ii исследования - Московский экономический институт
реклама
Министерство образования и науки Российской Федерации Центр научных исследований гуманитарных и социально-экономических дисциплин МЭИ – ИМЭИ ГРАЧЁВ Андрей Борисович МОНОГРАФИЯ РУССКИЕ ЗЕМЛИ И ПОЛИТИКА КАТОЛИЧЕСКИХ МИССИЙ И РЫЦАРСКИХ ОРДЕНОВ В ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКЕ В XII-XIII вв. На основе кандидатской диссертации, защищенной в Ивановском государственном университете в 2006 г. Научный редактор: д.и.н., профессор Князький Игорь Олегович. Рецензенты: д.и.н., профессор Арапов Дмитрий Юрьевич к.и.н., доцент Королев Александр Сергеевич. Москва. 2013 ОГЛАВЛЕНИЕ: ВВЕДЕНИЕ. ……………………………………………………..……………………………...3 ГЛАВА I. РУССКИЕ ЗЕМЛИ И ВОСТОЧНАЯ ПРИБАЛТИКА В X–XII вв.:…..…...37 1.1 СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ПРИБАЛТИЙСКОГО РЕГИОНА К XIII в. …………………………………………….…….38 1.2 ВЗАИМООТНОШЕНИЯ НАРОДОВ ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКИ И РУСИ В X-XII вв. ………………………………………………………...……………...…..48 ГЛАВА II. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ, КАТОЛИЧЕСКИХ МИССИОНЕРОВ И КРЕСТОНОСЦЕВ В ПРИБАЛТИКЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIII в.:………………………....………………………….........…..74 2.1 ПОЯВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ КАТОЛИЧЕСКИХ МИССИОНЕРОВ…………………...…...74 2.2 НОВГОРОДСКАЯ ЗЕМЛЯ И НАСТУПЛЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ В ЛИВОНИИ И ЭСТОНИИ В 1202-1224 гг. ……………………………………………………………………98 2.3 НОВГОРОДСКАЯ ЗЕМЛЯ И ОРДЕН МЕЧЕНОСЦЕВ В 1224-1237 гг. ....………......140 ГЛАВА III. НАСТУПЛЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ НА СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ РУССКИЕ ЗЕМЛИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIII в.:……………………..…….…...154 3.1 РУССКО-ЛИВОНСКАЯ ВОЙНА 1240-1242 гг. В СВЕТЕ НОВЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ………………………………….….…….…………………………...….154 3.2 РУССКО-ЛИВОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ДО КОНЦА XIII в. …………………………197 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ……………………………………………………………………………..217 ПРИЛОЖЕНИЕ. ……….………………………………………………………………...….224 ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА. …………………………………………………………240 ВВЕДЕНИЕ. 2 Актуальность темы исследования определяется, главным образом, геополитическими, экономическими и конфессиональными причинами. В силу специфики своего географического положения Прибалтийские земли традиционно оказывались важным полюсом европейской геополитики, центром развития культурно-экономических, религиозных и иных связей России со странами Запада, что вплоть до наших дней определяет особое положение данного региона во внешнеполитической доктрине Российской Федерации. Стабилизация отношений с Прибалтийскими государствами для России является не только политическим, но и экономическим императивом, что связанно с возросшим за последние годы товарообменом и экспортом российского сырья через прибалтийский транзитный коридор. Несмотря на вступление прибалтийских стран в НАТО, на современном этапе сохраняется возможность развития с ними конструктивного сотрудничества. При этом историческая составляющая является далеко не последней в процессе преодоления комплекса накопившихся противоречий. Объективное исследование исторического опыта взаимодействия русских земель с объединениями крестоносцев в XII-XIII вв. является одним из условий стабилизации непростых международных взаимоотношений в крайне важном для России Прибалтийском регионе. Достоверное изучение последствий католической миссионерской деятельности в Прибалтике позволяет поставить проблемный вопрос о характере исторически сложившихся взаимоотношений России с западной цивилизацией. От ответа на этот вопрос зависят не только перспективы сотрудничества России со странами Евросоюза, но и геополитический статус Российской Федерации в новой системе международных отношений. Сохранение политической, культурной и религиозной независимости от Запада в XII-XIII вв. определило в исторической перспективе особую роль России как самобытной евразийской державы, отдельного полюса силы, способного отстаивать свои национальные интересы. В этом и состоит главный аспект актуальности избранной темы. 3 Объектом изучения в рамках данного исследования являются Русские земли, католические миссии и рыцарские ордена в Восточной Прибалтике в XII-XIII вв. Предметом исследования является политическое, культурное и религиозное влияние католических миссий и рыцарских орденов на развитие Северо-западных русских земель в XII-XIII вв. Цель предлагаемой работы – комплексный научный анализ взаимодействия Северо-западных русских земель с католическими миссиями и рыцарскими орденами в Восточной Прибалтике в XII-XIII вв. Для достижения поставленной цели потребовалось решить следующие конкретные задачи: – выявить характерные особенности социально-экономического и политического развития Северо-западных русских земель накануне военной и религиозной экспансии рыцарских орденов и католических миссий; – показать главные направления и характер миссионерской и военноколонизаторской активности германских епископств и рыцарских орденов на Северо-западе Руси в XII-XIII вв. – проанализировать исторические последствия миссионерской и военно-колонизаторской деятельности рыцарских орденов на территории Северо-западных русских земель. История духовно-рыцарских орденов – это, прежде всего, история непрекращающихся военных действий, которые они вели сначала против язычников, а затем и против христианских земель Северо-Западной Руси. Особый интерес представляют контакты духовно-рыцарских орденов с Русью и прибалтийскими народами. Это связано с тем, что активный натиск немецких крестоносцев на северо-западе Руси начался почти одновременно с нашествием татаро-монгольских орд Батыя. Поэтому естественно, что многовековое соседство Ливонского ордена с русскими землями предопределило исключительное внимание отечественной исторической науки к агрессивной внешней политике немецких (а также шведских, 4 датских, норвежских) крестоносцев. Но, конечно, ради объективности нужно отметить, что наступление крестоносцев не имело таких масштабов как татаро-монгольское нашествие и не сыграло такой роковой роли в истории Руси. Территориальные и хронологические рамки исследования. Настоящая работа посвящена истории взаимоотношения духовно-рыцарских орденов и государств Северной Европы с северо-западными древнерусскими землями в XIII веке. Многовековое соседство Руси и военных структур католической церкви в лице духовно-рыцарских орденов естественно предопределило исключительное внимание русской исторической науки к западным соседям северо-западных земель Руси, к миру их цивилизации. Хронологические рамки охватывают тот период, когда наиболее активная экспансия феодальных государств Западной и Северной Европы (Германии, Дании, Швеции) устремлялась на территории Восточной Европы – прежде всего в земли Прибалтики (Пруссия и Ливония), населенные племенами славян, финно-угров и балтов. Отсюда сформировываются основные проблемы истории взаимоотношений славян, народов Прибалтики и католических миссионеров с конца XII века до окончательного завоевания земель крестоносцами в XIII веке, которые будут решаться в настоящей работе: – особенности становления и развития феодальных отношений у населения региона; – роль католических миссионеров в исторических судьбах Прибалтийского региона; – судьба окраинных земель северо-запада Древней Руси. Методологические основы исследования. При написании данного исследования руководствовались широко применяемыми в исторической науке принципом историзма, который не допускает модернизации исторических процессов и событий, но позволяет видеть их в реальном развитии и взаимосвязи; и принципом объективности, который ориентирует 5 исследователя на всесторонний адекватный анализ и оценку фактов в их совокупности и целостности. В своем исследовании соискатель опирался также на важнейшие положения работ отечественных и зарубежных историков. При анализе проблем, связанных с изучением русско-немецких отношений, использовались сравнительно-исторический и ретроспективный методы, методы сопоставления, анализа и обобщения различных научных взглядов и гипотез. Применения их в сочетании и взаимном дополнении позволило воссоздать историческую обстановку в исследуемый период в сопредельных районах Северо-западной Руси и ее соседей. Выбор методов исследования определялся имеющейся источниковедческой базой, логическим изложением материала, и, наконец, стремлением автора максимально убедительно и объективно раскрыть тематику работы. Степень изученности проблемы. Тема «Крестоносцы и Русь» привлекает внимание историков уже не одно столетие. Интерес к разным аспектам взаимоотношений Руси с католическим миром в Восточной Прибалтике проявился задолго до того, как подход к толкованию событий прошлого приобрел черты исторической науки, и усиливался в годы, когда вопрос о политической гегемонии в регионе приобретал наиболее актуальное звучание в текущей политике – как внутриимперской, так и международной. В XVIII в. обращение к проблеме происходило на фоне включения Прибалтики в состав Российской империи и разграничения власти в Остзейских губерниях между имперским правительством и прибалтийским рыцарством. В XIX в. покушение на незыблемость «остзейского порядка» активизировало изучение и публикацию источников, относящихся к периоду крестоносного завоевания территорий и вытеснения из Восточной Прибалтики русских, прежняя гегемония которых в крае официально признавалась в Западной Европе. Знакомство с источниками привело к 6 появлению и исследовательских работ по истории Ордена меченосцев1. Подлинным родоначальником в России по изучению истории Прибалтийского региона является Е.В. Чешихин. Стремясь перехватить приоритет изучения истории у прибалтийских немцев, он начал переводить и издавать на русский язык немецкие источники. Эти материалы затем составили знаменитый «Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края». Особенно четко взаимосвязь политического и научного интереса проявилась в ХХ в. Неудавшаяся попытка вернуть себе земли Восточной Прибалтики во время Первой мировой войны, а затем и ликвидация в 20-х гг. крупного помещичьего (этнически немецкого) землевладения в Латвии и Эстонии воспринималась в Германии как удар по национальному престижу. С завоеванием Восточной Прибалтики крестоносцами связывалось приобщение прибалтийских народов к христианству (точнее – к западному христианству) и включение их в сферу западноевропейской цивилизации. Соответственно вставал вопрос и о взаимоотношении католичества и православия – в религиозной сфере, а в светском плане – между политическими структурами, возникшими в регионе в результате крестоносного завоевания, и Русью. В 30-х гг. появилось большое количество работ немецких (в основном – прибалтийских) историков, разрабатывавших данную тематику. Эти историки обладали доскональным знанием источников – как нарративных, так и актовых (Л. Арбузов-младший, А. М. Амман, Г. Лаакманн, П. Иогансен и др.). Превосходство католической веры над русским православием четко выражено в тщательно излагаемых историками ливонских и прусских хрониках, а также в документах, исходивших от прелатов католической Церкви. Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии/Пер. с нем. В. Бук. – СПб., 1912; Кейсслер Ф. Окончание первоначального русского владычества в Прибалтийском крае в XII столетии. – СПб., 1900; Сапунов А. Река Западная Двина. Историко-географический обзор. – Витебск, 1893; Чешихин Е. В. История Ливонии с древнейших времен. – Рига, Т. 1. 1884; Рига, Т. 2. 1885. и др. 1 7 В 40-50-е гг. в условиях «холодной войны» именно работы немецких историков, посвященные крестоносному движению в Восточную Прибалтику, вызвали решительное неприятие советских историков, прежде всего В. Т. Пашуто и И. П. Шаскольского. Им присуще почти безоговорочное осуждение политики католических миссионеров и духовно-рыцарских орденов в Прибалтике. Деятельность «остфоршеров», среди которых было немало крупных ученых, оставивших по себе целые школы, воспринималась исключительно негативно, а сами историки характеризовались как «псевдоисторики» и даже как «реваншисты». Оценивая общественнополитическую обстановку того времени и создаваемые ею условия развития исторической науки с расстояния, отделяющего нас от той эпохи, понимаешь, что вряд ли стоило приписывать этим исследователям намеренную пропаганду превосходства германского духа и культуры, а также идей реваншизма, хотя выводы их работ и бывали использованы идеологами и политиками. Закономерным было также обращение в 30-х гг. ХХ в. к источникам по истории крестоносцев в Восточной Европе национальных историков Латвии и Эстонии, появление публикаций хроник и актовых материалов с переводами на латышский и эстонский языки, а также попытки нового осмысления этих источников вкупе с результатами активно проводившихся археологических исследований (А. Швабе, Я. Крипенс, Р. Шноре, Ф. Балодис, Х. Моора и др.). Тема крестоносцев была для них тем более важна, что немецко-католическое завоевание прибалтийских земель оказалось переломным моментом в истории местных народов. В ходе этих исследований происходило и установление степени влияния Руси в прибалтийском регионе накануне и в период завоевания. Усиление реваншистских настроений в фашистской Германии, а также формулирование геополитической доктрины СССР и включения прибалтийских государств стимулировали изучение источников по данной теме в советской историографии (С. А. Аннинский, Я. Зутис, Н. Н. 8 Грацианский и др.). Историю Тевтонского ордена советская историческая наука разрабатывала с сер. 40-х годов – как раз в это время (в связи с советско-германской войной 1941-1945 годов) появился «социальный заказ» на исследования, посвященные «разоблачению германской агрессии на Востоке». Работы советских историков, заложившие основы советской историографии Тевтонского ордена, не столько были специальными историческими работами, а являлись, прежде всего, материалами идеологического и пропагандистского характера, выводы которых были заранее определены официальной (антикатолической, антинемецкой и антизападной) доктриной. Главная цель этих работ – доказать «реакционную сущность» немецкой агрессии в Прибалтике и осветить «прогрессивную и освободительную роль» русской экспансии в этом регионе. Эту тенденцию продолжили следующие поколения советских историков, среди которых в первую очередь следует отметить работы В. Пашуто2, а также его единомышленников и последователей3. Их работы, хотя и не бесспорные по многим выводам, имеют большое научное значение. Во всех работах, посвященных истории Прибалтики XIII-XV вв., немецкие рыцари-крестоносцы (Тевтонский орден, а также Орден меченосцев и Ливонский орден) предстают исключительно в роли агрессоров и оккупантов. Многочисленные вопросы внутри– и внешнеполитической, Пашуто В. Т. О политике папской курии на Руси (XIII в.) // ВИ. 1949. №5; он же. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII веке. – М., 1956; он же. Борьба прусского народа за независимость // ИСССР. 1958. №6; он же. Очерки истории Галицко-Волынской Руси. – М., 1950; он же. Образование Литовского государства. – М., 1959; он же. Рифмованная хроника как источник…// Проблемы общественнополитической истории России и славянских стран. – М., 1963; он же. Внешняя политика Древней Руси. – М., 1969; он же. Александр Невский. – М., 1974 и др. 3 Назарова Е. Л. Национально-освободительная борьба ливов в начале XIII в. // ВИ. 1982. № 1; она же. Из истории взаимоотношений ливов с Русью (X–XIII вв.) // ДГ. 1985. – М., 1986; она же. К вопросу о вступлении Дании в войну за Эстонию // ВЕДС. – М., 1994; она же. Русско-латгальские контакты в XII – XIII вв. // ДГ. 1992-1993. – М., 1995; она же. К истории псковско-ливонского договора 1228 г. // ВЕДС. Международная договорная практика Древней Руси. – М., 1997; она же. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. 1 четверть XIII в. // Историческая археология. – М., 1998; она же. К вопросу о литовско-русском союзе 1262 г. // Староладожский сборник. – СПб.-Ст. Ладога, 1998; она же. Низовские дружины в ливонской политике новгородских князей. 20-60-х гг. XIII в. // История и культура Ростовской земли. 1997. – Ростов, 1998; Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию (вторая пол. XII в.) // Северная Европа. Проблемы истории. – М., 1999; она же. Князь Ярослав Владимирович и его роль в ливонской политике Новгорода // Археология и история Пскова и Псковской земли. – Псков, 2000 и др. 2 9 экономической, социальной, духовной и культурной жизни Орденского государства, существовавшего более 300 лет, практически не затрагивались советскими историками. Изучение источников шло в основном в плане освещения наступления католических стран Западной Европы, объединенных Римской курией против Руси, и совместной борьбой русского и прибалтийских народов против крестоносцев (Я. Зутис, Н.А. Казакова, Б.Я. Рамм, И.П. Шаскольский, В. Т. Пашуто и др.)4; внимание концентрировалось именно на этом аспекте, особенно на таких событиях, как победа русских войск в Невской битве и на льду Чудского озера. Однако такой подход сужал всестороннее исследование проблемы. Вне поля зрения исследователей оставались вопросы, связанные с непосредственными интересами самой Руси в Восточной Прибалтике, которые влияли на отношения русских земель с народами региона, а также с лидерами крестоносцев на разных этапах завоевания. Практически не рассматривался вопрос о противоречиях между русскими княжествами и землями как факторе, препятствовавшем отражению немецко-католического завоевания территорий, входивших в сферу экономических и политических интересов Руси. Изучению источников стали уделять больше внимания лишь с 60-х гг. ХХ в. Здесь безусловный интерес представляет комплексная публикация фрагментов из русских летописей и прибалтийских хроник, всесторонне освещающая историю столкновения Руси с крестоносцами в кон. 30-х – нач. 40-х гг. XIII в. (Ю.К. Бегунов, И.Э. Клейненберг, И.П. Шаскольский5). Помимо публикаций источников, вышеназванные и многие другие авторы из ныне независимых стран Балтии плодотворно занимались также Зутис Я. Русско-эстонские отношения в IX – XVI вв. // Историк-марксист. 1940. № 3; Казакова Н. Н., Шаскольский И. П. Русь и Прибалтика. IX – XVI вв. – Л., 1945; Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X – начале XIII века. // Проблемы истории феодальной России. – Л., 1971; Рамм Б. Я. Папство и Русь в X – XV вв. – М., 1959; Шаскольский И. П. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии 1240-1242 гг. против Руси // ИЗ. М., 1951. №37; он же. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII – XIII вв. – Л., 1978. 5 Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели русской земли». – М.-Л., 1965; Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966. 4 10 конкретными исследованиями истории крестоносного завоевания региона6. Современная прибалтийская историография характеризуется принципиально другим подходом к изучению данной темы. Наиболее характерной является работа латышского историка В. Пуренса «История Латвии». В ней автором проводится мысль о том, что все окружающие Латвию соседи уже изначально вынашивали агрессивные планы и стремились покорить народы Латвии. Из всех окружающих ее народов и стран (Швеция, Дания, Германия и Русь) наибольшую агрессию проявляли жители Древней Руси, которые грабили, собирали дань, вводили христианство7. Однако в Советском Союзе интерес к католическим орденам считался «нездоровым» и «идеологически вредным» – коммунистические власти опасались, что изучение истории иоаннитов или тамплиеров будет способствовать популяризации христианской религии, причем ее наиболее враждебного коммунизму направления – католицизма. Поэтому в советское время популярные работы по истории духовно-рыцарских орденов практически не издавались. Последний, третий этап изучения данного вопроса начался, как кажется с конца 80-х гг. ХХ века. На этом этапе происходит пересмотр устоявшихся оценок в историографии, стал делаться упор на проблемные подходы к изучению русско-ливонских отношений. Непосредственным толчком для дискуссий явилась работа английского слависта Дж. Феннела «Кризис средневековой Руси». Он подверг сомнению значимость для Руси Невской битвы и Ледового побоища, сводя их к обычным пограничным столкновениям8. Калнынь В. Е. Влияние древнерусской государственности и права на развитие народов, населяющих территорию Латвии в XI – XIII вв. // Правоведение. 1966. № 4; Мугуревич Э. С. Учреждение и военная деятельность Ордена Меченосцев в Прибалтике (1202-1236) // ВЕДС. Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей. – М., 18-20 апреля 1994; он же. Ерсикское княжество и проблемы границ государства // ВЕДС. Политическая структура Древнерусского государства. – М., 17-19 апреля 1996; Цауне А. В. Возникновение Риги // Цивилизация Северной Европы. – М., 1992; Latgali/Латгалы. – Riga, 1999; Mugurēvičs Ē. Die militärische Tätigkeit des Schwertbrüderorders // Colloquia Torunensia Historica. Toruń, 1991. Bd. VI. 7 Пуренс В. История Латвии. – Рига, 2000. 8 Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. – М., 1989. 6 11 В свою очередь это вызвало большую полемику в отечественной историографии9. Историки, опираясь на достаточно ограниченный круг источников, пытаются дать наиболее объективный взгляд на деятельность крестоносцев во взаимоотношениях с Русью. Для всестороннего осмысления истории завоевания Восточной Прибалтики особенно важно понять, какое место крестовые походы на Балтийском море занимают в крестоносной политике папства. В этой связи немалый интерес представляют разработки современных исследователей скандинавских стран, Германии, Великобритании и Польши по истории крестовых походов в Восточную Прибалтику, перечисление имен которых превратил бы наш краткий обзор в многотомную библиографию10. «Северным крестовым походам» посвятил монографию датский историк Э. Кристиансен11. Артемьев А. Р. Ледовое побоище и битвы XIV – начало XV вв. на северо-западе Руси // ВИ. 1991. № 2; Бегунов Ю. К. Русские источники о Невской битве. Несколько замечаний по поводу выступления Джона Линда // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995; Горский А. А. Между Римом и Каракорумом: Даниил Галицкий и Александр Невский // Страницы отечественной истории. – М., 1993; он же. Александр Невский // Мир истории. 2001. № 44; Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.). – М., 2001; он же. Призрак желательной истории. Суды, прошлое и наши современники // Родина. 2003. № 12; Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление) // ВИ. 1994. № 5; он же. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995; Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец средневековой Руси // ОИ. 1996. № 5; он же. Борьба Александра Невского против Тевтонского Ордена // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999; Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999; Шаскольский И. П. Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995; Шишов А. В. Полководческое искусство князя Александра Невского // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. 10 Angermann N. Meinard, der Apostel Livlands // Arbeitshilfe. Bonn, 1986. № 51; Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965; Brundage J. A. Holy War and the Medieval Lawyers // Idem. The Crusades, Holy War and Canon Law. Aldershot, 1991; Inflanty w średniowieczu. Władztwa zakonu krzyżackiego i biskupów. Toruń. Wydawnictwo TNT. 2002; Johnson E. N. The German Crusades on the Baltic // A History of the Crusades. Wisconsin, 1975. Vol III; Latgali/Латгалы. – Riga, 1999; Nazarova E. The Crusades against Votias and Ingrians in the thirteeth centuri // Crusade and conversation on the Baltic frontier/ Edited by A. V. Murray. Aldershot; Burlington, 2001; Nicholson H. Templars, Hospitallers and Teutonic Knights. Images of the Military Orders, 11281291. Leicester: London: New York, 1993; Selart A. Confessional conflict and political cooperation: Livonia and Russia in the thirteenth century // Crusade and convertion on the Baltic Frontier. 1150-1500. Aldershot; Burlington, 2001; Stadt und Orden. Das Verhältnis des Deutschen Ordens zu den Städten in Livland? Preussen und im Deutschen Reich. Marburg. 1993; Die Rolle der Ritterorden in der Christianisierung und Kolonisierung des Ostseegebietes / Hrsg. Z. H. Nowak. Toruń, 1983; Tarvel E. Livländische Chroniken des 13. Jahrhunderts als Quellen für die Geschiche des Schwertbrüderordens und Livlands // ColloquiaTorunensia Historica. 1987. Bd IV; Tumler M. Der Deutsche Orden in Werken, Wachsen und Wirken. Wien, 1954; The Historiy of the Crusades/ 2 nd ed. Gen. Ed. K. M. Setton. The University of Wisconsin Press. Madison; Milwaukee; London, 1969-1989. Vol. 1-6; The Military Orders. Fighting for the Faith and Caring for the Sick / Ed. M. Barber. Aldershot, Variorum. 1994; The Military Orders. Vol. 2. Welfare and Warfare/ Ed. H. Nicholson. Aldershot: Variorum, 1998. 11 Christiansen E. The Northern Crusades. The Baltic and the Catholic Frontiers. 1100-1525. London, 1980. 9 12 Следует отметить вклад, внесенный в изучение истории крестовых походов в Прибалтику американским ученым У. Урбаном, выступившим в 80-90-е гг. ХХ в. с рядом специальных монографических исследований12. Но здесь нужно отметить, что западные авторы – это ученые, преимущественно специализирующиеся в области истории Тевтонского ордена, тесно связанной с историей Пруссии, Ливонии и Польши. Как правило, из поля зрения этих историков ускользает Русь. К сожалению, приходится констатировать, что популярного и объективного исследования в России по истории русско-ливонских отношений пока нет. Предлагаемая работа позволит в определенной мере восполнить этот пробел. Источниковая база исследования. А) Русскоязычные источники. История противостояния славян и представителей католической цивилизации в лице священников-миссионеров, а затем и крестоносцев отражена в письменных источниках многих государств и народов. В распоряжении историка, интересующегося этой проблематикой, – русские летописи, мирные договоры и грамоты, жития святых русских князей Александра Невского и Довмонта (Тимофея) Псковского, западноевропейские хроники, документы Римской курии и ряд других 13. Они рисуют картину продвижения католических миссионеров в этот район, содержат сведения о взаимоотношениях балтов со славянами. Важнейшими источниками, содержащими сведения в изучаемый период, являются русские летописи, прежде всего «Повесть временных лет»14, а также новгородские и псковские летописи15. 12 Urban W. The Baltic Crusade. 2 nd ed. Chicago, 1994. Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. Тр. компл. экспедиции по уточнению места Ледового побоища. – М.-Л., 1966; «Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю. К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995; ИЛ // Полное собрание русских летописей. – М., 1962. т. 2. Также: ПСРЛ. – М., 1998. Т 2; ГВНП. – М.-Л., 1949; ЛЛ // ПСРЛ. – М., 1962. Т. 1. Также: ПСРЛ. – М., 2001. Т. 1; Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. – М., 1985; Приселков М. Д. Троицкая летопись. – М.-Л., 1950; ПЛДР: XIII в. – М., 1981; 14 ПВЛ. Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб., 1996. 13 13 ПВЛ сообщает о первых походах киевских князей в земли Прибалтики, о контактах русских и прибалтийских племен в IX–XII вв. Особого внимания заслуживают сообщения новгородские летописи, которые особенно важны для истории борьбы с немецкой агрессией в XIII в. Псковские летописи подробно говорят о войнах с немцами в области, непосредственно прилегавших к Пскову, изредка упоминая о событиях к северу от Чудского озера. Значительно меньшее значение имеют московские, тверские и ростовские летописные заметки, только отрывочно говорящие о войнах с немцами. Русские летописи сообщают не только о фактах вражды и войнах между русскими и прибалтами, но и о частых союзах и совместной борьбе русских и автохтонного населения прибалтийских земель против агрессии западноевропейских католических государств. Основу составляют фрагменты из Синодального списка Новгородской Первой летописи старшего извода, а также из Первой редакции «Жития Александра Невского». Рассказы русских летописей являются основными источниками, сообщающими о событиях, связанных с взаимоотношениями северозападных русских земель и государств Ливонии. По словам одного из исследователей, Э. К. Паклара, «опираясь на известный летописный рассказ – на тексты Новгородских (главным образом Новгородской I) – Псковских, Софийских, Никоновской летописей, различные авторы высказывали весьма разноречивые мнения о месте Ледового побоища».16 При цитировании предпочтение отдавалось тексту Н1Л, как наиболее обстоятельному и компактному, но, кроме него, охотно цитировались и наиболее яркие отрывки и из Жития Александра Невского, дополняющие характеристику Ледового сражения яркими батальными сценами и Н1Л. – М.-Л., 1950; также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 3; Н4Л // ПСРЛ. – Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1; Н5Л // ПСРЛ. – Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2; П1Л // Псковские летописи. – М.-Л., 1941. Вып. 1.; П2Л // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 5. Вып. 2; П3Л // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. 16 Э. К. Паклар. Где произошло Ледовое побоище? // ИЗ. М., 1951. Т. 37. с. 304. 15 14 отдельными реалиями. При этом историки пользовались источниками некритически, т.е. не отделяя исторически достоверных известий от литературного вымысла, не учитывая время и место происхождения цитируемых ими рассказов. Об исторической ценности известий литературного произведения Жития Александра Невского справедливо пишет академик М.Н. Тихомиров: «Составитель упомянутой биографии Александра (Жития Александра Невского – А.Г.) сравнивает его с известными историческими лицами… Тот же биограф добавляет, что Александр имел «возраст (т.е. рост, – А.Г.), паче иных человек, глас его, яко труба в народе». На этом основании некоторые историки довольно наивно представляли Александра Ярославича человеком громадного роста, с зычным, трубоподобным голосом. На самом деле эти сравнения дают очень мало для суждения о внешности героя – князя, т.е. они заимствованы из книжных источников, хотя и говорят о том, что Александр производил на современников незаурядное впечатление»17. По справедливому замечанию М. Тихомирова, все это относится к области литературы, но не к истории. Наиболее обстоятельно и подробно рассказ о взаимоотношениях народов Прибалтики, католических государств Ливонии и северо-западных русских земель находится в Н1Л18. Синодальный список Н1Л, написанный на пергаменте, содержит сведения с 1016 до 1352 г. список дефектный: текст начала летописи с 854 г. не сохранился. Отсутствуют также листы за 1273-1298 гг. содержание утерянных листов Синодального списка восстанавливается по четырем другим, более поздним спискам Н1Л, летописание в которых доведено до 1447 г. Тихомиров М. Н. Сражение на Неве // ВИЖ 1940. № 7. С. 99. Кучкин В. А. Борьба Александра Невского против Тевтонского Ордена // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999. С. 130-137; Клосс Б. М. Предисловие к изданию 2000 г. // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (ПСРЛ. Т.3). – М., 2000. С. V-XI; Предисловие к изданию 1950 г. // Там же. С.3-12. 17 18 15 По заключению современных исследователей, Синодальный список составлялся в два приема – во второй половине XIII в. (до 1234 г. и, возможно, часть статьи за 1240 г.19) и в 40-х гг. – середине XIV в. При издании Н1Л в 1950 г. А. Н. Насонов разделил списки летописи на «старший» (представлен Синодальным списком) и «младший» (все остальные списки) изводы. В этом же издании содержится краткое описание списков летописи20. Факсимильное переиздание летописи с уточнением хронологии списков (Б. М. Клосс, А. А. Гиппиус) и указателей (Т. В. Гимон), а также с дополнениями текстов летописного характера (Т. В. Гимон, Л. В. Столярова) и с предисловием Б. М. Клосса вышло в свет в 2000 г. Эта летопись дошла до нас в составе пергаментного Синодального списка XIV в., содержащего записи о событиях 1016-1272 и 1299-1333 гг. Записи до 1234 г. сделаны почерком 2-й пол. XIII в., после 1234 г. – почерком 2-й четв. XIV в. О времени составления статей 1240-1242 гг. среди исследователей существует две точки зрения. По традиционному взгляду, они были написаны современником вскоре после описываемых событий. Недавно Б. М. Клосс показал, что статьи 1230-х–1260-х гг. имеют стилистическое единство и созданы в 1260-х гг.21 В этой части Н1Л используется мартовский стиль, при котором год начинался с 1 марта. В Синодальном списке текст выполнен третьим полууставным почерком 30-х годов XIV в., однако, очевидно, он восходит к одному из новгородских летописных сводов сер. XIII в., составлявшихся при церквах св. Якова и св. Софии22. Этот рассказ имеет специфическую новгородскую окраску (говорится о помощи св. Софии и князей Бориса и Глеба, в отличие от псковских летописей, где говорится о помощи св. Троицы) и сообщает Бегунов Ю. К. Русские источники о Невской битве. Несколько замечаний по поводу выступления Джона Линда // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. С. 56. 20 Н1Л. – М.-Л., 1950 21 Использовано издание: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (ПСРЛ. Т.3). – М., 2000. (Воспроизводит издание под редакцией А.Н.Насонова. (М.-Л.,1950)). 22 Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV – XVI вв. М.-Л., 1938. С. 128-132; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947. С. 440-443. 19 16 интересные подробности касательно событий 1240-1242 гг. (см. подробнее гл. III § 1 настоящей работы). В этом фрагменте особо подчеркивается (трижды) роль новгородцев в битве. Полнота и точность являются характерными чертами новгородского рассказа о Ледовом побоище. Прав М. Н. Тихомиров, когда он пишет: «Наиболее древним летописным свидетельством надо считать запись о битве на Чудском озере в Синодальном харатейном списке XIV века... Заметка новгородской летописи – самая древняя по происхождению и сделана каким-либо новгородцем, судя по термину "Низовци", которым в Новгороде обозначали жителей Владимиро-Суздальской земли. Об этом же говорит и характерная фраза: "Узревь же... Олександр и Новгородци", а также отсутствие упоминания о псковичах, которые были только что освобождены от немецких захватчиков»23. Интерес для историка представляют летописные записи псковичей, бывших участниками описываемых событий. Самостоятельное псковское летописание развивается с XIV в., хотя разрозненные записи делались и раньше. Псковские летописи делят на три группы: 1-ю, 2-ю и 3-ю Псковские летописи24. Наиболее раннюю версию П1Л отражает Тихоновский список, доведенный до 1469 года. Он сохранился в рукописи 1-й пол. XVII в. По палеографическим данным, она была скопирована с рукописи XV в. П2Л представлена Синодальным списком кон. XV в, излагающим события до 1486 года. Ее данные восходят к общему источнику с П1Л. В ней также содержится одна из версий Жития, но она не вставлена в погодные записи о войне 1240-1242 гг. 3-я Псковская летопись использовала данные П1Л и дополнительные материалы. Они излагают события войны 1240-1242 гг. кратко, часто сообщая только о событиях вокруг Пскова и о Ледовом побоище. В П1Л по Тихоновскому списку Тихомиров М. Н. О месте Ледового побоища // Изв. АН СССР. Сер. Истор. и философии, т. VII. М., 1950, №1. С. 88-89. 24 Псковская Первая летопись // Псковские летописи. – М.-Л., 1941. Вып. 1.; Псковская Вторая летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 5. Вып. 2.; Псковская Третья летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. 23 17 скомпилированы две группы записей. Во второй из них, на листе 22 об. содержатся оригинальные псковские известия, соединенные с элементами «Жития Александра Невского». Текст приводится по изданию псковских летописей А. Насонова. Об относительно поздней форме обработки свидетельствует использование названия города в форме «Псковъ», распространившейся с сер. XIV в. В других списках этой летописи читается «Плъсковъ». А. Н. Насонов считает, что запись о Ледовом побоище в Псковских 1-й и 2-й летописях относится к числу древнейших псковских летописных записей сер. XIII в. В это время в Пскове при церкви св. Троицы начинает создаваться летописный свод, впоследствии послуживший источником протографа псковских летописных сводов сер. XV в.25 По поводу этой записи М. Н. Тихомиров замечает: «Замечательнее всего, что псковские летописи не сообщают ничего дополнительного об этой памятной битве и только в число участников битвы вставляют псковичей».26 Однако это не совсем так. Новыми по сравнению с Н1Л и Житием являются размеры потерь псковичей под Изборском, даты сражений под Изборском и на Чудском озере, упоминание об участии псковичей в Ледовом побоище. Псковской датировке Ледового побоища (1 апреля) обычно предпочитают новгородскую, которая содержит не только число, но и день недели, и привязку к церковным праздникам. Ростовские летописные известия о Ледовом побоище, отразившиеся в Академическом списке Суздальской летописи, отличаются лаконичностью: Эти записи, составленные в Ростове при епископской кафедре и вошедшие в ростовский свод 60–70-х гг. XIII в.27, сообщают только лишь три факта: 1) битва князя Александра с немцами состоялась в 1242 г. 2) на Чудском озере, у Вороньего Камня 3) и окончилась полной победой русских, гнавших врагов по льду 7 вёрст. Этот же летописный рассказ читается в Насонов А. Н. Из истории псковского летописания // ИЗ. М., 1946. Т. 18. С. 287. Тихомиров М. Н. О месте Ледового побоища. С. 89. 27 Приселков М. Д. История русского летописания XI – XV вв. Л., 1940. С. 98; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. С. 283. 25 26 18 тексте реконструированной М. Д. Приселковым Троицкой летописи и в Летописном своде XV в.28 Суздальский рассказ о Ледовом побоище находится в Лаврентьевской летописи (ЛЛ), составленной в 1377 г. монахом Лаврентием. Эта летопись представляет собой «Летописец 1305 г.», отразивший в известиях 40-х годов XIII в. ростовское или суздальское летописание29. Этот рассказ подробно проанализирован М. Н. Тихомировым. Он пишет следующее: «Известие Лаврентьевской летописи интересно тем, что оно сохранило суздальскую версию о битве на Чудском озере. В этой версии ни слова не сказано о новгородцах и только упоминается о главном герое битвы Александре, вся честь битвы приписана Андрею, об участии которого в битве в свою очередь молчат новгородские летописи. Таким образом, перед нами несомненное суздальское известие, причем известие древнее, потому что князь Андрей Ярославич не представлял собой фигуры, которая оставила благодарный след у потомков и современников» 30. Ранние ростово-суздальские известия о походе 1242 г. отражены в Лавернтьевской и Московско-Академической летописях31. ЛЛ – это список 1377 года с тверского летописного свода нач. XIV в., использовавшего ростовские летописи XIII в. Упомянутые две летописи интересовались только кампанией 1242 года. Новой информации они не дают и представляют интерес только интерпретацией событий. Изложение в ЛЛ ведется в такой форме, что все заслуги могут быть приписаны Андрею. Другие записи о столкновениях с немцами пер. пол. и сер. XIII в. отсутствуют в этой летописи. МосковскоАкадемическая летопись имеет более широкий кругозор, но для 1230-1260-х гг. она коротко упоминает только о битвах на Эмайыге 1234 г., Ледовом побоище 1242 г. и сражении у Раковора 1268 г. Приселков М. Д. Троицкая летопись. М.-Л., 1950. С. 321; Насонов А. Н. Летописный свод XV века (по двум спискам)./Материалы по истории СССР. Т. II. Документы по истории XV-XVII вв. М., 1955. С. 294. 29 Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 96-106. 30 Тихомиров М. Н. О месте Ледового побоища. С. 89. 31 ЛЛ (ПСРЛ. Т.1). – М., 2001. В приложении приводится фрагмент Московско-Академической летописи с 1205 года. 28 19 Владимирский ранний рассказ о Ледовом побоище отразился в Житии Александра Невского первой редакции, составленной в Рождественском монастыре во Владимире в 80-е годы XIII в. младшим современником князя, – монахом Рождественского монастыря во Владимире. Житие Александра Невского – это типичное литературное произведение в жанре княжеского жизнеописания. Оно создано для прославления князя Александра Ярославича как непобедимого воина, заступника Русской земли и местнопочитаемого святого, поэтому в центре Жития находится образ князя, дорогой и близкий для современников, а исторические события являются не чем иным, как второстепенным фоном. Таким образом, рассказ Жития Александра Невского о Ледовом побоище может быть использован в качестве исторического источника лишь с большими ограничениями. Его содержание не зависимо от новгородских летописей. Согласно одной точке зрения, 1-й вид первой редакции Жития датируется 1280-ми годами; согласно другой, 1-й вид относится к 1263-1264 гг., а 2-й вид первой редакции – к промежутку между 1265-1271 годами32. Первая версия Жития не сохранилась. Ее содержание было реконструировано Ю. К. Бегуновым33. Автор был начитан в церковной и светской литературе, которым он подражает, и которые цитирует. Первоначальное Житие представляло собой панегирик в честь Александра. Писатель отбирал факты с целью показать глубокое впечатление, которое произвела личность князя на современников. Отсутствовали стандартные житийные приемы (описание благочестивого детства, молитвенное обращение к новому святому и т.п.). В отличие от типичной агиографической литературы Житие Александра восхваляло земные доблести покойного князя34. Кучкин В. А.Указ. соч. Ледовое побоище 1242 г. М. – Л., 1966. С.183-184 и ссылки там. 34 Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. – М.,1988. С.65-71. 32 33 20 «Житие Александра Невского» – агиографическое сочинение, написанное в духе житий светских правителей35. По наблюдениям исследователей, в тексте «Жития» заметно влияние галицкой литературной школы воинских повестей36. Возникновение «Жития» относят ко втор. пол. ХШ в. Ю. Г. Бегунов полагает, что автор «Жития» – один из монахов Владимирского Рождественского монастыря, написавший его в нач. 80-х гг. XIII в., в период борьбы за владимирский великокняжеский стол между сыновьями Александра Невского Дмитрием и Андреем37. В. А. Кучкин считает, что «Житие» было написано ранее – сразу после смерти князя Александра Ярославича38. По предположению же В. Л. Янина, первоначальная версия «Жития» возникла не во Владимире, а в Новгороде и отражает укрепление там борисоглебского культа39. Для более определенных выводов требуются дальнейшие исследования текста памятника. Тем не менее, очевидно, что в «Житии» кроме фактов, заимствованных агиографом из новгородского и владимирского летописания, нашли отражение реальные события, фиксируемые с кон. 30-х гг. XIII в. до смерти Александра кем-то из окружения великого князя. На этом мы ограничиваем наше изучение русских письменных источников о взаимоотношении северо-западных русских земель и крестоносцев. Б) Иностранные источники. Важнейшим западным источником по теме «Крестоносцы и Русь» является «Хроника Ливонии» (далее в тексте – ГЛ), авторство которой «Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Сост. Ю. К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. 36 Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII – XIV веков // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. С. 163. 37 Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели русской земли». – М.- Л., 1965. С. 17-20; Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII – XIV веков. С. 163-164. 38 Кучкин В. А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских памятников (XIII – первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн. – М., 1990. Т. 1. С. 39. 39 Янин В. Л. Церковь Бориса и Глеба в Новгородском детинце. (О новгородском источнике «Жития Александра Невского») // Культура средневековой Руси. – Л., 1974. С. 88-93. 35 21 большинством исследователей приписывается священнику из северной латгальской области Имера Генриху40. События в хронике излагаются в хронологическом порядке, начиная с появления в устье Западной Двины (Даугавы) первого католического миссионера – Мейнарда и вплоть до последних лет жизни епископа Рижского Альберта. Это – авторский, историко-литературный труд, написанный в 1225-1227 гг. Первоначальная цель автора – представить своеобразный отчет к приезду в Ливонию в 1225 г. легата Римского папы Вильгельма Моденского. Заказчик хроники – епископ Рижский Альберт, ко двору которого, как полагают, был близок автор. После отъезда легата хронист продолжил хронику, записывая события, имевшие место вплоть до конца 1227 г. Соответственно целям хроники, в ней сделаны акценты, представлявшие в наиболее выгодном свете деятельность епископа Альберта и его ближайших сподвижников. Более сдержанно описаны братья Ордена меченосцев, поступки и поведение которых, по мнению автора, нанесли немалый урон общему делу христиан в крае. Почти не скрывает автор своего негативного отношения к датчанам – основным соперникам епископа Альберта в претензиях на гегемонию в регионе. Что касается изображения русских, то здесь отразились сложность и противоречивость политической и конфессиональной ситуации в Восточной Прибалтике. Официальным лозунгом крестоносцев была защита всех христиан от неверных вне зависимости от конфессии. Поэтому вооруженные нападения на русских или на их подданных хронист обычно представляет как ответные вынужденные меры, защищавшие не только неофитов, но и самих православных. Несмотря на тенденциозность хрониста в оценке освещаемых им событий, многие его сообщения, в том числе и об отношениях между крестоносцами и русскими, а также между русскими и коренными народами Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Введение, пер. и коммен. С. А. Аннинского. М.-Л., 1938, предисловие: с. 15-27. 40 22 региона, находят подтверждение в других современных хронике источниках. Причем, по мнению некоторых ученых, например, знатока русских летописей Н. Г. Бережкова, датировка событий в хронике может быть точнее, чем в летописи. Некоторые же сведения, в частности по истории Полоцка кон. XII – нач. XIII в., являются уникальными. Вполне обосновано предположение исследователей, что при работе над хроникой автор помимо собственных наблюдений и записей, сообщений других очевидцев событий пользовался также документами канцелярии епископа Рижского41. С латинского текста на русский язык хронику перевел С. А. Аннинский42. Издание содержало пространный очерк истории изучения хроники, оценки существующих изданий, рассуждения по поводу личности автора. Кроме того, текст сопровождался весьма обстоятельными комментариями. Издание С. А. Аннинского – это единственный научный перевод на русский язык полного текста хроники. Все же надо отметить, что в переводе встречаются места, порой искажающие мысль автора. Не будучи профессионалом-историком, Аннинский не всегда обращал при переводе внимание на отдельные мелкие детали, важные для понимания некоторых событий и фактов. Не утратили интереса и многие комментарии, сделанные Аннинским, хотя, естественно за 70 с лишним лет значительная их часть устарела. Последний по времени перевод на русский язык сделан фрагментно Е. Л. Назаровой43. При переводе отрывков хроники на русский язык авторы опирались в основном на перевод С. А. Аннинского, однако с корректировкой мест, неверно им, по их мнению, понятых. Помимо «Хроники Ливонии» Генриха важным ливонским нарративным источником, хотя и представляющим особый интерес лишь для ГЛ, предисловие: с. 29-30 Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Введение, перевод и комментарии С. А. Аннинского. – М.-Л., 1938 43 Генрих Латвийский. Хроника Ливонии / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002. 41 42 23 периода истории, начиная с конца 30-х гг. ХШ в., является Ливонская (или «Старшая») рифмованная хроника44. «Старшая рифмованная хроника» (далее в тексте – СРХ, с указанием номеров строф) – стихотворное произведение, состоящее из 12017 строф. Поэтический дар автора разными исследователями оценивается по-разному45. В хронике много повторов, литературных клише и штампов в характеристиках, как братьев-рыцарей, так и их противников. Сходные события описываются по одному и тому же сценарию с применением одних и тех же художественных оборотов. Хроника анонимна. Многие исследователи считали ее автором некоего Дитлеба фон Алнпеке, поскольку его имя упоминается в приписке к одному из списков хроники. Однако ошибочность такого предположения очевидна, поскольку, согласно записи, Дитлеб написал хронику в комтурстве Ордена в Ревеле в 1296 г. Комтурство же было создано там только после перехода Северной Эстонии от Дании к Тевтонскому ордену в 1347 г. Столь же неправдоподобно и приписывание авторства монаху-цистерцианцу Вигбольду фон Дозелю. Произведение возвеличивает подвиги Ливонского ордена, часто приписывая его братьям-рыцарям заслуги других участников завоевания Ливонии. В значительно большей мере, чем в «Хронике Ливонии» Генриха, проявляется здесь присущая Ордену идеология воинствующего католицизма, оправдывающая убийства и насилия во имя победы христианства. При этом автор не скрывает и своего явного пренебрежения к священникам. Характерно, что из высших церковных иерархов Ливонии хронист упоминает только первых трех епископов; причем главная заслуга епископа Альберта – создание Ордена меченосцев, которому он, отправляясь в Германию, как бы перепоручает дело христианизации в регионе. Затем имя епископа полностью исчезает из хроники, а в фокусе повествования оказываются лишь магистры Старшая Ливонская рифмованная хроника / Ледовое побоище 1242 г. – М.-Л., 1966. С. 203-215. Зутис Я. Очерки по историографии Латвии. Прибалтийско-немецкая историография. – Рига, 1949, Ч. 1. С. 19-20. 44 45 24 – сначала Ордена меченосцев, а затем – Ливонского ордена. Все эти признаки указывают на то, что автор СРХ был рыцарем Ливонского ордена. Л. Арбузов-младший полагал, что он мог быть герольдом или посланником магистра Ливонского ордена, много ездившим по стране с различными поручениями. Не исключено, что написание хроники о подвигах рыцарей Ордена изначально входило в круг его прямых обязанностей. Это объясняет его присутствие в свитах ливонских магистров на важнейших политических мероприятиях, участие в походах и битвах, а также возможность использовать материалы не только орденского архива в Риге, но и архивов орденских замков в разных частях Ливонии. Судя по рассказам хроники, автор ее присутствовал на собрании комтуров Тевтонского ордена в Марбурге в 1279-1281 гг., когда решался вопрос о выборах единого для Ливонии и Пруссии магистра46, и в Акконе (Акре) на процедуре избрания магистра Тевтонского ордена в 1282-1283 гг., в которой участвовали магистры всех филиалов Тевтонского ордена47. Учитывая детали и подробности, которыми изобилует текст хроники, начиная с кон. 70-х гг. XIII в., можно предположить, что автор ее прибыл в Ливонию примерно на руб. 70-80-х гг. XIII в. По предположению ряда исследователей, автор хроники был особенно близок ко двору магистра Куно фон Гацигенштейна, занимавшего эту должность в 1288-1290 гг.48 По жанру хронику относят к произведениям рыцарской героической поэзии. Произведения подобного жанра в средневековой Европе создавались для коллективного чтения вслух в рыцарских замках, чтобы поддерживать моральный и боевой дух рыцарей49. Как кажется, хроника имела и другую вполне конкретную задачу. В 7080-х гг. XIII в. Ливонский орден вел тяжелую войну с земгалами и литовцами. Рыцари терпели поражения, падала боеспособность их войска. Не СРХ, строфы 8511-8579. СРХ, строфы 9364-9763. 48 Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. – М., 1959; Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. – М.- Л., 1966. С. 200. 49 Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Ук. соч. С. 199. 46 47 25 прекращалась борьба между Орденом и рижским архиепископами за политическую гегемонию в Ливонии. Орден остро нуждался в пополнении, а по существовавшему обычаю орденскими братьями не могли становиться те рыцари, которые уже находились в Ливонии50. Однако трудности в Ливонии отпугивали рыцарей, рассчитывавших на более легкие победы. К тому же европейские рыцари отдавали предпочтение походам в Пруссию, служба в которой пользовалась большей популярностью и большим почетом, чем служба в Ливонии. Рассказы хроники о героических действиях христиан в Ливонии должны были служить напоминанием европейским рыцарям об их воинском и произведения христианском должно было долге, а сделать завлекательное служение в повествование Ливонии более привлекательным и для орденских братьев, и вольных рыцарей из Европы. Работая над своим трудом, автор помимо собственных наблюдений, рассказов очевидцев и устных преданий использовал документы из канцелярии Ливонского ордена, ведшиеся в разных орденских замках погодные записи, хранившиеся в замках описания наиболее важных событий, в которых участвовали здешние братья, а, кроме того, оформленные в законченные произведения хроники. Судя по тексту, автор был знаком с «Хроникой Ливонии». Вполне возможно, что он мог пользоваться и не сохранившимися предполагают до наших существование дней хрониками. хроники Ордена Так, исследователи меченосцев, анналов Тевтонского ордена в Ливонии51, анналов Дерптского епископства52. Повествование в хронике начинается с рассказа о первом появлении в Ливонии немецких купцов, установлении торгового обмена с местными жителями, прибытии сюда Мейнарда и о посвящении его в сан епископа. Изложение же событий автор доводит до времени правления магистра Гальта (1290-1293 гг.), когда войско братьев-рыцарей, изгнав из Курземе литовцев, Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. – СПб., 1912. С. 46. Зутис Я. Указ. соч. С. 19. 52 Пашуто В. Т. Рифмованная хроника как источник по русской истории// Проблемы общественнополитической истории России и славянских стран. Сб. ст. к 70-летию акад. М. Н. Тихомирова. – М., 1963. С. 102-108. 50 51 26 возвращается в Ригу и славит Господа и Деву Марию – покровительницу Ливонского ордена. Автор с разной степенью подробности рассказывает о наиболее важных моментах истории христианизации и подчинения народов Восточной Прибалтики: о создании епископства на Даугаве, о покорении латгальских княжеств, о подчинении эстов, об отражении попыток русских сохранить свои позиции в регионе и не допустить утверждения здесь католической веры, о войнах с куршами, земгалами, пруссами и литовцами, об истории крещения литовского князя Миндаугаса (Миндовга – в рус. летописях) и сложных отношениях его с Орденом, а также о борьбе жемайтийских князей против христианизации Литвы. В СРХ отсутствует погодная фиксация исторических фактов. Изложение событий ведется в ней по периодам правления первых епископов, а затем магистров с указанием продолжительности нахождения их в должности. Названа лишь начальная дата предстоятельства Мейнарда. Причем образование епископства в Ливонии автор относит к 1143 г., т. е. удревняет события на сорок с лишним лет. По другим источникам такая дата не известна. Некоторые исследователи полагают, что это – ошибка заимствованная автором из более ранних хроник, в первую очередь из предполагаемой хроники Ордена меченосцев. Обращается внимание также на то, что дата посвящения Мейнарда совпадает с датой основания Любека, купцы которого одними из первых западноевропейцев начали вести торговые операции в устье Западной Двины – Даугавы. Иначе говоря, по своему значению немецкая торговая колонизация Ливонии как бы приравнивалась к появлению такого важного торгового центра на Балтике, как Любек. Думается, что выбор даты – 1143 г., совпадающей не только с основанием Любека (т. е. с началом крестовых походов на юге Балтики), но и с важными моментами в истории крестоносцев в самой Палестине, а также Реконкисты на Пиренеях, не был случайным. В результате периферийное ливонское направление в крестоносном движении ставилось в один ряд с другими 27 направлениями 2-го крестового похода, начавшегося в 1147 г., и оказывалось тем самым более престижным, чем походы в Пруссию. «Исправить» историю, как кажется, вполне мог сам автор хроники, посетивший Святую Землю и знакомый с историей крестовых походов на побережье Балтийского моря. Ведь такое удревнение событий в произведении времен Ордена меченосцев, когда были живы еще многие современники и участники начала завоевания Восточной Прибалтики, бросалось бы в глаза. Тем более что в хронике сообразно с начальной датой менялись и даты образования Ордена меченосцев (около 1178 г.), основания Риги (между 1166 и 1177 .), а также продолжительность предстоятельства первых ливонских епископов и правления магистров меченосцев53. В общей сложности сроки их правления продлены таким образом, чтобы охватить период между названной хронистом датой посвящения Мейнарда и моментом создания Ливонского ордена. В целом же первый период истории завоевания Ливонии служит для автора хроники в значительной мере лишь историческим фоном, на котором разворачиваются более поздние события, представлявшие для него гораздо больший интерес, ибо в его интерпретации только после возникновения Ливонского ордена подвиги рыцарей проявились в наибольшей степени. Несравненно бóльшую источниковедческую ценность представляют сведения СРХ по истории русско-ливонских отношений 40-60-х гг. ХШ в. По справедливому предположению исследователей, хронист при описании этих событий опирался на какой-то источник, происходивший из Дерптского епископства54. С начала 70-х гг. упоминания о русских исчезают со страниц хроники, что соответствует установлению относительного затишья на русско-ливонской границе, зафиксированного и по другим источникам. Среди русских историков XIX в. лучшим знатоком содержания СРХ был Е. В. Чешихин, использовавший ее в качестве одного из основных Назарова Е. Л. Дата основания Риги в контексте истории крестовых походов // Балто-славянские исследования. XV. Сб. науч. тр. – М., 2002. 54 Пашуто В. Т. Рифмованная хроника как источник по русской истории. – М., 1963. С. 103-108. 53 28 источников при написании своей «Истории Ливонии»55. Как источник по истории русско-ливонских отношений, а также по истории Литвы и литовско-русских отношений хроника использовалась отечественными историками и в прошлом, XX столетии, особенно после Второй мировой войны56. Но переведены на русский язык лишь фрагменты, описывающие борьбу за Псков в 1240-1242 гг. и Ледовое побоище57. Публикация содержит также лингвистический и исторический комментарии (перевод И. Э. Клейненберга, исторический комментарий И. П. Шаскольского). Последний по времени перевод отрывков СРХ тематически отвечающих замыслу издания был произведен В. И. Матузовой и Е. Л. Назаровой58. В переводе на русский язык в целях более точной передачи содержания рассказа хрониста стихотворный размер в издании не соблюдается. Помимо этих источников автор использовал фрагменты «Хроники Тевтонского ордена», «Истории Ливонии» Иоганна Реннера, «Хроники Ливонии» Бальтазара Руссова59. Эти хроники в основном опираются на более ранние, уже упомянутые, источники и, по существу, добавляют очень немного к взаимоотношениям Руси и Ливонии в XIII в. Блестящим представителем историографии Тевтонского ордена является Петр из Дусбурга60 и его сочинения «Хроника земли Прусской»61. В Хронике описываются события, связанные с завоеванием и колонизацией Пруссии крестоносцами, начиная с их вторжения в Прусские земли на рубеже 1230-х годов и до конца первой трети XIV в. По этому источнику Чешихин Е. В. История Ливонии с древнейших времен. – Рига, 1885. Т. 2. см. Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. – М., 1959, он же. Рифмованная хроника как источник… – М., 1963; Бегунов Ю. К. и др. Указ. соч., С. 197-231; Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление) // ВИ. 1994. № 5 и др. 57 Бегунов Ю. К. и др. Указ. соч. 58 Старшая рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002. 59 Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966. 60 О Петре из Дусбурга известно, что он был священником в Ордене и, судя по тексту хроники, имел теологическое образование. Родился он либо в Дуйсбурге (Германия), либо в Дусбурге (Нидерланды). 61 «Хроника Земли Прусской» Петра из Дусбурга // ВИ. 1986. № 7; Петр из Дусбурга. Хроника Земли Прусской / издание подготовила В. И. Матузова. – М., 1997. 55 56 29 можно воссоздать обстоятельства покорения пруссов Тевтонским орденом и завоевания Орденского государства, борьбу пруссов и литовцев против крестоносцев. Написана хроника на латинском языке и состоит из четырех книг. Первая повествует об основании Ордена бременско-любекскими купцами ок. 1190 г. при осаде крестоносцами Акры в Палестине; вторая – о вторжении крестоносцев в Пруссию после того, как император Фридрих II "пожаловал" в 1226 г. Ордену в качестве феода прусские земли; третья – о воинах с пруссами до 1283 г. и с Литвой до 1326 г.; четвертая – о различных событиях всемирной истории. Сохранились дополнения 1326-1330 гг. тоже принадлежащие, вероятно, Петру из Дусбурга. Его хроника – компиляция, основанная на материалах нарративных источников (хроники и анналы отдельных монастырей в Пруссии), дипломов (грамот) и устных преданий о крестоносцах. В «Хронике земли Прусской» нашли отражение, наряду с историей Ордена, древнейшая история, религия, обычаи и культура пруссов. В описании завоевания Пруссии Дусбург изображает Орден орудием Божием для борьбы с язычниками62. Эта тенденция диктует отбор и расположение фактического материала, оценку конкретных событий, суть которых зачастую отражена использование в автором лаконичных заголовках. литературных Она приемов, же определяет характерных для средневековых сочинений и нацеленных на создание идейной основы хроники. Другим источником со стороны ордена является «Ливонская хроника» Германа Вартберга63. Большей частью хроника посвящена военным действиям Ордена в Ливонии, преимущественно описанием войн с литовцами и русскими. Свою хронику Герман Вартберг писал по годам Матузова В. И. Идейно-теологическая основа «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга // ДГ. 1982. – М., 1984; она же. «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга в культурно-историческом контексте // Балто-славянские исследования. 1985. – М., 1987; она же. Создание исторической памяти: ранние исторические сочинения Тевтонского ордена в Пруссии // ДГ. 2001 год. – М., 2003. 63 Ливонская хроника Германа Вартберга / Сб. мат. и ст. по ист. Приб. края. – Т. II, 1879. Рига. 62 30 правления магистров Ливонии (ландмеймстеров Тевтонского ордена). Так же, как и Генрих Латвийский, Вартберг не является беспристрастным летописцем. Однако в отличие от Генриха Латвийского, Вартберг придерживается совершенно противоположных взглядов. Там, где дело идет об отношениях Тевтонского ордена к его противникам – духовенству и горожанам, у Вартберга везде проглядывает то, что он был настоящим поверенным Ордена и усердным защитником справедливости его прав. Еще одним из источников, освещающих начальный период истории Тевтонского ордена в Пруссии, но уже с другой стороны, является так называемая «Хроника Великой Польши»64. Она является составной частью большого свода различных материалов, вероятно, подготовленных кем-то для нового обширного исторического сочинения. Главные события здесь посвящены деяниям князей Великой Польши65, и, прежде всего Пшемыслава II. Хроника содержит пролог и 164 главы, каждая имеет свой заголовок. Повествование ведется от сотворения мира до 1271 (1273 г.). Сочинение легко разбивается на две части. Они не равноценны ни по объему, ни по количеству содержащихся в них сведений. Первая часть посвящена истории польского народа, рассматриваемой с легендарных времен и проведенный сквозь античность и средневековье (до 1202 года)66. Вторая часть хроники является собственно историей князей Великой Польши XIII в. Таким образом, значительная доля «самостоятельной» части сочинения отведена втор. пол. XII столетия. События излагаются сухим языком анналов на латинском языке. Хронист выражает свои симпатии к князьям, защищавшим интересы страны и духовенства. Для автора Великопольской хроники важно было представить историю всех, Мазовецких и Силезийских, Поморских и Малопольских, земель, входящих в «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / под ред. В.Л. Янина –М., 1987. Великая Польша – это земли по средней Варте с центрами с Гнезно, Познанью, Калишем и др. 66 Гл. 50-57. 64 65 31 состав польского государства, выделив значение Великой Польши для объединения их в единое королевство. Собственно глав, посвященных истории взаимоотношения Польши и Тевтонского ордена относительно немного (ок. 20). К действиям орденских братьев в Польше хронист относится отрицательно67. Помимо хроник, в научной работе использован актовый материал, отражающий утверждение крестоносцев в Восточной Прибалтике и попытки завоевания территории Новгородского государства. Актовый материал, используемый в исследовании можно, как думается, разбить на группы. В первую группу можно отнести послания римских пап, подлинники которых (если они сохранились до наших дней) находятся в Тайном архиве в Ватикане68. Эти источники раскрывают нам политику католической церкви по отношению к языческому, да и православному, населению Восточной Европы, главной задачей которой было распространение католицизма. Папские буллы также, что очень важно, современны событиям, дают нам представление о политике христианизации прибалтов католическими миссионерами, позволяют проследить ее основные этапы. Они подчас сообщают ценнейшие сведения о социальной структуре, о границах земель прибалтийских племен, о деятельности православных миссионеров, об этническом составе населения этих земель и многое другое. Гл. 88, 161, 162. Послание папы Климента III. 1.X.1188 г. // Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII– 1270-е гг. – М., 2002. С. 72-74; Послание папы Гонория III Альбрехту, графу Орламюндскому (Голштинскому), по поводу его намерения предпринять поход в Ливонию от 25 января 1217 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. №2, 1995; Послание папы Гонория III судьям Ливонии. 8. II. 1222 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 205-206.; Послание папы Гонория III христианам в Руссии. 16.IX.1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 216-217; Послание папы Гонория III королям Руси. 17.I.1227 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 219-220; Послание папы Григория IX Балдуину Альнскому. 3.II.1232 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 255-257.; Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу. 23.01.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 262-265; Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому от 15.09.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 268-270; Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 19.III.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 276-277; Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 3.VIII.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 278-279; Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 257-261. 67 68 32 Во вторую группу входят документы, составленные непосредственно в данном регионе и отражающие реалии изменяющейся политической ситуации, т.е. договоры о разделе завоеванных земель, вступлении в вассальную зависимость и др. 69 Таковы основные письменные источники, известия которых освещают взаимоотношения славян, прибалтийских народов и католических миссионеров в Прибалтике с момента появления и до завоевания этого региона. Известия эти, как правило, тенденциозны, фрагментарны, порой они лишь случайно фиксируют те или иные события, связанные с историей региона. Тем не менее, анализ совокупности сведений письменных источников по истории Северо-западных земель периода активного католического натиска в самый драматичный период русской истории позволяет восстановить в целом особенности их исторического развития в это время. Г) Археологические источники. Изучение археологических памятников в Прибалтийском регионе в целом началось после Великой Отечественной войны и велось как русскими, так и латвийскими, эстонскими, литовскими советскими археологами. Археологические материалы позволяют воссоздать общую картину расселения восточнославянского, прибалтийского населения на этой территории в IX – XII вв., реально представить их быт и занятия, уровень политического, социально-экономического и культурного развития70. Договор о вступлении князя Герцике Висвалдиса в ленные отношения с епископом Рижским Альбертом / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 199-201; Акт о разделе владений князя Герцике. 1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 212-213; Договор немецкого Ордена с сааремаасцами от 1241 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. – М., 1972. С. 306-308.; Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 257261; Грамота вице-легата архиепископа Ливонии. 3.Х.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 272-275; Назарова Е. Л. «Ливонские Правды» как исторический источник // Древнейшие источники на территории СССР. – М., 1980; Немецко-куршский договор от августа 1267 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Ук. соч. С. 311-313; Послание магистра Отто фон Лютенберга горожанам и купцам Любека. 1269 г. / Матузова В. И, Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 283-284; Послание городского совета Риги горожанам Любека. 1269 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 286-287; Немецко-земгальский договор от 6 июля 1272 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Ук. соч. С. 313-314. 70 Апалс Я. Исследования городища Риексту калнс // Археологические открытия 1980 года. – М., 1981; Тамла Ю., Тыниссон Э. Исследования городища Варбола // Известия АН ЭССР. – Таллинн, 1983. Т. 32. № 4; они же. Варболаская экспедиция в 1986-1987 гг. // Известия АН ЭССР. – Таллинн, 1988. Т. 37. № 4; Труммал 69 33 Основные материалы, дающие подробную картину развития прибалтийской и финно-угорской материальной культуры, опубликованы в фундаментальном труде советских ученых «Финно-угры и балты в эпоху средневековья», вышедшей в 1987 г. в серии «Археология СССР», а также в работе В. И. Кулакова71. В этих работах собран и научно систематизирован материал по двум крупным этносам – финно-уграм и балтам, заселившим в эпоху средневековья значительные пространства Северо-Восточной Европы – от побережья Балтийского моря на западе до бассейна Оби на востоке. В основе исследования лежат тысячи археологических памятников и огромнейший вещевой материал, полученный в результате раскопок на протяжении более 150 лет. Результатом исследования является реконструкция конкретной истории каждого из финнско-угорских и балтских племен раннего средневековья и условий формирования средневековых народностей. Подробно характеризуются поселения, жилища, быт и хозяйство, а также социальные отношения, обычаи и верования средневековых племенных образований финно-угров и балтов. Помимо перечисленных археологических источников в распоряжении историка, изучающего раннесредневековую историю взаимоотношений Руси и народов Прибалтики, имеются также и нумизматические материалы, проливающие свет на особенности монетного обращения в регионе, экономические связи его населения с сопредельными странами72. В. К. Археологические раскопки в Тарту и поход князя Ярослава в 1030 г. // СА. 1972. № 2; Шноре Э. Д. Асотское городище // Материалы по археологии Латвии. – Рига, 1957. Т. 1; он же. Асотское городище // Материалы по археологии Латвии. – Рига, 1961. Вып. 2; Моора Х. А., Моора А. Х. К вопросу об историкокультурных подобластях и районах Прибалтики // СЭ, 1960, №3; Славяне и скандинавы. – М., 1986. 71 Кулаков В. И. Пруссы (V – XIII вв.). – М., 1994. 72 Берга Т. Монеты в погребениях на территории Латвии X – XII вв. // Известия АН ЛатвССР. 1976. № 4.; она же. Анализ нумизматического материала из археологических памятников Латвии X–XII вв. // Известия АН ЛатвССР. 1977. № 6.; она же. Монеты в археологических памятниках Латвии. IX – XII вв. – Рига, 1988. 34 Интересен ряд находок связанных с так называемым «знаком Рюриковичей» и вызванных в связи с этим проблемой включения латышских племен в сферу даннических отношений Древнерусских земель73. Археологические материалы могут внести серьезный вклад в разработку таких проблем, как конкретное изучение путей возникновения феодального города, его топографии, социальной и производственной структуры, особенности его взаимоотношений с сельской округой. Данные археологических раскопок могут пролить свет на особенности товарного производства, на изучение возникновения и развития ремесел, на историю эволюции семьи и общины в эпоху раннего феодализма, на развитие культурных и экономических связей населения региона в изучаемую эпоху74. Научная новизна исследования состоит в том, что в ней впервые выдвигается целостная концепция развития Северо-западных русских земель на фоне нараставшего военно-политического противостояния Новгорода и Пскова с рыцарскими орденами в XII-XIII вв. Проведенное исследование позволяет пересмотреть отдельные стереотипы в оценке взаимоотношений Руси и государств крестоносцев в Прибалтике, а также между балтами и русскими в рассматриваемый период. – в работе по-новому показана проблема взаимоотношений Северозападных русских земель и прибалтийских племен накануне наступления крестоносцев. Автор приходит к выводу о том, что русское освоение данных территорий отличалось религиозной терпимостью и носило преимущественно торгово-экономический, а не военно-колонизаторский характер; Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X – начале XIII века. // Проблемы истории феодальной России. – Л., 1971.; Молчанов А. А. Подвески со знаками Рюриковичей и происхождение русской буллы // ВИД. – Л., 1976, Вып. VII; Назарова Е. Л. Из истории взаимоотношений ливов с Русью (X– XIII вв.) // ДГ. 1985. – М., 1986.; Рыбаков Б. А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X – XII вв. // СА. VI. 1940. 74 Антейн А. К. Дамасская сталь в странах Балтийского моря. – Рига, 1976; Назарова Е. Л. Изучение раннефеодальной истории Латвии в Латвийской советской историографии (1970-1980) // ИСССР. 1982. № 3; Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в IX – XIII вв. – Рига, 1965; он же. Проблемы формирования латышской народности в средневековье (по данным археологии) // Проблемы этногенеза и этнической истории балтов. – Вильнюс, 1985. Тыниссон Э. Ю. Ливы // ВИ. 1970. № 3. 73 35 – автор отмечает высокую активность и хорошую идейную обоснованность миссионерской деятельности германских епископств в Прибалтике на рубеже XII-XIII вв. В частности, любое стремление Новгорода отстаивать свои политические и экономические интересы в данном регионе воспринималось миссионерами как помощь и пособничество язычникам, что, в свою очередь, служило идейным оправданием восточной религиозной и военно-политической экспансии; – исследование показало, что успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона, недовольство эстов и латгалов политикой Новгорода, а также противоречия между самими русскими землями и княжествами. Данные обстоятельства не позволили своевременно сформировать и противопоставить крестоносцам военный союз прибалтийских народов с Полоцким княжеством и Новгородским государством; – в работе выявлен ряд принципиальных отличий политики Новгородской и Псковской земли в отношении своих западных соседей. Если Новгород в своей западной политике руководствовался преимущественно торгово-экономическими интересами, то псковские власти стремились использовать возросшее католическое влияние в регионе для того, чтобы добиться независимости от Новгородской Руси. Работа имеет следующую структуру: введение, три главы, заключение и приложение. Главы разбиты на параграфы. Научно-справочный аппарат работы включает подстрочные ссылки, список источников и литературы, список сокращений. 36 ГЛАВА I. РУССКИЕ ЗЕМЛИ И ВОСТОЧНАЯ ПРИБАЛТИКА В X–XII вв. Прежде чем перейти непосредственно к проблемам взаимоотношений Руси и крестоносцев необходимо коснуться важнейших теоретических вопросов связанных Прибалтийского с региона, проблемами поскольку изучения многие коренных из них народов являются дискусионными. К числу таких проблем относятся: – вопросы, связанные с социально-экономическим и политическим развитием Прибалтийского региона в рассматриваемую эпоху. Нами будет проанализирован, и по возможности уточнен, уровень социально- экономического и политического развития народов Прибалтики, поскольку в советской историографии уровень развития сознательно принижался, для 37 того чтобы показать Русь благодетельницей и защитницей по отношению к автохтонному населению региона. – во-вторых, также будут рассмотрены вопросы, связанные с распространением христианства у народов данного региона. – и, в-третьих, отсюда вытекает следующая проблема, связанная с сопоставлением русской (православной) и крестоносной (католической) политикой в регионе, как глобального противостояния православия и католичества. Для того, чтобы найти верный ответ на данные вопросы необходимо провести комплексное исследование с привлечением письменных, археологических и других источников. Целью исследования этой главы является стремление наиболее объективно выявить взаимоотношения Руси и балтийских племен к началу проникновения католических миссионеров, а так же проследить изменение политики католических миссионеров перешедших от мирного распространения христианства к насильственным методом путем пропаганды крестовых походов и организацией духовно-рыцарских орденов. 1.1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ПРИБАЛТИЙСКОГО РЕГИОНА К XIII в. История прибалтийских земель искони связана с историческим прошлым Руси. Как бы ни изменялись условия и обстановка в Прибалтике на протяжении веков, всегда восточным соседом Прибалтийских государств неизменно оставалась Русь-Россия, независимо от того, была ли это Новгородская Русь, Московское государство, Российская империя или СССР. Благодаря своему географическому положению Западная Двина уже с I тыс. н. э. определилась как связующее звено между Западной Европой и Востоком. Как точно заметил немецкий историк Э. Хёш: «Все дело «немцев» на Балтийском побережье в начале XIII в. следует рассматривать во взаимосвязи с далеко идущими экономическими планами – борьбой за 38 безопасность торгового пути в Азию»75. Это обстоятельство было одной из наиболее важных причин, обусловивших интерес средневековых европейских государств к овладению восточно-прибалтийским регионом. Русский интерес к Прибалтике был обусловлен также коренными естественными причинами – единой географической средой, общностью истории и взаимонеобходимыми хозяйственными связями. Географически между Россией и Прибалтикой нет резких ландшафтных границ, нет даже сколько-нибудь приметных географических вех – это единая равнина, служащая продолжением русской системы конечных морен, тот же рельеф, те же болота, те же озера, что и на Псковщине или Новгородчине. Гидрографическая сеть связывает Русь и Прибалтику, а не разделяет их: для Руси и Эстонии Чудское и Псковское (Пейпус) озера – общие; реки Эстонии и Псковщины связывают два этих края; сквозные общие водные пути идут по Западной Двине (Даугаве), соединяющей Смоленщину и Белую Русь (Полоцк, Витебск, Минск) с Ливонией и по реке Нарове с её притоком р. Плюсой, служащей для эстов и новгородцев единой дорогой к Финскому заливу. И, наконец, главным географическим фактором в отношениях Руси к прибалтийскому региону было то, что для всей огромной сухопутной Северной и Северо-Восточной Руси Прибалтика служила единственным возможным и естественным выходом к Балтийскому морю, и изменить это обстоятельство ничто не могло. В историческом плане значение этого водного – торгового и военностратегического – пути исследователи пытаются определить с середины XIX века. При этом на выводы влияли как степень изученности истории региона, так и изменения политической ситуации. Среди наиболее значимых для изучения темы следует назвать работы А. Сапунова, Ф. Кейслера, М. Таубе, а Хёш Э. Восточная политика Немецкого Ордена в XIII в. / Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. С. 72. 75 39 также в советское время – монографии латышских исследователей Э. Мугуревича, В. Павулана и т.д.76 Причем, если в XIX в. и в начале прошлого века Западная Двина (Даугава) рассматривалась как контактная зона двух основных сторон – западноевропейской (скандинавов, позже – немцев) и православной (русских) цивилизаций, а местное население региона воспринималось не как субъект, а как объект контактов, то работы археологов последних 60-70 лет позволили несколько иначе определить расстановку сил в этой части Восточной Европы. На рубеже I и II тыс. н. э. земли Прибалтики были населены племенами угро-финского и балтского происхождения, имена которых донесли до наших дней русские летописи, немецкие хроники и скандинавские саги. Первые наиболее древние известия о балтах77, которые фигурируют под именами эстиев относятся к началу I тыс. н. э. Римский историк Тацит (I в. н. э.) в своём труде «Германия» писал: «Правый берег Свевского моря78 (т.е. Балтийского моря – А. Г.) омывает эстиев… Они с большим терпением обрабатывают землю для хлеба и других её произведений.… Но они обшаривают и море, и одни из всех собирают среди отмелей и на самом берегу янтарь»79. В ту пору они представляли собой еще единый племенной союз эстиев. Иордан в сочинении «Getika» (сер. VI в.) отводит эстием значительные пространства Восточной Европы. Последний раз они называются в сочинении скандинавского путешественника Вольфстана (890 г.), но эти известия не прибавляют нового к локализации айстов Иорданом80. Бассейн среднего и нижнего Немана и нижнего течения Западной Двины, исключая ее устье, принадлежали балтам. Среди них выделяется несколько племен. Южнее Рижского залива по побережью Балтийского моря Сапунов А. Река Западная Двина. Историко-географический обзор.; Кейсслер Ф. Окончание первоначального русского владычества в Прибалтийском крае в XII столетии.; Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в X-XIII вв. – Рига, 1965. 77 Балты – неологизм кабинетного происхождения, употребляемый в научной литературе с середины XIX века и по своему происхождению связанный с Балтийским морем. 78 Свевы – германское племя в Скандинавии. 79 Цитата дана по: Очерки истории СССР. Ч. I (IX-XIII). – М. 1953. С. 671. 80 Финно-угры и балты в эпоху средневековья. – М. 1988. С. 7. 76 40 жили курши. Их восточными соседями были земгалы и жемайты, а в низовьях Немана – скальвы. В бассейне Вилии обитали аукшайты, которые на севере соприкасались с селами, занимавшими левый берег Западной Двины, и латгалами, расселившимися на правом берегу этой реки. В левобережной части среднего Понеманья и далее на запад по нижней Висле жили ятвяги-судавы и прусские племена. Аукшайты и жемайты вместе со скальвами и частью куршей составили ядро литовской народности, которая формируется в первых столетиях II тыс. н. э. Латгалы, земгалы и селы с частью куршей стали ядром латышей. Северными соседями балтов были угро-финские племена. Среди них эсты занимали территорию современной Эстонии, ливы обитали в северозападной части нынешней Латвии, а на южном побережье Финского залива жила водь. Юго-восточнее балтов и угро-финнов на обширных пространствах Восточной Европы расселились восточнославянские племена. На основе археологических данных Х. А. Моора и А. Х. Моора, учитывая запасы средств жизни, выделили в восточной Прибалтике три главных хозяйственных района: центральный (западная Литва, западная и центральная Латвия, и большая часть материковой Эстонии) – с давними земледельческими традициями; приморский (эстонские острова, северозападная часть эстонского материка, побережье Курземе) – с издревле развитым морским промыслом и мореходством и, наконец, восточный (эстонское Причудье, юго-восточная Эстония, Латгалия, Восточная Литва) – переходный между древнерусским и прибалтийским хозяйственным укладом, край озерный с развитым рыболовством и другими подсобными промыслами81. На рубеже I-II тыс. Восточная Прибалтика представляла собой регион, быстро прогрессирующий в экономическом и общественном отношении. Моора Х. А., Моора А. Х. К вопросу об историко-культурных подобластях и районах Прибалтики // СЭ. 1960. №3. С. 43 81 41 Этому в значительной степени способствовало географическое положение на торговых путях, ведших из Западной и Северной Европы вглубь Восточноевропейского материка и далее в страны Востока, а также соседство с народами, стоявшими на более высокой ступени политического и социального развития. Несмотря на менее благоприятный, чем в Западной Европе (кроме Скандинавии), климат для занятия сельским хозяйством, в регионе уже с начала II тыс. успешно развивались пашенное земледелие и скотоводство. Это подтверждается самим ходом заселения территории Прибалтики. Заселялись, прежде всего, районы, которые отличались более благоприятными условиями для развития указанных отраслей хозяйства. К началу II тыс. н. э. в земледелии уже господствовало трехполье, значение которого значительно возросло именно с XI в. параллельно распространению озимой ржи и совершенствованию земледельческих орудий. Прогресс в земледельческих орудиях труда (наральники и сошники) отмечается в работах Э. Мугуревича. Он пришел к выводу, что уже в XII в. на территории Прибалтики сформировался свой тип сошников двузубой сохи, отличной от сошников, характерных для Германии того же времени. Э. Мугуревич (совместно с М. Атгазисом и Э. Шноре) дал также сводную характеристику (количественную и качественную) других видов различных земледельческих орудий: мотыг, серпов, кос, применяемых в раннефеодальной Латвии, что позволило авторам сделать вывод об окончательной победе пашенного земледелия при сохранении подсечной и переложной форм. С конца XII – начала XIII в. отмечен вывоз зерна из этих районов в Скандинавию и Карелию. Интересны вводимые в научный оборот и материалы о развитии животноводства. Находки остатков хлевов свидетельствуют о росте производительности животноводства и об увеличении потребления мяса в питании. Важные соображения о развитии овцеводства высказала А. Зариня. Исследуя сырье, употреблявшееся при изготовлении ткани, она, вопреки бытовавшему 42 мнению доказала, что в раннесредневековой Прибалтике наряду с темнорунными и сернорунными разводились и тонкошерстные белорунные овцы, позволявшие получать пряжу более высокого качества82. Благодаря ее же исследованиям значительно расширились наши представления о раннесредневековом ткачестве. Проведенные исследования позволили заключить, что в VII–XI вв. ткачество достигло высокой степени мастерства. Скачок в ткацком производстве связан с появлением в XII в. горизонтального ткацкого стана (перенятого у соседей), что привело к повышению производительности труда, совершенствованию производственного процесса и улучшению качества ткани. Совершенствование технологии производства, достижение большого разнообразия в изготовлении рисунчатых тканей и в украшении материи бронзой указывает на выделение ткачей- профессионалов, работавших главным образом на удовлетворение запросов имущих слоев населения. Появились мастера, специализировавшиеся на производстве отдельных деталей костюма. Наряду с ткачеством как специализированной отраслью производства сохранялось домашнее деревенское ткачество, обеспечивавшее потребности натурального хозяйства каждой семьи. Изучая остатки кожаной обуви, исследователь предположила, что для обслуживания знати появляются и специалисты-сапожники83. Остеологические исследования указывают на сохранение значения в питании охоты, в том числе и на птиц, на увеличившуюся роль пушной охоты в хозяйстве. Расширились наши представления о раннесредневековом бортничестве. Находки специального снаряжения говорят о том, что в X в. труд бортников стал более производительным. Были выделены разные типы деталей снаряжения, употреблявшиеся для разных пород бортных деревьев. Это указывает на стремление жителей наиболее полно использовать естественные условия для занятия бортным промыслом и отражает (вместе с Назарова Е. Л. Изучение раннефеодальной истории Латвии в латвийской советской историографии (19701980) // ИСССР. 1982. №3. С. 165. 83 Ук. соч. С. 167. 82 43 находками сот, подсвечников, следами ювелирного литья по восковой модели) заметно увеличившийся спрос на продукты бортничества в рассматриваемый период. Большой интерес представляет статья Я. Слоки, в которой приводятся результаты идентификации костей рыб из слоев X–XIV вв. взятых в 12 крупных населенных пунктах бассейна Даугавы. По подсчетам, в пищу употреблялось 25 видов морских, речных и озерных рыб (вместо 13, отмеченных ранее), добываемых в основном самими местными жителями. Это, по мнению автора, свидетельствует о большом удельном весе рыбы в общем балансе продуктов питания того времени84. Это и не удивительно, ибо уже само расположение региона способствовало занятию населением рыболовством. Не говоря уже о ресурсах Балтийского моря и рек (Эмайыга, Нарва, Даугава (Западная Двина), Лиелупе, Гауя, Вента, Неман и др.) можно отметить огромное количество озер. Так, в Эстонии насчитывается 1500 озер, что составляет примерно 5% от общей территории, в Латвии – 3000 (1,6% территории), в Литве – 4000 (1,5% территории). «Хроника Ливонии» называет также одну деревню (неподалеку от современной Риги), основным занятием населения которой было, очевидно, рыболовство. Нельзя правильно оценить уровень развития прибалтийских народов без учета значения торговли. Экспортными были продукты рыболовства, охоты и бортничества, а также янтарь и живой товар – рабы85. Вывозом отсюда товаров занимались как иноземные (скандинавские, русские) купцы, так и представители коренных народов. Прогрессу торговли способствовало уже само географическое положение района. Исследование результатов раскопок привело к заключению, что уже с рубежа I-II тыс. н. э. в нижнем и среднем течении реки находились поселения, активно участвовавшие в торговом обмене между Западом и Востоком. Эти поселения, основанные ливами, земгалами и латгалами, располагались в наиболее стратегически 84 85 Ук. Соч. С. 165. Славяне и скандинавы. – М., 1986, С. 101. 44 значимых местах. Жители их не только обслуживали эти центры, но и сами принимали участие в транзитной торговле. Важными для транзитной торговли были два таких поселка в низовьях Даугавы, при впадении в нее р. Ридзене, на месте которых в 1201 г. была заложена Рига. В устье Ридзене находилась естественная удобная гавань, принимавшая морские корабли. Археологами в этих поселках открыты усадьбы – комплексы жилых и хозяйственных построек, обнесенных частоколом, уличные деревянные настилы, подобные известным в древнерусских городах. О складывании местного купечества в X–XII вв. свидетельствуют данные археологических исследований. Среди импортируемых товаров помимо продуктов первой необходимости (соль и др.) были оружие, ювелирные (в том числе золотые и серебряные) изделия, дорогие ткани и другие предметы роскоши, которые пользовались большим спросом в социальных верхах местного общества. Археологически доказано, что уже к началу X в. внешнеторговый обмен народов Латвии (особенно с Русью и Скандинавией) становится постоянным. Это свидетельствует о высоком уровне торговых сношений Прибалтики с соседями. Для истории торговых связей и денежного обращения раннефеодальной Латвии представляют интерес работы Т. Берги, в сфере внимания которой – монеты (всего более 700) с археологических памятников Латвии X– XII вв. Сопоставление места и времени чеканки монет с районами находки, типом и датировкой памятника позволило автору выявить пути проникновения монет на территорию Латвии (главным из которых была Даугава) и периоды наиболее интенсивного их поступления из определенной страны (в X в. – арабские, с конца века – византийские и западноевропейские). Важно наблюдение автора о поступлении серебряных монет в Латвию вплоть до XII в., несмотря на начавшийся в Западной Европе кризис монетного обращения. Хотя определенная часть монет употреблялась в 45 качестве подвесок в ожерелья, подавляющее большинство их использовалось по прямому назначению86. Вместе с тем спрос населения в основном удовлетворялся производимыми в регионе товарами ремесленного производства, необходимыми как для ведения хозяйства, так и для военных целей (предметы вооружения). Об уровне металлургического и кузнечного производства свидетельствуют данные о знакомстве здешних мастеров с производством стали, об изготовлении комбинированных изделий: железных с наваренными стальными пластинами. Тщательный анализ археологических данных, связанных с железоделательным производством, позволил заключить, что по уровню техники добычи железа Прибалтика той поры не уступала Руси и Силезии87. Активно развивалось и ювелирное производство: в большом количестве производились украшения из бронзы (в том числе – инкрустированные серебряными пластинами) и предметы из янтаря. Зафиксирован импорт сырья (в частности, медных пластин) для местного ювелирного производства с Готланда88. Важным элементом скандинавского влияния являются характерные в то время для ливов «черепаховидные» фибулы, прообразом которых были скандинавские женские украшения. Со стороны Руси отметим адаптированные ливами в качестве украшений так называемые подвески со знаком Рюриковичей, а, кроме того, употреблявшиеся также в основном в качестве украшений православные крестики и энколпионы. Таким образом, исследования 70-х–80-х гг. XX в. выявили достаточно высокий уровень ювелирного искусства и вносят существенную поправку в высказанное в 60-х годах мнение о том, что в раннесредневековой Прибалтике местное ювелирное мастерство еще не возникло89. Берга Т. Монеты в погребениях на территории Латвии X–XII вв. – Известия АН ЛатвССР, 1976, №4, С. 83112; ее же. Анализ нумизматического материала из археологических памятников Латвии X–XII вв.– Известия АН ЛатвССР, 1977, №6, С. 86-98. 87 Антейн А. К. Дамасская сталь в странах Балтийского моря. – Рига, 1976. 88 Берга Т. М. Монеты в археологических памятниках Латвии. IX-XII вв. – Рига, 1988. С. 15-24, 48-49. 89 Моора Х. А., Лиги Х. М. К вопросу о генезисе феодальных отношений у народов Прибалтики / Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. – М., 1969. С. 132. 86 46 О степени развития гончарного производства можно судить по доминированию на значительной части региона уже с начала XI в. гончарной керамики. Уже с первой половины XI в. в некоторых районах, например, у даугавских ливов, лепная керамика изготовлялась только в ритуальных целях. Появление же примитивного круга датируется X в. Эти заключения также корректируют прежние выводы о постепенном распространении гончарного круга в Прибалтике из восточных районов в западные лишь в XI в.90 На основании комплексного изучения источников исследователи судят о становлении в регионе классового (раннефеодального) общества, начиная с сер. – втор. пол. X в. Чрезвычайно продуктивным в этой связи является комплексное археологическое изучение упоминаемых в древнейших письменных источниках укрепленных центров областей и принадлежащей им округи. В это время появляются хорошо укрепленные городища-замки. Вокруг них складываются поселения, жители которых помимо сельского хозяйства занимались ремеслом и торговлей. Однако археологически поселения у городищ изучены много хуже, чем городища, поэтому решить вопрос о том, носили ли они преимущественно ремесленный или сельскохозяйственный характер, пока невозможно. Социальная стратификация общества хорошо фиксируется также археологами по материалам погребальных памятников. В настоящее время принята точка зрения Я. Зутиса о том, что во главе княжеств и других крупных государственных образований стояли «князья» и «вожди», главами областей были «старейшины», «старейшины округи». К представителям местной знати относились также «благородные», «лучшие люди», «богатые», «знатные», известные по письменным источникам. Бесправными в политическом отношении были так называемые «калпы», работавшие в хозяйствах земледельцев или как патриархальные рабы (среди них были и военнопленные), или как зависимые люди, наделенные участком земли. 90 Моора Х. А., Лиги Х. М. Указ. соч., С. 138. 47 Последние образовывали категорию частнозависимого населения раннефеодального общества91. Социально-политическое развитие общества шло неодинаковыми темпами в разных районах региона. Кроме того, к концу XII в. наметилось движение в направлении нескольких форм раннефеодальных государственных образований. У латгалов среднего течения Западной Двины в стадии становления находились два раннефеодальных княжества: Кукенойс (Кокнесе) и Герцике (Ерсика), вассальные Полоцку. В том же направлении, хотя и с некоторым отставанием, двигались северные латгалы из областей Талава и Адзеле. Черты раннефеодальных монархий усматриваются и в развитии других народов региона (ливы, латгалы, земгалы). Только у куршей в приморских областях, а также у эстов в западных землях по берегу Балтийского моря и на острове Сааремаа складывались предпосылки для образования феодальных республик92. Сказанное нельзя не учитывать при объяснении избирательности в действиях крестоносцев. Но подчеркнем и еще одну важную особенность начального этапа вторжения: сведениями о народах, заселявших Восточную Прибалтику, крестоносцы практически не располагали. По выражению Дж. К. Райта, «в эпоху крестовых походов Восточная и Северо-Восточная Европа представлялась жителям Запада столь же туманным краем, как Центральная Азия…»93. 1.2 ВЗАИМООТНОШЕНИЯ НАРОДОВ ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКИ И РУСИ В X-XII вв. С рубежа I–II тыс. развитие восточноприбалтийских народов шло в условиях установления в регионе политического господства Древней Руси, распространявшегося из трех центров. Письменные источники (русские летоИстория Латвийской ССР. Сокр. курс. С. 28-30. Назарова Е. Л. Изучение раннефеодальной истории Латвии… // ИСССР. 1982. №3; Кулаков В. И. Пруссы (V–XIII вв.). – М., 1994; Latgali/Латгалы. – Riga, 1999, С. 5-49; Моора Х. А., Лиги Х. М. К вопросу о генезисе феодальных отношений… С. 148-151. 93 Райт Дж. К. Географические представления в эпоху крестовых походов: Исследование средневековой науки и традиции в Западной Европе. – М., 1988. С. 277. 91 92 48 писи) сообщают о походах за данью из Киева в земли литовцев и ятвягов уже с кон. X в. С 30-х гг. XI в. начинается продвижение русских дружин из Новгорода в районы Восточной и Южной Эстонии. К концу XII в. новгородцы собирали дань с большей части Эстонии (за исключением, вероятно, западных областей и островов), а также с областей северных латгалов – Толова (совр. лат. Талавы), Очела (Адзеле) и Имеры. Расширение сферы даннического интереса Руси в северных районах Восточной Прибалтики было продолжением процесса постепенной колонизации финских народов к востоку от р. Нарвы и Чудского озера. Это направление колонизации было вполне естественно, ибо Псков и Новгород стремились обеспечить себе более прямой водный и сухопутный путь через Юрьев. Заморская торговля всегда занимала видное место в хозяйственной жизни этих городов, поэтому они использовали свое политическое и военной влияние или господство в Эстонии в первую очередь для того, чтобы обеспечить себе наиболее благоприятные условия в торговых сношениях с Готландом, Данией и Любеком. Первое упоминание об Очеле относится к 1111 г. Поход туда князя Мстислава с новгородцами совпадает по времени с возобновлением наступления из Новгорода на юго-восточные районы обитания эстов. Можно предположить, что с того времени начинается более или менее регулярный сбор дани с Очелы. Вероятно, тогда же в данническую зависимость от Новгорода попадает и Толова. Под 1179 г. известно о разорении Очелы новгородцами во главе с князем Мстиславом Ростиславичем. При этом нужно учитывать то, что латгалы находились в весьма враждебных отношениях с соседними эстами. Вполне возможно, что Псков выступал определенным гарантом как внутренней, так и внешней стабильности в Толове и Очеле. Для псковичей же привлекательным, помимо дани, должно было быть то, что через эти земли проходил основной путь, соединявший Псков с 49 устьем Даугавы94. Обоюдный интерес, думается, способствовал установлению более или менее прочных связей между Псковом и северолатгальской знатью. Народы из районов бассейна Западной Двины (Даугавы) попали в данническую зависимость от Полоцка примерно в середине XI в. в годы правления князя Всеслава Брячиславича (1044–1064)95. А. Н. Насонов, а позже и Л. В. Алексеев справедливо связывали распространение полоцкой дани на северо-запад с тем, что со второй половины XI в. расширение влияния Полоцка на север и восток вплотную столкнулось с противодействием других русских княжеств96. Эти годы считаются временем накопления сил Всеслава, активно включившегося затем в общерусские междоусобицы. Логично предположить, что, собираясь начать длительную борьбу с Новгородом, Псковом и Киевом, Всеслав постарался закрепить за Полоцком земли по Западной Двине, тем более что со второй четверти XI в. активизируется политика Киева и Новгорода в западном и северо-западном направлениях: с 1030 по 1060 г. летопись зафиксировала восемь походов киевлян, новгородцев и псковичей на ятвягов, литву, голядь, эстов и емь97. Таким образом, у полоцкого князя были веские причины торопиться включить земли ливов, земгалов, куршей и латгалов в сферу своего влияния, пока его соперники не сделали этого с юга и севера. В последующие почти 40 лет (вплоть до смерти Всеслава в 1101 г.), когда полоцкий князь был всецело поглощен русскими делами, сбор дани с народов Латвии мог не всегда осуществляться регулярно, а порой и прекращаться. После смерти Всеслава его сыновья пытаются подтвердить или, если надо, восстановить данническую зависимость этих народов от Полоцка. Однако попытка включить в сферу даннических интересов Полоцка земгалов Зутис Я. Я. Русско-эстонские отношения в IX – XIV вв. // Историк-марксист. 1940. № 2. С. 45. ЛЛ // ПСРЛ. – М., 1962. С. 82, 149, 153; НIЛ. – М. - Л., 1950. С. 130 и др.; Назарова Е. Л. Из истории взаимоотношений ливов…. С. 177-184; она же. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. 1 четверть XIII в. / Историческая археология. К 80-летию Д. А. Авдусина. – М., 1998. С. 352-353. 96 Алеексеев Л. В. Полоцкая земля: очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв. – М., 1975. С. 219220. 97 ПВЛ. – М., 1950, ч. 1. С. 101, 103, 109; Н1Л. С. 181, 183; История Эстонской ССР. – Таллин, 1961, т. 1. С. 109–110. 94 95 50 закончилась неудачно. В 1106 г. земгалы разбили дружины сыновей полоцкого князя Всеслава и практически освободились от русской дани98. На протяжении всего XII в. история ливов довольно тесно связана с Русью, хотя надо признать справедливым мнение, что русские князья не вмешивались во внутреннюю жизнь зависимых от них народов, лишь бы те платили им дань99. Нахождение же самого Полоцка на западно-двинском пути можно считать одной из основных причин борьбы за влияние в княжестве в XII в. между смоленскими и черниговскими князьями, ибо победитель получал ряд важных преимуществ и торгового, и военно-стратегического характера. Периодически военные отряды ливов использовались Полоцком при решении внутрирусских дел. Так, согласно сообщению Ипатьевской летописи, в походе 1180 г. киевских и черниговских князей против Давида Смоленского участвовал «Всеслав с полочаны, с ними же бяхоуть и Либь…»100. В начале XII в. летописец называл русскими данниками также и куршей (корсь)101. Но это – единственное упоминание, и из него не ясно, кому именно – Киеву или Полоцку – курши платили дань. Возможности для упрочения политического влияния Древней Руси были более реальными в тех частях региона, где оно могло подкрепляться интересами местной знати. У народов Восточной Прибалтики, где процесс становления классового общества проходил более быстрыми темпами, сильнее сказывались социальные противоречия. Это заставляло еще не окрепшие политические верхи общества искать поддержку своей власти на стороне. Кроме того, шла борьба за власть между разными народами региона, что часто приводило к вооруженным столкновениям. Все названные обстоятельства вынуждали местную аристократию мириться с зависимостью от Руси и рассматривать опору на русские княжества и земли как гарантию внутренней и внешней стабильности в подвластных этой власти землях. ПВЛ, ч. 1. С. 185; ЛЛ. С. 281. Зутис Я. Я. Русско-эстонские отношения в IX – XIV вв. // Историк-марксист. 1940. № 2. С. 45. 100 ИЛ // ПСРЛ. – М., 1962. Т. 2. С. 620. 101 ЛЛ. С. 4, 11. 98 99 51 Каким же образом проходил сбор дани? Выплата дани происходила, скорее всего, ежегодно. По крайней мере, на таких условиях рижский епископ согласился в 1210 г. выплачивать Полоцку дань за ливов102. Арнольд Любекский, осведомленный о положении дел в Прибалтике, говорит в своей хронике, что полоцкий князь собирал дань с ливов «время от времени»103. Дань собиралась «с плуга», как было принято на Руси уже в X в.104 Надо полагать, что сбор дани осуществлялся традиционным на Руси образом, т. е. в определенных местах ее принимали местные власти и под контролем русских данщиков доставляли в опорные пункты русского управления105. Местами сбора дани были замки старейшин округов. Владельцы же замков принимали дань, оставляя себе часть доходов и тем самым, включаясь в распределение государственных доходов Древней Руси. Вполне вероятно, что к концу XII в., когда уже практически сложились два крупных территориально-политических объединения ливов – области на Даугаве и Гауе, дань из округов поступала в центры этих областей (в начале XIII в. – в замки Гольм и Турайда), а оттуда доставлялась в Кокнесе – ближайший к землям ливов центр вассального Полоцку латгальского княжества. Каких-либо свидетельств того, что опорные пункты русской власти были в самой Либии, у нас нет. Весьма возможно, что сбор дани производился по погостам. Отметим в этой связи, что в латышском языке имеется слово pagasts, явно происходящее от русского «погост». В каком же размере выплачивалась дань? Из-за отсутствия источников нет возможности определить различные статьи и повинности, входившие в состав дани, уплачиваемой видимо в основном натурой. Так, в 1198 г. ливы разбитые крестоносцами вынуждены были давать священникам на «содержание каждому меру хлеба с плуга»106. ГЛ, XIV, 9. Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X – начале XIII века // Проблемы истории феодальной России. Сб. ст. к 60-летию проф. В. В. Мавродина. – Л., 1971. С. 89. 104 ГЛ, II, 7; ПВЛ, ч. 1. С. 58, 981 г.; Свердлов М. Б. Из истории системы налогообложения в Древней Руси // ВЕДС. – М., 1978. С. 144-150. 105 Пашуто В. Т. Страны Прибалтийского региона. С. 266. 106 ГЛ, II, 2-7. 102 103 52 Считается, что первоначально очевидно, соответствовал установленный принятому здесь крестоносцами налог, зерновому налогу, выплачиваемому в качестве дани Полоцку. По-видимому, так же одной из главных статей дани были меха. На основании разрозненных данных, встречающихся в летописях, можно лишь догадываться, что дань, уплачиваемая деньгами или серебром, была также распространенным явлением. Так, в 50-е гг. XI в. новгородский князь Изяслав Ярославич наложил на население эстонской земли Сакала (сосолы) дань в размере 2 тыс. гривен ежегодно. Позднее, в 1210 г. новгородские войска взяли с эстов 400 марок ногат107. Здесь соединены единицы русской и немецкой денежновесовых систем. Марка ногат – вероятно, марка в серебряных монетах. 1 серебряная монета равнялась по весу 1 новгородской гривне и составляла 200 г серебра108. Таким образом, новгородцы взяли с эстов 4 кг серебра. Очевидно, запасы серебра в Эстонии накапливались не только в результате морских набегов, но имели своим источником также торговлю. Подобные взаимоотношения с Русью выработались у ливов, латгалов, возможно, у жителей некоторых восточнолитовских областей. В таких политических условиях сложились вассальные Полоцку раннефеодальные латгальские княжества Кукенойс и Герцике, что, однако, не дает основания считать их русскими государственными образованиями109. В историографии до сих пор нет единого мнения по поводу происхождения правителей этих княжеств110. Разумеется, данный вопрос не является определяющим при изучении латгальской государственности, но без его решения представление о политической ситуации на Даугаве на рубеже XII– XIII вв. не может быть полным. Так правитель раннефеодального княжества ГЛ,XIV, 2. Назарова Е. Л. «Ливонские Правды» как исторический источник // Древнейшие источники на территории СССР. Материалы и исследования. 1979. – М., 1980. С. 100. 109 Аунс М. Политическая структура Древней Латгалии XI - начала XIII вв. // Известия АН ЛатвССР. - Рига, 1982, № 9; Назарова Е. Л. Национально-освободительная борьба ливов в начале XIII в. // ВИ. 1982. № 1. С. 95; она же. Из истории взаимоотношений ливов с Русью (X–XIII вв.) // ДГ. 1985. – М., 1986. С. 177-184; Регион Западная Двина в эпоху смены политического влияния // Контактные зоны в истории Восточной Европы – М., 1995. С. 182-193; Latgali/Латгалы. S. 50-54. 110 Назарова Е. Л. Русско-латгальские контакты в XII–XIII вв. в свете генеалогии князей Ерсике и Кокнесе // ДГ. Материалы и исследования. 1992-1993 гг. – М., 1995. С. 182-193 107 108 53 на Западной Двине Кукенойс Ветсеке (также: Виесцека, Весцека) считался еще в XIX в., как в немецко-прибалтийской, так и в русской исторической литературе (мнение, разделяемое также некоторыми латышскими исследователями), русским князем из полоцкой или смоленской княжеских династий. Тем более что в Новгородской летописи он упоминается под именем Вячко. Согласно другому мнению (в основном – в работах латышских историков – А. Швабе и др.), Ветсеке происходил из латгальской феодализирующейся знати. Его имя с латышского языка переводится как «Старший», «Старшой». Формирование основ государственности в Кукенойсе было ускорено в результате тесных контактов с Полоцкой землей. Археологически не подтверждается высказанное еще в XIX в. в историографии (И. Сапунов, Ф. Балодис и др.) предположение о том, что замок Кукенойс был основан русскими как форпост русской торговли и политического господства на Западной Двине. Археологические находки свидетельствуют о том, что изначально здесь было поселение местных жителей – латгалов. Городище располагалось на высоком берегу Западной Двины у впадения в нее порожистой реки Кокны (Персы) в 338 км от Полоцка. Название «Кукенойс», возможно, имеет финноязычное происхождение, усвоенное от соседних ливов, и означает поселение на высокой скале над водопадом. В конце XII – начале XIII в. зафиксированы следы пребывания в замке также и русских, в том числе найдены вещи, которые могли принадлежать представителям русской княжеской администрации. Население же посада состояло только из латгалов и этнически близких им селов. Такие же споры вызывает правитель Герцике (Герцеке) Виссевалде (также: Висцевалде, Виссевалдус) вассал князя Полоцка. В русских источниках он не упоминается. В исторической литературе XIX в. существовало мнение о том, что это русский князь Всеволод из рода полоцких или смоленских князей. Согласно другому мнению, князь происходил из латгальской феодализирующейся знати. Его имя соответствует латышскому имени 54 «Висвалдис», что означает «владеющий всем» и является аналогом русскому «Всеволод». Владением этого князя, как было уже сказано выше, является замок Герцике (совр. латыш. – Ерсика), который располагался на правом, высоком, берегу в среднем течении Западной Двины. Согласно принятому в научной литературе мнению, центр княжества, город и замок, находился на месте нынешнего городища около хутора Шлосберг. В русских документах замок не упоминается. В историографии существует мнение, сложившееся еще в XIX в., что замок Герцике был построен как опорный пункт русского господства и русской торговый центр в среднем течении Западной Двины в VIII–IX вв. Однако, судя по данным многолетних археологических раскопок, поселение на высоком холме над Двиной возникло еще в период раннего металла (II тыс. до н. э. – I в. н. э.). Жителями его были балты, а также, в ранние периоды, вероятно, прибалтийские финны. Следы постоянного пребывания здесь русского населения не обнаружены. К рубежу XII–XIII вв. это был хорошо укрепленный замок с большим торгово-ремесленным поселением – посадом. С трех сторон городище имело крутые склоны, а с напольной стороны было защищено дугообразным валом. Выявлены мощные деревянные укрепления. Площадь укрепленного поселения составляла 7500 кв. м. За валами находилась обширная неукрепленная часть. Поселение было тесно застроено бревенчатыми срубами с печами-каменками111. Подавляющее большинство населения составляли латгалы. Формирование государственности в Герцике происходило по мере социального и политического развития местного латгальского общества, но под сильным влиянием Древней Руси. К началу крестоносного завоевания Восточной Прибалтики Герцике – раннефеодальное княжество, вассальное Полоцку. Но в первые годы XIII в., оставаясь данником Полоцка, княжество было больше связано с литовцами. Княжество занимало обширную территорию к северу от Западной Двины, а также небольшие районы на 111 Финно-угры… С. 358. 55 южном берегу реки, состояло из пяти округов, три из которых к приходу крестоносцев были православными. Однако Э. С. Мугуревич считает, что в начале XIII века Ерсикское княжество состояло из девяти районов – это замковые округа Аутине, Цесвайне, Алене, Цердене (Гердене), Негесте, Марциена, Лепене, Асоте и Бебернине. Локализация этих округов показывает, что территория княжества в очертании составляла треугольник, ориентированный с северо-запада на юго-восток с площадью ок. 6000 кв. км112. Анализ письменных источников показывает, что в начале XIII в. зависимость всех перечисленных замков от центра княжества была неодинаковой. В наибольшей зависимости находились замковые округа к востоку от реки Айвиексте, а земли к западу (Аутине, Цесвайне и др.), бывшие в свое время в вассальной зависимости от Ерсике, в начале XIII в. были сравнительно самостоятельны и заключали союзы с другими правителями113. Более сложными были отношения Руси с другими народами Восточной Прибалтики. Новгородцам, судя по всему, не удалось достичь взаимопонимания с эстонской социальной верхушкой. В 1030 г. русские дружины заняли эстонское укрепление на месте современного Тарту и построили русскую крепость Юрьев. Именно к этому периоду относится третий строительный период, когда насыпь вала, была укреплена толстым слоем глины и обновлены деревянные сооружения на ней. ПВЛ по этому поводу сообщает: «… иде Ярослав на чюдь, и победи я, и постави градъ Юрьев» 114 . Однако эстонские археологи полагают, что в Юрьеве (Тарту) до похода князя Ярослава существовало местное ремесленное и торговое поселение, которое постепенно эволюционировало в раннесредневековый город115. Князь Ярослав не основал город, а перестроил, усилил его, значительно расширил его культурные связи с Русью. Мугуревич Э. С. Ерсикское княжество и проблемы границ государства. С. 57- 58. Там же. С. 58. 114 ПВЛ, ч. I. С. 101. 115 Финно-угры и балты в эпоху Средневековья. С. 21-22; Труммал Э. Ю. Археологические раскопки в Тарту и поход князя Ярослава в 1030 г. // СА. 1972. №2. 112 113 56 В 1054 (1057?) – 1061 гг. новгородский князь Изяслав Ярославич пытался распространить власть Новгорода на другие эстонские племена и взял замок Кеденпэ (Кедипив). Не без участия некоторых эстонских нобилей была установлена административная власть Новгорода над восточной эстонской землей Уганди, где находились Юрьев (Тарту) и Медвежья голова (Отепя), и южной землей Сакала (сосолы – в русских летописях). Однако включение эстонских земель в данническую сферу Новгорода не приводило к более или менее прочному контролю над территорией. Эта власть кончилась уже через 30 лет – после восстания сосолов, поддержанного в земле Уганди. Представители Новгорода были изгнаны в 1061 г. и из Юрьева, и, судя по источникам, постоянно пребывавших в городе представителей княжеской администрации больше не было. Правда, археологические находки позволяют предполагать существование в городе русского квартала – постоянно живущих здесь в XII в. русских ремесленников и торговцев. В 60-х и 70-х гг. XII в. Новгород и Псков были вынуждены придерживаться оборонительной политики по отношению к эстам. Походы за данью в Эстонию вызывали активное сопротивление эстов и ответные набеги, в основном на псковские земли и сам Псков116. К 70-м гг. XII в. в Европе оставался лишь один регион, где христианство еще не стало господствующий религией. В восточной части Балтики – в Финляндии, а также в землях древних пруссов и народов современных Латвии, Литвы и Эстонии преобладающим оставалось язычество. Христианство – как православие, так и католичество, было известно местным народам со второй половины XI в. Установлению русского влияния в регионе способствовало проникновению сюда православия. По замечанию Е. Л. Назаровой, знакомство с православием хронологически совпадает со временем становления здесь раннефеодальных отношений, когда формирование эксплуататорского класса уже достигло стадии, требующей идеологического обоснования 116 ЛЛ. С. 149; НIЛ. С. 183, 224; Назарова Е. Л. Место Ливонии… С. 353. 57 власти социальных верхов над соплеменниками117. Судя по археологическим данным, в XII в. православие было распространено шире, чем католичество, но оно усваивалось почти исключительно в среде формирующегося класса феодалов, не затрагивая низших слоев местного населения. О существовании православных христиан в Латвии к приходу крестоносцев сообщает «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского. В первую очередь православие утвердилось в латгальских княжествах Герцике и Кукенойс. В обоих замках были православные церкви118. Так под 1209 г. упоминается о разорении рыцарями православных церквей в Ерсике. О церквах в Кокнесе не говорится. Однако в результате археологических работ на Кокнесском городище были найдены остатки каменной постройки XII в. Открыты также настил пола из доломитного камня и каменные ступени, устроенные при входе в здании. По всей видимости, это было православное сакральное строение. В пользу данной гипотезы говорит и находка недалеко от постройки фрагмента колокола. Существование церквей, естественно, предполагает и наличие православного духовенства. Наличие в Ерсике и Кокнесе церквей предполагает знакомство с православным вероучением, обрядами и праздниками различных слоев населения этих центров, а также приезжавших сюда жителей сельской округи – можно предположить – наиболее состоятельной ее части: общинной верхушки и обособившихся от общины земледельцев-мызников. В настоящее время более чем на 80 археологических памятниках Латвии встречены предметы, являющиеся атрибутами христианского культа: крестики, медальоны с изображением св. Георгия, энколпионы. Появление их связывается с проникновением на территорию Латвии православия с Руси. Правда, в могильниках они встречены исключительно в женских и детских (девочек) погребениях в составе ожерелья по несколько одинаковых предметов сразу. Это указывает на использование их в качестве предметов Назарова Е. Л. Православие и социальная структура общества в Латвии (XI–XIII вв.) // Феодализм в России. – М., 1987. С. 201. 118 Ук. Соч. С. 202. 117 58 украшения, не отражавших религиозную принадлежность погребенных. О том же, по мнению Э. Мугуревича, говорит местное изготовление крестиков, при котором была заимствована только форма изделия, а оформление соответствовало прибалтийским художественным канонам119. То есть, находки атрибутов культа не могут служить показателем реального уровня христианизации в Латвии, хотя, безусловно, указывают на весьма широкое знакомство населения с православием. Показателем укоренения православия преимущественно в элитарных кругах местного общества является то обстоятельство, что подавляющее большинство находок предметов культа происходит с городищ – замков раннефеодальной знати, а также из богатых погребений. Важным свидетельством распространения православия в Латвии служат данные лингвистики. Значительная часть церковной терминологии в Латвии имеет православное происхождение. В основном это термины, связанные с вероучением и православной обрядностью120. Территория наибольшего распространения православия в Латвии по источникам определяется довольно четко. Это, во-первых, как уже отмечалось выше Ерсикское и Кокнесское княжества. Очевидно, православными были князья Кукенойса и Герцике и их ближайшее окружение, а также некоторые горожане121. Хроника Генриха сообщает о том, что в Кокнесе и Ерсике жили русские. Это подтверждается и археологическими исследованиями. Хронист называет Кокнесе «русским замком», а Ерсику – «русским городом». Археологический материал с Кокнесского городища также указывает на значительное количество здесь русского населения. В Ерсике же, по данным раскопок, подавляющее большинство населения было латгальским. Повидимому, «русские» в хронике – не только этническое, но и религиозное определение. Так хронист обозначает всех православных, а всех католиков Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в X – XIII вв. – Рига, 1965. С. 66-70. Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 204; Зутис Я. Русско-эстонские отношения… С. 55. 121 ГЛ, XI, 8; XIII, 4; XVIII, 4. 119 120 59 независимо от их этнической принадлежности – «латинянами». Вполне допустимо, что и под «русскими» из замка Кокнесе хронист разумеет как русских по происхождению, так и православных латгалов в отличие от латгалов и селов из предградья Кокнесе, среди которых православных было, видимо, весьма мало. Примечательно, что на предградье в отличие от городища не найдено ни одного крестика. «Хроника Ливонии» сообщает и о распространении православия в Талаве – крупном предгосударственном объединении у северных латгалов. По рассказу хрониста, жители области Имера (на севере Латвии) в начале 1208 г. бросали жребий, чтобы узнать, принять ли им христианство от русских, которые «в свое время» приходили крестить их данников-латгалов в соседней земле Талаве, или католичество из Риги. Что скрывается за выражением «в свое время», не ясно. Судя по содержанию хроники, в Талаве в начале XIII в. уже существовала наследственная верховная власть и складывалась феодальная иерархия122. Логично предположить в связи с этим, что социальная верхушка Талавы приняла православие из Пскова еще до немецко-католического завоевания, скорее всего, незадолго до его начала. Но не исключено, что Талава была крещена уже после начала завоевания. Этот акт отвечал предотвратить бы намерениям проникновение Новгородской крестоносцев феодальной в республики подвластные русским прибалтийские земли, так как крещение означало тогда и политическое господство. Правители же Талавы, принимая православие, возможно, надеялись заручиться поддержкой русских в отражении натиска крестоносцев. О церквах и православных священниках в Талаве известий нет. Думается, что проповедь христианства проводилась русскими священниками, прибывшими сюда вместе с отрядами сборщиков дани. Теоретически возможно, что в целях сохранения прав на свои даннические территории в ходе продвижения крестоносцев в глубь страны псковичи 122 ГЛ, XII, 2; XV, 7; XVII, 2; XVIII, 3 60 крестили и другую северолатгальскую область – Очела, и восточную приграничную с Русью часть Латгалии, известную в источниках как «Латигола». Подобные примеры крещения русскими в целях закрепления политического господства известны и в Эстонии, и в Восточной Финляндии, причем далеко не всегда крещение проходило мирно. Так, в 1210 г. новгородцы осадили эстонский замок Отепя, жители которого были данниками Новгорода, и «крестили некоторых из них своим крещением». Этот эпизод опровергает мнение русской историографии XIX в. об исключительно мирном распространении православия. В условиях начавшейся крестоносной агрессии в Финляндии новгородское духовенство начинает проявлять большую активность с целью христианизации карел, которые в 1227 г. были практически полностью крещены. В XII – начале XIII в. православие начало распространяться и у финских племен еми, однако темпы его усвоения задерживались из-за встречной деятельности здесь шведского католического духовенства123. В годы борьбы прибалтийских народов за независимость православные миссионеры даже, как кажется, активизировали свою деятельность в Латвии. Их проповеди, судя по документам, пользовались достаточно большим вниманием у населения. Православие рассматривалось в местной среде как своеобразный союзник в борьбе с Орденом и католической церковью. Опасаясь влияния православия, рижский епископ жаловался в Рим на русских, которые поселяются в Ливонии, проклинают католичество, призывают коренных жителей не соблюдать католические праздники и посты, расторгают заключенные по католическому обряду браки между неофитами. Здесь прямое указание на деятельность православных миссионеров, ибо только духовные лица могли расторгать заключенные церковью браки. В ответной булле от 8 февраля 1222 г. папа Гонорий III предписывал заставлять этих русских следовать католическому обряду в тех случаях, Головко А. Б. Христианизация восточнославянского общества и внешняя политика Древней Руси в IX – первой трети XIII в. // ВИ. 1988. №9. С. 69. 123 61 когда он расходился с православным124. Кстати говоря, в грамоте неоднократно подчеркивается мысль о направленности ее не против православия как такового, а лишь против расхождений в ритуале. Хотя реально в деталях ритуала заключались существенные разногласия между конфессиями, содержание документа не дает оснований обвинять папу в гонении на православных христиан и позволяет Римской курии сохранить имидж защитницы христианства в целом. Существование русского квартала в Тарту (Юрьеве) предполагало и наличие там православной церкви. Но нельзя сказать, насколько широко христианство могло распространиться в среде здешних эстов125. Судя по археологическим данным, в XII в. в подавляющем большинстве язычниками оставались и финноязычные народы, жившие на территории новгородского государства: карелы, водь и ижора. Насильственное крещение населения даннических областей не было характерно для политики Древней Руси (если для этого не было особых условий). Хронист XIII в. Генрих Латвийский, находясь, видимо, под влиянием активной миссионерской деятельности католического духовенства в Прибалтике, утверждал, что у «русских королей» не было в обычае осуществлять крещение подвластного населения, а главным был сбор дани. Период активной деятельности русской церкви в Ливонии был весьма недолог. Наступление орд Батыя на русские земли, сделавшее нереальной серьезную борьбу Руси за Прибалтику, постепенное упрочение позиций Ордена и католической церкви прервали, надо думать, деятельность православных миссионеров в крае. Таким образом, следует признать справедливым существующее в историографии мнение о длительной традиции православия в Латвии до начала немецко-католической миссионерской деятельности. Послание папы Гонория III судьям Ливонии. 8. II. 1222 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 205206. 125 Труммал В. К. Археологические раскопки в Тарту и поход князя Ярослава в 1030 г. // СА. 1972. № 2. С. 270-271. 124 62 Распространявшееся с конца XI в. как религия складывавшегося господствующего класса православие в период завоевания края стало наряду с язычеством идеологической опорой национально-освободительной борьбы народов Прибалтики. Противостояние между католичеством и православием выявилось ещё до официального раскола церквей 1054 г. Одним из традиционных направлений политики римских пап было стремление стать единственным духовным лидером всего христианского мира. Причины этих притязаний были как политические, так и религиозные. Католическая церковь изначально являлась единым центром, и представляла собой воплощение идеи средневекового универсализма, в которой власть папы изображалась единственной во всем христианском мире. В то же время православие представляет собой собор реально существующих автокефальных (независимых) церквей, которые стремятся сохранить существующий статускво. В Западной Европе Прибалтийский регион признавался под сюзеренитетом Руси, и это несмотря на то, что здесь большинство населения придерживалась языческих традиций. Для деятельности православной церкви по «искоренению язычества» является характерным отсутствие организационных мероприятий с целью массовой христианизации населения. Проповедь христианства русскими православными миссионерами велась вяло и нерегулярно. Вероятно, это было связано с православной традицией, согласно которой русские миссионеры не проявляли интереса к обращению в христианство соседних племен и народов, придерживающихся еще языческих верований. С момента крещения славянские книжники красной нитью проводят мысль о том, что появились «новые люди» (Илларион, «Слово о Законе и Благодати») – христиане. Их-то земля и призвана стать избранной, недаром русские летописцы намеревались поведать о том, «како избьра Богъ страну нашю на последьнее время». При этом пределы избранной земли, в которой обитают люди, подлежащие спасению на Страшном Суде, то 63 сужаются, то несколько расширяются, прежде чем принять конфигурацию, которую летописец и именует Русской землей. Согласно же господствовавшему в средневековом христианском обществе убеждению, земли, населенные язычниками, считались ничьими. На право распоряжения ими претендовали император и папа, и вели борьбу за эти территории. Думается, что признание власти Руси над этими территориями было не случайным. Прибалтика могла явиться именно тем местом, откуда власть римских пап могла распространиться на всю Русь. Это могло быть связано с активной внешней торговлей городов Северо-Западной Руси. В этих городах постоянно проживало значительное количество католиков, и их контакты с местным населением были активны (известно, что новгородцы были иногда настолько индифферентны, что ходили то к православному, то к «латинскому» священнику). Официальное дозволение полоцких князей на миссионерскую деятельность католических священников давало им повод проповедовать католичество не только на территории Прибалтики, но и в пограничных русских землях населенных как язычниками, входившими в состав Новгородского государства, так и православными. Это рано или поздно должно было привести к столкновению с Полоцком и Новгородом. Поэтому не удивительно, что римские папы публикуют грамоты с призывами русским князьям не чинить препятствий крестоносцам. Уже 7 октября 1207 г. Иннокентий III отправил окружное послание к Русской церкви и всему народу126. В послании «Ко всему духовенству и мирянам русским» Иннокентий III сам представляет как единое целое насаждение унии в Византии и на Руси, сетует, что Русь удалилась от католической веры, как от груди матери и стала чужим ребенком. А потому он призывает русскую церковь вернуться с Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII в.) // Исторический вестник. №6. 2000. 126 64 бездорожья на путь истины и пойти под опеку главы католической церкви. Поскольку «страна греков и их церковь почти полностью вернулись к признанию апостольского престола (т. е. власти римских пап. – А. Г.) и подчиняются его распоряжению, то представляется заблуждением, что часть (Русь и Русская церковь – А. Г.) не согласна с целым и что частное откололось от общего». Кажется, однако, что папа не намеревался «искоренять нечестивые обряды русских» в духе Бернарда Клервоского и краковского епископа Матфея и был готов довольствоваться немногим – признанием папского верховного авторитета, как признавали его тогда, скажем, православные цари Второго Болгарского царства (восстановленного в 1187 г.). Каковы бы ни были сокровенные планы папства, орудием осуществления которых готовы были стать духовно-рыцарские ордены, но до открытого провозглашения крестового похода на Русь дело не дошло (подробнее об этом см. гл. II)127. Одной из особенностей крестовых походов на Балтике было участие в них духовно-рыцарских орденов, руководство которых мечтало о создании на завоеванных землях автономного орденского, теократического в основе, государства. Эти стремления наталкивались на противостояние не только римских пап, но и германских императоров, стремившихся к тому, чтобы вновь обращенные территории подчинялись непосредственно им. Как свидетельствуют папские послания и практика, в случае Прибалтики больше внимания уделялось миссионерской деятельности, а сами крестовые походы ставили целью защиту новообращенных и христианской церкви в бывших языческих землях. Из послания краковского епископа Матфея к Бернарду Клервоскому, крайне характерно, что Русь уже тогда, в середине XII в., задолго до «татарского ига» и зарождения пресловутой московской ксенофобии (к которым так охотно возводят разделение между Россией и прочей Европой), Хотя в 1238 г. Григорий IX объявляет крестовый поход против «еретиков» и схизматиков в Болгарии (Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола… // Исторический вестник. 2000. № 5. С. 153-154). 127 65 взгляду с Запада представлялась особым «другим миром». И ничто не может изменить этого, поскольку этот «другой мир», который везде и всегда остается «иным» именно потому, что в нем живут «другие», не похожие на нас, жители. Принятие христианства Русью на первых порах было важным фактором, способствовавшим развитию ее взаимоотношений со странами Западной и Центральной Европы. Западные писатели конца X – первой половины XI вв., мимо которых не прошел факт христианизации руссов, не упоминает каких-либо расхождений с восточными славянами на религиознополитической почве. «Раскол церквей» в 1054 г. не прошел мимо внимания древнерусского духовенства, которое повело ожесточенную полемику с «латыной». Эта полемика играла важную роль в идеологическом утверждении позиций русской церкви. Однако конфессиональные споры не привели к каким-либо осложнениям в политических отношениях Руси с Западом, в развитие которых были заинтересованы и древнерусские правители, и западные монархи. В IX–XI вв. в результате так называемых клюнийских реформ излюбленной мечтой римских понтификов стала мысль о создании единой христианской империи, в которой высшей властью была бы признана власть пап. Впервые мысль о верховенстве пап в Европе отчетливо была сформулирована Григорием VII. Он наиболее последовательно представлял теократические требования: создать мир по образцу духовной державы. Римская церковь должна объединить всю Европу, а для этого нужно было возглавить новое европейское «большое дело», которое увлекло бы всех активных европейцев и позволило бы истратить их силы с пользой. Таким «большим делом» стали крестовые походы направленные как в Палестину, так и на территорию Европы. Крестовые походы – это попытка мечом объединить и расширить христианский мир под властью папства, которая 66 основывалась на раздробленности Европы, когда именно церковь была скрепляющей христианский мир силой, опорой в борьбе с мусульманским Востоком. Из идеи григорианского папства следовало, что папа считает себя главным лицом в деле дальнейшего распространения христианства. Поскольку в Европе в связи с формированием феодализма все народы стали христианскими, то завоевания, связанные с христианской миссией, должны были обратиться в сторону новых территорий. Но это означало борьбу с внутренними и внешними врагами христианства. Внутренними врагами явились принимавшие все более широкие масштабы еретические движения, против которых папы вели настоящие войны на истребление. Внешними врагами были арабские и тюркские завоеватели, а позднее и остававшиеся язычниками западные славяне и прибалтийские народы. Христианская мировая империя – в соответствии с представлениями Григория VII и его преемников – должна была включать в себя все человечество. Ядро ее образовывало объединение христианских народов. А для расширения империи служили завоевательные походы (крестовые) и миссионерская деятельность церкви (через монашеские ордены). Врагами империи считались те, кто стоит вне вселенской церкви: язычники и еретики. В XII–XIII вв. папство находилось в зените своего могущества. Мощным орудием в руках папства по проведению своей политики стал орден цистерцианцев, который приобрел огромное влияние в Западной Европе в первой половине XII в. Этому в немалой степени способствовала деятельность выдающегося идеолога цистерцианства святого Бернарда Клервосского (1090-1153 гг.). Благодаря проповедям св. Бернарда, благословившего создание духовно-рыцарских орденов128, цистерцианцы нередко выступали проводниками насильственной христианизации, как было в языческой Прибалтике или арабской Испании. Папа обосновывал свое верховенство над христианской Европой необходимостью концентрации сил христианства для возвращения Святой 128 Бернард Клервосский. Похвала новому рыцарству / Мельвиль М. История ордена тамплиеров. М., 2000. 67 Земли, что было возможно, по его утверждению, осуществить лишь под руководством Церкви. Однако IV крестовый поход (1204 г.), инспирированный самым могущественным папой средневековья, был направлен как раз не против язычников, а против отколовшихся христиан. Целью IV крестового похода первоначально было, разумеется, отвоевание Святой Земли. Но во времена Иннокентия на передний план вышел также вопрос осуществления унии с греко-восточной церковью. В такой атмосфере нетрудно было обратить войско крестоносцев, стремящихся к грабежу против схизматиков. Необходимо отметить, что проблема открытого противоборства Руси с крестоносной агрессией на северо-востоке возникла постепенно. Важными моментами для духовной жизни Руси было сохранение в ее идеологии значительных элементов терпимости, вытекавший не только из общехристианской концепции милосердия, но и составляющий элемент кирилло-мефодиевских традиций. Последние четко прослеживаются в трактате Феодосия Печерского о милосердии к представителям разных вер и в описании игуменом Даниилом его поездки в начале XII века в Палестину, в котором он поддерживал идею борьбы с «неверными», а также в поддержке (до начала XIII в.) крестоносного движения. Интерес древнерусского населения к крестовым походам был связан не только с религиозно-идейными причинами, но и с той жестокой борьбой, которую восточные славяне вели с кочевниками129. В. О. Ключевский по этому поводу писал: «В то время как западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток, когда и на пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления»130. На протяжении XII в. Древняя Русь оставалась фактически составной частью всего христианского мира, и, несмотря на призывы, фанатично Головко А. Б. Христианизация восточнославянского обществ и внешняя политика Древней Руси… С. 5968. 130 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. – М., 1995, Кн. 1. С. 248. 129 68 настроенных католических деятелей типа Бернарда Клервосского об обращении руссов в «истинную веру», для большинства западных идеологов Древняя Русь была вполне единоверной страной. Более того, в 1147 г. древнерусские князья, вероятнее всего волынско-смоленские131, принимают участие во II крестовом походе (1147-1148 гг.). Совместно с польскими феодалами они совершили военную экспедицию в Пруссию. На Руси благосклонно был воспринят и III крестовый поход (1189-1192 гг.). В киевской летописи сохранилось известие (вероятно, галицкого происхождения) о пребывании на Востоке армии немецких рыцарей во главе с императором Фридрихом Барбароссой. Летописец, уподобляя Германию Руси, а арабов половцам сравнивает крестоносцев «со святыми мучениками» и всецело стоит на стороне крестоносцев, оценивая события в духе доктрины о казнях Божьих132. Ситуация кардинально меняется на рубеже XII–XIII вв., когда происходит переориентация крестового движения в Прибалтику и Восточную Финляндию. Утверждавшийся в отечественной историографии вывод о том, что прибалтийские племена на рубеже XII–XIII вв. находились на низком социально-экономическом и политическом уровне развития требует серьезного пересмотра в сторону более высокого уровня их развития. Взаимоотношения прибалтийских племен со славянами начались довольно рано. По мнению В. В. Седова, это произошло уже с середины I тысячелетия нашей эры133. Дальнейшее историко-политическое развитие Руси привело к тому, что территория Восточной Прибалтики оказалась под ее влиянием, но не была включена непосредственно в границы Древней Руси. Однако различные племена находились на различных этапах зависимости. Думается нельзя согласиться с В. В. Похлебкиным и Я. Зутисом, которые утверждали, что дань, наложенная русскими княжествами, была Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. с. 155. Пашуто В. Т. Ук. соч. С. 220. 133 Финно-угры… С. 12. 131 132 69 «факультативной» и необременительной. В. В. Похлёбкин по этому поводу писал: «При том изобилии природных богатств, которые существовали в этом краю в IX–X вв., такая дань не отягощала народы, а являлась, по сути дела, символическом знаком принадлежности Прибалтики к территории Русского государства»134. Тем не менее, как мы видели выше взаимоотношения между русскими землями и племенами, населявшими Прибалтику, были намного сложнее. И именно эта сложность взаимоотношений ярко проявилась в начальный период крестоносной миссии немецких проповедников. Таким образом, в главе изучены взаимоотношения Руси с балтийскими племенами к началу проникновения католических миссионеров. Кроме того, автору удалось проследить изменение политики католических эмиссаров, перешедших от мирных методов распространения христианства к насильственным. В главе заявленной подчеркивается, проблематики что для необходимо объективного исследования учитывать специфику взаимоотношений между Русью и прибалтийскими народами. Русский интерес к Прибалтике был обусловлен коренными естественными причинами - единой географической средой (отсутствие резких ландшафтных границ, общая гидрографическая сеть и т.д.), общностью истории и взаимонеобходимыми хозяйственными связями. На рубеже I-II тыс. Восточная Прибалтика представляла собой регион, быстро прогрессирующий в экономическом и общественном отношении. На основании комплексного изучения источников исследователи судят о становлении в регионе классового (раннефеодального) общества, начиная с сер. - втор. пол. X в. Исследование показало, что социально-политическое развитие общества шло неодинаковыми темпами в разных районах Прибалтики. К концу XII в. наметилось движение в направлении двух форм Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах и фактах. IX–XX вв.: Вып. 2. Войны и мирные договоры. Книга 1: Европа и Америка. Справочник. – М., 1995. С. 92; Зутис Я. Я. Русско-эстонские отношения… С. 45 134 70 раннефеодальных государственных образований - раннефеодальных монархий и феодальных республик. Данный факт нельзя не учитывать при объяснении избирательности в действиях крестоносцев, несмотря на отсутствие у них четких сведений о прибалтийском регионе перед началом проникновения на данную территорию. С рубежа I–II тыс. развитие восточно-прибалтийских народов шло в условиях установления в регионе политического господства Древней Руси. С 30-х гг. XI в. начинается продвижение русских дружин из Новгорода в районы Восточной и Южной Эстонии. Расширение сферы даннического интереса Руси в северных районах Восточной Прибалтики было продолжением процесса постепенной колонизации финских народов к востоку от р. Нарвы и Чудского озера. Племена из районов бассейна Западной Двины (Даугавы) попали в данническую зависимость от Полоцка примерно в середине XI в. Впоследствии сбор дани с народов Латвии мог не всегда осуществляться регулярно, а порой и прекращаться. В начале XII в. летописец называл русскими данниками также и куршей (корсь). Попытка же включить в сферу даннических интересов Полоцка племена земгалов закончилась неудачно. Автор отмечает, что на протяжении всего XII в. история ливов была довольно тесно связана с Русью. Однако следует признать справедливым утверждение о том, что русские князья не вмешивались во внутреннюю жизнь зависимых от них народов, лишь бы те платили им дань. Кроме того, военные отряды ливов периодически использовались русскими княжествами (в основном, Полоцком) при решении внутрирусских дел. В проведенном исследовании акцентируется внимание на том, что возможности для упрочения политического влияния Древней Руси были более реальными в тех частях региона, где оно могло подкрепляться интересами местной знати. У народов Восточной Прибалтики, где процесс становления классового общества проходил более быстрыми темпами, сильнее сказывались социальные противоречия. Это заставляло еще не 71 окрепшие политические верхи общества искать поддержку своей власти на стороне. Кроме того, шла борьба за власть между разными народами региона, что часто приводило к вооруженным столкновениям. Все названные обстоятельства вынуждали местную аристократию мириться с зависимостью от Руси и рассматривать опору на русские княжества и земли как гарантию внутренней и внешней стабильности в подвластных им землях. Формирование государственности в Кукенойс и Герцике происходило по мере социального и политического развития местного латгальского общества, но под сильным влиянием Древней Руси. Однако автору представляется обоснованным вывод, что на данный момент отсутствуют весомые основания для того, чтобы считать эти восточнолитовские латгальские княжества русскими государственными образованиями, тем более что в историографии до сих пор нет единого мнения по поводу происхождения их правителей. Отношения Руси с эстонскими племенами были сложными. Новгородцам, судя по всему, не удалось достичь взаимопонимания с эстонской социальной верхушкой. В 1030 г. русские дружины заняли эстонское укрепление на месте современного Тарту и построили русскую крепость Юрьев. В 1054 (1057?)-1061 гг. новгородский князь Изяслав Ярославич пытался распространить власть Новгорода на другие эстонские племена и взял замок Кеденпэ (Кедипив). Не без участия некоторых эстонских нобилей была установлена административная власть Новгорода над восточной эстонской землей Уганди. Однако в целом в 60-х и 70-х гг. XII в. Новгород и Псков были вынуждены придерживаться оборонительной политики по отношению к эстам. Походы за данью в Эстонию вызывали активное сопротивление эстов и ответные набеги, в основном на псковские земли и сам Псков. В главе отмечается, что установлению русского влияния в регионе способствовало проникновение археологические данные и сюда православия. письменные 72 Опираясь свидетельства, можно на с уверенностью говорить о том, что в XII в. православие в Прибалтике было распространено шире, чем католичество, но оно усваивалось почти исключительно в среде формирующегося класса феодалов, не затрагивая низших слоев местного населения, в массе своей остававшихся язычниками. Так, территория наибольшего распространения православия в Латвии по источникам определяется довольно четко. Это Ерсикское и Кокнесское княжества. Очевидно, православными были князья Кукенойса и Герцике и их ближайшее окружение, а также некоторые горожане. «Хроника Ливонии» сообщает и о распространении православия в Талаве - крупном предгосударственном объединении у северных латгалов. По мнению автора, справедливым и обоснованным выглядит тезис о том, что русские княжества проводили политику не только мирного обращения местного населения в православие. Примеры насильственного крещения русскими в целях закрепления политического господства известны и в Эстонии, и в Восточной Финляндии. Так, в 1210 г. новгородцы осадили эстонский замок Отепя, жители которого были данниками Новгорода, и «крестили некоторых из них своим крещением». Этот эпизод опровергает мнение русской историографии XIX в. об исключительно мирном распространении православия. Вероятно, проповедь христианства проводилась русскими священниками, прибывшими в Прибалтику вместе с отрядами сборщиков дани. В годы борьбы прибалтийских народов за независимость православные миссионеры активизировали свою деятельность в Латвии. Их проповеди, судя по документам, пользовались достаточно большим вниманием у населения. Однако, наступление Батыя на русские земли, сделавшее нереальной серьезную борьбу Руси за Прибалтику, постепенное упрочение позиций Ордена и католической церкви практически полностью прервали деятельность православных миссионеров в крае. Распространявшееся с конца XI в. как религия складывавшегося господствующего класса православие в период завоевания прибалтийских земель крестоносцами стало наряду с язычеством идеологической опорой 73 национально-освободительной борьбы народов Прибалтики. «Раскол церквей» в 1054 г. не прошел мимо внимания древнерусского духовенства, которое повело ожесточенную полемику с «латыной». Эта полемика играла важную роль в идеологическом утверждении позиций русской церкви. Автор отмечает, что проблема открытого противоборства Руси с крестоносной агрессией на северо-востоке возникла постепенно. На протяжении XII в. Древняя Русь оставалась фактически составной частью всего христианского мира. Несмотря на призывы фанатично настроенных католических деятелей (речь идет, в частности, о Бернарде Клервосском) об обращении руссов в «истинную веру», для большинства западных идеологов Древняя Русь была вполне единоверной страной. Древнерусское население проявляло интерес к крестовым походам, что было связано не только с религиозно-идейными причинами, но и с продолжительной борьбой, которую восточные славяне вели с кочевниками. Ситуация кардинально изменилась на рубеже XII–XIII вв., когда произошла переориентация крестового движения в Прибалтику и Восточную Финляндию. ГЛАВА II. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ, КАТОЛИЧЕСКИХ МИССИОНЕРОВ И КРЕСТОНОСЦЕВ В ПРИБАЛТИКЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIII в. В данной главе будут рассмотрены следующие проблемы: 74 – этапы проникновения крестоносцев в земли находившиеся под контролем Полоцкого княжества; – проблемы связанные со взаимоотношениями русских земель, Новгорода и Пскова в первую очередь с народами региона, а также между собой. Именно взаимоотношения этих городов-республик между собой играли едва ли не самую важную роль в определении политики русских земель в этом регионе. И самым главным, пожалуй, является вопрос о положении Пскова по отношению к Новгороду. Не в последнюю очередь это связано с той политикой Пскова, которую он вел по отношению к своим западным соседям. – кроме того, будут рассмотрены вопросы, связанные с взаимодействием северо-западных русских земель и крестоносцев в наиболее активный период деятельности католических миссионеров. – не последнюю роль в складывающейся ситуации в регионе играли и взаимоотношения между самими крестоносцами, духовными лицами Прибалтики, городской общиной Риги, а также между народами региона, что и будет рассмотрено в данной главе. 2.1 ПОЯВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ КАТОЛИЧЕСКИХ МИССИОНЕРОВ. Во втор. пол. XII века Прибалтика из земли окраинной, тихой, неизвестной превратилась в арену ожесточенных войн, в район разорения и истребительных набегов заморских пришельцев. Духовные и светские государи Северной и Западной Европы, рассчитывавшие расширить сферу своего политического и духовного влияния, обратили взоры на Восточную Прибалтику. Во втор. пол. XII в. купцы Средней Балтики все чаще обращали взгляды к богатым районам Восточной Европы. Воротами, через которые они рассчитывали проникнуть в глубь материка, была Восточная Прибалтика, устье же Даугавы (Западной Двины) являлось ключом к этим воротам. Именно сюда устремилось купечество 75 Любека, Бремена, других северогерманских городов, расцветших на колонизованных землях полабских славян к середине XII века. Не имея силы конкурировать с фризскими и старонемецкими городами, которые держали под контролем торговлю в западной части Балтийского бассейна и на Северном море, они пытались упрочиться на берегах нынешних Латвии и Эстонии. Не последнюю роль в успехе немецких купцов сыграло широкое использование ими нового типа парусного корабля – когга, изобретенного во второй половине XII в. фризами. Когг превосходил все другие суда на Балтике и в Северном море размерами, грузоподъемностью и маневренностью135. Интересы купцов переплетались в этом регионе с интересами Папской курии, желавшей расширить территорию, подвластную католической церкви, и немецких феодалов, стремившихся к захвату новых земель. В результате купеческая инициатива получила идеологическое обоснование и военную поддержку136. Коренным образом изменилась также международная обстановка на Балтийском море, что в свою очередь оказывало влияние на русско-прибалтийские связи в XIII в. Город Висби на о. Готланде стал крупнейшим торговым центром на Балтийском море. Но ключи от выхода из Балтийского моря на запад находились в руках Дании, вследствие чего датчане могли рассчитывать на первое место в торговле с прибалтийскими странами. Однако ко второй половине XII в. обострилось датско-немецкое соперничество. На Готланде с 1163 г. существовало объединение немецких купцов, совершенно независимое от датчан. В 1184 г. в Новгороде появился особый немецкий двор Святого Петра, который начал конкурировать с существовавшей до этого факторией готландских купцов, патроном которых считался святой Олаф. «Когге», или «ког» (нем. Kogge, Cogge, Cog), - тип парусного судна, распространенного в Средневековье в районе Северного моря. Название первоначально относилось к любому кораблю с прямым форштевнем и кормой, поставленной под углом к килю, но к концу XII в. немцы стали использовать эту форму для вместительного судна, управляемого с помощью настоящего руля. Когте мог взять 500 пассажиров или запасы продовольствия на зиму для целого города, а также служить и военным судном (Christiansen E. The Northern Crusades. The Baltic and the Catholic Frontiers. 1100-1525. London, 1980. P. 87). 136 Назарова Е. Л. Освободительная борьба ливовов…С. 94. 135 76 В историографии распространено представление о Папской курии как организаторе и инициаторе крестоносного завоевания народов Восточной Европы137. Хотя вдохновляющая роль папства в организации крестовых походов неоспорима, политика понтификов была отнюдь не прямолинейна. События, как правило, развивались по сходному сценарию, вырабатывавшемуся с первой половины XII в. в ходе крещения и завоевания западных и поморских крестьян. Инициатива начала миссионерской деятельности среди язычников принадлежала какому-нибудь священно- служителю – от каноника до архиепископа. Происходило крещение некоторого количества местных жителей, или же только имело место обещание последних принять крещение, а затем папа брал под свою защиту образовавшуюся (пусть даже номинально) христианскую общину. Первый шаг в подчинении крестоносцами Восточной Прибалтики был сделан в Сев. Эстонии. Сначала туда устремилась Швеция, соперничавшая с Новгородом из-за земель, населенных финскими народами суоми (рус. – сумь) и хяйме (рус. – емь) на северном берегу Финского залива. Установив здесь свое влияние, шведы считали Сев. Эстонию миссионерским округом Сигтунского епископа уже с 20-х гг. XII в. Но, судя по всему, попытки проповеди христианства католическими миссионерами наталкивались на непонимание и вражду эстов. Во втор. пол. XII в. инициативу взял на себя лундский архиепископ Эскиль. Помимо расширения района церковного влияния, установлением контроля над Эстонией предполагалось снизить постоянную угрозу для прибрежных районов Южной и Северной Балтики от набегов эстонских морских пиратов138, а также это позволило бы контролировать судоходство в Финском заливе и давало значительное преимущество в отношениях с Новгородом. В 1170 г. или несколькими годами ранее Эскиль посвятил в эстонские епископы монаха цистерцианского монастыря в Ла Целле (Сев. Франция) Шаскольский И. П. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии 1240-1242 гг. против Руси // ИЗ. – М., 1951. №37; Рамм Б. Я. Папство и Русь в X-XV вв. – М., 1959. 138 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги как источник по истории Древней Руси и ее соседей. X-XIII вв. // ДГ. 1988-1989. – М., 1991. С. 130-131. 137 77 Фулько. Неизвестно, епископскую первоначально кафедру речь каким образом Эскиль непосредственно шла лишь о в рассчитывал земле развертывании эстов. учредить Возможно, проповеднической деятельности среди эстов, не опираясь на военную поддержку139. Однако Швеция переживала в конце 60-х годов XII в. достаточно спокойный период и была готова поддержать епископа Фулько силой. Предполагалось организовать крестовый поход силами шведов и датчан. В необходимости и, вероятно, также успешности такого похода сумели убедить папу Александра III. Понтифик издал ряд булл, призывавших жителей стран Балтийского побережья в обмен за прощение грехов и возможность поправить свое материальное положение совершить поход против эстонских язычников. В помощь Фулько был послан монах Николай, родом из Эстонии140. Однако это предприятие не достигло намеченной цели. Нет сведений о том, что Фулько сумел крестить кого-либо из эстов и организовать там приход. Не ясно также, состоялся ли крестовый поход в Эстонию в начале 70-х гг. XII в. После рубежа 70-80-х гг. XII в. в документах имя Фулько не упоминается141. Провал планируемой акции связывают в историографии с тем, что ситуация в Датском королевстве не благоприятствовала тогда проведению христианизации эстов. Хотя в 1169 г. датские и саксонские войска захватили и разорили святилище вендов на о. Рюген, этим покорение славян не закончилось. К тому же обострились отношения между королем и саксонским герцогом Генрихом Львом, в результате чего между ними началась война, продолжавшаяся до середины лета 1171 г., в которой герцогу удалось убедить славян выступить на его стороне. Кроме того, у короля были весьма сложные отношения с архиепископом Эскилем, что также не способствовало единению сил в целях отправки христианской миссии в Эстонию142. Назарова Е. Л. Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию (вторая половина XII века) // Северная Европа. Проблемы истории. Вып. 3. – М., 1999. С. 25. 140 Там же. С. 25-26. 141 Назарова Е. Л. Князь Ярослав Владимирович и его роль в Ливонской политике Новгорода // Археология и история Пскова и Псковской земли. – Псков, 2000. С. 24-27. 142 История Дании: С древнейших времен до начала XX века. – М., 1996. С. 85. 139 78 Г. Трусман полагал, что слабое внимание к миссии Фулько в Дании и Германии объясняется тем, что инициатором ее выступили малоизвестные и незнатное личности. Но несомненен интерес к походу архиепископа Лундского, который, посвятив Фулько в епископы, дал тем самым ход дальнейшему развитию событий. Думается, что невозможность собрать крестоносное войско в значительной мере зависела от изменения ситуации в Швеции. Если верна датировка основных документов, направленных на организацию похода, сентябрем 1171 г., то можно сказать, что данные буллы были приурочены к окончанию военных действий между Вальдемаром I и Генрихом Львом. При этом к участию в эстонском походе призывали шведов, готландцев и норвежцев. Переключение же Вальдемара I на войну с лютичами сократило до минимума возможность отправки в Эстонию датских войск. Так что основную часть крестоносного войска могли бы составить шведы и готландцы. В этой связи, однако, следует упомянуть хорошо известную буллу папы к Упсальскому архиепископу и ярлу Гуторму, в датировке которой сохранилось только число (17 сентября). Исследователи датируют ее 1171 (или 1172) годом. Булла является ответом на просьбу архиепископа и ярла к Римской курии содействовать тому, чтобы принудить финнов к покорности143. Из этого можно заключить, что к середине 1171 г. у шведов возникли проблемы с покоренными финнами – суоми, которые, судя по тексту документа, в очередной раз отступились от христианства. Но папа ограничился лишь советами, военной поддержки шведам обещано не было. Не исключено, что папа уже принял решение о подготовке похода в Эстонию144. Таким образом, упсальский архиепископ Стефан и светские правители Швеции должны были отправить свои войска для восстановления контроля над финнами, что исключало их участие в эстонском походе. В результате идея крещения эстов в начале 70-х годов XII в. осталась нереализованной. Трусман Г. Введение христианства в Лифляндии. – СПб., 1884. С. 154; Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII – XIII вв. – Л., 1978. С. 53-54. 144 Назарова Е. Л. Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию… С. 27. 143 79 С 80-х гг. XII в. начать крещение и политическое подчинение народов Восточной Прибалтики были готовы датчане. Их преимущество заключалось в том, что Дания имела наиболее сильный флот и могла контролировать восточную часть Балтийского бассейна. Но восстание подчиненных им поморских славян отвлекло датчан от похода на Западную Двину145. Этим воспользовались купеческие города Северной Германии, освоившие к тому моменту морской торговый путь к устью Западной Двины. Согласно исследованиям последних лет, об активизации деятельности купцов из городов Северной Германии в низовьях Западной Двины можно говорить достаточно уверенно только начиная с 1182 г. С того времени они стали постоянно плавать сюда с Готланда и установили здесь контакты с русскими купцами146. Западнодвинский торговый путь начал активно эксплуатироваться скандинавскими и русскими купцами уже с конца VIII – пер. пол. IX в. В нижнем течении Западной Двины к концу XII в. сложилось несколько торгово-ремесленных центров – на месте будущей Риги, в восточной части о. Доле и на соседнем островке (позже о. Мартиньсала), а также в Даугмале на южном берегу реки. Туда съезжались купцы из разных частей региона, из русских княжеств, из Скандинавии. Рядом с этими центрами находились речные переправы, через которые проходили наземные торговые пути, пересекавшие регион с юга на север. Кроме того, от устья Западной Двины на восток шел торговый путь вдоль северного берега, сухопутная дорога в направлении Пскова и дорога в том же направлении по реке Гауе и через систему рек и волоков – на р. Великую147. Установление политического господства в этом регионе давало контроль как над торговлей в самой Прибалтике, так и над транзитной торговлей между Востоком и Западной Европой. 145 Christiansen E. The Northern Crusades. The Baltic and the Catholic Frontiers. 1100-1525. London, 1980. S. 69. Назарова Е. Л. Регион Западной Двины в эпоху смены политического влияния // Контактные зоны в истории Восточной Европы. – М., 1995. С. 74. 147 Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях. XIV–XV вв. – М., 1992. С. 206, 242. Скутан Г. Гауйский коридор: северо-восточное направление Рижских торговых связей в XII-XVI веках. // Староладожский сборник. Вып. 4. СПб., Старая Ладога, 2001. 146 80 Интересы северогерманских купцов нашли понимание у Бременской церкви, намеревавшейся использовать материальную помощь купечества для расширения своей пастырской области за счет прибалтийских земель. Именно на торговом корабле купцов из Бремена прибыл в землю ливов бременский аббат, миссионер и будущий Ливонский епископ Мейнард, который должен был подготовить идеологическую почву для прихода в регион военной силы. По устоявшейся в исторической науке традиции первым католическим миссионером в Прибалтике называется Мейнард, который прибыл сюда в 1184 году148. Высказывалось мнение, что Мейнард – один из тех священников, которые обычно исполняли обязанности счетоводов на ганзейских торговых судах. Свою миссионерскую деятельность он начал по поручению купцов, на кораблях которых прибыл в устье Даугавы149. Однако по справедливому замечанию Е. Л. Назаровой сомнительно, чтобы столь ответственная миссия состоялась без согласования с прелатами церкви, особенно без санкции бременского архиепископа, в ведении которого находился Зегебергский августинский монастырь в Голштинии – обитель Мейнарда150. Более вероятно, что миссия Мейнарда была подготовлена бременской церковью, стремившейся не допустить распространения в Восточной Прибалтике власти архиепископа Лундского (Швеция)151. В историографии закрепилось мнение о том, что проповедь христианства в Ливонии была начата исключительно как частное дело Мейнарда. Миссия в Ливонии, якобы, не планировалась заранее. Мысль о ней возникла у Мейнарда, несколько раз плававшего сюда в качестве священника и делопроизводителя с немецкими купцами, которые торговали с ливами. Кажется, однако, странным, что почтенный немолодой каноник152 исключительно по собственной инициативе пустился в достаточно тяжелые ГЛ, I, 2. История Латвийской ССР. Т. 1. С. 90 150 Е. Л. Назарова. Освободительная борьба ливов в начале XIII века. С. 97. 151 Б. Я. Рамм. Папство и Русь в X – XV веках. – М.-Л., 1949. С. 83. 152 В момент появления его в Ливонии он был уже немолодым человеком, старше 50 лет (Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 57-58, Коммент. 3.). 148 149 81 странствия с купцами как некий искатель приключений, хотя немалая доля авантюризма в его характере, безусловно, должна была присутствовать. Более вероятно, что создание миссионерской области в низовьях Западной Двины задумывалось в канцелярии Бременского архиепископа Зигфрида и, надо полагать, было согласовано с Римом. Перед Мейнардом стояла весьма сложная и деликатная задача. Планируя крещение и подчинение земель по течению Западной Двины, прелаты католической Церкви не могли не учитывать того, что политическая власть в этом регионе принадлежит Руси153. Тем более что права здесь Руси официально признавались в Западной Европе. Поскольку папство декларировало защиту интересов всех христиан, необходимо было получить согласие на проповедь католичества хотя и среди язычников, но подвластных, тем не менее, православному государству. Прелаты католической Церкви не могли не предвидеть возражений со стороны православной Церкви и отказа со стороны полоцкого князя. Дополнительным убеждающем русских фактором могло быть предложение о совместном противостоянии усилившемуся в то время натиску литовцев на подконтрольные Полоцку районы в низовьях Западной Двины. Таким образом, Мейнард отправлялся в Восточную Европу не только как миссионер в земле ливов, но и в качестве посла бременского архиепископа к князю Полоцкому. Мейнард должен был отправиться в Полоцк до начала своей миссионерской деятельности, то есть, сразу после прибытия в Ливонию весной 1184 г. Процедура «обмена дарами» была обычной в случае приезда посольства ко двору государя, а, кроме того, показывала, что принимающая сторона удовлетворена сделанными ей предложениями. Получение же Мейнардом даров от «короля» – князя Полоцкого, говорит в пользу того, что Полоцк также был заинтересован в предложениях немецкой стороны. Последовавшее далее упоминание хрониста о набеге литовцев подтверждает предположение о том, что на этой встрече обсуждалась проблема совместной борьбы с 153 ГЛ, I. 82 литовскими язычниками. В качестве же встречного шага полоцкий князь мог позволить Мейнарду проповедовать свою веру среди ливов. К тому же в Полоцке, вполне возможно, надеялись, что ливы останутся равнодушными к проповедям Мейнарда. Посольство Мейнарда в Полоцк оказалось удачным. Этому способствовало благоприятное для Мейнарда стечение обстоятельств. Источники позволяют предполагать, что в последней трети XII в. участились набеги литовцев на земли в нижнем и среднем течении Западной Двины. Однако нестабильная политическая ситуация в самом Полоцком княжестве не позволяла полочанам уделять достаточного внимания своим подвинским владениям. В этой связи предложения из Бремена о помощи в борьбе с литовскими язычниками могли быть положительно восприняты полоцким князем. К тому же прибытие германского посольства, возможно, совпало с непродолжительным моментом весной и летом 1184 г., когда оставалось незанятой полоцкая епископская кафедра154, что ослабило противодействие решениям князя со стороны православной Церкви. Пришедший же в июне 1184 г. на полоцкую кафедру новый епископ Николай Гречин мог оказаться уже перед свершившимся фактом полученного Мейнардом разрешения на проповедь. Поскольку земли ливов были подвластны Полоцку, они входили и в пределы полоцкой епархии. Хотя местное население было в подавляющем большинстве языческим, к ливам могли относиться как к потенциальной пастве. Так что миссия Мейнарда задевала интересы полоцкой церкви. Тем более что епископ Николай, как и другие иерархи православной церкви, прибывшие из Византии, был более резко настроен против деятельности католических миссионеров, чем его русские по происхождению коллеги155. Однако дальнейшему развитию успеха помешали непредвиденные обстоятельства. В том же 1184 г. умер бременский архиепископ Зигфрид. 25 января 1185 г. архиепископом стал Гартвиг, сразу же столкнувшийся с массой Назарова Е. Л. Регион Западной Двины в эпоху смены политического влияния. с. 76-77; Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси. X-XIII вв. – М., 1989. С. 200, 209. 155 Щапов Я. Н. Ук. соч. С. 172. 154 83 проблем в своей епархии. Поэтому он вряд ли мог уделить существенное внимание миссии в Ливонии. В 1185 г. умер папа Люций III, стоявший вместе с архиепископом Зигфридом и Мейнардом у истоков миссии в Ливонию. Хотя деятельность Мейнарда на Западной Двине в 1186 г. была закреплена образованием Ливонского (Икескольского) епископства, на практике Мейнард остался без поддержки основных своих покровителей, благословивших его миссию в земле ливов, отчего создавалось впечатление, будто бы он задумал и осуществил свою миссию в одиночку. Существование католического епископства в низовьях Западной Двины (Даугавы) вплоть до конца XII в. оставалось по сути дела, номинальным. В течение всего срока своего епископства Мейнард жил во враждебном окружении ливов. Попытка организовать крестовый поход при Мейнарде не удалась, а результаты крестового похода при втором епископе – Бертольде были не слишком значительны. Утверждение католических властей в регионе и расширение территории католической колонии представляло собой вялотекущий процесс. Создалась ситуация, при которой католическая миссия не могла активно действовать без военной поддержки, а Полоцк, допустивший католических проповедников в подвластные ему земли, еще не почувствовал реальной опасности для своего господства в этом регионе. Полочане, занятые внутрирусскими делами, не могли уделять достаточного внимания охране своих владений в Прибалтике и предоставили ливам самим разбираться с пришедшими из-за моря завоевателями. Постоянные междоусобицы, усилившиеся с 60-х годов XII в., ослабили Полоцкую землю и привели к распаду ее на части. С 80-х годов обострилась борьба со Смоленском за важный для Полоцка друцко-ушачский волок. В ходе этой борьбы Полоцку пришлось столкнуться и с Новгородом, где к 1184 г. вечем был призван княжить сын смоленского князя Мстислава156. Находившийся в сложном положении полоцкий князь Владимир не мог тогда 156 НIЛ. С. 37-38. 84 воспрепятствовать распространению католичества на Даугаве, тем более что за ним сохранялась ливская дань. Фигура полоцкого князя Владимира до сих пор остается загадочной. В русских источниках он не упоминается. В историографии давно ведутся споры о том, с кем из известных по русским источникам полоцких князей можно отождествить Владимира157. Надо отметить, что хронист упоминает князя Владимира на протяжении 32 лет. Конечно, столь длительное пребывание князя на престоле было вполне возможно, тем более что не исключались и перерывы в правлении. Все же представляется более вероятным, что хронист ошибочно объединил под одним именем, по крайней мере, двух князей. Князя Владимира, который правил в Полоцке в начале XIII в., хронист, близкий ко двору епископа Рижского Альберта, мог знать лично. Что касается князя, к которому Мейнард ездил в 1184 г., то это, скорее всего, известный по летописи князь Всеслав Василькович. Не исключено, что именно заключение договора с Мейнардом и неблагоприятные для Полоцка его последствия стоили Всеславу княжеского стола. В летописи сохранилось известие, которое, как кажется, можно считать последствием договора князя с Мейнардом и немецкими купцами. Зимой 1185-1186 гг. Давид Ростиславич Смоленский организовал поход на Полоцк. С ним пошли его сын – Мстислав, княживший тогда в Новгороде, Всеслав из Друцка и Василько Володаревич из Логойска158. Не ясно, кто такой Всеслав из Друцка. В. Е. Данилевич полагал, что это неизвестный князь из друцкой династии159. Но более вероятным представляется предположение Л. В. Алексеева о том, что это – Всеслав Василькович, который еще в 1180 г. княжил в Полоцке160. Тем более что менее знаменитого князя полоцкий летописец, чье известие было воспроизведено другими летописями, назвал бы с отчеством. Дойдя до Алексеев Л. В. Полоцкая земля. Очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв. – М., 1966. С. 282; Александров Д. Н., Володихин Д. М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI вв. – М., 1994. С. 17–20 и др. 158 ЛЛ // ПСРЛ. Т. 1. Стб. 403-404; Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 275; 159 Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XII ст. – Киев, 1896. С. 101. 160 Алексеев Л. В. Полоцкая земля в IX – XII вв. – М., 1966. С. 282. 157 85 границ полоцкого удела, войско остановилось и, довольствуясь выкупом, вернулось обратно. В самом Полоцке, судя по летописи, князя не было. Причем, скорее всего, полоцкий стол был в тот момент вообще свободен, так как в подробно излагаемых летописцем рассуждениях полочан о том, что им предпочесть: обороняться или отступиться, князя совсем не вспоминают. Не ясна цель похода. Если, как считал В. Е. Данилевич, Давид Ростиславич намеревался полностью подчинить себе Полоцк161, то почему тогда он удовлетворился выкупом? Не понятно также, почему вместе с Давидом идет Василько Володаревич, который как представитель минской династии должен был тяготеть к давнему сопернику смоленского князя – князю Черниговскому. Наконец, не ясно, почему Всеслав оказался в тот момент в Друцке, где была своя династия, а не в Полоцке или, на худой конец, в родном ему Витебске. По мнению Л. В. Алексеева, Всеслав после 1180 г. уступил престол некоему князю Владимиру, который в Хронике Ливонии упоминается как «король Вальдемар»162. Но тогда непонятно, почему он идет против князя, которому добровольно уступил престол и почему этот Владимир не упоминается в приведенном летописном сообщении. Сопоставляя все известные факты о событиях 1184-1186 гг. в Полоцке и в Ливонии, Е. Л. Назарова предложила следующую версию163. Из летописного рассказа создается впечатление, что данный поход был следствием какой-то неординарной ситуации, сложившейся в Полоцке. С определенной долей вероятности она предположила, что незадолго до похода полочане, недовольные договором князя с немцами, расторгли ряд с князем и выгнали его из города. Нечто подобное в Полоцке уже случалось164. Если считать, что изгнанным князем был Всеслав Василькович, попавший в свое время в Полоцк с помощью смоленского князя, то понятно намерение Давида вмешаться. Кроме того, взоры полочан в выборе нового князя могли обратиться к минской династии. Последнее привело бы к усилению влияния Данилевич В. Е. Ук. соч. С. 101. Алексеев Л. В. Ук. соч. С. 282. 163 Назарова Е. Л. Регион Западной Двины в эпоху смены политического влияния. С. 77-78. 164 Например, в 1132 г. См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля в IX-XII вв. – М., 1966. С. 264. 161 162 86 в Полоцке Чернигова, что не устраивало Давида Ростиславича. Однако проникновение немецких купцов на Даугаву не отвечало интересам ни смоленских, ни витебских купцов. К тому же не исключено, что Давид весьма отрицательно относился к самому факту католического миссионерства. О его религиозности может свидетельствовать тот факт, что он первым из смоленских князей перед смертью принял монашеский чин165. Двойственность ситуации, в которой оказался Давид, вероятно, повлияла и на то, что он счел возможным довольствоваться выкупом, не возвращая Всеслава в Полоцк. Возможно также, что Давид получил от полочан заверение в том, что новую кандидатуру на полоцкий стол они с ним согласуют. Кстати сказать, недовольством жителей Витебска можно объяснить то, что Всеслав оказался в Друцке, а не отправился в Витебск. Хронист, описывая события, отстоявшие от времени создания хроники на сорок лет, пользовался, вероятно, рассказами даугавских ливов, которые сами могли и не знать имени русского князя. Но для хрониста было важно не имя князя, а указание на законность деятельности католических миссионеров в низовьях Западной Двины166. Немедленных действий, чтобы пресечь утверждение католической церкви и немецких купцов на Даугаве, со стороны русских князей не последовало из-за народных волнений в том же 1186 г. в Смоленске и в Новгороде. Обострение политической ситуации в Новгороде привело к изгнанию Мстислава и сторонников смоленских Рюриковичей167. Давид был вынужден заниматься внутренними делами. Развитие же событий в Ливонии в последующие годы не вызывало особых опасений. Как же отнеслись ливы к приходу католического миссионера? Как отмечалось выше, судя по данным археологии с христианством, в православном ее виде, они были уже знакомы. Однако у прибалтийских племен это направление христианства не стало преобладающим. Поэтому и к Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв. – М., 1980. С. 239. Назарова Е. Л. Регион Западной Двины в эпоху смены политического влияния. С. 77-78. 167 Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв. – М., 1980. С. 224-225; НIЛ. С. 228-229. 165 166 87 католичеству ливы отнеслись поначалу спокойно и даже попытались извлечь выгоду – получить в свое распоряжение каменные замки, которые начали строить завоеватели в Икесколе и на острове Гольм. Выбор Мейнардом и купцами именно Икесколы и Гольма не был случаен. Обладание этими стратегическими пунктами позволяло контролировать судоходство в нижнем течении Западной Двины и выход в море. Под контролем оказывался важный центр торговли местного населения с Литвой и Русью – современное городище Даугмале на южном берегу реки, между Гольмом и Икесколой. В случае успешного утверждения немцев в Икесколе и Гольме была бы подорвана торговая гегемония русских купцов на Западной Двине. Кроме того, при необходимости крещения местного населения «мечом», крестоносцы получали удобные исходные позиции для продвижения вглубь страны. Обладание замком Гольм168 давало к тому же возможность утвердиться в наиболее густонаселенном районе даугавских ливов, в котором сконцентрировалось несколько важных торгово-ремесленных поселений169. Замки рассматривались немцами как первые опорные пункты в «Земле Пресвятой Девы», как называли тогда Прибалтику170. Маловероятно, что такой вопрос, как строительство каменной крепости, решался без согласия полоцкого князя – верховного сюзерена ливов. Надо полагать, что прибывшие с Мейнардом в Полоцк в 1184 г. бременские купцы просили разрешения на устройство своих факторий в торгово-ремесленных центрах, расположенных в низовьях Западной Двины, за что обещали возвести там каменные укрепления. Кстати говоря, можно согласится с Е. Л. Назаровой, что наличие каменных стен было бы выгодно и для безопасного хранения там товаров полоцких купцов. Вместе с тем начать строительство каменных стен было возможно, только после согласия самих ливов допустить пришельцев в свои поселения. Рассказ хрониста позволяет предполагать, что Крепость Гольм распологалась ниже по течению реки на маленьком острове. Позже это о. Мартыньсала, затопленный в ходе строительства Рижской ГЭС. 169 Е. Л. Назарова. Освободительная борьба… . С. 96. 170 ГЛ XXV, 2. 168 88 первоначальные уговоры Мейнарда принять христианскую веру и пустить строителей для возведения каменных укреплений не встретили достаточного понимания у ливов. И только очередное нападение литовцев помогло Мейнарду убедить их в необходимости каменных укреплений, а в качестве платы – принять крещение. По сообщению летописца Мейнард начал строительство укреплений на свои средства171. Однако надо полагать, что речь идет не о личных средствах Мейнарда, а о вложениях прибывших с ним купцов. Они же, судя по всему, и привезли мастеров для строительства крепости. Долевое участие во владении вновь выстроенными крепостями было, вероятно, оговорено при встрече с князем Полоцким в 1184 г. Немецкие купцы, таким образом, получали возможность хранить товары в глубине страны и вести не только сезонную, но и круглогодичную торговлю в регионе. Вероятно, оговаривалось и право держать в замке немецкий отряд для защиты Мейнарда, купцов и их имущества. По договору с местным населением Мейнарду и его людям отходила 1/5 часть каждого замка, остальное поступало в распоряжение ливов. За это последние готовы были креститься172. Обрадовавшись кажущейся легкости крещения ливов, бременский архиепископ Гартвик II назначил его в 1186 г. «епископом Икскюльским на Руси», а через два года папа римский Климент III утвердил это назначение и издал особую буллу об основании нового епископства в подчинении бременского архиепископа173. Однако надежды на скорое крещение ливов не оправдались. После постройки замков ливы отказались от обещания, монаха же Теодориха174, посланного в Турайду, едва не убили, а Мейнард фактически попал к ним в плен: до конца жизни его более не выпустили в Германию. Для спасения ГЛ, I, 5. ГЛ, I, 2-7. 173 ГЛ, I, 8; Послание папы Климента III. 1.Х.1188 г. / В. И. Матузова, Е. Л. Назарова. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002. С. 72. 174 Теодорих из Торейды – цистерцианский монах, проповедовавший христианство в Ливонии и Эстонии с конца 80-х гг. XII в. Один из ближайших соратников епископа Мейнарда, а затем и епископа Альберта. Основатель Ордена меченосцев и епископ Эстонский. 171 172 89 епископа и его церкви Целестин III призвал в 1193 г. к крестовому походу против ливов. Войско, в составе которого находились тевтоны, шведы и готландцы, отправились в Ливонию с Готланда. Поход возглавили шведский ярл и некий епископ. Согласно хронике, крестоносцам предстояло сразиться с флотом куршей, преграждавшим путь к Ливонии. Но корабли крестоносцев из-за бури не достигли Ливонии. Поэтому «защитники первой ливонской церкви» довольствовались тем, что разграбили прибрежные районы Эстонии (землю Вирумаа) и вернулись домой175. Эта территория в Северо-Восточной Эстонии находилась в сфере экономических и политических интересов Новгорода. В этой области находится эстонское укрепление Раквере (древнерус. Раковор), позже – датско-немецкий замок Везенберг. Чрезвычайно сложно представить, каким образом корабли, плывшие с Готланда к Рижскому заливу, могли быть занесены бурей вглубь Финского залива. Е. Л. Назарова считает, что в войске, формировавшемся для крестового похода в Ливонию, инициативу перехватили шведы, планировавшие провести экспедицию в своих интересах. А для них важнее было утвердиться в Северной Эстонии, что они пытались сделать еще в 70-х гг. XII в.176 и что в конечном итоге было связано со стремлением шведов не допустить усиления новгородцев в эстонских и финских землях по берегам Финского залива. В рассказе хрониста много моментов, требующих дополнительных толкований. Не вызывает возражения мнение историков о том, что шведский герцог – это ярл Биргер Броса. В епископе, сопровождавшем войско, видят ливонского епископа Мейнарда177. Однако согласно «Хроники Ливонии» Генриха Латвийского, Мейнард фактически находился в плену у ливов и не мог попасть на Готланд. Представляется, что речь идет о посланце Мейнарда к папе – Теодорихе, который действительно стал эстонским епископом в ГЛ, I, 12-13. Назарова Е. Л. Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию… С. 24-27. 177 Андерссон И. История Швеции. – М., 1951. С. 181. 175 176 90 1211 г.178 Вообще на основании анализа тех мест хроники, где говориться о Теодорихе179, создается впечатление, что Генрих в рассказах о нем пользовался не только личными наблюдениями, но и каким-то жизнеописанием Теодориха. И в представлении хрониста, и в жизнеописании Теодорих – это в первую очередь эстонский епископ. Поэтому упоминание о Теодорихе как епископе уже в конце XII в. вполне объяснимо. То обстоятельство, что во главе крестоносного войска стал шведский ярл, а тевтоны составляли явное меньшинство, видимо, надо объяснить тем, что только в 1192 г. закончился третий крестовый поход, в котором участвовало большое число германских рыцарей. Те же рыцари, которые уже успели вернуться домой и не устали от войн и походов, в 1194 г. отправились с императором Генрихом VI завоевывать Южную Италию и Сицилию. А уже в 1195 г. заговорили об организации следующего крестового похода в Палестину180. Все это не могло не повлиять на возможности набора крестоносцев для экспедиции в Восточную Прибалтику. Замечание о неизбежном столкновении крестоносцев с куршским флотом навело ряд исследователей на мысль о том, что войско первоначально отправлялось к побережью Курземе (Курляндии), чтобы отомстить куршам за участие в разорении Сигтуны в 1187 г.181 Однако представляется справедливым сомнения И. П. Шаскольского по поводу того, а были ли вообще курши среди нападавших на Сигтуну182. Скорее можно предположить, что кораблям крестоносцев, если бы они попытались войти в Западную Двину, пришлось бы столкнуться с блокировавшим устье реки флотом куршей. ГЛ. XV, 4. ГЛ. I, 10; III, 6.; VI, 2, 5-6; VII, 5; VIII, 24; IX, 7; X, 1; XI, 6; XV, 4, 7; XIX, 5; XX, 1; XXIII, 2. 180 Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. – М., 1977. С. 142, 146-147, 149. 181 Трусман Г. Введение христианства в Лифляндии. – СПб., 1884. С.160. 182 Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII – XIII вв. С. 87101. 178 179 91 Трудно вообразить, каким образом направлявшиеся в Рижский залив корабли могли быть занесены бурей в глубь Финского залива к побережью Вирумаа. Е. Л. Назарова считает, что крестоносное войско действительно должно было по первоначальному плану отправиться к устью Западной Двины. Но шведский герцог, пользуясь численным преимуществом его отрядов над тевтонскими, решил провести экспедицию в своих интересах – попытаться в очередной раз закрепиться на южном берегу Финского залива183. В конце XII в. обострились отношения шведов с Новгородом. Помимо похода на Сигтуну в 1187 г., предпринятого в основном силами карел, подвластных Новгороду, новгородцы вместе с карелами совершили два похода (в 1186 и 1191 гг.) против еми, на владение которыми претендовали также шведы. В конце 1187 или в начале 1188 г. произошел разрыв торгового договора Новгорода с Готландом184. В таких условиях утверждение шведов в Северной Эстонии дало бы им удобные подходы к границам Новгородской земли не только по морю, но и по суше, т. е. то, чего они не сумели получить в начале 70-х годов. Сложные отношения Новгорода с эстами позволяли надеяться на то, что шведы сумеют договориться с ними, обещав в обмен за крещение помощь против русских. Вполне вероятно, что Теодориху Биргер уже тогда пообещал сан Эстонского епископа и тем самым склонил его на свою сторону. Не ясна причина быстрого ухода крестоносцев из Вирумаа и отказа от крещения эстов. Можно предположить, что начались разногласия в крестоносном войске между шведами и тевтонами, которые в большей мере были заинтересованы просто в получении добычи. Но не исключено, что эсты не пошли на контакт, а для серьезной войны с ними у крестоносцев было недостаточно сил. Это и вынудило их вернуться домой, вознаградив себя за труды данью с прибрежных эстов. К тому же могли начаться разно- 183 184 Назарова Е. Л. Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию. С. 28-29. НIЛ. С. 39; Шаскольский И. П. Указ. соч. С. 105. 92 гласия между шведами и тевтонами. Последние, возможно, предпочли просто захватить добычу и не собирались помогать шведам в реализации их территориальных претензий. Преемником Мейнарда явился назначенный бременским архиепископом немецкий монах Бертольд, аббат Локкумский185. Возможно, кандидатура его была согласована еще до смерти Мейнарда. Поэтому новое посвящение состоялось сразу же после получения известия о смерти первого епископа. Прибыв в Ливонию в 1197 г., как сообщает хронист, «без войска», Бертольд едва спасся от смерти. После этого он решил действовать жестче. Заручившись буллой186 от римского папы Целестина III, он зимою 1197/1198 г. набрал в Саксонии крестоносцев. Вернувшись в Ливонию уже с войском, он намеревался силой обратить ливов в христианство, но в первом же сражении 24 июля 1198 г., был убит. Его крестоносцы, правда, принудили значительную часть ливов согласиться на заключение мира и крещение. Одним из условий было принятие в уже существовавшие замки священников и выдачу им на «содержание каждому меру хлеба с плуга»187. Однако, как сообщает источник, не успели победители скрыться на своих кораблях из виду, как ливы восстали, бросились сначала в Двину, чтобы смыть с себя крещение, а затем принялись за истребление монахов. Созданные за предшествующие 14 лет церкви были сожжены. Таким образом, можно утверждать, что в конце XII века дело христианизации прибалтийских племен было близко по своим итогам к провалу. Неудача католической пропаганды происходила от двух причин: латинская Библия была непонятна, а переводы ее не допускались, поэтому убеждение заменялось принуждением. Локкум – цистерцианский монастырь в 40 км от Ганновера. Булла об этом крестовом походе не сохранилась. Набор крестоносцев Бертольд проводил в Саксонии, т. е. в тех местах, откуда он сам прибыл в Ливонию. 187 ГЛ, II 2-7. Мера зерна – 1 лоп (лофф), латыш. – 1 пура, что сотавляла 48-50 кг зерна. Плуг – нем. «Haken» («гак») - площадь, обрабатываемая одной сохой, которую тянет лошадь. Обычным для местного населения был гак в 30 пурных мест, т. е. площадью, на которой высевалось 30 пур зерна, или 9-11 га. 185 186 93 Католическая церковь могла утверждать свое существование в данном регионе только силою, и отказаться от нее значило отказаться от торжества христианства. «Нет такого закона, – писал Бернард, – который бы запрещал христианину поднимать меч… […] Было бы запрещено убивать… язычников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы меч не висел над головою справедливых и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны язычников…»188. В свете всего вышеизложенного подведем теперь итоги: Данный регион явился той пограничной зоной между Западом и Востоком, где наиболее ярко появилось глобальное противостояние между католичеством и православием. Данное противостояние будет рассмотрено ниже во всех его нюансах в ходе рассмотрения проникновения католических миссионеров в языческие земли, а затем и непосредственно в русские земли. Рассматривая, таким образом, политику католических миссионеров в данном регионе мы подходим к следующим выводам. Деятельность немецких миссионеров, а затем и крестоносцев являлась одним из методов политики римских пап по установлению всемирной теократии. Отработка методов по христианизации язычников была доведена до совершенства. Сначала в представляющие интерес языческие земли посылался миссионер, вслед за которым отправлялись крестоносцы, якобы для защиты новой паствы. В то же время данный регион находился в политическом и духовном подчинении у Руси, что признавалось на Западе. Но именно здесь наиболее актуально проявилось соперничество русских и немцев по вопросам миссионерской деятельности, как противостояния православия и католицизма. Наиболее ярко эта черта обнаружилась после захвата Константинополя в 1204 г. и провозглашения римскими папами унии между 188 Карсавин Л. П. Монашество в средние века. – М., 1992. С. 116. 94 христианами под их верховенством. Римские папы всячески стремились замаскировать данное противостояние, постоянно отмечая то, что они находятся на страже интересов всех христиан, будь то католики или православные, защищая их от нападения и посягательств язычников. Традиционно Запад использует трудности православных стран для усиления католического натиска. Так, например, в 1088 г. печенежская угроза Константинополю используется Римом для требования признания главенства римских пап. В Национальной библиотеке Франции хранится письмо императора Алексея I Комнина, в котором он обращается с посланием к христианским государям Запада189. В послании Алексей заявляет: «Пусть лучше Константинополь достанется вам (латинянам – А. Г.), чем туркам и печенегам». Напоминая владыкам Запада о неисчислимых богатствах града Константина, василевс прямо пишет: «Итак, спешите со всем вашим народом, напрягите все усилия, чтобы такие сокровища не достались в руки турок и печенегов»190. В конце XII в. используя внутренние проблемы в Византийской империи IV крестовый поход 1204 г. направленный на возвращение Земли обетованной был перенаправлен крестоносцами на Константинополь. Строго говоря, это было событие не церковной, а светской истории, тем более что Римская курия не имела к нему отношения и была явно захвачена врасплох спонтанными действиями крестоносцев. Однако последствия этого события для истории отношений латинского и византийского миров оказались огромными. Для греков – жителей Византийской империи падение их государства, ставшего добычей иноземных завоевателей, стало настоящей трагедией. И трагедия эта усугублялась тем, что завоеватели стали навязывать покоренному населению свою веру. Эта политика после непродолжительных колебаний была решительно поддержана папой Иннокентием III. В Константинополе Князький И. О. Византия и кочевники южнорусских степей. – Коломна, 2000. С. 39. Подлинность этого послания до настоящего времени не доказана. 190 Там же. С. 40. 189 95 появился зависимый от папы латинский патриарх, и от греческого духовенства требовали, чтобы оно подчинилось его власти. Повсюду вместе с латинским бароном на завоеванных землях появлялся латинский священник, требовавший для себя первенствующего, привилегированного положения. В сознании греческого общества образ «латинянина» стал приобретать черты иноземного агрессора – захватчика, а принятие «латинской» веры становилось символом подчинения иноземной власти. Хотя посылавшиеся в эти годы в Константинополь и в Грецию папские легаты имели ряд диспутов с греческими богословами по догматическим вопросам, в целом, однако, их усилия концентрировались на решении совсем другой проблемы. Латинские духовные власти не требовали никаких изменений сложившихся в Греческой церкви обычаев и обрядов (включая, например, служение на квасном хлебе), ни каких-либо перемен в традиционном символе веры, они лишь жестко настаивали на принесении присяги повиновения папе, что имело своим следствием его поминовение в молитвах и внесение его в диптихи. Уния церквей на этом этапе понималась правившими в Ватикане канонистами прежде всего как установление административно-юридического единства. Разумеется, в Ватикане вовсе не собирались мириться с существующими различиями, но их устранение откладывалось пока на будущее. На рубеже 20–30-х гг. XIII в. система отношений Руси с западным миром стала претерпевать серьезные изменения. Изменения эти были связаны отчасти с тем, что политика папства по отношению к православному миру становилась все более жесткой и категоричной. Усиление враждебности папства к православному миру нашло свое выражение и в политике, которую проводило папство в Прибалтике. С конца 20-х гг. резко усилилось внимание курии к взаимоотношениям Новгорода с его католическими соседями (не только с крестоносцами в Прибалтике, но и 96 со Швецией, вторгнувшейся в сферу новгородского влияния в Финляндии), и стала очевидной готовность курии поддерживать этих соседей против Руси. Предшествующие десятилетия были заполнены походами немецких и шведских рыцарей на «язычников» на территории Прибалтики и Финляндии, которые признавали политическое верховенство Новгорода и искали у него защиты. Помощь, которую Новгород оказывал «язычникам», вела к военным конфликтам и попыткам экономической блокады русских земель, но все же психологически главным врагом немецких и шведских крестоносцев для них, как и для Римской курии, были язычники, а не Новгород. К концу первой трети XIII в. объектом экспансии западных соседей Новгорода стали уже окраины самого Новгородского государства, заселенные угро-финскими племенами (водью, ижорой, карелами), к тому времени лишь частично христианизированными. В таких условиях не может вызывать удивления, что западные соседи Новгорода и курия, выступившая в роли патрона их священной войны с языческим миром, рассматривали притязания на эти новгородские территории как продолжение своей прежней войны с язычниками. Следует также учитывать, что для объявления крестового похода против язычников не было каких-либо идейно-психологических препятствий – существовала уже давно традиция священной войны с ними, и для ведения такой войны было достаточно того, что язычники отказывались принять крещение. Иначе обстояло дело со схизматиками, практика объявления крестовых походов против которых в 30-е гг. XIII в. лишь зарождалась. Изучение документов, появившихся в конце 20 – начале 30-х гг. XIII в. в ходе контактов между католическими государствами севера Европы и папским престолом, показывает, что в кругах, организовавших экспансию, попытки Новгорода отстаивать свои интересы воспринимались как помощь и пособничество язычникам, что, в свою очередь, служило идейным оправданием репрессивных мер, направлявшихся против этого государства. Именно в документах, обосновывавших такие меры, появились впервые 97 враждебные характеристики русских как «неверных», «врагов Бога и католической веры». Хотя решающего сдвига в сторону глубокой и всесторонней конфронтации между приверженцами двух конфессий в рассматриваемый период еще не произошло, важнейшие предпосылки для такого сдвига были уже подготовлены ходом событий. В последующие годы развитие отношений между Русью и латинским миром, однако, заметно отклонилось от наметившейся схемы. Причиной, вызвавшей к жизни важные изменения в отношениях сторон, стало татарское нашествие и образование мощной державы – Золотой Орды в непосредственной близости от католической Европы. Наблюдающаяся подчас в нашей литературе тенденция рассматривать все акты папской политики, обращенные против «язычников» в Прибалтике, как направленные, прежде всего против Руси191, по нашему представлению, лишь затемняет действительную картину и не позволяет проследить эволюцию отношений между Древней Русью и латинским миром. Основные цели, осуществить которые во втор. пол. 40-х – нач. 50-х гг. XIII в. пыталось папство, достаточно хорошо известны. Во-первых, предпринимались различные шаги, чтобы вступить в контакт с язычникамитатарами и добиваться их обращения. В случае успеха татарская держава могла стать союзником (и орудием) папства в борьбе, как с мусульманским миром, так и со схизматической Никейской империей. Во-вторых, так как надежды на успех на этом поприще не было, а результаты первых контактов оказались явно отрицательными, следовало одновременно принимать меры к тому, чтобы поставить какой-то барьер на пути продвижения татар в Европу. С этой точки зрения, непосредственно соседствовавшие с Ордой русские княжества, представляли для курии двойной интерес: и как государства, где можно было бы получить информацию о планах и действиях татар, и как возможные члены антитатарской коалиции. Кроме того, соглашения с 191 См., например, Рамм Б.Я. Папство и Русь. С. 95 и сл. 98 русскими князьями против татар создавали благоприятные условия для подчинения Русской Православной Церкви власти папского престола. В то же самое время и у русских князей появился интерес к установлению контактов с Римом. Если они хотели освободиться от тяжелой зависимости от татар, то в сложившихся условиях это было возможно лишь при получении помощи с Запада. Рассматривая процесс обострения межконфессиональных отношений на протяжении XIII в., следует констатировать, что его главной причиной и в Восточной, и в Юго-Восточной Европе была экспансия католического мира, которая направлялась папством и осуществлялась в виде то прямого вооруженного наступления, то миссионерской деятельности, приводившей в условиях роста конфессиональной непримиримости к новым столкновениям. 2.2 НОВГОРОДСКАЯ ЗЕМЛЯ И НАСТУПЛЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ В ЛИВОНИИ И ЭСТОНИИ В 1202-1224 гг. Политическая и военная обстановка в Восточной Прибалтике резко изменилась с поставлением третьего ливонского епископа – Альберта. Его миссия начиналась как нечто вроде семейного дела рода Буксгевденов, который был представлен братьями и зятьями Альберта на ответственных церковных и светских службах192. По меткому выражению С. М. Соловьева: «Альберт принадлежал к числу тех исторических деятелей, которым предназначено изменять быт старых обществ, полагать твердые основы новым»193. Успеху завоевателей способствовало отсутствие единства у народов Восточной Прибалтики. С приходом крестоносцев не прекратились походы прибалтов друг против друга, причем они часто провоцировались и даже возглавлялись немцами. Так, с начала агрессии и до 1212 г. – последней Э. Хёш. Восточная политика Немецкого ордена в XIII веке. С. 69. Его брат Герман был епископом в Эстляндии, Энгельберт был соборным пастором в Риге, а Ротмар – пастором в Дерпте. В качестве воинов и управителей в его распоряжении были брат Теодорих, сводный брат Йоханнес фон Апельдерн и зять Энгельберт фон Тизенгаузен. 193 С. М. Соловьев История России с древнейших времен. – М., 1960, Кн. I, т. 2. С. 632. 192 99 вспышки вооруженной борьбы ливов, выступивших вместе с латгалами, – в ливские области соседями было совершено семь разорительных походов: около 1185 г. и в 1207 г. – литовцами, в 1202 г. – земгалами, в 1203 г. – полочанами за данью, в 1211 г. – три похода эстонцев, причем последние, в свою очередь, явились ответом на военные экспедиции в их земли объединенных сил крестоносцев, ливов и латгалов. Участие в них ливов и латгалов объяснялось воинской повинностью, навязанной завоевателями, а также грабительскими побуждениями ливской и латгальской знати194. Завоевание ливских земель облегчалось также внутренними разногласиями в ливском обществе. С начала агрессии наметились две группы местной знати, одна из которых возглавила сопротивление завоевателям, а другая перешла на их сторону. Некоторые нобили вроде Каупо из Турайды пытались укрепить иноземной поддержкой собственную власть в округе, другие, подобно владельцу деревни Анно, спасшему Мейнарда от ливов195, надеялись ценой предательства расширить свои владения. На ходе борьбы сказалось и отсутствие каменных крепостей у прибалтийских народов. Деревянные же замки не могли противостоять осадным машинам немцев. В арсенале ливских воинов было то же оружие, что и в Западной Европе, – меч, боевой топор, копье, лук со стрелами. На рубеже XII–XIII вв. появились булава и арбалет, с которым местное население познакомилось еще до начала завоевания. Однако шлемы, кольчуги, панцири по археологическим памятникам раннефеодального времени у ливов не прослеживаются. Об отсутствии доспехов у ливов пишет и хронист. Именно этим обстоятельством была обусловлена в ряде сражений победа завоевателей196. По примерным подсчетам, в начале XIII в. численность ливов составляла до 28 тыс. человек. Соответственно они могли выставить войско ГЛ, 1, 5; XI, 7; VI, 7; VII, 7; XIV, 10; XV, 2, 3. ГЛ, I; 12. 196 Е. Л. Назарова. Освободительная борьба ливов в начале XIII века // ВИ. №1. 1982. С. 99. 194 195 100 свыше 3 тыс. человек, что требовало впрочем, единства действий197. Силы завоевателей были в первые годы агрессии незначительными, но они периодически пополнялись крестоносцами, привозимыми из Германии епископом Альбертом. Альберт развернул активную деятельность по проникновению крестоносцев в земли ливов. Вступая на ливонскую епископскую кафедру, Альберт ясно осознавал, что ему придется столкнуться не только с разнообразными трудностями при утверждении католичества в среде прибалтийских народов и создании в регионе сети христианских колоний, но и с противоречиями в среде высшей политической и религиозной элиты Западной Европы. Учитывая постоянную вражду между папством и германскими императорами из-за гегемонии в Европе, – борьбу, в которую волей или неволей оказались втянутыми правители духовных и светских государств, Альберт постоянно лавировал между обеими противоборствующими сторонами. Так, имея благословение папства на крестовые походы в Ливонию, приравненные к походам в Святую землю, епископ заручился также поддержкой германского императора Филиппа. Это позволило ему беспрепятственно собирать людские и материальные ресурсы в разных государствах Северной Германии, вне зависимости от политической ориентации их правителей, и таким образом ежегодно посылать свежие силы крестоносцев в Прибалтику. Булла на крестовый поход была издана папой Иннокентием III 5 октября 1199 г. В булле участникам похода помимо полного отпущения грехов (что было и ранее) гарантировалась также защита тех, кто принял крест, и их имущества со стороны папы и св. апостола Петра. Подобные гарантии давались и отправлявшимся в Святую Землю. Таким образом, походы в Прибалтику полностью приравнивались к походам в Палестину. Хотя папа, выдававший буллу на крестовый поход, был тогда противником Филиппа Штауфена, без помощи последнего Альберт не смог 197 Там же. 101 бы набрать рыцарей для похода в Ливонию на территории Бременского архиепископства, контролируемых архиепископ в Магдебурге императором. Гартвиг II. и К других тому Естественно же областях Филиппа поэтому, что Германии, поддерживал Альберт счел необходимым прибыть на торжества по случаю коронации Филиппа. Знаменательно и то, что Альберт – подданный и родственник198 Гартвига II, начинал набор крестоносцев не в Германии, а на Готланде, и, кроме того, получил поддержку от датчан и Лундской церкви199 – давних соперников Бременского архиепископства. По всей вероятности, это можно объяснить тем, что положение Гартвига не было прочным. К лету 1199 г. обострились отношения между ним и Римским папой из-за того, что они поддерживали разных претендентов на престол Священной Римской (Германской) империи. Датский король и папа Иннокентий III в то время были сторонниками династии Вельфов, а Гартвиг выступил на стороне Штауфенов, оказавшихся тогда победителями200. Готовясь к покорению Ливонии, Альберт стремился заручиться поддержкой всех наиболее влиятельных лиц, от которых мог зависеть успех его предприятия. Датчане и архиепископ Лундский рассчитывали, очевидно, воспользоваться ситуацией, чтобы попробовать перехватить у Бремена первенство в крещении и покорении Восточной Прибалтики. В 1200 г. Альберт прибыл с крестоносным войском в Ливонию. Он доставил на 23 кораблях до 1200 человек. Войско, с которым прибыл Альберт, было самое многочисленное из упоминавшихся в хронике. Обычно в Ливонию единовременно прибывало от 300 до 1000 крестоносцев201. Значительная часть крестоносцев по истечении похода возвращалась назад, и Мать Альберта, Альгейдес была сводной сестрой архиепископа Гартвига II. В то время в Дании правили король Кнут (Канут) VI (1182-1202), а затем сменивший его шлезвигский герцог Вальдемар. Главой датской церкви был архиепископ Лундский Авессалом (1182-1201). 200 Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. С. 155 -160. 201 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 38-41, 401. 198 199 102 все же за первую четверть XIII в. силы завоевателей в Ливонии почти утроились, а подкрепления постоянно прибывали202. К первым же годам XIII в. относится ряд мероприятий, направленных на укрепление позиции завоевателей и создание базы для расширения экспансии. В районе торгово-ремесленных поселков в устье Ридзене в 1201 г. был заложен город-крепость Рига. Его основание прямо отвечало интересам немецких купцов, дававших средства на организацию крестовых походов. Рига была более удобным местом и для центра епископства, поскольку путь от устья Даугавы до Икесколе, где на первых порах обосновался епископ, был сопряжен с опасностью ливского нападения, и в 1202 г. в Ригу была переведена епископская кафедра. После перевода епископской кафедры в Ригу Ливонское (Икескольское) епископство стало называться Рижским. Хорошо укрепленный город стал основным опорным пунктом немцев в Ливонии, прикрытым со стороны моря еще и цистерцианским монастырем, расположение которого в устье Даугавы позволяло контролировать вход судов в реку203. Более вероятным представляется происхождение названия «Рига» от балтского корня «ri(n)g». По мнению В. Дамбе, данное название восходит к куршскому корню «ring» и означает «изгибаться», «виться», «течь зигзагами», что соответствовало изгибавшемуся руслу реки, образовавшему луку недалеко от впадения в Западную Двину. К тому же, по данным археологии, курши жили там вместе с ливами204. Ширина реки Риги в устье достигала в древности 30 м, что могло создавать впечатление озера205. В районе впадения реки Риги в Западную Двину находилась удобная, глубокая (глубиной до 4 м) естественная гавань, вблизи которой с XI–XII вв. располагались два торгово-ремесленных поселка с ливско-куршским населением, и находился центр международной торговли, посещаемый ГЛ, IV, 2, 6; V, 1; VII, 1, 6, 7; XIII, 1. ГЛ, V, 1; VI, 4; IX, 7. Согласно хронике, монастырь был учрежден в 1205 году. 204 Дамбе В. Ф. Название города Риги // Изучение географических названий. – М., 1966. С. 107-109. 205 Цауне А. В. Рига под Ригой. – Рига, 1989. С. 27. 202 203 103 купцами из разных районов Восточной Прибалтики, с Руси, из Скандинавии и Северной Германии206. Прошло 20 лет с начала христианизации ливов, тем не менее, подавляющее большинство их оставались язычниками. Реально о принятии католической веры можно говорить лишь применительно к ливской знати. Важнейшим стимулом к крещению было для них возвращение деревень, полей и прочей недвижимости, отнятой у них крестоносцами. В битвах с крестоносцами 1198 г. и 1200 г. ливы потерпели поражение и при заключении мира с немцами приняли навязанные им требования. Но когда крестоносцы возвращались в Германию, а епископ отправлялся за новым войском, ливы смывали с себя крещение и отказывались выполнять условия договоров. Этим промежутком времени местные жители старались воспользоваться для нападения на оставшихся в стране католиков207. Чтобы иметь постоянную военную силу в Ливонии, немцы образовали в 1202 г. Орден Меченосцев – духовно-рыцарскую организацию, ставшую ядром сил агрессоров. Учредителем Ордена назван уже упоминавшийся цистерцианский монах, священник из Торейды Теодорих. Епископ Альберт находился в это время в Германии, собирая новые отряды крестоносцев. По мнению Ф. Беннингховена, Теодорих также был в Германии, но вернулся раньше Альберта с теми рыцарями, которые и составили основу нового Ордена. Беннингховен полагал, что решение о создании Ордена и благословении папы на это начинание следует датировать еще 1201 г., когда Теодорих приезжал в Рим за буллой на новый крестовый поход208. Вместе с тем в послании от 12 октября 1204 г., содержавшем призыв к бременской церкви собирать верующих для крестового похода в Ливонию, тот же Иннокентий III называет заслугой епископа Альберта создание нового Ордена по образцу Ордена тамплиеров для защиты юной церкви и борьбы с язычниками. Цауне А. В. Ук. соч. С. 27-35; он же. Возникновение Риги // Цивилизация Северной Европы. – М., 1992. С. 25-26. 207 ГЛ, II, 8; IV, 4. 208 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965, S. 51. 206 104 Отсюда можно заключить, что именно Альберт поручил Теодориху заботу об образовании Ордена. Говоря об основателе Ордена, надо иметь в виду, что сведения о деятельности Теодориха автор «Хроники Ливонии», вполне вероятно, заимствовал из несохранившегося жизнеописания Теодориха. Это предполагает некое приукрашивание и преувеличение заслуг Теодориха в крещении Ливонии. Название «меченосцы» закрепилось за Орденом из-за отличительного знака на одежде. Рыцари носили белый плащ с изображением спереди слева на плече и груди красного креста, а под ним – меча острием вниз. За образец для устава Ордена был взят устав рыцарско-монашеского Ордена тамплиеров, основанного в Св. Земле в 20-х гг. XII в. Первым магистром Ордена меченосцев был Венно. Точных сведений о времени прибытия его в Ливонию нет. Как полагают, это должно было произойти не позже 1204 г. В «Хронике Ливонии» Генриха под 1208 г. рассказывается об участии Венно в походах против эстов209. По наблюдениям Ф. Беннингховена, имя Венно, или Винне, как он назван в Старшей Рифмованной хронике210, в XI–XIII вв. встречалось в основном в пределах Падеборнского епископства в Германии (район Северного Рейна – Вестфалии). Беннингховен полагает, что семья Венно была родом из местности недалеко от Хазунгенского монастыря. В источниках сохранились упоминания о некоем Винно из Рорбаха211. В 1209 г. магистр был убит одним из братьев Ордена – Викбертом212. Как полагает Ф. Беннингховен, до 1210 г. в Ордене было всего 10 рыцарей, прибывших вместе с Теодорихом. В период же расцвета Ордена число его братьев-рыцарей достигало 110-120 человек. Но кроме братьеврыцарей в состав Ордена входили служилые братья-стрелки, арбалетчики, оруженосцы и т. п. (в среднем в соотношении 1:10). В Ордене были также ГЛ, XII, 6. СРХ, строфа 626. 211 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 421. 212 ГЛ, XIII, 2. 209 210 105 особые братья-священники213. Но, несмотря на столь малочисленный состав, его наличие вскоре стало ощутимым в сражениях с местным населением. К началу XIII века немецкие владения приблизились к Кукенойсу. Вблизи него немцы построили замок Леневарден. К этому времени относится и начало борьбы полоцких князей против наступавших немцев. Одна из немецких хроник (хроника Арнольда) говорит о первых столкновениях: «Король русский из Полоцка имел обыкновение от времени до времени собирать дань с ливов, в которой ему епископ отказал. Оттого делал он часто жестокие нападения на поименованный город (т. е. Ригу – А. Г.)»214. В 1203 г. полоцкий князь совершил поход в Ливонию против Икесколе и Гольма. Поход полочан в Ливонию был, судя по всему, вызван прекращением поступления дани с двинских ливов после прихода в регион епископа Альберта. В конце XII в. ливы, вероятно, продолжали платить дань Полоцку, надеясь на русскую помощь, если таковая понадобится. Ситуация изменилась с прибытием Альберта. Ливские нобили, сыновья которых в качестве заложников еще в 1200 г. были отправлены в Германию и там оставались215, вероятно, предпочли платить налог епископу, а не Полоцку. В ответ последовал поход полочан в низовья Западной Двины. В 1205 г. князь Кукенойса Ветсеке заключил с крестоносцами мир. Конкретные условия мира, заключенного между Ветсеке и епископом, неизвестны. Но вполне допустимо предположение Ф. Беннингховена о том, что к установлению мира с епископом князя побудило чрезмерно быстрое продвижение крестоносцев к границам его княжества216. Рижский епископ также не хотел терять союзника и в лице полоцкого князя. В 1206 г. отправляя посольство в Полоцк, Альберт, видимо, надеялся добиться у полоцкого князя подтверждения своих прав на земли ливов и договориться с полочанами о совместной борьбе с литовцами. Согласно 213 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 406-408. Цитата по: Ф. Кейслер. Окончание первоначального русского владычества в Прибалтийском крае в XIII столетии. – СПб., 1900. С. 9. 215 ГЛ, V, 1. 216 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 70-71. 214 106 рассказам хрониста, в это время литовцы усилили нападения на районы Подвинья, где уже обосновались католики. Причем намечался антикатолический союз между литовцами и ливами, остававшимися язычниками217, что не могло устраивать ни Ригу, ни Полоцк. Кстати говоря, единственным источником, говорящим об усилении наступления литовцев на русские земли в начале XIII в. является Хроника Генриха. Борьба с Литвой и Орденом была непосильна для Полоцка, и он пытался опереться на Смоленск, князья которого распространили свою власть и на Полоцк. Смоленский князь посадил в Полоцке князем своего родственника218. Таким образом в кон. XII – нач. XIII в. Полоцк и Смоленск образовали некий региональный союз, основанный на торгово-политическом сотрудничестве вдоль западно-двинского речного пути. Главную роль в объединении сыграли смоленские князья, добившиеся определенного сюзеренитета над данной территорией. Однако активное вмешательство Литвы в первой половине – середине XIII в. дестабилизировало обстановку в регионе и в конце концов подорвало хрупкое экономическое и политическое единство двух княжеств219. В безопасном судоходстве на Западной Двине помимо полочан были заинтересованы также купцы, плававшие из Риги в русские земли. Они же стремились добиться и наиболее благоприятных условий для торговли в землях, подконтрольных Полоцку. Было назначено место переговоров у р. Вогене220. Точно определить место встречи невозможно. Однако русская миссия не имела успеха. На назначенные 30 мая 1206 г. переговоры пришли из приглашенных ливов, епископа и латгалов221 только ливы. Латгалы предусмотрительно не хотели ГЛ, IX, 1, 3, 5. Данилевич В. Е. Очерки истории Полоцкой земли. С. 105-108 219 Богданов В. П., Рукавишников А. В. Взаимоотношения полоцких и смоленских князей в XII – первой трети XIII века // ВИ. № 10. 2002. С. 29. 220 Вогене (Wogene) – древнее название р. Огре, правого притока Западной Двины, примерно в 100 км от ее впадения в Рижский залив. Как полагают исследователи, название реки восходит к эст. voog (поток, течение, волна), voogama (струиться, течь, волноваться). 221 Здесь хронист впервые упоминает о латгалах, составляющих большинство местных жителей княжества Кукенойс. В русских летописях этот народ (а также область его расселения) известен как «летьгола», 217 218 107 портить раньше времени отношения с епископом. Епископ отказался выходить на встречу послам, заявив им, что «никогда государь… не выходит из своих укреплений навстречу послам»222. Здесь епископ Рижский впервые объявил себя самостоятельным правителем на Западной Двине, равным по статусу полоцкому князю. Жесткая позиция епископа объясняется, возможно, тем, что Полоцк послал в Ливонию не войско, а посольство для переговоров. В этом епископ мог усмотреть слабость русской стороны. Неготовность Полоцка к серьезным военным действиям в Ливонии подтверждается тем, что полочане не пришли на помощь начавшемуся восстанию двинских и гауйских (торейдских) ливов223 в 1206 г., а появились лишь тогда, когда основные силы восставших были уже разбиты224, и войско крестоносцев отправилось в Германию. Однако, несмотря на видимые успехи крестоносцев, положение их в Ливонии оставалось весьма сложным. Было ясно, что местные народы не сломлены. К тому же приходилось ожидать выступления русских князей на защиту своих владений. Одновременно начали проявляться претензии Дании на господство в Ливонии. В 1206 г. датчане попытались (но неудачно) закрепиться на о. Сааремаа225. Причем в Риме явно поддерживали претензии датчан на Ливонию. Кстати, простое сопоставление фактов легко показывает, что Рим рассматривал Датское королевство в качестве своего важнейшего союзника на Балтике. Папская булла от 13.01.1206 г., т. е. составленная накануне первой экспедиции датчан на о. Эзель, разрешала архиепископу Лундскому ставить епископов в завоеванных датскими войсками землях. Это означало «летгола», «лотыгола» (ЛЛ. С. 3; Н1Л. С. 45, 66, 78, 272, 297). Археологически латгалы как отдельный народ балтской этнической группы фиксируются с VI–VII вв. (Мугуревич Э. Проблемы формирования латышской народности в средневековье (по данным археологии) // Проблемы этногенеза и этнической истории балтов. – Вильнюс, 1985. С. 64). 222 ГЛ, Х, 4. 223 ГЛ, X, 5-11. 224 Хотя восстание ливов было подавлено, размах его показал, что крестоносцам для победы в регионе необходимо идти на разного рода уступки всем группам местной феодализирующейся знати. Проявлением компромисса явилась и кодификация завоевателями норм местного права ливов (Назарова Е. Л. «Ливонские Правды» как исторический источник // ДГ. 1979. – М., 1980. С. 38-43). 225 ГЛ, Х, 13. 108 подчинение датской Церкви новообращенных земель, на которые претендовали бременские, а позже и магдебургские архиепископы и рижский епископ Альберт. Затем последовал ряд булл, адресованных датскому королю и его соседям, включая императора Оттона IV (1198-1218), с выражением поддержки предприятиям датчан в Восточной Прибалтике и обещанием взять Данию под покровительство римского престола, чтобы никто не осмеливался на нее нападать в отсутствие ее короля. В 1218 г. булла Гонория III от 9 октября признает за датским королем все земли, которые будут выведены из язычества. Кроме того, здесь нужно отметить, что при восстановлении контроля над эстонскими областями в 1217 г. во главе крестоносцев стоял вассал и племянник по материнской линии датского короля Вальдемара II граф Альберт фон Левенборх226. Получить реальную помощь из Бремена Альберт так же вряд ли мог. Приморская часть Бременского архиепископства вместе с Гамбургом с 1202 г. оказалась во власти Дании. Соответственно и отправка крестоносцев в Ливонию зависела от благоволения короля Дании и архиепископа Лундского. Альберту нужен был могущественный покровитель, способный противостоять Дании, а также поддержать его в случае расхождения его планов с планами в регионе Римского папы. Такого покровителя Альберт нашел в лице императора Священной Римской империи. Совершив в 1207 г. акт вступления в вассальную зависимость от императора, Альберт стал имперским князем, т. е. получил тот же политический статус, что и архиепископ Бременский. Иначе говоря, Альберт перестал быть светским вассалом бременского архиепископа, хотя и продолжал признавать последнего в качестве своего духовного сюзерена. Владимир Полоцкий собрался походом непосредственно против Риги только в 1206 г. По этому поводу хронист сообщает: «…Король собрал войско со всех концов своего королевства, а также от соседних королей, Послание папы Гонория III Альбрехту, графу Орламюндскому (Голштинскому), по поводу его намерения предпринять поход в Ливонию от 25 января 1217 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. №2. 1995. 226 109 своих друзей, и… спустился вниз по Двине на кораблях»227. Об этом походе полочан в Ливонию в русских источниках не упоминается. Дружественные князю Полоцкому князья-соседи, это скорее всего, князья Смоленские. В походе, вероятно, должны были участвовать и удельные князья Полоцкой земли. Характерно, что для похода в Ливонию был выбран момент, когда войска крестоносцев там не было. Однако поход русских войск закончился неудачно. В июне 1207 г. князь Кукенойса Ветсеке заключил с епископом новый мир, по которому он отдавал половину своей земли и своего замка. По мнению Ф. Беннингховена, заключить мир с крестоносцами на столь тяжелых условиях Ветсеке вынудило то, что его владения оказались в районе пересечения двух наступательных потоков – литовского и крестоносцев. В районе Кукенойса находилась переправа через Западную Двину, которой пользовались литовцы. По этой причине они пытались овладеть данной территорией. От Полоцка, судя по предыдущим его действиям, ждать помощи не приходилось. Полоцку самому надо было обороняться от литовцев. Поэтому Ветсеке предпочел договориться с епископом, чтобы Предположение найти у Беннингховена крестоносцев не лишено защиту от оснований литовцев228. в том, что расположенный на отвесном скалистом мысу замок Кукенойс имел стратегически важное значение и для литовцев, и для крестоносцев. Однако Е. Л. Назарова считает, что более вероятным кажется то, что Ветсеке прежде всего намеревался договориться с епископом о ненападении крестоносцев на его владения. Справедливость данного предположения подтверждается тем, что вплоть до Пасхи 1208 г. об отряде крестоносцев в замке Кукенойс хронист не упоминает, хотя литовцы и предприняли большой поход в Ливонию на Рождество 1207 г.229 ГЛ, X, 5-11. Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 85-86. 229 ГЛ, XI, 5. 227 228 110 В 1208 г. немецкий рыцарь Даниил из Леневардена230 с отрядом совершил ночной набег на Кукенойс и захватил в свои руки князя Ветсеке. Узнав об этом епископ Альберт приказал немедленно освободить князя. По всей вероятности, имела место несогласованность между Даниилом и епископом. Даниил мог не знать о планах Альберта и решил сам захватить замок. Альберт же решил перед отплытием крестоносного войска в Германию не обострять отношений с князем Кукенойса. Возможно, он опасался, что в такой ситуации Ветсеке пойдет на союз с литовцами. В том же году князь произвел набег на Ригу, но, не дождавшись помощи из Полоцка, сжег Кукенойс и ушел на Русь231. В 1209 г. на месте Кукенойса был основан немецкий замок Кокенгаузен. После падения Кукенойса наступила очередь Герцике, где сидел князь Висвалдис. Благодаря расположению Герцике и Дигнаи (напротив друг друга) Висвалдис имел возможность контролировать немецко-русскую торговлю на Западной Двине и взимать мыто с проходящих через эти своеобразные «ворота» купеческих кораблей. Думается, что это были одни из тех «ворот» на Западной Двине, закрывая или ограничивая свободный проход через которые для западноевропейских купцов полочане пытались «давить» на политику епископа Альберта. Естественно поэтому стремление крестоносцев овладеть столь важным стратегическим пунктом. Герцике был взят приступом в 1209 г. и сожжен, а все семейство Висвалдиса попало в плен. В том же году Висвалдис признал себя вассалом рижского епископа232, по-видимому, перейдя в католичество, так как признал «всех латинян братьями по христианству». Леневарде (Lenewarde), латыш. Lielvarde (Лиелварде), нем. Lenewarden (Леневарден) – ливское укрепленное поселение на Западной Двине в 40 км к западу от Кукенойса, центр округа двинских ливов, верятно, плативших дань Полоцку. В 1205 г. крестоносцы сожгли посад («urbs») вокруг крепости (ГЛ, IX, 8). В том же году ливы из Леневарде вынуждены были креститься и признать власть епископа (ГЛ, IX, 13). Официально еще в 1201 г. замок был передан епископом в бенефиций рыцарю Даниилу (ГЛ, V, 2). Однако реальную власть над замком и округом Даниил получил только после 1205 г. 231 ГЛ, XI, 9. 232 Договор о вступлении князя Герцике Висвалдиса в ленные отношения с епископом Рижским Альбертом / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 199-201. 230 111 По этому миру князь Висвалдис вступал в вассальную зависимость от Рижского епископа. Поскольку в источниках нет точных сведений об административно-территориальном составе Герцигского княжества, достаточно сложно определить, какие замковые округа перешли к епископу, а какие на правах ленного пожалования остались у князя Висвалдиса. Согласно средневековому феодальному праву, после вступления в вассальные отношения землевладелец, как правило, получал назад от сеньора в качестве лена половину его бывших владений. При этом указанное количество знамен ленного владения соответствовало числу административных единиц, возвращенных вассалу. Иначе говоря, лен «с тремя знаменами» полученный Висвалдисом после передачи всего княжества в дар епископу Альберту, должен был соответствовать трем замковым округам – административным областям, одним из которых был Герцигский округ. Соответственно три округа должны были остаться у епископа. Однако в грамоте говорится не о другом, а о «других» (alias) замках со всем к ним относящимся. Так что практика наделения ленами в Ливонии могла отличаться от западноевропейской. Два округа (Аутина и Цессове), принявших уже до 1209 г. католичество, упомянуты в вассальной грамоте. «Другие» замковые округа следует искать среди упомянутых в грамоте от 25.07.1211 г. о разделе латгальских земель, которые ранее входили в Герцигское княжество, между рижским епископом и Орденом233. Помимо Аутине и Цессове234, замковыми округами, правители которых приняли католичество к 1209 г., были, очевидно, Зердене (Zerdene), или Гердене (Gerdene), Негесте (Negeste), Алене (Alene). Два округа из трех (кроме Зердене) были расположены в междуречье Даугавы и ее правых притоков Огре и Айвиексте235. Вместе с тем остается пока открытым вопрос о том, Шноре Э. Асотское городище // Материалы и исследования по археологии Латвии. – Рига, 1961. Т. 2. С. 134; Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в IX – XIII вв. С. 16-20. 234 Латгальские замки с относящимися к ним сельскими округами, входившими в княжество Герцике. Расположены в центральной части современной Латвии на Видземской возвышенности (Мугуревич Э. С. Восточная Латвия… С. 16). 235 Шноре Э. Ук. соч. С. 134; Мугуревич Э. С. Восточная Латвия… С. 16-20. 233 112 почему в грамоте конкретно названы только замковые округа Аутине и Цессове. В 1213 г. состоялся новый передел латгальских замковых округов, в результате которого епископ передал Аутине Ордену. Вскоре после этого, в 1210 г., был заключен «вечный мир» между полоцким князем Владимиром и епископом Альбертом, который добивался доступа рижских купцов в русские земли. Очевидно, что мир с Полоцком нужен был епископу Альберту по двум причинам: – во-первых, обеспечить надежность тыла со стороны полоцких владений в условиях начавшейся войны с эстами. Кстати сказать, при серьезных удачах эстов присоединиться к ним могли ливы из областей по р. Гауе, а также курши, предпринявшие (правда, неудачно) в начале того же года нападение на Ригу236. – второй важной причиной была четко осознаваемая епископом необходимость отправлявшимся обеспечить через рижским, Ригу а вглубь также Руси, европейским условия купцам, наибольшего благоприятствия для плавания по Западной Двине. Во главе русского посольства хронистом назван смоленский купец Лудольф. Судя по имени, Лудольф был немцем или скандинавом. В Смоленске торговая немецкая колония существовала уже в XII в.237 Данное известие хроники подтверждает, что немецкие купцы из Смоленска занимали важное место и в полоцкой торговле. Сомнительно, однако, что посольство возглавлял именно Лудольф. Скорее, главой посольства был кто-то из ближайшего окружения князя, тем более что на переговорах собирались обсуждать и другие вопросы. Лудольф же был нужен как переводчик. Упоминание только о нем, возможно, объясняется тем, что рижанам его имя было проще запомнить. 236 237 ГЛ, XIV, 5. Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX – XIII вв. С. 255-257. 113 Вскоре состоялись новые переговоры между Альбертом и полоцким князем Владимиром. Оба они явились в Герцике. Владимир отказался от взимания дани с Ливонии, «чтобы укрепился между ними вечный мир, а купцам был всегда открыт свободный путь по Двине». Беря на себя выплату ливской дани, епископ Альберт формально признавал себя вассалом Полоцка и становился, таким образом, одновременно вассалом двух сеньоров: полоцкого князя и германского императора. Этот мир развязал руки немцам в деле захвата бассейна нижней Двины. В 1214 г. немцы снова взяли Герцике, а новый поход Владимира Полоцкого, который он вынужден, был предпринять против Риги, был в самом его начале прерван смертью этого князя. Вполне вероятно предположение о том, что князя Владимира отравили люди епископа. С этого времени между Полоцком и немцами устанавливается длительный период спокойствия. В 1224 г. был составлен акт о разделе владений князя Герцике между Висвалдисом и Конрадом фон Икескюле238. По этому акту к Конраду переходили половина замка Герцике и половина оставшихся у Висвалдиса земель. Что конкретно получил Конрад, определить невозможно. В любом случае такой раздел имел особо важное стратегическое значение, так как усиливал непосредственный контроль рыцарей и самого рижского епископа над средним течением Западной Двины, в том числе, и над переправой через реку между Герцике и укреплением на Дигнайском городище239. Князь Висвалдис сохранял свои владения, и после смерти епископа Альберта в 1229 г., постоянно подвергаясь давлению рыцарей и католической церкви. В 1230 г. новый епископ Рижский Николай подтвердил передачу князем Висвалдисом аббату и капитулу цистерцианского монастыря в Дюнэмюнде (устье Западной Двины) остров Вольфхольм и земли «на этой стороне Двины, между речками Ликсной и Речицей и болотом (или прудом – stagnum) Каффер». По мнению исследователей, остров Акт о разделе владений князя Герцике. 1224 г. / В. И. Матузова, Е. Л. Назарова. Крестоносцы и Русь. С. 212-213. 239 Шноре Э. Асотское городище. С. 134-136. 238 114 Вольфхольм находился ниже по течению Западной Двины орденского замка Дюнабург (в 19 км выше современного Даугавпилса). Таким образом, контроль рижского епископа за судоходством на Западной Двине распространялся почти до рубежей Полоцкой земли. По неизвестной причине между 1230 и 1239 г. замок был уничтожен. В 1239 г. вместо самого замка упоминается только «место замка» – «locum castri»240. Это свидетельствует о том, что в 1239 г. князя Висвалдиса уже не было в живых. За весь период борьбы полоцкого князя с немцами Новгород и Псков хранили полный нейтралитет. Да это и неудивительно, если учесть взаимоотношения Полоцка и Новгорода. История взаимоотношений Полоцка и Новгорода в X–XIII вв. характеризуется рядом драматических эпизодов, таких, как захват Полоцка новгородским князем Владимиром Святославичем; разграбление Новгрода Всеславом в 1066/1067 (мартовском) году, участие полоцких князей в конце 1160-х годов в войне суздальского и смоленского князей против Новгорода. В 1168 г. Полоцк подвергся нападению новгородцев и псковичей. В 1168 г. они участвовали на стороне Ростиславичей и Андрея Боголюбского в походе на Киев, а на следующий год снова вошли в антиновгородскую коалицию во главе с сыном Андрея Боголюбского Мстиславом241. После подчинения ливов и латышских племен, живших вдоль Западной Двины и по реке лифляндской Аа, Альберт решился начать борьбу с эстами. Быстрое покорение ливов создавало угрозу для соседних латгалов Талавы и Адзеле, а также для эстов областей Сакала и Уганди плативших дань Новгородской Руси. Завоевывая прибалтийские земли, крестоносцы использовали распри между местными народами, ещё больше разжигая вражду между ними. В первые годы войны с эстами Альберт убедился, что крестоносцам предстоит долгая и упорная борьба. Поэтому необходимо было либо получить помощь от русских князей, либо обеспечить их нейтралитет. 240 241 Назарова Е. Л. История лейманов в Ливонии. – М., 1990. С. 53-55. НIЛ. С. 32, 33, 220, 221. 115 Покорение Эстонии угрожало вооруженным столкновением с Новгородом и Псковом. Здесь необходимо отметить, что традиционно для отечественной историографии оценка взаимоотношений Руси и крестоносцев сводится к тому, что внешняя политика Ордена меченосцев, опиравшихся на силу оружия, была источником постоянного напряжения на западных границах Руси, причем крестоносцы с момента появления в Восточной Прибалтике вынашивали агрессивные планы относительно соседних русских княжеств242. Такая точка зрения, по справедливому замечанию С. В. Белецкого и Д. Н. Сатыревой является, не вполне корректной и требует пересмотра, особенно для первой трети XIII века243. Ближайшим восточным соседом первого орденского государства Восточной Прибалтики является Псков. В кон. XII – пер. пол. XIII в. это был крупный город, состоявший из каменной крепости, занимавшей почти неприступный скалистый мыс при слиянии Псковы и Великой, и обширного (более 50 га) неукрепленного посада, раскинувшегося по обоим берегам Псковы. Территория, контролировавшаяся псковскими князьями, в кон. XII – нач. XIII в. охватывала Нижнее Повеличье с прилегающим побережьем Псковского озера, а также округу Изборска, второго по величине города в Псковской земле. Хотя Псковская земля находилась в составе Новгородского государства, охрана псковских границ была предоставлена самим псковичам. В новгородских летописях, ни разу не встречается сведений о строительстве новгородцами псковских укреплений. Лишь в собственных летописях Пскова отразилось строительство его крепостей-пригородов244. Здесь уместно напомнить, что из 500 км русско-ливонской границы – 480 км приходилось на псковское порубежье. Поэтому подударность приграничного положения Очерки истории СССР: период феодализма. IX–XV вв.: В 2-х ч. – М., 1953. ч. 1; Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII–XV вв. / Древняя Русь. – М., 1975; Пашуто В. Т. Александр Невский и борьба русского народа за независимость (XIII в.).; он же. Внешняя политика Древней Руси.; и др. 243 Белецкий С. В., Сатырева Д. Н. Псков и Орден в первой трети XIII века. // Александр Невский и его эпоха. С. 82. 244 Псков. Очерк истории. – Л., 1971. С. 19-20. 242 116 Псковской земли заставляла Псков заботиться о сохранении нейтралитета с западными соседями, будь это эсты или крестоносцы. Прежде чем детально рассматривать события, происходившие в это время в Прибалтике нам нужно внимательно проанализировать взаимоотношения между Новгородом и Псковом в прибалтийском вопросе, чтобы в дальнейшем понять суть происходивших событий. В историографии имеется большое количество работ, связанных с борьбой Новгорода и Пскова против немецких и шведских крестоносцев. Авторы обращали внимание и на проливонскую политику князя Ярослава Владимировича и части псковского боярства в конце 20-40-х гг. XIII в. Однако причины подобной политики Пскова, как правило, оставались за пределами исследований историков. Хотя не отрицалось наличие собственных политических и экономических интересов Пскова, отличных от новгородских245. Весьма поверхностно, на наш взгляд, изучен вопрос о действиях Новгорода и Пскова в Эстонии и Северной Латвии в первый период крестоносной агрессии – в первой четверти XIII в. обычно речь идет в работах о помощи Новгорода и Пскова эстам и латгалам в борьбе с крестоносцами246. При этом из поля зрения ученых выпадают конкретные интересы Новгорода и Пскова в данном регионе, которые не всегда совпадали, во-первых, между собой, а, во-вторых, с планами и намерениями местных народов. Особые геополитические условия, в которых находился Псков, побуждали псковичей к проведению собственной линии поведения в Прибалтийском регионе независимо от их отношений с Новгородом. Успех Пскова как в защите своей территории от нападений, так и в проведении своей внешней политики, в значительной мере зависел от Беляев И. Д. История Пскова и Псковской земли. С. 23-41, 185-192 и др.; Древний Псков. Исследования средневекового города. – СПб., 1994. С. 105-149 и др.; Ледовое побоище 1242 г. Тр. компл. экспедиции. – М.-Л., 1966. С. 169-240; Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость. XIII век. С. 92146, 173-191; Псков. Очерки истории. С. 14-25; Рамм Б. Я. Папство и Русь в X–XV веках. С. 125 и далее. 246 Зутис Я. Русско-эстонские отношения в IX–XVI вв.; История Эстонской ССР. Т. 1. С. 139-172; Казакова Н., Шаскольский И. Русь и Прибалтика. IX–XVI вв. – Л., 1945. С. 22-48; Пашуто В. Т. Героическая борьба… С. 92-147; Псков. Очерки истории. С. 20-22 и др. 245 117 присутствия в городе постоянной военной силы – князя и его дружины. Между тем, после умершего в 1138 г. князя Всеволода псковичи более 60 лет не имели своего князя. Около 1179 г. княживший тогда в Новгороде Мстислав Ростиславич попытался посадить на псковский стол своего племянника – Мстислава-Бориса Романовича, но псковичи его по каким-то причинам не приняли247. Только в 1208 или 1209 гг. в Пскове появляется новый князь – Владимир Мстиславич, сын Мстислава Ростиславича Храброго248 из династии смоленских Рюриковичей. В историографии высказывалось мнение о том, что Владимир был в Пскове не самостоятельным правителем, а как бы подручником своего брата – Мстислава Удалого, его старшим дружинником, присланным в Псков так же, как присылали сюда из Новгорода посадников249. Однако Е. Л. Назарова считает, что такое предположение не является убедительным. Впервые о Владимире летопись упоминает в 1208 г., когда он вместе с новгородским посадником Твердиславом разбил литовцев в Ходынцах на Ловати250. Мстислава на новгородском столе тогда еще не было. Правда, из текста не ясно, где в тот момент княжил Владимир. В некоторых летописях он назван торопецким князем251. Вполне вероятно, что до прихода в Псков он княжил в Торопце. Не исключено, что Торопец считался их родовым княжением, поскольку позже там сидит его брат Давид252. Владимир мог участвовать в битве при Ходынцах и, будучи торопецким князем, тем более что литовцы должны были пройти через его владения253. Псковским князем новгородская летопись называет Владимира с 1209 г. – тогда же, когда в Новгороде начал княжить его старший брат Мстислав. ИЛ // ПСРЛ. – М., 1962. т. 2. Стб. 608. НIЛ. С. 51, 249. Даты Новгородской летописи корректируются по: Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. – М., 1963. С. 247 и далее. 249 Псков. Очерки истории. С. 18. 250 НIЛ. С. 51, 249. 251 Н4Л // ПСРЛ. – Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1. С. 184; Н5Л // ПСРЛ. – Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2. С. 183; Псковские летописи. Т. 2. – М., 1955. С. 77. 252 Н1Л. С. 53, 64, 251, 269. 253 Назарова Е. Л. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. С. 352; она же. Псков и Ливония в XIII в. //Псковская губерния №11 (82) – электронная версия http://www.gubernia.pskovregion.org/number_82/13. php./cgi-bin/search.pl. 247 248 118 Собственно говоря, как отмечалось выше, в Новгороде правителя Пскова рассматривали не как полноправного государя, а как наместника новгородского князя. Вполне вероятно, что сразу после прихода на новгородское княжение Мстислав Мстиславич, понимая, насколько важно в сложившихся условиях сохранить мир в своих владениях, посадил Владимира в Пскове. Здесь явно видна подчиненность Владимира новгородскому князю. Но даже если приход Владимира в Псков определялся волей Мстислава, а не выбором псковских бояр, во внешнеполитических вопросах действия князя часто расходились с интересами Новгорода и соответствовали желаниям значительной части социальных верхов города. В 1208 г. рыцари вместе с латгалами Талавы разорили Сакалу и Уганди254. Следующий поход в Уганди крестоносцев вместе с ливами и латгалами состоялся в конце 1209 г. Посланный епископом священник попытался обратить эстов в христианство, но безуспешно. Эстам удалось заключить перемирие с ливами и некоторыми латгалами. Меченосцы же и часть латгалов отказались от перемирия и готовились к наступлению на Уганди. Однако новгородцы и псковичи были тогда заняты внутрирусскими делами и отправились на защиту своих владений только в 1210 г. В 12101212 г. дружины новгородского князя Мстислава Удалого и княжившего тогда в Пскове его брата Владимира совершили походы в восточные эстонские земли Уганди и Вайгу255, а также в глубь Эстонии – в земли ГЛ, XII, 6; Угауния (Ugaunia) – юго-восточная эстонская земля Уганди (Ugandi) с центром в Тарту, с XI в. находившаяся в сфере экономических и политических интересов Новгорода, который считал ее своей даннической территорией. Оденпе, Одемпе (Odenpe, Odempe) – эст. замок Отепя (Otepä), в русских источниках – Медвежья голова – центр южной части земли Уганди. 255 Вайга (Wayga), эст. Vaiga, Vaia, Vaiamaa – небольшая земля на востоке Эстонии (История Эстонии. С. 105). В новгородской летописи область известна под названием «Клин», что является калькой с эстонского «Вайга» (Моора Х., Моора А. Из этнической истории води и ижоры // Из истории славяно-прибалтийскофиннских отношений/Сб. статей под ред. Х. А. Моора и Л. Ю. Янитса. – Таллин, 1965. С. 64-73; Янин В. Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XIII–XV веков. – М., 1998. С. 72; Назарова Е. Л. О топониме Клин в Новгородской Первой летописи // ДГ. 1998 г. – М., 2000. С. 207-213; противоположной точки зрения придерживается А. Н. Кирпичников, который считает, что Клин это название воинского подразделения в виде треугольника (Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. и его тактические особенности // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. С. 28-30; он же. Древнерусский «клин» - боевой отряд или населенная местность? использована электронная публикация http://histori.tuad.nsk.ru/Author/Russ/K/KirpichnikovAN/index.html). Область входила в сферу даннических интересов Новгорода. Поход туда княжеской дружины отмечен еще в 1131 г. (Н1Л. С. 22, 207). 254 119 Ярвамаа256 и Харьюмаа257. Дружины князей подошли к замку Отепя (рус. Медвежья голова) в области Уганди, разорили округу и после осады крепости вынудили эстов заплатить дань, а также крестили некоторых из них по православному обряду258. Как уже отмечалось ранее, обычно подчинение и принуждение к выплате дани в пользу Руси не сопровождалось насильственным наступления крещением. крестоносцев В описываемом русские князья случае действовали под угрозой сообразно с характерным для католической Европы принципом: «чья власть, того и вера». Поход новгородско-псковского войска имел целью не только собрать дань с эстов, но и подтвердить свои преимущественные права на эту территорию. После ухода русских войск от Отепя летом 1210 г. Уганди была вновь разорена крестоносцами, а замок сожжен259. Об этом походе кроме хроники Генриха Латвийского сообщает также Н1Л. Однако русская летопись датирует этот поход 1212 г. При этом Н. Г. Бережков полагал, что верна именно дата, указанная в «Хронике Ливонии», а не в летописи260. Кроме того, Бережков относил эту статью летописи к группе статей, отличающихся «очень большой неправильностью, непоследовательностью в обозначении годов»261. Хотя ситуация в Прибалтике с приходом крестоносцев коренным образом изменилась, тактика новгородцев в отношениях с эстами оставалась прежней: новгородцы довольствовались данью и устным подтверждением от эстов их покорности. Обещанных православных священников в Отепя Ярвамаа (эст. Järvamaa), также Герва (Gerwa), Гервен, Ервен (Gerwen, Jerwen), Гервия, Ервия (Gerwia, Jerwia) – земля в центральной части Эстонии (История Эстонии. С. 105). В русской летописи ее жители известны как «чудь Ерева» (Н1Л. С. 52, 251). 257 Харьюмаа (эст. Hariumaa), Харью (Harju) – земля в центральной части Эстонии, к западу от Ярвамаа. Центр земли Харьюмаа – замок Варболе (Warbole), эст. Varbola. В русских летописях замок известен как «Воробиин» (Н1Л. С. 52, 251), что является калькой с эстонского названия (совр. эст. «varblane» «воробей»). Об археологических исследованиях замка см.: Тамла Ю., Тыниссон Э. Исследования городища Варбола // Известия АН ЭССР. – Таллин, 1983. Т. 32. №4. С. 310-313; Тамла Ю., Тыниссон Э. Варболаская экспедиция в 1986-1987 гг. // Известия АН ЭССР. – Таллин, 1988. Т. 37. №4. С. 351-354 и др. 258 ГЛ, XVI, 2. 259 ГЛ, XIV, 5, 6. 260 Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. – М., 1963. С. 248-249. 261 Ук. Соч. с. 247-248. 256 120 новгородцы так и не прислали. Источники не позволяют предполагать, что русские и эсты пытались тогда договориться о совместных действиях против меченосцев и рижского епископа. Псковичи имели все основания опасаться ответных походов эстов в пределы Новгородского государства: так уже не раз бывало ранее, причем больше всего страдали именно псковские земли, граничившие с эстонскими областями. Опасения псковичей не были напрасны: в 1212 г., когда основные военные силы Пскова находились в Эстонии, эсты под руководством старейшины Лембито напали на город262. Пожалуй, можно согласиться с Е. Л. Назаровой в том, что подударность своей земли повлияла на согласие псковичей заключить соглашение с крестоносцами о совместных действиях против эстов в 1210 году. Предложение исходило от епископа Альберта и меченосцев, которые планировали использовать противоречия между Новгородом и Псковом, чтобы расколоть изнутри русские силы. Вместе с тем, у псковичей были и другие мотивы, склонявшие их к союзу с ливонцами. Союз можно было бы использовать для укрепления политической независимости Пскова от Новгорода, к чему стремились многие псковские бояре и купцы. Епископ Альберт и Орден обещали не вторгаться в пределы Псковской земли, сохранить право псковичей на латгальскую дань. Псковичи могли также претендовать на дань с эстонских областей и в первую очередь с Уганди, которую собирали здесь новгородцы. В 1210 г. псковский отряд вместе с крестоносцами участвовал в походе против эстов юго-западной земли Сонтагана263. О данном походе псковичей в Сонтагану в русских документах не упоминается. Неизвестно, что конкретно получили псковичи от этого похода. Однако ситуация в Пскове складывалась неблагоприятно для князя. В несомненной ГЛ, XV, 10. Лембито, Лембит (Lembito, Lembit, также Lambite, Lembitus, Lambito), эст. Lembitu, Lembit (Лембиту, Лембит) – старейшина и вождь эстов Сакалы, владелец замка Леоле (ГЛ, XVIII, 7). Один из основных лидеров эстов в борьбе против иноземной агрессии. Поход на Русь начался после того, как по приказу Лембиту были убиты священник, присланный из Риги, и два его переводчика. Вероятно, Лембиту боялся, что те сообщат в Ригу об уходе эстонского войска на Русь, и крестоносцы с латгалами воспользуются этим моментом для нападения на Сакалу и Уганди. 263 ГЛ, XIV, 10. 262 121 связи с этим стоит известие летописца о том, что псковичи «изгнали князя Володимира от себе». Причины изгнания объясняет Генрих Латвийский: «Русские во Пскове возмутились против своего короля Владимира, потому что он отдал дочь свою замуж за брата епископа рижского, Теодориха»264. Однако вряд ли только этот факт мог послужить причиной изгнания князя, так как подобные браки не были редкостью. Более вероятно, что основная причина заключалась в договоре князя Владимира с рижским епископом. Естественно, что, выдавая дочь замуж за родственника рижского епископа, Владимир в первую очередь стремился укрепить свое положение как самостоятельного правителя. Это совпадало с чаяниями оппозиционных Новгороду псковичей усилить политические позиции Пскова как независимого княжества. С другой стороны складывающемуся псковсколивонскому союзу была недовольна ориентировавшаяся на Новгород группа псковских бояр. Но браку княжны с родственником католического епископа должно было воспротивиться православное духовенство Пскова, поскольку породнение князя было не просто с правителем католического государства, а с католическим епископом. Авторитет церкви оказался решающим для того, чтобы поднять волну недовольства в Пскове против князя Владимира и тем самым усилить позиции новгородской партии. Сепаратным договором с Ригой, надо полагать, были недовольны и в Новгороде. В результате, не позже мая-июня 1211 г. князь был изгнан из Пскова, ушел с семьей и дружиной сначала в Полоцк, затем в Ригу265. Полоцк был выбран Владимиром Псковским неслучайно. Во-первых, князь Полоцкий, как уже было сказано выше, формально являлся сюзереном епископа Альберта. Кроме того, используя вражду между Полоцком и Новгородом, Владимир Мстиславич мог попробовать вернуться на псковское княжение. Хотя хронист и считает, что альянс между князьями Полоцка и Пскова не удался, они могли договориться о будущих совместных действиях. 264 265 ГЛ, XV, 13. ГЛ, XV, 3; Н1Л. С. 52, 250. 122 Свой приезд в Ригу князь Владимир, скорее всего, приурочил к возвращению епископа. В Ливонии он некоторое время состоял на службе у Альберта, где исполнял обязанности судьи-фогта в одной из областей Рижского епископства266. Показательно, что псковский стол практически не пустовал. Не позже конца 1211 г. псковичи приняли у себя Всеволода Мстиславича, сына киевского князя Мстислава-Бориса Романовича. Это свидетельствует о стремлении Пскова сохранить автономию в отношениях с Новгородом, а также обезопасить себя от внезапных нападений. Кандидатура же князя, очевидно, устроила и псковичей, и Мстислава Мстиславича. Он-то и участвовал в походе в Эстонию в 1212 г. В январе 1212 г. оба князя с новгородцами и псковичами отправились в Северную Эстонию, как пишет хронист, «услышав о тевтонском войске в Эстонии»267. Но встречи с крестоносцами опять не произошло. Русские осадили крепость Варболу (рус. Воробьин) в земле Харьюмаа (нем. Гариэн), заставили эстов признать власть Новгорода и выплатить дань, а затем вернулись в Новгород. Причем, как и при осаде Отепя, признание власти новгородцев эстами носило чисто номинальный характер. Как позже обвиняли псковичи новгородцев, с эстами «правды не створися»268. Таким образом, ориентация на Новгород вновь оказалась пагубной для псковичей, что должно было усилить позиции сторонников антиновгородской партии в Пскове и вспомнить о князе Владимире. На короткий срок в конце 1213 г. он, видимо, возвращался в Псков, но уже в начале 1214 г. снова вернулся в Ригу269. По времени это совпало с участием Мстислава Мстиславича в конфликте с черниговским князем за возвращение на киевский стол Мстислава-Бориса Романовича270. Надо думать, что князь Всеволод Мстиславич также отправился на помощь отцу, хотя летопись об этом ГЛ, XVII, 7. ГЛ, XV, 8. 268 ГЛ, XV, 8, 10; Н1Л. С. 52-53, 250-251. 269 ГЛ, XVII, 4, 6. 270 Н1Л. С. 53-54, 251. 266 267 123 умалчивает. Данным моментом могли воспользоваться сторонники князя Владимира, чтобы уговорить сограждан вернуть его в Псков. Возвращение же Мстислава и Всеволода в Новгород после победы над черниговским князем вновь изменило расстановку сил в Пскове. Владимир вынужден был снова уйти в Ливонию. Очередное вокняжение Владимира на псковском столе относится, скорее всего, к 1215 г.271 По данным хроники в Ливонии у Владимира вышел конфликт с католическим священником той области, где он был судьей 272. Тогда же в Новгороде произошла распря, вызванная уходом Мстислава в Киев и приглашением на новгородский стол Ярослава Всеволодовича – сына Всеволода Юрьевича Владимирского273. Вернувшемуся в Новгород Мстиславу пришлось максимально мобилизовать своих сторонников, чтобы вытеснить Ярослава. В такой ситуации Мстислав мог договориться с братом и поддержать его пребывание на псковском столе. Возможно, что к тому моменту Всеволод сам оставил псковское княжение, и город снова оказался без князя. Это облегчило возвращение Владимира. К тому же сам Владимир выступил тогда открытым противником Ливонии. В 1216 г. Владимир участвовал в Липицкой битве274, поддержав брата в борьбе с низовскими князьями. Вновь прибалтийскую карту Владимир попробовал разыграть во второй половине 1216 г. Используя обострение отношений между латгалами и эстами, меченосцы начали активное наступление на Уганди. Область подверглась жестокому разорению, а ее жители вынуждены были заключить мир с Ригой, и обещали креститься. Можно предположить, что Владимир, воспользовавшись тяжелым положением эстов, попытался заключить с ними антиливонский союз и закрепиться на месте разрушенного крестоносцами замка Отепя, имевшего для Пскова важное военно-стратегическое значение. Именно отсюда вела кратчайшая дорога в Псков. Но эсты в тот раз ГЛ, XVII, 2. ГЛ, XVIII, 2; XXII, 4. 273 Н1Л. С. 53-54, 252. 274 Н1Л. С. 55-56. 271 272 124 предпочли сохранить мир с Ригой. Поэтому, взяв дань и пленных, а, также разграбив деревни в южной части Уганди, псковичи вернулись домой275. В новгородской летописи об этом походе не говорится, как и о походе за данью в Толову в конце 1216 г. Хронист, описывая этот эпизод, не уточняет, какие «русские» пришли «по обычаю» собирать дань с Толовы. Однако когда данщиков захватили венденские рыцари, выручать их отправились послы новгородского князя. Логично предположить, что и данщики были из Новгорода, а не из Пскова276. Из текста хроники неясно, зачем данщики сожгли замок Беверин – центр сбора русской дани в Толове. Хотя правители Толовы перешли в 1214 г. из православия в католичество, о сопротивлении сбору русской дани или обращении латгалов за помощью к рыцарям не говорится. Встает вопрос, не был ли этот поход своего рода отместкой новгородцев Пскову за самоуправство в Уганди, а также наказанием латгалов за сотрудничество с меченосцами и участие в разорении Уганди277. Обратим внимание в этой связи на рассказ хрониста об ответном походе угандийцев вместе с меченосцами и войском епископа «в Руссию к Новгороду» в крещенские дни 1217 г. До Новгорода они не дошли, но перебили много народа, захватили пленных и скот. Интересно, что поход был направлен именно «к Новгороду», а не на Псков, хотя в Уганди приходили псковичи. О разорении псковских земель не говорится, и это притом, что наиболее удобный путь к Новгороду проходил вблизи Пскова. Вероятно, сил у ливонцев было не так много, чтобы решиться напасть на Псков в присутствии князя и его дружины. Скорее, они предпочли или пройти по льду замерзшего залива Теплого озера, либо обойти с севера Чудское озеро и перейти через р. Нарову. Возможно, этот набег не был столь разрушительным, как его описывает хронист. Новгородская летопись о данном нападении не упоминает. ГЛ, XX, 3. ГЛ, ХХ, 5. 277 Назарова Е. Л. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. С. 354; она же. Латгальская дань в системе отношений между Новгородом и Псковом. С. 66. 275 276 125 Мстислава, как считает Е. Л. Назарова, в это время в Новгороде не было – он опять ушел на юг, оставив вместо себя своего сына Василия. Руководство же ответным походом в Ливонию взял на себя Владимир Псковский. Он предложил новгородцам объединить усилия для большого наступления на Ливонию. Судя по летописи, новгородцы первоначально не собирались присоединяться к Владимиру, а отправились на Шелонь против появившихся там литовцев, но, не догнав их, повернули в Эстонию278. По словам хрониста, русские разослали гонцов в Северную и Западную Эстонию, созывая эстов в совместный поход279. Русские и эсты встретились около Отепя, но не смогли взять восстановленный замок, поэтому согласились на заключение мира280. Естественен вопрос: действительно ли русские не могли взять Отепя? Или же князь Владимир предпочел использовать ситуацию, чтобы добиться от рыцарей соглашение на разграничение сфер влияния в Восточной Эстонии. Сомнительно, чтобы ливонцы отказались от южной части Уганди – от только что отстроенного замка Отепя. Однако псковичи могли претендовать на северную часть этой области с замком Тарту (Юрьев, нем. – Дерпт). Кроме того, псковичи хотели получить права на небольшую область Вайгу к северу от Уганди, жители которой также платили дань Новгороду. Наконец, Владимир, очевидно, потребовал и сохранение права Пскова на дань с латгалов, а также вполне вероятно, что в условия мира входило прекратить военные действия крестоносцев против Пскова. Не ясно, какая роль при всем этом отводилась Новгороду, но в отсутствие князя Мстислава Мстиславича новгородцы вряд ли могли повлиять на условия мира. Неожиданное возвращение Мстислава в Новгород расстроило планы псковского князя. Новгородцы схватили зятя Владимира – Теодориха, который был среди осажденных и теперь направлялся в Псков для Н1Л. С. 57, 257. Назарова Е. Л. Место Ливонии… С. 355. 280 ГЛ, ХХ, 7. 278 279 126 подтверждения мира, и отказались признать условия договора281. Кроме того, по словам хрониста, они «сговорились с эстами, обдумывая способы, как бы раздавить тевтонов и уничтожить ливонскую церковь»282. Но Мстислава Удалого все больше притягивала Галицкая Русь. Вероятно, еще до конца 1217 г. после внезапной смерти Василия он отправился бороться за Галицкое княжение. Причем, не будучи уверенным в успехе, Мстислав хотел до поры до времени сохранить за собой новгородский стол. Горожане на вече уговаривали его остаться и в конце концов потребовали от него окончательного решения: либо он остается, либо уходит совсем283. Троицкая же летопись сообщает, что новгородцы сами изгнали его из Новгорода284. Это не исключено, так как частые отлучки князя в условиях напряженной внешней обстановки не могли устроить горожан. После ухода Мстислава новгородцы призвали на княжение Святослава, сына киевского князя Мстислава-Бориса Романовича. Вероятно, именно он пообещал послам эстов придти им на помощь вместе с князем Владимиром Псковским и другими князьями, о чем упоминает хронист Генрих285. Не ясно, намеревались ли псковичи на самом деле идти на помощь эстам, так как обещание Святослава вообще не было выполнено. В Новгороде началась распря между жителями разных концов города, окончившаяся жестокой битвой. На вече Святослав потребовал сменить посадника Твердислава, которого считал зачинщиком беспорядков. Горожане отказались, что накалило отношения между ними и князем. И хотя до открытой ссоры дело не дошло, Мстислав Романович предложил вместо Святослава другого своего сына – Всеволода, когда-то княжившего в Пскове286. Пока новгородцы занимались своими внутренними делами, эстам пришлось в одиночку противостоять крупным силам ливонцев, которые сумели нанести им серьезное поражение, опустошить значительные районы ГЛ, ХХ, 8; ХХI, 1 ГЛ, ХХХI, 1. 283 Н1Л. С. 57-58, 257-258. 284 Приселков М. Д. Троицкая летопись. – М.- Л., 1959. С. 302. 285 ГЛ, ХХI, 2. 286 Н1Л. С. 58-59, 259-260. 281 282 127 страны и восстановить контроль над южными, центральными и западными областями Эстонии. Епископ Альберт отправившись в Германию за очередным пополнением крестоносцев, не смог вовремя вернуться, поскольку датчане заперли его корабли в любекской гавани287. Это давало надежду на победу над оставшимися в Ливонии рыцарями. Хотя эсты, понесшие большие потери в начале года, не были в тот момент в состоянии поддержать новгородско-псковское наступление. Лишь как всегда активны были сааремаасцы, а позже подошло войско из северной области Харьюмаа288. Поход в Ливонию исследователи относят к осени 1218 г.289 Во главе войска были новгородский князь Всеволод, Владимир Псковский и его сын Ярослав. Кроме княжеских дружин, в войске были и отряды ополченцев из всех частей Новгородского государства. Хронист Генрих повествует о разорении областей Имеры и Идумеи в Северной Латвии и об осаде орденского замка Венден (лат. – Цесис, рус. – Кесь). Не овладев этими замками и понеся существенные потери, новгородцы и псковичи отступили в Уганди, а затем вернулись в Псков, где нашли город частично разрушенным литовцами290. Не исключено, кстати, что именно известие о появлении литовцев заставило русское войско уйти из Ливонии. В январе 1219 г. пограничные районы Псковской земли были разорены латгалами, мстившими за причиненный им ущерб во время недавнего похода291. Таким образом, наступление в Ливонии и на этот раз имело для Пскова больше отрицательных последствий, что вновь могло склонить псковских бояр к решению восстановить нарушенный мир с Ригой, заключенный в 1217 г.292 Арбузов А. Л. Ук. соч. С. 29; Назарова Е. Л. К вопросу о вступлении Дании в войну за Эстонию в 1219 г. // ВЕДС. Политическая структура Древней Руси. – М., 1996. С. 61-63. 288 ГЛ, ХХII, 8. 289 Н1Л. С. 59-60; Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. С. 260; В данном отрывке летописи сообщается о том же походе, о котором в «Хронике Ливонии» рассказывается под 1218 г. (ГЛ, ХХII, 2-4). 290 ГЛ, ХХII, 4-6. 291 ГЛ, ХХII, 7. 292 ГЛ, ХХII, 8. 287 128 Между тем, как кажется, рижский епископ и Орден меченосцев не были едины в планах, относительно Пскова. В споре между ними за обладание эстонскими землями римский папа в большей мере благоволил к Ордену. Это стимулировало венденских меченосцев к более активным действиям на границе с Русью. Рыцари старались столкнуть латгалов и эстов с псковичами, создать такую ситуацию, при которой Псков выступил бы нарушителем договора, а затем под предлогом защиты местных народов начать большое наступление на псковские земли. Следуя данной тактике, меченосцы подтолкнули латгалов к очередному нападению на окрестности Пскова, на что псковичи ответили столь же разорительным походом293. В Новгороде в это время происходил очередной конфликт между князем и посадником, едва не дошедший до вооруженного столкновения. Поэтому рассчитывать на быструю помощь новгородцев псковичам не приходилось. Их спасло то, что рыцарям не удалось склонить латгалов и эстов к большой войне против русских. Более гибко и осторожно действовал епископ Альберт. Поскольку католическая церковь начала завоевания в Прибалтике под предлогом защиты всех христиан от язычников, епископ должен был внешне поддерживать свое реноме. Кроме того, ему не нужны были лишние вложения и в связи с территориальными спорами внутри Ливонии. С 1219 г. в регионе появился новый серьезный соперник в лице датчан, активно поведших наступление за овладение не только Эстонией, но и всей Ливонией294. Когда же епископ обратился за помощью к римскому папе и германскому императору, то ему отказали и предложили «держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока в самой Ливонии позиции церкви не окрепнут»295. После этого Альберт послал послов для заключения мира с Новгородом296. ГЛ, ХХIII, 5. ГЛ, XXIV, 1. 295 ГЛ, XXIV, 4. 296 ГЛ, XXIV, 1. 293 294 129 Попытка установить мир с Новгородом была связана с обострившейся борьбой за Ливонию между самими крестоносцами. Согласно принятому в историографии мнению, высадка датских войск в Северной Эстонии последовала за просьбой рижского епископа Альберта к королю Вальдемару II помочь ливонской церкви против наступления русских войск. Обращение епископа к Дании – одной из сильнейших военных держав Европы, приводится историками в качестве доказательства критического положения крестоносцев в Восточной Прибалтике после начала активных действий русских войск в союзе с эстонцами. Правда, при этом признают, что датчане также претендовали на господство в регионе297. Думается, что значительно больше на вступление Дании в войну повлияла расстановка политических сил в Европе. Источники свидетельствуют о том, что уже с первого десятилетия предстоятельства епископа Альберта Римская курия пыталась ограничить единовластие его в регионе, поскольку это бы затруднило прямой контроль папства в данном регионе, противоречило намерениям создать здесь владение, подчиненное непосредственно папе. Уже с 1211-1213 гг. папы проводят политику, направленную на ограничение единоличной власти рижского епископа: поддерживают территориальные претензии меченосцев, стремятся выделить Эстонию в отдельный от Ливонии объект христианизации. При этом в 1211 г. папа Иннокентий III даровал епископу Альберту право избирать и посвящать в сан других епископов, а в 1217 г. папа Гонорий III разрешил Альберту основывать новые епископства в Ливонии, хотя обычно эти права являлись прерогативой архиепископов. В 1214 г. появилась папская булла, из которой следовало, что Рижская церковь якобы никогда не была подчинена какойлибо митрополии. Бременского, Это который настроило начал чинить против Альберта ему препятствия архиепископа при наборе крестоносцев для Ливонии. К 1215 г. ситуация для рижского епископа Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 143ff.; Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 123. 297 130 осложнилась еще и конфликтом между папой и германским императором – сюзереном Альберта. Естественным выходом для Альберта было просить у короля Вальдемара II санкцию на отправку крестоносцев из Любека, который официально с 1202 г. находился под контролем Дании, или из какого-либо другого порта, контролируемого датчанами. Платой за это с благословения Римской курии и стало, очевидно, согласие Альберта на прибытие датских войск в Ливонию. Хроника Ливонии первоначально создавалась как своеобразный отчет об утверждении христианской веры в Прибалтике к приезду папского легата Вильгельма Моденского. Вряд ли в таком труде было уместно открыто упоминать о разногласиях между главой католического мира и рижским епископом, а также Альбертом и бременским архиепископом. Усиление акцента на угрозе со стороны Новгорода и Пскова позволило хронисту избежать других объяснений вступления Дании в войну. Кроме того, это давало лишний раз оправдание военным действиям крестоносцев, провозгласивших себя защитниками всего христианского мира, против православных христиан. Высадившиеся в 1219 г. на севере Эстонии датчане почти сразу заявили о своих правах не только на еще не покоренные земли эстов, но и на всю Эстонию. Первой из эстонских областей оказавшаяся под властью датчан после их высадки являлась Ревельская область. Здесь на месте разрушенного датчанами эстонского замка Линданисе в сер. XIII в. был построен новый замок под названием Ревель. Эсты же замок и складывавшийся вокруг него город так и продолжали называть «Датским городом» (Taanilinna, затем – Tallinn). Кроме того, прибывший с датским войском архиепископ Лундский Андрей претендовал на духовную власть над всей Эстонией298. Когда же вместо убитого в 1219 г. епископа Теодориха299 в 298 299 ГЛ, XXIII, 10. ГЛ, XXIII, 2. 131 епископы Эстонские был посвящен Герман, датский король несколько лет не выпускал его корабль из Германии в Ливонию, требуя, чтобы тот перешел под покровительство Дании и лундского архиепископа300. О серьезности противостояния ливонцев и датчан в регионе свидетельствуют попытка (окончившаяся неудачно) датского короля посадить своего судью в Риге в 1221 г. и причисление хронистом датчан к врагам ливонской церкви вместе с русскими и язычниками301. Кроме того, закрыв выход из любекской гавани для кораблей крестоносцев весной 1221 г., датский король вынудил епископа Альберта дать предварительное согласие на переход всей Ливонии и Эстонии под власть датчан. Правда, с оговоркой, что это соглашение в Ливонии должны будут одобрить прелаты Ливонской церкви и старейшины, как местных народов, так и здешней немецкой общины302. В таких условиях враждебные отношения с русскими могли еще больше усугубить ситуацию. Посольство епископа отправилось в Новгород, вероятно, в начале лета 1220 г. Однако мирная инициатива епископа была расценена в Новгороде как слабость крестоносцев. Новгородцы мир не приняли. Напротив, и псковичи расторгли свой договор с Ригой, после чего в конце лета 1221 г. началось русско-литовское наступление на Ливонию. На помощь новгородцам пришел с Низа князь Святослав Всеволодович303. Тем не менее, основная цель похода – захват Вендена, не была достигнута. Судя по хронике, русские и литовцы не сумели подойти к Вендену одновременно. Князья же не решились ни напасть, ни начать осаду замка без литовцев, хотя, по сведениям Генриха, сил у рыцарей было мало304. Вместо этого русское войско две недели ждало союзников, грабя окрестных латгалов, и к приходу литовцев было уже сильно деморализовано. Поэтому вместо длительной осады замка без особой надежды на успех союзники отправились разорять соседнюю область ливов ГЛ, XXIV, 11; ГЛ, примечания: 552-553. ГЛ, XXV, 2. 302 ГЛ, XXIV. 303 Н1Л. С. 60, 262. 304 ГЛ, XXV, 3. 300 301 132 Торейду. Подошедшие из Риги на помощь венденцам крестоносцы нанесли удар нагруженному добычей литовскому войску. Затем был разбит и один из русских отрядов, после чего русское войско предпочло вернуться домой305. Результат похода не устроил новгородское боярство, а также, надо полагать, и псковичей, не без основания опасавшихся ответного нападения на псковские земли. Кстати говоря, псковичи из тех же соображений могли вернуться на Русь раньше остальных, как только стало ясно, что штурма Вендена не будет, и не участвовали в разграблении ливских деревень. Вся вина за неудачу была возложена на новгородского князя Всеволода, который тайно бежал из Новгорода306. Ответный поход на Русь ливов, эстов, латгалов вместе с меченосцами и отрядами епископа состоялся зимой 1221/1222 г.307, но все же создается впечатление, что в тот раз основной удар ливонского войска был направлен именно на новгородские владения. Псков нападавшие не тронули, но дошли почти до Новгорода, грабя по дороге деревни и церкви. Очевидно, что нападать на Псков в присутствии князя и дружины они не планировали. Вместе с тем, они прошли вблизи города и псковичи, судя по хронике, не пытались их задержать. Создается впечатление, что епископ и меченосцы сумели договориться с Псковом о пропуске их через псковские владения. Вслед за тем эсты из Уганди и Сакалы перешли по льду Нарову и разграбили область води и Ингрию (Ингерманландию), входившие в состав Новгородской земли308. Последняя попытка создать эстонско-русский военный союз относится к 1223 г. В январе того года восставшие эсты изгнали крестоносцев. Вместе с тем, сил самих эстов было недостаточно, чтобы противостоять крестоносцам, привлекавшим в качестве вспомогательной силы ливов и латгалов. К тому же эстам предстояло сражаться не только против епископа и Ордена, но и против датчан. По просьбе эстов новгородцы и псковичи послали свои ГЛ, XXV, 3 Н1Л. С. 61, 263. 307 ГЛ, XXV, 5. 308 ГЛ, XXV, 5, 6. 305 306 133 отряды для усиления гарнизонов Тарту, Вильянди и др. эстонских крепостей309. В частности, в Дерпте княжить стал Виесцеке (Вячко), который вероятно после 1208 г. находился на службе у князя или у самого города. Вероятно Дерпт (Тарту, Юрьев) был вновь признан эстами как центр новгородского господства в Эстонии. Судя по всему, в Новгороде надеялись, что удастся договориться с местными нобилями и создать здесь вассальное Новгородскому государству княжество. Однако силы Новгородцев оказались отвлечены нападением литовцев на Торопец. Затем князь Ярослав, сменивший на новгородском столе своего племянника – Всеволода, уходил к брату во Владимир. За это время крестоносцы начали наступление в Сакале, заняли Вильянди и казнили бывших там русских воинов310. Владимир Псковский в этот раз не стал брать на себя командование новгородско-псковским войском. Но не ясно, придерживался ли при этом Владимир каких-то договоренностей с Ригой или же считал, что для результативных действий сил недостаточно. Лишь только после возвращения Ярослава объединенное русское войско выступило в Ливонию. К этому времени Сакала уже вновь была завоевана крестоносцами. В такой ситуации князья, видимо, решили, что проще сначала нанести удар по численно более слабому противнику – датчанам. Осенью 1223 г. новгородско-псковское войско вместе с союзными эстами осадило занятую датчанами крепость Линданисе (Таллин, рус. Колывань). Но взять укрепление не удалось, и князья со своими дружинами вернулись на Русь311. Основная причина ухода русских, вероятно, заключалась в том, что из-за затянувшейся осады в войске началось разложение. Тем более что воины, пришедшие из Владимиро-Суздальской Руси и не ощущавшие реальной опасности со стороны Ливонии, были ГЛ, XXVI, 5-13. ГЛ, XXVII, 2; Н1Л. С. 61, 263. 311 ГЛ, XXVII, 3; Н1Л. С. 61. 309 310 134 настроены на получение легкой добычи, а не на длительную войну312. Не исключено также, что русские опасались подхода тевтонов из Ливонии и удара их в тыл русским позициям. Правда, когда русско-эстонское войско осаждало датский замок, тевтоны не спешили на помощь, предоставляя датчанам тратить собственные силы. После же ухода русского войска они выступили в качестве спасителей датчан, освободив захваченные восставшими эстами замки в земле Харьюмаа и вернув их во владение Дании. За это благодарные датчане согласились с тем, чтобы рижане вернули себе в полном объеме светскую и духовную власть в землях Вирумаа и Ярвамаа (Гервен). Такая уступчивость датчан была связана также с событиями, происходившими в это время в Дании. После того как король Дании Вальдемар II был взят в мае 1223 г. в плен графом Генрихом Шверинским313, влияние Дании и архиепископа Лундского в регионе ослабло. Епископ Альберт и его брат – епископ Эстонский Герман воспользовались этим обстоятельством для закрепления своих позиций в Эстонии. В июле 1224 г. между ними был произведен раздел Эстонии, по которому треть ее отходила Альберту, а две трети – Герману. Доля Ордена составляла половину от части Германа, что в целом соответствовало установленным папой принципам раздела земель между церковью и Орденом (2:1). В августе 1224 г. после длительного сопротивления пал замок Тарту, обороняемый русско-эстонским гарнизоном, во главе которого стоял бывший латгальский князь Ветсеке (Вячко в новгородской летописи)314. По сообщению хроники на помощь ему шло войско из Новгородской Руси, которое впрочем, опоздало. Задержка новгородского войска могла произойти из-за того, что ко времени начала осады города в Новгороде не было князя. Князь Ярослав Всеволодович ушел из Новгорода в конце 1223 или 1224 г. Назарова Е. Л. К вопросу о литовско-русском союзе 1262 г. // Староладожский сборник. – СПб.-Ст. Ладога, 1998. С. 18; она же. Низовские дружины в ливонской политике новгородских князей. 20-60-х гг. XIII в. // История и культура Ростовской земли. 1997. – Ростов, 1998. С. 17. 313 Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. С. 30. 314 НIЛ. С. 61; ГЛ, XXVIII, 1-6. 312 135 Преемник же Ярослава – князь Всеволод Юрьевич, за которым новгородцы посылали послов к его отцу – великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, возможно, еще не успел прийти в Новгород. Не исключено, что возникли и сложности со сбором войска в Новгородской земле после не слишком удачного похода к Колывани (Таллину), результатами которого особенно были недовольны псковичи. Рушане же (жители Старой Руссы) были вынуждены отражать нападение литовцев315. После падения Тарту не только псковичи, но и новгородцы пошли на заключение мира с Ригой. Хронист сообщает, что «послов просить о мире» прислали «русские из Новгорода и Пскова»316. Из текста не ясно, выступали ли Новгород и Псков равноправными участниками этих переговоров. Отметим все же, что Новгород стоит на первом месте в используемой хронистом фразе. Кроме того, говоря о подтверждении в 1225 г. заключенных договоренностей легатом римского папы, хронист Генрих упоминает конкретно лишь послов «русских из Новгорода». Псков же только подразумевается среди «других городов»317. В рассказах о совместных походах новгородский король ставится Генрихом перед псковским и именуется, в отличие от Владимира, «великим». Даже там, где речь идет о походе, возглавляемом псковским князем, сказано о «новгородцах», с которыми «был и король Псковский Владимир со своими горожанами». Таким образом, политический приоритет Новгорода по отношению к Пскову для хрониста и стоящего за ним окружения рижского епископа очевиден. Условием мира 1224 г. было признание за Новгородом и Псковом права на сбор дани в Толове и, видимо, Адзеле318. При этом русские отказались от политических притязаний на эти земли, а также, надо полагать, и от всех прав на эстонские области. В том же году Толова и Адзеле были поделены между рижским епископом и меченосцами. В результате в непосредственной близости от Пскова оказались хорошо организованные и НIЛ. С. 61, 264. ГЛ, XXVIII, 9. 317 ГЛ, XXIX, 4. 318 ГЛ, XXVIII, 9. 315 316 136 вооруженные политические структуры, представлявшие более серьезную опасность, чем прежде эсты. Помимо изменения военно-стратегической ситуации для Пскова в Восточной Прибалтике изменились и экономические возможности псковского купечества. Основные права в торговле в северной части Восточноприбалтийского региона получили немецкие купцы, которые, впрочем, были заинтересованы в торговых контактах в русских городах. Важным для нашего рассмотрения проблемы взаимодействия между русскими и крестоносцами является, также послание папы Гонория III от 16. 11. 1224 г.319 Учитывая неприятности, которые доставляли нападения язычников-литовцев на русские земли, папа стремился привлечь русских князей к совместной войне против них. Предположение подтверждается тем, что данное обращение появилось незадолго до приезда в Ливонию папского легата Вильгельма Моденского, который также вел переговоры с послами Новгорода и Пскова320. Грамота могла быть своеобразным программным документом для переговоров. Однако Е. Л. Назарова справедливо считает, что вероятно круг адресатов был шире. Не следует забывать, что в Западной Европе было известно о поражении русских войск при р. Калке в 1223 г. и о шоке на Руси от этого поражения. Вполне возможно, что в Риме рассчитывали использовать ситуацию, чтобы привлечь русских к военным действиям против язычников в Прибалтике в обмен на обещание помощи в предстоящих столкновениях с татаро-монголами. В непосредственной связи с этим посланием следует рассматривать и послание папы Гонория III королям Руси датируемое 17 января 1227 г.321 Эта грамота неоднократно привлекала внимание исследователей, как декларативностью и неопределенностью адресата, так и угрожающим тоном. По мнению некоторых ученых, послание было рассчитано, в первую очередь, на отклик в Северо-Западной Руси и явилось следующим шагом папства Послание папы Гонория III христианам в Руссии. 16.IX.1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 216-217. 320 ГЛ, XXIX, 4. 321 Послание папы Гонория III королям Руси. 17.I1227 г. / Матузова В. И, Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 219-220. 319 137 (после послания от 16.11.1224 г.) в убеждении новгородцев и псковичей принять католичество. Б. Я. Рамм полагал, что этот документ – еще одна попытка Гонория III помочь крестоносцам в Прибалтике в их борьбе с Русью и православием. Грамота основывается на вымышленном утверждении папы о, якобы, высказанном согласии русских князей принять католичество322. Представляется справедливым предположение исследователей323 о том, что данная грамота была написана по результатам отчета легата Вильгельма Моденского о встрече с послами Новгорода и Пскова в Риге в 1225 г.324 Как кажется, грамота отразила диссонанс в отношении к поражению русских на р. Калке в самой Руси и в Западной Европе в последующие за этим событием годы. В первое время после битвы, когда ожидалось продолжение наступления монголов на Русь, послы русских князей действительно могли вести переговоры о возможных совместных действиях с силами ливонских епископов и меченосцев. Судя по тексту грамоты, первые русские посольства должны были передать информацию о предварительных переговорах своим князьям и затем снова прибыть в Ригу, чтобы разработать план совместных военных акций. Для крестоносцев это было важно, так как предстояла тяжелая война с эстами Эзеля (Сааремаа), требовавшая концентрации больших сил. Знаменательно, что обращение папы было написано за несколько дней до похода крестоносцев на Эзель, начавшегося после дня Фабиана и Себастиана, т. е. после 20 января325. Очевидно, в Риге до последнего момента надеялись на привлечение русских дружин. Не исключено, что в переговорах с русскими в качестве одного из условий совместных действий ставился вопрос о поездке папского легата с дипломатической миссией на Русь, и послы обещали довести до сведения своих государей. Сомнительно, чтобы Вильгельм Моденский, умный и опытный дипломат, рассчитывал на скорое согласие русских сменить веру. Рамм Б. Я. Папство и Русь в X – XV вв. С. 114-115. ГЛ, примечания: 579; Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII в. С. 137. 324 ГЛ, XXIX, 4. 325 ГЛ, ХХХ, 3. 322 323 138 Но сам факт возможного посещения легатом Руси давал надежду на то, что удастся активизировать здесь деятельность католических миссионеров. Однако нового наступления монголов на Русь не последовало. Поэтому изменился и настрой русских на необходимость союза с крестоносцами. В Риме же этих перемен, вероятно, не заметили. Отсюда и чрезвычайно резкий тон обращения, рассчитанный на то, что на Руси испугаются угрозы войны на два фронта. Хотя реальных возможностей для войны с Русью у крестоносцев тогда не было. Отметим также, что данная ситуация тщетного ожидания уступок со стороны Руси и открытого недовольства Папской курии нашла отражение и в «Хронике Ливонии» в рассуждениях о божественном наказании противников Ливонской церкви, которую хранит «Матерь Божья». Она «наказала многих королей, сражавшихся против Ливонии», в том числе князей Полоцка и Новгорода, а также их вассалов – латгальских князей: «… бойтесь ее… чтите ее, Матерь Божью, умилостивляйте ее, столь жестоко мстящую врагам своим…»326. Хотя эти рассуждения вставлены в контекст событий 1221-1222 гг., из содержания отрывка ясно, что он написан под впечатлением более поздних событий, ибо там упоминается и о взятии Тарту-Дерпта в 1224 г. Реализуя тактику перманентного крестового похода, Альберту удалось менее чем за тридцать лет утвердиться во всей части Восточной Прибалтики к северу от Западной Двины (за исключением приграничных с Русью районов Восточной Латгале – Лотыголы), свести на нет политическое и существенно ослабить экономическое влияние здесь русских и закрепиться на западных рубежах Новгородского государства в непосредственной близости от Пскова. Успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона, недовольство эстов и латгалов политикой Новгорода, а также противоречия между самими русскими землями и княжествами. Все эти обстоятельства не позволили 326 ГЛ, XXV, 3. 139 своевременно сформировать и противопоставить крестоносцам военный союз прибалтийских народов с Полоцким княжеством и Новгородским государством. Вместе с тем и успехи крестоносцев могли бы быть бόльшими, если бы на власть в регионе не претендовали одновременно рижский епископ, меченосцы и датчане. В Папской же курии поощрялось подобное многовластие, позволявшее папству выступать здесь в качестве третейского судьи, не допустить установления в регионе политической гегемонии рижского епископа и держать под контролем процесс складывания территорий ливонских феодально-духовных государств. Граница между владениями Новгородского государства и ливонских ландесгерров, установленная договором 1224 г., несмотря на неоднократные попытки ее изменения в ту или иную сторону, в конечном итоге закрепила сохраняющийся до настоящего времени западный рубеж России в данном регионе. 140 2.3 НОВГОРОДСКАЯ ЗЕМЛЯ И ОРДЕН МЕЧЕНОСЦЕВ В 1224-1237 гг. Новые условия требовали от Пскова еще большей, чем раньше, мобилизации сил. Но как раз в это время Псков вновь остался без князя. Владимир последний раз упоминается в источниках на рубеже 1225-1226 г.327 В летописном же рассказе об очередном конфликте Новгорода с псковичами в 1228 г. о князе вообще не упоминается. Скорее всего, конец правления Владимира в Пскове датируется 1226/1227 гг. То есть, он непрерывно княжил в Пскове более 10 лет, не считая трех лет до его первого ухода в Ливонию. Столь длительный срок (в Новгороде за те же годы сменилось 5 князей) позволяет говорить о том, что политическую линию, проводимую Владимиром, поддерживала бóльшая часть псковского боярства. Князю удавалось удачно лавировать, учитывая успехи крестоносцев в Прибалтике, а также изменения в настроениях социальных верхов Пскова. Непоследовательность действий Новгорода в Прибалтике, не отвечавшие безопастности Пскова, усиливали антиновгородскую партию с тенденциями к проведению самостоятельной политики, ориентируясь на союз с Орденом и рижским епископом. Особенно отчетливо последнее проявлось в следующую четверть века. После смерти князя на псковский стол претендовал его сын – Ярослав, уже участвовавший в походах в Ливонию и одновременно состоявший в родстве с представителями новой ливонской (немецкой) знати и самим епископом Альбертом. Последнее позволяло надеяться, что удастся договориться с Ригой о ненападении крестоносцев на псковские земли. Ливонцы же рассчитывали использовать родственные связи для проникновения в Псковскую землю. Не случайно уже в 1225 г. в Отепя и его окрестностях появились ленные владения деверя Ярослава Теодориха и некоторых его родственников. Главой же нового епископства с центром в 327 Н1Л. С. 64, 269. 141 Дерпте стал еще один брат Альберта Рижского и Теодориха – Герман. Ливонской немкой была также первая жена князя Ярослава. Однако в Новгороде были против укрепления самостоятельности Пскова и использовали смерть Владимира, чтобы восстановить там в полном объеме прежнюю зависимость от новгородского князя. Конфликт между Новгородом и Псковом из-за псковского княжения, в который оказались втянутыми и ливонцы, имел место в 1228-1232 гг. Ярослава Владимировича как продолжателя политической линии отца, должна была поддерживать большая часть псковского боярства. Но как раз их желание посадить на псковское княжение Ярослава и не устраивало правившего в Новгороде Ярослава Всеволодовича из владимиро-суздальской династии Рюриковичей. Таким образом, представляются действия попыткой переяславского лишить князя смоленских в этот момент Ростиславичей их политического союзника. В 1228 г., боясь расправы за строптивость, как уже бывало ранее за многие десятилетия новгородско-псковских раздоров328, псковичи не пустили в город правителей Новгорода: самого князя Ярослава Всеволодовича, посадника и тысяцкого, пришедших в сопровождении дружинников. Несмотря на то, что князь объяснял свой визит вполне мирными намерениями: везли, якобы дары и овощи, псковичи в этом усомнились. Когда же стало известно, что в Новгород направляется большое войско из Владимиро-Суздальской Руси, якобы для похода на Ригу, псковичи не без основания решили, что эта акция направлена против них, и поспешили заключить оборонительный союз с Ливонией. Отказались они также и выдать новгородскому послу основных «обидчиков» князя. Тогда-то они и высказали свои обиды новгородцам за их прежние тактические просчеты в ливонской политике. См., напр., сообщение ИЛ о походе князя Мстислава Ростиславича на Псков в 1179 г.: ИЛ. С. 608; Назарова Е. Л. Латгальская дань в системе отношений между Новгородом и Псковом. С. 66; она же. Князь Ярослав Владимирович и его роль в Ливонской политике Новгорода // Археология и история Пскова и Псковской земли. – Псков, 2000. С. 38-40. 328 142 В. Т. Пашуто оценивая события 1228 г. утверждал, что «псковские изменники, предав русские интересы, самовольно «уступили» немецким захватчикам «права» на земли эстов, латгалов и ливов…». В этой характеристике обращают на себя внимание некоторые детали. Прежде всего, здесь отождествляются интересы великого князя и Руси. Соответственно, все действия псковичей и новгородцев, противоречащие желаниям Ярослава Всеволодовича, объявляются изменническими. В. Т. Пашуто усиленно подчеркивает «классовый» характер этих действий: они осуществляются, оказывается, исключительно боярами и – отчасти – купцами329. Данную точку зрения поддерживают Г. В. Проскурякова и И. К. Лабутина, которые считают, что действия псковичей и новгородцев в 1228 г. отражают самую мрачную сторону периода феодальной раздробленности: ослабление общерусских связей, преобладание местных, узких интересов над общенародными330. Совершенно по-другому освещает события 1228 г. и Шауляйскую битву блестящий знаток истории древнего Новгорода В. Л. Янин. Вот, что он пишет: «Яркую картину независимости Пскова рисуют события 1228 г. Великий и новгородский князь Ярослав Всеволодович с посадником и тысяцким отправились было в Псков, но псковичи затворились в городе и не пустили их к себе… Псковичи заключили договор о взаимопомощи с рижанами.…». Данную точку зрения разделяют также И. Н. Данилевский и Е. Л. Назарова 331. В такой интерпретации действия псковичей никак не выглядят «изменническими». Напротив, все расхождения с «официальным» направлением «политики» великого князя здесь предстают как яркие Очерки истории СССР… IX – XV вв. Ч. 1. С. 827. Проскурякова Г. В., Лабутина И. К. Борьба с немецкими рыцарями и обособление от Новгорода // Псков. – Л., 1990. С. 19. 331 Янин В. Л. «Болотовский» договор… // ОИ. 1992. №6; Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII–XIV вв.). – М., 2001; Назарова Е. Л. Псков и Ливония в XIII в. // Псковская губерния №11 (82) -http://www.gubernia.pskovregion.org/number_82/13. php./cgi-bin/search.pl. 329 330 143 проявления независимости Пскова – не только от Новгорода, но и от приглашенного туда на время князя-военачальника. Также и в освещении летописца отказ псковичей выступать против Ордена вовсе не выглядит «изменой». Напротив, он очень хорошо обоснован: Псков (и, прежде всего, его «рядовые» жители) неоднократно страдал от последствий грабительских походов великого князя в земли, подданные Риги. Псковичи хорошо знали то, что было незнакомо приходившим с новгородскими князьями «с Низа» отрядам: спокойствие на границе дороже большого «полона» и «злата», захваченных у эстов. Летописец прямо пишет о том, что псковичи винили новгородцев и, в первую очередь, правивших в Новгороде князей в неправильной тактике в отношениях с прибалтийскими народами, не изменившейся в условиях крестоносного нашествия и имевшей особенно пагубные последствия для Псковской земли. Немудрено, что, спасаясь от подобного сомнительного удовольствия, псковичи готовы были заключить договор о взаимопомощи с крестоносцами. Отказывать псковичам в патриотизме только на основании их нежелания потерпеть за то, что великий князь в очередной раз изволил немцев пограбить (точнее, не их самих, а все те же прибалтийские племена), видимо, нет достаточных оснований. В историографии существует мнение о том, что князь Ярослав готовил решающее наступление на Ливонию, а договор псковичей с Ливонией сорвал эту акцию332. Правда, некоторые исследователи при этом добавляли, что новгородские бояре также выступали против войны с Ливонией, поскольку военное противостояние мешало торговле Новгорода333. Однако успех похода князя Ярослава Всеволодовича, если бы таковой состоялся, был маловероятен. В источниках нет даже намеков на попытки русской стороны предварительно договориться с местными народами Восточной Прибалтики, без поддержки которых нельзя было рассчитывать на быстрый проход 332 333 Пашуто В. Т. Героическая борьба… С. 138-139; История Эстонии ССР. С. 175; и др. Казакова Н. Н., Шаскольский И. П. Русь и Прибалтика. IX – XVI вв. С. 47. 144 русского войска через всю страну к Риге. К тому же в 1227 г. крестоносцами был захвачен о. Эзель (Сааремаа), жители которого наиболее активно шли на союз с русскими в годы борьбы с немецко-католическим завоеванием Прибалтики334. Не было готово к сложной военной экспедиции и новгородское войско, уже участвовавшее в 1228 г. в войне киевского князя Владимира с Даниилом Галицким335. Вполне естественно, поэтому недоверие новгородцев и псковичей, здраво рассудивших, что истинная цель прибытия войска из Переславля – наказание строптивых псковичей, а также стремление последних обезопасить себя, заключив оборонительный договор с ливонцами. В самом Новгороде в поддержку псковичей выступили противники Ярослава Всеволодовича. В 1229-1232 гг. они предпринимали попытки утвердить на Новгородском княжении представителей черниговской династии. Очевидно, что они действовали в согласии с Ярославом Владимировичем и псковичами. Условием же вокняжения черниговских князей в Новгороде было признание прав Ярослава Владимировича на псковский княжеский стол, что равнозначно признанию самостоятельности Псковского княжества. Однако сторонники владимиро-суздальских князей в Новгороде оказались сильнее. Ярослав Владимирович, который, вероятно, в эти годы княжил в Пскове, вынужден был уступить место присланному из Новгорода наместнику Вячеславу. Сам же князь вместе с оппозиционными новгородскими боярами бежал в Отепя к своим ливонским родственникам. Оппозиционные новгородские бояре – это так называемая «Борисова чадь», т. е. родственники и соратники тысяцкого Бориса Негоцевича и посадника Внезда Водовика, которые были настроены против князя Ярослава Всеволодовича и поддерживали вокняжение Ярослава Владимировича в Пскове. Потерпев поражение в борьбе со сторонниками суздальских князей в Новгороде, они были вынуждены бежать в Псков. Затем, в 1232 г., когда над 334 335 ГЛ, ХХХ: 1-5. ИЛ. С. 753. 145 Псковом нависла «соляная» блокада со стороны Новгорода, отправились в Ливонию, в замок Оденпе, где находился князь Ярослав Владимирович336. Не желая сдаваться, они в 1233 г. попытались захватить Изборск. Возможно, Ярослав Владимирович рассчитывал, что защитники Изборска сами впустят его в крепость как «законного князя», а затем поддерживающие его псковичи помогут вернуться на псковское княжение. Надо, однако, полагать, что вместе с дружиной Ярослава Владимировича пришли и ливонские рыцари, вероятнее всего вассалы дерптского епископа. А им-то изборяне не захотели открывать ворота. Подошедшие из Пскова отряды во главе с присланным из Новгорода наместником – князем Юрием Мстиславичем, разбили русско-ливонское войско и захватили в плен Ярослава Владимировича. Его отправили в вотчину Ярослава Всеволодовича в Переславль и держали там, в заточении до 1235 г., пока не обменяли на захваченного ливонцами во время нападения на Тесов воеводу Кирилла Синкинича и к тому же заплатили выкуп337. Стремительный набег на Тесов, совершенный в 1234 г., усилил антиливонские настроения в Пскове и Новгороде. В организованном Ярославом Всеволодовичем тогда же ответном походе весной 1234 г. в Дерптское епископство участвовала, как сообщает летописец, «вся область Новгородская», включая и псковичей, а также отряды, состоявшие из набранных в Северо-Восточной Руси воинов – «низовцев»338. Недалеко от города немцы потерпели поражение и отступили на лёд реки Эмайыги339. Здесь рыцарское войско было опрокинуто. Разгром усугубился еще и тем, что тяжеловооруженные всадники проваливались под лёд. По дороге к Дерпту русские сожгли монастырь Фолькенау, после чего епископ Дерптский Н1Л. С. 69-72, 276-281; Назарова Е. Л. Князь Ярослав Владимирович и его роль в Ливонской политике Новгорода. – Псков, 2000. С. 41-43. 337 Н1Л. С. 74, 285; Назарова Е. Л. Указ. соч. С. 42. 338 Ср. Назарова Е. Л. Низовские дружины в ливонской политике новгородских князей. С. 15-19. 339 р. Эмайыга (эст.) – Омовжа русских летописей, река, на которой расположен г. Тарту (Дерпт, Дорпат, Юрьев). 336 146 Герман заключил с Новгородом мирный договор на условиях, выдвинутых русскими340. Условия мирного договора неизвестны, хотя фраза «на вьсеи правде своея» говорит о том, что диктовались они русской стороной. В. Т. Пашуто полагал, что успех русских на несколько лет упрочил русско-немецкую границу и способствовал сохранению прав Новгорода и Пскова на сбор дани в Толове (Талаве), Латгалии и отдельных землях эстов341. Того же мнения придерживался и А. Вассар342. Но надо иметь в виду, что граница была установлена еще по договору 1224 г. с епископом Рижским и меченосцами. По справедливому замечанию Е. Л. Назаровой, нет основания полагать, что при образовании Дерптского епископства эта граница была нарушена. При заключении договора 1224 г. было оговорено и сохранение за русскими права сбора дани в Северной Латгалии. Здесь же речь идет конкретно о договоре с дерптским епископом. Об участии в событиях 1234 г. войск Ордена и епископа Рижского не говорится. По мнению С. М. Соловьева343, поддержанному И. П. Шаскольским и Н. А. Казаковой, этот договор предусматривал выплату Новгороду ежегодной дани с Юрьева и Юрьевской области. Отказ от выплаты этой дани был одним из поводов для начала Ливонской войны344. Е. Л. Назарова считает, что в 1234 г. перед Новгородом стояла конкретная задача: остановить наступление крестоносцев на новгородские владения и разорвать союз дерптского епископа с частью псковского боярства, т. е. был заключен договор о ненападении между Новгородом и дерптским епископом. Учитывая сложившуюся ситуацию, можно предположить, что новгородцы потребовали от рыцарей не поддерживать опальных русских бояр и князей, строивших планы вернуть себе политическую власть в Пскове и Новгороде. Н1Л. С. 72-73. Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII в. С. 142. 342 История Эстонии ССР. С. 176. 343 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. II, т. III. С. 127. 344 Казакова Н. Н., Шаскольский И. П. Русь и Прибалтика. IX – XVI вв. С. 48. 340 341 147 Неожиданным образом епископ Герман обратил заключенный договор себе на пользу. Освободившийся в 1235 г. из плена Ярослав Владимирович не оставил намерения стать князем в Пскове, который он считал своим наследственным владением. Но рассчитывать на поддержку псковичей уже не приходилось. Нужна была военная помощь, которую он надеялся получить в Дерптском епископстве. Из одного ливонского документа 1248 г. известно, что князь Ярослав передал свое наследственное владение – «королевство, называемое Плесков, дорпатской церкви»345. «Передача», то есть, «дарение» наследственного владения Ярославом, соответствовала вступлению князя в вассальные отношения с епископом Дерпта. Изучая события конца 30 – начала 40-х гг., можно заключить, что Ярослав должен был признать себя вассалом дерптского епископа еще до захвата рыцарями Пскова в 1240 г. Что же побудило князя к такому шагу? Рассуждая логически, можно предположить, что на просьбу Ярослава о помощи епископ Герман ответил отказом, сославшись на нежелание нарушать договор с Новгородом. Епископ же мог предположить ему выход из сложившейся ситуации: стать его вассалом. В таком случае вступление ливонского войска на территорию Псковской земли имело бы законные основания и не расценивалось бы как вторжение в соседнее государство, с которым существовал договор о ненападении. Поскольку сил дерптских рыцарей было недостаточно для войны за псковское наследство, епископ тогда же договорился об участии в походе ливонских рыцарей. Надеяться на благополучное вокняжение в Пскове вернувшегося с помощью ливонцев Ярослава позволяло то, что вассалитет не предусматривал насильственной католизации псковичей. Кроме того, в сентябре 1236 г. псковский отряд в 200 человек участвовал вместе с крестоносцами в походе в Литву, тем самым псковичи демонстрировали свою независимость от Новгорода. Грамота вице-легата архиепископа Ливонии. 3. Х. 1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 272275. 345 148 Поход закончился сокрушительным разгромом крестоносцев в битве при Сауле 22.09.1236 г. Большинство исследователей вслед за В. Т. Пашуто отождествляют Сауле с литовским городом Шауляй346. Но некоторые ученые не исключают того, что местом битвы был район нынешнего населенного пункта Вецсауле в Латвии. В сражении погиб сам магистр Ордена меченосцев Волквин и значительная часть братьев-рыцарей347. О потерях в других подразделениях христианского войска автор СРХ не сообщает. Хотя известно, что в походе участвовали горожане Риги, вассалы рижского епископа, рыцари из эстонских владений Ордена, а также из Дерптского епископства. В это время как полагают, в Ригу могло прибыть до 500 новых крестоносцев348. Кроме того, в крестоносном войске были вспомогательные отряды эстов, ливов и латгалов, о чем свидетельствует рифмованная хроника349. Погибли и многие псковичи. По сообщению летописца, домой вернулся каждый десятый участник похода. Однако здесь неясно, относится ли упоминание в Н1Л о гибели каждого десятого только к псковичам или же вообще ко всему крестоносному войску, потерпевшему поражение при Сауле. После этого разгрома был окончательно решен вопрос о слиянии остатков Ордена меченосцев с Тевтонским орденом. По словам прусского хрониста начала XIV в. Петра из Дусбурга, магистр Волковин уже 6 лет вел переговоры с великим магистром Тевтонского ордена Германом фон Зальца. В 1235 г. великий магистр, чтобы разузнать состояние дел в Ливонии, направил туда посольство. Послам меченосцы не слишком приглянулись, «ибо им не понравилась их жизнь, они хотели жить по-своему, не соблюдая их устав». По-видимому, речь шла о сохранении самостоятельности Ордена Меченосцев после объединения, а не об абсолютном поглощении его Немецким орденом. Слияние орденов состоялась после известия о гибели магистра с рыцарями, после чего римский папа сам окончил переговоры. 12 Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII в. – М., 1956. С. 143. СРХ, строфы 1900-1969. 348 Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. S. 328. 349 СРХ, строфы 1891-1894. 346 347 149 мая 1237 г. в Витербо (около Рима) была опубликована соответствующая булла. Филиал Тевтонского ордена в Ливонии после пополнения свежими силами получил название «Тевтонский орден в Ливонии», или «Ливонский орден». Во главе Ордена стоял магистр (ландмейстер – Landmeister). Подчиненность его метрополии, как считают историки, была практически номинальной. Совершенно противоположную точку зрения высказал В. Н. Балязин. Он считал, что магистры Тевтонского ордена в Ливонии никогда не были свободны от капитула и гроссмейстера Ордена в отправлении политических функций. Идею же автономности Ордена в Ливонии разработали немецкие историки, чтобы замаскировать общность агрессивных устремлений Ордена и в Пруссии и в Ливонии350. Ливонский орден явился наследником и правопреемником всей принадлежавшей Ордену меченосцев собственности в Ливонии; в военнополитическом отношении был наиболее сильным из феодально-духовных государств Восточноприбалтийского региона. Таким образом, в главе рассмотрен комплекс проблем, связанных с проникновением крестоносцев в земли, находившиеся под контролем Полоцкого княжества, со взаимоотношениями русских земель (в первую очередь Новгорода и Пскова) с народами региона, а также между собой. Помимо этого, автором изучен круг вопросов, связанных с взаимодействием северо-западных русских земель и крестоносцев в наиболее активный период деятельности католических миссионеров. Исследование показало, что распространенное в историографии представление о Папской курии как организаторе и инициаторе крестоносного завоевания народов Восточной Европы требует значительного уточнения. Несмотря на то, что вдохновляющая роль папства в организации крестовых походов неоспорима, серьезный интерес к Восточной Прибалтике проявляло купечество Любека, Бремена, других северогерманских городов, 350 Балязин В. Н. Россия и Тевтонский орден // ВИ. 1963. № 6. С. 65. примеч. 29. 150 которое стремилось проникнуть вглубь восточно-европейской равнины.. Не имея силы конкурировать с фризскими и старонемецкими городами, которые держали под контролем торговлю в западной части Балтийского бассейна и на Северном море, они пытались упрочиться на берегах нынешних Латвии и Эстонии. Немецкие феодалы же стремились к захвату новых земель. Первый шаг в подчинении крестоносцами Восточной Прибалтики был сделан в Северной Эстонии в 20-х гг. XII в. Однако попытки проповеди христианства католическими миссионерами наталкивались на непонимание и вражду эстов. С 80-х гг. XII в. начать крещение и политическое подчинение народов Восточной Прибалтики были готовы датчане, однако восстание подчиненных им поморских славян отвлекло датчан от похода на Западную Двину. Интересы северогерманских купцов, которые начали проникать в прибалтийские земли в 1180-х гг., нашли понимание у Бременской церкви, деятельность которой в Прибалтике связана с бременским аббатом, а затем Ливонским епископом Мейнардом, намеревавшимся использовать материальную помощь купечества для расширения влияния католичества. В целом, как показало исследование, в конце XII века дело христианизации прибалтийских племен было близко по своим итогам к провалу. Неудача католической пропаганды происходила от двух причин: латинская Библия была непонятна, а переводы ее не допускались, поэтому убеждение заменялось принуждением. Католическая церковь могла утверждать свое существование в данном регионе только силой. Прибалтика явилась той пограничной зоной между Западом и Востоком, где наиболее ярко появилось глобальное противостояние между католичеством и православием. Деятельность немецких миссионеров, а затем и крестоносцев являлась одним из методов политики римских пап по установлению всемирной теократии. Отработка методов по христианизации язычников была доведена до совершенства. Сначала в представляющие интерес языческие земли посылался миссионер, вслед за которым отправлялись крестоносцы, якобы для защиты новой паствы. 151 В главе отмечается, что на рубеже 20-30-х гг. XIII в. система отношений Руси с западным миром стала претерпевать серьезные изменения, которые были связаны отчасти с тем, что политика папства по отношению к православному миру становилась все более жесткой и категоричной. Усиление враждебности Рима к православному миру нашло свое выражение и в политике, которую проводило папство в Прибалтике. Изучение документов показало, что в кругах, организовавших экспансию, попытки Новгорода отстаивать свои интересы воспринимались как помощь и пособничество язычникам. Это служило идейным оправданием репрессивных мер, направлявшихся против этого государства. Именно в документах, обосновывавших такие меры, появились впервые враждебные характеристики русских как «неверных», «врагов Бога и католической веры». И хотя решающего сдвига в сторону глубокой и всесторонней конфронтации между приверженцами двух конфессий в рассматриваемый период еще не произошло, важнейшие предпосылки для такого сдвига были уже подготовлены ходом событий. Новизной отличается вывод автора о том, что рассмотрение политики Рима в отношении Прибалтики как исключительно антирусской не отражает истинного положения вещей. Папство планировало использовать Русь в качестве союзника против татар. В свою очередь, русские княжества во многом рассчитывали на помощь Запада в борьбе с кочевниками. Политическая и военная обстановка в Восточной Прибалтике резко изменилась с поставлением ливонского епископа Альберта, обладающего незаурядными организаторскими способностями. Необходимо отметить, что успеху завоевателей способствовало отсутствие единства у народов Восточной Прибалтики. Альберт развернул активную деятельность по проникновению крестоносцев в земли ливов. Булла на крестовый поход была издана папой Иннокентием III 5 октября 1199 г. В этом документе участникам похода помимо полного отпущения грехов гарантировалась также защита тех, кто принял крест, и их имущества со стороны папы и св. 152 апостола Петра. Подобные гарантии давались и отправлявшимся в Святую Землю. Таким образом, походы в Прибалтику полностью приравнивались к походам в Палестину. К первым же годам XIII в. относится ряд мероприятий, направленных на укрепление позиции завоевателей и создание базы для расширения экспансии. В районе торгово-ремесленных поселков в устье Ридзене в 1201 г. был заложен город-крепость Рига. Однако, как показывают факты, несмотря на видимые успехи крестоносцев, положение их в Прибалтике оставалось весьма сложным. Даже через 20 лет после начала христианизации ливов, подавляющее большинство их оставались язычниками. Реально о принятии католической веры можно говорить лишь применительно к ливской знати. Кроме того, в 1206 г. датчане попытались (но неудачно) закрепиться на о. Сааремаа. Причем в Риме явно поддерживали претензии датчан на Ливонию. Автором обоснован вывод о том, что Рим рассматривал именно Датское королевство в качестве своего важнейшего союзника на Балтике. Папская булла от 13.01.1206 г., разрешала архиепископу Лундскому ставить епископов в завоеванных датскими войсками землях. Это означало подчинение датской Церкви новообращенных земель, на которые претендовали бременские, а позже и магдебургские архиепископы и рижский епископ Альберт. Один из выводов главы состоит в том, что традиционная точка зрения, согласно которой оценка взаимоотношений Руси и крестоносцев сводится к тому, что внешняя политика Ордена меченосцев, опиравшихся на силу оружия, была источником постоянного напряжения на западных границах Руси, причем крестоносцы с момента появления в Восточной Прибалтике вынашивали агрессивные планы относительно соседних русских княжеств, не вполне корректна, особенно для первой трети XIII в. Псковская земля формально находилась в составе Новгородского княжества, но фактически была независима. Ее приграничное положение заставляло Псков заботиться о сохранении нейтралитета с западными соседями. Особые геополитические 153 условия, в которых находился Псков, побуждали псковичей к проведению собственной линии поведения в Прибалтийском регионе независимо от их отношений с Новгородом. Нейтралитет же Новгорода и Пскова в борьбе Полоцкого княжества против немцев был продиктован глубокими противоречиями между русскими княжествами на протяжении всего периода их существования. Тактика «перманентного крестового похода» оказалась весьма успешной. Альберту удалось свести на нет политическое и существенно ослабить экономическое влияние русских в Прибалтике и закрепиться на западных рубежах Новгородского государства в непосредственной близости от Пскова. Отметим, что успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона. Исследование показало, что действия псковичей в 1228 г. (союз с Ливонией) не следует трактовать как «предательство» по отношению к Новгороду. Конфликт между двумя русскими княжествами был обусловлен стремлением Псковской земли проводить внутреннюю и внешнюю политику, независимую от Новгорода. 154 ГЛАВА III. НАСТУПЛЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ НА СЕВЕРОЗАПАДНЫЕ РУССКИЕ ЗЕМЛИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIII ВЕКА. 3.1 РУССКО-ЛИВОНСКАЯ ВОЙНА 1240-1242 гг. В СВЕТЕ НОВЕЙШИХ ИССЛЕДОВАНИЙ. События, произошедшие в эти годы, по сравнению с прошлыми событиями стали играть в истории России очень важную роль. Это было связано с тем, что в этот период Русь познала настоящее испытание, связанное с одновременным натиском врагов. – первостепенными задачами этой главы будет разбор наиболее спорных моментов кампании 1240-1242 гг., накопившихся к настоящему времени в исторической науке. – будет продолжен анализ взаимодействий между Новгородом и Псковом, между самими крестоносцами в Прибалтийском регионе; – также рассмотрены моменты, непосредственно относящиеся к таким хрестоматийно известным сражениям как Невская битва и Ледовое побоище. – в-четвертых, будут подвергнуты рассмотрению попытки римских пап обратить в католичество русских князей (Ярослава Всеволодовича, Александра Ярославича), для того чтобы оказать им в дальнейшем помощь против татаро-монгол организацией крестовых походов. Договор 1224 г. на некоторое время остановил военные действия на западных рубежах Новгородского государства. После покорения эстов Сааремаа (Эзеля) в 1227 г. высвободились силы, которые можно было использовать для войны с русскими, хотя одновременное наступление крестоносцев к югу от Западной Двины не позволило духовным и светским феодалам Ливонии полностью сконцентрироваться на завоевании русских земель. Кроме того, необходим был достаточно аргументированный предлог для захвата территорий с христианским населением. Для нанесения ударов против Новгородского государства были выбраны два основных направления: из Дерптского епископства на Псков и из датских владений в 155 Северо-Восточной Эстонии на земли с этнически финским населением по южному берегу Финского залива. Оба названных района представляли собой своеобразные «слабые звенья» в обороне русских. В первом случае предполагалось использовать острые противоречия между Новгородом и Псковом, стремившимся к учреждению собственного, независимого от Новгорода княжения, а также родственные связи потомков псковского князя Владимира Мстиславича с социальной верхушкой Дерптского епископства. Помощь претендовавшему на псковский княжеский стол Ярославу Владимировичу, а затем борьба за «псковское наследство» вплоть до кон. XIII в. являлись оправданием для военных вторжений западных христиан в православные районы. Предпринимались также попытки распространить католичество среди православных псковичей. Закрепиться на псковских землях рассчитывали дерптский епископ, его вассалы, а также Ливонский орден. Большое значение завоеванию Пскова придавали рижский епископ (с 1253 г. – архиепископ), частью церковного владения которого было Дерптское епископство, и Римский папа, поскольку Псков мыслился как центр распространения католической веры в Северо-Западной Руси. Вторым «слабым звеном» были земли финноязычных народов води, ижоры и карелы, которые вплоть до 40-х гг. XIII в. оставались в подавляющем большинстве язычниками. Здесь предполагался тот же сценарий развития событий, что и при завоевании восточноприбалтийских земель: миссионерская деятельность католических проповедников среди язычников, образование здесь католической общины, а затем введение сюда отрядов крестоносцев поддерживавших их для защиты православных католиков русских. от язычников Подобная и тактика предпринималась и в ходе завоевания земель финских народов суоми (сумь) и хайме (емь)351. Большие надежды ливонцы возлагали на сотрудничество с той частью нобилитета финноязычных народов, которые не хотели 351 Шаскольский И. П. Борьба Руси… Л., 1978. 156 признавать политическую власть Новгорода. Организацией военного наступления занимались главным образом североэстонские вассалы датского короля, планировавшие расширить свои владения за р. Нарву. Приобщение же местных язычников к католичеству взял на себя Сааре-Ляэнеский (ВикЭзельский) епископ Генрих – член Доминиканского ордена, братья которого признавались лучшими проповедниками христианской веры. Претендуя здесь на духовную власть, епископ Генрих привлек и военные силы Ливонского ордена, обещав рыцарям большие владения во вновь покоренных землях. Таким образом, включить эти земли в свою церковную область рассчитывали как епископ Рижский (духовный сеньор Вик-Эзельского епископа), так и архиепископ Лундский – глава датской церкви. Утвердиться в стратегически важных районах на южном берегу Финского залива стремилась также Швеция. Конфликты между Новгородом и Швецией начались еще в середине XII в., когда шведские короли начали наступление на племена, населявшие Финляндию. Юго-западная часть страны населяло племя суоми (древнерус. – сумь), а внутренние области южной Финляндии, район центральных финских озер населяло другое большое финское племя – хайме (древнерус. – емь, пошведски – тавасты). С племенами емь у новгородцев были давние контакты. Привлекая на свою сторону нарождавшуюся местную знать, новгородское боярство стало подчинять себе емь, заставляя это племя платить дань. Правда, новгородское властвование этим и ограничивалось. Ни укрепленных опорных пунктов, ни религиозных центров, откуда можно было распространять христианство среди языческой еми, у Новгорода в земле этого племени не было. Данное обстоятельство было использовано шведскими феодалами, когда, установив свое господство над племенем сумь, они в 40-х гг. XII в. перенесли свои действия во внутренние области южной Финляндии, населенные емью. В отличие от новгородской шведская экспансия на финские земли имела несколько иной характер. Шведские феодалы не ограничивались 157 получением дани, они стремились закрепиться в новых землях, возводя крепости, подчиняя местное население своей администрации, вводя шведское законодательство, идеологически подготовляя и закрепляя все это обращением тавастов в католичество. Первоначально емь весьма благосклонно воспринимала пропаганду шведских миссионеров, рассчитывая со шведской помощью избавиться от уплаты дани Новгороду, что, в свою очередь, вызвало походы отца Александра Невского Ярослава Всеволодовича на емь в 1226-1228 гг., но, когда шведы стали вводить в земле еми свои порядки и разрушать местные языческие капища, это финское племя ответило восстанием352. В 1240 г. после непродолжительного затишья на ливонско- новгородской границе произошло несколько наступлений крестоносцев на русские владения. Первое – поход шведов на р. Неву в июле, второе – захват Пскова объединенным войском дерптского епископа, Ливонского ордена и северо-эстонских вассалов датского короля, третье – поход ливонских рыцарей и, возможно, северо-эстонских феодалов на земли води и строительство крепости в Копорье зимой 1240-1241 г. и четвертое – поход в Новгородскую землю до Луги, в котором участвовали рыцари Ливонского ордена и подвластные им местные жители. Этот поход имел место не позднее февраля 1241 г. Кульминацией этих наступлений и явилось хрестоматийнознаменитое «Ледовое побоище» 5 апреля 1242 г. Подобная ситуация не могла не привлечь внимания исследователей. При этом в историографии существуют две точки зрения. В течение долгого времени преобладала первая точка зрения, согласно которой существовал единый план совместного католического наступления на русские земли, разработанный в Папской курии и организованный по поручению папы легатом Вильгельмом Моденским в 1240-1242 гг.353. Это мнение сложилось в Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 20-29, 33-37, 125-139. Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами… С. 25-26; Пашуто В. Т. О политике папской курии на Руси (XIII в.) // ВИ. 1949. № 5. С. 52-76; он же. Героическая борьба… С. 175; Шаскольский И. П. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии… // ИЗ. – М., 1951. №37. 352 353 158 прошлом веке в работах финских и русских историков и сохраняется в историографии вплоть до нашего времени354. Особое обоснование оно получило в книге Г. А. Доннера. Он полагал, что оформление антирусского союза состоялось в июне 1238 г. в Стенби во время подписания договора между датским королем и магистром Ливонского ордена Германом Бальке при активном участии папского легата Вильгельма Моденского. Там же в Стенби был запланирован совместный крестовый поход, осуществленный в 1240 г. 355 С Г.А. Доннером были согласны многие советские историки, считавшие, что основной задачей примирения католических государств, борющихся в Прибалтике, было объединение их сил для завоевания русской земли и подчинения ее католической церкви356. Однако в этом случае не учитывалась связь крестовых походов как с политической ситуацией в Западной Европе, так и с реальными возможностями непосредственных участников наступления на востоке Балтики. По другой версии, походы не были организационно связаны между собой. Лидеры каждого из походов преследовали собственные интересы, не соотносясь с общими планами папства. Этой версии придерживался в начале XX века Л. А. Арбузов. В настоящее время ее разделяют Дж. Феннел, А. Л. Хорошкевич, Э. Хёш и Е. Л. Назарова. Сомневается в обоснованности первой точки зрения и Д. Г. Линд357. Они считают, что нет никаких свидетельств в пользу согласованности крестоносцев, но их идейные и практические устремления были одинаковыми. Чтобы определить, какое из двух мнений ближе к действительности, рассмотрим события конца 30-х гг. XIII в. более подробно. Исследования С. 169-188; Шаскольский И. П. Борьба Руси…. С. 154 и далее; Рамм Б. Я. Папство и Русь в X – XV веках. С. 125-130 и др. 354 См. перечень работ историков в кн.: Шаскольский И. П. Борьба Руси…. С. 154-155. 355 Donner G. A. Kardinal Wilhelm von Sabina. Helsingfors, 1929. 356 Шаскольский И. П. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии… С. 170. 357 Арбузов Л. А. Ук. Соч. С. 41-42; Хёш Э. Восточная политика Ливонского ордена в XIII в. С. 65-72; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. – М., 1989. С. 143; Линд Д. Г. Некоторые соображения о Невской битве и ее значение / Князь Александр Невский. С. 44; Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь 1240 г. (организация и планы) / Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999. С. 201. 159 источников показывают, что организации единого фронта против русских земель препятствовали внутриполитические обстоятельства во владениях претендентов на русские земли: войны с другими соседями, гражданские войны и др. Таким образом, высказывание Б. Я. Рамма о том, что конфликты среди завоевателей Прибалтики приобрели постоянный характер лишь после появления здесь Тевтонского ордена в 1237 г. явно неточно358. Кроме того, существовавшее с начала завоевания Восточной Прибалтики и со временем только усиливавшееся соперничество между участниками крестовых войн в большей мере разделяли их, нежели объединяли. Столкновение их интересов в уже покоренной Ливонии и в Северо-Западной Руси (особенно в претензиях на районы с финноязычным населением Новгородского государства) было трудноразрешимо даже для такого искушенного политика, как легат Вильгельм Моденский. При возникавших территориальных спорах они обращались как к третейскому судье в Римскую курию. Папы же, ведя постоянную борьбу с германскими императорами за политическую гегемонию в Западной Европе, вставали на ту или иную сторону, в значительной степени руководствуясь тем, в чьей поддержке – Тевтонского ордена, Дании (и связанными с ними силами в Ливонии) или же Швеции – они были заинтересованы в данный конкретный момент. Тем самым папская курия старалась не допустить установления единоличной светской и духовной власти рижского епископа во вновь покоренных землях, так как это сделало бы его весьма независимым правителем и ослабило бы непосредственное влияние папства в данном стратегически важном районе. Возвращение Сев. Эстонии датской короне было одним из условий, при котором Дания соглашалась на объединение Ордена меченосцев с Тевтонским. Вопрос же о слиянии Орденов обсуждался с начала 30-х гг. и возник потому, что меченосцы уже не справлялись с теми задачами, ради которых и был создан их Орден: удерживать в повиновении покоренные земли, вести завоевания новых территорий и охранять подвластные 358 Рамм Б. Я. Папство и Русь. С. 124. 160 католической церкви владения от нападения извне. К тому же в конце 20-х годов начались противоречия внутри самого Ордена, приведшие его практически на грань распада. Сохранялась, кроме того, враждебность между меченосцами и ливонскими епископами, а также продолжались поземельные споры между разными правителями Ливонии. Состояние анархии еще больше усилилось действиями легата Балдуина Альнского (1230-1233 гг.)359. Складывалась весьма опасная ситуация, при которой католические власти региона в случае наступления русских и литовцев, поддержанных местными народами, не были бы в состоянии сохранить свои владения. Конкретным сигналом опасности стал удачный поход новгородцев против Дерптского епископства в 1234 г. Притоку же свежих сил крестоносцев в Ливонию препятствовала Дания, господствовавшая на море и возобновившая после потери Северной Эстонии практику задержания кораблей с крестоносцами в порту Любека, взятую на вооружение еще в начале 20-х гг. Таким образом, пришедшему на смену Балдуину легату Вильгельму Моденскому предстояло урегулировать внутренние раздоры в стане завоевателей Ливонии в первую очередь для сохранения позиций католической церкви в Восточной Прибалтике, а не для создания наступательного союза. Хотя легату удалось решить некоторые территориальные споры уже в 1234-1235 гг., гибель большей части меченосцев 22.09.1236 г. и последовавшие за этим восстания куршей, земгалов и островных эстов показали, что удержать прибалтийские колонии можно лишь при наличии сильной военной организации. Ситуация для папы Григория IX осложнялась еще и тем, что он находился тогда в состоянии конфликта с германским императором Фридрихом II из-за Ломбардии. Посредником между ними был магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца, который ждал от папы буллу о Чешихин Е. В. История Ливонии. Т. 1. С. 274-276; Арбузов Л. А. Ук. Соч. С. 34-37; Послание папы Григория IX Балдуину Альнскому. 3. II. 1232 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 255-257. 359 161 соединении Орденов360. Папа не мог прийти к окончательному решению без согласия Дании, поскольку не хотел терять ее как союзника в борьбе с императором. Дания же требовала за это возвращения ей Северной Эстонии. Рядом распоряжений, в которых папа приказывал легату Вильгельму Моденскому подготовить передачу эстонских земель датчанам, Григорий IX сумел склонить короля Вальдемара II к согласию на вхождение меченосцев в состав Тевтонского ордена. Однако, получив наследство меченосцев, тевтонцы не торопились делиться им с Данией. Дания требовала своего, жалуясь папе (и, может быть, не без оснований) на то, что легат не проявляет достаточных усилий, чтобы заставить Орден вернуть ей Северную Эстонию. Так как папа являлся основным гарантом выполнения требования датчан, промедление в Ливонии могло сказаться и на поддержке его королем Вальдемаром II в распре с императором. Григорий IX в резкой форме повелел легату ускорить подписание договора между датским королем и магистром Ливонского ордена (Ливонского филиала Тевтонского ордена) Германом Балке, грозя Вильгельму вообще отстранить его от этого дела. Словом, замечание Б. Я. Рамма о том, что легат в 1237-1238 гг. в спешке заканчивал создание антирусской коалиции361, по справедливому замечанию Е. Л. Назаровой, явно не соответствует действительности362. Поспешить на встречу с королем Вальдемаром II в Стенби магистра Германа Балке и легата Вильгельма вынуждало стремление избежать войны в Эстонии и должностных неприятностей. 7 июня 1238 г. в Стенби был подписан договор, удовлетворивший территориальные притязания датчан. При этом Дания отказалась в пользу Ордена от земли Ярвамаа (Гервен, Ервен), которая по предварительной договоренности в 1236 г. также отходила датской короне. Орден же не должен был претендовать на земли, которые завоюет Дания, но должен при Чешихин Е. В. Ук. Соч. С. 277-279; Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»… С. 173-176; Эпоха крестовых походов / Под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. – Смоленск, 2002. С. 197. 361 Рамм Б. Я. Папство и Русь. С. 127. 362 Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999. С. 194. 360 162 необходимости их защищать. Если завоевание новых земель будет проводиться совместными силами, то дележ их между Данией и Орденом должен производиться в соотношении 2:1. Причем при выступлении против христианских земель было необходимо разрешение папы. Справедливо замечание о том, что подписание договора укрепляло Ливонский фронт против Руси и открывало возможность для дальнейшего наступления на новгородские владения, а сам этот документ можно считать одновременно и союзным договором между Данией и Ливонским орденом. Вместе с тем, как пишет Е. Л. Назарова, надо отметить два важных обстоятельства. Во-первых, та часть договора, на которой, собственно, и обосновывается высказанное замечание, имела вполне конкретную цель: определить обязанности Ордена как основной военной силы в этом районе Восточной Прибалтики. Точно такие же обязанности по отношению к ливонским епископам – защита земель епископств и участие в совместных походах – перешли к Ливонскому ордену по наследству от меченосцев363. Были сохранены здесь и пропорции при разделе совместно завоеванных земель, утвержденные для епископов и меченосцев еще в начале XIII в. Только теперь доля епископов отходила к Дании, а Орден получал одну треть, как прежде меченосцы. Данное уточнение в договоре было необходимо и потому, что при новых завоеваниях земель куршей и земгалов Ливонский орден получал две из трех частей – по аналогии с тем, как это было установлено между тевтонскими рыцарями и епископом на прусских землях. Во-вторых, нет оснований, полагаясь на текст договора, утверждать, что уже в Стенби был запланирован совместный крестовый поход, предпринятый в 1240 г. У каждой из сторон были свои сложные проблемы. Датчанам предстояло обосноваться в Северной Эстонии: поставить свою администрацию, наладить отношения с сидевшими на тех землях немецкими феодалами, решить вопрос о выделении земель и доходов ревельскому 363 Чешихин Е. В. История Ливонии. С. 285. 163 епископу, подчинявшемуся Лунду, и т. п. Что касается Ливонского ордена, то для него в тот момент первоочередной задачей было подавление восстаний эстов на о. Сааремаа (Эзель) и куршей. Еще в конце 1240 г. папа по просьбе Ордена объявил крестовый поход против воюющих эстов. Договор с ними был подписан только в 1241 г.364 Курши же сопротивлялись почти до середины 40-х гг.365 Назначенный ливонским магистром Герман Балке (1237– 1239 гг.) оставался одновременно и магистром Тевтонского ордена в Пруссии366. Война с пруссами требовала большого напряжения сил и ограничивала возможности по отправке сильного отряда рыцарей в Ливонию. Перед Орденом стоял также вопрос о войне с литовцами, на помощь которых рассчитывали как пруссы, так и курши. Таким образом, ни датчане, ни Ливонский орден летом 1238 г. не были готовы к наступлению на русские земли. И вряд ли столь опытный и трезвый политик, коим был легат Вильгельм Моденский, стал бы поднимать вопрос о планах скорейшего совместного выступления против Руси. К тому же нет ни одного документа папской курии рубежа 30-40-х гг., который призывал бы и давал разрешение на крестовый поход против новгородской Руси. Г. А. Доннер полагал, что указанием на существование единого плана наступления крестоносцев может служить практически одновременное появление шведов в низовьях Невы и ливонского войска под Изборском367. Это доказательство принимает и И. П. Шаскольский. Однако с учетом даты падения Изборска, называемой псковским летописцем 16 сентября368, разница между этими походами составляет два месяца, что говорит не в пользу их одновременности. Чтобы сгладить это несоответствие, Г. А. Доннер рассуждал о том, что ливонское войско должно было выйти из Дорпата (Дерпта, Тарту) не позже 1 сентября, а сбор крестоносцев в Ливонии Договор немецкого Ордена с сааремаасцами от 1241 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. – М., 1972. С. 306-308. 365 Чешихин Е. В. История Ливонии с древнейших времен. – Рига, 1885. Т. 2. С. 7-9. 366 Чешихин Е. В. История Ливонии. Т. 1. С. 285; Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской / Пер. и комм. В. И. Матузовой. – М., 1997. С. 32. 367 Donner G. A. Kardinal Wilhelm von Sabina. S. 223-225; Шаскольский И. П. Борьба Руси. С. 156-157. 368 ПЛ. Т. 1. С. 13; П2Л. Т. 2. С. 81. В Псковской 2-ой летописи указано 16 октября. Там же. Т. 2. С. 21. 364 164 начался еще до Невской битвы, примерно тогда же, когда и сбор шведов для похода на Неву. На этом основании он делал вывод, что оба похода были запланированы на одно время, но немцы несколько задержались369. Но даже если допустить, что шведы, отправившиеся к русским берегам не позже конца июня, собирались в поход значительно быстрее ливонцев, без объяснения возможной причины столь длительной задержки предположение Г. А. Доннера остается бездоказательным. И. П. Шаскольский ссылался на то, что при отсутствии постоянной связи между руководителями нападающих сторон о точном совпадении в датах не могло быть и речи370. Тем не менее, источники свидетельствуют о том, что существовал опыт совместных выступлений, когда для сбора войск в назначенном заранее месте встречи предусматривался очень небольшой промежуток времени. Встречу приурочивали к определенной дате, чаще к какому-либо религиозному празднику. При этом задержка одного из союзников больше чем на десять дней – две недели уже была чревата провалом операции: либо противник успевал собраться с силами, либо начиналась дезорганизация в бездействующем войске, и даже после подхода ожидаемых отрядов планируемое наступление оказывалось невыполним. Так что более точно скоординировать сроки совместного наступления шведов и ливонцев, если бы таковое существовало, было для них вполне допустимо. Другой аргумент в пользу совместного выступления, приводимый Г. А. Доннером, состоял в том, что для координации действий со шведами ливонцы пошли на Изборск в теплое время года, а не зимой, как было для них привычнее371. Однако история покорения Восточной Прибалтики показывает, что крестоносцы совершали как зимние, так и летние (весенние, осенние – если не было распутицы и слякоти) военные экспедиции. Примерное же совпадение по срокам (в 1240 – начале 1241 г.) походов в новгородские пределы сразу нескольких католических государей было 369 Donner G. A. Kardinal Wilhelm von Sabina. S. 226. Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 156-157; он же. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии… С. 188. 371 Donner G. A. Kardinal Wilhelm von Sabina. S. 226-227. 370 165 вызвано двумя взаимосвязанными обстоятельствами: слухами о разорении Руси монголо-татарами, что позволяло надеяться на легкую победу, и опасениями быть обойденными соперниками, также претендующими на новгородские и псковские земли372. Первыми в поход выступили шведы, которые попытались закрепиться на берегах Невы. Наиболее ранние сведения о Невской битве сохранились в Новгородской Первой летописи и в «Житии Александра Невского». Думается, нет необходимости приводить подробности хрестоматийно известного всем хода самой Невской битвы, но стоит остановиться на наиболее спорных вопросах этого события. В историографии до последнего времени не оспаривалось положение о большом по численности шведском войске, пришедшем на Неву373. Вместе с тем скандинавские источники об это походе ничего не сообщают. Данный факт пытались объяснить как тем, что поход не был организован официальными шведскими властями374, так и тем, что шведское войско было малочисленным, а само мероприятие оказалось малозначимым 375 . Отсутствие конкретных указаний не позволяет сделать определенный вывод о численности шведского войска. Возможные его размеры можно представить, сравнив с данными о других походах через Финский залив на Неву и Ладогу. Так, в 1164 г. на Ладоге появился шведский флот численностью в «полушестьдесят», т. е. 55 шнек376, которые могли вместить несколько более 2 тыс. воинов, т. е. в шведской шнеке помещалось 40 человек377. Однако позже в экспедиции шведов в устье Невы в 1300 г., когда была построена крепость Ландскруна («Венец земли»), участвовало только 1100 человек. Причем данное войско также нельзя считать малочисленным, Феннел Дж. Ук. соч. С. 143; Хёш Э. Ук. соч. С. 65-75; Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. С. 190-201. 373 Пашуто В. Т. Александр Невский. – М., 1974. С. 63; Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 160, 166; Бегунов Ю. К. Русские источники о Невской битве. Несколько замечаний по поводу выступления Джона Линда // Князь Александр Невский и его эпоха. С. 57 и др. 374 Шаскольский И. П. Борьба Руси. С. 167-168. 375 Линд Дж. Некоторые соображения о Невской битве и ее значение. С. 46. 376 Н1Л. с. 31 377 Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец средневековой Руси // ОИ. 1996. № 5. С. 32, прим. 52. 372 166 ибо, согласно «Хронике Эрика», в «ледунг вошли лучшие лодки и корабли» 378 . В этом походе кроме шведов участвовали норвежцы, финны, емь (тавасты). В исторической литературе высказывались сомнения по поводу состава шведского войска. Так, И. П. Шаскольский и Дж. Линд полагали, что в походе не могли участвовать «мурмане» (норвежцы), которые были тогда во враждебных отношениях со шведами. Линд считает, что упоминание о норвежцах было добавлено в первоначальный текст летописи только в 20-30х гг. XIV в., когда Швецией и Норвегией управлял один король. И. П. Шаскольский сомневался также в том, что в походе 1240 г. участвовали представители народа емь. Они вряд ли стали бы помогать шведам после подавления в середине 30-х гг. восстания против Швеции 379 . Однако этот довод представляется малоубедительным. Во-первых, после признания емью власти Швеции они должны были выполнять т. н. «кровавую десятину». Вовторых, отношения их (по крайней мере, части этого народа) с Новгородским государством были весьма напряженными, что выражалось в обмене военными походами, последний из которых – неудачное нападение флота еми на Ладогу, имело место в 1228 г.380. В. А. Кучкин выдвинул предположение, что сумь и емь особых военных отрядов не составляли, а были, возможно, рабочей силой, которая должна была возвести крепость381. Личность «князя» или «короля» (по «Житию»), возглавившего шведское войско, остается неясной. В 1222-1250 гг. королем Швеции был Эрик Эриксон Лепсе («Картавый»). Но, как полагают исследователи, войско возглавил не сам король, а его ярл, что больше соответствует «князю» Синодального списка. Вместе с тем в историографии нет единогласия по поводу того, кто командовал шведским войском. По сложившемуся еще с XIX в. мнению, ярлом был Биргер Магнуссон – зять короля. Эту точку Хроника Эрика / Пер. и коммент. А. А. Сванидзе и А. Ю. Желтухина. – М., 1999. Ст. 1460-1467. Шаскольский И. П. Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки. С. 18; Линд Дж. Некоторые соображения о Невской битве и ее значение. С. 47-48. 380 Н1Л. С. 65. 381 Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец… // ОИ. 1996. № 5. С. 32, прим. 47. 378 379 167 зрения, опираясь на т. н. «Рукописание Магнуса, короля Свейского», помещенное в ряде поздних русских летописей под 1347 или 1348 г.382, разделяли многие представители русской историографии XIX–XX вв., начиная с Н. М. Карамзина, а также некоторые финские историки, например, Я. Галлен383. К ней в настоящее время склоняется и Дж. Линд384. Но в отечественной историографии последних десятилетий принято считать, что командиром шведов был Ульф Фаси – двоюродный брат Биргера385. Укажем также на то, что нет полной уверенности в характере шведского похода. Идея о том, что этот поход можно считать крестовым, была выдвинута еще в XIX веке. Те исследователи, которые считали его крестовым, ссылались на участие в нем «пискупов», полагая, что в обычном походе нескольким епископам делать нечего386. Все же следует согласиться с замечанием И. П. Шаскольского о том, что данное мнение, при очень большой его вероятности, остается гипотетичным ввиду недостатка сведений в источниках387. Имена епископов, участвовавших в походе, в источниках не упоминаются. Финский историк XIX в. Г. Рейн предполагал, что в походе участвовал епископ Финляндский Томас. Так же считал В. Т. Пашуто и некоторые другие исследователи388. С этим мнением не согласен И. П. Шаскольский, отметивший, что личное присутствие Томаса в походе не подтверждается источниками389. Показательно в этой связи, что в «Житии Александра Невского» об иерархах католической церкви в составе шведского войска вообще не говорится, хотя, учитывая результат битвы, упоминание агиографом о духовном лице в стане потерпевшего поражение противника лишний раз могло бы подчеркнуть преимущество православной церкви. Присутствие же при шведском войске одного епископа известно и в тех Н1Л. С. 359-360; Н4Л. С. 276-277; Н5Л. С. 260-261. См. об этом: Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 171-178. 384 Линд Дж. Некоторые соображения о Невской битве и ее значение. С. 49-51. 385 Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 171-178; Шаскольский И. П. Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки. С. 20; Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности. С. 28; Шишов А. В. Полководческое искусство князя Александра Невского. С. 32. 386 См. ссылки на литературу в кн.: Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 158-159. 387 Там же. С. 159. 388 Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII в. С. 177. 389 Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 170. 382 383 168 случаях, которые трудно связать с крестоносцами390. Вполне вероятно поэтому, что сообщение о епископах в Синодальном списке – позднее добавление, отсутствовавшее в первоисточнике рассказа о Невской битве. В большинстве исторических исследований задержка в устье Ижоры объясняется необходимостью для шведов отдохнуть после тяжелого перехода через Финский залив и перед дальнейшим продвижением вглубь Новгородской земли. Думается, однако, что причину задержки следует искать в том, что шведы планировали построить в устье р. Ижоры опорный пункт для дальнейшего распространения своего влияния в среде местного финноязычного населения391. Аналогичные попытки, судя по источникам, до начала XIV в. шведы предпринимали еще дважды: в 1256 г. и в 1300 г., построив крепость Ландскруну в дельте Невы 392. Нам неизвестен также маршрут продвижения русского войска. Следует согласиться с мнением А. П. Кирпичникова, что новгородские отряды двигались к устью Ижоры не по Волхову через Ладогу, а сухопутной дорогой. Ладожский же отряд шел отдельно, а соединение русского войска произошло недалеко от места битвы 393 . Однако А. В. Кучкин считает, что участие ладожан в битве объясняется тем, что князь сначала пошел к Ладоге, поскольку считал, что целью шведов является Ладога, как это уже было в 1164 г. Не обнаружив шведов у Ладоги, Александр двинулся на запад, к устью Невы, усилив свое войско отрядом ладожан. Мысль, будто ладожане соединились с Александром где-то по пути к шведскому лагерю, представляется нереальной, поскольку в таком случае ладожанам и новгородцам необходимо было постоянно сноситься между собой, договариваясь о месте и времени встречи, и тратить на это дни, за которые можно было собрать не ладожан, а самих новгородцев394. НIЛ. С. 26, 212 (1142 г.). Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец… С. 24; Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. С. 198-199. 392 НIЛ. С. 93; Хроника Эрика. Ст. 1458 - 1573. 393 Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности. С. 26. 394 Кучкин В. А. Ук. соч. С. 24, 32, примеч. 47. 390 391 169 Путанные данные приведены и об общих потерях русских. Указанное число погибших: «20 мужь или мне» (20 человек или менее) представляется заниженным, даже если принять в расчет, что русское войско могло насчитывать всего несколько сот человек 395 , а шведы были застигнуты врасплох. Но и это сообщение летописца противоречит следующему далее замечанию, что все новгородцы и ладожане «придоша здрави». По мнению В. А. Кучкина, наибольшие потери в русском войске понесла дружина князя Александра Ярославича 396. Один из крупнейших специалистов по истории средневековой Руси профессор Оксфордского университета Дж. Феннел основываясь на количестве павших с русской стороны, писал, что Невская битва была заурядным сражением и победа в ней Александра была «мелкой»397. Упоминание о малой, т. е. численно небольшой, дружине не означает, что против шведов выступила только дружина самого князя. Князь «укрепил» («нача крепить») свою дружину, вероятно, за счет новгородских гридней – военных отрядов Новгорода, постоянно находившихся на казарменном (или полуказарменном) положении. Кроме них, как следует из дальнейшего рассказа, в войске Александра были и знатные новгородские бояре. По общему же количеству русское войско, по мнению историков, не было многочисленным и уступало шведам398. Это подтверждается и сетованием автора «Жития» на то, что князь Александр не имел времени, чтобы сообщить о нападении шведов отцу во Владимир и дождаться от него подкрепления. А. В. Шишов, правда, приводит конкретные цифры: всего до 1300 человек из Новгорода и 150 конных воинов из Ладоги399. Но убедительные основания для этих данных отсутствуют. Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности. С. 26. Кучкин В. А. Ук. соч. С. 25. 397 Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. С. 142-144. 398 Кирпичников А. Н. Ук. соч. С. 26. 399 Шишов А. В. Полководческое искусство князя Александра Невского. С. 32. 395 396 170 Весть о появлении шведов в устье Невы сообщил Александру старейшина ижорской земли Пелгусий, который являлся представителем ижорской феодальной землевладельческой знати 400. В служебные обязанности Пелгусия в пользу Новгорода входила охрана торговых судов от нападения разбойников в многочисленных рукавах дельты Невы, а, кроме того – предупреждение властей Новгорода в случае появления вблизи берега кораблей с вражескими отрядами. Как кажется, «оба пути», которые стерег Пелгусий, это морской путь – участок побережья до устья Невы, и речной – от устья Невы вверх по течению реки. Таким образом, Пелгусий узнал о подходе шведских кораблей еще до того, как те вошли в Неву, и сразу же послал гонца в Новгород. Поэтому русское войско смогло появиться у места стоянки раньше, чем рассчитывали шведы. Из текста жития можно сделать вывод о том, что шведы, помимо основного лагеря в устье Ижоры, устроили, по крайней мере, еще один лагерь, выдвинув его по пути предполагаемого подхода русского войска и укрепив рвом. Этот передовой отряд (или отряды) должен был не только задержать русское войско, но и вести наблюдение за подходом русских – по суше и по реке. Разведав расположение этих лагерей, Пелгусий мог тайно провести новгородцев в обход передового стана к основной части шведского войска. Если же русские появились раньше, чем их ждали, то шведы, очевидно, не успели закончить необходимые работы по укреплению лагерей. Так же неоднозначно трактуется фраза «Жития» о том, что Александр «самому королю възложи печать на лице острымь своим копиемь». По мнению А. В. Шишова, во время битвы состоялся поединок князя с Ульфом Фаси, во время которого шведский предводитель был ранен в лицо401. Ю. К. Бегунов согласен с тем, что имел место поединок князя со шведским предводителем. Кроме того, как считает исследователь, автор «Жития» намекает здесь на обычай древних римлян ставить знак собственности – 400 401 Гадзяцкий С. С. Водская и Ижорская земли Новгородского государства // ИЗ. – М., 1940. Т. 6. С. 130-131. Шишов А. В. Ук. соч. С. 35. 171 клеймо на лицо своего раба, и тем самым дает читателю понять, что предводитель «римлян» попал в положение раба402. Это замечание представляется, однако, сомнительным. Во-первых, маловероятно, чтобы агиограф знал подобные тонкости в обычаях рабовладельческого Рима. Кроме того, «римлянами» он называет католиков, духовных подданных Римской курии, ничего общего не имевших с древними римлянами. А. Н. Кирпичников считает, что слова «възложи печать на лице» надо понимать в иносказательном смысле. «Лицо» – здесь: передовая линия шведского войска, а «печать на лице» – урон, нанесенный русскими конными копейщиками шведскому войску403. Думается все же, что агиограф подразумевает поединок шведского командующего с русским князем. Причем это сообщение могло иметь легендарный характер. Сюжет о поединке предводителей или двух знатных воинов, предваряющем столкновение в битве вражеских войск, нередок в средневековой литературе. В данном случае автор «Жития» как бы продолжает развивать идею о рыцарском поединке как проявлении «Божьего суда», который должен показать правоту победившего. В источниках нет четкого указания на то, на каком берегу р. Ижоры был лагерь шведов. В историографии встречаются предположения как относительно правого404, так и левого берега405. Если верна мысль о том, что шведы собирались строить укрепление, то предпочтительнее первое мнение. Поскольку именно на правом берегу позже возник существующий до сих пор населенный пункт Усть-Ижора, можно предположить, что это место больше подходит для строительства укрепления. Убитые же на левом берегу Ижоры шведы – это, вероятно, команды, отправившиеся для сбора фуража и продовольствия, а, может быть, и заготовки бревен для строительства крепости. Внезапно напасть на них могли ижорские отряды, которыми «Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю. К. Бегунов.С. 203. Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности. С. 27-28. 404 Караев Г. Н., Потресов А. С. Путем Александра Невского. – М., 1970. С. 115-117; Пашуто В. Т. Александр Невский. С. 96-97 – схема боя. 405 Шаскольский И. П. Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки. С. 23. 402 403 172 командовал Пелгусий. Очевидно, информаторы автора «Жития» не знали об отсутствующих в лагере шведах, поэтому обнаружение большого числа убитых врагов в стороне от места сражения было объяснено помощью ангелов. И. Н. Данилевский считает, что перебитые шведы на противоположном берегу Ижоры, скорее всего пали в бою с местными племенами, которые, судя по всему, и были реальными победителями в Невском сражении. Дружина же новгородского князя оказалась для них, видимо, лишь подспорьем…406. Можно согласиться с И. Н. Данилевским в том, что шведский десант не ставил перед собой задачи по организации полной экономической блокады Руси и захвату берегов Финского залива, как это утверждали советские авторы407. Сил для этого было явно маловато. Даже уточнение планов врага в Новгородской первой летописи («хотяче всприяти Ладогу, просто же реку и Новъгородъ и всю область Новгородьскую») по мнению И. Н. Данилевского выглядит некоторым преувеличением408. По меткому замечанию А. А. Горского авторы, стремящиеся представить Невскую битву как незначительное столкновение, не учитывают того, что в планы шведов входило строительство в Ижорской земле в стратегически важном месте такой же опорной крепости, какие строили они в землях суоми и еми-тавастов. Между тем, ранее шведы не предпринимали попыток крепостного строительства на Неве, а следующую сделают только шестьдесят лет спустя, в 1300 г.409 Таким образом, причисление шведского похода на Неву в 1240 г. к «крестовым» в свете известных источников представляется недостаточно убедительным. Тем более сомнительно считать его составной частью общего наступления крестоносцев. Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.). – М., 2001. С. 187. Очерки истории СССР: период феодализма IX – XV вв.: в 2 ч. – М., 1953. ч. 1. С. 845. 408 Данилевский И. Н. Ук. соч. С. 188. 409 Горский А. А. Александр Невский // Мир истории. 2001. №4. 406 407 173 Поход ливонцев, закончившийся захватом Пскова в сентябре 1240 г., также сложно считать этапом реализации плана совместного наступления. Старшая Рифмованная хроника, подробно повествующая об этом событии, называет инициатором похода дерптского епископа Германа, который призвал на помощь Ливонский орден и вассалов датского короля. Однако по мере продолжения рассказа хронист – апологет Ливонского ордена – основную заслугу в успехе предприятия приписывает братьям-рыцарям, забывая об остальных его участниках410. Вместе с тем вызывает сомнение, что Орден мог послать в этот поход большой отряд, поскольку значительные силы были оттянуты на подавление восстаний эстов и куршей. То, что сведения хроники не слишком точны, очевидно, хотя бы из упоминания в ней в связи с данными событиями магистра Германа Балка, который на самом деле умер в марте 1239 г411. Более вероятно, что в походе на Псков в 1240 г. участвовали только братья-рыцари из Вильянди (Феллина), а также вассалы из соседних с Дерптским епископом владений Ордена, т. е. силы, которые обычно поддерживали войско епископа в нападениях на русские земли. Кроме того, Е. Л. Назарова считает, что в войске присутствовали крестоносцы, незадолго до этого прибывшие в Ливонию, которые рассчитывали получить за участие в походе ленные владения как на вновь завоеванных русских землях, так и в самой Ливонии (включая Эстонию). На вознаграждение в виде земельных пожалований рассчитывали и лица из вспомогательных служб (кнехты). Как правило, они получали лены не более 1-3 гаков. Среди таких мелких держателей выслуженных ленов могли быть и представители коренных народов Ливонии. Небольшие лены за участие в походах могли получать и командиры пеших отрядов, состоявшие из местных жителей412. Командовал орденским войском, скорее, не магистр, а вильяндский командор, который реально был главой Ордена в эстонской части Рифмованная хроника/Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Строфы 2065-2175, С. 230. Чешихин Е. В. История Ливонии. Т. 1. С. 345; Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии. С. 285. 412 Назарова Е. Л. История лейманов. С. 69-71, 139 и др. 410 411 174 Ливонии413. Правда в русской летописи фрагмент, относящийся к захвату крестоносцами Изборска и Пскова в 1240 г., сообщает, что во главе ливонского войска стоял князь Ярослав Владимирович414. Однако сомнительно, чтобы князь стоял во главе всего ливонского войска. Думается, в сложившейся ситуации для летописца было важнее рассказать о действиях одиозного князя, чем вспоминать о дерптском епископе или магистре Ливонского ордена. К тому же русский князь со своей дружиной должны были в большей мере, чем остальные нападавшие, запомниться и жителям Изборска, пережившим это событие. Выступившее на защиту Изборска псковское войско было разгромлено, его воевода Гаврила Гориславич пал в бою. По сообщению всех трех псковских летописей, потери русской стороны в битве под Изборском составили 600 человек. В новгородских летописях эти данные отсутствуют. СРХ сообщает о 800 убитых415. Кроме того, летопись сообщает о взятии в качестве заложников сыновей знатных псковичей. Учитывая, что среди псковских бояр были как сторонники, так и противники князя Ярослава и союза с ливонцами, захват заложников должен был существенно повлиять на окончательное решение псковичей сдать город ливонцам. Содержание в плену молодых псковских бояр гарантировало также остававшихся в Пскове ливонцев – немногочисленный отряд (по замечанию автора СРХ) от истребления псковичами416. В Пскове были посажены два немецких фогта, очевидно один из которых был представителем епископа, а второй магистра. Их поддерживала часть псковского населения во главе с боярином Твердилой Иванковичем. Но было и много недовольных установившимся немецким господством. Часть их вместе с семьями бежала в Новгород. То, что в походе на Псков участвовал от Ордена только усиленный отряд рыцарей из Феллина, полагают также П. Иогансен и Ф. Беннингховен. См.: Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. S. 376. 414 Н1Л. С. 77-78 415 П1Л. С. 13; П2Л. С. 21; П3Л. С. 81.; Рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Строфа 2120, с. 230. 416 Если замечание хрониста о небольшом отряде, оставленном в Пскове, верно, это может свидетельствовать о достаточно прочной поначалу позиции там сторонников ориентации на Ливонию, что отражало сильные антиновгородские настроения. 413 175 Загадкой остается судьба князя Ярослава. Как мы упоминали, он назван среди руководителей крестоносного войска под Изборском, но затем князь на несколько лет исчезает со страниц летописи. Последний раз он упоминается в летописи под 1245 г. во главе новоторжского отряда, отражавшего нападение литовцев на южные районы Новгородского государства. Где же был Ярослав во время сдачи Пскова, ведь согласно летописи, Ярослав не был в Пскове, а потому не мог его сдать? Ливонская хроника, рассказывающая об этих событиях, говорит о некоем князе Герпольте, который передал власть в Пскове немецким судьям-фогтам. В других источниках русский князь Герпольт не упоминается. В. Т. Пашуто, вслед за Х. Кельхом и некоторыми другими немецко-прибалтийскими авторами, переводит имя «Gêrpolt» как «Ярополк» и считает его княжеским наместником417. Согласно летописи, Псков сдавали бояре, а не князь. Именно поэтому П. фон Остен-Сакен счел, что под именем Герпольт следует понимать посадника Твердилу Иванковича. С. М. Соловьев же предполагал, что им мог быть псковский воевода Гаврила Гориславич418. Сомнительно, однако, чтобы имена Твердила или Гаврила могли быть переданы по-немецки как «Герпольт». К тому же в СРХ он назван «королем», т. е. князем, а не фогтом или военным предводителем. Более вероятным, поэтому, представляется мнение И. Э. Клейненберга и И. П. Шаскольского, что князь Герпольт – это Ярослав Владимирович, сын князя Псковского Владимира Мстиславича419, известный в источниках как Герцеслав (Gerceslawe – ГЛ, XXII, 4) и Гереслав. Вполне вероятно, что Ярослав вынужден был согласиться и на то, чтобы признать себя вассалом епископа Дерпта. Правда, «Герпольт» с бóльшим основанием можно перевести как «Ярополк», а не «Ярослав». Не исключено, что ошибка в имени произошла в предполагаемых Дерптских анналах, которыми пользовался автор СРХ. Пашуто В. Т. Рифмованная хроника как источник по русской истории. С. 103. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. II. Т. III. С. 835. 419 Бегунов Ю. К. и др. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. С. 219-224. 417 418 176 Вместе с тем вполне допустимо, что Герпольтом-Ярополком звали сына Ярослава от его первой жены, ливонской немки, убившего свою мачеху. Под 1243 г. летопись рассказывает о чуде на могиле жены князя Ярослава Владимировича, убитой пасынком в Медвежьей голове (т. е. Отепя) и похороненной в Пскове в монастыре св. Иоанна – усыпальнице псковских князей420. Исходя из текста данной статьи летописи, можно заключить, что речь идет о могиле второй жены князя Ярослава Владимировича, которая происходила, скорее всего, из знатного псковского боярского рода. В новгородских летописях имя княгини не упоминается, но в некоторых поздних источниках ее называют Евпраксией или Ефросиньей. Пока Ярослав пытался силой вернуть себе права на псковское княжение, его жена находилась в Отепя, где и была убита сыном своего мужа от первого брака. Первая же жена Ярослава, как обоснованно считают исследователи, была немкой. Их сын жил в Отепя или каком-либо другом замке Восточной Эстонии, воспитывался ливонскими родственниками в католическом духе и был настроен против православной мачехи. Что послужило причиной убийства им мачехи, неизвестно. Возможно, княгиня не скрывала отрицательного отношения к усилению ливонского присутствия в Псковской земле и тем самым оказывала нежелательное для дерптцев влияние на Ярослава. Не исключено также, что княгиня ожидала ребенка. Поэтому княжич (не без влияния ливонских родственников) решил таким образом избавиться от возможного наследника на псковский стол. Сомнительно, чтобы убийство княгини произошло тогда, когда Ярослав находился в Ливонии. Убийство, скорее всего, произошло после взятия Изборска в 1240 г. и во время осады Пскова, когда обретение Ярославом Владимировичем псковского княжения (а, следовательно, и передача его по наследству) казалось делом решенным. Известие об этой трагедии могло явиться столь сильным потрясением для князя Ярослава Владимировича, что повлияло на его намерение княжить в Пскове, опираясь на союз с Ливонией. Этим 420 Н1Л. С. 79. 177 объясняется отсутствие его в Пскове во время передачи власти в городе немцам и возвращение на службу к новгородскому князю421. Вместо Ярослава, отказавшегося после смерти жены продолжать дальнейшую борьбу за Псков, ливонцы, захватив город, могли посадить на псковский княжеский стол его сына, который и передал управление Псковом немецким наместникам. Следовательно, была соблюдена видимость законности установления ливонской власти в Пскове. Таким образом, если наши рассуждения верны, то логичен и вывод: Герпольт, или по-русски «Ярополк», – сын Ярослава Владимировича. Итак, детальное исследование источников свидетельствует о локальном характере каждого из двух рассмотренных походов – на Неву и на Псков. И в том, и в другом случае их организаторы и участники преследовали сугубо конкретные цели. Хотя успех этих военных экспедиций, безусловно, расширил бы на восток сферу влияния папской курии, говорить о приведении в исполнение заранее намеченного ею плана вряд ли есть основания. Хронологическая же близость обоих походов, думается, связана с тем, что слухи о разорении Батыем русских земель давали надежду на относительно легкую победу над новгородцами. Между тем в Новгороде произошло важное событие. Рассорившись с новгородцами Александр Невский покинул город. Причины конфликта не раскрыты ни летописью, ни учеными-историками. По предложению А. В. Кучкина, разлад новгородцев с Александром произошел из-за того, что князь допустил захват Пскова, не отправившись на помощь псковичам со своей дружиной, понесшей большие потери в Невской битве422. В. Т. Пашуто считал, что размолвка с новгородскими боярами произошла из-за их недовольства взимаемыми с них большими денежными суммами для подготовки к войне423. Назарова Е. Л. Князь Ярослав Владимирович и его роль в Ливонской политике Новгорода. С. 44. Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец… // ОИ. 1996. № 5. С. 25. 423 Пашуто В. Т. Александр Невский. 421 422 178 Новое наступление ливонских рыцарей из Северо-Восточной Эстонии в пределы Новгородского государства произошло не позже рубежа 1240/1241 г. о чем свидетельствует послание епископа Вик-Эзельского Генриха424. Здесь в частности сообщается о том, что под юрисдикцию Генриха попадают земли Новгородской Руси: Ватланд (Водская земля), Нуова (очевидно, район бассейна р. Невы), Ингрия (Ижорская земля), Карела (Карельская (или Корельская) земля). В пер. пол. XIII в. данные народы оставались в основном язычниками. Это отразилось и в тексте грамоты, где епископ Генрих четко отделяет их от «уже крещеной» Эстонии и православной Руси. Кроме рыцарей ордена, в акции, по всей вероятности, участвовали вассалы датской короны из Северной Эстонии, а также отряд, прибывший незадолго до того из Дании, во главе с датским принцем Абелем. Замок Копорье был построен на восточном рубеже той территории, которую крестоносцы сумели захватить. Эта граница практически совпадала с границей между областью Чудцы и Водской землей Новгородского государства. Таким образом, претензии ливонцев на земли финноязычных народов Новгородской Руси значительно превышали реально захваченный ими район. Поспешное объявление о распространении своей власти на столь обширную территорию можно, как кажется, объяснить тем, что на земли по р. Неве и на Карелию претендовали также шведы и Упсальская церковь. Во время попытки их закрепиться в устье р. Ижоры и произошла знаменитая Невская битва 1240 г. Ливонцы торопились опередить шведов, первыми получив «добро» от Рима. Псков оставался под властью ливонцев до начала 1242 г. Ни в русских, ни в ливонских источниках нет информации о том, что происходило за эти полтора года в самом Пскове. Сообщается только, что рыцари, выходя из города, нападали на Новгородские села, а также перехватывали и убивали направлявшихся к Новгороду купцов. Нападения крестоносцы могли Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV. 1241 г./Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 257-261. 424 179 совершать как из Копорья, так и из Пскова. Вместе с тем посланцы из Новгорода к князю Ярославу Всеволодовичу, прося о возвращении на новгородское княжение Александра, упоминали о нападениях на Лугу «Литвы, Немцев и Чуди». Упоминание о нападениях на Лугу вместе «Литвы, Немцев и Чуди» выглядит маловероятным, если только не допустить, что летописец путает Литву с латгалами. Подобная ситуация встречается и в более ранних сообщениях425. А если это так, то логично предположить, что на Лугу, спеша использовать ослабление Новгородского государства, напали также и отряды из Рижского епископства, во владениях которого жили и латгалы и эсты-чудь. Появление еще одного противника в пределах Новгородского государства ставило под сомнение то, что не слишком опытный князь Андрей сумеет справиться с ситуацией. Это и заставило новгородцев просить о возвращении в Новгород именно Александра Ярославича. Возвращение Александра в Новгород произошло, вероятно, не ранее осени 1241 г. Некоторые псковичи (бояре, купцы) с семьями сумели перебраться в Новгород, но в Пскове еще оставались бывшие противники политики Ярослава. Думается, однако, что противники, и сторонники одиозного князя не были довольны хозяйничаньем рыцарей в псковских пригородах и селах, которые братья Ордена и вассалы епископа считали своими ленными владениями. Резко против ливонцев-католиков должна была быть настроена православная церковь. Псков оказался в торговой и продовольственной блокаде со стороны Руси. Подвоз продуктов, которые обычно доставляли в Псков из других районов Руси или транзитом через них (зерно, соль и т. п.), был возможен теперь только с территории Дерптского епископства. Псков, судя по всему, потерял значение как центр транзитной торговли из Руси на Запад. Все это постоянно усиливало оппозицию разных слоев города. Так что, подошедшему в марте 1242 г. к городу войску Александра Невского не стоило большого труда выгнать рыцарей из Пскова. 425 См. например Новгородскую первую летопись под 1218 г. Н1Л. С. 59-60. 180 Показательно, что после освобождения Пскова в городе не было казней среди псковичей, в отличие, например, от казней старейшин вожан, поддерживавших рыцарей426, после взятия Копорья в самом начале 1242 года. Александр Ярославич лишь потребовал, чтобы псковичи впредь принимали у себя наместников и других представителей администрации, присылаемых из Новгорода, что означало безоговорочное признание в Пскове верховной власти новгородского князя. После освобождения Пскова Александр совместно с пришедшим с Низа братом Андреем вторгся в земли чуди-эстов. В связи с этим в исторической литературе делались выводы о намерениях Александра Ярославича продолжить войну на территории Дерптского епископства и захватить Дерпт427. Отличное мнение высказал Г. Н. Караев, полагавший, что в сложной обстановке для Руси новгородский князь вряд ли планировал активное наступление на Ливонию. Более вероятно, что он хотел закрепиться на ливонских рубежах и предотвратить новое нападение на Псков. При этом он рассчитывал вызвать ливонское войско на сражение в наиболее благоприятных для себя условиях428. Тем временем один из русских отрядов во главе с братом посадника Домашем Твердиславичем и Кербетом столкнулся с немцами и чудью у какого-то моста. По мнению Э. К. Паклара и В. А. Кучкина, это сражение произошло близ р. Лутсу у совр. местечка Моосте429. Как справедливо полагают исследователи, Домаш и Кербет были посланы с небольшим конным отрядом в разведку430. Цель разведки – выяснить размеры выступившего навстречу русским ливонского войска. Не О том, что часть водской знати поддерживала крестоносцев, сообщает новгородская летопись и ливонский документ. Возможно, нобили чудцы согласились принять католичество в обмен на обещание крестоносцев помочь им освободиться от власти Новгорода. 427 Строков А. А. История военного искусства. – М., 1955. С. 261; Разин Е. История военного искусства с древнейших времен до первой империалистической войны 1914-1918 гг. – М., 1940. Ч. 2. С. 107; Ангарский М. С. К вопросу о поисках места Ледового побоища // ВИЖ. 1960. № 6. С. 117 и др. 428 Караев Г. Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. // Ледовое побоище. 1242 г. С. 156-157. 429 Паклар Э. К. Где произошло Ледовое побоище // ИЗ. 1951. Т. 37. С. 310, 311; Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец… С. 26. 430 Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа… С. 184; Караев Г. Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. // Ледовое побоище. 1242 г. С. 157. 426 181 исключено, что разгром отряда Домаша дал надежду рыцарям на легкую победу надо всем войском, тем самым, ослабив их боевой настрой. После этого князь отступил на лёд Чудского озера (естественной границы между новгородскими и орденскими владениями), став «на Узмени у Воронея камени» и занял позицию у восточного берега. Русские дружины, расположившись в самом узком месте современного Теплого озера, одновременно прикрывали две дороги, одна из которых вела по льду озера в Псков, а другая – по замерзшим руслам небольших рек и по реке Шелони к Новгороду431. В результате комплексного исследования ученые пришли к заключению, что Вороний Камень – мыс на о. Вороний в северо-восточной части Узменя432, недалеко от впадения в озеро р. Желчи433. А. Н. Кирпичников считает, что это место, по-видимому, у о. Городец на Теплом озере434. Автору не хотелось бы здесь заново рассматривать все перипетии известной войны 1240-1242 гг. Однако также как и при рассмотрении Невской битвы остановимся на наиболее спорных моментах Ледового побоища. Место и роль Ледового побоища в истории Северо-Западной Руси оценивается исследователями крайне неоднозначно. На его оценку не раз оказывали влияние политические тенденции. Существуют прямо противоположные мнения М. Н. Тихомирова, В. Т. Пашуто и Б. А. Рыбакова435 – с одной стороны и английского слависта Дж. Феннела и И. Н. Петров А. Прорубь Чудского озера // Родина. 2002. № 3. С. 41. Узмень – Теплое озеро, соединяющее Чудское и Псковское озера, узкий и достаточно мелкий пролив. 433 Кузнецова В. С. Геологические условия района Чудского озера // Ледовое побоище 1242 г. С. 126-129; Караев Г. Н. Ледовое побоище и его трактовка на основе работ экспедиции // Ледовое побоище. 1242 г. С. 23; Караев Г. Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. // Ледовое побоище. 1242 г. С. 155, 157, 160161. 434 Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление) // ВИ. 1994. № 5. С. 163. 435 Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII–XV вв. / Древняя Русь. – М., 1975. С. 336, 337; Пашуто В. Т. Александр Невский и борьба русского народа… С. 60; Рыбаков Б. А. Военное искусство / Очерки русской культуры XIII – XV вв. – М., 1970. Ч. 1. С. 362, 363. 431 432 182 Данилевского – с другой436. Первые настаивают на том, что победа на Чудском озере 5 апреля 1242 г. имела выдающееся значение для всей Руси и связанных с ней народов, которых она спасла от жестокого иноземного ига. Вторые, напротив, полагают, что свидетельства источников не дают основания считать это военное столкновение крупным сражением. Отечественные историки сходятся в одном – битва на Чудском озере не была обычной пограничной стычкой, хотя оценки ее в летописных текстах неоднозначны. Как это ни странно, но такие полярные точки зрения базируются на одном и том же весьма ограниченном круге источников. Весь комплекс сведений, связанных с Ледовым побоищем, опубликован и детально проанализирован группой авторов в одноименном сборнике статей437. Главная достоверная информация о Ледовом побоище содержится в Новгородской Первой летописи, чья запись современна событию. Летописец, сообщая данные о войне Новгорода с Ливонским орденом в 1242 г., несколько кратких замечаний уделил и самому сражению. Военное противостояние Руси немецким рыцарям привлекло также внимание автора «Жития Александра Невского», созданного в 1280-е годы, причем во многом на основании рассказов свидетелей, лично знавших или наблюдавших князя Александра Ярославича как полководца. Относительно же сражения сведения «Жития» не слишком дополняют летописные: оно почти не содержит новых фактических дополнений, зато прибавляет ряд расцвеченных, сугубо украшательских деталей. В Ипатьевской летописи, которая отразила оппозиционное Александру галицко-волынское летописание, битва не упоминается вовсе, Лаврентьевская и Псковская летописи содержат весьма скромные описания событий. Суммируя летописные и житийные сообщения, можно констатировать, что они даже по сравнению со сведениями о Невской битве со шведами 1240 Феннел Дж. Ук. соч. С. 142-146; Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков… С. 194-198. 437 Ледовое побоище 1242 г. Тр. комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища. – М.-Л. 1966. 436 183 г. более лаконичны. Эти умолчания, видимо, связаны с неполной и с несвоевременной информацией о происшедшем. Мог сказаться определенный стиль летописца, который вообще часто обходил подробности военных столкновений, считая их само собой разумеющимися и вовсе не обязательными для погодных записей. «Свиньей» русские называли широко применяемый в средневековой Европе порядок построения рыцарского войска в форме клина. Сами немцы для обозначения войсковой единицы употребляли термины «знамя», «хоругвь». Согласно порядку, существовавшему в войсках правителей германских государств, в конце XV в. было три виды хоругвей: «гончая», «Святого Георгия», «великая», которые насчитывали соответственно 400, 500 и 700 всадников. Во главе каждой хоругви находился знаменосец и построенные в пять шеренг рыцари. В каждой последующей шеренге количество воинов увеличивалось на одинаковое количество единиц. В зависимости от типа хоругви, в первой шеренге могло быть от 3 до 9 конных воинов, а в последней – от 11 до 17. Образуемый таким образом клин – это «свинья», упоминаемая в русской летописи. За клином четырехугольником, состоявшим из 33-43 шеренг, располагались лучники и слуги рыцарей. По числу воинов хоругви в XIII и XV вв. были примерно одинаковыми438. Согласно сообщению хрониста, клином были построены только братья-рыцари. Из-за быстроты наступления русских войск орден мог использовать только рыцарей, постоянно живших на территории Эстонии. Причем часть рыцарей сражалась в то время с куршами. Поэтому правы исследователи, которые полагали, что «свинья», выставленная на Чудском озере, соответствовала меньшей – «гончей» хоругви и могла насчитывать вместе с командиром 35 рыцарей439. По словам летописца, немцы пали в битве, а чудь (эсты) побежала и была преследуема на протяжении семи верст, вплоть до западного берега Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление) // ВИ. 1994. № 5. С. 165. Бегунов Ю. К. и др. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище 1242 г. С. 227-228; Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление). С. 165. 438 439 184 озера440. Потери немцев составили 400 человек убитыми и 50 пленными, а чуде «паде… бещисла»441. Среди захваченных в плен были, вероятно, не только орденские братья, но и вассалы епископа Дерптского. Основным западным источником о Ледовом побоище является Старшая ливонская Рифмованная хроника. В ней сообщается, что немецкое войско состояло из орденских братьев и мужей дерптского епископства. В хронике сообщается о том, что каждого немца атаковало, чуть ли не по 60 русских, что по справедливому замечанию комментаторов является чисто условным обозначением в численном превосходстве, встречающемся и в других местах повествования. Часть дерптцев в ходе сражения покинула поле битвы, а потерпевшие поражения рыцари потеряли 20 братьев убитыми и 6 пленными442. Сообщения именно этих двух источников и служат основной причиной существующих разногласий. Отечественные историки полагают, что данные о потерях немцев, содержащиеся в Новгородской первой летописи, позволяют утверждать, что сражение явилось крупной победой русского оружия, а сведения Рифмованной хроники считают заниженными. Феннел, напротив, полагает, что даже если немецкий автор и преуменьшил потери своей стороны, то это не идет ни в какое сравнение с преувеличением русского летописца. По его мнению, 450 немецких воинов, упомянутых им, никак не могли быть орденскими братьями, поскольку общее число ливонских рыцарей не превышало тогда 100 человек. А. Н. Кирпичников предполагал, что в Ледовом побоище с ливонской стороны участвовало меньше воинов, чем в битве при Раквере 1268 г., в которой, по сведениям СРХ, ливонцев было до 18 тыс. 443 . По мнению А. А. Строкова, русское и ливонское войска насчитывали примерно по 15 тыс. Соболичьский, Соболицкий, берег – северная часть западного (эстонского) побережья теплого озера (Паклар Э. К. Где произошло Ледовое побоище // ИЗ. 1951. Т. 37. С. 304-316; Караев Г. Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. // Ледовое побоище. 1242 г. С. 161). 441 Н1Л. С. 78-79, 295-296. 442 Ледовое побоище 1242 г. С. 213; Рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Строфы 2260-2261. 443 Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление). С. 165. 440 185 воинов444. Но численное равенство войск вызывает здесь большое сомнение. Е. А. Разин полагал, что ливонцев было 10-12 тыс. человек, которым противостояло 15-17 тыс. русское войско 445 . Численность в 15-17 тыс. сопоставима с теми силами, которые, по сведению «Хроники Ливонии», были у русских в ливонском походе 1218 г. Но в Чудской битве их было уже меньше. Предполагаемое 15-17 тысячное войско превышало все население Новгорода, включая грудных младенцев обоего пола446. Не гадая о размерах ливонского войска, отметим, что на Чудском озере оно было существенно меньше, чем то, которое брало Изборск и осаждало Псков, тогда как русское войско, скорее всего, имело численный перевес над немцами. Хотя отдельные историки (Кирпичников А., Баловнев Д., Петров В.) считают, что рыцарское войско не превышало тысячи человек447. Новгородцы же при всем желании не могли мобилизовать более 5 тысяч человек, а в реальности много меньше (подавляющее большинство из них не было профессиональным воинами)448. Однако, по справедливому замечанию А. Р. Артемьева, новгородский летописец вовсе не настаивал на том, что все 450 немцев – рыцари449. Помимо них, в состав войска входили оруженосцы (знатные воины, еще не посвященные в сан рыцари), кнехты и просто рядовые воины. Кроме того, Феннел забывает об отсутствии подсчетов убитых среди чуди. Впрочем, как считает А. Р. Артемьев, это не должно удивлять. Победы над чудью, еще недавно платившей дань Руси, были для новгородцев не внове. Иное дело немцы – сравнительно новый, значительно более опасный, а, следовательно, и престижный соперник. Очевидно, что, пытаясь определить значимость битвы на Чудском озере по потерям немцев, Феннел полностью следует в этом вопросе точке зрения автора Рифмованной хроники, для которого Строков А. А. История военного искусства. С. 263-266. Разин Е. История военного искусства с древнейших времен… С. 160. 446 Баловнев Д. Треск от копий, звон от мечей // Родина. 2002. № 3. С. 39 447 Баловнев Д. Ук. соч. С. 39; Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление). С. 165. 448 Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков... С. 196. 449 Артемьев А. Р. Ледовое побоище и битвы XIV – начало XV вв. на северо-западе Руси // ВИ. 1991. №2. С. 149. 444 445 186 существенно значим только урон, нанесенный рыцарскому составу войска. Однако доверять ливонскому хронисту в точности определения величины этого урона также нельзя. Дело в том, что исследователями давно подмечен факт написания стихов, повествующих о битве «как бы с тартуской колокольни». В таком случае, в анналах этого епископства, которыми пользовался автор Рифмованной хроники, не могло содержаться точных данных о потерях в сражении, поле которого дерптцы покинули досрочно. Пашуто даже выдвинул гипотезу о том, что отраженные в хронике потери есть ни что иное, как потери вассалов дерптского епископа. В этой связи сообщение Хроники Тевтонского ордена, написанной в третьей четверти XV в., о 70 рыцарях, погибших в Ледовом побоище и предшествовавшем ему взятии Пскова, уже перестают выглядеть чересчур неправдоподобными. Считается, что источником разделов Хроники Тевтонского ордена до 1290 г. послужила Рифмованная хроника. Трудно подозревать в предвзятости автора анналов, который исправил цифру, содержавшуюся в протографе списка. Остается только сожалеть, что он не выделил или не мог выделить, потери рыцарей в Ледовом побоище отдельно от общих потерь кампании 1240-1242 гг., а также не оговорил, какое количество среди них составляли вассалы дерптского епископа. Таким образом, численный урон в 70 орденских братьев хотя и не совсем верен, но очень близок к истинному. Еще одним обстоятельством с перечисленными выше оговорками, позволяющим доверять этой цифре, является то, что магистр ливонского ордена (ландмейстер тевтонского) Дитрих фон Грюнингем руководил в это время боевыми действиями против куршей и литовцев вдали от места рассматриваемых событий. В связи с этим трудно не согласиться с мнением Феннела о том, что значительная часть орденских рыцарей должна была тогда находиться с ним там, но именно значительная, а не бóльшая, как полагает исследователь. Возглавлял же крестоносцев вероятно вице-магистр ордена Андреас фон Вельвен. Таким образом, все выше рассматриваемое позволяет полагать, что 187 в Ледовом побоище могло участвовать не менее 50 рыцарей Ордена450, потери которого убитыми, ранеными и пленными составили около 2/3 состава. Подводя итог, можно заключить, что согласиться с крайне заниженной оценкой Феннелом величины воинских сил, противостоящих друг другу в Ледовом побоище, вряд ли возможно. Однако сражение на льду Чудского озера, несмотря на участие в нем суздальских полков, приведенных братом Александра Невского – князем Андреем, конечно, не имело общерусского значения. Это сражение было важным этапом в истории псковской земли и отчасти Новгородской, которая в случае оккупации первой получила бы сильного и очень агрессивного соседа. Вопрос о значении этой битвы долгое время носил политический характер. Сражение раздували до «космических» эйзенштейновских масштабов, низводили до пограничной стычки (Дж. Феннел) или вовсе отвергали его историчность (П. фон Рорбах). В последнее время историки, отрешившись от политической трактовки вопроса, на основании анализа всех известных источников о Ледовом побоище представили вполне, как кажется, реалистичную картину случившегося. Авторы, старающиеся развенчать представление о войне с Орденом 1240–1242 гг. как о серьёзном противостоянии и о победе Александра на Чудском озере как о событии, остановившем орденскую экспансию451, ссылаются на то, что столкновение с крестоносцами были и до, и после рассматриваемого события. Но нужно заметить, что ни прежде, ни в последствии ливонские войска не вторгались так глубоко на русскую территорию. Следует иметь ввиду, что захват Пскова стал единственным в практике русско-ливонских отношений и этих результатов за последующие два с половиной столетия противостояния повторить им уже больше не удалось. Хотя в Житии Александра, призванном прославить князя, и наблюдается естественное для этого жанра стремление к гиперболизации, Бегунов Ю. К. и др. Указ. соч. С. 222-223, 226, 232-236; Феннел Дж. Указ. соч. С. 145; Артемьев А. Р. Ук. соч. С. 150; Tumler M. Der Deutsche Orden. Wien. 1955. S. 266, 267. 451 Феннел Дж. Указ. соч. С. 144-146; Данилевский И. Н. Указ. соч. С. 194-198. 450 188 оценка войны с Орденом начала 40-х гг. как события экстраординарного была совершенно правомерна. После победы русских на Чудском озере ливонцы запросили мира. По договору 1242 г. ливонцы отказывались от претензий на «Водь, Лугу, Пльсковъ, Лотыголу». Судя по тем территориям, от которых обещали «отказаться» ливонцы, в мирных переговорах, помимо послов Ливонского ордена, дерптского епископа и вассалов Дании, должны были участвовать представители рижского епископа и, возможно, епископа Вик-Эзельского. Важной статьей договора было соглашение об обмене заложниками, по которому в Псков должны были вернуться находившиеся в плену сыновья псковских бояр. Этот договор несколько веков являлся основным документом в русско-ливонских отношениях. Поражение Ордена вызвало волну восстаний против немецкого господства в Прибалтике452, активизировалось также и сопротивление Литвы ливонцам. Сложилась ситуация, поставившая под угрозу существование Ордена. Оценили и рыцари-католики силу Александра Ярославича и заключили 1 октября 1243 г. соглашение о новом союзе между епископами Риги, Тарту, Эзеля и Тевтонским орденом в Ливонии о взаимной защите и помощи, но уже без идеи и призыва воевать Русь. Однако отказ ливонцев от захвата Пскова имел лишь временный характер. Это отчётливо проявилось пять лет спустя. Пока на Севере Руси шла война с Орденом, на Юге разворачивались трагические события. В конце 1240 г. войско Батыя вторгалось в Южную Русь, захватило Переяславль, Чернигов, Киев, Галич, Владимир-Волынский, множество других городов. Разорив южнорусские земли, Батый двинулся в Центральную Европу. Были опустошены Венгрия, Польша. Монгольские войска достигли Чехии и берегов Адриатики. Лишь в конце 1242 г. Батый возвратился в Поволжье. Здесь образовался западный улус Монгольской империи – т. н. Золотая Орда. На правах завоевателей монголы стали 452 «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / под ред. В.Л. Янина –М., 1987. Гл. 73. 189 навязывать русским князьям свой сюзеренитет. Первым был вызван в ставку Батыя в 1243 г. отец Александра, великий князь владимирский Ярослав Всеволодич, сильнейший на тот момент из русских князей, не воевавший с татарами (во время их похода на Северо-Восточную Русь он находился в Киеве, а во время похода на Южную Русь – во Владимире). Батый признал Ярослава «старейшим» из русских князей, подтвердив его права на Владимир и на Киев. Но Золотая Орда была пока что частью огромной империи, простёршейся от Карпат до Тихого океана. И Ярослав был вынужден в 1246 г. отправиться в Монголию, в столицу великого хана – Каракорум – для утверждения. 30 сентября 1246 г. в далёкой Монголии умер Ярослав Всеволодич, отец Александра. Он был отравлен матерью великого монгольского хана Гуюка Туракиной, враждебно настроенной к Батыю, чьим ставленником в глазах каракорумского двора являлся Ярослав. После этого Туракина направила к Александру посла с требованием явиться в Каракорум. Но Александр отказался. В 1247 г. великим князем владимирским стал Святослав Всеволодич, младший брат Ярослава (в соответствии с древнерусской традицией наследование княжеской власти, по которой братьям отдавалось предпочтение перед сыновьями). Александру, согласно проведённому перераспределению столов, досталась в Северо-Восточной Руси Тверь (при этом он сохранил новгородское княжение). Но в конце того же года князь вместе с братом Андреем отправился к Батыю. Очевидно, Ярославичи апеллировали к акту ханского пожалования их отцу, который давал сыновьям преимущественные перед дядей права на великое княжение владимирское (позднее на него претендовали только потомки Ярослава Всеволодича). От Батыя оба направились в Каракорум, откуда вернулись на Русь лишь в конце 1249 г. Пока Александр пребывал в степях, в его адрес римским папой Иннокентием IV были направлены два послания. 190 В 1247 г. посол римского папы Плано Карпини сообщал в Рим о желании Великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича, с которым тот встречался в ставке Великого хана Гуюка в Каракоруме, принять католичество. О том, что Ярослав согласился принять католичество, известно, только из данного послания папы. Проверить же справедливость этого утверждения было невозможно, ибо Ярослава тогда уже не было в живых. Исследователи относятся к данному сообщению, как правило, с доверием453. Отметим, однако, следующее. Хотя Иннокентий IV ссылается на Плани Карпини, последний в своем сочинении не дает даже намека на то, что князь Ярослав в разговорах с ним изъявил желание перейти в лоно католической церкви. Странно, что он умолчал о таком важном факте, хотя не забыл упомянуть о встречах по поручению папы с князем Даниилом Романовичем Галицким и его братом, князем Васильком. Не преминул он, и рассказать о беседе с православными священниками Галицко-Волынской Руси, во время которой не только зачитал грамоту к ним Иннокентия IV, но и от своего собственного имени увещевал их «вернуться к единству святой матери церкви»454. Думается, что Ярослав в разговоре с Плано Карпини дал лишь «согласие на переговоры с курией». Именно к такой осторожной формулировке склонился по мере исследования темы В. Т. Пашуто. Причем согласие князя могло касаться не столько перемены веры, сколько вопроса о совместных действиях против монгольской угрозы. Думается, что, докладывая папе о результатах дипломатической миссии, Плано Карпини преувеличивал свою заслугу в обращении Ярослава к католической вере. Тем более, что письменного подтверждения намерений князя не было, а разговоры проходили только в присутствии переводчика из свиты князя. В записках же для потомков Плано Карпини постарался избежать прямых указаний на свою теологическую победу над русским князем на тот случай, Пашуто В. Т. Очерки истории Галицко-Волынской Руси. – М., 1950. С. 269; Рамм Б. Я. Указ. соч. С. 161162; Горский А. А. Между Римом и Каракорумом: Даниил Галицкий и Александр Невский // Страницы отечественной истории. – М., 1993. С. 4. 454 Джованни дель Плано Карпини. История монгалов. Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. Книга Марко Поло. М., 1997. С.69, 83. 453 191 если вдруг обнаружится это преувеличение455. Тем не менее, папа Иннокентий IV повелел Альберту Зуэрбееру456 отправить посольство к сыну Ярослава – Александру Невскому с предложением принять духовное покровительство Римской церкви, а также военную помощь в борьбе с монголами. В своем послании к князю от 22 января 1248 г. папа настаивал, чтобы тот последовал примеру отца и просил, в случае татарского наступления, извещать о нем «братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих, дабы, как только это (известие)… дойдет до нашего сведения, мы могли безотлагательно поразмыслить, каким образом с помощью Божией сим татарам мужественное сопротивление оказать»457. Причем, призывая к союзу против монголов, Иннокентий IV отводил Александру Ярославичу лишь роль разведчика, оставляя за собой разработку стратегии и тактики военных действий. Последнее предполагало введение войск католических государств на территорию Руси. Папскую буллу, очевидно, успели доставить Александру, пока он находился в ставке Батыя в низовьях Волги. Новгородский князь дал ответ, текст которого до нас не дошёл, но, судя по содержанию следующего послания папы (от 15 сентября 1248 г.), ответ этот был уклончив или даже в основном положителен в отношении принятия покровительства римской церкви458. По-видимому, находясь в неопределённом положении при дворе Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу. 23.01.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 266, примеч. 5. 456 Альберт фон Зуэрбеер – архиепископ Прусский, Ливонский и Эстонский. Выходец из Кёльна. До 1229 г. – каноник бременской церкви. В 1229 г. посвящен в рижские епископы архиепископом Бременским, но в результате интриг вице-легата в Ливонии Балдуина в 1231 г. на Рижской епископской кафедре оказался епископ Николай. Альберт же стал архиепископом Армагским в Ирландии. На должность архиепископа Прусского он был назначен в 1245 г. Тогда же стал папским легатом в регионе Восточной Балтики, на Руси и Восточной Европе. Еще при жизни епископа Николая Альберт фактически взял на себя управление Ливонской церковью (Арбузов Л. А. Указ. соч. С. 34, 39-40). После смерти Николая (в 1253 г.) перенес свою архиепископскую кафедру в Ригу (январь 1255 г.) и был утвержден папой в должности рижского архиепископа. Буллой от 07.09.1247 г. папа повелел ему отправиться к Даниилу Галицкому, чтобы осуществить процедуру перехода князя, а также светских и духовных чинов Галицкой Руси в католичество. Одновременно Альберт получил от папы разрешение носить на Руси архиепископскую мантию, что означало согласие Иннокентия IV на включение русских земель в границы архиепископских владений Альберта. 457 Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому от 22.01.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 262-265 458 Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому от 15.09.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 268-270. 455 192 Батыя, князь хотел сохранить возможность выбора в зависимости от результатов своей поездки. Во втором послании Иннокентий IV давал положительный ответ на предложение Александра построить в Пскове католический собор и просил принять своего посла – архиепископа Прусского. Но булла не успела дойти до адресата – тот был уже на пути в Каракорум. Само по себе строительство католической церкви в православном городе не было чем-то необычным. Эти церкви предназначались для торговых людей, прибывших из стран Западной Европы. Такие культовые сооружения были в средневековом Смоленске и Новгороде на Готском дворе459. Разговор же о соборном храме указывает на то, что Псков рассматривался как предполагаемый центр некой административной территории католической церкви. Зная о дальнейшей политике князя Александра трудно поверить, чтобы он дал подобное согласие послам католических иерархов. Но если верно предположить о том, что послы застали Александра в ставке хана Бату на пути в Каракорум, то дальнейшая судьба князя и его отношения с великим ханом тогда не были ясны. После убийства отца Александр должен был предусматривать разные варианты своей политики с Монгольской империей, в том числе и не исключать союз с Западом. Поэтому он мог дать весьма уклончивый ответ относительно своих конфессиональных планов, но разрешить строительство культового сооружения для духовных нужд попадавших в Псков католиков. Альберт же, стремившийся вместе с епископом Дерптским и рыцарями Ливонского ордена утвердить свое господство в Псковской земле, решил заранее заручиться согласием папы на создание здесь епархии, входившей в его архиепископство. Поэтому и результаты переговоров его послов с русским князем были представлены папе в преувеличенном виде. К тому же в такой ситуации было легче, в случае 459 Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII – XIII вв. – М., 1986. С. 193. 193 необходимости, получить разрешение на крестовый поход в Новгородское государство для защиты якобы существующей там католической общины. Поводом для создания Псковского епископства могли быть какие-то доходившие до Риги и Рима сведения о принятии католичества некоторыми псковичами во время недавней оккупации города, а, кроме того, состоявшаяся передача князем Ярославом Владимировичем своих владений в дар епископу Дерпта. Образование же епископства стало бы побудительным мотивом для папы, чтобы объявить крестовый поход для защиты новой паствы от татар. Таким путем архиепископ Альберт, учитывая неудачный опыт событий 1240-1242 гг., хотел с санкции папы получить большое войско, чтобы закрепиться в Псковской земле. Поэтому архиепископ торопился воспользоваться отсутствием князя Александра на Руси (был в Орде), чтобы попытаться снова захватить Псков. Новая правительница Огуль-Гамиш (вдова Гуюка) признала (в 1249 г.) Александра «старейшим» среди русских князей. Александр предпочёл не ехать в далёкий Киев, сильно пострадавший от татарского разгрома в 1240 г., и продолжал княжить в Новгороде. Тем временем, к нему явились послы от папы за окончательным ответом на предложение о переходе в католичество. Князь ответил решительным отказом. После смерти отца в 1246 г., когда Александр стал сильнейшим князем в Северной Руси, он действительно стал перед выбором: поддерживать мирные отношения с Ордой, признавая верховный сюзеренитет ханов над Русью (уже признанный к этому времени всеми значительными князьями как Северной, так и Южной Руси) и противостоять Ордену, либо начать сопротивление татарам, заключив союз с Орденом и стоящим за ним религиозным главой католической Европы – папой (перспектива войны на два фронта князю, должна была казаться неприемлемой, и вполне справедливо). Александр колебался до возвращения из поездки в Каракорум и твёрдо выбрал первый вариант только в 1250 г. Чем было обусловлено решение князя? 194 Разумеется, следует учитывать общее настороженное отношение к католичеству и личный опыт Александра, которому в 1241-1242 гг., в возрасте двадцати лет, пришлось отражать наступление на Новгородскую землю немецких крестоносцев, поддерживаемых Римом. Но эти факторы действовали и в 1248 г., тем не менее, тогда ответ князя на послание папы был иным. Следовательно, чашу весов против предложения папы склонило нечто, проявившееся позже. Можно предполагать, что свое воздействие оказали четыре фактора: 1) В ходе своей двухгодичной поездки по степям (1247-1249 гг.) Александр смог, с одной стороны, убедиться в военной мощи монгольской империи, а с другой – понять, что монголо-татары не претендуют на непосредственный захват русских земель, довольствуясь признанием вассалитета и данью, а также отличаются веротерпимостью и не собираются посягать на православную веру. Это должно было выгодно отличать их в глазах князя от крестоносцев, действия которых характеризовались непосредственным захватом территории и насильственным обращением населения в католичество. 2) После возвращения Александра на Русь в конце 1249 г. к нему должны были дойти сведения о том, что сближение с Римом сильнейшего князя Южной Руси Даниила Романовича Галицкого оказалось бесполезным для дела обороны от татар: обещанный папой антитатарский крестовый поход не состоялся. 3) В 1249 г. фактический правитель Швеции ярл Биргер начал окончательное завоевание земли еми (Центральная Финляндия), причем сделано было это с благословения папского легата. Земля еми издревле входила в сферу влияния Новгорода, и Александр имел основания расценить происшедшее как недружественный по отношению к нему акт со стороны курии. 4) Упоминание в булле от 15 сентября 1248 г. возможности учреждения в Пскове католической епископской кафедры неизбежно должно было 195 вызвать у Александра отрицательные эмоции, т. к. ранее епископия была учреждена в захваченном немцами Юрьеве, и поэтому предложение об утверждении таковой в Пскове ассоциировалось с аннексионистскими устремлениями Ордена. Следовательно, решение князя прекратить контакты с Иннокентием IV было связано с осознанием бесперспективности сближения с Римом для противостояния Орде и с явными проявлениями своекорыстных мотивов в политике папы. В отличие от Александра Ярославича, Даниил Галицкий, хотя и получил ярлык на свое княжение из рук Батыя в 1246 г. и назывался «мирником» его, т. е. союзником, но не всегда выполнял свои «союзнические обязательства» и противостоял, например, воеводе Куремсе, внуку Джучи, правнуку Чингисхана. Думается, он готов был возглавить антиордынскую коалицию, а потому готов был идти на уступки Западу. Насколько же была двуличной по отношению к нему политика Иннокентия IV свидетельствует письмо папы от 1246 г. к венгерскому королю Беле IV по поводу наметившегося брачного союза королевны Констанции и Льва Даниловича. В письме говорилось, что «браком с восточными государями он (т.е. венгерский король Бела IV – А. Г.) оскверняет чистоту христианской веры»460. Когда же чуть забрезжила чисто гипотетическая возможность церковной унии (Даниил Романович согласился обсудить этот вопрос в обмен за помощь против монголо-татар), отношение его к галицкому князю резко меняется. Вместо же помощи в ГалицкоВолынское княжество в 1249 г. приезжает епископ Войцех (Адальберт), назначенный папой в русские архиепископы461. Рассерженный Даниил Романович прогоняет его из своей земли. Папа же старается сгладить инцидент обещанием королевской короны и своего покровительства Даниилу. После заверений папского легата Опизо Мессанского в скорой 460 461 Цит. по: Рамм Б.Я. Указ. соч. С.158. Рамм Б.Я. Указ. соч. С. 153-159. 196 помощи папы против татар, Даниил Романович Галицкий принял в 1253 г. в Дорогочине (который, кстати сказать, освободил в 1238 г. от крестоносцевтамплиеров) от папских послов королевскую корону462. Однако, помощи против монголо-татар так и не дождался! Очевидно, что папские интересы не распространялись далее введения унии на православных землях с подчинением церкви папе. На Руси были хорошо «цивилизованные европейцы» осведомлены, – как проявили французы, немцы, и себя итальянцы в православной Византии. И когда папа Иннокентий IV предложил в одном из своих посланий Александру Невскому принять его «защиту» и признать «римскую церковь матерью», и оказывать покорность «римскому первосвященнику и апостольскому престолу», за что Александу Ярославичу обещано «среди других католических государей оказать... особое почтение и всегда проявлять особое старание об умножении его славы»463, Александр Ярославич ответил решительным отказом. Таким образом, мы приходим к следующим выводам. Долгое время, считавшееся в отечественной историографии мнение о том, что непосредственным организатором крестоносного наступления на русские земли в 1240-1242 гг. являлся римский папа, требует серьезного пересмотра. Сражения происходившие в этот период важны как мифы, которые легли в основу нашего национального самосознания. После слияния Ордена меченосцев с Тевтонским Орденом, более сильным и лучше организованным военно-политическим образованием, Орденское государство в Восточной Прибалтике стало серьезным политическим соперником Руси в лице низовских князей. Александр Ярославич Невский, как известно, ориентировался в своей внешней политике на союз с Востоком против Запада. Политика Пскова, традиционно ориентировавшегося на союз с Западом, расценивалась князем Александром как измена. Кроме этого, 462 463 ПЛДР. XIII век. С. 330. Рамм. Б.Я. Указ. соч. С. 165. 197 требует серьезного пересмотра вопрос, связанный с единым наступлением войск западных держав в 40-х гг. ХШ века. Наиболее интересным представляются послания римских пап во второй половине 40-х гг. ХШ в., которые предстают как попытки по проникновению католической веры путем предложения русским князьям организации крестового похода против монголо-татар в обмен на принятия католичества. 3.2 РУССКО-ЛИВОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ДО КОНЦА XIII В. После Ледового побоища на русско-ливонской границе наступил кратковременный период затишья. В 1253 г. русская летопись сообщает о нападении крестоносцев на Псков464. В ливонских источниках об этом походе сведений нет, повидимому, войско крестоносцев было не слишком большим. Нельзя с уверенностью сказать, из какой именно части Эстонии приходили рыцари: коротким путем из Дерптского епископства, подойдя к Пскову с юга (мимо Изборска), или из Северо-Восточной Эстонии вдоль восточного берега Чудского озера. Об этом пути можно говорить на том основании, что ответный поход новгородцев последовал не в Дерптское епископство, а за Нарву. Причем туда же, судя по всему, пошли затем псковичи вместе с карелами. Маловероятно, чтобы карелы решили отправиться в поход против Дерптского епископства, весьма далекого от их территорий, тогда как удар по району за Нарвой был весьма важен для части карельской знати, стремившейся предотвратить проникновение в их землю католических проповедников из Северо-Восточной Эстонии, обещавшим местным нобилям, недовольным политикой новгородских князей и бояр, поддержку в том случае, если они примут «латинскую веру». Ответом же на их деятельность был поход карельского отряда за р. Нарву в 1253 г. 464 Н1Л. С. 80. 198 Убедившись, что новгородцы в данный момент сильны, ливонские рыцари предложили помириться без заключения мира формально, на что псковичи и новгородцы согласились. По договору 1253 г. ливонцы, вероятно, отказались в очередной раз от своих претензий на псковское наследство. В снаряжении двух посольств – отдельно в Новгород и отдельно в Псков, подчиненный Новгороду, заключалась дипломатическая хитрость. Этим как бы подчёркивалась политическая самостоятельность Пскова и равенство Пскова и Новгорода в глазах европейских правителей. В Ливонии внимательно следили за отношениями между Новгородом и Псковом и, заметив назревание очередной распри, постарались использовать ситуацию в свою пользу. Обострение же отношений между Псковом и Новгородом проявилось в зафиксированных летописью новых попытках псковичей посадить на княжеский стол своего князя. Но эти попытки достаточно быстро пресекались Александром Ярославичем и подконтрольной ему администрацией Новгорода. Только в 1266 г. псковичи сумели реализовать свои намерения, посадив на княжеский стол литовского князя Даумантаса – Довмонта правившего в Пскове 33 года465. Осуществление плана псковичей в 1266 г. поддержали, вопреки желанию князя, и новгородцы, быстро осознавшие, что вокняжение Довмонта положительно сказывается на защите южных рубежей Новгородского государства от нападений литовцев. О конфликте интересов между духовными и светскими государями изза новгородских владений, сопровождавшемся жалобами в Рим, а также об изменениях в намеченных планах из-за непредвиденных обстоятельств свидетельствуют и события 1255-1257 гг. От этого времени сохранилось два Н1Л. С. 85. Довмонт – литовский князь Даумантас, сторонник Миндаугаса. Князь бежал на Русь в ходе начавшейся в 1263 г. в Литве междоусобицы, в 1265 г. в Пскове принял православие, получив христианское имя Тимофей, а в 1266 г. был посажен псковичами на псковский княжеский стол. Участвовал в военных столкновениях с литовцами и ливонцами и во внутриполитических событиях Новгородского государства (Н1Л. С. 85, 86, 90, 324, 329-330). 465 199 послания римских пап направленные к архиепископу Рижскому466. В этих документах дается разрешение учредить епископство в финноязычных землях Новгородской земли. Бережков датирует эти события 1256/1257 мартовским годом467. Появление же шведов в пределах Новгородского государства следует датировать весной 1256 г. Летопись называет вместе выступившего со шведами также некоего «Дидмана». Его обычно отождествляют с Теодорихом (Дитрихом, Тидериком) фон Кивелем и считают, что его отряды вместе со шведами вторглись в пределы Новгородского государства468. Это сообщение вроде бы подтверждается упоминанием Н1Л под 1294 г. о строительстве неким «Титмановичем» «отия городка» на восточном берегу р. Нарвы469. «Отий городок» указанные авторы интерпретировали как «отчий». Они же полагали, что Титманович восстановил городок, который построил в 1256 г. его отец. Такое отождествление, однако, как считает Е. Л. Назарова, вряд ли правомерно. Хотя Дидман (Титман, Тидеман) и Тидерик (Дидрих, Дитрих) – разные формы имени Теодорих, на Руси они известны как самостоятельные имена470. Предполагать, что летописец их просто спутал, нет основания. Вместе с тем Тидеман фон Кивель известен на исторической арене в более позднее время и, судя по возрасту, мог быть сыном Теодориха. В конце 80-х гг. ХШ в. он участвовал в грабеже торговых судов у берегов Северо-Восточной Эстонии и у устья Нарвы и, безусловно, должен был быть известен в Новгороде. В ливонских документах самого начала XIV в. упоминается также Отто фон Кивель, очевидно, сын Тидемана, т. е. Титманович, который, вероятнее всего, и построил в 1294 г. городок, названный его именем (Отенбург, а не «отчий городок»), и имел в Новгороде такую же дурную репутацию, как и его Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 19.III.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 276-277; Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 3. VIII.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 278-279. 467 Н1Л. С. 81. 468 Гадзяцкий С. С. Водская и Ижорская земля Новгородского государства // ИЗ. – М., 1940. С. 107; Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 214; Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец… С. 29. 469 Н1Л. С. 328. 470 Н1Л. С. 49, 245; ГВНП, № 29. С. 49, 57, 87. 466 200 отец471. Учитывая приведенные обстоятельства, можно предположить, что первоначально в статье было имя «Тидерик» или «Дидрих», скорректированное летописцем начала XIV в., в соответствии со статьей 1294 г., на более знакомое ему «Дидман». Вызывает сомнение то обстоятельство, что Кивель со своими отрядами появился вместе со шведами на восточном берегу Нарвы. Датчане и ливонские рыцари к концу 1255 г. не были готовы к походу в Новгородское государство. В ливонских документах вообще нет упоминаний о таком походе в конце 50-х гг. Вместе с тем известно, что как раз во второй половине 50-х гг. обустраивается крепость Нарва на западном берегу реки, примерно напротив того места, где шведы собирались построить свой городок. Иначе говоря, немецкие рыцари Северной Эстонии вообще могли не переходить тогда через Нарву, а укреплялись на своей территории, готовясь к серьезному наступлению. Косвенно о том, что в Новгороде первоначально имели неверную информацию о составе вторгшихся крестоносцев, свидетельствует и внезапное решение князя Александра отправиться не «на Чудь», т. е. в Эстонию, а в Южную Финляндию – «на Емь». Таким образом, точно мы можем говорить лишь о том, что в пределах Новгородского государства в 1256 г. были шведы и финны. Однако шведы внезапно отступили: «побегоша за море». И. П. Шаскольский объяснял внезапный уход шведов тем, что их испугал широкий размах приготовлений новгородцев для защиты своей земли, а также ожидаемый приход войск Александра из Владимиро-Суздальской Руси. Кроме того, шведы не были, якобы, уверены в надежности финских отрядов472. Кажется, однако, странным, что шведы, намереваясь закрепиться в новгородских владениях, не рассчитывали на активный отпор с русской стороны и на возвращение в Новгород князя Александра, а вместо того, чтобы использовать время до прихода русских сил для закрепления на берегу 471 472 Арбузов Л. А. Ук. Соч. С. 42. Шаскольский И. П. Борьба Руси… С. 214. 201 Нарвы, они спешно ретировались. Думается, что причину неожиданного ухода шведов следует искать в высказываемом недовольстве их активностью на восточном берегу Нарвы со стороны ливонцев, уже считавших эти земли своими. Вероятно, реакция была более резкой, чем могли ожидать шведы. Опасаясь, что в случае наступления русских войск ливонцы не окажут им поддержки, шведы предпочли уйти. Кроме того, Швеции нежелательно было обострение отношений с датским королем – сеньором северо-эстонских феодалов, и Тевтонским орденом, филиалом которого был Ливонский орден. Осенью 1262 г. новгородцы совместно с литовцами совершили поход на Дорпат (Юрьев). Подготовка к походу для русской стороны требовала достаточно длительного времени: предполагалось собрать отряды во Владимиро-Суздальской Руси и привести их в Новгород. Кроме того, необходимо было договориться с самими новгородцами, рассорившимися с Александром в 1259 г., и собрать войска в Новгородском государстве. Как следует из Новгородской летописи, к русскому войску должен был присоединиться и литовский отряд из Полоцка473. Во главе войска стоял князь Дмитрий Александрович, сын князя Александра Ярославича. Впервые Александр оставил его княжить в Новгороде в начале 1260 г., когда ушел во Владимир474. Во время похода на Юрьев-Дорпат Дмитрию было 9 лет. Юным возрастом князя летописец объяснял и причину его изгнания из Новгорода в 1264 г.: «зане князь зело малъ бяше»475. Очевидно, что решение князя Александра поставить сына во главе войска было вынужденным. В «Житие» Любопытно, что среди участников похода был полоцкий литовский князь Товтивил. Он являлся одним из жемайтийских князей, который в 40-х гг. пытался укрепить свою власть, опираясь на поддержку Ордена и Риги, а затем перешел в стан противников крестоносцев. Участвовал в нападениях на русские земли. Первым из литовских князей правил в Полоцке (с 1246 или 1248 г.). Товтивил пытался проводить независимую от Миндаугаса политику, в связи с чем часто конфликтовал с последним. После убийства Миндаугаса в 1263 г. он боролся за власть в Литве с князем Тренётой и был убит в 1264 г. (Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа… С. 92-98, 100-108, 297, 318, 345, 378; Александров Д. Н., Володихин Д. М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII – XVI вв. – М., 1994. С. 24-35, 44). 474 Н1Л. С. 83; Дмитрий участвовал также в походе на Раквере в 1268 г. и 70-х гг. он княжил в Новгороде. Дмитрий намеревался обустроить свою резиденцию в Копорье, но встретил сопротивление со стороны новгородцев. Умер в 1294 г. (Н1Л. С. 89-90, 321-325, 328; Янин В. Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XIII – XV веков. С. 91). 475 Н1Л. С. 84. 473 202 сообщается о поездке князя Александра в Орду, чтобы договориться об освобождении русского войска от похода в Иран. Нет основания полагать, что литовцы выступили раньше намеченного в договоре с русскими срока и поэтому оказались одни под Венденом (Цесисом). Ведь, согласно Н1Л, русские войска отправились в Ливонию только осенью («в осенине») 1262 г. Сомнительно и то, что литовский поход состоялся не в начале, а осенью 1262 г., ибо известно, что в июне-июле 1262 г. литовцы воевали в Польше, а вскоре с князем Галицким Васильком, где потерпели серьезное поражение 476 . Иначе говоря, логичнее предположить, что именно русские не выступили в назначенные сроки. Наиболее вероятным объяснением представляется то, что планам князя Александра (независимо от того, пришел ли он уже в Новгород или только готовился выступить тогда со своей дружиной) помешало восстание во Владимиро-Суздальской Руси против ордынского господства. Восстание было спровоцировано очередным приездом на Русь ордынских данщиков и совпало по времени со сроками, намеченными для выступления русских войск в Ливонию477. Поскольку хан Берке готовился к походу в Иран, он, по-видимому, решил не устраивать карательную экспедицию на Русь, но заставить русские отряды принять участие в азиатском походе. Чтобы отговорить от этого хана, князь Александр срочно поехал в Сарай. В результате выступление русских в Ливонию оказалось сорванным478 . В историографии высказывалось предположение о том, что поход на Дерпт задумывался как акт давления, чтобы заставить балтийские торговые города (Любек и Висбю) при подписании торгового договора принять условия Новгорода479. Не ясно, однако, почему в таком случае объектом давления был выбран Дерпт. Кроме того, существуют достаточно убедительные доказательства того, что заключение ИЛит. С. 855-857 ЛЛ. С. 524 478 Назарова Е. Л. К вопросу о литовско-русском союзе 1262 г. С. 16-17. 479 ГВНП. С. 56-57. 476 477 203 этого договора предшествовало походу480. Думается, что, отправляя войско во главе с сыном в Ливонию, Александр преследовал следующие цели. Во-первых, так мог быть реализован потенциал большого войска, собранного для конкретных военных действий, но долгое время находившегося в бездеятельном ожидании481. Во-вторых, успех похода мог сгладить противоречия между Александром и новгородцами, возникшие в результате ордынской переписи и восстания 1259 г.482 и дополненные неудобствами, которые должно было доставить горожанам длительное пребывание войск в Новгороде. В-третьих, русские, отправившись в Ливонию, хотя и с большим опозданием, все же выполнили союзнические обязательства перед Литвой. Последнее было весьма важно, поскольку обострять отношения с литовцами и подталкивать Миндаугаса к союзу с Орденом, было тогда очень нежелательно. Неясно также, планировал ли изначально Александр нападение именно на Дерпт или же предполагал какой-то другой пункт в Ливонии, например, находившийся недалеко от Дерптского епископства орденский замок Феллин (Вильянди). Нападение на важный опорный пункт Ордена больше соответствовало бы сути антиорденского союза с литовцами. Однако богатый Дерпт был более привлекательной целью для русского войска. Так что маршрут мог быть изменен уже во время самого похода – с согласия малолетнего князя Димитрия или же игнорируя его483. В результате этого похода русское войско в результате штурма сожгло городские укрепления, но взять сам замок не смогло. В самом Новгороде соперничество между различными группами боярства также не раз выливались в открытое недовольство против князя с Низа. Позже, в 1266 г., псковичи в пику Новгороду приняли у себя литовского князя Довмонта. Под 1266 г. новгородский летописец прямо пишет о том, что князь Ярослав Ярославич пришел в Новгород с «полкы Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII – XIII вв. С. 33-34. Войска могли находиться в Новгороде более полугода – с апреля – марта или даже февраля 1262 г. 482 Н1Л. С. 82-83. 483 Назарова Е. Л. Низовские дружины в ливонской политике новгородских князей. 20-60-х гг. XIII в. С. 1718. 480 481 204 низовьскыми, хотя ити на Пльсковъ на Довмонта»484. Но новгородцы и на этот раз встали на сторону псковичей и пригрозили отказать Ярославу в княжении. В очередной раз тяжелые испытания выпали на долю Пскова в 12681270 гг. и были связаны с попыткой рижского архиепископа и других правителей Ливонии учредить католическое епископство на территории Новгородского государства – сначала с центром в Копорье, а затем – в Пскове. Начало возобновления военных действий между Русью и Ливонией в Н1Л датируется 6776 (1268/69) мартовским годом. Вместе с тем события, о которых рассказывается в первой половине летописной статьи, более правомерно относить еще к предшествующему году. Так, первый поход на Раквере имел место, очевидно, в конце лета или осенью 1267 г.485 Второй же поход, начавшийся 23 января 1268 г., также в основном относится еще к 6775 г., чему соответствует и датировка похода в Псковских летописях486. Самым началом 6776 г. (первыми днями марта 1268 г.) датируется возвращение русских войск в Новгород487. Вероятно, еще в 1267 г. в Новгороде получили сведения о готовящемся большом наступлении из-за реки Нарвы в Новгородское государство. Только этим можно объяснить скоропалительный поход новгородцев в Северную Эстонию к замку Раквере (нем. Везенберг, рус. Раковор). Поход окончился неудачно для русских, но явился стимулом для более основательной подготовки к новой военной экспедиции. В Новгороде готовили осадные машины; собирали войско по всей Новгородской земле и в СевероВосточной Руси – до 30 тыс. воинов (по сведениям Ливонской хроники). Захват русскими замка Раквере имел бы положительные для Новгорода последствия, поскольку позволил бы установить контроль над СевероВосточной Эстонией. Еще не было закончено строительство укреплений в Н1Л. С. 85 Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. С. 272-273. 486 П2Л. С. 22; П3Л. С. 84. 487 Н1Л. С. 85-88. 484 485 205 Нарве, поэтому Раквере оставался наиболее мощным и стратегически важным пунктом в этой части датских владений. Приготовления русских внушали серьёзные опасения, поэтому ливонцы, которые еще не успели подтянуть на север основные силы Ливонского Ордена, поспешили предпринять дипломатические шаги: предложили Новгороду заключить договор о ненападении. Послы Рижского архиепископа, Дерптского епископа и Ливонского Ордена обещали не оказывать поддержку североэстонским вассалам Дании во время предстоящего похода к Раквере русского войска. Прибытие послов в Новгород следует датировать концом 1267 г. Приезд ливонских послов отражал тот факт, что приготовления новгородцев к военным действиям достигли чрезвычайно большого размаха и вызвали серьезные опасения в Ливонии, чьи силы были значительно ослаблены в результате войны с куршами и земгалами488. Возможно, в Риге, Дерпте и Феллине не были уверены в том, в какую именно часть Эстонии отправится русское войско. Поэтому они стремились обезопасить свои владения от наступления русских на то время, пока основные силы рыцарей Ордена не отдохнут после войны с куршами и не прибудут подкрепления крестоносцев из Германии. Не исключено также, что в Ливонии знали о разногласиях в Новгороде по вопросу о приоритетах в прибалтийской политике. Обязуясь не участвовать в войне на стороне датских вассалов, ливонцы подталкивали новгородцев к нападению в данном районе. В свою очередь, это позволяло сконцентрировать ливонские силы в Северо-Восточной Эстонии, сняв их с других опасных направлений. Инициатива ливонцев была расценена новгородцами как проявление слабости. Поэтому вместо быстрого марш-броска к Раквере русские дружины двигались к замку почти 4 недели, грабя по дороге эстонские сёла, апофеозом чего было затопление и истребление прятавшихся в пещерах эстов. Рассказ о 488 Немецко-куршский договор от августа 1267 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. М., 1972. 206 затоплении пещеры, где прятались «чудь», т. е. жители земли Вирумаа, свидетельствует о враждебных отношениях между коренными жителями Эстонии и новгородцами. Стремление эстов спрятаться со своим добром – «товаром» в сланцевых пещерах отражает ситуацию, обычную при появлении в Эстонии русских войск. Продвижение же русских войск по территории Эстонии тремя колоннами по трем дорогам, вероятно, должно было предотвратить возможность удара в спину со стороны эстов. По тем же причинам русские задержались на целых три дня, чтобы выгнать эстов из пещеры. При этом убивали, вероятно, прячущихся там мужчин, способных носить оружие. Причем, как пишет летописец, весь их «товар» новгородцы отдали Дмитрию, возглавлявшему низовское войско. Потеря бдительности и боеспособности русского войска способствовало и обещание рижского архиепископа, дерптского епископа и вильяндских рыцарей не мешать походу новгородцев в датские владения. Тем не менее, 18 февраля 1268 г. недалеко от замка у р. Кеголи489 их встретило объединенное ливонское войско, которое успело собраться за упущенное русскими время. Однако новгородцы «не умедляще ни мало… начаша ставити полкы; плесковици и сташа по правой руць, а Дмитрий и Святослав сташе по праву же выше, а по львую ста Михаилъ, новгородци же сташа в лице жельзному полку противу великой свиньи… И тако бысть страшно побоище, яко же не видали ни отци, ни дьди». Немцы не выдержали натиска и по трем дорогам отступили в замок. Русские ратники преследовали их до стен на протяжении семи верст. Еще один подошедший полк немцев напал тем временем на новгородский обоз, но из-за наступившей темноты битву пришлось прекратить. Результат битвы каждая из сторон расценивала в свою пользу. Хотя летописец, говоря об очень больших потерях отрядов из новгородской земли, противопоставлял их стойкость поведению князя Дмитрия с его войском, Кегола – р. Койла находившаяся в 7 верстах от Раквере в области Вирумаа (Вирония, Вирланд). Немецкое название реки – Зембах (Чешихин Е. В. История Ливонии с древнейших времен. – Рига, 1885. Т. 2. С. 85). Битва проходила вблизи от Махольмской церкви («Ливонская хроника» Германа Вартберга / Сб. мат. и ст. по истории Прибалтийского края. – Рига, 1879, Т. 2; ИЭ. С. 223). 489 207 которых обвинял в бегстве с поля боя. В общих чертах это подтверждает и автор Ливонской Рифмованной Хроники. К тому же, как сообщает летописец, наличие обозов помешало новгородцам нанести последний удар по ливонскому войску и позволило рыцарям ночью уйти 490. Потери сторон в битве были очень велики. В сражении пал сам посадник новгородский Михаил Федорович, с честью погребенный затем в Софийском соборе, а тысяцкий Кондрат пропал без вести. Новгородская Первая летопись называет также имена 13 погибших и двух пропавших без вести бояр, завершая перечень словами: «А иных черных людий бещисла». Рифмованная хроника сообщает о 5 тысячах русских воинов, погибших в битве. Эта цифра не вызывает доверия, но позволяет полагать, что объединенное войско русских княжеств потеряло под Раковором около одно шестой части своего состава. Такой урон не помешал Довмонту с псковичами продолжить поход и разорить землю Вирумаа до моря. С ливонской стороны в сражении погиб епископ дерптский Александр. О количестве потерь среди рядового состава сообщений нет, если не считать таковым запись летописца о том, что кони русских воинов не могли передвигаться из-за лежащих повсюду трупов врагов491. Кстати, некоторые детали описания Раковорской битвы и последовавших за ней столкновений с Орденом удивительно напоминают Невскую битву и Ледовое побоище. Скажем, сражение под Раковором завершается (как и сражение на Чудском озере) преследованием врага на протяжении 7 верст, а при столкновении после сражения 1268 г. «с местером земля Ризскиа» псковский князь Довмонт ранил его в лицо – прямо, как Александр шведского ярла в 1240 г. Видимо, все эти детали несут какую-ту существенную для древнерусского книжника и читателя информацию (скорее всего, аксиологическую) о столкновениях с Орденом. Пока, правда, неясно, какую. Н1Л. С. 85-87; СРХ, строфы 7611-7683. Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. Исследования и тексты. – Л, 1985. С. 190, 197, 203, 208, 219; Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами. С. 314; Н1Л. С. 87, 318. 490 491 208 Встреча с большим войском, в которое вошли отряды почти всех правителей Ливонии, оказалась неожиданной для новгородцев. Сражение (18.02.1268 г.) было тяжёлым и для русских, и для ливонцев. Отметим только, что захват русскими Раковора (Раквера, Везенберг), если бы это удалось, ставил под удар Нарву и давал шанс новгородцам усилить свои позиции в датских владениях Северо-Восточной Эстонии. Соответственно намерениям было собрано и войско, пришедшее в Новгород, подавляющую часть которого составляли полки из Переславля и Владимира, руководимое князьями Дмитрием Александровичем и Святославом Ярославичем. Согласно рифмованной хронике, войско насчитывало до 30 тыс. чел. (СРХ, строфа 7580), что является преувеличением. Принято считать, что средневековое войско новгородцев не превышало 5-7 тыс. человек, а случаи, когда выставлялось 12 (конец XII в.) или 30 тыс. (1471 г.) воинов, – исключительными и, скорее, завышенными летописцем, с чем трудно не согласиться. Еще меньшим по численности было псковское войско, обычно состоявшее из 1,5–3 тыс. человек и только однажды, в 1343 г., достигшее 5 тысяч. Тем не менее, учитывая объединенный состав русского войска, надо полагать, что в этом походе количество его участников могло достигать 15 тысяч492. Реальный провал военных планов 1268 г. стоил княжения в Новгороде князю Дмитрию, вместо которого был приглашен Ярослав Ярославич. Последний в качестве своего наместника послал в Новгород князя Юрия. Святослав Ярославич отправился во Владимиро-Суздальскую Русь не ранее конца октября 1269 г. («на зиму»). Таким образом, между временем заключения перемирия под Псковом и решением Ярослава готовиться к походу в Ливонию прошло четыре-пять месяцев. На изменение позиции князя повлияло, вероятно, известие о сборе сил в Дерптском епископстве. Войска в Новгороде были нужны не столько для нападения на Ливонию, Рабинович М. Г. Новгородское войско XI–XV вв. / История русского военного искусства. – М., 1943. Т. 1. С. 51-53; его же. Военное дело на Руси эпохи Куликовской битвы // ВИ. 1980. № 7. С. 104, 105; Н1Л. С. 356. 492 209 сколько для отражения ожидаемого удара с Запада. Возможно также, что к этому времени во Владимире были достигнуты договоренности об участии в походе в Ливонию ордынского войска Амрагана. Силы и средства собирали в северной Германии более года. Для нового удара было выбрано псковское направление. Нападение на Псков произошло в «неделю всех святых» (то есть, 19-25 мая) 1269 г. Согласно ливонской хронике, в их войске, возглавляемом магистром Ордена, было до 18 тыс. конных и пеших воинов. Из текста СРХ следует, что значительная часть ливонского войска прибыла в русские владения водным путем: по Чудскому и Псковскому озерам и р. Великой. Это соответствует упоминанию Н1Л о том, что часть новгородцев погналась за немцами «в насадех». Согласно же рассказу Псковской летописи, псковичи выехали «в погоню с малой дружиной в пяти насадах с шестьюдесятью моужь псковичь, божиею силою 8 сотъ Немец победи на реце на Мироповне» 493 . Этот эпизод относят к «Повести о Довмонте», но вполне вероятно, он имеет реальную основу 494 . Часть войска была доставлена к Пскову водным путём – хронист упоминает о 9 тыс. «моряков». Корабли – «шнеки» вошли в р. Великую с севера – через Чудское и Псковское озёра. Конница двигалась с юго-запада, по дороге был сожжен Изборск. Однако план внезапного нападения на Псков с двух сторон не удался. Не сумели ливонцы реализовать и безусловное численное преимущество. Горожане вместе с княжеской дружиной успели укрыться в кремле, посады были в значительной части сожжены, а жители их, очевидно, ещё до прихода врага покинули город. Таким образом, наступавшие были лишены возможности брать заложников, чтобы заставить защитников крепости открыть ворота. Вероятно, значительная часть продовольственных запасов в сожженных посадах также оказалась уничтожена, а количества продуктов, которое могли в это время года собрать в окрестных сёлах (не отходя далеко 493 494 П1Л. С. 3; П2Л. С. 22 – под 6775 г.; П3Л. С. 85 – под 6779 г. Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. С. 76, 190, 194, 197. 210 от города), не хватало для такой большой армии. Подошедшие на помощь новгородцы, как пишет хронист, не решились вступить в открытый бой с рыцарями. Тем не менее, ливонское войско могло оказаться зажатым между новгородскими отрядами и псковичами. Поэтому, магистр Ливонского Ордена согласился на предложение новгородского князя Юрия заключить перемирие, а затем увёл войско в Ливонию. Наступление же литовцев на Ливонию в январе 1270 г., жестокое поражение ливонских сил 16.02.1270 г. у побережья западной Эстонии, а также угроза похода на Ревель объединённого русско-ордынского войска вынудили ливонцев просить о заключении мира с Новгородом на условиях русской стороны. Ливонское посольство могло появиться в Новгороде уже в конце февраля 1270 г. Важнейшим из условий был отказ ливонцев от претензий на территории Новгородского государства к востоку от линии р. Нарва – Чудское и Псковское озера и подтверждение границы, установленной еще в 1224 г. Эта же граница в основном соответствует и нынешней границе с Эстонией. Вместе с тем обе стороны не собирались в дальнейшем соблюдать условия перемирия, и намеревались возобновить военные действия, как только будут собраны необходимые для нового наступления силы. Заключенный в начале 1270 г. договор между Ливонией и Новгородом знаменовал собой завершение важного этапа в отношениях между ними495. Пойти на подписание мирного договора ливонцев заставили угроза наступления русских войск вместе с отрядами ордынского баскака Амрагана и произошедшее тогда же нападение литовцев на о. Эзель (Сааремаа), потребовавшее там максимальной концентрации ливонских сил496. Договор с русскими обезопасил Ливонию от войны на два фронта. Но при этом им пришлось подтвердить свой отказ от претензий на территории к востоку от р. Нарвы. Тогда же, вероятно, произошло и присоединение Риги (с согласия Послание магистра Отто фон Лютенберга горожанам и купцам любека. 1269 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 283-284; Послание городского совета Риги горожанам Любека. 1269 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. С. 286-287. 496 Арбузов Л. А. Ук. Соч. С. 45; СРХ, строфы 7774 и далее. 495 211 Ливонского ордена) к торговому договору. Почти на тридцать лет установилось относительное затишье на ливонско-русской границе. Ливонский орден и прибывающие в Прибалтику крестоносцы вели войны с земгалами и литовцами. В самой Ливонии разгоралась междоусобица. Войны с земгалами497 и литовцами, а также междоусобица в Ливонии на тридцать лет отвлекли Рижского архиепископа, Ливонский Орден и Дерптского епископа от решения вопроса о «псковском наследстве». Вместе с тем, это не означало полного замирения на дерптско-псковской границе. Новое обострение русско-ливонских отношений начинается к середине 90-х гг. ХШ в. Интерес к Пскову возрос также в связи с активизацией использования торгового пути по реке Нарве, озёрам Чудскому и Псковскому и реке Великой. Сохранились сведения о нападениях в конце XIII в. «поганая латына …на псковичех», на что псковичи с князем Довмонтом отвечали набегами на Дерптское епископство. Нападали ливонские рыцари и на псковских данщиков, которые все еще (правда, может быть, не регулярно) ходили за данью в земли северных латгалов. Это право Пскова, закрепленное мирным договором 1224 г., было подтверждено в 1270 г. В 1294 г. отряд северо-эстонских вассалов фон Кивелей предпринял попытку закрепиться на правом берегу Нарвы498. В начале 1299 г. епископ Дерптский вместе с рыцарями Ливонского ордена, вспомнив о правах на «псковское наследство», вновь напали на Псков. Но псковичи сумели подготовиться к отпору и вынудили врага отступить499. Чтобы привлечь к походу братьев-рыцарей, епископ Дерпта вспомнил о своих правах на «наследство» князя Ярослава Владимировича, половину которого он еще в 1248 г. обещал передать Ливонскому Ордену. Ливонское войско напало на Псков 4 марта 1299 г. Однако дружинники князя Довмонта и ополчение во главе с посадником Иваном Дорогомиловичем сумели укрыться в кремле, а затем напали на ливонцев и разбили их войско. Ливонцы, зная о небольшом Мирный договор с земгалами был заключен только в 1272 г. См.: Немецко-земгальский договор от 6 июля 1272 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Ук. соч. С. 313-314. 498 Н1Л. С. 328. 499 Н1Л. С. 329; П1Л. С. 4, 14; П2Л. С. 18, 22. 497 212 войске псковичей, полагали, что князь не решится на сражение малыми силами, и готовились встретить шедшие на помощь псковичам дружины из Новгорода. Псковичи напали врасплох, что и помогло им победить. Вполне вероятно, что, покинув Псковскую землю, ливонцы планировали в скором времени повторить наступление с большими силами. Однако из-за разгоревшегося восстания эстов в северной Эстонии Римский папа потребовал от архиепископа Рижского, епископов Дерптского и Эзельского оказать военную помощь вассалам датской короны. Поэтому был упущен такой выгодный для ливонцев момент, как смерть в том же, 1299 г. князя Довмонта. Поход 1299 г. был последней попыткой рыцарей утвердиться в Пскове как законном вассальном владении епископа Дерптского. Ливонцы не сумели использовать и стремления псковичей добиться независимости от Новгорода. В XIV в. попытки овладеть Псковом продолжались. Тем не менее, нападения не обосновывались правом на наследство псковского князя и готовились более тщательно без расчёта на внутренние раздоры в псковском обществе. Однако нападения вплоть до конца XV в. не были столь масштабными, как в XIII в. Эти столкновения не выходили за рамки обычных пограничных конфликтов. Кроме того, военные нападения ливонцев больше не содержали религиозного обоснования, что позволяет говорить о завершении эпохи крестовых походов против Северо-Западной Руси. Кроме того, после 1270 г. Папская курия и правители западноевропейских государств перестали строить планы политического или военного включения русских земель в сферу влияния католической Церкви. В заключительной части главы необходимо подвести ее основные итоги. В разделе изучен комплекс вопросов, связанных с наступлениями крестоносцев на русские земли в 1240-1242 гг., кульминацией которых и явилось знаменитое «Ледовое побоище» 5 апреля 1242 г. Соискатель пришел к выводу о том, что на данный момент в исторической науке отсутствуют веские основания утверждать, что агрессия немецких феодалов в этот период 213 была скоординирована, т.е. существовал единый план католического наступления на русские земли. Походы западных армий не были взаимоувязаны между собой, однако их идейные и практические устремления были одинаковыми. Примерное же совпадение по срокам походов в новгородские пределы сразу нескольких католических государей было вызвано двумя взаимосвязанными обстоятельствами: слухами о разорении Руси монголо-татарами, что позволяло надеяться на легкую победу, и опасениями быть обойденными соперниками, также претендующими на новгородские и псковские земли. Проведенный анализ показал, что причисление шведского похода на Неву в 1240 г. к «крестовым» в свете изученных автором источников представляется недостаточно убедительным. Тем более сомнительно считать его составной частью общего наступления крестоносцев. Однако, с другой стороны, неправомерными следует признать и утверждения некоторых авторов о незначительности Невской битвы и всего шведского похода для истории русско-шведско-немецких отношений. В планы шведов входило строительство в Ижорской земле в стратегически важном месте опорной крепости, какие они строили в землях суоми, что, вне сомнения, свидетельствовало о серьезности намерений шведских феодалов относительно этой территории. Поход ливонцев, закончившийся захватом Пскова в сентябре 1240 г., также сложно считать этапом реализации плана совместного наступления. Хотя Рифмованная хроника, подробно повествующая об этом событии, называет инициатором похода дерптского епископа Германа, который призвал на помощь Ливонский орден и вассалов датского короля, реально в походе участвовали только братья-рыцари из Вильянди (Феллина), а также вассалы из соседних с Дерптским епископом владений Ордена, т.е. силы, которые обычно поддерживали войско епископа в нападениях на русские земли. Один из выводов главы состоит в том, что сражение на льду Чудского озера, несмотря на участие в нем суздальских полков, не имело общерусского 214 значения, а было важным этапом в истории псковской и отчасти Новгородской земли, которая в случае оккупации Пскова получила бы сильного и очень агрессивного соседа. Однако мнение некоторых авторов, не признающих русско-ливонскую войну как серьезное и трудное военное противостояние, также следует признать неверным. Ни прежде, ни в последствии ливонские войска не вторгались так глубоко на русскую территорию. Хотя в Житии Александра, призванном прославить князя, и наблюдается естественное для этого жанра стремление к гиперболизации, оценка войны с Орденом начала 40-х гг. как события экстраординарного представляется совершенно правомерной. Постоянная угроза с Востока заставляла русских князей искать дружбы с папством. О благосклонности великого князя Александра к Риму свидетельствуют некоторые письменные источники. Однако в 1250 г. внешняя политика Руси окончательно сформировалась на основе жесткого противостояния с Ливонским орденом и признанием верховного сюзеренитета ханов над всеми русскими княжествами. Подобное решение было обусловлено комплексом причин. В частности, Александр извлек уроки из сближения с Римом сильнейшего князя Южной Руси Даниила Романовича Галицкого, которое оказалось бесполезным для дела обороны от татар. Обещанный папой антитатарский крестовый поход не состоялся. Агрессивная политика шведских и немецких феодалов в прибалтийском регионе по-прежнему находила поддержку папства. Решение Александра Невского прекратить контакты с Иннокентием IV было связано с осознанием бесперспективности сближения с Римом для противостояния Орде. Автор показывает, что устоявшееся в историографии мнение о папстве как об основном организаторе шведской и немецкой агрессии на Русь требует значительного пересмотра. Очевидно, что Риму не удалось организовать объединенный крестовый поход в русские земли. Причины русско-ливонской войны в основном коренились в давно назревавшем противостоянии Руси и Ливонии в прибалтийском регионе, борьбой за сферы 215 влияния. Религиозный фактор в данном случае имел второстепенное значение. После Ледового побоища на русско-ливонской границе наступил кратковременный период затишья. Однако, в 1253 г. русская летопись сообщает о нападении крестоносцев на Псков. В ливонских источниках об этом походе сведений нет. По-видимому, войско крестоносцев было не слишком большим. Получив отпор от Новгорода, ливонские рыцари предложили помириться без заключения мира формально, на что псковичи и новгородцы согласились. По договору 1253 г. ливонцы, вероятно, отказались в очередной раз от своих претензий на псковское наследство. В снаряжении двух ливонских посольств - отдельно в Новгород и отдельно в Псков, подчиненный Новгороду, заключалась дипломатическая хитрость. Этим как бы подчёркивалась политическая самостоятельность Пскова и равенство Пскова и Новгорода в глазах европейских правителей. Можно с уверенностью удтверждать, что в Ливонии внимательно следили за отношениями между Новгородом и Псковом и, заметив очередное обострение, постарались использовать ситуацию в свою пользу. Осенью 1262 г. новгородцы совместно с литовцами спланировали поход на Дорпат (Юрьев). Однако из-за разногласий с монгольским ханом выступление русских в Ливонию было отложено. Автор считает, что принятая в историографии трактовка причин похода как давления со стороны Новгорода на торговые города Любек и Висбю при подписании торгового договора неочевидна. Вполне вероятно, что Александр попытался таким образом сгладить противоречия между ним и новгородцами. Помимо этого, было необходимо выполнить союзнические обязательства перед Литвой. Несмотря на тактические успехи, поход в целом следует признать неудачным. В 1267 г. отношения между Новгородом и Ливонией вновь обострились, приведя к военному столкновению. Однако ни одной из сторон не удалось достичь решительного перевеса. 216 Подчеркивается, что заключенный в начале 1270 г. договор между Ливонией и Новгородом знаменовал собой завершение важного этапа в отношениях между ними. Все же нельзя забывать о том, что пойти на подписание мирного договора ливонцев заставили угроза наступления русских войск вместе с отрядами ордынского баскака Амрагана и произошедшее тогда же нападение литовцев на о. Эзель (Сааремаа), потребовавшее максимальной концентрации в этом регионе ливонских сил. Договор с русскими обезопасил Ливонию от войны на два фронта. Но при этом им пришлось подтвердить свой отказ от претензий на территории к востоку от р. Нарвы. Один из заключительных выводов автора состоит в том, что эпоху крестовых походов на Русь следует хронологически ограничивать 1270 г. Несомненно, вооруженные столкновения продолжались и позднее, но вплоть до конца XV в. они не были столь масштабными. Кроме того, военные нападения ливонцев больше не содержали религиозного обоснования. После 1270 г. Папская курия и правители западноевропейских государств перестали делать попытки осуществления планов политического или военного включения русских земель в сферу влияния католической Церкви. Все вышеперечисленное позволяет говорить о завершении эпохи крестовых походов против Северо-Западной Руси. 217 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. В XIV в. Орден не был уже способен к ведению крупных войн на востоке, к совершению дальних походов, военные действия с немцами все более приобретают характер пограничных столкновений. Подводя в заключении итоги данной научной работы, мы приходим к следующим выводам. Долгое время в историографии данной проблематики большое влияние оказывала, да и оказывает политическая ситуации, которая сформировала стереотипы в изучении данной темы. Ливонский орден со времён Карамзина рассматривался как некое эфемерное, агрессивное и паразитическое образование, единственный смысл существования которого заключался в том, чтобы препятствовать Москве в выполнении великой миссии собирания восточнославянских земель и получения широкого выхода к Балтийскому морю. Новизна стереотипов исследования в заключается существующей оценке в пересмотре устоявшихся социально-экономического и внешнеполитического развития прибалтийских народов и северо-западных русских земель. Какие же стереотипы существовали в изучении взаимоотношений между славянами и прибалтами? – В советский период господствующей являлась точка зрения, согласно которой отношения между двумя этими субъектами исторического исследования носили «добрососедский» характер. Касаясь же периода начала деятельности католических миссионеров и крестоносной агрессии, историки чаще всего отмечали ту помощь, которую оказывали Псков и Новгород эстам и латгалам в борьбе с агрессорами. При этом из поля зрения ученых выпадали конкретные интересы Новгорода и Пскова в данном регионе, которые не всегда совпадали, во-первых, между собой, а, во-вторых, с планами и намерениями местных народов. 218 Отношения на практике, как мы видели, были намного сложнее, и осветить их в одностороннем порядке представляется с научной точки не совсем объективно. Кстати, советские авторы противоречат себе, отмечая факты «союзнических и добрососедских» отношений, они в то же время упоминают о походах русских князей в Прибалтику, о грабежах местного населения, о наложенных на него данях, о восстаниях и поражениях русских войск и т.д. – Материалы, полученные в результате раскопок, особенно латгальских могильников (Лундзенского и др.), позволяли усомниться в достоверности существовавшего в истории тезиса о значительном отставании коренного населения Латвии в социально-экономическом развитии от соседних народов. Однако данные археологии в конце XIX – начале XX вв. практически не использовались для характеристики раннесредневекового общества Латвии. Исследования социально-экономического и политического развития юго-восточных земель Балтики, как правило, имеют заниженную оценку. Связано это, как кажется, было со стремлением сознательно принизить уровень развития прибалтийских племен и народов, для того, чтобы показать Русь благодетельницей и покровительницей по отношению к народам, стоящим на более низкой ступени развития. Здесь вероятно сказывалось и то напряжение, которое присутствовало в странах данного региона после их присоединения к СССР, поэтому историки стремились провести линию от эпохи средневековья до современных им событий и показать взаимоотношения славян и прибалтийских племен в радужном свете. Утверждавшийся в отечественной историографии вывод о том, что на рубеже XII–XIII вв. прибалтийские племена находились на невысоком уровне развития не соответствует действительности. Уровень их социальноэкономического и политического развития, правда, был ниже, нежели на Руси или скажем в Северной Европе, поскольку здесь еще не сложились в полном смысле слова городские центры. Даже настроенные крайне 219 национально прибалтийские историки признают, что говорить о собственно городах в Ливонии можно только после немецко-датского завоевания. В то же время этот специфически размещенный регион активно прогрессировал в своем развитии, что было связано в первую очередь с его географическим расположением. Процессу складывания феодальных отношений также способствовало взаимоотношение балтийских племен со славянами, которые начались еще в период расселения славян по Восточноевропейской равнине. Тем не менее, как мы видели выше, взаимоотношения между русскими землями и племенами, населявшими Прибалтику, были намного сложнее. И именно эта сложность взаимоотношений ярко проявилась в начальный период крестоносной миссии немецких проповедников. Далее, касаясь проблем проникновения христианства в данный регион, мы должны знать и помнить следующие моменты: – православие в Восточной Прибалтике к XIII в. имело относительно более ранние корни, чем католичество; – однако в силу специфики православного миссионерства, оно не получило широкого распространения; – к XIII в. Восточная Прибалтика осталась единственным «белым пятном» в христианском мире Европы. – распространение католичества в этом регионе, не должно рассматриваться нами как покушение на русские территории, как пытались это демонстрировать советские историки. Они доказывали, что проповедь христианства среди этих народов в конечном итоге вела к навязыванию католичества и попаданию северо-западных русских земель под иго римских пап, стремившихся любой ценой распространить свое влияние на неподвластные ей земли исповедывающие православие. Правда здесь остается не совсем понятным, как один епископ и два его помощника могли сделать такое в отношении, например новгородской земли. 220 – данный регион явился той пограничной зоной между Западом и Востоком, где наиболее ярко проявилось противостояние между католичеством и православием. Это соперничество проявилось не только в религиозных диспутах, но и в прямых военных столкновениях в XIII в. Для самих балтов выбор был ограничен тремя вариантами – православием, католичеством и традиционной (языческой) религией. Отработка методов по христианизации язычников была доведена католическими миссионерами до совершенства. Сначала в представляющие интерес языческие земли посылался миссионер, вслед за которым отправлялись крестоносцы, якобы для защиты новой паствы. В то же время данный регион находился в политическом и духовном подчинении у Руси, что признавалось на Западе. Но именно здесь наиболее остро проявилось соперничество русских и немцев по вопросам миссионерской деятельности, как противостояния православия и католицизма. Римские папы всячески стремились замаскировать данное противостояние, постоянно отмечая то, что они находятся на страже интересов всех христиан, будь то католики или православные, защищая их от нападения и посягательств язычников. – В отечественной историографии имеется большое количество работ, связанных с борьбой Новгорода и Пскова против немецких и шведских агрессоров. Авторы обращали внимание и на проливонскую политику князя Ярослава Владимировича Псковского и части псковского боярства в конце 20-40-х гг. XIII в. Однако причины подобной политики Пскова, как правило, оставались за пределами исследований историков. Хотя не отрицалась наличие собственных политических и экономических интересов Пскова, отличных от новгородских. Рассматривая далее начальный этап взаимоотношений русских земель с католическими миссионерами и крестоносцами, мы следующим выводам: 221 приходим к – напряженные княжествами не отношения позволили между им северо-западными своевременно русскими организовать отпор католической агрессии на те земли, которые являлись их сферой влияния; – приграничность положения Пскова заставляло эту землю придерживаться собственной внешней политики в отношении своих западных соседей; – успех в проведении своей внешнеполитической линии во многом обеспечивался наличием в Пскове своего князя; Отметим, что в данное время всё-таки сохраняется одна важная мифологема – о вековой враждебности Запада к Руси-России, о его стремлении любой ценой изолировать Россию. У читателей создается впечатление, будто все перечисленные силы (литовцы, поляки, немцы, шведы, датчане) составляли какую-то враждебную Руси коалицию. Между тем, все они враждовали не только с русскими княжествами, но и друг с другом. И не только литовцы брали Брянск, а ливонцы – Изборск, но и русские князья не раз вторгались в литовские пределы, а новгородцы ходили походом в Ливонию. За католическую экспансию, будто бы более опасную, чем монгольская, выдаются обычные конфликты феодальных княжеств за обладание приграничных поликонфессиональным территорий населением, в с которых полиэтническим заключались и самые причудливые союзы. Например, в Псков крестоносцы пришли как союзники местных бояр, пытавшихся добиться независимости от Новгорода и лишь потом стали вести себя там как хозяева, так что псковичи сами арестовали немецкий гарнизон и открыли ворота новгородскому князю Александру Невскому. Крестоносцам приписывается намерение окатоличить всю Русь, тогда как их аппетиты не шли дальше Пскова и Новгорода, притом, что никакой попытки прозелитической деятельности на Руси Орден не предпринимал, ограничиваясь установлением союзнических и вассальных отношений с местными русскими правителями. 222 В Прибалтике же и Русь, и крестоносцы вели экспансионистскую политику, стремясь приобщить местное языческое население к своей ветви христианства. Хотя признается грабительский характер войн как со стороны Ливонского ордена и Литвы, так и со стороны русских княжеств, термины «захватчики» и «экспансия» применяет лишь к противникам Руси. – В новейшее время, в связи с раскрепощением отечественной исторической мысли, выработались новые стереотипы в изучении истории Прибалтийского региона. Официальные идеологические установки и настроения в обществе не могли не сказаться в том или ином виде в работах латышских и эстонских историков. Национальным гиперболизация региона. Во прибалтийским политического главу угла они и историкам социально-экономического ставят культуртрегерскую, присуще развития немецкую историческую миссию отмечая при этом отрицательную роль русских земель. Отметим, что изучению истории балтийские лидеры национального возрождения придают огромное значение. Последнее связано не только с развитием самосознания народа в политической и идеологической борьбе, ведшейся почти весь прошлый век между прибалтийскими националистами и российскими правящими кругами за гегемонию в регионе, латышам и эстонцам необходимо было выработать свои четкие позиции. Этому в немалой мере могло способствовать познание прошлого, факты и события которого часто трактовались спорящими сторонами весьма тенденциозно. Однако выработка собственных взглядов, независимых от довлевших в историографии оценок, предполагает длительный период ученичества и создания своей научной школы. Развивающееся же общество Латвии и Эстонии требует скорейшего знакомства со своей историей. Схожая картина сложилась и в отечественной историографии, где вся история России стала рассматриваться с отрицательных нигилистических позиций. Изначально все действия связанны с внешней политикой России в 223 отношении своих западных соседей, будь то XX в., или XIII в. уже изначально рассматривались как прямые акты агрессии. Одновременно появляются работы, посвященные одному из главных героев XIII в., а именно Александру Невскому характеризующиеся двумя разными полюсами. Успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона, недовольство эстов и латгалов политикой Новгорода, а также противоречия между самими русскими землями и княжествами. Все эти обстоятельства не позволили своевременно сформировать и противопоставить крестоносцам военный союз прибалтийских народов с Полоцким княжеством и Новгородским государством. Вместе с тем и успехи крестоносцев могли бы быть бόльшими, если бы на власть в регионе не претендовали одновременно рижский епископ, меченосцы и датчане. В Папской же курии поощрялось подобное многовластие, позволявшее папству выступать здесь в качестве третейского судьи, не допустить установления в регионе политической гегемонии рижского епископа и держать под контролем процесс складывания территорий ливонских феодально-духовных государств. Решение «балтийского вопроса» для Руси, а так же воссоединение древнерусских земель имело первостепенное значение. Именно эта борьба превратила Русь в Россию. 224 ПРИЛОЖЕНИЕ АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ – КАК ПОЛКОВОДЕЦ И ПОЛИТИК В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ Неизбежность моральных оценок в исторической науке совершенно бесспорна: оценивая прошлое, каждое поколение определяет свой дальнейший путь. В 1251 г. Александр стал великим князем. Правление его явилось во многих смыслах заметным этапом в истории Руси. Оно было отмечено политикой уступок Золотой Орде, с одной стороны, и решительными действиями в отношении Запада – с другой. Поэтому его роль в истории оценивается крайне неоднозначно. Если официальная (светская и церковная) оценка личности Александра Невского всегда была патриотической, то в исторической науке его деятельность трактовалась по-разному. Споры, не утихающие вокруг имени героя Невской битвы и Ледового побоища, во многом связаны с крайней скудостью источников о нем. «Если сложить в хронологическом порядке все средневековые свидетельства об Александре Невском, дошедшие до нас, их наберется десяток страниц, не более…», – пишет В. Т. Пашуто в книге «Александр Невский». Традиционно Александр Невский воспринимается отечественными историками как русский национальный герой, истинно христианский правитель, причисленный церковным собором 1547 г. к числу общерусских святых. Известные историки XIX в. Н. М. Карамзин500, С. М. Соловьёв501, единодушны в оценке Александра Невского, считая его самым видным историческим лицом в древней истории Руси. Им вторят Д. И. Иловайский502, Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. Т. 3/4. Монгольское нашествие. Междоусобия князей. – М., 1988. 501 Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 2. Т.3/4. История России с древнейших времён. 502 Иловайский Д. И. Краткие очерки русской истории: Курс ст. возраста. Ч. 1. – М., 1992. 500 225 А. Ф. Петрушевский503 и даже скептик Н. И. Костомаров, оценки которого часто носят весьма язвительный характер, для Александра сделал исключение и писал о нем почти в карамзинском духе504. В самом деле: с одной стороны это, несомненно, выдающийся полководец, выигравший все сражения, в которых участвовал, сочетавший решительность с расчетливостью, человек большой личной храбрости; с другой – это князь, вынужденный признать верховную власть иноземного правителя, не попытавшийся организовать сопротивление, бесспорно, самому опасному врагу Руси той эпохи – монголам, более того – способствовавший им в установлении эксплуатации русских земель. Противоположного мнения придерживается английский славист Дж. Феннел505. По его мнению, Александр Невский проводил политику «крепких связей с татарами из Золотой Орды и подчинения любому требованию хана»; решительно действуя в отношении западных соседей, он в то же время укреплял собственную власть, оказывая ордынцам помощь в разгроме своих братьев. В итоге политика Александра Невского «фактически положила конец действенному сопротивлению русских князей Золотой Орды на многие годы вперед». Значение побед Александра Невского над крестоносцами начали преувеличивать сразу после смерти князя, и своего пика этот процесс достиг в военные и послевоенные годы XX века. Идеализация образа князя была связана с официально-патриотической трактовкой Ледового побоища, и тенденцией представить Александра могучим защитником Руси. Не утратил князь своего ореола даже тогда, когда Л. Н. Гумилев сделал его одним из авторов «союза» между Русью и Золотой Ордой. Феннел на многие принципиальные вопросы дает нетрадиционные, часто спорные ответы. Например, его точка зрения, напоминающая теорию Петрушевский А. Ф. Рассказы про старое время на Руси от начала русской земли до Петра Великого. – Ярославль, 1994. 504 Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М., 1993. С. 78-89. 505 Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 503 226 Л. Н. Гумилёва506, в которой со смертью Александра связывается освобождение Руси общепринятого в от ордынской отечественной власти, резко исторической отличается науке мнения от о патриотической сущности политики Александра Невского. Схожие взгляды на деятельность Александра присущи большинству западных историков. В работах современных историков в основном повторяются оценки данные князю в XIX веке. Они отличаются лишь в частностях507. По нашему мнению, наиболее объективный взгляд на деятельность Александра Невского дал А. Горский508. По его справедливому замечанию, в действиях Александра нет оснований искать какой-то судьбоносный выбор. Александр был, выражаясь современным языком «прагматиком»: он выбирал тот путь, который казался ему более выгодным для укрепления его земли и для него лично. Когда назревал решительный бой, он давал решительный бой; когда наиболее перспективным и значительным казалось соглашение с одним из врагов Руси, он шел на соглашение. В результате в период великого княжения Александра Невского (1251–1263 гг.) не было татарских набегов на Суздальскую землю, а было всего две попытки (быстро пресеченные) нападения на Русь с Запада (немцев в 1253 г. и шведов в 1256 г.). Александр добился признания Новгородом сюзеренитета великого князя Владимирского, что стало одним из факторов, благодаря которым именно Северо-Восточная Русь превратилась позже в ядро нового Российского государства. Но эти долгосрочные последствия политики Александра Невского не были следствием того, что он изменил объективный ход исторических событий, напротив, Александр действовал в соответствии с объективными обстоятельствами своей эпохи, действовал расчетливо и энергично. Гумилёв Л. Н. От Руси к России: Очерки этнической истории. – М., 1992. Дубовский А. И. и др. Российская средневековая цивилизация. – Брянск, 1992; Каргалов В. В. Полководцы X–XVI вв. – М., 1989; Ледовое побоище 1242.; Пашуто В. Т. Александр Невский. 508 Горский А. Александр Невский // Мир истории. 2002. №4. 506 507 227 Схожей точки зрения придерживается и Князький И. О., который считает, что своей продуманной, осторожной политикой Александр Невский не раз спасал Русские земли от погромов татаро-монгольских войск509. В начале XIII века Русь оказалась между двумя жерновами. Поборов в 1204 г. Константинополь и создав на землях Византии Латинскую империю, римская курия установила контроль над значительной западноевропейской территорией от Атлантики до Буга, истоков Днестра и низовья Дуная – с запада на Восток, и от Норвежского моря до Средиземного – с севера на юг. Не подчиненной на востоке оставалась православная Русь. На нее теперь и были устремлены взоры курии. И когда крестоносцам силой не удалось покорить Северо-Восточную Русь, папа через своих посланников попытался у монголо-татар выпросить передачу Русской Церкви под свое управление, т.е. разделить поровну две сферы влияния на Руси: административную (материальную) оставить за монголами, а духовную передать католикам. Монгольские же правители оставили все как было, и более того, даже освободили Русскую православную церковь от любых поборов. Вот и получилось, что Александру Ярославичу пришлось выбирать из двух зол: или экспансия крестоносцев, ненавидевших и искоренявших православие, устанавливавших свой не только духовный, но и материальный диктат на завоеванной территории, или же подчинение монголо-татарам, ограничивавшим свои интересы только материальной сферой. Александр предпочел «дикую Азию» «цивилизованному Западу»: «отдать в рабство тело, но не исказить душу» (Г. Вернадский)510. Можно ли нам сейчас понять его: почему? Можно, если мы попытаемся взглянуть на поставленный вопрос не «сквозь тусклое стекло», а с христианских позиций, как смотрели на Князький И. О. Русь и степь. – М., 1996. С. 84. Вернадский Г.В. Два подвига св. Александра Невского // Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 2000. С. 570. 509 510 228 проблему православные русские, мировоззрение которых отразили древнерусские книжники. В самом начале легшей в основу всех древнерусских летописей «Повести временных лет» отмечается: «По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю... Симъ же Хамъ и Афетъ, разделивше землю, жребьи метавше, не преступати никомуже въ жребий братень, и живяху кождо въ своей части» 511 . Вот то первое правило правителям земель, которое дает им Святое Писание. Будучи благочестивым князем, Александр Ярославич ему неукоснительно следовал. Он – единственный из русских князей XIII в., который никогда, как заметил В.А. Кучкин, не принимал участия в междоусобных войнах. И когда на его землю (которая ему, как князю, Богом дана в бережение) пришли завоеватели с Запада, то он обращается к Высшему Судье за помощью в отстаивании правды: «Боже… праведный, Боже великий, …Боже превечный, основавый небо и землю и положивы пределы языком (т.е. границы народам), повеле жити не преступающе в чюжую часть... Суди, Господи, обидящим мя и возбрани борющимся со мною, прими оружие и щитъ, стани в помощь мне», ибо Бог – в правде512. Для него завоеватели – шведы ли, немцы ли – отступники Божии, нарушившие Его заповедь. А потому Александр Ярославич и выступает против них, и по праву надеется на помощь себе Божью. Но почему по-иному воспринято было им (да и вообще на Руси) нашествие монголо-татар? Почему князь сам, добровольно склонил голову под власть их? Для осознания поступка князя Александра Ярославича важно понять представления о власти, основывающиеся на Святом Писании. В «Послании к римлянам» апостол Павел говорит: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению...» [13; 1-2]. 511 512 ПВЛ. Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб., 1996. С. 7-8. ПЛДР. XIII век. С. 428. 229 Нашествие врагов православные русские расценивали как наказание Божье за прегрешения: «Наводит бо Бог по гневу своему иноплеменникы на землю и тако, скрушеным им, въспомянутся к Богу... Земли же согрешивши... казнит нас... наведением поганых...» – замечает один из авторов ПВЛ под 1068 г. Но такою же оставалась оценка «казней Божиих» и в XIII в.: когда Батый подошел к Золотым воротам Владимира, князья говорили: «Си вся наведе на ны Бог грех ради наших»513. О том же говорят и другие современники XIII в.: «За умножение беззаконий наших попусти Богъ поганыя... нас кажа (наказуя), да быхох (чтобы) встягнулися (воздержались) от злых дел. И сими казньми казнить нас Бог, нахоженьем поганых; се бо есть батог (бич) Его, да негли (чтобы) встягнувеся от пути своего злаго»514. Что можно противопоставить наказанию Господню? Ничего! Ему нельзя противиться, но должно принимать со смирением, как Иов праведный. И покаянием в грехах своих, молитвой и милостыней молить о прощении, и праведным житием попытаться искупить прежние прегрешения и не делать новые. К тому и призывали древнерусские книжники. И княжескую власть на Руси воспринимали как данную Богом: «Яко же рече Исайя пророк: «Тако глаголеть Господь: «Князя азъ учиняю, священни бо суть, и азъ вожу я», – замечает автор «Повестей о житии Александра Невского». В его представлении и оценке «воистину бо без Божия повеления не бе княжение» Александра Ярославича!515. Но если княжеская власть дана Богом, то, как само собой разумеющееся, и княжеское служение – это мирское служение Богу. Не случайно, до XV в. основную часть русских святых из мирян составляли именно князья и княгини 516. В середине XIII в. власть православных князей оказалась покоренной Богом монголо-татарскому хану Батыю. Здесь важно отметить, что монголоТам же. С. 136. Там же. С. 138. 515 Там же. С. 426. 516 Ср.: «Хотя почитание святых князей начинается с первых же лет христианства на Руси (св. Борис и Глеб), но особенно усиливается во времена монгольского ига... Подвиг святых князей становится главным, исторически очередным не только национальным делом, но и церковным служением». Власть русского удельного князя «ограничена вечем, дружиной церковной иерархией. Он воплощает в себе не столько начало власти, сколько начало служения» (Федотов Г. Святые Древней Руси. – М., 1990. С. 90-91). 513 514 230 татары, на основании «Откровения» Мефодия Патарского, были восприняты на Руси как некий библейский народ, загнанный царем Гедеоном за горы, но появившийся перед концом света, дабы «попленять вся землю от востока до Ефранта, и от Тигръ до Понетьскаго моря...»517. Власть монголо-татарского хана была расценена православными русскими, как власть земного царя, которому Бог покорил Русскую землю. Это очевидно из слов князя Михаила Черниговского, сказанных им Батыю в Орде: «Тебе, цесарю (интересно, что здесь употреблен императорский, т.е. высший, титул земного правителя), кланяюся понеже Богъ поручил ти есть царство света сего»518. И позднее, в 1382 г. московский князь Дмитрий Иванович не решился выступить против царя Тохтамыша (т.е. против воли Божьей, установившей его царствование), хотя всего двумя годами ранее разбил на поле Куликовом не менее грозного противника – Мамая, но бывшего всего лишь темником и не Чингизидом! Русские князья, если они были людьми православными на деле, должны были смириться и покориться Промыслу Божию – принять власть «земного царя» – хана. Думается, не случайно автор «Повестей о житии Александра Невского» приводит слова пророка Исайи: «Князь... съмерен, по образу Божию есть»519, то есть указывает на Божий путь княжеского служения. «Христианский подвиг, – замечает Г.В. Вернадский, – не всегда есть мученичество внешнее, а иногда наоборот – внутреннее: не только брань видимая, но и «брань невидимая»... И этот подвиг может быть присущ не только частному лицу, но и властителю. (...) Подвиг власти может состоять в том, чтобы достойно отстаивать внешнюю независимость и величие сана – отстаивать даже до смерти. Но подвиг власти может состоять также и в том, чтобы, выполняя основные задачи сана – защищая «благочестие и люди своя», – внутренне преодолевать, когда это нужно для исполнения основной задачи, земное тщеславие власти» 520. ПЛДР. XIII век. С. 132, 232. ПЛДР. XIII век. С. 132, 232. 519 ПЛДР. XIII век. С. 436. 520 Вернадский Г.В. Два подвига св. Александра Невского. С. 566. 517 518 231 Первым признал свою вассальную зависимость от хана Батыя отец Александра – великий князь владимирский Ярослав Всеволодович. Поездкой в Орду он проложил путь христианского смирения, и явил пример его, ценою собственной жизни, всем русским князьям, в том числе и сыновьям своим. Но они были разными. Андрей, сменив отца на Владимирском троне, вначале избрал путь борьбы и проиграл. Александр же понял вложенный в отцовский подвиг смирения христианский смысл, последовал ему, и в итоге выиграл. Вспомнить здесь приходится и отцовский завет детям, оставленный еще Ярославом Мудрым: следующий путем отцовского завета следует Богу, противящийся заповедям отца противится Богу. Но как теперь править князю Александру Ярославичу в земле своей, получив из рук того же Батыя во владение великое княжество? До монголо-татарского нашествия князья, по точному наблюдению Н. И. Костомарова, «были только правителями, а не владельцами, не государями». Ханский ярлык усиливал власть князя, но и на него самого возлагал большую ответственность. По бытовавшему в то время монгольскому правилу, «за вину князя должна была расплачиваться вся земля» 521 . Пример тому – Неврюева рать 1252 г., направленная Батыем против Андрея Ярославича. Когда князь Андрей с женой бежал в Швецию, ордынцы подвергли опустошению только принадлежавшие ему города в Переяславской и Суздальской землях. И Дж. Феннел, и И.Н. Данилевский заметили одно малоприятное обстоятельство: подчиняясь хану, приходилось воевать со своим народом. Не поступал ли князь Александр против совести своей? Ведь в конце 50-х гг., когда Ордой проводилась перепись и обложение данью, народ восстал против монгольских «численников» и великому князю пришлось силой уже в самом начале подавить непокорность своих подданных. «Что не удалось Батыю, оказалось по плечу «защитнику русской земли», – замечает Данилевский. – Вскоре «порядок» был наведен. Ярмо на шею русскому 521 Костомаров Н.И. Господство дома Св. Владимира. – М., 1933. С. 170. 232 народу, благодаря героическим усилиям великого «освободителя» от крестоносного ига... князя Александра Ярославича, водружено»522. Чем руководствовался князь, применяя силу к непокорным? Примерами из жизни и Святого Писания. В отличие от многих других князей Александр Ярославич умел учиться у истории. Перед сражением на реке Калке в 1223 г. русские князья убили монгольских послов. По узаконенному обычаю монголов, это было тягчайшим преступлением. За ним и последовало жестокое наказание – мученическая смерть самих князей под деревянным настилом, на котором победители праздновали ратную победу. Да и случай с его братом, князем Андреем уже кое-чему научил его. Из двух зол опять приходилось выбирать меньшее. Лучше самому собирать дань и отправлять в Орду, чем терпеть постоянное присутствие завоевателей на своей земле. Они-то будут брать, что хотят и когда хотят... Был у него пример и из библейской истории. Богом был поставлен Давид царем Израиля. «И пошел царь и люди на Иерусалим против Иевусеев, жителей той страны; но они говорили Давиду: «ты не войдешь сюда; тебя отгонят слепые и хромые»... Но Давид взял крепость Сион: это – город Давидов. И сказал Давид в тот день: всякий убивая Иевусеев, пусть поражает копьем и хромых, и слепых, ненавидящих душу Давида... И преуспевал Давид и возвышался, и Господь Бог Саваоф был с ним» [2 Кн. Царств, 5; 6-10]. Не случайно и в «Повестях о житии Александра Невского» трижды упомянуто имя Давида (а четвертый раз – иносказательно – Песнотворец), т.е. автор умышленно проводит между ними параллель. А в случае с Веспасианом эта параллель (подавление восстания своего народа) получает и свое четкое обоснование. Римский император Нерон послал Тита Флавия Веспасиана (9-79 гг.) подавить восстание в Палестине. За два года Веспасиан покорил всю страну, а когда в 69 г. его войска готовились к штурму Иерусалима, умер Нерон. 522 Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.). С. 130. 233 Тогда легионеры провозглашают Веспасиана императором, и он с сыном Титом (пленившем в 70 г. Иерусалим) с триумфом въезжают в Рим. Древнерусские книжники постоянно проводили такого рода параллели между своими князьями и персонажами библейской истории. Это были отнюдь не случайные, а наделенные определенным историческим смыслом сопоставления деяний библейских героев с поступками древнерусских князей. Библейские события и лица выступают прообразами последующих новозаветных событий и лиц, и несут в себе пророчества о них. Соотнесенность русской истории, запечатленной в летописях, житиях и княжеских жизнеописаниях с библейской, отраженной в книгах Библии (да плюс еще с «Иудейской войной» Иосифа Флавия), заключается в осмыслении исторического процесса. Это – произведения разного временного уровня, но единого временного потока. История молодой православной Руси находится уже по эту сторону границы – Рождества Христова – в новозаветном периоде. Но если в ветхозаветной истории обнаруживаются прообразы новозаветной, стало быть, они приложимы и к истории Руси, как части истории новозаветной. Так и появляются сравнения русских князей с библейскими персонажами уже новозаветного периода. Древнерусские книжники как бы (или на самом деле) подводят читателей «преизлиха наполненных книжною мудростью», т. е. знающих досконально Святое Писание, к простому выводу: нет ничего нового (в морально-этическом плане) в новой истории, чего прежде бы не было в библейском (иудейской). И как оценены деяния и поступки библейских персонажей, так будут оценены деяния и поступки древнерусских князей, потому что любое волеизъявление человека (выбор между добром и злом) могло и должно быть оценено через Святое Писание, ибо такая оценка уже дана ветхозаветным лицам и будет дана – на Страшном суде – новозаветным, о чем и свидетельствует «Откровение» Иоанна Богослова. 234 Возникает в этой связи вопрос, почему Александр Ярославич сравнивался с Веспасианом: только ли потому, что тот «побеждая, был непобедим»? Или все же подразумевался и другой, более глубокий и сокрытый смысл? Правильнее, как мне кажется, второе предположение. Чтобы подчеркнуть непобедимость Александра Невского можно было сравнить его, например, с Александром Македонским, пожалуй, в истории более известным, чем Веспасиан. Но Александр Ярославич сравнивается именно с Титом Флавием Веспасианом, «иже бе пленилъ всю землю Иудейскую» в 69 г. В этом сравнении легко угадывается прямая параллель с подавлением Александром Ярославичем новгородского восстания 1259 г. Веспасиану подавление восстания в Иудее принесло славу в Риме. Александру укрощение новгородцев принесло славу в Орде. Оба воспользовались славой для укрепления своей власти, но каждый, разумеется, по-своему. В приводившемся уже послании к римлянам апостол Павел говорит, что власти «надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести». «Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» [Гл. XIII, 57]. Благоверный князь Александр и следовал апостольской заповеди. Ну, а насчет того, что он «потопил восстание» русских против ордынцев, так Бог ему судья (и дар чудотворений тому свидетельство). Запад (и «западники») никогда не простят России, что она предпочла «дикий Восток» «культурному Западу», а в итоге – сохранила свою самостоятельность, вместо того, чтобы раствориться на периферии католического мира и стать его буфером в столкновении с тем же Востоком523. Заслуга Александра Невского заключается в том, что он сумел «Два подвига Александра Невского — пишет Г.В.Вернадский — подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке — имели одну цель: сохранение православия как нравственно-политической силы русского народа. Цель эта была достигнута: возрастание русского православного царства совершилось на 523 235 распознать оба зла и из двух избрал меньшее. Его выбор во многом способствовал тому, что мы не стали «подобием», а сберегли свою самобытность и высочайшую духовную культуру – Православие... Как полководец Александр Невский едва ли имеет себе равных среди других князей средневековой Руси. Но он был человеком своей эпохи, в характере которого причудливо сочетались жестокость к изменникам с отрицанием усобной княжеской борьбы и стремлением облегчить положение покоренного чужеземными завоевателями народа. Обеспечение границ, сохранение целостности территории, забота о её населении – вот главные черты деятельности князя Александра в тот критический период русской истории. Об Александре Невском кратко, можно сказать словами летописца XIII века: «потрудися за Новъгородъ и за всю Русьскую землю»524. Личность Александра Невского привлекала внимание не только историков, но и писателей, художников, композиторов, режиссёров. Полотна В. Васнецова, Н. Рериха, П. Корина, музыка С. Прокофьева, художественный фильм С. Эйзенштейна заставляют помнить о герое древнерусской истории. «Солнцем земли Суздальской» называется Александр Ярославич в финале «Жития Александра Невского». И. Н. Данилевский считает, что кончина Александра ассоциировалась у агиографа с наступлением «последних времен»525. Александр Невский занимает особое место среди выдающихся деятелей отечественной истории. Достаточно произнести его имя, как перед глазами даже самого неосведомленного в истории россиянина возникает образ благородного подавляющего князя, большинства посвятившего себя соотечественников защите он – Руси. Для олицетворение мужественного борца против агрессоров, покушавшихся на свободу и независимость нашей родины. почве, уготованной Александром. Племя Александрово построило Московскую державу» (См.: Вернадский Г. В. Два подвига Александра Невского. С. 567). 524 НIЛ. С. 84. 525 Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.). С. 182. 236 Практически любой не задумываясь, вспомнит и главные победы Александра – Невскую битву 1240 г. и Ледовое побоище, происшедшее двумя годами позднее. Причем в памяти обязательно всплывает и такая любопытная деталь: князю тогда было всего восемнадцать – двадцать лет. Основы мифа об Александре Невском были заложены уже вскоре после смерти знаменитого князя. Приблизительно в 80-е гг. ХШ столетия начал формироваться культ князя как святого, в чем кровно были заинтересованы его преемники. Тогда и была написана житийная повесть о нем. Основу ее составил рассказ о тех самых сражениях, которые мы так хорошо помним526. Итак, кто же он – князь Александр Ярославич? Герой, «солнце земли Суздальской», как его окрестила житийная повесть, «наш великий предок, который самоотверженно защищал Русь от внешних врагов и понимал решающую роль народа в этой защите» (как он вошел в наши учебники)? Или же прав М. М. Сокольский, которому принадлежат следующие строки: «Позор русского исторического сознания, русской исторической памяти в том, что Александр Невский стал непререкаемым понятием национальной гордости, стал фетишем, стал знаменем не секты или партии, а самого народа, чью историческую судьбу он жестоко исковеркал. … Александр Невский вне всякого сомнения был национальным изменником». Как ни странно, думаю, верно, и то и другое. Просто существуют несколько Александров. Один – «реальный» – сын своего времени, хитрый, властолюбивый и жестокий правитель, всеми силами старавшийся сначала заполучить, а потом удержать титул великого князя. Другой, мифический, Александр Невский – герой, созданный с определенными политическими целями. Он живет и действует сегодня, влияя на мысли и поступки множества людей, плохо знакомых с историей своего Отечества (хотя, скорее всего, полагающих, что отлично знают ее). 526 Повести о житии… Александра // ПЛДР: ХШ в. С. 426 237 Третий несколько модернизированный в XVIII веке, в связи с борьбой России за выход в Балтийское море, образ святого Александра Невского. И, наконец, четвертый образ великого защитника всей Русской земли Александра Невского, созданный в конце 1930-х – начале 1940-х годов благодаря совместным усилиям С. Эйзенштейна, Н. Черкасова и С. Прокофьева. Эти Александры почти «не знакомы» друг с другом. Пути их почти никогда не пересекаются. И, тем не менее, есть черта, объединяющая их: и «тот» и «наш» Александр – святые. Что же касается различий во взглядах на личность Александра Ярославича, то их существование уже само по себе – величайшее благо. Никто из смертных не обладает истиной в последней инстанции. Право на свою точку зрения (или на выбор среди уже существующих взглядов – что, в принципе, то же самое) имеет каждый свободный человек. Право выбора – дело непростое и ответственное. Оно, во-первых, требует определенной гражданской зрелости, а во-вторых, накладывает на совершающего выбор определенные обязательства – перед самим собой и окружающими. В условиях страшных испытаний, обрушившихся на православные земли, Александр – едва ли не единственный из светских правителей – не усомнился в своей правоте, не поколебался в своей вере, не отступился от своего Бога. Отказываясь от совместных с католиками действий против Орды, он неожиданно становится последним властным оплотом православия, последним защитником всего православного мира в то трагическое для Руси время. Могла ли такого правителя православная церковь не признать святым? Видимо, поэтому он канонизирован не как праведник, но как «благоверный» князь. Победы его прямых наследников на политическом поприще закрепили и развили этот образ. 238 Имперские амбиции России в XVIII–XX вв. изменили образ «святого благовернаго князя», придав ему изначально несвойственную окраску покровителя и военного заступника за Русскую землю. Традиция эта восходит к началу XVIII в. В 1724 г., по распоряжению Петра I и при его непосредственном участии, останки святого князя были торжественно перенесены из Владимира-на-Клязьме в новую столицу России – СанктПетербург. Очевидно, столь трепетное отношение к Александру было связано с чрезвычайно актуальным тогда вопросом борьбы за выход в Балтику и закрепления России на юго-восточном побережье Прибалтики. Недаром Петр I установил празднование памяти Александра 30 августа – в день заключения Ништадского мира со Швецией. В дальнейшем образ Александра как защитника Русской земли был закреплен в массовом сознании целым рядом официальных мероприятий. Так, в 1725 г. Екатерина I учредила высший военный орден его имени. Императрица Елизавета в 1753 г. соорудила для мощей Александра серебряную раку. Тогда же был учрежден ежегодный крестный ход из петербургского Казанского собора в Александро-Невскую лавру (один из четырех крупнейших монастырей в России). Традиция почитания Александра Невского сохранилась и в советский период. Накануне войны, в 1938 г. С. М. Эйзенштейн снял апологетический фильм «Александр Невский». Сценарий фильма (первый его вариант назывался «Русь», что само по себе показательно) получил резко отрицательную оценку профессиональных историков. Фильм был запрещен к показу. Причиной этого стали, однако, не расхождения с исторической правдой, а внешнеполитическими соображениями, в частности нежелание портить отношения с Германий. После официального выхода фильма на экраны в 1941 г. его создатели были удостоены Сталинской премии. С этого момента начинается новый взлет популярности древнерусского князя. 239 При этом военные заслуги Александра (победы в 1240 г. на Неве над десантом шведских рыцарей и в 1242 г. на льду Чудского озера над немецкими рыцарями) в официозной литературе преувеличивались, а его тесное сотрудничество с монгольскими захватчиками (подавление антимонгольских восстаний в русских городах, сдача Новгорода и Пскова монголам, использование ордынских отрядов в борьбе за власть) замалчивалось. Именно в таком обличье Александр и сохраняется сегодня в качестве культовой фигуры в массовом сознании русских людей. 240 ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА I ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Введение, перевод и комментарии С. А. Аннинского (без текста оригинала). – М.-Л., 1938. Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002. Старшая Ливонская рифмованная хроника / Ледовое побоище 1242 г. – М.-Л., 1966. Старшая рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л.. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002. «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / под ред. В.Л. Янина – М., 1987. Послание папы Климента III. 1.X.1188 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII–1270-е гг. – М., 2002. Послание папы Гонория III судьям Ливонии. 8. II. 1222 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Гонория III христианам в Руссии. 16.IX.1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Гонория III королям Руси. 17.I.1227 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Григория IX Балдуину Альнскому. 3.II.1232 г. // Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу. 23.01.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому от 15.09.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 19.III.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание папы Александра IV архиепископу Рижскому. 3.VIII.1255 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Договор о вступлении князя Герцике Висвалдиса в ленные отношения с епископом Рижским Альбертом / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Акт о разделе владений князя Герцике. 1224 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание епископа Вик-Эзельского Генриха. 13.IV.1241 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Грамота вице-легата архиепископа Ливонии. 3.Х.1248 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание магистра Отто фон Лютенберга горожанам и купцам Любека. 1269 г. / Матузова В. И, Назарова Е. Л. Ук. соч. Послание городского совета Риги горожанам Любека. 1269 г. / Матузова В. И., Назарова Е. Л. Ук. соч. Договор немецкого Ордена с сааремаасцами от 1241 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. – М., 1972. Немецко-куршский договор от августа 1267 г. / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. М., 1972. «Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю. К. Бегунов//Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. 241 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37. 38. 39. 40. 41. 42. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. – М., 1962. т. 2. Также: ПСРЛ. – М., 1998. Т 2. «Ливонская хроника» Германа Вартберга / Сб. мат. и ст. по истории Прибалтийского края.– Рига, 1879. Т. 2. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. – М.-Л., 1950; также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 3. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. – М.-Л., 1949. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. – М., 1962. Т. 1. Также: ПСРЛ. – М., 2001. Т. 1. Новгородская Четвертая летопись // ПСРЛ. – Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1. Новгородская Пятая летопись // ПСРЛ. – Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2. Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. – М., 1985. Петр из Дусбурга. Хроника Земли Прусской / издание подготовила В. И. Матузова. – М., 1997. «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга // ВИ. 1986. №7. Псковская Первая летопись // Псковские летописи. – М.-Л., 1941. Вып. 1. Псковская Вторая летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 5. Вып. 2. Псковская Третья летопись // Псковские летописи. – М., 1955. Вып. 2. Приселков М. Д. Троицкая летопись. – М.-Л., 1950. Хроника Эрика / Перевод и комментарии А. А. Сванидзе и А. Ю. Желтухина. – М., 1999. Памятники литературы Древней Руси: XIII в. – М., 1981. Послание папы Гонория III Альбрехту, графу Орламюндскому (Голштинскому), по поводу его намерения предпринять поход в Ливонию от 25 января 1217 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. №2, 1995. Бернард Клервосский. Похвала новому рыцарству // Мельвиль М. История ордена тамплиеров. М., 2000. II ИССЛЕДОВАНИЯ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. Алексеев Л. В. Полоцкая земля. Очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв. – М., 1966. Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX – XIII вв. – М., 1980. Александров Д. Н., Володихин Д. М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII – XVI вв. – М., 1994. Ангарский М. С. К вопросу о поисках места Ледового побоища // ВИЖ. 1960. № 6. Андерссон И. История Швеции. – М., 1951. Андреев А. Р. Монашеские ордена. – М., 2002. Антейн А. К. Дамасская сталь в странах Балтийского моря. – Рига, 1976. Апалс Я. Исследования городища Риексту калнс // Археологические открытия 1980 года. – М., 1981. Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии / Перевод с немецкого В. Бук. – СПб., 1912. Артемьев А. Р. Ледовое побоище и битвы XIV – начало XV вв. на северо-западе Руси // ВИ. 1991. № 2. Аунс М. Политическая структура Древней Латгалии. XI – нач. XIII в. // Известия АН Латв. ССР. 1982. №9. Баловнев Д. Треск от копий, звон от мечей // Родина. 2002. № 3. Балязин В. Н. Россия и Тевтонский орден // ВИ. 1963. № 6. Батура Р. Оборона Правобережья Нижнего Немана против агрессии Тевтонского ордена // ДГ. – М., 1986. 242 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37. 38. 39. 40. 41. 42. 43. 44. 45. 46. Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели русской земли». – М.-Л., 1965. Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966. Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII–XIV вв. // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Бегунов Ю. К. Русские источники о Невской битве. Несколько замечаний по поводу выступления Джона Линда // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Белецкий С. В., Сатырева Д. Н. Псков и Орден в первой трети XIII в. // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Белецкий С. В. Древний Псков. – СПб., 1996. Беляев И. Д. История Пскова и Псковской земли. – М., 1867. Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. – М., 1963. Берга Т. Монеты в погребениях на территории Латвии X – XII вв. // Известия АН ЛатвССР. 1976. № 4. Берга Т. Анализ нумизматического материала из археологических памятников Латвии X – XII вв. // Известия АН ЛатвССР. 1977. № 6. Берга Т. Монеты в археологических памятниках Латвии. IX – XII вв. – Рига, 1988. Богачев И. Н. Из истории борьбы русского народа с иноземными захватчиками в XIII–XIV вв. // Актуальные проблемы отечественной истории. – Воронеж, 1995. Богданов В. П., Рукавишников А. В. Взаимоотношения полоцких и смоленских князей в XII – первой трети XIII века // ВИ. 2002. № 10. Бокман Х. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории / Пер. с нем. В.И. Матузовой. – М., 2004. Варнаев В. Н. К истории комплектования новгородского войска // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 7. – Новгород. 1993. Вернадский Г. В. Русская историография. – М., 2000. Вернадский Г. В. Монголы и Русь. – Тверь, М., 2000. Володихин Д. М. Ещё раз о княжеской власти в средневековом Полоцке // ВИ. 2000. № 4-5. Гадзяцкий С. С. Водская и Ижорская земли Новгородского государства // ИЗ. – М., 1940. Т. 6. Гергей Е. История папства. – М., 1996. Головко А. Б. Христианизация восточнославянского общества и внешняя политика Древней Руси в IX – первой трети XIII вв. // ВИ. 1988. № 9. Горский А. А. Между Римом и Каракорумом: Даниил Галицкий и Александр Невский//Страницы отечественной истории. – М., 1993. Горский А. А. Александр Невский // Мир истории. 2001. № 4. Гумилев Л. Н. От Руси к России: Очерки этнической истории. – М., 1992. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М., 2000. Дамбе В. Ф. Название города Риги // Изучение географических названий. – М., 1966. Данилевский И. Н. Библия и Повесть временных лет (к проблеме интерпретации летописных текстов) // ОИ. 1993. № 1. Данилевский И. Н. Замысел и название Повести временных лет // ОИ. 1995. № 5. Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.): Курс лекций. – М., 2001. Данилевский И. Призрак желательной истории. Суды, прошлое и наши современники // Родина. 2003. № 12. Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XII ст. – Киев, 1896. Долгов В. Сквозь темное стекло. Александр Невский перед «судом истории» // Родина. 2003. № 12. 243 47. 48. 49. 50. 51. 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 59. 60. 61. 62. 63. 64. 65. 66. 67. 68. 69. 70. 71. 72. 73. 74. 75. 76. 77. 78. 79. 80. 81. Древний Псков. Исследования средневекового города. – СПб., 1994. Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги как источник по истории Древней Руси и ее соседей. X – XIII вв. // ДГ. 1988-1989. – М., 1991. Дубовский А. И. Российская средневековая цивилизация. – Брянск, 1992. Зутис Я. Русско-эстонские отношения в IX – XVI вв. // Историк-марксист. 1940. № 3. Зутис Я. Очерки по историографии Латвии. Прибалтийско-немецкая историография. – Рига, 1949. Ч. 1. Иловайский Д. Краткие очерки русской истории: Курс ст. возраста. – М., 1992. Ч. 1. История Дании: с древнейших времен до начала XX века. – М., 1996. История крестовых походов / Под ред. Дж. Райли-Смита. Пер. Е. Дорман. – М., 1998. История Латвийской ССР. – Рига, 1952. Т.1. История Литовской ССР с древнейших времен до наших дней. – Вильнюс, 1978. История Польши. – М., 1956. Т. 1. История Швеции. – М., 1974. История Эстонской ССР. С древнейших времен до 1861 г. – Таллин, 1961. Казакова Н. Н., Шаскольский И. П. Русь и Прибалтика. IX – XVI вв. – Л., 1945. Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X – начале XIII века // Проблемы истории феодальной России. – Л., 1971. Калнынь В. Е. Влияние древнерусской государственности и права на развитие народов, населяющих территорию Латвии в XI – XIII вв. // Правоведение. 1966. № 4. Караев Г. Н. Ледовое побоище и его трактовка на основе работ экспедиции // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966. Караев Г. Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966. Караев Г. Н., Потресов А. С. Путем Александра Невского. – М., 1970. Караев Г. Н., Потресов А. С. Загадка Чудского озера. – М., 1976. Карамзин Н. М. История государства Российского. – М., 1988. Т. 4. Кн. 1. Каргалов В. В. Полководцы X – XIV вв. – М., 1989. Карсавин Л. П. Монашество в средние века. – М., 1992. Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности в XII – XIII веках. – СПб., 1997. Кейслер Ф. Окончание первоначального русского владычества в Прибалтийском крае в XII столетии. – СПб., 1900. Кирпичников А. Н. Ледовое побоище 1242 г. (новое осмысление) // ВИ. 1994, № 5. Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Кирпичников А. Н. Александр Невский: между Западом и Востоком // ВИ. 1996. № 11-12. Клейненберг И. Э. О топониме «Gercike» в источниках XIII в. // ВИД. – Л., 1972. Вып. 4. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. – М.,1988. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. – М., 1995. Кн. 1. Князький И.О. Русь и степь. – М., 1996. Князький И. О. Византия и кочевники южнорусских степей. – Коломна, 2000. Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. – М., 1977. Колотилова С. И. К вопросу о положении Пскова в составе Новгородской феодальной республики // ИСССР. 1975. № 2. 244 82. 83. 84. 85. 86. 87. 88. 89. 90. 91. 92. 93. 94. 95. 96. 97. 98. 99. 100. 101. 102. 103. 104. 105. 106. 107. 108. Костомаров Н. И. Господство дома Св. Владимира. – М., 1933. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М., 1993. Кузнецова В. С. Геологические условия района Чудского озера // Ледовое побоище 1242 г. – М.-Л., 1966. Кулаков В. И. Пруссы (V – XIII вв.). – М., 1994. Кучкин В. А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских памятников (XIII – первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн. – М., 1990. Т. 1. Кучкин В. А. Александр Невский – государственный деятель и полководец средневековой Руси // ОИ. 1996, № 5. Кучкин В. А. Борьба Александра Невского против Тевтонского Ордена // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. – М., 1992. Линд Дж. Некоторые соображения о Невской битве и ее значение // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947. Ловмяньский Г. Роль рыцарских орденов в Прибалтике (XIII – XIV вв.) // Польша и Русь. – М., 1974. Матузова В. И. Идейно-теологическая основа «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга // ДГ. 1982. – М., 1984. Матузова В. И. «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга в культурноисторическом контексте // Балто-славянские исследования. 1985. – М., 1987. Матузова В. И. Создание исторической памяти: ранние исторические сочинения Тевтонского ордена в Пруссии // ДГ. 2001 год. – М., 2003. Мельвиль М. История ордена тамплиеров. М., 2000. Михайлов А. А. Вооружение и тактика немецких рыцарей в XIII в. // Псковская земля в 12-14 вв. – Псков, 1992. Молчанов А. А. Подвески со знаками Рюриковичей и происхождение русской буллы // ВИД. – Л., 1976, Вып. VII. Моора Х. А., Моора А. Х. К вопросу об историко-культурных подобластях в районах Прибалтики // СЭ. 1960, № 3. Моора Х., Моора А. Из этнической истории води и ижоры // Из истории славяноприбалтийско-финских отношений / Сб. статей под ред. Х. А. Моора и Л. Ю. Янитса. – Таллин, 1965. Моора Х. А., Лиги Х. К вопросу о генезисе феодальных отношений у народов Прибалтики // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. – М., 1969. Моора Х., Лиги Х. Хозяйство и общественный строй народов Прибалтики в начале XIII в. – Таллин, 1969. Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в IX – XIII вв. – Рига, 1965. Мугуревич Э. Проблемы формирования латышской народности в средневековье (по данным археологии) // Проблемы этногенеза и этнической истории балтов. – Вильнюс, 1985. Мугуревич Э. С. Учреждение и военная деятельность Ордена Меченосцев в Прибалтике (1202-1236) // ВЕДС. – М., 1994. Мугуревич Э. С. Ерсикское княжество и проблемы границ государства // Восточная Европа. Политическая структура Древнерусского государства. – М., 1996. Назарова Е. Л. «Ливонские Правды» как исторический источник // Древнейшие источники на территории СССР. Материалы и исследования. 1979. – М., 1980. Назарова Е. Л. Национально-освободительная борьба ливов в начале XIII в. // ВИ. 1982. № 1. 245 109. 110. 111. 112. 113. 114. 115. 116. 117. 118. 119. 120. 121. 122. 123. 124. 125. 126. 127. 128. 129. 130. 131. 132. 133. 134. 135. 136. 137. Назарова Е. Л. Изучение раннефеодальной истории Латвии в Латвийской советской историографии (1970-1980) // ИСССР. 1982. № 3. Назарова Е. Л. Из истории взаимоотношений ливов с Русью (X–XIII вв.) // ДГ. 1985. – М., 1986. Назарова Е. Л. Православие и социальная структура общества в Латвии (XI – XIII вв.) // Феодализм в России. – М., 1987. Назарова Е. Л. История лейманов в Ливонии. – М., 1990. Назарова Е. Л. К вопросу о вступлении Дании в войну за Эстонию // ВЕДС. – М., 1994. Назарова Е. Л. Регион Западная Двина в эпоху смены политического влияния // Контактные зоны в истории Восточной Европы – М., 1995. Назарова Е. Л. Русско-латгальские контакты в XII – XIII вв. // ДГ. 1992-1993. – М., 1995. Назарова Е. Л. Латгальская дань в системе отношений между Новгородом и Псковом // ВЕДС. Политическая структура Древнерусского государства. – М., 1996. Назарова Е. Л. К истории псковско-ливонского договора 1228 г. // ВЕДС. Международная договорная практика Древней Руси. – М., 1997. Назарова Е. Л. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. 1 четверть XIII в. // Историческая археология. – М., 1998. Назарова Е. Л. К вопросу о литовско-русском союзе 1262 г. // Староладожский сборник. – СПб.-Ст. Ладога, 1998. Назарова Е. Л. Низовские дружины в ливонской политике новгородских князей. 20-60-х гг. XIII в. // История и культура Ростовской земли. 1997. – Ростов, 1998. Назарова Е. Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе. – М., 1999. Назарова Е. Л. Шведские интересы в крестоносном наступлении на Эстонию (вторая пол. XII в.) // Северная Европа. Проблемы истории. – М., 1999. Назарова Е. Л. Князь Ярослав Владимирович и его роль в ливонской политике Новгорода // Археология и история Пскова и Псковской земли. – Псков, 2000. Назарова Е. Л. О топониме Клин в Новгородской Первой летописи // ДГ. 1998 г. – М., 2000. Назарова Е. Л. Дата основания Риги в контексте истории крестовых походов // Балто-славянские исследования. XV. Сб. науч. трудов. – М., 2002. Насонов А. Н. Из истории псковского летописания // ИЗ. М., 1946. Т. 18. Насонов А. Н. Летописный свод XV века (по двум спискам) / Материалы по истории СССР. Т. II. Документы по истории XV-XVII вв. М., 1955. Очерки истории СССР: Период феодализма IX – XV вв.: В 2 ч. – М., 1953. Ч. 1: IX – XIII вв. Паклар Э. К. Где произошло Ледовое побоище // ИЗ. М., 1951. Т. 37. Пашуто В. Т. О политике папской курии на Руси (XIII в.) // ВИ. 1949. №5. Пашуто В. Т. Очерки истории Галицко-Волынской Руси. – М., 1950. Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость в XIII в. – М., 1956. Пашуто В. Т. Борьба прусского народа за независимость (до конца XIII в.) // ИСССР. 1958. № 6. Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. – М., 1959. Пашуто В. Т. Рифмованная хроника как источник по русской истории // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. – М., 1963. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. – М., 1969. Пашуто В. Т. Страны Прибалтийского региона / Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. – М., 1972. 246 138. 139. 140. 141. 142. 143. 144. 145. 146. 147. 148. 149. 150. 151. 152. 153. 154. 155. 156. 157. 158. 159. 160. 161. 162. 163. 164. 165. 166. 167. 168. 169. 170. Пашуто В. Т. Александр Невский // ЖЗЛ. – М., 1974. Псков. Очерк истории. – Л., 1971. Псков. – Л., 1990. Петров А. Прорубь Чудского озера // Родина. 2002, № 3. Петрушевский А. Ф. Рассказы про старое время на Руси от начала русской земли до Петра Великого. – Ярославль, 1994. Похлебкин Б. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за тысячу лет в именах, датах и фактах. Вып. 1. – М., 1992; Вып. 2. – М., 1995. Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940. Проскурякова Г. В., Лабутина К. Борьба с немецкими рыцарями и обособление от Новгорода // Псков. – Л., 1990. Пуренс В. История Латвии. – Рига, 2000. Рабинович М. Г. Новгородское войско XI – XV вв. // История русского военного искусства. – М., 1943. Т. 1. Рабинович М. Г. Военное дело на Руси эпохи Куликовской битвы // ВИ, 1980, № 7. Райт Дж. К. Географические представления в эпоху крестовых походов: Исследование средневековой науки и традиции в Западной Европе. – М., 1988. Разин Е. История военного искусства с древнейших времен до первой империалистической войны 1914-1918 гг. – М., 1940. Ч. 2. Рамм Б. Я. Папство и Русь в X – XV вв. – М., 1959. Рукавишников А. В. Об организации власти в Полоцке в конце XII – середине XIII века // ВИ. 1999. № 3. Рыбаков Б. А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X – XII вв. // СА. VI. 1940. Рыбаков Б. А. Военное искусство // Очерки русской культуры XIII – XV вв. – М., 1970. Ч. 1. Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII – XIII вв. – М., 1986. Рябинин Е. А. Водская земля Великого Новгорода // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Сапунов А. Река Западная Двина. Историко-географический обзор. – Витебск, 1893. Свердлов М. Б. Из истории системы налогообложения в Древней Руси // ВЕДС. – М., 1978. Скутан Г. Гауйский коридор: северо-восточное направление Рижских торговых связей в XII-XVI веках // Староладожский сборник. Вып. 4. – СПб., Старая Ладога, 2001. Славяне и скандинавы. – М., 1986. Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI – первая пол. XIV в. – М., 1987. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. – М., 1960. Кн. 2. Т. 3. Стародубец П. А. Княжество Кокнесе в борьбе с немецкими захватчиками в Восточной Прибалтике в нач. XIII в. // Средние века. – М., 1955. Т. 7. Строков А. А. История военного искусства. – М., 1955. Средневековая Европа глазами современников и историков. Книга для чтения в пяти частях. – М., 1995, ч. 2. Тамла Ю., Тыниссон Э. Исследования городища Варбола // Известия АН ЭССР. – Таллинн, 1983. Т. 32. № 4. Тамла Ю., Тыниссон Э. Варболаская экспедиция в 1986-1987 гг. // Известия АН ЭССР. – Таллинн, 1988. Т. 37. № 4. Тихомиров М. Сражение на Неве // ВИЖ, 1940, № 7. Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII – XV вв. – М., 1941. Тихомиров М. Н. О месте Ледового побоища / Изв. АН СССР, сер. Истор. и философии, т. VII. М., 1950. № 1. 247 171. 172. 173. 174. 175. 176. 177. 178. 179. 180. 181. 182. 183. 184. 185. 186. 187. 188. 189. 190. 191. 192. 193. 194. 195. 196. 197. 198. 199. 200. 201. 202. 203. Тихомиров М. Н. Древняя Русь. – М., 1975. Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях. XIV – XV вв. – М., 1992. Труммал В. К. Археологические раскопки в Тарту и поход князя Ярослава в 1030 г. // СА. 1972. № 2. Трусман Г. Введение христианства в Лифляндии. – СПб., 1884. Тыниссон Э. Ю. Ливы // ВИ. 1970. № 3. Федотов Г. Святые Древней Руси. – М., 1990. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. – М., 1989. Финно-угры и балты в эпоху Средневековья // Археология СССР. – М., 1987. Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII в.) // Исторический источник. 2000. №2; №3-4; № 5. Хёш Э. Восточная политика Немецкого Ордена в XIII в. // Князь Александр Невский и его эпоха. – М., 1995. Хорошкевич А. Л. Из истории русско-немецких отношений XIII в. // ИЗ. – М., 1965. Т. 78. Христианство. Энциклопедический словарь. – М., 1993, Т. 1. ст. «Католическая церковь». Цауне А. В. Рига под Ригой. – Рига, 1989. Цауне А. В. Возникновение Риги // Цивилизация Северной Европы. – М., 1992. Черепнин Л. В. Летописец Даниила Галицкого // ИЗ. – М., 1941, №12. Чешихин Е. В. История Ливонии с древнейших времен. – Рига, 1884, Т. 1.; Рига, Т. 2. 1885. Шаскольский И. П. Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии 1240-1242 гг. против Руси // ИЗ. М., 1951. №37. Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII – XIII вв. – Л., 1978. Шаскольский И. П. Невская битва 1240 г. в свете данных современной науки // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.-Л., 1938. Шенк Ф. Б. Русский герой или фантом? Заметки к истории почитания Александра Невского // Родина. 2003, № 12. Шишов А. В. Полководческое искусство князя Александра Невского // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995. Шноре Э. Д. Асотское городище // Материалы по археологии Латвии. – Рига, 1957. Т. 1. Шноре Э. Д. Асотское городище // Материалы по археологии Латвии. – Рига, 1961. Вып. 2. Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси. X – XIII вв. – М., 1989. Эпоха крестовых походов / Под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. – Смоленск, 2002. Янин В. Л. Церковь Бориса и Глеба в Новгородском детинце. (О новгородском источнике «Жития Александра Невского») // Культура средневековой Руси. – Л., 1974. Янин В. Л. «Болотовский» договор о взаимоотношениях Новгорода и Пскова в XII – XIV вв. // ОИ. 1992. № 6. Янин В. Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XIII – XV веков. – М., 1998. Angermann N. Meinard, der Apostel Livlands // Arbeitshilfe. Bonn, 1986. № 51. Benninghoven F. Der Orden der Schwertbrüder. Köln, 1965. Brundage J. A. Holy War and the Medieval Lawyers // Idem. The Crusades, Holy War and Canon Law. Aldershot, 1991. Christiansen E. The Northern Crusades. The Baltic and the Catholic Frontiers. 11001525. London, 1980. 248 204. 205. 206. 207. 208. 209. 210. 211. 212. 213. 214. 215. 216. 217. 218. Inflanty w średniowieczu. Władztwa zakonu krzyżackiego i biskupów. Toruń. Wydawnictwo TNT. 2002. Johnson E. N. The German Crusades on the Baltic // A History of the Crusades. Wisconsin, 1975. Vol III. Latgali/Латгалы. – Riga, 1999. Mugurēvičs Ē. Die militärische Tätigkeit des Schwertbrüderordens // Colloquia Torunensia Historica. Toruń, 1991. Bd VI. Nazarova E. The Crusades against Votias and Ingrians in the thirteenth centuriy // Crusade and conversation on the Baltic frontier / Ed. by A. V. Murray. Aldershot; Burlington, 2001. Nicholson H. Templars, Hospitallers and Teutonic Knights. Images of the Military Orders, 1128-1291. Leicester: L.: N. Y., 1993. Selart A. Confessional conflict and political cooperation: Livonia and Russia in the thirteenth century // Crusade and convertion on the Baltic Frontier. 1150-1500. Aldershot; Burlington, 2001. Stadt und Orden. Das Verhältnis des Deutschen Ordens zu den Städten in Livland? Preussen und im Deutschen Reich. Marburg. 1993. Die Rolle der Ritterorden in der Christianisierung und Kolonisierung des Ostseegebietes/ Hrsg. Z. H. Nowak. Toruń, 1983. Tarvel E. Livländische Chroniken des 13. Jahrhunderts als Quellen für die Geschiche des Schwertbrüderordens und Livlands // ColloquiaTorunensia Historica. 1987. Bd IV. Tumler M. Der Deutsche Orden in Werken, Wachsen und Wirken. Wien, 1954. The Historiy of the Crusades / 2nd ed. Gen. Ed. K. M. Setton. The University of Wisconsin Press. Madison; Milwaukee; London, 1969-1989. Vol. 1-6. The Military Orders. Fighting for the Faith and Caring for the Sick/Ed. M. Barber. Aldershot, Variorum., 1994. The Military Orders. Vol. 2. Welfare and Warfare / Ed. H. Nicholson. Aldershot: Variorum, 1998. Urban W. The Baltic Crusade. 2 nd ed. Chicago, 1994. III ЭЛЕКТРОННЫЕ ПУБЛИКАЦИИ 1. 2. 3. 4. 5. 6. Назарова Е. Л. Псков и Ливония в XIII в. Война за «псковское» наследство. Часть 1. // Псковская губерния №11, 14-20 марта 2002 г. –< электронная версия http://www.gubernia.pskovregion.org/number_82/13. php./cgi-bin/search.pl. Назарова Е. Л. Псков и Ливония в XIII в. Война за «псковское» наследство. Часть 2. // Псковская губерния №12, 21-28 марта 2002 г. -< электронная версия http://www.gubernia.pskovregion.org/number_83/14. php./cgi-bin/search.pl. Назарова Е. Л. Псков и Ливония в XIII в. Война за «псковское» наследство. Часть 3. // Псковская губерния №13, 28 марта–3 апреля 2002 г. -< электронная версия http://www.gubernia.pskovregion.org/number_84/13. php./cgi-bin/search.pl. Назарова Е. Л. Псков и Ливония в XIII в. Война за «псковское» наследство. Часть 4. // Псковская губерния №12, 4-10 апреля 2002 г. -< электронная версия http://www.gubernia.pskovregion.org/number_85/13. php./cgi-bin/search.pl. Кирпичников А. Н. Древнерусский «клин» – боевой отряд или населенная местность? -< Использована электронная публикация http://histori.tuad.nsk.ru/Author/Russ/K/KirpichnikovAN/index.html Ужанков А. Меж двух зол. Исторический выбор Александра Невского. -< Использована электронная публикация http://www.pravoslavie.ru/. 249 Список сокращений ВЕДС - Восточная Европа в древности и средневековье ВИ – Вопросы истории ВИД – Вспомогательные исторические дисциплины ВИЖ – Военно-исторический журнал ГВНП – Грамоты Великого Новгорода и Пскова ГЛ – Генрих Латвийский ДГ – Древнейшие государства на территории СССР ИЗ – Исторические записки ИЛ – Ипатьевская летопись ИСССР – История СССР ЛЛ – Лаврентьевская летопись Н1Л – Новгородская первая летопись Н4Л – Новгородская четвертая летопись Н5Л – Новгородская пятая летопись ОИ – Отечественная история П1Л – Псковская первая летопись П2Л – Псковская вторая летопись П3Л – Псковская третья летопись ПВЛ – Повесть временных лет ПЛДР. XIII век. – Памятники литературы Древней Руси: XIII в. ПСРЛ – Полное собрание русских летописей СА – Советская археология СК и КДР – Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI – пер. пол. XIV в. СРХ – Старшая Рифмованная хроника СЭ – Советская этнография 250