Межрегиональное и приграничное сотрудничество Финансовые услуги (банковское дело, страхование, ценные бумаги) Углубление и диверсификация межрегионального сотрудничества. Бухгалтерская отчетность / аудит и статистика Повысить транспарентность экономики и защиту акционеров, создать благоприятные условия для инвестиций путем применения самых высоких международных стандартов и норм в этих областях и предоставить экономическим операторам доступ к необходимой статистической информации. Сельское хозяйство, лесное хозяйство, рыболовство, санитарные и фитосанитарные меры Активизировать сотрудничество для содействия сближению норм регулирования в сельском хозяйстве, особенно по вопросам, относящимся к санитарным и фитосанитарным мерам, здоровью и эпизоотическому благополучию животных. Содействие торговле и таможня Облегчить, стандартизировать и автоматизировать процедуры, связанные с внешней торговлей, включая транзитные операции; повысить возможности Обеспечить, помимо прочего, стабильность финансовой системы, поддержать консолидацию здорового финансового сектора и эффективную систему защиты потребителей финансовых услуг посредством совершенствования законодательной базы, эффективного надзора и правоприменения в соответствии с самыми высокими международными стандартами и нормами, применяемыми к поставщикам финансовых услуг. 67 сторон по борьбе с мошенничеством, контрабандой и другими нарушениями; усовершенствовать консультационные механизмы торгового сообщества по вопросам потребностей его развития и реализации мер облегчения торговли при особом внимании к малым и средним предприятиям. Телекоммуникации, информационное общество и электронная торговля Транспорт Сотрудничество по созданию общего пространства Информационного Общества Россия-ЕС. Энергетика Интенсификация сотрудничества Россия - ЕС в рамках Энергодиалога Россия - ЕС с особым акцентом на рассмотрение вопросов, связанных с устойчивостью, надежностью и непрерывностью производства, распределения, транспортировки и использования энергии, включая энергетическую эффективность, энергосбережение и использование возобновляемых источников энергии. Для достижения этих целей представляется важным стимулировать и защищать инвестиции в энергетическом секторе, способствовать улучшению инвестиционного климата, содействовать достижению конвергенции систем регулирования и обеспечению высоких стандартов защиты окружающей среды. Космос Создание эффективной системы сотрудничества и партнерства между Российской Федерацией и Европейским союзом в ряде областей космической деятельности. Окружающая среда Содействие охране окружающей среды и соблюдению международных экологических соглашений, таких как Рамочная Конвенция ООН об изменении климата и Конвенция ООН по биологическому разнообразию, а также региональных конвенций, таких как Конвенция Европейской экономической комиссии ООН по защите и использованию трансграничных водных путей и международных озер, в целях обеспечения устойчивого развития, с особым акцентом на продвижении в сотрудничестве по вопросам изменения климата и экологии морей. Экологические темы должны быть включены и стать приоритетными во всех секторах. Работа на этом направлении должна учитывать существующие программы, такие как Партнерство по охране окружающей среды в рамках Северного измерения. Интенсифицировать сотрудничество посредством структурированного диалога по вопросам, представляющим взаимный интерес в области транспорта, с целью содействия взаимодополняемости транспортных секторов России и ЕС и постепенной интеграции транспортных сетей, устранения технических и административных препятствий и обеспечения возможности взаимодействия транспортных инфраструктур путем сближения соответствующего законодательства. 68 Кемень Ласло* (Венгрия) Сущность соседства: «интегратор» не может быть «императором» Спустя 16 лет можно всего лишь констатировать, что распад Советского Союза произошел окончательно. Образовалось 15 новых государств, которые уже живут самостоятельно и суверенно. Однако из-за множества разных причин – в первую очередь из-за глубоких национальных и родственных, человеческих связей, из-за общностей истории – эти страны и народы, живущие на этих территориях, неразрывно взаимосвязаны. Одновременно с процессом становления новых государств идет перераспределение их роли, влияния в глобальном мире, нахождения форм, методов, содержания взаимоотношений, взаимодействий новых стран между собой. Необходимо понять: кто что хочет, какие цели ставит перед собой? Все должны исходить из той нормы, что целью может быть только партнерство, взаимообогащение, а не взаимоуничтожение. Основополагающими принципами подхода к взаимоотношениям бывших союзных республик должны быть: конкретность; признание суверенитета и применение международного права. Россия тоже изменилась. Она не тождественна Советскому Союзу, и даже не равнозначна РСФСР. Россия самостоятельная, суверенная страна, новое государство, хотя и наследник того и другого. Проблемы те же, что и у всех, но более сложные, и решение их в международном плане требует большей ответственности. Проблемы ее отношений с новыми соседями взаимосвязаны и с внутренними процессами, и с международными стремлениями. Поэтому подход России в отношениях с новыми соседями должен быть очень умелым, бесстрастным, терпеливым и предметным. Во взаимоотношениях могут быть разные степени по качеству связи: соседство без особых связей; двухстороннее партнерство; многостороннее партнерство; разные формы и силы интеграции. Однако никак не может быть возврата ни по времени, ни по форме и содержанию, то есть ни к царской и другой империи, ни к советской форме союза. Для понимания сущности соседства и на этой основе политики России относительно соседей необходимо глубоко проанализировать те процессы, которые привели к нынешнему состоянию дел. Сначала нужно оценить общие вопросы: каковы причины распада Советского Союза; какие процессы привели к этому; как происходит интеграция в этом регионе; какова роль России и соседних стран в глобальном мире? 69 В оценке и прогнозах развития событий в СССР на Западе исходили из представлений, что СССР – последняя колониальная система и поэтому объективно идет процесс ее развала. Звучали пророчества о том, что судьба этой системы та же, что и Римской империи, скрупулезно подсчитали все симптомы начала распада. Аргументами этого являлись «бунты в колониях» (выступления в Азербайджане, Армении, Грузии и.т.д.); события на землях, присоединенных в 30-40-х годах в результате сговора Молотова – Риббентропа, в других западных областях, которые представляли собой буфер, будто бы защищающий Россию. Действительно ли Советский Союз состоял из России и других славянских народностей и «периферии», т.е. из народов-хозяев и народов-колоний, оккупированных территорий, или он все же действительно был союзом множества наций и народностей 15 равноправных республик? Каждый народ, нации СССР прошли свой исторический путь, на котором и сложилась трудная судьба как у народов России, так и народов других республик. Но они – одни более 70, другие около 50 лет – жили в единой общности одного государства. Всем был задан исторический вопрос: что перевесит национальная рознь, в которой обиды накапливались тысячелетиями, или те узы дружбы и крови, которые сложились в борьбе за выживание, с захватчиками, построение нового общества? Большинство граждан, которые голосовали за сохранение Союза на референдуме в 1989-м, и те руководители, которые разрабатывали «новый союзный договор», так и думали и надеялись, что быть может, люди, живущие в «периферийных» республиках, вспомнят о том, чем обогатило их совместное проживание в одной могучей Державе, гражданами которой они стали и смогли получить признание в мире именно как граждане этой Державы. Однако так не случилось. Заканчивался процесс подписания мирного договора по окончании холодной войны. За исход этого процесса шла ожесточенная борьба. М. С. Горбачев, осознавая историческую необходимость новой роли Советского Союза в мировом сообществе, принял условия президента Буша о необходимости «отступления» от позиций мировой Державы. Стоял вопрос: до какой степени продолжится это «отступление»? Было ясно, что в будущем сверхдержавы в центр своих устремлений должны ставить со всеми странами мира взаимодействие, на основе признания их самоопределения и интересов. Но, видимо, тогдашние руководители страны не предполагали, что это означает и разделение самой Державы – Советского Союза – на составлявщие ее доныне республики как самостоятельные государства. * Кемень Ласло – старший советник Правительства Венгерской Республики. 70 Опять же надо поставить вопрос: был ли развал Советского Союза исторической необходимостью, или в этом процессе превалировали, с одной стороны, хитрость и обман западных «партнеров», а с другой безответственность недальновидных «домашних» политиканов, рассчитывающих в первую очередь о своих преимуществах при развале СССР. События, процессы последних десятилетий показывают, что растаскивание по национальным квартирам не было исторической необходимостью и в определенной степени тормозит развитие глобализации. Главные актеры развала не продумали ужасающие последствия для народов Союза и всего мира, в результате «отступления» не только в пространстве, по крайней мере до границ славянских земель, но и во времени, вплоть до князя Владимира. В то же время нужно исходить из реалии мира. При анализе случившегося за последние два десятилетия необходим системный подход, а также подход с исторических позиций и с позиций стремления к лучшему. Идет активный процесс глобализаций мира. Это выражается во взаимозависимости от экологии, природных ресурсов, болезней (например, СПИДа) и т.д.; взаимной заинтересованности в предотвращении войн с применением ядерного оружия; в интеграции экономической, научной, гуманитарной сфер. В мире идет объективный процесс разрушения «железных зановесей» – реальных (вроде Берлинской стены) и виртуальных (вроде электронных) стен – ведь радиоволны, спутники связи, компьютерные сети, Интернет давно не знают границ. Одинаково легко сегодня, не сходя со своего рабочего места, принять участие в международных научных конференциях, телемостах или устроить катастрофу мирового масштаба типа Чернобыля. Развитие этих процессов – наглядное доказательство человечеству условности государственных границ, необходимости создания новых институтов сотрудничества или хотя бы сосуществования. Конечно, найдутся те, кто, даже и понимая объективность этих процессов, все же стремится к позиции силы, принуждения других, навязывания своих условий как самых справедливых, прогрессивных и т.д. Но это пробуждает инстинкт самозащиты народов, исторические судьбы которых еще не подвели к готовности быть равноправными партнерами. Процесс глобализации и интеграции протекает на фоне процесса артикуляции интересов наций, усиления жажды самоопределения, в первую очередь тех, которые ущемлены историей, среди них есть и нации, проживающие на территории бывшего СССР. Надо признать, что действительно национальная политика не всегда способствовала развитию национальной культуры, языка, традиций. Во имя общего ущемлялось частное. Роковую роль в этом процессе сыграло провозглашение создания новой исторической общности – „советский народ”, в результате неадекватного понимания и развития идеи интернационализма. 71 Перестройка открыла клапаны гласности, и на народы полились потоки самой противоречивой информации о судьбах их родины. Это важно в процессе роста самосознания, но одновременно может быть использовано в корыстных целях развития национализма, сепаратизма. Российская империя исторически складывалась в течение многих веков. Одной из целей революции 1917 года был подъем ее колоний. Только те, кто не знает историю или умышленно искажает факты, в оценках событий не учитывают, что после революции им была дана возможность выйти и продолжать свой исторический путь самостоятельно или остаться со всеми вместе. Народы этих царских колоний в ходе тяжелейших боев завоевывали право выбора – остаться в союзе с Россией. Остаться, но на качественно новом основании – равноправных республик, стремящихся построить новую общественную формацию социальной справедливости. С исторических позиций необходимо подойти и к оценке тех сепаратистских стремлений, которые проявлялись в европейских республиках и привели балтийские республики сразу же после распада к переходу в другое объединение, Европейский союз, а других – пример Украины – к русофобии. Их история тоже пронизана борьбой за построение нового общества, хотя и с принуждением со стороны власти. Вряд ли сегодня можно разобраться в сложной истории о том, кто был раньше на этих территориях, кто кем и чем владел, кто и когда присоединял и на каком основании, кто и кого эксплуатировал, чьими ресурсами пользовался. Вряд ли найдется такой судья, который сможет детально во всем разобраться, беспристрастно установить, в чем справедливость, найти истинные мерки для вынесения вердикта – быть или не быть в дружественных или хотя бы в нормальных отношениях с Россией и другими странами-братьями по Союзу. Если встать на позицию бесконечного предъявления счетов друг другу, то прийти к взаимному соглашению, по-видимому, невозможно. Парадокс в том, что все нации, не только прибалты, закавказцы, среднеазиаты, но и россияне ощущают, что они находятся в плену исторической несправедливости. Это ведет к ссорам, новым насилиям, психологическому и моральному террору, миллионным потокам беженцев, новому кругу исторических несправедливостей. Мировая история однозначно свидетельствует о том, что когда разум ослепляет национализм, опьяняют эгоистические иллюзии близкого рая только для себя или сверх обид только своей нации, тогда появляется религиозный фундаментализм и обязательно находятся виновные нации: армяне – в Азербайджане, азербайджанцы – в Армении и т.д. Тогда возрождается расизм, будь то антисемитизм или русофобия; изгнания и погромы турков- 72 месхетинцев или любых других наций, проживающих вне пределов своей исторической родины и в ней. Самоопределение наций – объективный исторический процесс. Игра на национальных чувствах идет против общецивилизационных тенденций. Выход из этой дилеммы – здоровый патриотизм. Уважай себя, прояви и отстаивай свои интересы, но только уважая других, узнавая и признавая их интересы. Толерантность и эмпатия – вот ключи к решению этих вопросов. Дорога к общецивилизационным процессам ведет не через сведения счетов, а через совместный созидательный труд, уважение интересов друг друга. Было предположение, особенно на Западе, что Россия не надолго отпустит свои бывшие союзные республики, для этого и был создан СНГ; а с другой стороны, не все могут прожить самостоятельно, очень быстро попросятся обратно. Распространенное выражение – «постсоветское пространство – явный отголосок этих мыслей. Однако прошло 16 лет, и уже всем понятно, что возврата нет. Те узы, которые обеспечивали целостность Союза, сразу же были разорваны. В экономике интегрирующим фактором являлся рубль, но он остался таким только для России, и наряду с ним во всех 14 новых странах появились свои «деньги». В идеологии общность должен был обеспечить марксизм-ленинизм, однако с распадом СССР образовался идеологический вакуум, который скорейшим образом везде заполнили разные виды религии и усиленные ими фундаментализм, национализм, сепаратизм и т.д. В политике однопартийная система охватывала державу, власть монополизировала коммунистическая партия. Но с распадом союзной державы рухнул и общественный строй, а самую суть политической системы заполнила «партийная смута». Общественный порядок и внешнюю оборону всей огромной страны обеспечивали КГБ и армия. И эти структуры были раздроблены. Образовались по странам свои внутренние системы безопасности и свои армии. Хотя стратегические силы сохранились. Характерно, что раздробление страны, состоящей из 15 республик, произошло не в результате спонтанных акций населения, не по желанию элиты этих республик (даже не все руководители были осведомлены о готовящемся сговоре). И все же исторически распад был подготовлен, и в момент окончания холодной войны, неизбежен. Новые государства образовались, а проблемы не исчезли. Существуют три основных вида проблем: внутренние; межнациональные, относящиеся в первую очередь к России, и международные. Главные проблемы – внутренние. Элиты новых государств «получили» страну, чтобы руководить ею, но они для этого не были готовы. Одни до этого жили и работали в Москве и, возвратившись, хотели занять ведущие позиции, а те, которые оставались дома, считали се- 73 бя достойными этих постов. «Домашние» давно были связаны с иностранными – особенно американскими, немецкими, английскими – «бизнесменами» и политиками, а «москвичи» опирались на связи с русскими. К тому же во всех новых странах старались избавиться от бывших советских руководителей, специалистов, особенно если они были русскими. Необходимо было решать множество вопросов, связанных с новой государственностью, политической системой, с переходом на рыночную экономику и т.д. В связи с этим появились и иностранные «советники». Национальные интересы еще не были осознаны, национальные стратегии еще не были разработаны, а «чудотворцы» уже висели на их шее, и иностранные державы осуществляли свои цели. Новые страны с момента их рождения сами по себе стали проблематичными, и еще им нужно было выработать свое отношение к бывшему Союзу и к России. От СССР они отказываются, будто бы это касается только России. А Россия для них и «норма» для подражания, и враг номер один, от которого происходит всякое зло, и большой сосед в доме, в котором раньше все были равноправными хозяевами. Пока роль «соседа» не всем и не во всем понятна. Направление дальнейшего развития России обсуждается повсюду. Для нее готовят сотни «русских путей», среди возможных путей есть и имперский. Быть ли вновь России великой империей или этот этап в ее истории навсегда пройден? Можно сказать, что нынешнее поколение унаследовало страну, которая возникла на обломках псевдоимперии Советского Союза. Та, в свою очередь, была построена на обломках настоящей империи – Российской. Многие – и внутри, и вне страны – задают вопрос: возможно ли создать мощную российскую империю? В задачу этого анализа не входит полное описание понятия империи. Исходим из того, что это сверхнациональное государство, в котором император правит людьми, народами, нациями, подчиненными колониями. К тому же такое государство состоит из господствующего народа и их вассалов. Эта форма государственности, общественной формации, может существовать только в тех условиях, при которых человек настолько подчинен другому человеку, что является его собственностью. Последние империи существовали и были характерными формами сосуществования наций в одном государстве, в эпоху феодализма. Буржуазно-демократические революции – под лозунгом: «свобода, равенство и братство» - как раз и уничтожали феодально-имперские строи. Это положение относится и к Российской царской империи. А возвращение к феодальным империям немыслимо ни где, в том числе и в России. Однако в сегодняшней России есть приверженцы царизма, которые не понимают анахронизм своих взглядов. Совершение прыжка «назад в будущее» в виртуальных попытках вернуть былое имперское величие и есть мысль о реставрации царского строя, то есть 74 феодализма. Также не понимают сущность проблемы и те, которые только выражают «имперское сознание». Имперский менталитет страны-преемницы может сохраниться на обломках империи, но они должны осознать, что даже видимость такого поведения вызывает отвращение и боязнь униженных колониальных народов бывшей империи, нынешних соседних стран. Таким противоречием и воспользуются те, кто стремится представлять Советский Союз и тем более страну-преемницу, настоящую Россию, как империю или стремящуюся стать империей. Запад мрачно оценивает в последние годы усиление России и считает ее поведение реорганизацией империи, включая территории постсоветских государств. Поэтому думается, что сущность соседства с бывшими колониальными регионами царской России, с республиками СССР, с нынешними суверенными государствами такова: «интегратор» не может быть «императором». Интеграция означает взаимодействие по обоюдному желанию. Такая интеграция необходима для этих стран, потому что из-за исторических, географических и других условий они могут развиваться, только поддерживая друг друга. Но к этому выводу они должны прийти самостоятельно. Интеграционное сознание предполагает взаимотерпимость, толерантность и эмпатию по всем делам и направлениям. Многонациональность, многоконфессиональность России и ее соседей усиливают осознание необходимости считаться с интересами всех соседей. В конце анализа главных тенденций процессов происходящих после окончания холодной войны, можно сделать следующие выводы: 1. Особенности мирного договора после окончания холодной войны. Была холодная война. Когда она закончилась, многие считали, что Америка победила, а страны бывшего соцлагеря и Советский Союз остались в побежденных. Такому мнению способствовал и распад Советского Союза. Но после 11 сентября 2001 г. стало понятно, что такой подход не верен и теперь все будет по-другому. Глобальный мир основывается на интеграции и партнерстве. И все должны понять, что нет побежденных и победителей — должны быть партнеры. Всем стало ясно, что нужно объединяться против общей угрозы – терроризма. Этот опыт показывает, что сущности мирного договора после «горячей войны» и холодной войны совершенно разные. Мирный договор после горячей войны говорит о том, что победитель диктует побежденному. А побежденные опять пытаются подняться и взять реванш. Значит, вновь произойдет какое-то столкновение интересов. Если таким же образом заканчивается холодная война, то не будет возможности быть партнерами, не произойдет интеграция, а все будут готовиться к реваншу. Ответственность, исходящая из все охватывающих процессов научно-технической революции, заставляет заинтересованные стороны принять к сведению, что холодная война закончилась «ничьей». Этот вывод подтверждают и 75 главные тенденции мирового сообщества, которые показывают, что все-таки глобализация идет по линии интеграции. Общей мыслью стало: трансформируемые страны должны интегрироваться в глобально изменяющийся мир. 2. Последствия распада Советского Союза: возрождение России и образование новых соседних государств на месте советских республик. Распад Советского Союза не противоречит вышесказанному, как и тот факт, что США не смогли стать единоличным лидером глобального мира. Долгосрочные процессы свидетельствуют о том, что прослеживается тенденция образования многополярного мира и сети интеграционных систем, в которых выравнивается степень развитости стран участвующих в них. Системообразующими полюсами являются – кроме России и США – и остальные страны Г8, а также Китай, Индия, Бразилия. В первую очередь они могут быть «интеграторами» всех остальных стран. Важно здесь заметить, что роль «интегратора» не может быть равнозначна роли «императора». Также здоровыми не могут быть процессы, в которых идет борьба за роль интегратора. В создании интеграционных систем должны учитываться демократическое самоопределение и интересы данной нации, исторические факторы, а также и геополитические, экономические интересы, безопасность всех стран. Взаимодействие интеграционных систем – залог мирного сосуществования. Такие принципы могут быть присущи и взаимоотношениям России с новыми соседями, странами бывшего СССР, а также с бывшими соседями, нынешними членами Европейского союза. 3. Перспективы взаимодействия России с соседними государствами. Все страны – и Россия, и все ее соседи – выработали свои самостоятельные стратегии относительно их места и роли в новом мировом пространстве. Однако стремление и возможности их могут и не совпадать. Необходимо учитывать и стратегию других мировых держав относительно места и роли России и всех ее соседей в глобальном мире. Учитывая все взаимосвязанные интересы и возможности, можно сделать вывод: государства – соседи России – суверенные, не придатки России; не подлежат насильственному воссоединению, однако глубокими историческими корнями взаимосвязаны и объективно заинтересованы в интеграции с Россией. Это не восстановление «русской империи», не воссоздание «советского союза» это возможное новое качество: свободная интеграция суверенных государств. 76 Havlik Peter* (Австрия) Restructuring and integration: challenges for EU-Russian relations Introduction European integration is at crossroads. After recent EU enlargements with the former socialist countries from Central and Eastern Europe (May 2004: the Czech Republic, Hungary, Estonia, Poland, Latvia, Lithuania, the Slovak Republic and Slovenia; January 2007: Bulgaria and Romania - NMS), as well as the stalemate following the rejection of a draft EU Constitutional Treaty by referenda in France and the Netherlands in 2005, the EU has been preoccupied by internal debates. Future EU enlargements (Turkey, Croatia, Macedonia are moving slowly forward, other Western Balkan states are all potential candidates) seem to be put on hold while the EU Neighbourhood Policy (ENP) is in disarray and remains largely toothless. The attitudes towards future enlargements (Turkey’s EU membership in particular) became negative in several EU member states (in particular in Austria, France and Germany), the outstanding Stabilization and Association Agreements in Western Balkans are hostage to the settlement of Kosovo status while the design, scope and conduct of EU Eastern Neighbourhood Policy became more controversial as several NMS (especially Poland and the Baltic States) are bringing new accents.1 The ENP’s implementation has been complicated also by disappointments in the actual developments of the ‘Orange’ revolution in Ukraine, the crisis in EU relations with Belarus and – last but not least – by a marked deterioration of EU-Russian relations. The evolution of EU-Russian Strategic Partnership is unclear after the expiry of the Partnership and Cooperation Agreement (PCA) in November 2007. For all these policy directions new initiatives and sustained efforts of both the EU and Russia are badly needed. Growth and integration moving ahead At the same time, the European economy (Germany in particular) has emerged from the period of weak growth surprisingly robust and the EU enlargement has been a clear economic success.2 The NMS have been currently growing on average by close to 6% per year, the economic growth Хавлик Питер – заместитель директора Венского института международных экономических исследований. 1 For a recent assessment see, for example, Emerson, M. (2007), “The wider neighbourhood is in not such good shape”. European Neighbourhood Watch, No. 29, July, CEPS, Brussels; Barisch, K. (2007), “Russia, realism and EU unity”. Policy Brief, Centre for European Reform, July, London. 2 See Gligorov, V., Richter, S. et al., (2007), „ High Growth Continues, with Risks of Overheating on the Horizon“. wiiw Research Reports, No. 341, July, Vienna. * 77 and stability in Western Balkans future member states (FMS) have markedly improved as well. GDP growth in Belarus, Kazakhstan, Ukraine and Russia (NIS) – driven initially by the post 1998 financial meltdown, devaluations and high commodity prices, but with booming domestic demand and first signs of economic diversification recently emerging – continues to match, if not outperform, even the most successful NMS. All three groups of countries – the NMS, FMS and the CIS – are emerging as dynamic growth regions and are rapidly catching up (the latest wiiw economic forecasts confirm this positive outlook – see Tables 1 and Figure 1). Disregarding signs of overheating in the region (in particular in the Baltic States as well as in Bulgaria and Romania), investment flows have accelerated – and these flows are now moving not only from West to the East but, perhaps surprisingly and sometimes controversially, from East to West as well. Meanwhile, the trade integration of the European economy continues to increase: not only is the intra-EU trade of key importance especially for the NMS, but the EU (in particular after recent enlargements) has become the leading trading partner in particular for Russia (55% of exports), but for Ukraine (28%) and even for Belarus (45% of exports) as well. In contrast to a rapidly diminishing role of the CIS in the foreign trade of Russia (in 2006 only 14% of Russian exports and 16.2% of imports were traded within the CIS), the share of the CIS (and of Russia in particular) remains still high in the foreign trade of both Ukraine and Belarus – especially as far as imports of energy are concerned.3 Belarus’ and Ukraine’s dependence on the Russian energy deliveries is a well known fact (reiterated by the recent price disputes). However, not less important is the CIS market (and here again Russian in particular) for the two former countries as a market for their exports – especially of manufactured products.4 In the European Union (EU-27 after the latest enlargement), the domestic market plays a key role and the trade integration is rather close (about two thirds of all EU imports represent transactions within the EU). The share of NMS in overall EU imports has been rapidly increasing (from 3.9% in the year 2000 to 5.8% in 2006 – see Figure 2). Only 3.7% of EU imports originate in Russia; EU imports from Belarus and even Ukraine are negligible. The intra-EU orientation of the NMS is even more pronounced (and rising). In 2006, less than 27% of NMS imports came from outside the EU (of which 8.8% were from Russia and less than 1% from Ukraine – see Figure 2).5 Yet the NMS have been successful not only in penetrating western EU markets: a very important by-product of the accession and integration processes has been a dynamic speed of 3 4 5 In 2006, 43.6% of Belarus exports (and 65% of imports were traded with the CIS. The corresponding figures for Ukraine were 33% (exports) and 45% (imports) – see Statistical Bulletin CISSTAT, No. 6, 2007, Moscow, p. 65. For more details see INDEUNIS papers by Havlik (2006) and Pindyuk (2007). There is a wide dichotomy between the commodity composition of exports to the CIS and the EU, in particular regarding Belarus – see Havlik and Astrov (2007), as well as Table 3 below. However, the importance of Russia as the energy supplier is much bigger – especially for the NMS – see Figure 3. 78 (re)integration within the NMS themselves: the share of intra-NMS imports in their total imports increased from 9.5% in 2000 to more than 14.3% in 2006 (Figure 2). In short, the European growth is on track and the economic integration is progressing “from the bottom”, driven by both the accession process (in the NMS and less clearly also in Western Balkans) and by growing business interests in rapidly expanding lucrative markets farther East (especially in Russia). EU trade and investments in these dynamic markets grow despite a difficult and unclear contractual environment (PCA with Russia ending, the envisioned Deep Free Trade agreement with Ukraine may not meet the latter’s expectations, disrupted relations with Belarus, SAA with Serbia stalled over Kosovo issue, etc.). Institutional framework for doing business in wider Europe is in a clear mismatch with economic reality, challenging not only the future European integration but also its competitiveness in a global economy. Next integration steps are complicated not only by internal EU disputes, but also by a growing Russian assertiveness linked to its growing economic strength and attempts to restore influence on the post-Soviet space where it views EU inroads (including Neighbourhood Policy) as an unwelcome intrusion in its traditional sphere of influence. This, in turn, is viewed with suspicion by several NMS (especially by Poland and the Baltic States) where the distrust in Russian intentions is particularly strong. However, some Russian recent and at least in part apparently politically motivated actions vis-à-vis its “near abroad” (energy price disputes, trade sanctions, restrictions on migrant workers) are not instrumental to the promotion of economic cooperation within the region either. All these relatively recent developments raise many – sometimes unexpected - questions and new challenges for Europe, its growth, stability and competitiveness in a global economy. EURussian relations are of particular relevance for the future of European economic integration with broader implications for growth performance and the international competitiveness of Europe in a globalized economy. Given the present stalemate in enlargement and neighbourhood policies evolution, the narrowing of a distance between EU membership and non-membership in absence of a strong accession anchor is very important.6 The present paper draws on a wide body of ongoing research, using as points of departure the experience, results and policy implications from the recently completed INDEUNIS research project.7 It outlines several key problem areas which 6 For a more detailed discussion see Tsoukalis, L., (2007), “Global, Social & Political Europe”. ELIAMEP, July, Athens. 7 INDEUNIS, an international research project coordinated by wiiw and financed by the European Commission (Sixth Framework Programme) brought together ten research institutes from Austria, Poland, Hungary, Estonia, Finland, Russia, Belarus, Kazakhstan and Ukraine who jointly investigated the experience with economic transition, industrial restructuring and integration in both the New EU Member States from Central and Eastern Europe (NMS) and selected Newly Independent States (NIS: Russia, Ukraine, Belarus, Kazakhstan and Moldova). Nearly 50 papers written within the project are accessible at the project website http://indeunis.wiiw.ac.at/. The key findings and policy implications will be available in an edited volume end-2007. 79 affect the evolution of future EU-Russian relations in the context of a broader European economic integration. Restructuring and integration Restructuring and integration can be seen as two sides of the same “transition” coin. Russia has made considerable progress in both areas, yet it still lags behind the NMS (though not necessarily behind other CIS such as Ukraine and Belarus). It is generally agreed that while the CIS lag behind the NMS in reforms and restructuring, the transition paths followed are fairly similar. As INDEUNIS has project shown, both groups of countries underwent during the last one and half decades an overlapping sequence of structural change, roughly in four stages: 1) geographical reorientation of trade, 2) change of commodity composition in output and trade, 3) integration into European (and global) markets based on comparative advantage, 4) beginning of shifts up the ladder of comparative advantage. The NMS-CIS lag is largely explained by the initial delays in market reforms and a subsequent slower pace and not by worse starting conditions or more “radical” reforms. Essential reforms started with a five- to ten-years delay for many reasons including extended policy debates, opposition of old and new vested interests, local conflicts, and the absence of EU accession perspective. That perspective was important for the NMS as it reinforced the political determination to proceed with reforms (which were also stipulated by the EU Association Treaties). In contrast to Western Balkans FMS (and even there with some important qualifications), the CIS are unlikely to obtain an EU accession perspective anytime soon (Russia does not even want that perspective since it considers itself “special” with own growth strategy and alternative integration aspirations – see below). Other available external institutional ‘anchors’ – in particular WTO membership – may have been too weak for a committed pursuit of reforms, partly also because a direct financial “carrot” may be negligible.8 One way to replace the lacking accession anchor is to offer better access to the European market and programmes to those who are 8 Effects of WTO accession are generally small – albeit positive. Indirect positive effects of increased competitive pressures are more important than direct trade and welfare effects (see the respective INDEUNIS papers). One observes harmonization of the CIS legislation with the EU standards. It is not clear whether the adoption of specific EU standards will contribute to faster growth in or modernization of the CIS. In the NMS the legislative convergence turned out to be a profitable investment (EU membership, large transfers from the EU budget). But, as already pointed out, the association of CIS with the EU cannot be assumed, even in the long-term perspective. 80 not already members, i.e. to reduce the distance between membership and non-membership (Tsoukalis, 2007). What can be done? Domestically, a policy aimed at the reduction of reform and development gaps of CIS, particularly Russia, vs. the NMS may include a number of options: advance/complete the liberalization and institutional development processes; provide more government budget for renewing and expanding infrastructure in roads, telecommunications, scientific research; establish an Industrial Policy (IP) to promote priority sectors, hi-tech exports, using budgetary and tax-relief mechanisms; use tariff and other protection under an IP policy for temporary support to infantindustries or a revival of old industries. The main conclusion stemming from the experience of structural change in the NMS is that their consequent and predominantly liberal policies of reforms have been economically very successful, and provide an object lesson for both the CIS and Russia. The major component of NMS success has been a fairly steady progress in market reforms, including liberalization and openness to FDI, and institutional developments which were fostered by an integration perspective (WTO, OECD and, finally, the EU). For Russia and other CIS, following the same path despite the problems early delay has caused, would seem to be the best recommendation. Corporate governance and other crucial aspects of institution building, in which differences between NMS and other transition countries are rather obvious, are the key to explaining NMSNIS differences (not the speed of trade liberalization, macro policies, etc.). Corporate governance problems represent a significant deterrent to foreign investors – in the privatization process, in becoming outside owners of private (privatized) enterprises, as well as in establishing new (both domestically and foreign-owned) firms – although the situation has been improving recently. Strong state involvement in the form of Industrial Policy is a tempting and increasingly popular option (particularly in Russia, however not only there), but it provides no guarantee for success and creates a risk of abuse, corruption and large budgetary costs.9 The creation of general economic circumstances that are favourable for both foreign and domestic investors is therefore crucial for growth and competitiveness. In the creation of such conditions, progress in Russia has been rather limited, and without such progress, satisfactory and sustainable economic, industrial and trade 9 For the recent review of industrial policy and its (mixed) effects in the European Union see Maincent and Navarro (2006). 81 development cannot be achieved. Establishing a modern market economy’s institutional system has to be continued in the NMS, and has to be accelerated, starting from a still rather low level, in the CIS (including Russia). All of the above requires a strong and independent judiciary – a problem which is not fully solved even in the NMS – and has important implications for business strategies of European companies, EU-Russian relations and even for Russia’s own integration aspirations in the “near abroad”. The main policy implications of the previous research, in particular within the above mentioned INDEUNIS project, focus on three broad areas: industrial policy, the role of Foreign Direct Investments (FDI) and of European (not only EU) integration. The key findings, important also for future EU-Russia relations, are summarized below. Industrial policy still misunderstood The Russian government recently endorsed long-term development strategies for several industries and set national priorities for mid-term development. These are, however, not sufficiently supported by any effective policies for encouraging investments in the priority areas, and have so far failed to markedly redirect the overall economic policy. The present industrial policy à la Russe is understood as a set of government measures influencing business entities, exercised in order to encourage their active involvement in structural and technological modernization or a rapid development of individual industrial sectors. Specific investment programmes in various priority areas are to pool financial and technological resources for economic modernization, financed via special development institutions including wide involvement of private capital within the frameworks of public-private partnership (significantly FDI policy is not mentioned). The argument of possible inefficiencies of industrial policies and the danger of corruption is not accepted, it is argued that the “strong state” will prevent abuse and the “quality of bureaucrats will improve together with tasks they handle10. Important counter-arguments provides i.a. Soos in one of INDEUNIS papers (see Soos (2007), quoting Mille (2006): ‘Rather than wishing for ‘‘more honest’’ officials, or prioritizing stricter controls and penalties (as do the public) or higher salaries (as do officials) as solutions to the problem of corruption—the analytic findings point to the importance of reducing the situations in which corruptibility is most likely to be translated into corruption. Reforming situations means providing clients with alternative access points and better appeal procedures. It means more 10 See Grinberg, R. (2007), “Restructuring and economic reforms in Russia: a plead for an effective industrial policy”, http://indeunis.wiiw.ac.at/index.php?action=content&id=wp6. 82 clearly and publicly set out rights for clients on the one hand and more clearly and publicly set out user charges, tariffs or ‘‘price lists’’ on the other.’, see Mille (2006). Maincent and Navarro (2006) found that the economic arguments in favour of targeted industrial policies are controversial, though in some circumstances they may succeed in fostering growth of national companies. Indeed, it is fair to say that after some disappointment with horizontal industrial policy there has been a revival of interventionist instincts also in the EU. However, the authors find that the risk of failure in picking the winners is particularly great in high technology sectors where the risk of making wrong choices is particularly high. Supporting research and innovations, the access to technology by small and medium sized enterprises is certainly beneficial. Foreign Direct Investment The weakness of FDI inflows into the CIS is a serious deficiency (Table 2). Though FDI cannot be the predominant source of investment financing (and Russia has nowadays enough own resources), FDI plays multiple important roles, and this could benefit the CIS, too.11 The NMS nowadays attracts both new FDI projects and upgrading investments ranging from simple efficiency-seeking to more complex network-type integrated production. Foreign penetration has supported the upgrading of industrial structures and improved competitiveness. Empirical analysis shows that industrial integration through FDI has led to considerable increases in productivity, technology and quality, as well as in sales and exports of the NMS where new dynamic sectors emerged (Hunya, 2006). A comparison of NMS-NIS export structures is telling: whereas the NMS have become major exporters of manufactured products (90% of their exports to the EU), especially of motor vehicles, radio, TV and communication equipment as well as machinery, Russian exports to the EU consist mainly of oil and gas (55% of the total), refined petroleum (16.8%) and basic metals (11%). These three product groups made up more than 80% of Russian exports to the EU - see Table 3. The concentration on low value added basic manufactured goods is high also in Belarus’ exports to the EU (refined products: 55%), exports of Ukraine (basic metals: 34%) and Kazakhstan (oil and gas: 80%, basic metals: 14%). Nevertheless, the direct link between FDI and economic growth in transition countries is not certain (Jensen, 2006). In Russia and other CIS, much of the investment inflows recorded so far stem probably from Russian-owned assets held offshore and reinvested in Russia or CIS, rather than from foreign 11 Soos (2007) provides a useful brief overview as well as the list of relevant literature. 83 investors proper bringing fresh capital, technology and management know-how.12 Several INDEUNIS papers show that Russian FDI policy is still to a high degree protectionist and the infant-industry arguments prevail over concerns about the benefits of economic freedom. FDI policy is not considered as an integral part of industrial policy (also in Ukraine, FDI policy seems to be far from being considered an integral part of economic policy – despite frequent political statements “welcoming” FDI). Russia’s greatest untapped potential lies in efficiency-seeking FDI. With its technological capabilities and human skills, Russia could become a major international engineering hub (Ukraine, Kazakhstan and even Belarus may also have such potential). But the success may prove inadequate under a scenario of intense global competition for FDI projects, in which case the country would also need to upgrade its investment promotion efforts, including the liberalization of FDI and the provision of targeted incentives. If that happens, Russia could multiply its inward FDI stock within a relatively short period of time. One of important caveats is that before this happens, Russia could become a too expensive location for export-oriented FDI projects. Besides, both the size of Russian economy, national security concerns and its abundance of natural resources will doubtlessly shape FDI flows differently from patterns observed in the NMS. Furthermore, the role, patterns and effects of outward Russian FDI is becoming an increasingly hot topics which requires additional research.13 The above aspects have again important implications for both potential relocation of production to Russia, the adequate business strategies of European firms and for EURussia economic relations. Directions of future European integration Closer economic integration between the enlarged EU, the CIS and Russia in particular requires further mutual trade liberalization and encouragement of cooperation in various fields such as in industry, transport infrastructure and research. The EU – the stronger side – should be expected to lead the process.14 A contrasting view, increasingly popular in Russia, is that Russia is different from both the NMS and other CIS: it is big and does not wish, or need, to integrate with the EU. According to this view, Russia should develop its own integration space encompassing the bulk of the post-Soviet area (The Common Economic Space). Integration within that space should create an economy that would be multi-country, multi-sector but basically inward-oriented. 12 13 14 This is implied by available data on FDI by home countries where Cyprus is the leading investor in Russia (34% of total FDI stocks in 2006) and the second biggest (after Germany) in Ukraine (14% of FDI stocks) – see Hunya (2007b). INDEUNIS was one of the first research projects which analysed this issue in more detail. This argument was emphasised also by Tsoukalis (2007). 84 However, before that were to happen Russia would have to change its sturdy behaviour towards its potential integration partners, offering incentives for such an integration project instead of threats when the potential partners are hesitant. Yet there is a broad agreement that the relationship between the enlarged EU and the CIS requires a more intensive search for constructive approaches to the interaction within the triangle of Russia – EU – CIS countries. Turning the space of the common ‘near abroad’ of both Russia and the EU into a conflict area would be deplorable. Both Russia and the EU should develop coordinated “neighbourhood” policies which should recognize the futility of ‘competing integrations’ in relation to the CIS with Russia trying hard to involve its major partners in the Customs Union of the ‘Four’ (Belarus, Russia, Kazakhstan and Ukraine) and the EU hindering this process while offering those countries no clear prospects of deeper EU economic integration. The Single Economic Space integration should be an ‘interface’ project between the EU and the CIS, as part of the gradually evolving Common European Economic Space.15 Conclusions Trade and investment integration of the European economy has been rapidly progressing yet there is a clear mismatch between (mostly successful) activities of individual companies and the existing institutional framework. It can be realistically assumed that all major CIS (including Russia and perhaps even Belarus) will become WTO members in the next 2-3 years. However, neither WTO membership (see example of Moldova) nor PCA can be seen as sufficiently strong and credible institutional anchors for stability and consequent institutional reforms.16 An equally sober assessment regarding the anchoring impact of an envisaged Deep Free Trade Agreement with Ukraine, not to speak about the uncertain post-PCA deal with Russia, has to be made.17 The existing regional trade arrangements such as CEFTA in Western Balkans or the CES in the CIS (in both plays the EU a key role as a major trading partner of the countries concerned) are also not sufficient alternatives to a broader Common European Economic Space (CEES) encompassing both the enlarged EU, Western Balkan countries and the CIS. Although the CEES is economically preferable (another major conclusion from INDEUNIS project), it is currently for various reasons not a realistic option – at least in the short and medium run owing to diverging political interests and the existing bilateralism in EU’s external relations. Still, this does not mean that partial integration steps in selected areas of common interests could 15 16 17 See Glinkina, S., Kulikova, N. (2007); Havlik and Astrov (2005). Even a distant perspective of EU membership may not be sufficient as a factor of stability – see Tsoukalis (2007). A recent (not yet published) study on the feasibility and general economic impact of a free trade agreement between the EU and Russia by CASE argues that both parties would benefit, particularly if it is a deep one – see CASE eNewsletter July/August 2007. 85 not be pursued. Among these are such urgent issues like energy supplies (including problems of energy security and transit), further liberalization of trade and investment flows and the labour market challenges affecting European growth and competitiveness (emerging shortages of skilled workers, including labour migration, in both East and West), institutional developments (in particular corporate governance issues) and further financial markets integration. Furthermore, the very important proposition that “Russia is different” and can pursue its own development and integration strategies has to be more thoroughly investigated.18 Given the strong evidence regarding beneficial effects of EU integration, in particular for (but not only) the NMS, as well as important – though often lopsided – EU-Russia-NIS trade links there is an urgent need for further steps towards a broader and smooth European economic integration. From the outside it seems that Russia now represents the main (though not the only) stumbling block: it seems to be no coincidence that Russian external relations with most of its neighbours have recently deteriorated: not only with the EU (where some NMS could be blamed), but also with Ukraine, Georgia and even Belarus. Joint actions are therefore needed, not only by the EU (which should, as a stronger partner lead the initiative), but by Russia as well, in order to create conditions for an improved partnership and cooperation in a wider common European economic space. Indeed, this could be one of the key parts of the new EU-Russia agreement following the expiry of current PCA. In any case, a turnaround from confrontation to cooperation is urgently needed. Selected references: (apart from INDEUNIS papers which are all available at: http://www.wiiw.ac.at/e/research_networks_indeunis.html) Barrell, R. – Holland, D., [2000], Foreign Direct Investment and Enterprise restructuring in Central Europe, Economics of Transition, Vol. 8, No. 2, pp. 477-504. Barisch, K. (2007), “Russia, realism and EU unity”. Policy Brief, Centre for European Reform, July, London. Bevan, A. A. – Estrin, S. [2004], The determinants of foreign direct investment into European transition economies, Journal of Comparative Economics Vol. 32, No. 4, pp. 775–787. 18 For the context see Zhuravskaya, E., (2007), “Whither Russia? A Review of Andrei Shleifer’s A Normal Country”. Journal of Economic Literature, Vol. XLV, March, pp. 127-146, as well as a broad current discussion in Russian press. 86 Carstensen, K. – Toubal, F. [2004], Foreign direct investment in Central and Eastern European countries: a dynamic panel analysis, Journal of Comparative Economics Vol. 32 No. 1 pp. 3– 22. Crespo, N. [2007] Determinant Factors of FDI Spillovers – What Do We Really Know?, World Development Vol. 35, No. 3, pp. 410–425. Damijan, J. P. –Knell, M. –Majcen, B. –Rojec, M. [2003], The role of FDI, R&D accumulation and trade in transferring technology to transition countries: evidence from firm panel data for eight transition countries, Economic Systems Vol. 27, No. 1, pp. 189-204. Dollar, D. – Hallward-Driemeier, M. – Mengistae, T. [2006], Investment Climate and International Integration, World Development Vol. 34, No. 9, pp. 1498–1516. Emerson, M. (2007), “The wider neighbourhood is in not such good shape”. European Neighbourhood Watch, No. 29, July, CEPS, Brussels. Frenkel, M. –Funke, K. – Stadtman, G. [2004], A panel analysis of bilateral FDI flows to emerging economies, Economic Systems Vol. 28, No. 3, pp. 281–300. Gligorov, V., Richter, S. et al., (2007), „ High Growth Continues, with Risks of Overheating on the Horizon“. wiiw Research Reports, No. 341, July, Vienna. Hamilton, C. B. [2005] Russia’s European economic integration. Escapism and realities, Economic Systems Vol. 29, pp. 294–306. Havlik, P. (2003), “Russia and the European Union”. In Contemporary Europe. Social and Political Research Journal. (in Russian). Institute of Europe, Moscow, No. 1, pp. 32-38. Havlik, P. (2003), “EU-Erweiterung: Implikationen für Wachstum und Wettbewerbsfähigkeit”. In Europäische Rundschau, Wien, No. 3, pp. 31-40. Havlik, P. (2004), „Russia, European Union and EU Eastward Enlargement“. In G. Hinteregger and H.G. Heinrich (Eds), Russia – Continuity and Change. SpringerWienNewYork, pp. 363378. Havlik, P. (2004), “Structural change, productivity and employment in the new EU member states” (together with M. Landesmann). In: Economic Restructuring and Labour Markets in the Accession Countries. Employment and Social Affairs. EC DG Employment, Social Affairs and Equal Opportunities, Brussels, December, pp. 1-22. (http://europa.eu.int/comm/employment_social/employment_analysis/restruct_sem_en.htm) Havlik, P. (2005), “The Enlarged European Union and Its Eastern Neighbourhood” (with Vasily Astrov). In: K. Liuhto and Z. Vincze (Eds), Wider Europe. Esa Print Oy 2005, pp. 169-195. (published also in Journal of East-West Business, Vol. 11, No. 1/2, pp. 13-44). 87 Havlik, P. (2005), „Central and East European Industry in an Enlarged European Union: Restructuring, Specialisation and Catching-Up“. In: Économie Internationale, No. 102, pp. 107132. Havlik, P. (2007), “Ukraine, Belarus and Moldova: Economic Developments and Integration Prospects” (with Vasily Astrov). In: D. Hamilton and G. Mangott (Eds), The New Eastern Europe: Ukraine, Belarus & Moldova. Center for Transatlantic Relations, John Hopkins University, Washington D.C., pp. 127-147. Hunya, G., (2006), “Can internationalization through inward FDI be advantageous for Russia?”. INDEUNIS Paper (http://www.wiiw.ac.at/indeunis. Hunya, G., (2007), “wiiw Database on Foreign Direct Investments in Central, East and Southeast Europe: Shift to the East”. wiiw, Vienna. Jensen, C., (2006), “Foreign Direct Investment and Economic Transition: Panacea or Pain Killer?”, Europe-Asia Studies, Vol. 58, No. 6, September, pp. 881-902. Kaufmann, D. –Kraay, A. – Mastruzzi, M. [2006], Governance Matters V: Aggregate and Individual Governance Indicators for 1996–2005, WPS 4012, The World Bank, Washington, D. C. Mille, W. L. [2006], “Corruption and Corruptibility”, World Development Vol. 34, No. 2, pp. 371–380. Maincent, E., Navarro, L.., (2006), “A Policy for Industrial Champions: from picking winners to fostering excellence and the growth of firms”. Industrial Policy and Economic Reforms Papers, No. 2, EU DG Enterprise and Industry, Brussels, April. Pindyuk, O., (2007), “Foreign trade restructuring in Belarus and Ukraine: a comparison”. wiiw Monthly Report, No. 6, Vienna, pp. 4-13. Shleifer, A. – Treisman, D. [2000], Without a Map. Political Tactics and Economic Reform in Russia, MIT Press, Cambridge, Mass. Tsoukalis, L., (2007), “Global, Social & Political Europe”. ELIAMEP, July, Athens. Zhuravskaya, E., (2007), “Whither Russia? A Review of Andrei Shleifer’s A Normal Country”. Journal of Economic Literature, Vol. XLV, March, pp. 127-146. 88 Overview developments 2005-2006 and outlook 2007-2008 Table 1 GDP Consumer prices real change in % against previous year 2005 2006 2005 2006 Czech Republic Hungary Poland Slovak Republic Slovenia NMS-5 2)3) 6.5 4.1 3.6 6.0 4.0 4.5 6.4 3.9 6.1 8.3 5.2 5.9 5 2.7 6 8.5 5 5.4 5.2 3.1 5.5 8 5 5.2 1.9 3.6 2.1 2.7 2.5 2.4 2.5 3.9 1.0 4.5 2.5 2.1 3 7.0 2.3 3 2.6 3.3 Bulgaria Romania 6.2 4.1 6.1 7.7 6 6.0 6 5.5 5.0 9.0 7.3 6.6 10.5 10.6 7.6 4.8 11.4 11.9 7.5 6.5 9.5 8.9 7 5.7 8.4 8 6.5 5.5 4.1 6.7 2.7 3.6 EU-15 3) EU-25 2)3) EU-27 2)3) 1.6 1.9 1.9 2.8 3.1 3.2 2.7 3.0 3.0 2.5 2.8 2.8 Croatia Macedonia Turkey 4.3 3.8 7.4 4.8 3.1 6.1 5 4 5.5 Albania 4) Bosnia and Herzegovina 4)5) Montenegro Serbia 5.6 5.5 4.0 6.2 4.9 6.2 6.5 5.7 Russia Ukraine 6.4 2.6 10.4 Estonia Latvia Lithuania NMS-10 2)3) China 2007 2008 forecast Unemployment, based on LFS change in % against previous year 2007 2008 Forecast 1) Current account Rate in %, annual average 2005 2006 2.8 3.5 2.5 2 2.3 2.7 7.9 7.2 17.8 16.2 6.6 14.1 7.1 7.5 13.9 13.3 6.0 11.5 6.3 7.7 11 11 5.8 9.7 5 4.0 5 4.5 10.1 7.1 9.0 7.2 4.4 6.8 3.8 3.2 5.5 7.5 5 3.7 5 7 5 3.3 7.9 8.7 8.3 9.7 2.1 2.1 2.3 2.2 2.2 2.3 . 2.0 2.0 . 1.9 2.0 5 4 6.5 3.3 0.5 8.2 3.2 3.2 9.6 2.8 3 7.5 5 6 5 5 5.5 6 5 5 2.4 3.0 2.3 16.2 2.4 7.2 3.0 11.6 6.7 7.1 6.9 6.5 5.2 6 12.5 13.5 10.7 10.5 10 1.8 in % of GDP 2007 2008 forecast 2005 2006 2007 2008 forecast 6 7.7 10 10 5.5 9 -1.6 -6.9 -1.7 -8.6 -2.0 -3.1 -3.1 -5.8 -2.3 -8.3 -2.5 -3.5 -4.3 -4.6 -3.0 -4.7 -2.2 -3.6 -4.4 -3.8 -3.5 -4.1 -1.5 -3.7 7.5 7 7 7 -12.0 -8.7 -15.8 -10.3 -16.5 -13.0 -15.0 -11.6 5.9 6.8 5.6 10.0 5 6 4.5 8.7 4.5 5.5 4 8.1 -10.5 -12.6 -7.2 -4.6 -14.8 -21.1 -10.8 -5.7 -13.8 -19.5 -11.1 -6.2 -11.5 -19.0 -10.4 -6.0 7.9 8.8 8.7 7.4 8.0 7.9 6.9 . 7.2 6.5 . 6.7 0.01 -0.18 -0.27 -0.15 -0.40 -0.51 . . . . . . 2.3 3 5 12.7 37.3 10.3 11.1 36.0 9.9 10.8 35 9.5 10.3 35 9 -6.3 -1.4 -6.4 -7.6 -0.4 -7.9 -7.7 -1.9 -6.9 -7.1 -1.8 -6.3 2.5 3.7 3 8 3 2 3 6 14.2 44.2 30.3 20.8 13.9 31.1 30.0 20.9 14 30 30 22 13.5 30 30 23 -7.4 -21.3 -8.9 -8.5 -7.6 -11.4 -29.4 -11.4 -8.5 -10.9 -15.2 -12.5 -6.6 -9.2 -15.2 -11.5 9.8 9.1 8 10 7 9 7.2 7.2 7.2 6.8 7 6.5 6.5 6.4 11.0 3.1 9.6 -1.5 6.6 -3.8 5.3 -4.9 1.5 2.8 2 . . . . 7.2 9.5 8.5 6.6 Note: NMS: The New EU Member States. 1) LFS - Labour Force Survey. - 2) wiiw estimate. - 3) Current account data include flows within the region. - 4) Unemployment rate by registration, end of period. - 5) From 2006 data based on first LFS April 2006. Source: wiiw (June 2007); Eurostat; forecasts for EU-15 and the Baltic States: European Commission (Spring 2007); wiiw. 89 Figure 1 Real per capita GDP in transition countries, at PPP European Union (25) average = 100 New EU Member States Bulgaria Romania Poland Lithuania Latvia Hungary Slovak Republic Estonia Czech Republic Slovenia 100 80 60 40 20 0 1995 2000 2007 2010 2015 East and Southeast European Countries Albania Montenegro Macedonia Bosnia & Herzeg. Turkey Serbia Russia Croatia Ukraine 100 80 60 40 20 0 1995 2000 2007 2010 Remark: Projection assuming a 3 percentage points growth differential with respect to the EU-15 after 2007 Source: National statistics, Eurostat, wiiw estimates. 2015 90 Figure 2 Regional composition of imports, 2000 and 2006 EU-25 2000 9% 2006 0% 0% 5% 0% 8% 1% 13% 78% 86% NMS-10 2000 18% 2006 2% 17% 2% 1% 1% 52% 19% 60% 28% Extra-EU Ukraine NMS-10 Belarus Source : wiiw calculations based on Eurostat Comext database. Russia 91 Figure 3 Shares of Russia in EU energy imports, 2000, 2004 and 2006, in % of total 100 80 60 40 20 0 Bulgaria Latvia Czech Republic EU25 2000 Source: own calculations based on Eurostat Comext Database. Romania Hungary Slovenia Poland Slovak Republic NMS10 2004 92 Table 2 Overview of FDI in Central, East and Southeast Europe FDI inflow, EUR million 2000 2001 2002 2003 2004 2005 Per capita forecast inflow EUR 2006 2007 2006 Czech Republic 5404 6296 9012 1863 4007 9374 4752 5000 463 5719 Hungary 2998 4391 3185 1888 3633 6099 4874 4000 484 6170 10334 6372 4371 4067 10292 7703 11093 12000 291 2361 2089 1768 4397 1914 2441 1694 3324 3000 617 3338 149 412 1722 271 665 445 303 400 151 3133 20974 19240 22687 10002 21039 25315 24346 24400 370 3571 Poland Slovakia Slovenia New Member States-5 Per capita stock EUR 2006 Estonia 425 603 307 822 776 2349 1282 1300 954 9232 Latvia 447 147 269 270 513 582 1303 1300 569 2515 Lithuania 412 499 772 160 623 826 1426 1300 420 2462 22258 20489 24035 13799 22950 29072 28357 28300 389 3590 New Member States-8 Bulgaria 1103 903 980 1851 2736 3103 4104 4000 533 2047 Romania 1147 1294 1212 1946 5183 5213 9082 7000 421 1432 24508 22685 26226 15051 30869 37387 41544 39300 407 3019 300 82 603 New Member States-10 Albania Bosnia and Herzegovina Croatia Macedonia Montenegro Serbia 155 232 143 158 278 224 259 159 133 282 338 534 421 338 400 88 676 1138 1502 1197 1785 990 1425 2838 2500 639 4577 189 493 83 84 126 80 279 200 137 1028 . 5 76 44 53 393 644 600 1031 1943 55 184 504 1204 777 1265 3504 3500 471 1119 1696 2549 2285 3612 2759 3808 7862 7500 365 1693 Belarus 129 107 262 152 132 245 282 300 29 214 Moldova 138 115 89 65 120 160 177 200 45 250 Russia 2933 3069 3660 7041 12422 10258 23047 25000 162 1160 Ukraine 644 884 734 4148 5000 89 370 3844 4175 4745 8518 14053 16926 27654 30500 136 914 Central and Eastern Europe 30048 29409 33255 27180 47682 58121 77060 77300 236 1625 Southeast Europe European CIS 1260 Source: wiiw Database on Foreign Direct Investments (2007). 1380 6263 93 Table 3 Commodity composition of EU(25) imports, year 2006, in % of total Total NMS Belarus Russia Ukraine Kazakhstan Agriculture, hunting and related service activities 2,16 1,49 0,66 0,23 4,07 0,81 Forestry, logging and related service activities 0,13 0,32 1,34 0,64 0,61 0,00 Fishing, fish farming and related service activities 0,19 0,03 0,01 0,00 0,00 0,00 Mining of coal and lignite; extraction of peat 0,44 0,76 0,33 2,27 0,74 0,07 Extraction of crude petroleum and natural gas 8,33 0,12 0,63 55,21 1,01 78,98 Mining of uranium and thorium ores 0,00 0,00 0,00 0,00 0,00 0,00 Mining of metal ores 0,61 0,03 0,00 0,68 6,83 0,00 Other mining and quarrying 0,57 0,12 0,54 1,03 2,28 0,04 Manufacture of food products and beverages 5,29 4,66 2,46 0,63 7,15 0,28 Manufacture of tobacco products 0,22 0,18 0,00 0,01 0,01 0,00 Manufacture of textiles 1,79 1,71 1,52 0,08 0,83 0,09 Manufacture of wearing apparel; dressing and dyeing 2,40 1,68 2,98 0,06 4,70 0,00 Tanning and dressing of leather; manufacture of lugg. 1,14 0,63 0,78 0,14 2,10 0,05 Manufacture of wood and of products of wood and cork 0,89 2,10 6,34 1,15 3,22 0,00 Manufacture of pulp, paper and paper products 1,77 1,69 0,19 0,44 0,33 0,00 Publishing, printing and reproduction of recorded 0,48 0,49 0,05 0,03 0,02 0,00 Manufacture of coke, refined petroleum products 3,46 3,84 54,48 16,85 6,03 4,15 Manufacture of chemicals and chemical products 11,98 5,96 7,18 2,71 8,76 0,52 Manufacture of rubber and plastic products 2,57 3,77 0,55 0,11 0,89 0,00 Manufacture of other non-metallic mineral products 1,13 1,72 1,44 0,11 0,57 0,01 Manufacture of basic metals 6,88 7,32 7,24 11,08 34,18 14,36 Manufacture of fabricated metal products 2,28 3,97 2,84 0,14 1,66 0,01 Manufacture of machinery and equipment n.e.c. 7,01 8,23 3,33 0,26 1,92 0,10 Manufacture of office machinery and computers 4,59 3,67 0,01 0,02 0,38 0,00 Manufacture of electrical machinery and apparatus 3,27 6,15 0,50 0,15 2,51 0,01 Manufacture of radio, TV and communication eq. 5,84 8,81 0,12 0,09 1,46 0,01 Manufacture of medical, precision and optical inst 2,73 1,33 1,19 0,06 0,16 0,03 10,19 17,30 1,12 0,10 0,40 0,01 Manufacture of other transport equipment 2,49 0,99 0,02 0,18 1,22 0,02 Manufacture of furniture; manufacturing n.e.c. 2,35 3,99 1,43 0,48 1,29 0,00 Electricity, gas, steam and hot water supply 0,44 0,52 0,52 0,36 1,69 0,00 n/a 6,10 6,23 0,21 4,65 2,82 0,43 100,00 100,00 100,00 100,00 100,00 100,00 80,74 90,18 95,77 34,89 79,78 19,67 Manufacture of motor vehicles, trailers and semi-t Total of which: manufacturing Source: own calculations based on Eurostat Comext Database. 94 Валовая М. Д. * (Россия) Россия и евразийская идея - проблемы трансформации и новые вызовы времени Объединенной Евразии во главе с Россией традиционно противостояли: на Западе — католическая Европа, на Дальнем Востоке — Китай, на Юге — мусульманский мир, разъединиться в условиях Евразии значило поставить себя в зависимость от соседей, далеко не всегда бескорыстных и милостивых. Л.Гумилев Сегодня слово «Евразия» стало исключительно популярным, даже модным. С одной стороны - это отражение неподдельного интереса к идее евразийства, признание перспективности, состоятельности, значимости опирающихся на нее современных интеграционных проектов. Но с другой стороны, евразийские идеи, к сожалению, порой становятся предметом откровенных спекуляций, когда красивой идеей прикрываются корыстные политические интересы. Народы Евразии неоднократно создавали различные объединения. Еще до нашей эры существовал скифский союз, который объединял Евразию, потом он уступил место Великому тюркскому каганату, существовавшему в 6-7 в. нашей эры и охватившему земли от Желтого моря до Черного. На смену тюркам пришли из Сибири монголы во главе с Чингисханом. Затем инициативу взяла на себя Россия: с XV в. русские двигались на восток и вышли к Тихому океану. Российская империя выступила, таким образом, "наследницей" Тюркского каганата и Монгольского улуса и, в свою очередь, уступила место Советскому Союзу. За время долгого совместного проживания у народов Евразии выработались общие обычаи, стереотипы поведения, некая общность духовных, культурных ценностей, вдохновившая в начале ХХ века молодых русских эмигрантов на выработку евразийской объединительной идеи. Первые евразийцы руководствовались, прежде всего, политическими соображениями. Им надо было дать альтернативное большевистской идеологии объяснение тому, по- * Валовая М.Д. – д.э.н., профессор, советник ректора Финансовой академии при Правительстве РФ. 95 чему, во-первых, свершилась революция, во-вторых, почему после крушения возродилась Российская империя – беспрецедентный случай в истории человечества. История не знает другого факта крушения, а затем возрождения многонациональных империй. Почему составляющие ее народы предпочли дарованной независимости Советский Союз? Евразийцы видели объяснение – в евразийской общности. И потому фундаментом возрождения Российской империи они сочли географические, психологические, или, как сейчас принято говорить, ментальные, культурологические факторы, присущие Евразии. "Классическое евразийство" рождалось, прежде всего, как течение русской политической мысли, которая трактовала в качестве геополитической стратегии России сохранение контроля над всеми частями Российской империи. Политическая программа первых евразийцев имела ярко выраженную имперско-этатическую и религиозную основу и не предполагала появления на евразийском пространстве нескольких суверенных государств как равноправных членов мирового сообщества. Тем не менее в евразийском учении содержится немало свежих и плодотворных идей, которые оказались востребованными в условиях, когда крушение СССР и формирование СНГ означали конец «имперской» объединительной модели, основанной на принципах тоталитаризма и унитаризма, и поиск новой модели интеграции на основе добровольности, равноправия и независимости. Именно потому на волне крушения Советского Союза возник интерес к давно, казалось бы, забытому евразийскому учению, поскольку оно, при всей его противоречивости, смогло предложить реальную объединительную гуманитарную доминанту. Увы, приходится признать, что сегодня ценой обретения независимости стран СНГ стала утрата многих традиционных уз, извечно объединявших наши народы. Самостоятельная экономическая политика, национальные валюты, пограничные и таможенные посты и иные естественные атрибуты существования независимого государства, в возможность которых 16 лет назад никто не верил, сегодня стали реальностью. Да, это атрибуты суверенитета, но суверенитета образца середины прошлого века. Сегодня этих атрибутов нет у многих государств, чью независимость и политический суверенитет никто не ставит под сомнение. Речь, прежде всего, о странах Европейского союза, модель которого оказалась столь привлекательной, что процессу его расширения не видно конца. Надо признать, что наше Содружество, увы, в том виде, как оно замышлялось, не состоялось. Оно не стало эффективно действующим интеграционным объединением, не приобрело поступательной динамики развития. 96 Оценивая СНГ, нельзя забывать о тех целях, ради которых его создавали. СНГ как организация успешно выполнила роль инструмента цивилизованного развода бывших союзных республик. И оказало содействие становлению суверенитета бывших советских республик. Но оно не стало эффективно действующим интеграционным объединением, не приобрело поступательной динамики развития. Решения, которые принимались на саммитах, часто не выполнялись, приобретали декларативный характер. На саммите по поводу 10-летия СНГ отмечалось, что из 900 принятых решений по экономической интеграции было частично реализовано 130! Предшествующий период показал, что в значительной степени Содружество двигали к интеграции ложные стимулы, прежде всего политические, а не экономические. Процесс интеграции был во многом искусственно подчинен сиюминутным реалиям стран СНГ. Предпосылкой же к реальной интеграции должно быть осознание ее экономической целесообразности для всех участников. Последнее десятилетие ХХ и первые годы XXI века явились для постсоветских стран серьезным историческим уроком. Рыночный романтизм сменился пониманием необходимости жестко регулирующей роли государства в процессе либерализации экономики. Стало также очевидным, что европейский дом никого не ждет, а разобщенность и, следовательно, слабость новых государств лишь на руку крупным геополитическим игрокам. При этом мы понимаем, что интеграционные процессы не могут развиваться динамично по нарастающей. Так, Евросоюз в период 1970-1980 годов переживал застой, а затем, с конца 80-х, шло бурное движение, которое продолжалось 15 лет, союз развивался и вглубь и вширь. На наднациональный уровень практически полностью перешли экономические и валютные сферы, создан экономический и валютный союз, создан и политический союз. И это создало иллюзию, что так будет продолжаться и впредь. Конституция ЕС идет еще дальше, что на фоне расширения Союза за счет новых членов вызывает неоднозначную реакцию у старых, и прежде всего у инициаторов Союза, которые боятся, что распространение их завоеваний на новых членов приведет к проблемам в социально-экономических сферах. Иными словами, Старая Европа, принимая решение о расширении союза, считала, что новые члены быстро дорастут до уровня старой Европы. Теперь ясно, что быстро этого не произойдет и у стран-основателей ЕС есть опасения, что выравнивание общего уровня произойдет не на достигнутом в ЕС уровне, а на усредненном уровне показателей всех вошедших в ЕС стран. Естественно, средние показатели хуже, чем 15 стран. То есть, как говорится, хотели, чтобы все были богатые, а стали бедными. 97 Также сегодня Европа столкнулась и с резким увелечением регулирующей роли наднациональных органов ЕС, которые пытаются диктовать государствам ЕС даже в мелких вопросах. И с этим возрастанием регулирующей роли наднациональных органов сталкиваются не только процессы интеграции, но глобализации. Возьмем процессы в рамках ВТО. Встреча на саммите на высшем уровне в Дохе в Катаре в 2003 г. закончилась провалом. Лидеры не смогли договориться по параметрам новых договоренностей, которые должны регулировать систему мировой торговли на более высоком уровне. Вообще, можно сказать, что те обязательства по регулированию экономических отношений, которые ВТО налагают сегодня на своих участников, сопоставимы с теми, которые требовал от своих членов Евросоюз в 1958 г. Иными словами то, что в конце 50-х годов являлось содержанием термина «интеграция» и было уделом избранных, сегодня стало называться «глобализацией» и существует для «масс», для большинства государств. Для постсоветских стран опыт предшествующих 16 лет в целом имеет положительный результат, поскольку подвел большинство независимых государств к признанию необходимости разноскоростной и разноуровневой интеграции и к поиску объединяющей идеи. Так, к середине 90-х годов была разработана и начала реализовываться концепция “разноскоростной интеграции”, в соответствии с которой каждый из этапов интеграции (зона свободной торговли, Таможенный союз и т.д.) первоначально охватит лишь несколько наиболее подготовленных стран Содружества, к которым постепенно, по мере готовности будут подключаться и другие. Началось формирование субрегиональных объединений, в рамках которых между странами-участницами устанавливается более тесное взаимодействие, чем в СНГ в целом. Этот принцип давно уже применяется в рамках Европейского союза, под многими важными решениями которого участники подписывались отнюдь не единогласно. Так, Маастрихтский договор хотя и ратифицирован всеми двенадцатью странами, тем не менее допускает серьезные изъятия для Великобритании и Дании в отношении перехода к единой валюте. «Социальная хартия» ЕС, определяющая минимум социальных гарантий трудящихся, в момент ее подписания была проигнорирована Великобританией. Некоторые страны не участвуют в отдельных интеграционных механизмах не из-за «политического» их неприятия, а в силу отсутствия реальных экономических условий. Так, долгое время Ирландия, Испания, Греция и Португалия имели возможность сохранять ограничения на свободу движения капиталов, хотя остальные страны ЕС их отменили. Экономический и валютный союз также создан в составе только 11 из 15 государств ЕС. 98 Интеграционные мероприятия в рамках ЕС не всегда точно соответствуют географическим рамкам сообщества, что не мешает реализации основного принципа — интеграция носит добровольный характер, и в ней участвуют только те, кто реально готов к ней. Примером разноскоростной интеграции в СНГ является ЕврАзЭС. В 1994 г. было решено создать Евразийское экономическое сообщество, в которое вошли Россия, Беларусь, Казахстан, Киргизия и Таджикистан. У новой организации стало две штаб-квартиры – в Алматы и Москве. При подготовке документов за основу была взята модель Европейского союза. ЕврАзЭС наделяется функциями, связанными с формированием внешних таможенных границ, единой внешней экономической политики, экспортно-импортных тарифов, цен, т.е. образованием общего рынка. Сегодня в ЕврАзЭС входят 6 государств, которые прямо заинтересованы в создании Таможенного союза. Но в рамках ЕврАзЭС есть «твердое ядро», более готовое к формированию Таможенного союза: Россия, Беларусь, Казахстан. Тем не менее в развитии Таможенного союза немало проблем и трудностей. Они обусловлены факторами как объективного, так и субъективного характера. К первым относятся сохраняющиеся и даже усиливающиеся различия между странами-партнерами в уровнях экономического развития, в структурах экономики, в обеспеченности природными ресурсами, в степени зависимости от внешних связей, в избранных моделях рыночной трансформации. В числе субъективных факторов следует отметить невыполнение согласованных решений, низкую исполнительскую дисциплину. Первые документы по Таможенному союзу были подписаны в 1995 г. и лишь сейчас, 12 лет спустя, в Душанбе были подписаны документы, которые реально ведут к формированию Таможенного союза, включая создание комиссии Таможенного союза, которой будут постепенно делегироваться наднациональные полномочия. Акты Комиссии Таможенного союза будут актами прямого действия для органов государственного управления трех стран. Сложно было выработать механизм голосования, поскольку очень важно не допустить доминирования одной стороны или ущемления другой. Поэтому было решено, что голосование будет осуществляться взвешенным путем: 57% голосов принадлежит России и по 21% - Беларуси и Казахстану. При возникновении разногласий вопрос будет решаться на уровне глав государств. В Душанбе главы государств подписали четыре документа - Протокол о порядке вступления в силу международных договоров, формирующих договорно-правовую базу Таможенного союза, выхода из них и присоединения к ним, Договор о Комиссии Таможенного союза, Договор о создании единой таможенной территории и формировании Та- 99 моженного союза, а также Протокол о внесении изменений в Договор об учреждении ЕврАзЭС от 10 октября 2000 года. Таким образом, к уже действующим 8 договорам добавилось еще 4 документа. В ближайшее время на очередном заседании Межгоссовета глав правительств будет подписано еще 9 соглашений. В итоге будет действовать 21 соглашение. Этот пакет документов и является основой нормативно-правовой базы Таможенного союза. Если в дальнейшем остальные члены ЕврАзЭС изъявят желание присоединиться к Таможенному союзу, то они должны будут подписать все эти документы. Только в этом случае они станут полноправными членами Таможенного союза, Итоги саммита ясно показали, что СНГ имеет потенциал не только для преодоления существующих разногласий внутри Содружества, но и для развития механизмов тесного сотрудничества стран-участниц, пусть и не всех. В целом, расширение и укрепление интеграционных союзов — естественный процесс. Он показывает эффективность и многообразие концепций евразийского единства. Поэтому то, как называются новые интеграционные объединения - Евразийский союз или Единое экономическое пространство, или как-то иначе, принципиального значения не имеет. Важно, чтобы они строились на тех универсальных принципах интеграции, которые обеспечивают наибольшую экономическую выгоду от сотрудничества и делают объединение государств стабильным и эффективным. Рассматривая современные евразийские концепции, следует отметить, что они ныне используются применительно к двум геополитическим реалиям – непосредственно к самой России, остающейся Евразией в узком смысле этого слова, многонациональной, многорасовой, многорелигиозной страной, и к традиционной Евразии – постсоветскому пространству. Евразийская идея неизбежно всплывает в любых спорах о будущем и России, и ее соседей. Но контуры современной Евразии нельзя ограничить только границами новых независимых государств, возникших на пространстве бывшего СССР. Сегодня евразийские идеи услышаны и востребованы всеми народами, населяющими наш континент. Подлинная Евразия - соединение разных миров. И главное: Евразия сидит на двух стульях – европейском и азиатском. Пришло время выбора. Европа? Азия? Турция, когда-то оплот мусульманского мира, бывшая Османская империя, требует признать себя европейской страной и добивается приема в Европейский союз. Того же требуют и расположенные на Кавказе и страшно далекие от сердца Европы Грузия и Армения, не говоря уже об Украине и Молдавии. 100 Новые независимые государства Средней Азии, унаследовав от СССР членство в Европейской организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, стремятся к тесным отношениям с ЕС и НАТО. Казахстан уже выдвинул идею о своем председательстве в ОБСЕ. И в то же время эти страны Средней Азии сближаются с исламскими странами и Китаем. Сложнейший вопрос - будущее России. Еще Д.И.Менделеев, признавая принципиальные различия в мировоззрении Европы и Азии, считал, что историческая роль России состоит в примирении интересов двух великих континентов. Приходится констатировать, что спор между «западниками» и «славянофилами», в определенной степени способствовавший рождению евразийства, продолжается и в современной России. При этом он приобрел новые грани. К чему должна тяготеть современная Россия, перестав быть империей? Каковы ее интересы на постсоветском пространстве? Этот спор представляет интерес не только для самой России, но и для ее ближайших соседей. Мир заплатил страшную цену за возрождение европейского единства. Двадцатый век, ставший апофеозом кровавых конфликтов и междоусобиц, одновременно положил конец европейским раздорам. На авансцену выходит Евразия. Это отчетливо понимают и многие западные политологи. Американский политолог Спайкмен говорил: "Кто контролирует Евразию, тот контролирует судьбы всего мира". "Евразия – главный геополитический приз для Америки", - утверждает З. Бжезинский и призывает Соединенные Штаты использовать свое военное, экономическое, культурное преимущество для удержания контроля над Евразией. Однако его концепция – не что иное, как отголосок холодной войны, нежелание признавать многополярность мира. В заключение хочется отметить, что сложные процессы, происходящие на евразийском пространстве, последствия и перспективы развития общемировых и национальных проблем вновь находят свое отражение в различных вариантах концепции евразийского единства. Последователи и противники этой идеи есть во всех странах. Интенсивно различные варианты евразийского сообщества разрабатываются и обсуждаются в России. Само местоположение России определяет ее ведущую роль в объединительных тенденциях, сближении и интеграции государств Запада и Востока, с их различными политическими и экономическими системами, культурными традициями, религиями, уров- 101 нем жизни. Кроме того, и само время – новое тысячелетие – диктует новые подходы к определению места России и ее политики соседства. 102 Орлов А. Д. * (Россия) «Новая интеграция»: выбор интеграционной стратегии и взаимовлияние рынков труда Известно, что СНГ рассматривался не столько как средство реинтеграции, сколько как форма «цивилизованного развода» бывших советских республик. Однако даже через 15 лет после «развода» многогранные взаимовлияния настолько велики, что страны экс-СССР продолжают оставаться единой системой, результатом чего может стать как общая социально-экономическая катастрофа, так и общий подъем. В условиях глобального рынка внутренняя политика становится внешней, внешняя – внутренней. Можно ли считать политику РФ в ближнем зарубежье успешной? Безусловно нет. Перед угрозой уже идущего де-факто вторжения НАТО на Украину и в Закавказье приходится признать, что это была политика отложенной катастрофы. На первом этапе, «интеграция» СНГ стала выплатой обязательных контрибуций странам СНГ, за счет которых эти режимы стабилизировались, а многие из них подготовились ко вступлению в ЕС и НАТО. Новый же курс Москвы на «монетизацию энергетических льгот» в пользу российского нефтегазового бизнеса, усиливший центробежные тенденции, в сочетании с новой миграционной стратегией ускоренного замещения населения РФ иммигрантами сделал отложенную катастрофу неизбежной. В нашем докладе мы коснемся только одного аспекта грядущего системного кризиса – миграции и демографии. Краткосрочные и среднесрочные последствия миграционного ультралиберализма довольно очевидны и связаны с демпингом на российском рынке труда, и без того не страдающего избытком рабочих мест. Подробный авторитетный и взвешенный анализ влияния гипериммиграции на социально-экономические процессы в РФ был дан в докладе Центра социальной политики Института экономики РАН «Демография и экономика: можно ли сберечь народ России?», подготовленном к 100летию известного отечественного демографа Бориса Урланиса коллективом под руководством И.В. Соболевой (2006) Цитирую: «Можно назвать, по крайней мере, следующие отрицательные последствия трудовой миграции для российской экономики: разрушение национального рынка труда, что проявляется в падении уровня оплаты труда в результате притока дешевой рабочей силы; в вытеснении россиян с рынка труда, что происходит, напри- * Орлов А.Д. – эксперт Государственной Думы РФ. 103 мер, в строительстве и как следствие рост безработицы среди местного населения; снижение уровня социальных гарантий; ослабление профсоюзного и рабочего движения, что ведет к усилению позиций работодателя в отношениях с наемным классом; возрастание масштабов теневой деятельности вследствие бесконтрольности труда мигрантов; ухудшение качества работ». Подчеркнем: речь идет уже не о дестабилизации, а о разрушении рынка труда, то есть необратимой деградации. Помимо массовой безработицы и снижения средней оплаты труда мы наблюдаем вынужденный отказ семей от деторождения, поскольку даже при наличии у главы семьи постоянной работы появление ребенка автоматически отбрасывает семью за черту бедности. Цитирую: «Наличие нормальной регулярной занятости на протяжении полного рабочего дня не выступает гарантией получения достаточного дохода. В то же время наличие в семье даже одного ребенка существенно повышает риск бедности. Около половины бедного населения составляют «новые бедные» - полные семьи с детьми и работающими взрослыми. Таким образом, подрываются основы расширенного воспроизводства населения и жизнеспособности общества в целом». И еще: «…до половины бедных слоев (с душевыми располагаемыми ресурсами до прожиточного минимума) представлено занятым населением. Такая ситуация, характерная для всего периода реформ, совершенно не типична для большинства индустриальных экономик, где наличие оплачиваемой работы выступает достаточно надежной гарантией от бедности». Демпинг на рынке труда порождает и такие следствия, как ставшая обычной возрастная и гендерная дискриминация работников. Один из показателей давления гипериммиграции на рынок труда – отмеченная академиком Львовым аномально низкая доля заработной платы в структуре российского ВНП. Средний российский работник за доллар зарплаты производит 4,5 доллара ВНП, а американский работник - 1,4 ! Плюс рост и без того сверхвысокой дифференциации населения по доходам. Кому выгоден миф о «нехватке рабочих рук», которым, по сути, голословно обосновывается политика замещающей гипериммиграции? Только ли правительствам «несостоявшихся государств», экспортирующим свою социальную катастрофу? Ответ тривиален: российскому бизнесу, работодателям, сбивающим цену на труд и соответственно получающим сверхприбыли за счет снижения издержек на оплату труда. Фактически, мы имеем пролоббированный на государственном уровне завоз штрейкбрехеров. При этом все прямые, косвенные и отсроченные издержки импорта безработицы и бедности 104 плюс их не менее опасные социально-демографические последствия ложатся на плечи граждан, живущих наемным трудом, и на бюджеты. И – будущие поколения. Всего две цифры: по данным академика Львова, для ликвидации бедности в РФ требуется не более 10 млрд долл. в год, в то время как по явно заниженным данным ФМС только вывоз зарплаты трудовыми мигрантами превышает 20 млрд. Без комментариев. Долгосрочные последствия гипериммиграции также довольно очевидны и еще более катастрофичны. Это либо медленное втягивание отдельных регионов в орбиту соответствующих государств – вплоть до потенциального раздела РФ на сферы влияния - я имею в виду Китай и его фактически официальную политику миграционной колонизации Сибири, Дальнего Востока и... государств СНГ. Вторая группа среднесрочных и долгосрочных сценариев, связанных с ростом инокультурных этнических колоний с высоким уровнем рождаемости – это, безусловно, «косовская модель» кризиса – рост этнических колоний, нарастание социальноэкономического кризиса (не забудем про рынок труда) и управляемые третьими странами этнорелигиозые конфликты с последующим разделом России и оккупацией третьими странами. Подчеркнем: «югославизация» России – официальное направление политики Запада в отношении РФ. Итак, вот список последствий замещающей гипериммиграции для России: рост безработицы, снижение оплаты труда, снижение рождаемости среди коренных жителей РФ, резкое усиление межнациональных противоречий, связанных прежде всего с разными моделями воспроизводства коренного населения и этнических колоний, переход к социальной модели «третьего мира» (хроническая бедность), а в перспективе – раздел РФ. Но что получают страны СНГ, использующие экспорт безработицы как способ латентного финансирования за счет РФ? Тоже ничего хорошего. Консервацию социальной катастрофы, обесценивание неиспользуемых производительных сил, жилья и др. за счет массового оттока экономически активного населения в РФ, тотальная зависимость от денежных потоков, высылаемых колониями (диаспорами) с территории РФ, делающая «несостоявшиеся государства» заложниками стабильности российской экономики и социальной ситуации. Которую они сами же усугубляют своей стратегией «миграционного паразитирования» на экономике РФ. Подчеркнем особо: найдя легкий способ экономической подпитки за счет эмиграции, многие сопредельные с РФ государства довели внутреннее производство до полного 105 развала и самостоятельно выйти на еще советский уровень не способны по целому ряду причин. Таким образом, проводимая в РФ на государственном уровне ультралиберальная миграционная политика, равно как и другие формы латентного финансирования постсоветского пространства не просто зашла в тупик, но чревата катастрофой, вплоть до «югославизации» и распада РФ. Неизбежный выход для России – ужесточение иммиграционной политики, вплоть до японской модели «нулевой иммиграции» либо саудовской модели «нулевой натурализации». В качестве минимальной меры защиты внутреннего рынка труда неизбежна общепринятая в мировой практике дифференциация иммигрантов по критериям желательности, в зависимости от социальных параметров, этнокультурной совместимости кандидата на въезд, а также от модели воспроизводства населения и других параметров страны происхождения. Одним из общепринятых в мировой практике инструментов оптимизации миграции является введение критериев желательности, учитываемых при выдаче виз, разрешений на работу и гражданства ( рейтинговая система). Принципом выбора критериев желательности должна быть реальная практика развития межнациональных отношений в различных государствах, в особенности – практика этнических и социальных конфликтов с участием иммигрантов и этнических колоний. Само собой разумеется, что критерием желательности не может быть этническая, расовая или конфессиональная принадлежность человека как таковая. Однако следует видеть за деревьями лес и признать, что у каждой этнической общины можно выделить обобщенные социально-демографические характеристики, влияющие на краткосрочные и долговременные результаты миграционных процессов. Что касается приема иммигрантов, то не будет большой натяжкой предположить, что ведущим комплексным критерием безопасности миграционной политики будет отсутствие тенденции к образованию этнически обособленных общин и анклавов, особенно склонных к росту и усилению культурного, а потом и политического обособления от социума принимающей страны. Идеальным с точки зрения этнокультурной совместимости результатом иммиграции является их ассимиляция ( интеграция) в социум страны пребывания в течение 1-2 поколений и приобретение общей идентичности. 106 Максимально нежелательным – образование обособленной общины, не склонной к интеграции, враждебной или потенциально враждебной коренному населению. Социокультурная обособленность (несовместимость) может оцениваться через предпочтительную склонность к образованию социальных связей с членами своей общины в сравнении со связями с членами аборигенного социума. При таком подходе вполне корректна качественная физическая аналогия с пределом взаимной растворимости жидкостей, когда слабая энергия взаимодействия разнородных молекул по мере роста концентрации примеси приводит к разделению однородного раствора на обособленные фазы. Этнокультурная совместимость иммигрантской общины с принимающим социумом может быть оценена эмпирически – например, по относительному проценту межэтнических браков или отсутствию этнически обособленных мест проживания в данной стране или в достаточно близких к ней странах. Возможен и другой подход – оценка частных показателей совместимости, таких как конфессиональная и близость языка и культуры (цивилизационная принадлежность), наличие в прошлом и настоящем этнических конфликтов, что, в принципе, дает аналогичный результат. Следующий критерий желательности – потенциальная мощность миграционного потока (миграционной экспансии), определяемая численностью населения и рождаемо- стью в стране-эмитенте (то есть абсолютным приростом населения). Следует отметить, что факторы нежелательности взаимно усиливают друг друга. Данная система критериев желательности иммигрантов (ужесточение режима, максимальная совместимость и умеренная рождаемость) фактически положена в основу новой миграционно-демографической доктрины Евросоюза, США и Канады и в таком качестве может рассматриваться как образец для РФ. Альтернативы полному приближению российской миграционной политики к практике стран «восьмерки» нет. Напомним, кстати, что одной из первых и весьма эффективных антикризисных мер «Нового курса» Франклина Рузвельта был мораторий на иммиграцию, отмененный только Джоном Кеннеди. (Один из результатов «Нового курса» – «бэби-бум», приостановленный войной и продолжавшийся вплоть до правления Кеннеди). Естественный вопрос: как компенсировать нашим соседям утрату ставших привычными денежных потоков, связанных с экспортом безработицы в РФ? Ответ первый: компенсация. Непосредственная компенсация в виде прямой адресной гуманитарной помощи из России. О масштабах прямых и косвенных потерь мы 107 уже говорили. Не проще ли возобновить дотирование СНГ в качественно новом формате в форме прямой и политически обусловленной гуманитарной помощи, осуществляемой российскими государственными структурами и НПО, а также через межгосударственные проекты и целевые программы в экономике и гуманитарной сфере. Важно, что переход от латентного дотирования к прямой адресной поддержке принципиально поднимет авторитет и влияние РФ. Такая политика прямого управления дотациями (а чаще – кредитами) через НПО, международные институты (МВФ, МБРР), правительственные агентства (USDA USAID) широко используется странами НАТО, в том числе на территории РФ и Украины. Подчеркнем: прямая гуманитарная поддержка соседей может и должна быть политически обусловленной – в частности, неразмещением иностранных военных баз и определенными гарантиями для русской диаспоры и бизнеса. При этом эффективность затрат на «новую интеграцию» - прямую экономическую поддержку стран СНГ по принципу «закрытие внутреннего рынка РФ труда в обмен на эффективную экономическую поддержку» следует оценивать, исходя как минимум из прямых экономических потерь, связанных с неконтролируемым демпингом на рынке труда РФ. Однако самый перспективный путь выхода из тупика дезинтеграции - смена курса от «окончательного развода» к новой интеграции, предполагающей системную программу экономической помощи и далее - совместное восстановление и модернизацию экономик. Возможен ли не просто отказ от латентного финансирования, заявленный руководством РФ в ходе «газовых войн» с Белоруссией и Украиной, а достижение действительно взаимовыгодных результатов? Безусловно да. Получение взаимной выгоды возможно в случае задействования ныне неиспользуемых производительных сил периферии СНГ и восстановления несырьевого сектора экономики стран Содружества в рамках совместных проектов - как межгосударственных, так и коммерческих. Помимо прямой выгоды, эти проекты создадут социальный эффект – полноценные и стабильные рабочие места. О возможностях такого развития говорит не только опыт Советского Союза, но и многочисленные экономические объекты, возведенные в целом ряде стран мира не безвозмездно, а на сугубо коммерческой основе. Почему модель отношений с Индией 60-х годов , не может работать в условиях Киргизии или Таджикистана? 108 Однако главным результатом «новой интеграции», оправдывающим любые затраты, будет предотвращение катастрофических системных последствий тупиковой макроэкономической и социальной политики Москвы, сочетающей отказ от экономической поддержки СНГ и политику открытого рынка труда в условиях нарастающего кризиса несырьевого сектора экономики РФ. Пора уходить от ложной альтернативы кнута и пряника, поскольку лучший путь соседства – путь совместного развития. Маркарьян С. Б. Иммигранты в Японии: проблемы адаптации. Ассоциация Японоведов. http://www.japan-assoc.ru/links/index.html Полыхаев И. Японская иммиграционная политика. http://zhurnal.lib.ru/p/polyhaew_i/japonija.shtml Лозанский Э. Д. Этносы и лоббизм в США: о перспективах российского лобби в Америке. М.: Международные отношения, 2004. Бурдуков П., Орлов А. Демография как продолжение политики иными средствами http://ethnocid.netda.ru/analitika/060116burdukov.htm. 1997. 109 Головнин М. Ю. * (Россия) Глобальная и региональная финансовая интеграция России Развитие взаимодействия финансовых систем различных стран в современном мире идет по двум основным направлениям: интеграции национальных финансовых рынков в мировую экономику (глобальная финансовая интеграция) и усиления взаимодействия между финансовыми рынками одного региона (региональная финансовая интеграция). Конечной целью глобальной финансовой интеграции, которую также называют «финансовой глобализацией», является формирование единого мирового финансового рынка в результате снятия барьеров на пути движения капиталов между странами. В случае региональной финансовой интеграции подобной целью выступает создание единого финансового рынка в рамках определенной группы государств с общими принципами его регулирования и обеспечение свободного движения капитала и финансовых услуг между этими государствами. Поскольку обе цели еще далеки от своего воплощения в жизнь, то интеграцию можно охарактеризовать как процесс движения к их достижению. При этом как в глобальной, так и в региональной финансовой интеграции можно выделить две составляющие этого процесса: негативную и позитивную интеграцию. Первая связана с устранением барьеров на пути движения капиталов и трансграничного предоставления финансовых услуг, тогда как вторая – с формированием общих регулирующих норм в рамках интеграционной группировки. Единственной интеграционной группировкой, где позитивная финансовая интеграция получила существенное развитие и которая добилась наибольших успехов на пути построения единого финансового рынка, является Европейский союз. Там достигнут уже достаточно высокий уровень интеграции отдельных сегментов финансового рынка между странами-членами: необеспеченного межбанковского рынка, рынков деривативов по процентным ставкам, государственных облигаций, инвестиционных банковских услуг, крупномасштабных валовых платежей в режиме реального времени. Тем не менее на остальных сегментах сохраняются проблемы по их межстрановой интеграции, ожидает своего решения задача применения общих норм регулирования финансовых рынков. Для решения имеющихся проблем была разработана Головнин М.Ю. – к.э.н., заместитель заведующего Центром проблем глобализации и интеграции Института экономики РАН. Исследование выполнено за счет средств гранта МК-4970.2006.6 Совета по грантам Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых и по государственной поддержке ведущих научных школ. * 110 новая политика в сфере финансовых услуг, которая нашла отражение в Белой книге по политике в области финансовых услуг на 20052010 гг., принятой в конце 2005 г.1. В теории выделяются следующие преимущества региональной финансовой интеграции. 1. Содействие экономическому росту через более эффективную трансформацию сбережений в инвестиции за счет снятия межстрановых барьеров; перераспределение рисков в результате расширения доступного для инвесторов финансового инструментария; поощрение конкуренции (путем трансграничного проникновения финансовых структур из одних стран на рынки других стран и трансграничного предоставления финансовых услуг); снижение трансакционных издержек перемещения капитала и трансграничного привлечения финансовых средств. 2. Стимулирование развития финансовых рынков посредством расширения набора доступных финансовых инструментов, увеличения круга инвесторов и эмитентов и введения более эффективных правил деятельности на финансовых рынках (за счет перехода на единые правила). 3. Обеспечение стабильности финансовой системы за счет того, что единый финансовый рынок более устойчив к внешним потрясениям в силу большей глубины и ликвидности. При этом первые два преимущества относятся как к региональной, так и к глобальной финансовой интеграции. Принимая во внимание, что глобальный финансовый рынок существенно более емкий, чем любой региональный, в остальных регионах, кроме ЕС, преобладают тенденции глобальной финансовой интеграции над региональной. Не является в этом отношении исключением и Россия. На протяжении первой половины 2000-х гг. в стране шел процесс постепенной валютной либерализации, завершившийся принятием нового закона «О валютном регулировании и валютном контроле» от 10 декабря 2003 г. и отменой с 1 июля 2006 г. всех валютных ограничений. Следствием процесса либерализации в валютно-финансовой сфере, а также улучшения макроэкономической ситуации и внешнеторговых показателей России стало активное включение страны в процессы глобальной финансовой интеграции. Так, например, на протяжении первой половины XXI века происходил рост абсолютных значений обяза- 1 White Paper on Financial Services Policy (2005-2010). (http://ec.europa.eu/internal_market/finances/policy/index_en.htm). 111 тельств и активов финансового счета платежного баланса (в 2006 г. эти показатели составляли 70,3 и 58,7 млрд долл. соответственно, см. Рис. 1). Обязательства и активы финансового счета платежного баланса России 80 60 млрд долл. 40 20 0 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 -20 -40 -60 Обязательства (млрд долл.) Активы (млрд долл.) Рис. 1 Источник: Платежный баланс Российской Федерации (аналитическое представление) за различные годы. Центральный банк Российской Федерации (http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/). В этот период потоки капитала, идущие в страну и уходящие из страны, были в значительной степени сбалансированы, лишь в 2006 г. обязательства по финансовому счету платежного баланса существенно превысили активы. Как следствие накопленных обязательств корпоративного сектора, существенно вырос внешний долг страны. Совокупный внешний долг России в долларовом выражении увеличился с 1 января 1999 г. по 1 июля 2007 г. более чем в 2 раза, превысив отметку в 380 млрд долл.2. В то же время, если рассматривать основные индикаторы участия России в процессах финансовой глобализации в относительном выражении (например, к ВВП), то можно сделать выводы о том, что, вопервых, они стабилизировались во второй половине 2000-х годов, а, во-вторых, Россия Внешний долг Российской Федерации. (http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/). 2 Центральный банк Российской Федерации 112 еще не по всем относительным показателям вышла на уровень конца 1990-х годов (предкризисного периода). Тем не менее произошли качественные изменения в модели участия России в глобальной финансовой интеграции. 1. Сократилось влияние негативных последствий от участия в финансовой глобализации, проявившихся в 1990-е годы, – оттока капитала и долларизации экономики. После сокращения бегства капитала относительно экспорта в начале 2000-х годов по сравнению с концом 1990-х годов этот показатель стабилизировался на уровне 15-20%. Знаковым событием стало его резкое сокращение в 2006 г., когда статья «Чистые ошибки и пропуски» платежного баланса впервые за трансформационный период приняла существенное положительное значение, что означает недоучет не оттока, а притока средств в страну. График 2 % от экспорта товаров и услуг Оценки бегства капитала из России 30,0 25,0 20,0 15,0 10,0 5,0 0,0 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 с учетом торговых авансов и кредитов без учета торговых авансов и кредитов В оценку бегства капитала из страны включаются статьи платежного баланса «Своевременно не полученная экспортная выручка и не поступившие товары и услуги в счет переводов денежных средств по импортным контрактам», «Чистые ошибки и пропуски» и «Торговые кредиты и авансы». Источник: расчеты автора на основе: Платежный баланс Российской Федерации (нейтральное представление) за различные годы. Центральный банк Российской Федерации (http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/). 113 Степень долларизации, измеренная как отношение депозитов в иностранной валюте к денежной массе в широком смысле3, в России после увеличения до 30% к концу 1998 г. постепенно снижалась на протяжении посткризисного периода, и в 2006 г. опустилась ниже уровня 1996-1997 гг. (16-19%), достигнув значения в 12% на конец 2006 г.4. 2. Изменилось соотношение и роль различных секторов экономики в межстрановых потоках капитала. В 1990-е годы основным заемщиком на мировых финансовых рынках (в том числе косвенно – через привлечение нерезидентов на внутренний финансовый рынок) выступало государство: на 1 января 1998 г. соотношение между государственным и корпоративным внешним долгом составляло примерно 82:18. В то же время корпоративный сектор активно вывозил капитал из страны по различным каналам. В 1993-1999 гг., по нашим оценкам на основе данных платежного баланса, из страны было вывезено капитала, по неофициальным каналам, на сумму около 90-115 млрд долл., что составляло 15-19% от величины экспорта страны. В 2000-2006 гг. эта сумма в абсолютном выражении увеличилась до 160-180 млрд долл., но по отношению к экспорту снизилась до 12-13%5. Вместе с тем корпоративный сектор стал активно привлекать средства из-за рубежа, тогда как государство расплачивалось по своим обязательствам и накапливало средства в Стабилизационный фонд и валютные резервы. В результате государство превратилось в крупного инвестора за рубеж (объем средств Стабилизационного фонда на 1 ноября 2007 г. составил 147,6 млрд долл.6, а объем золотовалютных резервов на ту же дату – почти 447 млрд долл.7), а корпоративный сектор – в рецепиента иностранного капитала (в том числе вернувшегося ранее «бежавшего» из страны). В результате на 1 июля 2007 г. соотношение внешнего долга между государственным и корпоративным секторами поменялось на противоположное по сравнению с концом 1990-х годов и составляло уже 11:898. Как мы уже упоминали выше, валютно-финансовая либерализация в России носила непреференциальный характер, что привело к преобладанию финансовых потоков из и в развитые страны. Если рассматривать региональную структуру иностранных инвестиций в Россию, то можно сделать выводы о существенном преобладании потоков капитала из стран ЕС (см. табл. 1). Денежная масса в широком смысле включает наличные деньги в обращении, депозиты до востребования, срочные и сберегательные депозиты в национальной валюте, а также депозиты в иностранной валюте в отечественной банковской системе. 4 Рассчитано автором на основе данных статистического сборника International Financial Statistics за различные годы. International Financial Statistics. Washington DC, IMF. 5 Расчеты автора на основе: Платежный баланс Российской Федерации (нейтральное представление) за различные годы. Центральный банк Российской Федерации (http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/). 6 http://www1.minfin.ru/stabfond_rus/sobj_rus.htm. 7 http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/print.asp?file=inter_res_07.htm. 3 114 Таблица 1 Доля отдельных регионов в иностранных инвестициях в Россию (в %) ЕС-15 ЕС-10 ЕС-27 США СВА СНГ 1995 36,4 1,3 39,1 29,1 3,8 2,4 2000 47,4 1,2 60,9 15,2 1,8 0,1 2001 47,5 2,9 66,1 11,7 4,1 0,1 2002 60,1 1,4 72,3 6,1 3,3 1,0 2003 65,7 1,0 77,6 3,8 4,1 3,0 2004 70,4 0,6 79,7 5,1 0,8 3,0 2005 77,3 0,5 84,7 2,0 0,6 2,6 Примечания: ЕС-15 – страны-члены ЕС до расширения 1 мая 2004 г.; ЕС-10 – страны Центральной и Восточной Европы, вступившие в ЕС 1 мая 2004 г. и 1 января 2007 г. (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, Словения, Эстония, Латвия, Литва, Болгария, Румыния); СВА – страны Северо-Восточной Азии (Китай, Республика Корея, Япония). Источник: рассчитано автором по: Россия и страны мира 2006. М., Росстат, 2007. Как видно из таблицы 1, доля стран ЕС в иностранных инвестициях в Россию устойчиво увеличивалась, как за счет старых стран-членов (ЕС-15), так и за счет Кипра, используемого в качестве офшорного центра (он входит в ЕС-27, но не входит в ЕС-15 и ЕС-10). Существенно снизилась доля инвестиций в Россию из США, на очень низком уровне находятся инвестиции из соседних стран Центральной и Восточной Европы, что совсем не удивительно в связи с их ограниченным инвестиционным потенциалом, и стран Северо-Восточной Азии, что вызывает большее удивление, так как они располагают значительными инвестиционными ресурсами. Доля инвестиций из стран СНГ стабилизировалась на уровне 2-3%. Если проанализировать данные статистики платежного баланса по исходящим прямым иностранным инвестициям из России (они даются лишь в разбивке «дальнее зарубежье» и «страны СНГ»), то мы придем к схожему выводу. После нескольких необычных «пиков» в 1999 и 2001 гг., когда доля стран СНГ в исходящих прямых инвестициях России доходила до 23,5 и 20% соответственно (в том числе в связи с более низким в целом уровнем исходящих прямых инвестиций из России в указанные годы), этот показатель стабилизировался на уровне 7-8% в 2002-2005 гг., несколько повысившись в 2006 г. до 8,8%9. Расчеты автора на основе: Внешний долг Российской Федерации. Центральный банк Российской Федерации (http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/). 9 Расчеты автора на основе: Платежный баланс и внешний долг Российской Федерации. 2006 год. Вестник Банка России, 2007, №26-27. 8 115 Структура инвестиций в экономику России в целом соответствует региональной структуре внешнеторговых потоков. По итогам 2006 г. во внешнеторговом обороте России 52,7% приходилось на страны ЕС10. Тем не менее уже неоднократно отмечалась гипертрофированная роль ЕС во внешнеэкономических связях России. Перспективы по изменению ситуации в области движения капитала могут быть связаны с привлечением дополнительных средств из стран Азии и увеличением инвестиционных потоков в страны СНГ. При этом именно на втором направлении Россия может реализовать проект в области региональной финансовой интеграции. В регионе СНГ существуют определенные предпосылки для усиления многостороннего интеграционного взаимодействия. 1. Большинство стран проводят политику, направленную на валютно-финансовую либерализацию, снимающую дополнительные барьеры на пути движения капитала и трансграничного предоставления финансовых услуг. Например, Казахстан, так же как и Россия, снял все валютные ограничения с 1 января 2007 г. 2. Идет активное проникновение бизнес-структур из одних стран СНГ в другие (прежде всего, речь идет об экспансии российского и казахского капитала). Для обслуживания финансовых потоков этих структур вслед за ними могут идти российские финансовые институты. Кроме того, значительный потенциал финансовых рынков стран СНГ в силу недостаточно высокого уровня их развития делает их привлекательными для непосредственной экспансии российского бизнеса. Наиболее активны российские финансовые структуры на Украине, где в банковской системе присутствуют, хотя и не занимают лидирующих позиций, НРБ-Украина (переходящий под контроль Сбербанка), Альфа-банк, ВТБ (открывший дочерний банк и купивший банк «Мрия»), Петрокоммерц, банк Ренессанс Капитал. Большую роль играют российские инвестиционные компании на фондовом рынке Украины. Так, дочерние компании Ренессанс Капитала и Тройки Диалог занимают лидирующие позиции в рейтинге торговцев на ведущей организованной фондовой площадке Украины – Первой фондовой торговой системе (ПФТС). Уже присутствуют на украинском рынке российские инвестиционные компании «Велес Капитал», «Антанта Капитал» (через компанию «Украинский фондовый центр»), компания «Альфа Управление капиталом». Еще несколько российских игроков планируют выход на динамично растущий рынок Украины. 10 По данным Федеральной таможенной службы России (www.customs.ru). 116 Российские банки также действуют на рынках Беларуси и Казахстана. В Беларуси присутствуют Внешторгбанк, Росбанк и Газпромбанк. В Казахстане Сбербанк приобрел 80% акций АО "Texakabank" и уже начал свою деятельность в республике. На казахский рынок вышла и одна из крупнейших российских инвестиционных компаний «КИТ Финанс», готовятся к выходу на него Тройка Диалог, Ренессанс Капитал, Атон, Велес Капитал. Подобная тенденция не вызывает удивления, поскольку именно казахский фондовый рынок, наряду с российским и украинским, является наиболее развитым в СНГ. Казахские финансовые структуры, в основном связанные с банковскими холдингами, проводят активную экспансию во многих странах СНГ. Так, например, банк ТуранАлем пытается стать региональным банком на пространстве Содружества. Он уже владеет 7 кредитными организациями в четырех странах СНГ, из которых 4 банка – в России. У Казкоммерцбанка два дочерних банка в странах СНГ (Москоммерцбанк в России и «Казкоммерцбанк Кыргызстан»). Наиболее значительно присутствие казахского банковского бизнеса в Кыргызстане – по состоянию на 1 октября 2006 г. доля банков, в которых присутствует казахский капитал, в общих активах банковской системы страны составляла 31%11. Идет активная экспансия казахских банков в Таджикистан. Так, казахский АТФ Банк постепенно устанавливает контроль над таджикским Сохибкорбанком. На фондовом рынке России действуют входящие в группу банка ТуранАлем российские компании ООО «ТуранАлем Финанс», ООО «БТА Финанс» и ООО «БТА Капитал». Казкоммерцбанк 4 октября 2007 г. приобрел 50% акций российской компании «Ист Кэпитал», которая имеет свои представительства во всех странах СНГ. Российская инвестиционная компания «Центрас Капитал», вышедшая на рынок Кыргызстана, является партнером казахской «Сентрас Секъюритиз». Украинский Приватбанк имеет дочерний банк в России (Москомприватбанк). Присутствие остальных стран СНГ на финансовых рынках других стран практически не прослеживается. 3. В СНГ действуют организации бизнеса, лоббирующие интеграционные проекты. Так, Финансово-банковский совет СНГ объединяет ряд достаточно крупных банков странчленов Содружества (ВТБ, Внешэкономбанк, Беларусбанк, ООО КБ «Финансовая инициатива», Международный банк Азербайджана), Международная ассоциация бирж СНГ и Ассоциация центральных депозитариев Евразии – организаторов фондового и валютного рынка (биржи, депозитарии). 4. В рамках СНГ и ЕврАзЭС функционируют структуры, объединяющие руководителей центральных банков и органов, ответственных за регулирование финансовых рын- 117 ков, что позволяет, по крайней мере, пользоваться площадкой для обмена мнениями между органами, ответственными за принятие решений в финансовой сфере. Отдельного упоминания требуют многочисленные многосторонние документы, принятые в СНГ и ЕврАзЭС и касающиеся финансовой интеграции. С одной стороны, они должны создавать предпосылки для ее дальнейшей реализации. Но, с другой – они зачастую ставят цели, достижение которых крайне проблематично в современных условиях (например, создание общего фондового рынка и т.п.) и не предусматривают инструментов для их реализации. Как следствие развивается тенденция «бумажной интеграции», которая, наоборот, становится тормозом для реальных интеграционных процессов, поскольку снижает заинтересованность в них сторон. Во многом это является следствием попытки реализации европейской модели финансовой интеграции со свойственной ей широкой гармонизацией законодательства и построением наднациональных институтов – то, что сейчас невыполнимо ни в одной из интеграционных группировок на постсоветском пространстве. В то же время существуют другие модели региональной финансовой интеграции – например, разработанная азиатскими странами. В ее рамках различные организации (что также делает эту модель схожей с ситуацией на постсоветском пространстве) реализуют проекты, направленные на решение общих проблем развития финансовых рынков входящих в них стран. Одним из наиболее проработанных и достаточно успешно реализующихся проектов является создание азиатского регионального рынка облигаций. Странам СНГ также свойственно наличие общих проблем развития финансовых рынков. Во-первых, это относительно низкий уровень финансового посредничества, при том, что в некоторых странах практически отсутствуют отдельные сегменты финансового рынка (например, в Таджикистане и Туркменистане отсутствует организованный фондовый рынок, а в остальных странах, за исключением России, Казахстана и Украины) его капитализация по отношению к ВВП крайне мала12). Во-вторых, происходит значительный отток финансовой активности за рубеж. Если в 2004 г. на российские торговые площадки приходилось 46% объемов первичных размещений акций, то в 2006 г. – чуть более 28%13. Отсюда становится актуальным решение задачи по совместному развитию одного из сегментов финансового рынка с целью сохранения торговой активности в регионе. На наш взгляд, на роль такого сегмента подходит рынок корпоративных облигаций, поскольку он позволяет компаниям привлекать допол«Влияние казахских банков на банковскую систему Кыргызстана» (http://www.src.auca.kg/docs/roundtable_economic_growth_presentation4_rus.pdf). 12 См.: Доклад о процессе перехода за 2005 год. Европейский банк реконструкции и развития, 2006; Доклад о процессе перехода за 2006 год. Европейский банк реконструкции и развития, 2006. 13 Кричевский Н. Заметки о фондовом рынке России// Промышленные ведомости, 2007, 25 апреля. 11 118 нительное финансирование без потеря контроля над собственностью (что воспринимается в ряде стран СНГ очень остро). Однако следует отметить, что на пути региональной финансовой интеграции в СНГ стоят серьезные вызовы. Во-первых, усиление взаимодействия стран в финансовой сфере приводит к тому, что инвесторы начинают воспринимать их как объекты со схожими категориями рисков. Это значит, что при ухудшении экономической ситуации они будут выводить свои средства из всех стран региона. Ярким примером является Юго-Восточная Азия 1997 г., а также то, как российский финансовый кризис повлиял на другие страны СНГ (хотя существовали и различные каналы воздействия). В силу этого чем больше степень взаимной открытости рынков, тем выше должен быть уровень согласования их регулирования. В то же время существуют сложности согласования позиций отдельных стран в условиях различия их интересов при разном уровне развития финансовых рынков. Вовторых, существует конкуренция различных региональных интеграционных проектов. Она связана как со стремлением отдельных стран СНГ к вхождению в ЕС, что автоматически повышает привлекательность европейского вектора финансовой интеграции, так и с попытками создания собственных региональных финансовых центров, конкурирующих с финансовыми рынками других стран. Примером второго может служить созданный в Казахстане Региональный финансовый центр Алматы, направленный на привлечение эмитентов из других стран Центральной Азии, отдельных регионов России, из Украины. Здесь очень важно преодолеть «ловушки взаимного недоверия», которые могут возникнуть при реализации подобных проектов. Отметим еще одно возможное направление финансового взаимодействия в регионе – сотрудничество в области проведения денежно-кредитной политики. Речь в данном случае идет не о гармонизации денежно-кредитной политики с последующей целью построения валютного союза – к этому страны СНГ еще не готовы ни в одной из конфигураций, а об обмене опытом, направленном на решение общих проблем, в том числе и связанных с развитием финансовых рынков. Почти во всех странах СНГ эффективному проведению денежно-кредитной политики препятствует относительно низкий уровень доверия экономических агентов. Поэтому, чтобы создать благоприятную среду для экономического взаимодействия, необходимо предпринять меры, направленные на стабилизацию ожиданий экономических агентов. В настоящее время особая роль в денежно-кредитной политике стран СНГ отводится регулированию инфляции, ряд стран (Россия, Казахстан, Украина) готовятся к переходу на режим инфляционного таргетирования. В то же время значительное внимание уделяется регулированию валютных курсов (например, на Украине, в Беларуси, России). В связи с этим важно, чтобы экономические агенты могли ориентироваться 119 в поведении национальных банков и в их приоритетах (при этом речь не идет о какомлибо совместном регулировании валютных курсов). Кроме того, необходимо отметить, что для эффективного проведения денежнокредитной политики особое значение имеет развитие национальных банковских систем и финансовых рынков как каналов передачи сигналов от этой политики к национальной экономике. Содействуя развитию национальных финансовых рынков, финансовая интеграция способствует повышению эффективности денежно-кредитной политики. Например, стимулом для развития национальных фондовых рынков может стать расширение использования центральными банками операций на открытом рынке. Учитывая, что у стран СНГ имеются общие проблемы развития инструментария денежно-кредитной политики, возможно налаживание кооперации центральных банков на этом направлении. 120 Kivinen Markku* (Финляндия) Russian energy policy and the CIS 1. The arguments After a couple of rather confusing years Russian foreign policy started to find some of its basic tenets. Ever since 1993 Russia has had a clear interest to maintain her position as a great power. This approach crystallised after Yevgeni Primakov started as a prime minister in 1996, and it is known as Primakov’s doctrine. Russia does not accept a world where the U.S. would be dominating as the only superpower. For Primakov the key issue if Russia were to maintain its position as a great power would be a strong hold on the CIS. Almost all Russian politicians have entertained this kind of view ever since. This can be heard in Vladimir Putin’s speeches as well as in Anatoli Tshubais hankering for a “liberal empire”. In this paper I am making the following arguments: 1. Russian foreign policy has a special approach to the region of FSU. 2. This does not necessarily mean a special role for the CIS as an organisation. More important are the various sub-regional organisations and bilateral bargaining games with the CIS countries. 3.The frames for combining politics and economy in these bargaining games differ on case by case basis. 4.Several actors are involved in these games and their interests do not coincide in an inevitable way. 2. The worst case scenario Our research group (Aalto et al. 2007, Kivinen 2007, Dusseault 2007, Kennedy 2007) has in several recent papers made an effort to show that we would need concrete analysis of structuration of energy policy starting from structural constrains, cultural frames and different actors. This is especially important since our understanding is that in the post-Cold War situation the interests are not given. Rather they are in the articulation process in Russia, in the CIS countries as well as in the European Union. * Кивинен Марку – проф., директор Института Алексантери Хельсинкского Университета. 121 As a policy conclusion one of the most significant tasks in contemporary situation is to avoid energy security dilemma as Andrew Monaghan (2007) has presented it. Diversifying from each other decreases stability. The worst case scenario in this respect could be a return to new version of cold war. China has both strategic and economic interests in Russia as well as in Central Asia. Beijing has its 1800 miles border with Kazakhstan, Kyrgyzstan and Tajikistan. Kyrgyzstan is the most strategically sensitive of them because it directly borders Xingjian province, which is beset by Uighur separatist unrest. China and Russia seem to share strategic concerns over neutralizing U.S. influence in Central Asia, especially in Kyrgyzstan. Economically, Central Asia’s energy resources are tempting for meeting China’s rapidly growing import needs. Kazakhstan has actively promoted its relationship with China and though it thus far receives only a small amount of oil from Kazakhstan, this supply will soon increase exponentially. In the new cold war scenario Russia would diversify its energy towards China and use energy as a lever to construct a new alliance against NATO. This new coalition would be based on Shanghai cooperation and new military alliance in the CIS district. Evidence of this move can be seen in the increase in economic relations and trade in addition to the export of weapons (twothirds of all Russian export weapons are bound for China and India). The volume of trade between Russia and Asia has risen rapidly. And according to the energy policy program of Russian government Russia’s energy export to Asia will rise ten fold, that is from the current 3 per cent to 30 per cent in the next decade (Kimura 2007). If the whole Russian economy would diversify towards military industry this would in worst case create a completely new kind of confrontation in Europe as well as on the global scale. 3. The situation in the CIS What is the actual economic situation within the CIS? One clear tendency has been and must be that the economic relations between the countries are more and more based on market principles. What we in the West tend to forget is that Russia has had an enormous white man’s burden in the region of the Soviet empire. After the fall of the Soviet Union Russia has subsidised the other CIS countries by at least 100 billion of Euros because of the special energy prices (Remes 2007). The CIS which emerged from the ruins of the Soviet Union is not a state or empire in traditional terms. What is it then? In his recent article Jakub M. Godzimirski (2007) makes an analysis of the Russian approach to cooperation within the CIS framework. His conclusion is that for Russia the CIS is going to play a diminishing role for plans and designs for the region. On the other hand, oil and gas dependence gives Russia almost automatically an upper hand in the other CIS countries. Godzimirski ends up relativising the role of the CIS as such and emphasising the 122 role of Russian manifold political and economic influence using many organisations and arrangements. The CIS is far from being the only interstate organisation in the area. In fact a great variety of sub-regional organisations have been established in post soviet space during the last fifteen years. Plans to unify Russia and Belarus as a new federal state have had their ups and downs during the years. In the sphere of military cooperation the most important new alliances are Shanghai Co-operation Organisation which brings together China, Russia, Kazakhstan, Kyrgyzstan, Tajikistan and Uzbekistan and Collective Security Treaty Organisation where Russia has as its partners Armenia, Belarus, Kyrgyzstan, Kazakhstan and Tajikistan. In economic sphere there are also two major associations: The Common Economic Space comprising Russia, Belarus and Kazakhstan and Eurasian Economic Community which aims at establishing a free trade system between Russia, Belarus, Kazakhstan, Kyrgyzstan and Tajikistan. Most of these organisations are rather new and in many ways their actual relevance remains to bee seen. However we have to make an effort to understand the logic behind all these more or less overlapping organisations. The rhetoric of democracy is used both by U.S. and the EU. The European Union is using mainly soft and civilian forms of influence, counting also on other international organisations such as European Council and OSCE. One of the challenges for Russia is how to deal with this sort of power. Is there some “geopolitical interests” behind all this new civilised form of influence? Is Russia able to develop similar or analogous forms of soft power itself? Susanna Hast (2007) analyses the relationship between EU and Russia, starting from the concept of “spheres of influence”. Whatever the mega-trends of the political system in terms of democracy and dictatorship are, it would be naïve to see the European and Western influence only as a civilising project. Remarkable natural resources and energy issues are at least as relevant. For Russia democracy as such has not been a real issue. Especially in this part of the world Russian policy tends to be almost exclusively realistic based on political power and economic interests. Who would still remember the categorical assurance held out by the Reagan administration to Mikhail Gorbachev that NATO would not advance eastward from its then existing borders. Believing this Gorbachev gave permission for the unification of Germany, and thereafter proceeded to disband the Warsaw Pact unilaterally. In contemporary Europe Russia is at a serious disadvantage with regard to its conventional forces and the disparity is growing every day since the NATO countries refuse to ratify the treaty on Conventional Forces in Europe. Defence minister Sergei Ivanov has several times stated that Russia does not see the reason why NATO’s military infrastructure is getting closer to Russian borders. “During the first wave of NATO expansion we 123 were given solemn assurances that there would be no NATO military infrastructure in the new members’ territory. We were simply duped.” Ivanov said in November 2006. In Russia and Beijing a fear is growing that U.S. with its new effort to deploy an antimissile defence system in Europe and with destabilising weapons such as low-charge nuclear weapons and strategic missiles equipped with non nuclear warheads, will provoke a potential full scale nuclear arms race. Washington recently came up with an idea of a “Great Central Asia” strategy which aims at drawing the region toward south Asia – away from Russia and China (Bhadrakumar 2006). There are lots of indicators of closer cooperation between Russia and China. The expanding coordination between Russia and China at the UN, accelerating energy cooperation, Russian readiness to transfer state of the art weapon systems to China, growing Chinese investment in Russia, all this seems to indicate that the Shanghai Cooperation Organisation could be seen as a major geopolitical player by both countries. 4. Russian business in the CIS In any case the relationship between the great powers in post-Soviet space is far from being stable. One key issue is of course the economic dimension. How Russia is going to use its energy resources and growing economic might in general? How business interests are linked with political aspirations? Russian foreign direct investments abroad are large and they are rapidly growing. Most of the total stock has been directed outside the CIS. Crane et al. (2006) have shown that only about one-fifth of Russian FDI has gone to the CIS. Investments began to accelerate in 2000 when Russian economy rebounded and also economic growth in the CIS started to pick up. Russians investors seem to favour Kazakhstan, Ukraine and Belarus, but investments in North Caucasus region as well as Moldova are also significant. Investing in the CIS countries has several reasonable business causes. In most of the CIS countries growth in GDP has been more rapid than in Russia. Consumption is also developing in rather great speed. The climate for foreign investment is improving and rates of return tend to be better than from Russia. Investment in the other CIS countries helps Russian business diversify economic, political, market and financial risks. In comparison with their Western counterparts Russian entrepreneurs can enjoy several advantages. Local people know Russian language. They have family ties as well as academic and professional links from the Soviet era. Russians are also more used than their Western colleagues to work with problems of corporate transparency and management, property rights protection, contract enforcement, organised crime and corrupted public sector. These problems tend to be even worse in the other CIS countries. Russian business has also been active and experienced in participating in privatization. They have acquired 124 major industrial assets such as refineries, power plants and mines. In these operations Russian often use local partners, constructing holding companies or joint ventures in order to avoid political controversy connected with Russian participation. It should also be noticed that in many countries – Armenia, Azerbaijan, Georgia, Kyrgyzstan, Moldova and Tajikistan – the key investors are expatriates working in Russia. They usually invest in small local firms run by families and friends. All in all, Russian business grip in the CIS region is tightening. Investments of the Russian state controlled enterprises have been most comprehensive but also the large Russian private companies engaged in oil, chemicals and metallurgy have also acquired most valuable assets, for instance Ukrainian oil refineries. Crane et al. conclude however that the only sector in which they have found much evidence in Russian government’s involvement in FDI was the energy sector. This, of course, is not a minor exception. As Dusseault (2007) puts it, the control over natural resources such as oil, gas and water has become a focal point for the development of a majority of the CIS member states. Energy has the power to unite or to divide. 5. Frames of energy policy In order to make my argument I have in a previous article made an effort to present a heuristic model for analysing interaction in energy policy between Russia and other countries (Kivinen 2007). On the basis of this model we can further elaborate our understanding by developing more specified historical hypothesis concerning various forms of interaction. Of course this model works only when put in comprehensive empirical analysis. The general logic of Russian framework can be seen as comprising three different schemata: Soviet time interdependency, business logic and energy superpower aspirations. The change between them might be depicted as the arrow in figure 2. Figure 1: Change in Russian energy frame. Soviet interdependency Business logic Energy superpower The frames are not completely mutually exclusive. Rather the transition can be characterised in this respect as a gradual replacement of soviet time interdependency in non-market form by mere business logic. The idea of an energy superpower comes up with the rise of oil price. The starting point was interdependency based on Russian planned economy. In an abstract form this can be characterised as follows. All the Soviet Republics had common energy policy and infrastructure. This could not have been immediately replaced by principles of market economy 125 based on world market pricing. Rather we should suggest that in Russia there was a tendency to step by step move closer to normal business logic frame. The actual starting point can be illustrated e.g. by the case of Ukraine. There were disputes between Ukraine and Russia concerning gas already immediately after the fall of the Soviet Union. In fact Ukrainians never paid for their gas. Tensions between the two countries rose and Gazprom made an effort to force the Ukrainians to pay for gas by withholding supplies. The Ukrainians responded by withholding gas intended for Europe. “After several episodes, the situation more or less stabilized in 1994 on the basis of cashless trade – Russia delivering gas to Ukraine, and Ukraine allowing transit of Russian exports to Europe -- with side agreement on industrial sectors. In 1994 Ukraine had the only factories in the former USSR for large pipelines (1420 mm and 1220 mm) and small pipelines (219 mm, 325 mm, 426 mm), but depended on Russian factories for midsize pipelines (530 mm and 720 mm). In 1994, 70% of all gas industry workers in Siberia were Ukrainians (as were a majority of Gazprom’s board members), reflecting the fact that the Soviet gas industry was born in Ukraine in the 1920s and the Ukrainian gas pipeline network was – and still is – a vital part of the Russian network” (Guillet 2007, 7-8). On the other hand the rising oil price created Russia a possibility to consider using energy as a more comprehensive form of power. This could be characterised as an energy superpower frame. Following Russian media and political discussion there is no doubt that the discourse on energy superpower is plainly present in Russian political discussion (Alcott 2004, Kotkin 2005). One has good reasons to suggests, however, that it is first of all an instrument for domestic political scene. It has a certain appeal to politicians who are hankering for the lost empire. From the business point of view the situation is far less clear. Would it not seem natural to expect that businessmen in energy sector are most of all interested in making profits for their company? And this pure business logic may be even jeopardised by frames which come from the political sphere. This would seem to raise the question to what extent energy superpower ‘cultural schemata’ is a real action frame. It might very well be a mere rhetorical horizon collecting diversifying actors in a same discourse without having a direction to clear interest articulation and real political coherence. In international relations we have to take into account the complexity of interplay in these issues as well. If the energy superpower discourse is confronted in the frame of power political realism and security discourse, a self enforcing circle of interaction might become in place. “Russia has become the gravitational focus for many of the anxieties about the security of energy supply in Europe. Widely considered an unreliable energy superpower for which Europe will 126 have to import increasing amounts of energy, particularly gas, Russia poses what is in essence a three-pronged problem: its political reliability, a contrasting political economic approach and questionable the sustainability of its reserves.” (Monaghan 2007, 4) Also for the other countries the frames for interpretation of energy relation with Russia can be very different. These differences have been tentatively presented as lower lines in figures 3-7. As a starting point for developing more concrete hypotheses concerning the logic of matching frames/schemata, I would argue that we have several cases with rather fundamentally differing dynamics of interaction. Norway might be a case where the relationship is based almost exclusively on business framework. Russia has no larger political intentions in Norway and both countries share more or less the same ‘cultural schemata’ in this sense. This also implies that the expectations might be realistic on both sides. One should notice, of course, that this shared framework comprises both competition between two energy producers and at the same time partnership and cooperation with regard to technology and possibly join investment projects. Figure 2: Russian and Norwegian energy frames. Soviet interdependency Business logic Energy superpower Norway Business logic Security discourse In the case of the CIS countries the starting point is Soviet time interdependency. After the fall of the Soviet Union Russia has subsidised other CIS countries by at least 100 billion of Euros because of the special energy prices (Remes 2007). From this point the relationship is moving towards world market prices and business logic. But none of the CIS countries is at that point of development where they could see Russian energy policy in a pure economic frame. Tendency towards world market prices can be seen in mere business terms. But in all of the CIS countries Russia still has special political interests to promote (cf. Dusseault ed. 2007). Especially during Putin’s term the CIS-dimension of Russian foreign policy has been promoted in many ways. Between Russia and all the CIS countries we can witness a multi-level bargaining game where political orientations and military commitments intertwine with energy issues. We should study more thoroughly the differences between the cases of Ukraine and Belorussia. I would be tempted to argue that the cases differ in terms of the realism of expectations in the way that are presented in figures 3 and 4. Ukraine would have liked to maintain some of the special relations 127 based on Soviet time interdependency. On the other hand Russia would have liked to use energy as an instrument in promoting its political interests within Ukraine. Figure 3: Russian and Ukrainian energy frames. Soviet interdependency Business logic Energy superpower Ukraine Business logic Security discourse Belorussia might have been playing more conscious bargaining game. The Central Asian countries and the Caucasus states are also moving somewhere between Soviet time interdependency and energy superpower framework. Figure 4: Russian and Belorussian energy frames. Soviet interdependency Business logic Energy superpower Belarus Business logic Security discourse Both sides are using all the cards they have and energy is part of a more comprehensive power struggle. Georgia is the most extreme case where the power political dimension of energy is most evident (figure 5). Figure 5: Russian and Georgian energy frames. Soviet interdependency Business logic Energy superpower Georgia Business logic Security discourse 128 Within the European Union the security discourse has actualised as a fear that Russia would use energy as a lever to influence EU policies. This debate is especially significant in the new member states of the Union (Monaghan 2007). For Poland the Baltic Sea Pipeline being constructed to link Russia directly to its market in Germany, avoiding transit through Poland, is seen in highly political frame. Warsaw has even stated that the deal represents a new Molotov-Ribbentrop pact. Recently the Polish Ministry of Economy stated: The Ministry of Economy confirms its previous assessment of threats caused by the projected construction of the Wyborg – Greifswald pipeline (the Nord Stream gas pipeline) through the Baltic Sea. The investment poses a serious threat to Polish national security. It negatively affects inter alia the transit supply of natural resources through the ‘Jamal’ and ‘Braterstwo’ gas pipelines as well as poses an environmental threat. (27.5.2007) The different frames that various members of the Union have can be heuristically presented as having a following kind of position as far as Russian energy policy is concerned (figure 6). Figure 6: Russian and EU energy frames. Soviet interdependency Business logic Finland Germany Energy superpower Poland Business logic Security discourse Finland is highly dependent on Russian energy. All Finnish natural gas and about 70 per cent of oil are imported from Russia. Finland is importing also Russian electricity. Although Finland is not an energy producing country the situation is not much different from that of Norway in the sense that both Finland and Russia seem to act within the schemata of pure business logic. Finnish dependency on Russia is relative because gas makes up only 12 per cent of the Finnish energy consumption. In terms of oil there is always possibility to buy alternative supplies somewhere else on the world market. Within the Union the case of Germany is close to Finland whereas Poland sees the energy in much more power political terms. Because of these different frames, energy policy within the Union can not be very coherent. I would argue for more business logic based interpretations in the case of the Union. First of all, from the European point of view energy diversity already exists (e.g. Guillet 2007). A con- 129 ceptual distinction must be made between a complex diversity of energy type, source and transit route. In all these aspects diversity in Europe is an actual fact. Secondly, even during the Ukrainian price and transit crisis Russia was rapidly starting to pump gas into the pipelines when it turned out that the European Union countries where having troubles (Guillet 2007). The EU and the CIS are different from the Russian point of view. The CIS might be a field for exploring the possibility to reconstruct superpower status though energy whereas from the Russian point of view the Union is dealt with most of all in the business framework. This does not mean that there would not be competition and contradicting interests. 6. The positive scenario The most positive scenario at the moment would be enforcement of the normal business frame. This would also include a possibility to find common interests. These could be developed on many levels if the politicians both in Russia and in Europe were to make an effort to avoid traditional interest confrontation: 1. More effective use of energy based on best international practices; 2. Recognition of interdependence as a positive starting point; 3. Common investments for most modern technology based on shared rules of the game; and 4. Defining risk avoidance as a common ground for interest formation in the CIS area. My understanding is that there are no inevitable tendencies which would make either of these scenarios to realise. Much depends of the possibilities to create a positive circle for energy policy interaction. In this circle security discourse and energy superpower discourse were step by step to be replaced by realistic assumptions about the other, common rules of the game (also for competition) and gradual definition of common interests. References Aalto, Pami, David Dusseault, Michael Kennedy and Markku Kivinen. 2007. Is Russia Becoming an Energy Superpower? The Social Structuration of Russia’s Energy Sector. Paper presented in the Nordic International Studies Association conference. Odense, 23-25 May. 2007. The CIS. Form or Substance. 2007. Edited by David Dusseault. Saarijärvi. Kikimora Publications. 130 Crane, Keith, D.J. Peterson and Olga Oliker: Russian Investment in the Commonwealth of Independent States. Eurasian Geography and Economics, 2005, 46, No 6, pp. 405-444. Desai, Padma. 2000. Russian Optimist: Interview with Yegor Gaidar. Challenge. May-June. Dusseault, David. 2007. The Great Leap Eastward: Russia’s Energy Strategy in North East Asia. In David Dusseault (ed.): The Dynamics of Energy in Eurasian Context. Aleksanteri Series 3/2007, pp. 134-158. Dynkin, A. and A Sokolov. 2002. Integrirovannye biznes-gruppy v rossiiskom ekonomike. Voprosy Ekonomiki. Aprel 4/2002., 78-95. Giannopoulos, Ilias and Georgia Angelopouluou: TNK-BP. CERE Energy Series No3, 2006. Giddens, Anthony. 1984. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration. Cambridge. Polity Press. Godzimirsky, Jakub. M. Russia and the CIS: Spaces, Paradigms and Patterns. In David Dusseault (ed.): The CIS Form or Substance. Aleksanteri Papers 2007/2, pp. 17-47. Gorst, Isabelle: Russian Pipeline Strategies: Business versus Politics. The James Baker III Institute for Public Policy of Rice University. October 2004. Guillet, Jerome: Gazprom as a Predictable Partner. Another reading og the Russian-Ukrainian aned Russian-Belarussian Energy Crises. IFRI, Russia/NIS Center. March 2007. Hast, Susanna. 2007. Moldova in the Russian Sphere of Influence. In David Dusseault (ed.): The CIS Form or Substance. Aleksanteri Papers 2007/2, pp. 197-217. Heinrich, Andreas: Gazprom – A Reliable Partner for Europe’s Energy Supply? Russian Analytical Digest 1/2006, 2-12. Kennedy, Michael. 2007. Culture, Power, history, and Energy in Global Transformations. Kimura Hiroshi: Preface. Russia’s Shift toward Asia. Tokyo. The Sasakawa Peace Foundation. Kivinen, Markku. 2007. Frames of Russian Energy Policy in Transition. In David Dusseault (ed.): The Dynamics of Energy in Eurasian Context. Aleksanteri Series 3/2007, pp. 7-29. Kotkin, Stephen. 2005. The Energy Dimension in Russian Global Strategy. The James Baker III Institute for Public Policy of Rice University. Ledenova, Alena. 2007. How Russia Really Works. The informal practices that shaped postSoviet politics and business. Cornell University Press. Monaghan, Andrew. 2007. Russia and the Security of Europe’s Energy Supplies: Security in Diversity. Conflict Studies Research Centre. Olcott, Martha. 2004. The Energy Dimension in Russian Global Strategy. Vladimir Putin and the Geopolitics of Oil. The James Baker III Institute for Public Policy of Rice University. Perovic, Jeronim and Robert Orttung. 2007. Russia’s Energy Policy: Should Europe Worry? Russian Analytical Digest No 18, 2-7. 131 Remes, Seppo. 2007. Venäjän tulevaisuuden varmuuksia ja epävarmuuksia. Eduskunnan tulevaisuusvaliokunnan seminaari, Helsinki, Eduskunta 25.1.2007. Sakwa, Richard. 2004. Putin: Russia’s Choice. London and New York. Routledge. Sewell, Willliam H., Jr. 2005. Logics of History: Social Theory and Social Transformation. Chicago. University of Chicago Press. Shleifer, Andrei and Daniel Treisman. 2004. A Normal Country. Foreign Affairs Vol. 83(2), 2038. Sutela, Pekka. 1994. The Economic Transition in Russia. Change and Continuity in Eastern Europe. Edited by Timo Piirainen. Aldershot. Dartmouth. Sutela, Pekka. 2003. The Russian Market Economy. Saarijärvi. Kikimora Publications. Venäjä 2017. 2007. Edited by Osmo Kuusi, Hanna Smith and Paula Tiihonen. Lahti. Tulevaisuusvaliokunta. Eduskunta. Wendt, Alexander. 1999. Social Theory of International Politics. Cambridge. Cambridge University Press. 132 Косикова Л. С. * (Россия) Трансформация экономических отношений России со странами СНГ: выводы для российской политики в регионе Важнейшей характеристикой экономических и политических отношений России с другими странами СНГ в настоящее время является завершение переходного, «постсоветского» периода. По мере укрепления политического и экономического суверенитета новых независимых государств, возникших в результате распада СССР, а также в результате осуществляемых в этих странах социально-экономических реформ весь регион СНГ1 приобрел принципиально новое качество. За полтора десятка лет это геополитическое пространство изменилось до неузнаваемости, пройдя через несколько стадий (фаз) трансформации. Трансформационные процессы в этом регионе протекали и протекают под влиянием внутренних и внешних факторов, затрагивая все сферы - политическую, социально-экономическую и гуманитарную. На основе собственных многолетних исследований этих процессов на примере стран СНГ мы предложили классификацию трех фаз (стадий) трансформации в регионе бывшего СССР. Каждой фазе развития новых независимых государств и их связей с внешним миром соответствует особый характер взаимных отношений между Россией и другими государствами СНГ, что, собственно, и представляет главный интерес в нашем анализе. Поэтому мы дали условные названия каждой из трех стадий (фаз), применительно к российскому восприятию региона СНГ: 1-я фаза – регион бывшего СССР как «ближнее зарубежье» России (1992-1994); 2-я фаза – регион СНГ (без Балтии) как постсоветское пространство (с конца 1994 до 2001-2004); 3-я фаза – регион СНГ как конкурентная зона мирового рынка (2001–2004 гг. и на обозримую перспективу)2. Косикова Л.С. – к.г.н., ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. Понимаемый в данном контексте как совокупная территория 12 новых независимых государств-членов – бывших республик СССР, включая Россию, объединившихся в организацию Содружества Независимых Государств (СНГ). Из числа бывших союзных республик сюда не входят Эстония, Латвия и Литва – государства Балтии, никогда не вступавшие в СНГ, а после 1 мая 2004 г. ставшие полноправными членами Евросоюза и НАТО. 2 Подробные характеристики указанных периодов в развитии региона СНГ читатель найдет в более ранних публикациях автора: Косикова Л. Регион СНГ: фазы трансформации и нынешние стратегические возможности России (к 15-летию Содружества Независимых Государств)// Российский экономический журнал, 2006. №9-10. С.40-63; Косикова Л.С. Итоги 15–летнего развития государств СНГ и их взаимного сотрудничества//К каким альянсам ведет «цивилизованный развод»?/ Сб. научн. статей. Отв. ред. Б.А.Хейфец. М.: Ин-т экономики РАН. 2007. С. 33-61. * 1 133 Предлагаемая классификация основана, прежде всего, на избранных качественных характеристиках, оцениваемых автором в динамике. Но любопытно, что эти характеристики подтверждаются и количественными параметрами торгово-экономических связей в регионе, а моменты перехода из одной качественной фазы в другую фиксируются в скачкообразных изменениях количественных показателей взаимной торговли. Две из перечисленных фаз уже пройдены, а начало нынешней, третьей фазы преобразований совпадает по времени с завершением переходного, или так называемого постсоветского, периода в развитии СНГ, который продлился более 10 лет. За это время бывшие союзные республики совершили скачок из СССР – в СНГ, преодолели глубочайший трансформационный спад в экономике, вызванный эффектом «двойного шока»3. И теперь перед Россией и другими государствами СНГ встал вопрос, куда и как двигаться дальше, как вписаться в мировую хозяйственную систему на этапе глобализации, как обеспечить собственную безопасность и конкурентоспособность. Итак, к настоящему времени бывшее «ближнее зарубежье» России превратилось в зону острейшей международной конкуренции крупных глобальных и региональных игроков. На новом этапе развития претензии Российской Федерации на особую роль в постсоветском регионе, на монополию в отношениях с партнерами по СНГ, уже не разделяются мировым сообществом. Ведущие мировые центры силы со всей определенностью заявляют о наличии здесь собственных интересов, которые они не намерены согласовывать с российской стороной. Конкуренты России определили наиболее важные для себя зоны постсоветского пространства – Причерноморский и Прикаспийский регионы, включая весь Южный Кавказ и Центральную Азию, обозначили своих главных партнеров в СНГ – страны ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова) и Казахстан. Консолидированную позицию Запада ясно выразила госсекретарь К. Райс: «Русским следует признать, что у нас есть законные интересы и свои отношения с их соседями, даже если эти страны были когда-то частью Советского Союза»4. США еще в 1993 г. провозгласили концепцию «геополитического плюрализма» в отношении СНГ. Американский Конгресс ежегодно утверждает статьи госбюджета на поддержку отдельных стран постсоветского пространства. В сферу особых американских интересов давно попала Украина, как ключевое государство СНГ, прикаспийские страны, особенно, Азербайджан, страны Южного Кавказа (прежде всего, Грузия, но также и Армения), государства Центральной Азии, где главным партнером США до недавТермин ввел академик А.Д.Некипелов. См.: Очерки экономики посткоммунизма. М.,1996. Выступление на международной конференции на тему: «Общее видение соседства». – Вильнюс, 4 мая 2006 г. – ИТАР-ТАСС, 4.05.2006; Время новостей, 5 мая 2006; http://www.vremya.ru/2006/78/5/151354.html. 3 4 134 них пор считался Узбекистан, а после 2005 г. приоритет был отдан всестороннему со- трудничеству с Казахстаном. Страны Центральной Азии и Кавказа стали объектами повышенного внимания со стороны США после 11 сентября 2001 г, т.к. в них проживает мусульманское население. Национальный оборонный университет (подразделение Пентагона) провел в октябре 2004 г. конференцию «Как нам лучше реорганизовать Евразию?», в связи со стратегическими задачами передислокации вооруженных сил США в глобальном масштабе. Намечено расширить американское военно-стратегическое присутствие в глубине Евразии: сначала на Кавказе и в Каспийском регионе, а затем (или параллельно) - в Центральной Азии5. Европейский союз (ЕС), включающий уже 27 стран-членов и приблизившийся к бывшим западным активизировался границам СССР, также в последние годы чрезвычайно на постсоветском пространстве. Еще в 2003 г. Брюссель разработал стратегию «Расширенной Европы», а в ее рамках концепцию «европейской политики соседства (ЕПС)», объектами которой стали первоначально 6 стран СНГ. Это: восточноевропейские соседи - Украина, Молдова, Беларусь, а также южнокавказские соседи - Армения, Грузия и Азербайджан. В начале 2007 г. в сферу ЕПС был включен сначала весь Казахстан, а позже появилась Стратегия ЕС для Центральной Азии, куда уже включены все страны региона. Пояс государств СНГ - «новых соседей» ЕС может стать при неблагоприятном для России развитии ситуации зоной конфликтов и борьбы за влияние. В наиболее желательном для нашей страны варианте это могла бы быть зона интенсивных контактов между РФ и ЕС, поле для согласования интересов и многостороннего сотрудничества в «треугольнике» РФ-ЕС-СНГ. развиваются скорее в неблагоприятном Пока же тенденции варианте конкуренции, а в ряде случаев – конфронтации. На сегодняшний день факты таковы: не сумев интегрироваться с Украиной и Молдовой, Россия вынуждена теперь строить отношения с ними как с «общим ближним зарубежьем» Евросоюза. Проблема поиска новой модели отношений в треугольнике РФ- ЕС - СНГ чрезвычайно актуализировалась. Очевидно, России придется разрабатывать свою, симметричную «политику соседства» по отношению к странам СНГ, проводящим многовекторную внешнюю политику6. Новая евразийская стратегия США: программы и «партнерства». – http://www.iamik.ru/18300.html,22.10.2004. 6 Косикова Л. С. Евровосток как поле взаимодействия России и Евросоюза// Россия и современный мир. 2006. №3. С.152-174; Косикова Л. С. Отношения Евросоюза со странами СНГ в рамках европейской политики соседства //Доклады РЕЦЭП. 2006ю № 13. 325 с. М., Российско-Европейский центр экономической политики. 5 135 Китай и страны АСЕАН, имеющие серьезные интересы в Казахстане, во всех государствах Центральной Азии, на российском Дальнем Востоке также выступают не только партнерами, но и прямыми конкурентами России в СНГ. Хотя Китай входит с Россией в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), наряду с центральноазиатскими постсоветскими государствами, он стремится использовать эту международную организацию, которая создавалась первоначально для решения проблем безопасности в регионе, для проникновения в Центральную Азию и установления там своего доминирования. Проявившаяся тенденция «экономизации» ШОС не вполне отвечает интересам России, которой сложно конкурировать с Китаем в экономической сфере в таких регионах, как Центральная Азия и российский Дальний Восток. Есть особые интересы на постсоветском пространстве и у отдельных зарубежных стран. Например, Польша претендует на то, чтобы официально курировать Украину и Беларусь от имени ЕС, в рамках «восточного измерения» европейской внешней политики. Этнические поляки, составляющие меньшинство населения в некоторых западных территориях Беларуси и Украины, неоднократно использовались для разжигания конфликтов с официальными властями. Из числа новичков Евросоюза в последние годы выделяется своей активной политикой Литва, поддерживающая усилия Польши по втягиванию восточноевропейских стран СНГ в блок НАТО. Литва и Польша совместно многое делают по реанимации геополитической идеи Балтийско-Черноморского союза, отсекающего Россию от Большой Европы. Город Каунас в Западной Литве стал своеобразным «восточноевропейским Брюсселем», где проводятся международные конференции по европейской политике соседства и форумы НАТО. Все учредительные форумы Сообщества демократического выбора (СДВ) проходили в Литве. Кроме того, Литва выдвинула идею курирования трех стран Южного Кавказа (Армении, Грузии и Азербайджана) странами Балтии и «обмена опытом» в вопросах «солидарного противостояния России в ее имперских планах». При американском финансовом содействии Литва активизировала в 2006–2007 гг. политику в отношении Белоруссии, с целью свержения нынешнего руководства страны и переориентации внешней политики РБ на Запад. Турция, давно дожидающаяся приема в Евросоюз, довольно активно действует на юге Украины (в Крыму), в государствах Центральной Азии и Южного Кавказа, всюду, где проживает мусульманское население. Она активно поддерживает группировку стран ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова). Турецкая позиция поддержки Азербайджана в противовес Армении вносит дополнительные трудности в осуществление планов самого Евросоюза. Так, Франция, как государство-основатель и авторитетный член ЕС, 136 страна с большой и авторитетной армянской диаспорой, настаивает на официальном признании исторического факта геноцида армянского народа со стороны Турции и ставит, соответственно, препятствия на пути вступления Турции в ЕС. Из-за такой официальной позиции Франции у нее весьма натянутые отношения с Азербайджаном, а именно на это государство делается сейчас главная ставка ЕС в экономических аспектах политики соседства по отношению к Южному Кавказу. Только что вступившая в ЕС Румыния официально, устами своего президента Т.Бэсеску, заявляет, что сделает все зависящее, чтобы «вернуть в Европу молдаван», присоединив Молдову к Румынии7. Выступая в Брюсселе, Т.Бэсеску прямо предложил Кишиневу объединиться в рамках Евросоюза, заявив следующее: « Румыния все еще остается разделенной на две страны, однако румыно-молдавское объединение произойдет внутри Европейского союза и никак иначе»8. В итоге обозначенных процессов и тенденций регион СНГ предстает в настоящее время как плохо структурированное пространство, ставшее ареной международной конкуренции глобальных центров силы. Россия утратила здесь свое прежнее лидерство (хотя, безусловно, доминирует среди стран СНГ по всем параметрам), а постсоветский регион активно осваивают внешние игроки. Весь комплекс вопросов политического, военностратегического и экономического сотрудничества Российской Федерации с другими государствами на пространстве Содружества приобрел широкий международный контекст. Геополитическое соперничество явно препятствует интеграционным усилиям России в данном регионе. Политические и экономические отношения России со странами СНГ переживают в настоящее время системный кризис. Те структуры и институты сотрудничества, которые были созданы в переходный период для организации многосторонней интеграции на постсоветском пространстве, не справились со своими задачами. Многочисленные попытки России экономически интегрировать страны СНГ как в составе всех 12 государств (проект Экономического Союза,1993 г.), так и в более узких по составу региональных группировках (Таможенный союз, ЕвразЭС, ЕЭП-4, Союзное государство России и Беларуси) оказались неудачными. Практика «разноскоростной интеграции» далеко разошлась с декларированными целями, а модели региональных союзов, заимствованные из европейского опыта (ЕС), не привились на постсоветской почве. С конца 1990-х годов в Содружестве пролегает водораздел между «пророссийскими» и 7 8 Независимая газета. 2007.02.02. Там же 137 «прозападными» региональными союзами (последние олицетворяет ГУАМ – Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова)9. Основа системы евразийской региональной интеграции - экономический союз ЕврАзЭС, создание которого максимально отвечало бы интересам России, пока не вышел из стадии зоны свободной торговли. В последнее время внутренние противоречия в этом союзе обострились из-за вступления в его состав Узбекистана, а также из-за ухудшения российско-белорусских отношений. Перспективы формирования таможенного союза в рамках всего ЕврАзЭС отодвинуты на неопределенный срок. Пока более реально просматривается вариант создания интегрированного «ядра» в рамках ЕврАзЭС – в виде Таможенного союза из числа трех наиболее готовых к этому стран – России, Белоруссии и Казахстана10. Проект Союзного государства России и Белоруссии (Договор об СГРБ, 1999 г.), повидимому, не имеет шансов на реализацию в форме создания Федерации с единой валютой, или даже как конфедеративное образование. Белорусская сторона не готова к такому уровню сближения, она предпочитает углубление межгосударственных отношений в сфере обороны, в экономике, в гуманитарной области, но при сохранении национального суверенитета11. Проект Единого экономического пространства (ЕЭП), в который Россия активно пыталась вовлечь Украину, начиная с 2003 г., на наш взгляд, изначально был обречен на неудачу, так как предполагал создание таможенного союза России, Беларуси, Украины и Казахстана в противовес расширяющемуся ЕС12. Это противоречит евроинтеграционным устремлениям украинского руководства и консолидированным интересам Запада в регионе СНГ. Как дублер ЕврАзЭС, проект «четверки» с наднациональными органами управления не состоялся и не мог состояться13. Более того, он стал яблоком раздора между Россией и Евросоюзом. В результате ЕЭП с апреля 2006 г. пребывает в «законсервированном» состоянии, хотя подготовлена международно-правовая база сотрудничества14. Если называть вещи своими именами, то очередной интеграционный проект России, подКосикова Л. Несостоявшаяся интеграция, или почему России не удается объединить страны СНГ//Мир перемен (международный научно-общественный журнал). М. 2004. № 1. С.108-123. 10 Соответствующее решение принято в октябре 2007 г. на саммите ЕвразЭС в г. Душанбе. 11 Косикова Лидия. Пока есть название, но не государство (О союзном государстве России и Белоруссии)// НГ- Дипкурьер. 2006. 13 марта. С.12. 12 Косикова Л.С. Участие Украины в Едином экономическом пространстве: взгляд из Москвы и взгляд из Киева//Вестник Содружества. 2003. № 6. 13 Косикова Лидия, Гринберг Руслан. Возможно ли единое экономическое пространство в рамках СНГ?/ Отв.ред Н.Б.Биккенин. М.,Фонд «Единство во имя России», 2004. 14 Для запуска этого проекта страны «четверки» должны подписать так называемый первоочередной пакет документов, включающий 38 международных договоров. Украина выразила согласие подписать менее трети соглашений – 11 договоров в рамках ЕЭП (по состоянию на апрель 2006 г.). 9 138 готовленный кулуарно, без широкого экспертного обсуждения, по существу, провалился. На наш взгляд, без существенного пересмотра концепции в духе функциональной, проектной интеграции, развития экономического сотрудничества без наднациональных органов, проект ЕЭП не имеет перспектив реализации. Кроме того, России предстоит найти сочетание концепции образования ЕЭП со странами СНГ с концепцией формирования ОЕЭП – Общего европейского экономического пространства, наладив международное сотрудничество в «треугольнике» РФ-ЕС-СНГ. На фоне просчетов и неудач в осуществлении «пророссийских» проектов сотрудничества со странами СНГ, новое дыхание при поддержке внешних спонсоров получил проект ГУАМ. В мае 2006 г. этот союз провозгласил себя как новая «Организация за демократию и развитие – ГУАМ», со штаб-квартирой в Киеве. Были подписаны уставные документы международной организации. ЕС и США выразили намерения содействовать инвестиционным программам в рамках ГУАМ, для реализации базовой идеи – сформировать Евро-Азиатский нефтетранспортный коридор из Центральной Азии, через Кавказ и Украину – в Европу, в обход России. Противодействие Евросоюза и США созданию ЕЭП, при одновременной финансовой поддержке ГУАМ ведет к «размыванию» общего формата Содружества Независимых Государств как регионального объединения 12 постсоветских стран, усиливает противоречия между субрегиональными группировками внутри СНГ. Россия оказалась не в состоянии разрешить «замороженные конфликты», защитить страны региона от существующих внешних угроз, широко содействовать их модернизации. Не сумев в предыдущие годы интегрировать бывшие республики СССР, Россия в глазах мирового сообщества утратила моральное право претендовать на особые отношения с ними. От СНГ все более отдаляется «пояс новых соседей», ставший объектом европейской политики соседства и евроатлантической стратегии США. Раздел пространства СНГ по линии ОДКБ/ЕврАзЭС – ГУАМ/НАТО может в период до 2009-2011 гг. усилиться. Дополнительно активизировались попытки придать институциональный характер «буферной зоне» между Россией и Европой. Для этого создана организация балто-черноморских государств под названием «Сообщество демократического выбора» (учредительный форум СДВ состоялся в Киеве, 1-2-декабря 2005 г.). Впервые в постсоветской истории государства СНГ, дистанцирующиеся от России, создали не просто «свой» региональный альянс, но объединились со странами Центральной Европы, Балтии и Балкан. При этом организаторы СДВ всячески подчеркивают политикоидеологические различия с Россией, которой якобы чужды идеалы демократии. 139 Вновь обострилась проблема, что далее делать с СНГ как с международной организацией: распустить или обновить? Целый ряд стран в начале 2005 г.15 поставили вопрос о роспуске организации, считая СНГ «механизмом цивилизованного развода», выполнившим на данный момент свои функции. После двух лет работы над проектом реформирования СНГ, «группа мудрецов»16 предложила некий набор решений, но не закрыла вопрос о будущем организации СНГ-12 и о направлениях сотрудничества в данном мно- гостороннем формате. Подготовленная Концепция реформирования Содружества была представлена на очередном саммите СНГ, в Душанбе (4-5 октября 2007 г.). Но ее не поддержали пять из 12 стран17. Остро требуются новые идеи для Содружества, привлекательные для большинства стран постсоветского региона, на базе которых эта организация смогла бы консолидировать данное геополитическое пространство. В том случае, если новое СНГ не состоится, ареал российского влияния будет резко сужен. Россия утратит статус региональной державы, а ее международный авторитет заметно упадет. Необходимо выработать новые подходы к отношениям со странами СНГ, существенно пересмотреть концепции и модели региональной интеграции. Это вызвано неудовлетворительными итогами российской политики в регионе. Политика России в отношении стран СНГ все годы после распада СССР была ситуативной, но центральное место в ней занимали ценовые преференции, в первую очередь льготные цены на поставки природного газа. Одним из средств давления на «нелояльных» членов СНГ было создание альтернативных группировок – Союзного государства с Белоруссией и Евразийского экономического сообщества. По идее, членство в этих союзах должно быть экономически более выгодным, чем членство в СНГ, а значит, стимулировать связи с Россией. Но надежды не оправдались. Одна из причин – непоследовательность российской линии в отношении государств с «пророссийской» и «прозападной» ориентацией. Так, главный военно-стратегический союзник России в СНГ и важнейший партнер по кооперации в обрабатывающих отраслях промышленности и в сфере высоких технологий – Белоруссия, получала в период 1992-2005 гг. в виде прямых и косвенных российских дотаций помощь в размере примерно 1,5-2 млрд долл. в год (оценка К.Коктыша). В тот же период помощь Украине, не подписавшей даже Устав СНГ, была Период совпадает с началом реализации совместных планов действий ЕС-СНГ (с Молдовой, Украиной), с активизацией роли региональной организации ГУАМ, с принятием Боржомской декларации лидерами Украины и Грузии. 16 Была образована по решению стран-членов СНГ на саммите в Казани (август 2005 г.). 15 140 не меньшей по размеру, а то и гораздо более существенной. Ежегодное списание «газовых» и прочих «энергетических» долгов, льготные цены на нефть, на ядерные материалы для украинских АЭС, реструктуризация государственного долга достигали в 1999-2003 гг. от 3 до 5 млрд долл. в год (оценки С. Глазьева, Л. Косиковой). Финансовая помощь в год президентских выборов (2004г.), предоставленная Украине только путем изменения порядка налогообложения экспорта нефти и газа, стоила российскому бюджету примерно 1 млрд долл. Тем не менее новое украинское руководство начало свою деятельность с инициатив по реприватизации объектов собственности, принадлежавших российским инвесторам на территории Украины, с пересмотра условий аренды базы Черноморского флота, заявило о скором вступлении в НАТО и т.д. В самые последние годы в политике России наметились изменения, с учетом внешнеполитического курса стран СНГ. В тех случаях, когда политика соседей по СНГ вступает в противоречие с российскими интересами, партнеры лишаются финансовой подпитки18. Дополнительно в отношениях с государствами Содружества применяются такие инструменты, как: паспортно-визовый режим трансграничного движения, миграционный режим (количество дней пребывания в России без регистрации), тарифные и нетарифные ограничения для некоторых «чувствительных» экспортных товаров. В 2005-2006 гг. Россия практиковала, например, введение ограничений на поставки винодельческой продукции и минеральной воды «Боржоми» из Грузии; вин, фруктов, овощей - из Молдовы, мясо-молочной продукции – из Украины под предлогом их несоответствия санитарным нормам. Подобные меры были однозначно восприняты в странах СНГ и на Западе как экономические санкции в отношении стран, поставивших вопрос о своем выходе из СНГ и присоединении к НАТО. Страны-партнеры, как правило, лишены возможности адекватного давления на Россию. Хотя проблемы в области транзита через территории Белоруссии и Украины выявили слабость геоэкономического положения России. В настоящее время российская политика в СНГ, помимо «принуждения к дружбе» (К.Затулин), взяла на вооружение принцип «прагматизма». Это проявляется в последовательном отказе от прежних преференций партнерам по СНГ. Начало перехода на рыночные принципы в торгово-экономических связях рассматривается в МИД РФ как «свидетельство зрелости взаимных отношений»19. Между тем такой подход к сотрудничеству, справедливый с точки зрения получения краткосрочных выгод, разрушает последние Концепцию не подписали Грузия и Туркмения, Украина и Азербайджан высказали особое мнение, Молдавия подписала документ с оговоркой, т.е. опять страны ГУАМ и Туркмения оказались в стороне от российских идей обновления СНГ// Независимая газета. 2007. 8 окт. С. 8-9. 18 Эта логика была нарушена конфликтом в нефтегазовой сфере с Белоруссией 2006–2007 гг. 19 Современный мир и Россия// Международная жизнь. 2007. № 1-2. С.79. 17 141 «привязки» соседей к российской экономике, т.е. действует в дезинтеграционном направлении, а значит, «работает» против стратегической перспективы. При этом взамен ценовых льгот не предлагаются какие-либо «новые привязки», или привлекательный модернизационный проект, усиливающий «российский вектор» в экономике государств СНГ в противовес другим направлениям их внешних связей. Хотя «прагматизм» не способен заменить стратегию, он имеет свои резоны. У России накопились немалые претензии к соседям по СНГ. Огромные финансовые вливания, сделанные в этот регион, не принесли ощутимых политических дивидендов. Не дали они и заметных экономических преимуществ российским инвесторам, другим хозяйствующим субъектам в их деятельности на внутренних рынках государств СНГ. Прямые и косвенные субсидии странам СНГ «растворились» в доходах государственных бюджетов, либо перекочевали на частные банковские счета по широко распространенным теневым схемам. Эти средства «вскормили» политические элиты постсоветских государств. В настоящее время партнеры России с удивлением, а нередко с искренним недоумением воспринимают цифры фактической помощи, т.к. она не всегда фиксировалась в межгосударственных соглашениях и совсем не пропагандировалась в СМИ. Более того, любые упоминания о существенной финансовой подпитке воспринимаются сегодня в странах СНГ как незаконные упреки «малым» и «бедным» государствам, исходящие от «боль- шой» и «богатой ресурсами» России. Все это не дает возможности строить в перспективе действительно партнерские отношения. Низкая эффективность финансирования экономик и населения новых независи- мых государств, на наш взгляд, связана с тем, что фактическая и немалая помощь России партнерам по СНГ никогда не было строго обусловлена встречными политическими требованиями. И это – глубочайший просчет в политике постсоветского периода. Со- вершенно иначе строили свои отношения со странами СНГ международные финансовые организации и страны Запада. Для получения любого, самого небольшого транша из кредита МВФ страна-реципиент подписывала меморандум, в котором МВФ, в свою очередь, оговаривал условия предоставления кредитных средств. Тем самым стимулировались реформы в нужном направлении и создавались благоприятные условия для деятельности иностранных компаний в данной стране. Международный валютный фонд мог, напри- мер, диктовать правительству Украины, какой размер пошлины следует установить на вывоз семян подсолнечника, чтобы обеспечить высокую рентабельность совместных предприятий, созданных с участием западного капитала в пищевой промышленности. В то же время российское правительство не смогло добиться от Украины даже передачи трубопроводной системы в собственность международного газотранспортного консорци- 142 ума, при том что более десяти лет украинское направление было главным экспортным направлением для поставок российского газа в Европу, а транзит приносил соседней стране ежегодно 2-2,5 млрд долл.прибыли. С учетом новых реалий в регионе СНГ предстоит уточнить цели и задачи российской политики, выработать долгосрочную стратегию действий на постсоветском пространстве и приоритетность ее реализации. На новом этапе отношений со странами СНГ Россия должна исходить из глобального видения собственных стратегических целей развития и своего места в мировой экономике, но одновременно выстраивать более рациональную политическую линию в отношениях с партнерами по СНГ. Стратегия региональной (евразийской) интеграции, которая декларировалась как приоритетное направление внешней политики России в отношении стран СНГ в течение всех последних лет, не может быть универсальной. Существуют серьезные внутренние и внешние препятствия для такой модели регионального сотрудничества. Поэтому она должна быть скорректирована в самое ближайшее время. Целесообразно впредь дифференцировать политические подходы России по отношению к государствам СНГ: Выстраивать «особые» отношения с ближайшими союзниками в рамках общей системы безопасности, проводя государственную политику интеграции и привилегированного партнерства; Развивать добрососедские отношения, гуманитарное и экономическое сотрудничество со всеми остальными странами СНГ, проводя политику взаимодействия на разных уровнях. Консолидировать весь постсоветский регион вокруг России в условиях растущей здесь конкуренции на основе гибкого сочетания политики интеграции с союзниками и политики взаимодействия с соседями. В соответствии с тремя предложенными подходами: «консолидация – союзничество/интеграция/ привилегированное партнерство – соседство/взаимодействие» – необходимо откорректировать отношения России с новыми независимыми государствами в разных форматах. 1. Важно сохранить общий формат СНГ-12. Ни в коем случае нельзя распускать организацию СНГ. Роспуск станет стратегической ошибкой России и потерей авторитета в мире. Функция этой международной организации - консолидация новых независимых государств на геополитическом пространстве бывшего СССР. При этом СНГ не должно восприниматься его участниками как альтернатива развитию международных связей на других направлениях их внешнеэкономической деятельности. Для этого необходимо изменить принципиальный подход к СНГ со стороны, прежде всего, России. По существу, 143 ей необходимо отказаться от взгляда на Содружество как инструмент однополюсной интеграции, а также от противопоставления евразийского и европейского направлений внешних связей Соответственно Договор об СНГ должен быть обновлен: его необходимо заменить Договором об СНГ+. Дополнение к договору («плюс») могло бы отражать пер- спективы развития СНГ на новом этапе, нацеленность на взаимовыгодное сотрудничество независимых государств, прошедших через период «развода» и осознающих важ- ность поддержания высокого уровня многостороннего взаимодействия. Новая органи- зация СНГ может рассматриваться как одно из звеньев в будущей конструкции многополярного мира, в рамках которой страны с переходными экономиками максимально используют преимущества экономического сотрудничества с Россией и друг с другом, с региональными блоками в Европе и Азии. Сохранение СНГ как рамочной организации и международные договоры стран СНГ должны обеспечивать гарантии безопасности также внеблоковым государствам и непризнанным образованиям на пространстве бывшего СССР. Будучи рамочным по своему характеру, этот договор должен предусматривать возможность заключения отдельных, более детальных секторальных соглашений внутри СНГ. Договор об «СНГ плюс» мог бы содержать и обновленное название организации, например «СНГ – Организация трансконтинентального сотрудничества»20. Она могла бы взять на себя задачу реализации международных проектов в русле идеи межконтинентальной кооперации. При этом необходимо стремиться к тому, чтобы сосредоточить уже реализуемые на постсоветском пространстве или намечающиеся проекты сотрудничества транспортно-транзитного и энергетического характера в рамках одной организации. Это позволило бы избежать нынешней ситуации, когда международные проекты с участием стран СНГ воспринимаются как альтернативные российским и наоборот. Для финанси- рования крупных региональных инициатив в сфере экономики и содействия инновационному развитию целесообразно создать «Банк развития СНГ». Новая организация СНГ (СНГ+) должна рассматриваться как одно из важных звеньев в будущей конструкции многополярного мира, в рамках которой страны с переходными экономиками могли бы максимально использовать преимущества экономического сотрудничества с Россией и друг с другом, с региональными блоками в Европе и в Азии. Международные договоры СНГ должны обеспечить гарантии безопасности внеблоковым государствам и непризнанным государствам на пространстве бывшего СССР. В экономи- 144 ческой сфере важнейшей задачей новой организации должна стать реализация международных проектов в русле идеи трансконтинентальной кооперации. Функции СНГ в гуманитарной сфере – сохранение мультикультурного пространства и безвизового режима передвижения граждан стран–членов СНГ. 2. В формате нового СНГ целесообразно выделить «ядро» будущей системы региональной интеграции. Интеграционная стратегия России должна быть целенаправленной. Наилучшие условия для ее реализации сегодня имеются в рамках Союзного государства России и Беларуси. Нужно всячески поддерживать тесные кооперационные связи с Белоруссией – главным союзником РФ по организациям ОДКБ – СГРБ – ЕврАзЭС, предоставляя ей максимум преференций, используя уже имеющиеся инструменты долгосрочного сов- местного планирования и финансирования общих программ. Вряд ли, однако, целесообразно предлагать Белоруссии слишком жесткие конструкции интеграционных объединений с Россией – федеративную модель «а ля Евросоюз», которая и в Европе переживает не лучшие времена. Формирование таможенного союза и общих рынков товаров и услуг – это «задача максимум» в экономических связях на ближайшее десятилетие. Она должна дополняться активным сохранением общего культурного, образовательного, научнотехнического и информационного пространства, безвизовым передвижением граждан. Союз ЕврАзЭС в силу его разнородности и низкого уровня экономического развития некоторых стран не может стать на данном этапе интеграционным ядром. Очевидно, его можно рассматривать как внешний ареал СГРБ, в котором формируются зона свободной торговли и Таможенный союз «тройки» (РФ – РБ - Казахстан), и реализуются общие отраслевые проекты. Учитывая союзнические отношения со странами-членами ОДКБЕврАзЭС, Россия не может окончательно отказаться от преференций этим государствам. В отличие от тесной интеграции с Белоруссией, странам ЕврАзЭС российская сторона может предложить «привилегированное сотрудничество» в экономике и в гуманитарной сфере. Это подразумевает: льготные цены на энергоносители, единые железнодорожные тарифы для перевозок внутри ЕврАзЭС, устанавливаемые на уровне внутренних российских тарифов, чего добивается Казахстан и др. Такие преференции должны вырабатываться на взаимной основе, в ходе переговоров. Россия вправе ожидать от союзников готовности к компромиссам и разумных «компенсаций» за уступки со своей стороны. Подобное название хорошо воспринимается и на англ.яз. –Organisation of Transcontinantal Cooperation OTC) аналог сокращения ОТС в русском языке – Организация трансконтинентального Сотрудничества. 20 145 3. По отношению к государствам ГУАМ и Туркмении, Россия может предложить свою политику добрососедства, в рамках стратегии разноуровневого взаимодействия, по аналогии с европейской политикой соседства. Она не предполагает объединения в общий союз. Наилучшей формой для двусторонних связей с «соседями» в СНГ могла бы стать формула отношений «ВТО плюс», т.е. международные правила торговли, дополненные преференциями в тех отраслях и сферах сотрудничества, где страны проявляют друг к другу повышенный интерес. Важно обратить особое внимание на двусторонние связи РФ с Казахстаном, традиционно считающимся сторонником «евразийства», но явно примыкающим к «европейским соседям» в Прикаспийском регионе. В рамках российской политики соседства есть возможности активизировать проект ЕЭП в качестве своеобразного «стыковочного» проекта по сотрудничеству России и стран СНГ с Евросоюзом. Это соответствует стратегии формирования общеевропейского экономического пространства между РФ и ЕС (ОЕЭП) и вполне отвечает курсу Украины. Сотрудничество в треугольнике Россия – ЕС – СНГ способно снизить уровень конфронтации между Россией и странами ГУАМ, усилить региональную интеграцию на Южном Кавказе, подключив к проектам «соседей» также и Армению. Экономическая составляющая ГУАМ и ЕЭП во многом совпадает, если рассматривать перспективы ЕЭП не как таможенного союза, а как единого пространства для бизнес-проектов в энергетике и транспорте. России целесообразно подробнее изучить недавнюю инициативу ЕС по созданию Инвестиционного фонда соседства для восточноевропейских и южнокавказских соседей в СНГ, а также концепцию «экономического соседского сообщества». В гуманитарной сфере российской стороне целесообразно активнее проводить политику культурной экспансии и формирования общего информационного и культурного пространства Содружества. В этом отношении может быть полезен для работы с соотечественниками в бывших республиках СССР опыт Британского совета или Французского альянса. Важной проблемой практической политики России в СНГ остается нехватка управленческих кадров и центров стратегического планирования. По-видимому, нужны специализированные научные учреждения, занимающиеся подготовкой внешнеполитической и внешнеэкономической элиты для работы именно на данном направлении. В качестве примера может служить подготовка «евробюрократов» для Европейской комиссии ЕС в Брюсселе и в Маастрихте. Во времена СССР был позитивный опыт по подготовке кадров для работы со странами СЭВ, в том числе в рамках Международного института экономических проблем мировой социалистической системы (МИЭП МСС). 146 147 Селиванова И. Ф. * (Россия) Политика соседства Европейского Союза: восточное направление Европейская политика соседства (ЕПС): принципы и прагматика. Масштабное расширение в 2004 г. и принятие в ЕС Болгарии и Румынии в 2007 г. вывело Евросоюз на новые географические рубежи. Это поставило объединенную Европу перед необходимостью выработать комплексную политику по отношению к своим соседям на юге и на востоке. Новая стратегия получала название Европейская политика добрососедства. The Financial Times указывала, что «ЕС не может равнодушно относиться к цепочке нестабильности, которая проходит от Белоруссии до Северной Африки через Украину, Молдову, Западные Балканы и Ближний Восток. В случае, если ЕС не возьмет на себя ответственность и не направит соседние регионы на путь экономического процветания и хорошего управления государством, он рискует жестоко поплатиться»1. После расширения на восток европейское сообщество вплотную придвинулось к постсоветскому пространству (а часть его в лице государств Балтии даже поглотило). Проблема нового соседства в лице государств-членов СНГ весьма озаботила европейских интеграторов. Дело в том, что активное продвижение ЕС на Восток (почти единовременный прием 12 государств) обернулось для интегрирующейся Европы множеством проблем. В этих условиях ЕС был вынужден искать особую модель отношений с государствами, расположенными на его новых восточных границах. Дело в том, что ЕС не мог ответить согласием на просьбы многих из стран - соседей о приеме, имея в виду неразрешенность целого ряда своих политических, экономических и управленческих проблем. В начале 2006 года Европарламент принял резолюцию, в которой отмечалось: «Ввиду тупика, в который зашел процесс ратификации конституции, ЕС не может расширяться дальше». Немецкая «Ди Вельт» писала в этой связи, что на фоне все возрастающей усталости граждан Евросоюза от его расширения политика добрососедства призвана удержать соседние государства от требования членства в Евросоюзе. «Чем лучше будет европейская политика добрососедства, тем меньше будет стремление к членству», - полагает Барбара Липперт из Института европейской политики. Но, с другой стороны, через восточноевропейские государства транспортируется основной объем энергоресурсов в Центральную и * 1 Селиванова И.Ф. – к.и.н., старший научный сотрудник Института экономики РАН. http:/news.liga.net/smi/NP060331/html 148 Западную Европу, идет интенсивный поток товаров, в связи с чем Евросоюз крайне заинтересован в установлении контроля над этим регионом. Формально Европейская политика соседства появилась в мае 2004 г., когда был принят Стратегический доклад (Strategy Paper on the European Neighbourhood Policy). Однако на практике концепцию начали разрабатывать раньше. Идея возникла еще в 90-е годы, а в 2003 г. Европейской комиссией были приняты два доклада: «Добрососедство в Большой Европе – новые рамки взаимоотношений с нашими восточными и южными соседями»2 и «Внедрение нового механизма установления добрососедских отношений». В этом документе были обозначены четыре основные цели добрососедства: - содействие социально-экономическому развитию граничащих с ЕС регионов, увеличивая объемы торговли и инвестиционных потоков, расширяя трансграничное сотрудничество с ними в различных сферах, в области транспорта и энергии, а также вовлекая их в углубленное общеевропейское сотрудничество; - совместная деятельность по решению проблем в таких областях, как защита окружающей среды, здравоохранение, а также профилактика правонарушений и борьба с организованной преступностью; - обеспечение эффективности и надежной защиты границ, в частности от контрабанды, торговли наркотиками, организованной преступности (включая международный терроризм) и нелегальной иммиграции (включая транзитное перемещение); - организация и проведение акций местного масштаба для населения приграничных областей3. Главной же целью политики добрососедства провозглашалось недопущение появления новых разделительных линий между расширенным Европейским союзом и его новыми соседями4. В этой связи декларировалась задача построения с ними «особых отношений, основанных на единстве ценностей и общности интересов»5. Из подобных разъяснений можно заключить, что политика добрососедства должна была представлять собой иной формат взаимодействий с соседними государствами по сравнению со сложившейся практикой расширения ЕС. «Европейская политика соседства – это суррогат членства в ЕС», – считает государственный министр федерального МИД Wider Europe — Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours http://ec.europa.eu/world/enp/pdf/com03_104_en.pdf 3 Доклад Комиссии. Внедрение нового механизма установления добрососедских отношений. http://rnsc.leontief.ru/rus/PDF/R-Com.pdf. 4 Европейские страны постсоветского пространства в контексте отношений РФ - ЕС http://www.ieras.ru/news12.htm 5 Выступление г-на Гюнтера Ферхойгена, члена Европейской Комиссии в Дипломатической академии Москва, 27.10.2003. 2 149 Германии Гернот Эрлер. Некоторые наблюдатели даже предположили, что концепция добрососедства – всего лишь способ «защитить» ЕС от наплыва желающих вступить в его ряды. После принятия докладов 2003 г. Комиссия приступила к подготовке программы политики добрососедства. Ключевой момент концепции заключался в том, что отношения с соседями должны были строиться на взаимной приверженности общим ценностям, таким, как верховенство закона, соблюдение прав человека, включая права меньшинств, принципы рыночной экономики и устойчивого развития. Поэтому и уровень отношений ЕС с тем или иным «соседом» предполагалось сделать зависимым от того, в какой мере они разделяют эти ценности. «Европейская политика соседства предполагает укрепление приверженности общим ценностям, – подчеркивается в Стратегическом документе 2004 г. – Эффективное соблюдение таких обязательств является важнейшим элементом отношений ЕС с партнерами. Стремление ЕС развивать связи с каждым из партнеров через ЕПС (Европейская политика соседства. – И.С.) будет зависеть от того, действительно ли эти страны разделяют общие ценности»6. 12 мая 2004 г. Еврокомиссия обнародовала Стратегический доклад по ЕПС, в котором определялись все ее параметры, включая и географические. Еврокомиссия, в частности, определила в качестве получателей значительно увеличивавшейся финансовой помощи по ЕПС: - 9 средиземноморских государств (Алжир, Египет, Израиль, Иорданию, Ливан, Ливию, Марокко, Сирию, Тунис) и Палестинскую автономию; - 3 закавказских государства (Армению, Азербайджан и Грузию); - Украину и Молдавию. В целом 15 государств-членов ЕПС, а также Россия и Белоруссия, являющиеся фактическими соседями ЕС, но не подписавшие с ним соответствующие документы, образуют зону с населением около 400 млн человек, что примерно равно численности населения Евросоюза. Их ВВП составляет менее 10% ВВП Евросоюза в составе 25 членов (без Болгарии и Румынии), но, с другой стороны, он вдвое больше, чем у 10 государств, вступивших в ЕС в 2004 г.7 Всего с 2004 по 2006 г. на выполнение программ политики соседства было выделено 955 млн евро. Необходимо отметить, что в 2000-2003 гг. основной поток средств в http://www.delrus.cec.eu.int/ru/news_45.htm Там же. 7 Выступление г-на Гюнтера Ферхойгена, члена Европейской Комиссии в Дипломатической академии Москва, 27.10.2003. http://www.delrus.cec.eu.int/ru/news_45.htm 6 150 страны Восточной Европы, которые потом были включены в ЕПС, шел через программу TACIS. В частности, в указанный период для помощи было выделено: России - 599,6 млн евро; Украине – 435,6 млн евро; Молдавии – 46 млн евро; Белоруссии – 10 млн евро. К этим суммам следует добавить 241 млн евро, выделенных для помощи по групповым программам. Это увеличило расходы Евросоюза на ЕПС до 1 млрд 332,2 млн евро)8. К тому же 19 млн евро были выделены России и новым постсоветским государствам в рамках Европейской инициативы содействия демократии и правам человека 9. Инвестированием в бывшие республики СССР с 2004 г. также начал заниматься и Европейский инвестиционный банк, деятельность которого до этого была ориентирована на государства Средиземноморского региона. До 2006 г. банком было выделено до 500 млн евро именно для стран Восточной Европы, хотя Россия уже с 2001 г. получала кредиты от ЕИБ в рамках Северного измерения10. ЕПС и Республика Беларусь. В 2004 г. Беларусь была исключена из программы добрососедства ЕС в связи с обострившимися политическими противоречиями между ЕС и белорусским руководством. По этому вопросу польский корреспондент «Радио Свобода» Агто Лабьякас отметил следующее: «Беларусь могла бы быть отличным кандидатом на включение в такой план действий, если бы не авторитарный режим… Пока в Минске не произойдут определенные изменения, не будет никакого подключения Беларуси к политике “Новое соседство”»11. Вместе с тем это не означало, что Беларусь была полностью лишена всех возможностей взаимодействия с соседними странами и с ЕС. Она продолжила свое участие в некоторых региональных программах добрососедства, более того, в Европе сохранилось намерение оказывать помощь Беларуси (в основном финансовую) с целью установления там демократии, верховенства закона и т.д. Однако вплоть до конца 2006 г. усилия по демократизации Беларуси оценивались как «неэффективные». Лишь на фоне российско-белорусского газового скандала был выработан план новой стратегии сотрудничества ЕС с Беларусью. План содержал, с одной стороны, конкретные требования к руководству страны, а с другой – предложения и обещания Евросоюза. Требования к Беларуси, получившие название «12 условий ЕС», сводились к внедрению демократических процедур в избирательную систему, обеспечению прав человека и т.д. Сообщение Комиссии. Европейская политика соседства - Стратегический документ. 12.05.2004 http://www.delrus.cec.eu.int/ru/images/pText_pict/628/NNP%20Communication%20rus.doc. 9 Там же. 10 Там же. 11 Еврокомиссия исключила Беларусь из программы «Новое соседство». 13.05.2004 htt ://www.charter97.org/rus/news/2004/05/13/eu 8 151 Взамен Евросоюз предлагал Минску новые возможности в области взаимной торговли; помощь в улучшении здравоохранения и образования; поддержку наиболее незащищенных слоев населения; содействие в модернизации транспортных сетей и энергетических коммуникаций; помощь в реформировании законодательства и судебной власти; усиление приграничной кооперации; улучшение состояния окружающей среды; повышение качества питьевой воды; обеспечение эффективности использования отходов; помощь в устранении последствий Чернобыльской катастрофы. Бенита Ферреро-Вальднер по случаю утверждения новой стратегии заявила, что «народ Белоруссии имеет право знать, что он теряет. Наше послание заключается в том, что как только страна проявит желание двигаться к настоящей демократии, соблюдению прав человека и верховенства закона, мы будем готовы к полному партнерству с Белоруссией в рамках ЕПД. Это будет означать значительное усиление помощи, что принесет белорусам улучшение качества жизни».12 В то же время в заявлении Еврокомиссии отмечалось, что «исходя из существующей политической ситуации, пока еще далеко до возможности, когда ЕС предложит Белоруссии все преимущества программы Европейской политики добрососедства, которыми уже пользуются другие страны, такие, как Украина и Молдавия»13. Тем не менее Белоруссия продемонстрировала готовность к активизации сотрудничества и налаживания партнерских отношений в рамках европейской политики добрососедства. Президент страны Александр Лукашенко на фоне обострения российско-белорусских отношений публично признал ошибочность проводимой им внешней политики и заявил о готовности выстраивать диалог с Западом. Тем не менее официальный Минск не продемонстрировал никакого желания проводить ожидаемые от него реформы. “А потому, - считают в ПА ОБСЕ, до сих пор действуют визовые санкции, введенные после президентских выборов, потому появились новые, уже экономические санкции”14. Белорусские власти «думают, что не нуждаются в Европе, так как в итоге компромиссов потеряют больше, чем приобретут. В минусе будет потеря части власти, в плюсе – экономические выгоды, думают они, и выбирают власть»15. В сентябре 2007 года в Брюсселе состоялась организованная ЕС международная конференция «Работать вместе – укреплять Европейскую политику добрососедства». Приглашение на конференцию Белоруссии в качестве страны-наблюдателя продемонстрировало очевидное желание Брюсселя продолжать отношения с Минском, хотя Европа не от- Там же. Там же. 14 Белорусская газета. 2007. 23.03. 15 Там же. 12 13 152 казывается от ранее сформулированных условий сотрудничества с белорусскими властями. Тем не менее сблизить позиции РБ и ЕС не удалось и на этот раз. Минску в очередной раз дали понять, что отношения с Брюсселем будут строится по правилам игры, предложенным Евросоюзом. Очередным подтверждением такого подхода стало отклонение Евросоюзом предложения Белоруссии о более тесном экономическом сотрудничестве с ЕС, в частности в вопросе о транзите российских энергоресурсов. Пресс-секретарь Еврокомиссии Кристиана Хоманн заявила, что «ЕС не позволит авторитарному руководству Белоруссии выбирать, в каких сферах сотрудничать, а в каких нет…Демократические изменения в Белоруссии остаются обязательным условием более тесных связей»16. Таким образом, первый опыт сотрудничества Белоруссии с Евросоюзом в параметрах политики добрососедства оказался неудачным. Белорусский политолог Вячеслав Поздняк полагает, что Европейская политика добрососедства непригодна для Белоруссии, поскольку строится «c нуля», а должна была бы основываться на фундаменте предыдущих соглашений. Однако такой базы в двусторонних отношениях, утверждает этот автор, просто не существует. Кроме того, сама Белоруссия оказалась без каких-либо концептуальных подходов и взглядов на то, как развивать свои отношения с ближайшим зарубежьем17. Независимый эксперт Юрий Дракохруст полагает, что «за 13 лет президентства Лукашенко Европа использовала все мыслимые и немыслимые варианты стратегии. Были и кнут, и пряник, но пряник оказался не по вкусу белорусскому руководству. За эти годы среди населения не усилились проевропейские настроения, что объясняется улучшением материального положения белорусов. Речь не идет ни о ненависти, ни о ксенофобии. Но Россия по-прежнему остается геополитическим магнитом для белорусов, несмотря на все обострившиеся в последнее время кризисы и усилия белорусской пропаганды, в которой отчетливо звучат антироссийские нотки. Вместе с тем растет количество изоляционистски настроенных граждан, что в целом отражает настроения нынешнего руководства страны. В целом Белоруссия еще далека от того, чтобы однозначно заявить о своем геополитическом выборе»18. По мнению еще одного белорусского политолога – Олега Манаева, «сегодня потенциально в Белоруссии есть почва для совершенно разных внешнеполитических курсов»19. ЕПС и Российская Федерация. Россия хотя формально и входит в зону действия ЕПС, тем не менее считается особым стратегическим партнером Евросоюза и поэтому Взгляд, 07.09.2007. Беларусь и большая Европа: проблемы и перспективы (материалы конференции). 2007. 23.02. 18 Там же. 19 Там же. 16 17 153 развитие его отношений с Российской Федерации строится в соответствии с иной логикой и фиксируется в других документах. В течение последнего десятилетия международноправовой основой взаимоотношений России с ЕС было Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, срок действия которого истекает в конце 2007 года. За это время двусторонние отношения претерпели значительные изменения. Сохраняющаяся взаимная заинтересованность партнеров друг в друге развивается на фоне усиливающихся конкурентных интересов. По мнению влиятельного российского эксперта Юрия Борко, «в последние годы, безусловно, расширилось сотрудничество, однако при этом стало больше противоречий. Во многом это связано с растущими российскими запросами. Во-первых, разногласия проявляются в энергетической стратегии, во-вторых, во внешней политике. Говоря, например, о Балканах и странах постсоветского пространства, складывается впечатление, что Россия и ЕС просто перетягивают канат, и я не вижу каких-то предпосылок к тому, что компромисс все-таки будет найден. Третья проблема – это строительство демократии в России. Отмечу, что претензии Запада по этому вопросу в последние годы стали значительно серьезнее. Притом, на мой взгляд, претензии зачастую обоснованные»20. Расширение ЕС и возросшее политическое влияние России как следствие усиления ее экономического потенциала требуют выработки нового формата двусторонних отношений. Российская сторона отвергает критику в свой адрес по поводу растущего авторитаризма в политической системе России. Позиционирование РФ на международной арене в качестве великой державы наталкивается на растущее влияние Евросоюза на постсоветском пространстве, которое Россия по-прежнему включает в сферу своих интересов. Таким образом, с одной стороны, нарастает геополитическое соперничество между двумя участниками Соглашения, а с другой – усиливается их экономическая взаимозависимость, побуждающая их к сотрудничеству. На ЕС приходится 52 процента всего российского экспорта и 70 процентов иностранных инвестиций21. Россия покрывает 25% потребляемого газа и нефти в странах Евросоюза и занимает третье место среди торговых партнеров Европы, уступая лишь США и Китаю. За растущим объемом торговли скрывается опасение ЕС за свою энергетическую безопасность, его стремление участвовать в добыче и транспортировке российских углеводородов в Европу. Россия, в свою очередь, хотела бы привести свой капитал в европейский энергетический бизнес, что наталкивается на решительное сопротивление европейцев. Пока общий баланс капиталовложений Евросоюза России на порядок выше российских инвестиций в Европе (30 млрд долл. против 3 млрд долл.). 20 Московская среда. 2007. № 41(244). 31 октября – 6 ноября 154 Другой сферой конкурентных отношений становится постсоветское пространство, которое активно осваивается Европой в том числе и с помощью политики добрососедства. Используя этот инструмент как вариант регулятивной политики, ЕС намерен формировать свое непосредственное (и не только) окружение, являющееся таковым и по отношению к России. По существу, политика добрососедства вступает в противоречие с претензией России на роль центра влияния на постсоветском пространстве. Сабина Фишер, эксперт Парижского Института ЕС по исследованиям вопросов безопасности, полагает, что «стремясь экспортировать политические и экономические модели через политику увязок (ценности - интересы), ЕС использует «мягкие» регулятивные методы. Подход России, напротив, основан на классической концепции борьбы за зоны влияния. Поэтому политика Евросоюза интерпретируется в России в терминах геополитики, а ЕС воспринимается как сильнейший соперник за влияние в западной и восточной части постсоветского пространства»22. Это привело к изменению тактики России, которая вместо того, чтобы пытаться осуществить политическую и экономическую интеграцию с некоторыми из своих соседей, использует энергоносители в качестве инструмента политического влияния. Поэтому, полагают аналитики Евросоюза, «самым главным вопросом для ЕС должно оставаться состояние стран, являющихся нашими общими с Россией соседями. ЕС должен сопротивляться любым попыткам России реинтегрировать своих соседей – Грузию, Молдавию и Украину – в собственную политическую систему, в особенности, если в процессе такой интеграции она пытается подавить деятельность относительно плюралистического общества, нарождающегося в некоторых из них”. Обозреватели Джемс Роджерс и Хендрик Пушманн определяют перспективы политики России на постсоветском пространстве еще более категорично: ”Россия должна понимать, что сейчас она является лишь частью этого более широкого европейского добрососедства и что от нее как таковой ожидают определенной ответственности и обязательств (например, защиты демократии и прав человека на своей территории) и – что ее господству в этом регионе фактически наступил конец». Естественно, на фоне подобных заявлений проблема равноправного партнерства с ЕС приобретает для России особое значение. Россия неоднократно критиковала асимметричную структуру СПС, особенно те части Соглашения, в которых говорится об адаптации России к демократическим нормам и законодательным стандартам ЕС. В настоящее время у Евросоюза нет возможности влиять на трансформацию российской системы политической власти в нужном для него направлении. 21 Российская газета. 2007. 13 октября. 155 Европейские политические лидеры не в состоянии выработать единый подход к России, и пока это остается самым трудным внешнеполитическим вопросом Европейского союза. В этой ситуации Россия пытается строить отношения с его странами-участницами на двусторонней основе. По мнению некоторых европейских аналитиков, «Еврокомиссия и страны ЕС должны отказаться от привязки прагматических интересов, например, в торговле, к ценностям вроде прав человека. Пора отказаться от убеждения в том, что путинская администрация разделяет наши ценности и что ЕС способна сочетать отстаивание этих ценностей с прагматическими интересами»23. Пока что, по известным причинам, переговоры между Россией и ЕС по новому Соглашению о партнерстве и сотрудничестве заблокированы. Двадцатый юбилейный саммит Россия – ЕС, который состоялся в конце октября 2007 г. в Португалии, никаких неожиданностей в этом вопросе не принес. В ноябре действующее соглашение будет автоматически продлено. И так может продолжаться долго. Российский президент В.В. Путин полагает, что «шар» на стороне Евросоюза, а Москву пока устраивает существующее положение вещей. В то же время специальный представитель президента РФ по вопросам развития отношений с Европейским союзом Сергей Ястржембский опроверг мнение, что отношения России и ЕС достигли низшей точки и находятся в кризисе. По его мнению, через 15 лет Москву и Брюссель «ждет еще более тесный уровень взаимодействия и взаимопроникновения. Между нами будет безвизовый режим. И к этому времени мы все же приступим к переговорам по новому Соглашению о партнерстве и сотрудничестве»24. Пока же на саммите в Лиссабоне российский президент успешно сыграл на поле Евросоюза, предложив учредить Институт свободы и демократии за соблюдением прав человека и демократическими процессами как на постсоветском пространстве, так и на территории других стран. По мнению Александра Рара, директора программ России и стран СНГ Германского совета по внешней политике, «Путин не хочет войти в историю как политик, который потерял Европу для России». Это обстоятельство не может не сказаться и на перспективах политики соседства, осуществляемой как ЕС, так и Россией в отношении постсоветского пространства, или, согласно новой терминологии, государств Евровостока. ЕПС и Украина. Особое место в Европейской политике соседства в отношении стран Евровостока занимает Украина. Активизация ЕПС на восточном направлении совпала по времени с победой оранжевой революции на Украине. Председатель ЕврокомисСтратегия России. 2006. № 12. http; //inosmi/ru/print/234786.html 24 Российская газета. 2007. 13 октября. 22 23 156 сии Жозе Мануэль Баррозу подтвердил тогда поддержку ЕС в проведении Украиной реформ в политике и экономике, назвав политику добрососедства в отношении Украины «очень амбициозной». По словам Баррозу, в рамках политики нового соседства ЕС могут быть реализованы все устремления Украины, в том числе в плане модернизации страны и получения ею технико-экономической поддержки. Председатель Еврокомиссии также обещал Украине помочь со вступлением во Всемирную торговую организацию. “Мы дадим очень сильный сигнал поддержки демократически избранному президенту Украины”, - заверил он. План действий для Украины был согласован в конце 2004 г., а принят в феврале 2005 г. Он был рассчитан на 3 года и направлен на содействие выполнению положений Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между ЕС и Украиной. Предварительные результаты взаимодействия Европейского союза и украинской стороны можно оценивать по докладу о прогрессе, датированном 4-м декабря 2006 г. (ENP Progress Report – Ukraine). Согласно этому докладу, наилучшие результаты были достигнуты в области сотрудничества по вопросам внешней политики и безопасности, особенно в области региональных проблем25. Подводя итог, можно отметить, что, начиная с 2005 г., отношения Украина – ЕС стали развиваться достаточно активно и, что главное, результативно. Однако всю картину испортила политическая нестабильность, связанная с предвыборной борьбой, и уже с 2006 г. перспективы стали менее оптимистичными, особенно в реформировании законодательства26. В выполнении более конкретных задач в различных отраслях украинская сторона относительно преуспела. Возможно, это связано с тем, что в период 2003-2006 гг. в 2 раза увеличилась сумма инвестиций из ЕС – с 50 млн евро до 100 млн евро27. Несмотря на то что оценка ЕС выполнения Украиной «Плана действий» носит в целом комплиментарный характер, европейские эксперты обращали внимание на «колоссальный объем работы», которую еще предстоит выполнить Украине в плане сближения своего законодательства с правом ЕС. По мнению эксперта из Великобритании Аннели Альби, «Киев продвинулся пока не так далеко по пути сближения своего законодательства с правом ЕС. Поэтому перед ним по-прежнему стоят задачи освоения и включения в национальное законодательство около 80 тысяч страниц применяемых в ЕС юридических актов». При этом, как отметила эксперт, «Украину не должно смущать то, что включение 25 Commission Staff Working Document. ENP Progress Report. Ukraine. 4.12.2006. http://ec.europa.eu/world/enp/pdf/sec06_1505-2_en.pdf 26 Там же. 27 Там же. 157 в национальное право юридических установок, заимствуемых извне, в чем-то похоже на внешнее управление со стороны Брюсселя или даже на мягкую форму империализма. Ведь Киев осуществляет рецепцию права ЕС вполне добровольно»28. Это требование ЕС, делающее особый упор на прямом действии большой группы норм, которые будут включены в будущее базовое соглашение между ЕС и Украиной 2008 г., вполне поддерживается властями и экспертным сообществом Украины. Пока же, по общему мнению экспертов, задача приведения национального законодательства в соответствие с европейскими стандартами стоит очень остро. В целом Украина оценивает политику добрососедства как явно недостаточную для своей страны, сделавшей однозначный европейский выбор. Вызывает возражение сам термин «добрососедство», поскольку в нем содержится намек на то, что Украина находится вне Европы. Глава миссии Украины при Европейском Союзе Роман Шпек отмечал, что «Украина никогда не была в восторге от Европейской политики соседства»29. По его словам, Украину не устраивает отсутствие для нее перспективы от реализации такой политики. Изначально ЕПС рассматривалась как временный инструмент, с тем чтобы прийти к дифференциации в подходах к различным государствам. Однако с учетом выполнения плана действий Украина-ЕС и нового видения перспектив ЕПС, представленных Еврокомиссией в конце 2006 г., дифференциации не видно, а политику добрососедства уже стали рассматривать как альтернативу расширению. Украинский дипломат, выражая официальную точку зрения, считает, что в политике добрососедства для «восточных соседей» должно быть четко прописано, что ЕПС не является альтернативой членству в Евросоюзе. «Пока расширение ЕС не будет законодательно остановлено, мы не сможем рассматривать и оценивать как успешные любые попытки, которые ограничивают легитимный процесс расширения ЕС»30. Украина осознает свою неготовность к членству в ЕС и неготовность Европы к этому, отметил глава миссии, однако задача состоит в том, чтобы «не потерять стратегическую цель. Никто не имеет права лишить европейские страны перспективы членства». В провозглашенной президентом Ющенко «Национальной стратегии» четко и недвусмысленно говоритcя: «Вступление в Евросоюз – это стратегическая цель Украины и историческая возможность для всего украинского общества. Альтернативой может стать только сознательное желание остаться вне сферы европейского сотрудничества и потерять Европейская политика добрососедства как инструмент преобразований, сближения и интеграции: опыт Украины // Материалы международной конференции, проведенной 27-28 июня 2007 г. в г. Регенбурге, Германия. 29 htth;//www.zn.ua/1000/1550/55331 30 Там же 28 158 все преимущества, которые дает интеграция в Европу»31. После своего прихода к власти новый украинский президент заявлял о намерении поставить вопрос о членстве Украины в ЕС уже в 2007 г., чтобы в 2010 г. уже быть в составе Евросоюза. По мнению его соперника Виктора Януковича, интеграция Украины в Европу всецело поддерживается обществом. Однако в подготовленном весной 2007 г. европейской стороной проекте нового соглашения Украина - ЕС возможность членства Украины в Евросоюзе не рассматривается даже в отдаленном будущем. По мнению Бениты Ферреро-Вальднер, «перспектива членства не является незаменимым рычагом содействия реформам. В Украине и без этого наблюдается существенный прогресс в целом ряде областей, таких, как свобода прессы, энергетика, торговля. Политика добрососедства не является альтернативой дискуссии о будущих границах Евросоюза: это отдельный процесс, который имеет свою собственную ценность. Евросоюз заинтересован в налаживании сотрудничества с соседями по вопросам безопасности, торговли, энергетики и миграции. По данным опроса службы «Евробарометр», 80% европейцев согласны с тем, что подобное сотрудничество выгодно как Европе, так и ее партнерам. Решение относительно предоставления перспективы членства тем соседним странам, которые хотят вступить в ЕС (а многие этого не желают) должно приниматься всеми членами ЕС единогласно, но прежде необходимо разработать и принять новый договор о реформе самого Союза»32. Аргументация европейского комиссара по вопросам международной политики и европейской политики добрососедства не убедила украинскую сторону. На состоявшейся в Брюсселе в сентябре 2007 г. международной конференции, посвященной политике добрососедства Европейского союза с участием 27 членов и 16 стран-соседей, украинский посол заявил, что политика добрососедства «не может быть принята как основа для отношений ЕС – Украина. Мы сможем работать только при условии, что Украина останется составной частью объединенной Европы», уточнив при этом, что его страна желает быть полноправным членом ЕС33. Роман Шпек в качестве официального представителя своей страны заявил, что Украина предпочитает двусторонние отношения с ЕC вместо политики добрососедства. Озабоченности Украины не остаются без внимания европейцев. В июне 2007 г. в Регенсбурге (Германия, Бавария) состоялась международная конференция «Европейская политика добрососедства как инструмент преобразований, сближения и интеграции: опыт Украины». Помимо актуальных проблем двустороннего сотрудничества на конференции Iностранец. 2005. №4 . 07.02. Financial Times. 2007. 05.09. 33 Политика. 2007. 06.09. 31 32 159 рассматривался вопрос, связанный с новым базовым договором Украина – ЕС. С украинской стороны высказывалось пожелание, чтобы такой документ по своей юридической природе был бы договором об ассоциации. Понимая, что ЕС еще не готов к такой стадии сотрудничества (чаяния украинской политической элиты существенно отличаются от того, на что в настоящее время готовы пойти страны ЕС), Верховная рада считает, что договор мог бы носить переходный характер со сроком действия в 5-10 лет. ЕПС и Республика Молдова. Европейское направление всегда занимало важное место во внешней политике Молдовы. Первоначальная пророссийская ориентация Владимира Воронина довольно скоро сменилась на евроатлантическую. После провала «плана Козака» по урегулированию приднестровского конфликта эта тенденция стала определяющей в действиях молдавского руководства. Принятие Румынии в члены Европейского союза изменило геополитический статус Молдавии – она стала приграничным с ЕС государством, что, естественно, не могло не сказаться на качестве и уровне двусторонних отношений. «Европейская интеграция, суть и смысл действий, предпринимаемых нами для укрепления независимости и суверенитета государства, – заявлял в декабре 2006 г. президент Молдавии, – это гарантия необратимости демократических процессов. Я не знаю более важной задачи для руководителей министерств и других подразделений центральной администрации, чем ежедневные усилия по достижению этой цели»34. Значимость европейского вектора внешней политики Молдавии получила отражение и в названии главного внешнеполитического ведомства страны, которое называется не просто Министерство иностранных дел (МИД), а Министерство иностранных дел и европейской интеграции (МИДЕИ). План действий Европейского союза с Молдавией был согласован и принят обеими сторонами в те же сроки, что и в случае с Украиной, то есть в конце 2004 – начале 2005 г. Однако уровни отношений ЕС с Украиной и с Молдавией не вполне сопоставимы. План действий ЕС для Молдавии, построенный по той же схеме, что и План действий для Украины, тем не менее содержал несколько важных отличий: во-первых, он был более обширным, то есть в одних и тех же разделах более детально обговаривалась каждая конкретная проблема; во-вторых, в нем был отдельный пункт, посвященный конфликту в Приднестровье, где указывалось, что при решении данной проблемы необходимо уважать суверенитет и территориальную целостность Молдавии в рамках международно-признанных границ, а 34 Инфотаг. 2006. 22.12. 160 также гарантировать соблюдение таких принципов, как уважение демократии, верховенство закона и права человека. «План действий», как и в случае с Украиной, был также рассчитан на три года, поэтому еще нет доклада о результатах его реализации. Есть только оценочный доклад о ходе его реализации от 4 декабря 2006 г. Во вступлении к докладу отмечалось, что Молдавия начала реализовывать план, находясь в очень тяжелой ситуации, сложившейся как в ее внутренних, так и во внешних делах. Вместе с тем общая оценка, которую Европейская комиссия дала Молдове, была положительной. В декабре 2006 г. было принято решение выделить Молдавии на финансирование внутренних реформ 1,2 млрд евро (529 млн евро – в качестве кредитов, 680 млн – в качестве грантов). Часть этих фондов предназначена для определенных проектов, остальные деньги будут предоставлены после выполнения поставленных донорами условий. Рассчитанная на три года, крупномасштабная помощь Евросоюза и Всемирного банка является крупнейшей за всю 15-летнюю историю Молдавии и по своим размерам эквивалентна национальному бюджету страны за последние два года. Однако эта помощь, создающая уникальные возможности для Молдавии, одновременно станет сложнейшим испытанием для правительства Владимира Воронина. Будет ли действующая власть эффективно использовать на благо страны эти практически свалившиеся с неба деньги или они будут просто разворованы, задаются риторическим вопросом «Молдавские ведомости»35. В целом, по совпадающей оценке и зарубежных, и молдавских экспертов, 2007 г. станет решающим для европейских перспектив Молдавии. К концу 2007 г. страна должна достичь 80 целей и провести 294 мероприятия в семи сферах деятельности. Ответственность за реализацию большинства упомянутых целей и мероприятий лежит на Молдавии, 14 входит в число обязательств ЕС, а 40 относятся в равной степени ответственности обеих сторон. План действий РМ – ЕС, как и другие планы в рамках ЕПС, за исключением Плана действий ЕС – Израиль, свидетельствует об ассиметричном объеме решаемых сторонами задач и характерных для отношений «центр- периферия» чертах 36. Стремление Молдавии осуществить реформы многими аналитиками ставится под сомнение. Всемирный банк в своем отчете «Простота ведения бизнеса» поместил Молдавию на 83 место из 155 оцениваемых стран37. Американский исследователь Райан Кеннеди полагает, что «если Молдавия не достигнет успеха в проведении реформ и если использование средств (финансовой помощи) не будет регулироваться должным образом, европейМолдавские ведомости. 2007. №60 (957).12.10. Молдавские ведомости. 2007. 12.10. 37 Молдавские ведомости. 2007. № 60 (957).12.10. 35 36 161 ские и американские доноры быстро разочаруются. Если Молдова использует полученные деньги для осуществления реформ, это станет ключевым моментом в развитии страны. Если же деньги будут использованы для затяжки реформ или будет обнаружено, что они прямым или косвенным образом финансируют коррупцию, европейским ожиданиям Молдавии будет нанесен жестокий удар»38. Такая перспектива весьма беспокоит и молдавские власти. Президент Воронин, по его словам, «крайне недоволен ходом европейской интеграции», имея в виду неудовлетворительную работу своего правительства. В сфере европейско-молдавского сотрудничества по вопросам внешней политики, безопасности, а также предотвращения и разрешения конфликтов основное внимание уделялось, несомненно, проблеме Приднестровья. Приднестровское урегулирование стало особенно актуальным для Евросоюза после его последнего расширения за счет Болгарии и Румынии, а также активного вовлечения Украины и Молдавии в ЕПС. Приднестровье как потенциальный источник конфликта с Кишиневом, как территория с преимущественным политическим влиянием, военным и экономическим присутствием России, естественно, не вписывается в параметры политики соседства с его унификацией основных политикоэкономических стандартов по европейскому образцу. В марте 2005 г. Евросоюз назначил специального представителя в Молдавии, а в сентябре того же года вместе с США присоединился к переговорному процессу в качестве наблюдателя. Это вполне соответствовало намерениям Молдавии ослабить позиции России в регионе. ЕС специально для данного случая создал комиссию по приграничному сотрудничеству – EUBAM. Справедливости ради нужно отметить, что деятельность в рамках переговоров не увенчалась сколько-нибудь ощутимым успехом. Кроме того, в 20062007 гг. имели место встречи исключительно между наблюдателями, посредниками и одной (молдавской) из сторон в конфликте, а не полноценные переговоры в формате 5+2, как они задумывались. Единственное, что удалось сделать комиссии по приграничному сотрудничеству, так это организовать экономическую блокаду Приднестровья, что стало результатом переговоров между Украиной и Молдавией, а также деятельности EUBAM. Цель – заставить Приднестровье отказаться от идеи международного признания своей государственности достигалась путем европеизации плана Ющенко, который предусматривает внутреннюю эволюцию приднестровского режима в направлении его демократизации и обеспечения прозрачности избирательного процесса. По мнению сторонников реинтеграции Молдавии, 38 Там же. 162 политические и экономические условия Плана действий РМ – ЕС должны быть представлены в максимально возможной степени в плане Ющенко. По их мнению, это установит ясные стандарты демократизации Приднестровья. Планы действий ЕПС с Украиной, Молдавией и другими соседями Евросоюза создают предпосылки к демократии и соблюдению прав человека, устанавливая стандарты продолжения политической реформы. Приднестровцам, полагают сторонники такого подхода, нелегко будет противостоять такому давлению на политическую реформу, поскольку все соседи Евросоюза приняли стандарты по политической реформе. К тому же внедрение частей Плана действий ЕПД в план Ющенко по Приднестровью должно привести к большему сближению экономических и политических систем Приднестровья и Молдавии. Если эта идея начнет осуществляться, как надеялись ее сторонники, то Приднестровье и Молдавия станут стремиться к большему сближению в экономических, социальных и в конечном счете политических стандартах. Это будет означать европеизацию, а не молдовенизацию, которая абсолютно не привлекательна для Приднестровья39. Естественно, приднестровское руководство, не поддерживающее никаких политических диалогов с Евросоюзом, отказалось действовать по предложенному плану. Следствием стала экономическая блокада, введенная Молдавией и Украиной в отношении Приднестровья, рассчитанная на зависимость региона от внешних партнеров и его неспособность самостоятельно выдержать изоляцию. Несмотря на нынешнюю неготовность Молдавии к евроинтеграции, она вслед за Украиной считает возможным претендовать на членство в ЕС в относительно недалекой перспективе. На международной конференции в Брюсселе в сентябре 2007 г., посвященной ходу реализации ЕПС, министр иностранных дел Молдавии Андрей Стратан в своем выступлении подчеркнул: «Элементом приближения к ЕС должно стать предоставление ясных перспектив для стран, которые поставили себе такую цель»40. Нужно отметить, что и прием Румынии в Евросоюз вряд ли будет способствовать ускорению членства Молдавии в ЕС. Другое дело, что Молдавия представляет и будет представлять интерес для Европы как весьма важный компонент политики соседства. В силу расширения ЕС на восток проблема Приднестровья стала весьма актуальной для Брюсселя, который пытается (пока безуспешно) внести свою лепту в ее разрешение. Без партнерства и сотрудничества с Кишиневом Брюссель вряд ли сможет решить свои задачи, связанные с вовлечением Украины в общеевропейское пространство. В пользу Молдавии действуют такие факторы, как 39 Moldova azi. 2005. 19.07. 163 ее географическое положение, скромный размер территории и относительно малочисленное население. Среди независимых молдавских экспертов достаточно широко распространена точка зрения, согласно которой, «не следует рассматривать Европу как панацею от всех бед». С их точки зрения, и акцент только на развитие отношений с Россией тоже является однобоким. Нужна выверенная, сбалансированная политика по отношению к обеим сторонам – западной и восточной. «Молдова, получив свои уроки и не раз наступая на собственные грабли, в конце концов, подошла к пониманию необходимости взвешенных отношений как с СНГ, так и с Европой»41 – считают они. ЕПС и государства Закавказья. На начальном этапе в программах ЕС не участвовали государства Кавказа, которые были включены в эти механизмы позднее. В Европейской стратегии безопасности 2004 г. Южный Кавказ указывался как один из регионов, заслуживающий «более сильной и активной заинтересованности» ЕС42. В докладе от 12 мая 2004 г. Еврокомиссия уже рекомендует включить в политику добрососедства Армению, Грузию и Азербайджан.43. В свою очередь, эти страны обязывались активизировать усилия по реформированию в двух наиболее важных, с точки зрения Европы, областях: укреплении верховенства закона и урегулировании конфликтов. В этом же докладе упоминалась и одна из причин заинтересованности Евросоюза в закавказских государствах– наличие нефти в регионе. По мнению Еврокомиссии, Южный Кавказ является важным регионом с точки зрения добычи и транспортировки энергоносителей, и с ними необходимо развивать сотрудничество именно в этой области44. Армения, Грузия и Азербайджан подключились к политике соседства в 2004 году при активной поддержке со стороны Германии. Но «Планы действий» с ними были составлены только к концу 2006 г. и рассчитаны на 5-летний срок с 2007 по 2013 г. На фоне общей заинтересованности государств Закавказья в политике добрососедства наибольшим энтузиазмом отличается Грузия, во внешней политике которой заметно преобладает евроатлантический вектор. Объяснение подобному положению вещей кроется в ряде факторов, связанных с напряженными отношениями Грузии с Россией в политической сфере, в первую очередь по вопросу статусов Абхазии и Южной Осетии. Немаловажное влияние на характер российско-грузинских отношений оказывают и субъективизм 40 http//sngnews.ru/articles/26/80674/html Press-обозрение. 2007. 26.02. 42 Там же. 43 Сообщение Комиссии. Европейская политика соседства – Стратегический документ. 12.05.2004 http://www.delrus.cec.eu.int/ru/images/pText_pict/628/NNP%20Communication%20rus.doc. 44 Там же. 41 164 нынешнего грузинского президента М. Саакашвили и не всегда адекватная реакция российского руководства на провокационные действия Тбилиси. Геостратегические возможности Грузии как транзитной территории для нефти и газа из Азербайджана и Центральной Азии добавляют куража в действия грузинской элиты. Это же обстоятельство обеспечивает и интерес Евросоюза в развитии тесных отношений с Грузией, без конкретных обещаний полноправного членства, на что первоначально рассчитывала Грузия. В настоящее время Тбилиси настаивает на скорейшем заключении договора о свободной торговле с ЕС. Гораздо более сбалансированную политику в отношении основных центров силы проводит Азербайджан, обладающий несопоставимыми по сравнению с Грузией экономическими возможностями, связанными с резким увеличением добычи и экспорта энергоносителей. Резкий рост экспорта нефти и нефтепродуктов в европейские страны, особенно после ввода в действие нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан превратил Азербайджан в ведущего торгового партнера Евросоюза, на долю которого приходится около половины внешнеторгового оборота страны. В сфере политических отношений взаимодействие Евросоюза с Азербайджаном поддерживается признанием территориальной целостности страны и возможным участием Брюсселя в урегулировании проблемы Нагорного Карабаха. Армения в силу своих традиционно пророссийских геополитических пристрастий и экономических возможностей не столь однозначно нацелена на развитие отношений с Евросоюзом. В отличие от Азербайджана и Грузии, она не рассматривает План действий в качестве конкретного шага на пути к приему в ЕС. Заинтересованность Армении в политике соседства определяется ее желанием обеспечить себе поддержку ЕС как влиятельной международной силы в случае возможного осложнения отношений с Азербайджаном и Турцией. Экономические соображения определяются постоянно растущим объемом товарооборота Армении с ЕС, который в 2005 г. в полтора раза превышал объем товарооборота Армении со странами СНГ. Кроме того, страны ЕС являются активными инвесторами в армянскую экономику, незначительно превосходя Россию по количеству капиталовложений. Тем не менее экономические позиции России на армянском рынке достаточно прочны, российский капитал контролирует ряд стратегически важных отраслей экономики Армении. Проблема в том, что не все из этих предприятий демонстрируют высокую эффективность, вызывая разочарование армянской стороны. И все же резкая перемена вектора внешней политики Армении с пророссийского на проевропейский в ближайшей перспективе маловероятна. В то 165 же время диверсификация отношений с внешним миром приветствуется и официальной властью, армянской общественностью. ЕПС и страны Центральной Азии. В начале 2007 г. обозначился новый вектор европейской политики добрососедства – в направлении Центральной Азии. В июне 2007 года была принята стратегия ЕС по сотрудничеству с государствами этого региона (официальное название – «ЕС и Центральная Азия: стратегия нового партнерства»). Она пришла на смену существовавшему здесь около 15 лет проекту ТАСIS и отличается от него тем, что страны региона рассматриваются в ней в индивидуальном порядке и характеризуются особым отношением со стороны ЕС к каждой из них. Вместе с тем сохраняется и общерегиональный аспект политики. Стратегия рассчитана на период до 2013 г. и оценивается в 750 млн долларов США. Одним из основных политических тезисов Стратегии является увязывание европейской безопасности с Центрально-Азиатским регионом. Из этого следует, что одна из основных задач Евросоюза – создание кольца эффективно управляемых государств к востоку от ЕС, с которыми будут налаживаться тесные взаимоотношения и сотрудничество. В Стратегии отмечается, что стратегическое, политическое и экономическое развитие, а также возрастающее количество межрегиональных проблем в Центральной Азии прямо или косвенно влияют на интересы ЕС45. По мнению кыргызского политолога А.Третьякова, Евросоюз хочет стать новой “крышей” для центрально-азиатских государств, преследуя при этом конкретные цели: а) энергоносители Казахстана, Узбекистана и Туркменистана; б) продвижение в регион западных либеральных ценностей46. В структурах ЕС подтверждают, что страны региона приобретают все большее значение для энергобезопасности ЕС, поскольку в прикаспийском пространстве и Центральной Азии доказано наличие около 4% всех энергоресурсов мира. То же самое относится и к развитию трансконтинентальной транспортной инфраструктуры, которая связывает между собой Европу, Россию, страны Азии. «Усилия ЕС, направленные на укрепление местных рынков энергоносителей, помогут улучшить инвестиционные условия, увеличить производство и эффективность использования энергоносителей в Центральной Азии, а также диверсифицировать схемы поставки и распределения энергоносителей в данном регионе» – отмечается в документе «ЕС и Центральная Азия: стратегия нового партнерства»47. ЕС и Центральная Азия: стратегия нового партнерства. С. 1. Там же. 47 Там же. 45 46 166 В рамках новых инструментов внешнего содействия добрососедству на основе бюджета ЕС на 2007–2013 гг., ЕС запланировал вдвое увеличить финансирование поддержки странам Центральной Азии48. «ЕС будет обеспечивать связь центрально-азиатской стратегии с другими региональными инициативами ЕС, включая “Инициативу совместной деятельности в черноморском регионе”. ЕС будет также поддерживать активную интеграцию/участие Центральной Азии в ВТО, чтобы обеспечить интегрирование этих стран в мировую торгово-экономическую систему»49. В рамках данной стратегии ЕС предлагает Центральной Азии наладить активный политический диалог, включая регулярные встречи на уровне министров иностранных дел с Тройкой ЕС. ЕС будет проводить ежегодные встречи своих глав миссий в данном регионе. Прогресс, достигнутый в процессе внедрения данной стратегии, будет рассматриваться Советом в июне 2008 г. и впоследствии как минимум каждые два года50. Несмотря на то что cтратегия нового партнерства для Центральной Азии носит рамочный характер, а подписание двусторонних планов сотрудничества остается делом будущего, совершенно очевидно, что Евросоюз окончательно включил данный регион (вслед за Соединенными Штатами и НАТО) в сферу своих жизненных интересов. Пока страны ЦА (за исключением Туркмении) связывают свою безопасность и торговые интересы прежде всего с Россией, что закреплено рядом международных договоров (ОДКБ, ЕврАзЭС), но уже в ближайшей перспективе борьба за регион между ЕС, Китаем и Россией примет острый конкурентный характер. ЕПС и перспективы ее развития. В декабре 2006 г. Еврокомиссия подвела первые итоги полутора лет реализации ЕПС и указала на возникающие трудности. В докладе ЕК бедность и безработица, невнятная экономическая политика, коррупция и слабость государственных институтов были названы главными проблемами в странах по периметру ЕС. Не удалось добиться серьезных подвижек в вопросах, касающихся пересечения границ: у граждан стран-партнеров сохранялись сложности при получении даже краткосрочных виз. Представители Еврокомиссии также не удовлетворены результатами усилий, направленных на разрешение территориальных конфликтов на пространстве стран, охваченных ЕПС. В документе утверждается, что «Европейская политика добрососедства мало чего достигла в содействии разрешению замороженных или текущих конфликтов в реги- Там же. Там же. С.4. 50 Там же. 48 49 167 оне»51. Европейские эксперты признают, что ЕС не обеспечивает ЕПС достаточной привлекательности. Стратегия расплывчата. Среди элит стран-участниц это порождает определенное разочарование. Все это серьезно затрудняет данным странам завоевание поддержки со стороны населения, необходимой для проведения реформ52. Британская «The Financial Times» писала тогда же, что «разработанная в 2004 г. политика добрососедства, сегодня демонстрирует свою неадекватность…Некоторые страны добились определенных результатов, но в целом ЕПС не смогла обеспечить в соседних государствах такие же преобразования, которые осуществили восточноевропейские страны в процессе вступления в ЕС. “Морковка” оказалась не столь сочной, чтобы побудить политические элиты этих стран провести многие из необходимых болезненных реформ. Естественно, что ЕС не может предложить всем соседям место в Союзе, но в то же время он должен разработать для них более привлекательный ряд стимулов»53. Для решения всех этих проблем Еврокомиссия разработала ряд мер, направленных в первую очередь на углубление экономической интеграции, на создание новых и расширение уже имеющихся зон свободной торговли. Еще одно активно продвигаемое направление ЕПС – включение как можно большего количества стран-партнеров в проекты в области транспорта и энергетики, их интеграция в существующие европейские сети. Кроме того, Еврокомиссия намерена упростить выдачу краткосрочных виз, что будет способствовать росту так называемых «оправданных контактов». Предполагается усовершенствовать обмен информацией по вопросам миграции внутри ЕС, а также создать общие центры по выдаче виз в странах ЕПС. В сентябре 2007 г. Европейский парламент поддержал планы по введению специального разрешения на работу, так называемой «синей карты», предоставляющей квалифицированным мигрантам возможность легально работать в странах – членах Европейского союза. Новая система позволяет гражданам стран, не входящим в Европейский союз, которые обладают необходимой квалификацией, образованием и языковыми навыками, получить специальный вид на жительство и разрешение на работу в одной из стран ЕС. «Синяя карта» выдается на первоначальный срок в два года с возможностью дальнейшего продления и обеспечивает полноправный статус при устройстве на работу54. ЕС рассматривает возможность предложить таким странам, как Украина и Грузия, партнерство в рамках Единой внешней политики и политики безопасности (ЕВПБ). Это ИноСМИ.Ru 09.03.2007. Там же. 53 The Financial Times. 2006. 13.12. 54 www. kz-today 28.09.2007. 51 52 168 предполагает участие стран-партнеров в разработке политики ЕС, присутствие их дипломатов в Совете министров иностранных дел в Брюсселе, обсуждение проблем, представляющих взаимный интерес, таких как обеспечение безопасности на Черном море, нераспространение оружия массового поражения, борьба с терроризмом и нелегальной миграцией. При этом участники ЕПС, не имея права голоса, могли бы участвовать в заинтересовавших их мероприятиях в рамках ЕВПБ. В 2007 г. начинается новый период в развитии политики соседства. Один из самых важных факторов успешного выполнения любых программ и планов – их финансирование. Это относится и к финансовому обеспечению программ приграничного сотрудничества, в которых учитываются все мероприятия и проекты, предусмотренные всеми «планами действий» в рамках ЕСП. Сразу же нужно отметить, что финансирование этих программ из разных фондов и источников затрудняет осуществление политики соседства, так как большинство из такого рода организаций не предназначены для обслуживания ЕПС, да и их средств для ее реализации явно недостаточно. По этой причине в докладе «Финансовая перспектива» на 2007–2013 гг. Европейская комиссия включила предложение о создании так называемого Европейского инструмента соседства, который предусматривает создание единого регламента для управления механизмом соседства с целью финансирования мероприятий как внутри союза, так и за его пределами. Инструмент будет охватывать и вопросы внешней политики, и внутренние дела, а его финансирование будет осуществляться в рамках одной главы бюджета. Предполагается, что он будет действовать через два так называемых «окна»55. Первое предусмотрено для финансирования в основном двусторонних программ приграничного сотрудничества (хотя возможен и многосторонний формат). Второе «окно» будет заниматься поддержкой широкого спектра проектов международного сотрудничества, в которых будут задействованы страны-члены Евросоюза и страны-партнеры по политике соседства. Бюджет европейской политики соседства для стран-партнеров на период с 2007 по 2013 г., составит 12 млрд евро56. Рост финансирования увеличится на треть. Помимо финансовой поддержки, Европейская комиссия пообещала всем охваченным политикой соседства странам: - перспективу широкой торгово-экономической интеграции, построенной на принципах свободного передвижения товаров; - упрощенный режим выдачи виз; Сообщение Комиссии. Европейская политика соседства - Стратегический документ. 12.05.2004 http://www.delrus.cec.eu.int/ru/images/pText_pict/628/NNP%20Communication%20rus.doc. 56 http://www.tiga.by/news/world/2006/12/05/es/ 55 169 - систематическое вовлечение стран в совместные программы и более тесное сотрудничество в сферах энергетики и транспорта. Таким образом, предпринятые в 2006–2007 гг. меры Евросоюза по корректировке ЕПС свидетельствуют о том, что Евросоюз в ближайшие годы всерьез намерен «переформатировать» пространство вдоль своих границ, разработав для этого гибкую стратегию и тактику. Как заметил один европейский чиновник, ЕС должен, как ни парадоксально, проводить политику Екатерины Великой, которая говорила, что у нее нет другого способа защищать границы России, кроме как расширять их. Подобные действия, разумеется, затрагивают интересы России. В условиях, когда более половины внешнеторгового оборота связано с Евросоюзом, являющимся главным экспортером российских энергоносителей и ведущим инвестором в России, отказ от приоритетных отношений с ЕС невозможен. В то же время нереальной является и быстрая переориентация ЕС на другие источники энергоносителей, следовательно, продолжение тесных отношений РФ – ЕС неизбежно, но уже в принципиально иной ситуации, нежели в предыдущий период. Постсоветское пространство в этих отношениях выходит на первый план. Как отмечают авторы доклада «Большая Европа – большие проблемы», помимо причин, связанных с настораживающими Запад внутриполитическими трендами в России, такой поворот был обусловлен рядом объективных долгосрочных факторов. Главные из них – глобальное распространение интеграционных тенденций и послекризисное восстановление России. В то же время готовность России к решению геополитических задач совпала по времени со сменой правящих элит в ряде ключевых государств СНГ (Грузия, Украина, Киргизия, изменение внешнеполитического курса Молдавии), в связи с чем возникла реальная возможность их переориентации в евроатлантическом направлении. В результате Россия начала более активно реализовывать укрепление интеграционно ориентированных экономических и военно-политических структур СНГ (ЕврАзЭС, ОДКБ), укреплять сотрудничество с Шанхайской организацией сотрудничества. Эту тенденцию отчетливо продемонстрировал саммит лидеров стран СНГ и Китая в Душанбе в сентябре 2007 г. Брюссель тщательно рассчитал момент своего прихода на пространство СНГ и рынки его стран. У Москвы не только не было альтернативного ответа политике соседства ЕС, но она некоторыми своими действиями фактически создавала условия для успеха нового начинания Брюсселя в рамках СНГ. Тем не менее не все партнеры по ЕПС удовлетворены тем, как протекает процесс сотрудничества, а в еще большей степени – его содержанием. Больным местом ЕПС остается и единая система ценностей. Эта проблема имеет два аспекта: 170 - во-первых, нет конкретных сроков приобщения каждой из стран-участниц ЕПС к европейским ценностям; - во-вторых, нет критериев, по которым можно было бы судить о завершенности или незавершенности такого процесса, что с точки зрения практической политики очень важно. Эти критерии должны быть общеевропейскими, однако понятно, что решения о соответствии страны-партнера ценностной системе будут принимать именно в Евросоюзе, что не обеспечивает их объективности. Представляется, что до настоящего времени развитие ЕПС не дало достаточно эмпирического материала, чтобы делать сколько-нибудь определенные выводы о реализации первоначально выдвинутых этой политикой целей. Вместе с тем уже сейчас видны те ее аспекты, которые не просто осложняют отношения России с государствами СНГ, но и противоречат основополагающим российским интересам. Опасность ЕПС для России председатель комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев видит в том, что «внутреннее давление на элиты (Грузии, Молдавии и Украины. – И.С.) в условиях сворачивания связей с Россией и при закрытых дверях ЕС будет нарастать. При этом очевидно, что, как только новая ориентация будет оформлена достаточно прочно (членством в НАТО, выходом из СНГ), уже ЕС начнет спрашивать с этих стран “по гамбургскому счету” – и по демократии, и по экономике. Что еще серьезнее: точка невозврата к прежнему – особому, экономически выгодному – формату отношений с Россией может быть к тому моменту окончательно пройдена»57. Чтобы этого не произошло, «непродуктивную политику “конкуренции интеграций”, фактически реализуемую сейчас Россией и Евросоюзом в отношении общих стран-соседей, следует, – полагает российский специалист в области политики соседства Лидия Косикова, – постепенно заменять подходами в духе конвергенции и формирования взаимопроникающих “общих пространств”, а также наращивать число совместных международных проектов всех трех заинтересованных сторон»58. Независимая газета. 2006. 22.05. Косикова Л. Соседство с расширенным ЕС как новый фактор развития стран СНГ//Мир перемен. 2006, № 4. С.139. 57 58 171 Улахович В. Е. * (Россия) Доктрина нейтралитета в интерпретации постсоветских государств Классическое понятие нейтралитета в международных отношениях и международном праве имеет сложившуюся традиционную трактовку и довольно долгую прецедентную историю. Во второй половине ХХ в. применение этой доктрины стало более распространенным, ее интерпретация, подразумеваемое содержание – более вариативными и размытыми. Все это, безусловно, связано с масштабными и динамичными сдвигами, происходившими в последние десятилетия в международной жизни. С одной стороны, распад биполярного устройства изменил само положение нейтральных государств. С другой – внутриполитическое развитие новых, возникших в последнее десятилетие стран, решающих проблему национального самоопределения, строительства государственных институтов, неизбежно вызвало потребность в использовании компромиссных политических платформ, концепций и курсов, позволяющих гармонизировать политические противоречия, преодолевать «проблемы роста». Рассмотрение этих процессов, новых подходов к нейтралитету представляется интересным и своевременным с точки зрения фиксации некоторых общих тенденций, оценки перспектив и пределов этой доктрины в ХХI в. Международно-правовое и историческое содержание нейтралитета В международном праве нейтралитет (лат. neuter – ни тот, ни другой) – особый международно-правовой статус государства. Классические тексты по международному праву сводят его к следующим параметрам: а) невмешательство в чужой спор, в борьбу между двумя сторонами; б) политическое и правовое положение государства, не вмешивающегося в войну между двумя сторонами и сохраняющего с ними мирные отношения. В международном праве различается нейтралитет эвентуальный и постоянный. Под эвентуальным нейтралитетом понимается заявление определенного государства в случае возникновения войны о своем неучастии в ней – ни на стороне какого-либо государства, ни самостоятельно. Эвентуальный нейтралитет соблюдается только в случае войны и может быть отменен односторонним актом государства, заявившего о нейтралитете. Международно-правовые нормы, касающиеся нейтралитета в военное время, содержатся в Гаагских конвенциях 1899 и 1907 гг., Лондонской декларации о праве морской войны 1909 г. и некоторых других актах1. Улахович В.Е. – директор Центра международных исследований Белорусского государственного университета. 1 Международные конвенции о законах и обычаях войны, принятые на 1-й (3 конвенция) и 2-й (13 конвенция) мирных конференциях в Гааге в 1899 и 1907 гг. Гаагские конвенции и Лондонская декларация о * 172 Постоянный нейтралитет – международно-правовой статус суверенного государства, в соответствии с которым оно обязано не участвовать в вооруженных конфликтах, не входить в военные союзы (блоки), не разрешать строительство военных баз иностранных государств на своей территории. Целостность и неприкосновенность такого государства, с одной стороны, закрепляются законодательным актом (например, конституцией страны), с другой – могут гарантироваться международным договором. Государств, придерживавшихся постоянного нейтралитета, в истории было не так много. Кроме известных прецедентов Швейцарии и Австрии постоянно нейтральным государством также провозглашалась Мальта. 14 мая 1981 г. эта страна ввела в силу Декларацию нейтралитета, которая была принята к сведению участниками Мадридской встречи представителей государств – участников СБСЕ, призвавшими все государства мира уважать эту декларацию. В мае 2004 г. Мальта стала членом Европейского союза и так же, как ранее Финляндия, Швейцария и Швеция, вынуждена сочетать принципы Общей внешней политики ЕС, провозглашенной Маастрихтским договором 1992 г., и политические основы собственной политики нейтралитета. Постоянный нейтралитет иногда подразделяют на позитивный, традиционный и договорный. Позитивный нейтралитет, который в большинстве случаев отождествляют с Д вижением неприсоединения, предполагает неучастие государств в военных союзах, активное участие в борьбе за предотвращение войны и сохранение мира. Традиционный нейтралитет – это нейтралитет государства, не оформленный в международном договоре, но соблюдаемый им добровольно в течение длительного времени (например, Швеция). Основной его признак – нейтральная позиция государства во время войны. Такие государства в начале войны заявляют о своем нейтралитете. Традиционный нейтралитет не связан международно-правовыми обязательствами и может быть прекращен в одностороннем порядке в любой момент. А постоянно нейтральное государство проводит политику, основанную на международном договоре, и нейтралитет сохраняется как во время войны, так и в мирное время. Политика постоянного нейтралитета – это политика более высокого ранга, подразумевающая больше прав и обязанностей праве морской войны 1909 г. содержат положения о мирном разрешении международных споров, нейтралитете, защите мирных жителей, режиме военнопленных, участи раненых и больных и т.д. В соответствии с этими документами территория нейтрального государства неприкосновенна и не может быть театром военных действий; воюющим сторонам запрещается проводить через нее войска, транспорт с оружием, другими военными материалами. На территории нейтрального государства запрещается создание в целях помощи воюющим сторонам военных формирований и учреждений для вербовки. Нейтральное государство вправе с помощью вооруженной силы отражать покушение на его нейтралитет. 173 нейтрального государства. Постоянный нейтралитет имеет отношение ко всем будущим войнам, а традиционный – к конкретной войне. При договорном нейтралитете права и обязанности сторон определяются в международном договоре. К примеру, в июне 1992 г. Российская Федерация и Канада подписали Договор о согласии и сотрудничестве, в котором устанавливается, что если одна из сторон станет объектом вооруженной агрессии, другая, в соответствии со своими договоренностями и отношениями в области безопасности и обороны, не будет оказывать агрессору военную и любую другую помощь. Современное нейтральное государство как субъект международного права обладает теми же правами и несет те же обязанности, что и другие государства, т.е. оно имеет право на политическую независимость и территориальную целостность, самооборону от агрессии, представительство в других государствах и международных организациях и т.д. В то же время нейтральное государство имеет и специфические обязанности: добровольное выполнение обязательств по строгому соблюдению нейтралитета; невмешательство в дела других государств; воздержание от военных союзов с другими странами и т.д. Таким образом, в классическом понимании нейтральное государство: не участвует в военных конфликтах; не принимает участия в военных союзах, созданных другими государствами; не предоставляет свою территорию иностранным государствам для создания военных баз; не вступает в экономические союзы, участие в которых будет противоречить международно-правовому статусу нейтралитета. Некоторые историки считают, что нейтралитет как внешнеполитическая линия (концепция) начал применяться уже в античное время, понимая его как обязанность невоюющего государства воздерживаться от содействия тому, кто ведет несправедливую войну, или тому, кто препятствует действиям государства, ведущего справедливую войну2. В средневековую эпоху под нейтралитетом понималось предоставление нейтральным государством обеим воюющим сторонам одинаковых возможностей (например, проНапример, В. Исаева и Л. Маринович считают, что в Греции уже в IV в. до н.э. существовала устойчивая практика применения нейтрального статуса. В это время шли поиски путей и средств, облегчающих государствам общение друг с другом. Именно тогда стала оформляться правовая система, регулирующая отношения между государствами. В известной мере она может быть названа предтечей современного международного права. Особенно быстро развивались нормы, отражающие межсоюзные, внутрисоюзные связи и связи с городами, не входящими в коалиции. Мелкие и средние полисы, которые не желали участвовать в распрях полисов-гегемонов, способствовали созданию концепции нейтралитета. – См.: Личность и общество в религии и науке античного мира. (Соврем. зарубеж. историография): Реф. сб. к XVII Междунар. конгр. ист. наук (Мадрид, авг. 1990 г.) / Отв. ред.: В.И. Исаева, Л.П. Маринович; АН СССР. ИНИОН, Ин-т всеобщ. истории. М.: ИНИОН, 1990. 2 174 пуск войск враждующих сторон через свою территорию). Тогда же постепенно утверждается понятие полного воздержания нейтрального государства от содействия в какой-либо форме воюющим сторонам. В период новейшей истории институт нейтралитета получает новое развитие. В это время возникает понятие вооруженный нейтралитет3. До XIX в. обязанности нейтральных государств не были регламентированы. Затем постепенно формируется понятие постоянного нейтралитета как нового международноправового института. Постоянно нейтральным считалось государство, которое заранее навсегда отказалось от участия во всех войнах, кроме случаев самообороны. Такими стали Швейцария, Бельгия, Люксембург и Краков, имевший статус города-государства. Их нейтралитет покоился, главным образом, на слабости и невозможности оказать влияние на ход международных событий, а также на особом географическом и стратегическом положении. Согласно договору 1815 г., заключенному на Венском конгрессе, постоянный нейтралитет был признан за Швейцарией. Заключению этого договора способствовали противоречия между соседними с Швейцарией странами (Францией, Пруссией, Австрией и Италией), стремившимися к захвату швейцарских земель. При разделе Польши между Россией, Пруссией и Австрией на Краков претендовало каждое из этих государств. В итоге по предложению России Краков был признан вечно нейтральным. Нейтралитет Бельгии был гарантирован договором пяти держав 1830 г. (Россия, Англия, Франция, Австрия, Пруссия). Бельгийский нейтралитет, подобно швейцарскому, базировался, главным образом, на слабости этой страны, борьбе из-за нее Франции, Пруссии и Нидерландов. Некоторые российские историки считают, что оно возникло в связи с инициативами России по защите своих национально-государственных интересов на морях. В XVIII в. Англия, имевшая превосходство в военноморских силах, пыталась блокировать свои североамериканские колонии, в которых развернулась война за независимость, и стала перехватывать на международных морских путях суда других государств, включая российские. В 1778 г. Россия предложила Дании совместно обеспечивать охрану торговых судов, следовавших в русские порты на Балтике. В следующем году Россия, Дания и Швеция, не вступая в формальный военный союз, направили воюющим государствам – Англии, Франции и Испании – заявление о совместно принятых ими мерах по защите торговых судов нейтральных стран. В 1780 г. российское правительство передало Англии, Франции и Испании специальную декларацию, в которой излагались принципы вооруженного нейтралитета: нейтральные корабли могут свободно плавать у берегов воюющих держав; неприятельская собственность под нейтральным флагом неприкосновенна; предметами военной контрабанды признаются только оружие и различное военное снаряжение; блокированным считается лишь порт, вход в который затруднен в связи с действиями военно-морских сил воюющих держав. В том же году Россия заключила с Данией и Швецией конвенцию, в которой подтверждались указанные принципы. Участники конвенции также объявили о закрытии Балтийского моря для военных кораблей воюющих держав и о взаимном обязательстве защищать провозглашенные принципы. В 1800 г., после начала наполеоновских войн, Россия вновь предложила Дании, Пруссии и Швеции, как балтийским государствам, возродить применение принципов вооруженного нейтралитета. В декабре этого же года была подписана вторая конвенция вооруженного нейтралитета. В ней подтверждались и дополнялись принципы первой конвенции. 3 175 Люксембург в силу своего географического положения до XX в. был крепостью, имеющей важное стратегическое значение. За нее боролись Франция и Пруссия, что привело к конфликту между Францией, Пруссией, Голландией и Бельгией. По предложению России Люксембург был признан вечно нейтральным государством по договору от 11 мая 1867 г., заключенному в Лондоне между Россией, Австрией, Францией и Пруссией. Нейтралитет государств в ХХ веке: кризис классического нейтралитета В первой половине XX в. нейтралитета придерживались Норвегия и Финляндия. Первая закрепила это положение в законе 1938 г. Однако во второй половине 40-х годов норвежское правительство пришло к отказу от нейтралитета как основы национальной безопасности, а активные политические шаги США, подкрепленные экономическими акциями, привели к формированию «атлантического курса» в политике безопасности страны. В его основе лежал тезис о том, что в условиях двухполюсного противостояния между демократическими странами и коммунистической диктатурой неприкосновенность суверенитета норвежского народа может быть обеспечена только с помощью североатлантических стран. В результате Норвегия одной из первых вошла в НАТО. В 1932 г. между Финляндией и СССР был заключен Договор о ненападении, а в 1935 г. финский парламент заявил, что во внешней политике Финляндия будет придерживаться нейтралитета. Нейтралитет Финляндии часто называют объективным в силу того, что он долгое время был обусловлен объективными внешними обстоятельствами. Такое положение сохранялось и после окончания Второй мировой войны, вплоть до начала 90-х годов. В 1992 г. финское правительство представило обновленную концепцию, базирующуюся на принципах независимой оборонной политики и неучастии в военных альянсах, позднее названную твердым нейтралитетом. С вступлением в ЕС Финляндия приняла положения Маастрихтского договора, подтверждая при этом свою приверженность традициям нейтралитета. Однако содержание традиционного подхода в Финляндии постепенно меняется. На это указывают и политики, и эксперты: «Поскольку окружающая среда безопасности изменяется и представляет новые вызовы национальной безопасности, военный истеблишмент и политическое сообщество видят увеличивающуюся необходимость в активном участии в международном кризисном управлении как вооруженных сил, 176 так и гражданских лиц. Подобного рода деятельность представляет собой укрепление и полезное дополнение к национальной территориальной обороне»4. Сегодня статус постоянно нейтрального государства сохраняет Швейцария, основываясь на решениях Венского конгресса 1814–1815 гг. и Парижского акта о признании и гарантии постоянного нейтралитета Швейцарии и неприкосновенности ее территории от 8 ноября 1815 г. (гарантами выступили Австрия, Франция, Великобритания, Россия, Португалия, Пруссия). Швейцария служит примером классически нейтральной страны. Однако и «самая нейтральная» страна ныне интенсивно обсуждает этот свой статус. В ноябре 2000 г. швейцарское правительство на закрытом заседании в кантоне Тичино утвердило доклад о внешней политике. По сведениям печати, там активно дебатировался вопрос нейтрального статуса страны. Как заявил тогдашний президент конфедерации и министр обороны А. Оги, открытость Швейцарии внешнему миру необратима. Первым шагом в этом направлении должно было стать вступление Швейцарии в ООН, которое состоялось осенью 2002 г. Министр иностранных дел того времени Й. Дайс подчеркнул, что главные принципы внешней политики страны остаются в силе, но нужно приспосабливать средства к новой ситуации, которую характеризует многополярность. В швейцарском парламенте в последние годы также ставился вопрос об изменении закона, запрещающего отправку военнослужащих за границу, и о расширении участия вооруженных сил страны в программе НАТО «Партнерство ради мира». Постоянно нейтральным государством, несмотря на членство в ЕС, остается Австрия, нейтралитет которой закреплен в федеральном конституционном законе от 26 октября 1955 г.: «В целях прочного утверждения своей внешней независимости и обеспечения неприкосновенности своей территории Австрия добровольно заявляет о своем постоянном нейтралитете». Закон гласит, что Австрия не будет вступать ни в какие военные союзы и не допустит создания опорных военных пунктов других государств на своей территории. Осуществление закона о нейтралитете возлагается на федеральное правительство. Нейтралитет страны гарантирован договором о восстановлении независимой и демократической Австрии от 15 мая 1955 г., участниками которого являются Россия (как правопреемник СССР), США, Англия и Франция. Новая австрийская доктрина безопасности и обороны, принятая парламентом 12 декабря 2001 г., стала ключевым документом, содержащим основные принципы политики безопасности. Доктрина содержит «Общие положения» и «Решение австрийского парла4 Neutrality and non-alignment in Europe today. Ojanen H. (ed.). The Finish Institute of International Affairs. Hel- 177 мента». С 1955 г. образцом был «постоянный нейтралитет» Швейцарии, отмечается в документе. Однако позднее Австрия отступила от этой модели, присоединившись к Организации Объединенных Наций и развивая собственную концепцию – активного нейтралитета. После присоединения к Европейскому союзу в 1995 г. стандартный свод юридических и политических правил и процедур, называемых acquis Европейского союза, в том числе и Маастрихтский договор, частью которого является Общая внешняя политика и политика безопасности, был включен в австрийское законодательство. В связи с этим австрийский парламент добавил к Федеральной конституции (статья 23f) положение, определяющее, что участие Австрии в Общей внешней политике и политике безопасности не должно препятствовать выполнению доктрины о государственном нейтралитете. После ратификации Амстердамского договора австрийский парламент добавил к конституции пункт, позволяющий Австрии участвовать в полной мере в реализации так называемых Петерсбергских задач ЗападноЕвропейского союза, включающих военные действия в рамках кризисного управления или операциях по поддержанию мира. Некоторые австрийские эксперты в сфере внешней политики и политики обороны понимают, что эта непрерывная «адаптация» сводит на нет нейтралитет страны. Новая международная ситуация существенно повлияла на соблюдение нейтралитета Австрией. Например, австрийские масс-медиа оживленно обсуждали ситуацию, которая сложилась накануне натовской операции в Косово. Австрия оказалась перед дилеммой – НАТО или нейтралитет. Это не случайно, так как в случае нанесения ракетно-бомбовых ударов по сербским войскам натовским самолетам пришлось бы преодолевать воздушное пространство Австрии. А это, с точки зрения международного права, нарушение нейтралитета. В последнее время в австрийских политических кругах все чаще высказываются мнения о целесообразности нейтралитета страны в современном стремительно развивающемся мире. Вопрос ставится уже немного по-другому: насколько сам нейтралитет выгоден национальным интересам Австрии5. Основа подхода нейтральной Ирландии к вопросам внешней политики и безопасности изложена в конституции страны. Государство «подтверждает свою преданность идеалу мирного и дружественного сотрудничества между нациями, основанного на международной справедливости и морали», «приверженность принципу мирного урегулирования международных споров» и «международному праву как правилу поведения в отно- sinki, 2003. Р. 26. 5 Ibid. 178 шениях с другими государствами»6. После получения независимости в 1922 г. неучастие в военных альянсах было определено как важное выражение суверенитета. Будучи членом ООН, Ирландия в годы холодной войны последовательно придерживалась подхода, в соответствии с которым использование военной силы против другого государства, кроме целей самозащиты, должно быть одобрено Советом Безопасности Организации Объединенных Наций. В октябре 2002 г. после внесения поправок в конституцию, обязывающих проведение референдума по участию страны в военном измерении ЕС, ирландское правительство обнародовало политическое обязательство о неприсоединении к какому-либо военному альянсу без проведения референдума. Динамика ирландского подхода к нейтралитету довольно часто находила отражение как во внутренней, так во внешней политике. По мнению некоторых специалистов, такая ситуация сложилась, вероятно, в силу того, что внешние ограничения государственной политики безопасности были менее острыми, чем в странах континентальной Европы, где политики часто использовали скорее риторический, чем военно-стратегический подход к нейтралитету. Слово «нейтралитет» может быть метафорой, взывая скорее к национальной идентичности, чем к политике безопасности 7. На референдумах относительно европейской интеграции «угроза нейтралитету» была одной из главных тем ирландских евроскептиков. Политику нейтралитета проводит и другой член ЕС – Швеция. Ее нейтралистские традиции уходят корнями в эпоху формирования уже упоминавшегося вооруженного нейтралитета. Однако положение о нейтралитете Швеции не зафиксировано ни в конституционных актах страны, ни в каком-либо международном договоре. Поэтому, как уже отмечалось, можно говорить о традиционном нейтралитете Швеции. В официальных заявлениях и внешнеполитических документах концепция нейтралитета определяется как «политика свободы от союзов в мирное время, имеющая целью сохранение нейтралитета Швеции в случае войны». В годы Второй мировой войны во взаимоотношениях СССР и Швеции главной проблемой было соблюдение Швецией провозглашенной ею политики нейтралитета. На протяжении всей войны заинтересованность СССР в шведском нейтралитете оставалась неизменной. Это закрепило традиции шведского нейтралитета. В послевоенные десятилетия этот курс также оставался основополагающим, а его традиции укреплялись. Несколько обновленный подход – политику традиционного нейтралитета в 6 7 Ibid. Р. 31. Ibid. 179 сочетании с активным участием в международных делах – развивал выдающийся шведский политик У. Пальме. Однако новые вызовы не оставили в стороне и Швецию. Вот что писала российская газета «Коммерсантъ» накануне визита в Москву шведского министра иностранных дел в 2001 году: «Официально она прибывает в Россию именно в качестве представителя ЕС... Однако госпоже Линд в Москве явно будут заданы и вопросы, касающиеся ее обязанностей как главы МИД Швеции. Дело в том, что ровно неделю назад, выступая в риксдаге, она озвучила правительственное заявление о внешней политике. В нем, в частности, прямо заявляется о необходимости пересмотреть формулировку традиционного шведского принципа – неучастие в военных союзах и нейтралитет в случае войны за пределами страны»8. Одно из последних обоснование шведской политики современного нейтралитета было представлено в речи премьер-министра Й. Перссона на открытии сессии парламента 16 сентября 2003 г.: «Благодаря нашему принципу военного неприсоединения, взятому за основу, мы вносим активный вклад в общую безопасность по отношению к нашим соседним странам в рамках ЕС и ООН»9. Такой подход созвучен пониманию, ранее сформулированному У.Пальме, когда нейтралитет – это и принцип, и одновременно инструмент активной политики. Как видно из этого обзора, изменившаяся международная ситуация вызвала в классически нейтральных государствах активные политические дискуссии, а иногда и пересмотр исторически сложившихся основ внешней политики, признание ограниченности и неэффективности этой доктрины. В связи с этим некоторые специалисты открыто заговорили о кризисе классического нейтралитета. Политика нейтралитета на постсоветском пространстве Противоположной тенденцией можно признать рост интереса к принципу нейтралитета новых стран, возникших после распада СССР. Исторический опыт позволяет говорить о том, что в стремлении новых государств, освободившихся от зависимости либо возникших «с нуля», существует определенная тенденция в годы становления опираться на доктрину нейтралитета. Так было в начале 60-х годов ХХ в., когда рушилась колониальная зависимость; нечто похожее произошло в период распада Восточного блока в 90-е годов. Определенный всплеск политического интереса к нейтралитету в 60-е годы стал следствием распада колониальной системы и образо8 Сегодня в Москву прибывает глава МИД Швеции Анна Линд // КоммерсантЪ. 2001. 14 февраля. 180 вания большого числа новых независимых государств. В это время впервые о своем нейтралитете заявили, кроме национальных государств, и новые международные межгосударственные структуры (Лига арабских стран, Организация африканского единства, Движение неприсоединения). Политика нейтралитета провозглашена в резолюции Совета Лиги арабских стран от 12 декабря 1954 г., согласно которой внешняя политика арабских стран должна быть основана на Уставе Лиги, межарабском договоре о коллективной безопасности, экономическом сотрудничестве и Уставе ООН. Хартия Организации африканского единства (1963 г.) фиксирует, что для достижения целей этой организации страны-участницы провозглашают политику неприсоединения к любым блокам. Некоторые постсоветские государства очень быстро проявили стремление к нейтралитету. Дальше других в этом отношении пошел Туркменистан. 12 декабря 1995 г. на основании резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 50/80А «Постоянный нейтралитет Туркменистана» это государство признано нейтральным. В резолюции подчеркивается, что Генеральная Ассамблея, выражая надежду на то, что статус постоянного нейтралитета Туркменистана будет содействовать укреплению мира и безопасности в регионе, признает и поддерживает провозглашенный Туркменистаном статус постоянного нейтралитета. Народный совет Меджлиса Туркменистана 27 декабря 1995 г. внес изменения и дополнения в конституцию страны. В частности, в статье 1 воспроизведены положения резолюции ГА ООН 50/80А. Статья 6 формулирует принципы постоянного позитивного нейтралитета во внешней политике Туркменистана, например: невмешательство во внутренние дела других стран, отказ от применения силы и участия в военных блоках и союзах, содействие развитию мирных, дружественных и взаимовыгодных отношений со странами региона и государствами всего мира. Приняты декларация «О международных обязательствах нейтрального Туркменистана в области прав человека», конституционный закон «О постоянном нейтралитете Туркменистана», внесены изменения в концепцию внешней политики10. О нейтральной политике объявили также и другие бывшие среднеазиатские республики СССР – Таджикистан и Кыргызстан. Основные принципы внешней политики Республики Таджикистан, закрепленные законодательно, выглядят следующим образом: обеспечение суверенитета, независимости и территориальной целостности страны; позитивный нейтралитет и неучастие в военных блоках; поддержание дружественных отношеNeutrality and non-alignment in Europe today. Ojanen H. (ed.) The Finish Institute of International Affairs. Р. 49. Выступление Президента Туркменистана С. Туркменбаши на встрече с сотрудниками Посольства Туркменистана в Москве // Нейтральный Туркменистан. 2001. № 313 (23151). 3 декабря. 9 10 181 ний со всеми странами; отказ от производства, размещения и применения ядерного оружия. В Кыргызстане манифестом нейтралистской политики стал документ «Кыргызстан в XXI веке. Тезисы доктрины вечного нейтралитета», разработанный в ноябре 1999 г. С. Куругбековым и М. Сарулу в виде концептуальной доктрины исторического выживания кыргызского народа. Стратегической задачей признано создание нейтрального пояса Центральной Азии на основе нейтралитета Кыргызстана11. Однако после 11 сентября 2001 г. суть всех нейтралистских инициатив была откорректирована, что выразилось в размещении военных баз США на территории Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана и Казахстана. К концу 2002 г. в Узбекистане на территории военной базы Ханабад находилось примерно 1,5 тыс. американских военнослужащих. В Кыргызстане на авиабазе «Манас», бывшем аэродроме советских ВВС, были расквартированы транспортные самолеты и истребители корпуса морской пехоты США, а также обслуживающий состав численностью примерно 3 тыс. солдат и офицеров. Появились военные опорные пункты США в Таджикистане и Казахстане, хотя правительства этих стран стараются привлекать к этому вопросу минимум внимания. Декларируемый стратегический нейтралитет был без колебаний отклонен в силу особенностей и выгод момента. Среди европейских бывших республик СССР, а ныне независимых государств, заявлявших в начале 90-х годов о стремлении к нейтралитету, следует упомянуть Беларусь, Молдову и Украину. В силу глубокого знания белорусской темы, автору хотелось бы подробнее остановиться на этой стране. Рассматривая опыт разработки концептуальных положений внешней политики в первой половине 90-х годов в Беларуси, можно признать, что в этот период одной из ключевых стала доктрина нейтралитета. Разумеется, в стране существовала специфика употребления этого принципа. В отличие от классического понимания нейтральной политики белорусский нейтралитет выступал как инструмент формирования международной и политической идентичности страны и, с другой стороны, как определенный компромисс различных общественно-политических сил. Первым документом национального масштаба, определявшим политический курс страны, стала Декларация о государственном суверенитете, принятая Верховным Советом БССР 27 июля 1990 г. Она закрепила неотъемлемое право белорусской нации на самоопределение и объявила полный государственный суверенитет Белорусской ССР, важным 11 Кыргызстан в XXI веке: тезисы доктрины вечного нейтралитета // СК в конце недели. 2000. 19 мая. 182 элементом которого становилась «независимость республики во внешних сношениях». Декларация содержала ряд положений, касающихся внешней политики Беларуси. 10-я статья определила цель – превращение Беларуси в безъядерную зону и нейтральное государство12. В более развернутом виде внешнеполитические основы суверенной Беларуси были представлены в выступлении министра иностранных дел П. Кравченко на 46-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 26 сентября 1991 г. Он впервые изложил направления внешней политики Республики Беларусь как систему приоритетов, которые были сформулированы в виде восьми положений: 1) достижение Беларусью реальной независимости и суверенитета; 2) взаимодействие с другими республиками СССР в создании единого экономического пространства и нового союза суверенных государств; 3) мобилизация международной поддержки в решении чернобыльской проблемы; 4) превращение Беларуси в безъядерное и нейтральное государство; 5) включение Республики Беларусь в общеевропейский процесс; 6) создание условий для формирования рыночной экономики; 7) обеспечение экологической безопасности; 8) обеспечение свободного взаимодействия культур13. В Конституции Республики Беларусь, принятой на 13-й сессии Верховного Совета 15 марта 1994 г., в разделе «Основы конституционного строя» были закреплены положения, которые определяли основы внешней политики. В статье 18 перечислены общепризнанные принципы и нормы международного права, положенные в основу внешней политики страны. В этой же статье подтверждена цель сделать Беларусь безъядерной зоной и нейтральным государством. В начале 90-х годов задача практической реализации этой доктрины многими политиками ставилась как ключевая. По этому поводу была довольно заметная полемика. Среди сторонников нейтралитета были министр иностранных дел П. Кравченко, председатель Верховного Совета ХII созыва М. Гриб14. П. Кравченко пытался подкрепить доктрину комплексом внешнеполитических инициатив, а также развивать ее применительно к формирующейся белорусской государственности. Он изложил ее модификацию, назвав доктриной активного нейтралитета, на первом конгрессе молодых политиков Республи- Аб наданнi статуса канстытуцыйнага закона Дэкларацыi Вярхоўнага Савета Беларускай Савецкай Сацыялiстычнай Рэспублiкi аб дзяржаўным суверэнiтэце Беларускай Савецкай Сацыялiстычнай Рэспублiкi: Закон БССР // ЛiМ. 1991. 30 жн. 13 Выступленне міністра замежных спраў Рэспублікі Беларусь на 46 сесіі Генеральнай Асамблеі ААН. Мінск, 1991. С. 3–15. 14 Он считал, что это цель, к которой надо последовательно двигаться в развитии внешнеполитического курса. «Беларусь не является нейтральным государством, она только объявила намерение о достижении этого статуса. Идя этим путем, мы осуществили полный вывод с территории республики в Россию всех тактических ядерных ракет и поэтапный вывод ракет стратегического назначения, планомерное сокращение 12 183 ки Беларусь в апреле 1993 г15. Под его руководством МИД стремился наполнить доктрину нейтралитета содержательными компонентами, например с помощью инициативы создания в Центральной Европе безъядерной зоны и добровольного отказа Беларуси от ядерного оружия, превращения Минска в столицу СНГ, что можно было реализовать лишь при соблюдении Беларусью принципа нейтральности. Позднее начал формироваться новый подход к доктрине нейтралитета, который сочетал в себе как стремление к миролюбивой политике, основанной на разоружении и расширении безъядерной зоны в Европе, так и необходимость тесного партнерства государств СНГ, стратегического сотрудничества с Российской Федерацией. Такой подход нашел свое выражение в утвержденной 27 марта 1995 г. Советом безопасности Республики Беларусь Концепции национальной безопасности страны, которая базировалась на выполнении конституционных положений о нейтралитете и безъядерности16. В новой редакции Концепции национальной безопасности (2001 г.) также содержится задача достижения Республикой Беларусь нейтрального статуса. Среди научных и экспертных публикаций первой половины 90-х годов относительно белорусского нейтралитета следует выделить два исследования: «Проблемы и ориентиры внешней политики Республики Беларусь», выполненное Национальным центром стратегических инициатив «Восток – Запад», и «Белорусский нейтралитет как фактор национальной и европейской безопасности», проведенное в 1994–1995 гг. Институтом развития и безопасности. Первый доклад был представлен в марте 1993 г. Президиуму Верховного Совета и содержал анализ моделей нейтралитета. Вместе с позитивной оценкой в нем отмечалось, что «сохранение ориентации на нейтральный статус и усилия по его достижению в более отдаленной перспективе будут приходить в противоречие с политическими и экономическими интересами республики, которые могут быть связаны с полномасштабным включением Беларуси в жизненно важные для нее в будущем структуры международного сотрудничества». Итоговым результатом второго исследования стала «Концепция нейтралитета Республики Беларусь», представленная Министерству иностранных дел. Исследование состоит из четырех частей: собственных вооруженных сил», – заявил он в июле 1995 г. – См.: Грыб М. На гістарычным скрыжаванні. Мінск: Тэхналогія, 1996. С. 128. 15 Архив Министерства иностранных дел Республики Беларусь. Фонд 907/1. Оп. 2. Д. 193. Л. 35. 16 Снапкоўскi У. Беларуская ініцыятыва аб стварэнні без’ядзернай зоны ў Цэнтральнай і Усходняй Еўропе: Да гісторыі пытання // Перспективы создания в Центральной и Восточной Европе пространства, свободного от ядерного оружия: материалы междунар. конф. Минск, 1997. С. 76–82. 184 1. Базовые факторы, определяющие формирование и реализацию идеи белорусского нейтралитета. 1.1. Исторические условия и предпосылки белорусского выбора нейтралитета. 1.2. Белорусско-российские отношения и нейтралитет. 1.3. Политическая элита и белорусский нейтралитет. 2. Изменяющаяся роль нейтралитета в обеспечении национальной и европейской безопасности. 2.1. Белорусские дискуссии о роли нейтралитета в период после холодной войны. 2.2. Нейтралитет и солидарность. 2.3. Современный этап в эволюции нейтралитета. 3. Типы нейтралитета и проблема белорусского выбора нейтрального статуса. 3.1. Нейтралитет в военное время. 3.2. Постоянный нейтралитет. 3.3. Традиционный нейтралитет. 4. Концепция белорусского нейтралитета. 4.1. Специфические особенности белорусского нейтралитета. 4.2. Нейтралитет и белорусское участие в интеграции на территории бывшего Советского Союза. 4.3. Нейтралитет и участие Беларуси в операциях по поддержанию мира, гуманитарных интервенциях и невооруженных санкциях ООН. 4.4. Нейтралитет и участие Республики Беларусь в Договоре о коллективной безопасности. 4.5. Нейтралитет и военная доктрина Республики Беларусь 17. Авторы исследования развили тезис о том, что такой белорусский выбор детерминирован историческими условиями, и исследовали его предпосылки. Отмечалось, что решение о нейтральном статусе было предопределено несколькими факторами субъективного и объективного характера, совпавшими на историческом отрезке. Иллюстрируется эта ситуация принятием белорусским парламентом Декларации от 2 октября 1991 г. Выбор парламента был обусловлен, на взгляд исследователей, следующими мотивами: для сторонников укрепления СССР было приемлемо сохранение нейтралитета до возвращения к обновленному и рациональному централизму. Для многих мотивом послужил так называемый «афганский синдром» (известно, что в Афганистане жителей БССР, пропорциональ- 185 но численности населения, погибло больше, чем представителей других республик). Сторонники демократизации умеренного толка ссылались на процветание нейтральных европейских стран, таких как Швеция, Австрия, Финляндия. Сторонники радикальнонациональной платформы воспринимали это как формулу цивилизованного развода союзных республик. Для них, понимающих, что антироссийская политика не пользуется широкой популярностью, это было приемлемо, так как нейтралитет позволял сохранить сущность антироссийской политики при внешней умеренности. Кроме того, идея нейтрального статуса имела определенную популярность среди белорусских граждан. По результатам социологических опросов, проведенных в рамках исследования, отмечалось, что 25,3% населения Беларуси поддержали нейтралитет, а среди людей с высшим образованием эта цифра была еще выше – 36,6%. Исследователи разделяют всю политическую элиту в Беларуси по отношению к нейтралитету на идеологическую и прагматическую группы, подчеркивая, что исполнительная власть придерживается последней позиции18. С другой стороны, среди скептиков в отношении принципа нейтралитета были довольно влиятельные политики и эксперты. К примеру, известный белорусский ученый А. Розанов привел ряд аргументов не в пользу нейтралитета. Он писал: «… сама по себе идея нейтралитета в обстановке, когда снята военно-политическая конфронтация между Востоком и Западом, когда один из противостоящих блоков канул в Лету, а другой, остающийся единственным в мире функционирующим военным альянсом, в спешном порядке политизируется, трансформирует свои функции, более чем проблематична. Она сужает поле для маневра, проведения гибкой, свободной дипломатической линии в условиях развития отношений партнерства между прежними антагонистами, их намерения вместе строить единую структуру безопасности»19. Самая масштабная белорусская дипломатическая инициатива прошедшего десятилетия – создания безъядерной зоны в Центральной и Восточной Европе – также имеет прямое отношение к стремлению реализовать белорусский нейтралитет на практике.20. Переход к базовому принципу многовекторности внешней политики в 1996–1997 гг. не означал исчезновения идеи нейтралитета, что проявилось, например, во вступлении Беларуси в Движение неприсоединения в 1998 г. Улахович В.Е. Постсоветский нейтралитет: временный или стратегический выбор // Глобальный мир перед новыми вызовами. Минск, 2002. С. 62–77. 18 Там же. 19 Розанов А. Белорусская дипломатия. Основные ориентиры внешней политики // Беларуская думка. 1992. № 8. С. 79. 20 Подробнее см.: Снапкоўскi У. Беларуская ініцыятыва аб стварэнні без’ядзернай зоны ў Цэнтральнай і Усходняй Еўропе: Да гісторыі пытання.; Перспективы создания в Центральной и Восточной Европе пространства, свободного от ядерного оружия: материалы междунар. конф. Минск, 1997. 17 186 Во второй половине 90-х годов XX в. в результате развития белорусского государства идея нейтралитета получила новое прочтение, в котором, по выражению белорусского президента А. Лукашенко, находит отражение стремление белорусского народа к миру и международной безопасности, а также стремление быть равными с другими народами, не позволяя никому навязывать свои интересы и ценности извне. Эта идея, закрепленная в Декларации о государственном суверенитете и заявлении «О принципах внешнеполитической деятельности», воспроизведена в Конституции 1994 г. и в преобразованной Конституции 1996 г., а также подтверждена в последующих документах общенационального уровня. Выступая на совещании с руководителями белорусских загранучреждений в июле 2004 г., белорусский президент отмечал: «…я все время думал о закрепленной в нашей Конституции позиции нейтралитета Беларуси. Конечно, эта формулировка отражает романтизм первых лет независимости. Мировые тенденции, как видим, во многом пошли в другую сторону. Нейтральные государства вступают в политические и экономические союзы, ассоциируются с военными альянсами, подумывают о членстве в них. Но, думаю, она сыграла и, наверное, продолжает играть роль важного стержня и опоры для нашей внешней политики. Теперь это воспринимается больше не как обособленность, а как самостоятельность. Эта формулировка обеспечивает понимание того, что мы должны найти и обеспечить свое собственное, особое, неповторимое, нерастворимое в других народах и государствах место для нашей Беларуси»21. В Молдове политика нейтралитета отражена в различных документах. Министр обороны В. Гайчук в феврале 2002 г. отмечал, что закрепление в 1994 г. в Конституции Молдовы, а в 1995 г. в Концепции внешней политики, Концепции национальной безопасности и Военной доктрине статуса постоянного нейтралитета является проявлением последовательной и правильной политики22. Нейтралитет Украины поддерживал как правый радикальный политический фланг, например Конгресс украинских националистов, Радикальная националистическая партия, так и левый – Социалистическая партия Украины. В проекте программы этой партии внеблоковый статус называется ключевым. Официально украинские политики неоднократно заявляли о приверженности нейтралитету. Советник бывшего украинского президента В. Горбулин отмечал: «Киев Внешняя политика Республики Беларусь в новом мире: выступление Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко на совещании с руководителями загранучреждений Республики Беларусь 22 июля 2004 года // Советская Белоруссия. 2004. 23 июля. 22 Мохов В. Будем вместе // Красная звезда. 2002. 27 февраля. 21 187 считает наиболее правильной для страны во внешней политике позицию «активного нейтралитета». Внеблоковость, провозглашенная Украиной на заре независимости, – это исторически приемлемое решение»23. Нейтралитет Украины признается полезным и правильным многими политическими силами. Развернутую мотивацию такого курса, уже после 11 сентября 2001 г., дал, например, председатель межфракционного объединения народных депутатов Украины «В Европу – вместе с Россией» А. Деркач: «Нейтралитет и внеблоковость – главное достижение всех прошедших лет государственного строительства, и не следует приспосабливать их к чему бы то ни было, а под них выстраивать общее направление не только внешней, но и внутренней политики. Только концепция «достаточного изоляционизма» способна обеспечить будущее развитие Украины как стабильного, демократического и социально ориентированного государства. И вопрос тут не только в отсутствии возможности играть самостоятельную роль в международной политике, что неизбежно ведет к подчиненному положению в военно-политических союзах. Разнонаправленность устремлений населения различных регионов сделает неизбежным раскол страны в случае даже не вступления, а просто четкой ориентации на вступление в НАТО. Для Украины приоритетными направлениями являются интеграция в объединенную Европу и всестороннее развитие отношений с Россией. Именно органичное объединение данных направлений в прагматическом внешнеполитическом курсе нейтральной и внеблоковой Украины способно обеспечить ей достойное место в мире ХХI века. Пора перестать заниматься софистикой и придумывать несуществующий и бесцельный «нейтралитет по-украински», маскирующий дрейф в сторону НАТО. Концепция нейтралитета является устоявшейся и до мелочей отработанной в практике наиболее благополучных европейских государств. Следует лишь не пытаться «изобретать велосипед», а строго следовать апробированной практике. Только тогда мы сможем не декларировать путь к «украинской Швейцарии», а стать ею в реальности. Оставаясь при этом Украиной»24. Примерно НАТО уже учится на Украине // smi.ru [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.smi.ru/00/06/19/233993.html. Дата доступа: 9.10.2006. 24 «Нейтралитет и внеблоковость – главное достижение всех прошедших лет государственного строительства, и не следует приспосабливать их к чему бы то ни было, а под них выстраивать общее направление не только внешней, но и внутренней политики. Только концепция «достаточного изоляционизма» способна обеспечить будущее развитие Украины как стабильного, демократического и социально ориентированного государства. И вопрос тут не только в отсутствии возможности играть самостоятельную роль в международной политике, что неизбежно ведет к подчиненному положению в военно-политических союзах. Разнонаправленность устремлений населения различных регионов сделает неизбежным раскол страны в случае даже не вступления, а просто четкой ориентации на вступление в НАТО. Для Украины приоритетными направлениями являются интеграция в объединенную Европу и всестороннее развитие отношений с Россией. Именно органичное объединение данных направлений в прагматическом внешнеполитическом курсе нейтральной и внеблоковой Украины способно обеспечить ей достойное место в мире ХХI века. Пора перестать заниматься софистикой и придумывать несуществующий и бесцельный «нейтралитет по-украински», маскирующий дрейф в сторону НАТО. Концепция нейтралитета 23 188 такие же аргументы приводились многими политическими оппонентами в ходе политического кризиса на Украине, связанного с формированием нового правительства и выработки нового курса летом 2006 г. Как уже отмечалось, специалисты в области международной политики, оценивая практику нейтралитета с позиции современного динамичного развития системы международных отношений, отмечают кризис классического нейтралитета, стремление адаптировать эту доктрину к новым вызовам и указывают на общую тенденцию ограничения возможности построения эффективной национальной политики в рамках традиционного понимания нейтральности. С другой стороны, во второй половине XX в. многие страны использовали нейтралитет как важный инструмент формирования национальной идентичности и государственного строительства. К нейтралитету как к политическому выбору обратились и многие государства, возникшие на постсоветском пространстве. Каждое из них стремилось наполнить это понятие своим специфическим смыслом. Постсоветский нейтрализм как внешнеполитический выбор, востребованный в начале 90-х годов также в Грузии и Эстонии, отражает продолжение общей тенденции, проявляющейся в переходное время, которая выявилась в 60-е годы в период распада колониализма. Тогда новые независимые государства и новые международные институты – ЛАГ, ОАЕ, Движение неприсоединения – нашли свое место в мире в качестве нейтралов. Разумеется, международный фон тогда был принципиально другой. С одной стороны, Запад, отказываясь от колониальных отношений, пытался сохранить свое мощное культурно-экономическое присутствие в новых независимых странах, а Советский Союз имел там большое влияние и стремился направить развитие новых государств в выгодное для себя русло. Эта формула позволяла поддерживать отношения и добиваться экономической помощи как с Запада, так и с Востока. Однако и для самих государств принцип нейтралитета был инструментом достижения внутриполитического компромисса и согласия между силами, боровшимися за власть. Нечто подобное происходило и с советскими республиками, неожиданно превратившимися в государства. В этом случае нейтралитет, вероятно, выполнял следующие основные функции: уравновешивал внутриполитическую борьбу, позволял выдержать паузу является устоявшейся и до мелочей отработанной в практике наиболее благополучных европейских государств. Следует лишь не пытаться «изобретать велосипед», а строго следовать апробированной практике. Только тогда мы сможем не декларировать путь к «украинской Швейцарии», а стать ею в реальности. Оставаясь при этом Украиной». – См.: Деркач А. В Европу – вместе с Россией // Кіевскій Телеграфъ. 2002. 8–14 апреля. Примерно такие же аргументы приводились многими политическими 189 и оценить реакцию центра на распад огромного государства, одновременно оставляя возможность умеренного дрейфа от этого центра, порой прикрывал стремление к построению независимого самостоятельного государства без оглядки на Россию. Опыт постсоветской нейтральности свидетельствует, что по содержанию это был не классический международно-правовой нейтралитет, а нечто другое. По политической сути – это скорее форма укрепления независимости через осторожность внешнеполитического выбора, а во многих случаях – декларация, намерение, а не последовательная политика. Неурегулированные конфликты в новых независимых государствах на постсоветском пространстве являются одним из центральных объектов приложения внешнеполитических усилий ведущих мировых игроков на данном направлении. Несмотря на менее заметное по сравнению с другими внешними акторами присутствие, Европейский союз с начала 1990-х годов является активным участником процессов конфликтного урегулирования в новых независимых государствах. Растущая вовлеченность Европейского союза в процессы на постсоветском пространстве по мере его расширения на восток со все большей настороженностью воспринимается традиционным гарантом региональной стабильности – Россией. Инструменты, которые использует ЕС, отражают эволюцию его потенциала как единого политического игрока на международной арене. В данной статье ставится задача выяснить, можно ли рассматривать нынешний результат этой эволюции – Европейскую политику соседства (ЕПС)25 – как принципиально новый механизм взаимодействия ЕС с государствами региона, в том числе в сфере конфликтного урегулирования; и насколько ЕПС может быть комплементарна деятельности России на данном направлении. В течение 1990-х годов Европейский союз пытался использовать структурные механизмы для общей стабилизации ситуации в конфликтных зонах постсоветского пространства. Обладая мощным экономическим потенциалом и широким спектром внешнеэкономических инструментов, Европейский союз начал свою деятельность на постсоветском направлении с разработки широкой программы технической помощи, в рамках которой осуществлялось почти все сотрудничество ЕС со странами региона – ТАСИС (Technical Assistance for the Commonwealth of Independent States)26. Перед программой были пооппонентами в ходе политического кризиса на Украине, связанного с формированием нового правительства и выработки нового курса летом 2006 г. 25 European Neighbourhood Policy (ENP). В отечественной аналитике иногда переводится как «европейская политика добрососедства», «политика добрососедства», «новое соседство». 26 С 2007 г. программа ТАСИС заменена новой программой международной технической помощи «Европейский инструмент партнерства и добрососедства» (ЕИПД). 190 ставлены две основные цели: поддержание экономического развития и создание рыночной экономики; а также построение правового государства и защита прав человека и демократии. Для достижения поставленных целей предполагалось использовать инструменты экономического взаимодействия. На протяжении всего периода реализации программы Европейский союз стремился к использованию имеющихся у него финансовых инструментов для достижения амбициозных политических целей – укрепления регионального сотрудничества и создания экономических и политических предпосылок для разрешения существующих конфликтов. В этой связи особую важность приобретает реализация региональных программ в рамках ТАСИС. На протяжении своей деятельности ЕС пытался оказывать воздействие на развитие региона в рамках широкомасштабных экономических программ, прежде всего ТРАСЕКА27 и ИНОГЕЙТ28, исходя из твердого убеждения, что таким образом способствует региональному сотрудничеству. Лидеры Евросоюза полагали, что оздоровление экономики, осуществленное с помощью программ регионального сотрудничества, приведет к ликвидации большинства существующих межэтнических и территориальных конфликтов29. При помощи программы ТРАСЕКА ЕС хотел сыграть свою роль в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе, проводя «пошаговую» политику (“step by step” approach), которая заключалась в налаживании диалога между политическими лидерами государств Закавказья по вопросам технического сотрудничества. Организация международной конференции в Баку в сентябре 1998 года предоставила Европейскому союзу возможность организовать официальную встречу глав государств региона. Приезд в Баку нового президента Армении был сначала объявлен, а затем отменен и стал предметом ожесточенной полемики, имеющей непосредственное отношение к армяно-азербайджанскому конфликту30. В итоге только после настойчивого давления со стороны Европейской комиссии стал возможен приезд в Азербайджан армянского премьер-министра31. При этом, однако, это был первый визит армянского политика такого уровня в Азербайджан с момента начала конфликта в Нагорном Карабахе. Также в июне 1998 года TRACECA: Transport Corridor Europe – Caucasus – Asia Inogate: Interstate Oil and Gas Agreement 29 Rahr A. Europe in the New Central Asia // Deutsch-kasachisches Dialogforum "lntegrationsmodelle in Zentralasien und Europa" 25 – 27 Mai 2000, Almaty / Kasachstan. 30 Обзоры прессы за рассматриваемый период доступны в архиве RFE/RL. www.rferl.org 27 28 191 церемония открытия нового пограничного пункта на грузино-азербайджанской границе знаменовала собой завершение проекта, представлявшего интерес различных сторон и собрала вместе представителей обоих государств32. Чиновники Европейского союза рассматривают программы такого рода как основополагающий инструмент для развития стабильности и укрепления экономических взаимоотношений между государствами региона, а значит, для оптимизации процесса конфликтного урегулирования. Базовым политическим инструментом в этом контексте являются Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), подписанные Европейским союзом со всеми новыми независимыми государствами33. Одной из основных задач СПС стало создание условий для региональной интеграции. Несмотря на двусторонний характер соглашений, ЕС тем не менее стремился способствовать созданию на территории СНГ более или менее интегрированного пространства. Европейский Совет отметил важность использования Европейским союзом Соглашений о партнерстве и сотрудничестве для влияния на процесс интеграции в регионе34. В текстах преамбул к Соглашениям подчеркивается важность политического диалога, который должен «способствовать урегулированию конфликтов и завершению разногласий в регионе», что в свою очередь будет содействовать укреплению безопасности в Европе (см. преамбулы к СПС). Понимание недостаточности экономических инструментов для решения политических задач, прежде всего укрепления безопасности, приводит Европейский союз к осознанию необходимости более активного присутствия в процессах урегулирования существующих в регионах конфликтов. И здесь необходимо подчеркнуть ту роль, которую ЕС отводит ОБСЕ как вектору своего дипломатического влияния на постсоветском пространстве, в регионах, где Евросоюз не имеет возможности более активно вмешиваться сам. Кроме того, зонтик ОБСЕ постоянно играл роль модератора отношений с Россией, как много-, так и двусторонних – качество, которое продолжает оставаться актуальным для многих государств – членов ЕС. Беседа с Дамьеном Элли, бывшим руководителем Кавказского бюро Международной кризисной группы. Брюссель, сентябрь 2004. 32 Tieberghien-Declerck Ch. The Conflict Prevention Capacities of the European Union in the Caucasus // Michael Lund, Anna Matveeva, Christine Tieberghien-Declerck and Valery Tishkov. Conflict prevention in the Caucasus. East-West Institute and Forum on Early Warning and Early Response. London, December 2001, p.37. 33 Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Россией вступило в силу 1 декабря 1997 г., с Украиной – 1 марта 1998 г., с Молдавией – 1 июля 1998 г.; СПС с Казахстаном, Киргизстаном, Азербайджаном, Арменией, Грузией и Узбекистаном вступили в силу 1 июля 1999 г. Не вступившие в силу СПС подписаны с Белоруссией в марте 1995 г., с Туркменистаном в мае – 1998 г., с Таджикистаном – в октябре 2004 г. 34 Conclusions du Conseil sur le Sud du Caucase. Adoption par le Conseil, le 21 juin. 31 192 Так, в этом контексте Европейский союз оказывал значительную материальную помощь ОБСЕ в процессе урегулирования конфликтов в Южной Осетии и Нагорном Карабахе. Европейская комиссия сотрудничает с Миссией ОБСЕ в Грузии в рамках разработанной КЕС программы восстановления районов, пострадавших в результате грузиноосетинского конфликта. В июле 2000 года грузинская и осетинская стороны, делегация КЕС в Грузии и Миссия ОБСЕ подписали так называемую Платформу ЕС по проектам экономического восстановления, подлежащим реализации в зоне конфликта. Общая стоимость проектов составит 1,5 млн евро. Они должны осуществляться под эгидой Миссии ОБСЕ в Грузии. Кроме того, по предложению Миссии, Совместная контрольная комиссия по урегулированию грузино-осетинского конфликта (СКК) в 1999 году постановила включить представителя КЕС в состав СКК в качестве наблюдателя по экономическим вопросам. Как ожидалось, это позволит сконцентрировать усилия на экономическом восстановлении – области, в которой Европейская комиссия является крупным международным донором35. В дальнейшем Европейская комиссия решила оказать экономическую помощь непосредственно СКК и Группе экспертов как механизму конфликтного урегулирования в Южной Осетии. По запросу ОБСЕ о необходимости открытия двух постоянных Секретариатов для координации работы СКК и Группы экспертов, Совет принял «совместное действие» о вкладе ЕС в процесс конфликтного урегулирования в Южной Осетии36. Согласно данному решению Еврокомиссия должна финансировать открытие и работу постоянных Секретариатов, встречи в рамках СКК и Группы экспертов, в том числе все текущие счета грузинской и осетинской делегаций. На первый год было выделено 210 тыс. евро. Подчеркивалось, что эта инициатива должна рассматриваться в контексте заявленного ЕС желания играть более активную политическую роль на Южном Кавказе, и ее задача – содействовать реализации общеевропейских целей в регионе и усилению его влияния на процесс конфликтного урегулирования в Южной Осетии37. Результаты помощи на данном этапе были оценены очень высоко, подчеркивалось, что регулярные встречи позволили сторонам совместно контролировать ситуацию в Ежегодный доклад за 2000 год о взаимодействии между организациями и институтами в регионе ОБСЕ (1 ноября 1999 года – 31 октября 2000 года). SEC.DOC/4/00. 24.11.2000. с. 73. www.osce.org/docs/russian/misc/anrep00r_org.pdf 36 Council Joint Action of 29 October 2001 regarding a contribution from the European Union to the conflict settlement process in South Ossetia (2001/759/CFSP) OJ L 286/4, 30.10.2001. 37 Ibid. Ст. 1(1), 1(5). 35 193 зоне конфликта и преодолеть такие дестабилизирующие факторы, как смена лидера в Южной Осетии, проникновение чеченских боевиков на территорию республики, высокий криминальный уровень и общая напряженность отношений между Москвой и Тбилиси в 2002 году38. Все это позволило сделать заключение о повышении роли ЕС и ОБСЕ в конфликтном урегулировании и продолжить оказание финансовой помощи в этом формате39. По оценкам европейских чиновников, такой способ непрямого вмешательства в процесс политических переговоров имеет большое значение хотя бы потому, что обеспечение материальной базы работы создает «общий климат, в котором конфликтное урегулирование имело бы больше возможностей на реализацию»40. При этом существует очевидная разница между присутствием ОБСЕ в Грузии, с одной стороны, и в Армении и Азербайджане – с другой. Миссия в Грузии была открыта намного раньше, имеет гораздо более широкие полномочия, чем два бюро, открытые слишком поздно в Ереване и Баку. Специальные представители действующей страны – председателя ЕС также имеют свои офисы в Грузии. В силу вышеназванных факторов сотрудничество ЕС и ОБСЕ в Грузии осуществляется более тесно. Координация действий двух организаций является здесь приоритетной, так как именно здесь ОБСЕ призвана служить рамками для преодоления противоречий между западными государствами и Россией. Используя рассмотренные выше инструменты достаточно активно, Европейский союз тем не менее постоянно сталкивался с недостаточной «видимостью» своего участия в конфликтном урегулировании. Поэтому одной из основных задач Европейского союза на протяжении всего периода его деятельности на рассматриваемых направлениях является необходимость поднятия уровня своей узнаваемости в зонах конфликтов. И чем активнее присутствие, тем больше его занимает этот вопрос. Так, например, несмотря на значительность предоставляемых экономических средств государствам Южного Кавказа, по свидетельствам региональных представителей41, в общественном мнении этих стран нет дифференцированного отношения к различным западным организациям. И хотя в целом отношение к США хуже, чем к Европе, мало кто понимает, что такое европейская политика. Острота этой проблемы становится еще более очевидной, если обратиться к числу представителей различных европейских госу- 38 www.europa.eu.int/comm/external_relations/cfsp/fin/actions/geocsp.htm Council Joint Action of 25 June 2003 regarding a contribution from the European Union to the conflict settlement process in Georgia/South Ossetia. OJ L 157/72, 26.6.2003. 40 Интервью с ответственным чиновником Европейского союза. Брюссель, октябрь 2004. 39 194 дарств в регионе. Великобритания, Франция и Германия входят Группу друзей Генерального секретаря ООН. В период с 1999 по 2002 г. немецкий дипломат Дитер Боден занимал пост специального представителя Генерального секретаря на Южном Кавказе. Британское правительство, со своей стороны, в 2002 г. назначило сэра Брайана Фола Специальным посланником в Грузии, а в 2003 г. расширило его полномочия на весь Южный Кавказ. Франция – сопредседатель Минской группы – неоднократно заявляла, что выражает общеевропейскую позицию по региональным проблемам42. При этом координация действий различных государств – членов была явно ограниченной. Для решения этой проблемы Европейский союз создал должности Специального представителя ЕС в Молдове (2004 г.) и на Южном Кавказе (2003г.). По европейскому замыслу Специальный представитель должен стать для конфликтующих сторон «представителем всего ЕС в одном лице»43. Однако эффективность Специальных представителей в сфере конфликтного урегулирования вызывает множество критических замечаний. В частности, вызывает нарекания отсутствие четко определенных полномочий в рамках этой должности. По мнению ряда экспертов, Специальный представитель способен гарантировать лишь минимальную преемственность в условиях постоянно меняющейся повестки дня, а также обладает полномочиями выступать как выразитель единого мнения Европейского союза лишь по ограниченному числу вопросов44. Специальный представитель в Молдове принимает участие в урегулировании приднестровского конфликта в рамках механизма «5+2». На Южном Кавказе, в силу большого количества вовлеченных модераторов, Специальный представитель вынужден лавировать между ними, не имея собственного значительного потенциала. Критические замечания тех, кто считает, что мандат Специального представителя не позволяет ему активно участвовать в урегулировании региональных конфликтов, нивелируются аналитиками, которые рассматривают ситуацию в глобальном контексте. С этой точки зрения, ЕС в принципе не имеет возможности играть заметную роль в урегулировании существующих конфликтов, так как не имеет достаточного для этого влияния на клю- Комментарии представителей государств Южного Кавказа на семинаре “Caucasian Preconditions for the development of a Common European Policy towards the Southern Caucasus”, Heinrich Böll Foundation, Brussels, 9.11.2004. 42 Helly Damien, Whyte Nicholas. Bringing peace to EU’s ‘new neighbours’ // European Voice, 19 May 2004 43 www.mfa.gr/english/foreign_policy/eu/eu_relations/nak_georgia.html 44 Bruno Coppieters. “EU Policy on the South Caucasus”, p.4. // http://www.europarl.eu.int/meetdocs/committees/afet/20040120/wider%20europe%20caucasus.pdf 41 195 чевых игроков45. Более того, ЕС на любом этапе своей деятельности боится испортить отношения с Россией46. Таким образом, очевидно, что формат должности Специального представителя полностью соответствует возможностям и стремлению ЕС к «трансформации конфликта», что является подготовкой почвы для конфликтного урегулирования. С 2004 г. в контекст рассмотренного выше инструментария участия Европейского союза в конфликтном урегулировании добавлена новая инициатива – Европейская политика соседства - механизм сотрудничества с государствами, которые стали непосредственными соседями Союза после расширения 2004 г. Ключевой фразой, определившей характер инициативы, стал призыв «избежать новых разделительных линий в Европе». Основной целью такого сотрудничества было провозглашено поощрение «основополагающих для нашей безопасности стабильности, процветания, развития общих ценностей и правовых норм вдоль наших границ»47. Характер инициативы – подписание с государствами-партнерами Соглашений о добрососедстве, разработка нового инструмента финансовой помощи (ENPI) вместо программы ТАСИС – позволяет рассматривать ее как новый этап развития структурных факторов. Более того, существует точка зрения, согласно которой Европейская политика соседства представляет собой пример «структурной внешней политики»48, которая в отличие от «традиционной внешней политики» ставит своей целью создание благоприятного и стабильного внешнего окружения. В этом контексте ЕПС является очевидной попыткой структурировать пространство «соседства» посредством его приближения к политическим и ценностным нормам Европейского союза. Как было рассмотрено выше, инструменты структурной внешней политики уже прослеживаются в деятельности Европейского союза применительно к конфликтному урегулированию. В рамках новой политики ЕС по-прежнему стремится создать некие широкие политико-экономические рамки, в которых всем сторонам конфликтов будет выгодно прекращение сложившегося статус-кво. Небезынтересно отметить, что во многом именно вопрос урегулирования замороженных конфликтов лежал в основе решения Нодиа Гия. Директор Кавказского института мира и демократии, личная беседа, Брюссель, сентябрь 2004 года. 46 Иллюстративно в этом контексте замечание одного из аналитиков Международной кризисной группы: “The EU has no bones in dealing with Russia”. Комментарий на семинаре “Caucasian Preconditions for the development of a Common European Policy towards the Southern Caucasus”, Heinrich Böll Foundation, Brussels, 9.11.2004. 47 r Patten Christopher, Solana Javie. “Wider Europe”, letter to the GAC, 07.08.2002 48 Casier T. The clash of integration processes? The shadow effect of the enlarged EU on its Eastern Neighbors // K.Malfliet, L.Verpoest, E.Vinokurov eds. Russia and the Western Newly Independent States: the CIS, the EU and the challenge of integration. Hampshire, Palgrave, 2006. P. 73-94. 45 196 включить государства Южного Кавказа в Европейскую политику соседства. В ходе обсуждения программных документов Европейской комиссии в 2003 году особое место было отведено вопросу исключения из новой инициативы Армении, Грузии и Азербайджана49. Так, в докладе Европейского парламента содержались рекомендации Комиссии и Совету разработать особую политику в рамках «Расширенной Европы – Нового соседства» для государств Южного Кавказа, принимая во внимание важность такой инициативы для конфликтного урегулирования50. Однако основным камнем преткновения для любых серьезных сдвигов в данном случае является вопрос возможности членства государств-соседей в Европейском Союзе. В базовых документах Европейской политики соседства подчеркивается, что программа разрабатывается для государств, у которых на данный момент исключена перспектива членства в Европейском Союзе51. Но в дальнейшем в официальных выступлениях и неофициальных интервью европейские чиновники отмечают, что членство в ЕС возможно для всех государств, которые попадают под требуемые критерии. В качестве основного аргумента выдвигается тот факт, что в условиях динамично меняющегося мира никто не в состоянии со всей определенностью сказать, что произойдет даже в среднесрочной перспективе52. Одной из основных причин нежелания более жестко заявить о невозможности дальнейшего расширения ЕС является боязнь потерять такой важнейший инструмент внешней политики ЕС как европеизация. В случае со странами Центральной и Восточной Европы перспектива их вступления в ЕС стала основным двигателем развития европейских ценностей и норм в экономической, политической и социальной жизни53. В контексте невозможности интеграции в европейские институты эффективность такого инструмента резко ограничивается, поэтому ЕС, стремясь не допустить разочаро- Подробнее о процессе включения государств Южного Кавказа в Европейскую политику соседства см.: Болгова И.В. Закавказье в концепции «нового соседства» Европейского союза // Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: энергетика и политика /Под ред. А.В.Мальгина, М.М.Наринского. Вып 2. М.: НАвона, 2005. С. 376-390. 50 European Parliament, Committee on Foreign Affairs, Human Rights, Common Security and Defence Policy, Report on 'Wider Europe – Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours', 5.11.2003, A5-0378/2003 Final (COM(2003) 104 - 2003/2018(INI)). Rapporteur: P.Napoletano 51 См. напр.: Communication de la Commission au Conseil et au Parlement Européen « L'Europe élargie — voisinage: un nouveau cadre pour les relations avec nos voisins de l'est et du sud » / COM(2003) 104 final, Bruxelles, le 11.3.2003. Р. 4-5. 52 Интервью с ответственным чиновником Европейского союза. Брюссель, ноябрь 2004; или см., напр.: ‘Is there an influence of the European events on Caucasus?’ Interview with the Vice President of the European Parliament Catherine Lalumière, 04.12.2004. www.caucaz.com 53 Подробнее о европеизации как инструменте конфликтного урегулирования см.: Европеизация и разрешение конфликтов: конкретные исследования европейской периферии //Коппитерс Б. Эмерсон, М. Хейссен, М. Ковзиридзе, Т. Нутчева, Г. Точчи, Н. Валь, М. М.: Весь Мир. 2005. 49 197 вания региональных элит и их отказа от внутренних реформ, уходит от определенного ответа. Подчеркивается, что ЕС должен более осторожно поступать с такими категоричными заявлениями, так как это может разочаровать политические силы в регионе, которые выступают за продолжение экономических и политических реформ. Государствам региона нужна «вдохновляющая идея возможного вступления в ЕС» и сотрудничество с Россией54. Таким образом, российский фактор является еще одним ключевым аспектом развития Европейской политики соседства. Так как по мере развития политического инструментария и вовлеченности Европейского союза в события на постсоветском пространстве сферы интересов России и ЕС неизбежно пересекаются, то успех реализации поставленных ЕПС целей ставится в непосредственную зависимость от динамики отношений Россия – Евросоюз55. Однако при этом Брюссель постепенно отходит от так называемой стратегии «сначала Россия» (‘Russia first’ strategy)56, которая была актуальна для восточного вектора внешней политики ЕС вплоть до середины 2000-х годов. На практике это отражается прежде всего в резком сужении сфер для конструктивного диалога в двусторонних отношениях в последние годы. Несмотря на положения, записанные в «дорожных картах», по целому ряду аспектов сохраняются значимые противоречия. Так, в отношении конфликтного урегулирования на постсоветском пространстве в «дорожной карте» по внешней безопасности декларируется «содействие предотвращению и урегулированию конфликтов посредством взаимного сотрудничества, ориентированного на результат, в том числе через доработку взаимных инициатив»57. Однако заявленное там же «укрепление диалога и сотрудничества в регионах, прилегающих к границам России и ЕС» каждый из партнеров стремится рассматривать как возможность укрепления собственных позиций58. Вместе с тем структурный характер новой политики создает определенное «окно возможностей» для развития сотрудничества России и Европейского союза в сфере конфликтного урегулирования на постсоветском пространстве. Потенциальные противоречия в совместной зоне ответственности – общем соседстве – могут быть нивелированы за счет двухуровневой политической активности. Там, где Европейский союз способен создать Harris G. The Wider Europe // The Future of Europe: integration and Enlargement. Р.109. (Р..98-114) Aliboni R. The Geopolitical implications of the European Neighbourhood Policy // European Foreign Affairs Review. 2005. 10. Р. 1-16. 56 Vahl M. EU – Russia Relations in EU Neighborhood Policies // K.Malfliet, L.Verpoest, E.Vinokurov eds. Op.cit. 57 «Дорожная карта» по внешней безопасности. С. 2. 54 55 198 внешний фон для стабилизации и разрешения конфликтов, Россия имеет внешнеполитические ресурсы другого формата, вписывающиеся в рамки традиционной внешней политики. Данилов Д. Отношения РФ – ЕС и миротворчество на постсоветском пространстве // Россия и объединяющаяся Европа: перспективы сотрудничества. – М.: ИЕ РАН, 2007. С. 74-83. 58 199 Болгова И. В. * (Россия) Участие Европейского союза в урегулировании конфликтов на постсоветском пространстве: перспективы для России Неурегулированные конфликты в новых независимых государствах на постсоветском пространстве являются одним из центральных объектов приложения внешнеполитических усилий ведущих мировых игроков на данном направлении. Несмотря на менее заметное по сравнению с другими внешними акторами присутствие, Европейский союз с начала 1990-х годов является активным участником процессов конфликтного урегулирования в новых независимых государствах. Растущая вовлеченность Европейского союза в процессы на постсоветском пространстве по мере его расширения на восток со все большей настороженностью воспринимается традиционным гарантом региональной стабильности – Россией. Инструменты, которые использует ЕС, отражают эволюцию его потенциала как единого политического игрока на международной арене. В данной статье ставится задача выяснить, можно ли рассматривать нынешний результат этой эволюции – Европейскую политику соседства (ЕПС)1 – как принципиально новый механизм взаимодействия ЕС с государствами региона, в том числе в сфере конфликтного урегулирования; и насколько ЕПС может быть комплементарна деятельности России на данном направлении. В течение 1990-х годов Европейский союз пытался использовать структурные механизмы для общей стабилизации ситуации в конфликтных зонах постсоветского пространства. Обладая мощным экономическим потенциалом и широким спектром внешнеэкономических инструментов, Европейский союз начал свою деятельность на постсоветском направлении с разработки широкой программы технической помощи, в рамках которой осуществлялось почти все сотрудничество ЕС со странами региона – ТАСИС (Technical Assistance for the Commonwealth of Independent States)2. Перед программой были поставлены две основные цели: поддержание экономического развития и создание рыночной экономики; а также построение правового государства и защита прав человека и демократии. Для достижения поставленных целей предполагалось использовать инструменты экономического взаимодействия. На протяжении всего периода реализации программы Европейский союз стремился к использованию имеющихся у него финансовых инструБолгова И. В. – к.и.н., научный сотрудник Центра постсоветских исследований МГИМО (У) МИД РФ. European Neighbourhood Policy (ENP). В отечественной аналитике иногда переводится как «европейская политика добрососедства», «политика добрососедства», «новое соседство». 2 С 2007 г. программа ТАСИС заменена новой программой международной технической помощи «Европейский инструмент партнерства и добрососедства» (ЕИПД). * 1 200 ментов для достижения амбициозных политических целей: укрепления регионального сотрудничества и создания экономических и политических предпосылок для разрешения существующих конфликтов. Особую важность на развитие региона в этой связи приобретает реализация широкомасштабных экономических программ, прежде всего ТРАСЕКА3 и ИНОГЕЙТ4, исходя из твердого убеждения, что таким образом способствует региональному сотрудничеству. Лидеры Евросоюза полагали, что оздоровление экономики, осуществленное с помощью программ регионального сотрудничества, приведет к ликвидации большинства существующих межэтнических и территориальных конфликтов5. При помощи программы ТРАСЕКА ЕС хотел сыграть роль в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе, проводя «пошаговую» политику (“step by step” approach), которая заключалась в том, чтобы наладить диалог между политическими лидерами государств Закавказья по вопросам технического сотрудничества. Организация международной конференции в Баку в сентябре 1998 г. предоставила Европейскому союзу возможность организовать официальную встречу глав государств региона. Приезд в Баку нового президента Армении был сначала объявлен, а затем отменен, и стал предметом ожесточенной полемики, имеющей непосредственное отношение к армяно-азербайджанскому конфликту6. В итоге, только после настойчивого давления со стороны Европейской Комиссии, в Азербайджан стал возможен приезд армянского премьер-министра7. При этом, однако, это был первый визит армянского политика такого уровня в Азербайджан с момента начала конфликта в Нагорном Карабахе. Также, в июне 1998 г. церемония открытия нового пограничного пункта на грузино-азербайджанской границе знаменовала собой завершение проекта, представлявшего интерес различных сторон, и собравшая вместе представителей обоих государств8. Чиновники Европейского союза рассматривают программы такого рода как основополагающий инструмент для развития стабильности и укрепления экономических взаи- TRACECA: Transport Corridor Europe – Caucasus – Asia Inogate: Interstate Oil and Gas Agreement 5 Rahr A. Europe in the New Central Asia // Deutsch-kasachisches Dialogforum "lntegrationsmodelle in Zentralasien und Europa" 25 – 27 Mai 2000, Almaty / Kasachstan. 6 Обзоры прессы за рассматриваемый период доступны в архиве RFE/RL. www.rferl.org 7 Беседа с Дамьеном Элли, бывшим руководителем Кавказского бюро Международной кризисной группы. Брюссель, сентябрь 2004. 8 Tieberghien-Declerck, Christine. The Conflict Prevention Capacities of the European Union in the Caucasus // Michael Lund, Anna Matveeva, Christine Tieberghien-Declerck and Valery Tishkov, Conflict prevention in the Caucasus. East-West Institute and Forum on Early Warning and Early Response. London, December 2001, p.37. 3 4 201 моотношений между государствами региона, а значит для оптимизации процесса конфликтного урегулирования. Базовым политическим инструментом в этом контексте являются Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), подписанные Европейским союзом со всеми новыми независимыми государствами9. Одной из основных задач СПС стало создание условий для региональной интеграции. Несмотря на двусторонний характер соглашений, ЕС тем не менее стремился способствовать созданию на территории СНГ более или менее интегрированного пространства. Европейский Совет отметил важность использования Европейским союзом Соглашений о партнерстве и сотрудничестве для влияния на процесс интеграции в регионе10. В текстах преамбул к Соглашениям подчеркивается важность политического диалога, который должен «способствовать урегулированию конфликтов и завершению разногласий в регионе», что в свою очередь будет содействовать укреплению безопасности в Европе (см. преамбулы к СПС). Понимание недостаточности экономических инструментов для решения политических задач, прежде всего укрепления безопасности, приводит Европейский союз к осознанию необходимости более активного присутствия в процессах урегулирования существующих в регионах конфликтов. И здесь необходимо подчеркнуть ту роль, которую ЕС отводит ОБСЕ как вектору своего дипломатического влияния на постсоветском пространстве, в регионах, где Евросоюз не имеет возможности более активного самостоятельного вмешательства. Кроме того, зонтик ОБСЕ постоянно играл роль модератора отношений с Россией, как много- так и двусторонних, качество, которое продолжает оставаться актуальным для многих государств – членов ЕС. Так, в этом контексте Европейский союз оказывал значительную материальную помощь ОБСЕ в процессе урегулирования конфликтов в Южной Осетии и Нагорном Карабахе. Европейская Комиссия сотрудничает с Миссией ОБСЕ в Грузии в рамках разработанной КЕС программы восстановления районов, пострадавших в результате грузиноосетинского конфликта. В июле 2000 г. грузинская и осетинская стороны, делегация КЕС в Грузии и Миссия ОБСЕ подписали так называемую Платформу ЕС по проектам экономического восстановления, подлежащим реализации в зоне конфликта. Общая стоимость Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Россией вступило в силу 1 декабря 1997 г., с Украиной – 1 марта 1998 г., с Молдавией – 1 июля 1998 г.; СПС с Казахстаном, Киргизстаном, Азербайджаном, Арменией, Грузией и Узбекистаном, вступили в силу 1 июля 1999 г. Не вступившие в силу СПС подписаны с Белоруссией в марте 1995 г., с Туркменистаном в мае 1998 г., с Таджикистаном в октябре 2004 г. 9 202 проектов составит 1, 5 млн евро. Они должны осуществляться под эгидой Миссии ОБСЕ в Грузии. Кроме того, по предложению Миссии, Совместная контрольная комиссия по урегулированию грузино-осетинского конфликта (СКК) в 1999 г. постановила включить представителя КЕС в состав СКК в качестве наблюдателя по экономическим вопросам. Как ожидалось, это позволит сконцентрировать усилия на экономическом восстановлении – области, в которой Европейская Комиссия является крупным международным донором11. В дальнейшем Европейская Комиссия решила оказать экономическую помощь непосредственно СКК и Группе экспертов как механизму конфликтного урегулирования в Южной Осетии. По запросу ОБСЕ о необходимости открытия двух постоянных Секретариатов для координации работы СКК и Группы экспертов, Совет принял «совместное действие» о вкладе ЕС в процесс конфликтного урегулирования в Южной Осетии12. Согласно данному решению Еврокомиссия должна финансировать открытие и работу постоянных Секретариатов, встречи в рамках СКК и Группы экспертов, в том числе все текущие счета грузинской и осетинской делегаций. На первый год было выделено 210 тыс. евро. Подчеркивалось, что эта инициатива должна рассматриваться в контексте заявленного ЕС желания играть более активную политическую роль на Южном Кавказе, и ее задачей является поддержать достижение общеевропейских целей в регионе и усилить его влияние на процесс конфликтного урегулирования в Южной Осетии13. Результаты помощи на данном этапе были оценены очень высоко, подчеркивалось, что регулярные встречи позволили сторонам совместно контролировать ситуацию в зоне конфликта и преодолеть такие дестабилизирующие факторы, как смена лидера в Южной Осетии, проникновение чеченских боевиков на территорию республики, высокий криминальный уровень и общая напряженность отношений между Москвой и Тбилиси в 2002 г.14 Все это позволило сделать заключение о повышении роли ЕС и ОБСЕ в конфликтном урегулировании и продолжить финансовую помощь в этом формате15. 10 Conclusions du Conseil sur le Sud du Caucase. Adoption par le Conseil, le 21 juin. Ежегодный доклад за 2000 год о взаимодействии между организациями и институтами в регионе ОБСЕ (1 ноября 1999 года – 31 октября 2000 года). SEC.DOC/4/00. 24.11.2000. с. 73. www.osce.org/docs/russian/misc/anrep00r_org.pdf 12 Council Joint Action of 29 October 2001 regarding a contribution from the European Union to the conflict settlement process in South Ossetia (2001/759/CFSP) OJ L 286/4, 30.10.2001. 13 Ibid. Ст. 1(1), 1(5). 14 www.europa.eu.int/comm/external_relations/cfsp/fin/actions/geocsp.htm 15 Council Joint Action of 25 June 2003 regarding a contribution from the European Union to the conflict settlement process in Georgia/South Ossetia. OJ L 157/72, 26.6.2003. 11 203 По оценкам европейских чиновников, такой способ непрямого вмешательства в процесс политических переговоров имеет большое значение, хотя бы потому, что обеспечение материальной базы работы создает «общий климат, в котором конфликтное урегулирование имело бы больше возможностей на реализацию»16. При этом, существует очевидная разница между присутствием ОБСЕ в Грузии, с одной стороны, и в Армении и Азербайджане, с другой. Миссия в Грузии была открыта намного раньше, имеет гораздо более широкие полномочия, чем два бюро, открытые слишком поздно в Ереване и Баку. Специальные представители действующей страны – председателя ЕС также имеют свои офисы в Грузии. В силу вышеназванных факторов сотрудничество ЕС и ОБСЕ в Грузии осуществляется более тесно. Координация действий двух организаций является здесь приоритетной, так как именно здесь ОБСЕ призвана служить рамками для преодоления противоречий между западными государствами и Россией. Используя рассмотренные выше инструменты достаточно активно, Европейский союз, тем не менее, постоянно сталкивался с недостаточной «видимостью» своего участия в конфликтном урегулировании. Поэтому одной из основных задач Европейского союза на протяжении всего периода его деятельности на рассматриваемых направлениях является необходимость поднятия уровня своей узнаваемости в зонах конфликтов. И чем активнее присутствие, тем больше его занимает этот вопрос. Так, например, несмотря на значительность предоставляемых экономических средств государствам Южного Кавказа, по свидетельствам региональных представителей17, в общественном мнении этих стран нет дифференцированного отношения к различным западным организациям. И хотя, в целом, отношение к США хуже, чем к Европе, мало кто понимает, что такое европейская политика. Острота этой проблемы становится еще более очевидной, если обратиться к числу представителей различных европейских государств в регионе. Великобритания, Франция и Германия входят Группу друзей Генерального секретаря ООН. В период с 1999 по 2002 г. немецкий дипломат Дитер Боден занимал пост специального представителя Генерального секретаря на Южном Кавказе. Британское правительство, со своей стороны, в 2002 г. назначило сэра Брайана Фола Специальным посланником в Грузии, а в 2003 году расширило его мандат на весь Южный Кавказ. Франция является сопредседателем Минской группы, и неоднократно заявляла, что выра- Интервью с ответственным чиновником Европейского союза. Брюссель, октябрь 2004. Комментарии представителей государств Южного Кавказа на семинаре “Caucasian Preconditions for the development of a Common European Policy towards the Southern Caucasus”, Heinrich Böll Foundation, Brussels, 9.11.2004. 16 17 204 жает общеевропейскую позицию по региональным проблемам18. При этом координация действий различных государств – членов, была явно ограниченной. Для решения этой проблемы Европейский союз создал должности Специального представителя ЕС в Молдове (2004 г.) и на Южном Кавказе (2003 г.). По европейскому замыслу Специальный представитель должен стать для конфликтующих сторон «представителем всего ЕС в одном лице»19. Однако эффективность Специальных представителей в сфере конфликтного урегулирования вызывает множество критических замечаний. В частности, вызывает нарекания отсутствие четко определенных полномочий в рамках этой должности. По мнению ряда экспертов, Специальный представитель способен гарантировать лишь минимальную преемственность в условиях постоянно меняющейся повестки дня, а также обладает полномочиями выступать как выразитель единого мнения Европейского союза лишь по ограниченному числу вопросов20. Специальный представитель в Молдове принимает участие в урегулировании приднестровского конфликта в рамках механизма «5+2». На Южном Кавказе, в силу большого количества вовлеченных модераторов, Специальный представитель вынужден лавировать между ними, не имея собственного значительного потенциала. Критические замечания тех, кто считает, что мандат Специального представителя не позволяет ему активно участвовать в урегулировании региональных конфликтов, нивелируются аналитиками, которые рассматривают ситуацию в глобальном контексте. С этой точки зрения, ЕС в принципе не имеет возможности играть заметную роль в урегулировании существующих конфликтов, так как не имеет достаточного для этого влияния на ключевых игроков21. Более того, ЕС на любом этапе своей деятельности боится испортить отношения с Россией22. Таким образом, очевидно, что формат должности Специального представителя полностью соответствует возможностям и стремлению ЕС к «трансформации конфликта», что является подготовкой почвы для конфликтного урегулирования. Helly Damien, Whyte Nicholas. Bringing peace to EU’s ‘new neighbours’ // European Voice, 19 May 2004 www.mfa.gr/english/foreign_policy/eu/eu_relations/nak_georgia.html 20 Bruno Coppieters, “EU Policy on the South Caucasus”, p.4. // http://www.europarl.eu.int/meetdocs/committees/afet/20040120/wider%20europe%20caucasus.pdf 21 Гия Нодиа Директор Кавказского института мира и демократии, личная беседа, Брюссель, сентябрь 2004 года. 22 Иллюстративно в этом контексте замечание одного из аналитиков Международной кризисной группы: “The EU has no bones in dealing with Russia”. Комментарий на семинаре “Caucasian Preconditions for the development of a Common European Policy towards the Southern Caucasus”, Heinrich Böll Foundation, Brussels, 9.11.2004. 18 19 205 С 2004 г. в контекст рассмотренного выше инструментария участия Европейского союза в конфликтном урегулировании добавлена новая инициатива – Европейская политика соседства - механизм сотрудничества с государствами, которые стали непосредственными соседями Союза после расширения 2004 г. Ключевой фразой, определившей характер инициативы, стал призыв «избежать новых разделительных линий в Европе». Основной целью такого сотрудничества было провозглашено поощрение «основополагающих для нашей безопасности стабильности, процветания, развития общих ценностей и правовых норм вдоль наших границ»23. Характер инициативы – подписание с государствами-партнерами Соглашений о добрососедстве, разработка нового инструмента финансовой помощи (ENPI) вместо программы ТАСИС – позволяет рассматривать ее как новый этап развития структурных факторов. Более того, существует точка зрения, согласно которой Европейская политика соседства представляет собой пример «структурной внешней политики»24, которая в отличие от «традиционной внешней политики» ставит своей целью создание благоприятного и стабильного внешнего окружения. В этом контексте ЕПС является очевидной попыткой структурировать пространство «соседства» посредством его приближения к политическим и ценностным нормам Европейского союза. Как было рассмотрено выше, инструменты структурной внешней политики уже прослеживаются в деятельности Европейского союза применительно к конфликтному урегулированию. В рамках новой политики ЕС по-прежнему стремится создать некие широкие политико-экономические рамки, в которых всем сторонам конфликтов будет выгодно прекращение сложившегося статус-кво. Небезынтересно отметить, что во многом именно вопрос урегулирования замороженных конфликтов лежал в основе решения включить государств Южного Кавказа в Европейскую политику соседства. В ходе обсуждения программных документов Европейской комиссии в 2003 г. особое место было отведено вопросу исключения из новой инициативы Армении, Грузии и Азербайджана 25. Так, в докладе Европейского Парламента содержались рекомендации Комиссии и Совету разработать особую политику в рамках «Расширенной Европы – Нового соседства» для госу- Christopher Patten, Javier Solana. “Wider Europe”, letter to the GAC, 07.08.2002 Casier T. The clash of integration processes? The shadow effect of the enlarged EU on its Eastern Neighbors // K.Malfliet, L.Verpoest, E.Vinokurov eds. Russia and the Western Newly Independent States: the CIS, the EU and the challenge of integration. Hampshire, Palgrave, 2006. P. 73-94. 25 Подробнее о процессе включения государств Южного Кавказа в Европейскую политику соседства см.: Болгова И.В. Закавказье в концепции «нового соседства» Европейского союза // Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: энергетика и политика /под ред. А.В.Мальгина, М.М.Наринского. Вып 2. М.: НАвона, 2005. С. 376-390. 23 24 206 дарств Южного Кавказа, принимая во внимание важность такой инициативы для конфликтного урегулирования26. Однако основным камнем преткновения для любых серьезных сдвигов в данном случае является вопрос возможности членства государств-соседей в Европейском Союзе. В базовых документах Европейской политики соседства подчеркивается, что программа разрабатывается для государств, для которых на данный момент исключена перспектива членства в Европейском Союзе27. Но в дальнейшем в официальных выступлениях и неофициальных интервью европейские чиновники отмечают, что членство в ЕС возможно для всех государств, которые попадают под требуемые критерии. В качестве основного аргумента выдвигается тот факт, что в условиях динамично меняющегося мира никто не в состоянии со всей определенностью сказать, что произойдет даже в среднесрочной перспективе28. Одной из основных причин нежелания более жестко заявить о невозможности дальнейшего расширения ЕС является боязнь потерять такой важнейший инструмент внешней политики ЕС как европеизация. В случае со странами Центральной и Восточной Европы перспектива их вступления в ЕС стала основным двигателем развития европейских ценностей и норм в экономической, политической и социальной жизни29. В контексте невозможности интеграции в европейские институты эффективность такого инструмента резко ограничивается, поэтому ЕС, стремясь не допустить разочарования региональных элит и их отказа от внутренних реформ, уходит от определенного ответа. Подчеркивается, что ЕС должен более осторожно поступать с такими категоричными заявлениями, так как это может разочаровать политические силы в регионе, которые выступают за продолжение экономических и политических реформ. Государствам региона нужна «вдохновляющая идея возможного вступления в ЕС» и сотрудничество с Россией30. 26 European Parliament, Committee on Foreign Affairs, Human Rights, Common Security and Defence Policy, Report on 'Wider Europe – Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours', 5.11.2003, A5-0378/2003 Final (COM(2003) 104 - 2003/2018(INI)). Rapporteur: P.Napoletano 27 См. напр.: Communication de la Commission au Conseil et au Parlement Européen « L'Europe élargie — voisinage: un nouveau cadre pour les relations avec nos voisins de l'est et du sud » / COM(2003) 104 final, Bruxelles, le 11.3.2003, рр.4-5. 28 Интервью с ответственным чиновником Европейского союза. Брюссель, ноябрь 2004; или см. напр.: ‘Is there an influence of the European events on Caucasus?’ Interview with the Vice President of the European Parliament Catherine Lalumière, 04.12.2004. www.caucaz.com 29 Подробнее о европеизации как инструменте конфликтного урегулирования см.: Европеизация и разрешение конфликтов: конкретные исследования европейской периферии //Коппитерс Б.,Эмерсон М.,Хейссен М.,Ковзиридзе Т.,Нутчева Г.,Точчи Н.,Валь М. – М.: Весь Мир. 2005. 30 Harris, G. The Wider Europe // The Future of Europe: integration and Enlargement, p.109. (pp.98-114) 207 Таким образом, российский фактор является еще одним ключевым аспектом развития Европейской политики соседства. Так как по мере развития политического инструментария и вовлеченности Европейского союза в события на постсоветском пространстве, сферы интересов России и ЕС неизбежно пересекаются, то успех реализации поставленных ЕПС целей ставится в непосредственную зависимость от динамики отношений Россия – Евросоюз31. Однако при этом Брюссель постепенно отходит от так называемой стратегии «сначала Россия» (‘Russia first’ strategy)32, которая была актуальна для восточного вектора внешней политики ЕС вплоть до середины 2000-х годов. На практике это отражается прежде всего в резком сужении сфер для конструктивного диалога в двусторонних отношения в последние годы. Несмотря на положения, записанные в «дорожных картах», по целому ряду аспектов сохраняются значимые противоречия. Так, в отношении конфликтного урегулирования на постсоветском пространстве в «дорожной карте» по внешней безопасности декларируется «содействие предотвращению и урегулированию конфликтов посредством взаимного сотрудничества, ориентированного на результат, в том числе через доработку взаимных инициатив»33. Однако заявленное там же «укрепление диалога и сотрудничества в регионах, прилегающих к границам России и ЕС» каждый из партнеров стремится рассматривать, как возможность укрепления собственных позиций34. Вместе с тем структурный характер новой политики создает определенное «окно возможностей» для развития сотрудничества России и Европейского союза в сфере конфликтного урегулирования на постсоветском пространстве. Потенциальные противоречия в совместной зоне ответственности – общем соседстве – могут быть нивелированы за счет двухуровневой политической активности. Там, где Европейский союз способен создать внешний фон для стабилизации и разрешения конфликтов, Россия имеет внешнеполитические ресурсы другого формата, вписывающиеся в рамки «традиционной внешней политики». 31 Aliboni R. The Geopolitical implications of the European Neighbourhood Policy. // European Foreign Affairs Review. 2005, 10, pp. 1-16. 32 Vahl M. EU – Russia Relations in EU Neighborhood Policies // K.Malfliet, L.Verpoest, E.Vinokurov eds. Op.cit. 33 «Дорожная карта» по внешней безопасности. С.2. 34 Данилов Д .Отношения РФ – ЕС и миротворчество на постсоветском пространстве. // Россия и объединяющаяся Европа: перспективы сотрудничества. – М. ИЕ РАН, 2007. С. 74-83. 208 Zsuzsa Ludvig* (Венгрия) The ENP versus Russian integration ideas within the CIS (NIS)-space with focus on Ukraine and the SES41 Introduction Economic integration ideas and initiatives are spreading all over Europe. Nowadays we may speak not only about successful integration formulations within the West but also challenging South-West or East-West ideas. This article focuses on those East-West ideas that are emerging between the enlarged European Union and countries of the European CIS-space. A special partnership has been launched between Russia and the EU for the past years formulating the idea of four common spaces including the common economic space. Almost at that time the European Union initiated a new process aimed at attracting closer its new Eastern (and Southern) neighbours in the economic sense as well. On the other hand, one may find interesting East-East integration initiatives on the post-Soviet space, such as the Union state of Russia and Belarus, the Eurasian Economic Community or the vision of the Single Economic Space (SES4) embracing Russia, Belarus, Kazakhstan and Ukraine. This study deals with the latter mentioned grouping, arguing that from an all-European perspective this is the most interesting idea. Moreover, this is the first initiative within the post-Soviet space that could involve Ukraine what could result in a grouping representing 94 per cent of total GDP produced within the CIS space. Furthermore, the SES concept seemed to be a new-type model of economic integration among post-Soviet states. The real question about SES is whether it is aimed to be a competitive integration to European integration, or the idea is to built it on a complementary basis, for which it may be possible in the future to jointly link to the enlarging European economic space. European (EU) and post-Soviet integration initiatives are frequently interpreted as contradictory ones, especially when speaking about integration possibilities for Ukraine. A kind of ‘either/or‘ approach can be observed. This study tries to give some impetus for thinking over the necessity of such an ap- Жужа Людвиг – к.э.н., старший научный сотрудник Института мировой экономики Венгерской академии наук. 1 While the abbreviation ‘CIS’ (Commonwealth of Independent States) for identifying the post-Soviet space is still widely used in the literature more and more analysts mostly from the West argue its justification due to the different directions of post-Soviet developments in different countries. They offer NIS (Newly Independent States) instead. CIS used in this study means the special group of successor states of the Soviet Union with the exclusion of the three Baltic states and not as a CIS integration grouping. * 209 proach. It may not give full answers to all emerging dilemmas and questions, but at least intends to encourage the very much needed common thinking. Economic literature distinguishes between several stages of economic integration. Based on the theory of Béla Balassa2, we can speak about the following stages of economic integration, with each stage representing a more developed form: - free trade area – within the area trade is liberalised by the elimination of customs tariffs and quotas, but maintaining national tariffs and quotas towards third partners - customs union – free trade plus commonly established customs tariffs towards third parties and converging foreign trade policies - common market – customs union accompanied by free movement of capital and labour (nowadays frequently interpreted as the ‘four freedoms’) - economic union – common market with economic policy harmonisation process - political union – creation of supranational power. In practice economic integration groupings combine the above mentioned elements. The best example for this combined character is the single market of the European Union which has not been yet listed in the theory of Béla Balassa. 1. Is there a theoretical possibility to create a large pan-European economic integration area ? The main argument of this study is that from economic point of view it seems possible to link East-East ideas to West-East ones having in mind mostly the SES-concept and ‘FTA+’ offer of the European Union to Ukraine and Russia. ‘FTA+’ or with other words deep free trade means normal free trade area complemented with economic policy harmonising elements that results in sharing the single European market with the affected third partners. The idea is still being developed both within the EU and Ukraine, but there is no doubt that this European invention tries to solve the dilemma lying between the large number of EU(-self) candidates and the absorbing capacity of the European Union itself. This policy means elaborated within the framework of the European Neighbourhood Policy intends to establish closer ties, including economic ones, with EU neighbours, but without offering full membership.3 The ‘+’ stands for readiness of partners to start a harmonising process in several economic policy areas. Naturally, for candidate countries harmonisation means one-sided adjustment to EU norms and legislation. However, the 2 Béla Balassa was a Hungarian economist working in the Unites States of America in the second half of the past century. He is considered to be the’ father’ of economic integration theories. 3 This is the so-called ‘all but institutions’ formula. 210 depth and details of this process is subject to further investigations and negotiations. Though firstly the idea has been worked on Ukraine, and even now this is the most deeply elaborated direction of ‘FTA+’ idea, later it appeared in EU-Russian relations as well. In autumn 2006, the EU offered the same “deep free trade” possibility to Russia but still without clarifying its content. On the other hand, Russian ideas about Single Economic Space also incorporated the stage of free trade but they would go further towards the creation of the customs union and even further towards some kind of an economic union which already means deep harmonising intentions in several fields4. The necessity of addressing the energy issue is also a common feature of both ‘FTA+’ ideas and the SES concept. The author if this study is convinced that European energy problems (import diversification, security of Russian gas and oil deliveries etc.) cannot be solved by excluding any of the three partners, that is Russia or Ukraine. Bilateral negotiations and ‘energy dialogs’ that exclude either Russia or Ukraine from the discussion cannot pave the way towards stable solutions. These features indicate a possibility, if not the necessity of thinking along the triangle of EU – Russia –Ukraine. The circle of affected countries by the ‘FTA+’ and SES concepts is partly identical: on the one part, the 27 member-states of the European Union; on the other part, Russia (in the framework of the common spaces) and Ukraine (in the frame of the ENP). The role of Belarus, a member in the SES initiative, is rather questionable. Though at moment there are no concrete plans in EU-Belorussian relations on deepening co-operation, Belarus is a potential target country in the ENP framework. The realisation of this potential is being hampered only by the recent autocratic political regime in Belarus, in the change of what Belarus may come up into one priority line with Ukraine. Lying geographically in Asia Kazakhstan is not being covered by ENP actions. However, the energy issue may be a crucial linking factor between Kazakhstan and the EU in the future. Though the either/or approach can be observed in official Brussels rhetoric especially thinking of Ukraine, a recent EU-document5 encourages the formulation of regional groupings in the EU-neighbourhood. SES concept may be considered as such. 2. The Ukrainian participation: parallel or precluding integration? Most dilemmas concerning the possibility of a complementary approach, that is parallel realisation of SES and European “deep free trade” concepts relate to the Ukrainian participation in 4 These fields are: 1. tariff regulation, non-tariff regulation, customs administration; 2.competition policy, natural monopolies, subsidies, privatisation; 3. technical regulations, intellectual property; 4. fiscal and monetary policy, currency regulation and control, macroeconomic indicators; 5. services; 6. capital flows, investments; 7.lLabour migration. (Glinkina – Kosikova, 2006, p. 12.) 211 both projects. Why is Ukraine so important in both ideas? First, it is the second large CIS economy that is a crucial point in the SES concept. On the other hand, Ukrainian market is attractive from EU point of view as well. At moment Ukraine is most probably one of the most important target countries in the whole ENP framework. Second, its strategic transit position further raises the significance of co-operating with Ukraine for both partners, the EU and Russia as well. Third, solutions regarding Ukraine serves as reference for countries with similar problems, such as other GUAM member-states, Georgia or Moldova. Due to the mentioned factors at the time being deep free trade concept is elaborated for Ukraine in most details, meaning that the Ukrainian case is important from model-building point of view, as well.6 2.1. EU-Ukraine “FTA+” concept – some major dilemmas Though several scientific works have already been devoted to the issue of ‘deep free trade’ that tried to apply it to the case of Ukraine, there remained important questions to be answered. First of all, what will be the depth of ‘regulatory convergence’ in concrete sectoral levels? How much of the ‘acquis’ will be adopted in Ukraine? From Ukrainian economic point of view an essential issue is the case of trade in agrarian products. Is free trade possible in this field? Though EU papers say ‘yes’ in principle, arguing for the overall scope of planned free trade, based on European experiences on exaggerating protectionism in agrarian EU trade, Ukrainian experts doubt it. What will be the time horizon for the realisation of ‘FTA+’ concept? EU documents usually use the term “medium to long term”. But what will this mean in practice? How much time will the Ukrainian economy have for adjusting? Inner Ukrainian political division also raises important questions. Though in principle there is a consensus among Ukrainian elite and different political powers on the euro-integration priority in Ukrainian foreign policy goals, it is rather questionable whether agreements will be able to be found on sectoral level due to the different economic interests of Ukrainian lobby groups. The way of concrete solutions and decisions is not without real significance since EU intention is to give “binding commitment” to the new agreement.7 Though some detailed studies are already available on ‘deep free trade’ these reports have a rather one-sided approach without mentioning some important - potentially - negative conse- 5 Non-paper (2007) and Communication (2006) 726 final of 4 December 6. Detailed analysis has been carried on both on EU and Ukrainian part. See CEPS (2006) and ICPS (2007). 7 Due to the coming expiry of the existing Partnership and Co-operation Agreement and also the intensification of EU-Ukrainian relations, a new agreement called ’enhanced agreement” is being negotiated by the partners. 6 212 quences. For example the study made by Ukrainian experts8 supports the idea of Ukraine’s joining the Pan-Euro-Mediterranean Cumulation System, but without admitting that this action would create new relative disadvantages for those Ukrainian companies that are regularly customers of Russian raw materials. Furthermore, they forget to indicate that these kinds of consequences could lead to new conflicts in both Ukrainian-Russian and EU-Russian relations as well. 2.2 Ukraine in the SES(4) concept – already a buried vision? The major problem regarding Ukrainian participation in the SES-concept is raised by the planned degree of economic integration between the four countries. According to the work packages elaborated on SES9, customs union is an important goal already at the first stage of integration. The essence of the whole concept is to go further than free trade by establishing a customs union in the short or medium run, formulating a common market and later some kind of an economic union. These stages strictly follow the logic of theory, stepping one by one on stages introduced by Béla Balassa. However, Ukrainian readiness does not go beyond free trade. Ukrainian interests are limited to free trade without exceptions since protectionist measures introduced by the Russian side in trade of several products cause serious economic damage to Ukrainian exporters.10 There are several decisive Ukrainian arguments for not going beyond the stage of free trade. First, a customs union needs supranational organs the joining of which is prohibited by Ukrainian constitution. Second, participating in a customs union would hamper Ukrainian WTOaccession process which is perhaps a step ahead of the state of Russia’s accession. 11 Third, final goals of the SES idea incorporate the immense task of economic policy harmonisation, but Ukraine already committed itself to a harmonisation process with EU legislation called “regulatory convergence”. Since Ukrainian refusal to join the customs union within the SES may not be expected to be changed the other three countries decided not to wait for Ukraine, but leaving it out of the project. This is not a really good solution for Ukraine, the economy of which is strongly linked both to the EU and Russian (CIS-partner) economies. From economic point of view the best solution for Ukraine would be the parallel liberalising-harmonising process into both directions. This option seems to be excluded due to the prevailing ‘either/or’ approach . It is mainly Brussels that seems to rule out the possibility of parallel economic integration. The Brussels “Communication 8 See ICPS study, 2007. See Glinkina - Kosikova, 2006. 10 Russian measures have their contra-steps on the Ukrainian side leading to so-called product wars in RussianUkrainian foreign trade. 11 The idea of jointly carried WTO-accession negotiations had to be dropped earlier mainly due to the Ukrainian point of view. 9 213 on Relations with Russia” in February 2004 was already ‘sceptical’ about the concept of SES, bearing in mind EU ideas on a common economic space with Russia and planned free trade with both Ukraine and Russia after their WTO accessions. However, this document failed to give specific reasons for this scepticism. On the contrary, a recent EU report even supports the formulating of different integration grouping in the EU-neighbourhood including East-East ones. So EU positions on parallel integration remained unclear and detailed analysis of specific questions is still lacking. 2.3 Economic irrationality of the either/or approach – the case of Ukraine Duality is a feature of the Ukrainian economy. Following figures (for 2006) well illustrate its double linkage. The share of the EU in Ukrainian exports is almost the same as the portion of the three SES-partners. On import side one may see similar situation. Both the EU and the big CIScountries represent major markets for the Ukrainian producers, while both country groupings are essential as sources of imports as well. As a single country, Russia is by far the most important trading partner in both Ukrainian exports and imports. Table 1. Ukraine’s major trade partners in 2006 Exports country ranking 1. Russia 2. Italy 3. Turkey 4. Poland 5. Germany 6. Belarus 7. USA 8. Hungary 9. India 10. Kazakhstan SES (3) CIS EU25 Total source: Ukrainian Statistical Office Imports Country share ranking 22,5 1. Russia 6,5 2. Germany 6,2 3. Turkmenistan 3,5 4. China 3,3 5. Poland 3,2 6. Italy 3,2 7. Belarus 2,5 8. France 2,2 9. Kazakhstan 2,2 10. Korean Republic 27,9 SES (3) 33,0 CIS 28,3 EU25 100,0 Total Share 30,6 9,5 7,8 5,1 4,7 3,3 2,8 2,2 2,1 2,1 35,5 44,8 34,7 100,0 The EU and CIS spaces are both crucially important trading partners for Ukraine, but for different reasons. Deeper analysis of structural features indicates these significant differences. Iron, steel and chemical products are almost equally important in both directions of exports, owing to the special significance of these industries to the Ukrainian economy as a whole. But while total Ukrainian exports to the EU represent very low added value, the structure of Ukrainian 214 supplies to the Russian market is much more favourable according to figures available for the previous years. The share of machinery amounted to more than 30 per cent of total Ukrainian supplies to Russia, while agricultural and food products totalled to 16 per cent (figure for 2004), contrary to the 7.5 and 1.7 per cent shares in total exports to the EU (figures for 2005). Table 2. Structure of Ukrainian exports to the EU25 and Russia Product group To EU25 (%) To Russia (%) 2005 2004 Live animals 0,2 8,0 Food products 1,5 8,3 24,5 3,1 Chemical products 7,1 7,8 Textile products 6,1 0,9 32,7 27,1 Machines 5,2 18,0 Vehicles 2,3 12,4 79,3 85,6 Mineral products Iron and steel Above mentioned together Source: Eurostat, Gostamkom What is more, both Russia and the EU are important sources of FDI for Ukraine. Although official Ukrainian statistics show strong asymmetry towards the EU, the presence of Russian capital in the Ukrainian economy is also vitally important if all the special hidden flows of Russian capital are considered, such as arrival through tax havens like Cyprus or Brit Virgin Islands or under Ukrainian cover. The high weight of Russian investments in the Ukrainian economy is also highlighted by their structural features. Russian capital landed to key sectors of the Ukrainian economy. Table 3. FDI-stock in Ukraine by countries of origin (2005-2007) January 2006 Germany Cyprus Austria United Kingdom Netherlands USA Russia Brit Virgin Islands January 2007 Million USD 5505,5 5620,7 1562,0 3011,7 1423,6 1600,8 1155,3 1557,2 721,8 1493,0 1374,1 1418,0 799,7 980,8 688,7 808,3 April 2007 5690,1 3236,6 1782,3 1699,9 1692,2 1360,0 1077,9 883,7 January 2006 33,6 9,5 8,7 7,1 4,4 8,4 4,9 4,2 January 2007 % 26,5 14,2 7,6 7,4 7,0 6,7 4,6 3,8 April 2007 25,4 14,4 7,9 7,6 7,5 6,1 4,8 3,9 215 France Switzerland 445,9 Poland 224,0 Hungary 191,1 major EU country investors together 10783,3 others not indicated 2283,3 all together 16375,2 source: Ukrainian Statistical Office 826,8 504,9 366,0 364,5 873,2 566,5 380,0 347,5 14840,7 2633,3 21186,0 15701,8 2843,8 22433,7 2,7 1,4 1,2 3,9 2,4 1,7 1,7 3,9 2,5 1,7 1,5 65,9 13,9 100,0 70,0 12,4 100,0 69,9 12,7 100,0 3. EU-Russian ‘FTA+’ ideas - major dilemmas Vision of free trade between the EU and Russia emerged as early as at the wording of the Partnership and Co-operation Agreement in the nineties. Later it appeared in the concept of the Common Economic Space also. However, it could never be started negotiated in the absence of Russian WTO-membership. In the autumn of 2006 the idea was again raised by the EU, already in the newly invented form of ‘FTA+’. Since the mid-nineties Russian enthusiasm towards concluding free trade agreement with the EU has been decreasing to a great extent. Due to the very specific and one-sided structure of Russian deliveries to the EU, the bulk of which is consisted of oil, gas and other raw materials facing no or very law customs tariff, Russian interests in FTA with the EU are very much limited. Although there is no sense to put FTA in the centre of any new basic agreement between the parties, it is expected to be part of the new agreement to be negotiated in the near future.12 Special features of ‘FTA+’ between the EU and Russia are still to be elaborated. This job is lagging behind all those efforts that have already been taken for the case of Ukraine. But the biggest problem is something more essential: the necessity of ‘+’ element, that is harmonising with EU legislation is questioned in Russia. Nevertheless, Russia seems to be ready for adjusting to WTO rules and norms, meaning that Russian acceptance for ‘regulatory convergence ’is higher in multilateral framework. The latter could constitute a good basis for further convergence, in case it will be needed in future EU-Russian relations. A second major problem in EU-Russian economic integration project is created by the recent awkward issue of co-operation in the energy field. Having in mind the diverging EU and Russian approaches to the transit issue harmonising in this field seems to be very problematic, although crucially important for the future. 4. 12 The circle of other affected countries – clashing or matching interests? Due to the expiry of the PCA at the end of 2007, the European Union and Russia will start negotiations on a newtype agreement. 216 The Russian-initiated SES integration concept involves two states that are not targeted by the ‘FTA+’ concept within the ENP at moment: Belarus and Kazakhstan. Does the participation of these countries in the SES-project create serious barriers to a potential matching of the SES on part of Russia and FT ideas with some European CIS-countries on the EU part? Anyhow, there might be a fear on EU-side to get unintentionally into free trade zone with countries outside the scope of the ENP-offer or the Russia-related Common Economic Space. As far as Belarus concerned, it is a potential candidate for future EU intentions to deepen co-operation with it. One may expect an EU free trade offer to Belarus in the future. At the time being this is hindered by the Belorussian political foundation, but after a democratic turn Belarus is most likely to be treated by the EU as Ukraine is at moment. Since the time scope of EUUkrainian and EU-Russian integration plans is medium to long term, Belarus may turn up as another potential partner country in the meantime.13 At first glance the case of Kazakhstan is more problematic. Being a non-European country it is not expected to be targeted by European Neighbourhood Policy in the future. However, there are basically no significant economic arguments on EU-side against a FTA with Kazakhstan based on present trade structure. On the other hand, Kazakhstan may not be interested in liberalising process with the EU, since it may turn to be a looser in this process. Proper timing and initial asymmetry in mutual liberalisation may decrease these potential threats. Still, political considerations in the Kazakh case may also create barriers to further tightening of co-operation efforts on part of Brussels. It is the issue of energy that may be considered as a linking factor, since both partners are interested in a closer co-operation in the energy field. Both Belarus and Kazakhstan committed themselves to economic policy harmonisation within the SES (and another post-Soviet integration initiative: the EurAsEC). They are ready to start an adjusting process within their WTO-negotiations as well, with the necessity of applying internationally accepted norms and rules in their foreign economic relations with third countries.14 These two already launched processes may pave the way towards getting closer to EU legislation in case the harmonising process within the SES (and EurAsAC) is not conducted in a way that is contradictory to the European way of thinking. EU free trade with Ukraine and potentially with Russia is likely to create serious technical problems until similar free trade EU-offers to Belarus and Kazakhstan come up. According 13 However, the long-lasting survival of recent political regime also cannot be excluded from potential scenarios. At moment it is not clear whether the three countries, Russia, Kazakhstan and Belarus will join the WTO one by one, or as a grouping of a customs union. The latter case would mean a later chance for Russian accession. 14 217 to international trade practice rules of origin may not solve emerging problems due to their very problematic implementation. 5. Politics as major barrier Though there is a more and more increasing aware of the necessity to apply a complementary approach in Russian-initiated and EU-launched integration activities on expert level, politics in all affected parties may create serious obstacles towards realisation. On EU-side it is the ‘no one voice’ syndrome that seems to impede a more co-operative and understanding approach towards its CIS-partners as a grouping. Some member states may insist on the isolated treatment of Russia and Ukraine with the intention to offer Ukraine much more than to Russia. This problem is hardly to be overcome soon in the light of recent inner EU phenomena. On Russian side excessive patriotism based on the image of the possibility to built a Russia-based own economic block, that is to become another world economic power centre, may be a major obstacle to the implementation of a co-operative approach. Though the strength of the competitive way of thinking on expert level is declining even in Russia, political will is still lacking for initiating common thinking and activities. On Ukrainian side in a situation of political instability one may face another inside-type ‘no one voice’ syndrome. Ukrainian parties have different opinions on the emphasises of Ukrainian policy towards the EU and Russia. Although, euro-integration as a foreign policy priority is not questioned by any of the major political forces, the possible consequences for relations with Russia are seen differently, which may result in a changing and indefinite Ukrainian position. Conclusions and recommendations Linking East-East integration ideas, first of all the SES concept, to West-East ones is a possibility from theoretical and economic point of view. However, some very deep problems have to be addressed and solved in order to be able to develop a co-operative way of thinking on the issue of the “common neighbourhood” between Russia and the EU. Though at the time being the EU co-operates in two different frameworks towards Russia (common spaces) and other European CIS-countries (ENP), their real content is very much similar as regards economic visions. Brussels has already “stealthily” introduced identical elements into these frameworks, which creates chances for linking them into each other in the future with the final aim of establishing a pan-European free trade area embracing recent EU-member countries, some of the CIS-counties mainly from the European part of the post-Soviet space and some other European states as well. More and more experts in each affected parts of Europe are on the same opinion that this final aim is not only a possibility, but rather a necessity in order to be able to manage European 218 problems in an efficient way. What is missing at moment is political will and consensus inside and between the parties affected. What should be done to overcome the diverging intentions? The problems of the Russian-initiated SES-idea may be overcome by the following perceptional changes. Bearing in mind the economic reasonability of keeping Ukraine within the SES-space, it is necessary to give up forcing the establishment of a customs union. It is not necessary to strictly follow the logic of economic integration theory from free trade area till economic or even political union including the stage of a customs union. Beside, the idea of a customs union between SES(4)-countries was still based on the vision of separate Russian-led world economic centre, which is now more and more out of agenda even in Russia. On the one hand, creating a customs union on the common will of the three remaining countries is still a possibility, but in a way which keeps Ukraine still interested in the SES project as part of free trade area. Harmonising intentions both within the EU plans (either in the ENP-frames or in other ways like building Common Economic Space with Russia) and the Russian ideas may well fit in to each other in case regulatory convergence in the SES is directed in line with EU legislation where it is already possible (selectivity), and in line with international norms represented by WTO norms and rules elsewhere. All what is needed, on part of the SES-countries and especially in Russia, is readiness to give up “competitive approach”. How may the EU support this idea? It may keep the two different frameworks for relations with Russia and its other neighbours, but with a clear intent to harmonise their contents by involving all the affected parties into the same discussion. The readiness on conducting one dialog with all participants is especially essential on energy issues. The vision of the pan-European ‘FTA+’ should be worked out thinking commonly and with carefulness regarding timing and peculiarities of each affected countries. This is the only way towards the dreamed “Neighbourhood Economic Community” outlined in a recent EU document. Applying this approach whole Europe will gain much. It will help the EU to overcome its ‘Russia-problem’, it will be major step to solve the EU’s Ukraine problem, while being a milestone in the European dream of a strengthened world economic and general international position. For Russia the possibility to think commonly with the EU on the future of their common neighbourhood is the only possibility to gain the EU as a strong ally, a real strategic partner that has already been laid down in their common documents. This is also the only way to have chances for solving intra-CIS problems, to overcome desintegration processes by successful integration initiatives. 219 For Ukraine this commonly agreed position on the future incorporates the possibility to avoid and overcome the ‘either/or’ dilemma in foreign orientation and economic integration. Only in this way may Ukraine develop its economic relations intensively in both directions, which is crucial for the Ukrainian economy in not only the short run but in medium to long term as well. With a co-operative way of thinking on European integration models we all may gain a Europe with less conflicts. Literature Balassa, Béla (1961): The Theory of Economic Integration. Irwin, Homewood, Illinois. Communication from the Commission to the Council and the European Parliament on relations with Russia, COM (2004) 106, (http:// europa.eu.int/comm/external_relations, dowload: Jan. 4, 2005.). Communication to the European Parliament and the Council on “Strengthening the ENP”. (2006) 726 final of 4 December 2006. Free trade between Ukraine and the EU: an impact assessment (2007). International Centre for Policy Studies. Kiev. Glinkina, Svetlana – Kosikova, Lydia (2006): Development of Common Economic Space of Russia, Ukraine, Belarus and Kazakhstan in the Context of EU Enlargement, INDEUNIS Papers. (http://www.wiiw.ac.at; download: Oct. 3., 2007). Heyets, Valeriy (2005): Ukraine’s future between the EU and the Single Economic Space. In Eurointegration challenges in Hungarian-Ukrainian economic relations (eds.:Fóti, Gábor – Ludvig, Zsuzsa), Institute for World Economics HAS, Budapest. Koncepcija vzaimootnosenyij mezsdu Rosszijszkoj Federaciji i Ukrainoj v mezsparlamentszkoj szfere. [2006] Centr problem integraciji, Insztyitut ekonomiki RAN, Moscow. Ludvig, Zsuzsa (2007): Integration prospects for Ukraine : SES and/or “deep free trade “ with the EU? in The Ukrainian economy in Europe. Working Paper No. 175. (eds: Fóti, Gábor – Ludvig, Zsuzsa) Institute for World Economics, Budapest. Non-Paper. ENP – A path towards further economic integration (2007) Brussels (http://europa.eu.int download: Oct. 2., 2007). Palánkai, Tibor (2001): Economics of the European integration, 7. Edition, Aula, Budapest. The Prospects of Deep Free Trade between the European Union and Ukraine [2006], Centre for European Policy Studies, Brussels. 220 Сиденко В. Р. * (Украина) Россия и Украина в глобальной торговой системе: соседи, соперники или партнеры? Приближение срока вступления в ВТО Украины и России ставит на повестку дня вопрос о том, каким образом будут позиционировать себя эти две страны в глобальной торговой системе, в каком взаимоотношении будут их политики торговли и развития1. Это вопрос не просто политический: он в значительной мере носит институциональный характер. Ибо ВТО (в настоящее время являющаяся, несмотря на кризисные явления в ее работе, главным международным институтом многостороннего регулирования торговли) – организация, в рамках которой основные вопросы решаются именно в формате взаимодействия между различными блоками участников, выступающих с согласованной платформой по тем или иным вопросам. Среди наиболее влиятельных структур здесь в настоящее время 2 выступают: Группа 20 (G20, альтернативные названия – G20+, G21, G22<) – 22 развивающиеся страны, преимущественно из Латинской Америки, Южной и Восточной Азии, руководимые Группой 4 (Бразилия, Индия, Китай, ЮАР) и выступающие с альтернативной позицией по отношению к ЕС и США в сфере ведения переговоров по сельскому хозяйству, включая требования окончания субсидирования сельского хозяйства в развитых странах и отказа от проведения существенной либерализации рынков. Группа 33 (G33, Альянс за стратегические товары и специальный механизм защиты Alliance for Strategic Products and Special Safeguard Mechanism) – ныне это 46 развивающихся стран, включая ряд стран-участниц Группы 20, а также ряд других государств – преимущественно латиноамериканских, африканских и тихоокеанских. Выступает за установление специальных правил для развивающихся стран, например разрешение им продолжить политику ограничения доступа на их аграрные рынки; акцентирует внимание на специальном дифференцированном режиме для развивающихся стран, их Сиденко В.Р. – д.э.н., член-корр. НАН Украины, главный научный сотрудник Института экономики и прогнозирования НАН Украины. 1 Указанная дихотомия оправдана тем, что именно вопросы развития поставлены во главу угла Доха-раунда переговоров в рамках ВТО. 2 Формат объединений стран в рамках ВТО является гибким и меняется в зависимости от предмета торговых переговоров. Приведенная схема сформировалась именно вокруг повестки дня Доха-раунда и может меняться в будущем при появлении новых вопросов для переговоров. Кроме того, состав отдельных групп также подвержен изменениям. * 221 праве выделять особые товары, по которым не будет обязательств в отношении сокращения тарифов и новых тарифных квот. Группа 90 (G90) – 90 наибеднейших и наименьших стран мира, не все из которых уже являются членами ВТО. Представляет интересы группы стран Африки, Карибского бассейна и Тихоокеанского региона (АКТ) – бывших колоний стран–членов ЕС, Африканского союза и группы наименее развитых стран (по классификации ООН). Обеспечивает совместное голосование по вопросам, имеющим большое значение для территориально замкнутых и островных экономик, менее развитых стран и стран с монокультурной экспортной структурой. Выступает за ликвидацию внутренних сельскохозяйственных субсидий в ЕС и США, за облегчение доступа товаров менее развитых стран на рынки развитых государств, а также против включения в повестку дня переговоров вопросов так называемой Сингапурской повестки дня – либерализации движения капиталов, выработки многостороннего режима регулирования конкуренции, регулирования государственных закупок и облегчения торговых процедур. Группа 110 (G110) – конгломерат из G20 и G90, средство выработки общей позиции развивающегося мира в переговорах с более развитыми государствами, контрмера против политики развитых стран противопоставить отдельные группировки развивающихся стран между собой. Группа 77 (G77) – группа развивающихся стран, созданная еще в 1964 г. в конце первой Конференции ООН по торговле и развитию и включавшая вначале 77, а теперь – более 130 стран. Выступает за перестройку международного экономического порядка на принципах справедливости, равноправия, равной выгоды, которые положены в основу деятельности ЮНКТАД. Основные принципы этой группы исповедуются развивающимися странами в процессе переговоров в рамках ВТО. Кернская группа (Cairns Group) – 19 стран–экспортеров сельскохозяйственной продукции (Австралия, Аргентина, Боливия, Бразилия, Гватемала, Индонезия, Канада, Колумбия, Коста-Рика, Малайзия, Новая Зеландия, Пакистан, Парагвай, Перу, Таиланд, Уругвай, Филиппины, ЮАР, Чили). Выступает за либерализацию торговли сельскохозяйственной продукцией, особенно за ликвидацию субсидий и других мер внутренней поддержки сельского хозяйства, за улучшение доступа на аграрные рынки. Против Единой аграрной политики ЕС и стимулирования экспорта в США. Кроме того, действуют такие группировки: «Недавно вступивших членов» (Recently Acceded Members – RAMs), «Группы наименее развитых стран» (Least-developed countries – LDCs), «Группы 10 – нетто-импортеров продовольственной продукции» (G10), «Малых островных развивающихся стран» (Small island developing states – SIDS), «Малых 222 уязвимых экономик» (Small and vulnerable economiсs), «Группы производителей тропических продуктов» (Tropical products group), «Группы стран, озабоченных неторговыми проблемами» (Non-trade concerns), а также группировки, сформированные на основе региональных интеграционных объединений (здесь ключевую роль играет ЕС с его общей торговой политикой) и просто по региональному принципу. Присоединение к ВТО Украины и России неизбежно внесет в эту и без того сложную схему новые нюансы. Однако какими они будут, зависит именно от базового позиционирования указанных стран в международной торговой системе. Очевидно, что принципы такого позиционирования определяются общими уста- новками стратегий социально-экономического развития двух государств, характеристиками тех моделей, которые избраны для достижения поставленных социально- экономических целей развития. И указанные установки и характеристики имеют не только много общего, что предопределено общей генетикой двух стран, но и немало различий, связанных с расхождениями, отчетливо проявившимися в период после распада Советского Союза. Во-первых, Россия, значительно нарастив за последнее время свой потенциал развития за счет благоприятной конъюнктуры мировых рынков энергоносителей, претендует на роль самостоятельного центра мировой политики, что не может не отражаться на ее внешнеэкономической стратегии. Скорее всего, войдя в ВТО, страна будет стараться стать в рамках мировой торговой системы новым центром силы, относительно независимым от ныне существующих группировок. Для Украины же такая роль невозможна в силу заметно меньшего, чем у России, экономического и политического потенциала. Поэтому Украина неизбежно должна будет согласовывать свою политику с более мощными участниками и их крупными блоками, пытаться подстроиться под их основные принципы. Во-вторых, большое значение имеет то обстоятельство, что Украина в настоящее время однозначно ориентируется, по крайней мере на уровне политических деклараций, на интеграцию прежде всего в структуры ЕС. Это, естественно, делает ее торговую политику сильно зависимой от общей торговой политики Сообщества, в том числе и от политики в отношении третьих стран. Последнее обусловлено и широкими обязательствами страны по приспособлению своей правовой системы к системе права ЕС в рамках реализации так называмой политики соседства. Конечно, и у России с ЕС существуют договоренности о четырех общих пространствах, в том числе по общему экономическому пространству. Однако по своему содержанию эти соглашения, похоже, не создают основы для проведения не то что общей, но даже скоординированной торговой политики. Россия, несмотря на соглашения с ЕС, остается достаточно автономной в своей торговой политике. 223 В-третьих, налицо достаточно существенные структурные различия экономик двух стран, в том числе в аспекте показателей их внешней открытости (см. табл. 1), – различия, которые в постсоветский период не только не нивелировались, но возросли. Так, для России характерны приблизительно среднемировые уровни зависимости экономики от торговли как товарами, так и услугами, а для Украины эти показатели существенно выше (по торговле товарами примерно вдвое); у России заметно ниже среднемировой уровень зависимости от валовых частных потоков капитала, а у Украины в 2004 г. этот показатель стал выше среднемирового и более чем вдвое превышал российский показатель; Украина практически не заметна в аспекте своих прямых инвестиций за рубеж, тогда как в России этот показатель приближается к среднемировому. Таблица 1 Отдельные показатели интеграции стран и регионов мира к глобальной экономике, 2004 г., % ВВП Страна Торговля товарами Торговля услугами Валовые частные потоки капитала Прямые иностранные инвестиции чистый приток Мир в целом 44,9 10,5 28,4 1,6 Российская Федерация 48,1 9,3 16,0 2,1 Украина 95,1 17,6 34,2* 2,6 Примечания. Курсивом выделены данные за годы, отличающиеся от указанных в заголовках столбцов. * 14,2 % в 2003 г. чистый отток 2,1 1,8 0,0 В 2005 г. торговля товарами составила в России 48%, а в Украине –85 % ВВП, при среднемировом показателе 47%. Экспорт товаров и услуг Россией составил 35 %, а в Украине – 54 % ВВП, а по импорту эти показатели составляли , соответственно, 22 и 53 %. Источник: World Bank. World Development Indicators 2006. http://devdata.worldbank.org/wdi2006/contents/Tables6.htm. – Table 6.1; World Development Indicators 2005. – Washington, D.C., 2005. P. 324; данные за 2005 г. – World Development Indicators database. http://web.worldbank.org/WBSITE/EXTERNAL/DATASTATISTICS/ Кроме того, все более очевидными становятся и различия по структуре участия в международных миграционных потоках. Украина и Россия лишь формально соседствуют в списке стран – главных участников международной миграции: Россия по состоянию на 2005 год находилась на втором месте в мире с 12,1 млн мигрантов (6,4% общемирового миграционного потока), а Украина – на четвертом (6,8 млн, или 3,6%)3. Ведь в Украине с середины 1990-х годов произошла смена нетто-иммиграции (в 1990–1995 гг. – в среднем 598 тыс. чел. в год) на нетто-эмиграцию (в 1995–2000 гг. – 700 тыс. чел., в 2000–2005 гг. – 224 140 тыс. чел. в год)4. Так что Украина становится страной с симметрично высокими показателями как иммиграции, так и эмиграции. Это сильно отличает Украину от России, где наблюдается чистый приток мигрантов: в среднем по 1858 тыс. – в 1990–1995 гг., 2300 тыс. – в 1995–2000 гг. и 80 тыс. – в 2000–2005 гг.5 Будучи дополненными возрастающими различиями в механизмах экономического развития, отмеченные существенные структурные расхождения экономик Украины и России делают постановку вопроса о всеобъемлющей координации внешнеэкономической политики нереальной вне контекста создания с участием двух стран глубоко интегрированной международной структуры. Однако возможность создания такой структуры в нынешних политико-экономических условиях выглядит лишь гипотетической. В-четвертых, немаловажную роль будет играть и то обстоятельство, что Украина и Россия вступят в ВТО, как это уже понятно из предварительного формата договоренностей, достигнутых на нынешний момент, на условиях, достаточно различающихся в ряде важных компонентов. Эти различия носят наиболее существенный характер в следующих областях: Общие параметры тарифного регулирования рынков: средневзвешенные ставки таможенного тарифа Украины после вступления в ВТО будут ниже российских по промышленным товарам примерно на 57% (на 2,75 процентных пункта), по сельскохозяйственным – на 61% (на 6,84 процентных пункта); также заметно меньшим будет перечень т.н. чувствительных товаров Украины, для которых будут предусмотрены повышенные пошлины (т.н. тарифные пики). Степень принятия так называемых секторальных (по большей части нулевых) инициатив и особенно наиболее спорной из них – в области авиатехники. Украина, в отличие от России, стала на путь широкого принятия обязательств в этой сфере (15 секторальных инициатив). Широта обязательств по либерализации сектора услуг: в России – по 100 секторам, в Украине – 150, т.е. в полтора раза больше. В России деятельность филиалов иностранных банков не допускается и не предполагается никаких переходных периодов, по истечении которых будет открыт доступ на рынок прямых Мониторинг мирового населения, посвященный международной миграции и развитию: Доклад Генерального секретаря ООН – Документ ООН E/CN.9/2006/3, 25 января 2006 г. С. 6. 4 Первые две цифры приведены в: World Bank. World Development Indicators 2006. http://devdata.worldbank.org/wdi2006/contents/Tables6.htm. – Table 6.14, последняя – взята из UN. International migration 2006. New York: United Nations, October 2006. http://www.un.org/esa/population/publications/2006Migration_Chart/2006IttMig_wallchart.xls. 5 Мониторинг мирового населения, посвященный международной миграции и развитию. Указ. соч. С. 12. 3 225 филиалов. В Украине это уже свершившийся факт. В России допуск иностранных филиалов на внутренний рынок страхования будет осуществляться в меньшем объеме и более медленными темпами (через 9 лет, тогда как в Украине – через 5 лет после вступления в ВТО). Степень демонтажа существующей системы технического регулирования: стандарты, санитарные, фитосанитарные, ветеринарные требования и др. Россия проводит политику сохранения жестких норм регулирования в этой области, Украина все более поддается давлению (в частности, со стороны ЕС) в сторону «либерализации» этой сферы и замены обязательных стандартов на добровольные. Совершенно ясно, что при таких принципиальных расхождениях торговых режимов Украине и России будет очень трудно находить в будущем общие позиции в процессе многосторонних торговых переговоров. Тем не менее, при всей важности отмеченных выше ограничений для взаимного согласования позиций, было бы ошибкой полагаться в оценке перспектив взаимодействия Украины и России в рамках глобальной торговой системы исключительно на нынешние политические тенденции и провозглашаемые приоритеты и на нынешние противоречия ими обусловленные. Ибо существуют объективные обстоятельства и условия развития, которые в долговременной перспективе не сможет игнорировать ни одна политическая сила, рассчитывающая на устойчивое общественное влияние. Анализ этих объективных обстоятельств и условий развития показывает, что у двух стран имеется обширная сфера, где их интересы объективно близки или даже совпадают. Ведь оба государства ставят в качестве стратегических задачи опережающего развития на основе модели экономики знаний и наращивания международной конкурентоспособности в перспективных областях экономической деятельности. А для этого им необходимо позиционировать себя в глобальной торговой системе так, чтобы наилучшим образом способствовать реализации этих задач. В этом плане и Украина, и Россия объективно имеют ряд схожих задач в рамках ВТО, для достижения которых целесообразно их тесное взаимодействие. И если тенденция к такому взаимодействию до сих пор отчетливо не проявилась, то это определяется прежде всего широко распространенными в Украине фобиями относительно согласования каких-либо политико-экономических вопросов с Российской Федерацией – фобиями, коренящимися не только в исторических реминисценциях, но и в осознании украинцами заметного перевеса России по параметрам размера страны и ее экономического потенциала, создающего возможности для экономического подчинения 226 Украины курсу России. Но помимо этого имеет значение и крупная стратегическая ошибка ныне правящей украинской элиты, которая состоит в том, что она все еще полагается преимущественно на экзогенные источники решения задач социально-экономической модернизации, основываясь на достаточно спорных воззрениях сторонников конвергенции более развитых и менее развитых стран в процессе развития в условиях глобализации и региональной интеграции. Однако мировая практика дает основания для вывода о том, что внешние факторы лишь тогда способны оказывать сильное позитивное воздействие на национальное экономическое развитие, когда они являются дополняющими к мощному позитивному действию внутренних эндогенных факторов развития. Последние же нельзя смоделировать по внешне заданному шаблону, тем более привнесенному из чужеродной институциональной среды. Именно поэтому ныне исповедуемое в Украине официальное кредо: через интеграцию в ЕС – создание цивилизованной социально ориентированной рыночной экономики и политической демократии – опасный миф, за который придется в свое время серьезно расплачиваться. Парадоксально, что такой миф вырос на фоне имеющегося у страны печального опыта социально-экономической трансформации по шаблонам МВФ – опыта, как теперь понятно, должным образом в Украине – в отличие от России – все еще не осмысленного на уровне официальных кругов. В приложении к конкретно торговым проблемам следование этому мифу может привести к принятию Украиной политических ориентаций, формально вроде бы сближающих ее с ЕС, но реально вредоносных для ее экономического развития (а следовательно, и для долговременной политики европейской интеграции страны!). Имеется немало примеров такого возможного конфликта долговременных экономических и текущих политических интересов. Так, ориентируясь исключительно на ЕС, Украина будет обязана поддерживать в том числе и ее общую сельскохозяйственную политику, являющуюся одним из вопиющих примеров коллективного аграрного протекционизма. Эта протекционистская система объективно невыгодна Украине, поскольку препятствует ныне вхождению страны как потенциально крупного аграрного экспортера на рынок ЕС. Опираясь на анализ опыта присоединения к ЕС ряда стран Центральной Европы, можно предполагать, что сохранение этой системы может быть сопряжено со значительными торговыми ограничения для Украины даже в случае предполагаемого создания Украиной с ЕС зоны свободной торговли. Важным компонентом сельскохозяйственной политики ЕС является ее массированное субсидирование аграрных производителей, что наносит прямо и косвенно украин- 227 ским аграриям значительный ущерб в виде потери рынков из-за недостаточной ценовой конкурентоспособности. Так, согласно данным по состоянию на 2004 г., страны ЕС–15 потратили на поддержку сельского хозяйства 150,6 млрд долл. США (1,25% ВВП) из 378 млрд долл., выделенных на все страны ОЭСР6. И при всем этом Украина до последнего времени вынуждена была вести тяжелые переговоры относительно всего лишь немногим более 1 млрд долл. ежегодного субсидирования по т.н. совокупному измерению поддержки сельского хозяйства. Является ли в таких условиях поддержка позиции ЕС в вопросе сельскохозяйственных субсидий целесообразной для Украины политикой? Очевидно, нет. Здесь у Украины и России гораздо больше совпадений интересов со странами вышеупомянутой Группы 20 развивающихся стран. Не менее проблематичным является вопрос о защите интеллектуальной собственности. ЕС в данной сфере основной упор делает на защиту так называемых географических указаний происхождения товаров. Но что дает Украине поддержка такой позиции, кроме забот о том, что необходимо будет отказаться от некоторых наименований товаров, ставших практически уже видовыми (шампанское, коньяк, популярные сорта сыров и др.)? Чем поможет односторонняя ориентация на ЕС в решении собственных украинских проблем, например в аспекте защиты знаний, полученных в ходе научно- исследовательской работы в государственных учреждениях или по государственным заказам, которые часто безвозмездно передаются при выезде украинских (равно как и российских) специалистов на работу за рубеж? В этом вопросе у Украины и России объективно практически полное совпадение интересов и значительное их расхождение с интересами наиболее развитых стран. Ведь сегодня, по существу, наиболее развитые страны, и прежде всего США, проводят целенаправленную политику по формированию своего интеллектуального капитала за счет других стран, немалую долю в котором занимают выходцы из России и Украины. О масштабе таких процессов свидетельствует, в частности, то, что в США – стране, особо преуспевшей в деле «откачки» умов из других стран, – лица, рожденные за рубежом, составляют сегодня значительную долю занятых в сфере исследований и разработок, особенно специалисты, имеющие высшую квалификацию (докторскую степень): в целом 34,6%, в том числе в области химических наук – 37,0%, биологических – 37,4%, физики и астрономии – 40,1%, математики – 43,1%, химического машиностроения – 47,0%, механи- 6 UN Statistics Division. Millennium Development Goals Indicators Database. http://unstats.un.org/unsd/mdg/Data.aspx. 228 ки – 52,2%, гражданского строительства – 54,2%, электротехники – 57,0% и компьютерных технологий – 57,4%7. Как отмечается в этой связи в докладе Генерального секретаря ООН, «эмиграция квалифицированных работников способна серьезно подорвать перспективы стран происхождения в вопросах развития, особенно малых развивающихся стран, которые теряют большую долю своих граждан, обладающих высокой квалификацией»8. Этот процесс может в значительной мере обесценить в кратко- и среднесрочной перспективе усилия таких стран по наращиванию своего человеческого капитала – главного резерва конкурентоспособности в современном мире. Аналогичным образом дело обстоит и в отношении излюбленного «конька» США в области охраны интеллектуальной собственности – производства лазерных компактдисков. Ведь американское давление в этой сфере направлено на создание такой системы контроля, которая практически отсутствует в наиболее развитых странах, является дискриминационной и фактически направленной на торможение развития данного вида производства в Украине и России. Речь уже не идет о таком крупном вопросе как выпадение из сферы действия охраны интеллектуальной собственности фундаментальных научных результатов, являющихся открытиями, которые в коммерческом плане не дают их авторам заметных материальных преимуществ, что наносит и России, и Украине немалый ущерб в международном обмене знаниями9. И в то же время Запад, преследуя свою одностороннюю выгоду, создает защищенную правом интеллектуальной собственности монополию авторам коммерчески применимых результатов исследований и разработок. А как быть с соглашениями ВТО и условиями ЕС относительно ограничения государственной поддержки отдельным отраслям? Эта система односторонне направлена на увековечение технологического доминирования Запада. Она явно противоречит интересам и Украины, и России, и в общем-то интересам большинства развивающихся стран в аспекте поддержки развития высокотехнологичных отраслей и видов производства товаров и услуг. Более того, она противоречит историческому опыту развития самих ныне экономически наиболее развитых стран, активно использовавших разнообразные формы государственной поддержки для стимулирования развития и технологических инноваций. 7 National Science Board (USA). Science and Engineering Indicators 2006. Table 3–20. http://www.nsf.gov/statistics/seind06/ 8 Мониторинг мирового населения, посвященный международной миграции и развитию. Указ. соч. С. 53. 9 Аналогично обстоит дело и с так называемыми традиционными знаниями, которые накоплены народами менее развитых стран и которые, как правило, не имеют юридической защиты, что используется, к примеру, фармацевтическими компаниями Запада, которые нередко патентуют такие знания и затем принуждают менее развитые страны уплачивать значительные суммы за лекарственные средства, произведенные на Западе на основе использования таких традиционных знаний. 229 Таким образом, объективно интересы Украины и России достаточно близки в аспекте формирования такого порядка дня многосторонних торговых переговоров в рамках ВТО, который бы в значительно большей мере учитывал специфические потребности стран с быстро развивающейся экономикой, стремящихся к существенному изменению существующих ныне асимметрий (в пользу наиболее развитых стран) в глобальной торговой системе. Означает ли сказанное выше, что Россия и Украина могут выступать в рамках ВТО единым фронтом по широкому кругу вопросов? Вряд ли для такой позиции имеются достаточные объективные основания. Скорее всего, взаимодействие двух стран может иметь лишь частичный, выборочный характер – в отдельных выбранных сферах совпадения интересов. Это не означает, однако, что значение такого взаимодействия будет минимальным в силу особой значимости проблем, находящихся в таких сферах. Каковы эти проблемы, объективно требующие согласованного подхода со стороны Украины и России? Не претендуя на исчерпывающий их перечень, отметим лишь наиболее очевидные из них. Во-первых, оба государства, ставящие акцент на вопросы качества развития, но обладающие при этом очевидными структурными перекосами и рыночными несовершенствами (вследствие недостаточной зрелости рыночных отношений), не могут, видимо, опираться в полной мере на ныне действующую систему регулирования субсидий в рамках ВТО. Последняя разработана прежде всего в интересах более развитых стран, со значительно более зрелыми внутренними конкурентными структурами и более развитыми негосударственными регулирующими механизмами. Такая система будет препятствовать проведению целенаправленной промышленной политики в направлении облагораживания своей экономической структуры, содействия ускоренному переходу к выпуску товаров с повышенным содержанием добавленной стоимости и повышенной технологичности – т.е. в решении проблемы, острой и для России, и для Украины (см. табл. 2). Таблица 2 Ранжирование регионов мира и отдельных стран по уровню технологичности экспортных поставок товаров в 2004 г. (доля высокотехнологических товаров в экспорте изделий обрабатывающей промышленности, %) Очень высокий уровень (>30%) Высокий уровень (21–30%) Средний уровень (11–20%) Регионы мира Низкий уровень (6–10%) Очень низкий уровень (0–5%) 230 Восточная Азия и бассейн Тихого океана (34) Мир в целом (20) Европа и Центральная Азия (9, было 12) Южная Азия (4) Европейский валютный союз (16) Латинская Америка и Карибский бассейн (13) Африка к югу от Сахары (4) Ближний Восток и Северная Африка (3) Филиппины (64, было 74) Сингапур (59) Таиланд (30) Отдельные страны Дания (20) Португалия (9) Индия (5) Китай (30) Израиль (19) Латвия (5) Малайзия (55) Ирландия (34) Венгрия (29) Нидерланды (29, было 31) Великобритания (24) Япония (24) Швейцария (22) Мексика (21) Финляндия (21) Франция (19) Норвегия (18) Российская Федерация (9)* Аргентина (8) Бельгия (8) Германия (17) Италия (8) Республика Корея (33) США (32) Литва (5) Словацкая Республика (5) Украина (5) Швеция (17) Испания (7) Чили (5) Индонезия (16) Словения (6) Болгария (4) Австралия (14) ЮАР (6) Беларусь (3) Канада (14) Румыния (3) Новая Зеландия (14) Польша (3) Эстония (14) Казахстан (2) ** Хорватия (13) Турция (2) Чешская АРЕ (1) Республика (13) Австрия (12) Бразилия (12) Примечания. Курсивом выделены данные за годы, отличающиеся от указанных в заголовках столбцов. * В 2003 г. было 19%. Снижение обусловлено ростом цен на экспортные энергоносители. ** В 2003 г. было 9%. Снижение обусловлено ростом цен на экспортные энергоносители. В 2005 г. доля высокотехнологичного экспорта составила в Украине всего 4%, тогда как в России 8%, тогда как среднемировой показатель составил 22%. Источник: World Bank. World Development Indicators 2006. http://devdata.worldbank.org/wdi2006/contents/Tables6.htm. – Table 5.11; World Development Indicators 2005. P. 314–316; World Development Indicators database. В рамках неоклассических подходов, отрицающих выраженную промышленную политику (а именно они заложены в основу политики ВТО), никак нельзя будет воспроизвести такие модели восхождения по степеням конкурентоспособности, какие в свое время демонстрировали, к примеру, Республика Корея, Китайский Тайвань или в более позднее время КНР и Индия. В рамках этой системы окажется невозможным массированное перераспределение сверхвысоких доходов, получаемых в отдельных секторах экономики (например, в топливно-энергетической сфере или в финансовой сфере, в сфере жилищного строительства), в наукоемкие, высокотехнологичные секторы. В силу вышесказанного в интересах не только Украины и России, но и целого ряда динамично развивающихся стран Азии и Латинской Америки осуществить пересмотр действующего в рамках ВТО соглашения о субсидиях и компенсационных мерах. Это со- 231 глашение не должно навязывать всему миру единую экономическую модель развития и единую схему взаимодействия между государством и бизнесом, как это имеет место в настоящее время. Напротив, размеры позволяемых субсидий, подпадающих под действие указанного соглашения, должны варьировать в зависимости от показателя ВВП на душу населения. По этой же причине Украина и Россия должны препятствовать постановке в обозримой перспективе в порядок дня переговоров о заключении многостороннего соглашения по вопросам регулирования конкуренции. Такое соглашение на сегодня выгодно лишь крупнейшим западным ТНК, которые в более гомогенизированном глобальном экономическом пространстве резко увеличат свои и без того ощутимые конкурентные преимущества. Во-вторых, важной сферой совпадения интересов Украины и России является пересмотр обязательств в рамках действующего Соглашения о связанных с торговлей правах интеллектуальной собственности (Соглашение ТРИПС). Это наиболее спорное из всех многосторонних соглашений, заключенных в рамках ВТО, объективно направлено на увековечение технологического преимущества Запада. В этой сфере согласованная позиция Украины и России может быть активно поддержана практически всеми развивающимися странами. Среди наиболее важных проблем, которые должны быть решены в данном контексте, следует отметить необходимость: более свободного доступа менее развитых стран к критически важным технологиям, используемым в области медицины10 и охраны окружающей среды; ограничения монопольно высоких прибылей, извлекаемых западными корпорациями вследствие своего монопольного положения, гарантируемого нормами охраны интеллектуальной собственности (особенно вопиющей эта проблема является в сфере монополии «Майкрософт» и других американских корпораций на компьютерные технологии)11; Эта проблема частично фигурирует в повестке дня Доха-раунда (в аспекте критически важных лекарственных средств для наиболее бедных стран), однако она нуждается в существенно более широком рассмотрении в перспективе. Ведь глобальная медицина и система глобальной защиты всемирной среды обитания человечества в принципе не должны рассматриваться как прежде всего сфера коммерческого извлечения прибыли, а именно такой подход, к сожалению, сегодня преобладает. 11 Конкретной формой решения этого вопроса могло бы стать обязательное отчисление, к примеру, 10% или иного процента выручки от продаж компьютерных программ в развитых странах для создания специального фонда стимулирования распространения цифровых технологий в рамках программ по решению всемирной проблемы «Digital Divide». 10 232 более справедливого распределения доходов между генераторами фундаментальных научных знаний и авторами прикладных технологических разработок, что должно поощрять страны, чье сравнительное преимущество находится именно в сфере фундаментальной науки; обеспечения определенного процента отчислений в пользу стран происхождения работников-мигрантов, которые приобретают за рубежом права интеллектуальной собственности: такие отчисления должны служить формой компенсации этим государствам за упущенную выгоду в процессе инвестирования государственных средств в систему подготовки специалистов, которые впоследствии выезжают для работы за рубеж. В связи с этим, в-третьих, следует отметить, что важным аспектом взаимодействия Украины и России может стать совместная с рядом развивающихся стран постановка вопроса о регулировании процессов миграции высококвалифицированных работников («утечки мозгов»), тесно связанной в целом с регулированием процессов предоставления услуг. В этом плане следует отметить, что в условиях распространения новейших информационно-коммуникационных технологий в перспективе, очевидно, будет нарастать процесс продажи труда, не сопровождаемого пересечением государственных границ, на основе дистанционного выполнения соответствующих работ и предоставления услуг с использованием обмена через Интернет. Так что мы можем стать свидетелями частичного замещения миграции труда процессами дистанционного предоставления трудовых услуг – а это непосредственно подпадает под сферу регулирования ВТО. И указанный процесс – одно из важных перспективных структурных изменений в экономике в эпоху глобализации, которое сможет оказывать существенное воздействие на всю структуру мирохозяйственных связей. Украине и России, видимо, целесообразно координировать своих усилия в поиске ответов на этот вызов. Таким образом, у России и Украины объективно имеется немало точек совпадения стратегических интересов в сфере компетенции ВТО. Это, однако, не означает, что налаживание сотрудничества в этих сферах окажется простым делом. К сожалению, обострившиеся за последнее время в отношениях Украины и России проблемы (включая проблему общей геополитической переориентации Украины и, особенно, отхода страны от ранее провозглашенного нейтрального статуса и возможного вступления ее в НАТО; отдельные попытки ревизии в Украине истории Второй мировой войны и в целом выраженные в значительной части украинского политикума фобии, покоящиеся на односторонней трактовке взаимоотношений украинского и российского народов; применение Россией к 233 Украине ряда односторонних действий, ведущих к ухудшению условий экономического сотрудничества и прекращению ряда совместных проектов в области высоких технологий) не способствуют эффективной координации политики даже тогда, когда имеется потенциально значительная выгода от этого. Совершенно ясно, что для совместного выступления Украины и России в рамках ВТО действительно как стран-партнеров необходимо кардинальное улучшение общего политико-идеологического климата в их отношениях на основе отказа от стереотипов прошлого и поиска новой модели взаимоотношений. Общая основа для такой новой модели отношений вроде бы достаточно очевидна. Это совместное вхождение двух стран в общее европейское экономическое, политическое и гуманитарное пространство. Однако, скорее всего, потребуется достаточно много времени для того, чтобы эта общая концепция приняла конкретные очертания. Основное препятствие здесь – это существенное расхождение в видении общей архитектоники такого общего европейского пространства: должно ли оно быть моноцентрическим (как, по всей видимости, видится из Брюсселя с его концепцией «соседства» и из официального Киева также) или же Европа должна быть бицентричной (как, похоже, видится из Москвы). К сожалению, эта общая геополитическая и геоэкономическая неопределенность пока не позволяет сегодня дать однозначный ответ на вопрос: так кем же будет Украина для России в обозримой перспективе – соседом, соперником или партнером? Однако получение такого ответа в наиболее позитивном плане крайне важно для обоих государств, ибо без этого будет значительно сложнее реализовывать свои стратегические интересы в условиях глобализации. 234 Goran Buturac Ivan Teodorovic* (Хорватия) Challenges of Russian and Croatian Economy in Globalization Summary The paper analyses main factors of international trade of Russia and Croatia predominantly focusing on the manufacturing sector. Specific part of the paper is devoted to the development of mutual economic relations and their evolution in a foreseeable future. Common characteristic of Croatian and Russian economies lies in fact that a tangible development of industrial production can be secured by enabling key factors of productivity growth and increasing competitiveness to come to full effect. This is first of all related to full scale market reforms, thus influencing investment, the level of competitiveness, the ability to implement innovations derived from increasing levels of outlays for R&D, human capital and applications of new technologies. Key words: transition, globalization, trade, Russia, Croatia 1. Introduction Croatia and Russia have followed for almost two decades policy reforms towards the development of sustainable market economies. Though their starting positions differed as did their reform paths it can be noted that both countries have established economic structures by which they can now be recognized as market economies. In order to reach this position great sacrifices had to be paid in both cases. Reforms of this type, unique in economic history had to deal with changes in the entire social and economic environment. A decade has been devoted to that. The outcome was an unprecedented loss of output, employment and reshuffling international trade relations. The latter has affected both countries in general, and in terms of their mutual achievements as compared with previous ones. Here it is interesting to note that in a previous study (Teodorovic, Lovrincevic, Buturac, 2005) authors have analyzed similarities in economic structures, sources of growth and international trade patterns for Croatia and Russia. Those patterns are not similar with the experiences demonstrated for most other CEECs. During the transition period the new EU members and candidate countries have experiГоран Бутурац – к.э.н., научный сотрудник Института экономики – Загреб; Иван Теодорович – к.э.н., старший научный сотрудник Института экономики – Загреб. * 235 enced deep structural changes. Transition economies face the challenge of more active inclusion in the European integration process, and one of the key factors on this path is the improvement in trade structure and the competitiveness of the economy. This paper analyses the change in the structure of international trade of goods, which occurred during the process of transition. The paper is divided into three parts. The first part is a discussion about transition and post transition achievements in Russia, Croatia and transition economies. The empirical results of international trade, levels of intra-industry trade specialization and changes in comparative advantages are shown in the second part. The third section outlines a synthesis of the results from the first and second part of the paper. 2. Transition and post transition achievements At the beginning of our analysis we will consider the outcomes of the last decade and trends depicted over the last couple of years, as possible indicators of movements and expectations over the future. The experience of the CEECs over that period in terms of growth as indicated by some basic macroeconomic indicators is in several respects unusual even by emerging market country standards as can be noted from table 1. Growth of real per capita GDP for the CEECs for the period from 1996 until 2004 and by sub periods as indicated in table 1 was on the average constantly rising and stronger as compared with emerging market economies on the overall (IMF, 2006). According to the same source if real per capita growth rates are compared by regions globally then during the period from the year 2000 until 2004 Baltic countries can be compared with east Asian countries while the remaining CEECs group outpace the leading South American countries. Table 1. Growth in Real PPP GDP Per Capita Since 1990 Emerging Market Economies (Selected) China India Indonesia Korea Russia Thailand CEECs Czech Republic Estonia Hungary Latvia Lithuania 1990–2004 1995–1999 2000–2004 7.5 5.6 3.0 6.0 0.5 5.6 5.0 5.0 0.0 4.0 -1.0 0.5 8.0 4.0 3.0 4.8 7.7 4.6 0.5 2.0 2.0 0.5 0.6 1.0 5.0 3.0 4.0 1.0 3.0 7.8 4.5 7.8 7.6 236 Poland 2.5 5.0 Slovakia 1.0 4.8 Slovenia 1.5 4.7 Croatia 4.5 3.5 Source: Penn World Tables; IMF, World Economic Outlook 3.5 4.0 3.8 4.0 The growth experience can be briefly described as: Growth was dominated by remarkable increases in total factor productivity (TFP). This is due to the fact that the lag of inefficiencies inherited from the previous economic system has still been present. This left scope for managerial improvements, labor shedding and gains from inter-industry resource reallocation. Thus TFP growth was almost double as compared with the other market economies (IMF, 2006). Relatively rapid output growth has been accompanied with massive labor shedding. Employment rates dropped dramatically from the beginning of the transition process. A turnaround has been noted over the last decade and it corresponds to the newly established economic structures. As demonstrated in table 2 over the last couple of years a two-speed catchup has been noted with respect to employment growth. The group of countries that became members of the EU achieved above average employment growth rates as compared with the others. Table 2. Employment rates in the CEECs and selected emerging market economies Year / Country 2000 2004 Czech Republic 66 66 Estonia 58 62 Hungary 56 59 Latvia 58 61 Lithuania 60 60 Poland 56 51 Slovakia 57 58 Slovenia 55 57 Croatia 50 China 82 Korea 68 Russia 68 Thailand 75 Source: IMF, World Economic Outlook - At this level of economic development and by now established consumption pattern, domestic savings rates are relatively low. Such savings rates have been supplemented by foreign savings. There is a constant tendency of increasing foreign borrowing and inflows of FDIs. Russian case 237 differs as of lately due to the rising current account surplus stemming mostly from exports of oil and gas and their increasing prices on the world market. Effects of foreign direct investment (FDI) and non-FDI financing are that both have contributed significantly to growth. The inflow of financial resources follows the logic of the game of the “Great Moderation” in the world economy. Liberalization has at first affected the real sector but soon by far more the flow of financial resources. Open financial markets have stimulated investors overall to borrow in lowyielding currencies, and invest in higher-yielding assets. Such movements have induced the growth in domestic currencies in relation to the Euro and especially the dollar over the past years. Fast economic growth and high yields are factors of attraction to which investors can hardly resist. This has encouraged domestic companies to borrow abroad. Thus, it should have led to business expansion and increasing competitiveness and compensate for the strong currency. - Nevertheless, capital accumulation made modest contribution to growth. If compared with the most dynamic Asian economies the results are much more modest. This depends on the use of such accumulation. According to the sources from the World Economic Outlook, saving rates of the leading emerging market economies in East Asia are twice as high as for the CEECs on the average. The savings rates in CEECs are generally low with the exception for Czech Republic and Slovenia being in the upper half of emerging market economies distribution. - Investment rates are for the CEECs higher as compared with the savings rates due to various investment sources and instruments (domestic and international). There is a considerable variation in investment rates with Czech Republic, Estonia, Litvia, Slovenia and Slovakia at the higher end of leading emerging market economies. It is obvious that already during the accession phase and especially by obtaining the status of fool membership there was an increase in foreign financial inflows and FDIs. Countries that offered higher levels of market accessibility, higher growth rates and increasing yields on capital invested were more successful than the others. Other phenomena appeared in the form of CEECs becoming investors in the region themselves. A third moment is under development indicating the orientation of the leading CEECs towards the reestablishment of previous trade relations in the region. - The transition process and its accomplishment led to productivity gains among the CEECs. Numerous studies and reports indicated that productivity gains have accounted for a substantially larger share of growth in the CEECs than in other emerging market economies (IMF, 2006). This was expected from the transition process during which economic and social reforms had the objective to generate modern market economies. Gains in productivity emerged due to withinindustry effects and inter/industry gains. As already indicated the increase in output over the later 238 periods has generated efficiency gains per se. In addition process of privatization had twofold impacts. One was increasing orientation towards better achievements due to increased market incentives that made a pressure on the second, upgrading of managerial skills and methods. The openness of CEECs economies, financial inflows and especially FDIs led to the introduction of new technologies and products. The inter-industry efficiency gains originate from structural changes within and among sectors. Significant increases are noted in the service sector which has the fastest rate of growth. Within manufacturing there is a constant decline of the traditional, labor intensive industries and growth of higher and high technology sectors. Only in the case of some countries natural resource endowments play a role of sources of growth and comparative advantage (energy, environment, tourism). The dominant factor of resource reallocation has been investment. The implications of strong productivity growth over the future will depend on investment, development of human capital and further growth and structural adjustments of international trade within the region, the EU and bordering countries and regions. 2.1. Mutual Trade of Croatia and the Russian Federation Transition from centrally planned economy towards market economy started in Croatia, Russian Federation and other transition economies by the beginning of 90ties through the process of restructuring. Significant parts of structural and institutional reforms take part simultaneously. At the same time liberalization of international trade contributed considerably to the openness of the domestic market. Processes of liberalization and privatization contributed mostly to structural adjustments and to comparative advantages of Croatian and Russian economy in international trade. A foreign trade rose rapidly relative to the GDP growth rate, which has resulted in the considerable growth in the share of trade in GDP. At the beginning of transition process Russian export and import flows had been heavily concentrated in the former socialist economies and involved various forms of explicit or implicit subsidization. The sudden change in the policy course was exacerbated by the severe economic dislocation of the early 1990s, with further significant effects on the extent, direction, and time profile of adjustment in the external trade sector. Russia experienced large shifts in levels and structure of external trade during the transition period. In terms of levels, the shock of Soviet disintegration caused a trade implosion in 1991–92. This was followed by a steady rebound in 1993–2003, except for a brief slippage in 1997–98 (Lissovolik, B. and Y. Lisovolik, 2006). The main geographical trend was a reorientation away from the former socialist economies toward more advanced market economies. 239 Croatian real export growth averaged 6 percent annually during 2002–06, significantly below the peer country average (over 10 percent). In contrast to GDP growth, export growth fell compared to the previous period (when it averaged 6.5 percent over 1997–2001). At the same time, recent economic performance has been associated with heightened external vulnerabilities (Moore, Vamvakidis, 2007). The comparison of export per capita in Russia and Croatia from 1992 to 2005 is displayed on the graph 1. There are great similarities in the movements. Both economies have recorded strong growth of export per capita from 2002 to 2005. Graph 1. Export per capita in Russia and Croatia from 1992 to 2005 in USD 2000 1800 1600 1400 1200 1000 800 600 400 200 0 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 Russia Croatia Source: http://unstats.un.org/unsd/default.htm At the same time, import per capita was significantly growing in both counties since 2002 (graph 1). However, Croatian import growth was much stronger. We will discuss about the reasons of these movements in the next part of the paper in which comparative advantages and trade specialization are analyzed. 240 Graph 1. Import per capita in Russia and Croatia from 1992 to in USD 4500 4000 3500 3000 2500 2000 1500 1000 500 0 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 Russia 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 Croatia 2005 Source: http://unstats.un.org/unsd/default.htm Croatian export and import per capita is higher than Russian what confirms the theory of international trade by which smaller countries are relatively more exposed to international trade unlike the large countries. In addition, different levels GDP per capita are reflected differences in consumption pattern as well as levels of imports. 3. International trade 3.1. General highlights At the very beginning of the transition process of Eastern European countries domestic national savings for investment were not sufficient for successful restructuring and competing on the international market. The creation of competitive products resulted in strong demand for appropriate management, know-how, as well as the application of high technology. Despite this, the development and the application of technology that the most developed countries had accomplished up until then created new possibilities for rapid economic growth of the transition countries. First of all this pertains to the fragmentation of the European as well as of the world production processes. Namely, large industrial conglomerates organise production processes in a way that each phase of production is delegated to separate autonomous firm. That kind of production enabled individual firms in transition countries to reconstruct, turning from local markets and integrating themselves into the production chain of large multinational corporations. Research in the field of international trade showed that the trade in product parts and intra-industry trade was the fastest growing segment in international trade. According to rough estimations, the trade in parts makes 30% of total international trade, for example see Aturupane, Djankov and Hoekman (1997), Kaminski (2001). The phenomenon of fragmentation in production processes that includes firms from various countries is resulting in the appearance of added flows within total trade. Namely, a large part of international trade has been taken over by trade 241 within individual sectors. A larger portion of intra-industry trade in total trade of goods shows a larger integration of an economy in international trade. The characteristic of transition process for Russian and transition economies are the growth in trade specialization and liberalization which are significant factors of industrial restructuring. For the countries in transition processes to be included in globalization, it is necessary to know with which goods and/or firms and/or economic areas they are to be leaders, followers or outsiders in that process of globalization. They need think about their best economic characteristics, which can supply on the world, and with it, they would have high economic results or opposite, unsatisfied results from the economic integrations. 3.2. Empirical Analysis The purpose of this paper is to analyze the change in the trade structure of selected transition economies, as well as to explain the noted similarities and differences in the dynamics in comparative advantages and in intra-industry trade specialization. The analysis uses the indicators that offer information about the comparative advantages of each group of products, trade similarities, as well as intra-industry trade specialization. The level of intra-industry trade specialization was analyzed by applying the Grubel-Lloyd Index (GL). Revealed Comparative Advantage (RCA) was used for the analyses of comparative advantages. Average deviation of RCA indicators were used to explain whether these countries are complementary or competitive. 3.2.1. Methodology For the purpose of comparative advantages and intra-industry trade analysis, products that are subject to international trade are classified into appropriate product groups. The level of intensity of the use of productive factors necessary for the production of the products is used as the criteria for classifying goods. Products are classified into the following five groups: Raw material-intensive goods (SITC1 groups: 0, 21, 22, 23, 24, 25, 27, 28, 29, 32, 33, 34, 4, 56), Labor-intensive goods (SITC groups: 26, 61, 63, 64, 65, 66, 69, 81, 82, 83, 84, 85, 89), 1 Capital-intensive goods (SITC groups: 1, 35, 53, 55, 62, 67, 68, 78), Easy to imitate research-oriented goods (SITC groups: 51, 52, 54, 58, 59, 75, 76), SITC (Standard International Trade Classification) is the standard international trade classification of products used in international trade. 242 Difficult to imitate research-oriented goods (SITC groups: 57, 71, 72, 73, 74, 77, 79, 87, 88). The classifications of products mentioned above, as well as the division into five groups of products are often used in the analysis of international trade of goods. Detailed product groups classifications are in the appendix. The empirical analysis of the trade pattern in Croatia was calculated using the following indicators: “Grubel-Lloyd Index”, GL index; “Relative Unit Value” (RUV indicator); “Revealed Comparative Advantages” (RCA indicator). The GL index shows the level of intra-industry trade specialization. The methodologies and calculations of the GL index were developed and applied by Grubel and Lloyd (1975). 2. For individual product groups the GL index is calculated using the formula: n GLi (X i 1 n i Mi) Xi Mi i 1 n (X i 1 i х100 Mi) GLi is the value of the Grubel-Lloyd index for product group i. X is defined as the value of exports, and M is the value of imports. The coefficient can vary from 0 to 1. The closer it is to 1, the higher the degree of specialization in intra-industry trade. A lower value of the coefficient shows that the country has a higher level of specialization in inter-industry trade. The methodology for calculating the RCA indicator was originally developed by Bela Balassa (1965). Later, numerous derivations originated from this indicator. The RCA indicator is useful for the purpose of comparing comparative advantages for individual product groups 3. The RCA indicator is calculated by the formula: n Xi Xi i 1 RCA ln n M i M i i 1 100 X is defined as the value of exports, while M is the value of imports. Index i is the product group classified according to SITC. A positive value indicates that the country has comparative advantages in the corresponding product group. Conversely, a negative sign for the RCA 2 See more details about the use of index of intra-industry trade specialization in transition economies in Kaminski and Ng (2001). 3 See more details about the use of RCA indicator in Balassa (1965), Lafay (1992), and for transition economies Kaminski and Ng (2001), Yilmaz (2003). 243 indicator implies that there are no comparative advantages.4 An alternative for RCA indicators is the Lafay's RCA index. Compared to Balassa's RCA indicator, Lafay's index takes in regard the flows of trade inside each sector of the economy, GDP as well as exports and imports for each group of products.5 Besides Balassa's RCA indicator and Lafay's index, the export structure can be analyzed by using the CEP (Comparative Export Performance) indicator.6 The analysis of the trade similarities between Russia and Croatia is made using the average deviation of the RCA indicator in Croatia compared to Russia. The average deviation of the RCA indicator is calculated using the formula: 2 s x a xb 2 i 1 N where: s is the average deviation RCA indicator for Croatia compared to Russia, it can assume values of 1, 2; in which 1 denotes raw material goods and labor-intensive goods, while 2 is capital-intensive goods, easy to imitate and difficult to imitate research-oriented goods, x a is the RCA indicator for Croatia x b is the RCA indicator for Russia N is the number of product groups. In our case N=2. A large average deviation of RCA indicators indicates a greater difference in trade structure between two countries (the countries are complementary). Conversely, a low deviation of RCA indicators indicates a greater similarity in the trade structure between two countries (the countries are competitive). An alternative measure for comparing the structures of international trade between countries is the Export Similarity indicator (ES)7. 4 In analyzing the trade structure in transition countries using RCA indicators, see for example in Djankov and Hoekman (1997), Kaminski and Ng (2001), Yilmaz (2003). 5 See more details about the use of Lafay’s index in Lafay (1992). 6 See more details about the use of CEP indicator in Donges (1982). 7 Export Similarities - ES indicator shows the level of similarites in the structure of exports between two countries. It is calculated using the following formula: EX i (ac) EX i (bc) ES (ab, c) i EX i (ac) 2 ES indicator is used for measuring the different stuctures of exports of county a and of country b in country c. EXi(ac) describes a part of export products i of country a in country c in total exports of country a in country c. In this way the indicator is calculated assuming values in the interval from 0 to 1. The closer the ES indicator is to 1 the more similar the structure of exports between two countries. For details about the concept of the ES indicator see in Finger and Kreinen (1979). 244 3.2.2. Relevance of comparative advantages What economists usually want to know is what happens with the trade structure when an increase in the international trade is evident. Namely, we can ask does an increase in the international trade correspond to improvements in the trade structure. A positive change implies a change in comparative advantages towards more value added product groups. This section analyses the question of a change in comparative advantages while the problem of intra-industry trade specialization is considered afterwards. For the analyses of comparative advantages the RCA indicator was calculated for the five product groups using Balassa's formula. The results are displayed in Table 3. Table 3. RCA indicator in Russia and Croatia Russia 1996 2000 2004 Raw material-intensive goods 2.2185 5.6851 0.1767 Labour-intensive goods -0.6813 0.0420 -0.5830 Capital-intensive goods 0.9109 0.5950 0.3543 Easy to imitate research-oriented goods -0.4324 -0.2212 -0.3801 Difficult to imitate research-oriented goods -0.7398 -0.0350 -0.4351 1996 2000 2004 Raw material-intensive goods -0.2537 -0.2797 -0.2723 Labour-intensive goods 0.0086 -0.1361 -0.2441 Capital-intensive goods -0.8437 -0.9062 -0.7948 Easy to imitate research-oriented goods -0.1853 -0.3499 -0.6462 Difficult to imitate research-oriented goods -0.3948 -0.1516 -0.1817 Croatia Source: own calculations. Compared to Croatia Russia has comparative advantages in the production and trade of raw material-intensive goods and capital-intensive goods. Comparative advantages of Russia are based on high level of export in oil and gas. Namely, Russia is a major player in world energy markets. It has more proven natural gas reserves than any other country, is among the top ten in proven oil reserves, is the largest exporter of natural gas, the second largest oil exporter, and the third largest energy consumer. Energy exports have been a major driver of Russia’s economic growth over the last five years, as Russian oil production has risen strongly and world oil prices have been very high. This type of growth has made the Russian economy dependent on oil and natural gas exports and vulnerable to fluctuations in oil prices. Comparative advantages for the capital intensive goods are primarily consequence of great level of export in iron, steel, alumi- 245 num, silver and cooper. Croatia does not have a comparative advantage in any group of products in 2004, partly explained by the prevalent structure of export services. The value of RCA indicator for each product group during the observed period indicated that the structure of Croatian trade is moving in the expected direction, but significantly slower relative to countries which joined the European Union in 2004 (Buturac, 2005). 3.2.3. Russia and Croatia – similarities and differences The paper so far has analysed changes of absolute and relative RCA indicators according to individual product groups. However, we now move on to the question of similarities in the structure of trade, analysing whether Croatia has a complementary or competitive structure with the analysed transition countries. The analysis is made using the average deviation of the relative RCA indicator in Croatia compared to analysed transition country by product groups. The empirical results calculated from the average deviation in RCA indicators of Croatia in relation to Russia are shown on Graph 1. Graph 1. Indicator of similarities between Russian and Croatian trade structure 5,0 4,5 4,0 3,5 3,0 2,5 2,0 1,5 1,0 0,5 0,0 1996 2000 2004 Indicator of Similarities Source: own calculations. Croatia has more diversified trade structure relative to Russia. Russian trade structure seems to be complementary, not competitive to Croatia. Russia’s revealed comparative advantage (RCA) in recent years has been in natural resources, especially hydrocarbons, and energy-intensive basic manufactures (steel, aluminium, nickel, fertiliser), plus some other commodities. Moreover, the RCA in oil has been growing strongly in recent years, as the oil sector has increased exports much faster than any other important sector. In any case, more than 50 per cent of Russian exports consist of oil, oil products and gas. Even if Russia managed sharply to increase exports of more sophisticated manufactures,5 their contribution to total export growth 246 would remain modest for some years to come, given their small share in current exports. Basic manufacturing in energy-intensive sectors may also be able to make some contribution to future export growth, although part of their competitive advantage will be eroded by necessary increases in domestic energy prices and by exchange-rate appreciation. In any case, recent experience suggests that potential export growth in these sectors may be constrained by the threat of protectionist measures on the part of Russia’s trade partners. During transition Croatia has recorded a significant loss of comparative advantages by traditional export branches of industry. Among them are production of food and beverages, textile industry and chemical industry. Comparative advantages are present only within a couple of industrial sectors. Those are the ones with a low value added component. Graph 2 shows the comparison in the Russian and Croatian export structure in 2004. Graph 2. Comparison in the Russian and Croatian export structure in 2004 40 35 30 % 25 20 15 10 5 0 Raw material-intensive goods Labour-intensive goods Capital-intensive goods Russia Easy to imitate researchoriented goods Difficult to imitate research-oriented goods Croatia Source: own calculations Raw material intensive goods and capital intensive goods are prevailed in Russian trade structure. Croatia has more diversified export structure and a domination of low value added products. 3.2.4. Intra-industry trade specialization in Russia and Croatia During the 1990s, Russia, Croatia, Central and Eastern European countries (CEECs) liberalized and reformed their economies. Differences in liberalization processes, manufacturing bases, administrative reforms and political frameworks manifested themselves as differences in trade structure and comparative advantage In the following analyses, we therefore give an examination of the evolution of Russian and Croatian specialization over time. To this purpose, we 247 use the Grubel-Lloyd (GL) index to distinguish between inter-industry specialization and intraindustry trade. Graph 3 shows the comparison in the Russian and Croatian intra-industry trade specialization. Graph 3. GL index 0,8 0,7 0,6 0,5 0,4 0,3 0,2 0,1 0 1996 2000 Russia 2004 Croatia Source: own calculation. Croatia has higher level intra-industry trade specialization relative to Russia, but trends are different. Russia has recorded an increase in intra-industry trade specialization in period 1996-2004, while in Croatia intra-industry specialization has reduced. The EU enlargement to the Central and Eastern countries has also contributed to shape the dynamics and the nature of import-export flows in terms of inter- versus intra-industry trade. Several studies (Aturupane et al., 1997; Kaminski, Ng, 2001) have shown that the revealed comparative advantages of the CEECs in their traditional sectors have decreased as well as their comparative disadvantages. At the same time new advantages have been built up, namely in the engineering industries, electric machinery, electronics and vehicles. Moreover, the level of intra-industry trade between industrialized countries and transition economies, especially the Czech Republic, Hungary and Slovenia have consistently increased, suggesting that the productive structures of the newcomers are converging with those of the most advanced economies. In the group of the most developed transition economies Croatia is an exception because of negative trend in intra-industry trade specialization. It could be partly explained by different structure of FDI in Croatia compared other developed transition economies. Most investments in Croatia were directed toward domestic markets i.e. monopoly or oligopoly positions. Also, a large portion of investments were directed into the non-tradable sector (banking, telecommunications) or investments for the domestic market in the manufacturing industry (for the process of reconstruction of the economy). 248 4. Conclusion Russian Federation and Croatian economies during its transition process have been characterized by globalization, privatization and liberalization of market. Integration into the production and marketing arrangements of the multinational corporations rather than the pursuit of an autarchic national development strategy offers the most efficient way to take advantage of growth opportunities offered by the global economy. In this respect the significant role have foreign direct investments. As the process of economic change and liberalization in Central and Eastern Europe evolve, specialization patterns can be expected to change over time. In this paper we have examined the developments in the trade patterns at national level in Russia and Croatia. Russia has comparative advantages in raw material intensive goods and capital intensive goods and Croatia does not have comparative advantages in any observed product groups. The empirical results confirm both the new trade theory, which predicts an increasing level of intra-industry trade as a consequence of the liberalization process. Overall, Russia and Croatia exhibit mainly specialized intra-industry trade and the tendency appears to increase over time. In Russia, oil and gas are the most important items in the structure of Russian exports. References Algieri, Bernadina, “Trade Specialisation Patterns: The Case of Russia”, BOFIT Discussion Papers, 19, 2004 Astrov, Vasily, “The Russian Oil and Gas Sector: Facing the New Challenges” Research Reports, No. 294, WIIW, Februar 2003 Aturupane, Chonira, Simeone Djankov and Bernard Hoekman, “Determinants of Intra-Industry Trade between East and West Europe”, Policy Research Working Paper 1850., The World Bank, Development Research Group, August 1997, pp. 1-31. Balassa, Bela, “Trade Liberalization and Revealed Comparative Advantage”, The Manchester School of Economic and Social Studies 33, No.2, 1965, pp. 99-123. Buturac, Goran “Comparative Advantages and Intra-industry Trade: Transition Economies and Russian Federation”, Proceedings of the International Round Table Conference: Comparative Analysis of Economic Transition - Russian Federation, Croatia and the CEE Countries, Teodo- 249 rović, I., Grinberg, R., Glinkina, S., Lovrinčević, Ž., (ur.), Zagreb: Ekonomski institut, Zagreb, 2005, pp. 59-79. Djankov, Simeone and Hoekman, Bernard, “Determinants of the Export Structure of Countries in Central and Eastern Europe”, The World Bank Economic Review, Vol 11, No 3, 1997, pp. 471487. Donges, Juergen, “The Second Enlargement of the Community”, Kieler Studien 171, Kiel/Germany, 1982 Grubel, H.G. and P.J. Lloyd, “Intra-industry Trade: The Theory and Measurement of International Trade in Differentiated Products”, Macmillan, London, 1975 Havlik, Peter, Michael. Landesmann and Robert. Stehrer, “Competitiveness of CEE Industries: Evidence From Foreign Trade Specialization and Quality Indicators”, Havlik, Peter, “Trade and Cost Competitiveness of the Czech Republic, Hungary, Poland and Slovenia”, Vienna Institute for International Economic Studies, Vienna,, March 1999 IMF, Country Report (2003), “Russian Federation: Selected Issues – Commodity Exporting Country” No.03/146, May 2003 IMF, World Economic Outlook International Trade Centre, http://www.intracen.org/welcome.htm Kaminski, Bartlomiej and Ng, Francis, “Trade and Production Fragmentation: Central European Economies in EU Networks of Production and Marketing”, Working Paper, DECRG-Trade, Worldbank, No.:2611, June 2001 Lafay, Gerard, “The Measurement of Revealed Comparative Advantages” in M.G. Dagenais and P.A. Muet (eds), International Trade Modelling, London: Chapman & Hall, 1992, pp. 209234. Lissovolik, Bogdan and Yaroslav, Lissovolik, “Russia and the WTO: The “Gravity” of Outsider Status”, IMF, Staff Papers, Vol. 53, No.1, 2006 Moore, David and Athanasios Vamvakidis, “Economic Growth in Croatia: Potential and Constraints”, IMF, Working Paper 198, 2007 Penn World tables 250 Schandler Susan, Ashoka Mody, Abdul Abiad, and Daniel Leigh, “Growth in Central and Eastern European Countries of the European Union”, IMF, Occasional Paper 252, Washington DC, 2006 Teodorović, Ivan, Lovrinčević, Željko, Buturac, Goran, “Changes in the Trade Structure of Transitional Economies”, Mir peremen, 3, 2005, pp. 33-42. Yilmaz Bahri, “The Foreign Trade Pattern and Foreign Trade Specialization of Candidates of the European Union”, Ezoneplus Working Paper, Berlin, No: 19, September 2003 APPENDIX Classification of products by the intensity of the use of factors of production and the standard international trade classification of products (SITC) Raw material-intensive goods: SMTK 0 Food and live animals chiefly for food SMTK 21 Hides, skins and furskins, raw SMTK 22 Oil seeds and oleaginous fruit SMTK 23 Crude rubber (including synthetic and reclaimed) SMTK 24 Cork and wood SMTK 25 Pulp and waste paper SMTK 27 Crude fertiliser and crude minerals SMTK 28 Metalliferous ores and metal scrap SMTK 29 Crude animal and vegetable materials, nes SMTK 32 Coal, coke and briquettes SMTK 33 Petroleum, petroleum products and related materials SMTK 34 Gas, natural and manufactured SMTK 4 Animal and vegetable oils, fats and waxes SMTK 56 Fertilisers, manufactured Labour-intensive goods: SMTK 26 Textile fibres (not wool tops) and their wastes (not in yarn) SMTK 61 Leather, leather manufactures, nes, and dressed furskins SMTK 63 Cork and wood, cork manufactures SMTK 64 Paper, paperboard, and articles of pulp, of paper or of paperboard SMTK 65 Textile yarn, fabrics, made-up articles, nes, and related products SMTK 66 Non-metallic mineral manufactures, nes SMTK 69 Manufactures of metals, nes 251 SMTK 81 Prefabricated buildings; sanitary, plumbing, heating and lighting fixtures and fittings, nes SMTK 82 Furniture and parts thereof SMTK 83 Travel goods, handbags and similar containers SMTK 84 Articles of apparel and clothing accessories SMTK 85 Footwear SMTK 89 Miscellaneous manufactured articles, nes Capital- intensive goods: SMTK 1 Beverages and tobacco SMTK 35 Electric current SMTK 53 Dyeing, tanning and colouring materials SMTK 55 Oils and perfume materials; toilet and cleansing preparations SMTK 62 Rubber manufactures, nes SMTK 67 Iron and steel SMTK 68 Non-ferrous metals SMTK 78 Road vehicles Easy to imitate research oriented goods: SMTK 51 Organic chemicals SMTK 52 Inorganic chemicals SMTK 54 Medicinal and pharmaceutical products SMTK 58 Artificial resins and plastic materials, and cellulose esters etc SMTK 59 Chemical materials and products, nes SMTK 75 Office machines and automatic data processing equipment SMTK 76 Telecommunications, sound recording and reproducing equipment Difficult to imitate research-oriented goods: SMTK 57 Plastics in primary forms SMTK 71 Power generating machinery and equipment SMTK 72 Machinery specialised for particular industries SMTK 73 Metalworking machinery SMTK 74 General industrial machinery and equipment, nes, and parts of, nes SMTK 77 Electric machinery, apparatus and appliances, nes, and parts, nes SMTK 79 Other transport equipment SMTK 87 Professional, scientific, controlling instruments, nes, parts SMTK 88 Photographic equipment and supplies, optical goods, watches, etc 252 Ултанбаев Р. Р. * (Россия) Закавказье во внешнеэкономической стратегии России Закавказье является одной из наиболее значимых геополитических и геоэкономических сфер, относящихся к жизненно важным интересам России. В силу объективных исторических, географических, экономических и политических причин Россия тесно связана с Азербайджаном, Арменией и Грузией. Имеются и весомые военно-стратегические мотивы сохранения таких отношений с государствами Закавказья. Нестабильность в этом потенциально конфликтном регионе оказывает сильное влияние на положение на Северном Кавказе и в целом на безопасность России. Закавказский вектор является самым «горячим» направлением российской внешней политики, которое особо выделяется динамизмом, сложностью и остротой решаемых проблем, имеющих геостратегическое измерение. Большое геоэкономическое значение зоны Закавказья для России определяется многими факторами. В регионе находятся перспективные крупные залежи углеводородного сырья в прилегающей зоне Каспия, а также расположен ряд крупных промышленных предприятий и энергетических объектов, которые нуждаются в инвестициях и налаживании взаимовыгодных кооперационных связей. Возрастает стратегическое значение закавказских стран как транзитного региона, через территории которых проложены и продолжают прокладываться транспортные маршруты, газопроводы и нефтепроводы, связывающие Европу и Азию. Закавказские государства также заинтересованы в тесном взаимодействии с Россией. Их связывает с северным соседом не только общая история, культурные и человеческие отношения, но и значительная экономическая взаимозависимость. С одной стороны, поставки из России энергоносителей, металлов, лесоматериалов, продукции машиностроения и химии, продовольствия обеспечивают нормальное функционирование экономики Закавказских республик. С другой стороны, Россия является привлекательным емким рынком сбыта для традиционной закавказской агропромышленной продукции: чая, табака, овощей, цитрусовых, хлопка, винодельческой продукции, а также промышленных изделий и сырья. Кроме того, следует иметь в виду, что во многом благодаря трудовой миграции в Россию удалось * Ултанбаев Р.Р. – к.э.н., ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. 253 погасить напряженность на рынке труда в Закавказье в связи с конфликтами, экономическим кризисом и безработицей, сохранить социальную стабильность. В результате трудовой миграции, в основном в Россию, республики Южного Кавказа лишились значительной части (в среднем 20–25%) граждан титульной национальности1. По имеющимся оценкам только легальный размер вывозимой заработанной валюты из России закавказскими диаспорами достигает примерно 5–7 млрд долл. в год. Именно эти валютные трансферты наполняют многие семейные бюджеты населения Закавказья, не допуская падения жизненного уровня ниже опасной черты, переход которой может привести к политической дестабилизации2. Состояние и проблемы экономического сотрудничества России с государствами Закавказья Несмотря на наличие благоприятных предпосылок, отношения России с Закавказскими государствами складывались сложно и противоречиво. Реализация российских интересов осуществлялась в условиях острых этнополитических конфликтов, осложняющих становление новых независимых государств. Несмотря на эти сложности, Россия по-прежнему остается основным торговым партнером Закавказских государств. В 2006 г. товарооборот с Россией в общем объеме торговли Азербайджана составил 14,0%, Армении – 15,5%, Грузии – 13,7%. Хотя экономика Закавказских республик все еще тесно связана с российской экономикой, степень их взаимозависимости уже значительно меньше, чем это было в начале 1990-х годов. Сокращение объемов взаимной торговли ведет к уменьшению экономического присутствия России в Закавказском регионе. Эта тенденция особенно тревожна в настоящее время, когда в регионе идет интенсивный процесс формирования новых экономических структур и рынков. В результате освобождающиеся производственные и торговые ниши переходят под контроль фирм дальнего зарубежья, поэтому сегодня России необходимо проявить большую активность в освоении закавказских рынков, ибо они становятся все более труднодоступными. В этом контексте важной основой экономического взаимодействия России со странами Южного Кавказа являются производственные и инвестиционные связи промышленных объединений и компаний. Однако такие связи не получили должного развития. Инвестиционная активность российского капитала в Закавказье проявляется в меньших масштабах, чем в других странах. Основной сферой вложения российских инвестиций в Закавказье является топливно-энергетический комплекс. Концерн ЛУКОЙЛ ведет раз- 1 Россия и Закавказье: реалии независимости и новое партнерство. М.: Финстатинформ, 2000. С. 124. 254 ведку и освоение месторождений нефти на азербайджанском шельфе Каспия. Компания «Газпром» является основным поставщиком природного газа в Закавказские страны. РАО «ЕЭС России» поставляет не только электроэнергию, но осуществляет генерацию и эксплуатацию энергосетей государств Закавказья. Развитию производственного взаимодействия мешают неурегулированность конфликтов, транспортные, торговые и правовые барьеры. К этим трудностям следует также отнести разрыв и переориентацию многих хозяйственных связей, возросшую конкуренцию со стороны западных фирм, слабые инвестиционные возможности российских компаний. В настоящее время в Азербайджане действует около 300 компаний с участием российского капитала. Однако по объему вложенных инвестиций в азербайджанскую экономику в январе–июне 2007 г. Россия (1,1 млн долларов) занимала восьмое место после Великобритании – 676,9 млн долларов, США – 322,9, Японии – 187,6, Норвегии – 117,5, Турции – 92,6, Саудовской Аравии – 38,3, Ирана – 14,1 млн долларов. Азербайджанский лидер И. Алиев, выражая намерение обеспечить преемственность курса своего отца, выступает за сохранение и укрепление связей с Россией. Стремление Баку к модернизации своей промышленности будет означать возрастание значимости взаимодействия с Россией, причем не только в добыче и транспортировке азербайджанской нефти. Актуальными становятся кооперация в машиностроении, продвижение информационных и коммуникационных технологий, сотрудничество в банковской сфере, в морском торговом судоходстве, участие российских компаний в строительстве железнодорожного транспортного коридора «Север – Юг», расширение сельскохозяйственного экспорта в Россию. По объемам инвестиций в экономику Армении Россия продолжает занимать одно из ведущих мест. Только за первый квартал 2007 г. Россия инвестировала в армянскую экономику 32,6 млн долларов, что в 3,5 раза больше по сравнению с аналогичным периодом 2006 г. На сегодня в Армении зарегистрировано 789 совместных предприятий с участием российского капитала, из них около 300 компаний активно работают. Российские инвестиции в Армению направлялись преимущественно в топливно-энергетический комплекс, цветную металлургию, химическую, пищевкусовую, кондитерскую промышленности и банковский сектор. Руководство Армении в реализации политического курса проявляет многовекторность, прагматизм и гибкость, сочетая интеграционные процессы в рамках СНГ с сотрудничеством с западными структурами. В отношениях с НАТО Армения проявляет взве2 Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: возможности и вызовы для России. М.: Логос. 255 шенность и стремится строить их с учетом задач военно-политического партнерства с Россией. Наиболее серьезно развивается сотрудничество в топливно-энергетическом комплексе и в военно-технической отрасли, что отвечает интересам двух стран. Низкий уровень инвестиционного взаимодействия России с Грузией во многом обусловлен политико-экономическим и финансовым положением последней, которая по многим показателям рассматривается как зона высокого риска для крупных капиталовложений. Поэтому российский капитал до последнего времени не проявлял особой активности и в отношении приватизируемых в Грузии промышленных объектов, накопленные долги и состояние основных фондов многих из которых требуют значительных капитальных вложений. Российский бизнес в целом уступает по своим масштабам инвесторам из дальнего зарубежья. Так, на долю российских инвесторов в Грузии приходится порядка 1,5–2% общего объема капиталовложений при инвестициях третьих государств на уровне почти 34%. В Грузии действует более 200 совместных предприятий с участием российского капитала. Большинство из них ориентированы на оптовую и розничную торговлю, строительство, пищевую промышленность, распределение электроэнергии и горюче-смазочных материалов. В отношениях между Россией и Грузией накопилось немало проблем. Среди них визовый режим, статус грузинских автономий, урегулирование ряда ограничительных мер, введенных Россией в отношении Грузии. В 2004 г. российские инвесторы получили от нового руководства Грузии предложения по вложению инвестиций в энергетику, сельское хозяйство, пищевую и перерабатывающую промышленность, туризм, развитие инфраструктуры дорог общей стоимостью в несколько милрд. долл. 3 Однако из-за обострения отношений между Россией и Грузией эти инициативы не получили должного развития. Дальнейшее развитие российскогрузинского экономического сотрудничества в значительной мере зависит от урегулирования абхазского и южноосетинского конфликтов, создания климата доверия и добрососедства. На рубеже XXI в. условия сотрудничества России с республиками Южного Кавказа значительно изменились. Обозначившаяся в этих странах позитивная экономическая динамика свидетельствует о завершении в основном начального этапа рыночных реформ и переходе к восстановлению экономики. 2003. С. 18. 256 Таблица 1 Макроэкономические показатели стран Закавказья (в % к предыдущему году) 2000 г. Азербайджан Армения Грузия Азербайджан Армения Грузия Азербайджан Армения Грузия 2004 г. 2005 г. Валовой внутренний продукт 111,1 110,2 126,4 105,9 110,1 114,0 101,8 108,4 109,6 Объем продукции промышленности 107 106 134 106 102 108 111 103 116 Объем инвестиций в основной капитал 103 136 117 127 117 133 97 122 - 2006 г. 2006 г. к 2000 г. 134,5 113,4 108,6 253 202 - 137 99,1 223 152 115 137 699 453 Источник: СНГ в 2006 году. Статсправочник. М., 2007. С.32, 49. Сравнительно высокие темпы роста ВВП и других макроэкономических показателей в последние годы в основном объясняются низкой базой сравнения и пока еще недостаточны, чтобы полностью компенсировать резкий экономический спад в начале 90-х годов. Только Азербайджану и Армении удалось в 2006 г. превысить объем ВВП почти в 1,5 раза от уровня 1991 г., тогда как этот показатель для Грузии был ниже на 28%4. Однако для восстановления объема выпуска продукции промышленности на уровне начала 90-х годов потребуются значительные ресурсы. Улучшение макроэкономической ситуации в последние годы повлияло на рост внешнеторгового оборота стран Закавказья. Внешняя торговля России с Азербайджаном возросла в 2006 г. по сравнению с 2000 г. более чем в 6 раз. Однако такой рост был обеспечен за счет резкого увеличения более чем в 10 раз поставок товаров в Азербайджан, в то время как экспорт в Россию возрос всего в 1,9 раза. В результате отрицательное сальдо торговли Азербайджана увеличилось до 1115,3 млн долларов. Такой рост экспортно-импортных поставок привел к тому, что доля торговли с Россией во внешнеторговом обороте Азербайджана возросла за последние шесть лет с 9,3% до 12,4%. Однако из-за отказа Азербайджана от закупок российского газа в связи с повышением цены рост двустороннего товарооборота замедлился. В 3 4 Свободная Грузия. 2004. 29 мая. Статистика СНГ. Статбюллетень, № 2. М., 2007. С. 16. 257 январе– ентябре 2007 г. объем торговли сократился на 1,1%, российский экспорт снизился на 5,7%, а импорт возрос на 39,5%5. На развитие торговли Армении с Россией серьезное негативное влияние оказывает транспортный фактор, что делает в ряде случаев традиционные связи экономически нецелесообразными. Вследствие карабахского конфликта Армения лишилась железнодорожного сообщения с Турцией и Азербайджаном. В настоящее время почти 90% внешнего грузооборота Армении осуществляется по железной дороге Грузии и через ее Черноморские порты Поти и Батуми. Высокие транспортные издержки делают многие армянские товары неконкурентоспособными на внешних рынках. Несмотря на эти трудности, внешняя торговля России с Арменией выросла в 2006 г. по сравнению с 2000 г. в 6,9 раза. Однако такой рост оборота торговли был обеспечен за счет опережающих более чем в 6 раз темпов роста поставок товаров в Армению по сравнению с экспортом в Россию. В результате в 2006 г. отрицательное сальдо торговли Армении достигло 289 млн долларов. Благодаря таким темпам роста взаимной торговли доля товарооборота с Россией во внешнеторговом обороте Армении выросла с 6,0% до 15,5%. Развитие торговли Грузии с Россией серьезно осложняет отсутствие прямого транспортного сообщения в связи с неурегулированными конфликтами в Абхазии и Южной Осетии. Единственная железная, а также автомобильная дороги, связывающие Россию и Грузию, проходящие через Абхазию, не работают. Товары перевозятся с помощью паромной переправы Батуми – Поти – Новороссийск или по железной дороге через Азербайджан, что увеличивает транспортные расходы и в конечном счете ведет к удорожа- нию стоимости экспортируемых товаров. Товарооборот между Россией и Грузией в 2006 г. по сравнению с 2000 г. вырос в 5,4 раза. За этот период российский экспорт увеличился в 13,5 раза, а импорт из Грузии сократился на 11%. В результате превышения темпов роста российского экспорта над импортом отрицательное сальдо торговли Грузии достигло в 2006 г. 501,5 млн долларов. При этом доля России в товарообороте Грузии возросла за указанный период с 12,1% до 13,7%. Однако в 2007 г. из-за введенных ограничений оборот взаимной торговли только в январе–сентябре сократился на 2,7%, российский экспорт – на 1%, а импорт – на 15,5%6. Несмотря на рост в последние годы внешней торговли стран Южного Кавказа, их доля в общем объеме товарооборота России в 2006 г. оставалась весьма скромной – всего 0,6%, а в обмене со странами СНГ – 4,3%. В общем объеме торговли России с Закавказскими странами в 2006 г. на долю Азербайджана приходилось 59,0%, Армении –17,9% и 5 БИКИ. № 3. 2007. С. 3. 258 Грузии – 23,1%. Хотя доля России в общем объеме внешней торговли стран Закавказья возросла с 9,8% в 2000 г. до 14,2% в 2006 г., ее место на рынке Закавказья остается незначительным и не соответствует потенциальным российским возможностям (см. Приложения 1, 2). Возможные сценарии развития экономического сотрудничества России со странами Закавказья7 Рассматривая долговременные перспективы взаимодействия России с Закавказьем, мы исходим из того, что на рубеже двух столетий геополитическая ситуация на постсоветском пространстве в целом и в особенности в этом регионе кардинально изменилась. Новые независимые государства Закавказья стали ареной мирового стратегического соперничества основных международных экономических центров и геополитических блоков, заинтересованных в осуществлении контроля над сырьевыми и энергетическими ресурсами, транспортными коммуникациями, связывающими Европу и Азию. Сегодня в борьбе за сферы влияния в этом регионе, который называют «солнечным сплетением Евразии», активно участвуют различные игроки, намерения которых отнюдь не совпадают с исторически сложившимися геополитическими интересами России. Политика западных государств в Закавказье направлена на вытеснение России из этого важного региона на северо-восток Евразии, стремление сделать неконкурентоспособными российские магистральные газо- и нефтепроводы, проложив в обход России собственные транспортные пути для доставки энергоресурсов из Казахстана, Азербайджана, Туркмении, Узбекистана в Европу и Америку. Особенно наглядно это проявляется в борьбе за доступ к добыче каспийской нефти и контроле за маршрутами ее транспортировки. Положение усложняется тем, что руководители Закавказских государств, хотя и в разной степени, особенно Азербайджана и Грузии, стратегически ориентированы на США, НАТО и Евросоюз, надеясь с помощью западных стран решить свои проблемы обеспечения безопасности и получения экономической помощи. БИКИ. № 3. 2007. С. 3. В разработке сценариев и прогнозных оценок использованы данные, содержащиеся в докладе Минэкономразвития России Сценарные условия социально-экономического развития и основные показатели сводного финансового баланса Российской Федерации на 2008 год и на период до 2010 года; в монографиях Актуальные проблемы внешнеэкономической стратегии России. М.: Наука, 2003; Внешнеэкономические проблемы перехода России на инновационный путь развития. М.: Наука, 2003; в статье Барковского А.Н. и Алабяна С.С. Вариантные сценарии развития внешнеторгового оборота Российской Федерации до 2025 г. // Проблемы прогнозирования. 2004. № 5. 6 7 259 Все эти обстоятельства заметно меняют ситуацию в Закавказском регионе, ведут к снижению влияния России в политической, экономической и военной сферах при одновременном усилении присутствия здесь США, стран НАТО, ЕС и Турции. Долгосрочное воздействие этих факторов на эволюцию обстановки в странах Южного Кавказа требуют от России серьезного переосмысления своей стратегии в отношении закавказского сегмента постсоветского пространства. «Уход» России из этого региона чреват для нее серьезными осложнениями в будущем. Основная проблема в том, что Россия пока не выработала адекватных мер по защите своих интересов в отношении европейской политики соседства, в которую с 2004 г. включены страны Закавказья. Евросоюз воздействует на эти страны с помощью специальных механизмов политики соседства, таких как концепция «Объединенная Европа: новые соседи», «Планы совместных действий», включающие конкретные мероприятия до 2013 г. по оказанию содействия странам Закавказья; «Программы партнерства во имя мира», программы трансграничного сотрудничества, меморандумы о взаимопонимании по вопросам сотрудничества в энергетической сфере, крупные инфраструктурные проекты, зачастую альтернативные аналогичным российским. Все эти меры поддерживаются финансированием из бюджета ЕС, по линии ЕБРР и ЕИБ, создается в этих целях новый Инвестиционный фонд соседства. ЕС и НАТО с помощью этих инструментов «добрососедства» стремятся адаптировать страны Южного Кавказа к западным политическим и экономическим системам, сблизить законодательство и подготовить их в перспективе к экономической интеграции и углублению политических взаимоотношений8. Сегодня в контексте процессов глобализации необходимо проанализировать ее различные аспекты, чтобы лучше понять имеющиеся вызовы и угрозы для России. Речь идет о выработке политики России на закавказском направлении, которая, являясь составной частью внешней политики, учитывала бы европейскую политику соседства и процессы атлантизации региона Закавказья. Можно согласиться с тем, что «российской стороне нужна собственная политика соседства», адресованная Закавказским странам, сделавшим европейский выбор9. В рамках указанной политики необходимо, чтобы в основу внешнеэкономической составляющей был бы положен принцип рассмотрения Закавказья как об- См. подробнее: Россия – Евросоюз-страны СНГ: экономические и политические отношения на пространстве общего соседства: Доклад рабочей группы под руководством С.П. Глинкиной. М.: ИЭ РАН и НИС, 2007. С. 164. 9 Россия – Евросоюз – страны СНГ: экономические и политические отношения на пространстве общего соседства. М.: Институт экономики РАН и НИС, 2007. С. 164. 8 260 щей с Северным Кавказом и Югом России геоэкономической зоны10. Важным элементом этой стратегии должен быть учет многовекторной политики стран Закавказья. Это означает включение в российскую стратегию возможных проектов многостороннего сотрудничества в трехстороннем формате Россия – ЕС – страны Закавказья. Это может касаться различных областей общей заинтересованности, в особенности энергетики, транспорта, трансконтинентальной инфраструктуры. Такой подход, с одной стороны, позволит сконцентрировать усилия на решении крупных трансграничных проектов, имеющих общий характер и ключевое значение для закавказских стран и все более возрастающее – для России. К ним, например, относятся международные проекты добычи и транспортировки энергоресурсов шельфа Каспия, создания объединенных энергосистем Большого Кавказа, строительства евроазиатских транспортных коридоров «Север – Юг» и TRACEКA, формирования системы ГЛОНАСС, развития рекреационной зоны и туризма и т.п. С другой стороны, это будет способствовать повышению эффективности двустороннего взаимодействия России с каждой страной Закавказья, применению, в опоре на других членов региона, к решению отдельных проблем дифференцированного подхода, отражающего специфику политических и экономических взаимоотношений. Благодаря координации разрозненных усилий российских компаний и банков в рамках двусторонних связей представляется возможность выйти на эффективное решение общих проблем развития экономики Закавказских стран, в реализации которых заинтересована российская сторона. Таким образом, долгосрочная стратегия России в отношениях с закавказскими государствами может исходить из рассмотрения их как единого целостного региона, связанного тесным сотрудничеством с российским Северным Кавказом и Югом России в целом с учетом фактора соседства. В перспективе это облегчит выход на устойчивое стратегическое партнерство в формировании единого экономического пространства на Кавказе, обеспечение стабильности в этом регионе. В среднесрочной перспективе перед Закавказскими государствами по мере выхода из кризиса в повестку дня встанет вопрос об их новом месте в мировой экономике и в На необходимость системного, комплексного подхода к разработке сценариев развития Юга России обращают внимание авторы Атласа социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России, подготовленного Южным научным центром РАН под руководством академика Г.Г. Матишова (2006, Ростов-на-Дону). В девятом разделе «Атласа…Геополитические проблемы Юга России» авторы анализируют внешние угрозы, влияние событий в Украине, Южном Кавказе, Казахстане, турецкого, иранского фактора, атлантизации Азовско-Черноморского и Каспийского бассейнов. Вхождение Украины и Грузии в состав НАТО может создать условия для блокады торгового и военного флотов России. Делается 10 261 международном разделении труда. Экономический прогресс в этих республиках тесно связывается с перспективами интеграции в мировое хозяйство. По оценке МВФ, страны Закавказья относятся к регионам мира с высокими темпами экономического роста. В последние три года он измерялся двузначными числами и в 2007 г., как ожидается, в среднем достигнет 13%. При этом рост ВВП в 2008 г. останется двузначным числом. Однако в этих странах под давлением спроса растет импорт, что ведет к дефициту счета текущих операций, который превысил, особенно в Армении и Грузии, 10% ВВП. Соблюдение бюджетной дисциплины в целях ослабления давления спроса, сокращения государственного долга, повышения уровня доходов населения позволит региону продолжить успешное экономическое развитие11. Необходимо отметить, что Закавказский регион с населением 17 млн человек по мировым меркам считается сравнительно небольшим рынком. Емкость внешнеторгового рынка Закавказья в 2006 г. достигла 19,5 млрд долларов, а доля России в нем составила всего 14,2%. Даже если не учитывать политические риски из-за неурегулированности этноконфликтов, то масштабы данного рынка малопривлекательны для крупных западных инвестиций. В этой связи более предпочтительными являются инвестиции в экономику Закавказских государств со стороны соседей: России, других стран СНГ, а также Турции и Ирана. Западных инвесторов в основном интересует добыча и транспортировка каспийских нефти и газа и строительство инфраструктуры транзитного транспортного коридора, связывающего Европу и Азию. Именно эти направления становятся приоритетными в связях экономики стран Закавказья с мировым рынком. Трудности вхождения в международное разделение труда в силу отсталости и неконкурентоспособности экономик Закавказских стран приводит к осознанию необходимости региональной интеграции и к тесному сотрудничеству с Россией и другими странами СНГ. В этой связи возникает закономерный вопрос: каково реальное будущее геоэкономической зоны Закавказья и какие сценарии развития внешнеэкономических связей России с южнокавказскими партнерами просматриваются сегодня с учетом российских экономических, политических интересов, а также вопросов безопасности? вывод, что изменение маршрутов транспортировки каспийской нефти, минуя территорию России, имеет скорее политическое, чем экономическое значение. 11 Перспективы развития экономики в регионе Ближнего Востока и Центральной Азии. Доклад МВФ, 2007 г. 262 Можно было бы, к примеру, рассмотреть два сценария развития в среднесрочной перспективе российско-закавказского экономического сотрудничества12. Первый сценарий предполагает сохранение инерционной динамики развития внешнеэкономических связей России с Южнокавказскими странами и не предусматривает значительных изменений условий и факторов сотрудничества, реализацию крупных проектов кооперации. По данному сценарию предполагается, что взаимоотношения России с южнокавказскими партнерами не претерпят существенных изменений, но могут «охлаждаться» из-за политики правящих элит, которые связывают перспективы развития и будущее своих государств с Западом. Жить не меняя, не предлагая партнерам привлекательных проектов, держать ситуацию и конфликты в «замороженном» состоянии – в перспективе для России такая «пассивная» политика ничего хорошего не сулит. В то время как западные структуры в лице США, ЕС, НАТО постоянно будут укреплять свое региональное влияние и расширять экономические позиции в Закавказье. Положение может осложниться реанимацией политико-экономического объединения ГУАМ, который направлен на реализацию альтернативных российским трубопроводных и транспортных проектов, имеющих своей целью связать Европу и Азию через Кавказ, минуя Россию. При таком подходе усиливается «дрейф» стран Южного Кавказа в сторону западных структур, темпы роста объема внешней торговли с Россией под воздействием неблагоприятных внешнеполитических и внешнеэкономических условий могут замедлиться, в структуре взаимных поставок товаров сдерживаются позитивные сдвиги, в том числе изза ограниченных масштабов двусторонней специализации и кооперации производства, возрастающей конкуренции западных фирм. Второй сценарий ориентирует на кооперационный путь интенсификации хозяйственного взаимодействия на основе прагматичного и взаимовыгодного сотрудничества России с закавказскими партнерами. Он основан на активной внешнеполитической и экономической стратегии России, отказе от прежних схем и подходов. Российские инициативы должны быть конкурентны, привлекательны для закавказских партнеров, создавать благоприятные инвестиционные и торговые режимы сотрудничества в интересах углубления хозяйственного взаимодействия. Российские приоритеты состоят в том, чтобы обеспечить стабильность, погасить и разблокировать конфликты, преодолеть их последствия, Авторы Атласа социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России (2006, Ростов-на-Дону) в разделе Сценарии развития Юга России (проект концепции) строят свои прогнозы, сопоставляя достоинства и недостатки каждого из возможных сценариев: силового, инерционного, бессистемного (реализующего лишь отдельные целевые программы) и, наконец, предпочтительного, в качестве которого предлагается национальный проект развития Юга России. 12 263 содействовать становлению дружественных, демократических и экономически благополучных соседей. Россия заинтересована в закавказском рынке для сбыта своей продукции, а также в развитии экономического и научно-технического сотрудничества, в бесперебойном использовании транспортного коридора «Север – Юг» для расширения торгово-экономических связей с Ираном, Индией, государствами Ближнего и Среднего Востока. Сегодня можно говорить о данном сценарии лишь гипотетически, оценивая в экспертном плане отдельные его компоненты. В целях укрепления экономических позиций России в Закавказье необходимо полнее использовать возросший потенциал российского бизнеса и привлекать к этой деятельности Торгово-промышленную палату, союзы и объединения промышленников и предпринимателей. В интересах координации усилий представителей российских деловых кругов целесообразно создать своего рода Деловой совет по Кавказу с участием предпринимателей из стран Закавказья. В его рамках можно было бы не только обсуждать вопросы создания общего кавказского рынка и условий инвестирования, но и вырабатывать варианты объединения усилий и ресурсов для участия в странах Закавказья в проектах кооперации по развитию сырьевой базы и производственных мощностей, приватизации промышленных объектов. Для поддержки наиболее значимых проектов развития сотрудничества и кооперации в производстве конкурентоспособной продукции, строительства энергетических и промышленных объектов, трансграничных транспортных коммуникаций, морских портов, развития курортных зон целесообразно сформировать из государственных и частных финансовых средств России, стран Закавказья, сопредельных государств специальный Инвестиционный фонд. В интересах активизации контактов с закавказскими партнерами необходимо инициировать создание ассоциаций делового сотрудничества, регулярное проведение региональных экономических форумов и конференций в рамках всего Кавказского региона. 264 Приложение 1 Внешняя торговля Российской Федерации с Закавказскими государствами (млн долл.) год 1995 2000 2002 2003 2004 2005 2006 , % к 2006 1995 2000 16 раз 242,3 10 раз 192,0 8,5 раза 602,9 Страна Азербайджан Экспорт Импорт Сальдо Оборот Оборот в % к предыдущему году Армения Экспорт Импорт Сальдо Оборот Оборот в % к предыдущему году Грузия Экспорт Импорт Сальдо Оборот Оборот в % к предыдущему году 85,6 107,0 -11,4 192,6 60,9 136,0 135,0 1,0 271,0 126,2 277,0 86,8 190,2 363,8 169,9 409,6 93,0 316,6 502,6 138,1 621,1 139,4 481,8 760,5 151,3 857,8 206,4 651,4 1064,2 139,9 1374,6 259,3 1115,3 1633,9 153,5 127,2 75,1 52,1 202,3 97,4 27,6 43,9 -16,3 71,5 86,5 94,5 56,3 38,2 150,8 118,4 126,2 77,1 49,1 203,3 134,5 134,7 73,7 61,0 208,4 102,5 191,2 101,3 90,0 292,5 140,3 392,3 103,2 289,0 495,6 169,4 308,4 137,4 14 раз 235,0 245,0 693,1 48,8 57,9 -9,1 106,7 92,0 42,3 76,6 -34,3 118,9 110,3 91,4 68,9 22,5 160,3 113,2 152,5 84,2 68,3 236,7 147,7 229,6 107,3 122,3 336,9 142,1 353,1 157,7 195,4 510,8 150,2 569,9 68,4 501,5 638,3 125,0 11,7 раза 118,1 13,5 раза 89 536,8 598,2 265 Приложение 2 Сравнительные показатели внешней торговли Российской Федерации со странами Закавказья год 1995 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 Удельный вес торговли с Россией во внешнеторговом обороте (в %): Азербайджан 14,8 9,3 5,7 9,49 9,6 10,6 12,4 14,0 Армения Грузия 21,4 19,5 6,0 12,1 10,4 14,8 10,1 14,9 10,4 15,8 10,1 13,5 10,5 15,2 15,5 13,7 Внешнеторговый оборот России с Закавказскими странами (млн долл): оборот в % к предыдущему году 501,6 461,2 482,4 674,9 942,6 1302,0 1867,5 2767,8 155,1 113,4 104,6 139,9 139,7 138,1 143,4 148,2 38,4 58,8 44,4 53,9 53,3 58,1 57,0 59,0 40,3 21,3 15,5 25,7 26,3 29,4 22,3 23,8 21,6 25,1 16,0 25,9 15,7 27,3 17,9 23,1 0,4 0,34 0,34 0,44 0,49 0,50 0,54 0,63 1,8 1,8 1,9 2,6 2,8 2,8 3,6 4,3 Страна Удельный вес в общем объеме торговли России с Закавказскими странами (в %): Азербайджан Армения Грузия Удельный вес торговли со странами Закавказья в общем обороте России (%) в т.ч. страны СНГ 266 David Dusseault* (США) A Grand Strategy or Contingency: Russia's Energy Relations in the Eurasian Context Abstract In light of the politicisation of Russia's energy relations with neighbouring states including those in the CIS and EU, analysts and academics alike have been at a loss to substantively explain the souring nature of relations with Russia. In the absence of other viable hypotheses, previously discredited cold war vintage geopolitical models have been recycled and applied to the contemporary energy issue. Strictly defined yet poorly conceptualised strategic interests are once again identified as comprising the critical factors behind the Russian state's reinvigorated pursuit of its preferences in the international arena. A major issue identified as proof of the reincarnated geo-political discourse's validity is the increased level of bilateralism in energy relations with neighbouring states as well as international energy firms. Illustrative of this trend are the construction of the Nordstream Pipeline, recent monetarisation of energy relations between Russia, Belarus and Ukraine, TNK-BP's sale of the controlling stock package of the Kovytka gas field to Gazprom, the sale of the Shell's Sakhalin project to Rosneft and the construction of the Caspian shore gas pipeline uniting gas supplies from Kazakhstan, and Turkmenistan through the Russian transit network to CIS and European markets. According to the geopolitical school, energy in these cases is not an economic commodity. Energy is political mechanism, which allows producers to accrue gains in strategic interest competition between states. In this analysis, Russia is striving towards energy superpower status to the detriment of the energy security of the world's consuming states as well as to the established global political and economic order. However, while admitting that Russia's energy giants and the Russian state (whose interests are presented as one in the same) face daunting geographic, institutional and financial obstacles to fulfil the superpower strategy, members of the geopolitical school fail to rectify the gap between the posited energy superpower strategy and the lack of institutional and financial capacities to fulfil such a grand plan in the short to medium term. Another glaring omission of the geo-political paradigm is the role that consumer states' responses or perceptions of Russian strategy play in contributing to the counter productive and simplistic nature of the current energy security discourse. By examining several of the cases mentioned above, this paper seeks to take the energy issue out of the restrictions of the energy security discourse and subject it to a more nuanced treatment in Давид Дюсо – координатор проекта "Евразийская энергетическая группа", Институт Алексантери Хельсинкского Университета. * 267 which actor agency on the part of diversified Russian and international interests are examined in conjunction with existing physical, financial, informational and institutional conditions. In this respect it is expected that bi-lateralism in the energy sector is not the result of a geo-political grand strategy on the part of the Russian state, but the product of actors' contingency based upon their specific preferences as well as the conditions under which energy strategy formation takes place at any specific time. Introduction: A word about theory and approach This paper is in part a response to the need to address the perceived theoretical, methodological and interpretive weaknesses in contemporary scientific literature concerning the nature of energy policy formation in Eurasia. The main focus of the research is the Russian Federation by natural default. Current conditions in the globe's hydrocarbon resource base along with market forces have shifted global energy majors' as well as states' focus towards Russia as a potential well-spring of oil and gas, providing the lure of boundless opportunities to maximise economic profit and secure supplies of crucial commodities necessary to the maintenance of firms' economic solvency and states' political legitimacy. However, as much as the image of Russian oil and gas provides potential investors and public servants with images of uninterrupted supplies of strategic natural resources, profit, and with it domestic political stability, Russia's predicted ascendancy to the status of energy superpower has ushered in a period of trepidation on the part of consumer states and international energy companies alike. Despite all the natural wealth and economic potential the country possesses, Russia, under the Putin regime, is short of a seemingly indisputably important, internationally recognized commodity: credibility. In terms of the social science perspective, the gap between natural resource based potential and state capability to organise disparate societal interests to achieve an adopted strategy provides an immense field for seeking out explanations to just how and why this gap exists.1 Although full of possibilities for social scientists to conduct meaningful enquiries, the energy field is fraught with just as many constraints on the research, which however daunting, fortunately should be familiar to all those that have previously struggled to design a research programme in other fields of the social sciences.2 1 This literature focuses on the existence and nature of the resource curse. See for instance Cooper ,J. (2006): "Can Russia Compete in a Global Economy" in Eurasia geography and Economics Vol. 47, No. 4, pp. 407-425; Aslund, A. (2005): "Russian Resources: Curse or Rents?" in Eurasia geography and Economics Vol. 46, No. 8, pp. 610-617; & Ahrend, R. (2005): "Can Russia Break the Resource Curse" in Eurasia geography and Economics Vol. 46, No. 8, pp. 584-609. 2 The four areas which comprise a research programme include the research question, the theory, data and the utilization of the data. King, G. Robert O. Keohane, & Sidney Verba (1994): Designing Social Inquiry: Scientific Inference in Qualitative Research Princeton University Press pp 12-13. Out of the four components, data collection 268 What makes the energy question particular may not be comprised solely of the challenges it presents contemporary society or social scientists in terms of issue scope. Instead we, researchers ourselves, may be handcuffing our own attempts to explain energy policy through the scientific inadequacy of present day models applied to the energy phenomena. In order to release the energy issue from the existing directionless debate, this paper then bases its arguments on several fundamental principles of social scientific inquiry.3 All research in the fields of social science starts with questions, not answers. If we as social scientists were as sure about other aspects of society as we seems to be concerning Russia's role in Eurasian energy policy, there would hardly be any need for our intellectual production beyond affirming indisputable, universally accepted truths. Second, if we assume that there is a need and an added value to be derived from questioning our current understanding of the nature of energy policy formation in Eurasia, then the goals of this intellectual exercise should not be only confirming currently held, popular assumptions, but instead should serve to challenge conformity by aiming for possible answers based on derived scientific inference4. Deriving inference from our research, although exposing the limitations of explanatory power of social scientific enquiry, simultaneously allows us to identify further holes in our knowledge and continue the pursuit of a more precise conceptualisation of our social reality. Third, in addition to conducting all research associated activities in a transparent and public manner, our work needs to be carried out according to accepted rules of the scientific game. The method by which we do research distinguishes social scientific enquiry from other forms of less robustly structured intellectual pursuits. In part, the application of method assures that the conclusions we obtain are not only accurate in relation to the model and data collected, but with the addition of newly gained data and improved methodology, obtained conclusions can be further questioned and our collective understanding of the object of research honed. seems to be the most problematic due to the strategic nature of the resources themselves, the opaqueness of associated strategy formation and the insider nature of the sector's decision-making processes. However, this article will deal more so with the nature of the research question. It is suggested that by choosing a narrow research question such as "Is Russia an energy superpower?" researchers involved in the current debate limit their focus to a restricted trench of the energy sector dealing with the concept of security of supply and demand. The limited nature of the research programme ignores crucial physical, financial, informational and institutional factors. The limited scope of the research under-determines the quality and quantity of the descriptive and causal inference gleaned from the research. 3 King, G. Robert O. Keohane, & Sidney Verba (1994): Designing Social Inquiry: Scientific Inference in Qualitative Research Princeton University Press pp 7-9. 4 King, Keohane and Verba see the distinction between scientific research and the collection and analysis of facts being formed by the production and use of descriptive and causal inference. According to the authors descriptive inference allows social scientists to use "observations from the world to learn about other unobserved facts" while causal inference allows for, "learning about causal effects from the data observed." The key role of both forms of inference in social science research is its ability that enables the researcher to go beyond the observation and statement of plain facts and formulate a more general understanding of how factual observations fit into a generalisable social dynamic. See King, G. Robert O. Keohane, & Sidney Verba (1994): Designing Social Inquiry: Scientific Inference in Qualitative Research Princeton University Press p. 8 269 Following on from my colleagues' related work on this exact issue5 I would characterise the current treatment of the energy issue and Russia's increasingly central role in the Eurasian energy sector in many cases as substantively incomplete, lacking sufficient data on specific actors and their associated interests. Under such conditions, the remedy does not need to be explained here, simply to say that more field work is needed to fill in the gaps in the data.6 However, in the worst case, treatments are methodologically insolvent. In some instances, inappropriate independent variables are over specified. In others, assumptions are used to fill in substantive data gaps contributing to overt speculation or deterministic conclusions. In the case of significant amounts of data, appropriately developed cognitive constructs or sound methodology to treat the data and explain the phenomena with the required degree of scientific objectivity and professionalism are underdeveloped or are simply absent. The solution to the current crisis in Russian energy sector research cannot be forthcoming in this paper. Instead my intention is to argue for a more accurate assessment of the nature of Russia's role in the Eurasian energy sector. To do so, I intend to present some of the existing pertinent questions and data surrounding Russia's energy sector and subject the material to more rigorous tests in order to assess the degree of validity of each question's conclusions and to proffer alternative hypotheses where necessary and identify directions for subsequent research into the issues in question. Starting off on the wrong foot? In the first lines of a recent article by William Zimmerman7 the basic syndrome facing researchers of the contemporary Russian state is laid plain. As area specialists, we are forced to deal with the spectre of Russian exceptionalism. Following on from Zimmerman, the particular difficulty posed by Russia as an outlier means that researchers and analysts are forced either into arguing for or against Russia's degree of normality within a particular set of observations. Arguing for exceptionalism calls into question whether it is actually possible to divine scientific inference from the Russian case and apply these lessons to other data sets. On the other hand, if exceptionalism is rejected, the individual researcher is perceived as an apologist, blind to Russia's particular political, social and economic foibles. Even more disturbing is the apologists' perceived inability to comprehend the threats that the Russian state posses to its neighbours and the stability of the international order. 5 Aalto, P. David Dusseault, Michael Kennedy & Markku Kivinen (2007): Is Russia Becoming an Energy Superpower? The Social Structuration of Russia's Energy Sector Paper presented at the ICCEES Regional Conference Berlin, 2-5 2007. 6 For instance, Michael Bradshaw suggests that more research is needed into the internal workings of Russian energy firms and ministries along with their decision-making processes in order to better comprehend the observable effects of Russian energy policy. See Bradshaw, M. (2006): "Observations of the Geographical Dimension of Russia's Resource Abundance" in Eurasian geography and Economics Vol. 47, No. 6, pp. 724-746. 270 The reason I mention this discrepancy brought up by Zimmerman is simple. The straightforward dichotomy in terms of Russia's role in the world and the nature of the Russian state's strategies as understood by researchers is pervasive in the present treatment of Russia's increasing role in the world's energy sector. Already back in 2002, analysts and journalists began to speak of Russia's intensified activity and influence in the world's energy markets in terms of an energy superpower.8 This discourse has since moved away from the question whether Russia will become an energy superpower. It is now assumed that Russia is striving to become an energy superpower. Researchers, journalists as well as public servants are now seemingly more interested in finally "proving" that this state of affairs is an accurate and fair representation of the social reality.9 Despite clear economic, political, physical evidence to the contrary, the framing of the general research question which is on most observers' lips these days can be formulated in the following manner: Is Russia an Energy Superpower? Many seem convinced that Russia's march to a renewed superpower position in the international arena is assured, fuelled by the continuing demand for exports of its natural resources10. Therefore making an attempt to "disprove" the obvious would only add fodder to an already open-ended debate framed in the exceptionalism context. From a social scientific point of view, the question is too narrow in its scope11. Perhaps, a more scientifically sound argument would be formed through a redressing of the fundamental research question which would allow researchers to take advantage of a wider set of data available concerning the Russian energy sector. Evidence for Reformulating the Superpower Discourse It is one thing to announce that the sky is falling. It is an entirely different intellectual enterprise to substantiate that this assessment is indeed accurate. Beside utilising a tautology (Russia is or 7 Zimmerman, W. (2007): "Normal Democracies and Improving How they are Measured: The Case of Russia" in Post Soviet Affairs Vol. 23, No. 1 pp. 1-17. 8 Hill, F. (2002): "Russia: The 21st Century's Energy Superpower" The Brookings Review Vol. 20, No. 2 pp. 28-31. 9 See for instance Tymoshenko, Y. (2007): "Containing Russia" in Foreign Affairs May/June Vol. 86, Iss. 3 p69; Goldman, M.I. (2004): "Putin and the Oligarchs" in Foreign Affairs Nov. /Dec. Vol. 83, Iss.6; p.33. 10 In his work on Russian GDP, Tabata has shown that the natural resource sector has not played the central role in the recent increase in the country's economy. Instead, it is consumer confidence, evidenced by increased consumer spending that has fueled economic growth in Russia. See Tabata S. (2006): "Observations on Changes in Russia's Comparative Advantage" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 6, pp. 747-759 and Kuboniwa, M., S. Tabata, & N. Ustinova (2005): "How Large is the Oil and gas Sector of Russia? A Research Report" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 46, No. 1, pp. 68-76. 11 Robert Yin divides research questions into categories who what where when and why. The use of interrogatives in framing the question allows for a wider explanation to the phenomenon under observation. The questions also then to a large extent determine the type of experiment that is best suited to the research programme. In the case dealt with in this article, the question "Is Russia an energy superpower?" allows for only two answers yes and no. The limited amount of outcomes to a large extent limits the amount of data necessary to support the question's theories, the level of critical analysis of the data needed to ascertain its relation to observed outcomes and most importantly to large extent determines the nature of the conclusions before the research is begun. See Yin, R. K. (1994): Case Study Research: Design and Methods 2nd ed. Sage Publications: London. 271 it is not a superpower) to formulate the basis for social research, another major fault of the Russian energy superpower discourse is that in its current manifestation, the data utilised to support the theory is a collection of events, such as a string of gas and oil shut offs to transit countries12, the construction of new pipelines that bypass former transit states, or the removal of foreign energy majors from substantial oil and gas development projects on the territory of the Russian Federation. Juxtaposing events as "proof” of a politically motivated agenda without taking into consideration historical context within which the events occurred or identifying the dynamics (signified by operationalised independent variables) that underwrite such actions subtracts from a more fundamental understanding of the underlying interests (descriptive & causal inference) that contribute to state policy formation. Modifying the direction of the research into Russia's energy policy formation away for the superpower discourse would not demand a major paradigmatic shift, mining of significant amounts of new data or the identification of major behavioural trends in energy sector actors' preference formation and agency. In fact several potentially interesting areas for further scientific inquiry have been identified previously by geographers, economists, IR theorists, sociologists and political scientists alike. Some potentially important research questions have already been unearthed and could serve to contribute to an improved understanding of the implications the Russian energy sector may have not only domestically, but in a regional as well as global context. For instance, M. Bradshaw13, Gaddy and Ickes14 have done significant amounts of research into the structure of rent in the Russian natural resource sector, identifying not only the nature of the benefits accrued from resource export, but who tends to benefit from the exploitation of Russia's natural resources. Those who benefit are not defined plainly as Putin's cronies or heads of favoured companies. The picture is more complex. In one sense, a very disturbing trend concerns the flow of resource rent away from the peripheral regions, where the resources are located to the federal centre. This relationship indicates that those that own resources do not necessarily benefit from their exploitation, an issue that cropped up during perestroika and now seems to be left unresolved. Recent work by K. Martin15, Milov, et. als.16, Sagers17, Bradshaw & Bond18, and Aslund19 question the nature and degree of state intervention in the energy sector. Far from being a situation in which 12 See Larsson, R. (2006): Russia's Energy Policy: Security Dimensions and Russia's Reliability as an Energy Supplier Scientific Report FOI Swedish Defence Research Agency as published at http://www.foi.se 13 Bradshaw, M. (2006): "Observations on the Geographical Dimensions of Russia's Resource Abundance" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 6, pp. 724-746. 14 Gaddy, C.G. & B. Ickes (2005): "Resource Rents and the Russian Economy" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 46, No. 8, pp. 559-583. 15 Martin, K. (2007): "Russian Efforts to Control kazakhstan' s Oil: The Kumkol Case" in Post Soviet Affairs Vol. 23, No. 1 pp 18-37. 16 Milov, V., L.L. Coburn, & I. Danchenko (2006): "Russia's energy Policy, 1992-2005" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 3, pp. 285-313 272 we could describe the Russian state's and Russian energy majors' interests as being either mutually exclusive or entirely unified, an accurate representation of the relation between the state and the business community has so far eluded social scientists. Journalists report on splits amongst competing groups or individuals within the presidential administration of Russia or amongst the firms or governmental ministries.20 However, attempting to substantiate this speculation is highly problematic due to constraints mentioned earlier in the paper21. Many of the above authors also categorise state intervention in the energy sector giving mixed marks to the Putin administration according to the policies adopted and the suitability of state institutions to carry out the state's policies. Other researchers such as Yakolev & Zhuravskaya22 have tended to conduct their analysis on a more general level and investigate the nature of competition amongst firms at the regional and federal level and their ability to capture state bureaucracies for their own economic interests. This research contradicts the conventional wisdom that state and business sector interests coincide fully and the source of policy formation is the state itself. In her work, the author finds that it is the firms at both levels that are competing to take over state assets, mostly at the regional level, and not vis-versa. Other regional analysts23 in their case studies have identified competition amongst the federal energy majors and other business conglomerates over political resources at the regional level, indicating that even within the same region, the likes of Gazprom, Rosneft, and Lukoil have their own networks of political supporters and differentiate themselves according to their interests and domestic strategies, even though they are supposedly playing on the same Kremlin team. Still more research points to the replication of organisational models of political and economic resources between the regional and federal level. The concept of a national hero has been attributed solely to President Putin and his scheme to have the country's major industries contribute to the country's long term socio-economic development. However, companies such as Tatarstan's Tatneft 17 Sagers, M.J. (2006): "Russia's Energy Policy: A Divergent View" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 3, pp. 314-320. 18 Bradshaw, M. & A.R. Bond (2004): "Crisis Amid Plenty Revisited: Comments on the problematic Potential of Russian Oil" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 45, No. 5, pp. 352-358. 19 Aslund, A.(2005): "Russian Resources: Curse or Rents?" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 46, No. 8, pp. 610-617 & (2006): "Russia's Energy Policy: A Framing Comment" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 3, pp. 321-328. 20 See Babich, D. (2007): "Russneft: Torn by Two Kremlin Groups?" in Russian profile as Published at http://www. russiaprofile.org/page.php ?pageid=Business&articleid=a1 187000324 21 See the comment on data collection in footnote 2. 22 See Yaklolev, E. & E. Zhuravskaya (2005): State Capture: From Yeltsin to Putin as published at www.cefir.ru/download.php?id=180. See also Ponomareva, M. & E. Zhuravskaya (2004): "Federal tax Arrears in Russia: Liquidity problems, Federal Redistribution or Regional resistance?" in Economics of Transition Vol. 12, No. 3, pp. 373398. Zhuravskaya, E. (2005): State Capture in a Federation WZB Economics and Politics Seminar Series as published at www.wz-berlin.de/mp/sem/past/2005/wzb zhuravskaya.pdf 23 See Gnezditskaia, A. (2004): Unidentified Shareholders: The Impact of Petroleum Power over the Banking Sector in Russia vis-à-vis other Petro-states as published at 273 have been fulfilling this role in the Tatar Republic since the late perestroika period.24 The intertwining of political networks and financial flows serves to create a formidable political machine which affords the local population economic and social stability and the political leadership with loyal cadre for the bureaucracy and a reliable source of budgetary funds. In a related vein, the business strategies and roles of the energy majors could be investigated in conjunction with suggestions made by Gaddy and Bradshaw regarding resources rents mentioned above. From the technical perspective, Leslie Dienes25 and Clifford Gaddy26 illustrate severe concerns regarding the past exploitation and future sustainability of Russia's precious hydrocarbon resource base. Russia is far from being able to count on a smooth transition from maturing brown fields in Western Siberia to green field projects in the eastern regions of the country. Due to physical, financial and institutional constraints, Russia's technical capacity to deliver to the expanding markets of Asia forms a more significant and basic problem for consumer states outside the security discourse: the lack of commercially viable hydrocarbon resources to satisfy increasing demand. In terms of Russia's energy sector involvement with in the economies of the CIS, several recent works point to the differentiation of political and economic capacities of the states themselves following the collapse of the USSR.27 Other authors have discussed in detail the Russian energy major's economic strategies in the CIS.28Again competition and differentiation amongst the firms' strategies underline the general trend that although Russian influence in the CIS is fairly strong, business development can be characterised as more of a reconstruction of former production and supply networks that existed under the centralised Soviet system than an all out push to re-establish political hegemony over the former soviet republics. This may be in part due to the physical existence of indige- http://socsci2.ucsd.edu/~aronatas/scrretreat/Gnezditskaia.Anastasia.doc; See also Glatter, P. (2003): "Continuity and Change in the Tyumen' Regional Elite 1991-2001" in Europe-Asia Studies Vol. 55, No. 3, pp 401-435 & Yorke, A. (2003): "Business and Politics in Krasnoyarsk Krai" in Europe-Asia Studies Vol. 55, No. 2, pp 241-262. 24 Sharafutdinova, G. (2001): "Concentrating Capital helps Tatarstani Leaders in Battle with Putin's Centralisation" in Russian Regional Report Vol. 6, No. 36 as published at http://www.isn.ethz.ch/pubs/ph/details.cfm?lng=en&id=14134; McCann, L. (2004): "Globalisation and Postsocialist Development: The Tatarstan variety of Capitalism" in Post Communist Economies, Vol. 16, No. 3 September p 353; Sharafutdinova, G. (2004) "The Oligarchs are Coming?! Political Implication of Capital Expansion in the Case of Tatarstan" at http://casnov1.cas.muohio.edu/havighurstcenter/papers/Young%20Researchers%2004/Sharafutdinova.pdf; and Sharafutdinova, G. (2003) "Crony Capitalism and Pluralism Democracy Undermined by Competitiveness?" as published at www.sog-rc27.org/Conference/dc 2003 papers.html 25 Dienes, L. (2004): "Observations on the problematic Potential of Russian Oil and the Complexities of Siberia" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 45, No. 5, pp 319-345. 26 Gaddy, C. (2004): "Perspectives on the Potential of Russian Oil" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 45, No. 5, pp 346-351. 27 For a general overview on the variance in energy resources and capacities, see Dusseault, D. (2007): Over A Barrel: Dependency Theory and the Energy Sector in the CIS in Dusseault, D. (ed.): The CIS: Form or Substance Kikimora Publications: Helsinki; For industrial analysis see Vahtra, P. (2007): "The Role of Russian Energy Companies in the CIS" in Dusseault, D. (ed.): The Dynamics of Energy in the Eurasian Context Kikimora Publications: Helsinki. 28 For industrial analysis see Vahtra, P. (2007): "The Role of Russian Energy Companies in the CIS" in Dusseault, D. (ed.): The Dynamics of Energy in the Eurasian Context Kimora Publications: Helsinki. 274 nous political elites with their own established political and economic interests in mind when dealing with Moscow29. Finally, the frames, through which Russia30 and neighbouring states31 perceive, formulate and pursue energy strategy differs on a regional basis. Our research at the Aleksanteri Institute has found a clear demarcation between what can be termed as Russia's European and Asian energy interfaces.32 On the one hand, the institutional constraints that define the EU Russian relationship may be hindering a long term, multi-lateral agreement on supply and demand between the RF and the EU.33 On the other hand, it is the institutionally under-determined nature of Russia's relations with the emerging consumer nations of NE Asia that may provide opportunities for Russia to develop its eastern resources more quickly, if conditions develop favourably over the medium to long term.34 Summing up the Evidence By reviewing the current trends of research into the Russian energy sector, the explanatory weaknesses, in terms of inference generation, of the security paradigm are exposed. Indeed, the security tack may be useful in clarifying specific aspects of relations among certain actors at a particular stage of their energy relations35. However, expanding the scope of the energy sector issue into the context of the above mentioned research, one can conclude that the security discourse's added value comes into play only when interests and subsequent energy strategies have been solidified; and is at a loss to produce insight into the causality behind historical events that lead to the securitisation of energy relations between states before their policy positions become increasingly mutually exclusive. By neglecting the interaction of particular pre-existing conditions, mechanisms, and preferences that lay the foundations for potential competing energy policies from the outset, researchers only provide insight post-factum, thus too late for substantial policy re-think or modifications 29 An excellent example of such a case is that of A. Lukashenka in Belarus. Despite the existence of political rhetoric supporting the political union of Belarus and the RF, isparate economic interests between the two countries exist. See Aleksanteri Institute Eurasia Energy Group (2006): Belarusian Russian Relations The Energy Dynamic on the Borders of the EU Memo No. 1 as published at http://www.helsinki.fi/aleksanteri/energy/publications/policy_ memos.htm 30 Kivinen, M. (2007): "Frames of Russian Energy Policy in Transition" in Dusseault, D. (ed.): The Dynamics of Energy in the Eurasian Context Kikimora Publications: Helsinki. 31 Kennedy, M. (2007): After Liberalism In European Enlargement and Energy Dependence Paper Presented at 'After Liberalism' Conference organised by the Social Science Research Council and the Institute for Eastern Europe, Moscow June 2007. 32 See Aleksanteri Institute Eurasia Energy Group (2006): Internal Dynamics of the Russian Energy Sector The Energy Dynamic on the B orders of the EU memo Nr. 2 as published at http://www.helsinki.fi/aleksanteri/energy/publications/policy_ memos.htm 33 See for instance, Romanova, T. (2007): "The Evolution of the Energy Dialogue from 2000 to 2005 and Beyond" in Dusseault, D. (ed.): The Dynamics of Energy in the Eurasian Context Kikimora Publications: Helsinki. 34 See Dusseault, D. (2007): "The Great Leap Eastward: Russia's Energy Strategy in Northeast Asia" in Dusseault, D. (ed.): The Dynamics of Energy in the Eurasian Context Kikimora Publications: Helsinki. 35 Here the security approach may be able to shed light on mechanisms and tit-for tat strategies that states may utilize once relations in the energy sector have disintegrated beyond normally institutionalized, negotiated market and po- 275 Reformulating Social Science Research into Russia's Energy Sector: Contingency as Strategy Far from being pre-ordained as laid out in the security paradigm, Russian energy policy in the context of the research outlined above, can be portrayed as a set of actions undertaken by associated actors within the policy environment in which they find themselves. It is hardly likely that in an abstract sense while taking into all the constraints that Russian energy firms encounter in their activities that they will be able to maximise to the full extent (I assume here total gate keeper status over decisions of supply and demand in the Eurasian energy sector) under prevailing conditions. Instead, the historical record has demonstrated thus far that actor agency in the Russian energy sector has been far from perfect in terms of following a set plan to the letter. Instead, Russian agency has taken advantage of the opportunities presented within the prevailing policy environment under a sector-based consolidation strategy. This contingency based approach is better suited for gleaning inference due to its rejection of determinism. Whether it is the failure to structure incentives for long term investment, resolving conflicts over the ownership of formerly centrally controlled critical infrastructure, management of the resource base, inefficient or unbalanced rent distribution, or managing the environmental fallout from industrial production, the challenges put forth by existing physical, financial, institutional and informational factors are compounded by interaction with human activity. Simply put, the actions undertaken now by actors in the energy sector have ramifications for future activity. In that sense, there are no guarantees that steps taken today will ensure future strategic success. Redefining the Research Focus: New Questions, New Answers The type of questions asked to a large extent determines the nature of the research programme as well as the type of answers derived from the research. For purposes of providing new directions for research into the formulation of Russia's energy policy, I follow the structuration paradigm developed by Aalto, Dusseault, Kennedy and Kivinen.36 Without going into too much detail, the structuration paradigm is a distillation of Gidden's and Wendt's attempts to characterise actor agency within a specific policy context. The independent variables that influence both energy policy as well as actor agency are financial, physical, institutional, and informational factors. The dependent variable is Russian energy policy formation. The authors hypothesise that the extent to which the four factors litical means. See Palonkorpi, M. (2007): The Energy Security Complex in the Caucasus paper presented at NIS A Conference Power, Vision and Order in World Politics 23rd-25th May 2007 University of Southern Denmark. 36 Aalto, P. David Dusseault, Michael Kennedy & Markku Kivinen (2007): Is Russia Becoming an Energy Superpower? The Social Structuration of Russia's Energy Sector Paper presented at the ICCEES Regional Conference Berlin, 2-5 2007. 276 are present in observable cases, the more likely energy policy will be "structured", i.e., more influenced by the environment in which the strategy is formulated. The causal inference that can be derived from the hypothesis then becomes clearer. The more structured the environment is from which policy derived, the more complicated it becomes for actors to maximise interests.37 The gap between the Russian state's capability to exploit its natural resource wealth and the security paradigm's predictions for strategy maximisation are unbalanced in light of the physical, financial and institutional hindrances the industry faces. Based upon the critique of the security paradigm's viability in the context of the highlighted research and through the application of the structuration model, I have delineated three macro-areas in which social science based research into the Russian energy sector may derive policy relevant value. First, in the security paradigm, Russia's state is presented as a unitary system, with federalism perceived as in the best case procedural, in the worst case, an out and out sham. Even if it can be argued that in a procedural sense that the institutions of democratic government are opaque and do not allow for divergent interests to be heard in the public political arena, it does not necessarily mean that regional elite interests, political and economic, do not deviate from Moscow's preferences. The variation in institutional, physical, informational, and financial factors on a region by region basis in Russia would support the concept of a complicated bargaining process among the relevant federal and regional elites in the strategic energy policy formation process. Discussion: Russian strategic interests are not entirely the product of a continuously centralising state bureaucracy under the guidance of the Kremlin elite. The federal structure of the Russian state betrays the fractured nature of interests and their formation along not only federal and regional lines, but within the regional units as well, at the local level. The formalised institutional distribution of political preference formulation and agenda setting is complicated by the existence of crosscutting and competing economic interests, financial flows, and shared physical (geological & environmental) factors. If any lessons could be learned from the Yeltsin presidency, it was that regional elites have their own interests that are not always in line with those of the Kremlin, no matter how powerful the federal centre's power of administrative persuasion is. Economic and political interests in the regions are fused to varying degrees across the constituent units of the RF38. Many regions see Moscow not as 37 The onus of maximising strategy under conditions determined by the observable degree of the independent variables is thus placed on the actor due to the fact that ultimately it is the actor's perceptions of the environment that determine the preferred strategy. However, the relationship between actor and institutions is hardly unidirectional. As mentioned earlier, the policy environment influences actor agency as much as actors influence the structure and nature of the environment over time. This reinforcing relationship among actors and the policy environment is in constant flux and as such is more likely to provide limited opportunities to actors to influence the policy environment fully and vis-versa. 38 See Dusseault, D. (2007): The Nature of Russian Federalism: Centre Periphery Power Relations in Russia's Regions Ph.D. thesis Department of Political Science, University of Dublin, Trinity College (forthcoming). 277 an arbitrator or a mechanical distributor of the Federation's resources, but as a serious economic as well as a political competitor with its own interests and motivations that sometimes run contrary to those of regional elites. Instead of displaying a clear, mutually exclusive delineation among federal and regional decision making responsibilities and capacities, the Russian federal system is inhabited by legislative gray areas, where core concepts such as resource ownership, oversight, and associated rent distribution between Moscow and the regions are left seemingly ambiguous. This institutional noman's land may provide Russian regional and federal decision-makers the manoeuvrability and security needed to forward their interests in a very short-term, cynically organised policy environment. Without consensus among actors or significant incentives to play by the established rules of the game over the long term, resources have more value left in the ground than in a commercialised form because their value and ownership are neither guaranteed by the state's institutional structures or the actors that populate the state itself39. If we assume that Russian energy policy must take into consideration not only federal level prerogatives (both domestic and international, formed in Moscow), but those of the regional and local preferences (formed locally), the process of policy formation in Russia becomes more manifold and should be re-examined. The main objective of this research direction would be identifying the actors, their interests and their interplay with prevailing physical, financial, informational and institutional conditions that determine Russian energy policy. Second, in the security paradigm, the influence of the internal institutional structure of the state is de-emphasised by aggregating industry interest formation exclusively to federal level state actors: the presidential administration, federal level oligarchs, ministries, and energy sector monopolies. The existence of gray areas in natural resource rent distribution contradicts the strong state / state centred model and could be evidence of a complicated set of competing political and economic interests both inside and outside the Kremlin walls. Research question: What role(s) does the state play in energy policy formation in the Russian Federation? Discussion: Although I understand and to a large extent agree with the critical analytical tack on Russia's energy policy taken by Milov et als40, their analysis is in scientific terms, incomplete. It is one thing to identify the shortcomings of a particular policy. However, without providing conclusions drawn from the inference gleaned from their analysis, particular solutions to the identified poli- 39 This situation may have significant relevance when it comes to developing the Eastern Siberian resources. The lack on consensus in terms of how to develop the region's hydrocarbons, the delegation of financial and institutional costs, along with who stands to benefit may altogether hinder the region's oil and gas reserves commercialisation for the growing markets of NE Asia and North America. 40 Milov, V., L.L. Coburn, & I. Danchenko (2006): "Russia's energy Policy, 1992-2005" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 3, pp. 285-313 278 cy deficiencies are hardly forth-coming. If we agree for the time being that Russian interests are not determined solely by the Kremlin elite, but are a compilation of regional and federal interests that change over time, then we need to refine our research into the different roles played by the Russian state in energy policy formation in order to qualify and quantify state intervention in the sector as well as locate pressing areas of policy that need to be addressed. For starters, the Russian state's most obvious function in energy policy is its support of a domestically formed energy strategy in the international context. However, the Russian state also plays a role in domestic structuring of policy, the distribution of rents from the profits accrued from resource export, as well as coordinating sector-based efforts to maintain the industry's production and competitiveness. Far from being a unitary omnipotent actor though, the Russian state is apparently geared to perform macro-level functions41. The Kremlin leaves the details of exploration, production and organisation up to the country's energy majors, ministries and individual actors, who compete amongst each other for their own preferences within a wider, more general set of strategic priorities. A valuable contribution to the literature from this macro-project would be to discover the degree to which sectorbased interests overlap with the state-based preferences in the Russian energy sector, determine the extent to which the state can organise and aggregate interest competition among various actors and assess the appropriateness of observable policy outcomes in the state based, industrial and societal context. Third, Russian energy policy does not take place in a vacuum. As much as Russia's domestic interests hold sway in policy formation, Russian energy policy interests interact with the preferences, conditions, and structures that exist in the international context. Causality in terms of energy policy competition on the international level is therefore is multi-directional. Research Question: How does Russian energy policy manifest itself internationally? Discussion: The scope in which Russia could serve to influence the world's energy sector is again differentiated through regionally based constraints. Russia's influence both in the near abroad can be interpreted differently from its relationship with it and strategic markets in the EU, the emerging markets in Asia and prospective markets in North America. For instance, observing Russia's behaviour in the Central Asian countries of the CIS, the Russian state is an institutionally strong, resource poor, geographically and financially advantaged actor compared to the resource rich, institutionally, financially and physically (geographically) weak former Soviet republics. Russia's ability to 41 Bradshaw, M. (2006): "Observations on the Geographical Dimensions of Russia's Resource Abundance" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 47, No. 6, pp. 724-746 & Bradshaw, M. & A.R. Bond (2004): "Crisis Amid Plenty Revisited: Comments on the problematic Potential of Russian Oil" in Eurasian Geography and Economics, Vol. 45, No. 5, pp. 352-358. 279 set the energy sector agenda in Central Asia is due to this specific combination of the four factors, particularly due to the country's geographical position and resulting natural monopoly over export transit routes from the region. This advantage dissipates in the context of Russia's western neighbours in post-soviet space. Russia is still resource rich, institutionally stable, and financially solvent when compared to Belarus, Moldova and Ukraine. However, Russia is at a physical disadvantage due to the location of major pipelines that run through these transit states on to European markets. The difficulties experienced in Russia Ukraine, Belarus & Moldovan interstate relations may be due to the fallout from the collapse of the USSR: inefficient energy consumption, opaque resource and infrastructure ownership, debtinduced asset swaps, the institutionalisation of short term political, economic and social incentives and the spawning unstable domestic and interstate political regimes. Seen in this light, explanations for the subsequent monetarisation of the energy trade, the construction of the North European Gas Pipeline (NEGP) and the overall souring of regional relations extend far beyond the scope of the geopolitical discourse. Russia in the EU context is geographically disadvantaged, institutionally strong, resource rich, and moderately financially endowed compared to its EU counterpart. However, Russia's capacity to agenda set is contained when it concerns relations with the strategic consumer states in Europe. Russia's lack of direct access to the EU market may result in an inability to translate resource wealth into political capital in an EU institutional context. One of the EU's major institutional organising principles is liberal market competition and free transit of economic goods within the EU. Russia on the other hand is pursuing a rationalisation programme in the energy sector where vertically integrated energy majors are intent on creating a unified value chain from green field exploration to retail sales in the oil and gas industry. Whether the pursuit of these dissonant policies is politically motivated is subject to great speculation and is hardly the point here. What prevents Russia from being able to agenda set consistently and comprehensively may be its inability to interpret, navigate, and respond appropriately to disaggregated EU energy policy preferences. While Germany has signed on as the major European actor in the NEGP project, objections raised by the Baltic States, Poland and Sweden concerning the routing of the NEGP, UK concerns over Russian attempts to acquire downstream assets, and the EU requirement for reciprocity in acquisition of Russian upstream assets may be all symptomatic of a strategic policy dissonance between Russia and the EU developing from internal institutional factors and cannot be explained solely through a geo-political or even an economically rational lens. Considering Russian interests in Asia and North America, the lure of both regions' consumer markets may be irresistible in terms of their economic potential. However, while being resource rich and geographically proximate, the Russian Far East is underdeveloped institutionally, hampered fi- 280 nancially, as well as in an informational sense. Russia's policy and future role is therefore yet to be determined as emphasised by the delay in choosing a method of development and transit of Eastern Siberian resources. One need not look any further than the recent sale of Shell assets in the Sakhalin projects to Rosneft / Gazprom, or TNK-BP's decision to surrender its control over the Kovytka Gas Field project over to Gazprom. The major question looming here is will Russian resources be on line if regional demand continues to rise or will the whole enterprise be scuppered by internal policy squabbling and changing international conditions. In this final macro-field, it would be valuable to ascertain what is the combination of factors that contribute to and at the same time hinder Russia's energy strategy in a comparative research framework. Conclusion The security discourse ignores the variable conditions under which actor agency is produced due to the narrowness of its research question and lack of paradigmatic scope and structural robustness. In the energy sector, actors may have several priorities based on their ability to fulfil those preferences under ideal conditions over a period of time. Contingency thus can be seen as actors pragmatically taking advantage of short or medium term opportunities presented under prevailing conditions that fall within a more general, long term strategy. Whether the long term strategic preferences, in this case energy superpower status, are ever fulfilled cannot be fully ascertained by extrapolating preference maximisation from short to medium term decision-making, especially if incentives and conditions for actor agency are positioned to favour short versus long term strategies. By expanding the research programme to investigate factors that enter into actors' energy policy formation calculus, a more accurate picture of Russian energy policy can be formulated and a greater understanding of what ramifications energy policy can produce beyond the borders of one state may be in reach of researchers and analysts alike. 281 Хан Ли-хуа* (Китай) Значение ШОС в геополитике и геоэкономике России С тех пор как в конце XX века двухполярный мир «Советский Союз – США» закончил свое существование, в межгосударственных отношениях наблюдаются существенные изменения: важность геополитики и дипломатии усиливается, а процесс урегулирования отношений между державами ускоряется. В полной мере касается это и Центральной Азии (ЦА). Это было заметно сразу после окончания «холодной войны», но после событий 11 сентября 2001 г. стало очевидным. Связано это с важным стратегическим значением ЦА: с любой точки зрения (геополитики, геоэкономики, энергоресурсов стратегического значения) глобальная безопасность невозможна без обеспечения безопасности в этом регионе. В связи с этим становится очевидным и то, что одной из стратегических целей США является существенное усиление своего влияния в ЦА. России необходимо найти адекватный ответ этим планам, противовес этому влиянию — и этот ответ может быть найден лишь коллективными усилиями, с помощью региональных организаций, среди которых ключевую роль играет, безусловно, ШОС. Появление Шанхайской организации сотрудничества стало закономерным результатом эволюции политической и экономической обстановки в Евразийском регионе после окончания «холодной войны», явилось естественным ответом на требования современной международной безопасности. Появление ШОС отвечает чаяниям современной эпохи – миру и развитию, соответствует нынешней потребности в укреплении регионального сотрудничества между государствами данного региона, с тем чтобы эффективнее реагировать на вызовы глобализации, а также использовать предоставляемые ею возможности. Для России – одного из организаторов и важных членов ШОС – эта организация играет ключевую, незаменимую роль в защите стратегических интересов России в ЦА, в борьбе с так называемыми «тремя злыми силами» (терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом). Не подлежит сомнению, что ШОС имеет стратегические значение в области создания стабильной политической обстановки в южной и восточной России, в строительстве региональной экономической интеграции, а также в интеграции российской экономики и мировой экономики в целом. Хан Ли-хуа – проф., зам. директора и генеральный секретарь Центра по изучению взаимоотношений между Китаем, Россией и СНГ при Университете внешнеэкономических связей и торговли, Пекин. * 282 1. Внешняя политика России После распада Советского Союза Россия в качестве наследника СССР провела пересмотр своей дипломатической стратегии, в результате чего отношения России с важнейшими странами и регионами мира сильно изменились. Особенно это касается отношений с США, Евросоюзом, Китаем и Японией. По мере выработки Россией новой внешней политики стала повышаться и роль отношений с приграничными странами. Отношения с СНГ СНГ занимает важнейшее место в российской дипломатии и является фокусным регионом мировой геополитической борьбы. Особую роль в СНГ играют бывшие советские центральноазиатские республики. Связана эта особая роль с тем, что ЦА, с одной стороны, исключительно богата нефтегазовыми и минеральными ресурсами, а с другой стороны, является ареной деятельности различных экстремистских сил. Как известно, сегодняшнее СНГ, в том числе входящие в него центральноазиатские государства, является важной зоной российских стратегических интересов. Что касается США, то они всеми силами поддерживают те государства, которые проводят проамериканскую политику, при этом США продвигают так называемый «демократический процесс» и план «Большая ЦА», усиливая военное сотрудничество с этими странами и контроль над местными нефтегазовыми ресурсами. Следует также обратить внимание и на усиливающуюся дифференциацию внутри СНГ. Все это сильно осложняет ситуацию и наносит большой ущерб интересам России с точки зрения региональной и глобальной безопасности. Ведь бывшие советские центральноазиатские республики для России – не только важный элемент безопасности, но и политический элемент для осуществления интеграции в СНГ. Чтобы защитить собственные интересы и урегулировать отношения со всеми странами СНГ, России предстоит приложить еще немало усилий. На недавно состоявшемся в Душанбе заседании глав СНГ была обсуждена программа дальнейшего развития СНГ и был подписан ряд документов, связанных с реализацией различных проектов. Это показывает, что СНГ готово к перестройке. Очевидно, что Россия пытается остановить американский экспансионизм в ЦА и изменить существующее неблагоприятное положение, а потому ее политика по отношению к СНГ становится более активной и целеустремленной. Отношения с США Россия впадала в иллюзии насчет российско-американских отношений, надеясь на более тесные стабильные и предсказуемые партнерские отношения нового типа с США. Для этого Россия сделала ряд шагов навстречу Америке, например, после событий 11 сен- 283 тября открыла свое воздушное пространство для американских военно-воздушных сил и предоставила американцам свою военную базу в районе ЦА. Однако США ответили на добро со стороны России отнюдь не добром. Связано это с тем, что цели государственной политики в области стратегической безопасности у США и России противоположны. Прежде всего США не допускают того, чтобы противник бросил им вызов, а потому любыми средствами пытаются изменить политику, основные ценности, идеологию и политический режим других стран, расширяя тем самым контролируемую ими геостратегическую территорию. Едва в России появились первые симптомы оздоровления экономики и упрочения основ государственности, едва ее внешняя политика стала более динамичной, настороженность США в отношении Российской Федерации стала возрастать. США начали выражать недовольство по поводу того, что Россия содействует укреплению единства СНГ, влияет на политическое развитие входящих в него стран. Трения с Украиной из-за цен на поставляемые ей энергоносители рассматривались американцами как попытка России помешать этой стране идти по пути сближения с Западом. Стратегия государственной безопасности России в XXI веке нацелена на сохранение статуса великой державы, возрождение экономики и защиту государственного суверенитета. В связи с враждебной политикой США по отношению к России и осуществляемой США стратегией подрыва российского энергетического суверенитета посредством вывода важнейших мировых энергопотоков из-под российского контроля, с расхождением в стратегических интересах глобальной безопасности РФ и США, с неуважением Вашингтоном модели развития и действующей политики России, с попыткой ограничения влияния России на постсоветском пространстве, а также в связи с усилением конкуренции РФ и США за контроль над энергоресурсами государств бывшего Советского Союза и активизацией политики США в ЦА и в Закавказье отношения между РФ и США получили явную тенденцию к ухудшению, и в ближайшие несколько лет вряд ли эта тенденция изменится. Отношения с Евросоюзом Отношения России с Евросоюзом очень нестабильны. Связано это как с тем, что политика Евросоюза лежит в форватере США, так и с использованием НАТО для оказания давления на Россию, с давлением на Россию в военной области и в области безопасности в странах бывшей Восточной Европы, ЦА и СНГ. Отношения с Японией Уровень российско-японских отношений не слишком высок и в ближайшее время вряд ли существенно повысится. Связано это и с тем, что проблема Южно-Курильских 284 островов продолжает оставаться неурегулированной с продолжающимся проникновением Японии в Центрально-Азиатский регион посредством развития «партнерства стратегического сотрудничества» и с усилением американо-японского влияния в этом регионе. Не способствует улучшению отношений и тот факт, что Япония продолжает оказывать помощь США в сковывании России в осуществлении своих стратегических интересов в ЦА посредством энергетической дипломатии и так называемой «системы 5+1». Отношения с Китаем Положение Китая в российской дипломатии явно повышается, точек соприкосновения между двумя странами в международных делах становится все больше и больше. Оценки международных событий близки, а государственные и стратегические цели у обеих стран в значительной степени совпадают. Россия исходит из того, что главным противоречием в нынешнем мире является антагонизм между тенденциями однополярного и многополярного мира. А целью китайской стратегии безопасности является защита мира, противодействие политике гегемонизма и диктата. Этим и объясняется расширение базы сотрудничества между Россией и Китаем. Отношения стратегического партнерства между двумя странами непрерывно пополняются новым содержанием и новыми идеями. Россия и Китай создали соответствующий механизм сотрудничества в области политики, экономики, дипломатии, безопасности, энергетики, науки и техники, культуры – и добились очевидных успехов. Одним из признаков стратегического партнерства двух стран являются постоянные встречи между государственными руководителями и спикерами парламентов, тесное взаимодействие в рамках ООН, ШОС и др. Взаимная поддержка России и Китая имеет важнейшее стратегическое значение. 2. Усиление значения и роли ШОС в геополитике и геоэкономике России В 1996 г. лидеры Китая, России, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана подписали в Шанхае Соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границы. Это событие ознаменовало начало процесса «Шанхайской пятерки», предвестника Шанхайской организации сотрудничества. Спустя пять лет, 15 июня 2001 г., лидеры Шанхайской пятерки вместе с главой Узбекистана подписали в Шанхае Декларацию о создании Шанхайской организации сотрудничества – так появилась на свет региональная организация сотрудничества нового типа Евразии. Зарождение ШОС тесным образом связано с развитием китайско-советских (позже в китайско-российских) отношений в течение последних нескольких десятилетий. В конце 1980-х годов Китай и Советский Союз покончили с прошлым и открыли дверь в будущее, 285 противостояние ушло в историю. Однако всем было очевидно, что далеко недостаточно считать друг друга дружественными государствами. После окончания «холодной войны» дружба и сотрудничество между Китаем, Россией и странами ЦА стали постепенно укрепляться. Все государства почувствовали, что недостаточно развивать отношения лишь на двусторонней основе, что необходимо создать региональную организацию, с помощью которой можно будет эффективнее реагировать на непрерывно возникающие разного рода политические и экономические вызовы, а также помочь друг другу встать на платформу глобализации. Значение ШОС для России заключается в том, что эта организация заполнила вакуум, образовавшийся в сферах геополитики и безопасности на евразийском пространстве после распада Советского Союза, а потому играет стержневую роль в стабилизации ситуации в регионе. После окончания «холодной войны» в Евразийском регионе появилось множество различных региональных организаций сотрудничества, среди которых самыми крупными стали СНГ и ШОС. Историческая заслуга СНГ заключается главным образом в том, что в болезненном и сложном процессе распада Советского Союза это Содружество предотвратило обострение национальных, религиозных и территориальных противоречий на постсоветском пространстве. Реальная заслуга ШОС состоит в том, что она сдержала распространение сил терроризма, сепаратизма и экстремизма. ШОС запустила процесс регионального сотрудничества в Евразийском регионе, изменила традиционные методы ведения геополитики в данном регионе. В прошлом Евразийский регион долгое время был спрятан за железным занавесом «холодной войны», поочередно переживал периоды дружбы и противостояния, но в этом регионе никогда не было регионального сотрудничества в истинном смысле этого слова. Создание ШОС позволило этому региону бесповоротно встать на путь открытости и сотрудничества и, что особенно важно с исторической точки зрения, открыло ворота во внешний мир скрытым в глубинах континента странам ЦА. Государства ЦА особенно остро осознают этот факт, что именно формирование ШОСовского евразийского исторического процесса позволило им не остаться на обочине истории в рамках глобализирующегося мира. Можно сказать, что ШОС оздоровила обстановку в ЦА и в мире в целом, продвинула процесс мировой многополярности. Площадь шести государств-членов и четырех государств-наблюдателей составляет четыре пятых площади Евразии, живет же в этих странах почти половина всего населения Земли. Кроме того, следует отметить, что в составе ШОС – два постоянных члена Совета Безопасности ООН. Все это является активным фактором в процессе мультиполяризации мира. Добрососедство, сотрудничество и общие усилия членов ШОС способствуют миру и развитию в 286 постсоветском пространстве, что само по себе тоже является важным фактором в защите безопасности и стабильности в этом регионе. Гармоничная позиция и единый голос всех государств-членов ШОС в международных и региональных вопросах оказывают важное влияние на международную ситуацию в целом. Подход России к ШОС не всегда был одинаковым: вначале он был достаточно осторожным и лишь позже Россия перешла к активному деловому сотрудничеству. До второй половины 2004 г. в политике России по отношению к ШОС было мало реального содержания по причине того, что Россия была обеспокоена соперничеством с Китаем в политической области, а также претензиями Китая на ведущее место в экономике стран ЦА. События 11 сентября 2001 г. и последовавшая за ними война в Афганистане, начатая США, повлекли за собой первое в истории крупномасштабное размещение американского контингента в Центрально-Азиатском регионе. Усиление влияния США и других стран Запада в регионе нашло свое отражение, прежде всего, в освоении энергоресурсов, что представляло для России серьезный вызов. Еще большее влияние на Центральную Азию и Россию оказала иракская война, развязанная США в марте 2003 г., и цепная реакция на эту войну, прокатившаяся по всей Евразии. По причине целого ряда терактов ситуация с безопасностью в ЦА, которая до этого складывалась нормально, с середины 2003 г. начала вновь осложняться. С начала 2005 г. в Средне-Азиатском регионе произошел ряд существенных событий, которые одними были названы «цветной революцией», другими — новой волной «смены власти», третьи же посчитали, что эти перемены явились результатом коварных планов террористов, экстремистов и сепаратистов. Как бы то ни было, все эти события стали новым тяжелым испытанием для стран ЦА и России. Противоречия между Россией и США усиливаются. Это связано и с тем, что США используют военное присутствие в Центральной Азии не только для борьбы с международным терроризмом, но и в собственных стратегических и эгоистических интересах, и с практикуемым Соединенными Штатами двойным стандартом по отношению к российским действиям против чеченских террористов и с обвинениями, выдвинутыми в адрес Владимира Путина после бесланских событий 2004 г., в отступлении от реформ и в излишней централизации власти. Американское присутствие в Центрально-Азиатском регионе само по себе является фактором дестабилизации, поскольку США из-за всех сил стремятся держать нефтегазовые ресурсы ЦА под своим контролем, тем самым ставя российские интересы под серьезную угрозу. В силу всех этих факторов Россия стала более трезво смотреть на американскую политику в отношении СНГ и иначе оценивать стратегические цели США в ЦА. Ввиду того что подход ШОС к проблемам международной безопасности, прежде всего к борьбе с терроризмом, гораздо шире, чем подход США и их 287 союзников, Россия в противодействии американской экспансии в ЦА, в урегулировании противоречий между странами ЦА, в защите региональной стабильности и в продвижении многополярности в мире стала опираться именно на ШОС. Что же касается геоэкономики, Россия нуждается в ШОС для развития многостороннего сотрудничества со странами ЦА и сохранения своего ведущего места в будущем региональном экономическом порядке ЦА. Во-первых, развитие экономики является существенным вызовом для стран ЦА. Когда экономика находится на низком уровне развития и пребывает в состоянии стагнации, это может породить ряд проблем, сказаться на политической стабильности и создать условия для роста сил терроризма. Поэтому экономические вопросы тесным образом связаны с безопасностью и борьбой с терроризмом. Если проанализировать, с какого рода вызовами может в дальнейшем столкнуться Россия в ЦА, этот вопрос можно рассматривать под углом региональной безопасности и социально-экономического развития. Именно последний вызов может стать еще более острым и продолжительным, возыметь всеохватывающее значение. Россия намерена общими усилиями ШОС реагировать на этот вызов. Владимир Путин в Послании Президента РФ Федеральному собранию отметил: «Россия и дальше намерена играть инициативную роль в процессах экономической интеграции на пространстве СНГ. А в более широком плане – и на всем евразийском пространстве. Надо укреплять интеграционные процессы и в ЕврАзЭС, и в Шанхайской организации сотрудничества. Подчеркну – это как раз тот случай, когда экономика является синонимом безопасности, в том числе безопасности наших границ». Во-вторых, экономика – та перспективная область сотрудничества стран ШОС, которая приобретает все более отчетливые очертания. Экономическое сотрудничество признается одним из приоритетных направлений в деятельности Организации. В сентябре 2003 г. в Пекине на заседании Совета глав правительств (премьер-министров) государствчленов ШОС (СГП) была утверждена Программа многостороннего торгово- экономического сотрудничества государств-членов ШОС, которая определила основные ориентиры и этапы экономической интеграции в рамках Организации на период до 2020 г. Конечной целью было провозглашено создание благоприятных условий для свободного движения товаров, капиталов, технологий и услуг на «пространстве ШОС». На очередном заседании Совета глав правительств, состоявшемся в конце октября 2005 г. в Москве, был утвержден механизм реализации плана мероприятий по выполнению Программы многостороннего торгово-экономического сотрудничества, который был в свою очередь одобрен на СГП в Бишкеке в сентябре 2004 г. 288 Нельзя не признать, что процесс создания единого таможенного пространства и унификации стандартов в СНГ идет быстрее, чем в ШОС. Но если говорить о потенциале экономической интеграции в евразийском регионе, то ШОС представляет собой более перспективное образование, так как Евразийский регион является сейчас одним из наиболее динамично растущих центров мира. На этом обширном пространстве сосредоточены огромные природные ресурсы, имеются мощные промышленные конгломераты, развитое сельское хозяйство, проходят важнейшие транспортные магистрали. Несмотря на несколько запоздалый процесс многостороннего сотрудничества в Евразийском регионе и сильные различия между находящимися здесь государствами, этот регион обладает явными преимуществами. С одной стороны, в настоящее время Евразийский регион активно развивается, приковывая к себе внимание всего мира: такие страны, как Китай, Россия и Казахстан, по показателям экономического роста занимают лидирующие позиции в мире, а по своей коллективной мощи и накопленному потенциалу намного превосходят «четырех тигров», в свое время доминировавших в Юго-Восточной Азии. С другой стороны, государства Евразийского региона демонстрируют сильную тенденцию к двустороннему сотрудничеству: быстрыми темпами увеличивается торговый оборот между Китаем и Россией, Россией и Казахстаном, Китаем и Казахстаном, Китаем и Индией, а также между другими странами; непрерывно расширяются сферы торгово-экономического сотрудничества – все это закладывает прочные основы для развертывания многостороннего сотрудничества в регионе. Кроме того, Евразийский регион соединяет запад и восток, север и юг, располагает огромным рынком, уникальным геоэкономическим преимуществом. У этого региона особенно широкие перспективы сотрудничества в нефтегазовой и транспортной отраслях. Если это сотрудничество будет успешно развиваться, то нефть и газ сыграют роль локомотивов экономики, подобно тому, как уголь и сталь некогда способствовали интеграционным процессам в Европе; транспорт же может вдохнуть новую жизнь в древний Шелковый путь и вернуть ему былую значимость. Нельзя не упомянуть о том, что руководители стран ЦА беспокоятся, какую политическую цену им придется заплатить за получение американской экономической помощи. В то же время они недовольны тем, как складывается экономическое сотрудничество с Россией. Вследствие этого в Центральной Азии наблюдается очевидная тенденция расширения экономического сотрудничества с Китаем, и такой курс уже приносит центральноазиатским государствам ощутимые плоды. Что касается Китая, то он преследует в регионе долговременные экономические цели, имеет со странами Центральной Азии общие интересы, особенно в области энергетики, и для реализации этих целей сформировал 289 межведомственный совет с участием китайского бизнеса по сотрудничеству со всеми республиками Центральной Азии. В такой ситуации России пришлось спешно повышать уровень экономического сотрудничества в рамках ШОС, для того чтобы сохранить свою ведущую роль в будущем региональном экономическом порядке ЦА, делая ставку на экономическую функцию ШОС. 2. Взаимовыгодное экономическое сотрудничество России с Китаем в рамках ШОС — гарантия реализации стратегических целей развития стран 3. Как показывает международная практика, для любой международной организации «углубление сотрудничества» – трудный этап, особенно это касается Шанхайской организации сотрудничества. В настоящее время процессы регионального сотрудничества особенно стремительно развиваются в рамках Евросоюза и в Восточной Азии. Евразийский регион, расположенный на стыке этих процессов, представляет собой уникальное образование и сложившуюся систему, характеризующуюся двойным геополитическим преимуществом и культурным многообразием. Только в опоре на собственные силы, путем углубления сотрудничества, ускоренного упорядочения внутрирегиональных ресурсов и формирования коллективного преимущества государства данного региона смогут отыскать свое место в мире, охваченном глобализацией и регионализацией, и эффективно противостоять натиску международной конкуренции, рискам и вызовам. С учетом своего громадного потенциала и крепнущей жизненной силы ШОС надлежит взять на себя историческую миссию по продвижению процесса интеграции в регионе. Если ШОС не сможет в экономической сфере добиться важных практических результатов и государства-члены в предстоящие 5–10 лет не ощутят положительного эффекта в плане своего развития, то это может отрицательно сказаться на прогрессивной динамике Шанхайской организации сотрудничества. Протяженность российско-китайской границы составляет 4300 километров. Столь же огромный путь прошли за последние двадцать лет российско-китайские отношения. Опираясь на пять принципов мирного сосуществования (взаимное уважение суверенитета и территориальной целостности, взаимное ненападение, невмешательство во внутренние дела друг друга, равенство и взаимная выгода, мирное сосуществование), на базе которых Китай развивал дипломатические, экономические и культурные отношения со всеми странами мира, Россия и Китай пришли к такому уровню отношений, который еще в 1997 году был охарактеризован президентом Китая Цзян Цземинем как «новый тип межгосударственных отношений, основанных на долгосрочных стратегических интересах в области политики, экономики и безопасности». Основой таких новых межгосударственных отно- 290 шений является принцип «неприсоединения, неконфронтации и ненаправленности против третьих стран и стратегического взаимодействия по важнейшим международным, региональным и двусторонним вопросам». В ходе создания таких новых государственных отношений усилиями обеих стран был решен ряд исторических и актуальных вопросов. Скажем, в октябре 2004 года обе страны подписали Протокол о завершении переговоров о доступе на рынок в рамках присоединении России к ВТО. Были проведены совместные военные учения «Мирная миссия-2005» и «Мирная миссия-2007», что стало беспрецедентным событием в истории двусторонних отношений и показало высочайший уровень взаимного доверия. Все эти изменения в государственных отношениях отвечают коренным интересам народов двух стран. Истории России и Китая теснейшим образом связаны, а их дружба носит глубокий, многовековой характер. Во время президентства Ельцина было сделано несколько важных шагов в развитии двусторонних отношений, а именно был успешно осуществлен переход от советско-китайских к российско-китайским отношениям, переход от конструктивного партнерства к партнерству стратегического взаимодействия. Принципиальными положениями Российско-китайской декларации от 25 апреля 1996 г., впервые зафиксировавшей отношения «стратегического партнерства» между двумя странами, были тезисы о непринятии Москвой и Пекином политики «гегемонизма», об отрицательном отношении к расширению НАТО на Восток, о схожести взглядов на вопросы обеспечения безопасности на региональном, национальном, приграничном и глобальном уровнях. Партнерство в этой сфере проявилось в формировании общих подходов к ключевым вопросам глобальной и региональной политики. После прихода Владимира Путина к власти в 2001 г. руководители двух стран подписали Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР, где в юридической форме закреплена миролюбивая идея «навеки друзья, никогда враги», обозначены магистральные направления долговременного стабильного развития двусторонних отношений, при этом обе стороны пообещали всегда быть хорошими друзьями, хорошими соседями и хорошими партнерами. В июне 2003 г. в ходе своего визита в Россию Председатель КНР Ху Цзиньтао и Президент РФ Владимир Путин достигли полного взаимопонимания по обсуждавшимся вопросам. В настоящее время руководители двух стран постоянно обмениваются мнениями по актуальным международным вопросам. Непрерывно углубляется политическое взаимопонимание. Закономерным итогом этого процесса стало объявление 2006 г. Годом России в Китае, а 2007 г. – Годом Китая в России. Все это свидетельствует о том, что российско-китайские отношения вступают в новый период всестороннего, здорового и стабильного развития. 291 Прочная основа дальнейшего развития отношений – взаимная заинтересованность в том, чтобы граница между Россией и Китаем была границей мира и дружбы. В марте 2006 г. в ходе визита Владимира Путина в КНР Россия и Китай подвели итоги развития российско-китайских отношений за 10 лет, прошедших с момента установления между Россией и Китаем отношений «равноправного доверительного партнерства и стратегического взаимодействия». В подписанной по итогам визита Совместной российскокитайской декларации Владимир Путин и Председатель КНР Ху Цзиньтао высоко оценили результаты двустороннего взаимодействия, констатировали, что дальнейшее укрепление российско-китайских отношений относится к числу приоритетных направлений внешней политики двух стран, отвечает коренным интересам обоих государств, способствует поддержанию мира и стабильности в регионе и во всем мире, договорились содействовать дальнейшему развитию отношений между двумя государствами 1. Ху Цзиньтао в своем выступлении на открытии «Года Китая в России» 26 марта 2007 г. также отметил: «На сегодняшний день китайско-российские отношения бурно развиваются и уже достигли достаточно высокого уровня». Президент России Владимир Путин, в свою очередь, в выступлении сравнил российско-китайскую дружбу с деревом «с глубокими корнями и густой кроной» и, используя цитату из китайской «Книги перемен», следующим образом охарактеризовал российско-китайские отношения: «Похожие голоса звучат в резонансе, похожие характеры привлекают друг к другу». Владимир Путин отметил, что «сегодня российско-китайские дружественные отношения находятся на пике своего развития. Международная политическая структура и тенденция развития мира обусловливают дальнейшее сохранение хороших отношений между Россией и Китаем. Кроме политических интересов, у России и Китая существует много других общих интересов, например интересы в области деревообрабатывающей промышленности, в области космонавигации, военно-технического сотрудничества и ресурсных областей». Кроме того, Владимир Путин недавно подчеркнул, что «российско-китайская дружба базируется на взаимопонимании и взаимодоверии и является нашей совместной ценностью. Помня о прошлом, мы смотрим в будущее». Такое единодушие руководителей обеих стран дает основание верить, что российско-китайская дружба принесет богатые плоды. Глобализация экономики и интеграция региональной экономики необратимы, а международное разделение труда лишь углубляет экономические связи разных стран. Принцип отношений при этом таков: «Я нужен тебе, ты нужен мне, мы не можем обойтись друг без друга». Что касается отдаления от международного рынка и развития соб1 http://www.kremlin.ru/text/docs/2006/03/103421.shtml 292 ственными силами, то такая политика не отвечает требованиям нынешнего времени. Находить общее, несмотря на существующие различия, единодушно сотрудничать – вот основной принцип успешного развития сегодняшней экономики. Интеграция России в международную экономику, совершенствование российского законодательства и экономического механизма в целом невозможно без опоры на опыт международной экономики. То же можно сказать и про повышение конкурентоспособности российских товаров на мировом рынке за счет снижения себестоимости товаров российскими производителями. Этот вопрос станет особенно актуальным после вступления России в ВТО. Россия и Китай обладают сходными возможностями для своего развития — это касается и геополитики, и возможности получения прибыли от экономики, опирающейся на преимущества геополитики. Россия и Китай имеют множество точек соприкосновения. Поддержка друг друга в геополитике и взаимовыгодное экономическое сотрудничество способствуют реализации стратегических целей развития стран. Прочная основа дальнейшего развития отношений — взаимная заинтересованность в том, чтобы граница между Россией и Китаем была границей мира и дружбы. Что касается России, то она, как заявил Владимир Путин 27 июня 2006 г. на совещании с послами и постоянными представителями зарубежных государств в Российской Федерации, свою главную задачу видит в том, «чтобы не консервировать достигнутое, а предпринимать все новые шаги для расширения сфер российско-китайского партнерства»2. Одна из важнейших задач на будущее — «наладить тесную координацию государственных региональных программ развития, в первую очередь это касается традиционных партнеров — российского Дальнего Востока и Сибири, а также промышленных баз северо-востока Китая и его западных районов»3. Китай осуществляет стратегию масштабного освоения западных регионов и обновления старой промышленной базы северо-востока, а в России активно развиваются Сибирь и Дальний Восток. Страны создали совместную экономическую торгово-промышленную зону, ставшую началом торгового сотрудничества, сформировали зону для разработки инновационных технологий, обмениваются имеющимися в каждой из них преимуществами, создали условия для развития науки. Россией и Китаем также был разработан механизм экспорта механической и электронной продукции, составлена программа сотрудничества в области энергетики, заявлено о намерении создать «Энергетический клуба» при ШОС и т.п. 2 http:www.kremlin.ru/eng/speeches/2006/06/27/2040-type82913type82914-107818.shtml Путин В. В. Выступление на Российском-китайском экономическом форуме 22 марта 2006 г., Пекин. http://www.kremlin.ru/telt/appears/2006/03/103471.shtml 3 293 Хотелось бы остановиться на весьма важном аспекте российско-китайского сотрудничества – эффективности использования нашими государствами своего геостратегического потенциала. Глобализация экономики, международные интеграционные процессы требуют создания системы, обеспечивающей экономические связи между странами мира, т. е. международной системы движения товаров и ее эффективного функционирования и развития. По оценкам экспертов, в XXI веке эпицентр экономического развития переместится в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). При этом значение его транспортных связей с Европой не только не будет утрачено, но и поднимется на новый уровень. Около половины мирового грузопотока приходится на перевозки из Европы в Азию и обратно. В таких условиях чрезвычайно выгодное геостратегическое расположение России и Китая становится неисчерпаемым источником повышения конкурентоспособности и экономического роста. Приоритетными направлениями в интеграционных инфраструктурных процессах должны стать: — учет геоэкономических интересов России и Китая, кардинальных изменений в технологической основе, организации, правилах функционирования мирового хозяйства; формирование гибких воспроизводственных систем в наиболее перспективных областях ресурсного обеспечения и технологического развития; — переход от торгово-посреднической к воспроизводственной модели российскокитайских внешнеэкономических связей, к активной поддержке экспорта товаров высокого уровня обработки, активное развитие финансово-промышленных и финансовоторговых корпораций, выход на рынки третьих стран, в том числе за счет строительства энергетических объектов, обмена наукоемкой продукцией и т.д. Одним словом, только при ясном понимании ситуации, четком планировании, наличии твердого желания и самоотверженной работе сотрудничество в Евразийском регионе будет активно развиваться на долгосрочной основе. 4. Заключение Для России ШОС является соединительным звеном со странами СНГ, Китем и Азией. Кроме того, ШОС выступает в качестве важного сдерживающего фактора по отношению к «трем злым силам» в Центрально-Азиатском регионе, способствует сохранению стабильности в регионах, окружающих Россию, выступает важным стимулирующим элементом укрепления регионального экономического развития, обеспечивает безопасность нефтегазового производства и узла нефте- и газопроводов Юга России, служит важной базой для российской энергетической дипломатии и энергетической стратегии. 294 Активное стимулирование развития ШОС будет выгодно для расширения стратегического пространства России как с целью повышения ее международного влияния, так и для сдерживания американского влияния в регионе ЦА. Опираясь на ШОС, Россия постепенно пересматривает свою дипломатическую стратегию, делая ее более конкретной и зрелой. Активное участие в деятельности ШОС предоставляет России исторический шанс для возрождения государства. В связи с вышеизложенным можно предположить, что политика России по отношению к ШОС в обозримом будущем не будет сколько-нибудь меняться. Во-первых, можно предположить, что российко-американские отношения сильно не изменятся из-за того, что они зависят в первую очередь от стратегических интересов США, которые, очевидно, не претерпят каких-либо изменений. США как единственная в мире супердержава все еще обладает огромной силой влияния на страны ЦА и остается самой серьезной угрозой для России. Во-вторых, США все еще играют главенствующую роль в мировом политическом и экономическом порядке, что приносит России больше вреда, чем пользы. США всегда проводят политику сдерживания России и являются самым большим препятствием на пути осуществления стратегической цели России по созданию многополярного мира. Для осуществления этой цели и защиты своих интересов по обеспечению безопасности в регионе ЦА Россия вынуждена обращаться за помощью к ШОС. В-третьих, тенденция непрерывного укрепления и увеличения государственной мощи Китая и постепенного повышения его положения в мире в ближайшие 10–15 лет, очевидно, не изменится. Для всестороннего стратегического сотрудничества и взаимодействия с Китаем Россия неизменно будет нуждаться в ШОС. Для России ШОС служит механизмом и средством сдерживания США в ЦА. Россия рассматривает ШОС как сильную региональную организацию, способную оказать сопротивление влиянию США, Евросоюза и Японии в Европе, ЦА, на Среднем Востоке и в Северо-Восточной Азии. Укрепляя сотрудничество с членами и наблюдателями ШОС, Россия тем самым продвигается по пути создания нового мирового энергетического порядка и нового механизма международного энергетического сотрудничества. Дипломатию можно рассматривать как продолжение внутренней политики государства, поскольку дипломатия — внешнее проявление интересов, национальных особенностей и культурного наследия государства. Вследствие этого для осуществления своих стратегических целей России необходимо урегулировать свои отношения с соседними государствами. 295 В процессе пятитысячелетней истории развития китайской нации образовалось множество ценных культурных традиций и философских идей, символом которых является иероглиф «хе» (мир, слияние, гармония). Например, «дорожить миром» означает идею о мире и дружелюбии к соседям; «слияние человека с природой» означает мечту о гармоничном развитии человечества; «жить в мире при разногласии во взглядах» означает стремление к мирному сосуществованию при разногласиях, независимости и самостоятельности. В основе всего этого стоит иероглиф «хе». Такая обширная и глубокая идеология сильно отразилась на мировоззрении китайцев и постоянно воплощается во внешней политике Китая. Китай накопил немало опыта в использовании дружелюбной философской идеи к соседям, в подходе к отношениям с соседними странами и мировыми державами, включая Россию. Залогом успешного развития ШОС является то, что она выступает как образец современной модели геополитической интеграции, безусловного верховенства принципов взаимного доверия и взаимной выгоды, взаимных консультаций, уважения многообразия цивилизации, равенства и стремления к совместному процветанию всех государствчленов Организации. ШОС нацелена на построение подлинно справедливой, безопасной и демократической системы международных отношений, исключающей политику двойных стандартов, навязывание моделей социального и экономического развития. Политика добрососедства, взаимного процветания и спокойствия была выдвинута, прежде всего, Китаем после окончания «холодной войны» и получена затем одобрением со стороны России. С древнейших времен до сегодняшнего дня те государства, которые доброжелательно относятся к своим соседям, непременно получают пользу от такой политики, поскольку соседи отвечают добром на добро, что позволяет всем странам мирно сосуществовать. Оглядываясь на российскую и китайскую внешнюю политику, хотелось бы сказать, что добрые отношения с соседними странами и взаимовыгодное сотрудничество помогают России в осуществлении своей стратегической цели — возрождении государства. 296 Абалкина А. А.* (Россия) Перспективы участия России в интеграционных процессах в Восточной Азии Российская политика соседства предполагает разную степень взаимодействия со своими соседями: от договоров о сотрудничестве до создания зоны свободной торговли или интеграционного проекта с единой таможенной политикой. Причем интеграция выступает как более глубокий этап взаимодействия, предполагающий формирование преференциальных условий ведения бизнеса для стран-членов двустороннего или многостороннего объединения. В последние годы Россия все более активно прибегает к использованию интеграционного механизма взаимодействия со своими соседями. Так, на сегодняшний день развиваются с переменным успехом интеграционные блоки в регионе Содружества Независимых Государств (СНГ), существуют планы по созданию общего экономического пространства Россия – Европейский союз (ЕС). Активизировалось в последние годы также и азиатское направление внешней политики, что подтверждается участием России в форуме Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), ассоциированным членством в Восточно-Азиатском сообществе (ВАС), созданном в конце 2005 г., проведением первого в истории саммита Россия – АСЕАН, определением экономических стратегий в Шанхайской организации сотрудничества. Вместе с тем уровень экономического сотрудничества с Азиатским регионом, которое является важной предпосылкой для интеграции, значительно отстает от взаимодействия со странами Европы и СНГ. В этой связи актуальным выступает анализ перспектив участия России в интеграционных процессах в Восточной Азии. Роль соседних регионов и перспективы их роста За последние десятилетия произошла существенная трансформация роли регионов, значительно отразившаяся на соотношении глобальных и региональных центров в мировой экономике. В этой связи при разработке долгосрочной стратегии экономического взаимодействия со своими соседями Россия должна принимать во внимание и учитывать те * Абалкина А.А. – к.э.н., научный сотрудник Института экономики РАН. 297 процессы, которые происходят в регионах-соседях, а именно в Европейском Союзе, на постсоветском пространстве, а также в Восточной Азии. Страны региона СНГ имеют значительный потенциал роста, однако ключевое воздействие на их развитие оказывает Россия. Именно наша страна является безусловным лидером в развитии интеграции в регионе, которая базируется на сохранившихся со времен СССР кооперационных связях. На сегодняшний день на регион СНГ приходится чуть менее 4% мирового ВВП, из них 2,6% – на Россию (см. таблицу 1). Роль Европейского союза, являющегося основным торговым партнером России, незначительно изменится в ближайшее десятилетие. Этому есть ряд причин, связанных с моделью развития европейской экономики. Так, ее факторы роста находятся внутри ЕС: он преимущественно обеспечивается за счет ориентации стран Экономического союза на свой внутренний рынок. Так, более 70% экспорта ЕС представляет собой взаимную торговлю1. Увеличение удельного веса ЕС в мировом хозяйстве потребует расширения платежеспособного спроса, который обеспечивается за счет присоединения новых членов. Несмотря на падение доли еврозоны в мировом ВВП, ЕС-27 экстенсивным путем за счет присоединения новых членов сравнялся с США по своим масштабам (см. таблицу 1). Однако такая стратегия имеет ограничения роста. С одной стороны, она позволяет странам ЕС не потерять своего значения в мировой экономике, а с другой – не способствует их лидирующему положению. Этот тезис подтверждают прогнозы Economist Intelligence Unit, в соответствии с которыми доля ЕС в мировом ВВП к 2020 г. будет незначительно снижаться, несмотря на предполагаемое расширение интеграционного блока с нынешних 27 до 33 членов. Так, прогнозируется, что доля ЕС в мировом ВВП снизится с 21% в 2005 г. до 20,2% – в 2010 г. и до 19,1% – в 2020 г. (см. таблицу 1). Таблица 1 Доля ведущих стран и регионов в мировом ВВП по паритету покупательной способности валют, % США Япония Еврозона Европейский союз 1990 1995 2000 2005 21,3 8,7 18,4 20,9 8,9 17,6 21,1 8,2 16,7 21,0 7,1 14,8 21,0 2010 (прогноз) 20,3 6,0 2020 (прогноз) 19,0 4,5 20,2* 19,1** Абалкина А.А. Взаимная торговля в региональных интеграционных группировках: итоги 2004 года // Информационно-аналитический бюллетень Центра проблем интеграции ИМЭПИ РАН. 2006. № 1–2. 1 298 СНГ и Монголия, в т.ч. Россия Азиатские развивающиеся страны, в т.ч. Китай Латинская Америка 7,2 Н/д 3,7 2,6 3,3 2,3 3,8 2,6 15,1 20,0 22,6 27,1 6,1 7,9 6,5 8,1 10,0 8,2 12,5 7,8 2,7 2,5 16,6 7,7 19,4 7,6 * ЕС-28 ** ЕС-33 Источник: World Economic Outlook. IMF, Washington DC, different issues; Foresight 2020: economic, industry and corporate trends. Economist Intelligence Unit, 2006. Другой соседний регион – Восточно-Азиатский – станет локомотивом экономического роста в мире. По оценкам Economist Intelligence Unit, к 2020 г. на Азию будет приходиться более 43% ВВП, из них на Китай – 19,4, Индию – 8,8, Японию – 4,5%2. Успех стран Восточной Азии связан с развитием экспортно-ориентированной модели экономики. За достаточно непродолжительный срок эти страны сумели добиться значительных успехов, которые в основном связаны с выбранными моделями экономического развития. Постепенно увеличение уровня технологического производства в одних странах подтягивало индустриальное развитие других стран региона. Это происходило в рамках так называемой парадигмы «летящих гусей», которая предполагала технологический подъем за счет импорта предпринимательского капитала из более развитых стран. Когда эти страны стали производить конкурентоспособную продукцию, они стали подключать другие страны региона к производственному процессу, создавая таким образом экспортно-ориентированные отрасли во всей Восточной Азии. Лидером в Азиатском регионе постепенно становится Китай. Значительным фактором роста страны является продолжающаяся индустриализация, а увеличивающийся спрос на внутреннем рынке и за рубежом способствует росту производства. ВВП Китая к 2015 г., по скромным оценкам, будет составлять более 12 трлн долл.3, а по самым оптимистическим – к 2020 г. достигнет почти 30 трлн долл. (по ППС). Изменение роли различных регионов приведет к усилению полицентричности как в глобальном, так и в региональном масштабе. Обострится конкуренция между глобальными и региональными центрами за сферы влияния в странах, которые выступают важным источником формирования расходов. Такая трансформация найдет отражение в модификации интеграционного механизма взаимодействия, некотором перегруппировании существующих преференциальных соглашений, а также создании новых. 2 3 Foresight 2020: economic, industry and corporate trends // Economist Intelligence Unit, 2006. По прогнозам ЦРУ и RAND. 299 Россия в последние годы активно использует интеграционные механизмы для взаимодействия со своими соседями. Так, на постсоветском пространстве на сегодняшний день с переменным успехом реализуются четыре интеграционных проекта с участием России (СНГ, Единое экономическое пространство, Союзное государство, Евразийское экономическое сообщество). Рассматриваются возможности создания общего экономического пространства с Европейским союзом. За последнее десятилетие происходит существенная трансформация и смещение центров притяжения соседних регионов, влияющие на изменение характера и глубины экономического взаимодействия с ними (см. таблицу 2). Таблица 2 Доля отдельных регионов и стран во внешней торговле России, % Страны СНГ ЕС АТЭС, в т.ч. США Восточная Азия, в т.ч. в т.ч. Япония Китай 1996 18,7 32,1 18,3 5,7 12,7 3,4 5,6 Экспорт 2001 14,6 36,9 14,8 4,2 10,5 2,4 5,6 2006 14,0 56,7 11,9 2,9 8,7 1,5 5,2 1996 31,6 34,5 15,0 6,3 7,1 2,1 2,2 Импорт 2001 26,8 36,8 18,5 7,7 9,6 2,0 3,9 2006 16,2 44,0 28,6 4,6 22,5 5,7 9,4 Источник: рассчитано по данным ФТС России. За последние десять лет произошли значительные изменения в географии внешней торговли России за счет скорости развития регионов, смещения структуры торговли в сторону сырьевых товаров, спрос на которые активно предъявляют страны ЕС, а в последние годы и Восточной Азии. География внешней торговли России свидетельствует о доминировании европейского вектора. Так, на страны Европейского союза по итогам 2006 г. приходится 56,7% экспорта и 44,0% совокупного импорта. Существующая структура торгового взаимодействия не соответствует активности интеграционного направления. Так, если основное сотрудничество в области внешней торговли приходится на страны ЕС, то интеграционные блоки строятся преимущественно на постсоветском пространстве, где Россия играет доминирующее положение. Азиатский регион играет все более значимую роль в российской внешней торговле. Россия постепенно становится значимым рынком сбыта его продукции, что отражается на доле региона в российском импорте, которая возросла до 22,5% в 2006 г. В этой связи существенные изменения должны быть внесены в политику России в отношении региона Восточной Азии, который, с одной стороны, станет лидером в миро- 300 вой экономике в ближайшие десятилетия, а с другой – будет играть все большую роль во внешней торговле России. Тенденции развития интеграционных процессов в Восточной Азии На протяжении минувших десятилетий мотивы развития интеграционных объединений заметно трансформировались, несмотря на существующие региональные различия. Это привело к значительному расширению инструментов и типов интеграционных объединений, формирующихся под действием целого спектра экономических, политических и ряда других причин. Происходит смещение от традиционно закрытых типов интеграции (например, модель ЕС) к интеграционным блокам с менее жесткими обязательствами. Так, значительное распространение получили многосторонние объединения открытого типа, которые позволяют совмещать состав участников интеграционных блоков, что приводит к эффекту «спагетти» (spaghetti bowl)4. Вместе с тем активно развиваются двусторонние зоны свободной торговли. С развитием интеграционных объединений в различных регионах возникают возможности не просто для создания интеграционных блоков, но и для сотрудничества отдельной страны с интеграционными проектами, а также их взаимодействия между собой. Все это открывает возможности для более гибкой внешней политики в отношении соседей и выработки оптимальной модели сотрудничества с использованием интеграционных механизмов взаимодействия. Расширяется также спектр предпосылок для развития интеграционных объединений, создание которых вызвано не только экономическими и политическими факторами взаимодействия между странами, но также и текущими тенденциями в мировой экономике. Так, в качестве примера можем привести кризис переговоров во Всемирной торговой организации, что вызвало поиск альтернативных способов либерализации внешнеторговых режимов, в частности создания преференциальных условий торговли. Другим примером может стать перераспределение сфер влияния в регионах (в особенности это касается Восточной Азии), вызванных смещением центров роста. Вместе с тем по-прежнему важным основанием для развития интеграции выступает экономическая база взаимодействия, которая является предпосылкой для создания преференциальных режимов для торгового и инвестиционного сотрудничества. На сегодняшний день определяющую роль в развитии региона Восточной Азии помимо высоких темпов роста оказывает увеличение торговой взаимозависимости внутри 301 региона. Доля внутрирегиональной торговли постепенно увеличивается, и по итогам 2006 г. она составила около 55%. Такой уровень взаимной торговли является одним из самых высоких в мире. Только в Северной Америке, где функционирует зона свободной торговли НАФТА, взаимный экспорт составляет 56%, а также в Европейском Союзе с наиболее глубоким уровнем интеграции в мире такой показатель превышает 67%5. Внутрирегиональная торговля обеспечивается за счет взаимодополняемого характера производства. Страны Восточной Азии все в большей степени углубляют свою специализацию внутри отраслей и тем самым увеличивают объемы торговли между собой. На сегодняшний день страны Восточной Азии становятся мировыми лидерами по экспорту продукции электротехнической и текстильной промышленности. Так, на их долю приходится 62,5% мирового экспорта офисного оборудования, 53,5 телекоммуникационного оборудования, 75,2 интегральных схем, а также они удовлетворяют потребности мирового рынка в текстиле и одежде почти на 45%6. Интенсивный уровень торгового сотрудничества выступает одной из предпосылок для развития интеграционных процессов в регионе, поскольку увеличение торговой взаимозависимости стран Восточной Азии вызывало необходимость создания институциональных инструментов упрощения торговли, гармонизации торгового законодательства и стандартов, а также учреждение механизмов разрешения споров. Этот вопрос стал особо актуальным в условиях кризиса многосторонних переговоров о дальнейшей либерализации торговых режимов в ВТО в рамках Доха-раунда7. Региональная интеграция, преференциальные торговые соглашения выступают альтернативой многосторонним торговым переговорам в рамках ВТО, которые в последние годы зашли в тупик. В развитии интеграции сыграли роль также и внутренние факторы. Основная масса интеграционных соглашений приходится на конец 1990-х гг. – посткризисный период. Глобальный кризис 1997 г. потребовал пересмотра экономической политики стран Азии и вызвал необходимость разработки механизмов защиты региона от внешних финансовых потрясений8. По примеру Европейского союза страны Азии пошли по пути развития фи- Графическое изображение перекрещивающихся многосторонних и двусторонних объединений напоминает тарелку спагетти. 5 Абалкина А.А. Взаимная торговля в региональных интеграционных группировках: итоги 2004 года // Информационно-аналитический бюллетень ЦПИ ИЭ РАН. 2006. № 1–2. 6 International Trade Statistics, 2007. 7 ЭСКАТО об актуальных проблемах развития экономики АТР // БИКИ. 2006. № 33. С. 5. 8 Tourk K. The Political Economy of East Asian Economic Integration // Journal of Asian Economics. 2004. № 15. P. 845. 4 302 нансовой интеграции региона, которая способна обеспечить большую стабильность и устойчивость финансовой системы этих стран. К началу нового тысячелетия в Восточной Азии функционировало всего несколько интеграционных группировок. Одной из них является Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), которая была основана в 1967 г. с целью обеспечения мира и региональной стабильности. Экономическое сотрудничество в этом субрегионе перестало играть второстепенную роль сравнительно недавно, когда в 1992 г. было подписано решение о создании зоны свободной торговли. Другим примером может стать форум АТЭС, учрежденный в 1989 г. Он не навязывает странам жесткие обязательства по либерализации экономик, а также ставит отдаленные цели по созданию зоны свободной торговли. На сегодняшний день страны Восточной Азии прибегают к использованию различных интеграционных форм, сочетая участие в многосторонних и двусторонних торговых объединениях. Значительные трансформации региона, экономические шоки и смена центров влияния вызывают поиск новых интеграционных моделей в странах Восточной Азии. Появление новых региональных лидеров обостряет борьбу за влияние в регионе. Именно расстановка сил обусловливает состав союзов между государствами в Азии, в том числе и объединений интеграционного характера. Этим странам только в начале 2002 г. удалось создать многосторонний блок с участием стран Восточной Азии, который представляет собой форум АСЕАН+3. В рамках АСЕАН+3 проводятся меры в большей степени финансовой интеграции, нежели торговой. Однако форум стал прообразом полноценной региональной интеграционной группировки, в рамках которого был проработан план создания Восточно-Азиатского сообщества (далее – ВАС), учрежденного в конце 2005 г. ВАС объединяет 13 азиатских стран, а также Австралию и Новую Зеландию. До сих пор никаких целей в рамках ВАС еще не поставлено, однако, по некоторым прогнозам, именно эта организация может стать полноценным региональным блоком в Восточной Азии. В последние годы разработано еще несколько многосторонних проектов с участием стран Восточной Азии, имеющих межсубрегиональный характер. Одним из них является Бенгальская инициатива многоотраслевого технического и экономического сотрудничества 2004 г. (далее – БИМСТЕК), включающая Мьянму, Таиланд и ряд стран Южной Азии. Другим проектом выступает Азиатско-Тихоокеанское торговое соглашение, подписанное в 2005 г. при участии Бангладеш, Индии, Китая, Кореи и Шри-Ланки. Несмотря на различный состав участников блоков, всех их объединяют достаточно далекие по времени достижения цели. Например, АСЕАН должна создать зону свободной 303 торговли АФТА к 2010 г., АСЕАН+3 – к 2015 г. В АТЭС предусмотрено поэтапное создание беспошлинного обмена товарами: развитые страны либерализуют торговый режим к 2010 г., а развивающиеся – к 2020 г. БИМСТЕК предполагает установление беспошлинной торговли к 2017 г. Единичны проекты, стремящиеся к тесной экономической интеграции и выходящие за рамки создания зоны свободной торговли. Только страны Юго-Восточной Азии намерены к 2020 г. обеспечить свободу движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы по образцу Европейского экономического сообщества. Пока долгосрочные цели еще недосягаемы, многие восточноазиатские страны решают свои краткосрочные задачи, используя механизмы формальной экономической интеграции. В этих условиях наиболее простая и удобная модель двусторонних торговых соглашений приобретает большую популярность среди стран региона. По итогам 2006 г. около 70 двусторонних соглашений подписаны азиатскими странами либо находятся в стадии реализации. Среди стран, наиболее активно использующих данную модель интеграции, выступают Корея, Сингапур, Таиланд, Япония. Двусторонний формат взаимодействия стал востребован, поскольку ограниченное количество участников позволяет в наибольшей степени отвечать интересам партнеров по либерализации конкурентоспособных отраслей и защите уязвимых секторов экономики. Показателен опыт Японии, которая достаточно поздно подключилась к интеграционным процессам. Опыт заключения двусторонних соглашений показывает, что она предпочитает заключать соглашения со странами, имеющими схожие подходы к открытию экономики. Показательно в этом случае подписанное соглашение со Швейцарией, которая играет незначительную роль во внешней торговле Японии. Активная позиция в отношении интеграции подчинена лишь единственной логике: максимально снизить издержки для своих экспортеров. Однако, заключая бесчисленные торговые соглашения, регуляторы получают противоположный результат. По словам вице-президента компании FedEx М. Дакера, гармонизированные правила уменьшают издержки и увеличивают предсказуемость 9, тогда как в условиях многочисленных двусторонних соглашений происходит обратный эффект. Многие компании просто вынуждены отказываться от льготного режима из-за бюрократических препонов, связанных с получением разрешений на использование преференций. Практически все подписанные соглашения (как многосторонние, так и двусторонние) не предполагают глубокой интеграции и предусматривают, как правило, создание 304 лишь зоны свободной торговли. Таким образом, используемая интеграционная политика позволяет странам участвовать сразу в нескольких интеграционных объединениях, поскольку зоны свободной торговли могут пересекаться (в отличие от более сложного таможенного союза или общего рынка). Выстраивание модели взаимодействия со странами Восточной Азии необходимо проводить с учетом существующих интеграционных механизмов в регионе. Интеграционные механизмы взаимодействия России и стран Восточной Азии Необходимость участия России в интеграции в Восточной Азии связана прежде всего с укреплением своей ниши в регионе в условиях возникновения новых региональных лидеров и, таким образом, упрочнением позиций как экономического и политического партнера. Участие России в интеграционных процессах в Азии на сегодняшний день ограничивается присутствием в форуме Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), которая вышла за рамки обеспечения безопасности в регионе и стала решать более обширные задачи, среди которых можно выделить поощрение эффективного регионального сотрудничества в экономической, торговой и финансовой сферах. Однако участие в этих интеграционных группировках не приводит к упрощению режимов торговли, а в большей степени является форумом для переговоров. На сегодняшний день участие России в интеграционных проектах в Восточной Азии не подкреплено достаточным уровнем экономического сотрудничества. Россия, большая часть территории которой находится в Азии, не играет значительной роли в регионе как экономический партнер. По состоянию на конец 2005 г. российский ВВП составил около 4% от азиатского. Доля России в торговле со странами Азии также невелика: только 1,5% своего экспорта азиатские страны направляют в СНГ10. Структура и динамика экономических взаимоотношений России и стран Восточной Азии свидетельствуют о значительной асимметричности характера сотрудничества. По итогам 2006 г. объем российского экспорта в страны Восточной Азии составил 26,3 млрд долл., что представляет собой около 8% совокупного экспорта, импорт из этих стран превысил 31 млрд долл., или 22% совокупного ввоза товаров11. WTO’s Lamy Warns Over China’s Pursuit of Separate Free Trade Agreements // Associated Press, 2006, September, 6. 10 International Trade Statistics, 2007. 11 Рассчитано по данным ФТС. 9 305 Низкий уровень экономического взаимодействия в регионе нередко отдаляет перспективы членства России в ряде интеграционных проектов. Так, например, России было отказано в членстве в Восточно-Азиатском сообществе. Наша страна подала заявку на участие в этой организации, однако получила пока только статус наблюдателя, поскольку полноправное участие России встретило несогласие ряда членов АСЕАН и Австралии, которые в качестве аргумента упомянули недостаточно активное экономическое сотрудничество с ВАС. На сегодняшний день в Восточной Азии преимущественно развивается корпоративная модель интеграции, основанная на торговле комплектующими и деталями в различных отраслях экономики. На сегодняшний день Россия практически не вовлечена в кооперационные связи со странами Восточной Азии, оставаясь в основном экспортером сырья. Многосторонняя интеграция со странами региона потребует со стороны России преимущественно односторонней либерализации таможенного режима, что обусловлено особенностями структуры торговли России и стран Восточной Азии. Так, в российском экспорте доминирует продукция низкой степени переработки, а именно минеральные продукты, древесина и металлы (см. таблицу 3). Импорт представлен также достаточно узкой номенклатурой, однако в его структуре доминируют машины и оборудование, а также транспортные средства. То есть Россия выступает рынком сбыта высокотехнологической продукции, в производстве которой страны Восточной Азии имеют конкурентные преимущества. Таблица 3 Структура внешней торговли России с основными торговыми партнерами в Восточной Азии в 2006 г., % Китай Япония Корея Минеральные продукты 45 28 40 Древесина 12 16 7 Металлы 10 45 33 Машины и оборудование 47 26 48 Средства наземного транспорта 3 53 29 Экспорт Импорт Источник: Рассчитано по данным ФТС России. Страны Восточной Азии имеют, как правило, крайне низкие или даже нулевые ставки на ввоз нефти, газа, древесины (основных статей российского экспорта). Некоторые 306 страны региона вообще обнулили тарифы на все виды товаров, в частности Сингапур и Гонконг. Россия же, наоборот, является рынком сбыта продукции с высокой степенью обработки, ввозные тарифы на которые относительно высоки, а это потребует серьезного снижения таможенных пошлин. В случае создания многосторонней зоны свободной торговли в Восточной Азии с участием России наша страна может столкнуться с эффектом искажения торговли, когда за счет улучшившихся условий экспорта партнеров Россия будет импортировать из стран зоны свободной торговли, а не из стран–традиционных партнеров (например, страны ЕС). Как результат, возможен импорт менее эффективно произведенных товаров. Не всегда выгодно участие в таких группировках, поскольку подписание соглашения о беспошлинной торговле с крупнейшими экономиками, ориентированными на экспорт, например Китаем, может негативно сказаться на внутреннем рынке. С учетом сегодняшнего уровня взаимосвязей Россия не может стать полноценным и полноправным участником экономической интеграции. В этих условиях реальный интеграционный эффект может быть достигнут только за счет развития кооперационных связей. Вместе с тем низкий уровень экономического сотрудничества со странами региона не лишает нашу страну возможности развития интеграционных процессов с ее участием в Восточной Азии. На сегодняшний день существует значительное количество моделей интеграции и предпосылок создания интеграционных блоков. Причем нередко они создаются в условиях достаточно низкого уровня экономического взаимодействия. Ярким примером является опыт Японии, которая подписала соглашение о зоне свободной торговли со Швейцарией, с которой уровень торговли находится на низком уровне. На наш взгляд, реально участие России в интеграционных проектах, проповедующих открытый регионализм с отдаленными целями по либерализации внешнеторговой политики. Выгода такого механизма состоит в том, что это, с одной стороны, даст определенный запас времени для проведения структурных изменений в российской экономике, а с другой – это не помешает одновременной интеграции, например, на постсоветском пространстве. Присоединение к интеграционным механизмам в Восточной Азии в условиях низкого уровня экономического взаимодействия возможно также с помощью двустороннего сотрудничества. На сегодняшний день широкое распространение получили двусторонние связи в регионе, направленные на создание преференциальных режимов при сохранении нетронутыми уязвимые отрасли. Так, к середине 2007 г. было заключено 25 двусторонних соглашений о преференциальной и свободной торговле, помимо этого в процессе перего- 307 воров находятся еще 33 договора12. Среди стран, наиболее активно использующих данную модель интеграции, выступают Корея, Сингапур, Таиланд, Япония. Эта модель интеграции достаточно успешна, поскольку она может наиболее полно отвечать интересам договаривающихся сторон, хотя нередко при использовании преференций бизнес-структуры нередко испытывают административные трудности. Россия может также прибегнуть к использованию распространенного механизма в Восточной Азии – интеграционный блок плюс 1. Например, сейчас уже проводятся форумы Россия – АСЕАН. Создание зоны свободной торговли с АСЕАН не скажется негативно на российской экономике вследствие незначительной экономической составляющей сотрудничества. Перспективным направлением развития интеграционного сотрудничества может стать развитие финансового взаимодействия в регионе. На сегодняшний день Россия и страны региона сталкиваются со схожими тенденциями, вызванными значительным положительным сальдо торгового баланса, который вызывает постоянное увеличение средств в экономике. Другой схожей тенденцией развития России и развивающихся стран региона является достаточно слабый уровень развития финансовых рынков, а также использование банковской системы в качестве основного финансового посредника. Такая ситуация приводит к тому, что избыточные ресурсы в экономике перераспределяются в кредиты и инвестиции через посредничество мирового финансового рынка, что увеличивает, с одной стороны, стоимость заимствований, с другой – зависимость наших стран от конъюнктуры мирового рынка. Сотрудничество в финансовой сфере могло бы быть реализовано в форме развития рынка долговых ценных бумаг, увеличения взаимного кредитования. Повышение суверенного рейтинга России до уровня А (по версии Standard&Poor’s) могло бы сделать привлекательными российские долговые ценные бумаги для иностранных заемщиков из Азии. Способствовать сотрудничеству стран Восточной Азии и России будет будущее членство нашей страны в Азиатском банке развития (АБР), которое даст возможность вести диалог и взаимодействовать в области реализации перспективных проектов развития. Помимо этого российские компании получат возможность участвовать в реализации программ, финансируемых АБР. Таким образом, в условиях существования достаточно широкого спектра интеграционных механизмов взаимодействия Россия может рассчитывать на участие в интеграции в 12 Asian Regional Integration Center (aric.adb.org). 308 регионе, несмотря на низкий уровень экономического взаимодействия. Россия может использовать двусторонний формат взаимодействия, а также многосторонние группировки открытого типа с отдаленными целями по либерализации, что будет способствовать упрочнению позиции России как партнера в регионе. Дадабаева З. А. * (Россия) Российские интересы в системе безопасности Центрально-Азиатского региона В Центральной Азии проживает более 130 различных народов и этнических групп. Центрально-Азиатский регион граничит с Афганистаном (2087 км), Ираном (992 км), Китаем (2805 км), Россией (6846 км). Общая площадь Центрально-Азиатского региона – 4 млн кв.км, население более 55 млн человек. Это единственный регион мира, где смыкаются все четыре мировые религии – христианство, ислам, конфуцианство, буддизм. До начала антитеррористической операции в Афганистане силами НАТО гарантом внешней безопасности в Центральной Азии являлась Россия. Можно сказать, что российские интересы в сфере безопасности складывались из трех основных направлений, а именно: борьбы с международным терроризмом и религиозным экстремизмом, противодействия наркотрафику, содействия в обеспечении внутренней стабильности государств региона. Россия исходила из понимания того, что Центрально-Азиатский регион не контролируется другими державами и не создает для нее потенциальную угрозу. Появление военных формирований из стран НАТО на границах России не могло не вызвать обеспокоенность с ее стороны. Фактически был нанесен удар по стратегическим позициям России в регионе, было разрушено ее многолетнее единоличное военное присутствие. В то же время для государств региона военное присутствие США в Центральной Азии стало альтернативным вариантом обеспечения собственной и региональной безопасности. Проблема создания мировых, региональных, национальных систем коллективной безопасности становится все более актуальной в наше время. Возникли политическая и экономическая целесообразность и необходимость формирования жизнестойкой, коллективной, можно сказать, интернациональной системы, способной противостоять любой внутренней и внешней военной экспансии и терроризму. Обострение проблем исламского экстремизма, сокращение финансовой помощи со стороны европейских государств и США, усиление талибской угрозы для Узбекистана, * Дадабаева З.А. – д.п.н., ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. 309 Таджикистана, Кыргызстана привело к крушению иллюзий относительно Запада. Эйфория многих представителей среднеазиатской политической элиты на «скорую финансовоэкономическую отдачу» от западного присутствия сменилась разочарованием. Одновременно проведение каких-либо политических реформ в Центральной Азии (развитие реальной демократии и многопартийности, соблюдение прав человека, создание гражданского общества) было отодвинуто на более отдаленное будущее. Многовекторная и многоуровневая интеграция, к которой тяготеет сейчас Россия, предполагает, на наш взгляд, выход на качественно новый уровень развития отношений. При этом существенно возрастает роль России в обеспечении безопасности в регионе. Вместе с тем нельзя не отметить, что после начала глобальной войны против терроризма Соединенные Штаты Америки стали придавать важное стратегическое значение Центрально-Азиатскому и Кавказскому регионам. Вашингтон обеспечил себе военное и стратегическое присутствие в этих зонах, тем самым расширяя зону своего влияния. Говоря о взаимоотношениях России и центральноазиатских государств, следует отметить, что они выстраиваются в соответствии с имеющейся политико-экономической обстановкой и существующими угрозами национальной безопасности, включая экономическое сотрудничество, военное взаимодействие, борьбу с международным терроризмом, сотрудничество в проведении политических реформ. В области государственных реформ страны Центрально-Азиатского региона выстраивают де-юре демократическую, де-факто авторитарную государственную власть с более жесткой вертикалью. Это, на их взгляд, ближе к российской системе государственности, чем к демократическим принципам политического устройства, принятого на Западе. Россия на первый план выносит вопросы обеспечения безопасности граждан, а вопросы демократии и прав человека отодвигаются на второй. В последнее время серьезную озабоченность западных стран вызывает нарушение демократических прав и свобод в регионе. Недовольство проводимыми реформами проявляется в экономическом воздействии на существующие режимы, особенно в Узбекистане, в меньшей степени в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане, в связи с этим заметно потеплели отношения Узбекистана и России. После андижанских событий 2005 г., когда жесткими силовыми методами были подавлены народные волнения, Узбекистан пересмотрел свои внешнеполитическое ориентиры и в январе 2006 г. вступил в экономическую интеграционную группировку ЕврАзЭС и возобновил свое участие в военно-политической организации ОДКБ. Россия спокойно относится к ряду авторитарных режимов в регионе (в Узбекистане, Туркменистане, Таджикистане) и не стремится влиять на эти режимы в сторону де- 310 мократизации. Она пытается предложить странам Центрально-Азиатского региона свой вариант так называемой «управляемой демократии» и экономических реформ. Неравномерное развитие международных отношений заставляют всесторонне взглянуть на проблему безопасности и взаимодействия на евразийском пространстве, основные направления которой включают в себя политические, экономические, военные, культурные, экологические аспекты. Совместные планы России и Центральной Азии по углублению сотрудничества в области безопасности определили контуры многостороннего сотрудничества и роль стран в региональных организациях, таких как Шанхайская организация сотрудничества и Организация договора о коллективной безопасности. На развитие ситуации в Центральной Азии существенное влияние оказало изменение конфигурации российского военного присутствия на ее территории. В контексте геополитической раскладки интересов, США и их западноевропейские партнеры сумели добиться двух значимых результатов в Центральной Азии. Во-первых, это внедрение капитала своих стран в наиболее выгодные отрасли экономики региона, причем главным образом по тем сегментам рынка, которые позволяли без сколько-нибудь существенных затрат получить в относительно короткие сроки наибольшую финансовую выгоду. Во-вторых, путем весьма продуманной и целенаправленной работы были созданы целые страты в элитных группах центральноазиатских государств, которые ориентировались и продолжают действовать в соответствии с определенными поведенческими установками, которые предполагают искаженное негативное восприятие образа России. Отношения с Россией изображались как вредные и ненужные для развития региона Центральной Азии. Экономические приоритеты России побуждают ее активизировать усилия по установлению контроля над топливно-энергетическими ресурсами слабых постсоветских республик. Для России и стран Центрально-Азиатского региона очень важно сохранить стабильно хорошие отношения, так как все еще актуальными остаются проблемы безопасности, обмена оперативной информацией в борьбе против транснациональной преступности, экстремизма, терроризма, наркотрафика и проведения спецопераций на территории евразийского пространства. Республики региона по-разному проходили процесс формирования и развития новых рыночных структур и институтов в 90-е годы. По историческому периоду и глубине преобразований этот процесс носил революционный характер для всего региона, так как предполагал переход от одной системы, связанной с огосударствлением собственности, 311 общественной и политической жизни, к другой с преобладанием частной собственности и демократических форм в социальной сфере и системе управления. Несмотря на то что у центральноазиатских стран общая история и культура, между ними существует множество различий. Нынешние государства являются продуктами советской системы, у которых до 1991 г. не было истории как самостоятельных, независимых стран (кроме Таджикистана). После десятилетий советского правления и тщательного манипулирования историей, языком, территорией они внезапно оказались независимыми. Кроме того, во всех экс-республиках бывшего Союза сохранились достаточно многочисленные этнические меньшинства, что, на мой взгляд, пока еще остается мощным рычагом взаимодействия на политические процессы внутри стран региона. Различные политические и экономические шаги, которые сделали отдельные государства Центральной Азии с момента своей независимости, привели к резким экономическим контрастам между ними. Казахстан и Узбекистан осуществляют заметно более амбициозные, чем остальные страны региона, экономические и политические реформы. Многочисленное русское меньшинство Казахстана на фоне более развитой экономики чувствует себя гораздо более европеизированным, чем его соседи. Природные ресурсы, главным образом нефть и природный газ, Казахстана и Туркменистана резко контрастируют с бедностью Кыргызстана и Таджикистана, хотя эти страны обладают уникальными природными богатствами в виде полезных ископаемых и запасов воды. Ситуацию усугубляют тревожные признаки укрепляющегося авторитаризма и политические репрессии, которые видны повсюду. Социальное недовольство подогревается всеохватывающей нищетой народа. А наркотрафик из Афганистана угрожает разрушить слабую социальную основу региона и подорвать стабильность власти в государствах. Таким образом, в разной степени проявления исламского радикализма, сбои в осуществлении рыночных преобразований, отчетливые авторитарные тенденции, столкновение интересов различных внешнеполитических сил характеризуют все страны региона. Важную роль в усилении российского влияния в регионе могут и пытаются играть русские диаспоры. Пока имеются условия для их жизнедеятельности, у России сохраняются рычаги воздействия на политические элиты стран региона. Уменьшение русской и русскоязычной миграции за пределы Центральной Азии за счет улучшения экономической и политической обстановки в регионе может привести к осуществлению геополитических целей России. Центральная Азия представляет особое значение для России. По своему стратегическому положению она позволяет контролировать обширный Азиатский регион с его недрами, богатыми природными ресурсами: нефтью, газом, золотом, полезными ископае- 312 мыми, ураном, гидроэнергетическими ресурсами и др. Центральная Азия способна обеспечить российскому бизнесу доступ к топливно-энергетическим и иным ресурсам, обеспечить дешевой рабочей силой, рынками сбыта товаров и услуг. Страны, входящие в определенные военно-политические, региональные, межгосударственные, а также трансатлантические блоки имеют, возможность эффективно укреплять свою безопасность. Это должно происходить и происходит за счет объединения их ресурсов в экономической и военной областях. Что касается важности политического взаимодействия, то она объясняется «прозрачностью», координацией, толерантностью и доверием стран друг к другу. Проблемы безопасности в регионе обусловлены и военно-стратегическим сотрудничеством и направлены на осуществление национальных интересов разных стран. Позволю себе остановиться на оборонно-политических аспектах безопасности в Центральной Азии, которые напрямую связаны с интересами безопасности на евразийском пространстве. Они включают в себя различные структуры по противодействию угрозе международного терроризма: Антитеррористический центр (АТЦ) СНГ, Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ), Региональную антитеррористическую структуру (РАТС) ШОС. Принятие новых членов в НАТО (весной 2004 г.) значительно расширило границы этой организации и достигло российского ближнего зарубежья. Североатлантический альянс стремится гарантировать безопасность Центральной Азии и Кавказа – это прозвучало на саммите НАТО в Стамбуле, где было объявлено о планах обратить особое внимание на сотрудничество с двумя регионами1. США укрепились в намерении сотрудничать с Центральной Азией и Кавказом в рамках планов по пересмотру своей международной военной позиции, чтобы более эффективно реагировать на вызовы после «холодной войны»2. По сути, конфигурация военного присутствия на территории Центральной Азии базируется на двух составляющих и исходит из функционирования сил НАТО и российских военных баз в Душанбе (Таджикистан) и Канте (Кыргызстан). Вместе с тем нельзя не отметить преувеличенную в настоящее время политическую роль афганского фактора, который влияет на обеспечение безопасности и стабильности в регионе. После начала антитеррористической операции и разгрома основных частей талибов стало понятно, что угроза безопасности государств Центральной Азии «исходила и исходит не столько извне, 1 Istanbul Summit Communiqu. Istanbul. June 28.2004. http://www.nato.int/docu/pr/2004/p04-096e.htm (accessed October 14. 2004). 2 Pamela Hess U.S. Plans Major Global Troop Realignment. United Press International.November 25. 2004. 313 сколько изнутри».3 Под прикрытием угрозы со стороны нестабильного афганского государства руководители стран региона принимали силовые решения по внутриполитическим вопросам. Таким образом, уменьшение внешней угрозы со стороны Афганистана переориентировало акцент с внешнего аспекта безопасности на внутренний, который состоит из общерегиональных проблем рисков и угроз в области безопасности. Внутренние аспекты отражаются на стратегии и тактике обеспечения национальной и религиозной безопасности и влияют на процессы в соседних с регионом странах, в частности России и Китае. Основные направления по обеспечению региональной безопасности и взаимодействия на евразийском пространстве включают в себя политические, экономические, военные, культурные, экологические аспекты. 1. Политическое взаимодействие России со странами Центрально-Азиатского региона строится на основе двусторонних, многосторонних договоров и соглашений, в рамках СНГ, ЕврАзЭС, а также региональной организации ШОС. Политика взаимоотношений при этом должна выстраиваться с опережением со стороны России, так как здесь затрагиваются политические интересы за сферы влияния в регионе. 2. Военное сотрудничество напрямую связано с интересами безопасности на евразийском пространстве и включает в себя региональные структуры противодействия угрозе международного терроризма (АТЦ) СНГ, ОДКБ, (РАТС) ШОС. 3. Экономические интересы России связаны с решением экономических проблем в регионе. Они имеют свою приоритетность в политике обеспечения региональной безопасности. Страны региона заинтересованы не только в преодолении кризисных ситуаций в экономике, но и в дальнейшей ее модернизации, в том числе за счет инвестиций, предлагаемых со стороны России, Китая, США и западных стран, используя их в строительстве новых промышленных предприятий, создании совместных предприятий, путем заключения долгосрочных договоров на взаимовыгодных условиях. Развитие регионального сотрудничества с участием России, в частности инвестирование гидроэнергетических проектов, будет способствовать энергетической безопасности не только в странах региона, но и соседних с ним государствах, в первую очередь Афганистане. 4. Культурологические аспекты объединены с задачей защиты русского языка как языка межнационального общения при участии имеющихся, хотя и довольно малочисленных, русских диаспор, с привлечением русскоязычного населения. Пока Россия теряет союзниУсманов Д. Изменение конфигурации российского военного присутствия в Таджикистане. Влияние изменений на обеспечение безопасности в Центрально-Азиатском регионе // Безопасность Центральной Азии: Новые вызовы, угрозы и риски. М., 2006.С. 136. 3 314 ков в лице населения региона, уже выросло поколение, которое однозначно ориентировано на Запад, лучше владеет английским и другими языками и совсем не знает русского, не стремится к его изучению. Толерантное отношение к религиозному многообразию в регионе могло бы способствовать мирному сосуществованию христианства и ислама, это очень важно для России как страны с большим числом мусульманского населения. 5. Социальные аспекты. Социальные проблемы являются индикатором экономической безопасности, так как спад уровня жизни, внешняя миграция, продолжающееся массовое обнищание, низкий уровень жизни и грамотности населения, массовая нелегальная миграция, коррупция в государственных органах могут привести к дестабилизации в регионе. В связи с этим в первую очередь в интересах России развивать интеграционные связи, взаимодействовать в решении правовых вопросов нелегальной миграции из стран Центрально-Азиатского региона, стремиться к выполнению уже подписанных договоров и принятых решений, совместной борьбе с бедностью. 6. Экологические интересы. Большая и опасная проблема Центрально-Азиатского региона – водные ресурсы, борьба за которые может привести к дестабилизации обстановки внутри региона, а это рикошетом отразится на экономической составляющей межгосударственных отношений. России необходимо обратить на это серьезное внимание и выработать свою собственную стратегию, учитывая, что сложные вопросы использования вод на орошение влияют на решение проблем Аральского моря и его защиту. Возможно, нужно предпринять совместные усилия по предотвращению угрозы прорыва Сарезского озера, заняться решением проблем питьевой воды. Военно-политическое сотрудничество России и Таджикистана, России и Кыргызстана отличается высокой степенью развития. На территории этих республик расположены военные базы России. В состав базы в Таджикистане входят авиагруппа военновоздушных сил и уникальный высокогорный оптико-волоконный комплекс обнаружения высокоорбитальных космических объектов «Окно», расположенный в 70 км от Душанбе. (За этот объект Россия списала 242 млн долл. таджикского долга). Присутствие российского воинского контингента на территории Республики Таджикистан способно обеспечить безопасность Южного региона Содружества от террористических и экстремистских вылазок и поддержать стабильность в регионе в целом. Соглашение о статусе военной базы узаконило пребывание российского контингента в Таджикистане. Тем самым Россия укрепила свои позиции в регионе, а Душанбе получил реальные инвестиции в экономику страны и поддержку своего режима Москвой. В то же время Россию не может не беспокоить размещение на территории Таджикистана военно-воздушного контингента НАТО. Стремительными темпами внедряется 315 американская программа иностранного военного финансирования. Так, в 2003 г. помощь Белого дома составила приблизительно 100 млн долл., значительная часть которой использовалась в расширении военного и военно-технического сотрудничества. В 2005 г. финансовая помощь Вашингтона, к примеру, Узбекистану составила 266 млн долл., Кыргызстану – 146 млн, Таджикистан и Туркменистан получили четверть этой суммы. При содействии США до 400 млн долл. увеличилась помощь центральноазиатским странам в рамках программ Европейского банка реконструкции и развития. Еще в 1999 г. Центральная Азия была включена в сферу ведения командования Центральной группировки вооруженных сил США (CENTCOM), ответственного за военные операции на Ближнем Востоке. Стратегические интересы США в регионе включают проблемы борьбы с международным терроризмом, наркотрафиком, вопросы, составляющие энергетическую безопасность и внутриполитические реформы. Идет военно-техническое переоснащение вооруженных сил Таджикистана, Кыргызстана современной американской и натовской техникой и вооружением, как бы вытесняя Россию с традиционного рынка сбыта вооружений в регионе. Вместе с тем нельзя не отметить, что Россия предприняла ряд успешных шагов по возвращению на рынок вооружений в регионе. Так, на последней встрече лидеров стран СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ в Душанбе в октябре 2007 г. были достигнуты принципиальные договоренности по этому вопросу. Существуют межгосударственные соглашения о подготовке военных кадров для стран региона. Вместе с тем, по справедливому замечанию экспертов: «Сегодня становится очевидным, что руководители государств Центральной Азии не воспринимают американское и в целом западное присутствие в своих странах как фактор военной стабилизации». Скорее, речь идет о том, что для местных элит появился новый финансовый и политический ресурс, который значительно расширил возможности политического маневра. Североатлантический блок НАТО заинтересован в оказании помощи в модернизации вооруженных сил. Военное сотрудничество осуществляется в рамках программы «Партнерство ради мира». В Душанбе открылся учебный центр, в задачу которого входит переподготовка сотрудников пограничных служб стран Центральной Азии. Руководство НАТО убеждено, что для решения задач безопасности в этом регионе, как и во всем мире, странам необходимы современные оперативно развертываемые и хорошо оснащенные вооруженные силы. Наряду с Россией военное присутствие США в регионе заботит и Пекин. Здесь прекрасно понимают, что контртеррористическая операция США – это часть долгосрочной стратегии по достижению глобального доминирования. Тем не менее китайское руко- 316 водство увидело возможность заново строить отношения КНР и США путем возрождения «общего врага» в лице террористической опасности. Господствующим в Китае стало убеждение, что «однополярная гегемония» США продержится еще достаточно долго, поэтому Китаю нужно приспосабливаться к этой гегемонии. Поэтому в 2000 г. по инициативе Китая и России был создан Центр по борьбе с терроризмом в рамках ШОС. Безусловным позитивом в ШОС, в отличие от некоторых других международных организаций, является отсутствие в ней каких-либо силовых начал, ориентированных на конфронтационное взаимодействие. Организация не направлена против других государств или многосторонних объединений. Анализ Хартии ШОС и документов Ташкентского саммита (2004 г.) показывает, что никакой собственной военной составляющей в организации не предусматривалось. Изначально не предполагалось и созданиу, каких-либо интернациональных военных формирований, объединенного командования ШОС. Речь также не шла и об учреждении каких-либо наднациональных полицейских структур ШОС. Взаимодействие стран в рамках ШОС в борьбе с международным терроризмом, наркотрафиком и трансграничной организованной преступностью осуществляется Региональным антитеррористическим центром в Ташкенте (РАТЦ). Создание организации было вызвано необходимостью объединения усилий шести стран перед лицом нараставшей угрозы во второй половине 90-годов ХХ века со стороны Афганистана при режиме талибов. Безусловным позитивом в ШОС, в отличие от некоторых других международных организаций, является отсутствие в ней каких-либо силовых начал, ориентированных на конфронтационное взаимодействие. Организация не направлена против других государств или многосторонних объединений. Региональная антитеррористическая структура ШОС, согласно принятому Соглашению РАТЦ, является органом, занимающимся координацией и информационноаналитическим обеспечением национальных компетентных ведомств государств-членов. Наряду с решением общих антитеррористических задач у Китая имеется стремление превратить ШОС в инструмент реализации своей экономической стратегии в Центральной Азии, так как кроме ШОС у Пекина нет других структур в регионе, в отличие от России, Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана, которые одновременно входят в различные региональные и субрегиональные экономические проекты типа ЕврАзЭС, Союза России и Беларуси, СНГ и прочих. Кроме общих интернациональных задач, объединяющих интересы 6 государств, каждая из стран-участниц имеет свои собственные национальные мотивы и приоритеты. При этом задачи двух лидирующих стран в организации – России и Китая – не всегда совпадают. В связи с этим нельзя допустить, чтобы этот естественный конкурентный процесс 317 привел к противоречию с общей стратегией организации и помешал ее развитию. Активная инвестиционная и торговая политика КНР в отсталых центрально-азиатских странах ШОС приносит пользу в плане создания инфраструктур, повышения уровня жизни, развития кооперации, «создавая некую альтернативу центрально-азиатскому американскому экономическому проекту». Активизация Китая в регионе в рамках ШОС автоматически усиливает и обостряет российско-китайскую конкуренцию в борьбе за транспортные и энергетические рынки и «коридоры» сбыта. Как известно, процесс консервации российско-китайского нефтяного проекта Ангарск – Дацин простимулировал подписание китайско-казахстанского соглашения о строительстве нефтепровода из Казахстана в западные районы КНР мощностью 50 млн т нефти в год. Активизация деятельности региональных организаций ШОС, ЕврАзЭС, ЦАС с активным участием России в качестве их полноправного члена в последние годы свидетельствует о существенном интеграционном потенциале и потеплении отношений России со странами региона и усилении экономического взаимодействия. Вместе с тем в дальнейшем необходимо учитывать сопротивление определенной части местной элиты этих стран российской политике, а также все возрастающее противодействие США, у которых имеются свои долгосрочные цели и задачи в этом регионе. Как уже отмечалось, решение проблем безопасности в Центральной Азии тесно связано с деятельностью организации ШОС. Доверие между партнерами продолжает укрепляться, ШОС стремительно расширяет свою работу, причем на конструктивных и добровольных началах, обещая участникам широкие перспективы сотрудничества в мирных областях и обладая огромным потенциалом, для того чтобы защитить их от любой внешней угрозы. Это особенно актуально в связи с тем, что в качестве наблюдателей в ШОС принимают участие ведущие страны региона. С одной стороны, это свидетельствует об обширности будущей деятельности организации и естественном сдерживании таких стран, как США, с другой – позволяет России и Китаю, которые сами играют значительные роли на мировой арене быть более уверенными в своем статусе. Российский президент неоднократно подчеркивал, что вопросы безопасности должны оставаться одним из основных направлений ШОС: «Мы и дальше будем уделять особое внимание обеспечению безопасности наших граждан». Интересы Китая и России обеспечить экономическую безопасность не противоречат экономическому развитию стран Центрально-Азиатского региона. Китай уверенно развивается высокими темпами, и Центральная Азия представляет весомый рынок для его растущей экономики, а также потенциальный источник весьма важных сырьевых материалов. Китай активно устанавливает связи со странами Центральной Азии в различных об- 318 ластях. Построены новые железнодорожные пути, связывающие Китай с Центральной Азией, создаются новые совместные предприятия, разрабатываются планы строительства газо-и нефтепроводов из стран Центральной Азии в Китай и дальше в страны ЮгоВосточной Азии. Китай предложил 900 млн долл. на реализацию совместных проектов развития. Это льготный кредит сроком на 20 лет под 2%. При этом предполагается приток 1,5 тыс. высококвалифицированных китайских специалистов для всех остальных стран организации. В свою очередь, в силу многих объективных и субъективных причин Россия, в начале 90-х годов упустившая многие возможности своего влияния в регионе, сейчас предпринимает значительные шаги к возврату. В последнее время успешно складываются ее отношения со всеми центральноазиатскими странами в экономической и политической областях. Это в свою очередь способствует укреплению ШОС и отношений между странами в двусторонних и многосторонних форматах. Таким образом, ШОС является реальным геополитическим инструментом для России и Китая в отстаивании своих стратегических интересов в мире. По всей видимости, интеграция между ШОС, ОДКБ, СНГ по антитеррористическим и военным программам будет нарастать, о чем свидетельствует саммит стран СНГ, ШОС и ЕврАзЭС, состоявшийся в октябре 2007 г. в Душанбе. Там был подписан Меморандум о сотрудничестве ОДКБ с Шанхайской организацией сотрудничества. Как указано в тексте Меморандума, он отражает «стремление к налаживанию и развитию отношений равноправного и конструктивного сотрудничества» между двумя организациями. В соответствии с документом секретариаты ОДКБ и ШОС будут обмениваться информацией, проводить консультации, разрабатывать совместные программы и мероприятия в целях развития сотрудничества в области обеспечения региональной и международной безопасности и стабильности, противодействия таким вызовам и угрозам современности, как терроризм, незаконный оборот оружия и наркотиков, транснациональная организованная преступность 4. Помимо полноправных членов ШОС в ее работе в качестве наблюдателей участвуют Индия, Иран, Монголия и Пакистан. Это явное расширение сферы российских интересов в области безопасности на азиатском пространстве. Тезис президента В. Путина «о возможности нанесения упреждающих ударов» по базам террористов, расположенных за пределами России, относится и к деятельности В Душанбе ШОС и ОДКБ подписали Меморандум о взаимопонимании. 05.10.2007. http://www.ferghana.ru/news.php?id=7282 4 319 ШОС, имеющей в своем распоряжении силы быстрого реагирования в рамках Регионального антитеррористического центра. На саммите Организации договора о коллективной безопасности в Душанбе (2007 г.) было решено, что страны ОДКБ смогут покупать российское вооружение и спецтехнику для своих вооруженных сил и спецслужб по внутрироссийским ценам. Помимо России в ОДКБ входят Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Военно-политическое сотрудничество в регионе призвано решить такие важные, взаимосвязанные проблемы, как борьба с незаконным оборотом наркотиков и охрана южных рубежей Содружества. До недавнего времени российское пограничное присутствие в Таджикистане рассматривалось в качестве гаранта собственно российской и региональной безопасности. Российскую сторону волновала перспектива потери относительного контроля над наркопотоками из Афганистана. Уход российских пограничников с таджикскоафганской границы автоматически перенес границу непосредственно к рубежам России, возникла необходимость укрепления собственных российских границ. Вывод российских пограничников с таджикско-афганской границы усилил риски трансформации региональных политических элит, которые могут превратиться и практически уже превратились в мощные наркосиндикаты, обеспечивающие политическое прикрытие чрезвычайно выгодного бизнеса – торговли героином. В таком случае Таджикистан может стать дестабилизирующим компонентом региона. Последние десять лет главная наркоугроза для всех центральноазиатских стран исходила из Афганистана (ИГА), по имеющимся данным из 32 провинций ИГА в 28 выращиваются наркосодержащие растения. Учитывая резко возросшие площади наркопосевов в северных провинциях Афганистана и передачу таджикско-афганской границы под охрану национальным вооруженным силам Таджикистана, в России и Европе обеспокоились перспективами роста транзита наркотиков через Центральную Азию. К наркоторговле причастны практически все неподконтрольные правительству Х. Карзая вооруженные группировки Афганистана. Таджикистану не удается осуществлять полный и эффективный контроль над транзитом наркотиков из Афганистана, и положение резко ухудшается. К сожалению, правительство Таджикистана также не способно обеспечить контроль над рядом приграничных территорий. Объективно это связано с существенной нехваткой технического и материального потенциала и недостатком профессиональных пограничных кадров. К тому же население вблизи границы открыто занимается переброской, а в некоторых местностях и выращиванием опиатов и героина. Более того, в некоторых приграничных зонах работают эмиссары из Афганистана для вербовки граждан 320 Российской Федерации из числа бывших пограничников, ныне безработных, которых только в ГБАО около 10 тыс. человек5. Понятно, что использование этих лиц с их возможностью свободного передвижения по большей территории постсоветского пространства увеличивает сферы нелегальной деятельности, особенно в наркоторговле. Только во второй половине XX в. мировое сообщество обратило внимание на процесс наркотизации населения планеты. Этот процесс охватил в том числе и Россию, причем в двух направлениях: во-первых, с каждым годом увеличивается объем потребления наркотиков внутри страны, растет число его потребителей и реализаторов; во-вторых, Россия используется в качестве транзитного пункта для стран Европы. В данной ситуации Центральная Азия может и должна стать тормозом в этом процессе, если она будет интегрирована со всем мировым сообществом. Работу по замене наркотиков другими сельскохозяйственными культурами в Афганистане надо продолжать, хотя первые попытки, проводимые мировым сообществом, не увенчались успехом. Во время американского военного присутствия в Афганистане после разгрома талибов наркотрафик из этой страны в регионы Центральной Азии и Россию не только не уменьшился, а даже возрос с 2001 г. по сентябрь 2004 г. в 4,5 раза. Гуманитарная программа перевода афганских крестьян с производства опиума на другие сельскохозяйственные культуры провалилась, а выращивание, производство и продажа наркотиков остается экономической подпиткой «новых талибов» и других исламских экстремистов и террористов. Правительство Х. Карзая с большим трудом удерживает военно-политическую ситуацию стране под контролем. Этим и вызвано стремление стран ШОС бороться с наркотрафиком на подступах к своей территории, то есть в пределах Афганистана. Развитие регионального сотрудничества, в частности инвестирование гидроэнергетических проектов, принесет реальную пользу не только населению региона, но и соседним государствам, в первую очередь Афганистану. Тех средств, которые выделяет мировое сообщество на уничтожение производства наркотиков в этой стране явно недостаточно. Должна быть сформирована промышленная инфраструктура, чтобы население Афганистана перешло к нормальному экономическому развитию. Укреплению российских позиций в центральноазиатской системе безопасности способствует военное присутствие России в Кыргызстане, на основе открывшейся в октябре 2003 г. военной базы в Канте. Ведутся переговоры о создании мобильных военных Усманов Д. Изменение конфигурации российского военного присутствия в Таджикистане.Влияние изменений на обеспечение безопасности в Центрально Азиатском регионе // Безопасность Центральной Азии: Новые вызовы, угрозы и риски. М., 2006. С. 134. 5 321 формирований в рамках ОДКБ для оперативного реагирования на возможные угрозы, что очень важно в стратегическом плане. В то же время в республике размещены группы американских военных (так называемая военная база Ганси) на территории международного аэропорта «Манас» близ Бишкека. Находящаяся там военная группировка используется для тылового обеспечения и поддержки сил антитеррористической коалиции в Афганистане. Но при необходимости авиабаза в техническом плане готова обеспечивать истребительную и штурмовую авиацию. Российские интересы в Центральной Азии базируются на понимании того, что для России этот регион традиционно стратегический, выгодный и надежный партнер. Как неоднократно заявляли российские политологи: «Россия не может позволить себе дестабилизации ситуации в этом регионе». Вместе с тем успешное продвижение российских интересов в страны Центральной Азии предполагает наличие определенной национальной стратегии, которая находится на стадии формирования. Российское политическое и военное присутствие дает возможность странам региона избежать обсуждения с Западом таких вопросов, как демократическая выборная система, права человека и борьба с коррупцией. Региональные лидеры заинтересованы в России как реальном противовесе Западу. Государства Центрально-Азиатского региона, осознав свое стратегическое положение в современных условиях, прекрасно понимают, что период дестабилизации не может существовать вечно, и максимально используют соперничество между Россией, с одной стороны, США, Западом и Китаем, с другой стороны, посредством заключения однозначно выгодных для себя договоров и соглашений. В то же время следует отметить тот факт, что национальные интересы России в регионе перекликаются и с национальными интересами этих государств в РФ. Что в свою очередь приводит к противоречиям национальных интересов центральноазиатских республик внутри региона. Так, в борьбе с исламским экстремизмом национальные интересы Кыргызстана исходят из стремления не быть втянутым в борьбу, так как это может ослабить экономику республики и повлиять на социальные реформы. Стратегическая цель Республики Кыргызстан – обеспечить безопасность страны, опираясь на дружбу и сотрудничество с РФ и КНР и выгодно взаимодействуя с Казахстаном, Узбекистаном и Таджикистаном. Национальные интересы Узбекистана направлены на усиление возможности стать лидером в Центрально-Азиатском регионе, что противоречит национальным интересам Казахстана и Таджикистана. Последний объединяет различные политические силы, в том числе и исламскую оппозицию, опирается на российскую военную базу, дислоцированную в республике, что явно не по душе Узбекистану. 322 Национальные интересы Казахстана ориентированы на экспорт казахской нефти и газа на Запад через российский трубопровод. Анализ ситуации в системе безопасности Центрально-Азиатского региона, особенности его современного понимания предполагают комплексные подходы, в том числе упреждающие меры по борьбе с причинами и факторами, порождающими ее. Функционирование системы безопасности в регионе, включает механизмы предотвращения различных угроз и зависит от политической стабильности в новых независимых республиках и внутри стран-партнеров. Активное сотрудничество в обеспечении военнополитической стабильности исходит из взаимодействия совместных коллективных миротворческих сил и возможности прогнозирования событий в потенциально взрывоопасных регионах. Важную роль в этом процессе играет также эффективное функционирование военных баз, материально-техническое обеспечение безопасности в районах конфликтов, что зависит от размера инвестиций и предоставления гуманитарной помощи. К этому следует добавить создание и эффективное функционирование отработанной системы взаимодополняющих друг друга элементов по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Рассмотрение возможностей соблюдения российских интересов в системе безопасности Центрально-Азиатского региона показывает, что они исходят в первую очередь не от внешних рисков и угроз безопасности, а от внутреннего политического и социальноэкономического положения в государствах Центральной Азии. Продолжающееся политическое противоборство внутри региональной элиты будет оказывать влияние на формирование системы безопасности в регионе. А осуществление внешнеполитических ориентиров будет зависеть от конфигурации политических и военных сил, а также от роли и места России, Запада, США и Китая в регионе. 323 Каймаразова М. А. * (Россия) Прикаспийские территории России и сопредельных государств в новых геополитических условиях В конце ХХ века в системе мировой политики существенным образом возросло значение Прикаспийского региона. Распад СССР привел к изменению геополитической и геоэкономической ситуации в Прикаспийском регионе, возникновению новых государств и, как следствие, появлению новых государственных границ на юге России. С распадом СССР и появлением на политической карте региона новых государств изменилась расстановка сил и началась перестройка структуры региональных отношений. Вследствие реструктуризации хозяйственных связей на постсоветском пространстве в ряде случаев для предприятий периферийных (приграничных) регионов более целесообразным и экономически эффективным стало взаимодействие с предприятиями сопредельных государств, нежели с центральными регионами «своей» страны. Оживление мирохозяйственной конъюнктуры и рост мирового спроса на энергоносители привели к значительному повышению уровня мировых цен на нефть и другие виды энергосырья. В Прикаспийском регионе, как на шельфе, так и на прибрежных территориях, сосредоточены значительные запасы нефти, что делает этот регион стратегически важным не только для России и других Прикаспийских государств, но и для мировых ТНК, а также стран-лидеров мирового хозяйства. В Каспийский нефтедобывающий регион входят Каспийское море и прилегающие нефтегазоносные территории России, Азербайджана, Казахстана, Туркмении и Ирана. Доказанные запасы нефти в Каспийском регионе составляют 5,1 млрд т, что составляет около 3,3% мировых запасов, доказанные запасы газа достигли 8 трлн м 3 – около 5% общемировых запасов. Наибольшими запасами нефти располагают Казахстан (3,6 млрд т) и Азербайджан (1 млрд т). На туркменский сектор прикаспийских нефтяных месторождений приходится 230 млн т. Российский сектор, включающий в себя Дагестан и Астраханскую область, насчитывает около 300 млн т нефти. Основная часть доказанных запасов газа расположена в Туркмении (2,92 трлн м3) и российской части Прикаспия (2,5 трлн м3). В каспийском секторе Казахстана выявлено трлн м3, Азербайджана — 0,72 трлн м3 газа [1], [2], [3]. * Каймаразова М.А. – аспирантка Института мировой экономики и международных отношений РАН. 324 Страны, экономические и политические интересы которых связаны с Прикаспийским регионом, можно разделить на три категории. К первой — относятся непосредственно сами страны Каспийского бассейна: Россия, Азербайджан, Казахстан, Туркмения и Иран. Ко второй — страны, прилегающие к Каспийскому региону (либо расположенные на незначительном отдалении) и соперничающие между собой за расширение своего влияния в регионе или за контроль над потоками энергоресурсов из него: Грузия, Армения, Узбекистан, Афганистан, Украина, Болгария, Греция и др. И, наконец, к третьей категории относятся экономически и политически наиболее влиятельные в мире страны, «простирающие» свои интересы далеко за пределы собственных территорий, — США, страны ЕС, Китай и Япония. Страны Каспийского бассейна Основные усилия Азербайджана, Казахстана и Туркмении направлены на привлечение иностранных инвестиций в максимально короткие сроки для разработки своих углеводородных месторождений, создания новых трубопроводов, которые позволят значительно сократить зависимость этих стран от российской транспортной системы. Лидером здесь является Азербайджан, первым приступивший к разработке нефтяных месторождений на шельфе Каспия благодаря хорошей геологической изученности морского дна. А с обретением независимости первым привлек иностранных инвесторов, обеспечив им благоприятную законодательную и политическую базу. Страна находится в выгодной ситуации, обладая собственными экспортными мощностями (трубопроводами Баку – Тбилиси – Джейхан, Баку – Тбилиси – Эрзурум) [4]. Основным направлением экспорта нефти является Запад, инвестиции в азербайджанскую экономику стран Запада составили уже более десятка миллиардов долларов. Прозападная ориентация политической элиты обусловлена также тесными культурными связями с Турцией. Создание нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, предназначенного для экспорта азербайджанской и казахстанской нефти через Турцию в страны Западной Европы, укрепило позиции Азербайджана и Турции в регионе, ослабив при этом позиции России. После ввода его в эксплуатацию свое стратегическое значение утратил альтернативный нефтепровод Баку – Новороссийск, позволявший России оказывать влияние на нефтяную политику Азербайджана. Нефтепровод Баку – Супса в постсоветский период использовался для достижения энергетической независимости от России. В настоящее время строится нефтепровод Одесса – Броды – Гданьск, который будет соединен с нефтепроводом Баку – Супса посредством морского перегона Супса – Одесса. После завершения строительства нефтепровод будет использоваться для перекачки каспийской нефти на 325 нефтеперерабатывающие заводы Польши, а затем на балтийские нефтетерминалы, и далее в Европу. Другое прикаспийское государство – Казахстан оказалось в трудном геополитическом положении, продиктованном интересами России, США и КНР. Как и другие бывшие советские республики в Прикаспии, он стремится стать гарантом международной энергетической безопасности, то есть сократить участие России в экспорте углеводородов как на европейский рынок, так и в другие регионы [5]. На недавней встрече глав Казахстана и Азербайджана в Астане была принята совместная декларация, в которой отмечается важность ввода в эксплуатацию трубопровода Баку – Тбилиси – Джейхан, являющегося частью транспортного коридора Европа – Кавказ – Азия. Стороны выразили уверенность в том, что указанная нефтяная артерия обеспечит вклад в глобальную энергетическую безопасность и будет способствовать стабильному экономическому развитию стран региона [6]. Вместе с тем Казахстан сильнее, чем Азербайджан, зависим от России при выборе маршрутов транспортировки нефти на Запад. Прежде всего в силу своего географического положения, а также ввиду более тесных экономических взаимосвязей с Россией. Значительная доля экспорта нефти из Казахстана приходится на трубопроводы Атырау – Самара и Тенгиз – Новороссийск. Строительство нефтепровода Атырау – Самара положило начало экспорту казахстанской нефти за рубеж. Нефтепровод Каспийского трубопроводного консорциума Тенгиз – Новороссийск в настоящее время занимает второе место по пропускной способности и объемам эскпорта в регионе (28 млн т. нефти в год, лидером является нефтепровод Баку – Тбилиси – Джейхан, пропускающий 50 млн т. нефти в год), а в 2008 г. после увеличения пропускной способности до 67 млн т. нефтепровод станет самым крупным в регионе [7]. Геополитическая картина региона изменилась в очередной раз в связи с открытием Китайской национальной нефтяной компанией нефтепровода из Казахстана в СевероЗападный Китай. Строительство казахстанско-китайского трубопровода Атасу- Алашанькоу, с одной стороны, позволило Казахстану диверсифицировать экспортные нефтяные потоки, ослабить влияние стран Западной Европы, США и России на национальную нефтяную политику и укрепить отношения с Китаем, с другой стороны, Китай рассмотрел обращения российских компаний, предложивших помочь наполнить нефтепровод нефтью, пока Казахстан сам не сможет увеличить объемы добычи до необходимого уровня. Российско-британская ТНК-ВР заключила контракт на поставку нефти из России по Атасу – Алашанькоу с января 2007 г. Половина нефти, прокачиваемой через нефтепровод, будет поставляться из России, поскольку казахстанские нефтяные поля, расположенные поблизости, пока не дают должной отдачи [8]. Таким образом, появится 326 возможность экспорта нефти с каспийских месторождений в Китай. Эти проекты планируется завершить к 2010 г.[9]. Предусматривается также строительство трубопровода в Иран длиной 386 км для поставок нефти в район Каспийского моря, чтобы связать этот трубопровод с казахстанской трубой [10]. Маршруты транспортировки газа из Туркмении продиктованы географическим положением страны. Туркмения поставляет газ северо-западным партнерам через территорию России по существующей с 60-х годов прошлого столетия системе газопроводов Средняя Азия – Центр, а также в Иран, куда недавно был проведен газопровод Корпедж – Корд-Куй. Однако мощности системы Средняя Азия – Центр не отвечают современному уровню партнерства России с Туркменией и Казахстаном в газовой отрасли, а также планам двух центральноазиатских государств диверсифицировать пути поставок природного газа на мировые рынки. В связи с этим лидеры России, Казахстана и Туркмении договорились о строительстве прикаспийского газопровода, который, как предполагается, пройдет вдоль побережья Каспия по территории Туркмении, Казахстана и выйдет на российскую территорию [11]. Вашингтон назвал это решение неблагоприятным для Европы. «Страны не должны зависеть от одного рынка, одного торгового партнера, одной инфраструктуры, повторил позицию США американский чиновник в Ашхабаде. Мы верим, что диверсификация маршрутов транспортировки энергоносителей, расширение круга покупателей и поставщиков соответствует долгосрочным интересам энергетической безопасности Туркменистана». Туркмения ограничена в маршрутах экспорта трубами российского Газпрома. Запущенный в 2005 году газопровод «Голубой поток» (Джубга – Самсун) позволил экспортировать российский и казахстанский газ на турецкий рынок, «перекрыв» при этом путь туркменскому газу на Запад, что заставило Туркмению искать альтернативные маршруты экспорта. США, в свою очередь, заинтересованные в диверсификации энергетических маршрутов, а также в устранении зависимости Европы от монополизма России, лоббируют строительство Транскаспийского газопровода, соединяющего Центральную Азию с Азербайджаном через Каспийское море. США предлагают поставлять туркменский газ в обход Ирана и России в двух направлениях – через Афганистан в Пакистан и Индию, а также в Турцию и Европу по дну Каспия через Кавказ [12]. «Европейская» часть газопровода предназначена для прокачки по дну Каспия в Южно-Кавказский трубопровод Баку – 327 Тбилиси – Эрзарум 30 млрд м3 топлива, а далее через трубопровод Nabucco оно будет поступать в Европу [13]. Кроме того, ориентируясь на юго-восточных партнеров, Туркменией было подписано соглашение с китайской госкомпанией CNPC о строительстве газопровода из Туркмении в КНР. Таким образом, сегодня окончательно сформировались три конкурирующих проекта экспорта газа из Центральной Азии: Прикаспийский (российский), Транскаспийский и Трансевразийский (оба – в обход России), предназначенные для газообеспечения соответственно ЕС и КНР. Еще одна страна Каспийского бассейна – Иран – не заинтересована в освоении в ближайшее время разведанных ею нефтяных месторождений на Каспии. Имея значительные запасы нефти и газа в Персидском заливе, Иран рассматривает собственную акваторию Каспийского моря как резервный бассейн нефти и газа. Очевидно и то, что Иран заинтересован в сохранении природной среды Каспия. Так, в ходе недавнего визита президента Ирана в Туркменистан, в порядке обсуждения президенты двух стран коснулись проблемы совместного использования как энергетического, так и биологического потенциала Каспия. Обсуждалась и реализация проекта транспортного коридора «Север – Юг». Обе страны давно заявляют о намерении серьезно сотрудничать в рамках создания такого международного транспортного коридора. В настоящее время Иран закупает необходимое количество нефти и газа у Туркмении и у Казахстана для обеспечения удаленных от Персидского залива энергоустановок на севере страны [14]. При этом эквивалентные объемы иранских углеводородов отправляются на экспорт. Страны, прилегающие к Каспийскому региону Страны-соседи Каспийского региона (Грузия, Армения, Узбекистан, Афганистан, Украина, Болгария, Греция и др.) проводят прозападную политику транспортировки каспийских энергоресурсов через собственные территории. Причем нельзя признать этот транзит столь необходимым: для обеспечения собственных потребностей в энергоресурсах им достаточно получить доступ к незначительной доле потока нефти или газа на Запад, например, за счет транзитных пошлин. Исключением является весьма заинтересованная в транзите каспийских энергоресурсов Грузия, не имеющая собственных запасов нефти и газа. Доходы от транзитных пошлин с проходящих через ее территорию нефтепроводов Баку–Супса и Баку–Тбилиси– Джейхан, а также газопровода Баку–Тбилиси–Эрзурум способны в значительной степени ускорить восстановление грузинской экономики. При этом новые маршруты транспорти- 328 ровки углеводородов в обход российской территории призваны уменьшить энергетическую зависимость Грузии от России, ослабить экономическое и политическое влияние последней. Турция занимает особое место в геополитике Каспийского региона. Эта страна активно участвует в создании и укреплении западного вектора транспортировки каспийских энергоресурсов, причем в обход не только России, но и своей же территории – проливов Босфор и Дарданеллы. Американо-турецкая стратегия создания многовекторности энергопотоков из Каспийского региона направлена против трубопроводной монополии России, через территорию которой ныне осуществляется основной поток нефти и газа из Каспийского региона. Лидеры мировой экономики в Прикаспии В 1998 году США объявили Каспийско-Черноморский регион зоной своих жизненных интересов. Его значимость для США стала настолько велика, что проблемы Каспийского региона были выделены администрацией США в отдельное направление внешней политики. Созданы специальный отдел по региону, целевая рабочая группа в составе Совета безопасности при президенте, учрежден пост специального советника президента и госсекретаря по вопросам энергетики Каспийского региона. После террористических актов в сентябре 2001 г. во внешней политике США заметно возросла военная составляющая. Для усиления «собственной безопасности» США вовлекали в сферу своего геополитического влияния наряду с такими прикаспийскими странами, как Азербайджан, Казахстан и Туркмения и другие страны Средней Азии и Закавказья, играющие заметную роль в Каспийском регионе: Киргизию, Таджикистан, Узбекистан, Грузию. США принадлежит идея создания сил быстрого реагирования для охраны объектов нефтедобывающей и транспортной инфраструктуры в Каспийском регионе. Руководство ряда среднеазиатских и закавказских стран в целом охотно поддержало эти инициативы США. В частности, подписано двустороннее американо-азербайджанское соглашение о выделении американской стороной гранта на подготовку технико-экономического обоснования для строительства двух транскаспийских трубопроводов, предназначенных для поставки углеводородных ресурсов из бассейна Каспия на европейские рынки. Предполагается, что по транскаспийскому газопроводу будет осуществляться транспортировка туркменского газа на западный берег Каспия с дальнейшей прокачкой его по действующему трубопроводу Баку–Тбилиси–Эрзурум, затем по трубопроводной системе Турции к 329 трубе Nabucco – строящемуся газопроводу, который пройдет по территории Болгарии, Румынии, Венгрии и Австрии [15]. В отличие от США, страны Евросоюза в Каспийском регионе преследуют исключительно экономические цели, направленные главным образом на обеспечение их собственной энергетической безопасности в XXI в. Как отмечалось выше, нефтяные запасы Северного моря, играющие заметную роль в топливно-энергетическом балансе ряда стран Европы, могут иссякнуть уже через 10–15 лет. Поэтому новые поставщики нефти и газа каспийского региона позволят уменьшить зависимость Европы не только от североморской, но также и от ближневосточной и российской (поволжской, уральской, сибирской) нефти. Так, например, в Германии за последние три года доля каспийской нефти возросла с 1 до 7% в общем энергопотреблении [16]. Вторая цель ряда стран ЕС в Каспийском регионе – сохранение и развитие собственной нефтедобывающей отрасли путем непосредственного участия национальных нефтяных компаний в освоении богатых месторождений Каспийского и других регионов. Такую стратегию осуществляют «Statoil» (Норвегия), «British Petroleum» (Великобритания), «Total» (Франция), «Eni» (Италия). ЕС посредством увеличения финансирования стран Средней Азии настоятельно показывает, что не желает оставаться в тени региональных событий. В подтверждение этому ЕС пообещал до 2012 года вдвое увеличить финансирование нефтедобычи пятью странами Каспийского региона [17]. Страны Центральной Азии ждут от ЕС инвестиций реальных проектов по диверсификации энергопоставок и поддержке инициатив, направленных на региональную интеграцию. Однако, если ЕС погрязнет в длительных обсуждениях и презентациях стратегий с неясными конечными целями, место европейских государств могут занять другие заинтересованные страны, например США или Китай [18]. Интересы России в Каспийском регионе Сегодня Каспийский регион является стратегически значимым для большинства мировых держав. В этих условиях выбор Россией верной стратегии в отношении этого региона особенно важен для сохранения экономической и военной безопасности государства. С сожалением приходится констатировать, что внешнеполитические усилия, предпринимаемые в настоящее время нашей страной для подтверждения ее высокого статуса в регионе, явно недостаточны. В постсоветский период Россией не было выработано целенаправленной детерминированной политики по разделу Каспийского шельфа и разработке нефтегазовых месторождений. Оставив открытым вопрос о юридическом статусе Каспийского моря, ряд прикаспийских государств: Азербайджан, Казахстан и Туркмения, при- 330 ступил к разработке «своих» месторождений на шельфе Каспия. И несмотря на наличие множества спорных территорий, согласие российских нефтедобывающих компаний участвовать в разработке этих месторождений, Россия была вынуждена признать права на данные территории за своими прикаспийскими соседями, учитывать интересы национальных нефтедобывающих компаний (ЛУКОЙЛ, ЮКОС и др.), которые отнюдь не всегда совпадают с государственными. Сегодня внешняя энергетическая политика России на Каспии должна концентрироваться главным образом на следующих направлениях: – стремление контролировать как можно больший объем экспортируемых нефтяных углеводородов через систему собственных трубопроводов; – существенно расширить свое участие в международных проектах добычи каспийских нефти и газа, главным образом в казахстанском секторе акватории. Российское влияние на Каспии пока явно недостаточно для обеспечения энергобезопасности и устойчивого экономического развития прежде всего Южного региона страны, в слабой степени препятствует экономической и политической экспансии США и Запада и предотвращению реальной угрозы подрыва экологического равновесия аквасистемы Каспия, следствием чего являются наблюдаемый рост социальных проблем и повышающаяся взрывоопасность в регионе. В геополитике России чрезвычайно актуальна проблема обеспечения ее национальной безопасности. Россия для предотвращения развития дестабилизирующих сил на Каспии, в Средней Азии и Закавказье должна определить твердые принципы внешней политики в Каспийском регионе, которые, на наш взгляд, могут быть следующими: создать благоприятные условия для сотрудничества в энергетической сфере с прикаспийскими государствами – заменить политические рычаги воздействия социально-экономическими; избавиться от негативного образа «старшего соседа», доставшегося в наследство от советского прошлого; заключить долгосрочные контракты на поставки энергоносителей по уже существующим трубопроводам и увеличить количество и направления транспортировки энергоносителей. *** По прогнозам экспертов, страны Каспийского региона к 2015 году будут доминировать на рынках сырья, обеспечивая самые высокие темпы роста добычи нефти в мире – 4,3% в год [18]. Уже сегодня регион является стратегически важным для большинства субъектов мировой экономики. Страны-лидеры мирового хозяйства проводят на Каспии политику лоббированния национальных интересов. Россия в данном регионе обладает ря- 331 дом преимуществ: с одной стороны, развитой транспортной системой, с другой – исторически сложившимся политическим влиянием на ряд бывших союзных республик. В нынешних условиях нашей стране необходимо выработать четкую стратегию развития отношений с прикаспийскими государствами, чтобы не только не утратить своих позиций, но и реализовать накопленные преимущества. Литература 1. Доказанные запасы нефти Азербайджана насчитывают 7 млрд баррелей. www.day.az/news/oilgas 2. Запасы углеводородов в казахстанском секторе Каспия оцениваются в 60 млрд баррелей. www.rosinvest.com/news 3. Туркмения поручила западным фирмам аудит запасов нефти и газа. www.rosinvest.com/news 4. Цыганов О. Предсказуемость во имя прогресса и процветания. www.izvestia.ru/azerbaijan 5. Значение Казахстана в мировой нефтегазовой отрасли неуклонно растет. www.regnum.ru/news 6. Гусейнов М. Америка обходит Газпром. www.vz.ru/economy 7. energydialogue.org.ru 8. В.Индал. Центральная Азия, Вашингтон и геополитика Пекина. Centre for Research on Globalisation. 9. Зубков.В. С 2010 года в Китай начнет поступать казахстанская нефть. ФК-Новости. 10. Казахстан намерен достроить нефтепровод Атасу-Алашанькоу до побережья Каспия. www.neftegas.info 11. Принято решение о строительстве прикаспийского газопровода. http://rian.ru/politics 12. США призывают Туркмению диверсифицировать маршруты поставок газа. www.ferghana.ru/news 13. Транскаспийский газопровод может превратиться в Прикаспийский? oilru.com 14. Месамед В.И. Иран-Туркменистан: продолжается ли активный диалог? Институт Ближнего Востока. http://www.iamik.ru 15. В Астане принята азербайджано-казахстанская декларация. www.regnum.ru/news 332 16. Асроров А. Центрально-азиатский пасьянс. Gazeta.kz 17 Косназар Д.. ЕС и среднеазиатский регион. www.sngnews.ru/articles 18. energydialogue.org.ru/news 333 Волощук Д. А. * (Россия) Современное состояние экономик стран СНГ и возможности выхода на более высокий уровень развития Налаживание добрососедских отношений предполагает учет уровня, перспектив и механизмов развития самих сотрудничающих стран. Эти проблемы рассматриваются в докладе на примере нашего ближайшего окружения – стран СНГ. В настоящее время страны СНГ находятся на переломном этапе своего развития. В связи с завершением, в основном, восстановительного роста перед ними (с учетом специфики каждой страны) стоит задача перехода к инвестиционному росту. Но этот переход не обеспечивается автоматически, более того, он очень труден. Вместе с тем сейчас именно от него в значительной мере зависит перспектива развития и достижение целей перехода к рыночной экономике: обеспечение высокого и устойчивого экономического роста, повышение благосостояния населения, сокращение, а затем и преодоление отставания от развитых постиндустриальных стран. Естественно, это не единственное условие реализации указанных целей, но сейчас ему принадлежит особое место. Более того, масштабное, критическое устаревание оборудования в период трансформационного кризиса превращает инвестиционный путь развития в единственную базу выживания, поддержания функционирования экономики стран СНГ. Прежде чем говорить о содержании инвестиционного типа экономического роста и его основных чертах, рассмотрим общую картину современного состояния экономик стран СНГ и возможную перспективу их развития, которую и должен обеспечить переход к новому типу роста. Характеристика современного уровня развития этих стран отражена в таблице 1. Ее данные позволяют, прежде всего, сравнить между собой страны СНГ, в рамках которых достаточно наглядно выделяются три их группы: – относительно более развитые страны, в том числе Россия, занимающая пока наиболее передовую позицию, а также Казахстан, Беларусь, Украина. К этой же группе примыкает Туркменистан, хотя он еще значительно отстает по уровню индустриализации; – средняя группа, включающая закавказские республики: Азербайджан, Армению и Грузию; * Волощук Д.А. – консультант компании «ЭКОПСИ Консалтинг». 334 – группа более отсталых стран, представленная Кыргызстаном, Молдовой, Таджикистаном и Узбекистаном. Таблица 1 позволяет далее сравнить уровень развития стран СНГ с другими странами переходной экономики. В их числе выделен в первую очередь так называемый передовой отряд, представленный новыми членами ЕС, включая страны Балтии. Их пример показывает реально достижимые возможности в относительно непродолжительные сроки. Следующая группа представлена кандидатами в члены ЕС, которые отстают от передовой группы, но опережают многие страны СНГ. Наконец, приводятся данные по ряду стран старых членов ЕС, как наиболее развитых, так и замыкающих (Португалия). Они дают пример стратегических целевых ориентиров для стран переходной экономики. Сравнение проводится по ряду измеримых критериев, характеризующих общий уровень развития (ВВП на душу населения в долларах по паритету покупательной способности), меру индустриализации (доля сельского хозяйства в ВВП), долю услуг в ВВП, как важный параметр движения к постиндустриальному обществу, вложения в развитие человека (доля затрат на здравоохранение и образование в ВВП), вложения в науку, индекс коррупции (ИК), отражающий состояние общества, индекс экономической свободы (ИЭС), имеющий прямое отношение к состоянию инвестиционного и предпринимательского климата. Таблица 1 показывает исключительно высокую неравномерность развития внутри стран СНГ. Так, разрывы между ВВП на душу населения наиболее и наименее развитых групп стран СНГ (более чем в 4 раза) больше, чем между передовой их группой и группой развитых стран (более чем в 3 раза). Промежуточная группа стран Закавказья занимает почти строго среднее положение: примерно вдвое отстает от первой и примерно вдвое опережает третью. Лидирует в СНГ Россия. Она опережает по ВВП на душу населения и все страны-кандидаты в члены ЕС, кроме Хорватии, но отстает от стран Балтии (от Эстонии почти в 1,5 раза), еще более – от новых членов ЕС и более, чем в 2,5 раза – от приведенной группы старых членов ЕС. Остальные страны СНГ первой группы способны конкурировать только с Албанией и Македонией. Страны второй группы отстают от всех рассматриваемых стран, не всходящих в СНГ. Уровень стран третьей группы очень низок, а Таджикистан относится фактически к числу беднейших в мире. По уровню индустриального развития (определяемого долей сельского хозяйства в ВВП) выделяются Россия и Казахстан, хотя они отстают почти от всех стран Балтии и от всех остальных европейских стран – новых членов ЕС, не говоря уже о развитых странах. При этом есть основания считать, что и в передовых странах СНГ индустриальная стадия не завершена в достаточной мере, поскольку развитые страны уже в индустриальный период 335 имели гораздо более мощную производственную и социальную инфраструктуру и обеспечивали практически одинаковый набор товаров и услуг в любом пункте своей территории. Наиболее высока доля сельского хозяйства в остальных, кроме Казахстана, среднеазиатских странах (особенно в Кыргызстане), Молдове и Армении. Первая группа стран СНГ (кроме Туркменистана) выделяется и по доле услуг в ВВП (как правило, более половины). Из других групп конкурентоспособны с ними только Грузия и Молдова. Но все страны СНГ отстают от новых членов ЕС и тем более от развитых стран, где эта доля превышает обычно 70%. По доле расходов на образование впереди Беларусь, которая из всех рассматриваемых в таблице стран отстает только от Эстонии. Благоприятная ситуация в Туркменистане, на Украине и в Молдове, но большинство стран, включая Россию, заметно отстают. Еще более заметно это отставание, особенно от развитых стран, по расходам на здравоохранение. В сфере же затрат на науку Россия опережает почти все страны, кроме наиболее развитых. В области коррупции немного лучше по сравнению с другими странами СНГ оценивается положение в Беларуси и Армении, но и они существенно отстают от новых членов ЕС и в разы от развитых стран. Наихудшее же положение в Азербайджане, Грузии, Таджикистане, Туркменистане. Таблица 1 Основные показатели современного развития стран СНГ в сравнении с группами стран, достигающих более высоких результатов Страна ВВП на душу, 2005, ППС Россия Казахстан Беларусь Украина Туркменистан 10984 8345 8002 7023 7740 Среднее 8419,6 Без Туркменистана 8589,5 Азербайджан Армения Грузия 4 811 4 494 3 272 Среднее Узбекистан Кыргызстан Молдова Таджикистан Среднее 4192,00 2 096 2 010 2 658 1 359 2031,00 ВВП на душу, 2006, ППС (оценка) Доля с/х,( % ВВП, 2005) Доля услуг (% ВВП, 2005) Доля расходов на образование (% ВВП, 2002) Доля расходов на здравоохранение (% ВВП, 2002) Доля затрат на исследования и разработки (% ВВП, 2003) ИК ИЭ С 12096 9294 8862 7637 8548 9472,2 6 7 10 11 21 11,0 0 56 54 49 55 34 3,10 3,20 6,00 4,20 4,30 3,70 1,90 4,80 2,90 3,00 1,20 0,3 0,6 0,90 – 2,80 2,20 3,30 2,20 2 54,0 60,4 47,4 53,3 42,5 49,60 4,16 3,26 0,75 2,50 51,5 8,50 53,50 4,12 3,32 0,75 2,63 53,8 6 171 4 863 3 555 4863,00 12 21 17 16,6 7 32 35 56 3,50 3,20 2,50 0,8 3,20 1,40 0,40 0,20 0,30 1,90 3,10 2 55,4 69,4 68,7 41,00 3,06 1,8 0,30 2,33 64,5 2 283 2 150 2 818 1 501 2188,00 26 34 21 22 25,7 5 43 45 55 42 – 3,10 4,00 2,40 2,70 1,90 2,80 1,00 – 0,20 0,60 – 2,30 2,20 2,30 2 52,6 59,9 59,5 56,9 46,25 3,16 2,1 0,40 2,20 57,2 9287,4 336 ВВП на душу, 2006, ППС (оценка) Доля с/х,( % ВВП, 2005) Доля услуг (% ВВП, 2005) Доля расходов на образование (% ВВП, 2002) Доля расходов на здравоохранение (% ВВП, 2002) Доля затрат на исследования и разработки (% ВВП, 2003) ИК ИЭ С 13 540 14 569 16 127 14745,00 15 549 15 858 18 216 16541,00 4 6 5 73 63 65 5,90 4,60 7,40 3,40 4,20 4,30 0,40 0,60 0,70 4 4,60 6 68,2 72,0 78,1 5,00 67,00 5,97 3,97 0,57 4,87 72,8 18 145 13 741 16 024 21 192 22 261 18273 19 559 14 880 17 559 23 100 23 843 19788 4 5 3 3 3 65 65 67 58 62 5,10 5,40 4,10 4,40 0,00 5,10 4,60 5,10 6,70 6,30 0,90 0,70 0,60 1,30 1,60 4,80 3,50 4 4,20 6 66,2 58,8 68,4 69,7 63,6 3,6 63,4 3,80 5,56 1,02 4,5 65,3 5 702 9 799 7 707 9 869 14 368 9489 25 9 12 10 8 55 60 57 55 64 5,80 5,20 4,10 3,50 4,20 2,40 3,90 5,80 5,20 7,30 – 0,50 – 0,40 1,00 2,50 4,10 2,70 2,90 3,50 61,4 62,2 60,8 61,3 55,3 Среднее 5 302 8 949 7 221 9 056 13 342 8744 12,8 58,2 4,56 4,92 0,63 3,14 60,2 Великобритания Германия Португалия Франция Среднее 33 314 29 550 21 791 29 276 28483 35 051 31 095 22 677 30 693 29879 1 1 4 2 2,25 73 70 70 76 72 4,60 4,60 5,80 5,70 5,18 6,30 8,10 6,30 7,30 7,00 1,90 2,50 0,80 2,20 1,85 8,60 8,20 6,30 7,10 7,55 81,6 73,5 66,7 66,1 72,0 ВВП на душу, 2005, ППС Страна Латвия Литва Эстония Среднее Венгрия Польша Словакия Чехия Словения Среднее Албания Болгария Македония Румыния Хорватия Источники: International Monetary Fund, World Economic Outlook Database, 2007; World Bank World Development Report, 2007; UN Human Development Report 2004; Transparency International Global Corruption Report 2005 (по индексу коррупции ИК, изменяющемуся от 0 до 10: чем больше, тем лучше); The Heritage Foundation и The Wall Street Journal (по индексу экономической свободы ИЭС с диапазоном по новой методологии 2007 г от 0 до 100: чем больше, тем лучше). Естественно, любой из сравниваемых показателей имеет те или иные слабости, но в совокупности они подтверждают обоснованность группировки стран по уровню развития. Опираясь на достигнутый уровень, можно оценить вероятные перспективы развития стран СНГ на 20–25 лет и возможности достижения целевых ориентиров, вытекающих из сравнения с передовыми странами переходной экономики и развитыми странами. Для этого на основе изучения экономической динамики разных стран мира за длительный период времени осуществлен представляющийся реалистичным прогноз темпов роста стран СНГ на эту перспективу (при их постепенном понижении), а также оценены возможные последствия отклонения темпов отдельных стран от этого базового прогноза. Очевидно, что большие исходные разрывы между странами скажутся и на перспективе. Расчеты по базовому, достаточно оптимистичному варианту приводят к выводу, что современного уровня Германии по ВВП на душу населения Россия сможет достигнуть в районе 2025 г., Казахстан немногим позже. Азербайджан, Туркменистан и Беларусь име- 337 ют вероятность превзойти в период, близкий к 2025 г., нынешний уровень Португалии и Чехии, Армения – еще через ряд лет. Грузия, скорее всего, за рассматриваемый период до этого уровня не поднимется, хотя и обойдет современную Россию. А для наиболее отсталых стран за ближайшие 20 лет может оказаться недостижимым и нынешний российский уровень. В итоге высока вероятность, что даже при относительно успешном развитии разрывы между разными странами СНГ, которые и сейчас вопиющи, в перспективе не только не уменьшатся, но могут еще более возрасти. Варианты же, учитывающие труднопредсказуемую неравномерность развития разных стран, показывают, что ранжирование передовых стран СНГ по месту, занимаемому ими в соответствии с показателями уровня социально-экономического развития, может в будущем существенно меняться. Значительные перспективы имеют, в частности, Казахстан, Азербайджан, Туркменистан. Эти страны обеспечены природными ресурсами. Казахстан, кроме того, опережает других в области осуществления ряда экономических реформ, а Азербайджан является лидером среди стран СНГ по уровню зарубежных инвестиций на одного жителя. Однако обратной стороной экспорта топлива и сырья является зависимость от ненадежной внешнеэкономической конъюнктуры. Успешно развивается и реформирует экономику Армения, хотя при ограниченности природных богатств устойчивость ее роста также не является достаточно прочной. Но в принципе эти страны наряду с Россией способны приблизиться в материальном отношении к уровню высокоразвитых постиндустриальных стран в ближайшие 15– 20 лет. Вопрос в том, чтобы за этот срок подтянуться и к качественным характеристикам передовых экономик, включая их инновационность, существенное сокращение бедности и т.д. Решение такого рода масштабных количественных и качественных проблем напрямую зависит от успеха перехода к инвестиционному типу экономического роста. Особенности инвестиционного типа экономического роста До сих пор особенности инвестиционного типа роста в науке специально не исследовались. Это объяснимо. Инвестиционный рост – это нормальный рост налаженной рыночной экономики. Он нарушается на относительно непродолжительное время в периоды циклических спадов, но в остальном носит господствующий характер. Переход от циклического спада к росту в экономиках с многовековыми рыночными традициями тоже не представляет экстраординарной проблемы. Другое дело – страны, в которых такие традиции были разрушены, особенно на столь длительный срок, как на территории СНГ. Для них движение к нормальному воспроизводству с опорой на инвестиции становится не просто средством преодоления спада, а крупным новым этапом развития, и выявление особенностей инвестиционного типа роста, к которому необходимо стремиться, приобре- 338 тает высокую актуальность. При этом за основу целесообразно брать тип роста, присущий развитой экономике, определяющей целевые ориентиры для стран переходного периода, понимая, что на пути к нему неизбежны промежуточные ступени. Автор разделяет подход, при котором в качестве промежуточных ступеней выделяются инвестиционно ориентированный рост, когда роль инвестиций растет, но объем и комплексность их еще недостаточны, чтобы их влияние на производство стало определяющим, и собственно инвестиционный рост, когда инвестиции становятся основным фактором развития, но нередко еще не способны вооружать производство самыми передовыми технологиями. Наиболее же развитый эффективный инвестиционный рост характерен для передовых стран и основан на высокой инновационности производства1. Он и представляет собой полноценный инвестиционный тип экономического роста. Анализ данных по разным странам развитой и динамичной экономики позволил выделить следующие основные особенности этого типа экономического роста. 1. Высокая насыщенность экономики инвестициями, во всяком случае достаточная для современных темпов обновления капитала. Основным показателем инвестиционной активности в стране является доля валового накопления основного капитала в ВВП. В развитых странах она обычно несколько ниже 20%, реже – немногим выше. Страны СНГ имеют более высокую потребность ввиду массовой изношенности оборудования. Реальную ситуацию в этих странах иллюстрирует Приложение 1, содержащая отдельные характеристики инвестиционного процесса и экономического развития. По доле валового накопления основного капитала в ВВП резко выделяется Азербайджан (более 43%), в основном за счет притока иностранного капитала в добычу и транспортировку нефти (иностранные инвестиции на душу населения превышают 500 долл.). Он впереди и по темпам роста. В отдельные годы эта доля превышала 40% и в богатом углеводородами Туркменистане. Далее, еще 6 стран достигли в 2005 г. более 25% (Казахстан, Беларусь, Армения, Грузия, Узбекистан и Молдова). При этом Молдова, Казахстан и Армения поднялись с весьма низкого уровня (15–18%), что выделяет их усилия по созданию инвестиционной базы дальнейшего развития. Украина достигла 22%. Устойчиво низок этот показатель в России и Кыргызстане (16–18%) и совсем мал в отстающем Таджикистане – только 12,5%. Стародубровский В.Г. Кривая дорога прямых инвестиций // Вопросы экономики. № 1.2003; Волощук Д., Стародубровский В. На пути к инвестиционному типу экономического роста // Управление собственностью. № 3. 2007. 1 339 Для сравнения аналогичные данные по Польше составляют порядка 18% (хотя несколькими годами ранее – 24%), Литве и Венгрии – 23%, Латвии, Словакии, Словении – около 25%, Чехии – 27%. Анализ показывает, что между нормой накопления и темпами роста нет механической связи: чем выше, тем больше, но есть достаточно типичные соотношения. Учитывая потребность стран СНГ в обеспечении высоких и устойчивых на длительный период темпах роста, был проведен анализ 12 стран, которые в разное время увеличивали ежегодно ВВП не менее чем на 5% в течение не менее 10 лет подряд. Из них только Индия и Пакистан получили такие результаты при средней за весь период норме валового накопления в основной капитал 21–23% ВВП. В Чили и Бразилии она составляла 25–30%, Египте, Республике Корея, Ботсване – 30–32%, Японии, Китае, Бутане, Лесото, Экваториальной Гвинее – более 35%. Отсюда можно сделать вывод, что желательная норма валового накопления в ВВП для стран СНГ составляет не менее 25%, а еще лучше – более 30%. Перспектива зависит от возможности дальнейшего увеличения накопления. Она определяется долей валовых сбережений в ВВП. Из таблицы 2 следует, что эти возможности наиболее значительны в России, Казахстане, Азербайджане и Молдове. В Узбекистане же валовые сбережения оказались в 2004 г. ниже валового накопления основного капитала за счет сокращения материальных оборотных средств. Самый низкий уровень валовых сбережений опять-таки у отсталых стран: Таджикистана и Кыргызстана. Характерно, что пять стран (особенно Россия и Казахстан) используют ВВП не только внутри страны, но и за рубежом, у них экспорт превышает импорт. У шести стран, особенно менее развитых, положение обратное. При этом в Молдове, Таджикистане и Кыргызстане расходы на конечное потребление даже превышают размер ВВП. Очевидно, что они финансируются за счет поступлений от граждан этих стран, работающих за рубежом, подобно тому как для Армении большую роль, в том числе при финансировании инвестиций, играет зарубежная диаспора. 2. Преобладание опережающего роста инвестиций по сравнению с ВВП. Динамика инвестиций в разных странах иногда отстает от динамики производства под влиянием как циклических, так и конъюнктурных факторов. Однако периодам устойчивого, а тем более высокого роста сопутствует обычно более быстрое наращивание инвестиций. Так, в США в ходе устойчивого подъема в 1992–2000 гг. средний ежегодный темп прироста ВВП составил 3,6%, а инвестиций – 7,6%. Соответственно в Великобритании в 1993– 2003 гг. – 2,9 и 4,2%. Тем более это качество важно для стран переходной экономики, 340 учитывая особо острую потребность в устойчивых высоких темпах и в обновлении оборудования. Темпы роста инвестиций почти во всех странах СНГ превышают динамику ВВП (см. Приложение 1). Только в Кыргызстане в течение нескольких недавних лет происходил их спад. Наиболее интенсивно они росли в Азербайджане: в 7 раз в 2006 г. к 2000 г., здесь же и самые высокие темпы роста ВВП – более чем в 2 раза за тот же период. Эти показатели высоки и в Армении, соответственно 4,5 и 2 раза, что является большим достижением для страны, не обладающей значительными природными ресурсами. Далее следует Казахстан: 3,4 и 1,8 раза он же вслед за Азербайджаном намного опережает другие страны по душевому притоку иностранных инвестиций – 428 долларов. Несмотря на низкий уровень валового накопления основного капитала и валовых сбережений, достаточно высокие темпы роста характерны для Таджикистана. Видимо, их источником остается преимущественно восстановительный рост, тем более что объем ВВП приблизился в 2006 г. только к 70% докризисного уровня. 3. Фронтальный характер инвестиционного процесса, охватывающий основные жизнеспособные виды экономической деятельности (с учетом, естественно, определенной цикличности этого процесса, структурных изменений и специализации стран в международном разделении труда). Этот тест не выдерживает ни одна из стран СНГ. Анализ, проведенный по отраслям и видам деятельности России, приводит к выводу, что легкая промышленность, некоторые отрасли машиностроения, сельское хозяйство еще не дотягивают до инвестиционно ориентированного роста. Вступили в фазу такого роста электроэнергетика, химическая и нефтехимическая промышленность, промышленность строительных материалов, строительство, транспорт. К инвестиционному же росту можно отнести отрасли топливно-энергетического комплекса, переработки леса, металлургию, пищевую промышленность2. Если же говорить о предприятиях, то обобщение результатов одного из наиболее крупных обследований 1000 предприятий в сфере обрабатывающей промышленности привело к выводу, что только 45% из них можно отнести к инвестиционно-активным, способным осуществлять расширенное воспроизводство3. Волощук Д., Стародубровский В. На пути к инвестиционному типу экономического роста // Управление собственностью. № 3. 2007. 3 Российская промышленность на перепутье. Что мешает нашим фирмам стать конкурентоспособными. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2007. 2 341 В странах, экспортирующих топливно-энергетические ресурсы, отраслям этого комплекса принадлежит и приоритет в области инвестиций: в Азербайджане они поглощают порядка 90% инвестиций в промышленность, в Казахстане – три четверти, в России – порядка 60%, при том что промышленность в целом в этих странах заметно опережает по инвестициям другие отрасли экономики. Тем самым распределение инвестиций пока продолжает закреплять сырьевую направленность развития этих стран. Очень ограничена статистика по Туркменистану, но вряд ли можно ошибиться, предположив, что и там тенденция аналогична. Заметен крен в горнодобывающую промышленность и на Украине. Во многих странах значительные инвестиции направляются в энергообеспечение (производство и распределение электроэнергии, газа и воды) и весьма неравномерно распределяются по остальным отраслям. Эта неравномерность может иметь двоякую природу: недостаточную фронтальность или структурную перестройку, связанную с рациональной специализацией. Но пока логика такой перестройки не просматривается. Очевидно, что более рентабельные в данное время виды деятельности будут иметь преимущество, но это пока обычно не относится к производствам высоких переделов. Инвестиционный рост в этих странах, судя по всему, в течение относительно длительного времени не сможет принять полноценного фронтального характера и в этом отношении будет в определенной мере ущербным. 4. Активное обновление основных фондов, высокие показатели ввода и выбытия. Анализ данных по ряду развитых стран, где основные фонды соответствуют современному уровню, показывает, что типичное соотношение вложений в основной капитал (обычно несколько превышающих вводы в действие) к основным фондам находится в пределах 5–10%, а в динамично развивающейся Эстонии – 13–15%. Характеристика ситуации в странах СНГ затрудняется отсутствием данных по ряду стран, а также ненадежностью оценки основных фондов и методов расчета показателей их обновления. Так, по данным Росстата, в 1990 г. коэффициент обновления основных фондов в сопоставимых ценах достигал 6,1%, а выбытия – 2,3%. К 2000 г. эти показатели снизились соответственно до 1,5 и 1,2%, а в 2005 г. составили 2,2 и 1,1%4. Это крайне низкие величины. Существуют обоснования того, что методы расчета этих коэффициентов приводят к их занижению5. В последней публикации Росстата по итогам 2006 г. за основу сопоставимых цен был взят 2000 г., что привело к некоторому уточнению показателей: в 2000 г. Росстат. Российский статистический ежегодник 2006. Статистический сборник. М., 2006. С. 326. Бессонов В.А., Воскобойников И.Б.«Динамика основных фондов и инвестиций в российской экономике. Институт экономики переходного периода: Научные труды, № 97, М. 2006. 4 5 342 ввод 1,8%, выбытие 1,3%, в 2005 г. соответственно 3 и 1,1%, в 2006 г. – 3,3 и 1%6. В текущих ценах вводы в действие составляли в 2004 г. 6,1%, а в 2005 г. – 7,7%, а соотношение между инвестициями в основной капитал и основными фондами соответственно 8,8 и 9,4%, в 2006 г. – 10,8%. Такие оценки, скорее всего, завышены, поскольку маловероятно, чтобы переоценка основных фондов, осуществляемая с 1998 г. предприятиями добровольно, проводилась своевременно7. Истина, видимо, как всегда, где-то посередине. Во всяком случае обновление основных фондов пока недостаточно, поскольку даже в России до 2006 г. оно было неспособно повлиять на сокращение их износа. Соотношение между инвестициями и основными фондами в России в текущих ценах близко к американскому (хотя реально наверняка ниже). В Азербайджане относительные размеры инвестиций за 2000–2002 гг. были сопоставимы с российскими, но затем стали заметно их опережать, поднявшись в 2003 г. до 10% основных фондов, а в 2004 г. превзошли 15% (что уже ближе к Японии и Индии). При рассмотренных выше масштабах накопления основного капитала такая тенденция естественна. Оценка соотношения в текущих ценах инвестиций и основного капитала по Казахстану еще в 2003 г. составляла высокую величину – более 10%. Таким образом, показатели в текущих ценах кажутся благополучными, но недостатки в оценке основных фондов, свойственные всем странам СНГ, ставят этот вывод под большой вопрос. 5. Высокий уровень инновационности и обновления технологий, приносимый инвестициями. Эта особенность соответствует развитому этапу инвестиционного роста. В России, выделяющейся по научно-техническому потенциалу, доля предприятий, внедряющих технологические инновации, по измерениям органов статистики в течение всего периода экономического роста не превышает 9–10%. Для сравнения в Германии – около 75%. Отдельные обследования российских предприятий показывают несколько более благоприятные результаты (35–40%), однако по оценке специалистов при применении достаточно строгих критериев трудно рассчитывать, что реально доля таких предприятий выше 10–20%8. Выход на передовые позиции по инновациям – задача стратегическая. Поэтому Россия в цифрах 2007. Краткий статистический сборник. М., 2007. С. 70. По расчетам Г.И. Ханина и Д.А. Фомина (не совпадающим с оценками предыдущих авторов) официально публикуемая стоимость основных фондов многократно занижена. См. Ханин Г.И., Фомин Д.А. Оценка воспроизводства основного капитала экономики России // Вопросы статистики. № 10. 2006. Расхождение оценок лишний раз свидетельствует о сложности выявления реальных показателей в этой области. 8 Кузнецов Б.В., Кузык М.В., Симачев Ю.В., Цухло С.В., Чулок А.А. Особенности спроса на технологические инновации и оценка потенциальной реакции российских промышленных предприятий на возможные механизмы стимулирования инновационной активности. Модернизация экономики и государство. Кн. 1. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2007. 6 7 343 беспокоит не просто низкий их уровень, а отсутствие прогресса в течение немалого числа лет. Маловероятно, что в других странах СНГ положение заметно лучше. 6. Высокая гибкость, подвижность капитала, обеспечивающая быстрый его перелив в наиболее перспективные и особо прибыльные сферы. Она обеспечивается посредством банковской системы и фондового рынка, которые развиты в разных странах по-разному, в некоторых прогрессируют. Однако пока этот фактор действует слабо. В передовой группе стран СНГ около или более половины источников инвестиций приходится на собственные средства предприятий и организаций. То же характерно и для Молдовы. Это значит, что возможности инвестирования в решающей мере зависят от рентабельности предприятий, а здесь опять-таки преимущество имеют ориентированные на экспорт сырьевые производства, частично металлургия и лесные отрасли. В Азербайджане большую роль играют иностранные инвестиции, велика их доля в Кыргызстане (в разные годы 30–40%), в отдельные годы в Казахстане (до 30%) и Армении (до одной четверти), а также в Таджикистане. Армения выделяется по доле средств населения, достигших более половины вложений в инвестиции. Они явно направляются в первую очередь на жилстроительство. Существенна (хоть и по меньшей мере вдвое ниже) их доля и в Кыргызстане, Таджикистане, Беларуси. По вложениям бюджетных средств всех опережает Таджикистан (45–60%), следом идут Беларусь и Россия (порядка 20%), причем в России главным образом за счет бюджетов регионов и муниципалитетов. Общая черта источников финансирования инвестиций всех стран СНГ заключается в их недостаточной гибкости: в них слабо представлены кредиты банков и поступления с фондового рынка. В тех странах, где активно проводятся размещения акций на отечественных и зарубежных площадках (Россия, Казахстан), это относится пока к очень ограниченному кругу так называемых «голубых фишек», которые обычно представлены топливно-сырьевыми фирмами, и мало сказывается на переливе капитала в передовые обрабатывающие отрасли. Причем средства, привлекаемые с кредитного и фондового рынков, обычно в значительной части направляются на приобретение уже существующих активов, а не на расширение и инновационное обновление производства. В целом в области среднесрочного и долгосрочного кредитования, обычно связанного с инвестициями, несколько лучше обстоит дело в Казахстане. 7. Активное привлечение иностранного капитала. Как видно из Приложения 1, по общему масштабу наибольший его поток направляется в более развитые страны: Россию, Казахстан, Украину, а также в Азербайджан. С точки зрения показателей на душу населения особенно выделяется Азербайджан, далее следует Казахстан. Это наглядно показыва- 344 ет приоритетную привлекательность для иностранного капитала сырьевого топливноэнергетического комплекса. И трудно рассчитывать на то, что этот капитал сможет сыграть заметную роль в диверсификации национальных экономик стран СНГ. Хотя в России распределение иностранных инвестиций по отраслям не столь концентрировано и вложения в топливную промышленность сопоставимы с пищевой отраслью. При значительном населении на одного жителя здесь приходится около 100 долл. общего объема ПИИ. Для сравнения: в США в разные годы эта величина выше – в 3–4 и более раз. Высокий объем ПИИ на Украине связан в 2005 г., в основном, с продажей Криворожстали. В 2006 г. он снизился до 4,3 млрд долл., а на душу населения сравнялся примерно с Россией. С инфраструктурой нефтегазового комплекса (нефте- и газопроводы) связаны в значительной части иностранные инвестиции в экономики Грузии и Беларуси. В Армении большую роль играет капитал зарубежной диаспоры. Среди отсталых стран несколько лучше положение в Молдове и Узбекистане и особенно тяжелое, как и во многих других отношениях, – в Таджикистане. Общий вывод состоит в том, что переход стран СНГ к полноценному инвестиционному росту, отвечающему рассмотренным критериям, потребует немалого времени. Поэтому ближайшей необходимостью становится достижение промежуточной фазы: инвестиционно ориентированного роста, пока еще слабо связанного с инновациями, опорой на кредиты и эмиссию ценных бумаг. Несколько лучше в этом отношении положение в Казахстане. Медленный прогресс наблюдается в России. Возможно, в ближайшие годы он ускорится в связи с программами реструктуризации энергетики, транспорта, освоения новых месторождений полезных ископаемых. Хотя во всех странах, ориентированных на экспорт углеводородов, многое будет зависеть от перспективы мировых цен. Что же касается особенно отсталых стран, прежде всего Таджикистана, то здесь потребуются большие усилия и для приближения к примитивным ступеням инвестиционного роста. Создание благоприятного инвестиционного климата – основное условие ускорения перехода к инвестиционному типу роста Для всех стран весьма актуален вопрос об условиях, необходимых для перехода к инвестиционному типу экономического роста. В их числе центральное место принадлежит улучшению инвестиционного климата. Под инвестиционным климатом понимается совокупность институциональных факторов, определяющих баланс, соотношение между окупаемостью инвестиций и рисками их осуществления. Особенность благоприятного климата состоит в создании привлекательных и, естественно, конкурентных условий инвестирования для всех и повсеместно. 345 Отсюда и вытекает его роль как основного условия перехода к инвестиционному типу роста. Существует два основных подхода к комплексному изучению инвестиционного климата. Один направлен на подробную классификацию факторов, от которых он зависит, с последующим выявлением наиболее существенных в конкретных условиях. Второй – на количественное измерение более узкого числа определяющих факторов, осуществляемое на основе социологических опросов международными организациями и агентствами. Естественно, во многом эти факторы переплетаются. Первый подход позволяет получить общую структурированную картину условий, формирующих инвестиционный климат, что важно как для оценки текущей ситуации, так и для выводов, относящихся к экономической политике. Но не все факторы легко измерить для сравнений и определения их места в системе. Второй подход хоть и не дает столь широкого охвата необходимых условий, но создает основу для сравнительных оценок. При этом выделения главных факторов вполне достаточно для межстранового анализа. В докладе делается попытка синтезировать оба подхода, соединив измеримые факторы первого из них с результатами второго, полученными на основе исследований ряда международных организаций (Мировой банк, Европейский банк реконструкции и развития, WEF, Heritage Foundation, Global Corruption Report и др.). Измеримые факторы первого подхода связаны преимущественно с макроэкономической ситуацией, отражающей меру экономической стабильности, требования к рентабельности инвестиций, уровень налогового пресса и т.п. Большое влияние на инвестиционную среду оказывают политические и социальные факторы. В принципе некоторые приближения к измерению политического климата возможны (и используются крупными фирмами при формировании бизнес-планов инвестиций, направляемых в разные страны), но требуют специальных исследований. Косвенными же показателями вероятной внутренней социальной напряженности могут служить мера имущественной дифференциации населения и уровень бедности. В этом отношении ситуация достаточно неблагоприятна во всех странах СНГ, но особенно выделяются страны Средней Азии, Закавказья и Молдова. Реально же наиболее существенные политические потрясения последних лет, связанные с так называемыми «цветными» революциями, определялись не только, а иногда и не столько экономическими факторами, сколько острым недовольством сложившимся политическим режимом, охватывавшим значительную часть населения или раскалывавшим граждан страны преимущественно по территориальному принципу. Во всех странах, переживших такие потрясения, инвестиционный климат, как правило, пока не улучшился, а иногда ухудшается. Хотя дальнейшее развитие может внести поправки. 346 Благоприятным фактором с точки зрения стабильности, но не с точки зрения издержек производства является опережающий рост заработной платы по сравнению с ВВП, наблюдаемый во всех странах. Но при этом в отсталых странах доля лиц, занятых по найму и получающих заработную плату, относительно невелика, а, кроме того, ускоренный рост заработной платы отражает зачастую не только прямое повышение ее уровня, но и вывод часть оплаты труда из тени. Опыт разных стран показывает, что политическая и экономическая стабильность влияют на привлечение инвестиций в большей мере, чем степень демократичности или деспотичности политического режима. Однако последний фактор ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов, поскольку в конечном счете демократия более стабильна, более прозрачна и более способствует формированию конкурентной среды. В области макроэкономики одним из важнейших условий формирования благоприятного инвестиционного климата является нормализация уровня инфляции особенно после ее взлета в период трансформационного кризиса. Это важно в том числе для обеспечения доступности инвестиционного кредита, благоприятная граница ставки которого оценивается обычно в пределах 8%, т.е. при инфляции не более 5–6%. В отдельные годы в такие пределы укладывались Армения, Азербайджан, Грузия, Кыргызстан, Украина. Но по разным причинам устойчивости добиться не удалось. По итогам 2006 г. только в Кыргызстане и в Армении инфляция немногим превысила 5%. В Беларуси, где повышенная инфляция держалась дольше, чем в других странах, она сократилась до 6,6%. В остальных – превышает 8% (Казахстан – 8,4%, Грузия – 8,8, Россия – 9, в оставшихся странах – более 10%). Важным макроэкономическим фактором является уровень и динамика курсов национальных валют, определяющих выгодность экспорта и ценовую конкурентоспособность отечественных товаров по сравнению с импортом. Характерно, что далеко не всегда приоритет в укреплении национальных валют принадлежит странам, экспортирующим природные ресурсы. Хотя Россия по темпам укрепления рубля опережает остальных, следом идет Беларусь, а Молдова и Украина не уступают Казахстану. Азербайджан же отстает не только от перечисленных стран, но и от Грузии, Армении и Киргизии. Меньше темп укрепления национальной валюты в Таджикистане, в Туркменистане курс административно закреплен на стабильном уровне, а Узбекистан стал единственной страной, где произошла его значительная девальвация. Общий вывод состоит в том, что существующая динамика (кроме Узбекистана) в непродолжительном временном интервале не благоприятствует отечественному производству, хотя является стимулом повышения его конкурентоспособности в перспективе. Среди стран, экспортирующих природные ресурсы, успеш- 347 нее других, пожалуй, справляется с экономическими проблемами Казахстан, если учесть, что уровень инфляции и мера укрепления тенге хоть и не являются низкими, но достигаются при высоком положительном сальдо торгового баланса. Макроэкономическая ситуация в значительной мере зависит от способности государства избегать популизма и проводить достаточно жесткую бюджетную и денежную политику. В последние годы все большее число стран обеспечивают профицит бюджетов, а дефицит не превышал 3% ВВП, что находится в пределах нормы, установленной для стран ЕС. Уровень же монетизации является низким: от менее 10% в Азербайджане и Беларуси, немногим более 15% в Армении, Казахстане и Кыргызстане до примерно 30% в России и 40% в Украине. В странах же с устойчивой экономикой его величина обычно приближается к 100% и выше. С точки зрения внешнеэкономической ситуации (сальдо торгового баланса) наиболее уязвимы Грузия, Молдова и Армения. Косвенной оценкой уровня налогового бремени – одной из важнейших характеристик инвестиционного климата – может служить мера перераспределения ресурсов через государственную финансовую систему: доходы и расходы консолидированных бюджетов или бюджетов расширенных правительств по отношению к ВВП. Наиболее показательна в этом отношении доля государственных расходов. Выше всего она в Беларуси (49% по бюджету расширенного правительства и примерно на 10% ниже по консолидированному бюджету, сопоставимому с другими странами), что отражает повышенную налоговую нагрузку на бизнес. Ухудшилось положение после «оранжевой» революции в Украине (34%), а также в Молдове, где доля государственных расходов в консолидированном бюджете выросла до 30%. Немногим отстает она в Грузии (28%), а в России и Казахстане, несмотря на повышенные доходы от экспорта углеводородов, она составляет пока 27%, в остальных странах порядка 20%, при этом Узбекистан достиг серьезного снижения (с 36% в 2001 г. и 31% в 2004 г. до 22,5% в 2005 г.). Выводы из второго отмеченного выше похода к анализу инвестиционного климата, основаны, как отмечалось, на обследованиях руководителей предприятий международными организациями. При этом в ходе межстрановых сравнений нужно учитывать, что данные опросов отражают как сравнительную важность разных факторов, так и уровень требовательности респондентов к условиям хозяйствования, который в разных странах неодинаков. Бывает, что в странах, где объективная ситуация лучше, руководители предприятий оценивают ее хуже по сравнению с другими. Опросы Мирового банка показывают, что почти во всех странах СНГ, как, впрочем, и в других странах переходной экономики, да и в развитых странах, выделяются две группы факторов, отрицательно влияющих на инвестиционный климат: неопределенность 348 в политике государства и налоговые проблемы (уровень налогов и налоговое администрирование). Причем недовольство государственной политикой активно выражают и некоторые страны с авторитарными режимами: Беларусь, Узбекистан (на противоположном фланге – Азербайджан), а также «постреволюционные» страны: Украина, Грузия, Кыргызстан (по сравнению с другими среднеазиатскими странами). Существенны и оценки отрицательного влияния коррупции, особенно в Молдове, Грузии, Кыргызстане и Украине. Наиболее острой проблемой государственной политики является непредсказуемость интерпретации законов. Повышенная болезненность ее характерна для Молдовы, Беларуси, России и Грузии. Но и в Таджикистане, Казахстане, Армении и Азербайджане, где оценки этой проблемы наименьшие, ее отмечают около или более половины опрашиваемых. По сообщениям о даче взяток в лучшую сторону выделяется Армения: около 36% предприятий (хотя размеры взяток повышенные), во всех остальных странах – около или более 60%; в Кыргызстане и Грузии – более 80%, в России, Молдове и Таджикистане – более 75%. Низки оценки и уровня судебной системы. Анализируются также данные о преступности (причем выявляется обратная зависимость: в странах, где меньше доля предприятий, сообщающих о преступлениях, наиболее велик ущерб от них), о потерях времени на бюрократические процедуры, связанные с налогообложением, лицензированием, таможенной очисткой, о выдаче кредитов малому бизнесу, где лидирует Молдова. Результаты опросов по программе BEEPS, охватывающей несколько более широкий круг факторов, также показывают повышенную роль неопределенности экономической политики и налоговых условий и наряду с ними – макроэкономической нестабильности и высокого уровня банковского процента. Проблемы экономической политики и налогового администрирования тесно связаны между собой, поскольку налоговое администрирование нередко служит способом воздействия государства на бизнес. Налаживание диалога между бизнесом и властью и постепенное становление отношений доверия между ними относится к центральным и пока еще весьма слабым звеньям инвестиционного климата. Опросы Мирового банка позволяют оценить продолжительность процедур регистрации компаний и недвижимого имущества, обеспечения исполнения контрактов, длительность банкротства. По срокам регистрации фирм (определяющим условия входа в рынок) резко выделяются Беларусь (79 дней) и Азербайджан (123 дня!). В остальных эти сроки колеблются от 21 дня в Кыргызстане до 36 дней в России, что лучше по сравнению с большинством стран ЦВЕ, а также с Германией (45 дней), Грецией (38 дней), Эстонией (72 дня). По срокам судебных процедур, определяющих исполнение контрактов, Армения, Беларусь, Азербайджан, Украина и Молдова, расходуя на это от 195 до 280 дней, находят- 349 ся в лучшем положении, чем любая из стран ЦВЕ. Для сравнения: в Франции на это нужно 75 дней, в Германии – 184, в Великобритании – 288 дней, а в странах ЦВЕ – от 300 дней в Чехии до 1000 дней в Польше и Словении. В СНГ наибольшая длительность таких процедур в Казахстане – 400 дней. Не выделяются, как правило, в худшую сторону страны СНГ и по срокам регистрации недвижимого имущества, а также по срокам процедуры банкротства, определяющей выход с рынка. Наиболее полные данные за ряд лет накоплены по индексу экономической свободы (ИЭС). Он определяется Heritage Foundation на основе обобщения многих факторов, которые сведены в десять частных индексов, отражающих степень открытости экономики, налоговое бремя, вмешательство государства в хозяйственную деятельность, денежную политику, иностранные инвестиции, банковскую систему, зарплаты и цены, права собственности, уровень регулирования, теневой рынок. В 2007 г. произошло изменение методики, индекс стал более чувствительным (если раньше менялся от худших 5 до 1, то теперь – от 1 до 100). При этом произошли и некоторые уточнения сравнительных характеристик стран. Так, если раньше Россия оценивалась лучше Казахстана, то по новой методике Казахстан ее опередил. Как видно из таблицы 1, среди стран переходной экономики впереди Эстония, почти достигшая уровня Великобритании и обошедшая Германию и Францию. Затем с заметным отставанием, но тоже опережая Францию, идут Литва, Чехия, Словакия и Латвия. Из стран СНГ наиболее успешна Армения, которая почти достигла уровня Чехии. Автором сделана попытка ранжировать страны СНГ по состоянию инвестиционного климата с учетом обобщения как данных ИЭС, так и вместе с ним ряда статистических показателей, характеризующих макроэкономическую ситуацию, развитие кредитования, уровень налогового пресса и т.п. Всего было использовано около 40 параметров. По каждому определялось место страны от лучшего (первое место) к худшему, затем выводилось среднее место. По методологии определения сводного индекса ИЭС веса отдельных факторов принимаются одинаковыми. Этот принцип сохранен и в нашем расчете. В редких случаях отдельные факторы, например коррупция, усиливались использованием данных из разных источников. Итоги распределения мест в сравнении величиной ИЭС приводятся в таблице 2. Таблица 2 Распределение стран СНГ по состоянию инвестиционного климата Россия По всем Казахстан Беларусь Украина Азербайджан Армения Грузия Узбекистан Кыргызстан Молдова Таджикистан . ТуркМенистан 350 факторам среднее место ранги (места) По ИЭС индекс ранги (места) 4,3 3,3 4,6 4,6 3,9 2,5 3,9 3,8 3,6 3,7 4,2 – 8 2 9 9 6 1 6 5 3 4 7 - 54 8 60,4 3 47,4 11 53,3 9 55,4 7 69,4 1 68,7 2 52,6 10 59,9 4 59,5 5 56,5 6 42,5 12 Бесспорное лидерство по уровню инвестиционного климата принадлежит Армении. С заметным отставанием высокое место занимает Казахстан. В обеих странах это явно сказывается на накоплении основного капитала и темпах роста. Грузия высоко оценена по индексу экономической свободы, но с учетом других факторов (не включающих политическую ситуацию) имеет более скромную позицию. Большая разница между двумя оценками, но в лучшую сторону, по Узбекистану. Неплохая ситуация в обоих случаях в Кыргызстане и Молдове. При не очень больших различиях отстают Таджикистан, Азербайджан, Россия, Украина, в большей мере Беларусь и особенно Туркменистан. Принципиален вопрос о том, сколько времени может потребоваться отдельным странам, чтобы выйти на уровень благоприятного инвестиционного климата, отвечающего уровню ЕС. Точкой опоры для таких оценок могут служить данные о ИЭС, который рассчитывается по широкому кругу стран ежегодно в течение многих лет и позволяет судить о динамике инвестиционного климата в странах, достигавших успешных результатов. Если взять за основу ИЭС Франции и Венгрии (порядка 66), то с учетом лучшего опыта для достижения его при энергичных усилиях Казахстаном, Кыргызстаном, Молдовой может потребоваться порядка 2-х лет, Азербайджаном и Таджикистаном 3–4 года, Россией, Украиной, Узбекистаном 5–7 лет, Беларусью 8–9 лет, а для выхода на нынешний уровень Армении – на год-другой больше. Выводы для политики добрососедства Что же вытекает из рассмотренных особенностей состояния развития стран СНГ для российской политики добрососедства, направленной на улучшение отношений между ними и укрепление сотрудничества? Лучший способ налаживания добрых отношений – учет взаимных интересов. Общий характер проблем перехода к инвестиционному типу роста и его насущная необходимость определяют важную сферу общего интереса и сотрудничества стран СНГ. Эту общность важно полноценно использовать в качестве фактора, способствующего развитию и укреплению добрососедских отношений. 351 Значительный практический интерес может представлять взаимное изучение и обмен опытом в области освоения инвестиционного типа роста, в том числе в следующих сферах: условия, факторы, практические шаги, позволяющие обеспечить и поддерживать необходимый уровень валовых накоплений основного капитала; опыт развития перерабатывающих производств и производств с высокой добавленной стоимостью на основе привлечения отечественного и иностранного капитала, создание в этих целях совместных проектов с заинтересованными странами; помощь странам в выявлении с учетом особенностей их экономик и опыта других стран перспективных точек и сфер роста в недобывающих отраслях, способных потянуть за собой цепочки смежных производств; использование взаимного опыта для развития малого и среднего бизнеса; обмен опытом в области совершенствования оценки основных фондов и получения реалистичных данных о степени их обновления; взаимная помощь в выявлении с учетом особенностей стран и использовании возможностей улучшения инвестиционного климата, в том числе в налаживании отношений доверия между бизнесом и властью и диалога между ними; изучение последствий влияния различных сторон инвестиционного климата на расширение и развитие инвестиционного процесса, оценка реальных сдвигов в обновлении основного капитала и способности предприятий разных типов к инвестированию и реструктуризации. Перечень направлений можно продолжить. Естественно, он останется набором благих пожеланий, если не получит необходимую институциональную основу. До сих пор попытки развития сотрудничества в рамках СНГ осуществляются, в основном, по государственной линии и отдельными бизнес-структурами, которые действуют преимущественно на двусторонней основе. Между тем в связи с общностью многих проблем и условий большую перспективу может иметь создание совместных негосударственных (двусторонних или многосторонних) научных, консалтинговых, экспертных и т.п. временных или постоянных коллективов и организаций, призванных обобщать опыт и осуществлять соответствующее обеспечение решения этих общих проблем, в том числе относящихся и к отмеченным выше направлениям. Их формирование – процесс непростой и нескорый. Важно, чтобы пользу от этого почувствовал бизнес, способный их финансировать и относящийся, как правило, не к самым крупным самодостаточным его представите- 352 лям. Но в объяснении такой пользы и пробуждении необходимого интереса большая роль может принадлежать научному и экспертному сообществу. Повышение интереса разных стран СНГ к сотрудничеству с Россией во многом зависит от российского капитала. Временами его экспорт в эти страны носит принудительный для них характер, как, например, участие в капитале нефте-и газораспределительных сетей в Беларуси. Это пример неизбежных противоречий, с которыми связано сотрудничество на рыночных основаниях и которые не всегда способствуют добрососедству. Различий в интересах, приводящих к возникновению подобных проблем, не избежать, но всегда нужно искать пути, как их сгладить. Если российский капитал будет направляться в сферы, способствующие заметному прогрессу экономик сотрудничающих стран (выявление таких сфер может обеспечиваться с помощью совместных негосударственных научно-экспертных коллективов, о которых шла речь), то это может стать одним из важных факторов привлекательности нашей страны и укрепления добрососедства. Особые перспективы у нашего капитала могут быть в отсталой, в том числе среднеазиатской, группе стран СНГ, куда западный капитал движется пока с осторожностью. Российские экономические институты пока существенно отстают от западных. Но некоторые из них более развиты по сравнению с отдельными странами СНГ и наш опыт их формирования может быть полезным для таких стран (хотя нельзя забывать и про всепроникающую коррупцию, разъедающую наши институты). Речь идет прежде всего о фондовом рынке и некоторых других институтах. В свою очередь нам было бы полезно использовать опыт строительства отдельных институтов тех стран СНГ, которые нас опережают. Передовой опыт стран региона СНГ может оказаться на определенном этапе более продуктивным, чем опыт развитых стран, поскольку он складывается в рамках во многом аналогичных условий. Важно учитывать и радикальные различия в уровнях развития стран региона, показанные в докладе. Беднейшим из них, таким как Таджикистан, может требоваться и прямая помощь. Однако опыт показывает, что далеко не всегда непосредственные финансовые и материальные вливания являются гарантией добрососедства. Более продуктивной может быть помощь в укрепление потенциала этих стран, способного самостоятельно обеспечивать их дальнейшее развитие. Особая роль здесь принадлежит образованию, здравоохранению, науке. Во всех этих сферах возможности России достаточно серьезны, чтобы служить важной точкой опоры в развитии сотрудничества и добрососедства. 353 Приложение 1 Характеристики инвестиционного процесса и экономического развития стран СНГ Структура использования ВВП в 2005 г., % к итогу Страна валовое накопление основного капитала Темпы роста инвестиций в основной капитал, % Темпы роста ВВП, % Иностранные инвестиции в 2005 г. валовые сбережения (оценка) расходы на конечное потребление сальдо экспорта и импорта 2006 г. к 2005 г. в среднем за год, 2000-2005 гг. 2006 г. к 2000 г. 2006г. к 1991 г. 2006 г. к 2005 г. в среднем за год, 20002005 гг. 2006 г. к 2000 г. млн долл. на 1 жителя, долл. 2005 г. 2000 г. Россия Казахстан Беларусь Украина 17,8 27,7 26,0 22,0 16,6 17,4 25,6 19,6 33,6 39,4 28,6 23,0 66,4 60,6 71,4 77,0 13,5 8,7 0,7 0,8 106,7 110,6 109,9 107,0 106,1 110,4 107,5 107,7 143 181 154 156 102 141 141 73 113,5 110,6 131,4 116,11 110,2 122,7 115,4 117,41 179 341 236 2621 13072 6500 450 7328 92 428 46 157 Азербайджан Армения Грузия 43,2 28,3 28,3 22,7 18,4 23,4 51,2 28,8 28,7 48,8 83,9 90,4 6,4 –12,6 –19,1 134,5 113,4 108,0 113,5 112,2 107,4 214 201 153 150 155 75 114,8 137,1 … 138,0 128,6 135,72 699 453 2502 4444 244 448 528 76 100 Узбекистан Кыргызстан Молдова Таджикистан 28,03 16,0 26,4 12,5 24,0 18,0 15,4 7,3 21,23 16,4 30,8 13,1 803 102,1 109,9 107,7 –13 –18,5 –40,7 –20,8 107,3 102,7 104,0 107,0 105,5 103,8 107,1 109,7 139 125 151 174 138 89 62 69 110,0 118,2 117,0 155,1 105,8 –1,354 110,9 137,65 140 92 186 2605 546 210 260 55 21 40 72 8 107,5 106,8 102 114 112,3 201 В среднем по СНГ Источники: Межгосударственный статкомитет СНГ, Мировой Банк, национальные источники, расчеты автора. 1 2 3 4 5 2006 г. – 9 мес. За 2000–2003 гг. 2004 г. Валовое накопление основного капитала превышает валовые сбережения за счет существенного (на 7%) снижения материальных оборотных средств. Среднегодовой темп снижения. За 2004–2006 гг. 354 Фурман Е. Д. * (Россия) Влияние внутриполитической обстановки на Украине на российско-украинские отношения Длительное время после распада Советского Союза в российском сознании сохранялось представление, что народы, населявшие соседние с ней новые государства, возникшие на месте прежних советских республик, практически являются такими же «советскими» людьми, как и русские. Устойчивость подобной точки зрения была связана, с одной стороны, с тем, что русские всегда проявляли довольно слабый интерес к культуре и традициям народов этих республик и соответственно мало что о них знали, а с другой – подобное представление и игнорирование уникальности каждого из этих народов были во многом удобны российской элите, поскольку позволяли ей, прежде всего, не меняться самой, ища новые пути взаимоотношений с ними, и сохранять иллюзию некой «реинкарнации» единого государства, хотя и в иной форме, но по-прежнему во главе с ней. Сохранение своих лидирующих позиций и влияния на постсоветском пространстве стало для российской элиты приоритетной задачей в построении внешней политики с новыми независимыми государствами, а любое неподконтрольное событие вызывало в ее сознании опасения. Россия всегда поддерживала преемников прежних, берущих свое начало еще с советских времен режимов, а любой выход из сферы своего влияния рассматривала как результат внешнего вмешательства Запада, конкурирующего с ней за влияние на этой территории, и с большим сомнением относилась к способности новых государств к самостоятельной жизни. Однако после обретения независимости, когда каждая из бывших советских республик стала развиваться согласно своему собственному историческому опыту, культуре и традициям, изменения, которые стали с ними происходить, приобрели столь значительные размеры, что уже не вписывались в привычные для России представления и сохраняющийся на постсоветском пространстве стиль взаимоотношений. Яркий пример такому перевоплощению – Украина, которая воспринималась россиянами на протяжении длительной совместной истории практически как часть их самих, как младшая сестра русского народа. Логика развития Украины, основанная на собственном историческом опыте и культуре, привела ее к событиям «оранжевой» революции. И эти изменения последних лет, произошедшие на Украине, оказались настолько значительными, что, по сути, откры* Е.Д. Фурман – к.п..н., научный сотрудник Института экономики РАН. 355 ли как для России, так и для всего мирового сообщества совершенно новую и незнакомую для них страну. Попытки повлиять на ситуацию в Украине поддержкой преемника Л. Кучмы В. Януковича, главного оппонента В. Ющенко на президентских выборах, по мнению российской элиты, было достаточно для возвращения прежней, понятной и более или менее контролируемой Украины. Несмотря на ошибочность этих расчетов и поражение уже в который раз в проводимой ею политике на постсоветском пространстве, российская сторона до сих пор стремилась влиять на внутриполитическую ситуацию в этой стране и не верит в способность Украины существовать как независимое государство и сохранить свою целостность1. На первый взгляд перманентный политический кризис, который продолжается в Украине уже в течение почти трех лет с момента победы «оранжевой» революции, подтверждает правильность таких выводов. Однако является ли этот кризис признаком развала страны или формой становления национальной идентичности и нового типа политического существования для Украины зачастую из-за существующих сильных стереотипов и нежелания мириться с переменами, российскому наблюдателю просто сложно разглядеть. Что же на самом деле представляет собой этот кризис, означает ли он начало распада Украины или, наоборот, один из этапов в процессе ее государственного строительства и образования нации? *** Победа «оранжевой» революции осознавалась ее участниками как победа прогрессивных, демократических сил, стремящихся выйти из российской сферы влияния и ориентированных на Европу, над реакционными пророссийскими и просоветскими. Такому результату независимого существования Украины в постсоветский период способствовали особенности ее политического и культурного развития. На протяжении всей своей истории Украина была культурно очень неоднородной страной, с различными регионами, отличающимися как по своей истории, так и по культуре, традициям, религии и даже языку, В этом отношении характерно отношение представителя Русской православной церкви на Украине, считающей себя «законной наследницей Российской империи в вопросах трансляции опыта, духа, знания и прочего», к украинскому расколу. По словам протоиерея РПЦ Н. Доненко, «Украина может быть целостной, органически целостной, если она находится в империи. Леонид Кучма, как бы кто к нему не относился, был последним человеком, который еще мог возглавлять Восточную и Западную Украину. В некотором роде он еще советский человек, он воспользовался той инерцией имперотворчества, которая помогала держать то, что удержать невозможно в принципе. Когда появляется уже новый этап, появляются представители политической элиты, которые отождествляют себя с одним регионом и на него опираются экономически, политически, психологически и культурно, пытаясь осуществить свою парадигму, получается линия разлома. Вместе с тем нельзя говорить в контексте этого, что страна должна распадаться». http://www.regnum.ru/news/855589.html 1 356 что создавало сильные внутренние противоречия. Подобное многообразие, которое схематично можно свести к делению Украины на «Запад» и «Восток», для гармоничного развития в рамках одного государства создает естественную основу для создания представительских институтов, которые существуют в демократических обществах. Однако на протяжении всей своей истории Украина не имела своего независимого государства и возможности для построения подобных институтов. Каждый из ее регионов существовал обособленно, а в советский период политика унификации в какой-то степени даже подавляла их отличия, особенно это касается западной галицийской традиции. Обретение независимости позволило Украине в полной мере выявить свою индивидуальность, которая проявилась прежде всего в неспособности украинского общества существовать в рамках режима единоличной власти, который формировался при президенте Л. Кучме (хотя отличия от той же России были заметны, когда здесь в 1994 г. произошла одна из первых на постсоветском пространстве мирная и на демократических началах ротация власти, Л. Кучма сменил на посту президента Л. Кравчука). Таким образом, внутреннее содержание украинской политической жизни переросло, наконец, свою прежнюю институциональную оболочку, унаследованную от советского времени, и после победы «оранжевой» революции это уже было не противостояние старого и нового режимов, старый режим исчез, как только культурные различия были выведены на политический уровень, а противостояние различных региональных культур, которые впервые получили возможность равноправно взаимодействовать друг с другом в рамках демократического общества. Силе этого противостояния, помимо отсутствия опыта взаимодействия, способствовал ряд дополнительных факторов. В самой Украине региональные субэтнические различия зачастую воспринимались, особенно представителями «оранжевого» лагеря, как противостояние прошлого и будущего. На это были свои причины. Сохраняющийся на Украине во многом по инерции на протяжении всего постсоветского периода режим единоличного правления имел свою опору в Юго-Восточном регионе Украины, который на протяжении всей своей истории испытывал сильное российское влияние, в большей степени впитал в себя и специфические советские черты, советский стиль управления. Кроме того, население «Востока» в большей степени поддается организации сверху, его легче было мобилизовать и, кроме того, оно более многочисленно, чем население западных областей. Все это обеспечивало на Украине стабильную победу на президентских выборах на протяжении постсоветского периода представителей именно этого региона. В отличие от восточных и юго-восточных областей, западные области были ориентированы скорее на Европу, в них более сильны были демократические и либеральные 357 традиции. Поэтому основную поддержку «оранжевые» революционные силы, пришедшие на смену режиму Л. Кучмы, имели именно в западных, а также центральных областях. Эта привязка «Запада» с победившим новым режимом, а «Востока» – со старым довольно прочно закрепилась и стала для новой власти способом, с помощью которого она противопоставляла себя своим соперникам из Восточного региона. Более того, радикальные революционные настроения новых руководителей, стремившихся как можно прочнее утвердиться и не допустить реванша прежней власти, во многом обернулись именно против представителей Восточного региона, и противостояние приобрело дополнительную остроту. Ситуация осложнялась еще одним важным обстоятельством. Создание и укрепление независимого от России государства наравне с демократией и курсом на интеграцию в Европу было одной из главных ценностей «оранжевой» революции, которую не оспаривали и представители «бело-голубых». Однако именно в рамках независимого от России государства что-либо противопоставить тому способу размежевания политических сил, которое предлагали «оранжевые» (победители – прогрессивные силы, побежденные – реакционные), «Восток» как субэтническая и субкультурная общность, всю свою историю находящийся под большим российским влиянием, не мог. В этом отношении он всегда чувствовал слабость своих позиций перед «Западом», считавшимся главным носителем украинской национальной культуры и идеи национальной государственности 2. Именно поэтому, с одной стороны, у «оранжевых» сил появляется стремление привить «украинский» образ жизни представителям Восточного региона и научить их «любить родину»3, а у «бело-голубых» – страхи быть культурно поглощенными, опасения «продолжения ползучей кампании по смене культурно-языковой идентичности центральных и юго-восточных украинцев на стереотипы галицийского образа жизни с существенной национал-экстремистской и антирусской (а также антироссийской) составляющей»4. А с другой стороны, у тех же «оранжевых» возникают подозрения, что «бело-голубые» не «В сегодняшней Украине совершенно очевидно есть две макрозоны, – говорит украинский политолог А. Мальгин, и соответственно два макросообщества – условно Восточная и Западная Украина. Однако западное сообщество – это сообщество с языком, которое внятно может артикулировать какие-то вещи, цели и идеи. Юго-восточное сообщество на сегодняшний день просто немо – эта та Украина, которая еще не обрела ни голоса, ни идентичности и соответственно она не может особо сильно влиять, т.е. это объективно сдерживает возможности донецких». http://www.regnum.ru/news/843533.html 3 Так, в тексте закона о голодоморе, который внес на рассмотрение в Верховную Раду Ющенко в ноябре 2006 г., говорится, что публичное отрицание голодомора «признается оскорблением памяти миллионов жертв массового голода, унижением достоинства украинского народа и является противоправным». http://news.mail.ru/politics/1463001/ А во время своего рабочего визита в Харьковскую область в октябре 2007 г. президент В. Ющенко выразил намерение инициировать вопрос об уголовной ответственности за отрицание голодомора и холокоста. http://top.rbc.ru/society/23/10/2007/123500.shtml 4 http://ukraine.fondsk.ru/article.php?id=428 2 358 хотят меняться, а лишь «маскируют зэковские татуировки с помощью европейского костюма»5. Все это усиливало непонимание, враждебность и недоверие двух противоборствующих лагерей, заставляя их быть крайне принципиальными и твердыми, с одной стороны, в отстаивании революционных завоеваний, а с другой – не быть подавленными и не утратить свою, хотя и слабую, идентичность. А любое поступление принципами, любой компромисс и попытка договориться со стороны политической элиты вызывала крайне болезненную реакцию у сторонников каждого из этих лагерей. Обвинения в нечистоплотности, продажности и предательстве политиков – темы, которые постоянно муссируются в украинском обществе. «Порочная черта украинской политической культуры: решение проблем, возникающих в политическом процессе, подменяется договоренностями о размене интересов», – пишет один из украинских политологов6. Необходимость отстаивать свои принципы и сферу влияния и в то же время невозможность существовать в постоянном антагонизме друг с другом нашли свое отражение в появлении в лагере победителей двух течений, которые оформились после отставки Ю. Тимошенко с поста премьера в 2005 г. и ее ухода в оппозицию. Первое течение возглавил президент В. Ющенко, который для урегулирования политической обстановки осознавал необходимость примирения и нахождения компромиссов с «бело-голубыми», тем самым снискав себе в украинском обществе славу слабого и безвольного человека. Второе – его ближайшая соратница по «оранжевой» революции Ю. Тимошенко, лидер блока своего имени (БЮТ), которая стала носителем революционного начала, олицетворением принципиальности и непримиримости в отношении лагеря оппонентов. Нахождение в оппозиции, а также образ непримиримого борца, который очень популярен на Украине, увеличивают рейтинги Ю. Тимошенко, а ее блок на парламентских выборах получает всегда значительно большее количество голосов, чем президентская партия «Наша Украина». Так, если на выборах в Верховную Раду в 2006 г. «Наша Украина» получила 13,39 процента голосов избирателей, то БЮТ – 22,29 процента. А на досрочных парламентских выборах 2007 г. этот разрыв увеличился еще больше, блок «Наша Украина – Народная самооборона» получил 14,15 процента, а БЮТ - 30,71 процент. Популярность Тимошенко отражает сильный эмоциональном всплеск, который произошел среди украинского населения после «оранжевой» революции. «…Украинская политическая история за последние полгода — это не история фактов, событий и позиций, – пишет сама Тимошенко в одной из своих статей. Это – история эмоций, переживаний и 5 http://www.zn.ua/1000/1550/59414/ 359 поступков людей, которые, собственно, и формируют то, что мы называем современностью. Вместо интриг, авантюр и заговоров страна должна получить веру, надежду, любовь... Важно, что это полностью соответствует главному лозунгу БЮТ, ведь это – справедливо»7. Но эта эмоциональность имеет и дополнительные причины. Оппонент Ю. Тимошенко и оппонент в целом «оранжевого» лагеря имеет равные, если не более сильные позиции в украинском обществе. По результатам выборов Партия регионов и в 2006 и 2007 гг. набирала наибольшее число голосов избирателей – 34,14 и 34,37% от общего числа проголосовавших соответственно. Более того, если по отношению к национальной украинской культуре и идее национальной государственности «бело-голубые» чувствуют свою ущербность, то в экономической сфере и сфере бизнеса восточный регион значительно преобладает по своей силе и влиянию над западным. Основные крупные финансово-промышленные группировки, которые активно участвуют в украинской политической жизни через политические партии, сосредоточены именно в восточном регионе и в своем большинстве поддерживают партии именно восточных и юго-восточных областей. Усилению противостояния между двумя противоборствующими лагерями и в целом дестабилизации политической обстановки способствовало во многом проведение политической реформы и нечетко прописанное Конституцией распределение полномочий между различными ветвями власти. Внедрение в жизнь политреформы грозило забрать у «оранжевых» их главенствующие позиции, поскольку подразумевало перераспределение властных полномочий в пользу парламента, в ущерб президенту. После выборов весной 2006 г., когда большинство голосов получила Партия регионов, а впоследствии была создана антикризисная коалиция, находящаяся в оппозиции президенту В. Ющенко, осуществление политреформы стало делом времени и означало бы утрату победившим лагерем всех своих завоеваний. При столь сильном противостоянии «оранжевые» силы не могут этого допустить. И не только потому, что могут утратить завоеванное и просто отдать победу своим врагам, добровольно допустив тот самый реванш «реакционных сил». Ющенко понимает, что приход к власти какой-либо одной из враждующих сил опасно для страны в целом. В условиях раскола, когда противоборствующие стороны практически равны, ни одна из них никогда не сможет набрать подавляющее большинство голосов, а это значит, что в глухой оппозиции окажется половина населения страны, что неминуемо приведет к еще большей дестабилизации политической обстановки, если не к реальному расколу страны. 6 http://ukraine.fondsk.ru/article.php?id=765 360 Во многом по этой причине Ющенко в свое время снял радикальную Тимошенко с поста премьера. «Моя команда, – говорил он после этого события, – прилагает все усилия для возобновления диалога между властью и предпринимателями, осложненного непродуманными заявлениями предыдущего правительства о реприватизации»8. Украинский бизнес, по словам президента, формировался на протяжении 14 лет, и было бессмысленно возвращаться «в прошлое»9. А впоследствии всячески призывал к примирению все политические силы и выработке консенсуса по основополагающим вопросам дальнейшего развития Украины, но главными событиями стали подписание в августе 2006 г. Универсала национального единства, который должен был разрешить сложную ситуацию, сложившуюся после парламентских выборов 2006 г., а также назначение вскоре после этого лидера Партии регионов В. Януковича премьер-министром страны. «Я понимаю всю сложность этого решения как на Востоке, так и на Западе Украины. Я прошу нацию с пониманием отнестись к этому, ведь мы имеем уникальный шанс свести оба берега Днепра», – сказал по этому поводу тогда Ющенко10. В то же время Универсал президент назвал «политическим прорывом, который удостоверяет нашу глубокую преданность украинским приоритетам и ставит высокую планку стремлений к нашей свободе и демократии». По словам Ющенко, все позиции, которые содержатся в документе, «ставились с одной целью – как можно скорее прийти к объединительным тенденциям»11. Универсал был подписан президентом Ющенко и лидерами всех парламентских фракций, за исключением блока Ю. Тимошенко, лидер которого назвала предложенный к подписанию документ «актом политической капитуляции оранжевого лагеря» и заявила, что «переходит в парламентскую оппозицию»12. Тем не менее, несмотря на усилия президента, подписание Универсала все же не смогло предотвратить стремление антикризисной коалиции реанимировать свои прежние позиции, с которых «бело-голубые» были смещены, и восстановить утраченное влияние на украинскую политическую жизнь. Необходимость введения политреформы становится козырем в ее руках и вся ее деятельность переходит в законодательную и процессуальную сферу в этом направлении. Принятие Закона о Кабинете министров, а затем попытки правительственной коалиции расширить число своих членов до 300 человек, что дало бы ей возможность беспрепятственно проводить свои законопроекты, приводят к тому, что 7 http://www.zn.ua/1000/1550/59656/ http://fraza.com.ua/news/05.03.06/21467.html 9 http://www.podrobnosti.ua/power/president/2005/11/12/261241.html. 10 http://pda.lenta.ru/news/2006/08/03/offer/ 11 http://www.vz.ru/politics/2006/8/3/43939.html 12 http://www.vz.ru/politics/2006/8/3/43939.html 8 361 Ющенко решается на никем не предсказуемый и не ожидаемый от него роспуск парламента и назначение новых, досрочных выборов, целью которых было сохранение существующего баланса политических сил, а не вытеснение лагеря «бело-голубых» из политики как таковой. Многие, в том числе в самой Украине, разделенной на враждующие лагеря, не видели целесообразности в проведении новых выборов, поскольку они не гарантировали Ющенко получения большинства в парламенте, а прецедент, на основании которого был распущен парламент последним указом президента (добровольного сложения полномочий депутатов, инициированное БЮТ), так и не был рассмотрен Конституционным судом, а значит, не гарантировалось и его повторение. Особенно не понятны причины многих событий, происходящих здесь, стороннему европейскому наблюдателю. По мнению вицепрезидента Европарламента Марека Сивеца, досрочные парламентские выборы на Украине ничего не изменят, и «в Европе не считают, что для всех этих кризисов были реальные основания»13. Однако главная причина происходящих здесь конфликтов, на наш взгляд, кроется именно в величине межрегиональных различий, которые здесь существуют и которые сложно найти, с учетом их равносильного влияния на политическую жизнь, еще в какомлибо государстве, а также в том эмоциональном накале противостояния, многочисленных предрассудках и страхах по отношению друг к другу, которые они рождают. В связи с этим обычная западная система, которая допускает победу одной из политических сил, не рискуя при этом дестабилизировать политическую ситуацию и систему в целом, на Украине может привести к подобному результату и опасна для страны 14. Здесь, для того чтобы не допустить доминирования одной из политических сил, сохранить существующий между ними баланс и продолжить нормальный политический процесс, необходимо порой использование ненормативных способов регулирования. По мнению украинского политтехнолога В. Цыбулько, Ющенко способен принимать решения, к которым украинское общество просто еще не готово. Поведение Ющенко, как отмечает Цыбулько, способствует «деконструкции», которая происходит в украинском обществе, под которой понимается «демонтаж кучмовского фаворитизма и пока что очень медленное приведение общественно-политического строя Украины в демократическую систе- http://www.korrespondent.net/main/197236 04 Июля 2007, 11:52 «…Политическая вражда меня шокирует, – говорит в своем интервью известный украинский политический и общественный деятель М. Попович, она невероятного накала. Такого мы не видели и не видим в европейском быту. В европейском быту даже те партии, которые очень отличаются одна от другой, сохраняют сдержанность и толерантность. А как оценить то, что мы сейчас наблюдаем в Украине? Я, честно говоря, не знаю...». http://www.otherside.com.ua/news/detail.php?id=30691&lang=2 13 14 362 му»15. «Основные политические игроки не готовы перейти к такой модели поведения. И это самая большая проблема украинской политики…»16. Тем не менее, рано или поздно, украинскому обществу придется переходить на модель, когда к власти может прийти только одна победившая политическая сила, как это происходит в любом другом нормальном демократическом государстве, и, конечно, это сможет произойти тогда, когда приход такой политической силы не будет угрожать стране расколом и нестабильностью. Произойдет это не скоро, но эти процессы уже идут. Несмотря на постоянно возникающие кризисные явления, Украина не развалилась, не утратила независимости и укрепила демократические институты. И независимость и демократия становятся «данностями» для любой украинской политической силы. И чем дольше продолжается это состояние, тем больше все участники политического процесса привыкают к этим заданным условиям (независимому и целостному государству Украина) и определенным правилам игры (необходимости проведения выборов и только посредством этих выборов добиваться прохождения во власть). Наконец, участники процесса привыкают друг к другу, в результате чего вырабатывается политическая система, при которой каждый из оппонентов уже не сможет существовать без наличия своего конкурента. Уже после «газового конфликта» с Россией в январе 2006 г. и перед парламентскими выборами Партия регионов стала заявлять о необходимости защиты национальных интересов и сближения с Европой, а «Наша Украина», напротив, подчеркивать необходимость партнерства с Россией и учета ее интересов, что после выборов позволило даже говорить о создании коалиции между этими партиями. «Мы должны быть уверены в том, что такая коалиция будет стабильной и будет работать все пять лет, на которые избран этот депутатский состав парламента. В ином случае мы не будем принимать участие в таком большинстве», – говорил тогда Янукович17. «Необходимо объединиться вокруг общенародных ценностей – стабильности, благополучия и перспективного развития, –говорит он в другом своем заявлении. А флаг у нас один – это сине-желтый флаг независимой Украины»18. В предвыборной кампании 2007 г., несмотря на то что она отличалась определенной степенью остроты, поскольку здесь стоял вопрос о возможном внедрении политреформы в случае победы «бело-голубых», тем не менее, политические силы не демонстри- 15 http://www.tsybulko.com.ua/article.php?articleID=6126 http://www.tsybulko.com.ua/article.php?articleID=6126 17 Liga News, 2006, 22мая 18 Украинские новости on-line, 2006, 5 апреля 16 363 ровали свое расхождение по вопросам введения русского языка как второго государственного или вступления в НАТО. В связи с этим вновь возникли разговоры о возможности создания коалиции между объединенными в блок «Наша Украина – Народная самооборона» «оранжевыми» силами и Партией регионов. Как заметил первый заместитель главы парламентской фракции Партии регионов В. Киселев, «всем политическим силам нужно остановиться и отойти назад. Мы не должны выдвигать те требования, которые возбуждают западную часть населения Украины, а западники, в свою очередь, не должны выдвигать требования, которые возмущают жителей юго-востока. Это касается того же НАТО, украинского языка – так нельзя! Я вообще считаю, что на ближайшие пять лет мы должны наложить мораторий на спорные вопросы, которые есть между нами. Нужно забыть о воинах УПА, придет время – история сама расставит акценты. Надо забыть о НАТО, в противном случае цена на газ станет 360 долларов, и что тогда будет с экономикой , неизвестно. Если бы одна из политических сил получила серьезное преимущество на этих выборах, тогда не было бы вопросов. Но когда мы видим мнимый перевес в три голоса, то дальше идти по пути конфронтации нельзя»19. И если раньше лидер БЮТ Тимошенко своей непримиримостью была фактором, дополнительно разъединяющим два лагеря, то теперь она, напротив, помимо своей воли, способствует тому, чтобы эти две партии, «Наша Украина» (в лице блока «Наша Украина – Народная самооборона») и Партия регионов, не желающие активизации кризиса, смогли между собой договориться. Кроме того, можно заметить, что украинское население, с одной стороны, разочарованное в своих лидерах, не способных претворить в жизнь их чаяния и надежды, а с другой – просто уставшее от постоянного накала политической борьбы, начинает демонстрировать признаки апатии и некоторого снижения политической активности. Все это, в свою очередь, ведет к снижению силы противостояния, осознанию того, что выполнение таких разделяющих Украину целей, как введение русского языка и вступление в НАТО, не только грозит стране куда большими политическими катаклизмами, но и не является задачами первостепенной важности. Помимо этого, наблюдаются признаки того, что региональная привязка к той или иной политической силе также начинает постепенно слабеть. На парламентских выборах БЮТ постоянно, хотя и понемногу, забирает голоса у представителей лагеря «белоголубых». Выборы 2007 г. продемонстрировали, что этот блок, по сравнению с выборами 2006 г., стал на 0,5–4 процентных пункта более популярным почти во всех областях Во- 19 http://www.partyofregions.org.ua/digest/47149c9514a89/ 364 сточного и Юго-Восточного регионов Украины20. Помимо этого, исчезает региональная связка финансово-промышленных групп и политических партий. Так, «Индустриальный союз Донбасса» уже давно является сторонником президента Ющенко и оказывает ему всяческую поддержку, в самой Партии регионов наблюдается внутренняя борьба нескольких течений, одно из которых возглавил наиболее крупный украинский предприниматель Р. Ахметов, который отличается своими проевропейскими взглядами. А влияние украинского бизнеса на политику, несмотря на то что он зачастую является разъединяющей политические партии силой, способствует тому, чтобы между различными политическими силами сохранялся некий баланс. Как говорит В. Литвин, «финансово-промышленные группы не заинтересованы в том, чтобы в Украине установилась авторитарная власть, чтобы пришлось кланяться одному “хозяину”. Конечно, крупному бизнесу удобнее и выгоднее существование системы сдержек и противовесов»21. Кроме того, с отходом на второй план основных разъединяющих вопросов по языку и НАТО на первый план выдвигаются совсем иные, более повседневные вопросы экономического и социального развития страны, что становится теперь даже более разъединяющим фактором, но уже по совсем иной линии, нежели по линии «Запад» – «Восток», это разделение проходит уже внутри самих противоборствующих лагерей. Как заметил украинский журналист В. Портников, теперь дискуссии между представителями Нашей Украины и БЮТ стали куда более жесткими и горячими, чем между представителями «оранжевых» и «бело-голубых» сил22. «Привидение большой коалиции блуждает на Украине до сих пор, невзирая на все «против», она, по моему убеждению – говорит М. Попович, – может быть успешно реализована. В быту она получила уже название “ширка” и стала фольклорным явлением»23. Таким образом, несмотря на уже существующий раскол в украинском обществе, все процессы внутриполитической жизни этого государства ведут к постепенной интеграции ее многочисленных региональных и культурных составляющих. И хотя Украина наверняка еще не раз столкнется с теми или иными кризисными явлениями, но благополучное разрешение каждого из них создает основу для выработки консенсуса между всеми противоборствующими силами, преодоления всех разъединяющих факторов и ее стабильного демократического развития. Вместе с тем надежды на преобладание какой-либо одной политической силы становятся совершенно зыбкими, и делать ставку на победу России в ее взаимоотношениях с Украиной кажется нецелесообразным, более того, если 20 www.ukrdom.com http://www.ng.ru/cis/2007-11-02/7_secret.html 22 http://www.svobodanews.ru/Transcript/2007/11/02/20071102200002780.html 23 http://www.otherside.com.ua/news/detail.php?id=30691&lang=2 21 365 такая победа и произойдет, то это будет уже признаком зрелости, устойчивости и развитости Украины как государства и как нации. 366 Быков А. Н.* (Россия) Новые вызовы глобализации и перспективы интеграции на постсоветском и евразийском пространстве Мое выступление облегчилось выступлением моей молодой коллеги Анны Абалкиной, уже говорившей о том, как меняется современный мир и соотношение сил в нем. Мне кажется, мы сегодня стоим на пороге нового гигантского геополитического шока, примерно равного тому, который случился 15 лет тому назад, когда была повержена сверхдержава – Советский Союз, развалился Восточный блок и кардинально изменилось соотношение сил в мире, в котором торжествующие победу в «холодной войне» США объявили себя лидером его развития по пути глобализации под знаменами неолиберализма. Вот сегодня, мне кажется, когда мир гадает, когда Китай – через 10 или 15 лет – догонит и перегонит Америку по ВВП, а его мировой рост определяется успехами новых нарождающихся рынков, когда американский беспрецедентный дефицит торгового и платежного баланса, по сути, финансируется прежде всего китайским наваром на гигантском товарообороте с Америкой, когда ведущие западные прогнозисты признают, что в ближайшем будущем главным производителем товаров для западного мира будет Китай, главным их потребителем – Америка, а Европа станет кунсткамерой между ними – если все это сложить, то, пожалуй, можно признать, что мы стоим на пороге нового гигантского геополитического шока, снова изменяющего соотношение мировых сил, но на сей раз в пользу новой сверхдержавы – Китая – и всего блока БРИК. Недаром говорят о том, что XIX век был веком Европы, XX был веком Америки, а XXI век является веком Азии. Все это непосредственно касается прежде всего нас с вами, поскольку мы находимся в центре Евразии, между этими двумя конкурирующими мировыми силами, сжимающими постсоветское пространство с востока и запада. И от того, как мы найдем оптимальное место между ними, наладим взаимоотношения с ними, зависит во многом наше будущее. Если судить по сегодняшнему положению, то, несмотря на все заверения об учете интересов России, ЕС и НАТО под флагом ли демократии или чего-то другого шаг за шагом присоединили к себе все недавно еще союзное с нами пространство ЦВЕ, параллельно или следом за этим отрывают от того, что было исконной российской территорией, ставшие независимыми ее части западные и южные, усугубляя геополитическое и геоэкономическое положение новой России. Нельзя исключать и опасность того, что Запад будет * Быков А.Н. – д.э.н., главный научный сотрудник Института экономики РАН. 367 подталкивать процесс растаскивания ее территории и с востока, исходя из презумпции того, что чем меньше ее, тем лучше для Запада и мира в целом. На Востоке, слава богу, мы сейчас друзья со стремительно растущим Китаем и надеемся, что эта линия при нашей мудрой политике сохранится и впредь, но я боюсь, когда Китай закончит модернизацию, а это займет еще 10–15 лет, если, конечно, у него не появится свой «Борис Николаевич Ельцин», ему станет явно не хватать природных, территориальных, экологических и прочих ресурсов, тогда Америка, используя уже муссируемый лозунг «Сибирь и ее богатства в условиях глобализации принадлежат всем, а не одной России», ему подскажет: «Не ищите счастья на юге, там мы сохраним позиции, а ищите его на пустом севере, для чего достаточно лишь перешагнуть через Амур». Вот те пунктиры новой возможной геополитической ситуации, которая всех нас ставит перед новыми величайшими вызовами, и от того, какой ответ будет найден на эти вызовы, будет во многом определена дальнейшая судьба в новом веке – и наша, и, пожалуй, мира в целом. Ну а теперь касательно наших позиций в СНГ и его будущего. Когда мы говорим о соседях, об интеграции в рамках СНГ, то приходится признать, к сожалению, что связанные с ними беды начались не в 1991 г., когда в Беловежье был совершен преступный, с моей точки зрения, неконституционный акт развала СССР, а раньше, когда московская РСФСРовская элита выступила против союзного центра, провозгласив свой суверенитет исходя из конъюнктурных, эгоистических интересов (как властных, так и сугубо материальных), и выдвинула своего героя, нечто среднее между Пугачевым и Распутиным, который единственной целью своей политики под красивыми лозунгами имел в виду свержение слабеющего Горбачева, чтобы засесть в Кремль. Вот тогда, когда главная объединяющая сила Союза в лице РСФСР сказала, что она не хочет жить под его центром и платить в его бюджет, остальным союзным республикам осталось только разбежаться, чем скорее, тем лучше. Вот это и стало исходным моментом для развала СССР, грех за который лежит на России. Дальше свершилось то, что свершилось. Борис Николаевич с помощью так называемых демократических сил Москвы и Ленинграда засел в Кремле и надел на себя шапку Мономаха. Он и его сподвижники, создавая в Беловежье взамен СССР СНГ, исходили из того, что сегодня мы разойдемся, для того чтобы заполучить Кремль, а завтра «блудные дети» приползут с извинениями, просясь назад. Не было этого и не будет, во всяком случае, в обозримом будущем. Когда та или иная страна получает суверенитет, ее элиты больше всего заботятся о том, чтобы этот суверенитет любыми способами сохранить, о чем свидетельствуют и практика процветающего ЕС, и сложности с регулированием всего глобализационного процесса, нацеленного на его ограничение. 368 Почему интеграция в рамках СНГ с новой Россией, в новой ситуации в глобализирующемся мире не идет так, как нам казалось она должна была бы идти? Ну вот, крупнейшие теоретики интеграционного процесса (западные и отечественные) исходят из того, что интегрируются прежде всего равновеликие страны. Например, ЕС, первоначально сформировавшийся из шести стран, где Франция, Германия и Италия составляли его основу, располагая примерно равными экономическими и политическими возможностями, и обеспечили успех этой наиболее продвинутой интеграционной группировки. Дальше пошло расширение ЕС, причем преимущественно за счет однопорядковых стран, которое он сумел переварить, а когда дело дошло до 27 членов, причем в основном за счет небольших недостаточно развитых стран ЦВЕ и нашего бывшего союзного пространства, ЕС столкнулся с новыми трудностями – как объединить их под общим знаменем. Это уже свидетельство того, что, когда равновеликость, равнопорядковость членов интеграционных объединений нарушается, создаются новые проблемы. Возьмите Латинскую Америку. Соединенные Штаты создают свободную экономическую зону, самую примитивную, без наднациональных органов, легче всего реализуемую, с Канадой и Мексикой. Вроде все получилось, а дальше – процесс объединения таким же образом под эгидой США от Аляски до южного конуса затормозился, а оба визита Буша с этой целью в страны Латинской Америки оказались безрезультатными. Почему? Им это невыгодно? Да нет, просто они боятся соседства под одной крышей с таким коварным и сильным «организатором» этого процесса. Нечто похожее происходит и у нас. Когда вчера здесь обсуждали, от кого наш договор о коллективной обороне должен защищать, от Востока или от Запада, мои украинские соседи резонно сказали: «От Москвы, прежде всего». Я не скажу, что с этим согласен, но некий резон для украинских коллег в этом, наверное, есть. Второй момент, который крупнейшие теоретики считают необходимым для реальной интеграции – наличие современной разветвленной диверсифицированной экономики. Почему? Потому что при сырьевой и аграрной специализации стран взаимная кооперация не нужна (между ними скорее возникает конкуренция), она нужна тогда, когда развивается обрабатывающая промышленность и особенно высок ее технологический уровень, создается больше перспектив для внутриотраслевого аутсорсинга, которые сегодня являются главным двигателем глобализации и регионализации во всем мире. Что мы в этом плане имели в рамках СССР и что имеем сейчас? Мы имели пусть несколько уродливый, но, тем не менее, единый мощный экономический комплекс с развитыми взаимными кооперационными связями (до 60% товарооборота в рамках СССР приходилось на внутрихозяйственные связи, а следовательно, мы были объединены более прочно, чем даже чле- 369 ны ЕС). После развала СССР кооперационные отношения между странами СНГ сократились в 5 раз, товарооборот – примерно в 4 раза, в нем стала преобладать сырьевая специализация, а направления национального развития разъехались, и поэтому сегодня мы больше конкурируем, чем кооперируемся: даже наиболее развитые страны – Россия, Казахстан, Украина – это, по сути дела, конкуренты в продаже своих топливных ресурсов, металлов и других первичных продуктов, не создающих основу для устойчивой кооперации. И, наконец, третья предпосылка: на Западе говорят, что для успешной интеграции должны быть современные демократические государства. Ну, как мы бы ни относились к данному критерию, некоторый резон в этом есть: при авторитарном и тем более тоталитарном государстве нет твердой, прозрачной, рассчитанной на перспективу политики. Вчера Туркменбаши выступал за закрытость страны и ее нейтралитет, новый руководитель хочет открытия ее, но никто не знает, открытия на Запад или на Восток и в какой степени. Украина, видите ли, если выиграет Янукович, будет стоять за союз с Россией, если «оранжевая леди», то страна обещает ринуться на Запад, в ЕС и НАТО, и сегодня, как подтвердилось в дискуссии по предыдущему выступлению, все гадают, что же в итоге получится. Я понимаю, что из всех наших союзников по СНГ Украина – самая капризная и в то же время разделенная пополам по своим устремлениям страна, однако выход из ее «капризности» определяется опять же скорее субъективными, чем объективными факторами, потребностями и предпосылками развития, завязанными на тесные связи с Россией и СНГ. Наконец, мы объединялись с Белоруссией – самый перспективный союз, переговоры о котором начались еще в бытность президентом Ельцина, который стремился как-то замолить грехи развала СССР и разграбления страны в результате проведенной приватизации. В случае успеха такой союз мог бы подтолкнуть возрождение того единого экономического пространства, на котором исторически формировалась и развивалась Россия. Кстати, мы ж в одночасье потеряли на «тайной вечере» в Беловежье почти треть территории страны и ее национального богатства, прямые и широкие выходы на Балтику и Черное море, которые наши великие цари считали предпосылкой успешного развития страны, лучшие черноземные земли, наконец, прямой выход наших нефтегазовых труб на европейский рынок, а сейчас у нас, что ни транзитная страна, то либо воруют экспортные ресурсы, либо капризничают по вопросам условий их доставки, а Запад на нас сердится – вы, мол, ненадежные поставщики. Поэтому явный прорыв во всем этом обеспечивался союзом с Белоруссией – единственной страной ближнего зарубежья, готовой пока на такой союз, которая, казалось, и ментально, и, кстати, структурно-кооперационно наиболее с нами связана. Ну, мешает, пожалуй, прежде всего политический фактор – опасения вы- 370 пустить харизматического Лукашенко на наше политическое поле. Поэтому мы и предлагаем ему: «Иди губернатором одной из областей, продай все лучшее за бесценок нашим олигархам, а кроме того единый эмиссионный центр в Москве будет определять, сколько тебе на содержание общих рублей положено, а сколько нет». Даже стремящаяся к союзу с нами Белоруссия на это пойти едва ли сможет. А сегодня, когда политика в отношении всего Содружества определяется не столько нашим МИДом, сколько Газпромом, который видит только свои сверхприбыли, извините, о чем может быть речь? Все удачные интеграционные группировки основывались на том, что наиболее сильный помогает слабым. ЕС имеет в своем огромном союзном бюджете самую большую статью «Помощь слабым странам». Америка, любит она или не любит своих партнеров и союзников, свои интеграционные и политические цели основывает в немалой степени на том, чтобы их подкупить или перекупить. Ведь даже в семье одна любовь без учета материальных интересов не дает порой результатов, а в межгосударственных отношениях, когда мы говорим Белоруссии: «Ах, ты там кочевряжишься, так мы тебя прижмем ценами, равными с Европой, по газу», – ну, извините, это, в общем, политика не союзника, а купца. Так какой же возможен выход из всего этого? Для того чтобы нивелировать все эти не вполне положительные предпосылки интеграционного процесса на постсоветском пространстве, я вижу выход в эффективном использовании преимуществ нашего положения в центре Евразии, на кратчайшем пути между двумя мирами, определяющими будущее мировой экономики и политики: атлантическим и тихоокеанским. Сегодня их связывают основные мировые торговые и финансовые потоки, а Китай, блок БРИК и другие страны покрывают практически весь американский дефицит, спасая доллар и всю покоящуюся на нем мировую финансовую систему, сотрясаемую, как мы видим, под ударом американского ипотечного кризиса. Так вот, выход видится в том, чтобы, используя все это, развивать эффективную трансконтинентальную кооперацию между Востоком и Западом через Россию и страны СНГ. На огромные суммы торгует ЕС с Китаем, а почему весь этот гигантский товаропоток надо осуществлять через Суэцкий канал, где к тому же самая непрочная политическая ситуация, а не по кратчайшему пути между Дальним Востоком и Европой, используя и Транссиб, и строящийся Шелковый путь и Севморпуть? Кстати, если посмотреть на европейские планы, то «Северное измерение» в ЕС, планы ЕС развивать транспортные пути восток–запад и север–юг укладываются в ту же схему. А если вспомнить, как Америка и Германия после Великой депрессии вставали на ноги, а до того и Россия, – это прежде всего на инвестициях в инфраструктуру. Поскольку у нас сегодня денег предостаточно, а в Европе и на Дальнем Востоке есть и деньги, и интерес, то следовало бы начинать с раз- 371 вития инфраструктуры, на этой базе включая в трансконтинентальную кооперацию наши новые технополисы и свободные экономические зоны, параллельно задействуя в этот процесс наши энергетические, производственные и технологические ресурсы и дополняя все это недостающими ресурсами и возможностями заинтересованных партнеров Востока и Запада с очевидной выгодой для всех участников и прежде всего для России и других стран СНГ, которые ранее не видели очевидной выгоды от интеграции в его рамках. Надо ли для этого вступать в ЕС? Нет. Наверно, нас туда и не примут, даже если мы избавимся от всего, что ЕС в нас не устраивает. Но взаимовыгодное сближение с ним на возможно более широкой основе необходимо, ибо это наш основной торговый партнер в дальнем зарубежье. Наряду с этим необходимо, как уже здесь отмечалось, обратить внимание на бурно развивающиеся интеграционные процессы на Востоке в рамках АСЕАН, АТЭС, «АСЕАН плюс три», где создается крупнейшая в мире свободная экономическая зона, подключившись к ним на взаимоприемлемых началах. При этом если мы сумеем наладить отношения с обеими сторонами, доказав их взаимовыгодность, то не трудно доказать взаимовыгодность плана и для всех или большинства стран СНГ (включая и пока практически антироссийский ГУАМ, где лидером выступает Украина), подключив их к очевидно выгодной для всех участников трансконтинентальной кооперации, сохранив при этом и СНГ, объективно возглавляемое Россией, без претензий на великодержавие взаимодействующей со всеми партнерами как в ближнем, так и в дальнем зарубежье на взаимовыгодной и равноправной основе. Все это укрепило бы позиции России и стран СНГ в целом в глобализирующемся мире на новом этапе развития мировой геополитики, когда Китай будет сверхдержавой, практически наравне с Америкой, продолжающей оставаться технологическим лидером, но находящейся, как показывает ситуация в мире, на пределах своего геополитического и военно-стратегического могущества. Разумеется, все это должно сочетаться с последовательной модернизацией нашего производства и повышением конкурентоспособности его продукции, совершенствованием структуры производства и экспорта, всей системы управления в стране, включая эффективное взаимодействие государства и бизнеса, умелое сочетание при этом государственного регулирования и рыночных механизмов, подкрепляя все это дальнейшим стабильно поступательным и демократическим развитием страны по всем взаимосвязанным направлениям. 372 Князев Ю. К. * (Россия) О возможных проектах многостороннего сотрудничества России с соседними странами Необходимость новой российской стратегии регионального сотрудничества Россия уже участвует в ряде региональных интеграционных объединений: СНГ, ЕврАзЭС, ШОС, АТЭС, сотрудничает с Европейским союзом и АСЕАН. Казалось бы, зачем ей какие-то другие проекты многостороннего сотрудничества? Но дело в том, что наше участие в имеющихся международных организациях не очень эффективно по той причине, что многие из них выполняют в основном политическую роль и пока не обеспечивают подлинной экономической интеграции входящих в них стран. Даже в ЕврАзЭС, где реальное экономическое сотрудничество наиболее продвинуто, оно пока находится на начальном этапе формирования зоны свободной торговли и лишь ставит задачу создания таможенного союза. Конечная же цель любой серьезной интеграции, а именно свободное передвижение между странами-участницами товаров, услуг, рабочей силы и капитала, маячит пока лишь в отдаленном будущем. Любые соседние страны обречены на сотрудничество прежде всего на двусторонней основе. Между ними развиваются приграничные связи, происходит взаимопроникновение частного бизнеса, которому оказывается содействие на государственном уровне. Складывающееся взаимовыгодное разделение труда на двусторонней основе постепенно дополняется многосторонним сотрудничеством нескольких соседних стран сначала на неформальной, предпринимательской основе, а затем в рамках организационно оформленных региональных интеграционных объединений. В нашу эпоху экономической глобализации и регионализации создаются самые разнообразные по своей направленности и интенсивности международные объединения соседних стран в сравнительно узком или более обширном регионе. Россия – огромная страна, обладающая солидным природным, техническим, научным и человеческим потенциалом. Поэтому она объективно становится центром притяжения для своих многочисленных менее мощных соседей, как непосредственно граничащих с ней, так и расположенных в исторически сложившихся соседних для нее регионах Европы и Азии. С учетом сильно отличающихся в них условий жизни и хозяйственной дея- * Князев Ю.К. – д.э.н., профессор, главный научный сотрудник Института экономики РАН. 373 тельности наша страна вынуждена вступать со своими соседями в различные по своему характеру и масштабу интеграционные объединения. Концепция интеграции России с соседними странами исходит, естественно, из нынешних реалий. Определяя партнеров по интеграции, она учитывает, что наши западные соседи, за исключением Беларуси, либо уже интегрировались в Европейский союз, (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Словения, Эстония, Литва и Латвия являются членами ЕС с 2004 г., а Болгария и Румыния – с 2007 г.), либо в конце концов окажутся там (следующими кандидатами на присоединение желают стать Молдова и Украина, готовые терпеливо ждать своей очереди). Совершенно очевидно, что Россия никогда не станет членом ЕС, который не сможет «переварить» нашу огромную страну с ее территориальными и социальными контрастами. Вместе с тем развитие и углубление взаимных связей в разных областях столь же полезно, как и неизбежно. Во взаимодействии между Россией и ЕС жизненно заинтересованы обе стороны, доказательством чего служит заключение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве, которое было дополнено идеей создания четырех общих пространств: экономического, правоохранительного, культурного и внешней безопасности. Чтобы понять, в каких интеграциях предпочтительнее участвовать России, необходимо осознать, что конкретно наша страна может от них получить. Цели интеграций типа ЕС и АСЕАН состоят в том, чтобы создать региональный союз соседних стран, в составе которого легче решать совместными силами текущие экономические проблемы и важнейшие стратегические задачи. Благодаря расширению территории совместной хозяйственной деятельности страны-участницы интеграции значительно увеличивают рынок сбыта своих товаров, а следовательно, и серийность традиционного производства. Главное же преимущество, получаемое странами и их хозяйственными субъектами, состоит в углублении разделения труда между ними и специализации на выпуске тех товаров, которые дешевле и эффективнее производятся именно в данной стране. За счет свертывания в ходе обостряющейся конкуренции малоэффективных производств бурное развитие получает бизнес, обладающий сравнительными преимуществами по отношению к аналогичным предприятиям в других странах. Интеграционное образование в целом получает возможность более успешно конкурировать на мировом рынке, где преимуществом обладают более крупные игроки. Кроме того, оно выигрывает и в политическом отношении, становясь мировым центром, сопоставимым по мощи и влиянию с крупными и богатыми странами. Указанные выгоды от подобной тесной региональной интеграции с участием России для нее не столь велики по сравнению с ее партнерами. Рынок свободной торговли 374 увеличивает ее внутренний рынок относительно ненамного, разделение труда и ее сложившаяся специализация на производстве энергоносителей и сырья практически не меняются, приток из соседних стран наукоемкой продукции, оборудования и капитала в целом минимален. Конкуренция на обширном российском рынке со стороны партнеров по интеграции ощущается слабо и практически не приводит к закрытию неэффективных производств. На мировом рынке конкурирует по-прежнему в основном Россия, а не интеграция в целом. Мировым центром мощи наша страна является благодаря своей обширной территории и богатым природным ресурсам независимо от участия ее в каких-либо интеграционных образованиях. Следовательно, хотя огромная и мощная Россия неизбежно является центром притяжения для соседних стран и обречена на сотрудничество с ними, ее непосредственные выгоды от региональной интеграции невелики. Конечно, в военно-политическом плане она, несомненно, выигрывает от союза с ними и поэтому в ее интересах крепить дружбу и развивать всесторонние связи с нашими соседями, чтобы иметь возможность выступать единым фронтом на мировой арене. Однако с чисто экономической точки зрения для России гораздо важнее заниматься интеграцией собственной территории, ее совокупного народного хозяйства, устраняя существующую региональную замкнутость и укрепляя общероссийский единый рынок, который должен на деле обеспечивать максимально свободную циркуляцию не только товаров и услуг, но и рабочей силы и в особенности капитала. Финансовые и другие ресурсы должны приходить в регионы со сравнительными преимуществами для бизнеса, формируя более эффективную систему внутрироссийского разделения труда. На это должна быть направлена и региональная политика правительства, которое обязано создавать соответствующие инфраструктурные сети (транспортную, энергетическую, снабженческую, социальную) и стимулировать более равномерное территориальное развитие страны, ликвидацию «медвежьих углов», создание новых рабочих мест в малых городах и селах, обеспечение благоприятных условий для освоения российских «северов». Участие России сразу в нескольких международных интеграциях с учетом разной степени готовности ее партнеров к более тесному сотрудничеству не означает, что не могут возникнуть новые проекты интеграционных сообществ, от создания и участия в которых наша страна сможет получить большую политическую и экономическую выгоду. До сих пор Россия занимала традиционную и в основном оборонительную позицию по вопросам международного регионального сотрудничества в условиях глобализирующегося мира и делала в этой области в основном вынужденные шаги. Так, мы противились расширению НАТО на восток, стремились минимизировать ущерб для России от 375 расширения Европейского союза с помощью соглашения о партнерстве и сотрудничестве с этой организацией, безуспешно пытались удержать некоторые восточноевропейские страны (прежде всего Украину) от вступления в НАТО и Евросоюз. Приходится констатировать, что такая оборонительная политика не увенчалась успехом в отношении большинства стран Центральной и Юго-Восточной Европы (ЦЮВЕ) и Прибалтики, которые вступили в НАТО и стали полноправными членами Европейского союза. Не привела она и к удержанию в зоне российского влияния Грузии, Украины, Молдовы и других государств, стремящихся последовать примеру указанных выше стран. На постсоветском пространстве наши усилия были направлены на формирование и сохранение Содружества Независимых Государств в качестве универсальной и довольно аморфной международной организации, а также на создание более узких экономических интеграционных объединений заинтересованных государств (ЕврАзЭС, Союзного государства Беларуси и России, Единого экономического пространства России, Казахстана, Беларуси и Украины). Россия установила контакты с АСЕАН и присоединилась к более широкому интеграционному образованию АТЭС, объединяющему страны Азии и Америки в обширном Азиатско-Тихоокеанском регионе. Наша страна стала вместе с Китаем инициатором создания Шанхайской организации сотрудничества, в которой также участвуют бывшие советские среднеазиатские республики. До сих пор мы лишь приспосабливались к интеграциям за пределами постсоветского пространства, стремились установить с ними контакты, присоединиться к ним или найти другие формы сотрудничества. А это значит, что Россия изначально выступала на второстепенных ролях. Мы играли по чужим правилам и поэтому имели мало возможностей для маневра. При этом наша страна постоянно разрывалась между Западом и Востоком, между Европой и Азией. Вопрос всегда ставился только так: быть ли нам с Западной Европой, с США или с Азией, как будто бы другой альтернативы для нас просто нет. Как правило, отдельно рассматривалась нами стратегия на Западе (с кем нам выгоднее быть – с ЕС или с США, с НАТО или без него) и на Востоке (на какие страны и союзы ориентироваться – на Японию, Китай или Индию, на АТЭС или АСЕАН). А в результате мы обрекали себя на дружбу с одними странами и конфронтацию с другими. Такая логика заставляла постоянно лавировать и подстраиваться к чужим интересам. Однако очевидно, что не в интересах России разжигать соперничество между странами, являющимися нашими соседями. Мы должны придерживаться конструктивной позиции и предлагать такие собственные проекты, которые объединяют усилия разных стран и приносят очевидную пользу Российскому государству. При этом можно и нужно обернуть в преимущество то неудобство, которое испытывает наша страна от того, что 376 она расположена в двух разных частях света и обладает столь обширной территорией, что не в состоянии целиком интегрироваться ни в одно из существующих межгосударственных объединений. А преимущество это очевидно – географическое расположение России на стыке Европы и Азии позволяет ей стать связующим звеном между Востоком и Западом и зоной не разъединения, а объединения и плодотворного сотрудничества государств всего евразийского континента. Не подвергая сомнению полезность участия нашей страны в существующих региональных объединениях, необходимо, тем не менее, рассмотреть возможности выдвижения не местных и ограниченных, а более масштабных проектов регионального сотрудничества, главным участником и инициатором которых должна стать Россия как самое крупное евразийское государство и как страна, жизненно заинтересованная в распространении в мире русского языка и в защите других славянских языков и соответствующих культурных ценностей. Напрашиваются по крайней мере два таких крупных проекта, а именно: 1) Европейско-Азиатское экономическое сотрудничество (ЕАЭС); 2) Альянс (Ассоциация) славянских государств (АСГ). Оба проекта основываются на использовании обширного пространства и природного потенциала России. Выдвигая их, мы предлагаем всем странам Европы и Азии, а в особенности славянским странам и тем, где широко распространен и применяется русский язык, всестороннее, равноправное и взаимовыгодное сотрудничество в деле эффективного использования российских природных ресурсов и территориальных просторов в общих интересах и при преимущественной выгоде для самой России. Предлагаемые союзы принципиально отличаются от всех существующих, они не подменяют, а во многом их дополняют. Во-первых, это не обычные торговоэкономические интеграции, а многопрофильные содружества по развитию транспортных, энергетических, экологических, научно-технических, культурных и иных связей. Во-вторых, они объединяют не только приграничные государства, а открыты для всех стран, заинтересованных в сотрудничестве в самых разных сферах сугубо по их желанию. В-третьих, инициатором этих объединений и их стержнем является именно Россия, жизненно заинтересованная как крупнейшее евразийское государство в том, чтобы стать мостом, соединяющим Европу и Азию с целью трансконтинентального сотрудничества, а также в том, чтобы наша крупнейшая славянская страна выполняла роль хранительницы не только русского языка и культуры, но и всего богатства других славянских языков, традиций, этнографических ценностей, нуждающихся в защите в условиях все более гло- 377 бализирующегося и стандартизирующегося мира. Новая региональная стратегия России может стать нашим адекватным ответом на вызовы современной глобализации. Россия как соединительный мост между Европой и Азией Идея создания обширной организации под названием Европейско-Азиатское экономическое сотрудничество (ЕАЭС) буквально носится в воздухе. Так, Европейский союз стремится навести мосты не только в направлении России, но и большинства стран Азии. Уже существует под его эгидой Форум Европа–Азия (АСЕМ), действующий без участия России. Поэтому именно нашему государству необходимо выступить инициатором формирования ЕАЭС – международной организации, которая послужит экономическому объединению всего евразийского континента с использованием России как естественного территориального моста между двумя сопредельными частями света – Европы и Азии. Это позволит выйти за свои узкие пределы уже существующим интеграционным образованиям (Евросоюзу, ЕврАзЭСу, ШОСу и другим), которые смогут стать коллективными (наряду с отдельными европейскими и азиатскими государствами) членами новой обширной региональной организации. Смыслом этого проекта станет наряду с налаживанием всевозможных полезных связей и новых направлений сотрудничества европейских и азиатских стран также и совместное облагораживание и обустройство территории России как соединительного моста между Европой и Азией. Наши потенциальные европейские и азиатские партнеры по такому сотрудничеству могли бы принимать участие в финансировании и реализации следующих конкретных проектов: 1) использование и сохранение уникального лесного и водного богатства России; 2) разработка новых месторождений энергоресурсов и другого сырья с привлечением иностранных, прежде всего западноевропейских, японских и китайских, капиталов с целью налаживания высокотехнологичных производств по добыче, а главное – по переработке и финализации сырьевых ресурсов Сибири и Дальнего Востока; 3) модернизация и прокладка новых транспортных артерий в направлениях запад–восток (из Европы до Японии, Китая, Кореи и других восточно-азиатских стран), север–юг (от Европы до Кавказа, Ирана и Индии), северо-запад–северо-восток (использование северного морского пути), причем речь идет о железнодорожных, автомобильных, водных, авиационных путях и трубопроводных системах для транспортировки газа, нефти и нефтепродуктов. Возможны и другие проекты, предполагающие использование не только уникального географического положения России и ее природных ресурсов (как полезных ископа- 378 емых, так и лесных, водных и воздушных ресурсов, экологических преимуществ тайги и озера Байкал, научно-технических достижений и высококвалифицированных и склонных к творчеству специалистов), но и культурных ценностей и исторических достопримечательностей, которые сейчас охотно покупаются, а следовательно и легко, продаются во всем мире. Механизм функционирования предложенной международной организации будет зависеть от характера выполняемых ею задач. Он должен быть более практичным в сравнении с АТЭС и даже АСЕАН, которые занимаются в основном выработкой самых общих правил сотрудничества входящих в них стран. В то же время нет нужды копировать сложную и детализированную систему управления, существующую в Европейском Союзе и нацеленную на всестороннюю и глубокую интеграцию его членов и превращение этой организации в будущем в единое государственного образование с собственной конституцией и самостоятельной политикой. Членство в ЕАЭС должно быть сугубо добровольным и целенаправленным. Заинтересованные страны будут вступать в эту организацию для участия в реализации конкретных общих проектов сотрудничества, которые они сами могут предлагать. Эти крупные проекты будут финансироваться, как правило, на основе создания соответствующих международных акционерных обществ, участниками которых будут выступать как сами государства-члены, так и их финансовые, строительные, производственные и другие организации. Обязательным условием разработки и реализации проектов, предусматривающих использование российской территории и ее природных ресурсов, будет согласие России на их принятие, долевое финансирование и участие в реальном осуществлении. Российская сторона должна обладать правом инициировать выгодные для нее предложения и налагать вето на выдвигаемые другими странами проекты, в которых она не заинтересована. Это право позволит нашей стране отвергать неприемлемые идеи и настаивать на наиболее эффективных и выгодных для нее условиях использования ее территории и ресурсов в общих интересах участников ЕАЭС при одновременном учете нежелания России становиться сырьевым придатком других стран и ее стремления к диверсификации и повышению продуктивности отечественного производства на базе новейшей техники и передовых наукоемких технологий. Структура органов управления и конкретные механизмы деятельности ЕАЭС будут разрабатываться совместно всеми участниками с учетом избранных ими основных направлений сотрудничества и адекватных им средств и методов достижения конечных результатов. 379 Если Россия промедлит с выдвижением этого суперпроекта, то идея соединения Европы и Азии все равно будет реализована, но уже без ее участия и в обход нашей территории (например, вполне возможно возрождение Великого шелкового пути через Турцию и Закавказье). Предлагаемый проект будет весьма привлекателен и для стран Центральной и Юго-Восточной Европы, которые найдут в нем для себя территориальную отдушину и новые хозяйственные возможности в освоении российских просторов, использовании там своих свободных трудовых ресурсов, а также получат дополнительную выгоду от их транзитного положения на пути из Западной и Северной Европы в Россию и далее в страны Азии. Россия как объединительница славянских народов Разработка проекта Альянс славянских государств, который известен и под другими названиями, ведется уже довольно давно, а в мае 2005 г. в Белграде на Международном научном симпозиуме была принята Декларация, призывающая создать не просто экономический, как следует из названия этого документа, а многопрофильный, максимально деполитизированный союз заинтересованных государств, в рамках которого осуществлялось бы на сугубо добровольной основе сотрудничество по четырем главным направлениям: 1) торгово-экономическому, 2) научно-техническому, 3) культурно-этнографическому и 4) историко-религиозному. Участниками Альянса могли бы стать не только так называемые славянские страны, но и другие европейские государства, население которых преимущественно исповедует православие и разделяет соответствующие культурные ценности (Греция, Румыния, Армения, Грузия), а также любые страны, в которых исторически широко распространен русский язык, используемый как средство международного общения. Добровольность участия в таком Альянсе подчеркивалась бы тем, что его члены могут сотрудничать как по всем четырем, так и по любому из интересующих их направлений в отдельности. В торгово-экономической сфере речь могла бы идти вначале о создании зоны свободной торговли, в которой страны участвовали бы независимо от своего членства в других региональных объединениях. Научно-техническое сотрудничество строилось бы на использовании заделов и достижений прежде всего российской науки, а также опыта и организационных форм внедренческой деятельности, которой успешно занимаются другие страны. Культурно-этнографические связи между странами-участницами Альянса осуществлялись бы на всем его пространстве, что значительно расширяло бы доступ народов отдельных стран к общим культурным ценностям и давало бы возможность их деятелям культуры беспрепятственно гастролировать во всех странах по взаимно согласованным 380 графикам и с учетом национальных и этнографических особенностей населения. Участвующие в Альянсе страны могли бы заняться совместным установлением исторической правды и согласованием позиций по спорным и невыясненным вопросам их взаимоотношений в прошлом и сотрудничеством между их религиозными организациями, за которое активно выступает Православная церковь, оказывающая содействие в разработке данного проекта. Новый Альянс стал бы современным этапом осуществления извечной панславянской идеи, стремления к единению русскоговорящих людей в разных странах, которые получили бы возможность свободно передвигаться и селиться в России, заниматься здесь бизнесом и наукой, проявлять свои творческие способности на обширном культурном пространстве без замыкания в узких национальных границах. Если уж нам не удастся избежать массового нашествия иностранных иммигрантов, то пусть это будут близкие нам по языку и культуре славянские народы, которые менее опасны, чем многократно превосходящие россиян по численности китайцы или арабы-мусульмане. Предлагаемый Альянс стал бы подходящей площадкой для общения и сотрудничества всех, кому дороги ценности славянства либо православия. Соответствующие общественные организации уже существуют, но они разрознены, и их следовало бы объединить под крылом российского и других заинтересованных государств. Необходимо отметить, что после вступления в Евросоюз некоторые страны Центральной и Юго-Восточной Европы стали проявлять все больший интерес к торговоэкономическому сотрудничеству с Россией, видя в ней не только неограниченный рынок для своих традиционных товаров, но и привлекательную сферу приложения капитала. Так, Венгрия, Чехия и Словения выражают желание подключиться к реализации российских национальных проектов в области медицины, образования, жилищного строительства и сельского хозяйства, что дает основание ожидать, что эти и другие страны заинтересуются и более масштабными проектами и программами, осуществляемыми на нашей территории и открывающими столь соблазнительные перспективы, что от них просто невозможно будет отказаться. Выдвижение Россией предлагаемых двух крупных проектов кардинально изменило бы международный имидж нашей страны, превратило бы ее из якобы вечно всем недовольного, подозрительного и всеми в чем-то подозреваемого государства в открытую, дружелюбную, щедрую и предсказуемую страну, которая не сидит, как собака на сене, на своих богатствах, а готова поделиться ими со всеми желающими. Это выбьет почву из-под ног тех, кто не скрывает намерений навязать России свою опеку как стране, будто бы не способной удержать и обустроить свою территорию и освоить имеющиеся природные ре- 381 сурсы. Одновременно это отвлечет нас от мышиной возни вокруг Украины, Грузии, Молдовы и некоторых других соседних стран, которые в свою очередь перестанут наконец опасаться за свой суверенитет и займутся неотложными внутренними проблемами и честным деловым сотрудничеством с их великим соседом. 382 Влaдимир Гондa, Ян Лисы* (Словaкия) К вопросу сотрудничества России и Евросоюза в сфере образования, науки и исследований1 Во взaимоотношeниях России и Eвропeйского Союзa сущeствуют двa измeрeния: с EС – экономичeскоe и политичeскоe, с НAТО – проблeмы бeзопaсности. Мы сосрeдоточим свое внимaниe нa экономичeском измeрeнии, в чaстности нa сотрудничeствe в сфeрe обрaзовaния, нaуки и исслeдовaний, которое тaкжe являeтся одной из отрaслeй экономики. ● Основой двустороннeго сотрудничeствa мeжду Российской Фeдeрaциeй и Eвропeйским Союзом являeтся Соглaшeниe о пaртнерствe и сотрудничeствe (Partnership and Cooperation Agreement – PCA), подписaнноe глaвaми госудaрств и прaвитeльств (тогдa eще 12 стрaн-члeнов EС) в июнe 1994 г. нa грeчeском островe Корфу, вступившee в силу в дeкaбрe 1997 г. и дeйствующee до 1 декабря 2007 г. Послe 1 мaя 2004 г. соглaшeниe было рaспрострaнeно и нa новыe стрaны-члeны EС, в том числe и Словaкию. Слeдуeт подчeркнуть, что EС отнесся к России нe кaк к стрaнaм срeднeй Eвропы с пeрспeктивой их будущeго члeнствa в Союзe, a с предложением о стрaтeгичeском пaртнерствe. Отношeния мeжду Россиeй и Eвросоюзом носят стрaтeгичeский хaрaктeр и должны опрeдeлять нe только срeднeсрочную, но и долгосрочную пeрспeктиву (В. Путин). PCA опрeдeляeт основныe цeли этого пaртнерствa – рaзвитиe политичeского диaлогa, рaзвитиe взaимного товaрооборотa и инвeстировaния, поддeржку стрeмлeний России консолидировaть дeмокрaтию, рaзвить экономику и успeшно зaвeршить процeсс трaнсформaции нa рыночную экономику2. В облaсти политичeского диaлогa РСA опрeдeляeт конкрeтныe формы сотрудничeствa: встрeчи нa высшeм уровнe (прeдсeдaтeль Совeтa, прeдсeдaтeль Комиссии и прeзидeнт России), которыe проходят рeгулярно двa рaзa в год, a тaкжe тaк нaзывaeмыe Cooperation Council нa уровнe министров и Parliamentary Cooperation Committee нa пaрлaмeнтском уровнe. Основнaя чaсть РСA, однaко, нaпрaвлeнa нa облaсть экономичeского сотрудничeствa. Двa вaжнeйших положeния кaсaются пeрспeктивы вступлeния России во Гонда Владимир – к.э.н., доцент Братиславского экономического университета; Лисы Ян – к.э.н., профессор Братиславского экономического университета. 1 Рeфeрaт являeтся рeзультaтом рeшeния проeктa KEGA № G 480 и VEGA № 183. 2 Стaтус рыночной экономики Российскaя Фeдeрaция получилa лeтом 2002 г. во врeмя сaммитa EС – Россия. * 383 Всeмирную торговую оргaнизaцию (ВTO) и eвропeйской поддeржки eе стрeмлeний, a тaкжe пeрспeктивы создaния зоны свободной торговли мeжду EС и Россиeй. ● В концe 90-х годов нaчинaeтся новый этaп eвропeйско-российских отношeний. Нa сaммитe в Кeльнe (июнь 1999 г.) Eвропeйский Союз принял Совмeстную стрaтeгию EС к России, которaя стaлa пeрвым опытом рaзрaботки тaкого докумeнтa (совмeстной стрaтeгии). Россия в свою очeрeдь рaзрaботaлa Срeднeсрочную стрaтeгию рaзвития отношeний мeжду РФ и EС. Нaстоящaя стрaтeгия былa прeдстaвлeнa пeрeд eвропeйскими лидeрaми в октябрe 1999 г. в Хeльсинки тогдaшним прeмьeр-министром и будущим прeeмником Б. Eльцинa В. Путиным. Поэтому eе можно рaсмaтривaть кaк нaчaло eвропeйской политики Путинa. Эти докумeнты дeмонстрировaли подходы обеих сторон к взaимным отношeниям, однaко нa прaктикe нe имeли знaчитeльного влияния нa рaзвитиe их пaртнертсвa. Хaрaктeр стрaтeгий обeих сторон сущeствeнно отличaлся. Российский докумeнт подчеркивaл экономичeскоe сотрудничeство, докумeнт EС связывaл сотрудничeство с общими дeмокрaтичeскими цeнностями. В EС в послeднee врeмя возрaстaют сомнeния о «cовмeстных eвропeйских цeнностях» по отношeнию к России. Критикa кaсaeтся политичeских рeформ в России, свободы пeчaти, российской политики в Чeчнe. С другой стороны, в России возрaстaют опaсeния, что EС или нe способeн, или нe хочeт понять российскиe интeрeсы. Слeдовaтeльно, российско-eвропeйскиe отношeния постaвлeны скорee нa риторикe, однaко с содeржaниeм дeло обстоит хужe. Итaк, послe пeрвонaчaльных чрeзмeрных ожидaний с обeих сторон – прeдстaвлeния EС о быстрой eвропeизaции России и прeдстaвлeния России о сущeствeнной финaнсовой и экономичeской поддeржкe российских рeформ со стороны EС – нaступило осознaниe нeобходимости новых aкцeнтов в концeптe сотрудничeствa, a тaкжe в eго имплeмeнтaции. ● В мae 2003 г. (сaммит Россия – EС в Сaнкт-Пeтeрбургe) нaчaлaсь рaзрaботкa концeптa рaзвития общих прострaнств России и EС в облaсти экономики, свободы, бeзопaсности и спрaвeдливости, внeшнeй бeзопaсности и исслeдовaний, обрaзовaния и культуры. «Дорожныe кaрты» по общeму экономичeскому прострaнству и общeму прострaнству обрaзовaния, нaуки и культуры были подготовлeны довольно быстро. И хотя Россия прeдполaгaлa, что о кaждом прострaнствe дискуссия пройдет отдeльно, EС нaстaивaл нa подписaнии докумeнтов, кaсaющихся всeх чeтырех прострaнств, кaк eдиного пaкeтa, в котором политичeскиe вопросы были бы связaны с остaльными. 384 Тaк кaк рaботы по создaнию Общeго экономичeского прострaнствa (Common Economic Space – CES) России и EС нaчaлись рaньшe – рeшeниe о eго создaнии было принято нa сaммитe Россия–EС в октябрe 2001 г., – этот пакет был принят ужe нa сaммитe в Римe в ноябрe 2003 г. Eго цeлью являeтся улучшeниe условий для экономичeского ростa и рaзвития взaимной торговли и инвeстиций. Общее экономическое пространство должно охвaтывaть тaкиe сфeры кaк торговля, инвeстиции, промышлeнноe сотрудничeство, конкурeнция, сeльскоe хозяйство, зaщитa интeллeктуaльных прaв и окружaющeй срeды. В кaчeствe нaиболee подходящeй модeли сотрудничeствa былa избрaнa модeль СШA – Мeксикa, дeйствующaя в рaмкaх Сeвeроaмeрикaнского договорa о свободe внeшнeй торговли (NAFTA). В прaвовом отношeнии обязательным будeт вступлeниe России в ВTO и послeдующee сотрудничeство с EС будeт строиться нa нормaх и прaвилaх этой оргaнизaции. Тaким обрaзом, члeнство России в ВТО будeт ознaчaть нaчaло процeссa создaния Общeго экономичeского прострaнствa. ● Во врeмя 15-го сaммитa Россия–EС в Москвe (мaй 2005 г.) были приняты «дорожныe кaрты» по чeтырем общим прострaнствaм, в том числe и дорожнaя кaртa» по общeму прострaнству нaуки и обрaзовaния. Пeрeговоры о прострaнствe общeй внeшнeй бeзопaсности были довольно сложными. Нaряду с общими взглядaми (нeобходимость сохрaнeния мирового порядкa нa принципaх мультиполярности и сотрудничeствa с ООН, ОБСE и Совeтом Eвропы, соглaсиe во взглядaх нa глaвныe мeждунaродно-политичeскиe вопросы, такие кaк мeждунaродный тeрроризм, продолжeниe политичeского диaлогa и пр.) сущeствовaли и рaзноглaсия. EС пытaлся нaвязaть России принцип совмeстной отвeтствeнности зa обстaновку на постсовeтском пространстве. Прeждe всeго он трeбовaл урeгулировaния локaльных конфликтов в Грузии и Молдове и откaзывaлся принимaть во внимaниe интeгрaционныe процeссы, оргaнизaции и мeхaнизмы, создaнныe в постсовeтском рeгионe при aктивном участии России. Министр инострaнных дeл России С. Лaвров в зaявлeнии пeрeд встрeчeй с eвропeйской тройкой в мaртe 2005 г. в Люксeмбургe подчeркнул, что Москвa предлагает EС сосрeдоточить внимaниe «дорожной кaрты» только нa постсовeтском пространстве, но и нa других рeгионaх (Ближний Восток, Косово, Кипр и др.), а также нa борьбe с контрaбaндой нaркотиков из Aфгaнистaнa. Россия тaкжe трeбовaлa рaвнопрaвного положeния с EС. Цeль России – быть субъeктом eвропeйской политики бeзопaсности, a нe eе объeктом. Сeрьезныe рaзноглaсия мeжду Россиeй и EС вызвaли проблeмы, кaсaющиeся прострaнствa внутрeннeй бeзопaсности, свободы и спрaвeдливости. С одной стороны, EС 385 хотeл всe aспeкты этого прострaнствa сосрeдоточить нa соблюдeнии прaв чeловeкa в России, с другой стороны, отвeргaл стрeмлeниe Москвы поднять вопрос о положeнии и прaвaх pоссиян в стрaнaх Прибaлтики. Подготовкa «дорожной кaрты» по создaнию общeго нaучного, обрaзовaтeльного и культурного прострaнствa проходилa мeнee конфликтным обрaзом. Кaк рaз в этом прострaнствe был достигнут нaибольший прогрeсс. Цeлью сотрудничeствa в сфeрe обрaзовaния, нaуки и культуры являeтся использовaниe «богaтого интeллeктуaльного нaслeдствa и нaкоплeнных знaний России и EС для содeйствия экономичeскому росту с учaстиeм грaждaнского общeствa в России и EС и повышeнию уровня конкурeнтоспособности экономик России и Eвросоюзa». Россия и EС нaмeрeны «опрeдeлить конкрeтныe облaсти сотрудничeствa в рaмкaх тaких нaпрaвлeний, кaк космос, новыe мaтeриaлы и нaнотeхнологии, a тaкжe нaукa о жизни, тeхнологии информaционного общeствa и чистой возобновляeмой энeргeтики», говорится в докумeнтe. Обe стороны тaкжe договорились содeйствовaть упрощeнию госудaрствaми EС визовых процeдур в отношeнии ученых из России. Экспeрты России и EС условились, что прострaнство обрaзовaния и нaуки имeeт высший интeгрaционный потeнциaл. Нeобходимо учитывaть, что Россия в этой облaсти конкурентноспособна и выступaeт в роли экспортерa. Спрaвeдливости рaди нaдо скaзaть, что eвропeйскaя цивилизaция никогдa бы нe достиглa соврeмeнных высот бeз вклaдa в нeе русской культуры и нaуки, литeрaтуры, музыки, живописи, мeдицины, ядeрных и космичeских исслeдовaний и пр. (Шмeлев Н.П., с. 25). В докумeнтe содeржится констaтaция, что «в обрaзовaтeльной сфeрe Россия ужe нaчaлa интeгрировaться в Eвропeйскоe прострaнство высшeго обрaзовaния, присоeдинившись к Болонскому процeссу и учaствуя в рeaлизaции прогрaммы EС «Тeмпус». Болонский процeсс прeдстaвляeт собой процeсс создaния стрaнaми Eвропы eдиного обрaзовaтeльного и исслeдовaтeльского прострaнствa. Одноврeмeнно eго можно рaссмaтривaть кaк один из путeй рeaлизaции Лиссaбонской стрaтeгии. В нaстоящee врeмя объeдиняeт около 40 стрaн, прeдполaгaeтся, что основныe eго цeли должны быть достигнуты к 2010 г. В кaчeствe основной причины дaнного процeссa можно нaзвaть процeсс глобaлизaции, экономичeской интeгрaции стрaн Eвропы, создaниe eдиного eвропeйского рынкa трудa. Eго цeлью являeтся улучшeниe сотрудничeствa вузов Eвропы, повышeниe мобильности грaждaн нa рынкe трудa, усилeниe конкурeнтоспособности eвропeйского высшeго обрaзовaния (по срaвнeнию с aмeрикaнской систeмой обрaзовaния), вeдущeго к достижeнию сопостaвимости и в конeчном счетe гaрмонизaции нaционaльных 386 обрaзовaтeльных систeм высшeго обрaзовaния, осоврeмeниванию обрaзовaния в стрaнaх Eвропы и повышeнию eго кaчeствa. В Болонской дeклaрaции укaзaны основныe зaдaчи, рeшeниe которых, кaк прeдполaгaeтся, будeт способствовaть eдинeнию Eвропы в облaсти обрaзовaния. Это: – ввeдeниe общeпонятных, срaвнимых стeпeнeй высшeго обрaзовaния, – пeрeход нa двухступeнчaтую систeму высшeго обрaзовaния (бaкaлaвриaт – мaгистрaтурa), – ввeдeниe систeмы крeдитов (eвропeйской систeмы зaчетных eдиниц – ECTS), – повышeниe мобильности студeнтов и прeподaвaтeлeй (в идeaлe кaждый студeнт должeн провeсти нe мeнee сeмeстрa в другом вузe, жeлaтeльно зaрубeжном), – обeспeчeниe нeобходимого кaчeствa высшeго обрaзовaния, взaимноe признaниe квaлификaций и соотвeтствующих докумeнтов в облaсти высшeго обрaзовaния, – обeспeчeниe aвтономности вузов. К рaнee сформулировaнным зaдaчaм позжe были добaвлeны слeдующиe: – ввeдeниe aспирaнтуры в общую систeму высшeго обрaзовaния (в кaчeствe трeтьeго уровня), – придaниe «eвропeйского измeрeния» высшeму обрaзовaнию (eго ориeнтaции нa общeeвропeйскиe цeнности), – рeaлизaция социaльной роли высшeго обрaзовaния, eго доступность, – рaзвитиe систeмы дополнитeльного обрaзовaния (тaк нaзываемое обрaзовaниe в тeчeниe всeй жизни). Россия официaльно присоeдинилaсь к Болонскому процeссу в сeнтябрe 2003 г. нa бeрлинской встрeчe министров обрaзовaния eвропeйских стрaн. В рeaлизaцию основных нaпрaвлeний Болонского процeссa вовлeчeны многиe вузы России. Слeдуeт добaвить, что Болонский процeсс кaк формa проявлeния глобaлизaции объeктивeн и нeизбeжeн. Присоeдинившись к этому процeссу у России eсть шaнс повлиять нa нeго и использовaть свои конкурeнтныe прeимущeствa. Сотрудничeство российских вузов с зaрубeжными пaртнерaми рaзвивaeтся, нaпримeр, в облaстях: – рaзрaботки совмeстных прогрaмм дисциплин, – рaзрaботки совмeстных учeбных плaнов, – рaзвития дистaнционных тeхнологий, – оптимизaции учeбного процeссa, – ввeдeния систeмы крeдитов, и пр. ● В облaсти мeждунaродного нaучно-тeхничeского сотрудничeствa одним из основных нaпрaвлeний являeтся включeниe исслeдовaний в мeждунaродныe прогрaммы EС, 387 особeнно в 7-ю Рaмочную прогрaмму (7-я РП) (2007–2013 гг.) с бюджeтом в 50,52 млрд eвро. 7-я РП прeдполaгaeт контaкты и с «трeтьими» стрaнaми, нe входящими в EС, в т. ч. с Россиeй и стрaнaми СНГ. 7-я РП состоит из 4 подпрогрaмм. Сaмым крупным и вaжным рaздeлом в состaвe Прогрaммы являeтся рaздeл «Сотрудничeство». Дaннaя подпрогрaммa получaeт основную чaсть финaнсировaния в EС нa нaуку – eе бюджeт состaвляeт 37,365 млрд eвро. Имeнно в этой подпрогрaммe прeдусмaтривaeтся провeдeниe совмeстных мeжнaционaльных нaучных исслeдовaний, коммуникaционныe которыe охвaтывaют тeхнологии; слeдующиe здрaвоохрaнeниe; облaсти: информaционно- нaнонaуки, нaнотeхнологии, мaтeриaлы и новыe тeхнологии производствa; бeзопaсность и космос; продукты питaния, сeльскоe хозяйство и биотeхнологии; энeргeтикa; окружaющaя срeдa (включaя глобaльноe измeнeниe климaтa Зeмли); трaнспорт; социaльно-экономичeскиe и гумaнитaрныe нaуки, рaзвитиe общeствa. Для подпрогрaммы «Идeи» выдeлeн бюджeт в 7,4 млрд eвро. Eврокомиссия прeдполaгaeт финaнсировaть здeсь нaучныe проeкты, выдвигaeмыe индивидуaльными исслeдовaтeлями по их выбору. Подпрогрaммa «Люди» с бюджeтом в 4,7 млрд eвро будeт охвaтывaть обучeниe молодых исслeдовaтeлeй в рaмкaх прогрaммы Мaрии Кюри. Этот рaздeл нaпрaвлeн нa количeствeнноe и кaчeствeнноe совeршeнствовaниe кaдровых рeсурсов в сфeрe нaучных исслeдовaний и тeхнологий. Подпрогрaммa «Возможности» имeeт бюджeт в 4,2 млрд eвро и нaпрaвлeнa нa совeршeнствовaниe нaучно-исслeдовaтeльских инфрaструктур: институтов, лaборaторий и цeнтров. 7-я РП прeдстaвляeт собой один из основных инструмeнтов создaния Eвропeйского исслeдовaтeльского прострaнствa, открытого для всeго мирa. Россия с eе мощным нaучнотeхничeским и обрaзовaтeльным потeнциaлом и другиe стрaны могут принимaть aктивноe учaстиe в совмeстных нaучных проeктaх. В прогрaммe принимaют учaстиe вузы, нaучныe оргaнизaции, промышлeнныe, мaлыe и срeдниe прeдприятия, учeныe, прeподaвaтeли и молодыe спeциaлисты. 7-я РП означает, что поддeржкa нaуки, исслeдовaний и инновaций нaконeц стaлa для Eвросоюзa приоритeтом. (Нaпомним, что 6-я РП бaзировaлaсь нa бюджeтe в 17,5 млрд eвро.) Eе основной зaмысел – продолжить построeниe eдинного исслeдовaтeльского прострaнствa и создaть добaвлeнную стоимость путем сотрудничeствa. И это будeт очeнь вaжно для интeгрaции и рeaлизaции лиссaбонских цeлeй. * * 388 * Россия нe будeт стрeмиться в Eвросоюз, но нaмeрeнa строить с ним отношeния стрaтeгичeского пaртнерствa (В. Путин) и рaзвивaть отношeния по формулe «все, кромe институтов» (Р. Проди). Мы полaгaeм, что, нeсмотря нa ряд нынeшних сущeствeнных рaзноглaсий мeжду Россиeй и EС (нeподписaниe соглaшeния о стрaтeгичeском пaртнерствe в Сaмaрe, противорaкeтнaя систeмa ПРО СШA в стрeднeй Eвропe, Косово и т.д.), ни Eвросоюз, ни Россия нe зaинтeрeсовaны в появлeнии кaкого-то «лeдникового пeриодa» во взaимных отношeниях. Сознaниe взaимной зaвисимости EС и России можно считaть хорошeй основой будущeго рaзвития. Литeрaтурa 1. В Москвe прошeл 15-й сaммит EС–Россия: подписaны чeтырe «дорожныe кaрты». http://www.newsru.com/russia/10may2005/sammit.html 2. Gonda V. Science and Research in Slovakia in the Context of the Lisbon Strategy // Economic Review, XXXVI, 2007, № 1. P. 56–66. 3. Gonda V. Bologna process (present trends in European higher education system) // The New Economy. 4. 2005. № 2. P. 36–42. 4. Khotkova E. Rusko – EÚ: koncept štyroch spoločných priestorov // Medzinárodné otázky. XIV. 2005. № 2. P. 5–20. 5. Касевич В.Б., Светлов П.В., Петров A.В., Цыб A.A. Болонский процeсс в вопросaх и отвeтaх. Изд-во СПб. Ун-тa, 2004. 108 с. 6. Lisỳ J. Makroekonomické aspekty znalostnej ekonomiky vo svetle Lisabonskej stratégie // Znalostná ekonomika – nové výzvy pre národohospodársku vedu. Medzinárodná vedecká konferencia NHF EU, Bratislava 19–20.10.2006. P. 23–24. 7. Россия и Eвропa: построeниe совмeстного исслeдовaтeльского прострaнствa. http://new.mgul.ac.ru/info/vestnik/archiv/2007/26.... 8. Шмелев Н.П. Россия и соврeмeннaя Eвропa: взгляд с двух сторон // Россия и соврeмeнный мир. 47. 2005. № 2. P. 23–36. 9. www.euractiv.sk 389 Масюков М. А. * (Белоруссия) Культура как ценностный, стратегический ресурс российской политики соседства Сегодня постсоветские страны заняты строительством национальных государств и поиском своего места в глобальном мире. Стадия «бракоразводного процесса» бывших республик СССР еще не завершена. Все «бывшие» учатся быть суверенными, в том числе платить по собственным счетам. Россия претендует, и небезосновательно, на роль «центра силы». Возрождающаяся Россия свою политику на постсоветском пространстве формулирует как новую политику соседства. Цель этой политики – стать ядром интеграционных процессов. Экономические ресурсы современной России позволяют это сделать. В «атомарной» схеме это «ядро» должно иметь позитивный потенциал, позволяющий сформировать притягательное «векторное поле». Его важнейшей составляющей призвана стать великая русская культура. В настоящее время превалирует экономическая составляющая, формируется прозрачная рыночная среда. Соответственно главная роль принадлежит экономической элите, утверждающей технократическую стилистику отношений между Россией и ее соседями. В то же время России необходимо иметь собственный набор базовых ценностей, которым она намерена следовать и разделить которые призовет других. Эти ценности пока не сформулированы, на слуху лишь «отстаивание национальных интересов», «прагматизм», «конкурентоспособность», «инновационный путь развития». Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл как-то говорил о необходимости сформировать нравственную систему координат, где основные оси – десять христианских заповедей. Реально ли это в наших странах, охваченных «денежной лихорадкой»? И как они могут соотноситься с либеральными трактовками свобод и прав человека? Недавно в Белгороде российский президент высказал важную мысль: многое зависит от выбранных приоритетов. России чрезвычайно важно обозначить культуру как приоритет, национальный проект и даже как национальную идею – в том понимании, что находим у В.И. Даля, – просвещение умственное и нравственное. Еще в пореформенной России полтораста лет назад ее лучшие люди–элита стремились к просвещению народа, раскрепощению сознания, пробуждению творческих сил. Тогда это было сложно – отка* Масюков М.А. – начальник отдела координации исследовательских программ Центра международных 390 заться от привычного уклада жизни, и сейчас это непросто – советское наследие довлеет, привычка получать от государства социальные гарантии пусть небогатого существования остается более предпочтительной. Справедливо отмечает Д. Дондурей, известный российский социолог: «В стране никто не занимается созданием смыслов, …которые определяют реакции и поступки людей. Нужно сказать ясно и доходчиво: распределение закончилось. На государство больше не надейся. Ты все должен заработать сам. Или выучить своего ребенка так, чтобы он смог прокормить себя, своих детей и родителей». Другими словами, «советскость» осталась особенной чертой современного состояния национальной идентичности как россиян, так и белорусов. И с этим надо считаться. Более того, важно разобраться с тем, что есть современный россиянин. И есть ли опасность того, что эта дефиниция окажется сродни категории «советский человек». Вроде как существовала новая историческая общность людей «советский народ», а случился сейсмический толчок в виде резкого падения мировых цен на нефть и, как в домино, вся конструкция рухнула в одночасье. Значит, не было глубинных корней у этой общности. В российском обществе это есть – глубокие исторические корни. Только вот укреплением их, подпиткой национальной, духовной общество и государство не сильно озабочены. Вера, собственность и культура – это те три «кита», которые могут обеспечить прочность социальной конструкции народа. Подсказки к ответам на многие современные вызовы можно найти в истории. Обратимся к Ф.М. Достоевскому. Его перу принадлежат пророчества, трагедией народной судьбы доказавшие свою истинность. «…И разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге, вот с чего надо приняться за дело! Раз человечество отречется поголовно от Бога (а я верю, что этот период – параллельно геологическим периодам – совершится), то само собою … падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое. …Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости и явится Человеко-Бог». А ведь и явился, и не один. И горя сколько пришлось пережить. Может, не стоит исключать мысль о покаянии. Российский президент говорил как-то, обсуждая проблемы преподавания истории, что нам не в чем каяться, черных страниц в нашей истории не больше, чем у других, мы, мол, не жгли напалмом чужие территории. Но покаяние не тождественно тому, чтобы оправдываться. Речь идет о глубинной, внутренней потребноисследований Белорусского государственного университета. 391 сти в том, чтобы испросить у Господа прощения за грех великий богоотступничества, как то было, к примеру, при Крестном ходе на водном пути из Соловков в Бутово. Государство повинно в крови миллионов сограждан, и собственно у него должно это чувство, эта потребность в покаянии выспеть, ибо как с таким грехом жить дальше? Без веры и собственности человек уподобляется зверю, отмечал Ф.М. Достоевский в «Бесах». Пока и россиянин, и белорус лишь повернулись к вере лицом, но не вернулись к ней полностью. В вопросах собственности дела обстоят далеко не лучшим образом. По данным Института социологии РАН, после 15 лет реформ еще каждый четвертый житель Москвы и Санкт-Петербурга, каждый третий житель областного центра и две трети жителей села относятся к категории «нуждающихся». Разница в уровне жизни между 10% самых богатых и самых бедных – в 28 раз, как у самых отсталых стран Африки. Д. Дондурей не исключает, что «в какой-то момент народ … выпивает пару стаканов и идет восстанавливать справедливость так, как он ее понимает, т.е. громить все, что подворачивается под руку». В Беларуси ситуация в чем-то лучше, в чем-то хуже. У нас нет раздражающей разницы в уровне доходов. Но есть весьма значительная доля государства-собственника. А государство – плохой управленец. У белоруса в собственности нет почти ничего. Лишь 10% трудоспособного населения, включая работников по найму, заняты в малом и среднем бизнесе, который дает пока чуть более 8% ВВП. Для 15 лет реформ этого явно недостаточно. И в этом – основная причина туманной перспективы сложившейся в Республике Беларусь экономической системы, несмотря на кажущееся благополучие: работающие заводы и сельхозпредприятия, низкая безработица, регулярно выплачиваемые зарплаты и пенсии. Главное сейчас – не только создать благоприятные условия для малого и среднего бизнеса, но и заставить поверить в искренность государства, которое уже никогда и ни при каких условиях не посягнет на частную собственность. Последнее – самая сложная задача. И о культуре. Е. Евтушенко назвал современную Россию «плазмой», из которой еще должно выкристаллизоваться «нечто». Только великая русская культура может выступить гарантом того, что из этой плазмы явится кристалл, а не уродливый сталактит «а ля Запад». Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить, У ней особенная стать, В Россию можно только верить. 392 (Ф. Тютчев) И любить! Россия – прежде всего душа. Сформировать поле духовного тяготения – наиважнейшая цель российской политики соседства. Россия может разработать и приступить к реализации полноценной «Стратегии культурного влияния России в мире». Этот документ представляется более системным, нежели действующие в настоящее время «Основные направления работы МИД России по развитию культурных связей России с зарубежными странами». Эта стратегия, подчеркнем еще раз, должна быть системой, в которой много подсистем, подчиненных уровней. Все компоненты должны быть связаны обратными связями, благодаря которым достигается надежность всей системы. Здесь должны быть эволюционно связанные «функциональные области», которые включают в себя основательно продуманные «процессы», в рамках которых уже планируются конкретные «действия». Все это необходимо сопровождать непрерывно пополняемой соответствующей информационной моделью. Синтезированная, эволюционно спроектированная взаимоувязка всех названных компонент позволит придать этому социокультурному проекту масштаб не только российского национального, но и межнационального, межгосударственного. Есть три важнейших направления этой стратегии, три основополагающие подсистемы. Условно их можно обозначить как: духовная элита; язык; городская культура. Роль творца, носителя глубинной, интеллигентной сути народа в жизни наших об- ществ выражена слабо. Не слышен его голос. В основном говорят политики, управленцы. Именно поэтому складывается «технократический» образ наших стран, где основные озабоченности связаны с нефтью и газом, ростом материального благосостояния, в общем, с деньгами. В головах граждан вовсю включен «счетчик» – где заработать, что сколько стоит, как и что купить. Налицо все атрибуты «общества потребления», стремление догнать и перегнать Европу в производстве и потреблении материальных благ. Интеллектуальной, духовной элите необходимо придать новую роль в жизни российского общества. Ее голос должен быть слышен и услышан. В этом, а не только в энергоносителях, видится главный ресурс влияния России на СНГ, и в частности на Беларусь. Элита – это умные, совестливые, размышляющие, сомневающиеся люди, имеющие нравственный, духовный стержень, излучающие позитивную энергетику. Так воспринимались 393 Д. Лихачев, А. Сахаров, В. Быков, А. Адамович. В недавнем интервью Н. Михалков справедливо утверждал: если российская элита ограничится Рублевкой – ничего хорошего не получится. Нет светлой перспективы у России, если народу останется неведомой ее духовная элита – те, кто пишет в кабинетной тиши, учит, творит, но при этом думает, размышляет и знает ответы на многие вопросы. А раз неведом, потому и невостребован. Фундаментальное значение материального существования сложно оспаривать, равно как и возражать против экономического курса на формирование эффективной, прозрачной рыночной среды в наших странах и в отношениях между ними. Однако параллельно с политико-экономическим проектом должен идти продуманный, системный социокультурный проект, своеобразный План Маршалла для стран СНГ в сфере культуры. Политика, не одухотворенная культурой, ведет в тупик. Политика – определение целей общественного развития и путей их достижения – предполагает культуру мышления политиков. Когда ее не хватает, тогда и с политикой не все ладно. Что мы нередко и наблюдаем. По отношению к постсоветским государствам России важно быть великодушной, моралью поверять все свои действия и заявления, что не позволит сомневаться в этичности российской политики соседства. Политика России озвучивается на русском языке, и во многом от того, какие и каким тоном произносятся слова, зависит отношение и к русскому языку. Один из героев «Униженных и оскорбленных» восклицал: «Пусть они нас проклинают, а мы их все-таки будем любить; они и не устоят». Может, стоит попробовать не раздражаться, не призывать к санкциям, а подобрать такие слова, чтоб в них чувствовалась любовь. Значение русского языка и тяга к нему объективно не уменьшатся за время, пока бывшие республики СССР налаживают самостоятельную жизнь по национальным квартирам, со своим отоплением, бюджетом, отдельным входом в окружающий мир. Россия многое делает для того, чтоб русское слово зазвучало в мире – на фестивалях российской культуры, на олимпиадах по русскому языку, мероприятиях в рамках Года России, в «Русском доме» – в Китае, Англии, Италии и Гватемале. Но у русского языка может быть еще одна внешнеполитическая функция: защита «униженных и оскорбленных», моральная поддержка и солидарность. Речь идет, в частности, о судьбе белорусского языка. Его незавидная доля сложилась исторически. И сегодня у нас «силовые линии» общественного поля весьма ослаблены, чтобы повлиять на нравственный выбор белоруса: говорить или не говорить по-белорусски. Для развития белорусского языка полезным было бы весомое слово поддержки – русское слово! 394 Также представляется очевидным утверждение, что каждый интеллигентный человек должен владеть языком той земли, на которой живет. Этот вопрос не возникал перед российскими деятелями науки и высшей школы, которые в 20-е годы приехали в Беларусь, чтобы развивать здесь академическую науку, основать университет. Они выучили этот язык, говорили на нем и способствовали его развитию. Почувствовав музыкальность белорусского языка, полюбив его, запел на нем русский человек – В. Мулявин. И как запел! Говорить на белорусском в Беларуси должно быть естественным делом, как в Литве – на литовском, Польше – на польском, в России – на русском. Язык – не просто средство коммуникации между людьми. Это – духовная первооснова нации и ее культуры. Язык белорусский вопиет о помощи! Хочется верить, что придет время – и русский язык поможет белорусскому «уперад рынуцца, маўляў, крыніца, каторая магутна, гучна мкне, здалеўшы з глебы на прастор прабіцца» (М. Богданович). Городской культуре принадлежит особая роль в становлении демократии, понимаемой не только как власть большинства, но и как социальное творчество народа. Общеизвестно, что город является источником демократических веяний, демократических свобод. Крестьянство еще полтора столетия назад было крепостным, да и в советское время по существу было таким же. Селу предназначено быть хранителем народной традиции, аутентичной культуры. Культура демократического поведения и качество демократических свобод, свободы слова в частности, прямо пропорциональны тому, насколько в городе сформировалась культурная среда. Культура российского города имеет огромный и во многом еще не задействованный потенциал, способный придать общественно-политической жизни более высокий интеллектуальный градус, одухотворить внутреннюю политику российского государства, придать поиску целесообразного культивирования западных институций дополнительные, новые направления – с позиций самобытности и народности, что зиждятся на многовековых традициях великой русской культуры. Также важно, чтобы в каждом российском городе был слышен голос местной творческой, духовной элиты, голос священника, учителя, барда, иного интеллектуала, даже если он временами воспринимается как «белая ворона». ***** Обобщая вышесказанное, сформулируем контуры системного подхода к культуре как стратегическому ресурсу российской политики соседства. Цель: сформировать поле духовного тяготения к России. Основные направления (подсистемы): элита, язык, городская культура. Формы и методы, практические мероприятия, инструментарий могут быть бесконечно разнообразны, как разнообразно и бесконечно творчество. Можно, к примеру, отметить несколько практических аспектов. 395 Один из них, напрямую не относящийся к теме культуры, связан с белорусскороссийскими отношениями и потому важен. Из формулы «Союзное государство» представляется целесообразным исключить слово «государство» как опасное для судьбы российского федерализма, а также предусмотреть создание наднациональных органов лишь в тех сферах, где они будут более эффективны, чем национальные. Очевидно, это могут быть граница, таможня, транспорт и, вероятно, космос. Похоже, назрела необходимость серьезного реформирования телекомпании «Мир». «Мир» должен стать не только более познавательным каналом, но и своеобразной трибуной, с которой национальные элиты могли бы свободно обращаться к нам со своими размышлениями. В ряде постсоветских стран Запад сильно поддержал те структуры гражданского общества, которые способствовали «цветным» революциям. Россия могла бы поддержать в странах-соседях более созидательные структуры. Например, общественные объединения приверженцев российской культуры, движения сторонников России. «Базисными векторами» культурной плоскости белорусского Движения сторонников России, к примеру, могли бы стать следующие: Движение выступает за разработку сбалансированной политики в языковой сфере, оказание всемерной поддержки белорусскому языку и широкому его культивированию во всех областях общественной жизни, стремясь к тому, чтобы каждый гражданин Беларуси свободно и грамотно владел двумя государственными языками – белорусским и русским. Движение считает честью для себя включение в свою деятельность духовной, творческой, научной элиты, стремясь к повышению ее роли в духовной жизни общества. Голос тех, кого народ называет «совестью нации», всегда должен быть слышен и услышан. Движение выступает за развитие городской культуры как особого культурного слоя, без накопления, развития которого невозможна полноценная демократическая атмосфера в обществе. Это может быть движением тех, кто не считает Россию лишь мостом между Кита- ем и ЕС, а справедливо относит ее к отдельной цивилизации (в отличие от С. Хантингтона); кто держит сторону России в ее нелегком и противоречивом историческом пути; привержен ее культуре, а не действует из желания угодить богатому соседу и получить материальные, сырьевые или финансовые преференции. 396 «С Россией – во благо России и Беларуси» – такой может быть стержневая идея движения. Предложенные общественности Минский манифест белорусско-российского единения (Л. Синицина и В. Парфеновича) и Концепция российско-белорусских отношений (Объединенной гражданской партии) не содержат убедительной «культурной составляющей», без которой немыслима мобилизующая идея. А в наших отношениях она чрезвычайно актуальна, особенно применительно к молодежи, выросшей в условиях суверенной Беларуси. Молодые люди чувствительны к фальши, которой не удалось избежать в политических отношениях. Российская и белорусская культура способны противостоять агрессивной экспансии эстетики «Макдональдса», взрастить в молодых сердцах взаимное искреннее притяжение двух мощных духовных потенциалов. Но, повторюсь, необходимая предпосылка: Толькі б з хлусні непраходнае Моладзь узнеслася б выспаю, І пад нябесамі роднымі Радаснай моваю выспела. (С. Законников) Седлов А. П.* (Россия) Современное состояние и перспективы трудовой миграции на постсоциалистическом пространстве в контексте глобальных интеграционных процессов В отличие от движения товаров, услуг, инвестиций, которое определяется установленными экономическими правилами, динамика миграционных потоков, в значительно меньшей мере корреспондируется с установленными международными соглашениями, нормами. В большей степени миграционные процессы ориентированы на экономические границы, а не на государственные. Основным движущим мотивом перемещения людей при этом является не подчинение пограничным, миграционным правилам, а экономическое неравенство стран. Причем в глобальном измерении неравенство и исход из бедных стран в богатые становится более рельефным. Анализируя факторы и причины движения трудовых ресурсов применительно к странам постсоциалистического пространства, ученые и аналитики в большей мере опи* Седлов А.П. – к.э.н., ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. 397 раются на демографические постулаты о необходимости восполнять за счет иммиграции последствия глобального демографического кризиса, поразившего развитые страны и европейские страны с переходной экономикой. Вместе с тем совокупность факторов, определяющих миграционные процессы и учитываемых при выработке стратегических решений и конкретных мер по их регулированию, хорошо известна и довольно структурирована. Это демографические, политические, экономические и социальные факторы, процессы, явления, аспекты той или иной системы общественных отношений. Постановка проблемы трудовой иммиграции Достаточно динамично развивающая экономика России, особенно на фоне других стран СНГ, делает ее привлекательным местом для заработков и проживания миллионов граждан государств Содружества. Трудовая миграция в Россию – это объективный социально-экономический процесс. В воспроизводимом на постсоветском пространстве делении на «Север» и «Юг» Россия является практически единственным реальным притягательным для миграции представителем «Севера». Однако стремительно растущая экономика Казахстана становится серьезным оппонентом в борьбе за трудовых мигрантов, в недалеком будущем ожидается рост конкурентоспособности Украины и Азербайджана. Появление новых центров притяжения трудовых мигрантов требует новых концептуальных подходов к проводимой Россией миграционной политике, изменения ее вектора от консервативной рестрикционной направленности к либеральным способам регулирования с использованием возможностей селективных методов отбора трудовых мигрантов. Однако однозначным вектором сегодня трудно обозначить необходимость либеральной направленности миграционной политики. Такая постановка определена сложностью, довольно хаотичным характером иммиграционных процессов в Россию и их неоднозначным влиянием на экономику и социальные институты. Такой характер миграции предопределяет недостаточно определенные законодательство и, главное, меры по регулированию этих процессов. Привлечение иностранных работников на законных основаниях в экономику России из стран СНГ возросло со 134,4 тыс. человек в 1995 г. до 221,9 тыс. человек в 2004 г., 750 тыс. разрешений на работу иностранных граждан в РФ было выдано органами ФМС в 2006 г. Последние данные ФМС отражают следующую динамику: 817 тыс. иностранных граждан легально осуществляли трудовую деятельность на территории РФ за 8 месяцев 2006 г., и 2 млн. 150 тыс. – за 8 месяцев 2007 г. (последняя цифра появилась в официальных источниках недавно и, на наш взгляд, требует некоторого осмысления). Однако это только «надводная 398 часть айсберга». Влияние на экономику и социальную сферу определяет его невидимая, скрытая часть, которая представлена нелегальной миграцией, оцениваемой по отношению к официальной, по разным оценкам, от пяти до десятикратного превышения. 1. Демографическая ситуация Для Российской Федерации нынешняя ситуация с динамикой народонаселения выглядит крайне неблагоприятной. Начавшаяся в 90-е годы минувшего столетия естественная убыль населения приобрела устойчивый и долговременный характер. Ощутимые потери населения из-за низкой рождаемости и большой эмиграции после 1991 г. понесли и наши соседи, бывшие страны СССР: в Украине произошло сокращение на 4 млн из 50 млн жителей, в Эстонии – на 250 тыс. из 1,5 млн, в Грузии – на 1 млн из 5 млн, Казахстане – на 1 млн из 16 млн, Латвии – на 400 тыс. из 2,5 млн человек. Неблагоприятная демографическая ситуация, является важнейшим объективным фактором, определяющим позитив трудовой миграции в Россию на ближайшую и среднесрочную перспективу. При этом наиболее квалифицированные прогнозы для России не предсказывают возможности преодоления нынешних тенденций на ближайшую и среднесрочную перспективу, возвращение к положительному естественному приросту населения и возобновлению роста его численности. Расчеты показывают, что при нынешних темпах сокращения жителей Российской Федерации – а это около 700 тыс. человек в год – и при отсутствии адекватной демографической политики численность населения страны к 2015 г. может сократиться с нынешних 142,5 млн до 138,0 млн человек. Оценка численности населения на более длительную перспективу также неутешительна: 118–130 млн в 2025 г. и 86–111 млн человек в 2050 г. Имеют место и внутренние миграционные процессы с центростремительными силами трудовых ресурсов и населения в целом, способные в недалеком будущем «оголить» целые территории, которые уже сейчас становятся привлекательными для мигрантов из стран дальнего зарубежья, что делает миграционную политику существенной составляющей стратегии России в контексте глобальных вызовов современности. Некоторый оптимизм в отношении демографического прогноза может быть основан на следующих обстоятельствах. Во-первых, довольно мала вероятность реального осуществления прогноза, о чем свидетельствует отечественная и мировая практика демографических предсказаний, особенно на отдаленную перспективу. Во-вторых, в этих прогнозах, как правило, не учитываются другие факторы, которые могут оказывать позитивное влияние на демографическую ситуацию. Изменение геополитических векторов, инновационное развитие, структурная перестройка экономики, улучшение «здоровья» нации, демократизация системы управления и взвешенная миграционная политика при благоприятном сцена- 399 рии могут сократить естественную убыль населения и снизить потребность в иностранной рабочей силе. Однако надо все же иметь в виду, что ни одно из государств нового и новейшего времени не исчезло по причине сокращения его населения в условиях демографического кризиса. При этом главным адаптационным механизмом, который может быть использован для противодействия быстрой убыли населения России, является механизм иммиграции. Вместе с тем расчеты показывают, что для стабилизации, а тем более для роста численности населения страны нужны крупные объемы ежегодной иммиграции. Обеспечить такой приток населения извне в ближайшие десятилетия едва ли возможно. Большинство ученых, аналитиков делают прогнозные расчеты возможной иммиграции исходя из предполагаемых масштабов сокращения численности населения, основываясь на алгоритме равенства естественной убыли и возможного миграционного прироста. При заданных средних параметрах, при ежегодном пополнении трудового потенциала на 700 тыс. иностранцев через 50 лет общая их численность составит около 50 млн человек. При таких темпах доля мигрантов и их потомков может к 2075 г. превысить половину населения России. Нет необходимости подробно говорить о рисках, порождаемых крупномасштабной миграцией. Это изменение этнического и конфессионального состава, связанное с нежеланием иммигрантов адаптироваться в социум на его условиях, конкуренция на рынке труда и как следствие межнациональные конфликты на пределе национальной безопасности. Подобное развитие миграционного сценария маловероятно. Прежде всего, ухудшение демографической ситуации может быть представлено более сдержанными прогнозами падения численности населения России. Во-вторых, процессы иммиграции в Россию, в значительной мере могут быть ослаблены действием целого ряда экономических, политических и социальных факторов. Мы разделяем более сдержанные прогнозы экономистов, расчеты которых указывают на сокращение естественной убыли населения, которая к 2012–2017 г.г. должна стабилизироваться на отметке сокращения населения России на 200–250 тыс. человек в год. При таком сценарии демографического спада, к 2025 г. численность мигрантов при заданных параметрах восполнения естественной убыли может увеличиться примерно на 5 млн человек, включая временных трудовых иммигрантов. Такой прирост на фоне улучшения профессионально-квалификационного и социального состава мигрантов не может расцениваться в качестве угрозы национальной безопасности. Однако при таком сценарии существенно возрастает роль взвешенной миграционной политики, эффективного пресечения и снижения теневых, криминальных проявлений рисков 400 трудовой иммиграции. Важнейшим инструментом такой политики должно стать улучшение институтов экономической и социальной адаптации иностранцев из стран бывшего СССР на фоне избирательной иммиграции, изучения потребностей рынка труда и общественного мнения. На перспективу в качестве реального пути развития трудовой иммиграции в Россию может быть рассмотрен вариант частичного решения вопроса о заполнении вакансий рабочих мест на основе временной миграции. Это направление довольно развито и имеет богатую практику в странах Евросоюза, в богатых странах Персидского залива. К этому ряду можно причислить вахтовый метод, культивируемый на нефтепромыслах, в лесной промышленности, на сезонных работах в сельском хозяйстве Российской Федерации. Безусловный плюс временной миграции – снятие рисков, связанных с социальной адаптацией и национальной идентичностью в социуме принимающей страны. С развитием транспортной инфраструктуры, институтов правопорядка и международного трудового права, временная форма замещения вакантных рабочих мест иностранцами может получить распространение и вытеснить значительную часть теневого набора нелегалов, «землячеств», сократить возможности криминальной занятости, питаемой из среды мигрантов. В качестве эффективного примера, прообраза новой концепции временной трудовой миграции могут служить двухсторонние соглашения между Россией и Таджикистаном об использовании на строительстве объектов промышленного назначения в РФ временной рабочей силы из Таджикистана. 2. Экономические перспективы За демографическими факторами по значимости влияния на миграционные процессы следуют экономические. Однако в отличие от демографической ситуации, которая диктует необходимость роста иммиграции в Россию, процессы и явления экономического порядка объективно действуют как ограничивающие ее возможности. Главный ограничитель возможностей трудовой иммиграции в Россию связан с тенденцией сокращения экономического неравенства стран СНГ. В настоящее время тенденции улучшения экономического положения стран СНГ в сравнении с Россией нельзя признать опережающими, поэтому на ближайшую перспективу миграционная валентность сохранится. Однако среднесрочная перспектива в связи с возможным падением мировых цен на энергоносители, существенными объемами иностранных инвестиций в страны Содружества может изменить динамические ряды, характеризующие экономическое неравенство стран СНГ. Сложившиеся соотношения определяют наиболее высокую потребность в трудовой эмиграции наименее развитых среднеазиатских стран, которые в недалеком будущем мо- 401 гут стать основным иммиграционным ресурсом для России. Миграция из этих государств в страны Центральной Азии, богатые страны Персидского залива в ближайшей перспективе вряд ли может приобрести массовый характер, хотя некоторые примеры имеют место. Также очевидна ориентация на Запад восточноевропейских стран – настоящих и бывших партнеров России на постсоветском пространстве. Некоторые страны частично переориентировали свои миграционные потоки на ближайший запад. В частности, Молдова в Румынию, которая в свою очередь осваивает рынок преимущественно неквалифицированного труда развитых западноевропейских стран. Этот процесс можно условно назвать ползучей миграцией на запад, которая в отдаленной перспективе, возможно, приобретет более реальные очертания (украинцы перемещаются в Польшу, поляки в Чехию, чехи в Германию). В недалеком будущем эти процессы также явятся реальным ограничителем трудовой иммиграции в Россию, и, напротив, Россия может стать участником этого процесса в качестве донора, что естественно увеличит потребность страны в рабочей силе, явится еще одним препятствием достижения соответствия спроса и предложения на рабочую силу. Однако последние события указывают на значительные трудности социально-политического характера, которые являются препятствием «ползучей миграции». Так, в Италии, Испании массовый приток рабочей силы из бедной Румынии встречает неприятие со стороны населения и властей. Подобные примеры имеют место в большинстве стран Евросоюза. Очевидно, что эти процессы в ближайшее время будут иметь продолжение, что в значительной мере может сократить движение восточных славян на запад, несколько улучшив тем самым миграционную конъюнктуру для России. Исходя из опыта экономического роста развитых стран, внешняя трудовая миграция необходима не только для восполнения недостатка трудовых ресурсов, но и способствует улучшению их профессионального и квалификационного потенциала. К сожалению, в настоящее время последнее утверждение в наименьшей мере характерно для трудовой иммиграции в Россию из стран СНГ. Так, из 750 тыс. разрешений, выданных Федеральной миграционной службой России в 2005 г. 48% составили иностранные граждане из стран дальнего зарубежья с визовым режимом въезда (Пресс-релиз Федеральной миграционной службы (ФМС) России, 21.01.2006). Преимущественно это работники достаточно высокой квалификации, среди которых довольно большим числом и удельным весом отмечены топ-менеджеры, технологи, руководители предприятий и т.д. И соответственно 52% составили граждане СНГ, которые в основном представляют низкоквалифицированные кадры рабочих профессий, по западной терминологии имеющих слабую связь с рынком труда. 402 Таким образом, официальные данные ФМС и оценки специалистов позволяют констатировать, что трудовые мигранты из стран Содружества в большинстве не способны, да и не призваны участвовать в инновационных проектах, отраслях высоких технологий, ИКТ и т.д. Вместе с тем и занимают они рабочие места, которые в основном не пользуются спросом у российских граждан из-за низкого уровня оплаты и тяжелых условий труда. Однако последнее утверждение верно лишь отчасти. По оценкам экспертов, в городском хозяйстве Москвы от 30 до 50% трудовых мигрантов из стран СНГ составляют реальную конкуренцию местным кадрам рабочих специальностей и могли бы замещаться москвичами или гражданами России. Подчеркнем, что основная масса конкурентных со стороны иммигрантов из СНГ вакансий находится в сегменте низкоквалифицированного труда. В этом контексте характерно, что на рынки труда большинства стран Содружества привлекается иностранная рабочая сила в основном квалифицированного труда. Поэтому в этом сегменте рынка труда страны СНГ являются потенциальными конкурентами России. 3. Политические трансформации Период, когда Россия имела уникальный шанс привлечь значительную часть своих бывших соотечественников для жизни в более культурно близкой и экономически более обещающей России, уже, видимо, прошел. Нынешняя Программа содействия добровольному переселению соотечественников представляет собой гибрид программ репатриации Израиля с элементами программ экономической миграции Австралии или Канады. Она предполагает расселение соотечественников при поддержке государства на отдаленных или депрессивных с демографической точки зрения территориях. Основной и наиболее желательный источник миграционного притока – страны СНГ и Балтии, в которых проживают около 20 млн русскоязычного населения. Однако подавляющая часть этого контингента смогла адаптироваться к новым реалиям. В первую очередь это относится к молодежи, которая владеет языком титульной нации и имеет гражданство страны, в которой она проживает. Для Эстонии, Латвии и Литвы это означает свободное передвижение по Европейскому союзу для получения образования и трудоустройства. В Казахстане русскоязычные (русские, украинцы, немцы) в связи с быстрым экономическим развитием получили возможность занимать престижные и хорошо оплачиваемые рабочие места. Более того, в последнее время в Казахстан наметился поток временной трудовой миграции из России (прежде всего из приграничных территорий). Украина и Молдавия, исходя из наметившихся тенденций, перестанут быть источником временных трудовых мигрантов уже в ближайшие годы в связи с тем, что эти ми- 403 гранты во все большей степени востребованы в Восточной и Западной Европе. Более того, и из России продолжается начавшаяся в 90-е годы «утечка умов», касающаяся наиболее квалифицированных специалистов. Страны Центральной Азии и Закавказья не являются сколько-нибудь потенциально значимым источником русскоязычной миграции, так как большинство русских и представителей других нетитульных наций выехали оттуда еще в 90-е годы. Таким образом, объективные внешние обстоятельства, экономическое неравенство стран-участников интеграционных процессов не позволяют надеяться на сколько-нибудь значимый миграционный поток (как на временную занятость, так и на постоянное место жительства) за счет русскоязычного населения. Остается довольно значительный миграционный потенциал титульных наций стран СНГ, в первую очередь Центральной Азии и Азербайджана, из которых возможно привлечение и на временную занятость, и на постоянное место жительства. По оценкам экспертов, возможные объемы миграции этнических русских из стран СНГ и Балтии за 2005–2011 гг., при корректировке некоторых положений Программы переселения соотечественников и наиболее благоприятном развитии событий, могут быть оценены не более чем в 2,5 млн человек, что за год может составить 350–400 тыс. человек. Повторимся, что эти масштабы могут рассматриваться как максимальные в связи с низкими адаптационными возможностями российского общества. Следует отметить, что нынешняя ситуация на Северном Кавказе, на фоне дополнительных мер государства по поощрению иммиграции из числа бывших соотечественников, не исключает возможности переселения в Россию нескольких сот тысяч и, может быть, миллионов человек. Предыдущая стратегия в отношении российских соотечественников имела в виду представителей национальностей, которые имеют на территории России свою государственность или же по восходящей линии принадлежат к потомкам выходцев из царской России и СССР. Так, в свое время были сформулированы концепция и федеральный закон. Этот избирательный принцип не давал возможности переселяться в Россию украинцам, молдаванам и белорусам – тем, кто в свое время наряду с русскими осваивали Сибирь и Дальний Восток. Новый указ Президента Российской Федерации и Программа по содействию добровольному переселению российских соотечественников, принятые в 2006 г., сняли этнический принцип и ввели более свободный – знание русского языка и ориентация на Россию. Тем не менее вся пропаганда направлена на привлечение исключительно русского населения. Основные места проживания русского населения за пределами России – это восточные области Украины, Крым и северные области Казахстана. Эти земли исто- 404 рически освоены русскими и составляют часть русского мира по своей культуре и хозяйственным практикам. Сужать реально существующий русский мир до нынешних границ России вряд ли целесообразно. Это слишком неадекватные уступки в пользу мифических перспектив заселения Дальнего Востока или южно-сибирских границ России городскими жителями с Восточной Украины. Гораздо реалистичнее поощрять переселение в Россию ищущих работу украинцев и молдаван, готовых работать в местах с достойными заработками или на свободной земле. Эти иммигранты уже через одно или два поколения становятся русскими людьми по культуре и самосознанию. Подчеркнем, что возможности роста иммиграции довольно ограничены, наиболее приемлемый и реальный ресурс – население стран СНГ. Очевидно, что большое число африканцев, китайцев или афганцев в относительно ближайшем до 2015 г. будущем не смогут пополнить ряды мигрантов по причине существенных культурных различий, а ресурс наших бывших соотечественников сокращается из-за плохих условий для иммигрантов в России и улучшающихся условий в бывших странах-донорах. В настоящих условиях новый «железный занавес» вокруг стран ЕС помогает России по-прежнему рассчитывать на иммигрантов из СНГ, но Евросоюз в любой момент может облегчить приезд молдаван, украинцев и белорусов, которые по многим параметрам для европейцев могут быть предпочтительнее представителей мусульманского «юга». Повторимся, что при такой политической трансформации для России останется единственный ресурс – страны Закавказья и Средней Азии. По официальным данным в Евросоюзе внутренняя трудовая миграция составляет лишь 2% от численности работающих. На этом фоне одной из главных задач, решаемых правительством ЕС, является содействие введению стандартов образования и квалификации, которые в недалеком будущем позволят упорядочить и миграционные процессы. В ближайшее время предполагается введение для граждан ЕС европаспортов, в которых будут отражены образование, профессия, опыт работы, знание языка. Такая унификация будет способствовать упорядочению и являться своеобразным цивилизованным ограничителем трудовой иммиграции на запад из стран новых «бедных» членов Союза (Польша, страны Балтии, Болгария, Румыния), что на ближайшее время сдержит тенденцию ограничений трудовой иммиграции в Россию из Украины и Молдовы. 4. Социальные риски Существенно снизить экономический эффект от трудовой иммиграции, которая призвана компенсировать недостаток населения, могут риски, связанные с крупномасштабной иммиграцией, проблемы социальной интеграции трудовых мигрантов в социум принимающей страны. 405 Следствием масштабных перемещений мигрантов становится все возрастающее этнокультурное и этноконфессиональное разнообразие общества. Оборотной стороной этнической эрозии локальных социумов является возникающее напряжение между местным населением и мигрантами. Особенностью российской ситуации является то, что в сознании населения, СМИ, во властных структурах миграционная и этническая (национальная) политика рассматриваются в неразрывной связи. Многие социальные, политические, экономические проблемы сводятся к поиску причин, лежащих в сфере межнациональных отношений. Трудовые мигранты, в отличие от иммигрантов, не настроенные на адаптацию к местным реалиям и зачастую игнорирующие традиции и культуру принимающего населения, вызывают у населения наибольшее отторжение. Чаще всего исследователи и практики склонны рассматривать ксенофобские настроения в «плоском» измерении, делая вывод, что «большинство населения» выражают негативное отношение к присутствию трудовых мигрантов. Вместе с тем социологические исследования, проводимые не только в современной России, подтверждают вывод о том, что использование труда мигрантов неоднозначно и порой полярно воспринимается разными социально-профессиональными группами населения принимающей страны. При этом граждане с высоким профессионально-квалификационным статусом, имеющие тесную связь с рынком и относительно высокие доходы, дают, как правило, позитивные оценки трудовой миграции, тогда как работники с невысокой квалификацией, имеющие слабую связь с рынком труда и доходы ниже среднего уровня, – отрицательные. Для первой категории граждан такая оценка объективно обусловлена отсутствием трудовой конкуренции со стороны мигрантов и возможностью пользоваться рентой, возникающей в связи с использованием их труда в форме предпринимательского дохода и низких цен на товары и услуги, производимые с участием мигрантов. И, напротив, довольно высокая конкуренция за замещение рабочих мест в отраслях, где местные предприниматели предпочитают более дешевый труд мигрантов, предопределила негативное восприятие трудовых мигрантов второй категорией граждан. Проведенный Центром изучения социальных проблем ИМЭПИ РАН социологический опрос москвичей с выборкой по пяти социально-профессиональным группам населения в целом подтвердил отмеченные выше и достаточно хорошо известные не только в отечественной, но и в зарубежной социологии труда оценки влияния трудовых мигран- 406 тов на социально-экономические процессы в принимающей стране и их восприятие населением принимающей страны1. Хотя экономика столицы уже немыслима без трудовых мигрантов, растущие потоки неграждан России создают городу множество проблем экономического и социального характера. Среди них – преступность и обострение межнациональных отношений. Довольно ощутимым для москвичей стало влияние иностранной рабочей силы на конъюнктуру рынка труда. С одной стороны, трудовые мигранты занимают малопрестижные и низкооплачиваемые рабочие места, а с другой – девальвируют их стоимость, препятствуя тем самым их замещению москвичами. Из всех субъектов трудовых отношений с участием трудовых мигрантов наиболее заинтересованными являются работодатели, которые получают существенную экономию на заработной плате, социальных выплатах, налогах и т.д. Бесконтрольное использование труда нелегальных мигрантов создает дополнительные проблемы для системы стандартизации, сертификации и других механизмов контроля рынка и качества услуг, социального и коммерческого строительства. К «негативам» социальных и экономических последствий трудовой экспансии иностранцев следует отнести монополизацию ими целых отраслей городского хозяйства, откуда оказались вытеснены коренные жители, что, по мнению экспертов, уже представляет угрозу национальной безопасности. Такая ситуация, например, сложилась на продовольственных рынках большинства российских городов к началу 2007 г. Негативно оценивают влияние иностранной рабочей силы на сферу занятости в городе 2/3 опрошенных москвичей, причем 17,5% – крайне негативно. Для сравнения: по данным ВЦИОМ, 35% россиян высказываются против присутствия трудовых мигрантов на экономическом пространстве России. Примерно каждый четвертый житель столицы четко не определился в этом отношении (8% москвичей ответили «не знаю» и 19,1% считают, что трудовые мигранты не влияют на занятость москвичей). И лишь 9,3% респондентов положительно оценили присутствие иностранцев на рынке труда города. Приведенные аргументы дают основание утверждать, что проводимая в России миграционная политика должна выстраиваться крайне гибко и осторожно. Стратегия экономического развития России должна базироваться на вынужденном как внешними, так и внутренними обстоятельствами присутствии порядка 6-7 млн трудовых мигрантов, одновременно находящихся на территории страны, и притоке на постоянное место жительства около 250–350 тыс. человек в год, которые не компенсируют естественную убыль населения. 1 Мнение москвичей о рынке труда, состоянии и перспективах трудоустройства и профобучения. М., 2004. 407 Рагали Стефан Максим Михай Санду Ирина Иоана * Новые формы сотрудничества между Румынией и Российской Федерацией в условиях развития морского торгового обмена в Констанце и Ростове-на-Дону Современному миру Российская Федерация представляется как мощная экономическая держава. В последнее десятилетие она проявляла и продолжает проявлять желание активно сотрудничать на взаимовыгодной основе со странами Европейского союза, включая новых членов из Центральной и Восточной Европы. И, несмотря на то, что Россия еще не стала членом Всемирной торговой организации, торговые отношения между странами Европейского союза и Российской Федерацией активно развиваются. Так, в 2006 г. суммарный объем импорта-экспорта между ЕС и РФ достиг 78 млрд долларов США. Учитывая высокий экономический потенциал Российской Федерации, румынский бизнес, как и весь европейский бизнес в целом, заинтересован в установлении долгосрочных экономических отношений с российскими партнерами. Активную поддержку в этом плане румынским и российским производителям оказывают Торгово-промышленная палата Румынии и Румыно-российская торгово-промышленная палата. Анализ статистических данных показывает, что на сегодняшний день уровень коммерческих отношений между Румынией и Российской Федерацией лишь в малой степени отражает реальные возможности двух экономик. Очевидно, что требуются радикальные изменения в структуре торгового обмена между двумя государствами, в том числе существенное увеличение объема торговли товарами, чья конкурентоспособность имеет объективное рыночное подтверждение. Приоритетной географической зоной, в которой Румыния планирует выйти на новый этап развития сотрудничества с Россией, является черноморский регион. Формы, в которых могут осуществляться отношения, связанные с этим стратегическим морским бассейном, могут быть и политическими, и военными, и культурными. При этом важно, чтобы они способствовали долгосрочному развитию румыно-российского экономического сотрудничества. Сегодня Румыния заинтересована в России как в источнике материальных ресурсов и инвестиций, а также как в рынке сбыта для своих товаров. Россия же заинтересована в Рагали Стефан – проф., директор Института экономики промышленности Румынской академии наук; Максим Михай – проф., старший научный сотрудник Института экономики промышленности Румынской академии наук; * 408 Румынии как в стране, в которой можно осуществить выгодные инвестиции, а также получить доступ к южным и юго-западным европейским рынкам сбыта. Анализируя факторы, которые привели к резкому спаду экспорта Румынии в Россию, можно сделать вывод, что определяющей причиной было отсутствие соответствующего транспорта, поскольку сухопутный транзит через Республику Молдова и Украину сопряжен с большими расходами (связанными в том числе и с пошлинами за транзит), организационными рисками и существенной потерей времени. Не способствует повышению эффективности сухопутного транзита и политическая нестабильность в странах, расположенных между Румынией и Россией. Эффективным решением проблемы транзита между нашими странами мог бы стать морской транзит. Предложения по развитию морского сообщения между Румынией и Российской Федерацией поступали с 1993 г., на многих деловых встречах обсуждались идеи создания эффективного транспортного коридора «река – море» по маршруту Дунай – Черное море – Дон – Волга, но переговоры каждый раз заканчивались еще на стадии обсуждения. Связано это было и с отсутствием достаточного объема потока товаров между Россией и Румынией. Сейчас ситуация изменилась, поскольку такие страны, как Болгария и Румыния, имеющие выход к Черному морю, вступили в Европейский Союз, и теперь, после заключения договора о партнерстве между ЕС и Россией, могут действовать в рамках этого договора. Кроме того, значительные инвестиции, – осуществленные как российскими инвесторами в Европе и в Румынии, так и транснациональными американскими и европейскими концернами в Румынии, Болгарии, Украине и России, – привели к появлению множества товаров и услуг, предназначенных для единого европейского рынка. Можно надеяться, что данный проект будет успешно осуществлен, тем более для его успеха имеются объективные экономические факторы, и между Европой и Азией возникнет новый эффективный транспортный коридор Дунай – Черное море – Дон – Волга и далее к Каспийскому морю. Но для этого требуется политическая воля двух государств – Российской Федерации и Румынии. Можно надеяться, что отдача от этого проекта будет заметна сразу после его ввода в эксплуатацию. Чем обусловлены эти надежды? Во-первых, ускорится экономическое развитие регионов, прилегающих к данному транспортному коридору, что будет способствовать повышению уровня жизни населения, а также будет иметь и определенное социально-культурное воздействие. Напомним, что Санду Ирина Иоана – научный сотрудник Института экономики промышленности Румынской академии 409 человеческая цивилизация развивалась вдоль дорог между Европой и Азией, между Европой и Америкой. Во-вторых, в зоне коридора образуется мощный региональный рынок, – подобно тому, как это произошло и происходит в больших портовых зонах Западной Европы, Америки и Китая. Формы его развития будут разнообразны, в том числе будут активно использоваться информационные технологии — и одной из форм рынка, естественно, будет электронная торговля. Следует ожидать и появления на Черноморском побережье товарных бирж. Очевидно, что они возникнут в крупных прибрежных портах, которые будут играть роль узловых точек нового европейского морского пути. В Румынии таким портом должна стать Констанца, а в России – Ростов-на-Дону. В обоих этих городах товарные биржи уже или существовали, или их пытались организовать, но без особого успеха. Причина – в недостаточной мотивации, которая, в свою очередь, явилась следствием неблагоприятного соотношения между спросом и предложением. Проблемы в экономике Румынии, наблюдавшиеся в течение последнего десятилетия, привели к самороспуску некоторых румынских товарных бирж или к превращению их в виртуальные биржи. Например, первая Морская биржа товаров (МБТК/BMMC), основанная в Констанце, вначале была поддержана деловыми кругами Румынии, так как в ней видели эффективный инструмент рыночной экономики, который способен решить многочисленные проблемы, появившиеся в процессе перехода румынской экономики от централизованной к свободной рыночной. К сожалению, эта поддержка была недолгой. Причинами неудачи можно назвать неблагоприятное соотношение между спросом и предложением, отсутствие конкуренции на внутреннем рынке, засилие спекулянтов. Другие товарные биржи в Румынии имели примерно такую же судьбу. Единственная биржа, которая смогла удержаться, а впоследствии даже начала стремительно развиваться, – Румынская биржа товаров в Бухаресте (РБТ). Ей удалось адаптироваться ко всем переменам – как к тем, которые были связаны с внутренними процессами в Румынии, так и к изменениям на международном рынке. Находясь вблизи центра румынской политической и экономической власти, пополняя свои кадры профессиональными научными работниками и крупными бизнесменами, сотрудничая с политиками, поддерживающими биржевые идеи, РБТ сумела создать рентабельную, эффективную и наук. 410 перспективную конструкцию. Заслуги этой биржи были оценены в мире и РБТ была приглашена в качестве активного члена в ассоциативные структуры бирж Европы и США. Опыт РБТ показывает, что эффективное существование биржи товаров и услуг в Румынии возможно, и это дает основание верить в успех создания подобной биржи в Констанце, которая после начала активного судоходства по новому маршруту будет регулировать рынок, включающий весь бассейн Черного моря, а также позволит европейским странам вести эффективную торговлю с Ближним и Средним Востоком, а также с Центральной Азией. Основы подобной биржи уже созданы в Констанце местной Торговосудоходной палатой совместно с РБТ Бухареста. Сейчас предпринимаются попытки развить связи с подобными биржевыми структурами в Российской Федерации, Украине, Болгарии, Греции и Турции. Малоиспользуемые энергетические запасы в странах Малой Азии и Центральной Азии в совокупности с дефицитом энергетических ресурсов в развитых странах; логика мирового экономического развития и черноморского региона в частности; благоприятная политическая ситуация в регионе – все это позволяет надеяться на быстрое развитие данного регионального рынка. А в условиях, когда спрос становится ниже предложения, появление товарных бирж становится неизбежным. Вместе с тем есть достаточно аргументов как за, так и против данного проекта. К тем, кто считает, что подобные структуры на рынке нецелесообразны, относятся сторонники электронной торговли. Они видят в «реальных» товарных биржах угрозу своему развитию, при этом забывая, что электронная торговля является средством оперирования на рынке, но не самим рынком. К тому же следует учесть, что многим людем для принятия решений в области бизнеса важно физическое наличие товара, а не только умозрительная информация об этом товаре. Эволюция мировой экономики демонстрирует все больший поток продукции с востока на запад, в том числе и в рассматриваемом регионе. Результаты этого роста ощутимы как в Румынии, так и в других придунайских странах. Непредвиденные обстоятельства, — например, природные или техногенные катастрофы, – наверно, смогут замедлить этот процесс, но не смогут его отменить, к тому же уровень современных технологий позволяет надеяться, что вероятность такого рода событий крайне низка. Мы с оптимизмом смотрим в будущее, веря, что человеческая цивилизация продолжит существовать и развиваться, а бассейн Волги и Дона снова станет тем, чем он был, – пространством благосостояния, которое даже богов заставило считать этот регион «Садом Рая» православного христианства. 411 Библиография Гисе В., Рагали С., Стоян И. Румыно-русские экономические отношения. Бухарест: Эксперт, 2005. Заман Г., Рагали С. Новые координаты румыно-российских экономических отношений.Бухарест, 2004. Максим М. (координатор). Деловой путеводитель по русскому рынку. Бухарест, 2005. Румынская Академия. Экономическое развитие Румынии. Бухарест: Изд-во Румынской Академии, 2003. Промышленная экономика. 2003–2007. Бухарест: Румынская академия –CEIS, 2007. 412 Пратасеня В.С. * (Белоруссия) Сетевая организация производства и сбыта в рамках кооперационного сотрудничества предприятий автомобилестроения России и Белоруссии как фактор их устойчивости в глобальной конкуренции В условиях глобализации рынки сбыта конечной высокотехнологичной продукции отличаются быстрым ростом. В свою очередь, перманентный рост объемов производства продукции, ориентированной на глобальный спрос, позволяет максимально снижать (за счет кумулятивного эффекта) ее себестоимость и тем самым влиять на ценовую конкуренцию. Таким образом, глобализация товарных рынков позволяет сочетать такие характеристики продукции, как высокое качество и низкая цена. Причем рост качества не сопровождается ростом цены. Все это имеет самое непосредственное отношение к развитию промышленного комплекса наших стран и прежде всего отраслей, выпускающих сложнотехническую продукцию конечного назначения. Таблица 1 Динамика отраслевой структуры промышленности Республики Беларусь Отрасли промышленности Доля отраслей, % 1990 г. 100,0 Изменение доли отраслей в общем объеме продукции промышленности к 1990 г., раз 1995 г. 1999 г. 2002 г. 2004 г. 2006 г. – – – – – Промышленность всего В том числе: Электроэнергетика 2,6 5,3 Топливная 4,6 0,9 Черная металлургия 0,9 2,9 Машиностроение 34,2 0,7 Химическая и нефте9,0 1,1 химическая Деревообрабатывающая 4,4 1,2 Легкая 17,2 0,4 Пищевая 14,9 1,1 Строительных материа3,7 5,1 лов Источник. Рассчитана по данным [1. С. 22]. 2,8 1,9 3,1 0,7 1,5 2,7 3,4 3,4 0,65 1,3 2,73 4,1 4,4 0,65 1,25 2,27 4,47 4,0 0,69 1,24 1,1 0,6 1,2 1,1 1,15 0,4 1,23 0,0 1,15 0,31 1,11 1,16 0,9 0,25 1,07 1,16 Несмотря на произошедшие изменения, наибольший удельный вес в продукции белорусской промышленности по-прежнему занимает машиностроение. В свою очередь, в * Протасеня В.С. – к.э.н., доцент, заведующий кафедрой промышленного маркетинга и коммуникаций 413 машиностроительном комплексе республики наибольший вклад в выпуск продукции вносит автомобилестроение (рис.1). 35 30 25 Авто 20 Тракт Станк 15 Прибор 10 5 0 1990 1993 1998 2000 2002 2004 Рис. 1. Изменение удельного веса отраслей в общем объеме продукции машиностроения в 1990–2004 гг., в действовавших ценах Источник. Построено по данным Министерства статистики и анализа Республики Беларусь. Между тем автомобилестроение в масштабах мирового рынка относится к числу наиболее быстрорастущих отраслей (рис. 2). 160 140 120 100 80 1990 2000 Электр 1980 Эл-тех Нефтехим 0 Авто 20 Оптика 40 Пище 60 Рис. 2. Быстрорастущие отрасли промышленности в контексте мирового рынка Источник. Построено по данным [2. С. 93]. Белорусского государственного экономического университета. 414 Основные поставщики комплектации Минский подшипниковый завод, всего 6 Борисовский завод автоэлектрооборудования, НПО «Интеграл», всего 4 Бобруйский шинный комбинат РБ ЗАО «Техношина», г. Москва Д в и г а т е л ь Шины Комплектация по электрооборудованию Подшипники К п о е р р о е б д к а а ч Т р а н с м и с с и я Основные поставщики узлов и агрегатов Ярославский моторный завод, Тутаевский моторный завод РФ, всего 3 Ярославский моторный завод РФ, всего 3 Всего 2 МАЗ НИОКР Производство Сборка Основные поставщики металлопродукции АО «Северсталь», Самарский металлургический комбинат, всего 6 Магнитогорский металлургический комбинат АО «Северсталь», всего 6 ООО «ЛЭСТИН», ОАО «ЭТНА», всего 4 Уралмедь, всего 2 АК «Тула-чермет», всего 4 Листовой прокат Сортовой прокат Трубы Цветной прокат Чугун Наладка Кузовное производство, шасси, передний и задний мосты, подвеска и др. Рис. 3. Укрупненная схема производственно-кооперационных зависимостей в автомобилестроении (на примере МАЗа) Сбыт 415 Предваряя рассмотрение подходов к организации производства в отечественном автопроме в условиях нарастающей конкуренции, выделим ряд особенностей в его развитии. Это прежде всего исключительно высокие производственно-кооперационные зависимости предприятий, выпускающих конечную продукцию. Такая зависимость унаследована белорусско-российским автопромом от союзной автомобилестроительной промышленности. Союзная автомобилестроительная отрасль представляла собой организационно-технологическую монополию, объединяющую предприятия по одинаковому профилю деятельности, глубоко интегрированные в рамках единого производственного процесса. Глубина интеграции доходила до уровня отдельных технологических операций и построенных на этой основе хозяйственных связей. Производственно-технологические цепочки, как правило, включали сборочное предприятие, осуществляющее выпуск автотехники, и несколько десятков, а то и сотен предприятий, осуществляющих обеспечение сборочного производства материалами, комплектующими, узлами и агрегатами. Так, среди предприятий белорусского автопрома, выпускающих автотехнику для грузовых и пассажирских перевозок, было только три сборочных предприятия (Минский автозавод – МАЗ, Белорусский автозавод – БелАЗ, Минский завод колесных тягачей – МЗКТ). В РФ было всего 11 таких предприятий. Пять заводов выпускали грузовую автотехнику: Горьковский автозавод – ГАЗ, автозавод им. И.А. Лихачева – ЗИЛ, Камский автозавод – КамАЗ, Уральский автозавод – УралАЗ, Красноярский автозавод – КрАЗ; шесть – автобусы: Павловский автобусный завод; Ликинский автобусный завод, Голицынский и др. Среди предприятий, обеспечивающих сборочные производства комплектующими, узлами, агрегатами, следует отметить сверхмонополизацию производства автомобильных дизельных двигателей, изготовителем которых является Ярославский моторный завод – ОАО «Автодизель». Больший выбор представлен среди поставщиков электро- и электронных компонентов для производства автотехники, а также среди поставщиков нефтехимической продукции (в частности, шин, резинотехнических и лакокрасочных материалов). В качестве примера на рис. 3 представлены основные производственно-кооперационные зависимости, задействованные Минским автозаводом для производства своей продукции. Еще одной отличительной особенностью, унаследованной от союзного автопрома, является также исключительно ограниченная интегрированность белорусских и российских автопроизводителей в мировые товарные рынки. Особенно это заметно, если анализировать географию поставок конечной автотехники (где преобладает рынок России). Как правило, поставки на внешние рынки не превышают 5–7% от объема выпуска. Так, например, лидер рынка большегрузной карьерной техники БелАЗ почти 60% своей продукции поставляет на российский рынок (табл. 2). 416 Таблица 2 Структура рынка сбыта карьерной техники Белорусского автозавода (БелАЗ) в 2004–2006 гг. Отрасли промышленности Страна Угольная, % Россия Металлургическая, % 22,9 Промышленное строительство, % Горнохимическая, % 3,1 Всего по государствам 19,2 14,4 Украина 10,7 1,2 3,3 2,2 17,4 Казахстан 11,2 0,4 1,3 1,7 14,6 Узбекистан 3,0 0,5 1,2 0,2 4,9 Остальные государ- 1,2 1,5 0,2 0,5 3,4 49,0 22,9 20,4 7,7 100 59,7 ства СНГ ВСЕГО по отраслям Источник : Таблица составлена по данным предприятия. Практически схожая ситуация наблюдается со сбытом продукции и поставками для других предприятий автопрома России и Белоруссии1. Таким образом, рынок России остается основным рынком сбыта для продукции российского и белорусского автопрома. Между тем последние пять лет экономика России отличалась устойчивым ростом, чему в значительной степени способствовала высокая конъюнктура мировых энергетических рынков. В свою очередь, наращивание экспорта энергоресурсов активизирует деловую активность и в других отраслях промышленности и в первую очередь в отраслях, обслуживающих энергетический сектор промышленного комплекса России. В результате растет спрос на инвестиционную продукцию, в том числе на продукцию автопрома, что делает российский рынок автотехники весьма привлекательным для глобально-ориентированных автомобилестроительных компаний. Более того, ожидаемое в ближайшей перспективе вступление России в ВТО облегчит доступ автотехники мировых производителей на ее внутренний рынок, что не может не отразиться на предпочтениях потребителей. Таким образом, уже в среднесрочной перспективе белорусским и российским предприятиямпроизводителям автотехники придется конкурировать на внутреннем рынке с глобальноориентированными компаниями. В связи с этим, для того чтобы, включаясь в глобальную конкуренцию, сохранить и развить достигнутые позиции, необходимо принять ряд системных решений, направленных на модернизацию отечественного автопрома. Как свидетельствует мировой опыт, наряду с решениями, связанными с обновлением конструкторско-технологическо-производственной составляющей, приоритетными являются все же 417 организационные решения, позволяющие объединить усилия, направленные на разработку и внедрение инноваций по всей конструкторско-технологическщ-производственносбытовой цепочке. Речь идет о поиске адаптивных к меняющимся условиям хозяйствования форм организации и управления производством. Наиболее результативными в этой связи представляются сетевые организационные формы. Данные формы не отвечают сложившимся представлениям об организации производства и реализации продукции, поскольку акцент в управлении делается на достижении максимальной прибыли от совершаемых при реализации продукции сделок (трансакций) с потребителями, на развитии долгосрочных партнерских отношений со всеми субъектами хозяйствования, обеспечивающими производство и сбыт продукции. Таким образом, в основе развития новых организационных форм экономической деятельности лежит принцип обеспечения долгосрочных отношений между всеми участниками производства и сбыта конечной продукции. Партнерский характер таких отношений проявляется в создании дочерних компаний, совместных предприятий, а также в командной работе членов организации, не исключающей участие сотрудников конкурирующих предприятий. Сетевая организация производства представляет свободную гибкую коалицию хозяйствующих субъектов, управляемую из единого центра, который берет на себя выполнение таких функций, как образование сетей, управление ими, определение сфер компетенций участников сети, координацию выбора технологий для производства, развитие отношений с потребителями и др. В основе развития сетевой организации лежит принцип специализации. Сетевая парадигма исходит из предположения, что меньшее всегда следует предпочитать большему, что каждая часть процесса или функции должна находиться в компетенции независимой структуры, эффективно организованной и управляемой, что позволяет ей находиться на мировом уровне. В связи с этим необходимо найти такие предприятия, которые нуждаются в партнере, умеющем сделать то, на чем специализируется данное предприятие. Поэтому основная тенденция в организации сетей выражается в смещении акцента со «сделай» на «купи», владение уступает место партнерству, фиксированная цена – плавающей в контексте стабильных долгосрочных отношений. [3, с. 135–137] Предприятие должно определить приоритетные сферы исследований и разработок. Во всех других сферах оно должно полагаться на конкурентных стратегических партнеров, каждый из которых будет специализироваться в той или иной области своей компетенции. Такой подход к организации производства с середины 80-х годов стал применяться в отраслях деятельности, рынки сбыта За исключением, пожалуй, КамАза, который в последние годы активизировал свою деятельность в поставках на экспорт. Так, в 2006 г. КамАз выпустил 42 тыс. автомобилей, 11,3 тыс. из которых были поставлены в дальнее зарубежье. 1 418 которых выходят за пределы одной страны, уровень промышленных технологий достаточно высок, а глобальноориентированный спрос, отличающийся высокой турбулентностью, требует перманентного изменения (обновления, модификации) выпускаемой продукции. К таким отраслям относится химическая промышленность, фармацевтика, промышленность строительных материалов, а также машиностроительный комплекс и в первую очередь автомобилестроение. Для наших условий, учитывая наследуемые автомобилестроением производственно-кооперационные зависимости, уровень применяемых технологий, степень коммерциализации и рыночной ориентации белорусского и российского автопрома, переход к сетевой организации производства в автомобилестроении может быть осуществлен в следующей последовательности (рис. 4). В качестве первого шага предстоит перевести отношения, унаследованные предприятиями от союзного автомобилестроения в рамках отраслевой кооперации, на уровень их прямой заинтересованности в делах друг друга. Речь идет о предприятиях, осуществляющих поставки комплектующих, узлов и агрегатов для основного производства на головное (сборочное) предприятие. Возьмем для примера поставщиков такого важнейшего агрегата для автомобильного производства, как дизельный двигатель. В союзном автопроме было всего четыре предприятия, осуществляющих комплектацию всех выпускаемых грузовых автомобилей дизельными двигателями. В настоящее время три из них являются экономическими резидентами РФ. Основным поставщиком дизельных двигателей большой мощности (по сути, монопольным поставщиком) для белорусских предприятий является Ярославский моторный завод (ОАО «Автодизель»). Казалось бы, учитывая то, что белорусские автосборочные предприятия выступают основными заказчиками ярославских моторов, ОАО «Автодизель» должен быть максимально заинтересован в наращивании объемов производства для белорусской автотехники2. В реальности этого не наблюдается, поскольку по отношению к своим основным заказчикам ОАО «Автодизель» ведет себя не по-рыночному, причем часто в ущерб даже своим интересам, если это оценивать с позиций перспектив развития глобальной конкуренции. Так, например, на Ярославском моторном заводе в 2000–2001 гг. на базе выпускаемых V-образных, четырехтактных двигателей семейства ЯМЗ-656/6580 был освоен новый двигатель V8ЯМЗ-658, соответствующий параметрам уровня Euro-3, причем в кон- Во многом благодаря именно заказам сохранивших свои производства белорусских автомобилестроительных предприятий Ярославский моторный завод смог экономически сохранить и развить свое производство в середине 90-х годов. 2 419 струкцию данного двигателя были заложены резервы, позволяющие довести его до уровня Euro-4. В свою очередь, Минским автомобильным заводом в 2003 г. был изготовлен опытный образец грузового автомобиля, оснащенного данным двигателем. По состоянию на 1 января 2007 г. данный автомобиль прошел весь комплекс испытаний, получил соответствующие сертификаты и может быть запущен в серию3. Между тем в 2006 г. руководством ОАО «Автодизель» было принято решение о покупке лицензии и права на доработку дизельных двигателей Renault DСi11 у дочерней компании концерна «AB Volvo-Renault Traks». Такие перемены напрямую затрагивают интересы белорусских производителей автотехники и в особенности Минского автозавода, поскольку замена Ярославских двигателей влечет за собой существенные конструкторские доработки минских грузовиков, требует дополнительных финансовых ресурсов и, что особенно важно в условиях нарастающей конкуренции, срывается график запуска новой модели МАЗа в серию и вывода его на российский рынок в 2008 г. Более того, стоимость двигателя Renault DСi11 оценивается в 11 тыс. долл., что на 25% дороже, чем двигателя ЯМЗ-658. Если сюда добавить затраты по доработке самого автомобиля под данный двигатель, то это отрицательно скажется на цене минского автомобиля и его конкурентоспособности на российском рынке. Такая переориентация не может быть выгодна и самому Ярославскому заводу, если оценивать ее в рамках средне- и долгосрочной перспективы. Во-первых, снижение продажи минских грузовиков на российском рынке ограничит производственные возможности ОАО «Автодизель». Во-вторых, расчет на комплектование двигателями Renault DСi11 грузовиков концерна «AB Volvo- Renault Trak» не имеет под собой достаточно веских аргументов, так как основной поставщик моторов для концерна, находящийся в г. Лион (Франция), переходит на выпуск технически более совершенного дизеля DХ.11. Причины такого поведения ОАО «Автодизель» во многом обусловлены действиями и белорусских предприятий, которые с конца 90-х годов, составляя основную долю производственного портфеля Ярославского завода, не предприняли попыток заинтересовать и вовлечь его в свои стратегические интересы. Отчасти такое положение объясняется принудительным навязыванием кооперационного сотрудничества предприятий, которое имело место в союзном автопроПравительством РФ предусмотрено поэтапное введение на территории страны экологических требований к двигателям и автотехнике, соответствующих положениям европейских экологических стандартов – Euro. С 01.01.2008 г. – на смену действующему с 2004 г. Euro-2 придет Euro-3, а с 01.01.2010 г. - Euro4. 3 420 ме. Изменение положения видится в формировании в рамках наследуемых кооперационных взаимосвязей партнерского характера отношений между все- Сетевая организация производства и сбыта Создание партнерских предприятий Б А Выстраивание партнерских отношений в рамках производственнотехнологическосбытовой кооперации по всей цепочке создания реализации продукции В Д Головное (фокусное) сборочное предприятие Формировании стратегических альянсов с другими изготовителями продукции Е Ж З К И ПОТРЕБИТЕЛИ 11 2 3 4 Рис.4 Последовательность перехода к сетевой организации производства в автомобилестроении 421 422 ми участниками. Поставщики комплектующих, узлов и агрегатов, формируя программы стратегического развития, должны исходить из долгосрочных целей своих основных покупателей, тем более что кооперационные зависимости в российско-белорусском автопроме уже функционируют не один десяток лет и число партнеров сборочных предприятий крайне ограничено. Все это имеет прямое отношение и к поставщикам металлопродукции, число которых также ограничено и хозяйственные связи с которыми также функционируют не один десяток лет. Отдельно следует выделить развитие партнерских отношений на стадии реализации произведенной автотехники. Как свидетельствует мировой опыт, именно от заинтересованности привлекаемых дилеров и дистрибьюторов в развитие рынков сбыта автотехники зависит наращивание объемов производства. Более того, заинтересованность дилеров должна быть ориентирована на долгосрочную перспективу, что повышает результативность сбыта за счет минимизации сбытовых издержек предприятия. Вместе с тем говорить о партнерском характере отношений в дилерских сетях, формируемых белорусскими и российскими автопроизводителями, пока не приходится ввиду слабой структурированности формируемых каналов сбыта. Так, белорусские автосборочные предприятия на российском рынке формируют каналы, включающие только дилерские фирмы, что для российского рынка (учитывая его географические особенности) нельзя признать оправданным. Отсутствуют крупные оптовики – дистрибьюторы, что не может не сказаться на скорости реализации продукции и затратности сбыта. Поэтому необходимо переходить к формированию двухуровневых каналов, ключевой фигурой которых должны стать фирмы-дистрибьюторы, выделяемые в отдельных федеральных (по экономическим районам или областям России) рынков, формирующие свои дилерские сети и прямо заинтересованные в наращивании продаж на своей закрепленной территории. Таким образом, на начальном этапе своеобразным критерием развития автомобилестроения в направлении сетевой его организации является концентрация усилий всех участников производства и сбыта автотехники на формировании партнерских, ориентированных на долгосрочную перспективу отношений. Следующий этап – это когда партнерские отношения между поставщиками, изготовителем и его клиентами приобретают форму нового предприятия или подлинно стратегического альянса. Одной из существенных особенностей стратегического альянса является ориентация всех его участников на достижение конкретной стратегической цели. Наличие долгосрочной цели и отличает данную форму межфирменной кооперации. Стратегические альянсы создаются в контексте долгосрочного стратегического плана пред- 423 приятия и, как правило, имеют целью улучшение или резкое усиление его конкурентоспособности. Другая важнейшая особенность стратегических альянсов – общие цели и совместное использование ресурсов. В этой связи стратегические альянсы создаются изготовителями конечной автомобилестроительной продукции и поставщиками для обеспечения производства комплектующими и материалами или производственными услугами. Другие альянсы могут создаваться потенциальными конкурентами с целью кооперации при разработке близких или параллельных технологий новых изделий (моделей техники), освоения новых рынков. Альянсы могут создаваться также изготовителями и привлекаемыми для сбыта продукции партнерами-посредниками. Все стратегические альянсы предполагают сотрудничество партнеров и привлечение ими ресурсов с целью повышения конкурентоспособности всех участников. Совместные предприятия, в свою очередь, одна из форм стратегических альянсов. Отличительной особенностью СП является то, что создаваемое предприятие имеет свою собственную структуру капитала и совместно используемые ресурсы. Обычно СП создают на неопределенно длительное время, хотя впоследствии основавшие его участники могут пересмотреть вопрос о своем долевом участии. Другие типы стратегических альянсов, такие, например, как создаваемые для разработки новой продукции, по определению имеют ограниченный срок жизни. На деле эта ограниченность вкупе с присущей данному образованию гибкостью является одним из преимуществ стратегических альянсов перед более традиционными формами организации. В нашем случае создание стратегических альянсов первого типа представляется целесообразным с поставщиками, осуществляющими разработку и поставки в рамках кооперационного сотрудничества компонентов для сборочного производства разрабатываемых новых моделей техники. В частности, для Минского автозавода такие альянсы являются перспективными в области обеспечения автосборочного производства двигателями, отопительным оборудованием, электротехническими и электронными компонентами. В качестве стратегического альянса второго типа представляется сотрудничество Минского автозавода и Камского автозавода в целях разработки качественно новых грузовых автомобилей, имеющих новые агрегаты, кабины, оси, мосты, тормозные системы и двигатели. По сути дела, на этом этапе предприятия автопрома должны определиться со своими отличительными компетенциями. Как свидетельствует мировой опыт, для автомобилестроительных предприятий такими компетенциями являются проектирование новых моделей и их производство (сборка). Все остальные сферы деятельности (обеспечение ресурсами и компонентами, узлами и агрегатами, сбыт, продвижение и сервис) реализуются через создание стратегических альянсов и совместных предприятий. Поэтому вполне логичным 424 будет переход на следующем этапе к собственно сетевой организации производства и сбыта. Сетевые структуры – комплексные многосторонние оргструктуры, возникающие на основе стратегических альянсов, обычно сочетающихся с другими формами организации, такими как отделения, филиалы или перепродавцы добавленной стоимости, объединенные единой целью – нарастить присутствие продукции автомобилестроительного предприятия на рынках и повысить ее конкурентоспособность в условиях глобализации. Таким образом, каждый из выделяемых этапов отличается степенью вовлеченности, зависимости и заинтересованности всех участвующих в производстве и сбыте автомобилестроительной продукции сторон от поставщиков сырья и материалов и комплектующих до предприятий и организаций, участвующих в реализации продукции. Если на первом этапе цель такой реорганизации выстроить доверительные, заинтересованные и истинно партнерские отношения между предприятиями, объединенными рамками технологической кооперации, то на последнем, третьем этапе все участники производства и реализации выпускаемой техники объединены единой целью: создать продукцию и обеспечить ее быструю и результативную реализацию потребителю. Такой подход к организации производства и сбыта позволяет наиболее результативно реагировать на изменяющийся спрос, обновляя модельный ряд автотехники, концентрировать и объединять ресурсы (финансовые, интеллектуальные) и производственно-технические возможности на проектирование новых моделей и модернизацию выпускаемых, разработку и внедрение новых технологий, минимизируя при этом трансакционные издержки по всем конструкторско- технологическим, производственно-снабженческим и сбытовым цепочкам автомобилестроительных предприятий. Все это в конечном итоге позволяет наиболее гибко подстраиваться к турбулентной конъюнктуре глобального рынка. Литература 1. Промышленность Республики Беларусь. Статестический сборник. Минск, 2007. С. 200. 2. Емельянов В.А. Инвестиции в экспорт в сфере высоких технологий // Белорусский экономический журнал. 2001. № 3. 3. Вебстер Ф. Изменение роли маркетинга в корпорации// В кн.: Классика маркетинга. Сост. Б.М. Эпис, К.Т. Кок, М.П. Моква. СПб.: Питер. С.129–159. 425 Lovrinčević Željko Mikulić Davor Vizek Maruška * (Хорватия) REAL ESTATE MARKET IN CROATIA AND ITS POTENTIAL FOR RUSSIAN INVESTORS In this paper we explore the dynamics of Croatian real estate market and the participation of Russian investors in it. The participation of Russian investors is analyzed in context of number of formal applications filed by Russian citizens for acquiring real estate in Croatia. The overall demand (domestic and foreign) and supply side factors driving growth of real estate prices in Croatia are estimated using cointegration and error correction model. Then, in the context of economic convergence of Croatian economy and with the knowledge of factors important for growth of real estate prices, we discuss possible future price dynamics and its importance for Russian investors. Key words: real estate prices, transition economies, capital gain, economic convergence. JEL classification: C22, E44, R2, R31. 1. Introduction Housing is one of essential goods, accounting for a large share of household expenditure and assets, and a significant part of economic activity. By affecting households’ net wealth and their capacity to borrow and spend, as well as profitability and employment in the construction and real estate services, developments in house prices have major economic implications. Besides a house being the single largest asset of most households, it is an asset whose value represent an important component of the aggregate portfolio of financial intermediaries. The behavior of house prices, therefore, influences not only business cycle dynamics, through their effect on aggregate expenditure, but also the performance of the financial system, through their effect on the profitability and soundness of financial institutions. Hence real estate price volatility, although generally lower than the volatility of financial asset prices, can have important effects on economic activity and financial stability. Ловринчевич Желько – к.э.н., старший научный сотрудник Института экономики – Загреб; Микулич Давор – к.э.н., старший научный сотрудник Института экономики – Загреб; Визек Марушка – научный сотрудник Института экономики – Загреб. * 426 In recent years, real estate markets have been on the rise in many countries in Central and Eastern Europe. Although house prices in this region are on average still below the levels observed in Western Europe, they have been catching up rapidly, with sustained real annual increases in the double-digit range not uncommon. Unlike industrial countries, however, the determinants of real estate prices in Central and Eastern Europe have not yet been systematically investigated. This void in the literature provides a motive for this paper. To our knowledge this is the first paper that approaches real estate market in Croatia in an empirical fashion and is one of the few papers on this subject for Central and Eastern European countries. We take on Croatian case and use descriptive and econometric analysis in order to investigate economic determinants of real estate prices. The analysis incorporates all economic determinants standard in the literature like disposable income, interest rates, volume of loans, employment figures, supply of new housing units and costs of constructing new housing. Moreover, due to the specificities of the Croatian real estate market the analysis also encompasses foreign demand for second homes. The outline of the paper is as follows. The second part of this paper provides some stylized facts on the developments of the Croatian real estate market, with an emphasis on foreign demand, and more particularly on the involvement of Russian investors on the market. In the third section of the paper the related empirical literature will be reviewed in order to get a better grasp of the variety of the models and variables used for estimating real estate prices movements. The fourth section presents our data set and the estimation results of our econometric model. The last section of the paper wraps up with a discussion of the empirical results, from which the conclusions about the future trends and possibilities for the foreign demand in general and Russian involvement on Croatian real estate market in particular, are being drawn. 2. Real estate market in Croatia and Russian involvement in it Right from the outset, one should note that statistical data on the real estate market in Croatia are very obscure. The real estate market in Croatia is still relatively small – construction and real estate industries account for around 13% of GDP, compared with 20-25% of GDP in many industrial countries, indicating considerable potential for future growth (Mihaljek, 2005). The real estate market started to develop in the second half of the 1990s, after the war was over and the privatization of housing stock was completed. Similarly to other ex-socialist CEE countries, the privatization of socially owned housing stock enabled the citizens to purchase housing units below market clearing prices. This led to initial undershooting of the real estate prices (Egert and Mihaljek, 2007; Palacin and Shelburne, 2005) followed by an increase in the already high proportion of both privately-owned and owner-occupied housing. According to the 2001 Census, 96% of the 1.4 million permanently occupied dwellings in Croatia are owned by 427 private individuals, and 83% are owner-occupied dwellings. Similar situation can also be found in all other CEE countries. After initial undershooting, the prices started to gain momentum in order to restore the equilibrium and keep up with the convergence process undergoing in the Croatian economy. From the 1997 to 2006, average nominal growth rate of real estate prices in Croatia amounted to 6.9%, while at the same time Adriatic coast recorded 8.9% average annual growth rate 1. The movement of real estate prices in real terms is displayed in upper left panel of Figure 1. According to official statistics, in order to acquire one square meter of average real estate in Croatia in summer 2006, one should pay around 1500 euros, a price quite close to the respective prices in Germany, Austria and Italy. In order to determine what drives real estate prices in Croatia, besides tackling demand and supply issues, one also must explore one additional feature, inherent to Croatia. This is foreign demand for Croatian real estate. Namely, due to the fact that Croatia has been a longstanding tourism destination, situated in the geographic proximity to highly developed European countries2, with very attractive Mediterranean coastal region and agreeable climate, it should not come as a surprise that real estate market in Croatia is under influence of foreign demand development, i.e. effects of strong foreign demand for second homes might easily spill over to the rest of the real estate market, hence influencing the prices. Therefore it is interesting to explore what is going on with foreign demand in Croatia and what role of Russian investors take in it. At this moment, private non-resident individuals can become owners of real estate in Croatia after obtaining permission from the Ministry of Foreign Affairs and European Integration. They are restricted to one property, which is limited in size (the construction site cannot exceed 1,500 m2), and there are areas in which they may not acquire property, such as protected natural areas, agricultural land, forests and forest land and certain excluded areas. Key issues in the application procedure are the approval of the transaction by the Ministry of Justice and the existence of a reciprocity agreement on real estate purchases between Croatia and a given non-resident’s home country. For instance, residents of Russian Federation may be granted permission to buy property in Croatia because Croatian citizens can acquire property in the Russian Federation without restriction. In contrast, private individuals from Slovenia cannot acquire property in Croatia because Slovenia and Croatia do not have a reciprocity agreement in this area. 1 In comparison with some other CEE countries like Estonia, Lithuania or Bulgaria, whose average annual growth rates are ranging from 25 to 55%, real estate prices growth in Croatia seems quite modest. 2 Whose high – earning part of the baby boom generation is starting to retire and is searching for second homes in more agreeable climates like Croatian. 428 According to the official data presented in Table 1, the number of applications grew considerably throughout last 15 years. The average annual growth rate is 29%. As it can be seen from the panel in the end of the second row of the Figure 1, number of application grew quite continuously, whit exception of 1999, when NATO intervention in Serbia warned off potential buyers. Further inspection of Table 1 reveals important facts about residential structure of the applications. 36% of all applications were submitted by non-residents from Germany, while German and Austrian applications together account for 51% of all applications. Non-residents from Hungary filed 9% of all applications, followed by Slovenian, British and Bosnian nonresidents with 6% each. Non-residents from Russia have so far filed 87 applications for purchasing a real estate in Croatia, which is somewhat less than 1% of all applications. From the Table 1 it is also evident that the interest of Russians for Croatian real estate grew rapidly from 1999 to 2006. Although applications from Russian non-residents are not large in number, according to anecdotal evidence, transaction values of their secondary residence purchases are extremely high because of their preference for exclusive locations such as Dubrovnik and its riviera, Opatija, Rovinj and island Hvar3. Square meter in such locations exceed by far above Table 1. Number of private non-residents applications for purchasing a real estate in Croatia 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006* Total Australia - - 1 - - - 1 - 5 2 5 2 4 4 1 25 Austria 12 26 37 57 75 63 107 64 205 248 210 204 199 193 61 1761 Belgium - 1 1 1 1 1 6 2 9 2 10 15 18 28 3 98 Bosnia 76 32 13 23 17 16 49 60 67 97 88 55 68 50 28 739 Canada Czech Republic Denmark 2 - 2 - - 1 1 2 6 5 5 4 13 9 1 51 - - 1 - 1 - 4 1 3 3 3 4 9 1 2 32 - 1 - - - - - - - - 3 5 4 14 8 35 Finland - - 1 - - 1 1 1 2 2 2 5 3 5 1 24 France - - 1 1 1 3 4 2 5 10 7 21 34 48 13 150 Hungary - - 1 1 2 - 6 9 26 66 115 154 222 335 85 1022 Ireland - - - - - - - - 2 3 4 8 49 74 61 201 Italy 17 15 18 18 13 18 27 13 44 54 24 19 17 31 6 334 Macedonia - - 1 3 3 3 5 1 - 8 5 6 6 7 - 48 2 4 6 2 4 7 3 9 30 33 36 46 44 6 232 Germany 48 57 95 203 175 192 281 130 465 490 486 409 452 503 157 4143 Norway - - - - - - - - 3 3 10 8 25 42 6 97 Poland - - - - - - - - 2 4 7 8 6 7 5 39 Netherlands Russia - - - 1 - 1 - 1 3 8 12 15 22 24 10 87 Slovenia 29 14 8 30 2 15 37 35 77 139 144 96 71 75 17 789 Serbia 10 1 - - - - 2 2 7 15 13 18 11 12 10 101 3 One of the latest highly profiled examples is Viktor Vekselberg, a Russian billionaire, who purchased a 400 square meters villa in Dubrovnik for 5 million euros. 429 Sweden 1 2 3 1 3 4 7 7 19 20 20 Switzerland - 2 3 UK - 3 1 USA Other countries Total - 1 195 45 8 10 8 12 5 16 19 12 14 9 1 1 2 2 12 19 38 50 197 3 5 3 6 7 4 26 24 30 34 43 1 3 3 1 6 6 7 6 5 9 8 158 197 361 308 341 569 351 1007 1275 1295 1218 63 16 211 19 2 139 271 97 694 38 21 245 16 32 16 119 1589 1929 623 11416 Source: Ministry of Foreign affairs and European Integration. * - first six months of 2006. mentioned average prices and often reach 6000 euros or more (per square meter). Such purchases are particularly important for Croatian real estate market for two reasons. Firstly, it pushes up location premium on real estates in the coastal region and secondly it helps create a high end of the tourism market and contributes promoting Croatia as an exclusive tourism destination, hence raising further the price of not only exclusive real estate, but also of all real estate due to spill over effects. One might say that purchase of exclusive Croatian residences by Russians has a strong demonstration effect; since the market is rather small these kinds of transactions are well known not only to players in real estate market, but also to general public; hence influencing the expectations of the future earnings on the market and consequently changing decisions on other real estate asking prices. Finally, these kinds of transactions also spur interest of Russian investors in tourism potentials of the Croatian coastal region. Why is foreign demand for Croatian real estate important? Given the apparent rising interest of foreigners in the Croatian property market and, within it, the demonstration effect of Russian non-residents purchases, it is likely that foreign demand has influenced real estate prices developments in Croatia. Hence, foreign demand variable, among other variables of interest, will be included in our long run econometric model designed to detect long run determinants of real estate prices. 3. Literature review House price volatility can have important effects on economic activity and financial stability. Housing assets represent a substantial part of households’ portfolios, and even moderate real estate price fluctuations give rise to significant capital gains or losses, which in turn can cause changes in consumption and savings behavior of the agents. However, the actual impact of these gains and losses on the consumption, savings and borrowing decisions of households is likely to depend on the history of the housing market and the structure of credit markets. A period of large changes will inevitably concentrate households’ minds on potential capital gains in the housing market. This in turn is likely to make the housing market look more like a financial asset market. 430 The more households take accrued or potential short-term capital gains/losses into consideration, the more the market is likely to be subject to fluctuations due to changes in consumer confidence, expectations and trading strategies. In such a situation a phenomena of “irrational exuberance” that leads firstly to bubble and than to bust may also set in. The above mentioned effects of real estate prices volatility have prompted economic literature to examine the factors driving house price dynamics in some detail. For one, house prices in real terms have shown a tendency to move in cycles with a number of booming years followed by a sequence of busts. Hence, real house price changes have been shown to exhibit a pronounced autoregressive pattern with positive short-term autocorrelation and negative long-term autocorrelations (see e.g., Hort, 1997; Case and Shiller, 1989; 1990). In the general debate, as well as in economic research, this has raised the issue of whether short term house prices have only been driven by fundamental demand and supply factors, or whether they result also from speculative behavior in the housing market. Since it has been found that house prices and housing returns are predictable from their own past values, it is interesting to ask what other factors might have predictive power. This is also considered by Case and Shiller (1990), who find that the level of construction costs and the percentage change of the adult population are the only two extra factors that perform significantly in a forecasting equation (both with positive sign). The importance of demographics is closely related to the claim by Mankiw and Weil (1989) about the importance of demographic factors. Similar results are obtained for the predictability of excess returns on housing over interest bearing assets. Here income growth and a measure of mortgage costs are also significant. The studies quoted above throw some light on the “efficiency” of housing markets, but they are uninformative about what types of shocks appear to drive house prices and housing returns away from predicted values. These questions have been approached in various ways. Chinloy (1992) estimates a factor model to explain the housing returns. He finds changes in inflationary expectations to be the main macro factor to have an impact on housing returns. Hendershott and Abraham (1993, 1994), using pooled cross-section data on US metropolitan areas, find changes in the following factors to have an impact on house price changes: construction costs, employment growth, income growth, and the real after tax interest rate. Hendershott and Abraham (1994) also find evidence of cyclical behavior. They estimate a model specification that is similar to an error correction model, which includes lagged house price changes among the explanatory variables. They find relatively slow adjustment towards equilibrium combined with a significantly positive impact from lagged price changes. These results imply a cyclical adjustment path. Further some studies, notably Koskela et al. (1992) highlight the empirical importance of household indebtedness and borrowing constraints. 431 Abelson et al (2005) use cointegration and error correction model to prove that, in the long run, real house prices are determined significantly and positively by real disposable income and the consumer price index. They are also determined significantly and negatively by the unemployment rate, real mortgage rates, equity prices and the housing stock. They also report rather slow adjustment towards equilibrium. Englund and Ioannides (1997) explore the dynamics of real estate prices in 15 OECD countries. The data reveal a remarkable degree of similarity across countries and suggest rich dynamics for the first-differenced real annual house prices, with a significant importance of autocorrelation. With regards to other determinants of real estate prices, the authors find that GDP growth rate and the rate of change in real rate of interest are very significant for predicting changes in real estate prices. Hort (1998) estimates a cointegration model and a restricted error-correction model of real house price changes on Swedish panel data. In the long-run equation, movements in income, user costs, and construction costs were found to have a significant impact on real house prices. She also shows that real house price fluctuations are well explained by the development of fundamental demand conditions in this period. Egert and Mihaljek (2007), in so far the only paper that provides empirical evidence on determinants of real estate prices in Central and Eastern Europe, give evidence on strong positive relationship between per capita GDP and housing credit on one hand and house prices on the other. A robust negative relationship between real interest rates and house prices was also detected. Demographic factors and labor market developments also play an important role in real estate price dynamics. They seem to affect house prices more strongly in Central and Eastern Europe than in OECD countries. The authors also underscore the importance of institutional development of housing markets and housing finance and quality effects of dwellings for real estate prices in CEE. To wrap up, real estate prices are determined by housing supply and housing demand. Housing supply, measured by the housing stock, is fairly stable in the short term, since building new housing units takes time and housing construction per year is low in relation to the total housing stock. In the short term, therefore, house prices will generally fluctuate with changes in demand. The housing stock will adapt to demand over time, however. A long term model of real estate prices should therefore, along with demand side factors, contain explanatory factors for developments in the housing supply, such as construction and building site costs and prices for new dwellings. Due to specificities of Croatian real estate market, a long term model real estate prices should also encompass variable representing foreign demand. 432 4. Econometric analysis After we analyzed the real estate market in Croatia and the involvement of Russian investors in it and gave the literature review of the models that estimate the movement of real estate prices, we turn to econometric analysis of real estate market in Croatia. For this purpose we use a Johansen cointegration and error correction model. In the vector autoregression we included variables from the demand and supply side of the real estate market. Moreover, because of attractiveness of Croatian coastal real estate market for foreign investors, described in section 2. a variable representing foreign demand is also included. The aim of the model is to estimate the long run elasticities of real estate prices in Croatia in real terms to foreign demand, domestic demand and supply side factors. Also the estimates of the short run adjustment coefficients will be presented. We selected the following variables to be used in the cointegration model: Price of real estate (p_estate_cro): average price of the real estate in Croatia in real terms; Interest rate on housing loans (ir_housing): average interest rate on housing loans in real terms – represents the real cost of acquiring real estate for Croatian households and enterprises; Net wage (net_wage_cro): average net wage for persons employed in incorporated sector in real terms – represents purchasing power disposable for acquiring real estate for households; Number of employed person (no_employ): total number of persons employed in incorporated sector, crafts and free lance professions – represents the number of persons receiving income from labor and are therefore eligible for obtaining housing loans; Volume of construction works (const_vol): total volume of construction works in Croatia – represents supply of new housing units; Gross wage in construction (g_wage_const): gross wage of employees in incorporated construction sector in real terms – represents real cost of supplying new housing units for construction companies; Foreign demand (for_demand): Number of formal requests of foreign citizens for purchasing real estate in Croatia – represents foreign demand for Croatian real estate4. 4 Data on formal requests made by foreign citizens for acquiring real estate in Croatia were only available on annual basis. In order to obtain monthly frequencies we interpolated that series using seasonally adjusted number of nights spent by foreign tourists, a series whose annual values are closely correlated with formal requests series for acquiring real estate. 433 All variables are in monthly frequencies, ranging from July 1996 to June 2006. Moreover, variables are seasonally adjusted and in logarithms. Obviously, interest rate on housing loans, net wage, housing loans and number of employed persons are the variables representing domestic demand for real estate. Higher interest rate on housing loans cools off the demand for real estate since the cost of acquiring real estate goes up. Hence we expect the elasticity of real estate prices to interest rate to be negative. Increase of net wage and housing loans boost the demand for real estate either trough the increase of disposable income or trough borrowing new funds for financing house purchase. Hence we expect a positive elasticity of real estate prices to net wage and housing loans. If the number of persons employed goes up, we can expect higher demand for real estate, since more persons will be capable of acquiring real estate from their labor income, either by taking out credit or by using savings. Hence we expect a positive elasticity of real estate prices to number of persons employed. Volume of construction works and gross wage in construction are variables representing the supply side factors of the real estate market in Croatia. If volume of construction works goes up, we can expect more new housing units on the market, which should in turn lower down the price per unit. Thus, we expect a negative elasticity of real estate to volume of construction works. On the contrary, if gross wage in construction goes up, we can expect increase in real estate price since construction enterprises will likely transfer this cost to the end buyer. In addition to other models for real estate prices reviewed in section 3., we used the variable representing the foreign demand for Croatian real estate. The reasons for including this variable are quite obvious. Croatia is a small open economy, situated in the geographic proximity to highly developed European countries. It has a strong tourism industry, attractive Mediterranean coastal region and agreeable climate. Such a country will naturally be exposed to strong