примечания к первой книге

КРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА
ПОЗДНЯЯ АНТИЧНОСТЬ
Книга вторая
KARLHEINZ DESCHNER
KRIMINALGESCHICHTE DES CHRISTENTUMS
ROWOHLT
ERSTER BAND DIE FRUHZEIT
Карлхайнц Дешнер
Пер. с нем. В. Хмары. — М.:
ТЕРРА, 1999. - 544 с.
ISBN 5-300-02658-1 (кн. 2)
ISBN 5-300-00789-7
© 1986 by Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg
ГЛАВА 1 КАТОЛИЧЕСКИЕ «ДЕТИ-ИМПЕРАТОРЫ»
«Эти правители следовали примеру великого Феодосия».
Историк Церкви кардинал Гергенретер1
«Императоры тоже были благочестивыми католиками».
Петер Браун2
«Мир гибнет».
Св. Иероним3
РАЗДЕЛ ИМПЕРИИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ДВУХ ДЕСПОТИЧЕСКИХ
КАТОЛИЧЕСКИХ ГОСУДАРСТВ
В год посвящения Августина в епископы (395 г.) в Милане скончался император
Феодосии I. Высший клир церкви постоянно натравливал его на язычников, евреев,
«еретиков», а также на внешних врагов империи. Св. Амвросий и? Августин его восхваляли,
И уже в V в. церковники дали человеку, который мог проливать кровь как воду, прозвище
«Великий».
После кончины Феодосия Римская империя была разделена между его двумя
сыновьями. Западная Римская империя прекратила существование уже в 476 г., а Восточная
Римская империя под названием Византийская — просуществовала до 1453 г.
Но видимость единства оставалась. Некоторые законы издавались от имени обоих
правителей; принятые же сепаратно зачастую действовали в обеих частях. Однако
постепенно нарастало отчуждение. Политически каждая часть Империи вела обособленное
существование, и возникшая вскоре конкуренция способствовала взаимному ослаблению. И
в культурном отношении части империи чем дальше, тем больше отдалялись друг от друга.
На Западе греческий язык вскоре почти забывается, а на Востоке латинский, сохраняя свой
официальный статус, в реальной жизни все заметнее вытесняется греческим. Еще при
сыновьях Феодосия начинаются конфликты, в которых германские племена уже играют
существенную роль. На Востоке происходит стремительная смена фактических властителей.
На Западе свыше десяти лет государственными делами руководит Стилихон, женившийся на
Серене, племяннице Феодосия4.
После этого раздела никогда впредь ни один монарх не объединял всю Римскую
империю под своей властью. В Константинополе семнадцатилетний Аркадий (395—408 гг.)
правил восточной частью империи. Ее территория все ещё была огромна: вся современная
Румыния, Сербия, Болгария, Македония, Греция, кроме того Малая Азия, полуостров Крым,
Сирия, Палестина, Египет, часть Ливии и Пятиградье. Из Милана одиннадцатилетний
Гонорий (395—423 гг.) повелевал западной частью, которая была больше и богаче
восточной, но политически менее значимой.
Оба малолетних императора, опекаемые церковью и превозносимые за
благочестивость, продолжали религиозную политику своего отца. Так, Феодосии, считая
борьбу с «ересью» одной из своих важнейших задач, издал более двадцати указов против
еретиков, а его сыновья и их преемники продолжали поддерживать католицизм множеством
новых законов. Они способствовали ему в религиозном, юридическом и финансовом
отношении, они приумножали его собственность, они освободили клир от определенных
повинностей, от некоторых налогов, от воинской службы. Короче, существовавшее уже при
Феодосии отождествление верховной власти с делом ортодоксии теперь стало вполне
рутинным (Антон/ Anton)5.
При этом это католическое государство постоянно, все больше и больше
терроризировало адептов других религий, хотя язычники все еще занимали даже самые
высокие посты; пятеро, насколько известно, при Аркадии и четырнадцать при Гонории. Что
не следует рассматривать как проявление терпимости: ведь по-прежнему сохранялась
необходимость использовать на высоких должностях надежных, давно проверенных людей,
хотя и не обратившихся в новую веру. Лишь в V в., осЬбенно при Феодосии II, положение
меняется. Однако поначалу отдельных иноверующих граждан притесняли в меньшей
степени, нежели их веру; в руководящую верхушку попадали даже ариане (четыре, как
известно, при Аркадии и один при Гонории), Проводилась скорее прохристианская кадровая
политика, а не политика благоволения к христианской религии в целом, короче говоря,
политика «терпимости к персоне, нетерпимости к идее» (tolerance pour le personnes,
intolerance pour les idees», Кастаньоль). А «Римская Имперская Церковь», возникшая в IV в.,
в ответ на это еще более решительно встала на сторону поощрявшего ее государства. Она
молится за него, провозглашает, что власть от Бога, она оберегает его, так сказать,
метафизически: старый торг трона и алтаря6.
Хотя именно в раннем христианстве была широко распространена ненависть к
мирскому: в Новом Завете государство названо «великой блудницей» и «мерзостью земной»,
императора издавна рассматривали как слугу дьявола. Однако, начиная с Павла,
существовало и дружественное государству направление, сознательно приспосабливающееся
и все больше добивающееся успеха. Ириней писал: «Не дьявол распределил царства этого
мира, но Бог». Тертуллиан уверял: «Христиане никому не враги; меньше всего императору».
Историк церкви епископ Евсевий утверждал после признания Константином христианства,
что руководители отдельных церквей пользовались у всех гражданских и военных
должностных лиц большой любовью. Св. Иоанн Златоуст уверен, что хотя Господь поначалу
и предписал «только одну власть власть мужчины над женщиной», потом, однако, разрешил
и «другие власти», а именно «князей и начальников». При этом он хотел, «чтобы одна часть
господствовала, другая повиновалась; чтобы власть была монархической, а не
демократической, а также, что к князьям и подлинным, к богатым и бедным должно
относиться совсем по-разному: к одним приноравливаться, к другим — нет! Короче, с
развернутыми знаменами — навстречу власть имущим! А если кто-то противился Церкви, в
ход пускался и до сих пор пускается аргумент: Богу должно повиноваться больше, чем
людям... «Бог» — придется повториться — суть церковники, не теоретически, конечно, а in
praxi (на практике)7.
На Востоке и на Западе христианские центры правления представляли одно и то же
зрелище: непрерывные дворцовые интриги, борьба за власть, министерские кризисы и
убийства. Католические «дети^императоры» — Аркадий, Гонории, а затем Валентиниан III и
Феодосии II — были несамостоятельными, неспособными принимать какие бы то ни было
решения коронованными нулями, вокруг которых роились алчные придворные льстецы,
важные сановники, германские военачальники и, не в последнюю очередь, евнухи.
Удостоенные личного благоволения Их Величеств, кастраты окружают их постоянно, более
того, старший из них, дворцовый управитель, хотя и купленный зачастую на рынке рабов,
сплошь и рядом соперничает с высшими имперскими чиновниками, а при незначительных
властелинах — даже задает тон. Но иногда реальными правителями выступают и многие
magister offi-ciorum* — на Западе Олимпий, на Востоке Гелио, Ном и Евфимий. «Большая»
политика оказывается также в руках magister militum**, сражающихся на всех фронтах, а
порой и между собою, имперских полководцев — частично германцев, постепенно ставших
абсолютно незаменимыми при защите границ (Стилихон на Западе, Аспар на Востоке);
частично римлян (Аэций, Бонифаций). Бонифаций погибает в сражении с Аэцием; Аспар и
Стилихон убиты. Нельзя недооценивать, как это часто бывает во времена упадка (как будто
не все времена заканчиваются этим), некоторых женщин императорского дома — на Востоке
Пульхерию, Евдокию и Евдоксию, на Западе — Галлу Плациду8.
* Magister officio rum (лат.) — начальник канцелярии. (Примеч. peд.)
** Magister militum (лат.) — главнокомандующий. (Примеч. ред.)
Но за всеми дворцовыми перипетиями (однако не только за ними и не только за ними)
незримо присутствовал интригующий клир: высшие иерархи церкви, опасавшиеся за свое
положение и искавшие защиту в новых указах против «еретиков». А епископы уже в IV в. и
тем более в V в. постоянно вмешивались в прерогативы имперских чиновников, присваивая
их полномочия. Лучше всего им удавалось расширять объемы церковной юрисдикции,
episcopalis audientia, episcopate judicium, архипастырские «третейские функции». Конечно, им
не удавалось окончательно вытеснить государственное судопроизводство, тем более что
многие граждане пока еще предпочитали избегать епископских судов. Они готовы были
предстать перед любым другим судом. И это говорило о многом. В землях германцев
клерикальный арбитраж вообще не укоренился. Между тем уже со времен Константина I
каждый, в принципе, мог обратиться к епископу со своим гражданским делом. Хотя
равнозначность епископского суда и суда светского — сомнительна. Все это еще больше
разрушало и без того пришедшее в упадок управление. Возникло христианское
деспотическое государство, которое на Западе было разрушено вторгшимися «варварами».
Церковь же (отнюдь не единственная причина крушения) не столько укрепляла государство,
сколько постоянно подтачивала его, чтобы в конце концов его и унаследовать 9.
АРКАДИЙ, РУФИН И ЕВТРОПИЙ
Аркадий еще ребенком был в 383 году провозглашен августом, а с 384 года
самостоятельно правил Востоком. Сначала его воспитывала его мать Элия Флацилла,
ревностная католичка; а затем римский диакон Арсений. Этот монарх был достаточно
образован (даже язычник Фемистий, префект Константинополя, занимался с ним), но тем не
менее постоянно зависел от советников и жены Элии Евдоксии (матери св. Пульхерии и
Феодосия II), настроенной крайне антигермански. Она подстрекала его против язычников и
«еретиков» и вообще существенно влияла на его внутреннюю политику. Уже 7 августа 395
года семнадцатилетний император осудил власти за недостаточное усердие в преследовании
языческих культов10.
Но еще раньше, сразу после кончины отца, юный государь оказался под влиянием
своего опекуна, галла Флавия Руфина.
Этот praefectus praetorio Orientis, кстати, почти не упоминаемый в церковных историях,
по всей видимости, посоветовал своему покровителю Феодосию устроить кровавую бойню в
Фессалониках, одну из самых отвратительных в истории античности, поистине безобразно
описанную у Августина (кн. 1, стр. 383). Руфин Аквитанский, брат св. Сильвии, был
«фанатичным христианином» (Клаус/ Clauss). Он прекратил связи с язычниками Симмахом и
Либанием. Он построил апостольскую церковь в Халкидоне и преподнес ей (якобы)
реликвии Петра и Павла из Рима. Рядом с ней он основал монастырь для монахов из Египта.
Он кичился щедрыми пожертвованиями на церковь, равно как и своей строгой
«правоверностью». Епископы льстили ему наперебой. Сам святой учитель церкви Амвросий
называл его своим другом, правда, признавая при этом, что Руфина сильно ненавидели и
боялись.
Для начала Руфин избавился от своего соперника при дворе полководца-язычника и
бывшего консула Промота, добившись его высылки в армию, где тот и был убит. Все винили
в этой смерти Руфина. В 392 г. он организовал падение praefectus praetorio Татиана, блестяще
образованного язычника, и сам занял его место. 6 декабря 393 г. он приказал немедленно,
чтобы императорское помилование запоздало, обезглавить на глазах Татиана его сына
Прокула, префекта Константинополя. Самого Татиана он лишил имущества и отправил в
ссылку. Делом его рук стало и убийство, предположительно в 395 г., Лукиана, христианина и
поразительно честно мыслившего человека, чье имущество Руфин присвоил. По жалобе
одного из родственников императора он приказал арестовать Лукиана прямо среди ночи в
Антиохии, его официальной резиденции, и без предъявления обвинения забить свинчаткой.
Всеми способами этот друг святош обогащался за счет и богатых, и бедных. Он продавал
государственные должности любому, кто предлагал более высокую цену. Он продавал
государственных рабов. Он поощрял доносчиков. Он не чурался лживых обвинений и
принимал судебные взятки. Он накопил столь несметные сокровища, что Симмах, наиболее
видный представитель традиционного самосознания римлян той эпохи, говорит о
«вселенском грабеже». Помимо его алчности, которую с негодованием отмечал поэт
Клавдиан, античные историки указывали на его высокомерие, жестокость, порочность и
трусливость. Ему приписывают организацию вражды между восточной и западной частями
империи. Наконец, добиваясь женитьбы Аркадия на своей дочери, он пытался завладеть всей
империей11.
Однако, когда Руфин надеялся вот-вот стать соправителем, он сам лишился головы.
Ибо все его планы были перечеркнуты его злейшим врагом, старым евнухом министром
Евтропием. Этот сириец, некогда приобретенный на рынке рабов и кастрированный в ранней
юности, de facto правил Восточной империей. Про него говорили, что он направляет тупого
императора «как скотину» (Зосима).
Возможно, сговорившись с Стилихоном, Евтропий в ноябре 395 г. на
константинопольском поле для парадов приказал готским частям искромсать Руфина на
глазах у императора: размозжить лицо, вырвать глаза и расчленить тело. Затем его голова
была пронесена на копье через весь город. После этого Евтропий захватил большую часть
награбленного Руфином имущества. Да и все остальное он унаследовал от Руфина: и
чудовищную алчность, и властолюбие, и страсть к беззаконным ссылкам, конфискациям и
вымогательству, и его интриганство. При этом он был, правда, менее жестоким12.
Но постепенно Евтропий рассорился со всеми — с землевладельцами, с правоверной
императрицей, с церковью, привилегии которой он урезал в пользу государства. Он
проводил политику ограничения епископальной юрисдикции и права на убежище в церквах.
Ставший в 398 г. Patricius, а в 399 г. (как первый евнух) консулом, он в том же году впал в
немилость. И не кто иной, как Иоанн Златоуст, обязанный Евтропию своим патриаршеством,
теперь объяснил тому, укрывшее муся в церкви, что он «чинил несправедливости» клиру. И
сделал это в своей по-поповски двусмысленной, но ставшей знаменитой проповеди: «Ты
борешься против Церкви и сам низвергаешь себя в пропасть». При этом святой, однако, не
хотел «хулить» евнуха, «издеваться» над ним, «потешаться над его бедой». Вскоре после
этого Аркадий, некогда осыпавший Евтропия милостями, назвал его" в своем эдикте
«позором века» и «грязным чудовищем». Евтропий был сослан на Кипр, и в том же году
Аркадий, несправедливо обвинив его в присвоении императорских регалий, приказал
ликвидировать его в Халкидоне. (Обычной формой экзекуции было обезглавливание или
удушение.)13.
«ЖАРКОЕ ЛЕТО» 400 г. — СВ. ИОАНН ЗЛАТОУСТ И ИЗБИЕНИЕ ГОТОВ В
КОНСТАНТИНОПОЛЕ
Тем временем генералу Гайнасу, готу и арианину, сделавшему стремительную карьеру
в римской армии, удалось пробиться на самый верх. В 394 г. он принимал участие в войне с
Евгением, в 395 г. в походе Стилихона против Алариха, после этого в убийстве Руфина, а в
396 — 399 гг., так сказать при Евтропий, был comes et magister utriusque militiae*. Однажды
Гайнасу были выданы вожди враждебной германцам партии и его злейшие враги: консул
Аврелиан, проконсул Сатурний и личный секретарь Иоанна. Но гот лишь коснулся их мечом,
очевидно, давая понять, что они заслуживают смерти, после чего отправил их в ссылку14.
Однако в 399 г. после неудавшейся военной операции против своих соплеменников,
восставших под предводительством Трибигильда, Гайнас попал в двусмысленное
положение. В Константинополе в ответ на набеги, грабежи и вымогательства восставших
готов усилилась антиготская агитация и возникло активное национальное движение ярко
выраженной антигерманской направленности, которое «опиралось в основном на строго
верующих христиан» (Гейнцбергер/ Не-inzberger). Подогреваемый слухами народ и без того
ненавидел германцев, «варваров» и арианских «еретиков», которые претендовали даже на
создание в столице арианского храма. Из-за этого у Гайнаса был острый диспут с Иоанном
Златоустом, который ревностно пытался «обратить» готов; даже предоставил тем из них,
которые исповедовали католичество, специальный молельный дом — церковь св. Павла, и
тем самым стал «основателем «немецкой» национальной Церкви в Константинополе»
(католик Баур/Bauer).
Но арианское богослужение епископ запретил настрого. Он опротестовал перед
императором требование Гайнаса о допущении арианства. Он метал громы и молнии на
ариан и прочих «еретиков». Он заклинал императора, который всецело находился под
влиянием Евдоксии, фанатичной антигерманистки, ставшей в 400 г. императрицей, ни в коем
случае не допускать, чтобы святое было отдано на потребу собакам. Ведь лучше потерять
трон, чем предать Божий дом. Сравним со схожими советами его коллеги Амвросия (кн. 1,
стр. 353, 362, 369)! Вмешательство патриарха воодушевило граждан. И «жарким летом» 400
г. они взбунтовались, ослепленные ненавистью к чужакам и верой в незыблемость
национальных различий. «Решающим же было противостояние верований; примечательно,
что кровавая бойня разразилась именно тогда, когда Гайнас потребовал разрешить готамарианам открыть свой храм» (Аланд/ Aland).
* Gomes et magister utriusque militae (лат.) — наместник и/или главнокомандующий.
(Примеч. ред.)
Национальная партия вооружила граждан, и вместе со столичным гарнизоном и
дворцовой охраной они напали на готское меньшинство. Гайнасу и части его войска удалось
спастись: ночью 12-го июля 400 г. они с боем прорвались через одни из городских ворот. Но
очень многие его солдаты, а также их жены и дети в тот же день были вырезаны или
сожжены вместе с «готской церковью», где они пытались укрыться. Утверждается, что всего
погибло более 7 тысяч человек. Людвиг/ Ludwig полагал, что инициатором этих событий
являлся св. Иоанн Златоуст, но, скорее всего, им был епископ Синесий, чьи
разглагольствования были типичны для царившего тогда в Константинополе
антигерманизма. А авторитет Иоанна Златоуста «в это смутное время» укрепился,
разумеется, не потому, что он, как считает католик Штокмейер/ Stockmeier, встал «над
партиями», а потому, что он изначально примыкал к победившим. Католики, трусившие
вступить в открытую схватку с готами, снесли крышу церкви, в которой те укрывались, и
истребляли их градом камней и горящих бревен. 34 годами ранее подобный способ действий
был успешно опробирован в Риме, во время борьбы двух пап. По* еле этой битвы все
воссылали благодарственные молитвы небесам, а Иоанн Златоуст с тех пор еще чаще
восхвалял в проповедях Того, Кто управляет человеческими судьбами15.
Бежавший Гайнас, ставший отныне государственным преступником, пробивался через
Фракию к своим соплеменникам на другом берегу Нижнего Дуная. Однако после разгрома
его войск при попытке переправиться через Геллеспонт он пал 23 декабря 400 г. от руки
мелкого гуннского вождя Улдина, подкупленного правительством. В начале следующего
года голова Гайнаса была отправлена в Константинополь, где зимой 401— 402 гг. praefectus
praetorio Orientis уже вновь был Аврелиан16.
ОХОТА ЗА ГОЛОВАМИ, ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЯЗЫЧНИКОВ И «ЕРЕТИКОВ»
Христианский мир с удовольствием взирал на головы павших врагов; их видом
наслаждался и знатный, и простолюдин. Обычной практикой было возить по империи
головы подвергшихся каре высокопоставленных особ и выставлять их на всеобщее
обозрение как почетные трофеи. Марк Твен полагал, что убийство представляет собой не
только важнейшую страсть рода человеческого, но и является изначальным фактом его
истории. Но только христианству удалось достичь тех высот, которыми оно может
гордиться. В два-три столетия будет признано, что христиане самые способные охотники за
головами17.
Уже Константин, первый император, принявший христианство, в 312 г. после битвы у
Мильвийского моста приказал во время триумфального марша через Рим забросать
отрубленную голову своего бывшего соправителя Максенция камнями и дерьмом и пронести
ее до Африки (кн. 1, стр. 193). Голова узурпатора Юлия Непоциана, восставшего
предположительно по заданию Константинополя, также была в 350 г., уже на 28-й день его
правления пронесена через весь Рим. Через три года голову узурпатора Магненция (кн. 1,
стр. 269 ) можно было лицезреть во многих провинциях империи. Символами христианских
побед стали головы Прокопа, родственника императора Юлиана, в 366 г. (кн. 1, стр. 301),
Магнуса Максима в 388 г. и Евгения в 394 г. (кн. 1, стр. 393). На обозрение выставлялись в
конце IV в. и в начале V в. головы Руфина, Константина III, Иовина, Себастьяна, а иногда —
даже головы родственников неугодных лиц18.
Помимо антиготской политики, правления Аркадия и Го-нория ознаменовались
преследованиями язычников и «еретиков». Причем эти преследования были еще более
жестокими, чем во времена их отца, которого в 388 г. в городе Эмоне, тогда
принадлежавшем Италии, еще приветствовали языческие жрецы в полном облачении19.
Едва придя к власти, новые повелетгели угрожают отпавшим христианам более
строгим применением существующих законов, а чиновникам, которые не будут им следовать
— смертной казнью. В 396 г. все привилегии и доходы, которыми еще обладали жрецы,
были отменены, а языческие праздники — запрещены. В 399 г. был принят указ о снесении
сельских храмов — первый закон об их искоренении. Полученные таким образом материалы
используются на строительстве дорог, мостов, водопроводов и городских стен. Места
поклонений в городской черте передавались горожанам. Произведения искусства хотя и
находились под охраной, но епископам и монахам было до этого мало дела. Все языческие
алтари подлежали уничтожению, а оставшиеся статуи богов следовало удалить. Их
запрещалось использовать не только в культовых целях, но даже для установки в купальнях.
Об этом говорят указы Аркадия от 399 г. и Гонория — от 408 и 416 гг. Отсюда можно
сделать вывод, что закон об окончательной конфискации изображений языческих богов
всякий раз оказывался не более эффективным, чем предыдущие20.
Указы, издававшиеся от имени обоих императоров, имели силу в обеих частях
Империи, но на Западе они применялись мягче. Здесь, как правило, придерживались более
ранних постановлений21.
Само собой разумеется, что оба императора боролись с «еретиками», как ужесточая
существующие законы, так и принимая новые.
На рубеже IV—V вв. они грозили им конфискацией имущества, изгнанием или
ссылкой. Даже дети, противившиеся обращению, лишались всего имущества. Иноверущие
христиане должны были передать свои церкви «правоверным». Они не имели права строить
новые храмы, использовать частные дома в культовых целях, проводить собрания и
богослужения как открыто, так и тайно, а также приглашать священников. «Еретиков»
лишили прав гражданского состояния, им запретили называть себя христианами, составлять
завещания и наследовать по ним. А в 398 г. для них вводится смертная казнь, прежде
применявшаяся только в отношении манихеев, которых преследовали с наибольшей
жестокостью. Все эти меры по подавлению и истреблению обычно инспирировались
«большой церковью»22.
ГОНОРИЙ, СТИЛИХОН, АЛАРИХ И ПЕРВЫЕ РАЗБОЙНИЧЬИ НАБЕГИ
ХРИСТИАНИЗИРОВАННЫХ ГЕРМАНЦЕВ
Вместо Гонория (395—423 гг.), который стал императором Западной Римской империи
в одиннадцатилетнем возрасте после смерти своего отца, вначале правил назначенный
Феодосием уже на смертном одре Флавий Стилихон — имперский полководец и наполовину
вандал по происхождению.
Сын офицера-вандала, командовавшего при Валенте конным полком, он хотя и был
католиком, но его политика в религиозных вопросах была подвержена колебаниям. С одной
стороны, он приказал сорвать с дверей храма Юпитера на Кайитолии золотые украшения и
сжечь древние прорицательские книги. После вмешательства императора он распорядился о
привлечении к суду «еретиков», прежде всего донатистов. Он возобновляет привилегии
церкви. С другой стороны, Стилихон разрешил вновь воздвигнуть статую Виктории (кн.1,
стр. 362). Исходя из государственных соображений, он оказывал протекцию отдельным
язычникам, продвигая их вплоть до уровня римской городской префектуры/Все еще
существовали идолопоклонники, которым шли на уступки, чтобы привязать их к
христианскому императорскому дому, так как тот нуждался в сенате как в противовесе
авторитету Константинополя. Таким образом, честолюбие знатных язычников ловко
удовлетворяли, предоставляя им важный с точки зрения традиции пост городского префекта
Рима, но одновременно держа их в отдалении от постов, важных в реальной политике23.
С 384 г. Стилихон был женат на племяннице Феодосия Серене, ревностно верующей и
энергичной особе, которая приобрела заметный авторитет при дворе Гонория, чьей няней
она некогда была. В 398 г. Стилихон женил императора Гонория на своей дочери Марии, а
после ее кончины в 408 г. — на ее младшей сестре Ферманции. Это еще больше усилило его
влияние на государя, всю жизнь зависящего от других24.
При Стилихоне в Италию вторглись вестготы (кн. 1, стр. 393 ), германское племя,
принявшее христианство раньше других. Ведь готы были главнейшими миссионерами среди
германских племен. Большинство «варваров», которые с середины IV в. устремились в
Дунайские провинции, прежде всего в Паннонию и Мезию, где уже существовали
«епископства», вскоре отошли от язычества и восприняли арианство. Согласно церковному
историку Сократу, готы под впечатлением поражения от Константина, то есть
принужденные мечом, «впервые поверили христианской религии». Снова и снова — в 315,
323 и 328 гг. — они подвергались нападению этого жаждущего власти деспота и всякий раз
терпели поражение (кн. 1, стр. 214), Особенно тяжелым стало поражение в 332 г., когда их
потери, среди которых, видимо, было много женщин и детей, исчислялись сотнями тысяч.
Новейшее исследование также полагает, что успехи Константина на полях сражений и
политическое вхождение готов в Римскую империю дали «толчок» их христианизации. С тех
пор неоднократно оправдывалось достопамятное высказывание епископа блаженного
Феодорита: «Исторические факты свидетельствуют, что война приносит нам больше пользы,
нежели мир»25.
После того как готы, усиленные гуннами и аланами, в 378 г. уничтожили армию
Валента при Адрианополе (кн. 1, стр. 356 ), они наводнили Восточную Римскую империю.
Но потом Аларих I, основатель вестготского королевства, вступил в союз с императором
Феодосией, и в сражении с Евгением в 394 г. при Фригиде (кн. 1, стр. 393) сильный отряд
вестготов понес самые большие потери — около 10 тысяч воинов. Это породило подозрение,
что Феодосии намеренно принес их в жертву.
Сразу после смерти последнего Стилихон отослал опасных союзников обратно на
Восток. Но там уже Аркадий отказал вестготам, поселившимся на Дунае, в дальнейших
выплатах. После этого они под предводительством Алариха вторглись в Империю как писал
Аланд, «они почти без исключения были христианами... и даже убежденными христианами»,
они имели собственное церковное устройство, омийского* епископа Сигисхари и, пожалуй,
даже монахов. Они пронеслись по Балканам до самой южной оконечности почти
беззащитной Греции. Согласно Евнапию Сардскому (ок. 345—420 гг.), правда, закоренелому
врагу христиан, даже монахи пошли на государственную измену, способствуя проходу
Алариха через Фермопилы. Во всяком случае, ни до, ни после Греция не была разорена
сильнее: Македония, Фессалия, Беотия, Аттика. Фивы спасли их мощные стены. Афины
подверглись страшному разграблению. (То, что город защищали Афина и Ахилл —
тенденциозная языческая сказка.) Страшно пострадала и вся остальная Греция: ее дворцы,
храмы, произведения искусства. Коринф сожжен. Беотия даже спустя десятилетия оставалась
опустошенной. Вообще, готы-христиане полностью разрушали взятые города. Об этом
свидетельствуют многие источники, «При этом они повсюду вырезали мужчин, а детей и
женщин вместе с их пожитками, толпами утоняли за собой как добычу». (Зосима). Пусть это
и преувеличение, но катастрофа была ужасной. Она не миновала и язычников, но была мудро
использована церковными миссионерами: теперь св. Иероним мог утверждать, что «вся
Греция находится под владычеством варваров». Он писал: «Душа содрогается при виде руин
века нынешнего»26.
Император Аркадий между тем назначил Алариха магистром militum per Illyricum, и
Стилихон прекратил борьбу против него. В течение пяти лет вождь готов сохранял
спокойствие. Затем Византия из-за страха перед Западной Римской империей, а также из-за
личной ревности Руфина к Стилихону, сговорилась с варварами. Тем самым она впервые
защитила себя способом, достойным подражания, переключив интерес Алариха на Запад27.
* Партия омиев — наряду с аномеями и омиусианами, одно из направлений арианства.
(Примеч. ред.)
Со времени кимвров и тевтонов, почти полностью истребленных Марием при Аквах
Секстиевых и Верцеллах (102 — 101 гг. до н. э), это стало первым вторжением «варваров» в
Италию28.
Явившись из уже жестоко разоренных дунайских областей, вестготы в ноябре 401 г.
достигли Италии. Они шли через альпийские перевалы, хорошо известные им со времен их
походов под предводительством Феодосия, и через Бирн-баумер-Вальд (северо-восточнее
Триеста). Время похода было выбрано удачно. Стилихон оттянул из Италии все наличные
войска для отражения нападения вандалов на Ретию, тем самым обнажив все границы.
Гонорий уже готовился к бегству на запад, но по совету Стилихона императорский двор
укрывается в Милане, куда сам он поспешил с частями из Галлии и Британии для снятия
осады. Готы, которые тем временем захватили Венецию, под Миланом потерпели
поражение. Битва при Полленцо, принесшая огромные потери, была начата Стилихоном в
воскресенье 6 апреля 402 г., на Пасху, когда его арианские противники не хотели воевать.
Она продолжалась до глубокой ночи, но не выявила победителя. Однако готский лагерь,
семья Алариха и все их военные трофеи попали в руки Стилихона. Было заключено
перемирие. При Вероне же, которую готы сожгли в том же или в следующем году, они
попали в окружение и уступили военачальнику императора. Правда, тот не отдал приказ
уничтожить готские полчища, и без того ослабленные голодом, чумой и дезертирством.
После их неудачной попытки пробиться к Бреннерскому перевалу, он дал им уйти из Италии
через Юлийские Альпы29.
Последний значительный римский поэт Клавдий Клавдиан в свое время воспевал
резню под Вероной: «Когда изможденный (римский) солдат покидает поле брани, он
(Стилихон) бросает в бой (варварские) вспомогательные части, чтобы выправить положение.
Таким хитроумным способом он ослабляет диких дунайских соседей силами их же
соплеменников и приносит римлянам двойную пользу, поскольку варвары гибнут с обеих
сторон» (Et duplici lucro committens proelia vertit / In se barbariem nibis utrimque cadentem,)30.
Неприязнь римлян к «варварам» и желание уничтожать германцев руками самих
германцев, используя их распри (о чем мечтал еще Тацит), снова и снова проявляется во
время великого переселения народов— каков эвфемизм! В это время, когда обострились
религиозные противоречия, католики все больше и больше отождествляли себя с римскоимперским идеалом. Такие понятия, как «Рим» и «римский», теперь и для них означают
божественный «порядок» мироздания: Наряду с представителями римской знати, жуткую
картину зверств «варваров» рисуют отцы церкви: Амвросий, Иероп ним, Августин, Орозий и
даже Проспер Тирон Аквитанский. Диснер/ Diesner же считает, что очень часто речь идет о
чистом вымысле31.
Согласно Пруденцию (348 — после 405 гг.), величайшему раннекатолическому поэту,
которым восхищались и зачитывались в средние века, римляне отличались от «варваров»,
как человек от зверя! Не языческим богам обязан ты своими победами, обращался он к
Гонорию. Легионы закалила христианская вера. Ведь Пруденций, желая славить церковь и
даже свою жизнь «всецело отдать Христу» (Алтанер/ Штуйбер // Altaner/ Stuiber), тут же
восхваляет христианскую веру за то, что она укрепляет патриотизм и милитаризм 32. (Она и
по сей день продолжает крепить их словом и делом!)
На Востоке антигерманскую пропаганду проводил Синесий (умер в 413/414 г.).
Совершенно неприкрыто этот выходец из старой провинциальной аристократии и крупный
землевладелец подстрекал императора к большей активности. Позднее он же, некрещеный,
отрицающий христианство и открыто критикующий его эсхатологию, становится епископом
Птолемаиды (Ливия) и митрополитом Пятиградия!
В 410 г. Синесий согласился, чтобы патриарх Феофил Александрийский посвятил его в
сан, при условии, что ему будет позволено сохранить свои нехристианские воззрения и
остаться в браке. Особенно он настаивал на праве иметь «многих и удачных детей». Бог дает
ему закон — пусть же патриарх оставит ему жену. Изобретатель нового оружия против
«варваров» организовал войну против племен пустыни, произносил пламенные речи и не
был в этом исключением (ср. кн. 1, стр. 260). Впоследствии епископы организовывали
выступления уже против германцев и персов. (Нападение последних на один из городов
Фракии, к примеру, отбил местный архипастырь, самолично поразив вражеского
предводителя снарядом мощной метательной машины. Рассказывают и об истинных чудесах
героизма епископа в Тулузе, командовавшего во время осады.)
Синесий же, неверующий прелат, действительно павший в бою против племен
пустыни, резко выступал и против проявлений ереси. Он призывал к тому, чтобы
супротивных христиан «отсекали, как неизлечимо больной орган, дабы не пострадали
здоровые. Ибо грязь заразна, и кто прикоснется к нечистому, тот разделяет вину... Поэтому
церковь Птолемаиды предписывает всем своим сестрам на земле нижеследующее...» И тут
следует самый ранний пример буллы об отлучении ставших неугодными христиан: «И
церкви, и святые места должны быть для них закрыты. У дьявола нет доли в раю; если же он
тайно проскользнет, то подлежит изгнанию. Итак, я предостерегаю горожан и должностных
лиц от того, чтобы они делили с ним крышу или стол. В особенности это касается
священников: они не должны привечать их при жизни и отпевать после смерти...»33.
Дьявол для адептов Благой Вести и любви к ближнему и к врагам — это христианин,
верующий иначе!
Неверующий церковник Синесий читал проповеди о «безупречной справедливости
догм»! И сколько же было ему подобных! Смущает ли это церковь? Ведь конфликт с ней
возникает лишь там, где теологи преувеличивают значение своей профессии и свои
своеобразные взгляды на христианство объявляют обязательными для всей церкви (фон
Кампенхаузен/ v. Campenhausen)34.
... Гонории однажды на триумфальной колеснице, в которой рядом с ним стоял
Стилихон, поспешал в Рим через Мильвийский мост, со славной добычей и осененный
Христом, — так воспел это Пруденций. Одни христиане-германцы сражались с другими
христианами-германцами и вновь спасли Италию от германцев.
ВТОРЖЕНИЕ РАДАГЕСА, УБИЙСТВО СТИЛИХОНА И ПРОДОЛЖЕНИЕ
РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ РЕЗНИ ГОТОВ
В конце 405 г. новый, мощный союз германских племен, состоявший в основном из
язычников остготов, во главе с королем кочевников Радагесом выступил из Паннонии и в
начале 406 г. вторгся в Италию. Согласно Орозию, он насчитывал 200 тысяч, а по Зосиме, —
даже 400 тысяч; что является полной чепухой. Как бы то ни было, всю Италию охватила
паника. Готы осадили Флоренцию, но вынуждены были отступить в горную местность
Фезуле (Фьезоле). Там, «по Божьей воле»
(Орозий), Стилихон, опытный стратег, окружил их и уморил голодом. «Гораздо больше
100 тысяч человек, не потеряв при этом ни одного римлянина не только убитым, но и
раненым», - что Августин приписывает «милости Божьей». 23 августа 406 г. Радагес при
попытке ускользнуть через римское окружение был схвачен и вскоре обезглавлен. Его
войско капитулировало. Пленных, превращенных в рабов, оказалось такое множество, что
это сбило рыночную цену. Раба можно было приобрести за один золотой динарий. Бог
помог, ликует Августин, «удивительный и милосердный».
Спаситель Италии Стилихон тогда на Форуме получил в подарок статую с надписью на
постаменте: «Его превосходительству (inlustrissimo viro) Флавию Стилихону, дважды
действительному консулу, магистру обоих родов войск, командующему гвардией, главному
конюшему, который с юности продвигался по ступеням блестящей военной карьеры и
поднялся до высочайшего родства, сподвижнику блаженной памяти императора Феодосия во
всех его походах и победах, породнившемуся с ним, а также тестю нашего государя
императора Гонория, римский народ решил, отдавая дань его исключительной
популярности, в озаменование его трудов и непреходящей славы, воздвигнуть у ораторской
трибуны статую...»
Однако в конце 406 г. в Галлию вторглись вандалы, аланы, свевы и захватили ее. В то
время (так часто оплакиваемое как mala tempora*), узурпатор следовал за узурпатором.
Сначала, в конце 406 г. в Британии объявился некто Марк, но вскоре, в 407 г., он был
убит. Спустя четыре месяца погиб и его преемник Грациан. В том же году в Британии
взбунтовались части под командованием Флавия Константина Ш (407—411 гг.). Некогда
рядовой солдат, он стал императором. Как и большинство узурпаторов, начиная с
Константина I, он был христианином, о чем свидетельствуют литературные источники и
монеты. Константин III переправился с войском в Галлию и затем отправил своего сына
Константа, бывшего монаха, в Испанию. Там он разбил войска под предводительством
родственников Гонория, а Константин приказал казнить двух из них — Дидима и Венериана.
Прочие предводители побежденных бежали в Италию, туда же направился и Констант, после
того как отец провозгласил его правителем. Но теперь против Константина III взбунтовался
его собственный magister militum Геронтий, которому грозило разжалование. В пику
Константу Геронтий провозгласил своего сына Максима императором, разгромил Константа
и преследовал его до Галлии. В начале 411 г. Геронтий, незадолго до того, как его самого
принудили к самоубийству в Испании, приказал обезглавить Константа в Вьенне.
Константин III, в свою очередь, потерпел поражение от полководца Гонория. был
рукоположен в священники, после чего сдался в своей столице Арле, заручившись гарантией
сохранения жизни. Но в августе 411 г. католический император приказал обезглавить его и
его младшего сына Юлиана у Минца. Два высопоставлен-ных сановника Константина III и
галльского императора Иовина Децим Рустик и Агроэций вместе с их ближайшим
окружением были зверски убиты в Клермоне.
* Mala tempora (лат.) — дурные времена. (Примеч. ред.)
Впрочем, мы забежали на несколько лет вперед.
Между тем Аларих грозил вновь вторгнуться в Италию. Стилихон оказался в тяжелом
положении. Он советовал пойти на уступки. Католики протестовали. Они ненавидели этого
потомка вандала и римской провинциалки — человека, который, пренебрегая законами
против «еретиков», прекратил разрушение их храмов и даже распорядился вновь установить
статую Виктории в зале заседаний сената; пусть и не как культовое изображение, а просто
для красоты35.
Антигерманизм Востока все больше проникал на Запад.
Учитель церкви Иероним в это время натиска «варваров» на Италию подвергал
нападкам политику Стилихона. В германцах он видел знаки Антихриста, если не самого
Антихриста. В письме к молодой вдове Герухии (ах, сколь многим юным дамам писал этот
святой, и какие непристойности он иногда себе позволял на бумаге!), которую он пытался
отговорить от вступления в повторный брак, он прерывается и делает экскурс во всемирную
историю: «Но что я делаю? Корабль идет ко дну, а я твержу о грузе. С путей человеческих
устранили Того, Кто устранял заразу и приостановил порчу — а мы все еще не разумеем, что
Антихрист уже в пути... Бесчисленные дикие племена разлились по всей Галлии. Вся область
между Альпами и Пиренеями, между океаном и Рейном опустошена квадами и вандалами,
сарматами и аланами, гепидами и геруленами, саксами, бургундами, алеманнами и — о
несчастная страна! — нашими врагами из Паннонии. Ассур идет с ними. Майнц, некогда
знаменитый город, захвачен ими и разрушен, и многие тысячи людей погибли в храмах.
После продолжительной осады пал и Вормс. Укрепленный Реймс, а за ним Амьен, Аррас и
все побережье, Турней,
Шпейер и Страсбург — все это теперь во власти германцев. Аквитания, Нейнгауланд,
окрестности Лиона...» Иероним неистощим в своем красноречии. Он то заливается слезами,
то не в силах даже рыдать. «Кто же мог предполагать, что подобное случится? Какому
историку удастся описать все это? Что Рим на своей земле будет сражаться не за умножение
славы, но за самое свое существование! Нет, даже не сражаться, а за золото и все свое
достояние выкупать свою жизнь! Мы не вправе возлагать вину за наше бедственное
положение на наших богобоязненных императоров. Это случилось из-за гнусности
полуварварского предателя, который вооружил наших врагов на наши же деньги»36.
Итак, по Иерониму, виноваты отнюдь не благочестивые католические правители, но
Стилихон, чье участие во всех войнах и победах императора, увековечено в надписи на
постаменте его статуи. (Правда, впоследствии имя Стилихона было удалено.)
Полуварварский изменник римскими же деньгами проложил путь врагам. К слову сказать,
того же мнения придерживались и римские язычники, и йсе антигермански настроенные
противники Стилихона «как в гражданской администрации, так и в церкви»
(Эльберн/Elbern). Его снова и снова подозревали в намерении заполучить корону для своего
сына Евхерия либо на Востоке, либо, избавившись от Гонория, на Западе. Далее
утверждалось, что Евхерий, который, возможно, и сам был христианином, замышлял
гонения на христиан. Конечно, и самого Стилихона подозревали в жажде власти, в
узурпаторских намерениях. Распространялись слухи, что он уже приказал отчеканить для
себя монеты, что его жена Серена препятствует беременности своих дочерей от императора,
тем самым содействуя узурпаторским планам мужа. Однако, едвд ли можно сомневаться в
верности Стилихона императору, отвергшему теперь его дочь Ферманцию, несмотря на то,
что он вслед за Аларихом, уже дошедшим до Эпира, намеревался выступить против
Восточной Римской империи, противостояние с которой не прекращалось со времен Руфина.
Но больше всего настраивал императора против Стилихона католик Олимпий, глава
враждебной тому партии. Когда Гонорий 13 августа 408 г. принимал парад войск в Тицинуме
(Павия), Олимпий, католический поборник «строжайших правил» (Клаусе/ Clauss), многим
обязанный лично Стилихо-ну, приказал расправиться с его друзьями, находившимися в
свите императора: praefectus praetorio Галии Лимесием, magister mUitum per Gallias
Халиобадом, magister equitum Винцентием, прежним praefectum praetorio Италии
Лонгвианом, comes domesticorum Сальвием, magister officiorum Неморием, место которого
занял Олимпий, Questor sacri palatii был убит, когда он обнимал колено императора. В городе
солдаты убивали всех попавшихся им чиновников37.
После того как были истреблены сторонники Стилихона, а преданная ему охрана,
набраннная из гуннов, была перебита во сне, он был смещен и 21 августа, под покровом
ночи, укрылся в церкви Равенны. Благодаря своему защищенному положению на мысе
между Адриатическим морем и лагунами, Равенна с 400 г. становится столицей Западной
империи вместо лежащего на открытой равнине Милана. Предательство и вероломные
убийства расцвели здесь пышным цветом. Утром 28 августа солдаты выманили Стилихона
из церкви, В присутствии епископа они клятвенно заверили его, что император— его зять —
поручил им вовсе не убийство, а охрану. Да и послание католического величества
гарантировало Стилихону неприкосновенность. Но едва он покинул церковь, вторым
посланием императора ему был оглашен смертный приговор за государственную измену. На
следующий день он был обезглавлен.
Олимпий же после спровоцированной им кровавой бойни Тицинума возвысился до
magister officiorum (титул, который современные историки трактуют весьма произвольно —
от министра иностранных дел до министра внутренних дел). Во всяком случае, среди
четырех высших придворных должностей этот пост с середины IV в. был важнейшим.
Помимо всего прочего, занятие этого поста означало ответственность за большую часть
церковно-политических дел и полный контроль за деятельностью «agentes in rebus»* —
одиозной, ненавидимой всеми организации, ответственной за рассылку императорских
писем и приказов. Сыск и шпионаж также входили в ее функции, а иногда ею же
выполнялись и «особые поручения», например, ликвидация высокопоставленных лиц.
* «Agentes in rebus» (лат.) — секретная служба. (Примеч. ред.)
Итак, Олимпий становится ведущей фигурой. Он приказал одних друзей Стилихона
пытать и забивать до смерти, а у других просто конфисковать имущество. По его инициативе
с 14 ноября 408 г. враги католической церкви («catholicae saecte») отрешались от придворных
званий и дворцовой службы. Спорным остается, однако, распространялся ли этот запрет
«только» на «еретиков», что наиболее вероятно, или и на идолопоклонников тоже. За этим
последовали новые карательные меры против донатистов: 24 ноября 408 г. и 15 января 409 г.
Последующие законы были направлены на борьбу с вышедшими из католичества и на
укрепление епископской власти. С приходом Олимпия антигерманская партия победила. По
всей Западной Римской империи преследовались сторонники Стилихона и германцы вообще.
Евхерию, единственному сыну Стилихона и Серены, который в 400 г. был помолвлен с
сестрой императора Галлой Плацидой, правда, удалось бежать, но его выманили из церкви,
расположенной к северу от Рима, и он был убит евнухами Гонория. Однако, выставляя
окровавленную голову на всеобщее обозрение римлян, они, как пишет Фердинанд
Грегоровий/ Ferdinand Gregorovius, «догадывались о своей собственной судьбе». (Ученик
Августина Орозий приписывает сыну Стилихона планы языческой реставрации.) Также
погибла и вдова Стилихона, племянница императора Феодосия Серена; по распоряжению
сената она была задушена в Риме. И муж сестры Стилихона, comes Africae, Бафанарий был
убит, а его пост занял Гераклиан, которому тоже суждено было быть убитым. Одновременно
в городах Италии было вырезано множество жен и детей германских наемников. И, наконец,
власти конфисковали имущество всех тех, кто был обязан Стилихону своей должностью 38.
Столь охотно превозносимые за их «милосердие», христианские правители, на самом
деле, далеко не всегда возлагали на всю семью ответственность за деяния, совершенные
одним из ее членов. Но сплошь и рядом сыновья приговоренных разделяли участь своих
отцов. Порой гибли и более дальние родственники, как, например, в случае с особенно
ненавидимым Стилихоном. А нередко жестоко мстили и сторонникам уничтоженных
противников.
Когда оратор на празднике в честь битвы у Мильвийского моста славил «благую
победу» Константина I и его «милосердие», весь дом императора Максенция был истреблен,
на смерть обрекли даже его ближайших сторонников. То же самое произошло и после
победы над Лицинием, который в свое время, под ликование отцов церкви, приказал
вырезать императорские семьи (кн. 1, стр. 223, 229, 232). Истребляя родственников после
смерти Константина I, совершеннейший из католиков и «епископ епископов» Констанций И,
приказал убить большинство родственников императора мужского пола: двух дядей,
шестерых двоюродных братьев, не говоря уже о множестве неугодных царедворцев (кн. 1,
стр. 265). И после самоубийства Магнеция, первого германца, провозгласившего себя
императором, в Лионе скатилось множество голов врагов Констанция. Таким же образом
спустя два года, при устранении франка Сильвана, которого забили насмерть подкупленные
солдаты, он приказал умертвить его приближенных. В 366 г. при ликвидации узурпатора
Прокопа, которого, выданного собственными офицерами, обезглавили, и Марцелла, которого
мучительно растерзали, были казнены и их родственники (кн. 1, стр. 301). Не прошло и
десяти лет, как в Африке полководец Феодосии, отец будущего императора, с невероятной
жестокостью расправился со сторонниками Фирма. Когда самого полководца, жертву
дворцовой интриги, обезглавили в 376 г. в Карфагене, его судьбу разделили и многие его
приверженцы. После провала брата Фирма, берберского вождя Гильда, которого задушили в
конце июля 398 г., часть его приближенных закончила жизнь от руки палача, но многие
предпочли самоубийство. Его союзник епископ-донатист Оптат Милевский умер в темнице
(кн. 1, стр. 288, 406)39.
Жён поверженных врагов обычно щадили. Но бывали и исключения. Так, жена magister
peditum Барбация после раскрытия заговора своего мужа была казнена вместе с ним в 359 г. в
Сирмии (недалеко от Белграда). Как правило же, жены и близкие впадали в нищету. Законом
Аркадия от 397 г. сыновья государственных преступников подлежали помилованию, но этот
же закон лишал их права наследования и запрещал для них государственную службу; дочери
же получали четверть унаследованного матерью40.
Но одно дело бумага, другое — действительность. Ведь падение Стилихона погубило
не только его сына и свояка, но и его жену.
За слабым императором Гонорием стояла национал-римская и католическая
придворная клика Равенны, стояли христиане самых строгих правил и, прежде всего, глава
заговорщиков — азиат и magister officiorum Олимпий, на молитвы которого Гонорий
возлагал большие надежды. Олимпий, поначалу протеже Стилихона, благодаря последнему
назначенный императором на важный пост при дворе, затем становится его противником,
больше всех интригует против него, а его сторонников жестоко преследует и после его
смерти. Правда, св. Августин столь высоко ценил благочестивого выскочку, что поздравил
его аж дважды. Первый раз — как только пошли слухи, а вторично — после официального
сообщения. Повышение в дожности, пишет Августин, было «заслуженным». И тут же
напоминает Олимпию о необходимости строгого применения антиязыческих законов. Пора,
мол, наконец, показать врагам церкви всю силу этих законов. Позиция Августина
доказывает, что христиане именно теперь ожидают от Олимпия окончательного претворения
в жизнь тех мер против язычников и «еретиков», которые предусматривались указами от 22
февраля и 15 ноября 407 г. и которые даже Стилихон выполнял под нажимом христиан —
«своего рода окончательная расправа с противниками католической веры, а в политической
сфере — с противниками христианского государства» (Гейнцбергер/ Heinzberger). Ведь
католики были убеждены, что победа над «варварами» является предпосылкой для
уничтожения язычества41.
ПАДЕНИЕ РИМА (410 г.) И УЛОВКИ АВГУСТИНА
Возмущенные римско-католическими зверствами, германские солдаты, по-видимому, в
количестве 30 тысяч, перешли на сторону Алариха. Они бежали из Италии в зону
политического влияния готского короля, который тщетно дожидался в Эпире армии
Стилихона. Тщетными были и ожидания денег, которые римляне должны были выплатить
готскому войску. Поэтому Аларих двинулся через Паннонию в Италию. С пути он направил
к Стилихону гонцов с требованием выплаты 4 тысяч фунтов золота за свой поход на Эпир.
Это была весьма внушительная сумма, и сенат крайне неохотно и только после
вмешательства Стилихона принял решение о ее выплате. Но вследствие радикальных
изменений, произошедших в правительстве Западной Римской империи, так и не выплатил.
Аларих, тем временем вторгшийся в Италию через незащищенные Юлийские Альпы,
переправился у Кремоны через По. Опустошив страну, он в 408 г. появился под Римом и
окружил город. В Риме разразился голод, свирепствовала чума. Заручившись обещанием, что
ему будет выплачена колоссальная контрибуция (5 тысяч фунтов золота, которое получали,
расплавляя изображения богов, 30 тысяч фунтов серебра, 4 тысячи шелковых облачений, 3
тысячи шкур, окрашенных пурпуром, и 3 тысячи фунтов перца), Аларих двинулся на
Тусциену, после чего его войско пополнило 40 тысяч бежавших из Рима рабов.
Олимпий пытался всеми способами помешать выполнению требований Алариха.
Поэтому в январе 409 г. magister officiorum потерял свой пост, и хотя и вернулся на него
после победы над готами при Пизе, но уже весной был снова и на этот раз окончательно
вышвырнут Гонорием. Он бежал в Далмацию, где в 411 или 412 г. magister militum
Констанций Приказал схватить его, отрезать ему уши и забить дубинками. Аларих после
очередного провала переговоров в 409 г. во второй раз направился к Риму. На этот раз он
решил обеспечить в Риме сговорчивого правителя: он навязал горожанам в качестве
антиимператора их городского префекта Приска Аттала, которому было около шестидесяти
лет и которому пришлось принять крещение в лагере Алариха от готского епископа
Сигезария. Новоиспеченный христианин и император (409—410 гг.) направил в Африку
небольшой воинский отряд, чтобы обеспечить Рим зерном, сам же выступил против
Равенны, дабы принудить Гонория к отречению. Там praefectus praetorio Иовий, самый
важный муж при дворе, к тому же представлявший Гонория на переговорах, переметнулся на
сторону Аттала да еще и предложил изувечить Гонория. Того спасли 4 тысячи
константинопольских солдат, приближавшихся к Равенне. Аларих опять сместил Аттала за
то, что тот отказался позволить ему захватить Африку, поскольку опасался водворения там
готов. Теперь король в очередной раз (и вновь тщетно) попытался договориться с Гонорием,
после чего пошел на Рим в третий раз. И 24 августа 410 г., Когда голод довел горожан уже до
каннибализма, Рим пал. Говорили, что когда опьяненные победой вестготы ворвались в
город через распахнутые Саларские ворота, поток беженцев хлынул в Южную Италию и
дальше — в Африку и Палестину42.
Рим, все еще один из самых богатых городов мира, грабили в течение трех дней, но все
же опустошили не слишком сильно. Более того, матрон и девушек почти не трогали.
Большинство из них от изнасилования охранил, богохульствует Гиббон, недостаток
молодости, красоты и добродетели. Конечно, происходили и ужасные вещи. Так,
«ревностные ариа-не» или «идолопоклонники» ворвались в женский монастырь, чтобы
силой «освободить монахинь от обета девственности» (Григоровий/ Gregorovius). Отдельные
христианские авторы даже утверждают, что часть города была сожжена. Но как бы то ни
было, люди типа Августина ни перед чем не останавливались. Ибо, отмечает он, «все
разрушения, убийства, грабежи, поджоги и прочие зверства, совершенные во время падения
Рима, должны быть приписаны обычаям войны. Неожиданная же новизна состояла в том, что
при всей жестокости варваров люди все же могли собираться и укрываться в просторных
церквах, где никто не был убит, откуда никто не был насильственно уведен... Это следует
приписать имени Христа и наступлению христианской эры... Нет, кровожадность и
жестокость варваров усмирил Один, лишь Один», — как выясняется, — «Тот, кто задолго до
этого говорил устами пророка: «Я хочу наказать ваши грехи розгами, а ваши злодеяния —
бедствиями. Но Я не отвращу от вас Моей милости».
Действительно, церкви и церковное имущество, по категорическому приказанию
Алариха, остались нетронутыми. И ранее, в ходе осад 408 и 409 гг., готы пощадили церковь
Святых Апостолов Петра и Павла, которая находилась вне пределов городских стен. Правда,
вплоть до Нового времени, в папском Риме, где царило невежество, верили, что город и его
памятники были разрушены готами. На самом деле, в гораздо большей степени его
разрушали века упадка, средневековые христиане и даже некоторые папы43.
Вот уже 800 лет Рим стоял неприступно — город, в котором, как верили, покоились
Петр, Павел и многие мученики. И вдруг, в христианское время, пал! Язычники считали, что
причиной этого было цренебрежение к старым богам. «Смотрите, — говорили они, — Рим
погиб при христианах. Пока мы приносили жертвы нашим богам, Рим стоял и процветал...»
Плюс ко всему, правительство незадолго до падения города, 14 ноября 408 г.,
законодательно закрепило исключительное положение христианской религии. Язычники
возмущались, как и в прежние времена, когда при наступлении всяческих бед они кричали:
«Christianos ad leones»*44.
Мир (прежде всего католический) содрогнулся и оцепенел. Правда, Амвросия, который
после поражения Валента от готов при Адрианополе предвидел полное крушение (кн. 1, стр.
356 ), уже не было в живых.Теперь же коллега Иероним, комментируя в далеком Вифлееме
не кого-нибудь, но самого пророка Иезекииля, увидел угрозу конца света, низвержения в
вечную ночь. Перед его гпазами стояло падение Трои и Иерусалима: мир гибнет (orbis
terrarum ruit)45.
«Если может погибнуть Рим, то что же прочно?» Почему небеса допустили это?
Почему Христос не защитил Рим? «Где Бог?» (Ubi ist deus tuus?) В410и411 гг. Августин
касался этого волнующего всех вопроса во многих проповедях (первая из них прозвучала
уже через три дня после того, как готы покинули Рим). Причем его мудрость простирается от
«Такова Божья воля» («Quia voluit Deus») до «Возблагодарим Госиода» («Deo gratias»). При
этом он утверждает, что существование земного государства имеет второстепенное значение.
Так и сегодня, в век атомного оружия, теологов мало заботит сохранение всего мира —
теология тоже идет в ногу со временем! Августин вообще не увидел никакой катастрофы; он
увидел только Бога, возлюбленного, справедливого, хотя и строгого Отца. Он «бьет всякого
сына, которого принимает» (Евр., 12, 6). И хотя епископ восклицает: «Резня, поджоги,
грабежи, убийства, пытки!», но и утешает в обычной поповской манере (ср. кн. 1, стр. 413,
448): «По сравнению с муками ада, эти испытания не так уж страшны! К тому же многим
удалось спастись, а мертвые обрели вечный покой! Так возрадуемся, возблагодарим Господа
за то, что Он не допустил полного разрушения Рима! (manet civitas, quae nos carnaliter genuit.
Deo gratias!)»46.
* «Сhгistiапоs ad lеоnеs» (лат.) — «Христиан — Львам!» (Примеч. peд.)
Священники бесстыдны, их ничто и никогда не смущает (ср. кн. 1, стр. 441).
Впоследствии Августин аж в 22 книгах своего произведения «О граде Божьем»,
которое он считал своим «opus ingens»*, подхватывает вопрос и язвительный упрек
язычников: «Так где же твой Бог?», издевку тех, которые сами должны бы прекрасно
сознавать, «где их боги», находя в этом повод для историко-теологических фантазий о civitas
dei и civitas terrena**47.
* Opus ingens (лат.) — главнейшим трудом. (Примеч. ред.)
** Civitas dei, civitas terrena (лат.) — Божье государство, земное государство. (Примеч.
ред.)
Ах, с каким риторическим усердием защищает святой отец своего Бога от упреков по
поводу падения Рима! Этот «философ des Orbis universus christianus» (Бернхарт/ Bernhart),
объявляемый даже «первым вселенским историком и теологом» (фон Кампенхаузен/v.
Campenhausen) полагал, что не имеет значения, что думают люди о разрушении Рима, о том,
скольких христиан замучили, убили, насильно увели из родных мест, сколько покончило с
собой, умерло с голода, сколько женщин было обесчещено, сколь часто «удовлетворялась
похоть варваров». Все это не важно. Даже в изнасиловании были свои плюсы. Разве была бы
у изнасилованных иначе возможность, кичиться своей былой добропорядочностью, разве
увидела бы иначе свет их «поруганная гордость»? Да, «их насильно лишили невинности, так
пусть же уцелеет их скромность». Так говорил философ «des Orbis universus christianus»,
«титан духа», «универсальный гений» (кн. 1, стр. 399 ), которого все эти бедствия не могли
потрясти: ведь на то была Божья воля! А в чем же она состояла? Изрядно покорпев над
Библией и воодушевившись изречениями из нее, Августин сообщает, что Бог желал не
уничтожения Рима. Он просто хотел «испытать и просветить бедствиями» его жителей, всю
Свою паству. Он хотел наказать их, очистить, пробудить в них раскаяние и удовлетворить
таким образом Свой гнев» а римлянам вновь подарить Свою милость — высокая,
высочайшая педагогика. Род человеческий следует держать в узде. «Они не погибнут, пока
славят Бога, они погибнут, если будут его хулить». «Велик промысел Творца, и
неисповедимы его пути».
Зато пути тех, кто служит Ему, очень даже понятны: священники бесстыдны, их ничто
и никогда не смущает.
По мнению Августина, к падению Рима Аларих, его завоеватель, которого он в своих
писаниях упоминает лишь дважды (причем один раз, не называя по имени), не имеет
никакого или почти никакого отношения. Все дело в справедливом и милосердном решении
Бога. Он всегда преподает нам наилучшие уроки, а Его тайны еще раскроются нам в день
Страшного Суда. Даже допустив разрушения, Он проявил милосердие, он смягчил
жестокость, потому что хотел не гибели римлян, но их обращения и «новой жизни»! Короче
говоря, с этим городом случилось вот что: как рука наша замахивается для удара, но
застывает из-за сострадания, ибо достойный наказания и без того низко пал, так и Господь
без колебаний пощадил Рим. Большая часть горожан смогла покинуть город, прежде чем
враги подожгли егр. Его покинули беженцы, его покинули ранее умершие... Итак, рукою все
исправляющего Господа Рим скорее исправлен, чем уничтожен48.
Вот вам и философ des Orbis universus christianus!
И пресвитер Орозий, который берется доказать, что в христианские времена отношения
между людьми стали намного лучше (кн 1, стр. 437), подобно своему учителю Августину,
находит положение дел вполне удовлетворительным. И уж совершенно очевидно, что
христиан упрекать не в чем. Орозий со знанием дела сравнивает поход Алариха на Рим с
аналогичным событием, имевшим место во времена язычества: с гораздо более
продолжительным и тяжелым вторжением галлов под предводительством Бренна, вождя
зеннонов. Тогда, в 387 г. до Рождества Христова, — шесть месяцев «miseriae»*, кровавого
разграбления города; теперь — просто сказка, по меньшей мере miraculum**; всего три дня
оккупации, практически без жертв. Хотя на самом деле улицы были полны трупов,
обугленные руины еще долгие годы глядели в небо, дворцы были безжалостно разграблены,
а беженцы по всему миру рассказывали о падении города. Однако христиан, которые искали
спасения в церквах, Аларих пощадил своим первым же приказом; лишнее доказательство
мягкости христианского времени (tempora Christiana) — времени милосерд дия49.
* Мisеriае (лат.) — бедствия. (Примеч. ред.)
** Miraculum (лат.) — чудо. (Примеч. ред.)
Примечательным было поведение епископа Рима Иннокентия I (401—417 гг.). В 408 г.,
когда впервые возникла угроза городу, он закрывал глаза — во всяком случае, согласно
антихристианскому историку Зосиме — на языческие жертвоприношения, совершаемые в
частных домах. Полагают, что он также дал свое согласие на то, чтобы городской префект
Помпеян испросил совета у haruspices, гадальщиков по внутренностям животных, Зосима,
наверняка не самый надежный и не самый проницательный историограф своего времени,
Прославляет этот шаг как проявление патриотизма, ибо «он поставил благо города выше
своей веры». При взятии города высокий патрон блистал своим отсутствием; впрочем, и
другие пастыри своевременно оставили свои стада. Ученик Августина Орозий сообщает, что
Святой Отец «удалился, как праведный Лот из Содома, и пребывал, по непостижимому
совету Господа, в Равенне и не видел гибели греховного народа». Уж не на попечение ли св.
Петра он фактически оставил город? Как член сенатской комиссии, он целый год
отсиживался в защищенной болотами, почти неприступной Равенне, куда отправился то ли
по делам, то ли ради личной безопасности. Сожжение Рима его, во всяком случае, нимало не
смутило. Как ведомо (непонятно откуда) иезуиту Гризару/Grisar, он с большим
удовольствием пребывал бы «среди пострадавших, чтобы дать им помощь и утешение». На
самом деле, Иннокентий в своих многочисленных письмах один-единственный раз
упоминает об этом, причем предельно сдержанно и коротко, в придаточном предложении50.
Это была величайшая, самая чудовищная катастрофа того времени. Но папа и глазом не
моргнул. Орозий явно пытается его оправдать, должно быть, в свете презрительных
высказываний беженцев. Иероним славит его предшественника Анастасия I. Риму, полагает
он, суждено было лишь очень короткое время иметь такою папу, ибо столица мира при таком
епископе не могла быть поверженной в прах. А Иннокентия I он обходит
многозначительным молчанием. Историк папства Каспар/ Caspar видит в этом «острую
критику» и утверждает, что гибель Римской империи «не затронула глубин души»
Иннокентия. Погрузившийся в его письма — первичные и почти единственные источники по
истории его понтификата, не ощутит себя «в том мире, где низвергались троны и
распадались империи; патриарший пафос направлен только на сохранение папских
притязаний на универсальное господство»51.
Вряд ли отыщется христианский хронист той эпохи, который оправдывал бы забавный
равеннский эпизод римлянина. Легенд о нем не слагали, как позднее о Льве I, выступившем
против Аттилы. И это не случайно.
Утверждали, что пока готы грабили Рим, император Гонорий был занят исключительно
разведением кур. Спустя три дня победители удалились с колоссальной добычей и
множеством пленных, среди которых было и политически бесценное сокровище — сестра
Гонория и дочь Феодосия I Галла Плацида, двадцатиоднолетняя девушка, которой вскоре
предстояло стать одной из самых влиятельных женщин своего времени.
Готы двинулись через Кампанью, где они захватили и ограбили Нолу. А епископа
города, «бессеребренника во имя вящей святости» (Августин), взяли в плен. Они
устремились в Калабрию, на Сицилию и в житницу Италии — Африку. Но их флот погиб во
время шторма в Мессинском проливе. При возвращении из похода Аларих скоропостижно
скончался близ Косенце и был похоронен в Бузенто. Еще год христианские разбойники под
предводительством его свояка Атаульфа (410—415 гг.) прочесывали Италию и пожирали
«как саранча все, что оставили в прошлый раз» (Иордан). Затем они повернули на запад. В
414 г. в Нарбонне Атаульф женился на Галле Плациде, которая когда-то была помолвлена с
сыном Стилихона, впоследствии убитым. Атаульф основал южно-галльско-испанское
государство со столицей в Тулузе. Всего год спустя он был принужден к отступлению через
Пиренеи и убит в Барселоне52.
БОРЬБА ГОНОРИЯ ПРОТИВ «ЕРЕТИКОВ», ЯЗЫЧНИКОВ И ЕВРЕЕВ
Через несколько лет после устранения Стилихона, его семьи, офицеров и солдат,
Гонорий приказал жестоко казнить его преемника Олимпия, бежавшего в Далмацию.
Напомним, что также поступили при Минцио с узурпатором Константином III, которого
признавали Британия и Галлия и отчасти сам император: он клятвенно обещал ему пощаду.
Был убит младший сын Константина Юлиан. Comes Africae Гераклиан, некогда
руководивший арестом Стилихона и, более того, собственноручно его обезглавивший,
позднее, будучи консулом в 413 г., напал на Италию с огромным флотом из 3700 кораблей.
Он был также казнен. Magister militum Аллобих был в августе 410 г. казнен в Равенне; то же
произошло с галльским узурпатором Себастианом (он пал от руки вестгота Атаульфа). Dito*
с его братом Иовином, успевшим распространить свое господство и на Британию , прежде
чем praefecto praetorio Дадан собственноручно прикончил его весной 413 г. в Нарбонне.
Головы обоих братьев были отосланы в Константинополь, также как до того голова
Константина III. Прежний противник Константина Максим был казнен в 422 г. по случаю
празднования тридцатилетия императора Гонория. Атгал, бежавший с вестготами в южную
Галлию и в 414 г., вновь произведенный Атаульфом в императоры, был, в конце концов,
схвачен на море; ему сильно искалечили руку и сослали на Лепарские острова53.
* D i t о (лат.) — равно как. (Примеч. ред.)
Юный император Гонорий был благочестив и всецело находился под влиянием
клерикалов. Он «жил двумя идеями, которым и был обязан своим восшествием на трон, а
именно: наследственная передача власти и нерушимая приверженность христианской
церкви» (Ранке/ Ranke). Он защищал церковь и расширил ее права. Он дал прелатам почти
неограниченные возможности влиять на исполнение законов. Его религиозные эдикты, в
отличие от аналогичных эдиктов императоров Валентиниана I или Грациана, уже не попыка
толкования, что такое «ересь», а что — «правоверность», но мощная опора ортодоксии. Они
полностью соответствовали ее целям и представляли собой «прямое руководство к действию
при их осуществлении» (Антон/ Anton), Отныне монарх претендует на право не только
наказывать вероотступников, но и принуждать их к отказу от своей веры54.
Уже 23 марта 395 г. он подтверждает все привилегии, предоставленные клиру его
предшественниками. Так называемым математикам он предписывает сжечь на глазах
епископов свои книги и принять католичество. Сопротивляющихся надлежало выявлять, а
особо упорствующих — ссылать55.
Вероятно, уже Олимпий инициировал императорское предписание, согласно которому
«католическая вера» объявлялась единственно допустимой. Указ от 12 февраля 405 г.
направлен против донатистов; а от 22 февраля 407 г. — против присциллиан и манихеев.
Этот эдикт, прямо или косвенно, был инициирован папой Иннокентием I. В нем
«еретическое» поведение отождествляется с «общественным преступлением» (crimen
publicum), а «всеобщее благо» (salus communis) с «пользой католической церкви». Mutatis
mutandis* — принцип, на котором основывались преследования самих христиан языческими
правителями. 15 ноября 407 г. предписывается уничтожение всех языческих алтарей и
культовых изображений, а также конфискация еще оставшихся храмов вместе с их
имуществом и доходами. 14 ноября 408 г., вскоре после убийства Стилихона, все
некатолики, все «враги католической веры» (catholica secta) отстраняются от дворцовой
службы, а против донатистов издаются самые строгие предписания. В то же самое время
закон лишает языческие храмы всех доходов, дабы передать их особенно «преданным»
солдатам: разумется, отечественным, с помощью которых антигерманское правительство не
так давно вырезало в городах Италии семьи германских наемников. Далее предписывается
упразднение изображений богов, которые «все еще» остаются в храмах, «потому что это, как
известно, уже неоднократно предписывалось императорским повелением». Затем следует
запрет языческих праздненств, а владельцы частных языческих капелл обязаны их
разрушить. За этим следует целый поток предписаний, направленных против язычников и
«еретиков»: 24 и 27 января 408 г., 15 января 409 г., 1 февраля, 1 апреля и 26 июня 409 г.56.
* Mutatis mutandis (лет.) — изменив то, что следует изменить. (Примеч. ред.)
Особенно обширное постановление против «нечестивого суеверия» было издано
равеннским правительством в 415 г. Этим указом вся недвижимость храмов подлежала
изъятию в пользу государства. Все доходы, которые прежде доставались «справедливо
проклятому суеверию», теперь должны были
принадлежать «нашему дому». Все языческие церемонии отменяются, запрещаются
некие, непоименованные языческие объединения, а их руководителям, хилиархам и
центонариям, грозят смертью. Наконец, 7 декабря 415 г. впервые законодательно запрещен
прием нехристиан на государственную службу. Отныне им недоступны любые посты в
управлении, судебной системе и армии. De facto уже до этого указа на высших
государственных должностях на 47 христиан приходилось только 3 язычника. А в последние
годы правления Го-нория, начиная с 418 г., ни один высокопоставленный чиновник-язычник
не засвидетельствован56.
Очевидно, по наущению африканских епископов Гонорий в необычайно категоричном
рескрипте 418 г. потребовал преследования «лжеучителей» Пелагия и Целестия, их розыска
и депортации вместе с последователями. В том же году церковь добилась устранения евреев,
которых император приравнял к язычникам и «еретикам», со всех должностей и лишения их
всех званий. Удалены они были и из армии. На острове Минорка дело дошло даже до их
принудительного крещения. Сотни евреев насильственно превращают в католиков. Позднее,
уже в средневековой Испании, такому же насилию были подвергнуты несметные тысячи
евреев. Однако акция 418 г. была, пожалуй, первой в своем роде58.
Тем временем император Гонорий вновь назначил выслужившегося офицера из Наиса
(Ниссы) Констанция (III) консулом и magister militum и женил его на своей сестре Галле
Плациде, причем против ее воли. Это явилось признанием заслуг Констанция в борьбе
против узурпатора Константина III, в 41 г. против вестготов, а также, пожалуй, против
«еретиков», в преследовании которых он был непреклонен. Констанций, христианин,
который охотно вершил церковные дела, в 412 г. продвинул на епископскую кафедру города
Арля своего друга и конфидента Патрокла, а в 418 г. Бонифация I — на папский престол в
Риме, Когда мужем Галлы Плациды был вестготский король Атаульф, Констанций изгнал
его за Пиренеи уже через год после их бракосочетания. Король был убит в Барселоне, а его
преемник король Валлий в 416 г. выдал Галлу Плациду Равенне. 8 февраля 421 г. Гонорий
возвысил Констанция до своего соправителя. Константинополь, однако, не признал
Констанция, и тот начал готовиться к войне. В числе прочих причин свою роль сыграли и
папские притязания на назначение епископов в Иллирии, которая политически подчинялась
Восточной Римской империи, а теперь перешла и под церковную юрисдикцию патриарха
Константинополя. Но Констанций III 2 сентября 421 г. умер в Равенне, где 15 августа 423 г.
скончался и Гонорий. Императором Западной Римской империи становится четырехлетний
сын Констанция Валентиниан III. До 437 г. (когда он вступил в брак с дочерью Феодосия II
Евдоксией) за него правила его благочестивая мать Галла Плацида. С 421 г. она была
августой, но затем, поссорившись с Гонорием, вместе с детьми Гонорией и Валентинианом
бежала в Константинополь, где Феодосии II возвел Валентиниана в императорском
достоинстве, а Галле Плациде вернул ее титул59.
ФЕОДОСИИ II — ИСПОЛНИТЕЛЬ «ВСЕХ ПРЕДПИСАНИЙ ХРИСТИАНСТВА»
Сын Аркадия Феодосии II (408—450 гг.) стал императором в семилетнем возрасте.
Поэтому поначалу вместо него правил преторианский префект Анфимий, антигермански
настроенный Поенный, имевший большое влияние уже на Аркадия. А в 414 г. ему на смену
пришла столь же набожная, сколь и властолюбивая сестра Феодосия60.
Св. Пульхерия, давшая обет вечной девственности, тем не менее осчастливила старого
рубаку Марциана «целомудренным браком». Находясь под сильнейшим влиянием епископов
и монахов, она имела над своим братом императором огромную власть. Временами сильно
влияла на него и его красотка-жена Евдокия. Дочь языческого профессора риторики из
Афин; крещенная в Константинополе епископом Аттиком, она становится деятельной
прозелиткой* и конкуренткой Пульхерии в окружении императора. В 441 г. она оставила
(вероятно, не по своей воле; во всяком случае, позднейшие византийцы рассматривали это
как ссылку) императорский двор. Два последних десятилетия своей жизни она провела в
Иерусалиме, строя церкви, сочиняя богоугодные тексты и разжигая мятежи. Ее духовные
наставники: священник Север и диакон Иоанн были убиты comes domesticorum Сатурни-ном,
которого благочестивый правитель с этой целью командировал в Палестину. После чего
Сатурнин был умерщвлен по приказанию благочестивой Евдокии, а не исключено, что и ее
собственной рукой61.
* Новообращенная, сторонница новой веры. (Примеч. ред.)
Окруженный своими честолюбивыми сестрами во Христе и фанатичными попами,
Феодосии II. как славит его церковный историк Сократ, «строго соблюдал все предписания
христианской веры и превзошел всех в кротости и человечности». Высоко превозносимый за
свою веру, в апреле 423 г. он дает официальную оценку своим стараниям в борьбе с
«еретиками», язычниками и евреями: «Известны и повсеместно распространились наши и
наших предшественников декреты, которыми мы сокрушили образ мыслей и дерзость
гнусных язычников, евреев, а также еретиков». Теперь тенденция к поддержке католицизма
принуждением и силой становится все более очевидной. Иноверие объявляется «болезныЪ»,
против которой он, император, как «врач» обязан принять профилактические меры. Отныне
его первейшей обязанностью становится забота об истинной вере (Vera religio), а сама она
объявляется залогом всеобщего блага. Еретики для него — все вместе и каждый в
отдельности — «una perfidia» (сплошное неверие)62.
Что касается язычников, то в 423 г. Феодосии предполагал, что их более не существует.
Благочестивое желание. На самом деле, в 415 г. он закрыл для них высокие гражданские
посты и военную службу как таковую. В 416 г. он вычистил всех нехристиан с
государственных должностей. С 423 г. он ввел, как наказание за участие в
жертвоприношениях, ссылку и лишение имущества. В 435 и 438 гг. людей казнили за
отправление языческих культов, мотивируя это тем, что поклонение языческим богам
вызвало в одном году неурожай, а в другом — эпидемию. «Мы запрещаем все достойные
порицания жертвоприношения животных и другие заслуживающие проклятия
жертвоприношения преступных язычников, а также все прочее, что запрещено авторитетом
старых предписаний. Мы повелеваем и даем официальное распоряжение: все их святыни,
храмы и святилища, буде таковые уцелели, разрушить и очистить установлением на их
местах знаков уважаемой христанской религии. Пусть же все знают: кто будет
компетентным судьей и при надлежащих доказательствах изоблечен в нарушении данного
закона, тот подлежит смертной казни».
И этот католический император, который столь яростно отдавал приказы к разрушению
храмов и очищению их крестом, считался «добросердечным монархом и прекрасным
семьянином, как известно, ни разу не подписавшим смертного приговора» (Тисе/ Thiess). Во
всяком случае, фактом остается то, что появившийся при нем, в 438 г., сборник имперского
уголовного законодательства (после чего восточно-римские императоры вряд ли отправляли
свои декреты на Запад, а западно-римские не делали этого совершенно точно) содержит не
менее 61 антиеретического указа, которые были приняты за период между 381 и 435 гг., в то
время как до 381 г. таковых было только пять63.
В 418 г. семнадцатилетний государь повелел предать огню всю антихристианскую
литературу. В конце IV и в V вв. вся некатолическая литература систематически
уничтожалась, а хранение «еретических» трактатов уже с 398 г. каралось смертью. В 418 г.,
при Феодосии в огонь полетели последние экземпляры пятнадцати книг Порфирия «Против
христиан». Ведь еще Константин I на Никейском Соборе (325 г.) распорядился о сожжении
всех порфирианских трудов (ср. кн. 1, стр. 180)64.
ВОИНСТВУЮЩАЯ ЮДОФОБИЯ ХРИСТИАНСКОГО ВОСТОКА
При втором Феодосии больше всех страдали евреи.
Уже в 408 г. был запрещен праздник радости Пурим, за то, что евреи якобы сожгли
имитацию Святого Креста. В 415 г. к иудейскому первосвященнику Гамалиелю VI был
применен жестокий закон, за которым стояла фактическая правительница Империи св.
Пульхерия, благочестивая сестра четырнадцатилетнего императора. Гамалиель был лишен
звания почетного префекта и всех связанных с этим прав. Отныне ему было запрещено
строительство синагог и, более того, предписано — верх высокомерной наглости — сравнять
с землей «лишние»! Ему было запрещено улаживать споры не только между христианами, но
даже между христианами и иудеями. Последним вновь запретили принимать в свою веру
неевреев и иметь рабов-христиан. Эти люди должны были быть переданы церкви. Таким
образом они не обретали свободы, а просто доставались церкви! Правда, в последующие
годы, как и прежде (ср. кн. 1, стр. 378), издавались законы, вводящие некоторые ограничения
становящемуся все более беззастенчивым притеснению евреев. Судите сами: «Не следует
сжигать их синагоги и жилища повсеместно (!) или безоглядно (!) и, если на то нет причин
(!), их не следует даже повреждать...» Сколь мало действенны были эти законы видно уже из
того, что за тридцать лет их десять раз подправляли. А если здание синагоги однажды
переиначивалось в церковь, как это произошло с синагогами Сард (Малая Азия) или Герасы
(Восточная Иордания) — так тому и быть. Предоставление в компенсацию земельного
участка считалось достаточным. В 423 г. император рапорядился карать за обрезание
христиан конфискацией имущества и вечной ссылкой. У иудейского первосвященника было
отнято право на сбор религиозного налога, его лишили почетного титула и запретили (ок.
425 г.) назначать себе преемника. Закон Феодосия от 8 апреля 426 г., регулирующий
наследственное право, подталкивал иудеев к переходу в христианство: ведь еврей или
самаритянин, принявший христианство не мог быть лишен наследству. Даже если
(обращенные) дети или внуки были уличены в совершении «тяжкого преступления» в
отношении ближайших родственников: матери, отца, деда, бабушки — «родители тем не
менее обязаны передать им часть причитающегося им наследства». А именно, четвертую
часть обязательной доли, «так как они этого заслуживают, хотя бы из уважения к избранной
ими вере»! В 429 г. окончательно упраздняется институт иудейского первосвященства,
веками служивший залогом единства все более тяжко гонимого народа. При этом
предстоятели евреев как в обоих синедрионах Палестины, так и в других провинциях
Империи должны были возвратить «все, что они получили в виде пожертвований при
кончине последнего первосвященника». Между тем продолжается разорение еврейских
крестьян в Палестине, уничтожение синагог, незаконное присвоение имущества евреев... Все
чаще убийства евреев остаются безнаказанными. И все это — будь то нажива или убийство
— норовят обосновать богословски! Ведь Феодосии И, подобно Гонорию, выдвигает тезис о
тождестве евреев язычникам и «еретикам»66.
Когда в 438 г. торжественно встречали святые мощи высокочтимого антисемита и
учителя церкви Иоанна Златоуста, для императора настало время издать очередной суровый
закон против «ослепленных евреев, самаритян, язычников и прочих еретических чудовищ».
Во вступительной части к постановлению от 31 января 438 г. он заявляет, что неусыпное
радение об истинной вере является краеугольным камнем его политики. Посему (еще более
юдофобские законы Западной Римской империи служат ему образцами) он повелевает:
отстранить евреев от всех должностей и лишить их всяческих почестей, а также очистить от
них органы гражданского управления и не допускать их на место гражданского защитника
(defensor civitatis), дабы лишить их всякой возможности вынесения приговора по делу
христианина. Он запретил строительство новых синагог и расширение существующих. «Кто
воздвигнет синагогу, пусть знает, что плоды его трудов достанутся католической церкви...
Тот же, кто подрядится на строительство синагоги и ремонт существующих, за свою
дерзость подвергается штрафу в пятьдесят фунтов золота». Для склонивших христианина к
отречению от веры Феодосии ввел смертную казнь66.
Не ошибется тот, кто увидит, что за всеми этими fc высшей степени агрессивными, а
зачастую и разрушительными указами христанского правителя стоит христианская церковь и
богословие. Подводя итог, Франц Тиннефельд/ Franz Tinne-feld пишет о политике
государства в отношении евреев, применительно к трехсотлетней ранневизантийской эпохе,
от IV до VI века включительно: «Именно императоры, воспринявшие христианство особенно
серьезно, обрекли евреев на максимальные трудности/Образ еврея, как врага, как
закоренелого противника Христа, сильнее идеи христианской любви и примирения. Этот
образ врага создали христианские богословы и тем самым дали теоретическое обоснование
агрессии христиан»67.
УБИЙСТВО ЗА УБИЙСТВОМ НА КАТОЛИЧЕСКОМ ЗАПАДЕ
После смерти Гонория Феодосии II, видимо, стремился к единовластию во всей
Римской империи. Поэтому, когда в начале 423 г. Галла Плацида и ее дети: Гонория и
Валентиниан, прибыли к константинопольскому двору, их приняли не совсем дружелюбно.
Однако после того, как императором Запада становится бывший primicerius notariorum
Иоанн, ей и ее сыну были возвращены прежние титулы, чтобы таким образом спасти Запад
для династии. Узурпатор Иоанн, правление которого считалось мягким, справедливым и, что
достаточно редко для того времени, антиклерикальным (он урезал привилегии церкви и
проявлял полную терпимость ко всем вероисповеданиям), в конце концов, был предан в
Равенне и оказался в руках врагов. Плацида повелела отрубить ему правую руку и провести
на осле по арене цирка в Аквилеи. Его всячески истязали, прежде чем обезглавить в мае или
июне 425 г. — «не применявшееся к прежним узурпаторам варварское ужесточение
смертной казни, в котором обнаруживается совсем уж средневековое удовольствие от
применения пыток» (Штейн/Stein)68.
После падения Иоанна Флавий Плацид Валентиниан III 23 октября 425 г. был
провозглашен императором Западной Римской империи. Но в продолжение двенадцати лет
Империей управляла исключительно его мать — Галла Плацида, советниками которой были
три авторитетнейших царедворца: Феликс, Бонифаций и Аэций.
Флавий Констанций Феликс, с 425 г. magister utriusque mi-litiae, был имперским
полководцем и христианином. Он и его супруга, во исполнение данного обета, обогатили
Латеранскую базилику апсидной мозаикой, что не помешало ему убить диакона Рима Тита.
На его же совести и убийство епископа Арля Патрокла. Однако в мае 430 г., возможно,
вследствие его интриг против Аэция, он и сам был убит в Равенне во время солдатского
мятежа. На его место Галла Плацида назначила Бонифация, comes Africae и друга
Блаженного Августина (кн. 1, стр. 452). Спустя два года между Бонифацием и Аэцием
начинается война. Хотя Бонифаций и одержал победу при Римини, но через три месяца
скончался от раны, нанесенной ему лично Аэцием.
Флавий Аэций, крупнейший римский полковедец первой половины столетия, некогда в
продолжение трех лет бывший заложником у вестготов, а затем и у гуннов (как впоследствии
и его сын), был верховным командующим римских войск, «в жестких битвах принудивших
германцев к покорности» (Иордан). После побед над вестготами и франками, он в 436—437
гг. при содействии гуннских наемных отрядов уничтожил государство бургундов на Рейне. И
наконец, в сражении при Каталаунских полях («битва народов») наголову разгромил
полчища гуннов Аттилы. В этой битве обе сто^ роны понесли чудовищные потери; причем
германцы сражались на обеих сторонах: за гуннов — прежде всего, остготы, а за римлян —
бургунды, франки и особо отличившиеся вестготы69.
Валентиниан и Галла Плацида все больше опасались чрезмерного влияния военной
верхушки, в значительной мере руководившей внешней политикой государства. Императору
внушали, что Аэций хочет свергнуть его и сам занять трон. Шестидесятилетний полководец,
десятки лет отдавший ратным трудам во имя Империи, зачастую прибегал к помощи гуннов,
что обеспечивало ему некоторый тыл. Когда же гуннская империя распалась, император
осмелел. 21 сентября 454 г. этот благочестивый, как и его возводящая Божьи храмы мать,
католик во время аудиенции на Палатинском холме в Риме нанес Аэцию первую рану, а
довершили дело кинжалы дворцовых евнухов. Всегда сопровождавший Аэция друг —
префект преторианцев Боэций — также был заколот. Оба трупа были выставлены на Форуме
для обозрения. А уже 16 марта следующего года Валентиниан III, последний законный
правитель Запада, был убит на Марсовом поле Рима во время смотра гвардии. Он стал
жертвой заговора офицеров из бывшей свиты Аэция. Так династия Феодосия Великого, на
Востоке прекратившаяся уже в 450 г. после смерти Феодосия II, угасла и на Западе.
Предполагаемый инициатор заговора патриций Петроний Максим немедленно становится
императором. Вдову Валентиниана Евдоксию он принуждает стать своей женой. Но уже
через три месяца, спасаясь бегством от вандалов, он погибает, предположительно от руки
собственного телохранителя70.
Среди высших чиновников при дворе Валентиниана III на 29 христиан приходилось
три идолопоклонника: Валюсиан и Феодосии занимали высокие посты италийских
имперских префектов, а третий язычник, Литорий, был военачальником. Уже в начале
правления Валентиниана стали издаваться законы, предусматривавшие строгие санкции
против всех иноверцев: язычников, иудеев, пелагиан и целестианцев, манихеев и даже
против схизматиков, не желавших иметь ничего общего с «venerabilis рара»*. Этоттермид
впервые появляется в «Кодексе Феодосия*, где «террор возводится в ранг ultima ratio**
государственной религиозной политики» (Антон/ Anton). Последствия такой политики не
замедлили сказаться. Нечто подобное содержится уже в одном из писем папы Льва I, первого
действительно значительного римского епископа, который рука об руку трудился с
императором, с 439 г. часто пребывавшем в Риме. Император, как и его мать, был весьма
благорасположен к церкви71.
* Venerabilis papa (лат.) — уважаемый папа. (Примеч. ред.)
** Ultima ratio (лат.) — последний довод. (Примеч. ред.)
Однако прежде чем перейти к Льву I и к никогда не прекращавшейся борьбе прелатов
за власть на Западе и на Востоке, которая более подробно описана светскими историками,
необходим ретроспективный взгляд на клерикальный Рим. Прежде всего на возникновение
папства и утверждение — обманным путем — догмата о главенстве пап.
ГЛАВА 2 ВЕРХОВЕНСТВО ПАПЫ, ИЛИ «PETRA SCANDALI» ТРИУМФ
ОБМАНА И ЖАЖДА ВЛАСТИ
«Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостоял
ему».
Апостол народов1
«У нас нет епископа епископов».
Св. Кшгриан2
«Мы христиане, а не петрианцы».
Бл. Августин3
«Кто сохраняет трезвость суждения, которая всюду является
первой заповедью исследования, для того легенда о Петре,
основателе и первом епископе римской Церкви, является тем, чем
она является: легендой без исторического зерна, вымыслом без
правды».
Иоганнес Галлер4
«Прорицание Петру в Евангелии от Матфея (16, 17—19)
представляет собой позднейшую вставку. Эта вставка... является
не словом земного Иисуса, но вымыслом евангелиста».
«Новозаветные тексты, которыми вплоть до настоящего времени
было принято обосновывать догмат о главенстве епископа Рима, не
содержат ничего подобного. Этот традиционный способ
аргументации несостоятелен как экзегетически, так и
исторически».
Католический теолог Йозеф Бланк5
«Несмотря на попытку последнего Собора ввести папу в
Церковь, на Втором Ватиканском Соборе речь о папстве заходит
больше и чаще, нежели на Первом. «Nota Praevia», добавленная в
церковные установления по указанию «высшего авторитета»,
выразила папские полномочия с такой определенностью, которая
превосходит формулировки Первого Ватиканского Собора.
Констатируется: «Папа как высший пастырь Церкви может
отправлять свои полномочия во всех случаях по собственному
разумению (ad placitum), так, как того требует его сан».
Католический теолог Вальтер Каспер6
«Мы совершенно уверены, что папа — величайшее препятствие
на пути к экуменизму».
Папа Павел VI (1967 г.)7
«Мы —>Петр».
Папа Павел VI (1969 г.)8
ИИСУС НЕ УЧРЕЖДАЛ ПАПСТВА, А ПЕТР НЕ БЫЛ ЕПИСКОПОМ РИМА
Католическая церковь обосновывает учреждение папства и свое собственное
возникновение ссылкой на Матфея: «...ты — Петр*, и на сем камне Я создам Церковь
Мою...» (Мф., 16, 18).
Это изречение, пожалуй, наиболее оспариваемое из всех библейских, огромными
буквами, выполненными из золотой мозаики сияет с купола работы Микеланджело в соборе
Св. Петра. Однако в трех из четырех Евангелий оно отсутствует; и прежде всего у
старейшего евангелиста — Марка. Потому что этих слов Иисус никогда не произносил.
Сегодня — «это бесспорный результат интерпретирования библейских текстов» (Брокс/
Вгох). Для подобного вывода имеется целый ряд убедительных оснований9.
* Камень (греч.).
Правда, католическая церковь стоит на том, что эти слова являются
«богодобавленными». Она не может иначе. Она твердила это вот уже два тысячелетия. Ныне
многие из ее теологов капитулируют. Некоторые при этом развивают нечто на первый взгляд
Совершенно новое (на самом же деле, запоздало повторяя консервативных протестантов).
Это позволяет им, с одной стороны, хотя бы отчасти сохранить «научное» лицо, а с другой
— не потерять всего в глазах их высокого начальства. Вот что они говорят о
недостоверности «изречения об основании церкви»: дескать, Матфей — не докладчикисторик, но теолог-созидатель. Или трактуют «пассаж о камне» как добавление, которое
поручил произвести евангелисту «воскресший из мертвых Христос». Менее же
изворотливые истолковывают «пророчество Петру» просто как позднейшую вставку, как
чистый вымысел евангелиста10.
Не исключено, что Петр и обладал чем-то вроде главенства, некоей руководящей
функцией. Возможно, она принадлежала ему только на время, или только на определенных
территориях, но во всяком случае, лишь до первого собрания апостолов без своего Учителя.
Павел, который в Антиохии прямо противостоял Петру и в лицо обвинял того в лицемерии,
кроме того, по-видимому, и закулисно оспаривал притязания Петра на первенство. И в иных
местах «Священного писания» наличествуют «антипетрианские» тенденции. Упоминание же
о том, что Петр удержал первенство, если таковое когда-либо и имело место, а не является
легендой, созданной «петрианцами» — в «Новом Завете» отсутствует. Об этом нет ни
слова11.
Но даже если допустить недопустимое, а именно: «слово о первенстве» произнесено
самим Иисусом — Церкви все равно никогда не удалось бы объяснить, каким образом оно
распространяется на пап. Ей никогда не удалось бы доказать, что оно относится не только к
самому Петру, но и ко всем его «преемникам по должности». Ни Библия, ни какой-либо иной
исторический источник не содержит указаний на то, что Петр назначил себе преемника. И
речи быть не может об исторической непрерывности «рукоположения».
В свете этого иной католик находит «дискуссию по толкованию библейских текстов
крайне схоластической», и это открытие ввергает его «в некоторое смущение, если он
пытается исторически и критически подойти к достоверности Библии как источника для
обоснования папства» (Штокмейер/ Stock-meier). Несколько более отважные теологи этого
лагеря тем временем соглашаются, что о преемничестве Петру «речь не шла» (Де Врие/ de
Vries), что этого не удалось «обнаружить нигде в Новом Завете» (Шнакенбург/
Schnackenburg). Йозеф Бланк/ Joseph Blank считает роль Петра как камня в основании
Церкви не только уникальной, не только не подлежащей обмену или передаче по наследству
и неповторимой, но чувствует внутреннюю несуразность идеи о непрерывно растущем
фундаменте и отказывается принять ее даже образно. Следовательно, и папство не может
рассматриваться как нечто, стоящее на Петре-камне церкви. Более того, этот католик
ничтоже сумняшеся заявляет: «Смотря на историю церкви ретроспективно, надлежало бы
сказать: даже папству,., не удалось разрушить церковь», И наконец, теолог задается
вопросом: как донималось это изречение в раннем христианстве? Соотносили ли его с Римом
или с верховенством римского епископа как преемника апостола Петра? «Ответ предельно
прост, нет!»12.
Апологетика, правда, приводит в доказательство и другие слова Иисуса, а также его
указания Петру: он будет ловить человеков; получит ключи Царства Небесного; и то, что он
свяжет на земле, то будет связано на небесах; и то, что он разрешит на земле, будет
разрешено на небесах. А также: «Укрепи своих братьев» и «паси моих овец». Но ко всему
этому в Евангелиях имеются параллельные места, из которых следует: пять заветов Христа
не были адресованы Петру персонально. И еще раз о главном. О преемнике, а тем более о
предстоятеле римской общины как о руководителе церкви в целом речь не идет ни в одном
из ранних христианских текстов13.
ПРЕБЫВАНИЕ И СМЕРТЬ ПЕТРА В РИМЕ НЕ ДОКАЗАНЫ
Петр никогда не был епископом Рима. Но это абсурдное предположение легло в основу
всей петродоктрины, превозносимой буквально до небес папами и обслуживающими их
богословами. Не установлен даже факт пребывания Петра в Риме.
Римская христианская община основана не Петром и не Павлом, по словам Иринея,
«блаженными апостолами-основателями», которым архиепископ VI в. Дорофен
Фессалоникий ский приписывал даже двойное епископство, но безвестными иудеохристианами. Причем они и ортодоксальные иудеи выясняли свои отношения столь бурно,
что император Клавдий в середине I в. приказал высылать из Рима и тех и других без
разбора: «Judaeos impulsore Chresto assidue tumuttuantes Roma expulit» (Светоний). Акила и
Прискила, супружеская дара изгнанников того времени, повстречалась с Павлом, когда он во
второй раз направлялся в Коринф. Согласно Тациту, христиане Рима — это преступники
родом из Иудеи14.
И на сегодняшний день, когда христианские церкви сближаются на базе экуменизма и
даже многие протестантские ученые полагают, что Петр был в Риме, доказательств его
пребывния там по-прежнему не существует. Ведь предположение не является
доказательством. Легенды, приписывающие Петру мученичество в Риме: драматическое
распятие на кресте, подобно его Господу и Спасителю, но только по собственному желанию
и в знак особого смирения вниз головой — тоже ничего не доказывают. И пусть некто Гай
Почти полтора столетия спустя «уже» считал, что знает место казни, а именно: «под
Ватиканом» (читай: в Нероновых садах) — Евсевий впервые сообщит об этом только в IV в.!
И даже тот, кто попытается доказать факт посещения Петром Рима с таким же рвением как
Даниель О'Коннор/ O'Connor, который уже названием своего труда однозначно утверждает:
«Peter in Rome: the Literary, Liturgical and Archaeological Ecidence»*, noлучит весьма скудный
результат: это пребывание «mоrе plausible than not»15.
* «Петр в Риме: литературные, литургические и археологические доказательства»
(англ). (Примеч. пер.)
На самом деле, этому нет ни одного надежного доказательства. Прежде всего, об этом
ничего не известно Павлу, который якобы вместе с Петром основал римскую общину и
именно в Риме пишет свои последние послания, но ни разу не упоминает в них Петра —
своего противника. Ничего об этом не написано и в «Деяниях Апостолов». Важнейшее 1-е
Послание Климента Римского, очевидно, относящееся к концу 1 в., ничего не знает ни о
предопределении Иисусом миссии Петра, ни вообще о какой-то решающей и особой роли
этого апостола. В нем всего лишь весьма невнятно сообщается о мученичестве Петра,
Короче говоря, все первое столетие молчит об этом. Молчание еще долго длится и во втором
столетии16.
Дионисий Коринфский, самый ранний из тех, кто твердо убежден в пребывании Петра
в Риме, впрочем, вызывает подозрения. Во-первых, потому что его свидетельство датировано
170 г. Во-вторых, потому что этот епископ пребывает в отдалении от Рима. И в* третьих,
поскольку он утверждает, что Петр и Павел совместно основали церковь не только в Риме,
но и в Коринфе. Что, в отношении Коринфа, противоречит собственному утверждению
Павла. Можно ли, исходя из римского права, доверять такому свидетелю?17.
Но тот, кто усомнится — лжец! Он возводит «позорный памятник своему невежеству и
фанатизму» (католик Грене/ Grdne). Быть может, все-таки наоборот? Или среди скептиков
фанатики и невежды встречаются чаще, чем среди верующих? Разве как раз не благодаря
фанатикам и невеждам существуют религии, христианство и папство? Разве их догмы не
зиждятся на том, что противоречит разуму и логике, разве не опираются они на веру в
сверхъестественное? Разве они не боятся как огня истинного просвещения и настоящей
критики? Разве не они ввели жесткую цензуру, индекс запрещенных книг, контроль церкви
за книгопечатанием, антимодернистскую присягу**, наконец, костры?18.
* Скорее вероятно, чем нет (англ.). (Примеч. ред.)
** Так называемая «присяга вере», введенная папой Пием X в 1907 г., которую должны
были давать священники при рукоположении и ежегодно повторять ее, осуждая ересь
«модернизма». (Примеч. пер.)
Визит Петра и соответствующая деятельность этого мужа в Риме необходимы
католикам. Ведь он в качестве «апостола-основателя» открывает список епископов Рима,
возглавляя череду своих «преемников». Прежде всего из этого исходит «апостольское»
предание и догмат о верховенстве римских пап. Они витийствуют, особенно в научнопопулярных изданиях, о пребывании Петра в Риме: «вне всякого сомнения доказано
историческими исследованиями» (Ф. Й. Кох/ F. J. Koch); «является общепризнанным
результатом исследований» (Кестере/ Kosters); «с несомненностью установлено» (Францен/
Franzen); «засвидетельствовано всем раннехристианским миром» (Щук/ Schuck); «никогда не
было более надежных сведений из того времени» (Кун/ Kuhn)». Не убедительны и попытки
заставить читателя наглядно представить «восседание Петра на епископском престоле» или
«расположение его римской резиденции» (Шцехт/ Specht и Бауэр/ Bauer)19.
В 1982 г. у католика Пеша/ Pesch «более не вызывает сомнений», что Петр принял
мученическую смерть в Риме при императоре Нероне. Он предлагает всей современной
науке отбросить сомнения. (А ведь мученник И в. Игнатий Богоносец (Антиохийский) об
этом даже не заикается!) Ни Пеш, ни кто-либо другой никаких доказательств не
представляют. Для него всего лишь «восхительным ощущением становится обретение веры в
то, что Петр отправился в Рим...»20.
Также восхительно для многих католиков обретение могилы св. Петра. Ну а как тут
обстоят дела с доказательствами?
СКАЗКА ОБ ОБРЕТЕНИИ МОГИЛЫ ПЕТРА
Согласно древнему преданию, могила «князя Апостолов» находится у Аппиевой
дороги, а по другой версии — под собором св. Петра21.
Там эту могилу искали еще в середине II в.. Между 1940 и 1949 годами под сводами
собора заново принялись копать: археолог Энрико Йоси, архитектор Бруно АполлониТетги и
иезуиты Антонио Ферруа и Энгельберт Киршбаум. Руководил раскопками бывший
председатель Католического Центра прелат Каас. Препоручив Гитлеру заниматься делами
современности в Берлине, сам он приблизительно с тем же успехом занялся прошлым22.
Мировая война пришла и ушла. И накануне Рождества 1950 г. папа Пий XII известил
(католическое) человечество; «исследования, которые Мы планировали с первых месяцев
Нашего понтификата, по крайней мере, в отношении могилы Апостола... благополучно
завершены». Результаты этих «весьма точных» исследований папа назвал исключительно
содержательными и важными. «На важнейший вопрос: обретена ли вновь истинная могила
святого Петра — итоги работ дают совершенно однозначный ответ: да. Могила князя
апостолов вновь обретена»23.
Однако уже в следующем году католический орган «Herder- Korrespondenz Orbis
Catholicus» сбавляет тон: место захоронения Петра «несомненно найдено, но сама могила
апостола не обнаружена» — пример католической выучки по части искусства формулировок.
Мало кто захочет напрямую противоречить папе.
Правда, согласно этой заметке, представлено «убедительное вещественное
доказательство» того, что могила Петра «находится под центром собора Св. Петра». А
«вещественным доказательством» было объявлено то, что «на предполагаемом месте... было
обнаружено некоторое количество человеческих костей, которые и были с осторожностью
извлечены». Помимо этого были открыты и другие христианские и языческие захоронения,
причем последние «в несколько слоев друг над другом». Могила апостола — не найденная,
но, согласно отчету комиссии, вновь обретенная — опустела когда-то в прошлом, когда
останки Петра во времена гонений были перенесены в укромное место. А уже позднее
Константин Великий воздвиг храм «на почитаемом месте»24.
В конце же заметки сообщается, что «посещение широкой публикой данного
почитаемого места в обозримом будущем исключено». По причинам: узости прохода, угрозы
повреждения археологических памятников, расположенных по соседству, и, наконец,
приводится настоящая причина, причем достаточно откровенно: «археологически
ненаметанному глазу там не откроется ничего или почти ничего достопримечательного»25.
Вот так обстоят с этим дела, равно как и со всеми великими тайнами этой веры: ничего
достопримечательного.
Около 200 г. римскому пресвитеру Гаю мерещилось, что ему известна могила Петра
«на Ватикане» и могила Павла — близ «дороги на Остию». Со времен же Константина
Великого могилу Петра чтили в соборе Св. Петра, одновременно продолжая ее там искать.
Историческая достоверность захоронения Петра на месте собора этим не доказывается, этим
доказывается, в лучшем случае, что во времена Константина уже существовала вера в это.
Тогдашняя же вера не более доказательна, чем вера сегодняшняя26.
В действительности под собором Св. Петра (на месте, близ которого некогда находился
Фригианум, святилище богини Кибелы) находили множество языческих захоронений —
только в ходе последних раскопок было обнаружено не менее 22 гробниц и два кладбища27.
Насколько ничтожным оказался результат ватиканских исследований, настолько
пышным цветом цветет литература вокруг этого. К 1964 г. на эту тему уже имелось около
400 публикаций с разнообразными мнениями — «от самых наивных восторгов до самого
решительного отрицания выводов из археологического исследования». Таков вердикт
Энгельберта Киршбаума/ Engelbert Kirschbaum, которому самому следовало бы отказаться от
прежних слишком оптимистических суждений. Раскопки Гризара/ Grisar, его товарища по
Ордену, «недостаточно финансировались», а раскопки археолога из Силезии Йозефа
Вильперта, которого Киршбаум величает «уважаемым», научная общественность обходит
молчанием как «прискорбную неудачу ученого весьма преклонного возраста»28.
Иезуит Киршбаум, в свою очередь, выстраивает «целую цепь доказательств»
подлинности могилы Петра. Однако затем он вынужден «признать, что отдельные ее звенья
могут иметь иное толкование: ныне мы имеем только место, место захоронения апостола, но
мы не имеем никаких материальных остатков той могилы». Итак, мы имеем старую могилу
— какое счастье! Но «никогда не сможем узнать, кто же был в ней захоронен». Даже о том,
как выглядела знаменитая могила, Киршбаум «не может сказать ничего определенного...
Скорее всего, это была бедная могила...» Короче, так что же они нашли? Иезуит говорит
уклончиво: «могила, состоявшая всего из пары камней. Когда их подняли, от могилы ничего
не осталось...»29.
Все говорит как раз за то, что речь может идти не о могиле Петра под так называемым
тропайоном*, но что она сама является всего лишь кенотафом**, то есть памятником.
Киршбаум же, сообщается в отчете о раскопках, «трактует тропайон как могилу апостола;
правда, с учетом последующих изменений»30.
* Тропайон (греч.) — памятник. В данном случае речь идет о надгробном камне.
(Примеч. ред.)
** Кенотаф (от греч. kenotaphos — пустая могила) — погребальный памятник у
народов Др. Греции, Рима, Египта и др. в виде гробницы, в действительности не содержащей
тела умершего (сооружался в том случае, когда прах покойного оказывался недоступным для
погребения. (Примеч. ред.)
Критика со стороны Адриано Пранди, Армина фон Герка-на, Теодора Клаузера, А. М.
Шнейдера и др. вынуждает иезуита все же признать, что (католический) отчет о раскопках
«не безупречен». Он допускает «неполноту описаний» отчета; упоминает о его «больших
или меньших противоречиях»; и, наконец, сокрушается, что крылатая фраза «errare humanum
est»* все еще сохраняет свою верность. Но главного — так ему хочется верить — критике
«поколебать ни в коей мере не удалось». Но даже он в конце концов может лишь
констатировать: «Итак, найдена ли могила Петра? Мы отвечаем: найден тропайон середины
II в., но могила апостола, которая должна была под ним находиться, не была «обнаружена» в
полном смысле этого слова. Было доказано, то есть цепью вещественных доказательств
подтверждено ее существование, хотя «материальные части» этой некогда существовавшей
могилы уже отсутствуют4». Вывод: могила там вообще-то была — да вся вышла!31.
«Мне очень хотелось бы представить себе, как тело первого папы предавали земле», —
пишет Киршбаум/ Kirschbaum и датирует изъятие останков Петра из его могилы 258 г. Само
собой, без всякого намека на доказательность. И в то, что «отделили и захоронили в другом
месте только голову», он может тоже только «верить». Потому что хотелось бы верить, что
все остальное в могиле все-таки нашли — то, чего, правда, тоже не нашли! Научно доказано,
что так называемая голова Петра (и голова Павла) находится в Латеранском дворце лишь с
конца XI в.! На предполагаемом месте могилы Петра нашли всего лишь «горстку костей», и
все они принадлежали «одному и тому же лицу», что подтверждается «медицинским
заключением». Да, установлено, «что это действительно кости старого мужчины. А Петр, на
момент смерти, таковым и был» (Киршбаум/ Kirschbaum). Доказательство столь
«потрясающее», что даже сам Киршбаум не осмеливается «ничего к сему добавить»32.
* Errare humanum est (лат.) — человеку свойственно ошибаться. (Примеч. ред.)
В 1965 г. Маргарита Гуардуччи/ Margherita Guarducci, профессор древней истории
Римского университета, в своей нашумевшей книге утверждала, что ею были обнаружены
несомненные останки Петра. Но так как не было даже могилы, то, по крайней мере, научная
общественность сначала весьма сдержанно отреагировала на новое «открытие», а затем
отзывалась о нем «откровенно уничижительно» (Дассман/ Das-smann). Эрнст Дассман,
проанализировав корпус доказательств, содержащихся в изданном Ватиканом труде
профессора Гуардуччи, заключил свои высказанные в дружественной форме сомнения
ссылкой на признанного знатока агиографии* Г. Делайе, полагавшего, что любые мощи,
вызывающие сомнения, следует считать фальшивыми. «Единственное, что остается
несомненным, это сомнения, с которыми необходимо подходить к аргументации профессора
М. Гуардуччи»33.
Когда признанный антрополог Венерандо Корренти исследовал «vecchio robusto» —
предполагаемые кости Петра, он пришел к выводу, что они представляют собой останки трех
индивидуумов, среди которых, практически несомненно (quasi certamente), была и примерно
семидесятилетняя женщина34.
26 июня 1968 г. папа Павел VI возвестил: «Мощи святого Петра идентифицированы
должным образом, который Мы можем признать убедительным»35.
* Агиография — церковно-житийная литература. (Прим. ред.)
Но разумеется, даже если бы Петр действительно был похоронен на этом месте, то
идентификация его останков среди множества других покойников, все равно была бы
заведомо невозможна. Еще Эрих Каспар подчеркивал — справедливо, хотя и достаточно
осторожно — что сомнения по этому поводу «никогда не удастся рассеять». В этой связи
Иоганн Галлер справедливо ссылается на сомнения относительно подлинности черепов
Шиллера и Баха, хотя временная дистация короче и условия, соответственно, много лучше.
И так же справедливы доводы Армина фон Геркана: даже если бы была вскрыта могила
именно Петра, даже если бы об этом свидетельствовала надпись на надгробии (чего в
действительности нет) — все равно это ничего не доказывает, поскольку это погребение в
любом случае следовало бы отнести ко времени Константина. И все равно существовали бы
сомнения, если не вероятность того, что все это — подделка IV в. Ведь археологического
материала I в. нет как нет. А была и навеки останется всего лишь традиция, пусть и
восходящая ко времени Константина36.
О сухом остатке сомнительной истории с могилой Петра пишет католик Фукс/ Fuchs
(которому мы обязаны захватывающим сообщением: «На многометровой глубине, под
современным папским алтарем была найдена высеченная надпись PETR...*, там же найдены
человеческие кости и надгробие...») Тот же Фукс поясняет, в чем суть всей этой
сомнительной истории: «Эти раскопки пришлись весьма кстати, и прежде асею, для того,
чтобы нести в народ идею о существовании могилы Петра». И это действительно самое
важное. Ибо верховенство пап покоится не на том, что Петр погребен в Риме, но вера в это
укрепляет благочестивость народа, множит ряды паломников на «святую землю» (Terra
santa) и, как следствие — ряды усердных жертвователей на нужды Церкви!37
Вот и монсеньер Ратгебер/ Rathgeber подчеркивает, что это место, которое, по его
мнению, наверняка является могилой Петра, с древнейших христианских времен «служило
местом многочисленных паломничеств». Прелат упоминает найденный там камень не только
с надписью: «Петр, попроси Иисуса Христа за святых христиан, упокоенных рядом с тобой»,
но и с изображением, которое принято считать портретом апостола Петра — лысая голова,
крупный нос, борода и мясистые губы... Эх, если бы чудеса еще случались — да разве не
вытащили бы Петра, а заодно и Павла, уже давным-давно на свет Божий, свеженькими и
«нетленными», подобно мученикам, найденным Амвросием Медиоланским (см. кн. 1, стр.
371)?! Но не те пошли времена... Послушаем Лихтенберга/ Lichtenberg: «Если хочется верить
в чудеса, то не следует к ним приближаться, как и к облакам, если хочется верить, что они
являются твердыми телами»38.
* На латинском языке имя апостола пишется Petrus (Петрус). Следовательно, эти
четыре буквы нельзя однозначно принимать за начало имени Петр, т.к. они вполне могут
быть и началом другого имени, например, Petronius (Петроний), который, кстати, тоже умер
в I в. (66 г.). (Примеч. ред.)
Что ж, быть может, Петр, вопреки всему, и побывал в Риме. Возможно даже, он и умер
там. Но только не как епископ и первый владыка трона, впоследствии названного его
именем**. «Об этом», — пишет в 1981 г. Курт Аланд/ Aland, — «сейчас не может быть и
речи». И Норберт Брокс/ Norbert Brqx, который в 1983 г. утверждал, что «с большой долей
вероятности», Петр бывал в Риме, все же признает, что о его роли в тамошней общине
ничего не известно. «То, что он был ее епископом — исключено...» Во всяком случае, автор
«Первого послания Петра» понимал служение «апостола Иисуса Христа в Вавилоне», т. е. в
Риме, не как епископское, но как «служение проповедническое, служение одного из
старейшин». Таково мнение протестантского теолога Феликса Криста/ Felix Christ. И католик
Бланк/ Blank не считает Петра первым епископом Рима, а тем более основателем римской
общины. Даже для верного паписта Рудольфа Пеша/ Rudolf Pesch ясно, что «в начале» (!) не
было никакого епископата. Ни у Петра, ни у Павла «не было прямых преемников среди
римских епископов». Но в завершении труда этого католика верховенство пап предстает
«проистекающим из первенства Петра на службе одной святой церкви и тезиса об
апостольском наследовании». Что провозглашается автором как «factum theologicum»: поихнему — богословский факт, а по-нашему — обман и подтасовка. Впрочем, можно
вернуться к Пешу, с его «восхитительным ощущением...»39.
** Папский престол принято называть «троном Св. Петра». (Примеч. ред.)
Но прежде чем перейти к проблеме возникновения верховенства римских пап,
естественно рассмотреть вопрос: откуда вообще взялись попы, епископы и папы?
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЦЕРКОВНОЙ ИЕРАРХИИ. МИТРОПОЛИТЫ, ПАТРИАРХИ,
ПАПЫ
Исходя из историко-критического анализа новозаветных текстов, можно сделать вывод,
что Иисус — апокалиптик, целиком и полностью находившийся в традиции ветхозаветных
пророков — верил в близость Страшного Суда и пришествия Царства Божия (в чем он — и
это не подлежит сомнению — полностью заблуждался). Разумеется, он не собирался
учреждать каких-либо церковных институтов и вводить церковные должности: всех этих
священников, епископов, патриархов, пап. Историк церкви и женщина-теолог Магдалена
Бусманн/ Magdalene Bussmann в письме, направленном папе Иоанну Павлу II в 1987 г. не без
издевки пишет: «Иисус никому, ни женщинам, ни мужчинам, не поручал священнических
функций, как Вы и Ваши коллеги их понимаете. Все люди, которых Господь наделил
харизмой, должны отдавать себя на благо всей общины. Таково общепринятое мнение
теологов, как мужчин, так и женщин. И уж от Рима можно было бы ожидать хотя бы
Минимального знакомства с основами экзегетики*, необходимого для серьезных
богословских исследований»40.
* Экзегетика — раздел богословия, занимающийся трактовкой Библии. (Примеч. ред.)
В ранних христианских общинах тон задавали апостолы, пророки и учителя. Епископы,
дьяконы и пресвитеры находились на втором плане. Тогда это был технический персонал,
наделенный г определенными административными, организационными и хозяйственными
функциями. Позднее должность епископа стала выделяться. Сначала он возвысился над
пресвитерами, которым был равен в течение всего I в., а затем и над харизматиками,
апостолами, пророками и учителями. С конца II в. епископ окончательно перехватывает
первенство и замыкает на себя все руководство общиной41.
Но по мере того как епископ из подчиненного сначала превращается в равного, а затем
и вышестоящего, среди самих епископов начинают возникать градации. Это в прямую
зависело от значимости населенного пункта, в котором тот или иной еписиоп отправлял
службу. Епископ провинциального центра (такие города назывались метрополиями), как
правило, приобретал звание митрополита (причем некоторые из них, например, в провинции
Иллирия, называли себя даже архиепископами) и превращался в главу всех остальных
епископов. Причем границы области такого церковного управления, как правило, совпадали
с административными границами соответствующей провинции. Этот процесс протекал не
вполне безболезненно, но на Востоке в общем завершился к началу III в.; самое позднее, к
концу этого века каждая провинция имела своего митрополита42.
Но и среди самих высших епископов появляются еще более высокие. Например,
епископ Милана, города в Северной Италии, ставшего со времени Диоклетиана
императорской резиденцией, представлял высшую церковную власть на территориях сразу
нескольких провинций. Наконец, имелись и более обширные церковные образования, не
укладывавшиеся в рамки административных конструкций империи, руководители которых
приобрели еще более широкие полномочия: во-первых, предстоятель Александрии по
отношению к доброй сотне епископов всего Египта; во-вторых, предстоятель Антиохии по
отношению к большей части епископата Сирии (территории менее однородной в
политическом и культурном отношении). Аналогичные привилегии получили на Никейском
соборе (325 г.): менее значительный предстоятель Иерусалима (подчинение ему
священнослужителей трех палестинских провинций произошло только в 451 г., благодаря
бесстыдному соглашателю и фальсификатору архиепископу Ювеналию), а также
предстоятели городов Эфеса, Кесарии в провинции Каппадокия и Гераклеи, а на
Константинопольском соборе (381 г.) и столицы Востока — Константинополя. Титул
патриарха (праотца), поначалу носимый даже простыми епископами, с V в. остается
прерогативой только пяти высших епископов («экзархов», согласно документам
Халкидонского
Собора)
—
предстоятелей
церквей
Александрии,
Антиохии,
Константинополя, Рима и Иерусалима.
Однако именно в Риме должность правящего епископа появилась поздно, только при
четвертом или пятом поколении христиан, во всяком случае, гораздо позднее, нежели в
Сирии или Малой Азии. Еще в середине II в., когда римская христианская община
насчитывала около 30 тысяч человек и 155 священнослужителей, там никто не ведал, что
основана она Петром! И никто слыхом не слыхивал о его пребывании и мученической
смерти в Риме43.
ПОДЛОЖНЫЙ СПИСОК РИМСКИХ ЕПИСКОПОВ
Самый ранний список римских епископов приводится Отцом Церкви Иринеем,
епископом Лиона, в его труде «Adver-sus haereses» («Против ересей»). Книга эта написана
между 180 и 185 гг. Греческий оригинал утрачен, зато в латинском переводе третьего или
четвертого, если даже не пятого века, она сохранилась полностью. Литература об этом едва
ли обозрима, а текст, по-видимому, «испорчен». Что же касается того, каким образом
составлялся сам список — то это дело темное. Ириней не приводит ничего, кроме имен. О
первенстве Петра нет ни слова! Ведь в конце II в. Петр не считался епископом Рима. Правда,
в IV в. утверждалось, что Петр провел в Риме 25 лет! В свое время очередность римских
епископов представил епископ Евсевий, недобросовестный, сам грешивший
фальсификациями, историограф (ср. также: кн. 1, стр. 172). Евсевий «улучшил» также список
епископов Александрии, а равно и Антиохии, причем епископам Корнелию, Эросу и
Теофилу выделил строго по четыре года. Также искусственно он рассчитывал и список
епископов Иерусалима, о сроках деятельности которых у него, по его собственному
признанию, не было «никаких письменных сведений». Позднее епископ Епифаний подогнал
даты деятельности иерусалимских епископов под даты правления императоров. Около 354 г.
«Catologus Liberianus» («Реестр Либерия»), простиравшийся от Петра до этого папы,
занимавшего престол с 352 до 366 года, продолжил и «усовершенствовал» процесс
датировки добавлением месяцев и дней. Об этом сообщает католик Гельми/ Gelmi,
оговариваясь, «что все эти даты не имеют никакой исторической ценности». Сегодня с этим
соглашаются все католики, но всякий раз подчеркивают, что тем драгоценнее сам ряд имен
— древний и подлинный!
«Liber Pontificalis» («Книга римских понтификов»), официальный и старейший список
римских епископов, содержащий «уйму сфальсифицированного или мифического материала
и дополнивший его дальнейшими вымыслами» (Каспар/ Caspar) — короче настолько
мошеннический, что до рубежа VI в. не имеет никакой исторической ценности, называет
первым епископом Рима не Петра, а некоего Лина. Затем Лина передвигают на второе место,
а Петра — на первое. В довершение, сконструировали «"службу" Петра», которая в
«античных обстоятельствах», ясное дело, «проявлялась от случая к случаю» (Каррер/ Каггег)
и которая затем тихой сапой трансформировалась в «папство». Иезуит Ганс Гротц/ Hans
Grotz поэтически повествует: «Как зерно пал Петр на римскую почву». После этого еще
многие упадали и продолжают упадать — можно перечислить всех «преемников» Петра, с
датами смерти, в так называемой непрерывной последовательности. Но с течением времени
список римских епископов переписывали, улучшали, дополняли; так что, в конце концов,
таблица дат правления первых 28 епископов Рима, сведенная из данных пяти византийских
хронистов, дает совпадения только в четырех случаях. Более того, тот, кто окончательно
редактировал текст, по-видимому, папа Григорий I, расширяет список «святых» пап до
двенадцати — по аналогии с двенадцатью апостолами. Во всяком случае, данные о римских
епископах первых двух веков так же ненадежны, как и списки александрийских или
антиохийских епископов, а «относительно первых десятилетий — полный произвол».
(Хойси/ Heussi)44.
Добавим, что официальная папская книга открывается поддельной перепиской между
св. Иеронимом и папой Дамасием I! (И это не единственный образец: Псевдо-Исидор дает
еще одну фальсификацию.)45
Правда, иезуит Гризар подчеркивает то «обстоятельство, что список старых римских
епископов, начиная со св. Петра, относительно достоверности очередности и имен выгодно
отличается от очень многих (!) других перечней епископов. Туда якобы не проникали
измышления и подлоги, в то время как списки древних предстоятелей других церквей были
излюбленным полем, на котором упражнялись выдумщики».
Фактически дело с римским епископским перечнем (для католиков, без сомнения,
особенно важного) обстояло никак не иначе, чем в других случаях46.
В общем-то, подобные, местами сконструированные, но по большей части полностью
высосанные из пальца, либо искусственно объединенные перечни имен, существовали
задолго до христианства и его точно так же сфальсифицированных епископских реестров.
Таковы: перечни лиц, занимавших высшие выборные должности в греческих городахгосударствах, царей Спарты, диадохов, руководителей философских школ Греции и
победителей Олимпийских игр. Но прежде всего приходят на ум ветхозаветные генеалогии,
бесконечным перечислением имен гарантирующие преемственность участия в божественном
обете, особенно список высших священников — правителей народа Израилева в изгнании.
Возможно, к этому иудейскому принципу восходит стремление ислама гарантировать
преемственность устной традиции последовательной цепью начинающихся от Пророка
свидетелей (isnad)47.
Во всяком случае, исторические причины возникновения папства имеют совсем иную
природу, нежели ту, которую нам пытаются навязать при помощи теологических
спекуляций. Оно проистекает не из гипотетического основания апостолом трона римских
епископов, но прежде всего из политического, идеологического и культурного значения
миллионного города, его исключительного положения как центра Римской империи, «caput
orbis» — «главы мира» — языческих поэтов. Именно это стало решающим фактором, что
римские иерархи весьма примечательно обходят молчанием.
Не только в случае Рима, но и повсеместно церковный ранг города более или менее
соответствует его политическому значению. И в других правительственных центрах
Империи местные церкви также извлекали большую или меньшую выгоду из своего
положения. Это относится, например, к Милану или к Сирмии, расположенной в соседней
Паннонии, которая также некоторое время была резиденцией императора и praefectus
praetorio. Когда же в конце IV в. префектура провинции Галлия переместилась в Арль,
тамошний епископ тотчас же заявил о своих претензиях на митрополичье достоинство.
Особенно быстро выдвинулся на первый план Византии, ибо между 326 и 330 гг. он из
небольшого, но благодаря своему географическому положению, имевшего важное
стратегическое и экономическое значение, города превращается при Константине I в
Константинополь, «Второй» или «Новый» Рим. Основанный на семи холмах, он соперничал
со старой столицей на Тибре и уже в IV—V вв. превзошел ее в великолепии и мировом
значениии. Так что и тысячу лет спустя поздневизантийский ученый Мануэль Хризолор
славит его: «Мать красива и статна, но во многом дочь прекрасней». Константинополь играл
ведущую политическую, военную и экономическую роль во всей Империи.
Константинопольский патриарх постепенно стал вровень с патриархами Александрии и
Антиохии, а в конце концов — «имперским епископом» и соперником епископа Рима. При
этом ссылались на то, что христианство зародилось на Востоке: «на Востоке родился
Христос», как козыряли перед Западом синодалы I Константинопольского Вселенского
Собора 381 года,-А после арабских завоеваний VII в. один лишь Константинополь остался
значительным патриархатом Востока49.
Следующей важной причиной возникновения папства стало ислючительное положение
римского епископа — единственного патриарха на всем Западе — подкрепленное вскоре его
фантастическим богатством, в Италии и во всей латинской церкви после крушения Римской
империи (на Востоке же три-четыре патриарха конкурировали друг с другом). Когда же
главенство пап стало явью, под фактическую власть начали подводить теологический
фундамент в виде так называемого апостольского аргумента, бесцеремонной апелляции к
имени апостола Петра, петрологии50.
ЗАРОЖДЕНИЕ ПРИТЯЗАНИЙ НА ВЕРХОВЕНСТВО
Эти притязания римских епископов на верховенство, подкрепляемые, как правило,
ссылкой на Евангелие от Матфея (16,18) вообще-то совершенно беспочвенны. На
протяжение более чем двух столетий они и сами никогда не настаивали на том, что они
якобы назначены самим Иисусом! Они никогда не утверждали, что являются преемниками
Петра! «Не просматривается, чтобы обет Петру у Матфея, — подчеркивает Генри Чедвик/
Henry Chadwick, — до середины третьего века играл какую-либо роль в римских
притязаниях на руководство и власть». Лишь к этому времени относится достоверно
зафиксированное утверждение о верховенстве римского епископа. С этим иезуит Де Врие/ de
Vries соглашается почти цинично: «Мы должны признать, что потребовалось достаточно
много времени, чтобы в Риме осознали все значение пророчества о Камне для обоснования
римских претензий. Но в конце концов это было осознано...» Даже представление об особом
статусе римского «престолодержателя» как о «преемнике» апостола Петра не получило
развития! Любая епископская резиденция, даже самая незначительная, не имеющая ни
традиций, ни особого авторитета, изначально рассматривалась как «sedes apostolica» —
«апостольская резиденция». И всякий епископ при определении его звания и служения
притязал на эпитет: «апостольский», на «апостольство». «Именование простого епископа как
summus pontifex — верховный жрец — впервые обнаруживается в папском послании»
(католик Баус/ Baus). Да и первые верховные пастыри Рима вовсе не воспринимали себя как
«пап». У них долгое время «не было иного титула... по сравнению с остальными
эпископами» (католик Бильмейер/ Bihljneyer). Напротив. Если на Востоке патриархи,
едискоцы и настоятели монастырей давным-давно именовались «папами» (pappus, papa,
Vater, отец), то такой же титул в Риме впервые обнаруживается на надгробии, относящемся
ко времени папы Либерия (352 — 366 гг.). Он прижился на Западе к концу V в., но римскими
епископами, как и всеми другими, употреблялся до конца VIII в. нерегулярно. И только с
второго тысячелетия слово «папа» становится исключительной прерогативой епископа Рима.
Но даже в XI—XII вв. прочие епископы называют себя «vicarius Petri» — «наместник
Петра». Титул же «Sum-mus Pontifex» сохраняется за всеми (епископами вплоть до позднего
средневековья51.
Подытожим: с тех пор как о нем зашла речь, верховенство «папы» оспаривается. В
первую очередь самими католическими богословами, отцами церкви и епископами.
РАННЯЯ ЦЕРКОВЬ НЕ ЗНАЛА НИКАКОГО УЧРЕЖДЕННОГО ИИСУСОМ
ПРИОРИТЕТА РИМСКОГО ЕПИСКОПА НИ В ПОЧЕСТЯХ, НИ В ПРАВЕ
Первым сослался на Матфея (16,18), по-видимому, властолюбивый Стефан I (254—257
гг.). Его взгляд на церковное устройство был скорее иерархически-монархическим, чем
коллегиально-епископским. Это, в известной степени, и есть первый папа, несмотря на то,
что от него самого мы и не имеем непосредственных высказываний на этот счет. Однако
тотчас отреагировал влиятельный епископ Фирмилиан из Кесарии Каппадокийской.
Согласно католической «Энциклопедии теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und
Kirche», он не знает «никакого приоритета римского епископа в праве». Более того,
Фирмилиан порицает Стефана за то, что тот кичится своим положением, полагая, что он
является «преемником Петра» (sucessionem Petri tenere contendit). He колеблясь, Фирмилиан
говорит об «уцорной и очевидной глупости Стефана» и, обращаясь непосредственно к нему,
называет того «schismaticus» — «раскольником», который сам отделяет себя от церкви. Он
упрекает его в «наглости и бесстыдстве» (audacia et insolencia), «слепоте» (caecitas) и
«глупости» (stulti-tia). В гневе он называет Стефана Иудой и утверждает, что тот «создает
блаженным апостолам Петру и Павлу дурную славу»52.
«Как ревностно, — язвит Фирмилиан в письме к Киприану Карфагенскому, —
последовал Стефан благотворным предостережениям апостола и сохранил, главным образом,
смирение и кротость! Ибо что может быть более смиренным и кротким, как не ссориться со
столь многими епископами во всем мире... то с восточными (о чем Вам, вероятно/известно),
то с западными». И прямо и торжественно обращается к римлянину: «Ты сам себя исключил
— не обманывайся на сей счет!.. Ибо полагая, что ты можешь исключить всех, ты тем самым
лишь от всех отдаляешься»53.
Тогда же, в споре о крещении еретиков 255—256 гг., сутью которого было: следует ли
перекрещивать переходящих в католичество иноверущих или, как учил Рим, такой
необходимости нет, чем затрагивались дисциплинарные и догматические проблемы, свою
точку зрения на вопрос о папском верховенстве высказал не кто иной, как Киприан. Епископ,
мученик и католический святой, он, очевидно, в полном согласии с господствующим
мнением, никогда не признавал абсолютного приоритета Рима. Вторя Тертуллиану и
разделяя заявленную в свою время точку зрения синодов Северной Африки, а также Востока,
он язвительно отвергает существование «епископа епископов» как в периоды открытых
конфликтов внутри церкви, так и в более спокойные времена.
Для Киприана римский епископ принципиально является не более чем епископом. «Он
и помыслить не мог о том, чтобы признать за ним, хотя бы частично, право юрисдикции над
другими общинами, помимо его собственной. Преемник Петра для него даже не является
первым среди равных (primus inter pares)» (Виккерт/ Wickert). Для Киприана все апостолы
были равны, все они обладали той же властью, что и Петр, «были равны в почитании». Точно
так же не должно быть ни выше-, ни нижестоящих епископов. Им не должно судить друг
друга. Короче говоря, каждый пусть несет ответственность за свою епархию только перед
Богом: из-за этого высказываний Римом было даже сфальсифицировано важнейшее место в
его трудах! Однако даже сфальсифицированная четвертая глава «De imitate ecclesiae» («О
единстве Церкви») не может пониматься как утверждение примата Рима. Точку зрения
Киприана разделяли как синоды в Карфагене и Малой Азии, состоявшиеся до его вступления
в полемику, так и два синода, созванные после этого. Причем на синоде в Карфагене 1
сентября 256 г. 87 епископов согласились с ним при поименном голосовании. Но «папа» не
принял делегацию Киприана, доставившую решения синода, и даже не допустил ее членов
до сот-munio (церковного причастия), что было верхом негостеприимства. Он решительно
запретил повторное крещение, ибо «никому не дано пересматривать традицию» (nihil
innoventur nisi quod traditum est) — это изречение, вероятно, является наиболее древним
универсальным принципом папства, не нарушавшимся никем, кроме самого папства. Стефан
I обзывал св. Киприана «псевдохристианином», «лжеапостолом» и «товарным интриганом»
(Pseudochristum et pseudoapostolum et dolosum operarium). В свою очередь, Киприан
разоблачал заблуждения, упрямство «папы», его высокомерие, богохульство и даже нарекал
его «другом еретиков и врагом христиан» — вот таким образом общались двое святых54.
И все-таки, насколько известно, Киприан в этот период жесточайшего противостояния
со Стефаном не отлучил того от Церкви, чего, как считает Маршалл/ Marschall, «вполне
можно было ожидать». С другой стороны, из-за скудости источников по сей день неизвестно,
отлучил ли Стефан Римский от церкви св. Киприана. Многое свидетельствует за это.
Известные протестантские исследователи, например, Зееберг/ Se-eberg и Литцман/
Lietzmann, утверждают это, в чем их недавно скорее поддержал, чем опроверг католический
«Справочник по церковной истории»/ «Handbuch der Kir-chengeschichte». Позднее Августин
распустил слух об отказе Киприана от своих убеждений, что явно противоречит фактам (но с
чем очень сдержанно соглашается историография)55.
Но так как Киприан считается наиболее типичным представителем западного
католицизма, этапом в его становлении, католики очень любят сомневаться в том, что он
сомневался в папском верховенстве. Действительно, именно им введены понятия: «cathedra
Petri» и «primatus Petri». Именно он наиболее часто цитировал в своих трудах Матфея: «Tu
est Petrus», тем самым прокладывая путь петродоктрине, если не вообще наталкивая Рим на
этот путь — путь постижения истории посредством Библии, догматики и доктринерства56.
Киприан ведь тоже присягает «Ecclesia principalis» (Имперской церкви), откуда пошло
единство священничества. А когда-то, прежде чем превратиться в важнейший аргумент
римского первенства, этот тезис вызывал большие споры. В 1912 году католический
церковный историк Хуго Кох/ Hutjo Koch лишился своей кафедры, когда доказал
противоположное (и не только в одной книге). Между тем многие католики разделяют
убеждение, что из «Ecclesia principalis» не проистекает никакого папского первенства, что и
Киприан не приписывал римским епископам никакого особого положения в иерархии,
никакой «высшей власти» (Бильмейер/ Bihl-meyer), никакой «верховной власти» (Бернгарт/
Bernhart); что этого первенства в тогдашнем католицизме практически не было57.
Крайне важно, что вся ранняя церковь не знала никакого учрежденного Иисусом
приоритета римского епископа ни в почестях, ни в праве. Что подобное первенство
противоречит учению всех старых отцов церкви, в том числе Вселенских Отцов и Учителей.
Ибо, подобно Киприану, Ориген, крупнейший, хотя и обвиненный в ереси богослов первых
трех столетий христианства, трактует «первенство» как коллективное. И в знаменитом месте
из Матфея (16,18) под Петром надо понимать всех апостолов, более того — всех христиан:
«Все мы — Петр, и все мы — камень, и на всех нас воздвигнута Церковь Христова»58.
Подобно Киприану и Оригену в III в., в IV в. Амвросий, также более влиятельный, чем
его современники папы, не считает это первенство прерогативой одного лица. Выражение о
вратах ада, для многих католиков locus clasicus — классическое, Амвросий относит не к
самому Петру, но к его вере. Амвросий нигде не упоминает ни о главенстве Петра, ни о его
приоритете, ни о его преемниках. Амвросий, чья епископская резиденция соперничала с
Римом, принимал синодальные решения без Рима, а при случае и вопреки ему. С очевидной
антиримской риторикой миланец признавал за Петром первенство «покаяния, но не почести»
(поп honoris), первенство «веры, но не чина» (поп ordinis). Аналогично у Учителя церкви
Афанасия «нигде не идет речь о правах Рима, хотя бы в смысле церковного арбитража»
(Хагель/ Hagel). Афанасий признает право на созыв Вселенского собора только за
(христианским) императором. Что же касается Учителя церкви Иоанна Златоуста, то
бенедиктинец Баур/ Ваuг, его современный биограф, «нигде не находит у него прямых
указаний на верховную юрисдикцию пап»59.
Подобно уже перечисленным церковным корифеям, Василий «Великий» не признает
римских притязаний (на Востоке). Для Василия, который, за одним исключением, адресует
свои послания на Запад не римскому епископу Дамасию, но всем верховным пастырям
Запада или Италии и Галлий, церковная иерархия — это сообщество равноправных.
Антиохия тоже называла себя «кафедрой Петра». Теологически для Василия главой мира и
главой церкви является только Христос. Другого главу восточная церковь никогда не
признавала! Она считала епископа Рима лишь главой западных епископов. Отдельные
апелляции к нему восточных прелатов ничего не доказывают. Когда папа Дамасий
добивается принятия Востоком римского символа веры, Василий решительно протестует.
(Друг и соратник Василия Учитель церкви Григорий Богослов (Назианзин) говорил о
«суровом ветре Запада» и называл христианский Запад «чужбиной».)60.
Правда, Учитель церкви Иероним, будучи римлянином, часто покорно следовал
римским постановлениям, поскольку сам надеялся стать папой. Однако, разделяя
общепринятые взгляды своего времени, он полагал, что епископ, вне зависимости от
размеров епископства и богатства его резиденции — он и есть епископ. Где бы ни отправлял
свои обязанности епископ — в Риме или в Губбио, в Константинополе или в Регии, в
Александрии или в Танаисе — «повсюду он — епископ, и служение его одно»61.
Даже Августин, уже весьма послушный Риму и временами вынужденный искусно
лавировать между папой и своими африканскими собратьями-епископами, не разделял
мнения о каком-либо юридическом первенстве пап или об их приоритете в вопросах веры.
Прямо не выступая против римской петродоктрины, Августин, как и Киприан в свое время,
считал, что «первенство» Петра Петром и заканчивается. Для него важнее не «solus Petrus»
(сам Петр), но «universa ecclesia» (соборная Церковь), которой и принадлежит вся власть. Не
Петр как глава апостолов, не римский престол, не авторитет Рима стоят для него на первом
месте и определяют учение, порядок жизни и обычаи христиан, но авторитет соборной
церкви, символом которой, согласно Матфею, и является Петр. Пленарный собор выше
римского епископа. Так что еще Первому Ватиканскому Собору 1870 г. пришлось упрекнуть
самого знаменитого Учителя церкви в «превратном мнении» (pravae sententiae)! «Summus
christiani, non petriani» (Мы христиане, а не петрианцы), — провозглашал Августин, а
пресловутое место из Матфея «никогда не понимал и не принимал в римской трактовке»
(Каспар/ Caspar). Вряд ли случайно ученик Августина Орозий — в средние века много
читаемый и излишне много почитаемый — не отводит римскому епископу никакого
центрального места, но в лучшем случае — духовное преимущество62.
Эта позиция самых прославленных католиков античности тем более примечательна,
что писания «святых отцов» созданы благодаря Духу Святому, они боговдохновленны. так
утверждал Учитель церкви св. Кирилл (вероетно, имея при этом в виду не в последнюю
очередь и свою собственную продукцию)63.
РАННИЕ СОБОРЫ, ПОДОБНО ЕПИСКОПАМ И ОТЦАМ ЦЕРКВИ, ТАКЖЕ НЕ
ЗНАЛИ ПРАВОВОГО ПЕРВЕНСТВА РИМА
С середины II в. церковь устраивает съезды, называвшиеся synodus или concilium.
Сначала местные, провинциальные, очевидно, по образцу государственных провинциальных
представительных собраний. Затем — межпровинциальные, поместные, как, например, в
Египте, Антиохии, Африке й Италии. И наконец, общецерковные форумы — всеобщие или
Вселенские Соборы. До сих пор в католицизме насчитывают 21 подобное (зачастую
объявленное таковым только задним числом) «вселенское» собрание, у которых нет
неизменных признаков. (Источники — и мы вслед за ними — понимают термины «синод» и
«собор» как синониму.)64.
При всей важности вселенских форумов для католиков, даже первые из них никогда не
провозглашали примата Рима. И, вполне понятно, эти съезды не нуждались в подтверждении
их решений каким-то «папой», которого тогда и не существовало! Правда, иногда они
доводили свои решения до сведения римского епископа, но и до прочих епископов тоже.
Так, Арльский Собор, состоявшийся в 314 году «со Святым Духом и Его ангелами (angelis
eius)», довел до сведения римского епископа Сильвестра «то, что мы приняли общим
решением, дабы все ведали, что им надлежит соблюдать впредь», но не для одобрения их
римским епископом! Никому и в голову не приходило, что тот должен что-то утверждать
или решать! Решения по спорным вопросам тогда выносили не папы, но соборы. «Важные
проблемы должны решать не иначе как соборы»,— пишет епископ Евсевий Кесарийский.
Того же мнения придерживался епископ Епифаний: «Соборы вносят ясность (asphaleia) в
возникающие время от времени вопросы»65.
Все важные церковные собрания античности созывались ведь не папой (чьи легаты
иногда даже не присутствовали на Вселенских Соборах, как например, на двух
Константинопольских — 381 и 553 гг.), но императором. На это у него были все права, а у
папы никаких. Император назначал дату и предмет обсуждения, уточнял состав участников.
Он открывал эти съезды, председательствовал на них, утверждал их решения и придавал им
силу закона. Ему принадлежало право объявлять об их завершении/изменять время или
место их проведения, Для их проведения он мог направить вместо себя представителя из
числа чиновников высокого ранга, а также наказать неявившихся епископов. Ни один собор,
ни один папа не оспаривал тогда этих прав императора. И даже такой самоуверенный
понтифик, как Лев I, просит императора Феодосия II «повелеть» созвать собор. Сократ
Схоластик, почитаемый всеми как правдивейший церковный историк античности, в середине
V в. без малейшего преувеличения констатирует: «С тех пор у власти находятся императорыхристиане, именно от них зависят все дела Церкви. Важнейшие соборы проводились и
проводятся по их усмотрению». Разумеется, светские правители не признавали за папами
никакого первенства. Лишь в конце IV в, император Грациан наделяет римского
престолодержателя неким подобием юрисдикции, но лишь по отношению к епископам
Запада. С 378 г. папа Дамасий является верховным судьей для митрополитов, но еще не для
викарных епископов, которые находились под юрисдикцией судов по месту их
пребывания66.
Тогда-то и намечается перелом, возникает новое учение, новая концепция, согласно
которой римский епископ руководит церковью в целом и обладает властью над всеми
христианами. Эту тенденцию, впервые возобладавшую при Льве I, развивают папы Дамасий
I (при котором на Римском Соборе 382 г. впервые говорят о «примате римской церкви», а не
о «примате Петра», как прежде) и Сириций, который на все стороны предостерегает,
указывает, повелевает и угрожает: «decernimus», «iudicamus», «pronuntiamus» — «мы
постановляем», «мы предписываем», «мы узакониваем». Подобные обороты в кратчайшие
сроки заполонили лексикон папской канцелярии, декреталии которой подражали стилю
имперского законодательства и ничем не отличались от императорских декретов. Однако ни
Дамасий, ни Сириций не претендуют на право повелевать соборами. Еще Анастасий I (399—
401 гг.) рассматривает себя лишь как главу Запада. В глазах восточной церкви и в VI в. папа
— всего лишь патриарх Запада. В ту эпоху Рим не верховодит и в миссионерской
деятельности. «Все потуги приписать папству ведущую роль в христианском миссионерстве
ранее эпохи Григория Великого выглядят несостоятельными в свете данных источников»
(католик Баус/ Baus). Напротив, в те времена резиденцию епископов Константинополя все
чаще называют «апостольской». Начиная с VII в. там все в более антиримском духе
интерпретируется легенда об основании ее Андреем, апостолом Константинополя, тем более
что, согласно Евангелию от Иоанна (1,40), Иисус призвал Андрея прежде Петра. В IX в.
величайший константинопольский патриарх Фотий разыгрывает против претензий на
первенство Рима и его первого «папы»* карту более старшего, «первозванного» апостола
Андрея. «Ибо задолго до того, как его собрат стал епископом римлян, он занял епископский
трон города Византия»67.
Правда, и на Западе нараставшие в конце IV в. властные замашки римских иерархов,
претендующих на главенство над всеми епископами, и их неугомонное честолюбие попрежнему наталкивались на сопротивление. Так, синод итальянских епископов,
состоявшийся при папе Дамасий в 378 г. в городе Урбине, сообщает: «Епископ Пармы,
несмотря на то, что он был смещен нашим судом, бесстыдно продолжает удерживать храм в
своих руках. Флоренции из Путеоли, через шесть лет прокравшийся в свой город, держит
храм в осаде и провоцирует беспорядки»68.
* Имеется в виду апостол Петр. (Примеч. ред.)
Особенно явно Рим игнорировался в крупных епископствах: Карфагене, Вьенне,
Нарбонне или Марселе. В этом городе епископ Прокл, уважаемый, Иеронимом
восхваляемый за святость и обширные познания, клирик, наплевав на протест из Рима,
продолжал осуществлять митрополичьи полномочия, определенные ему Туринским синодом
— «с безмерной наглостью, твердолобостью и совершенно бесстыдно», как неистовствовал
папа Зосима, порицая туринские привилегии Прокла, «бессовестно и нечестно добытые». Но
Прокл проигнорировал вызов в Рим, также как и митрополит Симплиций из Вьенна,
которого папа Зосима также упрекал в «бесстыдстве». Этот папа так и не сумел
урегулировать кофликт с верховными пастырями Галлии: особо ненавистным ему епископом
Экса Лазарем и епископами Туенцием и Урсом. В пределах Италии римлянин имел большой
авторитет, но ему не принадлежало руководство над всеми епископствами Запада. Милан
соперничал с Римом. Западные синоды еще на рубеже IV—V вв. по важным вопросам
запрашивали мнения епископов Рима и Милана одновременно, как, например, Карфагенский
синод 397 г. Или, подобно Толедскому синоду 400 г., откладывали принятие решений до тех
пор, пока «папа... епископ Милана и прочие предстоятели церквей» не выскажут свое мнение
на этот счет. Похоже, что из Галлии и Иллирии порой обращались в Милан чаще, нежели в
Рим. Принципом отношений между Римом и Миланом служило «коллегиальное соседство».
«Апостольский» престол имел, по-видимому, больший авторитет, но римский епископ не
имел никаких особых прав и привилегий. «Соборы существовали независимо от папства и
были равноправны ему» (Войтович/ Wojto-wytsch). Они были «не только главнейшим
источником церковного права, но и, наряду с Библией, важнейшим источником веры» (Х.-Г.
Бек/ H.-G. Beck)69.
Особенно резкой была оппозиция Риму в Африке, где в начале V в. существовало около
470 епископств.
Один из поместных синодов Африки выразил в то время как сомнение в способности
римского pontifex maximus принимать правильные решения, так и несогласие с тем, что его
вердикт выше. Северо-африканские иерархи категорически отвергают любые претензии на
чье-либо право отдавать им приказы и не оставляют за Римом никаких верховных
полномочий в вопросах веры и устава. Прелаты уверены в своей способности распознавать
истинную веру. И только вторжение вандалов, хозяйничание в Африке арианских
«еретиков» способствовало единению тамошних католиков с римским епископом, у
которого Карфагенский и Милевский синоды (416 и 417 гг.) испросили утверждения
собственных решений. Вторжение вестготов в Испанию привело к усилению связей
испанских церквей с Римом. Но еще синод Карфагена в мае 418 г., возродив один из прежних
принципов церковного права, грозит отлучением за «заморские апелляции»70.
Сколь мизерно было послушание Риму со стороны именно африканцев демонстрирует
инцидент, судебное разбирательство которого затронуло многих понтификов начала V в.
ДЕЛО АПИАРИЯ
Епископ Урбан из Сикки, ученик Августина, отлучил от Церкви пресвитера Апиария за
скандальный образ жизни («неслыханные бесчестные поступки»), АпиариЙ же через голову
своего митрополита обратился в Рим. Однако африканский епископат еще в 393 г. запретил
своим священникам апеллировать к Риму, а всеобщий синод в Карфагене в мае 418 г.
запретил какие бы то ни было обращения «в Суд по ту сторону моря» (ad transmarina). Но
папа Зосима вступился за отставленного священника и, игнорируя соответствующего
митрополита, вызвал Урбана к себе для объяснений. Но так как требования римлянина были
в свою очередь тоже проигнорированы, он направил в Африку делегацию из трех человек,
как будто речь шла о папском представительстве на Вселенском Соборе, во главе с
епископом Фаустином из Потенцы. Эта делегация, согласно инструкциям, ссылалась якобы
на каноны Первого Никейского Вселенского Собора 325 г., а на самом деле — на каноны
Сардикийского поместного собора 343 г. Кроме того, цитировавшиеся положения
противоречили папскому procedere, поскольку они, хотя и дозволяли обращение
отстраненного пресвитера или дьякона к соседнему епископу, но нй словом не упоминали о
праве обращения с жалобой в Рим, а тем более о праве римского епископа на вмешательство
в рассмотрение подобных дел71.
Африканцы реагировали сдержанно. Правда, они восстановили Апиария, просившего о
прощении за все свои «заблуждения», в должности пресвитера, но не в Сикке, а в Фабраке. К
тому, что папские посланники пытались выдать за каноны Никеи, они отнеслись с
недоверием. Они бы, мол, без промедления подчинились всем предписаниям Никеи — но не
«папе»! — да не нашли в своих экземплярах Никейских канонов ничего подобного, а посему
решили навести справки у предстоятелей Константинополя и Александрии. Папский легат
Фаустин неоднократно пытался воспрепятствовать этому, но тщетно72.
Тем временем скончался папа Зосима, и папский престол занял Бонифаций I.
Африканский епископат осудил деяния его предшественника и заявил, что если бы истинные
каноны Никеи соблюдались ив Италии; то «нам не пришлось бы выносить такое, о чем и
вспоминать не хочется, и находиться под подозрением в совершении непотребств. Но мы
верим... что, покуда Ваше Святейшество возглавляет римскую Церковь, нам не придется
вновь сталкиваться с столь высокомерным к нам отношением и впредь доказывать, что мы
заслуживаем уважения». Коротко и ясно. Одновременно Карфагенский Собор 419 г. под
председательством Аврелия Карфагенского и при участии самого Августина подтвердил
постановление большого Карфагенского Собора предыдущего 418 г. в части запрета любому
африканскому клирику, вплоть до священника, обращения во внеафриканские инстанции, а
следовательно, и к папе тоже. Запретил категорически и под страхом отлучения. Вскоре
после этого из Константинополя и Александрии были доставлены запрошенные документы
Никейского Собора. Как и следовало ожидать, они подтвердили неправоту Зосимы, после
чего их отправили а Рим, где Сардикийские каноны, впрочем, и впредь выдавались за
Никейские!73.
Между тем дело Апиария возобновилось в 424 г. при папе Целестине I. Апиарий впал в
рецидив, вновь был отлучен и вновь обратился в Рим, где новый папа отнесся к нему весьма
благосклонно и вновь отрядил в Африку все того же Фаусти-на из Потенцы. В течение трех
дней он дебатировал с африканцами еще более неудачно, чем в прошлый раз, но вел себя
высокомерно й оскорбительно, о чем не преминули пожаловаться Целестину соборные отцы
в своей челобитной «Optaremus». Его же подзащитный Апиарий пал под тяжестью улик,
принял приговор синодами фиаско папских легатов было полным. «Что касается нашего
брата Фаустина, — писали синодалы, — то, во имя братской любви, мы хотели бы
заручиться согласием Вашего Святейшества, чтобы Африка впредь и навсегда была
избавлена от него»74.
Но и сам Целестин получил из Африки такую отповедь, как никакой римский епископ
до него. «Ибо в установлениях старых соборов мы не нашли абсолютно (in nullo) никаких
указаний на право Вашей стороны направлять к нам своих людей; а то, что Вами прислано с
тем же Фаустином как якобы выдержка из канонов Никеи, то мы не смогли обнаружить
ничего подобного ни в одном из заслуживающих доверия Codices*, всеми признаваемыми
как Никейские». Епископы не желали впредь видеть никаких папских клириков в качестве
судебных исполнителей, дабы не поощрять «дурно чадящее мирское высокомерие»
(fumosum tufum saeculi)75.
* Документов. (Примеч. ред.)
С исключительной бескомпромиссностью африканский епископат восставал против
папского вмешательства в свои судебные дела. Он не признавал за Римом права принимать
жалобы священнослужителей своей страны и занимал принципиальную позицию, согласно
которой каждый синод является последней судебной инстанцией, «Ведь не найдется человек,
который бы думал, что наш Господь дал одиночке способность принимать справедливые
решения, но отказал в этой способности представительному собранию епископов!»76.
Таким образом, римский епископ еще в начале V в. не является для самой большой из
западных церквей высшей инстанцией ни в вопросах веры и церковной дисциплины, ни, как
показывает дело Апиария, в вопросах юрисдикции. Именно африканские синодалы считали
себя вполне полномочными на принятие окончательных решений во всех этих областях. Не
без оснований историк папства Эрих Каспар/ Erich Caspar убежден, что мощная африканская
церковь никогда не склонилась бы перед римским престолом и перед новой теорией
папского верховенства и идеей о субординации церквей, если бы вторжение вандалов* не
перерезало ее жизненный нерв, а ислам не сокрушил ее в VII в. Несчастья других были — и
по сей день остаются! —счастьем для Рима. И Каспар вправе назвать фиаско мощной
африканской церкви «неслыханным благом Провидения» в истории папства, так как это
крушение избавило папство в решающий момент его продвижения к господству от
единственного серьезного соперника на Западе. «Подобно пораженному молнией исполину
девственного леса, карфагенское первенство рухнуло под одним ударом и освободило дорогу
римскому первенству»77.
ВЕРХОВЕНСТВО ПАП ОСПАРИВАЛОСЬ ВПЛОТЬ ДО НОВОГО ВРЕМЕНИ
В первые столетия раннего средневековья Вселенские Соборы не признавали
притязаний Рима на монопольное представительство. Принятие решений осуществлялось
коллегиально, и при торжественном оглашении канонов имя папы не произносилось. Не Он
являлся иерархически высшей инстанцией с распорядительными полномочиями, но —
собор; не в его компетенции — а собора — находились абсолютно обязательные решения в
вопросах веры. Римский теолог Вильгельм де Врие/ Wilhelm de Vries подытоживает в конце
своего труда о соборах первого тысячелетия: «Согласно этим соборам, как минимум норма,
что решения по вопросам веры и важным дисциплинарным вопросам принимаются
коллегиально. Трудно вообразить, как абсолютистски трактуемое первенство могло
опираться Hja традиции первого тысячелетия»78.
Однако и во втором тысячелетии против этого столь же бесчестно, сколь и алчно
захваченного преимущества продолжали бороться: само собой разумеется, греческая
церковь, многочисленные «еретики» — катары, альбигойцы, вальденсы, фратицеллы. В
начале XIV в. — Марсилий Падуанский и профессор Иоанн Парижский. И, наконец, Джон
Виклиф, Гус, Лютер и все деятели Реформации. Продолжали борьбу и католики. На
различных церковных собраниях предпринимались попытки ограничить в пользу епископата
или вовсе ликвидировать римские притязания на власть. На соборе в Пизе, в Констанце (где
собор в декрете Sacrosancta 6 апреля 1415 г. провозгласил себя стоящим над папой) или на
соборе в Базеле (где точка зрения, что Вселенский Собор выше папы, 16 мая 1439 г. была
возведена в догму). В те времена оспаривали папскую непогрешимость в вопросах веры, а
также настаивали на праве смещения пап в случае злоупотребления служебным положением
либо в случае служебного несоответствия. Следует упомянуть и «Заявление галликанского
духовенства» (Declaratio Cleri Gallicani) 1682 г., которое в Германии стало известно как
«фебронианство» — от Юстина Феброния — псевдоним, который взял Трирский викарий
Иоанн-Николаус Гонтгеймский и использовал его до 1778 г.79.
Episkopalismus — представление о том, что Вселенские Соборы, а вовсе не римские
епископы (Kurialismus) воплощают единство Церкви, — было распространено среди
католического духовенства и в новое время, хотя оно и было осуждено как лжеучение в 1516
г. Львом X, папой, который, кстати сказать, был кардиналом уже в четырнадцатилетнем
возрасте, а также сделал кардиналами трех своих двоюродных братьев, в том числе и
незаконнорожденного Джулио Медичи, впоследствии ставшего папой под именем Климента
VII. Не следует забывать, что при папе Льве X, «Солнечном Боге», число выставлявшихся на
продажу церковных должностей возросло до 2200! Auri sacra fames*. Episkopalismus достиг
кульминации в XVII и XVIII вв. В XIX в. Первый Ватиканский Собор положил ему конец
догматами о примате Папы Римского и его непогрешимости.
* Auгi sacra fames (лат.) — проклятая жажда золота. (Примеч. пер.)
Но в XX в. — «ибо Церковь всюду проповедует истину», как учит св. Ириней —
апологеты католицизма пытаются убедить нас, что не только ко времени «обращения
Константина», т. е. к началу IV в., но — как следует из цитаты — и гораздо раньше
«существование папства или главенствующего положения епископа Рима было
свершившимся фактом» (Мефферт/ Meffert). Епископы Рима — как сообщает с
«верховнопастырского разрешения к печати» член капитула Йозеф Шилле/ Joseph Schielle —
«издревле обладали верховенством». Они — как, опять-таки с церковного благословения,
полагает теолог-нацист Лортц/ Lortz — «всегда претендовали на первенство Рима перед
всеми другими церквами». Верховенство пап — сообщает благословленный к печати
бывший тайный надворный советник, а впоследствии епископальный советник и церковный
историк при университете города Мюнхена Алоиз Кнепфлер/ Alois Knopfler — в античности
было «не только просто признано церковью в бесчисленных (!) спонтанных высказываниях,
но часто прямо-таки алкалось... римский епископ всегда (!) рассматривался и почитался как
глава церкви, осененный высшим, божественным авторитетом». Свидетельства «святых
отцов», как провозглашают апологеты Томас Шпехт/ Thomas Specht и Георг Лоренц Бауер/
Georg Lorenz Bauer, «совокупно доказывают, что епископ Рима или римская Церковь
обладают верховенством». Короче, почти вся римско-католическая теология утверждала
вплоть до середины XX в., а в значительной своей части утверждает и по сей день: «Примат
римского папы был единодушно признан отцами Церкви и церковными соборами на
протяжении веков» (Ф. Й. Кох/ F. J. Koch и Зибенгартнер/ Siebengartner). Несомненная
ложь!80.
Фактом, однако, является то, что «Nota Praevia», приложение к Церковной
конституции, принятое на Втором Ватиканском Соборе по настоянию «высшего авторитета»,
наделяет папу полномочиями, которые — по крайней мере с точки зрения формулировок —
намного превосходят те, что были определены Первым Ватиканским Собором, поскольку
папе разрешается осуществлять свои полномочия «в любое время по своему усмотрению (ad
placitum)». И хотя Павел VI в 1967 г. был убежден в том, что «папа представляет собой
величайшее препятствие на пути к экуменизму», это не помешало ему спустя два года гордо
заявить «Мы — Петр»81.
Уже в античности влияние Рима на церковь Востока было весьма слабым. На этом вряд
ли стоит останавливаться. Восточные синоды совсем не ведали такого понятия —
возникшего много позже — как папство. Да и откуда бы им его знать! На Никейском Соборе
325 г. (кн. 1, стр. 362) папа и не присутствовал, и не имел никакого веса. После синода в Тире
335 г. папа не претендовал ни на какие особые права для своей кафедры. На синоде в
Сардике в 342 или 343 г. потерпела неудачу попытка сделать папу верховной апелляционной
инстанцией по спорным вопросам. Напротив! Восточные епископы не только выступили
против «св. Афанасия и прочих преступников», но и отлучили от церкви папу Юлия I «как
зачинщика и подстрекателя». Не Юлий I (337—352 гг.), но Афанасий (кн. 1, гл. 8) был
лидером правоверия82.
Папству никогда не удавалось подчинить себе церкви Востока, но еще со времен
античности ему было проще расправляться с оппозицией на Западе. Там, в обществе Осии
Кордовского, Люцифера Каларийского или Илария Пйктавийского, римские епископы долго
ничем не выделялись в плане теологии. Именно благодаря, а не вопреки тому, что власть
занимала их больше, чем богословие, они постепенно (чему исключительно способствовало
их местонахождение — в древней столице, с ее значением, богатством и блеском) отняли у
других важных епископских резиденций на Западе их изначальную самостоятельность: у
Милана (Амвросий, хоть и не «папа», но неоднократно назывался первым среди «епископов
Италии»), Аквилеи, Лиона, Толедо, Браги. В результате этого Италия, Галлия, Испания и
Португалия, да и Шотландия с Ирландией стали послушны римским епископам. А с крахом
Западной Римской империи их власть еще более усилилась. Власть, которую они все более
успешно основывали на петродоктрине. В конце концов римская Церковь практически
унаследовала (западно) римскую империю. Подчинила ее себе, так сказать, встала на ее
место83.
Это увеличение власти Рима за счет других западных митрополитов, а также за счет
соборов, испокон века представлявших собой высшие церковные инстанции, было
достигнуто не без борьбы.
Об этом свидетельствует похожая на дело Апиария, но предшествовавшая ему по
времени история с испанскими епископами Василидом и Марциалем, о которой сообщает
Киприан. Отрекшиеся во время гонений, они лишились своих кафедр, но — первый
известный случай такого рода — обратились с апелляцией в Рим. Римский епископ Стефан
распорядился об их восстановлении, но испанские общины воспротивились этому, поставили
в известность Африку и получили поддержку от тамошнего синода. Их решительно
поддержали в том, чтобы они «не общались с безбожными и запятнавшими себя
священниками и не обращали внимания на заблуждение римского епископа»84.
Наглядным примером борьбы Рима за власть является также «пасхальный спор»
Виктора I (189—198? гг.), в ходе которого римлянин, к негодованию св. Иринея, заявил, что
никто, празднующий Пасху в другой день, нежели в Риме, не может считаться католикомхристианином. В Риме же Пасха праздновалась в первое воскресенье после 14 числа месяца
нисана по еврейскому календарю, что соответствует первому полнолунию после весеннего
равноденствия. Однако еще недавно, как утверждал Ириней, праздник вообще отмечался не
ежегодно! Многие епископы тогда, согласно историку церкви Евсевию, «задали жару»
римскому епископу. Еще одним примером згой борьбы предстает «спор о крещении
еретиков» между римским епископом Стефаном и самоутверждающимися в середине III в.
африканцами. И сразу вслед за этим «спор двух Дионисиев» — богословская дискуссия о
триединстве между римским епископом Дионисием (259—268 гг.) и его высокочтимым
александрийским тезкой, который отстаивал крайний субординационизм. Причем в этом
споре впервые появляется тезис о равносущности Отца и Сына (кн. 1, стр. 305)85.
Власть римского понтифика, при всем его авторитете, на протяжении II—III вв. была
ограниченной. При всем его значении, он не обладал верховными юридическими и
властными полномочиями. Ни церковная практика, ни общественная мысль современников
не знали папства в его позднейшем понимании. В основном такое положение сохранялось
вплоть до последних десятилетий IV в.86.
Разумеется, с ростом значения римского престола схватки вокруг него происходили на
протяжении эпох. Уже во времена (большей частью сильно преувеличенных) гонений на
христиан он был лакомым куском, хотя епископы Рима располагались, так сказать, бок о бок
со своими имперскими преследователями! Соперничество за римский престол началось с
незапамятных времен; вскоре расколы становятся в порядке вещей; порой враждуют так, что
улицы и церкви сочатся кровью — и все это во имя Христа...
ГЛАВА 3 ПЕРВЫЕ СХВАТКИ И СУЕТА ВОКРУГ ТРОНА РИМСКИХ
ЕПИСКОПОВ
«Когда в 430 г. епископ Гиппона во время штурма города
вандалами закрыл глаза... престол Петра уже представал во всем
очаровании блеска и власти. Подношения богатых господ позволяют
господам Рима отринуть простоту рыбака из Капернаума.
Роскошество и пышность пиршеств оскорбляли нравственность
благочестивых. Не самые благородные страсти вызывают
расколы».
Католический теолог Йозеф Бернхарт1
«С зачастую удивительной беззаботностью преемники Петра
на троне римских епископов окружают себя... роскошью мира... Так
возникает форма существования должности Петра, которая,
например, своим монархическим антуражем некоторым образом
скорее напоминает античное имперство, а не библейский образ
Петра».
Католический теолог Петер Штокмайер2
Антипапство существовало в католицизме — столь охоч был
высший клир до «Святого трона» — на протяжении тринадцати
столетий, до конца средневековья. Первый антипапа — термин
этот впервые употребляется лишь в XIV в., заменив более ранние:
pseudopapa, antichristus, schismaticus — появляется в начале III в.
Последний — Феликс V — в XV в. (Согласно некоторым источникам,
он был 39-м антипапой, но число их колеблется между 25 и 40,
поскольку даже христианские эксперты не всегда уверены, кто же
был настоящим папой, а кто кет.)4
Антипапы — это князья церкви, которых их собственная
церковь представляет в самом черном свете, правда, не всегдаНапример, Феликс V, овдовевший, весьма состоятельный герцог
Амадей VIII Савойский, в 1439 г. на Базельском Соборе был объявлен
антипапой I*. В конце концов он получил почетную отставку и
титул «кардинала Сабины» — первый чин в так называемой
Священной коллегии кардиналов. Хотя он был далеко не беден, ему
была назначена пожизненная пенсия (ибо кто имеет, тому да будет
дано). Более того, иногда антипапу объявляли святым, и он
становился (настоящим) папой. В этой церкви нет (почти) ничего
невозможного5.
* Автор ошибается. Герцог Амадей Савойский был избран папой в 1439 г., а сложил с
себя сан в 1449 г. (Примеч. ред.)
СВ. ИППОЛИТ ПРОТИВ СВ. КАЛИКСТА
Первый же антипапа удостоился высшей чести алтарей. Он стал святым католической и
православной церквей (поминается у католиков 13 августа, а в качестве епископа римской
гавани, т. е. Порта, или Остерии близ Рима на Тибре — 22 августа; у православных 30
января). Ипполит, ученик св. Иринея, был последним писавшим по-гречески автором на
Западе. Его кипучая литературная деятельность не имеет аналогов в III в. Он был первым
ученым прелатом Рима, за что его и превозносила наиболее продвинутая часть христиан —
раскольническое меньшинство. Сам себя он неоднократно называл епископом Рима, а своего
предшественника папу св. Зеферина — невеждой и неучем6.
Святым стал (поминается 14 октября) и конкурент Ипполита Каликст (217—222 гг).
Одновременно «муж, во зле многоопытный» а во Лжи ловкий, лицемер, который хитрыми
речами соблазняет правоверных в ересь», а сам — лишь накипь в истории ересей. Каликст, о
котором напоминают огромные катакомбы Сан-Каллисто вблизи Аппйевой дороги, в
которых он не похоронен, но служил дьяконом, вначале тяготел к моделизму, который до его
осуждения был официальной религиозной доктриной Рима. Модализм видел в лицах Святой
Троицы не индивидуумов, а только образы (modi) и формы одного Бога, и, таким образом, в
Нем— неделимую личность. По меньшей мере три папы подряд были сторонниками этой
«ереси»: св. Виктор I, Св. Зеферин и св. Каликст, который, в свою очередь, обвинял св.
Ипполита в «ереси двубожия» (Ditheismus)7.
Ипполит же, чьи религиозные воззрения позднее рассматривались как правоверные,
чтобы морально уничтожить соперника, язвительно надписал на экземпляре «Vita Callisti»*:
«Мучения Каликста при praefectus Urbi Fuscianus»**.
Каликст, воспитанный в христианском духе раб из портового квартала,
предположительно сын рабыни Каллистраты и, согласно Ипполиту, в прошлом предводителя
шайки разбойников, начал свою карьеру, так сказать, в качестве банкира.
* «Жизнеописание Каликста». (Примеч. ред.)
**Городском префекте Фусциане. (Примеч. ред.)
По поручению некоего Карпофора, богатого христианина и императорского чиновника,
он управлял банком на рыбном рынке (piscina publica), в котором христиане Рима держали
крупные вклады. Однако Каликст (предшественник Ватиканского банкира и компаньона
мафии архиепископа Марцинкуса) спекулирует деньгами своего господина, а также
деньгами бесчисленных христианских вдов и братьев во Христе и «все проматывает».
Обанкротившись в 187—188 гг., ои бежит на корабль , направляющийся в Остию,
преследуемый Карпофором прыгает за борт, но его вылавливают, возвращают в Рим и
приговаривают к каторжным работам. Он продолжает мошенничать, вскоре вступает в
конфликт с евреями якобы из-за задолженности. Таким образом, в шаббат* в синагоге
вспыхнула ссора. Евреи избивают его и тащут к городскому префекту, где он заявляет, что
он христианин. Но подоспевший Карпофор разъясняет: «Не верьте ему. Он не христианин,
он растратил огромные деньги, и я докажу это». Городской префект Фусциан приказывает
высечь Каликста и отправить его ad metalila, на рудники Сардинии — острова смерти. Здесь
его спасает вмешательство любовницы императора Коммода христианки Марции, а римский
епископ Виктор приблизительно на десять лет укрывает его в безопасной Анции, одном из
излюбленнейших мест загородного отдыха римской знати, включая императорскую
фамилию. К тому же — в каком ярком свете предстает факт «банкротства» банкира! — он
получает еще и ежемесячный пенсион, чем Каликсту оказана «высокая честь» (кардинал
Хергенретер/ Hergenrdther). Более ранняя литература рассматривает это даже как ссылку, а в
церкви он на полном серьезе считается исповедником. При преемнике Виктора Зеферине
(199— 217 гг.) — «безграмотном и необразованном человеке, который не знал церковных
предписаний, но был падок на подарки и деньги» (епископ Ипполит) — Каликст, благодаря
тому, что «он постоянно мозолил глаза и интриговал», добивается все большего влияния,
становится финансовым советником верховного пастыря, а после того, как он «расправился с
Зеферином» и выжил Ипполита, становится епископом Рима. «Он был просто лжецом и
интриганом», — пишет Ипполит о св. Каликсге. У него «яд в глубине сердца», «насквозь
ложные взгляды» и хроническое неприятие истины8.
* Шаббат — день отдыха по канонам иудаизма. (Примеч. ред.)
Стоит ли удивляться, что с тех пор, как Каликст усвоил норму римского права о
неприкосновенности чиновничьих должностей, служебные полномочия сохранялись даже за
недостойными (церковными) сановниками?! Именно Каликст требовал и впервые претворил
в жизнь на Западе запрет на смещение епископов, даже в случае совершения ими «смертного
греха». И это несмотря на то, что столь высоко ценимое церковью, а в Сирии даже
причисленное к Священному писанию «Послание Климента» считает недопустимым
смещение лишь нравственно безупречных! Позднее в борьбе с раскольниками-донатистами
получила развитие — в полном отрыве от традиции — беспринципная линия, приводящая к
типично католическому и абсолютно циничному выводу, оправдывающему любую подлость.
А именно: церковь (объективно) всегда свята, сколь бы продажны ни были (субъективно) ее
пастыри (кн. 1, стр. 238)9.
Св. Ипполит утверждает, что число сторонников его противника умножалось, так как
он, св. Каликст, первым дозволял греховные деяния, t «служащие удовлетворению похоти»,
которые Христос запрещал. Каликст «допускал к рукоположению дважды и трижды
женатых епископов, священников и дьяконов...» «Высокородным дамам, которые еще в
юном возрасте воспылали страстью к сожительству с мужчиной, однако не хотели лишаться
своего положения из-за брака с простолюдином, он разрешал выбирать сожителя по их
усмотрению, не важно — раба или свободного, и считать его мужем без бракосочетания. Так
называемые христианки начали принимать противозачаточные средства и туго
зашнуровываться, чтобы изгнать плод, так как они, будучи от рождения знатными и очень
богатыми, не хотели иметь детей от раба или простолюдина. Взгляните, как далеко заходит в
своем безбожии этот подлец! Он одновременно проповедует и прелюбодеяние, и убийство. И
после всего этого эти бесстыжие осмеливаются называть себя «католической церковью», а
некоторые устремляются к ним, полагая, что поступают верно... Учение этого человека
распространилось по всему миру»10.
Римские епископы и святые в своем кругу!
Разумеется, здесь боролись друг с другом два карьериста. Разумеется, Ипполит был
движим ненавистью и ревностью — альфой и омегой многих попов. Но, видимо, его
обвинения попадали в точку. Расхождение с учением Христа очевидно: «...всякий, кто
смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». А
теперь «папа» Каликст позволяет прощать прелюбодеяние. Он разрешает знатным юным
девам выбирать себе любовников и без брака! Он безответственно расшатывает
христианскую мораль, и христианский плебс с благодарностью льнет к нему11.
Даже Тертуллиан, один из красноречивейших «еретиков», один из величайших
«протестантов», предшествовавших Лютеру, с негодованием обрушивается на Каликста: «Да
кто ты такой, чтобы извращать и переиначивать...», набрасывается на распоряжение
«Pontifex maximum» (этим языческим титулом он с издевкой награждает его, «епископа
епископов») как на «неслыханное новшество», место которому в борделях. «Именно там,
куда приходят в надежде получить подобное, следовало бы прочесть об этом послаблении.
Так нет же! Оно вывешено в церкви»12.
Без сомнения, Каликст проявил свою священническую прозорливость, осознал
«истинное положение вещей» (католики Зеппельт/ Лефлер // Seppelt/ Loffler) и
«практическую необходимость» (протестант Аланд/ Aland), проложил дорогу тенденции, за
которой было будущее. При этом в своем эдикте «edictum perpetuum» (в том, что он его
опубликовал, ныне сомневаются почти все) он ссылается на «апостольскую власть связывать
и разрешать» (Мф., 16,19) Правда, на Мф., 5,27 он не ссылается. Равно, как и на: Быт., 38,24;
Лев., 20,10; Втор., 22,22; 1 Кор., 6,9; Бвр., 13,4 и т. д. и т. п. Ведь в Библии каждый черпает
то, что ему нужно. Разумеется, отступнические послабления в угоду насущным
потребностям толпы снискали Каликсту популярность. Напротив, ученый и старомодный
Ипполит, автор знаменитой «Traditio apostolica» («Апостольских постановлений»), который
запрещал убийство даже солдатам и охотникам (кн. 1, стр. 216) и которому, как и всем
излишне принципиальным верующим, клерикальные круги клеили ярлык «ригоризма», был
сторонником традиционного учения, согласно которому ни один священник и епископ не в
праве прощать грех вероотступничества, убийства и блуда. А Каликст теперь объявил
прелюбодеяние простительным, После массового отступничества во время гонений Деция,
когда многие, особенно наиболее знатные, «тут же» (епископ Евсевий) предали свою веру,
церковь, жадная до паствы и до власти, начинает прощать и грех вероотступничества. И в
314 г., с появлением первых полковых священников (кн. 1, стр. 213—214), даже убийство
перестает быть абсолютно недопустимым. Так торжествуют что характерно для держащих
нос по ветру иерархов — новаторы. Считается, что Каликст претерпел мученичество, о чем
впервые упоминается в 254 г; Позднее был сфабрикован passio Callisti — целый роман о его
муках/ Ищейки Александра Севера выследили Каликста во время богослужения и сбросили
его в колодец. Утверждается, что его то ли линчевали, то ли он сам выбросился из окна — и
все это «после длительного и мучительного заточения» (Ветцер/ Вельте // Wetzer/ Welte),
которое, однако, не мешало ему проповедовать, исцелять и крестить. В XII в. немцы
нарисовали леденящую душу картину его страданий! На протяжение двух тысячелетий
церковь чтила его как мученика. Сегодня даже ее богословы признают, что это подлог.
Раскол продолжался. Ипполит выстоял и при Урбане I (222—230 гг.), и при Понтиане
(230—235 гг.), В конце концов, «святые отцы» довраждовались до того, что в 235 г.
император Максимин выслал Обоих — и Ипполита, и Понтиана — на Сардинию, где они и
скончались. Но не в рудниках и не в «каменоломнях» (Гельми/ Gelmi). Католикам все еще
очень хочется, чтобы Понтиан скончался именно там, дабы заиметь еще один редкостный
экземпляр папы-мученика. Ибо в отношении honestiores (знатных), к которым уже
причисляли епископов, закон разрешал только ссылку (in insulam), а не каторгу (ad metal la).
Утверждается, что Понтиан отрекся от сана 28 сентября 235 г. — и это самое раннее
событие, датируемое с точностью до дня и месяца во всей истории римского епископства!
Потом тела обоих соперников были одновременно доставлены в Рим и одновременно, но в
разных местах, преданы земле. Их обоих почитали как мучеников. Каликст, Понтиан и
Ипполит — это самые первые римляне, упоминаемые в календаре мучеников и святых
римской общины (Depositio Martyrum), начиная с 354 г.
Никто не был мучеником. Но праздник св. Ипполита, дослужившегося до покровителя
лошадей, отмечается католической церковью 13 августа с конца III в. и по сей день
непрерывно. Это был особенный праздник древнейшей римской богини Дианы,
соответствующей греческой Артемиде, богине охоты и покровительницы диких зверей.
Легенда быстро и без остатка поглотила личность Ипполита и, в конце концов, ни единой
чертой не напоминает исторического прототипа13.
* Passio Callisti (лат.)— страдания Каликста. (Примеч. ред.)
Вскоре после его смерти языком западной церкви становится латынь. Она приходит на
смену греческому языку, который, как всемирный, преобладал даже в Риме и превратил
столицу, как сокрушался Ювенал, в «Graeca urbs»*. Может быть, и с этим связано то, что
многогранный и плодовитый церковный писатель, к чьему творчеству обращались Амвросий
и Иероним, на Западе был предан забвению: уже Иеро-ним и Евсевий не знали даже, где
находилась его епископская резиденция. Его последователь Дамас I (366—384 гг.) в надписи
в честь ученого умалчивает о его епископском сане и говорит только о пресвитере, вероятно,
чтобы вытравить воспоминания о первом римском расколе. Только в 1551 г. в катакомбах,
по-видимому, в склепе Ипполита была найдена мраморная статуя, без головы, в мантии
философа, восседающая на епископском кресле, по бокам которого, хоть и не полностью,
приведены названия его трудов. Тот, кто столь долго был «Великим неизвестным»
церковной истории Запада, вернулся из забвения14.
* Graeca urbs (лат.) — греческий город. (Примеч. ред.)
КОРНЕЛИЙ ПРОТИВ НОВАЦИАНА
Не успело смениться поколение, как возник новый и еще более глубокий раскол между
римскими епископами Корнелием (251—253 гг.) и Новацианом. Вновь важную роль в этом
расколе, помимо личного противостояния, сыграла все более беспринципно проводимая
практика покаяния.
В то время как великодушный Корнелий — святой, особенно помогающий при
эпилепсии и судорогах — принимал назад в церковь христиан, толпами отпадавших от
христианства во время гонений Деция (что, конечно же, способствовало его победе),
Новациан решительно отказывал в этом. Вопреки большинству римских и всем африканским
церквам, он требовал для отпавших (lapsi) пожизненного отлучения, так как церковь —
таково ее исконное учение! — не должна отпускать «смертные грехи», как то: убийство,
прелюбодеяние, вероотступничество.
Новациан, в прошлом профессиональный оратор, находчивый, строгий, превосходный
стилист, был поклонником Вергилия и стоиков. Во времена гонений он властно руководил
римской христианской общиной после смерти епископа Фабиана (236—250 гг.). Фабиан —
первый «папа»-мученик, но смертного приговора ему не выносили, он скончался в тюрьме.
Ни Киприан, ни надпись на его саркофаге не называют его мучеником. Но старая церковь из
семнадцати первых римских епископов выдала на гора одиннадцать мучеников! «...Для
документирования времени не доставало, но ни одна могила, ни одно имя не вымышлены, а
«обилие свидетельств» вызывет изумление по сей день», — решительно заявляет Фритц ван
дер Мер/ Frits van derMeer). Почему же не было времени для документирования? Ведь его
вполне хватало для подробного описания огромного количества ложных мученичеств. И
разве не сообщает ван дер Мер уже на первой странице об «огромном наследии отцов
церкви»? А времени задокументировать страдальцев и уж тем более пап-«мучеников», стало
быть, не хватало?
Новациан имел все Основания рассчитывать на епископское кресло. Ожидал его
избрания и Киприан Карфагенский. Однако вскоре о фаворите стали распространить самые
невероятные клеветнические измышления, которые исходили, прежде всего, от самого
Корнелия. Уступая своему врагу и интеллектом, и характером, он язвительно называет того
«светилом», «догматиком и покровителем церковной науки», упрекает его в «ненасытной
алчности», «коварстве ядовитой змеи», «хитрости, двуличии, клятвопреступничестве и
лживости». Он клеймит его как «хитрого и отпетого злоумышленника, преступника»,
называет его «коварной и злобной бестией». Сравнения с животными особенно популярны у
полемизирующих христиан (кн. 1, стр. 134). Епископ Корнелий сообщает, что Новацианепископ «обрушился на народ внезапно, словно был выпущен из метательного орудия, когда
он, под надуманным предлогом, заманил в Рим трех епископов, наивных и простодушных
людей». Тутчго он — распространяет сплетню о своем конкуренте св. Корнелий приказал
«нескольким своим сообщникам, специально нанятым для этой цели, запереть их, и в четыре
часа пополудни, когда они были пьяны и продолжали пьянку, он принудил их незаконно
рукоположить его в епископы. И это свое незаконное епископство он отстаивает теперь
кознями и хитростью»15.
Корнелий продолжает клеветать и порочить: еще до крещения, возможно при
катехизации, Новациана терзали злые духи, и им занимались христианские экзорцисты;
«дьявол долго жил в нем». Однако «наихудшей глупостью» своего антипода Корнелий
считает то, что Новациан даже во время причастия умолял своих приверженцев сохранять
ему верность. Он вцеплялся в руку каждого и произносил: «Поклянись мне кровью и телом
Господа нашего Иисуса Христа, что ты никогда меня не покинешь и не перейдешь к
Корнелию». И приняв из его рук облатку, люди, вместо «Аминь», должны были клясться: «Я
никогда не вернусь к Корнелию»16.
Епископ Корнелий, которому Киприан в конце концов выдал «самое великолепное
свидетельство добродетели и веры», упрекает своего антиепископа в «трусости и жадности к
жизни» и в вероотступничестве во время гонений. В 258 г. Новациан умер мучеником, хотя
церковь это и отрицает. В то же время она утверждает, что Корнелия «обезглавили», а на
самом деле он умер естественной смертью в 253 г, в Центумелле*. «Документы, согласно
которым папа Корнелий является мучеником, не представляют никакой ценности», — пишет
католический теолог Эрхард/ Ehrhard. То есть — это фальсификация, и сегодня это
практически никем не оспаривается17.
В 251 г. Корнелий на синоде шестидесяти епископов отлучил от церкви Новациана со
товарищи; и после мучительных колебаний к Корнелию примкнул Киприан Карфагенский
(который, впрочем, и сам на раскольничьем мини-соборе в мае 252 г. заполучил
собственного антиепископа в лице Фортуната) и вскоре ни в чем не отставал от Корнелия по
части травли.
* Современная Чивитавеккья. (Примеч. ред.)
Как и Корнелий, Киприан бичует «отступников», «предателей», их «заблуждения,
безумие, провокации и неистовство». Главным объектом нападок Киприана становится
Новат, карфагенский пресвитер, один из его основных противников, боровшийся против
посвящения Киприана в епископы, а вскоре после этого поддержавший Новациана,
«закоренелого злодея», «оголтелого раскольника». «Он вечно жаждет новаций, его алчность
неистова и ненасытна... он всегда готов предать; льстец, который всех вводит в
заблуждение... Он — пылающий факел, готовый разжечь пламя возмущения, он крушит
веру, подобно шторму, губящему корабль; нарушитель спокойствия, враг тишины,
противник мира». В своих тирадах Киприан заклинает вспомнить «о сиротах, которых он
ограбил, о вдовах, которых он обманул, и о церковных деньгах, которые на его совести...».
«Ведь и отец его скончался прямо на улице, а он даже не предал его тело земле. Свою жену
он бил в живот ногами, от чего она преждевременно разродилась, а ребенок погиб. И вот...»18
Довольно. Христиане о христианах. Священник о священнике.
Церковь новациан, которую поспешили объявить исчезнувшей, продолжала жить
долгие века. Более того, «ее историческое бытие было скрытым, но, наверное/осознаваемым
большой церковью, доказательством своей нечистой совести. Церкви, которая была
вынуждена идти на постоянные компромиссы с окружающим миром» (Андресен/ Andresen).
Позднее новациане считались более догматичными, чем католики; хотя они и полностью
разделяли точку зрения католиков даже в таком спорном богословском вопросе, как учение о
триединстве. Даже Феодосии I относился к ним вполне терпимо, не говоря уже об
императоре Юлиане. От Испании и Галлии, где к новацианам примкнул и епископ Марциан
Арелатский (Арль), вплоть до Востока вскоре в каждом крупном городе соседствовали два
епископа, две противостоящие друг другу общины, несмотря на то, что «возвращение» в
католицизм было в то время значительно упрощено. В Константинополе в IV в. у новациан
было три храма; при Константине епископом там был Ацесий. Даже в Риме схизма новациан
имела многочисленных приверженцев и много храмов вплоть до V в. На Востоке (в Сирии,
Малой Азии, Палестине ит, д.), где Новациан нашел самую благодатную почву, секта
существовала гораздо дольше; здесь к ней примкнули и многие монтанисты. Новациан даже
зачастую называли монтанистами. Сами себя они, «община святых», также называли (как
полагал Евсевий, «в духовном высокомерии») — «katharoi» («чистые»), так как их церковь
была «очищена» от смертных грехов. Название, от которого произошел всемирноисторический термин «катары» и немецкое слово Ketzer — еретик.
В IV—V вв. христианские императоры по всей Империи обычно боролись с
новацианами. Гонорий и Феодосии II обращались с ними строго. Папы Иннокентий I и
Целестин I грабили их храмы, так что их епископ Рустикула вынужден был совершать
богослужение в частных домах (или мне следует упомянуть, что Целестин ввел в мессу
Introitus*?) И св. Кирилл Александрийский отобрал у новациан их храмы вместе со всей
церковной утварью, а личное состояние их епископа Феопемпта присвоил. Иногда их Божьи
дома даже разрушали. Например, епископ Евлесий из Кизикоса на Геллеспонте. И не
случайно, что из трудов, которые подкованный в философии Новациан первым из римских
теологов опубликовал на латыни, мало что сохранилось. Вряд ли случайно также, что
именно для наиболее образованных христиан новацианство было особенно
привлекательным19.
* Introitus (лат.) — вступительная часть литургии. (Примеч. ред.)
Христианский Рим имел в III в. лишь двух ученых мужей. Оба они были антипапами. С
одним из них, как писал Галлер/ Haller, боролись на протяжение всей его жизни, второй —
отлучен от церкви20.
«МАРШАЛ БОГА» И «ПОКРОВИТЕЛЬ РОГАТОГО СКОТА»
Но Корнелий (зачастую изображаемый с рогом для винопития) не только отнял у
своего конкурента сан, но и стал популярным. Как законный «папа», как истинный святой
(поминается 16 сентября), но ложный «мученик», ои продвинулся до одного из четырех так
называемых маршалов, «гофмаршалов Бога»» «небесных покровителей», к которым обычно
взывают при чумных эпидемиях. В католической же Рейнской области их почитают как
«скоропомощников», наряду с четырнадцатью основными чудотворцами («за их
несравненные заслуги и повседневную помощь», как записано в Кельнской грамоте 1479 г.).
Эти четверо: отшельник св. Антоний (Великий), почитаемый прежде всего в Везеле, епископ
Губерт (Льежский) — в Арденнах, трибун Квирин — в Нейсе, и собственно Корнелий — в
Силикуме, Санкт-Северине (Кельне) и в кафедральном соборе св. Корнелия близ Аахена.
Этот чрезвычайно богатый бенедиктинский монастырь был разрушен ахейцами в 1310 г., но
затем был полностью восстановлен и секуляризован в 1802 г. Но если почитание
вышеперечисленных лиц как «маршалов Бога» сошло на нет с началом Просвещения, то
почитание их же как четырех святых продолжалось. Даже в XX в. тысячи людей
устремляются в праздник св. Корнелия в этот собор, где находится цель паломников —
голова гофмаршала в отставке, его бюст из серебра. В позднем средневековье здесь почитали
как основные реликвии «пояс, которым был подпоясан Спаситель во время вечери... и
плащаницу, которую возложили на лик нашего Господа во гробе» (Байсель/ Beissel). Помимо
этого Корнелий стал «покровителем рогатого скота», а следовательно, по-видимому, и всех
круглых дураков*. К нему взывают при судорогах, при падучей (эпилепсии) и т. п. Правда,
св. Валентин в этом компетентнее21.
* Здесь игра слов: Hornochse (от нем. Horn — рогатый, и Ochse — бык): круглый дурак,
идиот. (Примеч. ред.)
СМУТА, УБИЙСТВА И ЛОЖНЫЕ МУЧЕНИЧЕСКИЕ ВЕНЦЫ. МАРЦЕЛЛИН,
МАРЦЕЛЛ, МЕЛЬХИАД СИЛЬВЕСТР И ДРУГИЕ
Спорный вопрос о покаянии вызывал и в начале IV в. противоречия при Марцелле I и
Евсевий, В период гонений Диоклетиана папа Марцеллин (296—304 ? гг.), как и многие
христиане, предпочел мученичеству жизнь. Он, thurificatus и traditor (предатель,
перебежчик), приносил жертвы богам и выдавал «Священные писания»; хотя свидетельства
на этот счет и вызывают сомнения, так как исходят от донатистов. Однако папа Николай I
считал их достоверными. Весьма примечательно, что некоторые старые папские каталоги
вовсе не упоминают Марцеллина. Видимо, его, отпавшего во время гонений, покарали
радикально — damnatio memoriae — забвением.
После пережитого погрома христиане, и приверженцы строгих правил, и оппортунисты
— те и другие имели собственных епископов — принялись громить друг друга. Дважды в
это вмешивались власти. Епископу Марцеллу, епископу Евсевию и вожаку клерикальной
оппозиции Гераклию пришлось отправиться в ссылку. Похоже, что до 335 г. существовало
двойное епископство. Антиепископом был Марк, человек особой «святости». Даже папа
Дамас I подчеркивал остроту конфликта: «furor, odium, discordia, lites, seditio, caedes, helium,
solvuntur foedera pacis». И в эпитафии, посвященной Дамасом строгому ригористу Марцеллу,
последний запечатлен как «ярый враг всех страждущих», упоминается «жгучая ненависть»
среди христиан, «раскол и споры, смута и убийства»22.
Считается, что Марцеллин приносил жертвы богам вместе с тремя своими
пресвитерами и преемниками: папами Марцеллом I (308—309? гг.), который пришел на
епископский трон после того, как тот пустовал почти четыре года (самый длительный
перерыв во всей истории папства), Мельхиадом (311?—314 гг.) и Сильвестром I (314—335
гг.). Как это часто случается, эти сведения недостоверны, расплывчаты и сознательно
искажены клерикальными фальсификаторами и лакировщиками. Более того, возможно, что
Марцеллин и Марцелл — это одно и то же лицо (тот самый человек, которого император
Максенций, весьма терпимо относившийся к христианам (кн. 1, стр. 188), неоднократно
отсылал на работу в хлев (catabulum), где тот и умер, естественно, как мученик). Во всяком
случае, церковь по сей день почитает всех троих (или четверых) как мучеников. Но даже
«Liber Pontificalis», официальная папская книга, называет Марцеллина перебежчиком
(traditor) и сообщает, что он приносил в жертву ладан, но искупил свой грех, приняв
мученическую смерть: по приказу Диоклетиана он был обезглавлен. На короткий период
правления Мельхиада пришлись: решающее сражение у Мильвийского моста, Миланский
эдикт о терпимости и осуждение донатистов.
Современником Константина, собственно говоря, был Сильвестр I, о котором историк
папства Грене/ Grone пишет, что он был «велик, как время». На самом деле, римлянин
практически никак не влиял на принимаемые императором решения. Хотя он «правил»
полных 22 года, о нем известно меньше, чем о любом другом епископе IV в. Зато он хорошо
известен по позднейшим измышлениям и фальсификациям, которым папы и обязаны всем
своим положением. Подлинных трудов св. Сильвестра не сохранилось. Предание же здорово
напоминает сказку. «Увенчанный пышным венком легенд» (Зеппельт и Леффлер/ Seppelt und
ШПег), Сильвестр исцеляет императора от проказы, он избавляет Рим от ядовитого дыхания
дракона. А поскольку он, вполне возможно, приносил жертвы богам, христианские байки
особенно обстоятельно подчеркивают его стойкость. Наместник же, который пытался
принудить его отказаться от имущества церкви, подавился рыбьей костью. А в
противостоянии с двенадцатью иудейскими учителями, он сумел воскресить быка, которого
убил один из них. «Твой Бог умеет убивать, а мой — воскрешать». (И действительно: на
главном алтаре, созданном в 1493—1494 гг. Г. Эрхартом и Б. Цайтбломом в городе
Блаубойрен, а также на многочисленных более поздних картинах у ног Сильвестра лежит
бык.)23
О ВСЕВОЗМОЖНЫХ КРОВОПРОЛИТИЯХ И ДАЛЬНЕЙШИХ МУЧЕНИКАХ.
СХИЗМАТИК ФЕЛИКС II
В середине IV в. Либерии (352—366 гг.) развязал в Риме гражданскую войну.
С этим папой мы уже встречались, когда говорили об императоре Констанции. Тогда
Либерии предпочел «принять смерть за Бога», нежели согласиться с вещами,
противоречащими Евангелию. Но в ссылке он отказался от своей веры и отлучил от церкви
«правоверного» Афанасия (кн. 1, стр. 337). Об этом свидетельствуют учителя церкви
Афанасий и Иеро-ним. Однако даже в XX в. теолог-фундаменталист Кестере/ Kosters из
Франкфуртской высшей школы иезуитов им. св. Георгия лжет (с двойного церковного
благословения), что папа «наверняка не подписывался под еретическими формулировками».
В отличие от него, католический теолог Альберт Эрхард/ Albert Ehrhard, едва ли не в том же
самом году, но без imprimatur*, так подытоживает результат своих исследований: «Не
подлежит сомнению, что Либерии подписал так называемую 3-ю сирмийскую формулу. Тем
самым он предал не только самого Афанасия, но и ключевое слово никейского символа веры
«Homousios» — «единосущный»24.
Это уже давно допускают и другие католики. Так, историк папства Сеппельт/ Seppelt не
сомневается не только в том, что Либерии «поставил свою подпись под так называемой 3-й
сирмийской формулой», но и в том, что «он добровольно принял и подписал 1-ю
сирмийскую формулу (351 г.), которая также отрицала Homousios». Сеппельт также «уверен
в том, что Либерии предал Афанасия»25.
* (Церковное) разрешение к печати. (Примеч. ред.)
Когда изменник Никейской веры возвратился в Рим 2 августа 358 г., там правил
(анти)папа Феликс II (355—358 гг.). Либерию пришлось признать его равноправным
соправителем (что и было обещано им императору) и руководить римской церковью
совместно с Феликсом — страшное унижение, к тому же находящееся в противоречии с
церковным правом. Однако только на этих условиях, за которые высказался и синод в
Сирмии (358 г.), Либерию было позволено возвращение. С другой стороны, при изгнании
Либерия, Феликс совместно с диаконом Дамасом, впоследствии папой, и со всем римским
клиром, торжественно поклялся, что, пока жив Либерии, он не признает в Риме никакого
другого епископа. Однако всего лишь через несколько месяцев Феликс принял папский сан,
как утверждается, с подачи арианской партии и по приказу императора. Ариан он возвратил
в церковь, а римский клир перешел на его сторону. И клир, и новый папа нарушили клятву.
Но и Либерии, в свою очередь, не сдержал данного им повелителю слова не нападать на
Феликса и его бессильное окружение, поскольку народ остался верен изгнаннику и с
ликованием встретил его возвращение, восклицая: «Один Бог, один император, один
епископ!». Схизма Феликса, борьба двух римских епископов, ради собственной выгоды
предавших «правоверный» никейский символ веры, привела к кровавым столкновениям, к
так называемым фелицианским убийствам. Феликс II, чье имя содержится в официальном
епископском списке, был изгнал в 358 г. и отправился в свое имение близ римской Гавани.
Позднее он попытался вернуться, занял базилику Юлия на другом берегу Тибра, но вскоре
был выдворен оттуда, скончался в Гавани 22 ноября 365 г. и был надолго забыт. Папа
Либерии, подписавший при арианском императоре Констанции полуарианский символ веры,
при католическом императоре Валентиниане I возобновил гонения на ариан 26.
И все же официальная римская традиция воскресила память о Феликсе II и, в конце
концов, даже признала его настоящим папой и причислила к лику святых. Либерии же в
последние годы своей жизни не имел особого влияния за пределами собственно Рима и был
безнадежно скомпрометирован в моральном отношении. Вероломный Феликс, которого,
видимо, почему-то начали путать с мучеником Феликсом с Via Portuensis или с
одноименным мучеником с Via Aurelia, начиная с VI в. считается настоящим папой и святым
мучеником (поминается 29 июля).
Официальная папская книга, которая, правда, для целой половины тысячелетия не
пригодна как исторический источник, ручается за его мученичество. «Феликс был
римлянином... он правил год, три месяца и три дня. Он объявил Констанция еретиком, за что
император приказал его обезглавить... В ноябре месяце он принял смерть в городе Корона
вместе со многими священниками и верующими...»27
Но тот факт, что Констанций, который якобы приказал обезглавить папу Феликса, умер
еще в 361 г., а Феликс скончался лишь в 365 г. при католическом императоре Валентиниане
I, вынудил некоторых из его преемников усомниться в мученичестве (анти) папы. Процесс
формирования общественного мнения продолжался более тысячи лет — ведь Риму некуда
спешить. Позднее Григорий XIII (1572—1585 гг.) — тот самый «святой отец», который не
только с удовлетворением и с гимном «Тебя, Бога, славим!» воспринял массовые убийства в
Варфоломеевскую ночь, но и одобрил план убийства английской королевы Елизаветы I (в
твердой уверенности, «что всякий, кто уничтожит ее в праведном намерении и тем самым
послужит Господу, не только не согрешит, но и приумножит свои заслуги») — этот
чувствительный папа, просматривая «Римскую книгу мучеников», вознамерился вычеркнуть
из нее своего отдаленного предшественника Феликса28.
Но тут в церкви святых братьев-близнецов и мучеников Космы и Дамиана,
воздвигнутой папой Феликсом TV в VI в. на развалинах двух языческих храмов, случилось
нечто вдвойне удивительное. В 303 г. эти мученики, Косма и Дамиан, вместе с тремя их
братьями были обезглавлены. Предварительно их связанными бросили в море, но они были
спасены ангелом; огонь, который должен был их уничтожить, вместо того сжег всех стоящих
вокруг, а множество стрел и камней, пущенных в них, повернули и поразили палачей; за все
за это весь христанский мир вскоре стал почитать их как народных святых, покровителей
врачей, провизоров и медицинских факультетов. И хотя в XX в. Й. П. Кирш/ J. P. Kirsch,
апостольский протонотариус и директор Римского папского археологического института с
imprimatur заявляет: «Подлинных исторических сведений о жизни и мученичестве братьевблизнецов не существует», католик Хюммелер/ Hummeler возвещает нам, опять-таки в XX в.
и опять-таки с imprimatur, что с тех пор, а именно с VI в., «их почитание не угасало». Более
того, они — «единственные святые восточной церкви... внесенные в канон святой мессы». А
Кирш добавляет: «Их предполагаемые мощи в 965 г. были доставлены в Бремен, а в 1649 г,
перенесены в церковь св. Михаила в Мюнхене (в драгоценный ларь). Поминаются 27
сентября, а у православных — 27 октября29.
Здесь переплелось естественное и сверхъестественное, легенда (то есть ложь) и история
(что зачастую — одно и то же). Нечто подобное случилось и с Феликсом II. Ибо именно в
римской церкви этих сотворивших многие чудеса мучеников, святых Космы и Дамиана, 28
июля 1582 г. в навечерие дня поминовения (анти)папы Феликса II был найден мраморный
саркофаг с «древней» надписью: «Здесь покоится прах святого папы и мученика Феликса,
который проклял еретика Констанция». После чего имя Феликса продолжает оставаться в
«Книге мучеников»30.
ПОБЕДА ПАПЫ-УБИЙЦЫ ДАМАСА НАД АНТИПАПОЙ УРСИНОМ И ПРОЧИМИ
ДЬЯВОЛАМИ
По мере усиления власти римского трона, роста влияния, богатства и роскоши его
обладателей/священники все больше стремились к обладанию им. Бросается в глаза все
более частое употребление термина «sedes apostolica» (папский трон) и возникновение
авторитарной тенденции в отношении других церквей. На синоде в Риме (378 г.) уже
говорится о епископах, которые грозят другим епископам смертью, изгоняют их и лишают
епархий. Историк Аммиан Марцеллин, язычник, стремившийся к непредвзятости и
относившийся к христианству скорее благосклонно, ок. 380 г. переселяется из своей родной
Антиохии в Рим. Роскошный образ жизни пап видится ему главной причиной, побуждающей
к борьбе за папский престол. В то же время высокообразованный городской префект
Претекстат, тоже язычник (по свидетельству Августина, почти вся римская знать
придерживалась тогда язычества), саркастически парирует попытки Дамаса обратить его:
«Сделайте меня епископом Рима и я немедленно стану христианином». Трапезы этого князя
церкви переплюнули даже королевские пиры. «А бедные сельские священники при первой
возможности отправляются в Рим, чтобы там потихоньку напиться» (Шнейдер/ Schneider)31.
У католического историка В. Грейе/ V. Grone, шокирующим образом выступающего
здесь от лица фальсификаторов и лакировщиков, все это выглядит так: «К тому времени,
когда Дамас стал понтификом, папство пользовалось и в миру столь высоким авторитетом,
что в силу положения, которое он занимал рядом с императором и высшими должностными
лицами, ему пришлось отказаться от внешних проявлений апостольской бедности и, во благо
всей церкви, ограничиться духовной стороной. Верховный пастырь церкви был вынужден
окружить себя мирской роскошью и расходовать большие средства на одежду, жилье и
приемы, чтобы достойно представлять перед мирянами церковь с ее драгоценными
библиотеками, золотыми сосудами, пурпурными облачениями и великолепными алтарями.
Как некогда Петр пришел в Рим со странническим посохом, чтобы завоевать пышное,
богатое и пресыщенное, так теперь его преемник по прошествии многих лет вынужден был
заменить деревянный посох на золотой и обуть ноги в пурпурные сандалии, чтобы защитить
и уберечь изорванное, обоздоленное, покинутое»32.
Именно при Дамасе I (366—384 гг.). который с младых дней был слугой Всевышнего и
за свои сладкие, приводившие женщин в восторг речи получил прозвище «щекотун дамских
ушей» (matronarum auriscalpius), конфликт достиг небывалой остроты. Интриги, оговоры и
такие темные финансовые махинации, что исследователю впору вспомнить пап эпохи
Ренессанса. Он был далеко не прост, этот человек, ставший первым хоть сколько-нибудь
заметным «представителем» (апостола Петра на земле); в свои шестьдесят лет он вполне
отчетливо ощущал всю притягательность власти и правил дольше, чем кто-либо из его
предшественников: восемнадцать лет, Аммиан пишет, что Дамас и его противник Урсин
«сверх всякой меры желали епископского трона». В результате с помощью террора и
подкупа победил Дамас, вначале клявшийся в верности папе Либерию> который
рукоположил его в диаконы, затем при антипапе Феликсе переметнувшийся на его сторону, а
по возвращении Либерия вновь примкнувший к победителю33.
Не успели закончиться торжественные похороны скончавшегося 24 сентября 366 г.
Либерия, как часть духовенства провозгласила его преемником диакона Урсина и
позаботилась о том, чтобы епископ города Тибура (ныне Тиволи, недалеко от Рима) тотчас
возвел его в сан в базилике Юлия (Сайта Мария ди Трастевере). Между тем большая часть
клира уже занималась тем же в церкви Сан-Лоренцо в Луцине и выбрала Дамаса (сына
священнослужителя), который вновь изменил партии Либерия, возглавил партию
свергнутого (анти)пады Феликса и привел ее к победе — то была его третья по счету измена.
Этим было положено начало многомесячным волнениям в «святом» Риме, «столице
благочестия» (см. Созомена). Дошло до форменных сражений на улицах и площадях,
базилики были залиты кровью. Дамас воспринимал всю христианскую церковь как
«единственную Христову невесту», римская же церковь была для него чем-то особенным,
«по слову Господа нашего и Спасителя, который наделил ее первенством, сказав в
Евангелии; «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою», она — превыше других
церквей». Дамас не преминул вспомнить и о св. Павле, который «при императоре Нероне в
один день с Петром со славою обрел мученический венец». Этим двойным «достойным
всяческого почитания триумфом» Римская церковь «поставлена над всеми другими городами
мира. Следовательно, первым престолом апостола Петра был римский престол, на котором
нет ни пятнышка, ни морщинки, ничего другого в подобном роде...»34
Так обстояли дела в 382 г. То, о чем я собираюсь сообщить ниже, происходило в 366 г.,
во время выборов папы, после которых Дамас «цродолжил начатую Либерием политику
примирения» (католик Зеппельт/ Seppelt).
Сначала на собравшихся в церкви сторонников Урсина напала вооруженная дубинками
орда, которую подстрекал Дамас, подкупивший толпу большим количеством денег. Три дня
католики вновь бились, проливая кровь за обладание базиликой Юлия, как это уже было при
Либерии. Затем Дамас, укрывшийся со своей личной охраной в Латеране, приказал
полицейским ищейкам вытащить со службы клириков своего противника и задержать их.
Однако толпа отбила задержанных и укрылась с ними на Эсквилинском холме в базилике
Либерия (Санта Мария Маджоре). 26 октября 366 г. отряд папских штурмовиков — скопище
извозчиков, циркачей и могильщиков, из которых весьма состоятельный понтифик сколотил
свою личную армию — штурмовал этот собор. Они разбили ворота, ворвались в здание,
подожгли его и сверху забрасывали осажденных кровельной черепицей. Ибо Дамас, «этот
страстно преданный Богу священник, к тому же обладающий эстетическим чутьем,
совершенно великий характер, освободил для созидания столь долго копимую силу
первоначального христианства» (Хюммелер/ Hummeler, с церковного благословения к
печати). Не менее 137 мужчин и женщин, сплошь сторонники Урсина, распростились тогда с
жизнью на святом месте «во имя созидания». Согласно отчету сторонников Урсина, таковых
было 160 человек, не считая тех, кто скончался от ран. В общей сложности, насчитывалось
сотни погибших, раненых и обгоревших. Но — вот настоящее Божье чудо — не погиб ни
один из сообщников Дамаса, чей «детски-благочестивый нрав» прославляется старой
католической энциклопедией Ветцера/ Вельте // Wetzer/ Welte, двенадцатитомным изданием,
составленным «при содействии лучших католических ученых Германии», на первой
странице которого — мне трудно не упомянуть этого во имя постоянно пропагандируемого
смирения — фрейбургский верховный пастырь в 1847 г. ставит: «Одобряем» и соизволяет
предпослать труду следующий текст: «Мы Германн Викарский, милостью Божией и
апостольского престола архиепископ Фрейбургский и митрополит Верхне-Рейнской
церковной провинции, - кавалер Большого Креста Церингского ордена Льва, обладатель
Почетного Креста I степени князей Гогенцоллерн-Гехинговских и ГогенцоллернЗигмарингенских...» — ну, наконец-то — «Мы даем этому первому тому Наше одобрение...».
Городской префект Вивенций, «integer et prudens Pannoni-us», как пишет Аммиан, был
бесспорно усердным, но не обладающим достаточной властью человеком. Итак, разделяя
принцип невмешательства в спорные вопросы культа, он сначала взирал на происходящий
спектакль как зритель, а затем удалился на покой в безопасность своей загородной виллы.
Сторонники Урсина ораторствовали на похоронах, а толпа кричала, по-видимому, вспоминая
о роли Дамаса, зачинщика фелицианских убийств: «Уже в пятый раз Дамас устраивает
войну! Убийцы, долой с трона Петра!» Распространялись и различные листовки. Партийный
орган урсинистов славил богобоязненный народ «который сколько бы ни истязали его
гонениями, не страшится ни императора, ни чиновников, ни Дамаса — убийцы, повинного
во всех преступлениях». Не забудем, что этот папа стоял также за кровавыми эдиктами
императора Феодосия против христиан, отпавших от него, Дамаса, которого государство
поддерживало всеми имеющимися у него средствами35.
Разумеется, массовый убийца в сане папы стал святым. Поминается 11 декабря. И как
бы для постоянного напоминания — кому для воодушевления, а кому в устрашение — его
имя носит главная площадь перед папским дворцом. Я вновь и вновь хочу напомнить Клода
Адриана Гельвеция (1715— 1771 гг.): «Когда читаешь их священные легенды, встречаешь
имена тысяч преступников, причисленных к лику святых», — любезно преуменьшает
великий просветитель. (Осмелюсь заявить: лично мне из всех святых больше всего нравятся
священные коровы, впрочем, не менее любезны мне и все остальные коровы.)36
Дамас, при содействии властей захвативший суденышко Петра, должен был теперь
стать у штурвала, «который мы приняли из рук апостола». Правда, он лицемерно признавал,
что «не достоин столь высокой чести, но будет делать все возможное, дабы не умалить
апостольской славы». Хотя главное сражение и было выиграно, но его право на епископство
оспаривалось в течение всего времени его служения. Долгие годы продолжаются смута,
насилие и пытки клириков антипапы Урсина. Интригуют и люцифериане; Дамас убеждает
судью Басса принять меры против них, но тщетно. Еще существуют новациане, остатки
маркионитов, монтанистов, гностиков-валентиниан. Папа выступал против ариан и
полуариан, против «еретических» епископов Урзация, Валента и Авксенция Миланского,
которых он приказал осудить; против зарождающегося «лжеучения» патриарха Македония
(«духоборство») и против «лжеучения» аполлинаристов. В Риме, где в то время
противоборствовали четыре различные христианские «церкви», каждая во главе с
собственным епископом, с недавних пор появились и донатисты, имевшие с начала IV в. уже
шестого по счету епископа. Люцеферианскому пресвитеру Макарию папа Дамас запретил
отправлять службу, и когда тот ночью проводил богослужение в частном доме, по приказу
Дамаса и распоряжению государственной полиции (officiates), его выхватили из причта и с
побоями поволокли к светскому судье. Так как Макария даже угрозами не удалось вынудить
перейти на сторону Дамаса, он был препровожден в Остию, где и скончался от полученных
ран (ср. кн. 1, стр. 336). Следует напомнить и то, что зимой 381—382 гг. св. Дамас отказался
принять гонимых испанских епископов Присциллиана, Инстанция и Сальвиана, несмотря на
их настоятельную просьбу («Выслушай нас... заклинаем, выслушай...»). Затем Присциллиана
с наиболее богатыми из его приверженцев, в том числе с богатой вдовой Евхроцией,
подвергли пыткам и обезглавили в 385 г. в Трире. После этого на Испанию обрушилась
инквизиция (кн. 1, стр. 375). Штурмовики Дамаса срывали собрания и богослужения
урсинистов даже на кладбищах. Урсин и его сторонники были высланы императором
Валентинианом I сначала в Галлию, затем в Милан, но и издалека Урсин не прекращал
активной борьбы не только против Дамаса, но и против его последователей. Когда
император разрешил его возвращение в 367 г., борьба возобновилась, после чего он был
изгнан навечно и заперт в Кельне. Но спор между ним и Дамасом продолжался до самой
смерти последнего. Еще в 368 г. большинство участников римского синода отказывалось
отлучить Урсина от церкви, несмотря на настойчивость Дамаса и его заверения: «Мы
собрались здесь не для того, чтобы кого-либо осудить, не выслушав»37.
Во многих отношениях этот папа был подозрительной личностью; слишком
подозрительной. И даже более чем подозрительной.
В 371 г. Дамас был обвинен в прелюбодеянии.
«Щекотун дамский ушей», чей отец был священником в Сан-Лоренцо, имел весьма
тесные контакты с богатыми женщинами, что не мешало ему быть автором нескольких (не
сохранившихся) трактатов о девственности. Согласно сведущему в этих вопросах Иерониму,
непорочному Учителю непорочной церкви, Дамас проповедовал священнослужителям
«содержать ложе в целомудрии», «производить детей для Господа» (пожалуй, несколько
двусмысленная формулировка), предписывал абсолютное воздержание, так как «святым
надлежит святость», а «плотское единение — есть скверна», ибо священник, живущий
«нецеломудренно» уподобляется «животным» и недостоин называться священником. Мог ли
такой папа быть прелюбодеем? Муж, «увенчанный всеми добродетелями», своим
богоугодным образом жизни воздвигший себе «вечный памятник», как славит его епископ
Феодорит? Муж, главу о котором Грене/ Grone завершает фразой: «Уже современники
почитали его святым, а итальянский народ по сёй день взывает к нему о помощи при
лихорадке»?38
Между тем Дамас был обвинен неким Исааком, крещен* ным, но вновь вернувшимся в
иудаизм евреем, не только в прелюбодеянии, но в целом ряде других тяжких преступлений.
До самой кончины Исаака в 381 г. Дамас не знал покоя. Его обвиняли даже в убийстве.
Впоследствии причитали: «Урисиниане настолько обнаглели, что по наущению еврея
Исаака... требовали голову нашего святого брата Дамаса». И уж если его обвиняли, несмотря
на то что за ним стоял император — значит, для этих обвинений наличествовали веские
основания. Валентиниан I приказал специально уполномоченному на то префекту
Максимину (которого Аммиан сравнивает со сбежавшим из цирка диким зверем; его казнили
в 376 г.) начать следствие. Затем император лично присутствовал на судебном процессе, в
ходе которого были подвергнуты пыткам некоторые вызванные в качестве свидетелей
клирики. Но в конце концов дело было прекращено. Однако маловероятно, что это
произошло благодаря вмешательству Евагрия, антиохийского священника и друга юности
императора, но скорее вследствие того, что власти изначально были на стороне Дамаса и
теперь не могли допустить его поражения на процессе, инициированном противной
стороной. И вот Валентиниан уже прославляет Дамаса как «virum mentis Sanctissimae».
Его репутация была настолько подмочена, что даже спустя семь лет на синоде в Риме,
на котором он председательствовал, ему пришлось оправдываться и доказывать, что
обвинения против него носили клеветнический характер. И именно на этом синоде была
предпринята попытка вообще вывести римского епископа из-под юрисдикции государства!
Одновременно добивались содействия того же государства в исполнении церковных
судебных решений! «Карающий меч правосудия», который от себя лично святой отец
отводил как можно дальше, уже тогда понимался синодом как инструмент инквизиции.
Клириков всей Италии, игнорирующих решения церковного суда, следовало с помощью
светских властей доставлять во вторую инстанцию — лично к епископу Рима. Для остальных
священников Запада второй инстанцией являлись митрополиты, а судопроизводство в
отношении митрополитов относилось к компетенции римского епископа или
уполномоченных им судей. Петиция, в составлении которой значительную роль сыграл св.
Амвросий, гласит: «Ваше благочестивое Величество, соблаговолите приказать, чтобы
всякий, осужденный по приговору римского епископа, но противозаконно пытающийся
остаться во главе своей паствы... был доставлен (в Рим) префектами Италии или имперским
викарием, либо предстал перед судьями, назначенными римским епископом. Тот же, кто
уклонится от подобной процедуры, не страшась Божьего Суда, тот должен быть
государственным принуждением лишен возможности преумножать свои грехи...»39
Дерзкая упреждающая атака Дамаса вполне удалась. Еще очень юный, опекаемый
клиром, и прежде всего Амвросием, император (кн. 1, стр. 346) исполнил прошение синода
практически полностью и придал ему силу закона. А в одном из пунктов Грациан оказался
католиком, больше чем сам Папа Римский, распорядившись, чтобы имперские чиновники
принимали участие в исполнении епископских приговоров не только в Италии, но и по всей
Западной империи. Правда, все это практически оставалось только на бумаге; патриарх Рима
еще не имел на Западе такого веса, как патриархи Востока в своих патриархатах40.
На этого папу жаловался даже один из учителей церкви, а именно: св. епископ Василий
«Великий». Он называл его слепым и надменным гордецом, восседающим на «благородном
троне». Однажды ему пришлось горько пожалеть, что он обратился к папе с какой-то
просьбой, поскольку этот высокомерный становился «еще надменнее, если к нему
обращались вежливо». Василий пишет, что на Западе «не знают правды и не желают ее
знать». Он утверждает, что там «с людьми, говорящими правду, спорят, сами же одобряют
еретичество». Св. Иероним, всегда державший нос по ветру, к тому же великий цнтриган,
лжец и фальсификатор документов, что помогло ему стать патроном католических
богословских факультетов (кн. 1, стр. 146), напротив, домогался расположения этого папы.
Если имеешь отношение к трону Петра, значит, ты — истинный муж. «Меня ведет только
Христос, и прилепляясь к Вашему Святейшеству, я единяюсь с троном Петра; верую — на
этом камне создана Церковь»41.
Пресмыкательское рвение Иеронима нашло благосклонное понимание у
властолюбивого иерарха Рима. В этот город Иероним отправился в 382 г. Вскоре он начал
играть при Дамасе важную роль: стал его личным секретарем, составлял — как он сам
утверждает — ответы на запросы синодов Востока и Запада; превозносил папу как «светоч
мира и соль земли» и льстил ему; «Сегодня солнце справедливости восходит на Западе».
Также он поддерживал борьбу Дамаса против люцифериан. И хотя Иероним некогда славил
Люцифера Каларийского (кн. 1, стр. 335) как оплот правоверия, теперь же, в Риме, где в свое
время жестоко расправились со священником Макарием, он тотчас выступил против
сторонников епископа Сардинии и обрушился на него в одном из своих пресловутых
памфлетов. Прежде всего, видимо, для того, чтобы услужить старому папе, место которого
он рассчитывал впоследствии занять. (Но досталось оно не ему, а св. Сирицию, по причине
чего Иероним поносил его еще многие годы.) Сторонники Люцефера вскоре после 380 г.
жаловались на Дамаса: «Присвоив себе царские полномочия (acctpta auctoritate regali), он
преследует католических священников и мирян и отправляет их в изгнание»42.
РОСТ ПРИТЯЗАНИЙ НА ВЕРХОВЕНСТВО ПРИ ДАМАСЕ
В результате всевозможных инициатив этого мужа возникла тенденция к росту
значения и престижа его трона. Таким образом, римский епископ постепенно превращается в
главу всех западных прелатов. He случайно один из современников говорит о «arrogantia
Damasi (ut princeps episcopatus)»*. Ныне же «Католический справочник церковной истории»/
«Handbuch der Kirchenge-schichte» называет его «убежденным поборником постоянно
растущих римских притязаний на первенство, которые благодаря ему получили новые,
доселе неизвестные формулировки». Отчасти, он подкрепляет право на верховенство
ссылкой на Мф., 16,18, на петродоктрину, придававшую Риму «исключительность», но
одновременно разрабатывает для нее и новые формы выражения.
* Arrogantia Damasi (ut princeps episcopatus) (лат.} — высокомерие Дамаса, главы
епископата. (Примеч. ред.)
Его жажда власти поддерживается и императором Грациа-ном, более чем сговорчивым
юношей (кн. 1, стр. 346). Он не только отказался в пользу римских епископов от прежде
полагавшегося правителю титула «Pontifex maximus», но и имперским законом от 378 г.
практически беспредельно расширил их юрисдикцию на Западе. Дамас издал первую
декреталию, то есть отдавал распоряжения в приказном тоне императоров. Он утверждал,
что церковь Рима основана Петром и Павлом — принцип двойного апостольства. Насколько
известно, он первым из пап заговорил об «апостольском троне». Ему нравилось, когда о нем
говорили, что «в силу прерогатив апостольского трона (praerogativa apostolicae sedis), он
возвышается над всеми, формально равными ему по рангу (mu-nus)». С тех пор и по сей день
римский епископский трон именуется «Sedes Apostolica». Все это способствовало развитию
римских руководящих замашек и подводило под них теоретическую основу. «Дамас получал
привилегии от государства и вел себя как король» (Гендлер/ Haendler)43.
Кстати, он баловался и стихоплетством. Он сочинил множество жалостливых эпитафий
(tituli), из которых до нас дошло более полусотни — полностью, в отрывках или позднейших
цитатах. Скудость собственного словаря он компенсировал за счет заимствованных у
Вергилия оборотов, а затем это переносилось на благородный мрамор каллиграфом Фурием
Дионисием Филокалом. Луи Дюшесн/ Louis Duchesne язвит: «Никогда еще столь скверные
вирши не выходили в свет с такой помпезной расточительностью». Столь же
малохудожественное, сколь и бездуховное словоизвержение Дамаса, не в последнюю
очередь совершаемое ради собственной посмертной славы, посвящалось прежде всего
«многочисленным мощам святых, которые он искал и находил11 и, как сообщает «Vita
Damasi» в «Liber Pontificalis», «восславлял в стихах»44
Например: «Глубоко под толщей горы таилась могила. Дамас явил ее миру». Или:
«Невыносимо было Дамасу (сознавать), что некогда погребенные без почестей, продолжали
страдать, и обретя вечный покой. Итак, он принялся за многотрудное дело и приказал срыть
огромные толщи земли с вершины холма, усердно исследовал тайные недра земли, осушил
насквозь пропитанный водой участок и открыл источник, из которого мы черпаем теперь
дары святости». Или, возвращаясь к основной теме, последний образчик папской
поэтической продукции: «Ведай, что здесь было прибежище святых, имена которым, если
тебе угодно знать, — Петр и Павел. Этих Учеников Христа послал Восток, и мы готовы
признать это. Но во имя (пролитой) ими (в Риме) крови, их, хотя и последовавших за
Христом сквозь звезды и пребывающих в лоне небес и в Царстве благочестивых, Рим вправе
считать своими гражданами. Так Дамас возносит Вам Хвалу, Вы, новые звезды!»45
Пусть остается неизвестным (или записанным в небесных скрижалях), сколько же
святых произвел на свет столь усердный охотник за мучениками. Так обстоят дела, когда
папа-убийца становится папой-поэтом. (Вспомним еще более выспренные пассажи Пия XII в
XX в.!)46
Со времени Дамаса существует также теория о трех петровских резиденциях:
Александрии, Антиохии и Риме, которая служила обоснованием их прав на патриаршество.
Причем среди трех великих Thronoi (тронов) «первейшей резиденцией апостола Петра была
римская Церковь». Но даже согласно папе и учителю церкви Григорию I «Великому», эти
три резиденции суть «одна единая резиденция одного единственного (святого Петра),
которую, согласно божественному авторитету, сегодня возглавляют три епископа». А посему
александрийский и антиохийский патриархи, как преемники Петра и в силу «божественного»
права, имеют полномочия руководить частью церкви — не говоря уже о некоторых
исторических несообразностях, довольно обоюдоострая теория.
Каким образом Риму пришло в голову подобное? Некогда, когда Рим не был столь
сильным, как того хотелось бы, таким способом он уравнивался с влиятельными восточными
руководителями церкви и, в качестве главной резиденции, так сказать, князя апостолов,
претендовал на большие почести. Позднее, и в этом суть, Рим пытался с помощью этой
теории одолеть наиболее опасного из своих противников — константинопольского
патриарха, поскольку тот, представляющий город который не являлся резиденцией Петра, и,
таким образом, не имел прав на превосходство. И в этой связи весьма кстати появляется эта
теория. Как раз в эпоху Дамаса, а также при Льве I, Григории I, Николае I и Льве IX вслед за
теоретическим оспариванием притязаний Константинополя на патриаршество на практике
следует весьма вынужденное признание таковых47.
Это лишь начало развития папского примата. Положение Дамаса в продолжение всего
его понтификата оспаривалось даже в Риме; не он руководил церковью на Западе и за его
пределами, но, без сомнения, Амвросий (кн. 1, гл. 9). Миланец влиял на императоров, если
не руководил ими, при помощи изощренной в своей хитрости «духовной» стратегии, и по
сей день остающейся классической, а Милан, город его епископского служения, был
столицей Запада. Как в случае сенсационного триумфа над римской богиней Победы (кн. 1,
стр. 362) в зале сената, так, впрочем, и во всех других случаях, успеха добивался не Дамас, а
именно Амвросий, могущественный столичный прелат.
О «папской политике» пока не может быть и речи. В IV в. епископу Рима подчинялась
даже не вся Италия. По всей видимости, он руководил всего лишь так называемыми
субурбикарными* церквами на Юге и в Центре полуострова (граница проходила до линии от
залива у города Специя до устья реки По). «Кроме того, нигде не обнаруживается каких-либо
зафиксированных полномочий римского епископа» (Халлер/ Haller). Конечно, его кресло
было самым уважаемым на Западе. Однако сам он находился под юрисдикцией vicarius urbis.
И когда обратились с петицией о выведении римского епископа из-под юрисдикции
римского префекта (в то время, как правило, язычника), пытаясь обеспечить ему
вожделенную подсудность только перед императором, император Грациан отклонил ее, не
утруждая себя предъявлением аргументов. Тогда, в качестве альтернативы суду императора,
было предложено подчинить римлянина (духовной) юрисдикции собора. На одном из
папских синодов впервые в церковной истории прозвучало ничем не подтвержденное — об
этом упоминается и у Амвросия — утверждение, будто бы император Валентиниан I
распорядился, чтобы священники были подсудны только священникам. Ведь о том, что
«восседающий на папском кресле не подсуден никому», как учили»позднее, в то время
никому не было известно48.
* (Расположенными) вокруг Рима. (Примеч. ред.)
ИННОКЕНТИЙ I — «ВЕРШИНА ПАСТЫРСКОГО СЛУЖЕНИЯ» ИЛИ СПЛОШНАЯ
ЛОЖЬ?
Папы, следующие за Дамасом и Сирицием (384—399 гг.), который ни в чем не задавал
тона, никогда не играл ведущей роли и всецело находился в тени своего личного друга
Амвросия, преумножили главенство Рима, его исключительное положение как «apostolica
sedes», как «cathedra Petri», короче, развили мысль о римской церкви как главе единой
Церкви. При этом они прибегали к помощи Библии, точнее, к тому, что их в ней устраивало,
равно как и к помощи римского права.
И, не в последнюю очередь, к помощи богослужебного жаргона.
Особенно Сириций (который ввел термин «наследник» Петра — основание любой
будущей папской идеологии — убеждающий, в бесспорной юридической взаимосвязи его и
его коллег с апостолом) старался подогнать свои декреты под стиль и терминологию
императорских указов. До него это практиковалось только синодами. Сириций выдавал свои
законодательные декреталии за «издавна известную практику церковного права и поставил
их на одну ступень с соборными канонами» (Войтович/ Wojtowytsch). Но как бы охотно ни
играл «наследник» Петра роль верховного пастыря, как бы ни подчеркивал свое ведущее
положение и правовое первенство в церкви в целом (уже в первой своей декреталии, сразу
после своего посвящения в сан он пишет испанскому епископу Гимерию из Тарроко: «Мы
решаем, чем всем церквам надлежит отныне руководствоваться, а от чего — отказаться...»),
действительность была весьма далека от теории. «Наследник» (haeres) Петра, преемники
Петра, назначение именно папы на пост наследника Петра — все это не более чем
конструкция, не имевшая и не имеющая доказательств своей правомочности, а
следовательно, и законной силы49.
Иннокентий I (401 или 402—417 гг.). о котором говорилось, что у него, больше, чем у
любого из его предшественников, прав называться «первым папой», целеустремленно
развивал папские притязания на первенство и идею об исключительном положении римской
церкви. Он задал тон на целое тысячелетие, и его воздействие сказывалось вплоть до XII в.
Многое способствовало этому: конкурент из Милана, могущественный Амвросий, умер;
императорская резиденция переместилась из Милана в Равенну. Сама же Западная Римская
империя находилась на пороге гибели. Но важнее всего были его личные качества. Ведь он
считал себя «главой и вершиной епископата». Вопреки решениям Карфагенского и
Милевского синодов 416 г., он выступил с утверждением (которое осмеливался высказывать
не всегда и не всем церквам), что синоды без санкции «апостольского престола» не вправе
принимать окончательных решений «по делам даже отдаленнейших местностей». Этот
законник хладнокровно выдает новое право за старое, новые обычаи за исконные и
священные, пусть в прошлом не было тому ни примеров, ни оснований. Это был хитрый
расчет, так как: «Лишь выдавая за давно существующее то, что в действительности
представляло собой дерзкое новшество, он мог надеяться успешно противостоять критике
современников» (Галлер/ Haller). Он действовал с небывалой самоуверенностью, правда,
приноравливаясь к местным условиям: в Испании несколько смелее, чем в Галлии, где у
Рима еще совсем недавно были трудности. Он добивался права на высший контроль над
синодами и провозглашал «апостольский трон» высшей апелляционной инстанцией, которой
должны быть представлены на рассмотрение все важные дела (causae maiores) — термин,
который мог трактоваться им по собственному усмотрению. «Надгробная надпись особенно
превозносит среди его добродетелей — кротость и скромность» (Грене/ Grone)50.
Первым из пап Иннокентий I постоянно и систематически пользуется «юридическим
представлением о папе, как о наследнике Петра» (Ульман/ Ullmann). Он считал, что Петр и
его ученики стали основателями всех церквей Запада, для чего нет ни малейших оснований.
«Совершенно очевидно», — смело констатирует он в послании Децентию из Губбио, — «что
по всей Италии, Галлии, Испании, Африке, Сицилии и на всех расположенных между ними
островах нет иных церквей, кроме тех, которые воздвиг досточтимый апостол Петр и
поставленные им епископы. Поищите в преданиях — там нет упоминаний о каком-то другом
апостоле, учившем когда-либо в этих местах. А поскольку нет иных — письменных или
устных — свидетельств, то всем следует придерживаться того, что свято хранимо римской
Церковью, от которой, без сомнения, все ведут свое начало». Из этого папа Иннокентий
делает захватывающий дух вывод: поскольку нигде не написано иного, значит, все было
плодом миссионерства Петра и его учеников и, следовательно, должно находиться в
подчинении римского епископа. Ирония Галлера/ Haller понятна: с большей дерзостью к
argumentum е silentio — доказательству «по умолчанию» источников — пожалуй, не
прибегали для подтверждения исторической истины, как бы это ни было заманчиво. А Эрих
Каспар/ Erich Caspar подчеркивает, что учитель церкви Августин, на фоне которого
«личность Иннокентия I исчезающе мала, был сторонником прямо противоположной
версии». Ведь даже католические историки папства Зеппельт/ Seppelt и Швайгер/ Schwaiger
пишут — и с точки зрения папства это является чудовищно тяжким, к тому же влекущим
тяжкие последствия утверждением (или попросту ложью) — что слова папы «противоречат
историческим фактам, но в них отражены идеи, которые все больше овладевали Римом».
Которым, да будет нам позволено дополнить, папство обязано своим существованием!
Между тем Иннокентий выводит из своих смелых допущений единственно правомочную
норму: особые права (читай: привилегии) апостольского трона («referre ad sedem
apostolicam») и римских обычаев (consu-etudo Romana) на почитание. Одно лишь заключение
римского епископа придает окончательную силу решению по любому важному делу (causae
maiores). Так называемый трон Петра становится «fons» и «caput»* — «все реки берут начало
на апостольском троне-первоисточнике и в своей чистоте изливаются на все области земли
(totius mundi regiones)». Папа хладнокровно лжет, будто referre ad sedem apostolicam является
старой традицией!51
Возможно, ложь и обман были у папы Иннокентия в крови. Весьма вероятно, что он
был сыном своего предшественника Анастасия I, который, в свою очередь, также был
отпрыском священника.
* F о n s et caput (лат.) — букв.: «основанием» и «вершиной» (лат.). Здесь: альфой и
омегой. (Примеч. ред.)
Кстати, в Риме на протяжение всего первого тысячелетия папами зачастую становились
сыновья священников. Среди прочих: Бонифаций I, Феликс III (предположительно прадед
папы Григория I «Великого»), Агапет I, сын епископа Теодор I, сын епископа Адриан II (его
дочь и бывшую жену Стефанию убил сын многодетного епископа Арсения). Марин Г тоже
был сыном священника, как и Бонифаций VI (который, будучи пресвитером, вел столь
скандальную жизнь, что папа Иоанн VIII был вынужден временно отстранить его от
должности. Он правил всего две недели и был, по всей видимости, отравлен). Папа св.
Сильверий (сосланный своим преемником Вигилием на один из Понцианских островов, где
он и умер) был даже сыном папы Гормизды. Иоанн XI (который приказал бросить в темницу
и убить собственную мать и единоутробного брата**), согласно хронисту Флодоарду
Реймскому, «никогда не применял насилия... и занимался только божескими делами».
Католики Зеппельт/ Seppelt и Швайгер/ Schwaiger не подвергают сомнению «активность и
энергию его понтификата». Папа Иоанн XI был сыном папы Сергия III (убийцы двух своих
предшественников, который — не умолчим и о «добром дея-нии»(?) — отстроил заново
разрушенную землетрясением Латеранскую базилику). И то сказать, Дамас призывал клир
«плодить детей для Господа»!52
Может быть, мне стоит поведать о литургических предписаниях Иннокентия? Что в
ходе святой мессы поцелуй священника, как символ божественной любви, должен даваться
только после причащения? Что имена жертвующих прихожан надлежит оглашать только
после соответствующей молитвы священника над приношениями? Что в субботу следует
поститься в знак печали по Спасителю, покоящемуся в могиле? (Ср. кн. 1, стр. 10.) Историк
папства Грене/ Grone ровно половину главы, посвященной Иннокентию, заполняет
подобным бредом, разумеется, к вящей пользе читателя, который таким образом знакомится
«со святым Иннокентием, искушенным в церковных обычаях и законах и проникнутым
апостольским духом папой»53.
* В некоторых списках папских имен Марин I ошибочно назван Мартином II. (Примеч.
ред.)
** Ошибка автора. В действительности по приказу единоутробного брата Иоанна XI
Альбериха II толпа римлян, ворвавшись в замок Св. Ангела, растерзала их мать Марозию. В
столкновениях погиб также папа Иоанн XI. (Примеч. ред.)
Как бы то ни было, он знал свое дело. Он умел подчеркивать римское превосходство,
строить из себя начальника, единоначальника, он умел подать себя неприступным, но
готовым к решительным действиям господином, который не спускает глаз со своих
собратьев, но не забывает и о мудрости дипломата — в отличие от своих преемников. Тон
его щедро пересыпанных библейскими цитатами посланий скорее убийственно вежливый,
нередко ироничный и ласково усмиряющий, нежели угрожающий. Этот тон оказал
воздействие на формирование стиля духовных эпистол. «Мы верим, что тебе и так это
известно», — пишет он. Или: «Кто же не знает?» Или: «Кто же еще не понял?» «Miramur»*
— было его излюбленным оборотом, едва ли не стереотипной формулой для выражения
порицания. «Мы удивлены, что умный человек просит нашего совета в подобных делах,
которые ясны и общеизвестны». «Мы долго удивлялись, читая твое письмо». «Мы удивлены,
что епископы не обратили внимания на это, так что впору подумать, что они пошли на это
сознательно или не подозревая о том, что это противозаконно». Хорош комментарий
Каспара/ Caspar: «В таком — то вкрадчивом, то резком — тоне, предпочитают работать
истинные виртуозы власти, избегая громоподобных, угрожающих речей. Так им удается
достичь того, что адресат испуганно вздрагивает, в то время как грубые средства парализуют
его либо побуждают к сопротивлению. Можно представить, как субурбикарный епископат
дрожал перед этим духовным повелителем»54.
* Miramur (лат.) — мы удивлены. (Примеч. ред.)
В то же время Иннокентий был исключительно гибок.
С епископами отдаленной Галлии он вел себя куда сдержаннее, а на Востоке даже
этому тертому калачу вообще ничего не светило. Как бы ни хотелось ему контролировать
именно константинопольскую церковь. Пусть он и был* по всей видимости, первым из пап,
кто мог позволить себе иметь в тамошней резиденции собственного поверенного в делах —
апокрисиария (apokriciar), как именовался тогда постоянный папский представитель при
императорском дворе в Константинополе. Это была главная дипломатическая должность
Рима. При Иннокентии ее, как представляется, занимал Бонифаций, позднее ставший папой.
Иннокентий стал основателем папского викариата в Фессалониках, правда, после того, как
Дамас — если допустить, что его послания подлинны — уже навел туда мосты, претендуя, в
противовес Константинополю, но в полном согласии с властями Западной Римской империи,
на церковное руководство Восточной Иллирией (Illyricum orientate). Он поручил в 412 г.
епископу Руфу править «вместо нас» (nostra vice) всеми церковными приходами
иллирийской префектуры, церквами в Ахайе, Фессалии, Epirus vetus и Epirus nova*, на
Крите, в Dacia medi" terranea и Dacia ripensis**, Мезии, Дардании и Превалитании. Он
великодушно расширил права митрополита, а именно: «выносить решения по всем делам,
рассматриваемым в вышеперечисленных областях». Но когда Иннокентий и император
Гонорий в ходе дела Иоанна Златоуста направили в Константинополь свою делегацию, с нею
обошлись/оскорбительно: император не принял посланников и с позором отослал их
восвояси. Патриархам Востока и в голову не приходило подчиняться «архиепископу» Рима,
как на соборе в Халкидоне именовали даже Льва I. А константинопольский император и
подавно не уступил бы какому-то римскому епископу своего права на принятие
окончательных решений. Согласно имперскому праву, Иллирия как церковно, так и
политически подчинялась Константинополю. Поэтому христианские императоры и
христианские епископы еще долгое время продолжают спорить вокруг этого яблока раздора
между Римой и Византией. Это было поводом для все новых конфликтов по поводу
принадлежности и неукротимых властных амбиций55.
* Epirus vetus — римская провинция в Македонии. Epirus nova — римская провинция в
южной Иллирии. (Примеч. ред.)
** Dacia mediterranea — Центральная Дакия; Dacia ripensis — Прибрежная Дакия.
Части единой римской провинции, называвшейся «Провинция трех Дакии». (Примеч. ред.)
ЕВЛАЛИЙ ПРОТИВ БОНИФАЦИЯ, «АПОСТОЛИЧЕСКОГО ГЛАВЫ»
Длившаяся много месяцев борьба за римский престол началась после смерти папы
Зосимы (417—418 гг.), который впервые распространил на епископов Рима завет, данный
Иисусом Петру — связывать и разрешать — а следовательно, равные с ним полномочия и
право на почитание: ошеломляющая логика. Зосима утверждал, что его собственный
авторитет столь велик, что Никому не дано подвергать сомнению его утверждение («ut nullus
de nostra possit retractare sententia»). А завершает он этот бесстыдный пассаж еще большей
наглостью: якобы «отцы» признали его авторитет равным апостольскому! Несмотря на
краткость своего понтификата, он еще больше укрепил вожделенный auctoritas sedis
apostolicae*, но одновременно спровоцировал и усиление сопротивления этому, прежде всего
со стороны африканской церкви56.
Уже 27 декабря, в день погребения Зосимы, архидиакон Евлалий (418—419 гг.),
старейший из диаконов, был провозглашен в Латеране духовным главой Рима. Его
противники утверждали, что он занял церковь еще во время траурной церемонии,
забаррикадировал подходы к ней и заставил безвольного, едва живого, «находящегося при
смерти епископа Остии» (Ветцер/ Вельте // Wetzer/ Welte) рукоположить себя. На
следующий день большинство пресвитеров, противостоявших коллегии диаконов, и
большинство народа (правда, сведения о численном соотношении сторон, как это часто
случается, противоречивы) в церкви Св. Феодоры избрали верховным пастырем Рима уже
очень старого пресвитера Бонифация I (418—422 гг.). Он был сыном священника Иокунда и
представителем Иннокентия I при константинопольском дворе. (С тех пор апокрисиарий при
императорской резиденции рассматривался как наиболее вероятный кандидат в папы.)
*Auctoritas sedis apostolicae (лат.) — авторитет апостольского трона. (Примеч. ред.)
Нерешительный Гонорий был подавлен происходящим. Первый императорский
рескрипт от 3 января 419 г. признал выборы Евлалия и предписал удаление Бонифация.
Вторым императорским рескриптом от 18 января оба кандидата в епископы вызывались для
разбирательства в Равенну. Положение обострялось, поскольку синод не принял решения, на
которое рассчитывал Гонорий: единства не наблюдалось даже среди нейтрально
настроенных прелатов. Третий рескрипт императора удалял обоих высокосвященных
соискателей. Проведение пасхальных торжеств 30 марта поручалось стороннему епископу —
Ахиллу из Сполето. Подобное унижение потребовало издания сразу целого ряда новых
императорских указов: городскому префекту Рима, язычнику Аврелию Аницию Симмаху,
племяннику своего знаменитого тезки префекта Рима, который некогда столь тщетно
боролся за статую богини победы Виктории (кн. 1, стр 363), епископу Ахиллу, сенату и
римскому народу. Однако партия диаконов не желала мириться с позором, с тем, что
император привлек сполетинца. Они не могли допустить, чтобы епископ-чужак проводил
пасхальные торжества в Риме, при всем при том, что, как свидетельствует Ириней, Пасха
праздновалась в Риме даже далеко не каждый год! Возможно, диаконы, которые в то время
остро соперничали с пресвитерами, просто увидели еще один благовидный предлог для того,
чтобы заявить о себе. Как бы то ни было, 18 марта Евлалий возвращается в Рим/чтобы лично
провести пасхальные торжества в Латера-не. Вскоре после этого в Рим прибыл и епископ
Ахилл из Сполето: последовали аресты, допросы, народные волнения и новые кровавые
столкновения за церкви.
Император Гонорий теперь перешел на сторону Бонифация, за которого
ходатайствовали влиятельные придворные круги. Принцесса Галла Плацида в
многочисленных письмах агитировала за своего протеже известных католиков: Августина,
Аврелия Карфагенского и Павлина Ноланского, Однако победу в борьбе обеспечил
Бонифацию позднее ставший императором Флавий Констанций, который охотно улаживал
внутрицерковные конфликты. Гонорий же, который первоначально выступал за Евлалия,
теперь приказал изгнать его и, чтобы положить конец «погоне римских священнослужителей
за должностями» (ambiciones), впервые установил государственный порядок выборов папы
(на практике, правда, никогда не применявшийся): впредь, в случае избрания одновременно
двух пап, ни один из них не мог занять папский престол, а всей общине на новых выборах
надлежало определить епископа57.
На самом деле, споры и разногласия при выборах епископов Рима были столь обычным
явлением, что Августин начинает свое послание преемнику Бонифация Целестину I (422—
433 гг.) своеобразным поздравлением: «До нас дошло, что Господь возвел тебя на трон Петра
и это не вызвало какого-нибудь раскола в общине...»58
Антипапа Евлалий впоследствии стал епископом Непе. Бонифаций I т- юрист, как и
Иннокентий I — охотно опирался на папские амбиции своих предшественников. Всегда и
неизменно нацеливаясь на всемирный епископат Рима, он развивал их, как водится,
посредством экскурсов в Библию и историю, «исторических» примеров, «documenta». Для
него важно было не то, что имело место в действительности, а напротив — все более
превозносимая петронианская идея. Короче говоря, прошлое виделось папским взором и
трактовалось соответственно59.
При этом надо признать, что для Бонифация, до своего избрания долгое время бывшего
экспертом Рима по Востоку,
Ибо особое значение имела Иллирия. Из девяти сохранившихся от него посланий три
посвящены вопросу о юрисдикции над так нызываемым папским викариатом в
Фессалониках. По требованию тамошних, недовольных Римом епископов и
константинопольского патриарха Аттика эдикт императора Феодосия II от 14 июля 421 г.
переподчинил этот викариат константинопольской церкви, «которая обладает такими же
правами, как и старый Рим». Бонифаций немедленно выразил протест и был поддержан
императором Запада Гонорием, которому он с успехом пожаловался на «коварство
некоторых иллирийских епископов». С соответствующими цитатами.из Библии и
«историческими» примерами он, подобно его предшественникам, настаивал на примате
Рима, на исключительности должности Петра, на петродоктрине, стремительный взлет
которой, собственно говоря, с него и начинается, и представлял монократическую идею
(«favor apostolicus») в самом выгодном свете. Происхождение и ведущая роль римской
церкви восходят к блаженному Петру, а Рим — глава всех церквей мира... Кто восстает
против этого, не будет допущен в Царство Небесное, ибо лишь «благоволение стража ворот»
(gratia ianitoris) Петра может открыть его врата. Учение о неоспоримости решений и
установлений Петра, представленное уже Зосимой, теперь еще более заострено надменным
заявлением: «Никто не смеет поднять руку на апостолического главу (apostolico culmini), в
его приговоре никто да не усомнится". Короче, церковь покоится на Петре и его преемнике;
от него зависит «совокупность вещей», и лишь тот, кто послушен ему, предстанет перед
Господом60.
Проблемы в Иллирии не прекращались. Оппозиция в тамошнем епископате не
унималась, но и Бонифаций действовал решительно. Он призывал своего викария к стойкому
сопротивлению и неустанно приводил ему в пример героизм Петра (который на самом деле
далеко не всегда отличался храбростью): «У тебя ведь есть блаженный апостол Петр,
который может впереди тебя сражаться за свое право... Не беспокойся, этот рыбак не
потерпит утраты прав своего престола... Он поможет (тебе)... и сокрушит нарушителей
канонов и врагов церковного права». В другом послании он высказался жестко: «Вы хотите,
чтобы я пришел к вам с розгой или с любовью и кротостью? Ибо, как вам известно, и то и
другое во власти блаженного Петра: кроткого встречать с кротостью, а высокомерного
укротить розгой. А посему почитайте его надлежащим образом». Во всяком случае,
Бонифаций пытался «искоренить» некоторые недостатки. Так римлянин добивался
авторитета в Иллирии, для начала обеспечив ее принадлежность к своей сфере влияния.
Сражаясь с иллирийской оппозицией, он возвел претензии Рима на власть во всей Церкви
«на доселе невиданную высоту» (Войтович/ Wojto-wytsch)61.
На фоне убожества Запада и его все большей внутриполитический раздробленности,
папство, действуя по обстоятельствам - иногда заодно с государством, иногда против него —
стало важной политической силой, одним из самых могущественных и долговечных
паразитов истории. «Св. Трон», — с символической опечаткой сказано в «Archivum Historiae
Pon-tificiale», выпущенном в 1978 г. Папским университетом, — «более или менее открыто
был признан квалифицированным стражем* правоверности»62.
Но за патриаршие троны Востока велась еще более свирепая борьба, нежели за «святой
трон» Рима.
* Видимо, с точки зрения автора, опечаткой является употребление в данном контексте
слова Huter — страж (нем.) вместо слова Hirt — пастух, пастырь (нем.). Но в
действительности слово Huter употребляется также в значениях: хранитель, пастух. (Примеч.
ред.)
ГЛАВА 4 БОРЬБА ЗА ПАТРИАРШИЕ ПРЕСТОЛЫ НА ВОСТОКЕ В V в.
И ХАЛКИДОНСКИЙ СОБОР
«Борьбы и разногласий не избежала и римская церковь... Но они
никогда не достигали такой степени страстности и кровавой
дикости, как на Востоке».
Иоганн Галлер1
«Конфликт из-за Оригена вылился в настоящую войну между
обеими столицами Востока и их могущественными патриархами —
Феофилом Александрийским и Иоанном Константинопольским».
Ян Штейнман2
«В союзе с коптами и, насколько это было возможно, с Римом
Феофил, Кирилл и Диоскор предали эллинизм в христианстве, дабы
обеспечить и укрепить власть патриарха Александрии. Но это было
пирровой победой... Закат эллинского христианства в Египте
произошел уже в тот момент, когда Феофил под давлением коптов
унизил оригенца Аммона, потребовав: «Еретик, прокляни Оригена».
Это прозвучало как смертный приговор для всех эллинов Египта».
Теолог Карл Шнейдер3
Поскольку Александрия поначалу первенствовала среди городов Восточной империи,
александрийский митрополит долгое время играл ведущую роль в восточной церкви. Его
патриархат изначально был самым сплоченным на Востоке, в его руках находились
огромные земельные владения, и вплоть до Костантинопольского Собора 381 г. он обладал
бесспорным первенством и удерживал его, по меньшей мере де-факто и иногда при
поддержке Рима, до «разбойничего собора» в Эфесе 449 г. Однако постепенно он был
вытеснен со своего места в иерархии восточных патриархатов Константинополем, который
постоянно находился на подъеме. Патриархи Александрии не хотели, чтобы их коллеги в
столице были сильными и способными людьми, так как они сами стремились к восточному
папству. Вероятно, первыми из верховных пастырей они ввели титул «архиепископ»
(archiepiskopos), а не позднее чем с III в. стали постоянно употреблять и даже предпочитать
термин «папа» (papas). (Термин «патриарх» приживался в IV в. очень медленно.) Даже
католическая сторона признавала факт «почти непрестанной ревности Александрии к
константинопольской резиденции» со времени основания Константинополя (Ветцер/ Вельте
// Wetzer/ Wel-te). Тогда, в «эпоху кровопролитной борьбы вокруг догмотворчества» (католик
Геер/ Неег), александрийцы пытались повергнуть своих столичных соперников при помощи
спорных теологических вопросов4.
Это наглядно демонстрирует борьба за власть между патриархом Феофилом
Александрийским и Иоанном Златоустом из Константинополя.
На протяжение целого столетия патриарший трон Александрии занимали люди в
лучших традициях учителя церкви Афанасия. То есть против государства ими «с блеском
применялись испытанные методы: подкуп, обработка общественного мнения и
задействование личной охраны или банд вооруженных матросов и монахов». (Ф. Г. Мейер/
F. G. Maier). Епископы Александрии содержали сотни так называемых санитаров в качестве
военизированных ударных отрядов, которые штурмовали храмы и синагоги, грабили и
изгоняли евреев, терроризировали всех, кто их не устраивал, включая имперские
учреждения. Но постепенно патриарх Константинополя, новой столицы, «второго Рима»,
приобретал все больший авторитет и влияние. В конце концов, Второй Вселенский Собор
(Константинопольский) 381 г. наделил его почетным преимуществом перед всеми
епископами Востока (канон 3). Более того, Четвертый Вселенский Собор (Халкидонский)
451 г. поставил константинопольского патриарха вровень с папой, несмотря на решительный
протест последнего (канон 28). Разумеется, пропорционально увеличивалось и имущество
патриархата, чья недвижимость и хозяйства — земельные владения, виноградники и
мельницы — находились повсюду и постоянно прирастали, благодаря дарениям и
завещаниям5.
Александрийские иерархи не желали добровольно мириться с этим, но, напротив,
боролись с этим всеми способами. Их попытка посадить на патриарший трон столицы
александрийца, предпринятая еще на Константинопольском Соборе 381 г., не удалась. После
смерти патриарха Нектария (397 г.), которому покровительствовал император Феодосии I, но
против которого выступал папа Дамас, провалилась также затея александрийца Феофила
протащить в столицу своего кандидата — александрийского пресвитера Исидора, которого
мы помним по роковой политической миссии (кн. 1, стр. 382). Он, видимо, должен был
придержать константинопольский патриарший престол для тогда еще слишком юного
племянника александрийского патриарха — Кирилла. Но через двадцать лет после
Константинопольского Собора успех был достигнут патриархом Феофилом (385—412 гг.).
Этому образованному, но бессовестному священнику, фараону земель вдоль Нила, который
надеялся стать своеобразным примасом* всего Востока, удалось при поддержке
императорского двора свергнуть главу константинопольской церкви Иоанна Златоуста и
отправить его в пустыню — на смерть6.
Без малого за два десятилетия до прибытия Иоанна (398— 404 гг.) в Константинополь
там происходили жестокие столкновения с арианами. Теперь же он застал тут параллельного
епископа Сисинния, верховного пастыря новациан, которых только и терпел Феодосии.
Сисинний не доставлял особых хлопот патриарху; его уважали «правоверные», особенно в
придворной среде. Он был речист и остроумен. Единственное, что настораживало на фоне
строжайшего аскетизма новациан — его ежедневные двухразовые посещения бань. Вопрос
же, почему он изо дня в день по два раза принимает теплую ванну, он изящно парировал:
трижды для меня было бы вредно!7
* Примас —первый епископ в католической церкви. (Примеч. ред.)
Учитель Церкви Иоанн Златоуст (кн. 1, стр. 115), сын высокопоставленного, но рано
умершего армейского офицера из Антиохии, согласно Меnaon — литургической книге
византийской церкви, был очень маленького роста, исключительно худой, с очень крупной
головой, большими ушами, большим носом и редкой бородой. Нажив после нескольких лет
аскетического монашества в пустыне болезнь желудка, он в 386 г. становится пресвитером в
Антиохии, куда его, предположительно,пригласил епископ Мелетий (кн. 1, стр. 327). А
своим роковым назначением на патриарший престол он обязан старому Евтропию. Когда
император Аркадий после смерти патриарха Нектария (397 г.) пребывал в нерешительности
относительно возможного преемника/главный придворный евнух и всемогущий министр
экстренно вызвал в столицу уже знаменитого (антиеврейского) проповедника Иоанна.
Феофил пытался воспрепятствовать этому. Но намек на то, что против него имеются
материалы, достаточные для возбуждения уголовного дела, заставил его умолкнуть, и
никому иному, как протестовавшему александрийцу, было суждено в феврале 398 г.
посвятить Иоанна в епископский сан!8
Но Феофил от своих планов не отказался и для проведения своей церковной политики,
а следовательно, для борьбы с константинопольским патриархатом использовал почти
повсеместную травлю оригенизма, войну между «оригенцами» и «антропоморфитами»,
раздиравшую, прежде всего, восточное монашество.
БЕСЧИНСТВА МОНАХОВ И СМЕНА ФРОНТА ФЕОФИЛОМ
В конце IV в. на Востоке, и прежде всего в Египте, классической стране аскетов,
насчитывались уже десятки тысяч монахов. Отсюда, из бесчисленных монастырей и
отшельнических скитов, начиналось их триумфальное шествие по Синаю, Палестине, Сирии,
Малой Азии и западным провинциям Империи. А на Востоке они уже тогда оказывали
большое влияние на общество: народ и элиту. В некоторые поселения отшельников
прибывали издалека, «чтобы получить духовное наслаждение». Восхищались экзотикой,
самоистязанием и ночными бдениями «бойцов Христа». Их почитали суеверно, почти как
неземных существ9.
С одной стороны, у этих людей были заслуги в области благотворительности: они
оказывали гостеприимство, устраивали настоящие приюты для странников, заботились о
бедных, ухаживали за больными, помогали пленным и рабам. Тут и там проявлялась также
определенная «культурная» активность, например: переписка книг, устройство библиотек —
и все это, несмотря на то, что, как отмечал еще Гарнак/ Наг-nack, в теологии они были не
слишком искушены. С другой стороны, уже императору Валенту в 370 г. пришлось
законодательным порядком выступить против «лодырей в монашеских общинах»
(monazontes) и распорядиться «извлекать их из убежищ и, согласно предписаниям,
возвращать в родные места и к прежним обязанностям». Ведь профессия монахов, этих
«христианских совершенств», «как никакая другая, предполагала наличие предельной
глупости, лени и невежества» (Э. Штейн/ Е. Stein). Вопреки запрету императора Феодосия I,
они вскоре бродяжничали повсюду, концентрируясь прежде всего в городах. Так, например,
в александрийском районе Эннатон насчитывалось около 600 мужских и женских
монастырей, «населенных, как ульи» (Север из Эшмуна). И правоверный Иоанн Златоуст
осуждал этих бродяг, кочующих из города в город, равно как и еретик Несторий, который их
за это даже отлучал от церкви. Власть же епископа, которому удавалось заручится их
поддержкой, становилась практически неограниченной. Властьимущие, клир и государство
использовали монашество в преступных политических целях, а монахи, похоже, охотно
позволяли это вплоть до XX в. Ярчайший пример тому — Хорватское государство усташей,
где монахи становились вожаками настоящих банд убийц и комендантами концлагерей. Они
играли огромную роль в искоренении язычества, в разграблении и разрушении храмов, а
нередко и во внутрицерковной борьбе. Их «одухотворенное существование» превращается в
«жизнь против закона» (доминиканец Камело/ Camelot). Они просачиваются в города,
становятся зачинщиками беспорядков, вмешиваются в догматические дискуссии, в
церковно-политические дела, бунтуют против своих настоятелей: в лавре Св. Саввы —
против Саввы или против Георгия. Но, пожалуй, еще чаще они подвергают нападкам
епископов: в Константинополе — Павла I, Григория Богослова (Назианзина) и Иоанна
Златоуста, который «часто» мечтал о том, чтобы «отпала надобность в монастырях, чтобы в
городах воцарилась такая законность (eunomia), что никому не пришлось бы бежать в
пустынь». Толпы монахов сражались под предводительством пресловутого аббата Шенуте,
святого подвижника коптской церкви, под началом учителя церкви Кирилла и его дяди
Феофила. «Недаром (!) папы и патриархи снова и снова обращались к монашеским кругам.
Ведь они знали, что с помощью народных толп им легче оказывать эффективное давление на
правительство». В большинстве своем они «на редкость примитивны», что окупается
наличием у них такого аргумента, как «грубая сила». «Чем тверже они веровали, что их
ведет Святой Дух, тем беспощаднее они сражались» (Вахт/ Bacht)10.
На Востоке патриарх Александрии — это знаменательно и повлечет роковые
последствия — меняет объект своих нападок. Для достижения своих целей ему нужны были
хулиганы от религии. Монахи Нитрийской пустыни в Ливийской впадине, где, согласно
Палладию, их обитало около 5 тысяч, в большинстве своем были приверженцами Оригена
(кн. 1, стр. 147), а среди монахов Скетийской пустыни преобладали антропоморфиты,
предпочитавшие трактовать антропоморфизм Библии буквально. Феофил, которого его
доверенное лицо — пресвитер Исидор, сам заядлый оригенец, склонил на сторону этой
фракции, поначалу вступил в контакт с монахами Нитрийской пустыни. Он протежировал их
руководителям, четырем «долгим братьям», за исключением старейшего из них Аммона,
фанатичного аскета, который прижигал каленым железом то одну, то другую часть своего
тела и всячески избегал патриарха. Диоскора, который ему также противился, Феофил
сделал епископом Малого Гермополиса, Евфимия и Евсевия — священниками и
управляющими церковным имуществом в Александрии, и они оставались на этих
должностях, пока чудовищная алчность патриарха вновь не погнала их в пустыню.
Еще в своем пасхальном послании 399 г. Феофил резко критиковал
«антропоморфитов», которые представляли себе Бога в человеческом обличьи. После этого
из Скетийской пустыни, из монастырей Пахомия Великого в Верхнем Египте они большими
массами устремились в Александрию, сея всеобщую панику и угрожая убить патриарха, если
тот не отзовет свое послание. Феофил, с одной стороны, прилежный читатель Оригена, а с
другой — за свою страсть к власти и роскоши сравниваемый с фараонами, порицаемый за
«поклонение золоту», «диктатор Египта», переметнулся в другой лагерь, так как
общественное мнение все больше отвращалось от Оригена. Он заявил, что тоже ненавидит
Оригена и damnatio*— давно решенное дело. Он стал пламенным защитником
антропоморфитов и льстил разъяренным монахам-демонстрантам: «Смотрю на вас, и мнится,
что вижу перед собой лик Божий». Он начал «чистку» Египта от оригенизма и даже
развернул широкомасштабную антиоригенскую пропаганду, «настоящий крестовый поход»
(Грютцмахер/ Griitz-macher). В 400 г. на синоде в Александрии он, бывший еще в 399 г.
сторонником Оригена, предает анафеме его спорное учение, а заодно и его последователей,
прежде всего «долгих братьев», за исключением Диоскора. В пасхальных посланиях
нескольких следущих лет Феофил продолжает жесткую полемику, предостерегает от
«кощунства», от «безумия», от «преступных заблуждений этой гидры всех ересей —
Оригена», который уравнивает сатану и Сына Божьего. Феофил утверждал, что Ориген —
слуга идолов, что он «унижает Христа и возвеличивает дьявола», что он «написал огромное
количество пустых книг, в которых — лишь ничтожные слова и несуразный вздор», и
«осквернил благоухание божественных учений своим зловонием». Феофил намешал столь
чудовищный винегрет из цитат этого идеолога и своих собственных комментариев, что всем
«правоверным» должно было стать дурно.
* Damnatio (лат.) — проклятие, анафема (Оригену). (Примеч. ред.)
В циркуляре, направленном епископам, он утверждает1, что «лжемонахи», в своем
безрассудстве «способные на любое преступление», посягают на его жизнь. «Чтобы учинить
кровавую баню, они подкупили мою челядь деньгами. Только милостью Божьей удалось
избежать большей беды. Мы вынесли все это с терпением и кротостью...» На самом деле он
сам, в сопровождении солдат, поспешил в Нитрийскую пустыню, чтобы расправиться с
оригенцами, в том числе и с «долгими братьями». Одному из выразителей их идей, старику
Аммону он пригрозил, что задушит собственным плащом, и бил его так, что кровь текла из
носа. Пресвитера Исидора, почти восьмидесятилетнего приверженца Оригена, которого
Феофил еще недавно намеревался сделать патриархом Константинополя, после безуспешной
попытки подкупить и склонить к даче ложных показаний (он должен был
лжесвидетельствовать, будто некая умершая прихожанка завещала свое имущество сестре
патриарха), отлучили от церкви. Кроме того, Феофил тяжко оклеветал Исидора, обвинив его
в совершении — восемнадцать лет тому назад! — «содомского» греха с корабельным юнгой.
И наконец, он сам, среди ночи, во главе полупьяного ударного отряда, в составе которого
были и его чернокожие рабы-эфиопы, штурмовал монастырь, разграбил и сжег его вместе с
библиотекой, причем в огне погиб один из послушников и были уничтожены даже «святые
дары» (бенедектинец Баур/ Ваиг). Обвинительное заключение против поруганных монахов
содержало семьдесят пунктов. Тем временем, папа Анастасий I (399—401 гг.) называл
Феофила «святым и достопочтенным мужем» (vir sanctus et honorabilis) и расписывался в
своей теологической безграмотности, признаваясь в письме иерусалимскому патриарху
Иоанну, что до недавнего времени и слыхом не слыхивал об Оригене и его сочинениях!11
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ ИЕРОНИМ И ИЖЕ С НИМ НАСТРАИВАЮТ ФЕОФИЛА
ПРОТИВ ИОАННА ЗЛАТОУСТА
Несколько сотен монахов в 401 г. бежали из Египта. Некоторые в Константинополь,
большинство же — в Палестину, где, правда, учитель церкви Иероним ополчился на
оригенцев. Великий святой и покровитель ученых, увековеченный Альтдорфером, Дюрером,
Леонардо да Винчи, прежде успел сделать многое для популяризации Оригена на латинском
Западе: он с восторгом переводил многие произведения Оригена, подобно многим другим,
он беззастенчиво расхваливал его и воспевал «как величайшего, со времени апостолов,
учителя церкви», как «бессмертного гения». Сокрушался, что в Риме Ориген был подвергнут
нападкам «не из-за новизны его тезисов, не из-за ереси, как ныне пытаются представить это
оголтелые псы, но потому, что слава его красноречия и его знаний была для них
невыносима». В конце концов, за Оригена некогда вступались учителя церкви Василий
Великий, Григорий Богослов, Афанасий и Амвросий. Теперь же, когда его противники
активизировались — против него выступили и папа Анастасий, и епископы Симплиций из
Милана и Хромаций из Аквилеи, и синоды Иерусалима, Александрии и Кипра — Иероним,
подобно другим видным руководителям церкви, переметнулся в противный лагерь. Он
бессовестно отрекся от своего старого учителя, и в одну ночь, как и Феофил, заделался
яростным антиоригенцем.
В своем собственноручном послании он клеймит иерусалимского патриарха Иоанна,
который отказывается отступиться от Оригена, да к тому же противостоит Иерониму в
«войне монахов»: «Ты, святой отец, благородный епископ и прославленный оратор, вряд ли
удостоишь взглядом своих холопов, которые, как и ты, искуплены кровью твоего Господа...
Ты презираешь прихожан, диаконов и священников; ты похваляешься, что мог бы за час
создать тысячу клириков... Твои лизоблюды утверждают, что ты красноречивее Демосфена,
остроумнее Хрисиппа, мудрее Платона, и, похоже, во все это ты веришь». Вот так, ругаясь,
издеваясь и оскорбляя, святой учитель церкви борется против иерусалимского епископа,
которого он обвиняет в том, что тот настроил против него власти. «Монах, ах, монах
угрожает другим монахам ссылкой и добивается декрета об изгнании; монах, кичащийся тем,
что восседает на апостольском престоле»12.
Это показывает, что здесь, как, впрочем, почти всегда, тесно переплетены политика,
церковная политика и теология. И если некогда патриарх Феофил стремился к
посредничеству между двумя конфликтующими сторонами, то теперь он попросту меняет
свои убеждения на противоположные. Еще в конце 396 г. он пытался примирить
противников, но Иероним дал ему ответ, который за всю историю церкви еще не раз будет
повторен: «Мы тоже желаем мира, мы не просто желаем его, мы его требуем — но только
мира Христа, истинного мира».
Этот мир — мир «Христа», «истинный», «настоящий мир» — ученики Господа ищут на
протяжении всех веков. Мир — против схизматиков, «еретиков», неверующих, против
внешних врагов, против врагов внутренних, против каждого, кто думает иначе, чем они.
Повсюду и всегда, даже в XX в., звучит эта фраза об «истинном», «настоящем» мире. Она
употребляется слишком часто, она настолько типична, она так оглупляет народные массы и
целые поколения, она столь лицемерна и надменна, что на ней стоит остановиться
подробнее. Она громко звучит в Первую мировую войну, во Вторую, затем в холодную; во
время церковной суеты вокруг перевооружения Западной Германии, когда, к примеру,
кардинал Фрингс, член ХДС, на съезде немецких католиков в Бохуме назвал отказ от
военной службы «предосудительной сентиментальностью», «высокомерием гуманности» и
заявлял: «Итак, с точки зрения папы, ведение войны против несправедливости является не
только правом, но и долгом (!) всех государств... Настоящий мир (!) может основываться
лишь (!) на Божественном порядке. Везде, где он находится под угрозой, народы должны
восстанавливать нарушенный порядок даже силой оружия»13.
Итак, настоящий мир только там, где соблюдаются их интересы, интересы папства в
целом (а где их только нет!). Если же — нет, то война, в той или иной форме, и не в
последнюю очередь, «силой оружия». Так и только так по сей день понимает этот сброд:
Иероним, Августин е quanti viri* — «мир Христа», «истинный мир», «божественный
порядок»: их выгода, их власть, их величие. И ничего кроме!
Итак, Феофил, стало быть, переметнулся в другой лагерь. А Иероним, постоянно
брызжущий ядом на «еретиков», со своей стороны, настоятельно советовал патриарху
срезать «дурные ростки острым серпом». Злорадно торжествуя, взирал святой на успешную
охоту александрийца и оповещал о ней мир. Он приветствовал его нападки на «еретиков»,
«гадюк, расползшихся» аж до самых укромных уголков Палестины. Египет, Сирия и почти
вся Италия, мол, избавлены от опасности этого заблуждения, и весь мир радуется его
победе14.
* Е quanti viri (лат.) — и иже с ними. (Примеч. ред.)
Феофил повсюду ополчался на изгнанников, направлял письма верховным пастырям
Палестины и Кипра, некоторым епископам, папе Анастасию. Поскольку тот отрядил
эмиссаров против подвергнутых гонениям и даже Иоанн Иерусалимский не мог их защитить,
они бежали дальше, в Константинополь. Иоанн Златоуст принял их и взял под защиту, а
правительство даже вызвало Феофила на собор в столицу, где Иоанну предстояло вынести
приговор.
Однако Феофил умел менять тактику.
Как бы Иоанн ни владел массами, на роль придворного епископа он не подходил.
Против него был не только его александрийский противник, но и многие другие католичек
ские прелаты. Прежде всего, Севериан из Габалы в Сирии, чрезвычайно популярный в
придворных кругах Константинополя проповедник, прекрасный знаток Библии, который с
одинаковым рвением сражался за никейскую веру и против «еретиков» и евреев. Далее:
епископ Акакий из Берла (Алеппо), которому сирийский поэт Балеус посвятил пять
хвалебных песен; затем: епископ Антиох из Птолемеи (Акко в Финикии) и Макарий Магн
(не исключено, что он и епископ Магаезийский из Карий или Лидии — одно и то же лицо)15.
В самом же Константинополе, богатой и высокоцивилизованной столице, Иоанн был
persona поп grata. Миллионеры видели угрозу в его «коммунистических» проповедях, в
которых он метал громы и молнии против того, что их золотые туалеты им дороже, чем
нищие у их вилл. Он решительно отклонял приглашения знати (iristoi). Его непреклонный
аскетизм, причина застарелой болезни желудка, был не по вкусу жизнерадостным
придворным дамам и прочим, которых он в личной беседе или с амвона упрекал за
прихорашивание: «К чему вы пудритесь и краситесь, как шлюхи?..» Императрица Евдоксия,
покровительствовавшая церкви и клиру, поначалу протежировала и Иоанну Златоусту, но
под конец возненавидела его. После конфискации одного из земельных угодий
(патриархата), он стал называть ее: «Иезавель». Для Феофила это стало достаточным
основанием, чтобы предъявить сопернику уголовное обвинение в laesa majestas*. Многих
священников Иоанн просто отстранял. Одного диакона — за прелюбодеяние, другого — за
убийство. Он решительно указал на дверь даже епископам, которые заплатили за свое
посвящение в сан митрополиту Антонину из Эфеса (причем сумма зависела от годового
дохода той или иной епархии). Ведь симония и алчность уже процветали среди клира.
Митрополит, дабы избежать наказания, скончался.
Не любили Иоанна и многие священнослужители Константинополя, которые хотели
хорошей жизни. Как кость поперек горла он был прежде всего поклонникам синеисактства:
любовных связей с посвятившими себя Богу «духовными женами» (gyna syneisaktos).
Практике
единения,
включая
даже
совершенно
целомудренное
пребывание
священнослужителя со своей «духовной женой» в одной постели, как обычно, нашли
библейское обоснование; она была тысячекратно опробована и пережила века на Востоке и
на Западе. Иоанн Златоуст проявил недопонимание этого упорного самоистязания и
воинственно высказался против него в двойном трактате, утверждая: «Похоже, было бы
лучше, если бы (посвященных Богу) дев вовсе не было»16.
* Laesa majestas (лат.) — оскорбление величества. (Примеч. ред.)
И наконец, патриарху противостояли определенные монашеские группировки. Уже при
интронизации антиохийца сформировалась монашеская партия под руководством аббата
Исаака, сирийца, основавшего в Константинополе монастырь. Эта партия годами
ожесточенно отвергала и чернила Иоанна Златоуста. Сам же аббат Исаак стал страстным
приверженцем Феофила и успешно выступил обвинителем на процессе против Иоанна17.
О СМИРЕНИИ КНЯЗЯ ЦЕРКВИ
Исаак и его сторонники также обвиняли патриарха в заносчивости и гордыне, что вряд
ли было несправедливо. Святой, священник Всевышнего, как и множество подобных ему, не
отличался скромностью. Он не только проповедовал: «Он (Бог) явил нас миру, потому что
мы звезды... потому что мы, как ангелы, шествуем среди людей...»; он не только учил: «Нет
ничего могущественнее церкви, человече... Церковь сильнее неба... Небо существует ради
Церкви, а не Церковь ради неба!» Он даже императора называл «холопом» Бога и кичился,
что епископ — тот же князь и даже «еще достопочтеннее, чем тот (император). Ибо даже
императорская особа святыми законами поставлена ниже (духовного) авторитета епископа».
Он бахвалился, что «священник превыше короля», что «даже королевская особа подчинена
власти священника... что этот — больше государь, чем тот». Он мог даже воскликнуть:
«Правители не снискали таких почестей, как предстоятели церквей. Кто первый при дворе,
кто первый и в обществе женщин, и в домах сильных мира сего? Нет чина выше, чем у
него»18.
И, естественно, патриарх желает, чтобы духовный сан почитали в любом случае и
постоянно, «каким бы ни был его носитель». Если бы подобное требование высказал и
отстаивал любой «мирской» тиран — он утонул бы в море насмешек. Шулерство самого
низкого пошиба, которым прикрывают любую аморальность, любую подлость, но оно по
вкусу всем овечкам, прежде всего, глупейшим, т. е. большинству. Пусть эта церковь
возглавляется таким множеством негодяев, пусть она обогатилась за счет непомерной
эксплуатации и обрела могущество чудовищным разбоем — сама она всегда безупречна, она
свята. Просто сказочно! (Ср. кн. 1, стр. 238.) И не ради себя добивается князь церкви, чтобы
вокруг него увивались, чтобы им восхищались, ах, не будем думать столь мелочно и
своекорыстно: «Мы хотим почитания, но не ради нас самих — Боже упаси!» Нет, вы
вдумайтесь, взывает «Златоуст», покровитель проповедников, который — об этом всегда
следует помнить — разрешает даже ложь ради спасения души, подкрепляя это примерами из
Ветхого и Нового Завета. «Вдумайтесь; здесь речь идет не о нас, но об архипастырском
служении; не о той или иной личности — а о епископе! Внимают не мне, но моему высокому
сану!» «До тех пор, пока мы восседаем на этом кресле, пока мы занимаем место
архипастыря, мы обладаем и саном, и властью, даже если мы этого и недостойны».
Повторимся: сказочно! Это их аргументы и по сей день, И по сей день массы ловятся на это.
Нет, им самим почести не нужны. Они совсем простые/скромные, чистосердечные/Они—
«всего лишь люди». В их лице надлежит почитать только Господа, а Он превыше всего19.
Итак, у Иоанна Златоуста были враги, а его умудренный опытом соперник Феофил,
которого в Александрии не случайно прозвали: «Amphallax» (хитрый лис), разыгрывал
против него любую карту, какую только мог, и отбирал у него козырь за козырем. Вместо
того чтобы защищаться, он перешел в наступление и, обвинив Иоанна в «ереси» Оригена,
давно проверенным способом перевел борьбу в догматическое русло.
ОТЕЦ ЦЕРКВИ ЕПИФАНИЙ, СОБОР AD OUERCUM И УБИЙСТВА В
ПАТРИАРШЕМ ДВОРЦЕ
Зимой 402 г. александриец спустил на константинопольского патриарха отца церкви
Епифания Кипрского из Саламина (Констанции), закоренелого борца с «еретиками» (кн. 1,
стр. 141). Бахвалясь, Феофил писал ему, что церковь Христа «мечом Евангелия снесла
головы выползшим из своих нор змеям Оригена и уберегла от пагубной эпидемии святое
воинство нитрийских монахов». Епифаний, пресловутый автор «Панария» — «Аптечки» (с
лекарствами от всех ересей) — издал боевой клич против Оригена, к которому он
пристреливался и раньше: этот спорный теолог старой церкви в «Панарии» зарегистрирован
под № 64. К тому же, приверженцы Оригена сильно досаждали Епифанию в его собственной
епархии. Спиритуалистическая направленность Оригена, его символическая экзегеза
казались тому не выдерживающими никакой критики. Между тем даже многие католики
находят у знаменитого епископа удручающую скудость силы духа; пылкое, но не
светозарное рвение — можно подумать, что все христианство берет свое начало не от
скудости ума и нервов («failure of nerve», как писал Мюррей/ Murray), характерных для
поздней античности.
Уже в 390 или 392 г. Епифаний, аттестованный Вторым Никейским Собором 787 г. как
«патриарх правоверия», отправился в Иерусалим; симпатии тамошнего епископа были на
стороне Оригена. Выступая перед местной общиной, Епифаний осудил оригенизм и призвал
иерусалимского архиепископа Иоанна отступиться от Оригена, «отца Ария, корня всех
ересей». Он непрестанно требовал от него безусловного проклятия для «ереси». Тогда
Феофил еще пытался посредничать, для чего направил в Иерусалим своего старинного
конфидента и убежденного оригенца Исидора. Феофил поддержал иерусалимского епископа
в его распре с монахами Вифлеема, которые тщетно ожидали от того проклятия Оригена.
Теперь же александрийский патриарх вызвал в Константинополь кипрского митрополита,
который прежде клеймил Феофила как «нарушителя спокойствия» и «еретика», а теперь
величал «всесвятейшим». Епифаний примчался на корабле с Кипра, собрал подписи против
Оригена и снова принялся травить Иоанна Златоуста, который, мол, покрывает «ереси»
Оригена. Он делал все, чтобы добиться смещения патриарха, но потом, убоявшись угроз
последнего, обратился в бегство и умер в открытом море 12 мая 403 г., возвращаясь домой.
Одновременно Феофил установил контакты с получившими нагоняй прелатами своего
соперника и бесцеремонно клеветал, подкупал и лгал. Он посылал деньги придворной клике;
подделал, с помощью епископа Севериана из Габалы и его приспешников, проповеди
Иоанна, наполнив их всевозможными колкостями в адрес императрицы Евдоксии,
распространил их, чтобы таким способом нанести удар патриарху20.
Летом 403 г. после успешной подрывной деятельности своих друзей и помощников
Феофил, наконец, и сам появился на Золотом Роге. Перед отъездом он не преминул заявить:
«Я отправляюсь ко двору, чтобы свергнуть Иоанна». Он прибыл в сопровождении монахов и
29 египетских епископов, привезя с собой много золота и драгоценных подношений для
окружения императора, и остановился в предмесгьи Константинополя, во дворце уже
разъяренной Евдоксии — через год она умрет от выкидыша. Затем, многонедельными
усилиями он перетянул на свою сторону — что вызвало общественный скандал — большую
часть клира Константинополя, включая и некоторых епископов. Напрасно император
предписывал Иоанну Златоусту начать судебное разбирательство против Феофила, тот сам
открыл в сентябре в Халкидоне (ныне: Кадикёй), напротив столицы, на азиатском берегу
Босфора собственный собор. Он проходил в Дубовом дворце (ad Quer-cum), который
незадолго до того был выстроен Praefectus рга-etorio Руфином, а после его свержения и
убийства перешел в собственность императора. В обвинительном заключении перечислялось
29 проступков святого учителя церкви (в том числе: лично избивал до крови клириков или
отдавал приказы о подобных избиениях, продал множество драгоценных камней и т. д из
церковной казны. Этот список участник синода аббат Исаак дополнил еще 17 пунктами, в
частности: приказал высечь и заковать в кандалы монаха Иоанна, похитил чужие вклады)21.
Сам обвиняемый не явился, но прислал вместо себя трех епископов. Их жестоко
избили, а одному — надели на шею цепь, предназначавшуюся Иоанну Златоусту, которого, в
случае его появления, намеревались немедленно отправить прочь на грузовом судне. И
действительно, после многих заседаний «отцов» смещенный ими, он был под покровом ночи
доставлен на судно, но на следующий день реабилитирован. Евдоксия восприняла выкидыш
как Божью кару. Униженного с триумфом возвернули. Между константинопольцами и
александрийцами начались столкновения, вплоть до кровопролития. Народ искал Феофила,
чтобы сбросить его в море. Вместе со своими викарными епископами и аббатом Исааком,
который опасался возвратившегося врага, Феофил спасся бегством в Египет. Однако
оставшаяся часть клики Феофила продолжала в столице агитацию против Иоанна, а сам
Феофил ударил по нему яростным памфлетом, А вот попытка убийства не удалась: слуга
священника Эльпида, которому заплатили около 50 золотых, успел заколоть в патриаршем
дворце кинжалом четверых человек, прежде чем был схвачен. Но его заказчики остались в
тени. Затем против Иоанна были задействованы военные. Император отказался принять от
него причастие. Грабежи и убийства продолжались, В конце концов, правитель, скорее
благосклонный к Иоанну, но находящийся в зависимости от Евдоксии и подстрекаемый
враждебным Иоанну духовенством, отправил его в вечную ссылку.
ПОДЖОГ СВЯТОЙ СОФИИ. КОНЕЦ ИОАННА И «ИОАННИТОВ»
Когда июньской ночью 404 г. Иоанна грузили на судно, для него готовился еще и
фейерверк: с моря он видел как вспыхнул храм Св. Софии, церковь премудрости Божьей, а
вместе с ней н великолепный сенатский дворец. (Происхождение пожара, который начался с
епископского трона и уничА тожил собор дотла, до сих неясно. Враждующие стороны
взаимно обвиняли друг друга.) Вообще-то, храм Св. Софии, во флигеле которого
размещалась резиденция патриарха, вторично пострадавший во время восстания «Ника», в
532 г., после восстановления все более превращался в «мистический центр Империи и
церкви», «небо на Земле», «любимое жилище Господа». Он был переполнен шедеврами
искусства и реликвиями, а кроме того, снабжен «всем необходимым для поддержания
святыни и ее клира» (Бек/ Веек)22.
В тот год когда Иоанн отправился в ссылку, патриарх Феофил в очередном пасхальном
послании вновь обрушивается на Оригена, который «вкладывал в уши простодушных и
легковерных ложь своих вкрадчивых аргументов». Он призывал: «Итак, всякий, кто хочет
встретить праздник Господа, должен презреть фантомы Оригена». И завершает со
свойственным ему беззастенчивым лицемерием: «Помолимся же за наших врагов, возлюбим
же наших гонителей». Спустя два года, когда сосланный Иоанн ковылял в мир иной,
александриец послал ему вдогонку пасквиль, в котором поверженный конкурент
фигурирует, как одержимый нечистыми духами, как чума, безбожник, Иуда и сатана,
безумный тиран, отдавший свою душу дьяволу, враг человечества, чьи преступления
похлеще разбойничьих. Христиане тогда говорили об этом памфлете: «это — чудовищно;
непрерывно повторяющиеся проклятия ужасают»23.
Св. Иероним, однако, пришел в восторг от столь необузданной хулы на св. Иоанна.
Недаром он похвалялся в одном из своих писем Феофилу: «правоверие впитано мною с
молоком матери». Более того, он перевел грязный пасквиль. Ведь «папа Феофил, —
свидетельствует Иероним — смело и не стесняясь в выражениях доказал, что Ориген—
еретик». Он позаботился о распространении в Риме этого потока ненависти александрийца.
В сопроводительном письме он превозносит Феофила и самого себя: «Твое произведение —
и мы это с восторгом отмечаем — послужит на пользу всем церквам... Прими же твою книгу,
она и моя тоже, а еще вернее — наша...»24
Лучшим доказательством того, что теология была лишь ширмой церковной политики, а
Ориген — лишь предлогом для низвержения Иоанна Златоуста, служит поведение Феофила.
А именно: едва его противник был устранен, он тут же забыл о своей антипатии к Оригену,
которого он на протяжение многих лет столь ядовито представлял еретиком. «Его часто
видели погруженным в чтение Оригена, а если по этому поводу высказывали удивление, он
имел обыкновение отвечать: «Труды Оригена подобны лугу, на котором растут красивые
цветы, но попадаются и сорняки; дело только в том, чтобы суметь их различить»25.
За ссылкой Иоанна последовало damnatio memoriae. Его имя было вычеркнуто из
диптихов — официальных церковных книг Александрии, Антиохии и Константинополя
(вероятно, в подражание государственному обычаю). Еще три года изгнания, переводов с
места на место, вплоть до самых отдаленных уголков Империи, хроническая болезнь
желудка, частые приступы лихорадки, нападения разбойников. Правда, он имел и
поддержку, и помощь, его навещали и у него было достаточно денег. И 14 сентября 407 г. —
кончина в Команах (ныне: Токат), где прежде возвышался знаменитый храм богини Анаис, в
котором служили тысячи жрецов и иеродулов*. В послании из ссылки к Олимпию
Фракийскому, святому греческой и латинской церквей, Иоанн Златоуст признавался, что
никого не боится так, как епископов, за исключением немногих26.
Тем временем не только в столице, но и повсюду начались дикие гонения на
«иоаннитов»: бесчисленные аресты, пытки, ссылки, денежные штрафы, доходившие до 200
фунтов золотом. Утверждается, что осенью 403 г., после смещения Иоанна, в
константинопольских церквах сотни монахов были перебиты прихожанами. Многие монахи
бежали в Италию — «трагедия, еще более удручающая, поскольку организована
католическими епископами» (Хааке/ Haackej27.
*Иеродул (греч.) — священный раб. Раб, принадлежащий божеству. (Примеч. ред.)
Загнанный в угол патриарх (в Кесарии Каппадокийской епископ однажды натравил на
него целую ораву монахов), не признавая примата Рима, апеллировал к епископам Рима,
Милана и Аквилеи посредством идентичных посланий. Однако за три дня до того, как они
были получены, у папы уже появился нарочный от Феофила. Позднее прибыл второй гонец с
пространным оправдательным письмом александрийца, в котором содержались следующие
слова об Иоанне Златоусте: «Он убивал слуг святых», он — паршивый (contaminatus),
безбожный разносчик чумы; безумный, жестокий тиран, настолько глупый, что бахвалится
тем, что отписал свою душу дьяволу для прелюбодеяния (adulterandum)!»
В ответ Иннокентий I заявил в идентичных письмах, направленных обеим сторонам,
что он согласен с ними! Перед императором Гонорием он ставит вопрос о созыве
Вселенского Собора. Но совместная делегация императора западной части Империи и папы,
из пяти человек, в составе которой были и Эмилий из Беневента как руководитель, Венерий
из Милана и Хромаций из Аквилеи, столкнулась с издевательствами уже при въезде в
Афины. Точно так же с ней обошлись и в Константинополе. К императору Аркадию она не
была допущена, а, напротив, арестована, ее члены были заключены в различных замках на
побережье. После неудачной попытки их подкупа, дабы они отказались от Иоанна Златоуста
и вступили в союз с его преемником Аттиком, они были выдворены. После
четырехмесячного отсутствия они возвратились (в Италию) и поведали о «вавилонских
бесчинствах». Самому же изгнаннику-жалобщику, который взывал к папе о «скорейшей
помощи» и который являлся причиной «этого хаоса и ужасной бури в церкви», Иннокентий I
отправил всего лишь утешительное письмо, призывавшее к терпению и покорности Божьей
воле и славившее преимущества чистой совести. Позиция Иннокентия в результате была
представлена с точностью до наоборот в мужественных, но сфальсифицированных
посланиях папы к императору (и в мнимых оправданиях последнего)28.
Через тридцать лет, в конце января 438 г. Феодосии II распорядился о торжественном
перенесении праха Иоанна Златоуста в апостольскую церковь Константинополя, а отттуда,
после ужасного захвата города латинскими христианами, прах был перемещен в римскую
церковь Св. Петра. И там, где об Иоанне напоминает большая статуя, он покоится и
поныне29.
Тогда жизнь епископов, о чем свидетельствует не только пример судьбы Иоанна, куда
больше подвергалась опасности со стороны христиан, нежели в свое время со стороны
язычников. Не менее четырех епископов одного из городов Фригии были один за другим
убиты своей паствой. Лишь потому, что народ приветствовал на ипподроме весьма
популярного поэта и префекта Константинополя Флавия Кира громче, чем самого
императора, Феодосии разжаловал его, лишил состояния и насильно сделал епископом (хотя
и подозревал, что тот язычник) той самой заслужившей наказания общины Фригии, памятуя
о печальном конце четырех непосредственных предшественников. Но Кир с легкостью
завоевал сердца своей дикой паствы исключительной краткостью проповедей: его первая
проповедь состояла из одной единственной фразы. В 451 г., когда климат при дворе снова
казался благоприятным, он оставил свою духовную должность30.
Учитель церкви Иоанн Златоуст был уничтожен. Патриарх Феофил Александрийский
вышел победителем. Его преемник и племянник, учитель церкви Кирилл, открыто
противился реабилитации св. Иоанна Златоуста и еще долгое время «был убежден в его
виновности» (Библиотека отцов церкви/ Bibli-othek der Kirchenvater). Он сравнивал его с
Иудой и отказывался внести его имя в александрийские диптихи — списки имен почивших
святых, которые зачитывались на евхаристии. Лишь в 428 г. он крайне неохотно уступил
настояниям Нестория, нового верховного пастыря Константинополя, и согласился на
внесение имени Иоанна в александрийские диптихи. «Умолчу об Иоанне, чей прах ты ныне
против воли почитаешь», — подчеркивал в свое время Несторий, обращаясь к своему
противнику Кириллу. И тогда Кирилл, применив подсмотренные у дядюшки методы, сверг
этого нового патриарха Константинополя31.
ПАТРИАРХ КИРИЛЛ ПРОТИВ ПАТРИАРХА НЕСТОРИЯ
Всего через несколько дней после кончины Феофила на патриарший трон взошел
Кирилл Александрийский (412— 444 гг.), не без труда одолевший своего конкурента
архидиакона Тимофея. Этот святой, якобы движимый «не жаждой власти и не личными
соображениями, но исключительно чувством долга и рвением к сохранению чистоты
вероучения» (кардинал Гергенретер/ Hergenrother), на деле оказался «новым фараоном» и
стал олицетворением властолюбивого иерарха. Он был хитер и беспощаден, как ни один
александриец до него. Он переплюнул Деметрия и даже Афанасия. Св. учитель церкви
держал под контролем египетскую торговлю зерном и приумножил свое богатство при
содействии жестоких монашеских банд. При нем процветала самая беззастенчивая симония;
он продавал епископства самым гнусным людям. Он преследовал евреев в таких гигантских
масштабах, что его можно, без преувеличения, назвать инициатором первого
«окончательного решения». В 428 г. его собственные клирики — для Кирилла они были
всего лишь ничтожными личностями из «кучки дерьма Александрии» — обратились с
жалобой к императору, обвинив его в чинимом насилии.
Император переадресовал жалобщиков, в том числе произведшего на него особое
впечатление монаха Виктора, к столичному патриарху Несторию. Но Кирилл упредил
грозящий ему процесс, следуя «благородному» примеру своего предшественника и дяди,
истребительным крестовым походам которого против «ереси» и язычества он был
свидетелем, а в пресловутом, свергшем Иоанна Златоуста «Соборе под дубом» (403 г.) и
участвовал лично. Стремление его константинопольских коллег-конкурентов к
самостоятельности было ему и прежде не по душе; и вот, так же как его предшественник
Феофил (и преемник Диоскор), он продолжил борьбу со столичным патриархатом за
сохранение собственного господства. Когда Несторий (возможно, по желанию императора)
должен был провести судебное разбирательство в отношении Кирилла, он обвинил Нестория
в «еретичестве». Он приписал ему дурные и ошибочные взгляды. Он утверждал, что тот
«причинил зло всей церкви и внедрил в народ семена новой и чуждой ереси». Короче, он
действовал в соответствии с испытанной тактикой своего предшественника и учителя
Афанасия и своего дяди Феофила: немедленно переводить церковно-политическое
противостояние и борьбу за власть в область религии. Это облегчалось тем, что уже давно
существовали теологические разногласия между Александрийской и Антиохийской
школами. Несторий, приверженец, а возможно, и ученик епископа Феодора
Мопсуестийского, основоположника радикальной антиохийской христологии, вышел из
Антиохийской школы32.
Несторий, которым открывается — это звучит многообещающе! — «классический
период христологических споров» (Грильмейер/ Grillmeier), то есть продолжающаяся дда с
половиной века и охватившая практически весь мир война, родился не ранее 381 г. в семье
персов в Германиции (ныне: Мараш). Его жизнь чем-то напоминает жизнь его
предшественника Иоанна. Несторий был монахом в монастыре Евпрепия близ Антиохии.
Его сделали священником, «так как он обладал приятным голосом и красноречием» (историк
церкви Сократ). Однако, согласно старой «Энциклопедии католической теологии» Ветцера/
Вельте // Wetzer/ Welte, у него не было «высшего духовного образования. Со стороны его
образ жизни казался безупречным. Он редко бывал на людях, сидел дома над книгами, а
одеждой, изнуренностью и бледностью придавал себе вид мужа строгих нравов. Благодаря
этому, он вскоре широко прославился»33.
Как некогда Иоанн Златоуст, Несторий, в силу своей славы проповедника, а также
благодаря Феодосию, устранил других претендентов и 10 апреля 428 г. достиг патриаршего
трона Константинополя. Он тут же обрушился на евреев и «еретиков», но пощадил пелагиан,
что не прибавило ему симпатий Рима По всему патриархату начались волнения, а кое-где
дело дошло до кровопролития «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за
это я дам тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу
персов!» Так восклицал Несторий уже в своей первой проповеди. Он безжалостно нападал на
иноверующих христиан, схизматиков, «еретиков», новациан, апполинаристов и прочих
«сектантов». Уже через пять дней после своего посвящения в сан он приказал уничтожить
арианский храм, в котором проводились тайные моления. Его подожгли, причем в огне
погибли и соседние дома. Столь же фанатично он боролся с македонианами или духоборами,
которых он лишил молелен в столице и на Геллеспонте. «Болтливый враг еретиков,
неосторожный карьерист, но человек не лишенный благородства...» (Харнак/ Harnack). А
император, ужесточив 30 мая 428 г. уголовное законодательство, сделал законной
погромную деятельность своего патриарха34.
Но вскоре сам Несторий приобрел репутацию «еретика».
Об этом позаботился Кирилл, которому этот столичный соперник, по-видимому,
казался слишком значительным и влиятельным. Продолжая старую вражду между двумя
патриаршествами, Кирилл вознамерился свергнуть Нестория так же подло, как его
предшественник и дядя сверг Иоанна Златоуста.
И как всегда в подобных случаях, повод для теологических разногласий отыскался
быстро. Он, в принципе, не должен был никого затрагивать, но вскоре им были затронуты
церкви Востока и Запада. Единственно, что породило его, так это, согласно Эриху Каспару/
Erich Caspar, «тлевшая ненависть и ненасытная страсть к уничтожению, с которой Кирилл
преследовал и добивал противника». Но даже такой исследователь истории догматических
учений как Рейнольд Зееберг/ Reinhold Seeberg подчеркивает, что вряд ли Кирилла подвигли
на борьбу теологические разногласия с Несторием и антиохийской школой, которую он
представлял и которая до того времени считалась вполне равноценной (александрийской).
Дело было в личных противоречиях, прежде всего, в церковно-политических мотивах, в
постоянном соперничестве с Антиохией, а еще больше — с Константинополем. Положение
александрийского архиепископа было сравнимо только с положением римского. Но Рим
далеко, а кроме того, с Никейского Собора является, в большей или меньшей степени,
союзником. Антиохия же и возвышающаяся столица находились ближе; и прежде всего
нужно было подчинить Константинополь. При этом Кирилл вторично поставил ту же
трагедию, которую его дядя и предшественник уже однажды разыграл против Иоанна
Златоуста. На этот раз — против Нестория. «Но если Феофил, — пишет Зееберг/ Seeberg, —
обвинил своего врага в оригенизме, потому что тот защищал гонимых Феофилом оригенцев,
то Кирилл объявил ересью само учение своего врага и тем самым добился не только того,
что константинопольского патриарха стали считать еретиком, но и того, что всю
антиохийскую школу взяли под подозрение. Это был блестящий политический ход, ибо удар
с одинаковой силой был нанесен по обоим соперникам Александрии. То, что Кирилл в этих
схватках искал союза с Римом и обрел его, вполне вписывается в церковно-политическую
традицию. Антиохийская теология пала жертвой этой политики»35.
АНТИОХИЙСКАЯ И АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
В IV в. в споре вокруг сложной сущности Бога, вокруг проблемы природы «Отца» и
«Сына», а также их взаимоотношений всей силой государственной власти отстояли полную
божественность «Сына», его тождественность «Отцу», одержав победу над арианством. Это
было закреплено решающим словом императора Феодосия I 28 февраля 381 г. (кн. 1, стр.
303). «Непостижимым образом Единородный родился от сущности Отца, через себя
передавая нам всю полноту сущности Творца», — с такой поэтической напыщенностью
выражается Кирилл. Библейское изречение: «И да будут они светильниками на тверди
небесной, чтобы светить на землю» (Быт., 1,15) — остроумно комментирует св. Амвросий:
«Кто это говорит? Это говорит Бог. А к кому же Он обращается, как не к Сыну?» Вот вам
еще одно доказательство церковного догмата!36
Но в V в. (ибо даже если это безумие, то у него есть собственная логика) в
«христологическом» спектакле, разыгранном почти со всеми возможными интригами и с
применением насилия, речь шла об оглупляющем эпохи и поколения вопросе о великой
«тайне»: как относятся друг к другу «божественная» и «человеческая» природы Христа?
Даже если бы эта тайна, эта поповская выдумка и существовала, возможно ли такое, в
полном смысле этого слова, непостижимое таинство постичь рационально, и под силу ли это
человеческой душе? Эксперты опять вдрызг разругались. И вновь все народонаселение
Восточной Римской империи приняло живейшее участие в споре. (Ср. кн. 1, стр. 309.)
Согласно антиохийской, без сомнения, более близкой к Библии, теологической школе,
которая исходила из «исторического» Иисуса Евангелий, из человека и самостоятельного
существования Его человеческой природы до ее соединения с Божьим Сыном — из
сосуществования в Христе двух различных природ. Согласно александрийскому учению,
исходившему из Логоса, из Божьего Сына, который воспринял человеческую природу,
«божественная» и «человеческая» природа соединились в нем полностью. Это «соединение
ипостасей», это «communicatio idiomatum в старой церкви называли более или менее точно
(оставим за скобками, что, разумеется, ничего точного тут не было и быть не могло!): mixtio,
commixtio, concursus, unio, connexio, copulatio, coitio и т. д. Для антиохийцев, «реалистов»,
соединение двух природ было лишь психологическим; для александрийцев, «идеалистов» и
«мистиков», оно было метафизически-онтологическим. Учитель церкви Иоанн Златоуст был
сторонником умеренной ветви антиохийского направления, а учитель церкви Кирилл
являлся основателем и приверженцем александрийского направления. Его истоки
прослеживаются уже у Афанасия, хотя бы в его тезисе: «Не человек впоследствии стал
Богом, но Бог стал человеком, чтобы обожествить нас». На смену арианскому расколу теперь
пришел монофизитский, которому суждено было потрясать государство и общество много
дольше и сильнее и нанести куда больший вред чем вторжение «варваров» и великое
переселение народов37.
НАЧАЛО СПОРА ВОКРУГ «БОГОМАТЕРИ»
Несторий вышел из Антиохии и был представителем антиохийской школы. В
Константинополе, где велись оживленные дискуссии о Богоматери, он энергично принялся
внедрять «истинное», причем исключительно в антиохийском понимании — и делал это
всеми средствами. Почуяв апполинаризм или фотинианизм, он (быть может, невольно)
употреблял выражения, которые могли быть истолкованы, как признание некоего дуализма
личности Христа. В восприятии александрийца Кирилла, который в конце 428 г. решительно
выступил против Нестория, правда, не называя его имени, последний учил «еретической»
христологии. Кирилл же, для которого речь шла вовсе не о христологической проблеме,
выдвигаемой им в центр полемики, увеличивал догматическую дистанцию между собой и
Несторием и обозначал ее гораздо резче, чем это было в действительности. Более того,
вопреки рассудку, он приписал Несторию учение, согласно которому Христос состоит из
двух разных личностей, чего, как пишет Иоанн Галлер/ Johannes Haiier, «никогда не
утверждал ни Несторий, ни кто-либо из его приверженцев. Тем самым Кирилл обнаружил,
что на борьбу его подвигло не стремление разобраться в истинности или ложности того или
другого учения, но — как и во всех подобных случаях, как до того, так и после — ученый
спор должен был стать поводом и средством для развязывания церковной борьбы за власть и
устранения внушающего страх соперника»38.
И не кто иной, как французский доминиканец, исследователь догматики и эксперт
Второго Ватиканского Собора, Пьер-Тома Камело/ Pierre-Thomas Camelot, похоже согласен с
Галлером. С церковного дозволения к печати, католик вынужден признать: «Дело в том, что
епископ Александрии должен был не упускать из вида, что его авторитет все больше уступал
авторитету епископа «нового Рима», которого Константинопольский Собор 381 г. наделил
почетным первенством. Вполне объяснимо (!), что Александрия теперь предприняла
попытку вмешаться в церковные дела столицы. Подобное уже случалось при Петре
Александрийском, который поддержал узурпатора Максима в борьбе против Григория
Богослова. Вспомним также о роли Феофила в свержении Иоанна Златоуста («Собор под
дубом» 403 г.)»39.
Но, как утверждает Камело, против Кирилла свидетельствует еще и следующее: святой
повел себя в трагедии Нестория «не лучшим образом»; «видимо, следует признать, что
некоторые черты характера Кирилла Несторий, его современники, а также новейшие
приверженцы передают более или менее верно»; «невозможно отрицать, что порой ему
недоставало той умеренности, которую ему проповедовал его соперник»; что его
«самоуправное вмешательство в дела Константинополя вызывает недоумение, а некоторые
интриги даже раздражают». После таких признаний, вернее — обвинений, Камело, вразрез с
всего лишь на предыдущей странице приведенным государственно-политическим мотивом
(а именно: неуклонным убыванием авторитета Кирилла по сравнению с его противником),
«уверен в одном: какими бы чертами характера ни обладал Кирилл, он был движим лишь (!)
заботой об истине и религиозным рвением. Ничто в его текстах (!) не свидетельствует о
справедливости упрека во властолюбии, нигде не прослеживается намерение добиться
господства Александрии над Константинополем, превзойти и уничтожить своего
противника. Правда...», — продолжает доминиканец, — «нельзя отрицать, что он жесток по
отношению к Нестор ию». Но, торжествует Камело, в переговорах 433 г. Кирилл сумел
проявить умеренность и во имя мира отказаться от своих излюбленных, но уязвимых
формулировок40.
Правда, на самом деле, как раз зга «умеренность», эта, на первый взгляд, удивительная
готовность к компромиссу ярчайшим образом доказывает, что подлинным мотивом Кирилла
был мотив государственно-политический. Ибо в 433 г., едва успев расправиться с Несторием,
победитель в абсурдном христологическом театре немедленно идет на уступки. Теперь ему
нечего было опасаться Нестория, а догматическое очковтирательство никогда не являлось
для него самоцелью. Человека подобного склада ни в малейшей степени не волновало
соединение двух природ Господа. Оно было, прежде всего, средством для достижения цели;
это соединение представлялось ему — как он часто повторял — «неизреченным и
неописуемым». Тем не менее люди, подобные ему, на протяжении веков непрерывно
говорили и писали об этом.
Правда, сегодня это уже не так просто.
Как католическому теологу приходится ломать голову и постоянно лавировать между
наукой, с одной стороны, и своей высокой должностью — с другой, чтобы в конце концов
сделать выбор в пользу карьеры, во всей красе предстает уже на третьей странице Введения
к книге Камело «Эфес и Халкидон». (Ср. кн. 1, стр. 13—14, 54.) Разумеется, пишет Камело,
историк не должен «пренебрегать страстями и интересами, которые руководят людьми, а
также зачастую печальными эпизодами, имевшими место в истории Церкви...». (Итак,
эпизод: искоренение язычников; эпизод: сжигание ведьм; эпизод: истребление индейцев;
эпизод: оглупление и обирание народа; эпизод: Варфоломеевская ночь; эпизод:
Тридцатилетняя война; эпизод: Первая мировая война, и Вторая, и фашизм, и Освенцим, и
Вьетнам, и т. д. История состоит из эпизодов.) «Но историк не имеет права, как
загипнотизированный, взирать лишь на эти прискорбные эпизоды в истории, он должен
рассматривать события, исходя из высших соображений, если он не хочет получить о ходе
событий слишком узкое, неполное, чтобы не сказать, предвзятое, представление»41.
Непредвзят лишь тот, кто фиксирует ход событий с «предвзятостью» этой церкви,
исходя из ее «высших соображений», имея перед собой весьма туманную, ложную, а
зачастую и абсолютно перевернутую перспективу, sub specie atiternitalis*. При этом черное
охотно выдают за белое, а белое — за черное. Смотри 13-е правило ордена иезуитов! Так что
решающими становятся не «эти прискорбные эпизоды в истории», но принципы «высших
соображений»! Тут вновь и вновь встает вопрос: откуда, собственно говоря, берут эти люди
«храбрость» для своих непотребств? И вновь, и вновь — ибо они ведают, что творят — ответ
очевиден: из отвратительной смеси недостатка духовной честности с избытком духовного
оппортунизма, что в сумме дает ужасающий дефицит стыда.
* Sub specie auternitatis (лат.) — с точки зрения вечности. (Примеч. ред.)
«И Грандиозные фигуры Кирилла и Льва Великого должны бьггь увидены в
правильном свете...»42
Должны! То-то и оно... А «правильный свет» — самый что ни на есть мрачный.
Итак, в глазах Кирилла Несторий был представителем «еретической» христологии, так
как он отрицал «соединение естеств» и учил о двух природах Господа, соединенных в нем
(как: морально, психологически, внешне?), вместо того, чтобы подобно Кириллу, говорить
только об одном естестве или природе, «ставшей плотью Божественного слова» (Mia physis
tou theou logou sesarkomene). При этом учитель церкви Кирилл курьезным образом полагает,
что, многократно произнося вышеприведенную формулу «Mia physis...», он цитирует св.
Афанасия, а на самом деле цитирует епископа Аполлинария Лаодикийского, друга учителя
церкви Афанасия, страстного противника арианства, борьба с которым привела (или довела?)
Аполлинария к отрицанию человеческой природы Христа и к признанию лишь одной
природы — что автоматически превращало друга Афанасия в «еретика». Адальберт Хамман/
Adalbert Hamman пишет с церковного дозволения о Кирилле: «Это был муж, отличающийся
нечеловеческой, инквизиторской правоверностью». А вскоре добавляет почти гротескно: «И
все же он позволил ложным формулировкам Аполлинария ввести себя в заблуждение,
полагая, что они принадлежат Афанасию. И был настолько бестактен, что пытался навязать
их Несторию. Противник, столь же непреклонный, который истолковал бы двенадцать
анафематизмов Кирилла буквально, бесспорно, смог бы уготовить им ту же участь, которую
Кирилл уготовил высказываниям Нестория». Действительно, вскоре и монофизиты
ссылались на авторитет Кирилла. Что же касается Нестория, то католический теолог и
историк церкви Эрхард/ Ehrhard, характеризуя его теорию, пишет, что она, подобно учению
Ария, годилась для «удовлетворения здравого смысла. При этом он преследовал цель
понятным (массам) способом опровергнуть возражения иудеев и язычников против
божественности Христа».
Поэтому Несторий последовательно отказывался признавать св. Деву Марию Богиней
или Божеством. Он ни в коем случае не желал мириться ни с термином: «родившая
человека» или «человекородица», ни с тем, чтобы ее называли «матерью Бога» или
«Богородицей» (Theotokos). Во всем творчестве учителя церкви Иоанна Златоуста, самого
плодовитого из всех старых церковных писателей Востока, также вышедшего из
антиохийской школы, термин «Богородица» не встречается ни разу. Это не может быть
случайностью. Несторий, одним из первых мероприятий которого стало включение имени
свергнутого предшественника св. Иоанна в церковные молитвы, чуть ли не бичевал
представление о завернутом в пеленки Божестве, как языческую басню — чем на самом деле
это Божество и являлось! С конца 428 г. он выступал в проповедях против Theotokos, хотя и
не возражал против употребления этого термина, в случае его правильного понимания, а
иногда и сам употреблял его. Однако сам он отдавал предпочтение термину: «мать Христа»
или «Христородица» (Christotokos). Он опасался, что употребление слова «Богородица»
вызовет недоразумение. Разве не станет Мария, благодаря этому, богиней в глазах многих? И
как же, вопрошает Несторий в послании римскому епископу Целестину I (422—432 гг.), Бог
мог иметь мать? Ведь никто не может родить кого-то, кто старше его самого. А Бог —
старше Марии. Во всем этом Несторий видел «немалое искажение истинной веры».
Но это лишь сбивало с толку его паству, в особенности людей, «которые в своей
слепоте не имеют правильного взгляда на вочеловечивание Бога и не понимают, что говорят
и что отстаивают». Недавно, мол, мы снова услышали как они, находясь рядом с нами, до
изнеможения выспрашивали друг друга. Но если у Бога есть мать, делает вывод Несторий,
«то и язычник, говорящий о матерях богов, не заслуживает упрека. Тогда Павел лжет,
называя божество Христа «без отца, без матери, без генеалогии». Мой дорогой друг, Мария
родила не Божество; сотворенное существо не может быть матерью Несотворенного...;
творение не может родить Творца, но — человека, ставшего орудием Божества...» Такая
сильная логика только сбивала с толку овечек, «жалкую толпу», как выражался патриарх,
против которой он задействовал полицию, которую он приказывал пороть и сажать под
арест. Многие миряне и монахи уже начали почитать Марию как Богоматерь и восхищаться
ею без всякой меры. Хотя Новый Завет упоминает ее крайне редко, не особо ее превозносит,
а то и вовсе игнорирует, как, например, Павел в своих посланиях и т. д. Правда, Новый Завет
— равно как и значительно позже Тертуллиан — однозначно говорит о братьях и сестрах
Христа, как о детях Марии. Но толпы жаждали «спасения»! Им хотелось полновесного Бога!
Следовательно, и Его матери надлежало стать Богоматерью, тем более что подобные матери
богов были известны уже язычеству — в Египте, Вавилоне, Персии или Греции, где,
например, даже мать Александра Македонского считалась «Богоматерью».
Но Кирилл, которого, подчеркнем это еще раз, на борьбу с Несторием толкнуло «не
догматическое разногласие», обрушился на его несомненно более вписывающуюся в
традицию рекомендацию, как на новую «ересь». «С искусной изощренностью он
представлял выдвинутые лично против него обвинения как сущие пустяки по сравнению с
религиозным спором» (Шварц/ Schwartz) и сделал ключевое слово «Богоматерь» символом
истинной веры. В Риме он подольстился к своему «святейшему и богоугоднейшему отцу»
Целестину I и, искушенный во всех церковно-политических тонкостях, раздувал — «ибо Бог
требует от нас в таких вещах бдительности» — травлю Нестория, внешне весьма благородно
и умеренно, но с бешенством в душе. В частности, он через своих агентов в
Константинополе распространил слух, будто Несторий избегает слова «Богоматерь», потому
что не верит в божественность Иисуса43.
За добрых двадцать лет до Целестина другой папа относился к «Богоматери» на
редкость сдержанно.
В конце IV в. епископ Боноз Сардикийский оспаривал вечную девственность Марии и,
не противореча Евангелию, разъяснял, что Мария, мол, кроме Иисуса, родила еще несколько
сыновей. Тезис, хотя и подтвержденный Библией, но в высшей степени еретический, с точки
зрения церкви. Синод Капуи (391 г.) не осудил Боноза, а переадресовал его дело соседним
епископам, которые также уклонились от принятия решения. Они запросили римского
епископа Сириция, который, хотя и отстаивал вечную девственность Марии, тоже не вынес
приговора. Он препоручил это своим «коллегам» — поступок весьма примечательный, ибо
именно Сириций имел обыкновение направо и налево отдавать приказы, почти как
император. Его сдержанность, вероятно, объяснима тем, что в Риме в IV в. еще не был
официально признан культ Марии44.
Как бы то ни было, титул «Богородица» отсутствует в ранне-христианской литературе.
Его нет в Новом Завете; там говорится о матери Господа, но лишь в смысле: мать Сына Бога,
а не Богоматерь. Этот термин, применительно к Марии, отсутствует также во всей
христианской литературе II—III вв., когда она, Мария, еще не играла особой роли.
(Почетный титул Theotokos содержится только в армянском переводе «Апологии» Аристида.
А у Ипполита это — позднейшая вставка, то есть фальсификация.) И пусть Камело, не указав
ни одного надежного свидетельства ранее IV в., утверждает, что почетный титул Theotokos
«уже давно прочно вошел в лексикон христианства» — на самом деле, он лишь в 20-х годах
IV в. впервые появляется в александрийском символе веры епископа Александра, Синод
Антиохии (324—325 гг.), который обобщил Tomos Александра, также записал: «Сын Бога;
Logos, рожден Богородицей (theotokos) Марией...» Напомним еще раз: спустя много
десятилетий сам учитель церкви Иоанн Златоуст в своем огромном творчестве никогда не
употребляет слова «Богородица» и, вообще, крайне редко говорит о Марии45.
И даже в V в. прочие епископы избегали называть ее так. Сам папа Сикст III (432—440
гг.), который вскоре после 431 г. завершил великолепную базилику Санта Мария Маджоре
на Эсквилине — первую и долгое время остававшуюся единственной римскую церковь Св.
Марии — в посвятительной надписи называет мать Иисуса, вопреки постановлению
Эфесского Собора, просто «Девой Марией». И еще около двадцати римских церквей,
посвященных Марии, всегда называли просто «Santa Maria». Вообще, на Западе культ
Богоматери распространялся весьма медленно46.
Титул «Богородица» мог повлечь и опасные последствия. Разве Мария тем самым не
уподоблялась языческим богиням и матерям богов? Разве не должна женщина, которая
рождает Бога, и сама быть Божеством? В это хотелось верить не только рядовым верующим,
этому были подвержены даже образованные люди. На практике уже существовали секты
Марии, имелось и ответвление монтанистов, которые называли Марию «Богиней», были и
группы христиан, которые видели в Марии и Христе двух Божеств, наряду с Богом. Как
утверждает александрийский патриарх Евтихий (ум. в 944 г.), уже на Никейском Соборе
заседали патриархи и епископы, верившие в то, что «Христос и его Мать — два Бога рядом с
Богом. Это были варвары и их называли марианитами»47.
Забавно, что оба — и Несторий, и Кирилл — в своем споре ссылаются на fides*
Никейского Собора, «святого и великого собора». По этому поводу они в 429—430 гг. — в
то время как вандалы высаживаются в Африке и осаждают Гиппон, а гунны прорываются к
Рейну — ведут оживленную переписку, как между собой, так и с другими. Несторий уже в
первом послании обосновывает свой отказ от термина Theotokos тем, что он отсутствует в
Никейском символе веры. Кирилл, ссылаясь на тот же самый символ, упрекает «собрата в
Господе» в «богохульствах», в том, что он наносит «вред всей церкви», распространяет
«необычное и чуждое лжеучение» и пророчит Несторию «невыносимый гнев Господа».
Несторий не обращает внимания на «оскорбления, которые ты изверг на нас в твоем
странном послании. Они требуют терпения врача...». Он упрекает Кирилла в
«невнимательном чтении» (Никейских документов) и хочет очистить его «от всех
неправедных речей». Он еще полон оптимизма или, во всяком случае, делает вид. «Ведь дела
церкви идут день ото дня все лучше...»48
* Fides (лат.) — символ веры. (Примеч. ред.)
Кирилл не может отрицать, что «Богоматери» нет в Никейском символе веры, но
находит там ее косвенное упоминание и, видя, что послания его противника нашли широкое
распространение, угрожает ему словами Христа: «Не думайте, что Я пришел принести мир
на землю; не мир пришел Я принести, но меч». Атак как Несторий «неверно понял и
истолковал» Никейский Собор, Кирилл требует: «Поэтому ты должен письменно и под
присягой признать, что свое нечестивое и безбожное учение объявляешь незаконным и
отныне будешь думать и учить, как все мы — епископы, учителя и вожди народа на Востоке
и на Западе»49.
В противостоянии с патриархом Константинополя Кирилл использует все средства. Он
насмехается, что тот думает, будто «умнее всех», что «лишь он один понял смысл
боговдохновенных Писаний и таинство Христа». Он называет его «надутым гордецом,
который, занимая столь высокое положение, ненавидит всех других». Кирилл собирает
перлы отцов церкви, равно как и подходящие ему тексты проповедей своего противника.
Почти каждая проповедь Несторий стенографировалась и срочной почтой отправлялась в
Александрию. Святой написал пять книг «Против богохульств Несторий». В своих
доверительных письмах он настолько исказил его учение, что речи о примирении уже быть
не могло. Он высылал вперед группы монахов, как ударные отряды. Он лихорадочно
агитировал по всем направлениям. На Востоке и на Западе он искал союзников и соратников,
по-возможности, влиятельных. Он буквально завалил императорский двор своими
посланиями. Его письма к императору Феодосию, императрице Евдокии и сестрам
императора Аркадии и Марине выдержаны в умеренных тонах, а сестре императора
Пульхерии, о натянутых отношениях которой с Несторием ему, наверняка, было известно, он
писал со всей резкостью. Он обращался к епископам: к Ювеналию Иерусалимскому, к почти
стодесятилетнему Акакию из Алеппо и, наконец, летом 430 г. в Рим к папе Целестину. К
последнему обращению он приложил полную антологию патристики вместе с изложением
(commonitorium) «лжеучения» противника50.
Несторий, установив контакт с Римом в качестве равноправного папе предстоятеля
церкви, что само по себе должно было быть не по вкусу Риму, намеревался вести, так
сказать, теологическую дискуссию и, «в согласии» с братом по сану, одолеть «дьявола, врага
мира». Ибо, как Несторий уже писал папе, он увидел, как среди его собственного клира
«распространяется еретическая зараза, здорово попахивающая Аполлинарием и Арием». Но
вскоре он с прозорливостью, которая делает ему честь, обнаружил, что римлянин «слишком
примитивен, чтобы проникнуть в тонкости догматических истин».
Со своей стороны, Кирилл, из-за своих нападок поначалу не снискавший симпатий
восточных коллег, сумел более ловко сблизиться с Римом, хотя, в принципе, это сближение и
было ему не по душе, «Святейший и возлюбленный Богом Отец», — обращается он к папе,
— «церковный обычай предписывает мне давать отчет Вашему Величеству. До сей поры я
хранил глубокое молчание... Но ныне, когда зло достигло предела, я считаю свом долгом
заговорить и сообщить обо всем, что произошло...» Свою агитацию против Нестория Кирилл
перевел на латинский язык (Несторий пренебрег такой возможностью) и, презрев совесть,
так оклеветал и исказил учение своего соперника, что тот «не узнал бы сам себя» (Аланд/
Aland). Таким образом, Кирилл оказался в выигрышном положении, а на Нестория пали все
тени51.
Уже хотя бы в интересах своих претензий на первенство, летом 430 г. Рим с
удовлетворением пошел на контакт с александрийцем. Несмотря на то что теологические
диспуты всегда занимали Рим куда меньше, чем вопросы власти, он научился добиваться
власти при помощи доктрин. Итак, теперь диакон (впоследствии папа) Лев раздобыл
заключение (естественно, опровергающее Нестория) своего друга Иоанна Кассиана,
настоятеля монастыря св. Виктора в Марселе. Тот во времена Иоанна Златоуста жил в
Константинополе, знал греческий и нашел титул «Богородица» (mater Dei; genetrix Dei) в
самой Библии! Целестин и Римский синод 11 августа 430 г. вынес решение против Нестория,
так сказать, коллегиально и, как сообщает с imprimatur Хамман/ Hamman, «не исследовав
документы». Папа милостиво уполномочил Кирилла вместо себя (vice nostra usus) «со всей
строгостью» покончить с «лжеучением» Нестория, с «ядом его проповеди». Одновременно
папа резко одернул Нестория, потребовав от него в десятидневный срок отречься «и
публично, и письменно от вводящих в обман новшеств». «Мы готовим, — грозил он ему, —
каленое железо и ножи, так как нарывы созрели настолько, что их невозможно более
запускать и пора вскрыть». Кирилла же римлянин считал «единомышленником во всем»,
«испытанным и могучим защитником правоверия». Он нахваливал его: «Ты распознал все
ловушки лжеучения» — и поощрял: «Такие нарывы следует вырезать... Сделай же это...»
И Кирилл сделал. Он продолжал собирать материал против Нестория, как и раньше не
заботясь о его достоверной интерпретации, он сознательно приписал Несторию, который
считал правильным называть Марию «Матерью Бога», ложные доктрины. Император
упрекал Кирилла в «задиристости», «хаосе» и предостерегал его: «Знай же, что церковь и
государство — едины. Они по нашему приказу и Промыслу нашего Господа и Спасителя
будут едины вечно... Мы ни при каких обстоятельствах не потерпим, чтобы в городах и
церквах из-за тебя возникали волнения». Феодосии был на стороне того, кого он призвал в
Константинополь. Нестория защищала и императрица Евдокия, столь же прекрасная, сколь и
образованная дочь афинского философа. Но как раз в Константинополе у патриарха уже
было множество врагов — прежде всего, интриганка Пульхерия (399—453 гг.), старшая
сестра владыки, которую Несторий критиковал за тайные нарушения данного ею обета
девственности и которой, по настоянию Евдокии, пришлось в 439 г. покинуть двор. Кроме
того, оппонентами патриарха были различные секты, с которыми он боролся, вплоть до
применения кровавых методов. В этом споре Кирилла поддерживало многочисленное
монашество столицы, руководимое аббатом Далмацием. По заданию Кирилла они
будоражили общество и распространяли ложные слухи о Несторий, К примеру, что он-де
глашатай двух сыновей Бога, двух ипостасей (hypostaseis) в Христе, что он якобы видит в
Иисусе только человека, и ничего более. Атакуемый Несторий поспешил с помощью
Феодосия созвать на Троицу 431 г. в Эфесе, столице провинции Азия, имперский Собор, не
подозревая, что именно на этом Соборе ему суждено было быть низложенным52.
ЭФЕССКИЙ СОБОР 431 т., ИЛИ ДОГМАТ ПОСРЕДСТВОМ ПОДКУПА
Когда в 1931 г. папа Пий XI распорядился о праздновании 1500-летия Эфесского
Собора, он лгал в своей энциклике «Lux veritatis», что Собор был созван по приказу папы
(Iussu Romani Pontificis Caelestini I). В действительности созыв имперских Соборов, со
времен Никеи, всегда являлся прерогативой римского императора, а не римского епископа!
Ни один из восьми Вселенских Соборов старой церкви (вселенскими, по причине своей
исключительной важности для церкви, они, правда, были признаны значительно позже) не
созывал, не открывал и не вел «папа». Не им утверждались и решения Соборов. Все это,
прямо или косвенно, делалось им? ператорами. Императорское право созыва Соборов
доказано давным-давно, прежде всего Ф. К. Функом/ R X. Funk. Правители вовсе не
присвоили себе это право, церковь уступила его «без разговоров» (Х.Т. Бек/ H.-G. Beck). То
же самое, кстати говоря, относится и к праву председательствовать, лично или через своих
представителей, на синодах: в том числе на незначительных, патриарших синодах и на
Поместных Соборах — а также к праву подписывать их решения и придавать им законную
силу. Монархи могли посредством выбора места проведения и отбора участников влиять на
духовное и дисциплинарное содержание этих собраний. Императоры отдавали распоряжения
о выработке символов веры и внедряли их. И не кто иной, как учитель церкви папа Лев I
признал за императором непогрешимость!
Феодосии II 19 Ноября 430 г. назначил на Троицу (7 июня) 431 г. открытие Собора в
Эфесе, Целью Собора было объявлено укрепление мира и покоя в церкви, хотя на практике
эти Соборы, как правило, приводили к обратному. «Благо нашей Империи, — писал
император, который с самого начала враждебно относился к Кириллу и упрекал его в
высокомерии, интриганстве и склонности к спорам, — зависит от религии. Империя и
религия взаимосвязаны, они тесно переплетены и развиваются к взаимной выгоде... Но
прежде всего мы добиваемся уважения к делам церкви в той мере, в какой это требует
Господь...»54.
Это императорское послание о созыве Собора демонстрирует тесную взаимосвязь
империи и религии. Они зависели друг от друга и надеялись извлечь выгоду друг от друга. А
то, что как раз церковь была ненасытна, видно из письма папы Целестина к Феодосию II от 8
мая 431 г.: «Дело веры должно быть для Вас важнее Империи. Ваше Величество должны
больше заботиться о мире в церкви, нежели о безопасности всей земли. Вам все удастся, если
в первую очередь будет сохранено то, что является наиболее ценным для Бога»55.
Значение этих строк трудно переоценить: это зеркало римско-католического мышления
во все эпохи и по сей день. (О чем наглядно свидетельствует политика влиятельных
клерикальных кругов, включая папу Пия XII, по вопросу об атомном оружии.) На первом
месте самое ценное — церковь. Ее дело важнее, чем судьбы Империи; ее покой — то есть не
что иное, как ее выгода — важнее, чем «безопасность всей земли»! Иезуит Хуго Ранер/ Hugo
Rahner торжественно комментирует: «Превосходство церковного над государством...»56.
В Эфес были приглашены все митрополиты Востока и Запада, а также епископ Рима
Целестин, пославший вместо себя легатов, и Августин, о чьей кончине, последовавшей за
четыре месяца до Собора, при дворе еще не было известно.
Первым прибыл Несторий. Его сопровождали шестнадцать епископов и эскорт солдат,
«как если бы он шел на войну» (Хефеле/ Hefele). При этом солдаты были «самыми
миролюбивыми среди собравшихся бойцовых петухов» (Дальмейр/ Dallmayr). Позднее
патриарх вместе с шестью или семью верховными пастырями отказался появиться на Соборе
до прибытия всех участников. Присутствовали; местный епископ Мемнон, со всей своей
епархией занимавший сторону Кирилла; епископы Малой Азии, которые пытались
освободиться от господства Константинополя; прибывший с пятнадцатью палестинскими
прелатами Ювеналий Иерусалимский, честолюбивый оппортунист, стремившийся к
независимости от Антиохии и повышению статуса своего кресла до патриаршего. Он Cv
самого начала тяготел к Кириллу. Сам же Кирилл прибыл морем и уже с Родоса сообщил
домой: «Милостью и человеколюбием Христа, нашего Спасителя, мы пересекли это
огромное и широкое море при мягких и умеренных ветрах...»57.
Вопреки предписанию императора, Кирилл заявился с грандиозной свитой: примерно,
пятьюдесятью египетскими викарными епископами, множеством клириков и толпами
воинственно настроенных монахов, частично безграмотных, но крепких верой. Со времен
Афанасия ударная гвардия александрийских патриархов, с самого начала рекрутировавшаяся
из бездельников, санитаров и матросов (кн. 1, гл. 8), была послушным орудием епископской
политики силы. Эти оголтелые фанатики не останавливались ни перед чем: они
терроризировали суд, власти и своих религиозных противников. Взлелеянное и опекаемое
высшим клиром монашество повсюду действовало «самыми жестокими методами для
подстрекательства масс» (Штейн/ Stein). Местный епископ Мемнон также настраивал
жителей Эфеса против Нестория и запретил ему появляться в местных храмах. Сам Кирилл
не только написал в 430 г. пять книг «Adversus Nestorii blasphe-mias» («Против богохульств
Нестория») и выпустил тогда же еще три полемических труда «De recta fide» («О
справедливом правлении»), один из которых он адресовал императору Феодосию, а два
других, с подзаголовком: «Ad reginas» («Правительницам») — трем сестрам императора:
Аркадии, Марине и Пульхерии, а также императрице Евдокии, но и осудил в двенадцати
анафематизмах «врага Святой Девы» и его тезисы, тем самым превратившись из
обвиняемого в обвинителя. С Несторием он обращался как с закоренелым «еретиком», что
представляло собой абсолютное беззаконие, так как по имперскому церковному праву лишь
созванный императором Собор имел право разрешать религиозные споры. Кроме того,
Несторий в многих письмах заявлял, что готов, с известными оговорками, признать за
Марией титул «Богородица» (Theotokos) и писал римскому епископу: «Что до меня, так я не
против тех, кто хочет употреблять слово Theotokos, если только его не станут толковать,
вторя глупости Аполлинария и Ария, как свидетельство смешения природ»58.
Собор не был открыт в срок — 7 июня, из-за опоздания патриарха Иоанна
Антиохийского, который несколько недель добирался тяжелыми проселочными дорогами,
причем некоторые верховные пастыри занемогли, а множество вьючных животных пало, а
также епископов Сирии и Палестины. Однако, несмотря на то (или как раз потому) что в
депеше Иоанна от 21 июня сообщалось о его скором прибытии, Кирилл решил открыть
Собор. Стояла жара, и здесь, в Эфесе, многие епископы заболели, а некоторые даже
скончались. И еще до того как прибыли преданные Несторию делегаты, Кирилл 22 июня 431
г. в главном храме Эфеса, который незадолго до этого стал именоваться храмом Св. Марии,
на свой страх и риск открыл собор. Открыл — вопреки решительному запрету со стороны
правительства; вопреки (сохранившемуся в греческих вариантах соборных актов!) резкому
протесту 68 епископов из различных провинций, которые предостерегали, «что все
поспешные деяния, на которые кое-кто осмелился, обернутся божественными
установлениями и по воле Господа нашего Христа против их дерзости и самонадеянности»;
вопреки императорскому уполномоченному комиту Кандидиану, который, опасаясь, что
Собор превратится в «приватный», выражал протест до тех пор, пока его «imperio-se et
violenter» не выставили за дверь. Таким простейшим способом Кирилл обеспечил себе
надежное большинство. Впоследствии это кириллово большинство было провозглашено
«Третьим Вселенским Собором в Эфесе».
Позднее этот святой, который беззастенчиво тянул одеяло на себя, утверждал, будто
несколько сирийских епископов, опередив своих коллег, прибыли в город раньше и от имени
патриарха Иоанна, который в то время выступал против Кирилла и голосовал против него,
попросили Кирилла открыть Собор незамедлительно. Даты, приводимые Кириллом, даже
Камелло доставляют «некоторые затруднения... Но прежде чем подвергать сомнению
честность Кирилла, следовало бы предположить, что, быть может, он просто кое-что забыл
или перепутал...» А разве сегодня нам не приходится столь часто сталкиваться с тем, что
политики кое-что забыли? Что церковь просто не помнит о самом важном? Или, что она
перепутала с движением Сопротивления свое сотрудничество с Гитлером, Муссолини и
Павеличем? Нет ничего нового под солнцем.
Кирилл председательствовал над 153 епископами и, согласно протоколу заседания,
являлся «представителем Целестина, святого и достопочтенного епископа церкви римлян».
Ведь прибытия папских легатов: епикопов Аркадия и Проекта, а также пресвитера Филиппа
— Кирилл также не стал дожидаться. Поначалу зачитали много золотых святоотеческих слов
про вочеловечивание Логоса и объединение божественного и человеческого в едином
Христе. Затем этому эффектно противопоставили двадцать избранных мест из Нестория,
чудовищных «богохульств», которые так потрясли епископа Палладия из Амасии, что он,
оцепенев от ужаса, заткнул свои правоверные уши. После этого, с изрядным шумом и
перекрикивая друг друга, обрушились на проклятого «еретика», который, по мнению
Евоптия из Птолемеи, «заслуживает всяческой кары от Бога и людей». В первый же день
заседаний Кирилл добился отлучения от церкви и смещения «безбожного Нестория»,
проповедника «безбожных учений», которого не выслушали, поскольку он
предусмотрительно отсутствовал, и отправки извещения о произошедшем по адресу:
«Несторию, новому Иуде». В формальном документе говорится, что синодалы пришли «к
этому печальному приговору, обливаясь слезами. Поэтому оскорбленный им Господь Иисус
Христос определил посредством присутствующего святейшего синода, что Несторий
лишается епископского сана и исключается из всего собрания священников». Но то, «что
Несторий объявлен еретиком и осужден несправедливо, сегодня является, пожалуй,
единодушным приговором историков догматики» (Клаузер/ Klauser). «Пожалуй, — в свою
очередь замечает Швайгер/ Schwaiger, — проступок Кирилла с величайшей
бесцеремонностью был заклеймен как бесславный». В то время, как солдаты были
вынуждены защищать Нестория, Кирилл организовал праздник в свою честь, с факелами и
кадилами — постановка столь же подлая, сколь и удавшаяся59.
Ликуя, он сообщает клиру и народу Александрии о событиях 22 июня: «Хвала
Всевышнему, мы после длившегося весь день заседания вынесли приговор о смещении
Нестория и отстранении его от должности епископа. Он был осужден и даже не осмелился
предстать перед священным синодом. Присутствовало более 200 епископов». Святой сильно
преувеличивает. Под приговором Собора стоят подписи 197 епископов, в то время как на
нем присутствовало лишь «около 150 епископов» (Камело/ Camelot и «Справочник
церковной истории»/ «Handbuch der Kirchengeschichte»)60.
Потом Кирилл рассказывал, что весь Эфес с раннего утра до поздней ночи ждал
решения «Священного Синода», а затем принялся поздравлять «Священный Синод» и
славить Господа «за то, что враг веры был сокрушен». Покинув храм, все, сопровождаемые
факельщиками, отправились по квартирам. «Иллюминации и торжества охватили весь город,
а женщины даже шествовали перед нами, воскуряя ладан! Господь явил свое всемогущество
тем, кто хулил его имя»61.
Вот что обращает на себя внимание: во всем тексте этого письма нет ни слова о
провозглашении Марии Богоматерью, что, собственно, и должно было явиться предметом
соборных обсуждений! В действительности, она даже не была упомянута. Соборные тексты
не содержат никаких внятных определений Theotokos! «Подобных дефиниций в Эфесе не
было сделано», — подчеркивает хронист и эксперт Второго Ватиканского Собора Камело/
Camelot, но очень скоро в завершении своего описания сообщает: «В Эфесе эта,
одновременно человеческая и божественная, история породила догматическое определение
наивысших религиозных ценностей, из которого вытекает вся реальность (!) нашего
спасения». Этим лишний раз доказывается, что у того, кто удостаивается звания
католического теолога, логика летит ко всем чертям. Что мозги людям этого пошиба даны
только для того, чтобы морочить голову другим людям. (Неплохо сказано: эта,
одновременно человеческая и божественная, история!) Правда, папа Пий XI, анонсируя свой
спектакль в честь Эфеса, неоднократно упоминал о торжественном провозглашении
(solemniter decretum) там Марии Богоматерью. Из этого следует, что кто-то — не иначе как
Святой Дух — просветил его, ибо в энциклике «Lux veritatis»* (какая издевка!) от 25 декабря
1931 г. уже не содержится никаких указаний на это провозглашение. Теперь Пий объявляет,
что догмат Богоматеринства представляет собой лишь вывод из учения об «ипостасном
единстве», каковое учение во время Эфесского Собора также еще не было
сформулировано62.
* «Lux veritatis» (лат.) — «Свет истины». (Примеч. пер.}
Для Кирилла же ни то ни другое не имело большого значения. Поэтому в его письме
речь весьма подробно идет только о том, как ему и его окружению воскуряли фимиам, а
также о расправе над «еретиком», опасным соперником, которого письменно известили:
«Священный Синод, собравшийся милостью Божьей и по повелению нашего
благочестивейшего и всесвятейшего императора в городе Эфесе, — Несторию, новому Иуде.
Да будет тебе известно, что ты, по причине твоих безбожных высказываний и твоего
неповиновения канонам, 22 числа сего месяца июня отстранен Священным Синодом и в
церкви отныне не имеешь никакого чина»63.
Отец церкви Феодорит, епископ Кирский и участник этого Собора, писал об этом:
«Египтянин вновь неистовствует против Бога и борется с Моисеем и его слугами, а большая
часть Израиля на стороне противника, ибо лишь немногие достаточно крепки, чтобы
безропотно нести тяготы во имя благочестия... Какой комедиограф когда-либо рассказывал
подобную басню, какой автор трагедий сочинил что-нибудь столь же слезоточивое?»64
Об этом Вселенском Соборе Несторий говорил, что один Кирилл и был всем
собранием, «ибо что бы он ни говорил, все повторяли. Без сомнения, он олицетворял собой
весь суд... Он отовсюду созвал лишь тех, кто ему угоден, и сам себя назначил судом... Кто
был судьей? Кирилл. Кто был обвинителем? Кирилл. Кто был римским епископом? Кирилл.
Кирилл был всем». Со своей стороны, папа Целестин I вытребовал для себя «промыслом
святой Троицы большую часть успеха» и похвалялся, что предоставил нож, чтобы «вырезать
из тела церкви эту язву — порождение ужасного гниения». (В XX в. католический историк
церкви Паланк/ Palanque обнаруживает у «еретика» Нестория дурной характер, а у св.
Кирилла — «злонамеренность»65.)
Папа Целестин провозгласил Эфесский Собор «большим собранием святых», которое
стало для него свидетельством «присутствия Святого Духа». При этом Кирилл лишь
прикрывался папой, просто использовал его в своей борьбе как с константинопольским
патриархом, так и с императором. Папские посланники никак не влияли на принятие
решений, они даже не были представителями всего Запада: епископат Африки и Иллирии
имел собственных представителей. В результате легаты Рима, прибытия которых даже не
стали дожидаться, в пространном отчете Целестину были упомянуты лишь вскользь, что
полностью соответствовало их роли, хотя ими и было произнесено несколько цветистых
фраз: «святейший и блаженнейший Петр, первый из апостолов и глава апостолов, столп веры
и опора католической церкви, принял от нашего Господа Иисуса Христа, Спасителя рода
человеческого, ключи от царства и власть связывать и разрешать; Он, кто ныне и во веки
веков живет и правит в своих преемниках...» и так далее66.
Не только Кирилл разыгрывал в своих интересах римскую карту, но и Целестин,
бывший тогда не более чем козырем в руках александрийца, приобрел на Востоке
известность, какой не знал прежде. И все же заявление его легата, священника Филиппа,
включенное в протоколы Собора, послужило для Первого Ватиканского Собора 1870 г.
доказательством папской непогрешимости! Во всяком случае, «трагическая борьба
патриарха Нестория с Кириллом и Эфесский Собор позволили папству наглядно
продемонстрировать всему миру на огромной сцене восточной имперской церкви новые
римские претензии эпохи декреталий. О трагедии можно говорить с полным правом, так как
расхождения в воззрениях антиохийской и александрийской школ на проблему инкарнации
никак не могли рассматриваться как еретические и не должны были привести к расколу.
Отправной точкой катастрофы явилась затаенная ненависть и непримиримая воля к
уничтожению, с которой Кирилл разжигал несторианский спор и довел его до апогея. Самые
сильные из его боевых отрядов состояли из монахов, малообразованных, лишенных здравого
смысла и поэтому легко впадающих в фанатизм...» Таково мнение католического теолога и
историка церкви Георга Швайгера/ Georg Schwaiger об одном из величайших святых
католицизма67.
Но торжественным извещением Кирилла о победе Собор не окончился.
Через несколько дней, задержанные непогодой и «падежем лошадей», появились на
всякий случай выведенные святым за скобки сирийские епископы, называемые тогда
ориенталами — жителями Востока, во главе со своим патриархом Иоанном Антиохийским,
другом Нестория. Сразу же по прибытии, едва спешившись, они вместе с теми, кто 21 июня
противостоял Кириллу, 26 июня в присутствии императорского уполномоченного комита
Кандидиана объявили себя без сомнения «правомочным Собором. Иначе его не назовешь»
(Зееберг/ Seeberg). Пусть этот Собор состоял из существенно меньшего числа участников —
всего около 50 епископов, они сместили Кирилла, а также изобличенного в тяжких
проступках местного епископа Мемнона, чьи монашеские орды столь рьяно притесняли
Нестория, что к нему пришлось приставить военную охрану. (Вердикт о смещении Кирилла
в греческих документах содержит 42 подписи, а в латинском варианте Rusticas — 53.)
Остальных же соборных отцов новый синод объявил отлученными от церкви до тех пор,
пока они не проклянут «еретические» речи Кирилла, «которые открыто противоречат
учению Евангелий и апостолов». Меньшинство направило императору жесткий протест
против «варварского собрания» противников и перехватило адресованное Феодосию
послание Кирилла, после чего святой вывел на улицы свои боевые отряды монахов, среди
которых особенно выделялся коптский святой Шёнуте из Атрибы. Воцарилась полная
анархия. Выступившее на стороне Нестория собрание меньшинства едва удалось защитить
от разъяренной толпы, хотя и у Нестория имелся свой худо-бедно вооруженный отряд,
представлявший угрозу для жизни епископов, сторонников Кирилла68.
Начиная с 10 июля, когда прибыли римские посланники, епископы Аркадий и Проект, а
также руководитель делегации священник Филипп, соборное большинство до конца месяца
собиралось, еще пять раз. Уже в своей приветственной речи Филипп отметил, что исход дела
фактически предрешен, что следует из послания к Кириллу папы Целестина. После этого
второе папское послание было зачитано сначала по-латыни, на чем настояли делегаты, а
затем и по-гречески. Собравшиеся, явно подготовленные Кириллом, разразились выкриками:
«Справедливое решение! Целестину, новому Павлу! Кириллу, новому Павлу! Целестину,
защитнику веры, Целестину, единому с синодом! Весь синод благодарит Целестина! Один
Целестин, один Кирилл, одна вера синода, одна вера всему миру!» (Каждый немец моего
поколения, услышав столь тоталитарные фразы, немедленно вспомнит, правда, более
скромный, чем этот, лозунг времен нацизма: «Один народ, один рейх, один фюрер!»)
Одна зера всему миру! Да, им этого все еще хочется — если речь идет об их вере! Их
неверии...
Результатом синодальных аккламаций* стало объединение Александрии и Рима, так
сказать, на паритетных начала Поэтому папский легат Филипп представил дело —• на
тошнотворном поповском жаргоне — именно в римском видении: «Мы благодарны светому
и досточтимому синоду за то, что Вы, после оглашения послания нашего святого и
всеблажен-нейшего папы, присоединили свои святые члены к святой главе посредством
своих святых голосов и святых возгласов. Ибо Вашим Святейшествам хорошо известно, что
глава... всей веры и апостолов есть блаженный апостол Петр». (Такой избыток святости не
может не быть ложью!) И уже на следующий день Филипп сформулировал воззрение Рима
на примат. Но епископ Феодор из Анкиры (Фригия) сделал ловкий выпад против этого
замысла. Однако и сам Кирилл не помышлял о том, чтобы превратиться в простого
уполномоченного папы, и вновь подчеркнул приоритет прежнего соборного порядка: папы
принимают решения синода, а не наоборот! Обе стороны вели себя сдержанно, ибо они были
нужны друг другу и взаимно использовали друг друга69.
* Аккламация {лат. acclamatio — крик, восклицание) — принятие или отклонение
собранием какого-либо предложения без подсчета голосов, на основе реакции участников
собрания, выражаемые возгласами, репликами и т. п. (Примеч. ред.)
11 июля папская делегация утвердила смещение Нестория. 16 июля Собор большинства
объявил смещение Кирилла и Мемнона ориенталами противоречащим канону и
недействительным. 17 июля он отлучил от церкви патриарха Антиохии Иоанна (после того,
как тот трижды отказался прибыть на заседания этого Собора) вместе с его сподвижниками и
распорядился об отстранении их от занимаемых должностей, «вплоть до исправления».
Таким образом, каждый из Соборов истинно потхристиански проклял другой, каждый, по
высочайшему повелению, послал свою делегацию ко двору, а император утвердил решения
обоих Соборов. Попытка прийти к согласию сорвалась. На стороне Кирилла был и
считавшийся святым аббат Далмации, якобы 48 лет не покидавший своей кельи. Теперь же
он возглавил отряди монахов и устраивал демонстрации перед императорским дворцом, под
священные песнопения и в окружении огромных толп народа, пока колебавшийся государь
не принял его. Теперь он вынужден был принять решение, он просто обязан был это сделать.
Но все еще не мог решиться. В начале августа в Эфес прибыл государственный казначей
(comes sacrarum largitionum) Иоанн с посланием от своего господина, которым Кирилл,
Мемнон и Несторий отстранялись. Когда же в присутствии самого Иоанна на собрании
обеих партий разгорелся спор, он, «дабы избежать волнений», приказал взять под стражу
всех трех главных действующих лиц: Кирилла, Нестория и местного епископа Мемнона,
причем последнего посадили под домашний арест в его собственном дворце.
На этой решающей стадии Собора, когда Кирилл выдвинул, как бы то ни было, догмат
о «Богоматери» и «Богородице», в настроении двора «по причинам, которые частично
остались непроясненными, наметился поворот» (Библиотека отцов церкви/ Bibliothek der
Kirchenvater). Кирилл вскоре бежал из-под стражи и в конце октября объявился в
Александрии. Там он отблагодарил тюремщиков, которые способствовали его бегству,
зачислением их в тамошний клир, нб прежде всего через своих агентов в столице как мог
ратовал за продолжение Собора, так сказать, а 1а Кирилл. Теперь сей муж, который столь
часто и с таким пафосом говорит о «харизме Церкви» (К. Ранер/ К. Rahner), которого папа
Целестин I называет «мой святой брат Кирилл», «bonus fidei catho-liсае defensor* («усердный
защитник
католической
веры»),
«probatissimus
sacerdos»
(«справедливейший
священнослужитель») и «vir apostolicus» («апостольский муж»), которого Афанасий
Синайский прославляет как «печать Отцов», вообще, имя которого остается в церковной и
догматической истории символом избранного орудия, великого защитника и спасителя
ортодоксии — так вот, этот самый муж теперь расточительно проливал золото
александрийской церкви на императорский двор, который был наводнен его клевретами и
ищейками. Святой подкупал людей Бога и светских людей, подкупал всех, кого только
можно, и все это — лишь «во имя веры, которая находилась под угрозой» (Грильмейер/ Grillmeier). «Последние теологические переговоры.., — донельзя искажает этот период, с
церковного дозволения к печати, доминиканец Камело/ Camelot, — все это вещи, на которых
мы не будем останавливаться подробно, поскольку они не имеют непосредственного
отношения к собору»70.
Мы же задержимся тут еще на некоторое время, поскольку вряд ли кому-либо придет в
голову, что александриец наводнил двор своими «евлогиями» из благотворительных
побуждений.
Св. Кирилл, награжденный — заклейменный! — декретом церемониальной
конгрегации от 28 июля 1882 г. высшим титулом католической церкви «Doctor ecclesiae»
(«Доктор церкви»), с купеческой щедростью в нужный момент он мог все поставить на карту
— жертвовал принцессам и придворной камарилье лично и через подставных лиц
дорогостоящие страусиные перья и ткани, ковры и мебель из слоновой кости. Высшим
чиновникам подсовывались огромные суммы — «его известные средства переубеждения»,
как иронизирует Несторий, у которого, правда, вскоре пропала охота к иронии — его
«золотые стрелы», деньги, много денег. Деньги для жены начальника императорской
резиденции, деньги для влиятельных евнухов и камеристок, которые получали до 200 фунтов
золотом. Вследствие всего этого, александрийский престол, хотя и весьма состоятельный,
был вынужден сделать заем в 1500 фунтов золотом (100 тысяч золотых), не смог
расплатиться и остался в больших долгах. (Когда преемник Кирилла Диоскор приступил к
обязанностям, он нашел казну пустой — все ушло на эти подкупы.) Короче говоря, учитель
церкви Кирилл шел на «широкомасштабный подкуп» (Каспар/ Caspar), не нанося ущерба
своей святости — напротив, даже подтверждая ее таким способом. Иезуит Грильмейер/
Grillmeier с удовлетворением отмечает, что все эти мероприятия Кирилла «попадали точно в
цель». В подлинных актах Собора сохранился список «подношений», сохранилось письмо
Епифания, архидиакона и личного секретаря (syncellus) Кирилла к новому
константинопольскому патриарху Максимиану — по-видимому, самый ранний источник, в
котором упоминается о «подношениях», а подробный перечень их содержится в приложении
к письму. Отец церкви Феодорит, епископ Кирский, сообщает об этом как очевидец 71.
Догмат дорогой, спору нет. Но остается догматом и по сей день. Успех оправдывает
средства. А в данном случае успех не просто оправдал того, кто его достиг, но и послужил
одним из источников его святости. Ведь благосклонности Святого Духа добивались и
добиваются очень часто, и теология, точнее то, что из нее можно извлечь, как правило,
влетает в копеечку. Деньги в делах религии и власти задействовали» с довольно ранних пор,
а чем дальше — тем больше. Иезуит Вахт/ Bachi вскользь упоминает о «больших суммах на
подкуп», на которые «патриархи Александрии никогда (!) не скупились» — впрочем, это
относится и к другим высшим иерархам церкви, например, римским! С помощью денег
действовали и главы правоверных, и главы «еретиков». И христианские императоры
расплачивались ими, принимали их. Уже первый из них -* Константин — не только осыпал
клир деньгами и льготами (кн. 1, стр. 194, 203), но и раскошеливался в пользу бедных, дабы
склонить их к христианству72.
Разумеется, некоторое значение имело и то, что Богоматеринство Марии стало
догматом именно в Эфесе, центре поклонения фригийской Кибеле, языческой богине-
матери, и покровительнице города Артемиде, паломничество в храм которой эфесцы
наблюдали на протяжение многих веков. Артемида, почитаемая особенно в мае месяце как
«спасительница», к которой взывали в молитвах, как вечная девственница, слилась с Марией.
Последние приверженцы богини сохраняли в храме ее изображение «и все обломки
разрушенных колонн и самок оленей, которые они заботливо складывали около этого
изображения, в то же время разрушая й священном рвении все, возводимое христианами»
(Мильтнер/ Miltner)73.
Кирилл, которому мир, среди прочего, обязан, как считает Алтанер/ Altaner, «самой
знаменитой в древности проповедью о Марии» (Нот.; 4), если только она подлинна, что
вызывает сильные сомнения даже среди католиков, посылал свои «золотые стрелы» точно в
цель. Даже благочестивый, благословленный епископом «Справочник церковной истории»/
«Handbuch der Kirchengeschichte» не может не упомянуть «о масштабной акции подношений
влиятельнейшим лицам столицы», в результате чего патриарх «взвалил на александрийскую
церковь огромный груз долгов». В то же время, «Справочник», похоже, уязвлен тем, что
«Несторий позднее охарактеризовал все это, как ни горько об этом говорить, как подкуп» —
как будто это не было самым чудовищным подкупом. Как водится в столь деликатных
вопросах, католики буквально обмусолили языки, приводя не менее деликатные объяснения.
Так, теолог Эрхард/ Ehrhard, разумеется, выводит огромные взятки учителя церкви за
пределы «современного толкования термина», иначе" того пришлось бы «решительно
осудить», что непозволительно. Итак, он оправдывает это хорошо известным тогда
«обычаем... не приближаться к любой (?) вышестоящей персоне с просьбой, но без
подношения». Но даже для Эрхарда «наше уважение к этому святому было бы больше, если
бы он не следовал этому обычаю, а уповал лишь на святость своего дела». А вот как раз
этого-то они не мог.
Но константинопольский патриарх все больше терял почву под ногами. Настроение
при дворе резко изменилось. Император Феодосии И, всю жизнь сильно зависевший от
своего окружения, а к тому же теперь запуганный террором, который чинили монахи
Кирилла, а также, возможно, письмом папы Целестина, который как раз тогда, в 431 г.,
внушает ему, что истинным правителем его Империи («iraperii rector») является Христос и
Федосий должен защищать ортодоксию, т. е. правоверие, причем римлянин настойчиво
подчеркивает приоритет религиозного перед всем «мирским» — император Феодосии II
закрыл глаза на свержение Нестория. Тем более что тот и сам допустил ошибку, попросив
отставки. Он отказался от своей епископской должности и просил государя всего лишь о
предоставлении ему права на оглашение во всех церквах эдиктов, осуждающих «болтовню
Кирилла», дабы простодушным не было причинено зло, 3 сентября 431 г. Несторий
отправился в свой старый монастырь около Антиохии. 25 октября его преемником стал
пресвитер Максимиан - полный ноль, который совершенно не мешал Кириллу. Равно как и
папе.
Целестин поздравил Максимиана с «повышением» и удостоил его письмом,
выдержанном в начальственных тонах, направил пространное пастырское послание
константинопольскому клиру, как если бы он целиком находился под его началом. 15 марта
432 г. он вновь обрушился на свергнутого Нестория, сравнив его с Иудой, причем сравнение
было не в пользу Нестория. Он бичевал его «безбожие», но был достаточно осторожен,
«чтобы не называть его предательство «ересью», ибо не всякое безбожие есть ересь».
Термин, который можно употреблять в разных смыслах*. Называя Нестория «грешником с
затуманенным взором», он самого себя выставлял в наилучшем свете: «Восстановление
спокойствия (!) в церкви и нынешнее благолепие я, промыслом Святой Троицы, большей
частью отношу на свой счет, ибо это был я, я бросил семя...». И далее: «Чтобы удалить эту
язву из тела церкви и вырезать ужасный гнойник, мы предоставили не только нож, но и
исцеляющую повязку».
* Ирония автора. I г г g 1 a u b е (нем.) — ересь, заблуждение, неверное мнение.
Следовательно, можно читать: «Не всякое безбожие есть заблуждение» или «Не всякое
безбожие — неверном. (Примеч. ред.)
Кирилл, разумеется, тоже раструбил о своем триумфе на весь мир и не успокаивался,
пока его заклятый враг, этот «хищный волк», этот «новоявленный дракон», этот «коварный
человек с распухшим от яда языком», пусть и находящийся уже в отдалении и годами
ведущий себя тихо, не оказался на подвластной ему территории/Сосланный поначалу в
Петру (Вади-Муша, Иордания), он был в том же 436 г. переведен на край света, в почти
безводный район Египетской пустыни с дивным названием «Оазис», место ссылки для
ставших неугодными придворных чиновников и уголовников. Под надзором соглядатаев
святого и всеми забытый Несторий, внутренне, однако, несломленный и до конца своих дней
продолжавший считать себя правоверным, влачил жалкое одинокое существование. Его
многократно переводили с места на место, пока, после тщетного прошения о помиловании,
он не скончался около 451 г., Предположительно, в районе Панополя, Верхний Египет. Он
оставил миру воспоминания, «Книгу Гераклида», свою (изданную в 1910 г.) скорбную
биографию, в которой он проводит параллели с судьбой своего предшественника Иоанна
Златоуста, а также Афанасия и Флавиана74.
Несторий пал жертвой согласованной игры Александрии и Рима и, наконец, жертвой
двора. Папа Целестин I взывал к Феодосию о помощи, дабы укрепить свое господство. После
Собора он без удержу славил монарха, называл его империю, употребляя слова пророка:
«Империя на все времена». Этот славный титул Останется «неподвластным ни времени, ни
старению. Ибо вечно то, что свершилось из любви к Царю вечному». Это полностью
соответствовало его более раннему высказыванию: «Блаженна Империя, преданная
служению делу Господа». В действительности же, в таком случае, блаженна не Империя, а
папство. Пусть же так и будет. Ведь об этом-то и речь! Поэтому любая жестокость, подлость
и низость — в порядке вещей. Вальтер Ульман/ Walter Ullmann справедливо подчеркивает,
что именно папа теперь просил императора устранить из общества Нестория, уже проклятого
приговором епископов. Иоганн Галлер/ Johannes Haller видит в этом свидетельство того,
«насколько боялись и ненавидели низложенного», от которого даже ожидали возобновления
пелагианского спора75.
Летописец Собора Камело/ Camelot предлагает нам типичный католическитеологический вывод. По вопросу о том, какой же из Эфесских Соборов считать
«правильным», он сначала полагает, что многие современные историки «усматривают в этом
Соборе лишь довольно печальное событие, прискорбную и запутанную трагедию»,
инсценированную александрийским «фараоном» (эпитет Луи Дюшесна/ Louis Duchesne,
католика знаменитого, но изрядно критикуемого), а затем пишет, что в действительности
«еще и сегодня очень многие ученые, и даже отличные, среди которых далеко не все
явдяются ерегиками, чувствуют себя обязанными дать строгую оценку поведению Кирилла
во всей этой истории, а тем самым — и всему Собору; и даже «опорочить» их». Бытует
мнение, что Камело и сам склоняется к такому же выводу, поскольку он приводит веские
аргументы в пользу Собора Нестория и Иоанна и столь же веские — против Собора
Кирилла, сомнительность и безнравственность которого «совершенно очевидны». Далее он
пишет: «Присутствия римских легатов достаточно, чтобы признать за Собором Кирилла
вселенский характер, которого не имел синод восточных епископов. Таким образом, в
единстве с папой пребывал Собор Кирилла, а не Собор Иоанна».
Итак, в очередной раз, как тысячекратно случалось в истории, оказывается: нужно
просто действовать заодно с папой, и неправое тут же станет правым. И все же Камело
пишет, что многие называют этот Эфесский Собор «разбойничьим» — ничуть не лучше, чем
«Разбойничий синод» 449 г. в том же самом Эфесе. А Хорст Дальмейр/ Horst Dallmayr в
своей книге «Четыре великих Собора», вышедшей в католическом издательстве «Кезель»,
говорит об этом собрании: «фиаско», «самый досадный Собор в церковной истории» — хотя
присутствовавшие на нем папские легаты сочли, «что все происшедшее соответствовало
канонам и церковным правилам76.
Сегодня в Эфесе сохранилось лишь несколько христианских памятников, прежняя
соборная церковь лежит в руинах, а в Измире, самом крупном городе в округе, на 450 тысяч
жителей приходится около 2 тысяч христиан77.
«СОЮЗ», ПОЧТИ НЕВЕРОЯТНАЯ ТОРГОВЛЯ ВЕРОЙ И МОШЕННИЧЕСКАЯ
ПРОДЕЛКА КИРИЛЛА С МОНАХОМ ВИКТОРОМ
Но когда ветер вновь переменился и весь Восток захлестнули протесты, Кирилл, чье
золото и ловкость одержали победу, ради своего положения отказался от всех теологических
воззрений, которые он отстаивал в Эфесе. Оба синода, несмотря на то что папа Целестин уже
в марте 432 г. неоднократно поздравил Собор с успешной работой, на самом деле разошлись
абсолютно не примиренными. После некоторых колебаний, Кирилл уже в 433 г, пошел на
догматическую капитуляцию. Он отказался от существенной части своих определений и
подписал символ веры, который и Несторий принял бы в большей части, если не целиком. В
формуле унии Кирилл теперь признал различие между человеческими и божественными
свойствами Христа, прежде им отрицавшееся, и стал сторонником типично двусмысленной,
компромиссной формулы: Христос есть истинный Бог и истинный человек в «неслиянном
единстве», а как следствие: Мария — Богоматерь. «В конце концов это подписал бы и
Несторий» (Галлер/ Haller). Да, ныне даже для считающего себя христианином Хорста
Даймейра/ Horst Dallmayr «осталось не так много людей; сомневающихся, что Несторий этот
символ унии подписал бы от всего сердца. У него просто не было такой возможности, так
как никто не представил ему это на подпись». Формула унии слово в слово совпадает с
текстом письма-протеста» против «Анафематизмов» Кирилла — знакового документа,
который составил, вероятно, Феодорит Кирский и который антиохийские сторонники
Нестория еще в 431 г. приняли в Эфесе и направили в адрес императорского двора. «Радуйся,
небо, ликуй, земля», — взывает теперь Кирилл к Иоанну. В качестве ответной услуги за
Кириллову подпись, антиохийцы теперь признали законность рукоположения нового
Константинопольского патриарха Максимиана (на чем продолжал настаивать Кирилл,
поскольку именно это было для него самым важным) и признали — что Зееберг/ Seeberg
уподобляет «моральному самоубийству» — анафему его предшественнику Несторию.
При этом, они учили тому же, что и Несторий! Уже на обратном пути из Эфеса, на двух
синодах — в Тарсе и в самой Антиохии — они с негодованием заклеймили Кирилла как
аполлинариста (это слово, используемое ими как ругательство, весьма часто в полемических
посланиях) и отлучили от церкви св. учителя церкви вместе с его приспешниками. Епископ
Александр из Иерополя продолжал настаивать на опровержении Кирилловых
анафематизмов, а оппозиционеры во главе с епископами Элладнем из Тарса и Евферием из
Тианы требовали от нового папы Сикста III осуждения александрийца. От Иоанна отпали
целые провинции. Но Феодосию не нужен был поповский спор. Он привлек к делу Симеона
Столпника, святого, над которым многие потешались в старое и новое время (Гиббон,
Теннисон, Галлер). Этот высоко чтимый церковью святой простоял сначала семь лет на
маленьком столбе, а затем тридцать - на большом. Предполагается, что он вырвал из
«идолопоклонничества» целые племена и, вообще, сотворил такое количество невероятных
чудес, что даже для католиков это граничит с «неправдоподобием» (Ветцер/ Велье // Wetzer/
Welte). Однако против клира Симеон, столь щедрый на чудеса и видения, что его даже
преследовали коллеги-монахи в монастыре Теледы, оказался бессилен. Даже когда трибун и
нотариус Аристолай, специальный уполномоченный Феодосия, присланный в Антиохию,
потребовал осуждения Нестория и всех его трудов, ориенталы продолжали сопротивление на
синоде. Лишь после обращения патриарха Иоанна к «светской власти» и решительного
вмешательства императорских чиновников, сирийский епископат подписал анафему
Несторию, за исключением сплотившегося вокруг епископа-несторианца Александра из
Иерополя незначительного меньшинства, члены которого были разжалованы и по
инициативе патриарха сосланы в Египет. Коррупция и сила вновь одержали верх. Иоанн же,
в 431 г. вместе со всеми своими прелатами сместивший Кирилла в Эфесе, теперь писал:
«Низложив Нестория, мы выразили согласие (с правоверными епископами в Эфесе)!»78
Это был почти невероятный торг между патриархами Кириллом и Иоанном,
впоследствии получивший название «уния». К нему приложили руку и два папы: Целестин I,
а после его кончины — Сикст III, который с самодовольством, граничащим с цинизмом,
писал Иоанну: «Исход этого дела показал Тебе, что значит быть с Нами заодно». В память об
Эфесском Соборе этот папа украсил перестроенную им церковь Сайта Мария Маджоре
мозаичными изображениями Мадонны.
Многие епископы вне сферы влияния Кирилла резко нападали на него, например,
епископ Суксенсий из Диокесарии или Валериан из Тарса. Даже часть его приверженцев,
среди которых был и ближайший сподвижник Акакий из Милитены Армянской, антипод
Нестория, были настолько возмущены, что Кириллу пришлось выслушивать упреки, давать
объяснения, в общем, страшно и беспардонно изворачиваться, чтобы не лишиться всех своих
сторонников. Тем временем Иоанн, связанный с Несторием давней дружбой, оказался
предателем. И вообще, антиохийцы все больше оказывались обвиняемыми, в то время как
Кирилл и Александрия, как центр силы, торжествовали. Вскоре после того Феодосии II и
Валентиниан III распорядились о сожжении всех трудов Нестория. «Посмотри же,
возлюбленный брат мой, — так расхваливал «всемилостивейших и всехристианнейших
императоров» папа Сикст, обращаясь к антиохийскому патриарху, — с какой чуткостью они
посвятили себя делу религии; они неустанно размышляли и не думали ни о чем мирском,
пока не потрудятся довольно во имя небесного... Они посвятили себя делу Того, кто никогда
не отказывался потрудиться во благо их Империи. Они знают, что усердствуют для Того, кто
вернет с щедрыми процентами. О том следует петь нам хвалу, что мы свидетели союза
земных владык с Царем небесным».
Трон и алтарь! «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за это я дам
тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу персов!»
Так восклицал Несторий уже в своей первой проповеди. Тем временем, он сам оказался
«еретиком» — и сокрушен. За исключением существующей в сирийском переводе «liber
Heraclidis» («Кмиги Гераклида»), от него уцелели, в основном, фрагменты, хотя сам он и не
был «несторианцем» и вовсе не выступал против формулы, которую вскоре провозгласили в
Халкидоне как правоверную. До самого конца он заявлял о своем «правоверии» — уже его
современники говорили о «трагедии Нестория». И по сей день не доказано, что он был
«еретиком». Видные исследователи пытаются оправдать его. Историк догматики Рейнольд
Зееберг/ Reinhold Seeberg, толкуя убеждения Нестория по «Книге Гераклида», в которой,
кроме язвительной критики Кирилла, присутствует и собственная позиция Нестория,
приходит к выводу: «На деле в этом учении нет ничего «еретического»... В конечном итоге,
оно полностью совпадает с Львом и выводами Халкидона. Разница лишь в том, что
последние ограничиваются общими обвинениями и утверждениями, в то время как Несторий
столь же добросовестно опровергает своих противников, сколь и развивает свои собственные
воззрения. Вряд ли является преувеличением, когда его книгу называют самым
значительным и мудрым опытом разрешения христологической проблемы в истории ранней
церкви». Насколько «еретическим» было его учение, пишет католик Франзен/ Franzen, «по
сей день остается неясным». Прежде всего потому, что на этой стороне редко признаются в
тяжких заблуждениях и преступлениях.
Но несториане, теперь открыто гонимые, толпами бежали в Персидскую империю. Там,
где их принимали хорошо, они еще больше ослабляли и без того слабый католицизм. В 485 г.
главы обеих церквей — несторианец Барсум из Нисибиса и католик Бабуе из Селевкии —
отлучили друг друга от церкви. В том же году Бабуе был казнен. А несториане, после Собора
в Селеквии (486 г.) официально отделившись от католиков, существенно расширили сферу
своего влияния. Их острая полемика с монофизитами привела к новому противостоянию.
Тем не менее они продолжали расширяться. На рубеже V—VI вв. они достигли Цейлона и
тюркских народов Центральной Азии. В VII в., продвигаясь вдоль Великого шелкового пути,
они достигли Китая, где христианство терпели почти два столетия. Многие, как пишет
католикос Тимофей I (780— 823 гг.), «взяв с собой только посох и суму, пересекли моря и
достигли Индии и Китая». В XIV в. монгольские завоевания предопределили стремительный
и глубокий откат. В XVI в. многие несториане, так называемые халдеи и малабарские
христиане, присоединились к Риму, В XVII в. многие несториане стали монофизитами
(яковитами). Но еще и в XX в. в Ираке, Иране и Сирии сохранилась (небольшая) церковь
несториан. Свыше 100 тысяч несториан живут в Курдистане, около 5 тысяч — в Индии и 25
тысяч — в США. Но Несторий продолжает оставаться проклятым Богом «еретиком», в то
время как уже Собор в Халкидоне чествовал Кирилла как второго Афанасия и увенчал его
титулом «защитника ортодоксальной и безупречной веры»79.
В действительности святой был страшно хитер, как, без сомнения, и очень многие
другие князья церкви, которые между тем не становятся святыми, а тем более учителями
церкви. Этот «защитник веры» с исключительной ловкостью борьбу за устранение своего
противника представлял борьбой за веру, а не за власть. Теперь же, когда он добился власти,
оказалось, что вера не так уж и важна. Еще недавно он грозил Несторию словами Господа:
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»,
теперь же, после сокрушения Нестория, весной 433 г. он признается Иоанну Антиохийскому,
что «помнит слова Господа: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». Ведь и его учили
молиться: «Господь, Боже наш, даруй нам мир, ибо так Ты даруешь нам все». Вот он все и
получил!80
Все, что было прежде — не в счет. Так же думал и Иоанн, писавший Кириллу: «Что
касается причин этих разногласий, то сейчас, в мирное время, нам не стоит останавливаться
на них. А Кирилл вторит ему: «Не стоит разбираться в том, каким образом возник раскол.
По-моему, более уместно думать и говорить о том, что актуально в мирные времена». И
теперь он очень быстро «и окончательно убедился в том.*, что раскол был абсолютно
необоснованным, а потому и ненужным». И с точки зрения веры, теперь все в порядке.
Получив от «возлюбленного брата и товарища по служению Иоанна» поздравление с
«безупречным символом веры», он в ответ на эти «святые слова» может только
«констатировать: мы думаем так же, как Вы. Ибо есть подин Господь, одна вера, одно
крещение» (Еф., 4,5)». Да, теперь все идет как по маслу. Кирилл, великий борец за веру и
защитник ортодоксии, уже больше не настаивал на формулировках александрийской школы.
Он принял формулу веры более умеренной антиохийской христологии. У него вдруг
обнаружилась «высокая степень толерантности» (католик Эрхард/ Ehrhard). А нытики,
критиканы, «непонятливые», «еретики», преисполненные «глупостью» и «небылицами», все,
кто «привык ставить все с ног на голову», «извращать» Святой Дух, все, кто «жужжат
подобно диким осам и говорят обо мне злые слова» — все они «должны быть осмеяны», им
«необходимо заткнуть рот». «Их следует усовестить»81.
Торг об унии показывает, как мало значила вера для учителя церкви Кирилла. Ведь
даже пелагианским спором, который не имел отношения к его жажде власти, он вряд ли
интересовался, в то время как папа Целестин (который в деле Апиария не смог добиться
победы над католическими епископами Африки) преследовал пелагиан в Галлии и Британии,
и вплоть до края тогдашнего мира — до Ирландии, пока сам «не почил в бозе»
(Грене/Grone)82.
Таким же мошенничеством, как «торг об унии», но, если угодно, меньшего масштаба,
был трюк с монахом Виктором.
Виктор по всей видимости, аббат — был одним из обвинителей Кирилла из «кучки
дерьма Александрии», чьи жалобы послужили поводом для созыва Собора. Он был наиболее
опасен, так как пользовался особым уважением. Его обвинения против Кирилла были
опровергнуты в Эфесе. И теперь, после Кирилловой победы, Виктор опасался за свою жизнь.
С другой стороны, и Кирилл опасался авторитета и учености монаха, который импонировал
даже императору. Теперь Виктору пришлось сделать заявление, будто бы он никогда не
обвинял Кирилла. Эту чудовищную ложь он подкрепил клятвой, после чего ему было
разрешено вернуться в свой александрийский монастырь. А Кирилл, святой учитель церкви,
не только притворился, что поверил клятве, но и в своем собственноручном оправдательном
письме разыграл эту подкрепленную клятвой ложь, «как сильнейший козырь» против
императора. Он заявил, что Виктор был оклеветан, так же как и сам Кирилл. Виктор никогда,
мол, не обвинял Кирилла, своего патриарха. Так они оба оказались безупречны83.
Благодаря Эфесскому Собору, александриец добился огромного триумфа, не столько
теологического, сколько церковно-политического — ради чего все и затевалось. «Значение
собора, — подчеркивает Генрих Крафт/ Heinrich Kraft, — в том, что в результате он привел к
однозначному осуждению Нестория, а внесению ясности в христологический догмат он
способствовал в незначительной степени». Это была победа, прежде всего, над патриархом
Константинополя, столицы Империи, но одновременно и над правительством, которое
поначалу благоволило Несторию. Патриархат Александрии, со времен Афанасия
находившийся на подъеме, теперь достиг вершины своего расцвета. Кирилл стал
руководителем церкви Востока и даже возвысил «свою мирскую власть в Египте над
властью тамошних представителей императора» (Острогорский/ Ostrogorsky)84.
СВ. КИРИЛЛ — ГОНИТЕЛЬ ЕРЕТИКОВ И ИНИЦИАТОР ПЕРВОГО
«ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РЕШЕНИЯ»
Все вопиющее властолюбие этого святого — типичное для католицизма в целом —
удовлетворяется под предлогом борьбы за веру. Причем опусы Кирилла, сохранившиеся не
полностью, занимают десять томов Patrologia Graeca*. Больше сочинили только Августин и
Иоанн Златоуст, Кириллу постоянно мерещится, что «церкви Бога» угрожает «множество
ересей», «проклятые и безбожные учения» иноверующих христиан — «безбожников»,
которые «очень скоро будут низвергнуты в бездну преисподней», в «силок смерти», если они
— чему он способствовал — не «примут позорный конец уже в этой жизни». Утомительный,
оглушающе-хаотичный поток его ругательств становится понятным только на фоне его
одержимости властью. Политику дьяволизации всех иноверующих христиан, характерную
уже для первых веков (кн. 1, гл. 3), он проводит, пожалуй, даже в больших масштабах, вторя
своему пресловутому предшественнику и учителю — св. Афанасию, «нашему благому и
достославному отцу», которого ему, правда, удалось перещеголять в жестокости, но не в
твердолобости. В стилистической же немощи они были, по меньшей мере, равны. Даже в
католических кругах, что не случайно, в языке и манере изложения Кирилла находят «не
много привлекательного». Его слог называют «тусклым, расплывчатым, рыхлым и
перегруженным» («Библиотека отцов церкви»/ «Bibliothek der Kirchenvater»). А Алтанер/
Altaner и Штюбер/ Stuiber полагают, что «в литературном отношении его труды не многого
стоят» — и это еще мягко сказано.
* Patrologia Graeca (лат.) — Греческие отцы Церкви. (Примеч. ред.)
Кто не хочет того, чего хочет он, может быть только «еретиком». Тому он приписывает
«непонимание»; «гигантское», «безмерное невежество»; «ошибочные представления и
испорченность» — ибо тот, кто учит иначе, всегда аморален. Ему он приписывает нарушение
моральных норм», «греховность», «безумие», «фиглярство и пустую болтовню»,
«предельную глупость». Такие люди — «в высшей степени преступны», они «путанники и
клеветники до мозга костей». Они «как бы опьянены или одурманены», они разложились на
«дурных дрожжах», они «больны тяжким недугом незнания Господа», они преисполнены
«безумием» и учениями «дьявольского происхождения». «Они искажают унаследованную
нами веру, следуя выдумкам новоявленного дракона» — имеется в виду Несторий85.
Как и подобает святому, Кирилл просто не в силах остановить поток своих проклятий.
И, разумеется, он требует, на этот раз обращаясь к императору: «Итак, долой блевотину этих
людей...» «Долой всю болтовню и пустые разговоры, все безумие и всю ложь пышных
фраз!» Как и Несторий, восклицавший в своей первой проповеди, обращаясь к императору:
«уничтожь со мною еретиков...» и в мае 428 г. добившийся эдикта против всех «ересей»,
Кирилл считал само собой разумеющимся, что долгом правителя является истребление
«еретиков». Ибо, грозит он, потрясая Ветхим Заветом, «если они не обратятся — сверкнет
меч Господа». Господь был не только императором, прежде всего, Господь был Кириллом.
Сразу после своего избрания епископом 17 октября 412 Г; он резко выступил против
дотоле терпимых и вполне «правоверных» новациан. Своей исключительной нравственной
строгостью они не могли импонировать как раз Кириллу. Открыто противодействуя
императорскому наместнику, он приказал закрыть их церкви, их самих изгонять, а их
имущество, в том числе и личное имущество новатианского епископа Феопемпта, в
нарушение имперского закона, было им прикарманено. «Библиотека отцов церкви»
прославляет Кирилла за то, что он нанес «смертельный удар» многим сектам, разумеется —
«пером», по мнению составителей, его «главным оружием». «О, безумие!» — вновь и вновь
восклицает он. «О, невежество и безумие помыслов». «О, бабьи мозги и расслабленный
разум, который в состоянии только лепетать...» Да, у «еретиков» — лишь «безбожные
выдумки», «мерзкие басни» и «чистейший бред». Они постоянно пребывают на «вершине
порочности». «Их глотки, воистину, разверстые могилы... на их губах гадючий яд». «О,
опьяненные, отрезвитесь от своего дурмана!»**
Кирилл преследовал и мессалиан (от сирийского: msalyane — молящиеся), которых погречески называли евхитами, или энтузиастами. Эти аскеты, в большинстве своем, повидимому, из простонародья, с длинными волосами и одетые во власяницы, избегали труда и
старались служить Христу самоотречением и абсолютной бедностью. При этом они
приветствовали, что особенно не нравилось католикам, совместное проживание мужчин и
женщин, как выражение «братства». И хотя они были осуждены ранее, Кирилл настоял на
том, чтобы в Эфесе еще раз были прокляты их учение и практика и тем самым загнал их в
подполье. Разумеется, они подвергались гонениям и со стороны других.
Константинопольский патриарх Аттик (406—425 гг.), которого хвалил папа Лев I, а
греческая церковь чтит как святого (поминается 8 января и 11 октября), призывал епископов
Памфилии изгонять мессалиан, как паразитов и мышей. Антиохийский патриарх Флавиан
изгоняет их из Эдессы и всей Сирии. Епископ Амфилохий Иконийский подвергает их
гонениям в своей епархии, равно как и епископ Летой из Милитены, сжигавший их
монастыри — «разбойничьи логова», по определению отца церкви епископа Феодорита. Тем
не менее мессалиане возродились в средние века в богомильстве87.
Всякий раз, когда Кирилл вступает в борьбу, на одной стороне образуется — что
характерно для церковной политики двух тысячелетий — бездна заблуждений, безумия,
глупости и одержимости. А на другой — он сам, т. е. безупречная правоверность. И его
«мудрое и разумное изложение не может быть оспорено ни по одному пункту», как скромно
аттестует он самого себя. Он и его сподвижники всегда в числе тех, кто утвердил свою веру
на несокрушимой скале и сохранил благочестие до конца... Они смеются над бессилием
противников. «С нами Бог...». Здесь всегда сияет «свет истины», а там — все преисполнено
«неразумием и заблуждениями», там проповедуют «как бы во сне и под дураманом», там не
знают «ни Писания, ни силы Господа! Так одумайтесь же, очнитесь от своего дурмана...»88.
«Самым ярким свидетельством его благородных помыслов, — прославляет Кирилла
вышедшее при Гитлере очень большим тиражом и с церковного разрешения к печати
«Специальное издание», — служит то, что и в борьбе он стремился соблюдать заповедь о
любви к ближнему и, смирив свою врожденную резкость, не потерял самообладания даже
перед лицом самой подлой злобы своего противника». Ведь и одному из новейших
исследователей этот святой представляется «ученым, человеком интеллектуального склада»,
а его борьба против «ересей» — «достаточно сдержанной» (Жуассар/ Jou-assard). По крайней
мере, на фоне его борьбы с язычниками иди, например, евреями!89
Патриарх Кирилл, сокрушаясь, что евреям не достает «понимания тайны» христанства,
и говоря об их «болезни» и «духовной слепоте», называя их «распявшими», «убийцами
Бога», обращается с ними в своих трудах «еще хуже, чем с язычниками» (Жуассар). В
отличие от большинства старых отцов церкви (кн.1, гл. 2), он наносит им удары не только на
литературном поприще. Уже в 414 г. сей «чрезвычайно активный» муж, этот «цельный
характер» (католик Даниель-Ропс/ Daniel-Rops) экспроприировал все синагоги Египта и
превратил их в христианские церкви. В Палестине, в свою очередь, евреи также
подвергались все большему давлению. Их синагоги сжигались фанатичными монахами.
Когда же Кирилл вызвал руководителей многочисленной еврейской общины Александрии и
разразился угрозами, евреи якобы ответили насилием и ночной резней, что - по состоянию
источников — нельзя ни подтвердить, ни аргументированно опровергнуть. Во всяком
случае, теперь этот святой, не имея на то полномочий, лично возглавил огромную толпу,
штурмующую синагогу. Она была разрушена, имущество евреев было захвачено, едва ли не
как военные трофеи, а сами они, вместе с женщинами и детьми, были изгнаны. Не менее 100
тысяч человек, а возможно и двести, ^ без пожитков, без пищи. Изт-нание было тотальным,
так что существовавшая уже свыше 700 лет еврейская община Александрии, крупнейшая в
диаспоре, прекратила свое существование. Это стало первым «окончательным решением» в
истории церкви. «Возможно, этот поступок Кирилла, говорится в «Библиотеке отцов
церкви», — не свободен от бестактности и насилия».
Наместник императора Орест немедленно пожаловался в Константинополь, и тогда в
Александрию примчалась орда Кирилловых монахов-пустынников, «уже издалека почуяв
запах крови и ханжества» (Бьюри/ Вигу), Они поносили Ореста, крещенного в
Константинополе, как идолопоклонника и язычника, и учинили насилие: пущенный камень
пробил ему голову. И не вступись за него народ — он мог бы погибнуть. Совершивший
покушение Аммон умер под пытками, а Кирилл воздал ему почести мученика, каковым его
считали далеко не все христиане. В одной из своих проповедей он восславил монаха и 3
февраля 418 г. повелел увеличить численность своего штурмового монашеского отряда до
600 человек, несмотря на то, что императорский указ от 5 октября 416 г. сократил ее до 500
человек90.
Смерть «мученика», соответственно, повлекла за собой убийство Ипатии.
В ходе беспорядков в Александрии в марте 415 г., которые, по Лакарьеру/ Lacarrtere, не
только произошли с согласия Кирилла, но и были спровоцированы им, была зверски убита
Ипатия, известный всему тогдашнему миру и высокочтимый языческий философ, дочь
математика и философа Теона, последнего из известных нам руководителей
александрийского университета «мусейон»*. Учеником Ипатии был отец церкви епископ
Синесий из Кирены, который в письмах величает ее «матушка, сестрица и учительница»,
«возлюбленный Богом философ». Среди ее слушателей были и христиане. Например, с ней
любил общаться — к вящей досаде Кирилла — и praefectus augustalis** Орест. После того
как патриарх распалил народ, в своих проповедях клеймя Ипатию как колдунью и
распространяя о ней клеветнические слухи, на нее предательски напали монахи Кирилла под
водительством клирика Петра, затащили в церковь Каисарион, сорвали одежду и буквально
искромсали осколками стекла, а ее расчлененное тело было публично сожжено — «первая
отмеченная в истории охота на ведьм» (Тисе/ Thiess)91.
* «Мусейон» (греч.)— основанная Птолемеями в III в. до н. э. в Александрии научное
учреждение. (Примеч. ред.)
** Praefectus augustalis (лат.} —наместник императора. (Примеч. ред.)
Более того, заодно начали преследовать и язычников: А патриарх Кирилл всеми
рассматривался как «духовный отец преступлений» (Гюльденпеннинг/ Gulden penning). Даже
вышедший в 1970 г. (с Imprimatur) сборник «Реформаторы церкви» пишет о нем, как об
одном из величайших католических святых: «Он, по крайней мере (!), морально ответственен
за подлое убийство благородной язычницы Ипатии». Ведь и христианский историк: Сократ,
который на фоне своих собратьев больше других стремится к «объективности», сообщает,
что народ обвиняет в этом преступлении Кирилла и александрийскую церковь. «Итак, можно
быть уверенным, что благородная и высокообразованная женщина была самой знаменитой
жертвой фанатичного епископа» (Тиннефельд/ Ttnnefeld). У язычества в Египте били гораздо
более сильные, чем принято думать, позиции. В так называемом народе были большие
языческие группы, в высших слоях, особенно среди интеллигенции, встречались
выдающиеся личности, настроенные антихристиански92.
Язычники, с которыми он боролся так же, как его предшественник и дядя Феофил, для
Кирилла в принципе ничем не отличались от евреев. Они должны быть «повержены», как
поверг их прославляемый Кириллом Осия, «который сжигал идолопоклонников вместе с их
рощами и алтарями, искоренял все виды колдовства и гаданий и подавлял все уловки
дьявольского обмана». Кирилл не преминул добавить: «Тем самым он обеспечил своему
правлению признание и похвалу авторитетов; по сей день им восхищаются все, кто ценит
богобоязненность»93.
Однако этот святой преступник, человек, который, с одной стороны, утверждает, что
греческие философы все лучшее списали у Моисея, а с другой — сам часть своих
собственных излияний, в большинстве своем столь же скучных, сколь и напыщенных
(тридцать томов только «Против безбожника Юлиана» — ровно по десять томов на каждый
том книги Юлиана «Против галилеян»!), переписал у других; этот Кирилл, неоднократно
изобличенный во лжи, клевете на Нестория, огромных взятках, Кирилл, виновный в
экспроприациях в пользу церкви и в свою собственную, в ссылках, массовых жестоких
изгнаниях, в соучастии в убийстве, этот дьявол, который вновь и вновь доказывал,
выражаясь его собственным слогом, сколь «велик риск» «оказаться врагом Бога и,
отклонившись с пути долга, как-нибудь его прогневить» — уже вскоре прославляется как
«защитник истины», «пламенный поборник точности». Инициатор первого в истории
христианской церкви «окончательного решения», за которым последовали еще многие и
многие «окончательные решения», становится «благороднейшим святым византийской
ортодоксии» (фон Кампенхаузен/ v. Campenhausen), одним из ярчайших святых римскокатолической церкви, «doctor ecclesiae» и учителем церкви. Ведь даже после гитлеровского
уничтожения евреев он остается для католиков «в полном смысле этого слова,
добродетельнейшим мужем» (Пиней/ Pinay)! При этом, еще в XVI в. католик Л. С. Ле Ней де
Тиллемон с мягким и столь свойственным этой среде цинизмом иронизирует: «Кирилл —
свят, но нельзя сказать того же о его поступках». Кардинал Ньюманн, по всей видимости,
сбившись с толку, почему-то противопоставляет «внешние проявления» Кирилла его
«внутренней святости»94.
У одного из исследователей, некоего Геффкена/ Geffcken, вопреки его стремлению к
непредвзятости и попыткам «искать доброе в обоих лагерях», Кирилл «раз за разом вызывает
резкое» неприятие. Он находит у него: «фанатизм без подлинной, не говоря уже яркой,
страсти; ученость без глубины; усердие без скрупулезности, неуклюжую задиристость без
диалектического навыка и, в конечном счете — отсутствие честности в борьбе...» Таково
мнение не только Геффкена, но, пожалуй, почти всех некатолических историков^ и оно не
беспричинно95.
Когда великий святой умер, весь Египет вздохнул с облегчением. В письме, возможно,
апокрифическом, но приписываемом отцу церкви Феодориту, отражено всеобщее
облегчение: «Наконец, наконец-то он умер, этот скверный человек. Его кончина обрадует
переживших его, но мертвецам не позавидуешь»96.
О том, какие люди окружали патриарха, подробнее рассмотрим на одном примере.
НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ ШЕНУТЕ ИЗ АТРИБЫ (ОК. 348—466 ГГ. !)
Шенуте (на языке жителей Саиса: сын Бога) находился в свите Кирилла на Эфесском
Соборе, где ему суждено было «сыграть выдающуюся роль» («Энциклопедия теологии и
церкви»/ «Lexikon fur Theologie urad Kirche»). Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте нередкое начало большой христианской карьеры. Он довольно рано попал в Белый
монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так
рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал
настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь,
и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь. Но даже Иоганн
Лейпольдт/ Johann Leipoldt, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего
героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он,
«наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников».
Лейпольдт говорит о «сильном герое», который «столь же скор на кулак, как и на язык...»
Шенуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни откровенного обмана, ни
убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие
«проступки»: смех или улыбку — десятилетиями варварски истязать, а то и забить до
смерти. Для описания подобных случаев Виза в своей «Жизни Шенуте» регулярно
пользуется одной и той же фразой: «...земля разверзлась, и богохульник живым рухнул в
ад»97.
Истязания особенно популярны у теократических групп. Избивали не только во имя
«улучшения» или укрепления собственного «авторитета», но и для магического очищения и
устранения вредных миазмов. Уже в иудейском религиозном праве существует телесное
наказание, но не более 40, а затем и 39 ударов палкой. (Египетским правом разрешалось 100,
а греческим — 50 и 100 ударов.) В христианские времена порка сохраняется и применяется
часто; правда, теперь при определении Меры наказания, что примечательно, учитывается
социальный статус наказуемого! Порка применялась и в качестве епитимьи. Так,
Шестнадцатый синод в Толедо (693 г.) распорядился за идолопоклонничество или блуд
наказывать лиц низкого сословия ста ударами, однако минимум с V по XIX вв. порке
подвергали не только простых мирян, но и самих священников. Постоянно и особенно
изощренно применялись телесные наказания в монастырях. Еще Жан Поль/ Jean Paul писал:
«Католического послушника доколачивали до монашества»98.
Шенуте, впадавший то в экзальтацию, то в глубокую депрессию, каждую мелочь
фиксировал на бумаге, любую ерунду возводил в ранг государственного преступления. При
этом его интересовало «не исполнение важных монастырских правил, но исполнение ело
воли как руководителя»99.
Правда, временами он осознавал всю жестокость своего правления и признавался, что
Господь советует ему «прекратить эту большую войну». Он дает обет править мягче и
предоставлять грешников суду небесному. Но подобные порывы редки. Как предполагает
Лейпольдт, он действует жёстко, возможно, еще с большей беспощадностью, нежели это
предписывалось монастырским каноном. В любом проступке надлежало признаться.
Доносительство поощрялось и даже вменялось в обязанность. Он собственноручно избивал
монахов, так что они часто корчились на полу от боли. Когда один из них скончался от его
побоев, Шенуте нашел себе софистическое, вернее, христианское оправдание. Бенедектинец
Энгбердинг/ Engberding называет его «натурой, прекрасно сознающей свое положение».
Шенуте —святой коптской церкви (поминается 7 абиба, т. е. 1 июля)100.
Отношение Шенуте к тем, кто отрезал себе гениталии «ради очищения», также говорит
о его жестокости. Разумеется, сексуальные связи или рукоблудие подрывали строгость
затворничества. Монахам запрещалось беседовать друг с другом в темноте, а монахиня даже
на смертном одре не могла проститься с родным братом! Лекарю-монаху запрещалось
врачевать женщин, а также детородный орган мужчин. В результате, похотливые фантазии
цвели пышным цветом. И эти «прегрешения» постоянно фигурируют в реестрах грехов
Белого монастыря. Тех же, кто, «желая очиститься», отрезал свой пенис — что церковь, при
всем ее безумном стремлении к целомудрию, запрещала ~- святой, ничтоже сумняшеся,
выбрасывал за пределы монастыря. «Положи их, истекающих кровью из ран, на ложе и
вынеси на дорогу... Пусть они станут (устрашающим) примером для всех прохожих». Совсем
уж немилосердным он, правда, не был. Во всяком случае, он позволяет — это всего лишь
разрешение, но отнюдь не правило — этим членовредителям во имя исцеления души
околевать не прямо под стенами Белого монастыря. Ибо, «если ты хочешь этого во имя Бога,
то передай этих их родственникам, дабы они не умирали рядом с нами...»101
Лишь монахинь аббат не избивал лично — видимо, боялся искушения. В этих случаях
его замещал постоянный уполномоченный некий «старец». И «мать-аббатиса»,
настоятельница монастыря, обязана была ему, «отцу», сообщать обо всех нарушениях, после
чего он назначал количество ударов. Лишь послушниц можно было пороть в любое время, не
испрашивая его согласия. В обоих монастырях, как и во всех остальных, были и дети, хотя
об их пребывании там известно не более того, что их телесным наказаниям отводилось
«большое значение»; «в Белом монастыре дети всегда пользовались преимущественным
правом быть битыми». Их горестное существование в христианских монастырях заслуживает
основательного изучения. Равно как и судьба детей в нынешних «христианскрс» приютах!102
О побоях, которые аббат Шенуте назначал монахиням, сообщается в своеобразном
письме, сохранившемся в литературе коптского монашества: «Феное, дочери Апа Гермефа, о
которой вы нам вначале сообщили, что она совершила дурные преступления и украла —
тридцать ударов палкой.
Сестре Апа Псироса, о которой вы нам вначале сообщили, что она тайно унесла нечто
— двадцать ударов палкой.
Софии, сестре младшего старшины, о которой вы нам сообщили, что она упрямо и
беспричинно спорила с теми, кто ее наставлял, и многими (другими), и дала пощечину или
ударила по голове старшую — двадцать ударов палкой.
Дшенбиктор, сестре младшего Иоанна, о которой вы нам сообщили, что ее помыслы и
сознание несовершенны — пятнадцать ударов палкой.
Таесе, сестре младшего Пшаи, о которой вы нам сообщили, что она бегала к Сансно, в
дружбе и телесном влечении — пятнадцать ударов палкой.
Такусе, прозванной Ребеккой, чей рот научился лживым и самолюбивым речам —
двадцать пять ударов палкой.
Софии, сестре Захарии — десять ударов палкой. Мне ведомо за что.
А ее сестра Аполле тоже заслужила удары палкой. Но, во имя Господа и ради
покровительства, которым она пользуется, мы прощаем ей на этот раз как то запрещенное
общение, так и наряд, в который она обрядилась в тщеславном желании... Ибо я знаю, что ей
этого (ударов палкой) не вынести, поскольку она очень жирна и толста...
Софии, сестре Иосифа — пятнадцать ударов палкой. Мне ведомо за что.
Сансно, сестре Апа Гелло, которая говорит, что наставляет других — сорок ударов
палкой. Ибо иногда она, преисполненная дружбой, бегала к своей соседке, иногда же лгала о
тщетных, преходящих вещах, тем самым нанося вред своей душе, которой не стоит и весь
мир, а еще менее того картинка или чаша для питья или кубок, о которых она лжет.
Все эти (удары) нанесет им старец своими руками (то есть, лично) по их ступням. Они
же должны сидеть на земле, а староста и Тахом должны держать их ему, а вместе с ними
старшие женщины. А также те старцы... придерживающие их ступни до тех пор, пока он не
прекратит их наказывать, как и нам приходилось вначале делать с некоторыми. Тех же, кто
как-нибудь будет предатствовать ему, он должен, придя к нам, назвать. Мы наставим вас, как
с ними следует поступить. Если же он захочет нанести им больше ударов — хорошо, пусть
будет так. Но если он захочет нанести меньше - то ему решать. Если он хочет кого-то
отвергнуть — хорошо. Если же его сердце довольно некоторыми из вас, и он захочет на этот
раз простить... — хорошо»103.
Часто применявшемуся наказанию изгнанием, иногда предшествовали заключение и
порка. Но эти и другие чудовищные вещи теолог Лейдольдт оправдывает результатом:
«Успех налицо: Шенуте практически спас свой монастырь от опасности слишком
стремительного роста. Впоследствии к правилам и к их жестокости привыкли...»104
БОРЬБА СВ. ШЕНУТЕ С ЯЗЫЧНИКАМИ: РАЗБОЙ, РАЗОРЕНИЕ И УБИЙСТВА
Деятельность Шенуте не исчерпывалась интенсивным и широко применяемым битьем.
Его террор, главным образом, ассоциируется с искоренением язычества в Египте. В тех
краях, где уже Климент Александрийский считал, что люди, поклоняющиеся идолам, «хуже
обезьян» (ср. кн. 1, стр. 169), оно проводилось с конца IV в. в самых насильственных
формах105.
Истребительные походы всегда проходили под водительством епископов и аббатов, для
которых даже самые прекрасные Храмы были очагами заразы и оплотами дьявола. Самыми
ярыми разрушителями выступали «черноризые свиньи» — так греки называли монахов,
которые выглядели, как люди, но жили, как свиньи. Эти аскеты были прирожденными
разрушителями, а подавленные инстинкты лишь усиливали их агрессивность, к тому же
ряды их пополнялись всевозможными сумасбродами и несуразными личностями. Даже
происхождение наиболее выдающихся из них говорит о многом: Шенуте — пастух, Макарий
— контрабандист, Моисей — грабитель с большой дороги. Антоний — двоечник Их ученики
и единомышленники предпочли «антикультуру» и снискали уважение христианского мира,
не в последнюю очередь, благодаря тому, «что вышли на бой с дьяволом почти как
«профессиональные боксеры» (Браун/ Brown),106.
Взбудораженными ордами, зачастую в звериных шкурах, проносились они по стране,
опустошали храмы, сжигали и уничтожали шедевры искусства при малейшем подозрении,
что они представляют собой изображения идолов. С Тех пор как государственные чиновники
ослабили борьбу с язычеством, монахи взяли это дело в свои руки. Они всегда тут как тут,
если уничтожается древняя святыня, сжигается «еретическая» церковь или синагога, а также
— если запахнет деньгами. Толпы жаждущих добычи дотла опустошали заподозренные в
неверии поселения. «Монахи совершают множество преступлений», — отважился
пожаловаться епископу Амвросию император Феодосии I и 2 сентября 390 г. приказал
выслать их из городов (впрочем, 17 апреля 392 г. император отменил свое распоряжение). Не
исключено, что он вспомнил об одном тексте Либания, высокочтимого, убежденного
язычника (от которого сохранилось множество речей и более полутора тысяч писем, которые
делают его одной из наиболее понятных нам личностей в античности). Этот текст посвящен
монахам, которыми столь пылко восхищались христиане: «Они сжирают больше, чем слоны,
и опустощают кубок за кубком», но наловчились скрывать свой образ жизни «искусственной
бледностью лица». Цтак, Либаний жалуется в 389 г. в своем послании императору «Pro
templis»*, что монахи, подобно диким потокам, проносятся по стране и опустошают ее,
разрушая храмы. «Они штурмуют святыни, о, император, хотя еще существует твой закон,
таскают за собой поленницы дров, вооруженные булыжниками и мечами, а то и без всего
этого, полагаясь лишь на свои руки и ноги. После этого, как если бы это добро было
бесхозным, они срывают крыши, валят стены, разбивают изображения богов и разрушают
алтари. Священнослужителям остается выбор между молчанием и смертью. Разрушив один
храм, они спешат ко второму, к третьему и, в насмешку над законом, хватают трофей за
трофеем»107.
* «Рго tempi is» (лат.) — «В защиту храмов». (Примеч. ред.)
На разрушение храмов требовалось государственное разрешение. Закон, дозволяющий
это на территории Сирии, был издан в 399 г., а на Западе, где римская аристократия все еще
хранила верность старой религии, храмы в том же году пребывали под защитой закона.
Однако в 407 r.f согласно основному закону, изданному при Стилихоне, все языческие храмы
в окрестностях Рима были конфискованы. На Востоке Феодосии II в 435 г. распорядился об
окончательном закрытии храмов, их очищении (от язычества) или разрушении. Однако это
надлежало делать без лишней шумихи (sine turba ас tumult и). А поскольку власти,
чиновничество и солдаты зачастую относились к язычеству более терпимо, нежели
дозволялось принятыми под давлением клира указами, этот клир, совместно с простым
людом, без всякого права на то, занимался стихийным разрушением храмов. Для описания
этого существует эвфемизм: «христианизация». На самом же деле это были «хрустальные
ночи»* античности. Хотя иезуит Гризар/ Grisar и пытается доказать, что «иногда или даже в
большинстве случаев это происходило в ответ на организованные язычниками беспорядки»,
В восточных провинциях, где христианство преобладало, а сопротивление язычников носило
«академический» (Джонс/Jones) характер, уже во второй половине IV в. все больше и больше
храмов разрушалось, причем фанатичные толпы нередко в кровь избивали староверующих.
Известно, что те по возможности отбивались. Но сведения об этом скудны108.
Террор был загодя подготовлен публицистически, в чем принимал участие и Шенуте.
В своих трафаретных пасквилях он осыпает оскорблениями «идолов» и
«идолопоклонников», почитателей деревяшек, камней, «птиц, крокодилов, диких животных
и домашнего скота». Он высмеивает зажигание огней и курение ладана (что и по сей день
практикуется в католицизме), но не для «богов», а — колоссальная разница — для Бога (и
его «святых»). При этом Шенуте применяет тактику, и по сей день популярную в
религиозных, особенно в католических, кругах: перед народными массами он клеветал грубо
и примитивно, разжигая ненависть и фанатизм, а в благородном обществе брал серьезный
тон и старался, как бы трудно ему это ни давалось, завоевать собеседников изысканными
манерами. «И поскольку Шенуте не испытывает к язычникам и отправлению их культов
ничего, кроме презрения, он восторженно приветствует ту кровавую войну, которую ведет в
его время христианская чернь против последних эллинистических жрецов» Он восхваляет
«справедливых правителей и полководцев», разрушающих храмы и низвергающих идолов.
Он радуется, когда статуи... уносят прочь. Ему по душе христианские частушки,
высмеивающие язычников и их храмы» (Лейпольдт)109.
* «Krtstallnacht» (йен.) — «хрустальная ночь»: название организованных фашистами
еврейских погромов в Германии в ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. (Примеч. ред.)
Шенуте, враг науки, яро ненавидевший эллинов, католический зилот*, громогласно
восхвалявший всех сильных мира сего, которые уничтожают храмы и статуи богов
(последнее, по крайней мере после убийства императора Юлиана, по мнению Функе/ Funke,
«стоит на повестке дня») этот «великий аббат» продолжал опустошать страну. Во главе толп
по-армейски вымуштрованных, хорошо распаленных и изрядно оголодавших аскетов —
мясо, рыба, яйца, сыр и вино были исключены, разрешался лишь хлеб и одна порция горячей
похлебки в день — он врывался в храмы, грабил их, громил и сбрасывал в Нил «идолов».
Однако все, что представляло ценность, что сулило деньги, уносилось в его монастырь. За
год до своей кончины якобы в возрасте 118 лет, он подверг подобному набегу один из
фиванских храмов. Но теолог Лейполедт не может не причислить к бесспорным «заслугам»
Шенуте то, что «после 450 г. в Верхнем Египте старым богам больше не поклонялись»110.
* Зилот {греч. zelotat — ревнитель) — представитель радикального крыла иудейских
повстанцев в Палестине в период Иудейской воины. (Примеч. ред.)
Святой неоднократно собственноручно упразднял храмы своей родины. «Пример его
архиепископа Кирилла вдохновил его на то, чтобы добиться больших успехов таким легким
и удобным способом», — пишет Лейпольдт и приводит в качестве примеров сожжение
языческого святилища в близлежащем Атрибе и храма в деревне Пнеуит (Плеуит).
«Язычники, видевшие его деяния, не смели защищаться. Одни бежали, «как лисы от волков».
Другие лишь умоляли: «Взгляните на наши святыни», что значило: пощадите святой храм.
Лишь немногие находили в себе мужество грозить Шенуте. Мол, если ваши претензии
обоснованы, вы можете обратиться в суд и там доказывать их. Действительно, в самый
последний момент и среди свиты Шенуте раздались голоса, призывавшие, быть может, из
страха перед возможными последствиями, пойти на мировую. Но Шенуте считал, что его
долгие позволяет ему прислушиваться к подобному. Сделав ставку на благосклонность
своего архиепископа и христианского правительства, он хотел во что бы то ни стало
завершить начатое дело. Он вынес из храма все, что только можно: священные светильники,
магические книги, жертвенные дары, сосуды для зерна, культовую утварь, освященные дары
и даже святые изображения богов. С этой богатой добычей он вернулся в монастырь.
Возможно, не без оснований Шенуте впоследствии упрекали в том, что он присвоил
храмовые сокровища с тем, чтобы обеспечить монахам приличный доход, если настанут
трудные времена. Вскоре дело приняло плохой оборот. Когда один из языческих
начальников прибыл в Антиноу, жрецы разграбленного храма пожаловались ему на Шенуте.
Если они надеялись, что чиновник-язычник встанет на их сторону, то они заблуждались. Они
упустили из вида, сколь сильна ненависть народа к ним и сколь велико почитание Шенуте.
Короче, утром в день судебного заседания Шенуте прибыл в Антйноу не один. Из всех
окрестных деревень и поместий стекались христиане, мужчины и женщины, столь
многочисленными толпами, что все дороги были забиты ими. Час от часу их становилось все
больше. Вскоре они заполонили весь город, значительную часть жителей которого еще
составляли язычники. И когда должно было начаться разбирательство, все собравшиеся
закричали как один: «Иисус! Иисус!» Восклицания толпы заглушали голос судьи. Процесс
был сорван. Шенуте же под громкие торжествующие возгласы был сопровожден в так
называемую Водную церковь, где он произнес страстную проповедь против язычников»111.
К прочим преступлениям: разбою, разрушениям, подстрекательству и выкачиванию
денег прежде всего у богатых землевладельцев-греков — присовокупилось еще и
убийство112.
При сожжении большого храма в Панополе был убит богатый предводитель язычников.
А поскольку аббат врывался в дома и других знатных лиц, чтобы порушить всевозможных
идолов и чертовщину и «очистить» местность, то убивали и там. После тога как Шенуте
однажды ночью в Ахмине нагрянул в дом только что уехавшего Гесия, разрушил и сбросил в
реку его «идолов», потерпевший пожаловался губернатору. «Жизнь Шенуте» так сообщает
об этом случае: «С тех пор как Иисус лишил его (Гесия) его богатств, никто о нем больше не
слыхивал». Видимо, это было обычной формулировкой для сообщения об очередном
убийстве, совершенном святым. И когда он, по его собственному признанию, вместе со
своими монахами разрушил часто посещаемую языческую статую в Ахмине, город
разграбил и поджег, а жителей вырезал, их постигла участь Гесия. Вот как говорит об этом
Шенуте: «Больше о них ничего не слышали, и после резни их прах развеял ветер...»
«Жесткий, суровый, горячий, но и пленительный, завораживающий характер», для которого
имела значение «только практика»: «повиноваться Богу и делать свою работу»
(Энциклопедия теологии и церкви/ Lexikon fur Theologie und Kirche)113.
В «Патрологии» Альтанера/ Altaner, еще одном стандартном католическитеологическом сочинении (с Imprimatur от 1978 г.), Шенуте фигурирует как «выдающийся
организатор египетского монашества», «самый значительный автор коптской церкви». Эрнст
Штейн/ Ernst Stein также восхваляет аббата как самого выдающегося религиозного деятеля
своего народа, как «культовую личность коптской литературы». Но добавляет к этому, что
«своим низким интеллектуальным уровнем и своей жестокостью, не чурающейся
собственноручного убийства, он дает нам мерило духовой нищеты своей нации»114.
ЕВТИХИАНСКИЙ СПОР
Через несколько лет после торга об унии (433 г.), этого чудовищного скандала,
Несторий, изолированный в пустыне, все еще бедствовал, а его врагов: бывшего друга, а
затем предателя Иоанна Антиохийского и св. Кирилла Александрийского — уже не было в
живых. Но противостояние продолжалось и привело к падению Александрии.
Монофйзитский спор, пришедший в V в. на смену арианскому, расколол церковь и
христианский мир еще глубже. При этом, монофизитские «еретики», приверженцы формулы
«Mia-physis» («одна природа»), в значительной степени имели право что само по себе
комично —- ссылаться на св. Кирилла, поскольку они повсюду «проповедовали ни что иное,
как Кириллову или александрийскую христологию» (иезуиты Грильмейер/ Вахт // GriUmeier/
Bacht). Таким образом, этот учитель церкви не так уж далеко отстоит от наиболее
распространенной на заре христианства «ереси» Востока. Некоторые исследователи даже
полагают, что он был ее наиболее авторитетным проводником115.
После Нестория патриарший трон Константинополя с 431 г. принадлежал «пустому
месту» Максимиану, с 434 г. — честолюбивому Проклу, трижды тщетно претендовавшему
на это место и. наконец, после его смерти в 446 г. — честному, но слабовольному Флавиану.
В Антиохии после кончины Иоанна в 442 г., в полном соответствии с традицией
клерикального непотизма, патриархом стал его племянник Домн, чьим советником был,
прежде всего, Феодорит, самый видный теолог тамошней школы, «правоверие» которого
было несколько шатким. После кончины Кирилла 27 июня 444 г. в Александрии правил его
преемник Диоскор. приверженец радикальной Кирилловой теологии, продолжавший
традиционную борьбу с Константинополем за власть. Швайгер/ Schwai-ger цишет, что он
был «безудержно честолюбив, беспощаден до жестокости и опирался на имперских военных
и боеспособные толпы фанатичных монахов». Диоскора католики почти единодушно
считают одной из самых прискорбных фигур V в. Однако не случайно, а вполне
закономерно/ что Кирилл именно его назначил своим архидиаконом и оказывал ему особое
доверие. Они были одним миром мазаны. Сюда вполне вписывается и то, что сразу же после
кончины Кирилла Диоскор обвинил своего покровителя в разбазаривании церковной казны,
конфисковал его наследство и исключил из александрийского клира многих родственников
Кирилла116.
В остальном, в своей борьбе против Константинополя Диоскор, как и Кирилл, сразу же
выступил против столичного патриарха и антиохийской теологии. Но в результате петлю,
приготовленную им для обоих своих противников, он затянул на собственной шее. Вероятно,
прежде всего потому, что не установил, подобно Кириллу, союз с Римом, понадеявшись, что
сможет одрлеть и Рим.
На стороне александрийца выступали две влиятельные личности Константинополя:
придворный евнух Хрисафий и архимандрит Евтихий.
С того момента как Хрисафию в 441 г. удалось добиться ссылки императрицы Евдокии
и нейтрализовать сестру императора Пульхерию, он руководил политикой Феодосия II. Но
могущественный евнух враждовал с патриархом столицы Флавианом. За свою помощь
Флавиану в избрании того патриархом, Хрисафий, вместо ожидаемого вознаграждения»
получил лишь освященный хлеб, который он немедленно отослал назад дарителю с намеком
на то, что у него имеется аппетит на золото. Третий союзник — архимандрит Евтихий,
уважаемый на Востоке настоятель большого монастыря под Константинополем и крестный
отец всемогущего евнуха. Блестящая троица стремилась ликвидировать унию 433 г. и
провозгласить пресловутые двенадцать анафематизмов Кирилла путеводной звездой
«истинной веры», в противовес бесстыдно торжествующей антиохийской теологии.
Патриарх Александрии Диоскор должен был при этом вновь обрести превосходство над
патриархом Константинополя Флавианом117.
Маневр был начат старым аббатом Евтихием.
Католики часто говорят, что он был слаб в догматике, а проще говоря — дурак от
теологии. Но в вопросах, касающихся Бога, одни знали и Знают ничуть не больше других. В
этих делах не помогут ни красноречие, ни изворотливость, ни отсутствие совести. Кто-то
может оказаться правым, но по причинам, не имеющим ничего общего ни с логикой, ни с
честностью, ни с хотя бы минимально достоверным знанием — действительно, откуда бы
ему тут взяться! Как бы то ни было, здесь нет ничего «научно обоснованного». Все висит в
воздухе, сплошной обман. Выражаясь словами Канта, «голая идея», «пустые поиски
наощупь, и, что самое прискорбное, при помощи пустых понятий». Существует ли что-либо
философски более постыдное, чем необходимость распространяться об этом? 118
И вот именем Евтихия называется вновь разыгрываемый теологический спектакль,
потрясший чуть ли не полмира — евтихианский спор, в ходе которого впервые распадется
традиционный альянс Рима и Александрии119.
Евтихий, монах с ранней юности, славившийся особым благочестием, был заподозрен в
«ереси». Папа Лев, который поначалу хвалил его за усердие, в конце концов пригрозил ему,
что «если он останется лежать в грязи своей глупости», то его постигнет судьба тех, чьи
«заблуждения» он разделяет. Дело в том, что Евтихий отказывался верить в «две природы
Христа после соединения». Он развил пропагандировавшееся александрийской школой
учение о соединении божественной и человеческой природ Христа до логического конца —
до их полного слияния, т.е. до монофизитства. Эта ветвь христологии восходит к
объявленному еретиком епископу Аполлинарию Лаодикейскому (ум. после 390 г.), который
в споре о соединии обеих природ в Господе ограничивал человеческую природу, что тогда
еще не заставляло ортодоксов бросаться на баррикады. Целый ряд трудов этого
«еретического» епископа можно было бы распространять, снабдив подписями
«правоверных» отцов церкви, что ныне теологу Генриху Крафту/ Heinrich Kraft
представляется фактом отрадным, который, помимо прочего, показывает «сколь мало даже
(!) древние понимали в том, о чем спорили с такой страстью»! И то сказать, не может быть
понято то, что пртиворечит всякому опыту и основывается на чистой фикции, то есть
вымысле. Короче, для обоснования единства личности Господа мо-нофизиты отрицают
полноту человеческой природы. Более умеренные «еретики» — после Воскресения, а
радикальные — с момента вочеловечивания. В этом, по их мнению, Его человеческая
природа отлична от нашей.
Если Несторий настаивал на разделении божественного и человеческого в Христе, на
отличии божественной личности от человеческой, то Евтихий проповедовал, что
божественное и человеческое в этой личности соединены неразрывно, что человеческое
растворилось в божественном — «одна природа после соединения», формула: «Mia physis»,
которую Евтихий заимствовал у св. Кирилла! Камело/ Camelot признает, что все
евтихианство «зиждется на непоколебимой верности формулировкам Кирилла и, прежде
всего — формуле об «одной природе». Монофизиты признавали в Христе после
вочеловечивания только одну, божественную природу (Mia kai mone physis). Таким образом,
Евтихий оспаривает человеческую сущность Христа. Он объяснял, что она была поглощена
божественностью, «подобно тому, как капля меда поглощается океаном воды». Против этого
выступили антиохийцы, опорочившие себя унией 433 г. Их новый патриарх Домн,
племянник и преемник Иоанна, направил императору протест против лжеучений и клевет
монаха Евтихия120.
Затем вмешался александрийский патриарх Диоскор I (444—451 гг.). Преемник св.
Кирилла, скромно называвший себя «императором Египта», принудил родственников своего
предшественника выдать накопленные тем богатства, хотя сам не отказывался от
стяжательства. Как и Кирилл, он завел «настоящую, и устрашающую, личную дружину».
«Даже (!) в моральном плане он был небезупречен» (Эрхард/ Ehrhard). Подобно Кириллу, он
имел при императорском дворе своих шпионов и клевретов. И так же, как Кирилл (а равно
как и многие другие епископы), для достижения своих политических целей он использовал—
каков курьез! — монашество: христианскую общность, обязанную своим возникновением
идее бегства от мира. Ведь в христианстве все изначальные «идеалы», рано или поздно,
превращаются в свою противоположность. Оберегаемый своей личной охраной, архиепископ
Диоскор, святой монофизитов, правил, опираясь на голую силу, и, при отправлении своего
духовного судопроизводства, при случае, прибегал к помощи наемных убийц. В результате,
его собственный клир, устав от его беспощадной тирании, обвинил его в желании править в
Египте вместо императора (Маркиана)121.
Вскоре патриарх вступил в полемику со своим антиохийским коллегой, которая
происходила в форме обмена посланиями и градус которой все время повышался.
Разумеется, за этим стояла застарелая конкуренция обоих патриархатов, тем более что на
троне в Константинополе сидел антиохиец Флавиан. Как писал, по поручению
антиохийского патриарха Домна, церковный историк епископ Феодорит Кирский: «Диоскор
постоянно кивает на трон св. Марка, хотя прекрасно знает, что великий город Антиохия
владеет троном св. Петра, главы всех апостолов и учителя св. Марка»122.
Протест поступил к верховному пастырю Константинополя Флавиану; его
«Святейшество» просили не допустить, «чтобы безнаказанно попирались святые каноны, и
мужественно сражаться за веру». Но Флавиан, человек довольно скромный и боязливый,
которого церковная историография предпочитает называть «миролюбивым», хотя подобное
определение, честно говоря, едва ли применимо к князьям церкви, не хотел вступать в
противоборство с могущественным лидером монашества своей епархии. Несторий,
внимательно наблюдавший из ссылки за полем брани, писал, что Евтихий использует
Флавиана как «слугу». Лишь когда против Евтихия выступил и епископ Евсевий
Дорилейский (Фригия), в свое время донесший на Нестория — внушающая страх горячая
голова, которой повсюду мерещилась «ересь», человек, которому, причитал Флавиан, «при
его религиозном рвении, сам огонь холоден» — ему пришлось вмешаться и вызвать Евтихия
в ноябре 448 г. endemousa на синод123.
Первый раз Евтихий не явился из-за данного им обета, второй — из-за болезни. Лишь
на третий раз (по действовавшему церковному праву, вызов на синодальный суд
производился трижды, а после третьей неявки обвинение считалось доказанным) он в
сопровождении толпы монахов, военных и чиновников префекта гвардии, явился на седьмое
и последнее заседание синода 22 ноября 448 г. Этой муж, утверждавший, что живет в своей
келье, как в могиле, на процессе вел себя в манере «удалившегося от мира затворника»,
который, так сказать, по профессиональным причинам «не мог прерывать своего
затворничества», но «на самом деле, он уже в течение десятилетий был в. курсе всех
церковно-политических коллизий»124
Ссылаясь на кредо св. Афанасия и св. Кирилла, Евтихий отстаивал однозначную —
скорее даже радикальную — монофизитскую позицию: разумеется* Христос был настоящим
человеком, но его плоть по сути не идентична человеческой. Хотя он до соединения состоял
из дЬух природ, но после — нет. Из обеих его природ в момент инкарнации возникла одна
божественная природа (monon physis). Он неустанно твердил свой confiteorY «Верую, что
наш Господь до соединения состоял из двух природ, а после соединения я признаю только
одну природу». Даже папа Лев I, по его собственному признанию, долго не мог сообразить,
что же «ложно» в учении Евтихия! Поначалу даже казалось, что он встанет на его сторону,
тем более что Евтихий был его союзником в борьбе против несториан. Но патриарх Флавиан
собрался с духом и, не преминув пустить слезу, проклял Евтихия за богохульство. Он лишил
его должности аббата и священнического сана, отправил его э ссылку, а в Рим отослал
протоколы (gesta) судебного разбирательства, заверенные 32 епископами и — задним
числом! — 23 архимандритами и аббатами. Все это, весь свой «груз печали и обильных слез»
он сложил к ногам папы Льва. Тот поначалу мало симпатизировал Флавиану, хотя бы из-за
хронического раздражения римских епископов тщеславием их константинопольских коллег.
По-видимому, Флавиан намеренно медлил с отправкой документов в Рим. Но в июне 449 г.
Лев I предал анафеме Евтихия и его «противоестественное и глупое заблуждение». Теперь он
называл ранее считавшегося большим святошей почти семидесятилетнего главу монахов,
который был столь ярым антинесторианцем и другом Кирилла, что последний послал ему
экземпляр соборных актов Эфеса, не только «senex imperitus» (старым невеждой), но и
«stultissimus» (глупейшим), который не знает не только Писания, но и даже начал символа
веры125.
* Со n f i t е о г (лат.) — символ веры. (Примеч. ред.)
Но «волк ереси» не сдавался. Он рассылал по всему свету письма «защитникам веры»:
епископам Равенны, Александрии, Иерусалима, Фессалоник. Из всего этого уцелело только
послание папе Льву I, в котором Евтихий называет все произошедшее заранее
спланированной игрой. Там говорится: «Даже моей жизни угрожала опасность, если бы
Божьей помощью и молитвой Вашего Святейшества (т. е. по недоразумению — К. Д.)
военная подмога не спасла меня от яростной толпы черни». Он приложил к сему свой символ
веры Он составил сборник цитат «Отцов», осуждающих двойственную природу Христа. Он
пытался воздействовать на народные массы посредством расклейки листовок, которые
немедленно срывались по распоряжению патриарха Флавиана. Но Евтихий получил
поддержку от императора Феодосия II, которому замолвил за него словечко всемогущий
евнух Хрисафий, исповедовавшийся у Евтихия. Вместе с александрийским архиепископом
Диоскором они добились у императора согласия на проведение чудовищно дорогостоящего
имперского Собора в Эфесе: во имя укрепления истинной веры, как подчеркивалось в
императорском декрете о его созыве от 30 марта 449 г. Тщетно пытался полный
предчувствий Флавиан, теперь состоявший в союзе с папой Львом I, который 16 мая также
подучил приглашение, воспрепятствовать благочестивому собранию126.
«РАЗБОЙНИЧИЙ СОБОР» 449 г. В ЭфЕСЕ
Назначенный императором на 1 августа, Второй Эфесский Собор конституировался
лишь к 8 августа, в составе, примерно, 130 епископов. Как и в 431 г. заседали в церкви
Марии, месте Кирилловой победы. Согласно императорскому приказу, председательствовал
александриец Диоскор, прибывший по традиции с двадцатью епископами-вассалами. Папа
Лев I поначалу поддерживал с йим хорошие отношения, выражал свое уважение и
расположение, надеясь на продолжение взаимопонимания между Римом и Александрией.
«Мы намереваемся, — писал папа Диоскору 21 июля 445 г., — еще больше поддержать твой
начинания, чтобы ты абсолютно ни в чем не испытывал недостатка, ибо, как мы убедились,
ты обладаешь духовной благодатью». Когда же с духовной благодатью было покончено, Лев
стал язвительно называть Диоскора «новым фараоном», как прежде называли Кирилла. Было
предрешено: провозглашение единой природы Христа, реабилитация Евтихия, отставка
Флавиана, как отмщение за годичной давности анафему Евтихию, и устранение всех
«несториан». За всем следили два императорских комиссара: comes святой консистории
Элпидий и трибун Евлогий. Они прибыли в Эфес с твердо намеченным планом ведения
Собора и с сильным военным отрядом. Феодориту Кирскому, теологическому лидеру
противной стороны, вообще запретили принимать участие в Соборе. Соборные отцы
«эндемического» константинопольского синода предыдущей осени и многие другие
епископы — в общей сложности 42 человека - были лишены права голоса. Сам Диоскор
прибыл, сопровождаемый монахами и своей закамуфлированной под санитаров (параболан)
личной охраной, готовой «на любое насилие» (Каспар/ Caspar). На всякий случай он
прихватил с собой и сирийского архимандрита Варсуму (Ваг Sauma), известного
антинесторианца, которому императорский указ поручил, учитывая его добродетели и
правоверность, представлять на Соборе настоятелей монастырей Востока. Варсума же был
другом Евтихия, и в нарушение всех традиций — даже не будучи епископом — получил
право участия в Соборе и право голоса. Каждого из них сопровождала своя орава дюжих
монахов, вооруженных дубьем, причем у Варсумы, как полагают, она насчитывала тысячу
единиц. Как бы то ни было, эти монашеские орды оказывались чрезвычайно полезными на
разных этапах Собора127.
Гораздо менее полезными оказались три легата Льва I: епископ Юлий из Путеоли,
диакон Иларий, в будущем папа, и секретарь Дульцитий — не зная греческого языка, они
зависели от переводчика, которым был епископ Флоренции из Сард. (Четвертый легат —
священник Ренат, которому якобы отводилась важнейшая роль, скончался, добравшись
только до острова Делос.) Папские послы доставили послания Льва виднейшим
представителям константинопольской знати, а также императору, которого папа тщетно
пытался отговорить от проведения Собора. Кроме того, папская почта содержала и «Epistoia
dogmatica ad Flavianum» («Догматическое послание Флавиану»), так называемый Tomus
Leonis, в котором папа в крайне жестких формулировках отстаивает «единство личности», но
«две природы» Воплотившегося. Тем самым папа противоречит учителю церкви Кириллу,
часто говорившему о «двух природах» до соединения и об «одной природе» после него —
даже о «единой природе воплотившегося Логоса» (mia physis toy logoy sesarkomene).
Подобные взгляды были объявлены лжеучением еще римским епископом Дамасом в 377 и в
382 гг., а также Константинопольским Собором 381 г.128.
Это послание, в котором «еретик» Несторий, внимательно изучив его в изгнании,
нашел подтверждение собственной правоты, согласно позднейшей легенде, положенное
Львом на могилу Петра, было поднято чудесным образом усовершенствешанным. Тем не
менее на Соборе, который анафемствовал учение о двух природах в Христе «после
вочеловечивания», оно не было даже оглашено. Диоскор пресек на корню попытку папских
легатов сделать это. А Ювеналий Иерусалимский поддержал его: любого, «кто заговорит о
двух природах после вочеловечивания», этот патриарх желал бы видеть сосланным. Для них
учение Нестория было страшнее дьявола. Общий настрой Эфеса был однозначно в пользу
Диоскора и Александрии. «Кирилл бессмертен! Живи Александрия, город
правоверных!»вопили соборные отцы. А еще они кричали: «Весь мир признал твою веру, о
несравненный Диоскор»129.
Посланцы Льва в подобных обстоятельствах выглядели не лучшим образом. После их
первого, не слишком дружественно встреченного выступления, они некоторое время вообще
никак себя не проявляли. Когда в заседании под председательством Ювеналия 80%
синодалов: 113 из примерно 140 участников — согласно намеченному плану, признали
правоверность Евтихия, епископ Юлий из Путеоли не стал голосовать. А при утверждении
обвинительного заключения по делу Флавиана папские легаты, вследствие различных
недоразумений, даже проголосовали за. Лишь после осуждения Флавиана и упрямого
Евсевия Дорилейского, бывшего адвоката из Александрии! выступление которого
прерывалось возмущенными выкриками из зала, когда Флавиан во всеуслышание заявил
протест и поставил под сомнение «компетентность» Диоскора — легат Иларий отважился на
краткое вето и швырнул в лицо собранию «contradicitur»\ Это явилось кульминацией
выступления папской делегации.
* «Contradicitur» (лат.) — протестуем. (Примеч. ред.)
Но тут Святой Дух, что незримо царил в зале, принялся делать это в причудливых
формах. Поднялся страшный шум и суматоха. Диоскор дал знак военным — двери
отворились, и в помещение ворвались солдаты с обнаженными мечами, александрийские
параболаны, личные охранники Диоскора, беснующиеся монахи и визжащая толпа
обывателей. Большая церковь Марии огласилась выкриками: «Кто заикнется о двух
природах, того — в ссылку!», «Подать сюда Евсевия! Сожгите его, сожгите его заживо!
Разодрать его на куски! На куски — за то, что он «раскалывает (единого) Христа».
Примечательно во всем этом то, что, как пишет францисканец Геманс/ Goe-mans, в
«выкриках» и «аккламациях» соборных отцов ранней церкви усматривалось тем более
сильное и действенное влияние Святого Духа, чем дружнее и громче были выкрики.
Епископы разбежались по темным углам, либо забились под скамьи. Аббат Варсума
ополчился на Флавиана, пытавшегося укрыться в алтаре: «Забейте Флавиана!»
Константинопольский архиепископ позднее тайным посланием, переданным через легата
Илария, апеллировал в «резиденцию князя апостолов». «Нужда заставляет меня, — начинает
он свое послание, — надлежащим образом проинформировать Ваше Святейшество
(sanctitatem vestram)», — и тут же просит помощи для защиты «благочестивой веры отцов,
над которой нависла опасность» — этот константинопольский князь церкви сначала
попытался спастись в алтаре, но архиепископ Диоскор швырнул его на пол и попинал
ногами, в чем спонтанно приняли участие и другие синодалы, а особенно монахи. Избитый
Флавиан — обстоятельства и дата его смерти спорны — возможно, он скончался от увечий
уже через несколько дней на пути к месту ссылки в Хипайпу (Лидия). (Если все
ограничилось увечьями, в чем сомневаются даже католики. Так, Чедвик/ Chadwick пытается
доказать, что Флавиан был убит по Приказу св. Пульхерии, которая была заинтересована в
его смерти. На следующем Соборе в Халкидоне также поговаривали о том, что Флавиан был
не то убит Диоскором, не то задушен Варсумой. Как бы то ни было, Халкидонские соборные
отцы объявили Флавиана — возможно, ставшего жертвой св. Пульхерии — св. мучеником.
Поминается 18 февраля.) В 1984 г. Фритс ван дер Мер/ Frits van der Meer просвещает нас во
вступлении к своей «Ранней церкви»: «Ландшафт ранней церкви тем и привлекателен для
современного христианина, что он находит здесь неразделенную церковь, хотя и
двуязычную, но единую, уверенную в себе, отважную и потому— обладающую силой
убеждения».
Между тем папский легат диакон Иларий откланялся чересчур поспешно — даже не
успев захватить свой багаж («omnibus suis»), — чтобы затем основать в Риме, в
благодарность за свое чудесное спасение, капеллу в честь апостола Иоанна, покровителя
Эфеса. На нее и по сей день можно полюбоваться в Латеране: Ubtratori suo beato Johanni
evangelistae Hilarus episcopus famulus Christi (Раб Божий епископ Иларий (воздвиг)
блаженному апостолу Иоанну за свое освобождение)130.
Евсевий Дорилейский, смещенный и объявленный еретиком, также смог ускользнуть из
Эфеса и возвал к папе
Льву — «единственному, на кого остается надеяться, кроме Господа»131.
А низложенный епископ феодорит Кирский направил в Рим сразу три в высшей
степени льстивых письма: подхалимское послание самому папе, другое — архидиакону
Иларию, будущему преемнику Льва, а третье — уже покойному к тому времени пресвитеру
Ренату, которого он просит:* «Уговори святейшего (римского) архиепископа, чтобы он
употребил апостольскую власть», И славит папский трон «прежде всего» за то, что его
«никогда не коснулось еретическое зловоние»132.
Имперский синод в Эфесе стал величайшим триумфом монофизитов и Диоскора,
который держал Собор в руках еще тверже, чем его предшественник св. Кирилл без малого
за двадцать лет до этого — свой Эфесский Собор. В отличие от Кирилла, Диоскор уже не
нуждался в поддержке римского епископа. Он держал его на коротком поводке и сам стал,
опираясь на императора, утвердившего решения Собора, «фактическим хозяином в церкви»
(Аланд/ Aland). 113 из присутствовавших на Соборе «отцов» объявили Евтихия правоверным
и реабилитировали его, Флавиана же низложили, а унию 433 г. расторгли. Разумеется, папа
Лев предал Диоскора анафеме, его действия назвал «не решением суда», но «беспределом», а
сам Собор объявил «поп judicium, sed latrocini-um», то есть — «Разбойничьим Собором»,
собранием, которое, «прикрываясь верой, заботилось о частных интересах (privaiae causae)».
Впрочем, то же самое может быть сказано и обо всей истории церкви, более того — о
каждом верующем в отдельности. Не только патриарх Константинополя, но и патриарх
Алесандрии Домн II (442—449 гг.), а также Ёвсевйй Дорилейский и епископ Ива Эдесский
(этот, восстановленный на Халкидонском Соборе, был, правда, сто лет спустя, в 553 г., вновь
осужден эдиктом императора Юстиниана, носящим название «Три главы») — короче, все
ведущие прелаты-антиохийцы, включая Феодорита, были низложены, прокляты и
отправлены в изгнание. Епископские кресла самых важных епархий Востока заняли
приспешники Диоскора, который отлучил от церкви — поддержанный в этом, правда, лишь
десятью египетскими епископами даже Льва I. Подобной победы Александрия прежде не
знавала133.
Теперь папа отправляет датированное 13 октября 449 г. послание «кроткому
Величеству», «христианнейшему и досточтимейшему императору» Феодосию. В начале
своего послания он делает смелое утверждение, что все обернулось бы иначе, если бы
последовали его указаниям. Ибо, если бы не воспрепятствовали прочтению его послания
«священному собору» (который он и назвал «разбойничьим собором»), то, под воздействием
изложения его «истинной веры, на которую нас вдохновили небеса и верность которой мы
храним твердо, прекратился бы звон скрещаемого оружия, а с богословским невежеством» тможно подумать, что в богословии имеется что-нибудь, кроме этого! — «было бы
покончено. Ревность клириков», — каковая процветает и по сей день, — «лишилась бы
призрачного повода для своей вредоносности». Папа осудил и то, что «при вынесении
приговора присутствовали не все участники Собора». Так же обстояли дела и на Эфесском
Ср^оре 431 г! «Нам сообщили, что некоторые просто не были допущены, что других, порабски готовых на что угодно, — так, должно быть, это были вовсе и не епископы! —
протащили скрытно. Они покорились... произволу* поставили свои безбожные подписи,
доподлинно зная, что им придется навсегда распроститься со своими креслами, если они не
подчинятся его (Диоскора) приказу». Можно подумать, что на Соборах, руководимых
католиками, когда-нибудь бывала иначе!134
Итак, папа Лев настаивал на том, чтобы отменить «этот гнусный, неправильный
приговор, это вопиющее святотатство». Ведь с некоторыми неумными людьми дьявол порой
играет злую шутку, подсовывая яд, когда те ищут лекарство». Ах, как содрогнулось тут
сердце Льва! Он просит Его Величество о проведении Собора «на итальянской земле», дабы
были урегулированы все спорные вопросы и восстановлена братская любовь. Римлянин
великодушно соглашается допустить на него даже епископов Востока. Он движим желанием
«излечить» сошедших с праведного пути истинной веры «целительным лекарством». «Даже
закоренелый преступник не должен быть лишен единения с церковью, если он исправится».
Но если нет — пусть примет яд от католицизма, то есть пусть немедленно будет «лишен
кресла». Одна сторона не уступает другой в коррумпированности и жажде власти 135.
Но как бы папа ни проклинал решения Собора, которые он полагал преступными, и
считал себя смертельно оскорбленным ими, он все же не осмелился ни самостоятельно, ни
посредством синода публично оспорить эфесские решения, а тем более отменить их. Это
стало бы нарушением, в той или иной мере, имперского церковного права, согласно
которому Вселенский Собор имел верховную юрисдикцию во всей церкви. Когда позднее он
отсылал в Галлию часть актов Халкидонского Собора, exemplar sententiae, то не побоялся
вымарать из полного текста приговора Диоскору сюжет о том, как Диоскор проклял его
самого: западным епископам вовсе не следовало знать даже о возможности подобного136.
Разумеется, Лев настойчиво апеллировал к императору. Он вновь и вновь писал: «Я
заклинаю Вас, не взваливайте на себя бремя чужого греха!», «...освободите Вашу
благочестивую совесть от вины». Он молил его «во имя святой Троицы... и во имя святых
ангелов Христовых». Он заклинал его от имени всех своих епископов, всех церквей «нашей
половины Империи». Он обращался к «кроткому Величеству, обливаясь слезами». Он
называл его: «Всехристианнейший и коленопреклоненно почитаемый император». Но писал
он и (правда, уже скончавшемуся) св. Флавиану, клиру и монахам Константинополя, всем
гражданам этого города, епископам Востока, Италии и Галлии. Он всех призывал на борьбу
за католицизм. Но прежде всего он прикрывался Пульхерией, самой старшей властолюбивой
сестрой императора, которая воспитывала его в строго христианском духе, хотя сама
нарушила раннее данный обет девственности, послужив в этом примером для своих сестер.
В силу своих полномочий, полученных им от св. Петра, папа просил ее, «постоянно
поддерживающую церковные начинания», ходатайствовать перед Феодосией, Свое письмецо
Пульхерии присовокупил и столь чудесным образом спасшийся в Эфесе диакон Иларий.
Лжемонахиня, очевидно, считалась важнейшей проримской фигурой в императорском доме
Константинополя.
Но сам правитель решительно встал на сторону Диоскора. На празднике в честь
«престола Петра», который отмечался 22 февраля в церкви Св. Петра, папа Лев I смог
уговорить императора Валентиниана III, его мать Галлу Плациду и его супругу, дочь
императора Феодосия II, Лицинию Еедоксию, а также сестру императора Валентиниана
направить «кроткому Величеству» в восточный Рим четыре письма с просьбами об отмене
решения имперского Собора в Эфесе. Высокопоставленные дамы писали, «мешая слова со
слезами», «едва в силах говорить, преодолевая печаль», но Феодосии остался непреклонен.
Лев это ловко придумал, так как эти послания двора буквально сочились подобострастием
перед римским престолом, обладающим «самым большим авторитетом»; автор и авторши
были большими католиками, чем Папа Римский. Но Феодосии запретил любое
вмешательство «патриарха Льва» в дела Востока, назвал Собор «Божьим судом»; а его
результат «чистой правдой». Флавиан, «повинный во вредных новшествах», понес, мол,
заслуженное наказание. «После его удаления в церквах воцарились мир и полное
единодушие...» Преемником «блаженного Флавиана», которого послание Льва уже не
застало живым, стал александрийский apokrisiar при константинопольском дворе Анатолий,
собственный пресвитер и креатура Диоскора. Он, в свою очередь, посадил на патриарший
престол Антиохии своего ставленника Максимаш.
Но теперь, когда Диоскор Александрийский, как раз готовился повелевать всей
церковью Востока, он рухнул с высот триумфа. Заурядный несчастный случай повлек за
собой радикальный поворот имперской и церковной политики.
28 июля 450 г. погиб, упав с лошади на охоте, до последнего момента поддерживавший
монофизитов, всего лишь сорокадевятилетний император Феодосии II, последовательный
оппонент папы. Он не оставил после себя наследника. Св. Пульхерия, его лицемерно
благочестивая сестра, некогда вытесненная с политической сцены Хрисафием, захватила
бразды правления государством, й первым деянием нового правительства стало убийство
всесильного евнуха Хрисафия, действовавшего заодно с патриархом Александрии. Затем
Евтихия доставили из его монастыря и содержали под стражей в предместья
Константинополя. А папа Лев немедленно углядел в этом «преумножение милостью Божьей
католических свобод».
Действительно, ветер теперь переменился. Полковедец Аспар, сильный человек
Востока, 25 августа привел к власти генерала Маркиана (450—457 гг), который только что
женился на 51-летней, до и после вступления в брак сохранявшей девственность св.
Пульхерии, и стал ее соправителем. Маркиан, который, как пишет Проспер/ Prosper, был
«тесно связанным с церковью» новым человеком, открытым противником монофизитов и
всего лишь прихотью императрицы, неоднократно предлагает папе проведение Собора для
«спокойствия христианской религии и католической веры». Но Лев, теперь уверенный в
поддержке правителя, более не нуждался в Соборе. Господь, пишет он Маркиану, призвал
его «для защиты веры», и заклинает того именем Господа нашего Иисуса Христа не
допускать обсуждение этой веры на каком-либо Соборе. Тело Флавиана было торжественно
погребено в кафедральном соборе Константинополя, аббат Евтихий был отлучен от церкви
на Поместном Соборе, а доселе победоносный патриарх Александрии Диоскор обвинен в
хуле на Св. Троицу, в «ереси», осквернении реликвий, в воровстве, убийстве и так далее.
Александрия «вновь становится ареной кровавых, порожденных нетерпимостью
столкновений» (Шультце/ Schult-ze). Епископы тут же единодушно отреклись от Диоскора,
взвалили на него всю вину и уверяли, будто прежде были вынуждены подчиняться силе. И
Анатолий (449—458 гг.), которого Диоскор сделал патриархом Константинополя, тотчас по
настоянию вступившей в брак «монахини» пополз к кресту, на сей раз к римскому, предал
своего благодетеля Диоскора и отправил в Рим множество покаянных заявлений эфесских
синодалов. Но он вел двойную игру. Антиохийский патриарх Максим также собирал
заявления с проклятиями Несторию и Евтихию. От Диоскора отрекся даже его собственный
архидиакон — и стал, как известно, патриархом Александрии138.
Итак, патриархат, одерживавший в борьбе за восточную церковь на протяжении трех
поколений победу за победой, все же утратил свое ведущее положение. Его стремление к
власти окончательно потерпело крушение. Отныне несколькими сотнями восточных
епископств безраздельно правил его константинопольский конкурент. Он далеко
превосходил Александрию и Антиохию, равно как и епископа Рима, который правил теперь
лишь на большей части Италии и Иллирии, но усердно и энергично плел свои сети на
Востоке. Правда, здесь не все было гладко.
ХАЛКИДОНСКИЙ СОБОР, ИЛИ «МЫ КРИЧИМ ВО ИМЯ БЛАГОЧЕСТИЯ»
Еще 9 июня 451 г. Лев попросил императора Маркиана, ввиду военных тревог,
отложить проведение Собора. Но Маркиан уже принял другое решение. Так начинался
известный Четвертый Вселенский Собор, последствия которого сказывались и спустя
столетия. По сравнению с предыдущим, «разбойничьим Собором», он был не менее
срежиссированным и, по крайней мере в отдельных эпизодах, не менее бурным.
Как обычно, Собор был созван императором, а его уведомительное послание от 17 мая
451 г., адресованное всем митрополитам, начиналось словами: «Божественные дела должны
быть поставлены превыше всех вещей». Монарх определил
также, не посовещавшись с каким-нибудь епископом или «папой», время и место
проведения Собора, что тогда было в порядке вещей. (Поначалу была выбрана Никея, но
затем остановились на Халкидоне, современный Кадикёй, на противоположном
Константинополю берегу Босфора.) И разумеет^ ся, папа Лев I «Великий» подчинился без
всяких возраженийхотя вовсе не желал Собора, неоднократно высказывал это и подчеркивал,
что в более спокойные времена хотел бы провести Собор в Италии. Но поставленный перед
свершившимся фактом, он писал 26 июня 451 г. в своем приветственном послании
епископскому собранию: «Надлежит одобрить благочестивую рекомендацию августейшего
правителя, который соизволил созвать вас для уничтожения силков дьявола и
восстановления мира в Церкви. Чтя право и честь блаженного апостола Петра, он пригласил
нас своим письмом почтить нашим присутствием досточтимый Собор. К сожалению,
недостаток времени и древний обычай не позволяют сделать это. Однако пусть ваше
братство видит меня председательствующим (praesidere) на вашем Соборе в лице братьев..,
Посланных «апостольским троном»
Вслед за этим прибыли папские легаты: в качестве особо доверенного лица, для
которого папа добивался права председательствовать на Соборе вместо себя («vice
apostolica») — епископ Пасхазий из Лилибойма (современная Марсала на Сицилии), а также
епископ Луценций из Асколи, римский священник Бонифаций, епископ Юлиан Косский,
который являлся советником и экспертом по Востоку, и некий секретарь. Но папское
приветственное послание им удалось зачитать только на специальном заседании ближе к
концу Собора! На открытии Собора 8 октября 451 г. в церкви Св. Евфимии центральный неф
занимали: императорские уполномоченные, консулы, сенаторы, префекты — не менее
восемнадцати человек. Сам император так или иначе оказывал, решающее влияние на работу
Собора из своего «божественного дворца», а в заседании 25 октября он вместе с
императрицей присутствовал лично. Только после его одобрения решения Собора получали
законную силу. И утверждение папы Пия XII в его энциклике 1951 г. «Sempiternus Rex
Christus», посвященной 1500-летию Халкидонского Собора, будто это церковное собрание
проходило под председательством папских легатов и приоритет Рима был признан всеми
соборными отцами — лживо, равно как и аналогичное высказывание Пия XI в его энциклике
1931 г. «Lux veritatis» к 1500-летию Эфесского Собора. Не говоря уже о прочих
(обслуживающих римские притязания на верховенство) тенденциозных искажениях и
исторических подтасовках в циркуляре Пачелли*140.
Но католические богословы — от выдающихся до менее значительных, вплоть даже до
мелких сошек, вплоть до иезуита Якоба Линдена/ Jacob Linden — лгут, непременно с
imprimatur: «На всех Вселенских Соборах всегда (!) председательствовали папы или их
представители». Вплоть до католических апологетов Коха/ Koch и Зибенгартнера/
Siebengartner: «Никогда и ни одно церковное собрание не проводилось без председательства
папы или его представителей». Вплоть до католика Й. П. Кирша/ J. P. Kirsch;
«Председателями на Соборах были папские легаты». Вплоть до католической
«Энциклопедии теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirche»:
«...председательствовал далекий легат». Что ж тут удивительного! Ведь уже на
Халкидонском Соборе легат Луценций свидетельствовал против Диоскора: «Он осмелился
проводить Собор без святого престола, чего никогда не было, и что никогда не дозволялось».
Так два тысячелетия подряд католики лгут на весь мир141.
* Эудженио Пачелли — крупный церковно-политический деятель Ватикана, папский
нунций в Баварии, затем в Берлине. Статс-секретарь. В марте 1939 г. избран папой. Принял
имя Пий XII. (Примеч. ред.}
Папа Лев I хотя и пытался зарезервировать за собой право председательствовать на
Соборе 451 г. — но не получил его! Он ходатайствовал перед императором Маркианом,
чтобы вместо него («vice теа») председательствовал Пасхазий, и отписывал епископам
далекой Галлии, что его «братья» вместо него «председательствуют на восточном Соборе».
На самом деле — только на одном заседании! Даже голландский францисканец Мональд
Геманс/ Monald Goemans, предполагая, что читатель соборных актов, «учитывая
исключительную роль императорских комиссаров, может прийти к выводу, будто в их руках
находились бразды управления Собором», сам же неоднократно констатирует, что именно
они «председательствуют», «председательствуют» и еще раз «председательствуют»: на
первом, втором, четвертом и пятом заседаниях. На шестом (25 октября) — когда
присутствовали император и императрица Пульхерия и когда был торжественно принят
халкидонский символ веры. На заседаниях с восьмого по семнадцатое. Да, они крепко
держали Собор в своих руках. Они, а ни кто другой, всякий раз спасали Собор в критические
моменты142.
Разумеется, устами представителей государя вещал сам Святой Дух — как бывает
всякий раз, если речь идет о благе римской церкви. Если же нет — то вещает дьявол.
(Почему Святой Дух вообще допускает, чтобы дьявол получал слово, чтобы речь заходила и
о не-благе римской церкви, чтобы это случалось даже на признаваемых Римом Соборах,
даже на «Вселенских», как, например, на Константинопольском 381 г. или, как мы покажем,
на Халкидонском — то тайна самого Святого Духа.)
Лев I ни в коем случае не хотел допустить дискуссии по вопросам веры. Папы вообще
недолюбливают подобные дебаты, настоящую полемику, особенно касательно догматики.
Соборным отцам Лев сообщает в своем приветственном послании, что не должно остаться
никаких сомнений о том, «чего я желаю. Давайте же, возлюбленные братья, навсегда
отринем дерзостное обсуждение Богом данной веры. Пусть умолкнет тщеславное неверие
заблудших, пусть окажется под запретом отстаивание того, во что нельзя верить...» И
императора Маркиана он заклинал в своем послании от 20 июня 451 г.; «И никакой
дискуссии о возможности возврата к прежней практике!»143
Не исполнив просьбу папы о председательствовании на Соборе, не прислушались
также и к этому его призыву. Напротив, императорские комиссары упорно настаивали на
этих дискуссиях. Однако проект символа веры, разработанный комитетом Собора, был
решительно отклонен на пятом пленарном заседании 22 октября. Папские легаты пригрозили
отъездом и проведением Собора в Италии. Император оказывал давление на синодалов: либо
новый символ веры — либо перенос Собора на папскую территорию. Предпочли выбрать
новый символ веры. Епископы покорились и составили новую редакцию символа,
основанную на доктринальном сочинении Льва. Это произошло не потому, что признали
авторитег римлянина в вопросах догматики, но из-за убежденности, что его «Tomos» не
выходит за рамки ортодоксальной веры144.
Этот Собор — триумф ортодоксии, был одним из представительнейших собраний
старой церкви. В нем принимало участие около 600 епископов. Кардинал Хергенретер/ Негgenrother говорит о числе участников от 520 до 630. Под соборными актами (praxeis,
асtiones), которые содержат материалы заседаний, не всегда в хронологической
последовательности и, как правило, не совпадают в цифрах, стоит максимум 452 подписи. В
действительности же «присутствовало от 350 до 360 отцов» (францисканец Геманс/
Goemans). На первом заседании (8 октября) патриарху Диоскору было предъявлено
обвинение, на третьем (13 октября) — он был низложен. Но его учение осуждено не было!
Предусмотрительный Диоскор больше не являлся на заседания и, со своей стороны, отлучил
папу от церкви. Собор лишил его епископского кресла и всех духовных званий
(впоследствии император сослал его сначала в Кизикос, затем в Гераклею и наконец в Гангру
в провинции Пафлагония, где он и скончался через несколько лет). Злодеем, дабы не терять
всех прочих злодеев, оказался одиночка — подобная тактика применялась уже в деле
Нестория. Итак, из-за страха перед репрессиями собрание приняло в точности ту формулу,
которую предложили: председательствовавший император Маркиан, которого называли
«новым Давидом», «новым Павлом», «новым Константином» и даже «священником» и
«вероучителем» (!), папа и Константинопольский патриарх Анатолий. Эта формула стала
основой всех ортодоксальных толков: греческого православия, католицизма и
протестантизма. Эта формула диофизитства — один Христос в двух природах145.
Подобно тому, как на Никейском Соборе символ веры удалось принять лишь благодаря
императору Константину, по причине чего Иоганн Галлер/ Johannes Haller издевательски
именует его «константиновским», так и в Халкидоне оконча тельную формулу «удалось
принять лишь под интенсивным политическим воздействием: только грозный ультиматум
императора привел к недвусмысленному и окончательному решению вопроса о соотношении
божественной и человеческой природ в Христе, что и было зафиксировано в формуле
символа веры» (Каверо/ Kawerau). Ведь сам папа Лев I признавал решающую роль
императора в победе Собора над новой «ересью», «...поскольку святым... усердием Вашей
кротости было уничтожено пагубное заблуждение...»146.
И позднее халкидонский символ однозначно связывался с личностью императора.
Должно быть, не слишком ошибался несторианский патриарх Элиа из Нисибиса (975—1049
гг.), когда писал в своей книге «Доказательство истинности веры»: «Но император сказал:
«Надо принять не две личности, как у Нестория, не одну природу, как у Диоскора со
товарищи, но — две природы и одну личность». Это свое повеление он отстаивал силой,
поражая мечом всякого противоречащего и говоря: «Из двух зол выбираем меньшее»... Наши
люди... учили, что императорское воззрение порочно и предосудительно, что он не прав, и
стойко держались своей старой истинной веры, в которой ничего не поменялось, которая
никогда не становилась причиной насилия, которая не нуждалась ни в посредничестве» ни в
подкупе. И не деньгами утверждалась...»147.
Большинство соборных отцов вряд ли было способно вникнуть в теологические
тонкости. Умственный уровень многих епископов можно исчерпывающе представить себе
по официальной справке Антиохийского Собора 324—325 гг., согласно которой
большинство епископов «ничего не смыслят (даже) в делах церковной веры»! По тому, что
на Соборе в Эфесе 449 г. многие епископы даже не могли написать собственное имя и
просили других расписаться вместо себя! По тому, что и на Халкидонском Соборе заседало
сорок безграмотных епископов! Даже современный католик подчеркивает чудовищно
низкий уровень «тогдашнего епископата Восточной Римской империи» (Хааке/ Haacke).
Разве дела в Западной Римской империи обстояли иначе? Да, по общему признанию, еще
хуже!148
Правда, формулу: «один Христос в двух природах» — никто так и не смог понять.
Различать, не разделяя; соединять, не смешивая! Да, великое таинство. По сей день никому
непонятное. Об этом догадываешься, читая разъяснения бенедектинца Хааке, который
сравнивает монофизитов «с национал-социалистами» : «В отличие от монофизитского
смешения, подчеркивалось примешивание; вместо искаженного неразрывного соединения
теснейшее взаимопроникновенное существование»! Но ведь нуждались-то в абсолютно
божественном Господе! Равно как и в абсолютно человеческом! Но прежде всего нуждались
— в епископском кресле!149
Зачитывание догматического послания Льва (epistola dog-matica), называемого на
Востоке Tomos Льва, а в коптских источниках — Tomos злого Льва, и целиком
ориентированного на антиалександрийскую христологию, которое состоялось на втором
заседании, 10 октября, проходило под восторженные выкрики; «Это вера отцов, апостолов!
Мы все верим так, правоверные верят так! Анафема тому, кто верит не так! Это Петр говорит
устами Льва! Так учил Кирилл! Вечная память Кириллу! Лев и Кирилл учили одинаково!
Анафема тому, кто учит не так!» Высокопоставленным бойцам за веру не понадобилось на
размышление трех дней, остававшихся до следующего заседания: «Никто из нас не
сомневается, мы уже все подписали», — кричали они. Позднее такого триумфа папский
авторитет не знал четыре века, вплоть до Четвертого Константинопольского Вселенского
Собора 869—870 гг.150.
С формулой «Петр говорит устами Льва!» католическая догматика и апологетика
больше не расставались, тем более что ее запустили в оборот восточные епископы. Всякий
раз, когда потчуют историческими «доказательствами» догматического авторитета пап,
подается и она. Но вот что пишет католический теолог и историк церкви Швайгер/ Schwiiger:
«Тщательное изучение источников показывает, что Халкидонский Собор для обоснования
принятия Tomus Leonis нигде не ссылается на некий безусловный догматический авторитет
папы... Часть епископов, по всей видимости, приняла Tomus Leonis только под серьезным
давлением императора»151.
«Шедевр» Льва — сегодня без сомнения более пригодный к снятию тяжелейших
нарушений сна, нежели к снятию самых заурядных сомнений в вопросах веры — сплошь и
рядом (дадим хотя бы поверхностное представление об этом) выглядит следующим образом:
«Рождение во плоти есть свидетельство человеческой природы, но рождение от Девы — знак
божественной силы. О детстве Младенца можно судить по простоте его колыбели, о величии
Всевышнего свидетельствуют голоса ангелов... Тот, Кого коварство дьявола искушает как
человека, Тому как Богу служат ангелы. Голод, жажда, усталость, сон — очевидные
проявления человеческой природы; но пятью хлебами накормить пять тысяч, дать
самаритянке живую воду, так что испивший ее никогда вновь не испытает жажды, идти по
воде, аки по суху, запретить ветрам и морю, чтобы сделалась великая тишина — несомненно
проявления божественной природы. Не говоря о многом другом, если не может
принадлежать одной и той же природе: скорбящим сердцем оплакивать умершего друга — и
своим приказом вновь пробудить к жизни его, четыре дня пролежавшего в гробу; висеть на
кресте — и день превращать в ночь и содрогать стихии; быть пронзенным гвоздями — и
открыть врата рая уверовавшему разбойнику, то одной и той же природе не может
принадлежать и; «Я и Отец — одно», и: «Отец больше, чем Я»152.
Вряд ли кто-нибудь воскликнет: «Отлично рыкнул, Лев!»*. Неудивительно, что
критически настроенные историки догматики, как Харнак/ Harnack или Зееберг/ Seeberg,
оценивают Tomos Льва крайне отрицательно. Удивительнее то, что Эрих Каепар/ Erich
Caspar не отказывает ему в «убедительности». «Убедительная пробивная сила для самых
широких масс» — спору нет. Ведь самые широкие массы поверят во что угодно!153
* Фраза из комедии В. Шекспира «Сон в летнюю ночь», ставшая в Германии
«крылатым» выражением. (Примеч. ред.)
Быть может, папскую затею, эту раздражающую бездуховную душевную экзальтацию,
попытку per se* объяснить необъяснимое, облечь плотью призрак — лучше всего
прокомментировать советом, который св. Иероним дал священнику Непоциану по поводу
отношения к болтунам и пустомелям: «Предоставим же невеждам бросаться пустыми
словами и бойкостью языка восхищать чернь. К сожалению/люди нередко слишком
самонадеянны и пытаются объяснять то, чего сами не понимают. И в конце концов, объснив
что-то другим, сами себе мнятся светилами. Нет ничего проще, чем дурачить простой люд и
его сборища потоком слов, ибо чем меньше у слушателей знаний, тем легче добиться их
восхищения»154.
С точки зрения умственных способностей, подавляющая часть блестящего соборного
общества, в котором каждый десятый из высокочтимых господ не умел читать и писать,
конечно же, представляла собой вышеуказанное «сборище», Что не мешало работе их органа
речи. Ведь обсуждались не только и не всегда догматические проблемы, иногда можно было
и промолчать под благовидным предлогом. Обсуждались и скандалы. Как, например, распря
между эфесскими епископами Бассанием и Стефаном. Доходило до форменных потасовок, к
таким сценам между отцами, ведомыми Святым Духом, что даже католик Георг Швайгер/
Georg Schwaiger «по большому счету» не видит разницы между .Четвертым Вселенским
Собором и «разбойничьим Собором» в Эфесе! Рейнгольд Зееберг/ Reinhold Seeberg, отмечая
«исключительно безрадостное впечатление», к тому же подчеркивает, «что все протекало не
менее бурно, чем на разбойничьем синоде». Ему почти дословно вторит Каспар/ Caspar.
Протоколы заседаний наглядно показывают, что синодалы погрязли в собственных распрях
и все быстро окончилось бы фиаско, если бы государственная власть не навязала им
предельно жесткий регламент155.
Комиссары императора выражали неудовольствие «плебейскими» выкриками
епископов. Те же визжали: «Мы кричим во имя благочестия и ортодоксии».
* Per sе (лат.) — самостоятельно, лично. (Примеч. ред.)
В то время как Диоскор, положение которого изначально было столь же безнадежным,
как положение Нестория в 431 г. в Эфесе, остался верен себе и продолжал отстаивать свои
взгляды, епископы, всего лишь двумя годами ранее восхищавшиеся им, единодушно
отвернулись от него. Уже на первом заседании, вечером при свечах, было принято решение о
его низложении. Его бессовестно предали. «Долой Диоскора-убийцу!» — кричали они и
обзывали его «еретиком», оригенцем, хулителем на Св. Троицу, сластолюбцем,
осквернителем реликвий, вором, поджигателем, убийцей, государственным преступником и
т.д. Дело происходило на третьем заседании, 13 октября, когда он in absentia* был
низложен156.
При появлении на Соборе Варсумы, заявившего о себе как о несторианце, вновь
поднялась буря возмущения: «Долой убийцу!» Епископ города Кизикос кричал: «Он убил
блаженного Флавиана. Он был там и кричал: забейте его!» Другие верховные пастыри
вопили: «Варсума погубил всю Сирию». Варсума оставался непоколебим. Когда появился
историк церкви, епископ Феодорит Кирский, верный друг Нестория и противник Кирилла, а
одновременно «одна из величайших фигур того времени» (Камело/ Cameiot), и даже
«своеобразный Августин Востока» (Дюшесн/ Duchesne), «отцы» из Египта, Палестины и
Иллирии огласили храм оглушительным ревом: «Вышвырнуть Иуду, врага Господа! Не
называйте его епископом!» «Он еретик! Он несторианец! Долой еретика!» Но даже
«Августин Востока», епископ Феодорит, враг Кирилла и друг Нестория, после недолгого
сопротивления, предал его. Поначалу он заявлял: «Прежде всего, уверяю Вас, что я не
претендую на епископство...» Поскольку именно на него-то Феодорит и претендовал. А
когда ему пригрозили, что он не будет восстановлен в должности и вновь будет осужден, он
заявил для протокола: «Пусть Несторий останется в ссылке, равно как и всякий, кто не
признает Святую Деву Богородицей (theotokos), а также всякий, кто делит единственного
Сына надвое... И в заключение: приветствую всех Вас!»
*In absentia (лат.) — заочно. (Примеч. ред.)
И в заключение: приветствую всех Вас!
Лишь тринадцать прибывших с Диоскором египетских епископов нарушали
единодушие. Они не признали Евтихия виновным и упорно отказывались принять
догматическое послание Льва: «Нас убьют, нас убьют, если мы сделаем это». Ни уговоры, ни
угрозы не помогали. Они настаивали по меньшей мере на отсрочке до выборов нового
александрийского патриарха. Они желали сохранить верность вере отцов и предпочли бы
умереть тут же, нежели быть забитыми камнями по возвращении в Египет. Все это
происходило с большим пафосом, под громкие стенания епископов, и в результате от
императорских чиновников была получена отсрочка до появления нового владельца
александрийского патриаршего престола. И все же формула о «двух природах, как мы вскоре
увидим, приведет к страшным эксцессам в Египте и Палестине158.
28-й КАНОН
Принятие двадцати Семи канонов прошло для Рима почти без проблем (если не иметь в
виду каноны 9 й 17, расширявшие права константинопольских патриархов). Но на заседании
29 октября был принят последний, «28-й канон», который доставил догматическим
победителям: «Великому» Льву и папству — жесточайшую головную боль, церковноправовую и церковно-политическую. Ведь этот канон стал «глубинной причиной всех
будущих разногласий... и остается таковым по сей день» (Делгер/ Ddlger)159.
Епископское собрание, видимо, подобным способом отомстило Риму, навязавшему ему
при помощи императбра догматическую формулу, и узаконило верховную власть патриарха
Константинополя на всем Востоке. Ссылаясь на третий канон Второго Вселенского Собора
(Константинополь, 381 г.), наделивший Константинопольского епископа «почетным
верховенством», правда, вслед «за римским епископом», Халкидонский Собор теперь
«уравнял в привилегиях» патриархов Рима и нового Рима (Константинополя). Кроме того,
Константинополь получил право — в силу «издавна существующей традиции»
(consuetudinem, quae ex longo iam tempore perman-sit) — посвящения в сан в епархиях Азии,
Понта и Фракии. Это значило, что в этих епархиях епископ Константинополя получал право
рукоположения в. митрополичий сан. Тем самым, он кроме почетного верховенства обретал
и юрисдикцию над огромной территорией на Востоке. Хотя за старым Римом и сохранялось
право первенства, новый Рим получал такие же привилегии. Папские легаты, по-видимому,
не имевшие инструкций для обсуждения конституционно-правовых вопросов, сознательно,
но недальновидно проигнорировали решающее заседание, а на следующем —выразили
самый решительный протест. В ответ на требование комиссаров представить каноны, на
которые ссылались обе стороны, Пасхазий процитировал шестой канон Никеи, правда, в
сфальсифицированной римской редакции. Этот канон в латинском варианте, датируемом 445
г., озаглавленный «De primatu ecclesiae Romanae», начинается со слов: «Римская церковь
всегда обладала верховенствам (primatum)». Однако эти слова представляют собой
интерполяцию, т. е. позднейшую вставку, поскольку они отсутствуют в
константинопольском варианте того же самого канона. Легат Луценций, епископ
Геркуланума, усомнился в добровольности подписей и утверждал, что отцов-синодалов
одурачили, что они были принуждены, введены в заблуждение и поставили свои подписи
под давлением. Ответом ему стало многогласное, если не единодушное «Никого не
принуждали!» Некоторые верховные пастыри засвидельствовали, что они подписывались
добровольно и не имеют возражений против принятого решения. Императорские секретари
все скрупулезно внесли в протокол, затем состоялось голосование — и 28-й канон, вопреки
протестам римской делегации, был принят: «Зачитанное одобрено всем синодом».
Естественно, Лев I был явно доволен решениями Собора, но лишь в той части, где они
касались веры, «in sola fidei cau-sa». Hp вообще-то римлянин не желал уравнения в правах
Рима и Константинополя, новой имперской столицы. В письме императору он признавался,
что был «болезненно удивлен», когда дух тщеславия вновь нарушил едва восстановленный
мир в церкви. Ведь в церковных делах должны царить иные, нежели в светских, принципы,
«alia ratio est rerum sae-cularium, alia divinarum». Фактически же 28-й канон соответствовал
принципу, четко сформулированному еще Антиохийским синодом (328/329 гг.), согласно
которому цивильный статус территории определяет и ее церковный ранг, С императором Лев
вел себя сдержанно, а вот с другими: св. Пульхерией, патриархом Анатолием и Юлианом
Косским — он бушевал/Обуреваемый властолюбием, «архиепископ» Рима, как его славили
синодалы после окончания Собора, не одобрял стремления Константинополя к верховенству,
в сердцах называя эта «необузданной алчностью», «безмерным превышением полномочий»,
«дерзким самомнением», «неслыханной наглостью» и попыткой (как говорится в письме к
константинопольскому патриарху Анатолию, которому он писал, пожалуй, особенно резко)
«подорвать самые святые каноны. Видимо, тебе почудилось, что настал благоприятный
момент, чтобы, подчинив себе александрийский престол, который потерял свое второе по
рангу место, и антиохийскую церковь, утратившую свое третье место, обесчестить всех
митрополитов»160.
Александрийское «папство» было сокрушено Римом в союзе с императором. Ныне же
Лев, по всей видимости, опасался «папства» константинопольского, столичного. Опасался
всерьез, поскольку Рим даже на Западе перестал быть столицей Империи; ею стала Равенна.
Превознося Никейский Собор как «особо божественный» и уличая константинопольского
патриарха Анатолия в «низменном властолюбии», Лев разносит в пух и прах
Константинопольский «Вселенский» Собор 381 г. Он полагает, что «ровным счетом ничего
не значит», если для собственной выгоды процитирована «рукопись, которую шествдесят лет
назад якобы сочинили какие-то епископы» — документ, который ни один из
предшественников Анатолия не доводил до сведения апостольского трона. «Этот заведомо
ущербный и давным-давно канувший в Лету (!) документ, ты теперь, по прошествии
стольких лет, пытаешься подкрепить, выманив у братьев (халкидонских синодалов) мнимое
одобрение...» В то время как греческая церковь в общем и целом придерживалась 28-го
канона, Лев объявил (в письме к императрице Пульхерии) одобрение его епископами
«недействительным» и отменил его «силой авторитета блаженного апостола Петра
полностью и навсегда» (in irritum mittimus et per auctoritatem beati Petri apostoli, generali
prorsus definitione cassamus)161.
Даже иезуит Алоиз Грильмайер/ Alois Grillmeier откровенно признает, что 28-й канон
интересовал папу «явно больше, чем догматический итог Собора». Он признает, что Лев
«нимало не вникал в реальное положение в восточных церквах»162.
При всем при том, этот папа делал вид, что он чрезвычайно заботливый и
самоотверженный человек. «Я ощущаю себя настолько проникнутым любовью к сообществу
братьев, — писал он своему константинопольскому сопернику, — что не удовлетворю
просьбы ни одного из них, если знаю, что это пойдет ему во вред...» И не раз Лев маскировал
под братскую любовь к ближнему свое безмерное честолюбие. Например, борясь против св.
Илария Арльского (Галлия) — очередное противостояние двух святых — он завершает свое
послание галльским епископам нижеследующими словами: «Мы боремся за право
рукоположения в ваших провинциях, но делаем это не для себя, как, возможно (!), по своему
обыкновению пытается представить Иларий, дабы ввести вас в заблуждение; мы взяли на
себя заботу хранить это право для вас, дабы не было места новшествам и дабы никто не
дерзнул свести ваши привилегии на нет»163.
Кем же был этот папа, упрекавший, зачастую справедливо, других епископов, даже
святых, в самонадеянности и дерзости, сам же без всяких на то оснований произносивший
дерзкие речи, как ни один из римских епископов до него? Скрывавшийся под маской
альтруиста, создававший видимость заботы о сохранении привилегий других епископов, при
этом отнимая их?
ГЛАВА 5 ПАПА ЛЕВ I (440—461 гг.)
«...авторитарная личность».
Даииель-Ропс1
«... до Льва I на троне Петра не было ни одного епископа
исторического масштаба».
Фердинанд Грегоровий2
«Он рычал, и трусливые сердца животных начинали дрожать».
Надпись на надгробии Льва I, сделанная папой Сергием I в 688 г.3
Обыгрывая его имя, вплоть до наших дней его славили как льва от
колена Иудина — восхваление, которого он не заслужил. Его
правильнее сравнивать с лисицей».
Иоганн Галлер4
«Лев — первый папа старых христианских времен, о котором
известно, что он имел ясную и четкую папскую идею... Она исходила
из того факта, что римский епископ является преемником апостола
Петра. Из этого Лев сделал вывод, что он обладает теми же
полномочиями, которыми Христос наделил апостола».
Католический теолог Альберт Эрхард5
«Это учение о верховенстве... Лев Великий так превосходно
подал, что оно и по сей день остается становым хребтом папства».
Вальтер Ульманн6
О месте рождения Льва I, его родителях и его образовании ничего не известно.
«Лучшее, что мы можем предложить — не более чем догадка» (Джелленд/ Jalland). Старые
католические авторы охотно приписывают ему очень знатное происхождение, подобно тому,
как «еретикам», когда нет достоверных данных — «низкое». Предположительно, Лев
родился в конце IV в. В большинстве списков «Liber Pontificalis» он называется урожденным
тосканцем. На право считаться местом его рождения больше всего претендует Вольтерра.
Там даже в 1543 г. каждого, кто не отмечал торжественно 11 апреля, день поминовения Льва,
облагали денежным штрафом в 48 солиди!7
Проспер Тирон Аквитанский, который при Льве был сотрудником папской курии,
называет его родиной Рим, да и сам Лев говорило Риме: «мое отечество», что, правда, может
пониматься в более широком смысле. Достоверно лишь то, что уже при своих
предшественниках Целестине I и Сиксте III Лев был диаконом «апостольского трона» и уже
тогда имел большое влияние. Даже Кирилл Александрийский радел за него. Галла Плацида,
регентша Западной Римской империи направила его летом 440 г. в Галлию, чтобы уладить
конфликт между полководцем Аэцием и наместником Альбином. Пока архидиакон Лев
выполнял эту миссию, он был избран папой и посвящен в сан по возвращении 29 сентября
440 г.8
ПАПА ЛЕВ I ЧИТАЕТ ПРОПОВЕДИ О СВОЕМ ПЕРВЕНСТВЕ И ПРИЗЫВАЕТ
МИРЯН К СМИРЕНИЮ
Историческое значение этого папы в том, что он укрепил папское верховенство. Почти
не имея опоры на традицию, если не считать его непосредственных предшественников, он
беззастенчиво, систематически и последовательно укреплял и расширял папские притязания
на власть.
Для их обоснования и популяризации им использовалась, в первую очередь,
петродоктрина. Правда, весь Запад, включая Африку к тому времени уже был ознакомлен с
нею. Но Лев эксплуатировал ее в хвост и в гриву, возведя до папского абсолютизма
(plenitudo potestas), до «петрологии». Он не преминул сдобрить ее элементами языческой
римско-имперской идеологии с примесью соответствующего «придворного церемониала».
Лев непрестанно говорит о Петре. Вновь и вновь он ставит его во главу угла. После чего
уравнивает римских епископов с ним. Он превращает их в «совладельцев» петровских
почестей, а затем — и в его «наследников». Термин: «наместник» Петра, возникает в это же
время. При помощи этих понятий Лев отождествляет себя с Петром и в юридическом
смысле, претендуя на все вытекающие из этого полномочия. Используя всевозможные
смелые экзегетические трюки, он уподобляет Петра, «глашатая апостолов» самому Иисусу,
делает его сопричастным власти Бога, чтобы таким способом наделить и папу частью этой
власти. Там все пребывает «в неизбывной сопричастности». Ибо устами папы глаголет Петр.
Внимающий папе услышал Петра, услышал Христа, услышал Бога! «Когда мы доводим до
слуха Вашей Святости наши предостережения, верьте, что это говорит Тот, представителем
которого мы являемся (cuius vice fungimur)».
Если Петр, по Киприану, владеет первенством inter pares*, то теперь Лев возвышает
Петра над всеми. Он снова и снова подчеркивает и превосходство Петра, и папские
претензии на руководство, и то, что римский престол — престол престолов, sedes apostolica и
глава церкви. При этом он извращает предание, утрирует его, выдвигая совершенно новые
притязания. В этих целях он использует даже императора Валентиниана и женщин
императорского дома, которые по его просьбе направляют письма в Константинополь.То,
что содержится в этих письмах касательно римского первенства, далеко превосходит все
ранее сказанное на эту тему. Один лишь римский епископ, и никто иной, является
«наместником Петра». Авторство этого пассажа, пожалуй, принадлежит Льву (правда, не
исключено, что он уже был употреблен в 431 г. в Эфесе папским легатом Филиппом). Петр,
«за которого мы управляем» — первое pluralis maiestatis** в истории папства. Таким
образом, римский епископ «не только обладатель римского престола, но и глава всех
епископов». Ему обязаны повиноваться все, включая предстоятелей всех патриархатов
(maiores ecclesiae). Он призван «править всей церковью», быть «князем всей церкви», «всех
церквей на земле» Лишь «антихрист или дьявол» стал бы спорить с этим. Тот же, кто
усомнится в его верховенстве (principatum), «ни на йоту не умалит» его достоинства, «но
лишь низвергнет себя, преисполненного высокомерием, в ад». Кто тут чем преисполнен —
совершенно понятно, как бы Лев ни Подчеркивал свою незначительность, недостойность и
несостоятельность — короче, «indigrtus haeres»*. Сей муж, который основательно
поднаторев в римском праве, вывел из понятий о сопричастности и наследовании тесную
правовую взаимосвязь между папой и Петром, неразрывное единство теологии и права,
Библии и юриспруденции — сей муж предусмотрительно доводит до логического
завершения печально известную формулу, которая словно бы витала в воздухе: «достоинство
Петра не умалится и в недостойном наследнике» (etiam in indigno haerede). Католик Кюнер/
Kuhner добавляет, что так «может быть оправдано все, вплоть до преступления»9.
* Inter pares (лат.) — среди прочих (здесь: апостолов). (Примеч. ред.
** Pluralis maiestatis (лат.) — преувеличение величия. (Примеч. ред.)
Неутомимо папа Лев подчеркивал всемогущество пап, а значит, и свое собственное. Об
этом он постоянно писал и читал проповеди. «Во всем мире лишь один Петр был призван
стать главой всех апостолов, всех избранных народов, всех отцов церкви». «Во всем мире
ищут спасения у трона святого Петра». Лев славит Петра как «камень» и фундамент, как
«привратника Царства Небесного», как «судию, карающего и милующего». Лев пишет, что
хотя все епископы и обладают «единым достоинством», но никак не «равны цо чину». Так,
мол, обстояли дела уже между Петром и другими апостолами; «хотя все они были одинаково
избраны, только ему од-ному было дано превосходство». Лев доходит не только до
утверждения, что приговор Петра «имеет силу и на небесах», но и утверждает, что он, папа,
отправляя свою должность, обладает «непреходящей благодатью всемогущего и вечного
Архипастыря», который нравен ему (!) и равен Отцу»10.
Самонадеянность — выше некуда. Но Лев уже в своей вступительной папской
проповеди 29 сентября 400 г., с кото: рой начинается традиция подобных проповедей,
отнюдь не скромно ликует вместе с псаломщиком: «Он благословил меня, сотворивши надо
мной великое чудо...» А сразу вслед за этим издает радостный крик, что Господь
«возвеличил» его, возведя «на высшую ступень»11.
Овечкам же он настоятельно рекомендовал смирение!
* Indignus hаеres (лат.) — недостойный наследник. (Примеч. ред.)
«Ведь торжество Спасителя, победившего дьявола и весь мир, проистекает только из
смирения». (Лев часто и очень образно живописует дьявола и ад — гораздо чаще, чем
небеса; от них проку меньше.) Лев утверждает: «Все (!) учение христианской мудрости,
возлюбленные братья» состоит не в пышных словах и хитроумных толкованиях, равно как и
не в стремлении к славе и почестям», — их он приберегает для себя и ему подобных, — «но
в истинном и добровольном смирении». Смирение предназначалось подданным, зависимым,
эксплуатируемым. Остается только напомнить, что уже в V в. римский епископ был
крупнейшим землевладельцем во всей Римской империи12.
ПАПА ЛЕВ I — КТО ОН?
От него сохранилось большее литературное наследие, нежели от любого предыдущего
папы: 90 наставлений, праздничных проповедей, проповедей на пост или на Страстную
неделю. (Ни от его предшественников, ни от непосредственных преемников проповедей не
сохранилось.) Кроме того, до нас дошло множество его писем, из которых 114 посвящены
его восточной политике. По проповедям, «возлюбленные братья», характер этого человека
уяснить не так-то просто. Все проповеди Льва коротки, а некоторые — первая, шестая,
седьмая, восьмая, тринадцатая и восьмидесятая — исключительно коротки, как будто он
брал пример с Флавия Кира. 173 письма (из которых около 20 — не йодлинны, а 30 вообще
адресованы ему) к тхэму же, в большинстве своем, вышли из канцелярии, а следовательно,
являются, прежде всего, продукцией Проспера Аквитанского, увлекавшегося богословием
южногалльского автора, друга Августина и ярого борца с пелагианами. «С большой долей
достоверности» можно допустить, что к Просперу восходит теологическая суть именно тех
«великих, имевших общегосударственное значение посланий, которые прославили имя Льва
на Западе и Востоке», — пишет Иоганн Галлер/ Johannes Haller, предварительно подчеркнув:
«Искусственная форма, которой так дорожили в те времена упадка, звенящий пафос, так
мало говоривший изобилием громких слов, ритмичная интонация, своим благозвучием
завораживающая слух и скрывающая скудость и слабость мысли — по меньшей мере все это
в равной степени лмюгло принадлежать как слуге, так и хозяину»13.
Во всяком случае, Лев, державшийся столь самовластно, большой поклонник
«апостольского» (!) придворного церемониала, столь помпезно пропагандировавший примат
Рима и называвший «трон Петра» «объектом трепета» (materia trepi-dationis), был типичным
«хозяином», духовным повелителем, которого папа Николай I, один из его самых
значительных последователей, в 865 г. в письме византийскому императору Михаилу
сравнивает с «львом от колена Иудина» (Откр., 5,5), который «открывал свой рот — и
потрясал всю землю, даже императоров». Сколь бы сильно ни было преувеличение, сколь бы
ловко, чтобы не сказать лицемерно, он ни прикрывал библейскими изречениями свое
властолюбие и свои постоянные требования беспрекословного повиновения, называя себя
при этом «учеником смиренного и кроткого Учителя», говорящего: «Возьмите иго Мое на
себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем... Ибо иго Мое благо, и бремя
Мое легко» (Мф., 11, 29—30) — в действительности Лев был абсолютно не евангелической
натурой. В цисьме от 10 октября 443 г. к епископам Кампании, Пицена и Тусции он
выражает беспокойство, что «повсюду» (passim) рабов рукополагают в пресвитеры. Он
решительно запрещает возводить в духовный сан лиц, которые «не имеют надлежащего
происхождения». Когда-то христиане в значительной части состояли из лиц подобного
происхождения! Теперь же папа запрещает возвышение «жалких рабов» (servilis vilitas) до
священнослужителей, поскольку не пристало испытывать перед Богом того, кто даже не
прошел испытания у собственного господина. Лев I «Великий», учитель церкви, высокое
происхождение превращает в обязательное условие духовной карьеры. Он проклинает
посвящение рабов, как преступление против святости священнического сана и прав господ!
Так церковь приноравливалась к рабовладельческому обществу поздней Римской империи,
ярчайшим представителем которого сама же и являлась. Христианское государство охотно
приняло это к сведению. Всего несколькими годами позже — связь очевидна —
Валентиниан III издает указ, запрещающий возведение рабов, колонов и других зависимых
лиц в духовный сан!14 Со своими собратьями-епископами Лев I также высокомерен. Он
приказывает. Он должен приказывать. Ибо один возвышается над всеми. Вот он и дает
почувствовать им, что он выше, что он превосходит их, что он стоит «по воле Господа на
высоком посту». Он повелевает и доселе независимыми от Рима прелатами. Например,
митрополитом Аквилеи, которому он даже угрожает. Он распоряжается и испанскими
епископами. Галльские епископы уже не называют его, как прежде, «Твое Братство», но —
«Ваше Апостольство» (apostolatus vester). Его величают и «corona vestra». Плюс ко всему
множественное число при обращении становится общеупотребительным15.
Подобным же образом Лев обращался и со своими коллегами. Например, в Галлии, где
епископы Арля и Вьенны оспаривали друг у друга право на митрополичье достоинство. Мы
лишь бегло коснемся предыстории этого спора.
СВ. ЛЕВ ПРОТИВ СВ. ИЛАРИЯ
В начале V в. епископское кресло Арля (Арелата), одного из важнейших городов
Запада, «галльского Рима» (gallula Roma), занял Герое. Он был учеником св. Мартина
Турского и, по свидетельству Зосимы, добился епископского сана угрозами и насилием.
Утвердить свое положение ему удалось лишь при пода£ржке узурпатора Константина
III, который с 409 по 411 г. владел Арлем. Поэтому вполне правдоподобно, что Герое
предоставил, как пишет Созомен, загнанному в угол узурпатору убежище в соборе Арля и
даже посвятил его в священнический сан, что не спасло того от казни. Вскоре после этого
Герое вместе с епископом Лазарем из Экса, обвиненном в тяжких преступлениях, оказались,
вследствие своего политического интриганства, в палестинской ссылке. Но и там они
интриговали против Пелагия, даже формально выступив против него в обширном послании
(кн. 1, стр. 426)16.
Преемник Героса, влиятельный, но впоследствии убитый Патрокл (412—426 гг.), тоже
«фигура крайне подозрительная» (Дюшесн/ Duchesne), который взошел на епископский трон
Арля, поддерживаемый правительством своего друга Констанция III, посадил на папский
престол Зосиму. Папа немедленно отблагодарил епископа Патрокла «целым рядом
существенных привилегий» (католик Баус/ Baus). Первым же своим декретом от 22 марта
417 г. — через четыре дня после восшествия на престол! — он обеспечил Патроклу
«широкую митрополичью власть» и сверх того наделил его правом верховного надзора «над
всеми церквами Галлии» (католик Ланггертнер/ Langgartner), возможо, в качестве
немедленной расплаты за помощь при выборах папы17.
Епископ Патрокл подвел под свое кресло «церковно-исторический» фундамент
петродоктрины. Ирония истории в том, что сам Рим, а именно, папа Иннокентий I,
распространяет ложь, будто все церкви в мире основаны Петром или его учениками. Это
работало на идею о примате Рима, но одновременно приводило к конфликтам пап с другими
охочими до власти священнослужителями. Епископ Патрокл придумал ученика Петра св.
Трофима Арльского и возвысил его, никогда не существовавшего, до миссионера Галлии и
основателя Арелатской церкви, а самого себя, при поддержке папы Зоеймы — до
митрополита. Епископы Марселя, Нарбонны и Вьен-ны немедленно выразили протест и
отказались подчиняться римскому решению, хотя их «вызывали на ковёр» и пытались
приструнить. Прокл Марсельский был смещен, что спустя несколько десятилетий привело к
серьезному конфликту между папой Львом I и одним из преемников Патрокла Иларием
Арелатским, которого папа окончательно лишил его митрополичьих прав, и без того
урезанных предыдущими папами18.
Архиепископ Иларий (429—449 гг.), настоящий святой католической церкви
(поминается 5 мая), происходил из знатной, политически влиятельной семьи. Сначала он был
мОнат хом в Леринском островном монастыре, затем, с помощью своего родственника и
предшественника епископа Гонората, был произведен в епископы, хотя и противился этому,
если можно верить его биографу, который сообщает, что св. Иларий постоянно, даже зимой,
путешествовал босикОм и имел единственное, очень скромное облачение, под которым была
власяница. Он выкупал пленных, основывал монастыри, строил церкви. Во время поста он
порой три часа подряд читал проповеди и горько рыдал, если с кем-то из его близких
случалось несчастье. С другой стороны, как утверждал св. Лев, св. Иларий с оружием
вступал в города, в которых умирал епископ, чтобы навязать им преемника из своей свиты.
А когда епископ Проект лежал при смерти, святой, мол, явился и рукоположил нового
епископа — Импортуна. «Он был столь нагл, что не мог дождаться кончины
брата^епископа», — язвил Лев. Вопреки ожиданиям, Проект выздоровел, и горожане
пожаловались на Илария: «Он удалился прежде, чем мы успели осознать его появление».
Митрополит был скор и на отлучение от церкви. Подобное поведение Илария, который «не
имеет степенности, подобающей священнослужителю, а ищет славы, носясь с места на
место», было не по душе Льву. Двое святых противостояли друг другу, что не так уж редког
даже если речь идет о двух учителях церкви (кн. 1, стр. 150). И так же, как у не святых,
старшая карта бьет младшую19.
Римлянин опасался энергичного и красноречивого коллеги и зарождающегося
патриархата Арля, а также независимой галльской церкви, поскольку за Илария выступала и
объедилившаяся с ним аристократия Галлии, настроенная против знати Италии. Поэтому,
когда случился конфликт Илария с Проектом, а также с епископом Хелидонием, которого
Иларий сместил, поскольку тот женился на вдове, — Лев пошел в лобовую атаку. «Он
жаждет подчинить вас своей силе (subderе), — писал Лев епископам Вьеннской провинции,
—а сам терпеть не может покорности (subiectum) св. Петру», «и не благоговеет перед св.
Петром, а произносит дерзкие речи...» Св. Лев обвиняет св. Илария в «тщеславии и растущем
самомнении». Он утверждает, «что он раб своих страстей», что он «не желает подчиняться
никакому закону и ограничивать себя божественными установлениями», что он совершает
«недозволенное» и пренебрегает тем, «на что должен обращать внимание...» Когда арелатец
в 445 г. пытался договориться со Львом по-хорошему, для чего среди зимы пешком
перевалил через Альпы — «бесстрашно вошел он в Рим, без коня, без седла, без плаща» (Vita
Hilarii) — Лев взял его под стражу и созвал синод. Иларий бросил в лицо собранию гневные
оскорбления, «которые ни пристало мирянину произносить, а епископу выслушивать» (quae
nulus laicorum dicere, nulus sa-cerdotum posset audire), и удалился восвояси. Властолюбивый
архиепископ, чьим аскетизмом восхищалась вся Галлия, любимец большинства своих
коллег, которому поначалу все удавалось, теперь пал жертвой еще более властолюбивого
Льва. Римлянин оставил за тем, кто удалился «позорным бегством» и «подло претендует на
власть», лишь право на собственную епархию, которое тот вскоре также потеряет.
Лев не смещал любимца публики Илария (как впоследствии утверждалось во
вьеннской фальшивке). Чтобы придать законную силу своим действиям, он, как ему было
свойственно, заручился поддержкой государства. Поставленный в известность «надежным
свидетельством достопочтенного римского епископа Льва» об «abominabilis tumultus»* в
церквах Галлии, император Валентиниан III 8 июля 445 г. повелел, под угрозой штрафа в
десять фунтов золотом, «на все времена» повиноваться его приказам, равно как авторитету
апостольского трона, и отдал распоряжение наместникам провинций силой доставлять
противящихся этому епископов на суд римского епископа — «в соблюдение всех прав,
которыми наши предки наделили римскую церковь»20.
* Abominabilis tumultus (лат.) — чудовищные беспорядки. (Примеч. ред.)
Лев I особенно напирал на долг правителя, который у него часто фигурирует как
«custos fidei»*, защищать церковь. Он объявлял это чуть ли не главнейшим признаком
императорской власти. Ведь власть монарха — от Бога, следовательно, он получил ее не
только для управления миром, «но прежде всего (maxime) для защиты церкви». Папство
всегда будет считать это важнейшей задачей государственной власти! А из этого всегда
вытекает уничтожение или, как минимум, подавление инаковерующих 21.
Отныне Лев повелевал епископами Галлии, правда, лишь в южной ее части, где прежде
правил император через своего наместника Аэция. Но и там назревала катастрофа.
Иларий же скончался в 449 г. от тяжелой болезни, которая стала следствием его
зимнего перехода через Альпы. Весь Арль горевал, все хотели прикоснуться к его святому
телу, так что возникла опасность, что оно будет разорвано на куски. А Лев теперь поминал
«sanctae memoriae»** покойного.
* Custos fidei (лат.) — хранитель веры. (Примеч. ред.)
** Sancta memoria (лат.) — светлая память. (Примеч. ред.)
ПАПА ЛЕВ НАДЕЛЯЕТ ИМПЕРАТОРА НЕПОГРЕШИМОСТЬЮ В ВЕРЕ, А СЕБЯ —
ДОЛГОМ СВИДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ О НЕЙ
Примечательно и поведение папы по отношению к вышестоящим. Когда император
Валентиниан III — слабая личность, одаривавшая церковь и находившаяся под большим
влиянием петродокрйны Льва — в феврале 450 г. посетил Рим, Лев в одной из проповедей
говорил о нем с типичным для клерикалов псевдосмирением, за которым, на самом деле, не
было ничего кроме надменности и властолюбия: «Вдумайтесь, такому простому, бедному
человеку, как Петр, Христом вручены бразды правления первым и самым большим городом
мира. Древу его креста покорны скипетры царей; пурпур двора подвластен крови Христа и
мучеников. Император... приходит к рыбаку и умоляет о покровительстве».
Духовная империя папства уже ставит себя вровень с государством, но «налицо уже и
ростки будущего превосходства» (Клинкенберг/ Klinkenberg)22.
Разумеется, когда это было нужно, даже «Великий» Лев умел кланяться вельможам,
особенно если они выступали против еретиков и язычников, чего он от них и требовал,
охотно называя это их «labor» (работой). Говоря о своей собственной деятельности он
использует то же слово. Если это было выгодно, он восхвалял императоров, которые сами
себя именно в то время стали величать понтификами, как «хранителей веры», «сынов
церкви» и «свидетельствующими о Христе». Он признавал за ними самые удивительные
права в сфере церкви, авторитет в религиозных вопросах и «священническую святость».
Более пятнадцати раз у Льва обнаруживаются дифирамбы монархическим и священническим
(епископским) взглядам правителей23.
«Я знаю, — пишет папа Лев I византийскому императору Льву I, — что Вы достаточно
просвещены пребывающим в Вас Божьим духом». И продолжает: «Наше учение совпадает с
верой, данной Тебе Богом» — папа как бы подразумевает, что на это учение его вдохновил
император. Он даже признает за ним право отменять касающиеся вопросов догматики
решения соборов. Во многих своих посланиях он доходит даже до признания императорской
непогрешимости! Лев I, по прозвищу «Великий» (удостоенный наряду только с Григорием I,
тоже «Великим», редкого для пап звания: учитель церкви) опускается даже до того, что в
письмах к императору неоднократно убеждает того, что он не нуждается в наставлении от
человеков, ибо — просвещен Святым Духом и, по определению, не может заблуждаться в
вопросах веры! В весьма приподнятых выражениях папа Лев уверенно заявляет, что
император Лев, «преисполненный чистейшим светом истины, неколебим в вопросах веры, но
священным и совершеннейшим приговором отделяет добро от зла». «Вашу веру не сможет
обмануть никакое заблуждение»; «Твоя кротость черпает чистейшее учение из изобилия
Святого Духа». Но признает, что его долг, «долг» папы — «высказывать то, что Ты знаешь и
свидетельствовать то, во что Ты веришь» (patefacere quod intelligis, et рга-edicare quod credis).
И все это, несмотря на то, что папа абсолютно не верит в непогрешимость императора!24
(Любопытно, что многие епископы, например, в Сирии, а еще больше в Армении,
высказывание Христа о Петре: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата
ада не одолеют ее» (Мф., 16, 18) относили ко Льву, но не ко Льву-папе, а ко Львуимператору! Для них Христос, конечно же, был «главой» святой католической церкви, но,
как писали епископы, «ее силу и фундамент представляете именно Вы, император, подобно
неколебимому камню Христа, на котором Творец всего сущего воздвиг Свою Церковь».)25
ЗАТО: «ВО ХРИСТЕ ИСПОЛНЯЙТЕ ВОИНСКУЮ СЛУЖБУ»
С другой стороны, Лев без конца повторяет, что правит не столько император, сколько
Христос и Бог. Что власть императора — от Всевышнего («regnat per Dei gratiam»). Юлиану
Коссокму он поручил в надлежащий момент доводить до императора «должные внушения»
(opportunas suggestiones). Ведь он, Лев, «не раз имел возможность» узнать веру
достославного Августа и «сознательно служит Его Величеству наилучшим образом тогда,
когда император прежде всего печется о единстве церкви». Ибо император получил свою
власть, прежде всего, для защиты церкви, что Лев настоятельно подчеркивает, то и дело
называя императора: «custos fidei». Он внушает, что благо церкви есть благо государства.
«Всей церкви и Вашей империи послужит на пользу, если во всем мире останется один Бог,
одна вера, одно таинство спасения людей и один символ веры». Мало того, этот
представитель Христа рекламирует, сколь полезна войне религия любви, а благая весть —
наступательной силе армии. «Если Божий Дух укрепит единство христианских правителей,
— речь идет о Маркиане и Валентиниане, — то весь мир увидит, как вдвое приумножится их
доверие: ибо с умножением веры и любви (!) сила оружия станет неодолимой и Бог,
умилостивленный единством нашей веры, немедленно уничтожит пагубу ложных учений и
враждебность варваров»26.
Яснее ясного! Любовь и оружие! Единство, сила и истребление врагов — с давних пор
теория и практика христианства (кн.1, гл 5). Особенно в Риме, где, например, христианин
Апоний предположительно в начале V в. усердно вещает не только о главенствующем
положении церкви Вечного города, но и о христианской имперской теологии. Согласно ей,
во главе народа стоят римские императоры, «но лишь те, которые познали истину и в
смирении (!) служат Христу. Из них, как из целительного источника, изливаются
благочестивые законы, вожделенный мир и возвышенная покорность (!) культу святой
церкви...» Но чтобы все это —- благочестивое законодательство, вожделенный мир и
покорность — стало явью, правители должны «исполнять военную службу со Христом,
Царем царей.,.»27.
Именно так мыслил и Лев, пропагандировавший для всего мира одного Бога, одну
империю, одного императора (один Бог, один рейх, один фюрер!..) и, разумеется, одну
церковь.
Это выдавалось им за «священный порядок», за «рах christianа», которому угрожают
«только» два врага: «еретики» и «варвары». «Вот императорам и приходится бороться и с
теми, и с другими» (Грильмейер/ Griilmeier). Поэтому их долг — «reparatio pacis». Вернее, то,
что они под этим понимают или скрывают: война, не считаясь с потерями, пока они не
получат то, что хотят. Именно этого, и ничего иного, они хотят и по сей день. Семнадцать
веков церковной истории наглядно демонстрируют это. Кроваво и лицемерно...
СОТРУДНИЧЕСТВО РАДИ ИСКОРЕНЕНИЯ «ЕРЕТИКОВ» С
«АКЦЕНТИРОВАНИЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА»
С «еретиками» такой папа беспощаден. Он постоянно ведет оголтелую враждебную
кампанию против «лжеучений лающих еретиков», их «острых стрел», «ядовитой лжи»,
«безбожных постулатов», их «чудовищности». Все они, учит Лев, соблазнены «коварством
дьявола», «испорчены дьявольским злом», «подвержены всем возможным порокам» и
склонны к «все более тяжким грехам». Иногда они являются кроткими, льстивыми, «в
овечьей шкуре, но, по сути, они — хищные волки», которые лишь прикрывают «именем
Христа свою дикую хищническую природу». Их ведет дьявол, и если эти звери, целые «стаи
хищников» порой, как уже было сказано, держатся умеренно, хитро, дружески, то в конце
концов они все равно «прибегают к убийству»29.
В принципе, это—описание его собственной практики. Классический автопортрет.
С целью пастырско-теологической профилактики папа Лев непрестанно рекомендует
пост, со всеми вытекающими последствиями: умерщвлением плоти, презрением к миру, и,
разумеется, прежде всего — презрением к похоти. Это стало основой всей их
«нравственности» вплоть до XX в. «Похоть», согласно Льву, ведет к смерти. На самом деле,
все наоборот. Именно отказ от естественного влечения, от инстинкта вызывает агрессию, а
убиение страстей приводит к, страсти убиения. Как же христианство — вспомним Ницше —
почти все ставит с ног на голову! Поэтому, согласно Льву «Великому», христианин должен
«постоянно бороться со своей плотью», он должен «лишить плотское влечение любой
питательной почвы», он обязан «убивать свое вожделение и умерщвлять свои пороки» —
«избегать всех земных прелестей». «Любая земная любовь» для Льва исключена. Он учит
буквально так: «Вы должны презреть земное, дабы приобщиться к Царствию небесному»30.
* Reparatio pacis (лат.) — установление мира. (Примеч. ред.)
Льву I, папе, святому и учителю церкви, все это ясно как Божий день. Кто думает иначе
— тот живет «во грязи». Ведь кому же, как не «дьяволу, служат плотские страсти...»31.
«Великий» Лев на полном серьезе проповедует, что «йет ничего святого и чистого вне
пределов католической церкви»! К тому же, он ссылается на Павла (Рим., 14,23). Поэтому
папа запрещает «всякое общение» с некатоликами! Он настоятельно призывает презирать их
и их учения. Он повелевает бежать от них, «как от смертоносного яда! Чурайтесь их,
избегайте общения и даже разговора с ними». «Никакой общности с теми, кто является
врагом католической веры и только называет себя христианином!» Пусть все они
«убираются восвояси, в свои темные норы»!32
Обмен мнениями по вопросам веры, религиозные дискуссии он в грош не ставил, как
всякий папа, а тем более такой, для которого некатолики не что иное, как дьявол» «волки и
хищники». Все было решено. А если что и не было решено, то решать ему. Ничтоже
сумняшеся, он объявил соборным отцам Халкидона, что они не должны сомневаться в
истинности его точки зрения на то, «во что не должно верить..«После Собора он
настоятельно увещевал императора не допускать новых дискуссий. Это было бы
неблагодарностью по отношению к Богу. «То, что было сформулировано по всей форме (pie
et plene), не должно заново обсуждать, иначе мы создадим впечатление, как того хотели бы
проклятые, будто сами сомневаемся». Согласно Льву, «спорные вопросы» не следует
выносить на обсуждение. Он, Лев, данным ему «высшим авторитетом», сам даст верные
решения. «Если предоставить свободу дебатов (disceptare) об убеждениях, то никогда не
будет недостатка в людях, которые дерзнут оспаривать истину и доверяться болтовне
мирских умников». Напротив: «истинной вере достаточно знать, кто учитель» (scire quis
doceat)33.
Против тех, кто учил иначе, чем Лев, он еще активнее, чем предшественники,
использует государство. Подобно Несторию, папа Лев обращается к правителю Востока:
«Если Вы защитите церковь и обеспечите ее безопасность от всяческих лжеучений, то
сильная рука Христа защитит Вашу империю».
На Западе сильной руке Христа пришлось иметь дело с «фанатичной бабой» и
«слабоумным императором» (Грегоровий/ Gregorovius). С весьма послушной церкви
августой Галлой Плацидой, которая долгое время правила вместо своего сына Валентиниана
III, не менее добропорядочного католика, а затем до самой своей кончины 27 ноября 450 г.
принимала участие в принятии важных политических решений. (Одним из ее советников в
течение многих лет был св. Барбатиан Равеннский, священник, совершивший множество
«чудес» сначала в Риме, а потом ив Равенне.)34
Разумеется, правительство, способствуя централистским тенденциям римской церкви,
действовало исходя из собственных интересов, хотя бы уже потому, что шатающаяся
империя рассчитывала извлечь из этого выгоду в провинциях, которые были уже захвачены
германцами или находились под угрозой захвата. Эти соображения и предопределили успехи
Льва на Западе. Церковная политика государства на протяжении IV—V вв., с одной стороны,
была направлена на обеспечение единства и спокойствия в ней, а с другой — на
противодействие единовластию одного-единственного епископского трона. Поэтому в союзе
с Римом государство на Соборе в Халкидоне одержало верх над Александрией. Но попытка
держать Рим в состоянии угрозы, используя для этого патриарха Константинополя,
провалилась. Государство было слабым, и папа использовал его слабость в своих целях,
никогда не демонстрируя враждебности, но действуя под маской благожелательности35.
Лев I поддерживал с правителями самые добрые отношения. 144 его письма — большая
часть сохранившегося от него эпистолярного наследия — адресованы членам
императорского дома. Католик Камело/ Camelot называет это «доверительным и
гармоничным сотрудничеством». Иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner говорит о «преданности
Льва империи». Уже в своих первых письмах папа активно агитирует против «еретиков»,
которые не что иное, как отпавшая, одержимая расколами, бунтующая толпа,
преисполненная неправды, порока, лживости и безбожия, коварства и глупости; их учение —
сплошное дурное, чумное безумие: error, pravus error, totius erroris pravitas, pestiferus error,
haereticus error36.
Инициатива в этой антиеретической кооперации, в этой борьбе «сынов света» против
«сынов тьмы» совершенно очевидно исходила от папы. После наказания его противников
он отправлял хвалебные и благодарственные письма Их Величествам, поскольку
прекрасно сознавал, что без помощи государственной власти «ересь» одержит верх, в первую
очередь на Востоке. Поэтому он настойчиво и непрестанно призывал Валентиниана III,
Маркиана, Льва I и императрицу Пульхерию, страстную поборницу папской идеи, к борьбе с
«еретиками», к «рго fide agere»*. Он желал изгнания иноверущих с высоких постов, а еще
больше — их ссылки, но горячо отстаивал и смертную казнь в отношении их. Он требовал,
чтобы оказалось невозможным «продолжать жить с подобными убеждениями». Ересь для
папы — заразная болезнь, которую «следует вырезать из тела Церкви» (haereses а согроге
eccle-siae resecantur). Император, который обязан разить «еретиков» как «оружием слова»,
так и «стальным оружием», предстает у Льва почти как «Vicarius Christi vel Dei»**, как
«продолжение длани Господней». Эту бросающуюся в глаза кровожадность католический
теолог Штокмейер/ Stockmeier даже в 1959 г. комментирует таким образом: «Государство
призывают к сотрудничеству, чтобы всеми силами и средствами оно способствовало
совершенствованию (?!) идеального состояния». «Вера, со всем изобилием своих ценностей
(!) и благ вверяет себя охранительной руке императора и находит прибежище. Благодарно
взирает она на него...»37.
* Pro fide agere (лат.) — здесь: вперед, за веру. (Примеч. ред.)
** Vicarius Christi vel Dei (лат.) — наместник Христа и даже Бога. (Примеч. ред.)
Своему агенту, епископу Юлиану Косскому (Вифиния на Понте Эвксинском), пожалуй,
первому апокрисиарию при императорском дворе Константинополя, Лев писал, что если
люди «дошли до такого безумия, что предпочитают буйство исцелению, то это дело
императорской власти энергично подавлять возмутителей церковного мира, как врагов
государства, которое по праву гордится своими христианскими правителями». В одном из
следующих писем он говорит своему посланнику: «Тогда они, по крайней мере, будут
страшиться силы карающих органов»38.
Патриарху Константинополя Анатолию, амбициями которого он был взбешен и
ревниво наушничал о них императору, он 11 октября 457 г. выражает свое «сильнейшее
неудовольствие тем, что среди Твоих клириков, говорят, завелись такие, которые склоняются
на сторону нашего злейшего врага... Тебе следует недреманно и усердно думать о том, как их
выследить (investigandis) и с примерной строгостью (severitate congrua) наказать; тех же,
кому наказание не сможет помочь, следует беспощадно отторгнуть»39.
Поскольку Анатолий казался ему недостаточно строгим, он в 457 г. отправил послание
императору Льву, в котором сообщает, что брат Анатолий медлит с подавлением
«еретических» клириков», «проявляя чрезмерную доброту и снисходительность, а посему не
соблаговолите ли Вы, ради Вашей веры, даровать Церкви средство излечения, дабы
подобные были изгнаны не только из рядов духовенства, но и из города (Константинополя)».
«Ибо Ваше епископское и апостолическое благочестие должно Вас подвигнуть к
справедливому наказанию зла»40.
Геннадию, экзарху Африки, папа писал, что тот должен ныне обратиться против врагов
церкви с той же силой, с какой обращаются против внешних врагов, «бороться за
христианский народ, как воины Господа сражаются в войнах за веру». Мол, известно, что
«еретики», дай им волю, «неистово восстанут против католической веры, дабы впрыснуть яд
ереси в члены тела Христова». Ведь он уже благодарил императора Маркиана за то, что тот
«промыслом Божьим уничтожил ересь» (destructa est)41.
Папа Пелагий прославляет «жизнетворную заботу Льва о вере». Император
Валентиниан публично восхваляет 17 июля 445 г. «человечность кроткого Льва».
Современный же панегерист иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner неустанно поет дифирамбы
«moderatio»* Льва, «в широком и непередаваемом с полной точностью смысле этого
истинного римского и христианского слова, которое так любил Лев... Modemtio —~ это
тончайшее умение дозировать справедливость, благородное чувство меры, умение находить
«золотую середину», мудрая, зачастую под стать профессиональному дипломату,
способность оценить существующие возможности и, идя на элегантные уступки, никогда не
терять из виду цель...» Короче, для Льва, как пишет католический теолог Фукс/ Fuchs даже
во второй половине XX в., превыше всего «акцентировать человеческое достоинство». Равно
как для Иоанна Павла II (ср. мою брошюру «Папа отправляется на место преступления»)42.
В действительности, еще будучи диаконом, Лев беспощадно боролся с «еретиками».
* Moderatio (лат.) — умеренность, самообладание. (Примеч. ред.)
ЛЕВ I, ГОНИТЕЛЬ ПЕЛАГИАН, МАНИХЕЕВ И ПРИСЦИЛЛИАН, КАК
ПРОПОВЕДНИК ЛЮБВИ К ВРАГАМ
Лев решительно вмешался уже при сокрушении серьезною противника Августина
Юлиана Экланского (кн. 1, стр. 430). Ведь по сообщению Проспера Тирона, именно с подачи
диакона Льва папа Сикст III в 439 г. запретил восстановление затравленного Юлиана
епископом его епархии, И именно Лев позднее вторично проклял его. (Он уговаривал и
императора Маркиана запрятать уже сосланного Евтихия в еще более отдаленную
местность.)43
Когда Лев стал папой, первым объектом его атак в 442 г. стали пелагиане в Венетии.
Епископ Септимий из Алтинума донес ему, что в епархии архиепископа Аквилеи принимают
в церковь не отрекшихся клириков Пелагия и Целестина. Лев похвалил викарного епископа,
а митрополита резко отчитал за то, что из-за чрезмерной снисходительности пастырей
«волки в овечьей шкуре» проникли в стадо Господне. Угрожая ему суровым гневом
апостольского престола, если подобное повторится, он настаивал на проклятии
«заблуждений», «высокомерных лжеучений», «тяжкого недуга» (pestilentiam) и
«искоренении этой ереси»44,
Манихеев папа, начиная с 442 г., травил почти как инквизитор.
Если, как он писал, «во всех ересях можно найти хоть малую толику истины», то в
догматах манихеев «нет и крупицы» того, что выдерживает критику. Все у них никуда не
годится. Сам Мани — «обманщик несчастных», слуга «порочного суеверия»; его учение —
«настоящий оплот» дьявола, властвующего там «безраздельно не каким-либо одним
пороком, но всеми мыслимыми глупостями и злодеяниями. Вся порочность язычников, вся
косность «обуянных плотью» евреев, все то, за что запрещают тайные магические учения,
всевозможные святотатства и богохульства всех ересей — все это сосредоточено в этой
секте, как в выгребной яме вместе со всеми прочими нечистотами». Лев уверяет: «У них нет
ничего святого, ничего чистого, ничего истинного», «все окутано мраком, все обманчиво».
Он утверждает, что «видов их преступлений больше, чем слов, которые есть в языке для
обозначения преступлений»45.
Эти преувеличения и обобщения не нуждаются в комментариях.
Манихейство (ср. кн. 1, стр. 143), в отличие от трансцедентального монизма, четко
дуалистически разделявшее видимый мир, было универсальной, мировой, синкретической
религией, включающей буддистские, иранские (зороастрийские), вавилонские (халдейские),
познеиудейские и христианские элементы. Оно было распространено от Испании до Китая.
Как правило, решительно отвергаемое из-за его притязаний на исключительность, оно было
государственной религией только в Уйгурском каганате в Центральной Азии с 763 по 814 г.
Христианские императоры, уже начиная с Диоклетиана, законодательно и решительно
преследовали этот культ, как опаснейшую из «ересей». Уже католик Феодосии I,
проливавший кровь людскую как водицу, ввел смертную казнь за принадлежность к
манихейству, после того как многие отцы церкви писали ему об этом, причем с особым
успехом: Ефрем Сирин (ср. кн 1, стр. 143) и блаженный Августин, хотя сам и был
манихейцем на протяжении почти десяти лет (ср. кн. 1, стр. 401)45.
После завоевания Карфагена вандалами (439 г.) многие манихеи вместе с толпами
африканских беженцев бежали в Италию, прежде всего в Рим. Лев часто и страстно
подвергал их нападкам, называл их «пожирающим раком», «навозной ямой» и в своем
«усердии» (Гризар/ Grisar) повелевал выслеживать их, арестовывать, а не исключено, что и
пытать. Ма-нихейского епископа он также взял под стражу (a nobis tenuis) и добился от него
признания вины. Трибунал, составленный из христиан: сенаторов, епископов и священников
— под его председательством тщательно добросил в декабре 443 г. некоторых манихейских
electi и electae, т. е. «избранных», которым запрещалось убивать живое, причинять вред
растениям, в отличие от auditores, т. е. «слушателей», имевших право жениться и иметь
половые сношения. Папа разоблачил их «позорные деяния», а также «развратные действия»
в отношении малолетней девочки с целью высвобождения божественных частиц света
человеческого семени (semen huma-num). Ибо св. Лев, подобно св. Августину («поп
sacramentum, sed exsecramentum»*) зациклился на «манихейской похотливости, как таковой»
(Грильмейер/ Grillmeier). Лев затребовал сочинения проклятых и приказал публично сжечь
их. Некоторых, кого еще можно было «исправить», после отречения подвергали церковному
наказанию, извлекая из «бездны безбожия». Других же, кого не спасет «ни одно лекарство»;
папа приказывал «светским» судьям, во исполнение «повеления христианских императоров»,
приговаривать к пожизненной (!) ссылке (per publicos judices perpetuo sunt exsilio relegati). В
ходе допросов он пытался получить имена манихеев других территорий, принуждал своих
жертв к даче показаний об их учителях, епископах и священнослужителях в других
провинциях и городах. Сверх того, 30 января 444 г. он отдал распоряжение всем прелатам
Италии выслеживать и хватать ускользнувших манихеев, приложив для инструктажа
судебные акты римского процесса. В результате рассылки подобных розыскных
ориентировок преследование «еретиков» распространилось повсюду, вплоть до Востока47.
* Non sacramentum, sed ex sec ram en turn (лат.) —* что не свято, то проклято. (Примеч.
ред.)
Мало того, даже мирян он подстрекал к доносительству, вынюхиванию и
наушничеству — к занятиям, которые позднее, в средневековой церкви, расцветут пышным
цветом при искоренении иноверующих и «ведьм». «Проявите же сйятое рвение, которого
требует от вас забота о вере!» — восклицал он и призывал «всех верующих на оборону». Он
приказывал, чтобы «о манихеях, которые скрываются повсюду, доносили своим
священникам»; требовал «находить тайные убежища безбожников и уничтожать там самого
дьявола, которому они служат. Если против подобных людей поднимется с оружием веры
вся земля и вся церковь, то именно вам, возлюбленные братья, надлежит проявить в этом
деле особое рвение...»48
Но тот же самый Лев, который действовал почти как средневековый инквизитор, мог
без устали мусолить свои христианские сентенции, требовать снисхождения, миролюбия,
любви к ближнему, терпимости и отказа от мстительности. Он мог вновь и вновь ханжески
проповедовать: «И поскольку каждый совершает проступки, то пусть же каждый и прощает!
Не будем же осуждать в других то, с чем мы столь охотно миримся в себе!»; «Одолевайте же
миролюбием любую вражду между людьми и не воздавайте никому злом за зло. Прощайте
друг другу, как простил нам Христос!»; «Да сгинет всякая месть...»; «Итак, откажемся от
всяческих угроз!»; «Да превратится суровая строгость в кротость, а гнев в милосердие!
Простим друг другу наши прегрешения!»; «Помолимся: «Остави нам долги наши, ако же и
мы оставляем должником нашим!» При этом папа настоятельно подчеркивает: «Мы имеем в
виду не только тех, с кем мы связаны родством или дружбой, но практически всех людей, с
которыми нас объединяет наше естество, будь то враг или союзник, свободный или раб»49.
Но не «еретик»! Но не манихей! Но не пелагианин! Но не присциллианин! Но не еврей!
Но не иноверец! Но не неверующий — вот что означает: «... всех людей»! Слова, слова,
слова! Все лицемерие этой церкви, весь оскал ее «Благой Вести», ее оплаченная
гекатомбами4 «любовь к врагу», ее омерзительная болтовня о мире — все это здесь налицо:
и отвратительное двуличие, и красной нитью проходящая через всю ее историю
неискренность, которой она себя заклеймила, с которой издевается сама над собой, которой
пригвождает себя к позорному столбу, которая доводится ad absurdum** от античности до
наших дней. Евангелие от палача!
Иными словами — от Льва «Великого».
Необычайно часто и всегда экзальтированно папа затрагивает тему манихейства. Для
характеристики этих людей он всегда использует одни и те же выражения, как то: орудия
сатаны, лжецы, вредители, фальсификаторы Писания, «весьма примитивные люди... которые
в слепом невежестве или в грязном влечении обращаются к тому, что не свято, а достойно
отвращения»50.
Хотя «врожденная стыдливость» и не позволяет Льву «затрагивать это подробно», он
тем не менее охотно останавливается на этих «вещах», на безнравственных поступках,
которыми они «наслаждаются, марая одновременно тело и душу, не ведая ни чистоты веры,
ни приличий» и «погрязнув в непристойности». При этом он предостерегает — тем самым
оскорбляя — «прежде всего» женщин от знакомства и общения с подобными людьми, «дабы
не угодить в силки дьявола, пока ваши уши, не ведая опасений, внимают их баснословным
вымыслам! Сатана ведает, что он ввел в искушение первого мужчину устами женщины (!), и
из-за легковерия женщины (!) все человеки были изгнаны из райского блаженства, он и
поныне уповает на свою хитрость, расставляя силки вашей сестре...»51.
Предостерегая женщин, он позорит их в полном соответствии с исконной традицией,
выпестованной величайшими христианами античности: Павлом, Иоанном Златоустом,
Иеронимом и Августином. Ведь подтверждение того, что женщины, как учит св. Иоанн
Златоуст» «прежде всего» созданы для удовлетворения мужской похоти, папа лично
обнаруживает у манихеев. Ведь признались же они его трибуналу в «гнусном деянии, о
котором стыдно даже упоминать». Он, однако, упоминал, более того, самолично провел
следствие об этом «столь тщательно, что не осталось малейших сомнений ни у тех, кто
отказывался верить в подобное, ни у вечных скептиков. Налицо были все участники
омерзительного действа: разумется, сама девочка, не старше десяти лет, две женщины,
воспитавшие и пристроившие ее к столь постыдному ремеслу. Налицо был также и едва
вышедший из детского возраста юноша, осквернивший девочку, а также манихейский
епископ, санкционировавший столь отвратительное преступление. Все эти люди дали
одинаковые показания одними и теми же Словами. При этом выявлена была такая гнусность,
которую мы едва смогли вытерпеть. От необходимости оскорблять целомудренных
слушателей более откровенными подробностями нас освобождают протоколы судебного
слушания, из которых со всей очевидностью вытекает, что в этой секте нет ни
благопристойности, ни порядочности, ни малейшего следа стыдливости. Их закон — ложь,
их религия — дьявол»52.
* Гекатомба — в Др. Греции — жертвоприношение, состоявшее из 100 быков; позднее
— всякое большое жертвоприношение. В переносном смысле — жесткое уничтожение или
гибель множества людей. (Примеч. пер.)
** Ad absurdum (лот.) — до нелепости (абсурда). (Примеч. ред.)
В конце концов, папа Лев, во имя поддержания «общественного порядка», добился от
императора Валентиниана III рескрипта от 19 июня 445 г., который подтверждая прежние
наказания, ужесточал их: предписывал обходиться с манихеями, как с осквернителями
святынь, лишал их на территории всей империи гражданских прав и свобод, и определял
принадлежность к манихейству как «publicum crimen»*, достойное проклятия «toto orbi»*V
Каждый, кто предоставлял им убежище, становился повинным в том же преступлении.
Соучастники утрачивали также право заключать договора, право завещать и наследовать и т.
д. В преамбуле говорится: «Недавно раскрытые преступления манихеев не позволют более
закрывать на них глаза. Какие только чудовищные, невыразимо и неслыханно бесстыдные
вещи ни пришлось раскрыть суду блаженного папы Льва и досточтимому сенату, заслушав
их собственные публичные признания... Мы были вынуждены принять это к сведению, ибо
нам не пристало медлить перед лицом столь отвратительного оскорбления Божества». Этот
императорский приказ преследовать манихеев, лишний раз свидетельствующий о тесном
взаимодействии государства и церкви, права и религии, res Romana и ecclesia Romana, был
разработан папской канцелярией, и, как пишет иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner, папа
«решающим образом» участвовал в его разработке. Чуть выше Ранер прославляет Льва за
«тонкую и гуманную середину между миром земным и бегством от мира», а чуть ниже — за
«столь часто восхваляемую Львом любовь», за «его всегдашнюю гуманность». В
действительности же; инициированный Львом закон против манихеев был «драконовски
жесток» (католик Эрхард/ Ehrard), так как предписывалось преследование манихеев вплоть
до их «последнего прибежища» (католик Штратман/ Stratmann)53.
* Publicum crimen (лат.) — преступление против общества. (Примеч. ред.)
** Toto orbi (лат.) — здесь: повсюду. (Примеч. ред.)
Но тот же самый Лев, умевший побуждать государство к жестоким преследованиям,
мог точно так же требовать от него благородного снисхождения и прощения. «Строгость
правления нашими подданными должна быть смягчена, а всякое отмщение за проступки
должно быть отменено! Пусть же возрадуются виновные, что они дожили до этих дней,
когда в правление благочестивых и богобоязненных владык смягчаются суровые публичные
наказания! Пусть исчезнет всякая ненависть...» Тот же Лев, который призывает государство
судить, ссылать, заточать и убивать «еретиков», мог евангельски-христолюбиво молить; «Да
прекратится месть, да забудутся любые оскорбления!»; «Итак, если кто, преисполненный
жажды отмщения, бросит кого-то в тюрьму или закует в кандалы, пусть он немедля
позаботится об освобождении, не только в случае невиновности, но даже тогда, когда
кажется, что наказание заслуженно!» Тот же Лев мог призывать: «Мы не должны никого
угнетать...». Тот же Лев знал, что Иисус запрещал «защищать его от безбожников с оружием
в руках»54.
Слова, слова, слова!
Хотя передача папой манихеев под уголовную юрисдикцию государства вписывалась в
юридические рамки и соответствовала императорским законам о «еретиках», новинкой стало
тесное сотрудничество духовного и светского суда. И если обезглавливание Присциллиана и
его соратников можно назвать первым кровавым процессом против «еретиков», то поход
Льва против манихеев — первым «инквизиционным» процессом, даже если в строго
юридическом смысле это и неверно55.
Биограф Льва, англичанин Тревор Джелленд/ Trevor Jalland не только находит, что
поведение папы объясняет его характер, но и назывет его гонения на манихеев «первым в
истории примером сотрудничества между церковью и государством в претворение политики
религиозных преследований». Раньше, мол, только государство боролось с иноверием,
теперь же эту функцию впервые принимает на себя церковь, в лице папы. При этом, правда,
нелишне будет напомнить о совместных преследованиях уже в IV в. присциллиан,
донатистов, ариан, язычников и евреев, хотя прежде ни один папа лично не вел себя столь
инквизиторски56.
Через несколько лет после изгнания манихеев из Рима, папа принялся за
присциллианство в Испании. Тамошний епископ Турибий из Асторги (Asturia Augusta)
обнаружил во время своей ознакомительной поездки по стране приблизительно в 445 г., что
они продолжают существовать, и в шестнадцати главах поведал об их важнейших «ересях».57
Доклад испанского епископа был сравнительно корректен, во всяком случае, его
информация была значительно объективнее, чем папская реакция не нее. Потому что Лев
«подогнал простое деловое сообщение под свою схему и создал искаженную картину
присциллианства, приравняв его к манихейству» (Гендлер/ Haendler)58.
И в этом случае римлянин делает обобщения в присущей ему манере: что не от папы,
то — от дьявола. Вновь он мечет громы и молнии против «этой проклятой ереси»,
«отвратительной секты», «безбожного бешенства», которое вновь «разрушает всякую
нравственность, узы брака и уничтожает все божественные и человеческие нормы». Ведь
однажды, в 385 г., первая смертная казнь христиан христианами в Трире (кн. 1, стр. 374)
возмутила христианский мир, и реакция на смертный приговор даже «среди виднейших
епископов... была однозначно отрицательной (католик Баус/ Baus). Но этот, такой гуманный,
умеренный, Лев, ханжеский рупор милосердия, упразднения всякой мести, угроз, какой-либо
ненависти, столь речистый проповедник прощения и Благой Вести для «всех», любви к
ближнему и к врагам, человек, который учит, что Иисус не хочет, чтобы его защищали с
оружием в руках — этот человек теперь в восторге от позорного трирского деяния и
страстно оправдывает ликвидацию Присциллиана и его сподвижников. «По праву (merito)
наши отцы, во времена которых разразилась эта безбожная ересь, по всему миру
прикладывали все мыслимые усилия, чтобы уничтожить это безбожное безумие во всей
Церкви; и мирские владыки так чурались этого дерзкого вздора, что поразили авторов и
очень (!) многих (plerisque) учеников мечом публичных законов». Лев «Великий» сумел
почти цинично подчеркнуть всю выгоду подобных убийств «еретиков»; «Эта строгость,
которую удовлетворял епископский суд, долгое время шла на пользу церковной кротости,
избегающей кровавых наказаний, и строгие законы христианских правителей все же
поддерживают ее в этом, так как те, кто страшатся наказывать телесно, часто прибегают к
духовным средствам излечения». Лев созвал в Галисии церковный форум против
присциллиан, но полностью искоренить их ему не удалось. Сто лет спустя, в 565 г., синод в
Браге, являвшейся в V—VI вв. столицей свевов, продолжая дело Льва, выдает на гора не
менее семнадцати анафематизмов против все еще многочисленных в Испании присциллиан и
требует от епископов более активной борьбы с «ересью»59.
ЛЕВ «ВЕЛИКИЙ» ДЬЯВОЛИЗИРУЕТ ЕВРЕЕВ
Куда реже, чем антиеретические действия этого папы, документами зафиксированы
или даже просто упоминаются его антиеврейские выпады. Тем не менее Лев I принадлежит к
длинному ряду юдофобских отцов церкви: от Иустина, Ири-нея и Киприана до Афанасия,
Евсевия, Ефрема, Иоанна Златоуста, Иеронима, Илария, Амвросия и Августина (кн. 1, гл. 2;
там же, стр. 377, 439).
И для такого благородного, кроткого и умеренного Льва евреи — всего лишь глупцы,
слепцы и безумцы, их священнослужители «забыли Бога», их книжники «глупы», их знания
«совершенно ничтожны», а их ученость — «невежество». «Их разум не в силах осознать то,
что они почерпнули из Священного Писания. Ведь у их глупых раввинов истина вызывет
досаду, а их ослепленные книжники свет превращают в тьму». Лев постоянно пользуется и
поныне столь любимыми этой церковью черно-белыми клише, неуклюжими плакатными
лозунгами и примитивнейшими сектантско-оболванивающими пропагандистскими
кампаниями. И как водится, на одной стороне — «мрак невежества», на другой — «свет
веры»; на одной — сражаются «сыны тьмы», на другой — сияет «свет истины»; вновь и
вновь все та же отвратительная схема: «несправедливость... против справедливости», «ложь
против истины», «ослепление» против «мудрости»60.
Этот папа постоянно упрекает евреев в смерти Иисуса.
Всякий раз он бичует в своих проповедях их «лишенных совести вождей и забывших
долг священников»: «их священники думали лишь о том, как бы совершить преступление
против Иисуса». Все они, «преисполненные неистовства отцеубийственной ненависти,
видели лишь одну цель», все они «уравнены жестокостью». И, наконец, Пилат «выдал
безбожному народу кровь Праведника...»61.
Следуя идее Нового Завета, Лев обвиняет евреев и оправдывает Пилата, римлянина,
«хотя тот и пошел на поводу у разъяренного народа...» Ибо именно «евреи своими
послушными сатане руками» распяли «Его непорочно зачатую плоть на кресте», «их
безбожие» было «тверже скал и всех могильных плит». Напротив, «солдаты Рима
обнаружили большую готовность поверить в Сына Божьего...» «На вас, на вас, лживые
евреи, на вас, забывшие Бога вожди народа, лежит вся тяжесть этого святотатства» и «вся
ответственность». «Несправедливость, которую принял на себя Пилат, приговорив Господа к
казни, а солдаты — исполнив его приказ, делает вас еще ненавистнее в глазах людей»62.
«В то утро для вас, евреи, солнце не взошло, а закатилось. Ваши глаза не увидели
привычный свет, но ужасное ослепление охватило ваши безбожные сердца. Это утро
сокрушило ваш Храм и ваши алтари, лишило вас закона и пророков, уничтожило ваших
царей и первосвященников и превратило все ваши праздники в вечный траур, ибо пагубно и
жестоко было ваше намерение предать смерти «Творца жизни» и «Владыку всего
прекрасного», «вы, тучные быки, вы, многие теляти, вы, рычащие бестии, вы, злобные
псы»63.
Лев неоднократно уподобляет евреев диким зверям, а также волам, быкам; он поносит
«упрямую и слепую ненависть тучных быков и дикость неукрощенных молодых бычков», он
называет их «рычащими хищными зверями», алчущими «крови праведного пастыря»64.
Папа Лев «Великий» без устали клевещет на евреев. Он постоянно поносит их,
«разъяренных гонителей», «убийц», «богохульников», «безбожников», «безбожных евреев»,
«безбожных и неверующих евреев», «ослепленных плотью евреев», «преступных евреев»; он
клеймит «кровожадных старейшин» и народ, «науськанный и слепой», «ослепленный и
непримиримый», «необузданный, смотрящий в рот первосвященникам» (точно так же, как
католический народ смотрит в рот своим папам на протяжении уже многих веков!). Лев
постоянно говорит об их «гнусном деянии», их «святотатстве», их «таком чудовищном
преступлении», о «бешеной злобе евреев», «слепоте евреев», «злобности евреев», «косности
евреев», «косности и жестокости безбожников». У него всегда фигурируют: «глупые
книжники», «забывшие Бога священники», «слуги и наймиты» сатаны. Они «порочны»,
«лицемерны», их речи полны «ругательств», «хулы» и «бессмысленных издевательств».
«Разъяренные евреи причинили Иисусу все, что только хотели». По Льву, они метали во
«Владыку всего прекрасного» смертоносные снаряды своих речей и отрав* ленные стрелы
своих слов. Он вновь и вновь напоминает об их крике: «Распни его, распни его!». «Из этого
вы должны признать вашу порочность». «Значит, по праву вы прокляты обоими Заветами».
Для папы Льва эти деяния евреев — «пребудут отвратительными до конца времен»65.
Такие оргии ненависти не могли не отравить христианский народ, не привести к
ужесточению законодательства против евреев, к конфискации или сожжению их синагог еще
в античности (кн. 1, стр. 377), к беспрерывным погромам средневековья и Нового времени.
Уже в 1988 г. католик Кремер-Бадони/ Кгашег-Badoni пишет, имея в виду папу Льва I: «Не
случайно именно при его понтификате увидели свет строжайшие дискриминационные
государственные законы. Римские императоры никогда не вмешивались в религиозные дела,
если верующие сохраняли политическую лояльность. Именно церковь навязывала им новую
политику нетерпимости»66.
Подстрекательство Льва и церкви против евреев, как «убийц Бога», тем более нелепо,
поскольку евреи всего лишь исполняли Божью волю. Ведь Бог желал быть убитым ими!
Ведь он хотел таким способом спасти мир! Ведь за целую вечность до этого он предвидел
всю процедуру — по меньшей мере с той поры, когда его «план спасения» кое в чем не
удался («чета прародителей», беда с «первородным грехом», «всемирный потоп» и др.).
Стало быть, евреи всего лишь исполнители. Они были, самому Льву это известно, избраны
Богом, чтобы «содействовать делу Спасения», поскольку к нему привела именно их
«неправедная жестокость». Для «великого» папы они, хотя и являются объектом
«отвращения, но все же и источником радости». Правда, что-то не очень заметно, чтобы они
вызывали радость у него и прочих «знаменитых» святоотеческих болтунов-антисемитов.
Жаль тратить слова на описание абсурда богословия, которое призывает ненавидеть евреев и
преследовать их (часто, слишком часто вплоть до уничтожения), но одновременно обязано
им всем!67
«ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ЧЕЛОВЕЧЕСТВА»
Вершины славы Лев достиг в 452 г., когда гунны под предводительством Аттилы после
кровопролитного сражения на Каталаунских полях, близ Пуатье, одного из крупнейших
побоищ в европейской истории, внезапно вторглись в Северную Италию через
незащищенные перевалы Юлийский Альп. Они пронеслись через Аквилею, Милан и Павию,
грабя и опустошая все на своем пути. Их царь Аттила, наряду с Гейзерихом, с которым он
ладил и находил взаимопонимание, без сомнения, был одним из величайших правителей
своего времени. Однако уже тогда гуннов считали чем-то вроде недочеловеков, подобно
тому, как в нацистской Германии воспринимали русских. Латинские хронисты изображают
их низкорослыми, с удлиненными черепами, раскосыми глазами и темной кожей. Они были
облачены в звериные шкуры и без седел носились, как черти, на своих диких невысоких
лошадях, сея террор и смерть... «Пусть Иисус впредь держит подобных бестий в отдалении
от римского мира!» — заклинал св. Иероним. В 452 г. несколько императорских
посланников: консул 450 г. Геннадий Авьен, бывший префект Тригеций и епископ Лев —
поспешили навстречу агрессору и в Минцио близ Мантуи, между озером Гарда и рекой По
уговорили Аттилу повернуть назад, после чего этот «бич Божий» отказался от дальнейшего
наступления.
По этому поводу пролито много чернил. И не случайно о двух других посланниках речь
практически не ведется. Но только и исключительно — о Льве, который сам, впрочем,
упоминает об этом событии один-единственный раз и очень коротко. Его чествовали (что,
скорее христианская легенда, нежели исторический факт), как освободителя Италии от
гуннских орд. Рассказывали даже, что в тот момент, когда папа обратился к Аттиле, для его
поддержки в воздухе возникли фигуры апостолов Петра и Павла. Рафаэль увековечил
«Звездный час человечества» (Кюнер/ Kuhner) в своей знаменитой фреске, которую он в
1512-?-1514 гг. создал для жилых покоев Ватикана. При Иннокентии X аналогичный сюжет
использовал Альгарди при возведении надгробного ,алтаря Льва. Когда отец Кассиодора
(крупного государственного деятеля при Теодорихе Великом, а впоследствии монаха) и
Карпилио, сын Аэция, при подобных же обстоятельствах добились отступления войска
гуннов, это привлекло куда меньше внимания. У Мантуи Аттилу остановило вовсе не
красноречие Льва — такому человеку какой-то римский епископ вряд ли мог внушить
больше страха, чем римский сенатор —- но недостаток продовольствия и фуража, эпидемии,
волнения в тылу, незащищенные коммуникации и трудности использования кавалерии в
гористом ландшафте Центральной Италии, а также угроза нападения на Паннонию,
сердцевину гуннской империи, со стороны Восточной Римской империи, а возможно, и
память о внезапной смерти Алариха вскоре после взятия им Рима68.
Во всяком случае, в грядущих столетиях столь многие католические владыки нимало не
заботились о папских пожеланиях — так с какой же стати такой человек как Аттила должен
был пойти навстречу как раз папе Льву и предпринять столь важные и имевшие столь
серьезные последствия шаги? Неужели царь гуннов так сильно обрадовался, как пишет
Проспер Тирон, «присутствию высшего князя церкви (1), что отказался от дальнейшего
ведения войны, пообещал сохранять мир и отступил на берега Дуная»?69
В наше время католики продолжают по этой причине славить Льва, как спасителя
Европы, считая V век «поворотным пунктом в истории Запада и церкви». Ибо: «в бушующем
море великого переселения народов папа Лев I стоял, подобно скале под ударами волн. Его
так и хочется назвать «папой католического действия». И для «УСИЛЕНИЯ» своего вывода
католический теолог Йозеф Фукс/ Josef Fuchs помещает на отдельной странице 19-а
«ИЛЛЮСТРАЦИЮ: папа Лев I «Великий» защитил людей в естественной сфере: I. спас
Запад от уничтожения гуннами.,.», а на следующей странице 19-6 Фукс помещает
«ИЛЛЮСТРАЦИЮ: церковь защищает наше человеческое достоинство, предостерегая от
коммунизма...». Такова современная точка зрения на исторические события в этом
«Руководстве для преподавателей закона Божьего», которое «все пронизано отношением
автора к corpus Christi mysticum (таинству причастия), как пишет О. Бергер/ О. Berger70.
Аттила возвратился в Паннонию и скоропостижно скончался уже в следующем, 453 г. в
первую брачную ночь с, предположительно, германской девушкой, быть может, прекрасной
принцессой бургундов Ильдекой, то ли выпив слишком много вина, то ли от любовного
изнеможения — одна из известнейших первых брачных ночей в истории и мировой
литературе. Для гуннов это была, пишет Герман Шрейбер/ Hermann Schreiber, «смерть
истинного гунна, поистине царская смерть». Ибо они были не только неустрашимыми
воинами, но и обладали «достаточной мудростью и Жизнелюбием, чтобы считать
счастливым того, кто умер в миг наивысшего наслаждения». Шрейбер совершенно
справедливо восхищен тем, что никому из гуннов не пришло в голову обвинить молодую
женщину. «Даже через тысячу лет Ильдеку пытали бы до тех пор, пока она не созналась бы,
что она ведьма и вызвала смерть Аттилы злыми любовными чарами»71.
Но, по-видимому, в ближайшем окружении царя их взаимная любовь была настолько
хорошо известна, что не возникло никаких подозрений в убийстве, тогда как в византийской
традиции, в традиции Запада, у монахов-хронистов, в христианских героических сказаниях и
поэмах обвинение в убийстве было в порядке вещей72.
Вообще, на благочестивом Западе, едва ли случайно, царили весьма искаженные,
ложные представления о гуннах.
Разумеется, в кровопролитных войнах они покоряли целые народы. Но побежденных не
превращали в бесправных рабов, как это практиковалось христианами (так, что крестьянство
зачастую своим христианским владыкам предпочитало турок). Этносы, вошедшие в состав
гуннской империи, получали равные с гуннами права, более того, в некоторых случаях
правители отдавали предпочтение им, а не собственным азиатским племенам. «Это, конечно
же, исключительное явление в истории человечества, — пишет Мишель де Ферди-нанди/
Michael de Ferdinandy, — и тем не менее предельно просто объяснимое: для победившего
кочевника цовергнутый враг, если он не оказывается вероломным или предателем, тут же
становится другом... Вождь же побежденного или добровольно покорившегося народа
получает место в совете великого хана. И это делается не для проформы. Король остготов
Валамер стал ближайшим другом Аттилы, а король гепидов Ардарих, к тому же, был
объявлен преемником Аттилы... И германцы хранили верность памяти своего прежнего
великого повелителя...» — кстати сказать, человеку, который сражался с «Божьим мечом» в
руках, мечом гуннов73.
Три года спустя Лев I не смог произвести особого впечатления на вандалов.
Тогда Петроний Максим 16 марта 455 г. на глазах у многих заколол императора
Валентиниана III, осквернителя его семейной чести, и принудил его вдову Евдоксию к
вступлению в брак с ним. Евдоксия, однако, призвала короля вандалов Гейзериха, после чего
его флот появился в устье Тибра. В Риме разразилась паника. Теперь Лев вышел навстречу
вандалам. Но очередного «звездного часа» не получилось. Завоеватели грабили Рим —
избегая поджогов и убийств — в продолжение четырнадцати суток по всем правилам
искусства. Папе пришлось собственноручно выдать драгоценнейшую церковную утварь.
Император Максим и его сын погибли во время бегства, которому Гейзерих не
препятствовал. Предположительно, Максим был убит собственным телохранителем. Тела
отца и сына были растерзаны народом и сброшены в Тибр. Вандалы угнали с собой тысячи
пленных, среди которых была императрица Евдоксия с дочерьми Цвдокией и Плацидой, и
увезли бесценные произведения искусства, многие из которых были навсегда утрачены во
время кораблекрушения74.
Похоже, ни поведение Льва, ни его набожность не произвели на римлян особого
впечатления. Ведь сам высокий проповедник сокрушался: «Чрезвычайно опасно, если люди
неблагодарны по отношению к Богу, если они не хотят помнить о Его благодеяниях, если,
будучи наказаны, они не проявляют раскаяния и не выказывают радости, получая от Него
спасение... Мне стыдно произнести (pudet dicere), но я не имею права молчать: языческих
идолов почитают больше, чем апостолов. Бессмысленные зрелища посещаются исправнее,
чем церкви святых мучеников»75.
У Льва I были все основания заявить: «Достоинство святого Петра не умаляется
недостойными наследниками» (Petri dignitas etiam in indigno haerede non deficit). От этого
старинного, достаточно неуклюжего софизма католицизму с течением времени, по понятным
причинам, все труднее отказываться. И, разумеется, Лев, который мог заявить, что церковь
«чурается кровавых наказаний» и препоручает их христианским владыкам, «под страхом
смерти подвигая людей на духовное исцеление», самого себя ни в коей мере не считал
недостойным. А церковь причисляет этого инквизитора античности к своим величайшим
папам. Он стал святым, а папа Бенедикт XIV в 1754 г. провозгласил его учителем церкви.
Более того, он был прозван «Великим»! «Смирение, кротость и любовь ко всем людям были
основными чертами святого архипастыря, поэтому почитали и любили его императоры и
князья, высокие и низкие, язычники и дикие племена» (Донин/ Donin)76.
ГЛАВА 6 БОРЬБА В ЦЕРКВАХ И ВОКРУГ НИХ ДО ИМПЕРАТОРА
ЮСТИНА (518 г.)
«Монофизитство стало национальной религией христиан
Египта и Абиссинии, а в VI в. господствовало также в Западной
Сирии и Армении; несторианство, с его сомнениями в Богоматери,
распространилось в Месопотамии и Восточной Сирии. Это имело
важное политическое последствие: половина Египта и Ближний
Восток приветствовали в VTI в. арабов как освободителей от
религиозного, политического и финансового ига византийской
столицы».
К. Босл1
«...Самое резкое осуждение халкидонского символа веры, как
декрета, навязанного восточным церквам, определяет историю
следующих двух веков, в период от 451 г. по приблизительно 650 г. То
есть, от Халкидона до наступления ислама: этот период
открывают ужаснейшие народные восстания и монашеские бунты
именно в Египте, Палестине и, отчасти, в Сирии против
халкидонского символа веры, а концу этого периода в Армении,
Сирии, Египте и Абиссинии наличествуют хорошо организованные
национальные монофизитские церкви, преисполненные лютой
ненависти к греческой имперской церкви Византии».
П. Каверо2
ВОСТОК В ОГНЕ/ИЛИ «...ДЬЯВОЛ, ТЫ И ЛЕВ»
Великий Собор, который часто сравнивали с «разбойничьим Собором» и который
Харнак/ Harnack называет, «в отличие от разбойничьего Собора — разбойничьим и
предательским», не принес спокойствия. Напротив/он скорее вызвал волнения. Он явился
отправной точкой многих новых бед, скандалов; он стал причиной продолжающегося и по
сей день раскола, причем каждая из сторон, как водится, считает «ортодоксальной» и
«правоверной» именно себя.
Халкидонский Собор был Собором имперской церкви, а его решения стали
имперскими законами. И поскольку новое учение воспользовалось искусственными
терминами: сущность, природа, субстанция (usia, physis, hypostasis) — которыми греческие
философы издавна пользовались достаточно произвольно, то перед спекулянтами и
спорщиками от богословия открылись практически безграничные возможности не слышать и
не понимать друга друга, а также обвинять друг друга в ереси. К тому же введенное
латинское понятие «личность» (от греческого: prosopon) не имело одного значения и
вызывало, в особенности на Западе, споры вплоть до кончины папы Григория I в 604 т.3
Мы, естественно, не станем обсуждать послехалкидонское развитие с «его
вдохновляющим воздействием на духовные истоки христологии» (Грильмейер/ Grillmeierj.
Боже упаси! Нас интересует самая малость: церковно-политические последствия,
непрерывные религиозные ссоры, защита «правоверности», «ереси», вечная вражда между
церковниками, вся та ненависть, кровь, восстания, использование военной силы, прежде
всего в Палестине и Египте, ссылки, заточения, политические убийства, длившиеся
десятилетиями конфликты между императорами и папами, покуда/наконец, по прошествии
семидесяти лет папа Гормизда не объединился с императором Юстином I — все то, что,
разумеется, никогда не приводит к миру, но лишь усугубляет гонения4.
Теперь Халкидонскому церковному собранию быстренько приписали склонность к
несторианству. С и но дало в даже обзывали несторианцами, а позднее и «дифизитами» (т. е.
сторонниками «двух природ»). Ведь именно приверженцы св. Кирилла обнаружили, что его
христологию проигнорировали
в Халкидоне, а акцент на различение двух природ, сделанный Львом, представляет
собой несторианство в чистом виде и чудовищную «ересь»! (В действительности, и поныне
преданный проклятию Несторий в богословско-историческом смысле практически
подготовил христологическую формулу Халкидона, он приветствовал формулировки Льва и
понимал их, как оправдание собственных взглядов, в то время как папа вместе с Собором
вторично проклял сосланного в пустыню Нестория! Ныне даже иезуит Вильгельм де Врие/
Wilhelm de Vries, похоже, признает, что соборы несторианской церкви в Персии V—VI вв.,
быть может за исключением Собора в Селевкии 486 г., исповедуют «совершенно корректную
христологию».)5
Таким образом, неприятие Халкидона исходило вовсе не от несториан. Оно шло от
монофизитов Египта, где преемники раскольничьих патриархов существуют и поныне, в
никогда не прерывавшейся последовательности, и Сирии — цитаделях монофизитства, где
даже монашество, столь пылко почитаемое народом, исповедовало монофизитство. Оно шло
от монофизитов Аравии и Абиссинии, куда после 451 г. бежало огромное количество
сирийских христиан. Оно шло из Персии и Армении и вызвало отделение целых народов
Востока от католицизма. Ведь в VI в. на южном побережье Средиземного моря процветало
множество христианских сект: севериане или феодосиане, юлианисты или гайанисты (поиному; фантазиасты), распавшиеся на ксиститов и аксиститов, ниобиты, тетратеиты,
тритеиты и др. Эта ситуация в VII в. оказалась на руку исламу, арабы захватили Палестину,
Сирию и Египет, чем, отчасти, поспособствовали возникновению национальных церквей,
существующих и сегодня6.
На протяжении всего средневековья монофизитские епископы, теологи и историки
подвергают нападкам «лжеучение лицемерного Собора», «грязную веру еретического
Собора», как в начале IX в, пишет епископ Тагрита Абу Раита, для которого
«невежественный Маркиан» всего лишь «второй Иеровоам», Несколько позже копт Севир
Эшмунский в своей «Книге Соборов» утверждает, что императрица влепила Диоскору в
Халкидоне «сильную пощечину», что дало повод к «продолжению издевательств над
Диоскором». Вот и «Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirchew,
прославляя Пульхерию как «наследницу духа ее деда Феодосия I», не забывает упомянуть о
ее физической силе.
Согласно яковитскому историку Бар-Эбрею (1225—1286 гг.), крупнейшему автору
своего народа, святая, вопреки данному ей обету девственности,] имела сексуальные
отношения со своим мужем, а согласно (Несторию и со своим братом Феодосием.
(Фактически в античности, когда некоторые проявления ее властолюбия стояли перед
глазами современников, Пульхерию не считали святой. Вышеупомянутая «Энциклопедия»
сообщает, что ее почитание «обнаруживается лишь начиная со средних веков».} Игнатий Ну
(Nod), яковитский патриарх начала XVI в., говорит о Халкидоне как о «проклятом %
Соборе», который «проклят устами Господа», и утверждает, что Диоскор заявил «другу
дьявола» императору Маркиану: «Довольно того, что у этого Собора три главы: дьявол, ты и
Лев»7.
Не будем о дьяволе — но Пульхерии, Маркиана и Льва оказалось достаточно для того,
чтобы после такого, в общем и целом успешного для Рима Собора весь Восток был объят
пламенем.
После того как архиепископ Александрии Диоскор в ноябре 451 г. был сослан в
Пафлагонию, христианское население города, получив известие об исходе Собора, восстало,
и часть александрийского гарнизона была заживо сожжена в церкви, прежде бывшей храмом
Сераписа, где она пыталась укрыться. Маркиан призывал александрийцев к единению со
«святой и католической церковью правоверных». «Тем самым вы спасете свои души и
совершите богоугодное дело». Однако вскоре он запретил дальнейшую агитацию против
Халкидона и установил для «еретиков» длинный перечень наказаний, очень резко повелев:
«Licet iam sacratissima» (разрешено только святейшее). Бывший приближенный Диоскора
архидиакон Протерий (451—457 гг.), который теперь предал патрона, был в ноябре 451 г.
возведен в патриарший сан всего лишь четырьмя, такими же как он, отступникамиепископами. Лишь после кровопролитных уличных боев ему удалось воссесть на
патриаршем троне, который он удерживал с благословения папы и при помощи сильного
военного отряда. Народ, монахи и многие клирики продолжали хранить верность Диоскору,
а Протерий, «истинный ученик апостолов», по выражению папы Льва I, опирался в основном
на императора Маркиана. Вскоре после кончины императора, последовавшей в январе 457 г.,
в Александрии, как мы вскоре убедимся, разразились еще более сильные волнения, в
которых и на этот раз больше всех отличились монахи8.
На Востоке именно монахи разжигали сопротивление Халкидону. Существовали,
правда, монашеские группы, неустанно агитировавшие в его пользу. Так или иначе, но обе
стороны монахи сражались в «первых рядах» (Вахт/ Bacht).
В Палестине еще до окончания Собора вспыхнул кровавый монашеский бунт. Вожаки
монахов Роман и Маркиан, а также монах Феодосии, бывший антипатриархом Иерусалима в
451—453 гг., благочестивый сторонник и последователь Диоскора, устраивавший
беспорядки еще в Халкидоне, во главе десяти тысяч фанатиков-аскетов захватил Иерусалим
и удерживал его около двадцати месяцев, а затем бежал на Синай. Честолюбивый Ювеналий,
иерусалимский патриарх в 422— 458 гг., которого монахи справедливо обвиняли в
нарушении «клятв и обещаний» и предательстве богословских взглядов Кирилла, лишился
своего престола. В 431 г. в Эфесе он немало поспособствовал Кириллу, а для обоснования
своих притязаний на патриаршее достоинство и для расширения своей епархии за счет
Финикии и Аравии представил фальшивые грамоты. В 449 г. он вместе с Диоскором был
одним из авторитетнейших руководителей «разбойничьего Собора» в Эфесе и первым из 113
епископов высказался за реабилитацию Евтихия, которого находил «абсолютно
правоверным». В Халкидоне же он переметнулся на другую сторону. Он позорно предал
своего старого союзника Диоскора, поддержал решение о его ссылке и реабилитации
Флавиана. Теперь он — стоит ли упомянуть о том, что на Востоке он считается святым
(поминается 2 июля)? — сломя голову ринулся к императору в Константинополь.
Феодосии, поддержанный народом и монашеством, занял теперь кресло
иерусалимского патриарха. Монахи сжигали дома и бесчинствовали. Возвратившийся из
Халкидона епископ Скифополя Севериан и его свита были забиты ими до смерти. И это был
не единственный убитый ими епископ. Многие епископства оказались в руках монофизитов,
которые вскоре овладели всей Палестиной. Вскоре они, однако, были изгнаны оттуда,
правда, не без вмешательства армии. Это было настоящее побоище. В финансировании
восстания принимала участие и императрица Евдокия, вдова Феодосия И, с 443 г. жившая в
Иерусалиме. Рассорившись с двором, она противостояла нападкам Пульхерии, своей
ненавистной золовки, и Маркиана на Евтихия. Благодаря Евдокии, ее влиянию и интригам,
от Ювеналия отложились едва ли не все монастыри вокруг «святого города». Пребывая в
Риме, папа как мог выступал против наймитов антихриста — «банд лжемонахов», о чем он в
ноябре 452 г. писал Юлиану Косскому, не преминув упрекнуть пустившегося в бега
Ювеналия. Еще за два года до этого Лев возражал даже против упоминания при
богослужении имени Ювеналия, наряду с именами Диоскора и Евстафия Беритского. А ведь
этого великого фальсификатора и перебежчика Господь за его усердное миссионерство
сподобил рукоположить в 425 г. в «первые епископы кочевий» вождя одного бедуинского
племени. Впоследствии он, вполне заслуженно, удостоился «почести алтарей» и стал святым.
Но в январе 454 г. Льву пришлось поблагодарить государя за то, что тот силой вернул
Ювеналию его кресло. А 4 сентября того же года он подстрекал самого патриарха к более
решительным действиям. Лев потребовал также искоренения евтихиан. Всех их, подобно
приверженцам Диоскора, следовало отправлять туда, где они будут преследоваться по
закону и, таком образом, будут обезврежены9.
Император Маркиан, услужливый помощник Пульхерии и папы* который ценил в нем
сочетание «царской власти со священническим рвением», еще в Халкидоне обнародовал
меры против всех, отвергающих его символ веры: высылка из столицы простых частных лиц,
а также смещение военных и клириков. Он считал возможным применение и других
наказаний. Только с февраля по июль 452 г. он издал четыре декрета в подкрепление и
развитие решений Собора. Четвертый из этих указов — а именно, от 18 июля 452 г. — был
направлен прежде всего против «евтихиан». Указ запрещал их собрания, учения, проповеди,
им запрещалось рукоположение епископов и священников, а также устройство монастырей.
Он запрещал им иметь священников, а монахам-евтихианам создавать любые объединения.
Он отказывал им в праве завещать и наследовать имущество, они подлежали высылке из
Константинополя, а клирики и монахи-евтихиане должны были покинуть пределы империи.
Тем, кто предоставит им прибежище, грозила конфискация имущества и высылка за пределы
империи. Слушатели их проповедей облагались штрафом в десять фунтов золота.
Евтихианам он уготовил участь «еретиков» и манихеев. Их антихалкидонские писания
подлежали сожжению, а те, кто хранит и распространяет их — высылке из империи. Вскоре
Маркиан и военная сила установили «правоверие»10.
Этот император со всей жестокостью преследовал и язычников. За отправление
языческих культов он в 451 г. вводит конфискацию имущества и смертную казнь. Причем
конфискация и казнь грозили как отправителям культов, так и их участникам, а также лицам,
осведомленным об этом. Денежный штраф в 20 фунтов золота, который с 407 г. применялся
к нарушившим закон наместникам провинций, Маркиан повысил до 50 фунтов и
распространил его действие на нижестоящих чиновников11.
ПАПА ЛЕВ ПОДСТРЕКАЕТ ПРОТИВ «ДЬЯВОЛОВ» ХРИСТИАНСКОГО ВОСТОКА
За всеми эти антиеретическими действиями стояла фигура Льва. Он постоянно
препятствовал возобновлению дискуссий вокруг решений Собора, стремился держать
«еретиков» в узде, а монахов-бунтарей — в ссылке в условиях строгой изоляции.
Он торжественно извещает епископов Галлии, что после Халкидрнского Собора никто
не сможет защищать «лжеучение», прекрываясь неведением, «ибо Собор, собравший около
шестисот наших братьев-епископов, не дерзнул прибегнуть к искусной полемике и
красноречивому многословию и обсуждать божественно установленную веру... Эту
чудовищную ложь дьявольских измышлений святой Собор... наконец, изгнал из Божьей
церкви, прокляв этот позор»12.
В Константинополе против тогдашних «еретиков» (contra temporis nostri haereticos)
действовал постоянный викарий Льва Юлиан Косский, выросший в Риме итальянец, епископ
города Киос, близ Никеи, владевший греческим языком. После официального уведомления
от 11 марта 453 г. о назначении Юлиана на должность папского апокрисиария, папа
заполучил там своего, так сказать, аккредитованного при дворе шпиона, соглядатая,
доверенного, осведомителя и проводника его идей. Лев постоянно требовал от Юлиана,
чтобы он добивался от императора преследования «еретиков» и монахов-оппозиционеров
через государственные суды. Юлиану надлежало «в качестве моего представителя (vice mea
functus) принять на себя первостепенную заботу о том, чтобы несторианская и евтихианская
ереси не возродились где-нибудь, ибо епископу Константинополя недостает католической
твердости». «Я же, — пишет Лев, — пока повременю выступать против него самолично,
хотя он и заслуживает этого...» Юлиану надлежало не спускать глаз не только с
константинопольского патриарха, но и с вдовствующей императрицы Евдокии, разжигавшей
монашеские бунты в Иерусалиме и во всей Палестине, а также монашеские волнения в
Египте. Не в последнюю очередь епископ Юлиан должен был на благо Рима опекать («в
качестве советчика») ханжескую, живущую в «целомудренном браке» императорскую чету,
чье пастырское рвение Лев неоднократно славил, а еще чаще настойчиво напоминал об их
долге защищать церковь. Самому монарху Лев рекомендовал «внимать внушениям
(suggestiones) Юлиана, как если бы они были моими»13.
Этот столь умеренный и гуманный иерарх никогда не допускал промедления, если
можно было омрачить существование противников, как минимум, заткнуть им рот. Для этого
он имел послушное орудие в лице Маркиана, бывшего военачальника, повенчанного с
Монахиней Пульхерией. Он пишет ему 15 апреля 454 г..4 «Поскольку Вы одобряете все мои
начинания во имя спокойствия католической веры, то да будет Вам известно, что мой братепископ Юлиан донес мне, что безбожный Евтихий, по заслугам пребывающий в ссылке, по
месту отбытия наказания (iamnationis loco) отчаянно изливает яд своего кощунства против
католицизма и с еще большим бесстыдством изрыгает то, за что его презирает и осуждает
весь мир. Тем самым он может ввести в заблуждение неискушенных (innocentes) людей.
Поэтому мне представляется весьма разумным, если Ваша Кротость распорядится о переводе
его в более отдаленное и недоступное место»14.
В марте 453 г. Лев выразил Юлиану Косскому и св. импе^ ратрице Пульхерии свое
глубокое удовлетворение всеми действиями императора. Особенно он был доволен тем, что
правитель руками comes Дорофея силой оружия восстановил «порядок» в Палестине. При
этом многие монахи лишились жизни. Архимандриты Роман и Тимофей подверглись
заточению в Антиохии. Лишенного трона антипатриарха Феодосия упрятали в
монастырскую тюрьму в Константинополе. В одном из посланий к Его Величеству Лев
одобрил кровавую работу как дело их веры и «плод императорского благочестия» (vestrae
fidei opus, vestrae pietatis est fructus). Больное — излечим; волнения — утихомирим. «Я рад...
что Ваша империя, ведомая Христом, спокойна. Пребывая под защитой Христа, она сильна».
Лев не прекращал молиться за Маркиана; за два года до его кончины он писал ему: «Бог
облагодетельствовал Церковь и римское государство (Res Publica) Вашим здоровьем»15.
ПАПА ЛЕВ ТРЕБУЕТ ОТ ИМПЕРАТОРА ЛЬВА I ИСКОРЕНЕНИЯ
«ПРЕСТУПНИКОВ» И ОТВЕРГАЕТ ЛЮБЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ С «ЕРЕТИКАМИ»
Пульхерия, чье «богоугодное усердие святого сердца» папа неустанно подчеркивал, не
забывая при этом добавлять, что она не должна «ослаблять своей активности», скончалась в
июле 453 г. Маркиан отошел в мир иной 26 января 457 г.— по-видимому, Бог не услышал
молитв Льва о долголетии Его Величества.
Императорский престол, как утверждается, был предложен могущественному magister
militum Флавию Ардабуру Аспару, «еретику»-арианину,, сыну готки и высокородного алана.
Аспар, бывший с 424 г. по 471 г. римским военачальником, но никогда не являвшийся
приверженцем ортодоксии, отказался (или его кандидатура была отклонена). Таким образом,
7 февраля пурпур достался — существует мнение, что не без помощи Аспара — одному из
его офицеров, ставшему императором Львом I (457—474 гг,). Аспар, прекрасно
зарекомендовавший себя на службе трем императорам, пал жертвой его необоснованной
подозрительности. Лев, строгий католик, свято соблюдавший церковные праздники,
особенно почитавший св. Даниила Столпника и получивший у католиков прозвище
«Великий», в 471 г. приказал убить в императорском дворце Аспара и его сына Патриция,
которого сам же Лев возвысил до цезаря. При этом свою роль сыграло ханжеское правоверие
правителя и его предубеждение против своей ариански и антихалкидонски настроенной
жертвы16.
Перед лицом усиления монофизитской оппозиции после смерти императора Маркиана
(457 г.) папа Лев все решительнее настаивал на непреложности Халкидонского символа
веры; «любое возобновление обсуждения» того, «что боговдох-новенно», или, как он писал в
другой раз, «что определено высоким авторитетом (tanta auctoritas) Святого Духа», он
пресекал на корню. Он не только отклонил приглашение посетить Константинополь, но и
наказал своим легатам, чтобы они, вручив его догматическое послание от 17 августа 458 г.
(своего рода приложение к «Догматическому посланию» Флавиану, впоследствии названное
Tomus II), не вступали ни в какие дискуссии17.
Римлянин продолжал неутомимо выступать против «еретических заблуждений»,
которые столь широко распространились на Востоке, особенно в Константинополе,
Антиохии и Египте. Он писал епископу Юлиану, что стремится повсюду утвердить то, что
«установлено в Халкидоне под сенью Святого Духа и для блага всего мира». Во имя этого
«блага» он обращался к епископам, пресвитерам и диаконам, отправлял посланников ко
дворуf например, 17 aiBrycra 458 г. — епископов Дамнация и Геминиана, засыпал
посланиями нового императора Льва, чьим добродетелям «возрадуются римское государство
и христианская вера». Как всегда, когда церковь рьяно печется о собственном благе, это
неизбежно приводит к бедам для всех других. Папа Лев призывал царствующего filius ecclesiae* не медлить с восстановлением «christiana libertas»**, что, при любом удобном случае,
оборачивается несвободой для всех других* Он заклинает императора, чтобы тот, «во имя
единой веры... расстроил все козни еретиков», он неустанно настраивает его на
противостояние «убийцам-безбожникам», «великому коварству», «подлости еретиков», на
наказание «преступников». Он требует очищения клира, он призывает правителя
«восторжествовать над врагами церкви, ибо велика слава уничтожить оружие враждебных
племен (!), но сколь же велика будет Ваша слава, если Вы освободите александрийскую
церковь от безумного тирана!» Отсюда следует, что для папы уничтожение внешних врагов
империи и врагов внутренних одинаково важно. «Подумай же, досточтимый император, чем
ты можешь помочь своей матери-церкви, которая гордится тобой больше, чем другими
своими сыновьями». Льву «Великому» угодно было насилие и применение оружия, только
бы не Собор и религиозные дискуссии. Он избегал каких-либо диспутов, в особенности по
вопросам веры. Он постоянно твердил императору, что должна быть исключена всякая
возможность переговоров, тут же заявляя: «Хотя мы и не жаждем мести, но не можем идти
на союз со слугами дьявола»18.
Как всегда свою радикальную нетерпимость папа камуфлирует пышными фразами.
Вышеприведенный пассаж очень напоминает уже процитированное и прокомментированное
нами высказывание св. Иеронима: «Мы тоже желаем мира, мы не просто желаем его, мы его
требуем---но только мира Христа, истинного мира». Налицо та же позиция и то же
лицемерие.
Послания Льва на Восток — это типичное подстрекательство, прикрывающееся
благочестивой фразеологией. Они постоянно возвращаются к одной и той же теме, они
постоянно подталкивают к порабощению, изоляции и уничтожению противника, который
вновь и вновь именуется безбожным, злонамеренным, дьявольским и преступным, который
грубо дьяволизируется. Лишь «антихрист и дьявол» осмелились бы, внушает папа
императору Льву I 1 декабря 457 г., пойти на штурм «неприступной крепости»; лишь те, «кто
не могут быть обращены из-за своего жестокосердия, кто под видом духовного рвения сеет
семена лжи и выдают их за плоды своих поисков истины». Необузданная ярость и слепая
ненависть «породили деяния, о которых нельзя упомянуть без презрения и отвращения —
но... наш Господь Бог щедро озарил Ваше Величество своими таинствами. Поэтому Вы
никогда не должны забывать: императорская власть дана вам не только для управления
миром, но прежде всего (!) — для защиты церкви (sed maxime ad Ecclesiae praesidium)...
Итак: Ваша слава приумножится, если в добавление к Вашему императорскому венцу, вы
получите из рук Господа корону веры, если Вы восторжествуете над врагами церкви!»19
* Filius ее с I е si а е (лат.) — сын церкви. (Примеч. пер.)
** Christiana libertas (лат.) — христианские свободы. (Примеч. ред.)
А ведь папа требует сокрушить не кого-нибудь, а христиан и священнослужителей, это
их он презирает и ненавидит, их он Обвиняет в лживости, в ненависти, в необузданной
ярости, это их он называет «антихристами и дьяволами». Что ж, таким был с самого начала
язык «лучших», высших христианских кругов (кн. 1, гл. 3).
Многое апологеты, которые упрекают штудии критически настроенных
исследователей, например, Эриха Каспара/ Erich Caspar, а еще в большей степени работы
Эдуарда Швартца/ Eduard Schwartz, Иоганна Галлера/ Johannes Haller и многих других, за
«перегруженность исключительно политическим подходом», со своей стороны, приложили
колоссальные усилия, чтобы представить лейтмотив пап не политическим, а «истиннорелигиозным» (например, Фриц Гофманн/ Fritz Hofmann), но все же вынуждены
«подчеркнуть, что «борьба вокруг Халкидона», на протяжение более чем полувека
«находившаяся в эпицентре папских усилий», велась «в основном в сфере политики»20.
Но то, что ведется в основном в сфере политики, и представляет собой в основном
политику, только политику и исключительно политику, то есть борьбу за власть: власть над
собственной церковью; власть над конкурирующими церквами; власть над всеми* История
тому свидетель! Религия — всего лишь камуфляж, лишь средство для достижения цели.
То, что многие искренние и добропорядочные — но недостаточно сведущие—
христиане все это видят, чувствуют и воспринимают по-другому, не может изменить фактов
и самой реальности. Правда, эти-то христиане, эти «религиозные! силы» сами — часть этой
реальности и, являясь ее основой, ее предпосылкой, они-то и делают реальность возможной.
Но все это «частности». То же, что бессовестно использует эти «частности» и постоянно
злоупотребляет ими (порой, пребывая в самообмане, делая оговорку, будто «народ
заслуживает сострадания») — и есть История, Всемирная история: криминальная история
христианства.
СРАЖЕНИЯ ЗА ВЕРУ МЕЖДУ ХРИСТИАНАМИ
Христологический спор ураганом пронесся по Восточной Римской империи. Трудно
передать всю остроту противостояния халкидонитов и монофизитов, которое началось в
середине V в. и длилось вплоть до конца VI в. Клевете, низложениям, ссылкам, мятежам,
интригам и убийствам не было конца. Часть христиан пыталась упразднить формулу
Халкидона, а другая — отстаивала ее. Серьезно враждовавшие между собой монофизиты,
однако, были едины в противостоянии «проклятому Собору» Халкидона и Риму. Постоянно
провоцируемое ортодоксией насилие со стороны государственной власти: гонения и пытки
— только усугубляли межконфессиональную вражду и обостряли сопротивление. А
компромиссы, к которым стремились отдельные императоры, временные уступки и
готовность закрыть на что-то глаза все это наталкивалось на абсолютную непримиримость
католицизма. Как и обычно, дело было вовсе не в христологйческой болтовне или догмате о
двух природах, а в борьбе за авторитетов честолюбии, в деньгах и власти и, не в последнюю
очередь, в национализме египтян и сирийцев. Ибо сколь бы ни разжигали религиозную
вражду — за ней стояла «национальная» борьба ориенталов за существование. За ней стоял и
тесно с ней переплетался социальный антагонизм между местными, сирийскими семитами
или коптами, автохтонными феллахами Нильской долины, и пришлыми — тонким слоем
более или менее образованных греческих землевладельцев, которые, опираясь на имперских
чиновников, полицию, армию и духовенство, примкнули к официальной имперской церкви.
И от этого господствующего класса, от этих бессовестно эксплуатировавших местное
население чужеземных угнетателей оно искало защиты у безмерно боготворимого им
монашества и у своих епископов, которые, разумеется, тоже эксплуатировали народ как
могли21.
Но на основной сцене разыгрывался религиозный спектакль.
Противники Халкидона восставали прежде всего в Александрии — оплоте оппозиции.
И если папа Лев в 454 г. говорил* о «тьме Египетской», то тьма над Александрией была еще
беспросветней22.
Александрийского патриарха Диоскора, который был низложен в Халкидоне как
сторонник Евтихия, сменил верный решениям Собора католик Протерий (451—457 гг.), от
которого Лев потерпел поражение в споре о сроках празднования Пасхи, что было
воспринято Римом крайне болезненно. Вскоре после смерти императора Маркиана 26 января
457 г. Протерию был противопоставлен монофизитский монашествующий священник
Тимофей (457—460 гг.), по прозвищу Элур (Кот), приверженец Диоскора, канонически
рукоположенный двумя епископами 16 марта. В течение многих лет он настраивал
александрийских монахов против Протерия. Утверждалось, что по ночам он, в образе ангела,
являлся перед кельями анахоретов и заклинал их избегать Протерия, а Тимофея (т. е. его
самого) избрать патриархом. Если эта, по-разному передаваемая из уст в уста, история
правдива, то из нее видно, чего можно ожидать от монахов, если же это вымысел — то он
показывает, на что способны люди, а они во все времена, по всей видимости, способны на
все. Тимофей Элур был, однако, немедленно арестован императорским наместником,
изгнанного Протерия вернули в Александрию с помощью армии, но уже 28 марта он был
убит во время богослужения (не то в «чистый четверг», не то в «страстную пятницу»)
разъяренной толпой христиан в церкви Св. Квирина. Его труп был осквернен, разорван на
части и сожжен. Он стал святым римской церкви (поминается 28 февраля).
После этого архиепископ Тимофей Элур, которого Лев I называет «гнусным убийцей»
(parricidia) — во всяком случае убийства были ему на руку—- «очистил» египетский
епископат от своих противников. Всех епископов, которые противились ему, он низложил.
Папу* а также патриархов Константинополя и Антиохии он на синоде в Александрии предал
анафеме, по всей видимости, в отместку за свержение Диоскора, возвышение
Константинополя и за отказ в Халкидоне от христологии Кирилла. Но в 460 г. император по
настоянию папы, завалившего Восток посланиями и заклинавшего правителя стать не только
владыкой мира, но и защитником церкви, распорядился об удалении александрийца.
Тимофей Элур был сослан сначала в Пафлагонию, а затем и в Крым. На александрийский
трон взошел рукоположенный десятью епископами Тимофей Салофакиал («Размазня») —
«новый Давид по кротости и терпению» (о Давиде см.: кн. 1, стр. 74)23.
В августе 460 г. Лев еще направлял в Египет поздравления и предостережения —
последние дошедшие до нас его послания. Обрадованный, он поздравлял «Размазню» с
назначением, одобрял императора Льва за изгнание предшественника, «гнусного
отцеубийцы» — и осенью следующего года, а именно: 10 ноября — скончался24.
Лев I, первая выдающаяся личность в истории папства, являвший собой превосходную
смесь ловкого прагматика со столь же искусным доктринером, своими повадками
напоминал, по меткому определению Галлера/ Haller, скорее лису, чем льва. Перед
вышестоящими, например, перед императором Львом I, он мог пресмыкаться настолько
беззастенчиво, как если бы был ярым поборником цезарепапизма. Он мог, если это было
выгодно, изображать из себя повелителя даже в общении с вышестоящими персонами.
Дипломат до мозга костей, он умел переть напролом и ретироваться, кланяться и попирать
ногами, и пыжиться, как никто другой. Но прежде всего, он умел донимать собственный
клир Мелочными придирками. Он мог вызывать на ковер будущих святых и отказывать
«жалким» рабам в священническом сане. Он мог требовать от паствы смирения и
покорности, сам же претендовал на верховную власть над всей церковью, на высший чин и
высшие почести, упирая при этом на свою личную скромность. Но прежде всего, он мог
безжалостно преследовать и санкционировать преследование всего, что шло вразрез с
католицизмом, заточая, ссылая и физически уничтожая, одновременно провозглашая любовь
к ближнему и к врагу, всепрощение и отказ от мщения. Он манипулировал императорами, не
позволяя им слишком сильно манипулировать собой. Его не волновало ослабление Западной
Римской империи, более того, он использовал ее бессилие в своих целях. Остатки ее сил он
направил на борьбу с Востоком, чтобы и из этого извлечь выгоду, хотя под конец жизни это
удавалось ему все меньше. И все же решения Льва на века отложили свой отпечаток на
церковное право. А его авторитет был столь высок, что его послания стали излюбленным
объектом христианских фальсификаторов25.
ПАПА ИЛАРИЙ, ИМПЕРАТОР АНТЕМИЙ И ГРОТЕСКНОЕ ХРИСТИАНСТВО
РАЗБОЙНИКОВ-ПРАВИТЕЛЕЙ
19 ноября на папский трон взошел, «не по заслугам, но милостию Божией», сардинец
Иларий (461—468 гг.) — тот самый диакон римской церкви, который некогда столь
поспешно улизнул с «разбойничьего Собора» и в благодарность за свое спасение воздвиг в
Риме капеллу.
Восточный опыт запал ему в душу. Он писал, за редким исключением, только
западным адресатам, прежде всего испанским и галльским епископам. На все семь лет его
понтификата не приходится ни одного послания относительно христологических проблем
Халкидона, более того, если не принимать во внимание один крохотный фрагмент — ни
одного послания на Восток. Это объясняется не только неспокойной обстановкой в южной
Галлии, вторжениями туда германцев, узурпацией епископского трона Нарбонны Гермесом,
ограничением последнего в правах, а также непрекращающимся противостоянием Арля и
Вьенны и волнениями в Испании. Ведь находил же папа время для преследования римских
«македониан», которым симпатизировал император Антемий. Находил он время и для
возведения
шикарных
построек:
продолжалось
совершенствование
Латерана,
восстанавливалась после вандальских погромов другие «Божьи дома» — собор Сэ. Петра,
собор Св. Павла и Сан-Лоренцо. Римская церковь уже была самой богатой церковью
христианского мира, куда богаче константинопольской и александрийской церквей. В то
время как город постепенно хирел, беднел и деградировал, соборы блистали сказочной
роскошью: купели с серебряными оленями, исповедальни с золотыми арками, усыпанные
драгоценными камнями кресты и сверкающие драгоценностями алтари... Однако во всей
папской корреспонденции «ни слова о религиозной проблематике...» (Ульман/ Ulmann) 26.
Во внешней политике император Лев I, фанатичный католик, уже задолго до
Юстиниана предпринял колоссальные усилия для сокрушения государства вандалов-ариан.
Их вера была столь же ненавистна католикам-римлянам, как и их германское происхождение
и германские обычаи.
Поскольку на Западе с конца 465 г. императорский трон был вакантен, Лев I в 467 г.
провозгласил цезарем Запада зятя Маркиана Антемия. Антемий, победитель остготов и
гуннов, вторгся со своей армией в Италию, стал августом и угрожал Гейзериху, что
Восточная империя объявит войну, если не прекратится его враждебность по отношению к
Западной Римской империи. Когда же Гейзерих сам объявил войну, Константинополь
снарядил армию, затратив огромную сумму в 64 тысячи фунтов золота и 700 тысяч фунтов
серебра, чем объясняли финансовые трудности Византии даже следующего века.
Необходимо было сокрушить государство «еретиков»-германцев в Африке. Война с
вандалами, в которой шурин Льва Василиск, брат императрицы Верины, в 468 г. командовал
1100 боевыми судами и более чем 100 тысячами солдат (цифры явно завышены),
закончилась полным поражением. Победа была почти в кармане, если бы не хитроумие
старого Гейзериха, который свел на нет все успехи Константинополя27.
Император Антемий (467—472 гг.) был индифферентен к религии, если не втайне
враждебен христианству. Назначив на должность городского префекта философа-язычника,
он настроил против себя папу Илария. Его терпимость в отношении язычников и «еретиков»
вызывала подозрения, и в конце концов он стал жертвой всесильного на Западе Рицимера,
«крестного отца» императоров, полагавшего, что его положение находится под угрозой. В
472 г. Рицимер возвысил до августа сенатора Флавия Аниция Олибрия, мужа Плациды,
дочери Валентиниана III, и в итоге длившейся пять месяцев гражданской войны захватил
Рим. Горстка германцев, христиан арианского толка, 11 июля пронеслась, грабя и убивая,
через измученный голодом и чумой город. Один из источников (справедливости ради
заметим, что сообщения источников разнятся) утверждает, что этой участи избежал только
Ватикан, в котором уже тогда было множество монастырей и церквей, а также собор Св.
Петра. После боев на улицах император Антемий был разрублен на куски в церкви Св.
Хрисогона. Но уже в середине следующего месяца скончался и сам Рицимер, погребенный в
им же построенной (восстановленной?) церкви Св. Агаты на Субуре. Через несколько недель
за Him последовал Олибрий. Оба они умерли от чумы28.
Поскольку в начале 474 г. в Константинополе скончался император Лев, дальнейшее
вмешательство в дела Запада, где незадолго до этого вновь обострились отношения с
Гейзерихом, оказалось невозможным. А на Востоке религиозные волнения настолько
сотрясали империю, что оба следующих правителя, в большей или меньшей степени, шли
навстречу монофизитам. Наступало время политического гротеска.
Лев I в 473 г. объявил своим соправителем и преемником своего внука Льва; сына
Зенона. После смерти Льва I 18 января 474 г. Зенон, его подлинное имя: Тарасис Кодисса
(474— 475 гг. и 476—491 гг.), ненавидимый народом атаман исаврийских разбойников, в
феврале повелел провозгласить себя августом и соправителем. Он стал первым императором,
коронованным патриархом. Его маленький сын Лев II не дожил до конца года. В этих
обстоятельствах вдовствующая императрица Верина стремилась обеспечить пурпур своему
любовнику и угрожала Зенону дворцовым переворотом. В январе 475 г. император сломя
голову бежал на свою разбойничью родину, прихватив с собой государственную казну, в то
время как столичный христианский люд вырезал исаврийцев* Трон, вопреки всем расчетам,
достался не любовнику Верины, а — на восемнадцать месяцев — ее брату Василиску (475—
476 гг.), возможно германцу, позорно проигравшему войну с вандалами. Он отрядил против
Зенона его родственника, еще одного вожака исаврийцев Иллоса, правоверного христианина,
которого император склонил щедрыми посулами на свою сторону. Вместо того чтобы
устранить Зенона, Иллос, и прежде оказывавший тому услуги, вновь переметнулся на его
сторону и вместе с патриархом Акакием сделал ставку на возвращение Зенона. Уже в конце
августа 476 г. Зенон вновь обрел власть, причем не в результате военной победы (он уже
готов был обратиться в бегство перед полководцем Василиска небезызвестным Галаном,
официальным любовником императрицы), но благодаря подаркам и обещаниям. Он
удерживал власть, вопреки своей непопулярности в народе и сенатских кругах и
непрекращающимся гражданским войнам. Зенон приказал устранить узурпатора Василиска,
а также его жену и сына. А возвратившиеся вместе с ним его земляки бесчинствовали пуще
прежнего29.
Политическая смута еще больше усугубляла и осложняла смуту религиозную.
Император Василиск, впоследствии умерший от голода вместе со своей семьей в
каком-то пересохшем водосборнике Малой Азии, пытался укрепить свою власть,
обретенную им после успешного мятежа против Зенона, последовательной
промонофизитской политикой. Под влиянием вернувшегося из шестнадцатилетней ссылки
александрийского патриарха Тимофея Элура он просто отменил решения Халкидона и
Тоmus Льва и предал их анафеме, так как они сеяли лишь вражду и раскол. Всем, кто не
подпишет новый декрет, так называемый Enkyklion энциклику, сохранившуюся в двух
редакциях, он угрожает применением законов против «еретиков» Константина и Феодосия
II. Свыше пятисот епископов моментально подписали «еретический» символ веры! Несмотря
на то что незадолго до этого, при императоре Льве, большинство из них признавали себя
сторонниками Халкидона, то есть веровали в прямо противоположное...30
Богословы никогда не смущаются. Они не ведают стыда.
Тимофей Элур торжествовал. С энтузиазмом встреченный Александрией по
возвращении из долгой ссылки, он вновь начал действовать, правда, на этот раз несколько
умереннее. В Антиохии, еще одном после Александрии и Иерусалима очаге волнений, на
патриарший трон, причем вторично, взошел монофизитский монах Петр Суконщик. Ведь
однажды ему уже удалось вытеснить правоверного Мартирия (459— 471 гг.), но император
Лев в 471 г. сместил его, арестовал, выслал в Египет и в конце концов запихнул в
суперортодоксальный акимитский монастырь под Константинополем. Забегая вперед,
заметим, что Петру Суконщику удалось в 485 г. в тре-, тий раз вернуться на вожделенный
патриарший престол Антиохии, некогда оплота правоверия, и даже умереть в 488 г. в
патриаршем сане. Правда, не обошлось без устранения его предшественника, некогда им же
самим рукоположенного в епископы Иоанна из Апамеи. Равно как и следующего патриарха
халкидонца Стефана II (477—479 гг.), павшего в уличных боях. Равно как и следующего
патриарха Стефана III, который скончался спустя несколько лет. Равно как и его преемника
Каландиона, который был изгнан31.
«Старая церковь вновь вызывает интерес, — ликует нынче Фритс ван дер Меер/ Frits
van der Meer, — потому что люди вновь осознали, что чем ближе к истоку, тем вода чище»32.
ПАПА СИМПЛИЦИЙ ОБХАЖИВАЕТ УЗУРПАТОРА ТРОНА ИМПЕРАТОРА
ЗЕНОНА
Тем временем в Риме Илария сменил Симплиций (468-483 гг.). Новый папа, для
которого восточная политика вновь стала главным делом, подобострастно распинался перед
узурпатором трона, точно так же, как и перед законным правителем, то есть вел себя так же,
как и бесчисленные другие папы в подобных случаях.
Свое пропагандистское восхваление от 10 января 476 г. он начинает следующим
образом: «Памятуя о почтении, с которым я всегда верноподданно взираю на христианских
императоров, я лелею мечту выражать это мое чувство в непрерываемой переписке с Вами».
Симплиций говорил о «верноподданнейшем», «любовном почитании Вашего Величества», о
своем долге «достойно приветствовать Вас, достославный сын и высокий император». Вслед
за этим он бичует «разбой лжеучителей» на Востоке, в особенности «убийцу-епископа
Тимофея! заново раздувшею пожар старой вражды», «собравшего горстку опустившихся
личностей» — между прочим, христиан! — «вновь завладевшего церковью Александрии,
которую он прежде окропил епископской кровью. Нам стало известно, что этот кровопийца
изгнал и нынешнего законного епископа...
Мой дух, о, досточтимый император, содрогается при мысли о совершенных этим
«гладиатором» преступлениях. Но, признаюсь Вам честно, что еще больше меня возмущает
то, что все это происходит, так сказать, на глазах Вашего Величества. Кому же не ведомо и
кто может усомниться в истинном благочестии Вашего Величества и в Вашей преданности
делу истинной веры? Ведь по соизволению небес, Вы возвеличились на благо государства и,
следуя добродетельному примеру императоров Маркиана и Льва, сочувствуете католической
истине, и никто не посмеет усомниться, что Вы верны вере так же, как они, Ваши
предшественники». Разумеется, после того как он объяснил Василиску, что «благочестивый
государь из всех имперских дел прежде всего должен заботиться о том, кто стоит на страже
его власти», что «исполнение долга перед Небом превыше всех остальных дел», что «без
него (Неба) ничто не прочно» — после всего этого он «настоятельно» заклинал его «голосом
блаженного апостола Петра (beati Petri apostoli voce): каким бы обладателем своего трона я
ни был, не позволяйте врагам исконной веры безнаказанно творить свои дела, если Вы
желаете, чтобы Ваши собственные враги были побеждены... Если Вы хотите, чтобы Бог был
милостив к Вам и Вашему государству, не миритесь с любым попранием веры, в которой
наша единственная надежда на спасение»33.
Стало быть, императору и на этот раз предстояло встать на защиту католической веры
и удалить Элура, убийцу почище Каина, «антихриста» и «divini culminus usurpator»*.
* Divini culminus usurpator (лат.) — узурпатор данной Богом власти. (Примеч. пер.)
В то же время императора-узурпатора папа мог славить как «tchris-tianissimus
princeps»*. В действительности энциклика, провозгласившая монофизитство имперской
религией и вызвавшая самые решительные возражения заключившего союз с Зеноном
константинопольского патриарха Акакия (472— 489 гг.), непредсказуемого политика,
ставшего основным объектом римских нападок, была отменена новой энцикликой. При этом
Акакий, который первым из столичных патриархов приказывал величать себя «вселенским
патриархом» (universalis patriarcha) и спокойно игнорировал referre ad sedem apo$tolicam** на
это, наверняка заботился не столько о сохранении «правой» веры, сколько о реализации
своих патриарших притязаний, о суверенных правах своего трона, о соблюдении 28-го
канона Халкидона» По его настоянию даже попросили спуститься со своего столпа в
Ан^апле, близ Константинополя, неистово почитаемого массами Даниила Столпника. Во
главе огромной толпы он появился перед загородным дворцом, где скрывался император
Василиск — чрезвычайно ловко провернутая акция, принесшая патриарху уащх, а
императору — тяготы. «Враг святой церкви был поставлен на колени», — злорадствует «Vita
S. Danielis StyUtae» («Житие св. Даниила Столпника»). Василиску следовало больше
опасаться Зенона, уже тогда превосходившего его в военном отношении и готовившегося в
горах Исаврии к нанесению ответного удара. Через несколько месяцев Василиск в
витиеватых выражениях, плохо скрывавших его нежелание делать это, отозвал «декрет о
вере» и в новом указе, ничтоже сумняшесй, провозгласил полную противоположность ему:
«Лишь апостольская и ортодоксальная вера... остается непорочной и неколебимой и во веки
веков пребудет в силе во всех католических и апостольских церквах правоверных...» Но
узурпатор, сколь бы нелюбим народу ни был Зенок, в конце августа*476 г. был смещен. Это
было воспринято скорее как наказание небес, нежели как победа возвратившегося
императора, к которому вскоре устремились толпы прелатов, чтобы присягнуть на верность.
«Рука Провидения!» — немедленно отреагировал папа Симплиций и потребовал смещения и
ссылки всех своих противников на Востоке: Павла Эфесского, Петра Суконщика, Тимофея
Элура и многих других, он требовал изгнания с Божьей помощью «тиранов церкви»,
требовал «ссылки без права возвращения» (ad irtremeabile... exilium). Папа мгновенно
перестроился. Он сделал вид — грубый трюк; применявшийся попами на протяжение веков,
вплоть до постнацистского времени — будто он никогда не имел дела с изгнанным
Василиском (некогда его «славный и милостивейший сын и высокий император» и
«christianissimus princeps», затем — «тиран», а для его преемника папы Феликса III — и
«тиран-еретик»!). Он делал вид, будто он не добивался расположения Василиска, как теперь
принялся добиваться расположения Зенона. Будто он не напоминал Василиску о его великих
предшественниках, подобно тому как теперь он напоминает о Маркиане и Льве I Зенону!
Папское послание «как бы сочится елеем раболепия, подобострастной лестью и
неумеренными восхвалениями императора» (Ульман/ Ulmann).
* Christian.ssimus princeрs (лат.) — христианнейший правитель. (Примеч. ред.)
** Referre ad sed em apostolic am (лат.) — воззражения апостольского трока. (Примеч.
ред.)
Зенон поначалу невероятно порадовал римлянина своей приверженностью ортодоксии,
к тому же он распорядился по его настоянию о ссылке Тимофея Элура, чему, правда,
помешала смерть последнего 31 июля 477 г., как раз накануне отправления в ссылку.
Поговаривали, что он отравился. Его архидиакон-монофизит и преемник Петр III Монг
продержался на патриаршем троне всего 36 дней. Затем монашеской оппозицией трон был
вновь отвоеван для католика Тимофея Салофакиала, причем в городе происходили кровавые
столкновения. Петр Монг был приговорен к изгнанию, но его не смогли найти, так как он
ушел в подполье. Теперь у Александрии было два патриарха: одного видели, но не уважали,
а второго уважали, но не видели.
Тем временем Зенон, с помощью ортодоксов и Акакия вновь обретший власть в
Константинополе, по вполне понятным причинам симпатизировал городу своего пребывания
гораздо больше, чем Риму, не говоря уже о его раболепствующем епископе, и вскоре издал
совершенно ясный декрет: «Церковь Константинополя есть матерь нашего собственного
благочестия и матерь всех правоверных христиан, и этот святейший престол нашего города
на все времена должен по праву владеть всеми привилегиями и почестями в отношении
рукоположения епископов, а также приоритетом перед всеми остальными, как это и было
всегда до Нашего восшествия на трон». Одновременно Зенон пытался выступить
посредником между обеими сторонами церковного конфликта, издав в 482 г., в форме
письма к христианам Александрии, Египта, Ливии и Пятиградья, декрет об унии, формально
ставший эдиктом о вере34.
HENOTIKON — ПОПЫТКА РЕЛИГИОЗНОГО КОМПРОМИССА, ОТВЕРГНУТОГО
РИМОМ, УСУГУБЛЯЕТ РАСКОЛ В ИМПЕРИИ И В ХРИСТИАНСТВЕ
Генотикон (Henotikon) — слово, заимствованное из вульгарного жаргона для
обозначения некоего «объединения», которое впоследствии никогда не употреблялось
рафинированным папством — был сам по себе мастерским изобретением патриарха Акакия
и его друга Петра Монга, классическим примером мышления имперской церкви, попыткой
компромисса между католиками и монофизитами, которая на практике привела к еще
большему расколу. Генотикон ставил задачу, в интересах целостности империи,
предпосылкой которой считалось единство веры, примирить монофизитов и дифизитов, но,
прежде всего, религиознополитически умиротворить Египет и Сирию, укрепить государство
в целом, что было крайне актуально в связи с тем, что на императора давили как остготы, так
и мятежные военачальники, типа Иллоса.
Формально Генотикон не был еретическим. В основу его были положены символы
веры Никейского (325 г.) и Константинопольского (381 г.) Соборов. Сохранялось единство
Иисуса, его равносущность «Отцу», а также ключевой термин «Богородица», Кириллова
христология «Двенадцати анафематизмов», анафема как «еретику» Евтихию, так и «еретику»
Несторию — в 489 г. Зенон распорядился до основания разрушить Эдесскую школу
несториан. В то же время Генотикон обошел молчанием некоторые острые утлы. В нем
избегались упоминания о догматически сложных вопросах и некоторых формулировках
Халкидона, решения которого в нем игнорировались, особенно щекотливые, более того —
опасные, понятия «личность» и «природа». Итак, вынося за скобки собственно спорный
момент об одной или двух природах (о Христе в нем говорилось лишь, что он «Один, но не
два»), император Зенон, вполне благочестивый христианин, рассчитывал расположить
монофизитов к имперской церкви, объединить спорящих клириков на основе компромисса и
таким образом создать для империи единый культ и обеспечить религиозный мир в ней. «Кто
бы ни думал иначе, тогда, теперь или когда бы то ни было, будь то в Халкидоне или на
каком-либо ином Соборе, да будет предан анафеме!» Так же радикально, и даже еще
решительней, за сто лет до этого другой император, Феодосии I, 28 февраля 380 г. утверждал
ортодоксальную веру (кн. 1, стр. 361)35.
Но попытка мирного компромисса оказалась столь же малоуспешной, как и практика
кровавого принуждения. Генотикон не удовлетворял ни правоверных, ни монофизитов.
Антиохиец Евагрий Схоластик (кстати, единственный историк церкви, занимавший высшие
государственные посты) пишет, что каждый епископ поступал как Бог на душу положит.
Соперничающие христиане «потеряли всякую связь друг с другом. Из-за этого на Востоке,
на Западе ив Африке возникало множество расколов... Дело дошло до еще большего абсурда,
ибо даже между восточными епископами была утрачена всякая связь». Даже на Востоке, где
Генотикон подписали монофизйтские патриархи Александрии и Антиохии: Петр Монг,
самый известный последователь Тимофея Элура, и Петр Суконщик, а также Мартирий
Иерусалимский и другие прелаты, существовало не менее четырех основных, остро
соперничающих фракций христиан: первая — за Халкидон без Ге-нотикона; вторая — за
Халкидон и Генотикон; третьи — против Халкидона и за Генотикон и четвертая — против и
Халкидона, и Генотикона. Сверх того, происходили все новые расколы: севериане или
феодосиане, юлианисты или гайанисты (по-иному: фантазиасты), распавшиеся на ксиститов
и аксиститов, ниобиты, тетратеиты, тритеиты и так далее. Все они больше, меньше или
абсолютно расходились друг с другом в понимании природы Христа и в вопросе его
воскресения в человеческой плоти. Генотикон приняли даже не все монофизиты, как
например, экстремистское крыло акефалов, или безглавых36.
Тем не менее эдикт Зенона (Edictum Zenonis), как он вначале назывался, смог бы, как
полагают, постепенно погасить ожесточенную религиозную борьбу на Востоке, если бы она
не подогревалась извне епископом Рима. Генотикон, будучи чисто императорским
толкованием веры, проигнорировал мнение папы. К тому же, его главный соперник
константинопольский патриарх Акакий, с самого начала стремившийся найти «золотую
середину», некий компромисс между халкидонитами и монофизитами, способствовал
посредническим усилиям властей и даже сам выступал посредником. Папство, в свою
очередь, решительно отвергало любые компромиссные решения догматических вопросов и,
как обычно, кичилось своей принципиальностью. Рим столь упорно держался за решения
Халкидона еще и потому, что именно на этом Соборе римская церковь впервые участвовала
в принятии решений с правом решающего голоса. «Ранее все решения принимались без ее
участия, но исключительно епископами и теологами восточной церкви» (Данненбауэр/
Dannenbauеr.
Поэтому папа Симплиций, в отличие от своего предшественника Илария, вновь
действовал в традиции Льва I, хотя и не так ловко. Для него было главным не допустить
никакого компромисса, особенно если он идет в разрез с папскими претензиями на
вселенский епископат.
Он неустанно призывал Восток к борьбе с «еретиками». При этом папа неверно
оценивал и императора, и Акакия, выдающегося, намного превосходящего его деятеля; они
же, император и патриарх, едва ли воспринимали папу всерьез, а зачастую просто
игнорировали. Вновь и вновь папа давил на Акакия, чтобы тот добился от государя ссылки
«еретиков» на край света, что исключило бы их из человеческого сообщества, изолировало
бы их, как заразных больных, которые не подлежат излечению, что означало почти предание
их анафеме, а также розыска ушедшего в подполье Петра Монга, «еретика и предводителя
еретиков», и его ссылки как можно дальше. Необходимо предотвратить любую вспышку
лжеучения. Примирение исключено. Патриарх должен денно и нощно просить монарха о
применении силы государственной власти для защиты католицизма38.
Симплиций считал борьбу императора против «еретиков» недостаточной. Папе не
нравилось, что придворный патриарх императора Зенона назначил патриарха в формально
независимый от Константинополя антиохийский патриархат, видя в этом недопустимое
приращение власти Акакия. В Александрии в феврале 482 г. скончался незадолго до этого
назначенный патриархом Тимофей Салофакиал; католики избрали патриархом монаха
Иоанна Талайю; император и Акакий вместо этого нарушившего клятву государственного
преступника интронизировали старого друга Тимофея Элура схизматического епископа
Петра Монга, отлученного от католической церкви «socius haereticorum»*, как писал папа
Симплиций Акакию, и которого он же в письме к императору называл распространителем
воинственной «ереси»; ни тот ни другой, как с некоторым удивлением констатирует
преемник Симплиция Феликс III, не дали никакого ответа («nullum responsum») — вот тут-то
и разразился открытый конфликт39.
* S о с i u s haereticorum (лат.) — сообщник еретиков. (Примеч. ред.)
НАЧАЛО АКАКИАНСКОЙ СХИЗМЫ: ЦЕРКОВЬ СОВЕРШАЕТ
ГОСУДАРСТВЕННУЮ ИЗМЕНУ
У епископов Востока и епископов Запада, особенно римских, был один главный
интерес. Этот интерес — государственнополитический, который всегда прежде всего
сводится к личным политическим амбициям — и привел к расколу между ними.
Католический «Справочник истории Церкви»/ «Handbuch der Kirchengeschichte» совершенно
справедливо отмечает, что невероятную неразбериху в восточной церкви «нельзя было
разрешить при помощи формул, поскольку она возникла не из-за формул; надлежало
разобраться с личностями» (Бек/ Beck), то есть с государственнополитическими интересами
отдельных персон, которые уже долгое время все больше и больше переплетались с
интересами «большой» политики, что еще больше углубляло противоречия40.
Некогда, еще проводя ортодоксальную церковную политику, император Зенон сместил
Петра Монга, однако, вопреки настоятельным уговорам папы, не отправил его в ссылку.
Ныне, когда император нуждался в посредниках для примирения и привлечения на свою
сторону своих подданных-монофизитов, ему вновь понадобился Петр, и после кончины
Салофакиала в феврале 482 г. он сделал его патриархом. Умеренная формулировка
объединения — Генотикон, при помощи которого император пытался уладить религиозный
конфликт и достичь единства восточной церкви под своим руководством, был разработан
именно патриархом Петром Монгом (482— 490 гг.), деятелем решительным и
целеустремленным, совместно с патриархом Акакием41.
Но кандидатом папы был Иоанн I Талайя. Некогда тому пришлось по причине его связи
с исаврийцем Иллосом в присутствии патриарха и сената дать клятву императору, что он
никогда не будет претендовать на патриаршество. Однако после кончины Тимофея
Салофакиала Иоанн Талайя тут же нарушил клятву и был рукоположен в Александрии в
качестве его преемника. Возмущенный Зенон сместил его, а патриарший трон занял Петр
Монг. Пока монахи Талайи клеймили нового патриарха как «еретика» — Петр, хотя и был
монофизитом, но принял Генотикон — сам Талайя обратился к издавна влиятельному при
дворе имперскому военачальнику Иллосу, как раз в то время, когда тот вынашивал план
восстания против императора. Военный чин уже объединился против Зенона с католическим
патриархом Антиохии Каландионом и пытался наладить связи с Одоакром, германским
правителем Италии, с которым уже вел переговоры папа Симплиций. Итак, Талайя бежит
через Антиохию, где пребывает Иллос, которому он, как управляющий александрийской
церковью, «сделал богатые дары» (Вахт/ Bacht), от Иллоса, в 483 г. - и дальше, к папе, к
которому он апеллирует по совету Иллоса и патриарха Антиохии. Незадолго до его
прибытия в Рим папа Симплиций скончался Ш марта 483 г. после продолжительной болезни,
но его преемник Феликс, избранный, по-видимому, под давлением Одоакра, ожесточенно
обрушился на императора. Это происходит одновременно с восстанием в Азии Иллоса, на
чьей стороне выступает патриарх Антиохии, союз^ ник Иоанна Талайи и папы!42
Папа Феликс III (483—492 гг.) был первым выходцем из кругов высшей римской знати
на папском троне. Он считается третьим, хотя Феликс II был антипапой. Он был также
первым папой, начавшим свое служение после крушения Западной Римской империи. Быть
может, он и был креатурой Одракра. Во всяком случае, он немедленно пошел на
сотрудничество с новыми германскими хозяевами, либо сделал вид, что пошел. Св. Феликс
вступил в брак до начала своей клерикальной карьеры и имел несколько детей. Он был
сыном священника и предположительно прадедом папы Григория I («Великого»)43.
После ходатайства Иоанна Талайи новый римский князь церкви выразил протест. Во
всех своих действиях он был гораздо энергичнее своего слабоватого и рабюлепствующего
предшественника. В куриальных делах он был неискушен, однако имел отлично
поставленную канцелярию, возглавляемую Гедасием, в будущем папой. Еще в 483 г. Феликс
направил в Византию посланников: епископов Виталия из Тренто и Мизения из Кум. Не
выступая прямо против Генотикона, он отстаивал перед императором Зеноном Халкидон,
как «истинный средний Путь», в то время как Зенон считал таковым Генотикон. В своем
очередном послании, представлявшем собой изысканную смесь высокомерия, едва
прикрытой язвительности и удачно подобранных библейских изречений, Феликс тщетно
призывает Акакия «немедленно дать отчет» «перед лицом св. Петра» Риму и его синоду.
Акакий, активно усиливавший свою власть, даже не думал ни о чем подобном. По
имперскому церковному праву его ранг был примерно равен рангу римлянина, но как «папа»
Востока он считал себя существенно выше. В действительности, епископы Рима, несмотря
на все более жесткую риторику, борьбу принципов и претензий, в правовом отношении, а в
определенном смысле даже с духовной точки зрения, были довольно-таки бессильны, во
всяком случае, по сравнению с правителями в Константинополе они практически были
Quantite n6gligeable*. Поэтому Акакий приказал легатов римлянина, епископов Виталия и
Мизения, задержать, едва они сошли на берег, и посулить им деньги, после чего они позорно
капитулировали и даже присутствовали на богослужении, которое проводил патриарх. Папа
же решением римского синода от 28 июля 484 г. повелел Акакия, «который в лице моих
представителей меня самого лишил свободы», низложить, отлучить от церкви и проклясть на
веки веков, равно как и всякого епископа, клирика, монаха или мирянина, который будет
поддерживать отношения с ним. Это стало первым серьезным расколом между Востоком и
Западом. В своей торжественной нравоучительной речи по поводу анафемы Феликс заявил:
«Бог изгнал Акакия с епископской должности сошедшим с небес приговором». «Знай же, что
ты исключен из епископства, из католического сообщества и из числа верующих, приговорен
судом Святого Духа и нашим апостольским авторитетом, и никогда не избавишься от
анафемы».
Приговор римского синода о смещении, подписанный папой и семьюдесятисемью
присутствовавшими епископами доставил в Константинополь поверенный Тутус. (Согласно
легенде, оппозиционные монахи из сохранившего верность Риму акимитского монастыря во
время воскресного богослужения пришпилили буллу об анафеме к архипастырскому
омофору Акакия, после чего были частично перебиты его свитой, а частично заключены в
тюрьму,) Церковный поверенный Тутус также подвергся давлению, был подкуплен, а папа
изгнал его, так же как и легатов Виталия и Мизения. На торжественном богослужении они
причастились вместе с Акакием и признали монофизитского патриарха Александрии Петра
Монга. Лишь спусга одиннадцать лет папа Геласий I вновь принял Мизения, так как нельзя
было позволить раскаявшемуся умереть от старости или болезни, непримиренным с
церковью. Другой легат, Виталий, успел к тому времени скончаться...44
* Оuantith ndgligeable (фр.) — не принимаемая во внимание величина. (Примеч. ред.)
Тогда св. Феликс III писал императору в доселе неслыханном тоне, сквозь который
отчетливо проступает личность канцеляриста Геласия, писал откровенно резко и
подчеркнуто холодно, в начале послания выражая опасение «за душевное здоровье»
государя, а в конце — угрожая ему «судом престола Божьего». Он писал, что в делах Бога
императору надлежит подчинить (subdere) свою волю епископам Христа, что ему надлежит
учиться у них, а не поучать, что ему следует не изображать из себя господина, но слушаться
церковь, ибо Богу угодно, «чтобы Ваше Величество в кроткой покорно* сти склонило главу
перед этой церковью». Эта фраза —есть отражение папских притязаний на господство
грядущих веков, она стала общим местом для бесчисленных сборников церковного права. И
правителя, которому лояльность Египта и Сирии была важнее римских оваций, и патриарха
Акакия, хладнокровно вычеркнувшего из поминальников имя папы — который называл его
«змеей», «гнойником», «раковым больным» что означало его отлучение от церкви, меньше
всего интересовало мнение Феликса. Римский синод сокрушался 5 октября 485 г., что «наш
бисер рассыпан перед свиньями и псами... Дьявол побежден, но продолжает свои козни».
Теперь папа низложил и отлучил от церкви всех трех патриархов, ссылаясь при этом на
якобы издавна существующую в Италии практику. Следствием этого стал 35-летний раскол
(484—519 гг.) между Римом и Константинополем45.
Эти невероятно надменные пассажи необходимо читать в контексте, чтобы осознать,
что уже тогда позволяло себе все более заносчивое римское священство по отношению к
императору, если он позволял себе желать не то, что желали они. «Одно несомненно, писал
Феликс (читай; Геласий), ^ что и для Вашей собственной правовой сферы стало бы благом,
если бы Вы во всех вопросах, касающихся Бога, постарались подчинить (subdere) свою
издаераторскую волю, как того тре* бует закон Бога, воле епископов Христа, а не
возвышались (praefene) над ними. Вам следует не поучат Святые Таинства, но учиться у Их
хранителей. Вы должны признать незыблемые права Церкви, а не навязывать Церкви сугубо
человеческие правовые нормы. Вам не следует стремиться к самовластию (dominari) над
святыми церковными учреждениями, ибо Господу угодно» чтобы Ваше Величество
склонило главу перед згой Церковью в кроткой покорности»46.
Рим никогда не оспаривал правоверности Генотикона.
Весьма знаменательно, что в папском послании императору нет ни слова о
противоречиях между монофизитами и дифизитами. Ибо и тут речь, в принципе, ведется не о
вере, а о престиже и власти. Без этого соперничества «между папами старого и нового Рима
35-летняя вражда между церквами Востока и Запада, начавшаяся при Феликсе III, по всей
видимости, вообще не имела бы места» (Галлер/ Haller). Речь шла о притязаниях
Константинополя на верховенство. Риму этот спор был выгоден, он сознательно
спровоцировал ею, и это было для него вопросом жизни и смерти. Он выступил против
императора и патриархах доселе невиданной дерзостью. Правда, на такую дерзость Рим
отважился только под прикрытием двух «еретиков»-германцев: сначала Одоакра, а потом
Теодориха. Все попытки императора найти взаимопонимание Рим отвергал более того,
вступал в контакт с восставшими против него войсками!47
Это случилось благодаря тому самому Иллосу, который некогда при узурпаторе
Василиске должен был уничтожить свергнутого Зенона, а вместо этого вернул ему трон.
Иллос, исавриец, как и Зенон, который возвысил его до генерала, после возвращения Зенона
стал его советником, но жизнь его была не такой уж сладкой по причине трех покушений на
его жизнь подряд: в 477, 478 и 481 гг. (При последнем покушении он лишился уха, но все же
уцелел), Зенон отрицал свое участие в покушениях и всякий раз выражал выжившему свое
глубочайшее сочувствие. Они долгое время не шли на открытую борьбу и вели себя, как
если бы они оставались «разбойничьими атаманами в своих родных горах» (Швартц/
Schwartz). Иллос был сыт по горло службой у Зенона. Заручившись поддержкой в Сирии и с
помощью вдовствующей императрицы Верины, он в 484 г. провозгласил военачальника
Леонтия императором48.
В союзе с Иллосом выступала и халкидонская оппозиция — и первым стал
антипатриарх Александрии Иоанн Талайя, которого император Зенон объявил нарушившим
клятву государственным преступником (periurii reum), виновным во всех мыслимых
злодеяниях, Талайя был тесно связан с Иллосом, впоследствии он примкнул к
участвовавшему в заговоре экзарху Египта, и, в конце концов, как когда-то Афанасий, бежал
в Рим, где плел заговоры против императора, а папа спровоцировал разрыв с
Константинополем. Вскоре после этого к Иллосу примкнул и ревностный католик
Каландион, епископ Антиохии, где находилась резиденция Леонтия. После поражения
Леонтия, который правил всего два месяца, Каландион был объявлен государственным
преступником и сослан. Иллос тщетно пытался втянуть в заговор и короля Одоакра,
завладевшего Италией, но вместе с Леонтием потерпел поражение, был выдан Зенону ив 488
г. казнен. Вскоре Одоакр объявил себя независимым от императора и вступил в союз с
вандалами в Африке49.
Теперь папство совершает несколько оппортунистических финтов всемирноисторического масштаба. И пока его жертвы застревают на полпути или вообще сходят с
дистанции, оно возвышается и набирает силу. Сначала оно выступает вместе с готами против
Византии. Затем вместе с Византией оно истребляет готов и вандалов. После этого оно вновь
выступает против Византии на стороне лангобардов. И наконец, обретя «свободу», оно
вместе с франками одолевает лангобардов, своих освободителей. В этом томе мы с вами
увидим только первые два акта этого бесстыдного спектакля.
На Западе, где царила атмосфера упадка и хаоса, весьма выгодная папам, после
Валентиниана III один эфемерный правитель сменял другого. За два десятилетия их
набралось девять. По-видимому, шестеро из них были убиты: атом числе, в августе 461 г. на
реке Ире Майориан и 11 июля 472 г. в Риме Антемий, каждый после неполных четырех лет
правления. Казни и отравления стали обычным делом. Все было в руках военачальника и
«крестного отца» императоров Рицимера, который, будучи более могущественным чем
Стилихон и даже Аэций, подготовил почву для германского господства в Ита* лии. Сам он
был арианином, отпрыском князя свевов и дочери вестготского короля Валлии, и поэтому не
мог претендовать на трон. После того как последний из эфемерных западно-римских
императоров, четырнадцатилетний Ромул Августул, в 476 г. был низложен Одоакром н ему
было определено денежное содержание, Одоакр стал первым германским королем Италии
(476—493 гг.) и правил всей страной. Он происходил из германского племени скиров, его
отец Эдекон занимал высокое положение в армии Аттилы. Вопрос о том/насколько его
власть признавалась Византией, остается открытым. Отца малолетнего императора Ромула
Ореста, который некогда был секретарем у Аттилы, а также Павла, брата Ореста, Одоакр
убил, соответственно. 28 августа и 4 сентября. Бежавший в 475 г. император Юлий Непот
еще четыре года сопротивлялся в Далмации, пока не был в мае 480 г. убит в своем имении, в
окрестностях города Салоны. Западная Римская империя кончилась, она пала, как писал
Эдвард Гиббон/ Edward Gibbon в своем монументальном труде «Закат и падение Римской
империи», в результате «триумфа религии и варварства»50.
ЗАХВАТ ИТАЛИИ ТЕОДОРИХОМ, ИЛИ «ГДЕ БОГ?»
Правопреемником Империи стала Византия. Скрытый конфликт между западной и
восточной частями Империи с течением времени постоянно обострялся, а старая папская
тактика использования западных правителей против восточных после смерти Валентиниана
Ш стала невозможной. К тому же Византия смогла и внутри- и внешнеполитически успешно
противостоять германцам. Императору Зенону удалось отстоять свой подвергавшийся все
новым опасностям трон с помощью «самой невероятной и изначально не имевшей шансов на
успех дипломатической изощренности во всей человеческой истории» (Рубин/ Rubin), в
первую очередь, потому что ему удалось перенацелить остготов, угрожавших Восточной
Римской империи, на Италию51.
Остготы, в 375 г. покоренные гуннами (ср.: кн.1, стр. 349), переселились к началу V в. в
бассейн Дуная, на территорию современной Венгрии. После смерти Аттилы в 453 г. и
быстрого распада его огромной, казавшейся несокрушимой империи они попали под власть
Рима и поселились в Паннонии, вокруг Балатона. Именно тут в середине V в. родился
Теодорих (Дитрих фон Берн германских героических сказаний). Он был сыном короля
Тиудимера из рода Амалеров (Амелунгов) и, по всей видимости, еще в детстве стал
христианином арианского толка. Источники хранят почти полное молчание о его
происхождении и ранней юности, так же как и о первых годах его правления. В семилетнем
возрасте Теодорих оказался в Константинополе в качестве заложника и оставался там в
течение одиннадцати лет, скорее всего, в ближайшем окружении императора Льва. Там он
занимался латынью и греческим, познакомился с античной культурой и полюбил ее, получил
представление о политической и военной ситуации и женился на принцессе императорского
дома.
Его самым опасным соперником среди остготской знати был Теодорих Страбон. Зенон
годами противопоставлял друг другу двух князей, находившихся в отдаленном родстве, хотя
они время от времени и объединялись против императора. Во время путча Василиска, в 475
г., Теодорих Амалер встал на сторону Зенона, а Теодорих Страбон, который был старше его,
примкнул к узурпатору. В 476 г. он был лишен всех почестей, однако впоследствии ему были
возвращены все его звания и посты. В 481 г. он скончался от раны, которую по
неосторожности нанес себе сам. Вскоре после этого были убиты оба его брата, которые
унаследовали вместе с его сыном Рекитахом власть. В 484 г. Теодорих Амалер
собственноручно заколол своего племянника с ведома Зенона53.
Поскольку между правителем и Теодорихом, несмотря на высокие почести последнего
(он был другом императора, в 476 г. стал патрицием, а в 484 г. — консулом), постоянно
возникали трения, в том числе и из-за опустошительных набегов Теодориха на Фракию —
оскудевшая земля на нижнем Дунае уже не могла прокормить его людей — император Зенон
официально поручил ему возглавить поход на Одоакра, «тирана», по словам Прокопия 53.
Одоакр происходил из племени скиров или рутов (ругиев), во всяком случае, он был
германцем и арианином. Провозглашенный королем 23 августа, он никогда не носил
пурпурной мантии или диадемы, но в течение тринадцати лет правил Италией от Альп до
Этны. В 477 г. Гейзерих за выкуп уступил ему Сицилию. Когда позднее вторжение Одоакра
стало угрожать и Византии, где император находился в стесненных обстоятельствах из-за
опустошительных набегов Теодориха на Фракию и мятежа Иллоса, воспользовались давно
апробированным средством: сокрушить германцев руками германцев же. Ругов начали
подстрекать к нападению на Италию. Но Одоакр опередил события и в двух походах 487 и
488 гг. сокрушил страну ругов (современная Нижняя Австрия на левобережьи Дуная).
Большая часть рутой была уничтожена. Это была война не просто между двумя германскими
племенами, но, поскольку руги также были арианами, между двумя германскими
христианскими племенами. Зенон, помирившись с Теодорихом и одолев в 488 г. Иллоса,
которому он приказал отрубить голову, в том же году послал короля остготов на Одоакра,
которого он считал узурпатором и тираном и с трудом терпел его в качестве наместника.
Зенон, «мастер политических интриг», согласно Прокопию, пообещал Теодориху, что «после
свержения Одоакра власть над готами и всем Западом перейдет к Зенону, а Теодориху,
низвергшему тирана члену римского сената, будет гораздо сподручнее повелевать от имени
императора Римом и всей Италией, нежели ввязываться в опасную борьбу с ним». Теодорих
был чрезвычайно обрадован этим предложением и направился в Италию, а вместе с ним и
весь готский народ»54.
Это произошло осенью 488 г.
Теодорих начал свой поход из Мезии, откуда он выступил вместе со своими воинами,
шедшими вместе со своими женами и детьми, но отнюдь не со всем готским народом,
оставшимся на Балканском полуострове. В походе принимали участие и другие племена;
общая численность составляла 100, а может быть и 200 тысяч человек, но скорее всего,
гораздо меньше* и уж во всяком случае их было меньше, чем жителей Рима, «Поднялся
целый мир, — пишет современник, епископ Эннодий из Павии, — домами им служили
повозки, а свои кочевые шатры они набивали всем, что им удавалось захватить». Напомним,
что и эти готы были христианами. Они почти полностью истребили в Румынии враждебное
им германское племя гепидов, которые также были христианами. В критический момент
сражения Теодорих сам встал во главе войска и, согласно древнему источнику, лютовал,
«как ливень на хлебной ниве, как лев посреди стада». Началась четырехлетняя, ожесточенная
война, в которой военное счастье ока^ зывалось то на одной, то на другой стороне, война с
многочисленными изменами и предательствами, война, чудовищно опустошившая север
Италии, особенно Лигурию.
Вначале Теодорих во главе большого готского войска, усиленного отрядами других
германцев, летом и осенью 489 г. разгромил Одоакра в сражениях при Изонцо и при Вероне,
где река Адидже была запружена телами убитых. После этого Милан открыл перед ним
ворота, возможно благодаря тамошнему епископу Лаврентию, который с самого начала
войны склонялся на сторону более сильного Теодориха (и стал при нем самым
могущественным прелатом Италии. В Милане Теодориху нанес визит и епископ Тицина,
современной Павии, Епифаний). 11 августа 490 г. на реке Адде произошла тяжелая битва, в
которой Теодорих, при поддержке войска вестготского короля Алариха II, в третий раз
одержал победу, хотя и понес большие потери. Как и прежде, Одоакр в отчаянии отступил в
Равенну, свой последний оплот. Готы окружили и два с половиной года осаждали надежно
защищенный лагунами, болотами и земляными валами город — одну из самых
неприступных крепостей той эпохи. Эти события вошли в сказания как «Битва воронов».
Осаждавшие не могли прорваться в город, а осажденные отбивали частые приступы, не зная
передышки. Но когда нападавшие летом 492 г. захватили в Ариминиуме (Римини) флот, им
удалось блокировать Равенну и с моря. 25 февраля 493 г. благодаря архиепископу Равенны
Иоанну был заключен договор, согласно которому оба короля должны были разделить
власть над Италией. 25 февраля перед Теодорихом были открыты ворота Классиса. 5 марта
архиепископ Иоанн во главе процессии с крестами, фимиамом и пением псалмов
торжественно ввел его в Равенну. Через несколько дней Теодорих пригласил Одоакра
посетить его в императорском дворце ad Lauretum (в лавровой роще) и собственноручно —
поскольку люди, которым он поручил убийство, медлили, - заколол своего
шестидесятилетнего безоружного партнера-германца: один христианин-арианец другого
христианина-арианца. «Где Бог?» — произнес Одоакр, когда первый удар меча поразил его в
ключицу А Теодорих, вторым ударом рассекший Одоакра до пояса, сказал: «У этого
чудовища нет даже костей». Семья Одоакра была истреблена: брата Одоакра он сам поразил
в церкви стрелой т лука, его сына Телу он приказал сначала сослать, а затем и казнить, а его
жена Сунигильда была обречена на голодную смерть. По приказу Амалера по всей стране
были беспощадно вырезаны все воины Одоакра вместе с их семьями55. Теодорих Великий!
Теперь он стал единственным правителем Италии, хотя формально и подчинялся
византийскому императору. Этот кровожадный победитель, в совершенстве овладевший
христианским искусством резни, устроивший побоище, живо напоминающее кровавую баню
после смерти Константина I (кн. 1, стр. 265), который тоже любил пустые фразы типа: «Наша
кроткая милость» (pietas), «Наше провидение» (providentia), не сомневался в том, что он
король милостью Божьей. Подобно тому,, как Констанций II, «первый восприемник Божьей
милости» (Зеек/ Seeck), несмотря на то, что он вырезал свою многочисленную родню, мог
ощущать себя ниспосланным Богом правителем и «епископом епископов» и заявлять: «Мы
желаем прославиться в вере...», так теперь Теодорих, германский король милостью Божьей,
говорил: «В Нашей власти милостью Божьей находится все, что Нам угодно» или: «Мы
правим с Божьей помощью». Он приказал повсюду содержать арианские церкви, в самой
Равенне воздвиг рядом со своей резиденцией церковь Св. Мартина и восстановил базилику
Геракла, оставаясь при этом «разбойником и убийцей», причем «большого размаха» (де
Фердинанди/ de Ferdinandy)56.
Готы оставались федератами*, то есть не имели гражданства. Но в армии служить
могли только готы. Гражданам бывшей Империи военная служба была запрещена, быть
может, только за исключением некоторых воинственных племен в приграничных областях.
Ни католическим италикам, ни готам-ариа-нам их христианская вера не мешала вести войны.
Напротив. По-видимому, к церковным предписаниям относились довольно серьезно, ибо сам
Теодорих отправлялся в свои военные по* ходы только после молитвы и исповеди. В его
приказе о мобилизации Мя похода в Галлию значилось: «Готам надо только сообщить о
предстоящих битвах, а не уговаривать их на битву, ибо воинственные племена всегда только
рады (gaudium) показать свою военную доблесть». (Гундобад, кроткий король бургундрв,
чьи князья были весьма преданы римскому епископу, воспользовался конфликтом между
христианами-германцами, которые кромсали друг друга, и предпринял грабительский поход
в Лигурию, откуда пригнал множество пленных.)57
* Федераты — военнообязанные союзники на границах Римской империи. Термин
часто применялся к германским племенам в пределах Римской империи. (Примеч. ред.)
Вскоре после победы Теодориха, большая часть Центральной и Южной Италии, не
говоря уже о Риме, закрывшем ворота перед обреченным Одоакром, а также Сицилия
признали короля, Чье остготское государства простиралось от Венгрии до Южной Галлии и
до прежних римских провинций к северу от Альп, но которому было суждено
просуществовать лишь шестьдесят лет и окончательно рухнуть после сражения при Везувии
в 553 г. К районам собственно готского расселения относились Самний, Пицен, Северная
Тусция, Эмилия, Венетия и, конечно, область севернее реки По. Вкрапления готов имелись в
Далмации, Истрии, на реке Саве и в Панно-нии. Теодорих, заключивший союзы со всеми
государствами германцев, играл ведущую геополитическую роль. Он женился на сестре
Хлодвига из рода Меровингов, а своих дочерей отдал в жены королю вестготов и королю
вандалов, а племянницу — королю тюрингов58.
СОТРУДНИЧЕСТВО С «ЕРЕТИЧЕСКИМИ» ОККУПАЦИОННЫМИ ВЛАСТЯМИ
Когда Амалер вторгся в Италию, между Востоком и Западом продолжался вызванный
Генотиконом раскол, другими словами, вражда между Константинополем и папством. Это
было на руку готу, которого его собственное влияние на Рим интересовало, естественно,
больше, чем влияние императора Востока. А в Константинополе трудности в отношениях с
Теодорихом объясняли церковным расколом. В действительности, Амалер проводил
прокатолическую политику не столько по причине своей природной терпимости, сколько
исходя из политаческого расчета. Арианские правители, как вестготов, так и, в особенности,
остготов, вообще были гораздо терпимее и не страдали зудом обращения иноверующих.
Романское Население не принуждали к переходу в арианство. Оно даже славило
великодушие готов, которое, правда* проистекало не из их арианства! а из германского
происхождения. В то время говаривали, что проходя между языческим алтарем и церковью
не лишне поклониться в обе стороны. Арианский клир, который вплоть до епископов был
свободен от целибата и не знал постоянных монастырей| не пытался влиять на собственное
правительство и не занимался миссионерством среди своих соседей католиков. Никто не мог
упрекнуть короля, что он когда-либо принудил католика стать арианином или подверг
преследованию хотя бы одного их епископа. Его мать Герелева приняла католичество и при
крещении получила имя Евсевия. Папа Геласий поддерживал с ней отношения, но, с другой
стороны, не желал, чтобы епископы посещали короля без его благословения. В Риме
Теодорих впервые появился в 500 г. Встрече-ный народом, сенатом и священниками во главе
с папой, он сразу прошествовал в собор Св. Петра (за триста лет до Карла Великого), чтобы
помолиться у могилы апостола «как католик и с глубоким почтением». Он преподнес в дар
св. Петру два серебряных канделябра весом в семьдесят фунтов каждый. К евреям он был,
как, по-видимому, и Одоакр, терпим. «Цивилизованные люди, — говорил он, — не должны
лишать благой справедливости даже тех, кто еще не обрел истинной веры». Много раз он
защищал римских евреев от клириков Рима, где в 521 г. католики сожгли дотла еврейскую
синагогу, возведенную на триста лет раньше, чем собор Св. Петра и Латеран. Похоже, это
был акт мести католиков за наказание нескольких христиан, убивших своих хозяев-евреев.
Римляне неоднократно разоряли синагогу, прежде чем окончательно сожгли ее при
Теодорихе. В Равенне христиане также подожгли синагогу. И именно католики в Равенне
извлекли из могилы прах Теодориха и осквернили его. Для отправляющих языческие культы
готом, взявшим пример с законодательства императоров Маркиана и Валентиниана, была
сохранена смертная казнь59.
Как правитель Италии Теодорих обладал и верховной властью над церковью, причем
ему принадлежало не только обычное право верховного надзора, но и вся полнота
гражданского и уголовного судопроизводства. Папы, которые извлекли выгоду из его
правления и смогли расширить свое влияние, также признали его законным правителем. По
крайней мере, они были вынуждены «надевать перед всемогущим арианским королем маску
дружественного расположения, что, быть может, только распаляло их тайную ненависть»
(Дэвидсон/ Davidsohn). Как раз католики Италии не могли смириться с «еретичеством»
готов.
Во всяком случае, папы, прежде ведшие против арианства войну на уничтожение,
ныне, оказавшись под властью ариан, никогда впредь не восставали против арианства.
Геласий, после Льва I наиболее значительный папа V в., и не помышлял о том, чтобы читать
проповеди против «еретической» оккупационной власти. Почти по всей Италии арианские
епископы служили наряду с католическими. Как в Равенне, так и в Риме существовали
арианские церкви, и ни один католический борец за веру пальцем их не трогал, в то время
как синагоги сжигались! Ведь евреи не стояли у власти! От них же никто не зависел! Такие
уважаемые католические епископы, как Епифаний из Павии и Лаврентий из Милана,
особенно тесно сотрудничали с Амалером. И сам Геласий писал подобострастные письма
«великому самодержцу» Теодориху. Он мог даже во время судебной тяжбы вокруг
финансовых вопросов с готским графом Тейей, человеком, как писал папа, «несомненно не
нашего круга», угрожать ему его «господином — королем, моим сыном», ибо «так как он, в
своей мудрости, не желает в церковных делах ни в чем идти против церкви, то было бы
правильно, чтобы его подданные брали пример с могущественного короля, дабы не казалось,
что они поступают вопреки его воле» Яростно нападая на оппозиционную церковь Востока и
патриарха Акакия, Геласий все же щадил самого императора и даже заверял его, что и его
предшественник Феликс III «ни в малейшей степени не выступал» против императора лично.
Геласий даже расточает хвалу тому «благочестивому усердию, которое кроткое Величество
показывает в повседневной жизни»60.
На Востоке, тем временем, в ноябре 489 г. скончался Акакий, а спустя четыре месяца, в
марте следующего года, и его преемник Фравита. В апреле 491 г. скончался и император
Зенон. Папа Феликс, почивший в бозе в феврале 492 г., отзывался о нем довольно прохладно,
без эмоций и называл его жертвой никуда не годного патриарха. Вдовствующая императрица
Ариадна вступила теперь в союз с пожилым царедворцем, который возвысился при Зеноне за
три года до этого, сразу после смерти Петра Суконщика, претендовал на патриарший
престол Антиохии, а теперь стал императором — Анастасием I (491—518 гг.)61.
ИМПЕРАТОР АНАСТАСИЙ И ПАПА ГЕЛАСИЙ ВЫХОДЯТ НА РИНГ
Когда выбор Ариадны пал на Анастасия, он твердо пообещал патриарху Евфимию
(490—496 гг.), что будет поддерживать ортодоксию и признает Халкидонский символ веры,
но вскоре стал отстаивать Генотикон Зенона. Будучи весьма благочестивым, что признавал
даже новый папа Геласий I, он покровительствовал столь же высокообразованному, сколь и
удачливому монофизиту Северу, ставшему впоследствии патриархом Антиохии (512—519
гг.), «гениальному мужу» (Вахт/ Bacht), который с 508 г. по 514 г. обитал при императорском
дворе. Постепенно император полностью перешел на сторону монофизитов. Еще до своего
восшествия на трон он порой агитировал за них, и о нем всерьез говорили, как о возможном
преемнике Петра Суконщика. Однако промонофизитская позиция государя вызвала
возмущение католиков, прежде всего в Малой Азии и на Балканах, к тому же налоговая
политика Анастасия I была жесткой. Его мероприятия в этой сфере получали разную оценку.
Особенно позитивно они оценивались Прокопием и образованным Иоанном Аидом. Во
всяком случае, монарху удалось с помощью решительной реформы налоговой системы и
бережливого и сравнительно мягкого управления укрепить и оздоровить государственные
финансы. Он даже стал единственным среди императоров позднеримской эпохи,
отменившим хотя бы один налог, а именно: ложившийся тяжким бременем на городское
население золотой налог, или хрисаргир (chrysargyron), что облегчило положение
малоимущих. После его смерти не осталось государственного долга, а в государственной
казне имелось 320 тысяч фунтов золота. Следовательно, с католической точки зрения:
«Жажда золота и еретичество запятнали его правление и его имя» (Ветцер/ Вельте // Wetzer/
Weite). Император Анастасий I, в отличие от многих пап, не возводил шикарных построек,
зато после него остались портовые сооружения, водопроводы и тому подобное. Помимо
всего прочего, он энергично заботился о предотвращении голода среди населения. И
наконец, при нем никогда не случались «жестокие преследования, подобные тем, которые
развязали Юстин и Юстиниан сразу после отмены Генотикона...; если он считал
необходимым смещение какого-то епископа, то строго требовал, чтобы при этом не
допускалось никакого кровопролития» (Швартц/ Schwartz). Вот почему даже его
теологический противник признавал, что «Анастасий — добрый император, друг монахов и
защитник бедных и несчастных»62. Правда, защищал он не всех.
Первым делом Анастасий «очистил» двор от исаврийских земляков своего
предшественника: Весь его род пустился в бега. Сама Исаврия на годы стала местом
локальной войны, в ходе которой все противники были схвачены и казнены, а значительная
часть жителей была переселена во Фракию. Весьма примечательными для этого правления
стали и оборонительные войны с персами, старыми и «закоренелыми врагами», а также с
болгарами и остатками гуннов, которые объединились с другими азиатскими племенами и на
долгие века превратились в нового «закоренелого врага». Вообще-то, этот император, в
отличие от своих католических преемников, «принципиально избегал захватнических войн»
(Рубин/Rubin)63.
Анастасий I действовал рука об руку с монофизитами.
Придворный патриарх Евфимий (490—496 гг.), сириец и убеждённый поборник
Халкидона, с самого начала не доверял будущему императору, поскольку был знаком с его
взглядами. Поэтому, накануне коронации Анастасия Евфимий потребовал от него
клятвенного заверения, «что тот будет свято хранить неприкосновенность веры и не будет
вносить никаких новшеств в Святую Божью Церковь». Текст клятвы патриарх держал в
церковном архиве. Патриарх, по-видимому, тяготел Не к своему нарушившему клятву
правителю-христианину, но к Риму, несмотря на то, что папы Феликс III и Геласий I его не
слишком жаловали. Евфимию удалось уцелеть после нескольких покушений на его жизнь,
похоже, что ему удавались и контакты с мятежными исаврийцами, с которыми Анастасий
боролся с момента прихода к власти. В 496 г. Анастасий распорядился, чтобы синод
Константинополя низложил Евфимия и отлучил его от церкви как государственного
преступника, после чего он был сослан в Евхаиту, а новый патриарх Македонии (496—511
гг.) принес клятву верности Генотикону. Этим монарх, разумеется, вызвал усиление
сопротивления католиков, и неоднократно сталкивался с опасностью потери трона. Этому
имелись не только религиозные, но и политико-экономические причины, которые нередко
взаимосвязаны64.
В конце февраля 492 г. в Риме скончался папа Феликс III. Уже 1 марта его место занял
Геласий I (492—496 гг.). Работая в папской канцелярии, Геласий был автором посланий
Феликса и уже тогда был достаточно влиятелен. И хотя его служение продолжалось всего
несколько лет, ему удалось наложить на эти годы свой существенный отпечаток. Он был
яростным спорщиком, весьма энергичным и непримиримым диалектиком. Он любил
саркастические шутки, но в письмах был многоречив, склонен к словоизвержению и
использованию длинных и извилистых, как червяк, фраз. Он часто использовал чисто
ораторские стилистические обороты, и в общем и целом производил ловко состряпанную
смесь из римской юриспруденции и библейских изречений, редко отказывая себе в
удовольствии пригрозить Божьим судом. Короче, этот понтифик дипломатически и
юридически был прекрасно подкован, и был как будто создан для своего поста. Он был не
только заметной политической фигурой, но и наиболее образованным теологом среди
римских еписков за последние два с половиной века, то есть со времен Новациана. Он
называл себя «урожденным римлянином» (Romanus natus), хотя, по всей видимости, был
родом из Северной Африки. Он где-то хитрил, а где-то откровенно лгал. Чего стоят,
например, его утверждения, что именно Рим ради торжества истины приказал провести
Собор в Халкидоне, или, что со времени Христа ни один христианский император не носил
титул понтифика! Выстраивая патриархов по ранжиру, он наделяет их соответственными их
месту судейскими полномочиями и оспаривает уже признанные государством и церковью
преимущественные права константинопольского патриарха. В дальнейщем он выступает на
стороне более сильного Теодориха против сдавшего свои позиции Одоакра. Затем удачно
лавируя между императором, положение которого было непрочно из-за внутриполитических
конфликтов и вторжений германцев и гуннов, и поддерживавшим его королем, Геласий
поднимает свои претензии на власть до такой высоты, которая вновь будет достигнута лишь
через триста лет65.
Разумеется, все папы сознавали, в каком они долгу перед верующими и Библией. Вот и
папа Геласий не забывал заверять, что он вовсе не достоин своего места, что он —
«незначительнейший из людей» (sum omniun hominum minimus). С другой стороны, он
заверял, что именно на него, при всей его недостойности, взвалена «забота» обо всем
христианстве. Эта забота, по мнению Геласия, простирается на все, что касается верующих
всего мира, на всю их общественную и частную жизнь66.
Геласий часто цитирует из Матфея (16,18) якобы сказанные Иисусом слова. Он часто и
упорно настаивает на том, что римский престол восходит к Петру; а на престоле блаженного
Петра зиждется все остальные патриаршие престолы. На синоде в марте 495 г., на котором
вновь был возвращен в лоно церкви легат Мизений, он, каким бы недостойным он себя ни
называл, позволил собранию: 45 епископам, 58 пресвитерам и некоторому числу диаконов и
представителей знати — скромно чествовать его. Не менее 11 раз синодалы восклицали: «В
тебе мы видим наместника Христа», «В тебе мы видим апостола Петра». Именно тогда в
папе впервые разглядели наместника Христа и публично объявили его таковым67.
Геласий, «незначительнейший из людей», без устали трубил на Востоке, и, так сказать,
по всему миру о своем верховенстве, о своем ранге и собственной власти. Ибо превыше
всего Бог и то, что от Бога, «summus et verus imperator»*. Но что от Бога, а что нет — решает
Рим, «первый престол всеблаженнейшего Петра», «ангельский престол». Он — хранитель и
проводник истинной веры. Лишь признаваемое им законно. В силу лишь ему
принадлежащего авторитета, он утверждает решения любого Собора. Первым из пап Геласий
повелел придать своим декреталиям, а также декреталиям своих предшественников статус,
равный статусу решений Соборов, тем самым он уравнял их с канонами Соборов, что,
правда, никогда не было признано на Востоке. Тем не менее Геласий считал, что он стоит
над всеми, и даже заявлял, что его престол вправе любое соборное установление заменить на
диаметрально противоположное. Подобные заявления в контексте истории оставались
простым сотрясением воздуха, они были ложны. Но в них просматривалась ужасающая
тенденция и, если угодно, внутренняя логика папской жажды власти, возникшей задолго до
Геласия и нашедшей отражение в понятиях «управление» и «правление» («guberaare» и
«gubernatio»), часто встречающихся в куриальных посланиях V в. Эта жажда в Геласий
достигла своего апогея и была столь сильна, что он неоднократно квалифицировал
неуважение папских притязаний или их отрицание как оскорбление Господа. Сей муж не
упускал возможности подчеркнуть превосходство Рима, а тем самым и свое собственное, над
всеми и вся. «Мы не можем умолчать о том, что известно всем церквам на земле: трон Петра
обладает правом разрешать все, что связано решениями любых епископов и что он (трон)
обладает правом судить любую церковь, в то время как права судить его нет ни у кого.
Канонами определено, что к этому трону можно апеллировать со всего света, но на его
решения нельзя апеллировать никуда». Это место вошло в многие сборники церковного
права68.
* Summus et verus imperator (лат.) — высший и истинный повелитель. (Примеч. ред.)
УЧЕНИЕ О ДВУХ ВЛАСТЯХ, ИЛИ ГОСУДАРСТВО, СЛЕПО ИСПОЛНЯЮЩЕЕ
ВОЛЮ ПАП
Хотя Геласий, после того как стал папой, лишь однажды писал императору, его
амбициозные и даже отчаянные эпистолярные нападки были не в последнюю очередь
направлены именно на императора, который был вовлечен Генотико-ном в центр церковного
раскола. И если римлянин и не оспаривал, что император в своем достоинстве стоит над
людьми, то все же видел в нем не более чем «сына» (filius). В этом просматриваются
амбиции, восходящие еще к Амвросию (ср.: кн.1, стр. 345, 378). Будучи «сыном», император
не мог судить мужей церкви. Ведь он не был их главой, его правом и долгом было — во имя
спасения собственной души — отстаивать интересы церкви; ему надлежит надзирать за всем
и наказывать всякого, кто нарушает спокойствие государства и церкви, кто сеет раскол и
«ересь». Если у церкви нет власти или ее власти недостаточно, то вместо нее действует
государство — вот в чем его предназначение, как правителя! Короче, император должен
выполнять приказы трона св. Петра, обладатель которого Божьим соизволением поставлен
над всеми епископами. Император — слуга Господа, minister Dei69.
Неслыханно увеличив свою власть, католицизм стал не только соратником, но и
конкурентом, и соперником государства, едва оно попыталось урезать его постоянно
растущие, все более беспардонные и не чурающиеся никаких фальсификаций претензий,
которые даже в XX в. продолжают именоваться «Богом данными правами». Попытки
ограничить эти претензии и поныне парируются гладкими фразами, что, мол, Богу следует
повиноваться больше, чем людям. Читай; клирикам больше, чем кому бы то ни было.
«Насколько душа возвышается над телом, насколько небо возвышается над землей,
настолько и духовная власть возвышается над мирской властью» — так говорил уже учитель
церкви Иоанн Златоуст. «Император правит землей и земным, а в нашей власти — души и
забота о них. Подобно тому как душа возвышается над всем земным, так и наша власть
должна быть выше власти императора». Ведь уже Амвросий в своей полемике с Феодосием
ставил понятие «религия» выше понятия «государственный порядок» (кн.1, стр. 377). Он мог
уже совершенно открыто утверждать, что «блеск королевской власти» стоит «намного
меньше», чем «почетное право епископа», и подкреплял это не совсем скромными ссылками
на притчу о свинце и золоте70.
Столь возвышенные пассажи князья церкви любили ввернуть в конфликтных
ситуациях.
В прошлом имперским уголовным судом антиохийский патриарх Каландион был
низложен за государственную измену (485 г.), а александрийский патриарх Иоанн I Талайя
— за клятвопреступничество. Теперь папа Геласий претендовал на privilegium fori* —
заветную мечту епископов! Император, мол, не вправе судить клир, так как ученик не может
стоять выше мастера. Согласно Геласию, Божьими и человеческими законами предписано,
чтобы «приговор епископам выносился собранием епископов», даже если они «по
недоразумению совершили мирской проступок»71.
Какие же человеческие законы имеет в виду папа? Установления Констанция II от 355
г. (кн.1, стр. 270)? Но ведь они себя не оправдали и были вскоре отменены. Напротив,
Валентиниан III 15 апреля 452 г. вернул уголовные дела в отношении епископов в ведение
государственных судов. Претендуя на особую подсудность лиц духовного звания, ставя
клерикальный арбитраж выше государственной юстиции, папа Геласий норовит создать
новый постулат, предпринимает отчаянно смелую атаку на публичное право, пытается
лишить право античности его фундаментальной основы и вырвать у императора уступку для
церкви72.
Мало этого. Сей папа, сомнамбулически незамечающий реальности, отрицающий
факты истории и переворачивающий ее с ног на голову, называющий императора не главой
церкви, но ее сыном, «защитником», «стражем» й «покровителем» католицизма (его
предшественник Феликс III формулировал это так: «fidei custos et defensor orthodoxae»**) —
сей папа Геласий утверждает в 495 г.: «Всем церквам мира известно, что трон блаженного
Петра имеет право (fas) разрешать то, что связано решениями каких бы то ни было
епископов». Он выдвигает чудовищный тезис, что в «божественных делах» императору
надлежит подчиняться епископам, учиться у них, а не поучать их, не повелевать, но
повиноваться, что Богу угодно, чтобы тот склонил свою главу. Дословно: «Существуют две
вещи, о, великий император, которыми прежде всего управляется мир: священный авторитет
епископов (aucto-ritas sacrata pontificum) и царская власть (regalis potestas). Из этих двух
священники весомей, ибо они и за царей людских будут отчитываться перед Божьим судом.
Ты знаешь, всеми* лостивейший сын, что ты выше людей своим достоинством (dignitas), но
все же кротко склоняешь голову перед высшими (praesulibus), если речь идет о делах Бога, и
ожидаешь от них средства для достижения твоего блага»73.
* Privilegium fori (лат.) — привилегированное место. (Примеч. пер.)
** Fldei custos et defensor orthodoxae (лат.) — хранитель веры и защитник ортодоксии.
(Примеч. ред.)
Впервые сформулированное здесь «учение о двух властях», получившее всемирноисторическое значение и ставшее фундаментом средневекового церковного права, будучи
всего лишь компиляцией измышлений предшественников, более чем на тысячелетие стало
наиболее часто цитируемым высказыванием и классическим лозунгом папства. Причем
Геласий имел в виду даже не учение о двух равноправных властях. Он стремился поставить
епископскую власть выше императорской. При этом он не чурался скрытых угроз: «Будет
лучше, если Вы в этой жизни прислушаетесь к тому, на что я Вам пеняю, чем услышите
перед судом Божьим» как я Вас обвиняю!.. Как же осмелитесь Вы когда-нибудь попросить о
вечном спасении Того, Кого Вы невозбранно преследовали в этом мире?»74
Однако это, как и другие невероятно наглые утверждения Геласия (например, будто
преемник Петра есть Первый в Церкви и стоит над всеми, что он единолично судит в ней и
никто в мире не избежит его приговора и не усомнится в нем), было теорией, далекой от
действительности и возможной лишь под защитой остготских, по иронии судьбы —
«еретических» — правителей. Правда, «Справочник истории церкви»/ «Handbuch der
Kirchengeschichte» оспаривает это и даже пытается представить папу неким борцом
сопротивления (сопротивления, разумеется, поверженному Одоакру!) Однако даже
католическому «Справочнику» «с каждым днем ... все яснее, что для Рима камнем
преткновения был не вопрос о Халкидоне, но вопрос о правовом положении
Константинополя». При этом борец за папское верховенство был движим, естественно,
отнюдь не «жаждой власти», но лишь «сознанием его высокой ответственности перед
Божьим Судом» (Ф. Гофман/ F. Hoffmann), которым так любил угрожать Геласий и которым
все они то и дело грозят75.
ПАПА ГЕЛАСИЙ ПРОТИВ «ЗАРАЗЫ» СХИЗМАТИКОВ, «ЕРЕТИКОВ» И
ЯЗЫЧНИКОВ
Неустанная борьба с раскольниками и «еретиками» велась, натурально, во имя Бога, и
никак иначе. Ее можно проследить по приблизительно шестидесяти посланиям или
декреталиям, а также по шести богословским трактатам этого папы, из коих четыре
направлены против монофизитов.
Схизматических «греков» (это слово встречается довольно часто, что свидетельствует о
взаимном отчуждении Востока и Запада) Геласий то и дело упрекает в упрямстве, в
«заблуждениях», которые, как ему точно известно, не будут им «прощены» даже после
смерти. При этом он никогда впрямую не нападал на Генотикон и даже ни разу не упомянул
его, но только на политические и личностные последствия его принятия. В первую очередь
речь велась не о догматике, но всегда о конкретных личностях и тронах, о власти. Геласий
осыпает «греков» обвинениями, выговорами, издевками и насмешками. Он на каждом шагу
«удивляется» — с «дпгатиг» («мы удивлены») и «valdi mirati sumus» («я очень удивлен») он
любит начинать свои письма, что сразу же настораживало адресата. Константинополь,
столица империи, утверждает Геласий, вообще «не входит в число (великих) престолов», не
имеет статуса митрополичьего города, тамошний патриарший трон, хотя и первый на всем
Востоке и 28-м каноном Халкидона поставлен вровень с римским, но не имеет среди других
престолов ни ранга, ни места (nullum homen), а у константинопольского патриарха нет
никаких внутрицерковных прав на пересмотр решений «апостольского престола», который
лишь один вправе судить, что истинно, а Акакий со товарищи преступно пренебрегает
истиной. Короче, все папские послания преследовали одну и ту же цель: «доказать неправоту
восточного епископата» (Ульман/ Ulmann)76.
С самого начала Геласий провоцировал патриарха Евфимия, даже не послав ему
уведомления о своем вступлении на римский престол. Евфимий тем не менее направил в его
адрес свое поздравление, а через несколько лет он был обвинен в государственной измене,
низложен и сослан. Естественно, Геласий, как видно из его ответа, вовсе и не помышлял о
том, чтобы с «первого престола» христианства докладывать о чем-либо нижестоящему. Сам
надменный до крайности, он упрекает Евфимия в «высочайшей надменности» (arrogans),
обвиняет его в нарушении долга, в слабости и расправляется с ним с диалектической
ловкостью, язвительным сарказмом и чванливостью: «Посмотрите до чего Вы докатились: с
высот католических и апостольских до еретической и проклятой компании. Вы этого и не
отрицаете... и к тому же предлагаете нам связаться (condescendere) с Вами и с высот пасть в
без* дну...». Свое послание он заканчивает скрытой угрозой: «Мы предстанем, брат
Евфимий, мы, без сомнения, предстанем перед внушающим страх и дрожь судом Христа»
(pavendum tribunal Christi). Геласию вообще свойственны угрозы Страшным Судом, «судом
предвечного Судии и Царя»77.
Он часто высказывался против Акакия, против «преступления» патриарха, против
«заразы Евтихия», против «евтихианской заразы на Востоке». В евтихианстве он не видел
ничего, кроме «закоренелой злобы», «несусветной глупости», «жалкой суеты», «болтовни»;
причем «евтихианство» представлялось ему целым клубком «ересей», а его приверженцы —
«сообщниками, сторонниками и единомышленниками одного и того же уже осужденного зла
(pravitas)». Разумеется, и на Западе всех отступников он брал на заметку. Даже в 493 г., едва
отгремели кровопролитные бои при Изонцо, под Вероной, на Адд? и под Равенной, когда
Северная Италия была опустошена четырехлетней войной, папа пишет епископам Пицена,
области на Адриатическом побережье, близ современной Анконы, что разорение их земель
«варварами» причинило ему меньше боли, чем их терпимость к дьявольским соблазнам
«еретиков»! Он ополчается и против вновь оживших в Далмации настроений в пользу
пелагианства, которое он сравнивал с зловонным болотом. Епископа Сенеку он отлучил от
церкви и называл «лягушкой, которая в своем невежестве сверзилась в трясину
пелагианского болота», «презренным трупом и дохлой мухой». Манихеев он изгнал из Рима,
а их книги приказал сжечь перед входом в собор Св. Марии (Санта Мария Маджоре).
Хартман Гризар/ Hartmann Grisar прославляет этот поступок и обнаруживает в нем «большое
сходство с (поступками) Льва Великого»78.
Геласия возражения других людей ни в коей мере не могли сбить с толку — в этом он
был верен традициям Рима. В подобных случаях он был попросту «глух», «отметал», по
выражению Каспара/ Caspar, любые возражения и однажды язвительно окрестил их
«еретической» галиматьей, которая «не ведает различий между истинным и ложным». Он
был настолько самонадеян, что без колебаний относил на свой счет изречения Христа и даже
сравнивал себя с ним!79 (Впрочем, и в XIX в. папа Пий IX, автор догмата о папской
непогрешимости, которого, правда, считали недалеким даже католические ученые, епископы
и дипломаты, почему-то относил на свой счет изречение Иисуса: «Я есмь путь и истина и
жизнь...» (Ин. 14,6), а в 1870 г. приказал калеке: «Встань и иди!» — после чего был
зафиксирован факт неудавшегося чудесного исцеления!)80
Папа Геласий отменил и последний официально разрешенный языческий праздник —
луперкалии. Это был своеобраз^ ный карнавал, но гораздо более грубый, разнузданный,
скабрезный и предназначенный для женщин. Это был один из самых древних праздников
языческой Италии и самый древний собственно в Риме. Он был посвящен Фавну Луперку, т.
е. Фавну, оберегающему от волков. Согласно устным преданиям, он был введен для
исцеления женщин от бесплодия. Во всяком случае, ему приписывалась очищающая и
оберегающая сила. Правда, по мнению Помаре/ Pomares им интересовались только
«небольшие группы инакомыслящих». На самом же деле и христиане вовсе не желали
лишаться этого праздника. А Геласий вдалбливал своим овечкам, что негоже трапезничать и
с Господом и с дьяволом, вкушать из кубка Господа и из кубка дьявола. Его проповеди были
направлены против языческой магии и богопротивных обычаев, и он запрещал любые
увеселения. Церковь заменила очистительный праздник луперкалии праздником Сретения
Господня, или Очищения (Purificf-tio) Марии, первоначально праздновавшимся 14 февраля, а
затем — 2 февраля; он празднуется и по сей день81.
Папа Геласий, заявляя, что осуждение Ария неизбежно распространяется на всех ариан
и на каждого, кто заражен этой чумой, вместе с тем не хотел — это крайне важно и
заслуживает еще одного упоминания — конфликтовать с готами, оккупантами и
фактическими правителями Италии, так как он конфликтовал с «греками». А ведь последние
были католиками, хоть и раскольниками, в то время как готы были «еретиками», да к тому
же еще и «варварами»! У них повсюду были собственные храмы и собственный клир. Папа
не мог их не заметить. В Риме был арианский епископ, а арианские церкви располагались
едва ли не вплотную с папской резиденцией! Однако против готов Геласий не предпринимал
ничего, ни в качестве сотрудника папской канцелярии, ни после своего избрания папой.
Нападая на «еретиков», язычников и восточных схизматиков весьма решительно,
бесцеремонно, задиристо и на редкость воинственно, готов-правителей он никогда не
задевал. Он не только обращался к королю-«еретику»: «Ваша Светлость» (magnificentia
vestra) — что еще можно было объяснить требованиями придворного этикета при обращении
к высшему лицу государства — но и признавал наличие в нем христианского благочестия.
Совершенно очевидно, что Геласий, как фурия набрасывавшийся на всех иноверующих, в
этом случае держал себя в руках лишь потому, что его самого держали в руках; потому что
его конфессия на Западе оставалась в меньшинстве, потому что ариане-германцы
господствовали не только в Италии, но и почти на всем Западе: на севере — бургунды, на
юге Франции и в Испании — вестготы, в Африке — вандалы. Вот почему такой
громогласный, чтобы не сказать горластый, Геласий не смел даже пикнуть. Он
руководствовался классическим принципом католиков: когда мы в большинстве — никакой
терпимости, если мы в меньшинстве — потерпим82.
НЕДОЛОГ ВЕК ПАПЫ-МИРОТВОРЦА
Папа Анастасий II (496—498 гг.), на время понтификата которого пришлось вошедшее
в мировую историю обращение в христианство короля франков Хлодвига, в большей или
меньшей степени стремился, по его собственным словам, «нести народам мир». Уже в своем
первом послании императору Анастасию I папа Анастасий II пишет: «Сердце Вашего
кроткого Величества есть священный ларец (sacrarum) общего блага». Он пишет, что именно
ему, императору «Господь повелел править, как своему представителю на земле (!)».
Очевидно, этот папа явно был готов на переговоры с правителем, чтобы покончить с
расколом. В своем стремлении к примирению с Византией, он зашел столь далеко, что часть
его собственного клира откололась и объединилась против него, подозревая его в «ереси».
Автор появившейся примерно в то время «Liber Pontificalis» выдвигает обвинение: «Он
втайне хотел вернуть Акакия, но это ему не удалось. И за это Бог покарал его смертью»
(voluit occulte revocare Acacium et поп potuit; qui nu-tu divino percussus est). Это суждение,
попав в Decretum Grati-ani* и в «Божественную комедию» Данте, предопределило
искаженный образ этого папы. Но в 1982 г. даже изданный с Imprimatur «Справочник
истории церкви»/ «Handbuch der Kirc-hengeschichte» характеризует его политику как
«разумную». 19 ноября 498 г. он скоропостижно скончался, не успев даже определить себе
преемника. После этого в Риме вновь начался местный раскол. Вновь два папы сражались
друг против друга, а гражданская война на годы сделала невозможным проведение какойлибо папской восточной политики. Предметом спора теперь стала власть над Римом, над
«апостольским престолом». Эта кровопролитная борьба сопровождалась появлением
огромного количества фундаментальных фальшивок83.
*Грациан — монах из Болоньи XII в., автор обширного труда «Соп-cordantia
discordantium canonum» («Согласование расхождений в канонах»), который Впоследствии
был дополнен многими богословами и получил название «Decretum Gratiani» («Декреталия
Грациана»), (Примеч. ред.)
АНТИПАПА ЛАВРЕНТИЙ, БОИ НА УЛИЦАХ И В ЦЕРКВАХ
22 ноября 498 г. папой стал архипресвитер Лаврентий, Про-императорски настроенный
председатель сената Фест добился его провозглашения папой, открыто подкупив золотом
Константинополя меньшинство выборщиков, поскольку в благодарность за свое назначение
Лаврентий пообещал подписать Генотикон. Но в тот же день в соборе Св. Петра римским
понтификом сделали диакона Симмаха. Родившийся в семье язычников и окрещенный
только в Риме сардинец Симмах, личные качества которого, впрочем, уступали качествам
его соперника, также использовал подкуп, хотя и скромно. Сумму в 400 золотых солиди, повидимому, положил себе в карман Теодорих. Эти деньги дал взаймы миланский епископ
Лаврентий, а поручителем выступил протеже Лаврентия епископ Эннодий из Павии,
популярный на Западе и Востоке литератор, в скверных виршах воспевавший Венеру, равно
как и исконное христианство, и деяния Петра и Павла; впоследствии он безуспешно пытался
получить деньги с папского двора84.
Купля-продажа епископских кресел/оплата голосов даже при выборах папы,
разбазаривание церковной казны и раздача земельных владений — все это уже ни у кого не
вызывало удивления в конце V в. Напротив, когда важнейшие епископские троны были уже,
как правило, заняты отпрысками знати, большинство епископских мест приобреталось не
заслугами, а деньгами. При этом покупатель зачастую расплачивался имуществом еще не
принадлежавшей ему епархии, заранее выдавая продавцу документ на право собственности.
Поэтому король Аталарих в 532 г. выразил энергичный протест против симонии папе
Иоанну II (первому папе, сменившему при избрании имя, посколько до этого его звали
Меркурий)85.
Избрание в 498 г. одновременно двух пап раскололо весь Рим на две партии. К расколу
между Востоком и Западом добавился раскол в Риме, так называемая, лаврентианская
схизма. Начались бои на улицах и в церквах. Мир стал свидетелем редкостного спектакля:
оба папы препоручили решение Святому Духу, которому на этот раз предстояло вещать
устами «еретика» — короля готов. Лаврентий являлся представителем проимператорской, а
следовательно поддерживающей Генотикон фракции, в то время как Симмах стоял за
Халкидонский символ веры, т. е. был против Генотикона. В Равенне Теодорих пришел на
помощь Святому Духу и самолично решил вопрос в пользу Симмаха, тем более что за того
выступало большинство, а его золото уже лежало в кармане Теодориха86.
Тем не менее и после победы паце Симмаху (498—514 гг.) приходилось несладко. Хотя
ему и удалось при помощи угроз и обещаний спровадить своего соперника Лаврентия
епископом в Нокеру, но его сторонники остались, и спор продолжался, причем не только на
словах, но и с оружием в руках.
Оппозиция — большинство сената, возглавляемого благородным Фестом — которая
готова была пойти почти на все ради примирения с Константинополем, в 501 г. представила
королю длинный список грехов Симмаха, простиравшихся от чревоугодия (которое
уподобляли обжорству Исайи) и разбазаривания церковного имущества до прелюбодеяний с
несколькими «mulierculae»*, наиболее известной из которых была римская булочница с
редкостным прозвищем Кондитария. Теодорих временно отстранил подвергшееся нападкам
Святейшество и поначалу перевел его в Римини. Там ничего не подозревавший Симмах
однажды утром прогуливался по пляжу и вдруг узрел знакомых «mulierculae». Объект их
вожделения уклонился от объятий и сломя голову рванул в Рим всего лишь с одним
сопровождающим87.
* Mulierculae (лат.) — девка, публичная женщина. (Примеч. ред.}
Лишившись многих церквей и Латеранского дворца, он обосновался в соборе Св.
Петра, расположенном в предместье Рима, где и построил первое episcopia — жилище
епископа, с течением времени превратившееся в папскую резиденцию: Ватикан. Это место
издавна пользовалось дурной славой — «infamibus Vaticani locus», как писал о нем Тацит.
Теодорих, тем временем успевший назначить епископа Петра из Альтинума куратором
римской церкви, в 501 г. с согласия иммаха распорядился рассмотреть его дело на
всеитальянском синоде в риме. Однако попытка истцов доказать свои обвинения при
помощи свидетельских показаний рабов Симмаха была пресечена. Священный синод
отказался заслушать показания рабов. Беспорядки усиливались, столкновения принимали все
более широкий масштаб. В конце концов, большинство синодалов, упирая на свою
некомпетентность, писало королю: «Это дело Вашей власти правителя, внимая Господу,
нести заботу о восстановлении церкви, о спокойствии города Рима и провинции. Поэтому мы
просим Вас, чтобы Вы, благочестивый государь, пришли на помощь нашей немощи и
бессилию, ибо священническая простота не в силах превзойти мирскую хитрость, и мы не в
силах более выносить опасностей, которым мы подвергаемся, живя в Риме. Позвольте же
нам, мы страстно молим Вас о таком разрешении, вернуться в наши храмы».
Пренеприятаейший Документ. Подумать только, «правоверные» взывают о помощи к
«еретику». Теодорих не знал, что отвечать. Часть синодалов удалилась, а Симмах после
всего этого также отказывался от дальнейших переговоров. В начале сентября он оставил
свое убежище в соборе Св. Петра и вместе со своим клиром явился к месту заседаний в
сопровождении небольшой толпы. Его враги, видимо, опасаясь — для этого имелись
основания — нападения, бросились ему навстречу. Вновь бои на улицах, раненые, убитые, в
том числе множество священников, среди которых оказался и сторонник Симмаха Гордиан,
отец будущего папы Агапета. Сам Симмах едва не был забит камнями. Утверждая, что его и
«его клир пытались забить, как скот», он отказался еще раз предстать перед синодом.
Теодорих, разгневанный тем, что, как он говорил, мир царит повсюду, но только не в Риме,
пусть и нехотя, но позволил синоду вынести приговор без дальнейшего расследования.
Синодалы, число которых сократилось со 115 епископов до 76, «проявив кротость и
уважение», завершили эту жалкую комедию. На четвертом заседании так называемою
синода под пальмами, они 23 октября 501 г. объявили, что препоручают вынесение
приговора Господу Богу, так как они не вправе судить Симмаха в силу его папской
неприкосновенности. Они восстановили его в должности и молниеносно ретировались из
«святого» города, поскольку римский клир в большинстве своем держал сторону
Лаврентия88.
Таким образом, раскол продолжался. На очередном синоде, в ноябре 502 г., вина папы
стала слишком очевидной. Этому способствовал не только он сам, но и епископ Эннодий из
Павии, как мы помним, славивший в своих виршах Венеру и старых богов. Он написал
письмо в защиту папы, очевидно, беспокоясь о судьбе 400 золотых солиди, за возврат
которых поручился. Однако за невиновность папы он не ручался, хотя и называл его — поэт
все-таки! — правителем небесной империи. Он считал, что папское достоинство
автоматически проистекает из его сана, предостерегал от опасности запятнать сам сан, если
будет запятнан его носитель, и призывал не выносить сор из избы. Разжигаемая прежде всего
Фестом и сенаторами гражданская война достигла небывалой остроты, поскольку антипапа
Лаврентий, лишенный Симмахом епископского сана, не встретив возражений со стороны
Теодориха, вернулся в Рим. Теперь город и все основные соборы (более двух десятков)
оказались в его руках. Около четырех лет Лаврентий имел своей резиденцией Латеран, а
Симмах довольствовался собором Св. Петра, где он, как мы уже говорили, заложил основу
для Ватиканского дворца. Долгие годы царила анархия. С улиц неслись боевые кличи: «Hie
Simma-chus!» и «Hie Laurentiusi» Обе стороны попеременно взывали о защите к арианскому
королю. Право убежища в церквах и монастырях уже никем не соблюдалось; денно и нощно
продолжались грабежи и убийства. Случалось, что священника убивали дубиной на пороге
его храма. Монахинь обесчещивали. Короче, годами длилась кровавая междоусобица среди
католиков Рима, пока Теодорих, руководствуясь политическими соображениями, не
поддержал более слабого из пап. После этого Лаврентий, которого даже его злейшим
соперникам было не в чем упрекнуть, в 506 г. был вынужден покинуть поле боя, а клирикам
из его окружения, переметнувшимся на сторону Симмаха, пришлось со всей
определенностью проклясть своего бывшего патрона, равно как и епископа Петра из
Альтинума, бывшего в 501 г. куратором римской церкви, а к этому времени уже преданного
анафеме Симмахом. Лаврентий, тяготевший к грекам антипапа, пал жертвой
антивизантийского крена в политике короля, а отчасти, и сената, который по воле Теодориха
выступил единым фронтом с готами против Византии. В то время как Симмах в
ознаменование своей победы украшал церкви, и в особенности собор Св. Петра, а также
закладывал новые церкви, антипапа закончил свои дни в имении своего покровителя Феста,
как утверждалось, в строгой аскезе. Сама же схизма прекратилась лишь со смертью
Симмаха89.
СИММАХИАНСКИЕ ФАЛЬШИВКИ
Поскольку выдвинутое в ходе процесса над Симмахом утверждение, что папа не может
быть судим ни одним человеком, которое подписали 76 епископов, не имело прецедентов в
истории (что признавалось самим синодом), приблизительно в 501 г. один из сторонников
Симмаха не постеснялся наладить изготовление фальшивок. Его основной целью было
подтвердить при помощи высасанных из пальца примеров из прошлого, что римский
епископ всегда был неподсуден, будь то светскому или духовному суду90.
Симмахианская партия сочиняла письма, предписания, соборные акты и примеры из
истории. В помощь папе Симмаху в его противостоянии с Лаврентием фабриковались
прецеденты — вымышленные протоколы процессов над папами прежних времен: «Gesta
Liberii рарае», «Gesta de Xysti purga-tine et Polychronii Jerosolymitani episcopi accusatione»,
«Sinues-sanae synodi gesta de Marcellino» якобы от 303 г. Единственное, что во всем этом не
вызывает сомнений, так это чудовищно примитивный стиль — латынь, характерная разве
что для варваров, но никак не для римлян, что свидетельствует об уцадке культуры и
образования. В этих вымышленных судебных делах проводились параллели со скандалом
вокруг Симмаха, которые насыщались похожими, вплоть до мелких подробностей,
обстоятельствами. Все эти дела получали такой исход, который был желателен в деле
Симмаха, а именно: «Никто никогда не выносил приговора папе, ибо первый престол не
подсуден никому», «Не дозволяется выносить приговор папе», «Никому не позволено
обвинять своего епископа, ибо судью не судят», В заключении от начала до конца
сфальсифицированной грамоты «Constitutio Silvestri» говорится: «Никто не должен судить
первый престол, от которого все ждут справедливого приговора. Ни императором, ни
клиром, ни королями, ни народом высший судия не может быть судим»91.
Почти точную копию процесса над Симмахом представляет собой «Gesta purgationis
Xysti», абсолютно никак не подтверждаемая фактами прошлого. Здесь папу тоже обвиняют
римские аристократы, подобно тому, как Симмах был обвинен Фестом и римской знатью. По
аналогии с Симмахом, его обвиняют в прелюбодеянии, на сей раз, с монахиней. И так же как
в случае с Симмахом, против которого должны были давать показания его рабы, здесь также
свидетелем выступает раб папы. Но некий экс-консул — прототип сторонника Симмаха
Фауста — эффектно прекращает процесс, заявляя: «Не дозволено выносить приговор
папе»92.
Эти великие фальшивки, которые, по мнению фон Шуберта/ von Schubert «лежат на
совести симмахианскойпартии или самого Симмаха», а по мнению иезуита Гризара/ Grisar
имеют лишь «совершенно частный характер», представляют интерес не только как факты
истории. Якобы лишь частные, они позднее сыграют важную роль в церковном праве. В
измененном виде они частично вошли в «Liber Pontificalis» и, благодаря этому, получили
широкое распространение. Формула фальсификатора: «Prima sedes a nemine iudicatur»
(«первый престол никому не подсуден») по циничной иронии истории стала формулой
примата папской юрисдикции! На нее ссылались в 800 г. на процессе по делу папы Льва III.
А Григорий VII в 1076 г, дословно использовал фальшивки в качестве аргументов93.
Весьма примечательна публицистическая полемика вокруг этих дел.
Именно тогда, когда против Симмаха были выдвинуты тяжкие обвинения, когда он, что
совершенно очевидно, не смог в достаточной мере оправдаться, когда было установлено, что
он действительно разбазаривал церковное имущество, а его противники в листовке
издевались над «старыми и дряхлыми епископами, окруженными толпами девок» именно
тогда вдруг выясняется: римский епископ не подсуден никому! Как человек он понесет
наказание на том свете, на этом же — рн неприкосновенен и не подлежит судебному
наказанию. Когда появилась листовка «Против нелепого отпущения грехов синодом»,
сторонник Симмаха епископ Эн-нодий в послании в его поддержку требует признать за
римскими епископами безгрешие и святость, унаследованные от апостола Петра. Согласно
этой чреватой последствиями теории Эннодия, Петр «завещал преемникам вечное
сокровище своих заслуг — залог их безгрешия. То, что вручено Петру ради его светлых
деяний, принадлежит и им, чей жизненный путь озарен тем же сиянием. Ибо кто же
усомнится в святости того, кто обрел столь высокий сан? Пусть кому-то из них недостает
собственных добрых деяний — достаточно тех, что совершены их предшественником на
троне.. », т. е. апостолом Петром. Итак, если какой-то папа не совершил добрых дел (по всей
видимости, мы вправе добавить: если на его счету дела дурные), совершенного Петром
достаточно, чтобы оправдать его! Разве жульничество религиозной идеологии не выходит
здесь за все границы дозволенного? Так выходит или нет?! В 1075 г. папа Григорий VII в
своем пресловутом «Dictatus рарае» («Папском диктате») дошел до утверждения, что
законно посвященный в свой сан папа, благодаря заслугам Петра, автоматически
причисляется к лику блаженных! Подоплеку спекуляций Эннодия одной фразой отразил
сторонник Симмаха епископ Вьенны Авит: «Когда обвинения сотрясают престол верховного
пастыря (papa urbis), мы все сознаем шаткость нашего положения»94.
Борьбе между сторонниками Лаврентия и Симмаха, а также фальсификациям
последних, обязана своим возникновением официальная папская книга, «Liber Pontificalis »,
весьма популярная в средневековье.
Обе стороны, хотя и с противоположных позиций, начали сбор сведений для папских
жизнеописаний и продолжали делать это соответственно до 530 и 555 гг. Литературная
форма «прославленной истории папства» (Сеппельт/ Sep-pelt), как и у симмахианских
фальшивок, на редкость примитивна; на фоне высокого образовательного уровня того
времени она поражает «незнанием основ грамматики и риторики, даже в рамках школьной
программы» (Каспар/ Caspar). Хартман/ Hartmann пишет, что эти римские клирики были
«воодушевлены верой в свою церковь, но простодушны». Ойй работали pro domo*, не
испытывая угрызений совести, и назвали в непрерывающейся последовательности всех
«пап», начиная с Петра, что для ранних периодов — чистый вымысел. Ничтоже сумняшеся,
они одной стереотипной фразой: «Hic martyrio coronatur» («причислен к мученикам»)
превратили в мучеников всех пап первых трех столетий — в отношении почти всех это
также вымысел. Вымышлены не только все первые папы, не только почти все мученики; за
автора папской книги ложно выдается папа Дамас, правление которого к тому же ошибочно
отодвигается в прошлое, но в средневековье все это принималось за чистую монету. «Liber
Pontificalis» открывется перепиской между Дамасом и Иеронимом (по одному письму от
каждого), которая представляет собой полную подделку; следовательно, широкоизвестная
папская книга начинается с подлога — впрочем, и мнимое папское верховенство
основывается на чистейшей воды махинациях95.
* Pro domo (лат.) — здесь: на свою церковь. (Примеч. ред.)
«ПРОТИВОСТОЯНИЕ НА ВСЕХ ФРОНТАХ: ГОТСКОЕ КОРОЛЕВСТВО И РИМ
ПРОТИВ ВИЗАНТИИ»
Между тем Теодорих не собирался ограничиваться Италией и Далмацией. Он
стремился к федерации германских государств и объединял все антивизантийские силы. Он
расширил свои границы за пределы Адриатики. В 504 г. он захватил Сирмию. А спустя год
напряженная внешнеполитическая обстановка привела к серьзному столкновению между
войсками Теодориха и императора. Гот заключил союз с князем гепидов Мундо. И когда
против него выступил magister militurn Иллирии Сабиниан с сильным войском из десяти
тысяч болгар-федератов, из только что захваченной приграничной области Паннонии на
помощь ему поспешил готский отряд из 2000 пеших и 500 конных воинов под
командованием Питиция. На Моравской равнине императорское войско было разбито
наголову; кто из болгар не пал от меча, того поглотила река. Завоеванная область вошла в
государство Теодориха под названием Сирмийской Паннонии96.
Запад все более открыто выступал против императора, который, обеспокоенный еще и
персидской угрозой с востока, винил в происходящем прежде всего папу. Симмах из-за
острого внутрицерковного конфликта в Риме почти на целое десятилетие был лишен
возможности уделять внимание теологии и схизме. Лишь в 506 г., добившись окончательной
победы, он ответил на враждебное послание императора, все более склонявшегося на
сторону монофизитов, еще более грубо и заносчиво. Игнорируя официальные формулировки
этикета, он оскорбительно-холодно называет престарелого властителя просто «im-perator»,
упрекает его за веру в ополовиненного Христа, кичится тем, что его «достоинство,
разумеется, такое же, если не выше», долго и нудно угрожает ему Божьим судом и
заканчивает столь же резко, сколь надменно и лицемерно: «Кто дружен со злом, тот
преследует лишь того, кто злом не запятнан»97.
Таким образом, противостояние между Римом и Византией усугубилось, когда папа
принял сторону Теодориха. А римский сенат вновь сотрудничал с римским духовенством,
что возмущало Константинополь. Император, называвший Симмаха «манихеем», писал ему
в резком послании об антиимперском заговоре римского сената и церкви. Но реакция
уверенного в поддержке готского короля папы, который теперь беззаветно боролся с
византийским духовенством, была дерзкой и даже грубой. Он не только утверждал, что
император пытается «ни с того, ни с сего записать его в еретики», но, в свою очередь,
окрестил его «покровителем манихеев» и, не моргнув глазом, солгал, будто на Востоке
только католики притеснены, а почти всем «ересям» дается добро. «Ты думаешь, — писал
Анастасию папа Симмах, — что если ты император, то тебе не страшен суд Божий? Ты
думаешь, что как император ты — вне власти князя апостолов Петра?.. Сравни же
достоинство императора с достоинством предстоятеля Церкви. На одном забота лишь о
мирских делах, а н# другом — о божественных»98.
Решительное неприятие Анастасием католицизма с неизбежностью влекло за собой
сплочение прохалкидонских кругов, которые с течением времени доставляли ему все больше
хлопот, Новый столичный патриарх Македонии II (496— 511 гг.) тоже был вынужден
подписать Генотикон и лавировать между враждующими сторонами, поэтому правоверные
порой воспринимали его как «еретика». Но в конце концов, он публично выступил против
монофизитов, задирал императора и, вполне возможно, пытался спровоцировать волнения.
Терпение Анастасия лопнуло. Он низложил Македония, подобно его предшественнику
Евфимию, и в ночь на 7 августа 511 г. отправил его в ссылку в Евхаиту. Новый глава
константинопольской церкви Тимофей (511—518 гг.) был более послушен. А так как в
Александрии сидел патриарх Иоанц III Никиот (505—516 гг.), а в Антиохии в 512 г.
патриаршья власть перешла к пользовавшемуся покровительством Анастасия монаху Северу
(512—518 гг., 538 г.), то тремя крупнейшими патриархатами Востока управляли
монофизиты.
Католические епископы и монахи теперь все больше подстрекали, особенно в Малой
Азии и на Балканах, к восстанию против «императора-еретика». После отставки Македония
(511 г.) папа все чаще заводит речь о преследованиях христиан языческими императорами.
Он призывает Восток к бдительности, верности и готовности принять муки и зовет на
«ратный труд во имя Неба»: «Пришла пора, когда вера призывает своих бойцов на защиту,
нуждается в каждом, кого коснулся пламенный луч милости Божьей».
Во время правления Анастасия уже возникали волнения, политическая подоплека
которых «в большинстве случаев не прослеживается» (Тиннефельд/ Tinnefeld). Уже на
первом году правления Анастасия comes Марцеллин докладывает: «В Византии гражданская
война, большая часть города и цирка сожжены». В 501 г. беспорядки происходят в языческий
праздник бриттов. Около 510 г. спровоцированная чернь Константинополя во время
богослужения выбрасывает монахов монофизита Севера из храма Св. Софии, а император,
потребовавший объяснений от патриарха Македония, вынужден подумывать о бегстве. В 512
г. в центре споров вновь оказывается промонофизитская политика императора. Начинается
самое настоящее восстание, не в последнюю очередь разожженное монахами. Монарх, столь
же умный, сколь и отважный, без оружия выходит навстречу разъяренной толпе. Уже
провозглашают нового императора, толпа расправляется с монофизитами, против них
задействованы войска, горят дома высокопоставленных чиновников; арестами и казнями
мятеж, в конце концов, подавлен. В это же время в Антиохию несколькими волнами
прорываются монахи-монофизиты из ближних и дальних мест Сирии; многие из них находят
здесь свою смерть. Мятеж 514 г. и успехи узурпатора Виталиана также имеют религиозную
подоплеку, и даже бенедиктинец Рабан Хааке/ Raban Haacke признает, что в этих волнениях
и восстаниях против императора константинопольским людом «умело руководили монахи и
высшее духовенство»99.
Даже родственников правителя католики прибрали к рукам. Императрица Ариадна
была сильно огорчена его церковной политикой. Его племянник Помпей контактировал с
папой и был ревностным католиком. То же самое можно сказать о его жене Анастасии и
приближенной к их семье Юлиане Анции, дочери императора Запада, ее предком был
Феодосии I, а мужем — византийский полководец Ареовинд, провозглашенный
антиимператором в 512 г. в ходе серьезного католического мятежа в Константинополе. Тогда
Анастасий едва не был свергнут. Вот так тесно все переплеталось100.
В 513 г. империя оказалась на грани катастрофы из-за мятежа, поднятого полководцем
Виталианом.
Подданный империи, гот из провинции Малая Скифия (современная Добруджа),
командовавший полками федератов, он воспользовался церковно-политическими распрями и
сделал своим лозунгом «правоверие» халкидонского толка. Он возглавил клерикальную
оппозицию, добивался восстановления изгнанных епископов, требовал проведения Собора
при участии папы, доверенным лицом которого он являлся, и налаживал связи с королем
остготов. Его образ действий: комбинированные нападения на империю с суши и с моря,
выколачивание денег и жесточайшая муштра — стал «великим примером для гуннов и
славян» (Рубин/ Rubin)101.
В 513 г. Виталиан, устранив двух противодействовавших ему высших офицеров, под
предлогом защиты догмата о «двух природах» и усилившись по пути разбойничьими
болгарами и недовольными крестьянами, подступил со своими мятежными полками к
Константинополю и потребовал изменения императорской церковной политики. Анастасий
был загнан в угол. Он дал обещание, однако, когда спустя восемь дней Виталиан отступил,
преследуемый племянником императора Ипатием, не сдержал его. Но огромная армия
Ипатия потерпела поражение при городе Одесс (нынешняя Варна на Черном море).
Утверждалось, что погибло 60 тысяч человек. В столице бунтовали католики. Виталиан,
взявший в плен императорского племянника и, по непроверенной версии, содержавший его в
свинарнике, в 514 г. вновь появился под стенами Константинополя, на этот раз вместе с
вошедшим в Босфор громадным флотом. К тому же требования его возрастали. Сначала он
добился для себя должности Magister militum. Затем потребовал отказа от проводимой
императором церковной политики, возвращения низложенного и сосланного верховного
пастыря Македония и переговоров с римским престолом. Он заставил императора дать
торжественную клятву, что 1 июля 515 г. в городе Гераклеи провинции Европа будет созван
Собор для объединения церкви и под председательством папы. Бенедиктинец Хааке/ Haacke
пишет: «Рим (т. е. папа Гормизда, тем временем вступивший на трон. «—-К. Д.) делал ставку
на посредничество (!) Виталиана». За освобождение его племянника Ипатия Виталиан
потребовал у императора неслыханную сумму в 5 тысяч фунтов золота. Ипатий, который
симпатизировал католикам, в благодарность за свое избавление от большой беды, совершил
паломничество к Гробу Господню и сделал церквам и монастырям Иерусалима и его
окрестностей щедрые пожертвования. Дальнейшие переговоры зашли в тупик из-за
чрезмерных притязаний римлянина, который требовал от восточного патриарха глубокой
покорности. Затем папский «посредник» предпринял третье наступление, причем в то время,
«когда еще шел обмен посланниками и продолжались переговоры...» (Хааке). Виталиан, о
контактах с которым Гормизда сообщил императору, очевидно, для того чтобы сделать того
более сговорчивым, в 515 г. — когда должен был состояться Собор, а сорок епископов
балканских провинций летом отложились от своего патриарха и примкнули к папе —
напалка Константинополь с суши и с моря. Папа, равно как и король Теодорих, рассчитывал,
что очередное «посредничество» закончится поражением престарелого императора. Однако
Виталиан был разгромлен гражданским лицом Марином, которого поддержал Юстин,
следующий император, командовавший быстроходным парусником. Марин добился успеха,
впервые применив новое оружие — «греческий огонь». Победу восторженно приветствовал
монофизитский патриарх Антиохии Север102.
Виталиана спасло лишь стремительное отступление. После этого Анастасий даже не
помышлял о дальнейших «переговорах» с Римом. Напротив, в 516 г. он сослал
ортодоксального иерусалимского патриарха Илию (494—516 гг.) за отказ от сотрудничества
с Севером. Цель Анастасия, которую ему, правда, не удалось достичь, было распространение
монофизитства на Иерусалимский патриархат. Ибо новый патриарх Иоанн III (516—524 гг.)
из-за сильного давления католических монахов своей епархии также не отважился
примкнуть к Северу и за это оказался в государственной тюрьме в Кесарии, Даже после
своего освобождения Иоанн не сделал ожидаемого от него заявления о раскаянии, напротив,
в Иерусалиме он, в присутствии 10 тысяч фанатичных монахов, предал анафеме
императорского фаворита Севера и его веру. Это произошло на глазах племянника
императора Ипатия, который совершал паломничество в Иерусалим и также
дистанционировался от Севера. Наместник Палестины Анастасий бежал. Католики, при
поддержке с Запада, продолжали вытеснять монофизитов с их территорий103.
Когда папа Гормизда в начале апреля 517 г. направил к правителю Византии своих
легатов, в том числе и епископа Эннодия из Павии, он, помимо официальных посланий,
снабдил их девятнадцатью секретными рекламными посланиями (contestationes) — агитками,
которые его агенты-монахи вскоре распространили на Востоке. Гормизда желал ни больше
ни меньше как владычества над всей церковью. Через своего субдиакона он обязал
епископов Балкан «во всем следовать апостольскому престолу и извещать паству о его
распоряжениях». «Наместник Христа, оберегаемый готским королем Теодорихом, в
преддверии нового наступления гота Виталиана, который уже завершил приготовления, явно
делал ставку на церковный переворот. Тех византийских прелатов, которые были послушны
Риму, он побуждал «бесстрашно идти на войну» и даже открыто взывал к населению
столицы. Иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner пишет: «Папа Гормизда вошел в историю, как
великий победитель и миротворец». Престарелый Анастасий не собирался мириться с этим,
загрузил папских легатов на довольно утлое суденышко и приказал капитану доставить их
домой, не заходя ни в один порт. После этого он 11 июля 517 г. без излишней резкости, но
совершенно решительно известил папу о прекращении переговоров. Он писал: «Если
отдельные люди, которые выводят свой духовный авторитет из авторитета апостолов, столь
строптивы, что не желают следовать благочестивому учению Христа, который пострадал
ради всеобщего спасения, то мы не ведаем, где же нам найти наставников, которые учат
милосердию Господа нашего и Бога... Мы можем выносить обиды и неуважение, но мы не
позволим командовать собой» (iniuriari enim et anullari sustinere possumus, iuberi non
possumus)104.
Император Анастасий воздержался от резких выражений, и, как комментирует Каспар/
Caspar, «движимый искренним и сильным чувством истинно благочестивого мужа,
доживающего свой век, государя, который вот уже двадцать лет борется за единство веры и
церкви Востока, противостоял Западу и неприятию акакианства папством, которое могло
заподозрить византийскую церковь в том, что она никогда не сможет преодолеть внутренней
расчлененности»105.
Разумеется, папе весьма кстати пришлась резня на Востоке в 517 г.
Трагедия разыгралась во время паломничества католических монахов к святым
столпам, оставшимся от Симеона Столпника, когда они шествовали к северо-востоку от
Берое. Когда эти монахи, обрастая все новыми толпами, проходили через епископство
Апамеи, приблизительно в двадцати километрах южнее города, они подверглись нападению.
Триста пятьдесят из них были убиты на месте, остальные были заколоты в близлежащей
церкви, где они пытались укрыться. Монахи утверждали, что зачинщиками нападения были
епископ Апамеи Петр и патриарх Антиохии Север. Монахи выразили протест императору и
папе. Иезуит Генрих Вахт/ Heinrich Bacht пишет, что «этот протест мог быть получен в Риме
в конце 517 г. Гормизда, увидевший в этом прекрасный (!) повод, чтобы вступить в
сношения с Востоком, направил ответ, датированный 10 февраля 518 г. В своем письме он
расточал похвалы и ободрения...»106.
Император Анастасий умер почти девяноста лет от роду во время грозы, бушевавшей в
ночь с 8 на 9 июля 518 г. «Liber Pontificalis», идя на поводу у распространявшихся в Риме
слухов, торжествующе сообщала, что его «поразил гром небесный». Анастасий оставил
после себя колоссальную государственную казну, но не оставил ни детей, ни преемника. Тем
не менее уже 9 июля на трон взошел командир придворного гвардейского полка (comes
excubitorum) Юстин107.
ГЛАВА 7 ЮСТИНИАН I (527—565 гг.). БОГОСЛОВ НА
ИМПЕРАТОРСКОМ ТРОНЕ
«Цель ясна: одна империя, одна церковь, и вне церкви нет на
земле ни спасения, ни надежды; один император, главная забота
которого — благополучие этой церкви. Юстиниан неутомимо
преследует эту цель, но то, что ему представляется ложным, он
преследует повсюду с усердием одержимого...»
Справочник истории церкви1
«Нашим ревностным стремлением всегда было и остается
сохранение в неприкосновенности истинной и незапятнанной веры и
прочного положения святой католической и апостольской Божьей
Церкви. Это мы всегда считали главнейшей целью нашего
правления)». «Во имя этой цели мы вели большие войны с Ливией и
Западом за правую веру в Бога и за свободу наших подданных».
Император Юстиниан2
«Одних он убивал просто так, других выпускал из своих когтей,
обобрав до нитки, так что они завидовали мертвым и молили, чтобы
самая презренная кончина избавила их от нынешнего положения.
Иных вместе с имуществом он лишал и жизни. Поскольку он мог бы
не моргнув глазом самолично распустить Римскую империю, то,
быть может, он завоевал Ливию и Италию лишь для того, чтобы
вместе со своими подданными погубить и тамошних людей».
Современник Юстиниана византийский историк Прокопий3
«Дымящиеся руины Италии, истребление двух германских
народов, обнищание и катастрофическое сокращение численности
населения Западной империи — все это открыло глаза на подоплеку
византийской
религиозной
политики...
Большая
часть
ответственности за развязывание истребительных войн того
времени ложится на католическое духовенство... Влияние церкви
простиралось вплоть до последней деревушки».
Бертольд Рубин4
«...так начинался первый золотой век Константинополя».
Кирилл Манго5
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ ПРИ ЮСТИНЕ I (518—527 гг.), ИЛИ ИЗ
СВИНОПАСОВ В КАТОЛИЧЕСКИЕ ИМПЕРАТОРЫ
При императоре Юстине произошла стремительная перемена, началась эра новой
религиозной политики. Рим и ортодоксия одержали победу.
Родившийся приблизительно в 450 г., то ли в Тауресии близ Наисса (современный Ниш
в Сербии), то ли в Бедериане близ современного Скопье, сын иллирийского крестьянина
возвысился от свинопаса до генерала, в то время как его сестра Бигленица оставалась
прилежной крестьянкой. Юстин принимал участие в войнах с исаврийцами и персами, а
также в гражданской войне против Виталиана. Этот тупой, сварливый неуч, едва умевший
читать, а еще меньше писать (не мог написать даже собственного имени), был
немногословен, агрессивен, но фанатично правоверен и обладал крестьянской хитрецой. «Он
не имел никаких задатков для управления даже провинцией, не говоря уже о мировой
империи» (Бьюри/ Вигу). Но, как полагает иезуит Грильмейер/ Grillmeiег, еще до того как
стать императором, он был приверженцем Халкидонского Собора.
Заняв трон в возрасте 67 лет, он с самого начала всецело находился под влиянием
своего 36-летнего племянника и преемника Юстиниана, а также католического духовенства,
прежде всего монашества. Юстин и Юстиниан, по всей видимости, давно готовились к смене
власти. Еще до переворота были налажены контакты с борцом за веру Виталианом и с папой.
Наиболее вероятных претендентов на трон, обоих племянников императора: полководца
Ипатия и ревностного католика Помпея — нейтрализовали, а многочисленную родню
Анастасия обвели вокруг пальца, чем возмущались уже Прокопий и Евагрий. Уже в ночь
смерти императора Юстин, чтобы обеспечить себе трон, подкупил все и вся, хотя на
следующий день деланно отказывался от короны, от груза ответственности — какой мерзкий
фарс! На взятки пошли все деньги, полученные от великого камергера Аманция на раскрутку
его племянника как претендента на трон! Поэтому-то на следующий день, 9 июля 518 г., во
время коронации Юстин мог подчеркнуть, что своим восшествием на трон он обязан прежде
всего всемогущему Богу, народ мог восклицать: «Император, ты достоин Святой Троицы,
достоин империи, достоин города», а в ближайшее воскресенье в храме Св. Софии можно
было провести помпезное богослужение6.
Все-таки не обошлось без беспорядков и кровопролития, хотя все было тщательно
подготовлено, а все хитросплетения интриг тогда могли распознать лишь единицы. Тут и
там, даже в храме Св. Софии, возникали стычки. Претенденты на престол появлялись, как
кометы, и также мгновенно исчезали в суматохе событий. Когда подкупленные сенаторы
назвали имя Юстина, группа недовольных ринулась к нему, кто-то кулаком разбил ему губу,
охрана обнажила мечи, нападавшие были частью порублены, частью оттеснены7.
Как бы то ни было, безграмотный католик, опираясь на своего образованного
племянника, успел все провернуть за один день: выборы, утверждение и коронование.
Несмотря на данную во время выборов клятву не преследовать никого из прежних
соперников, Юстин немедленно очистил двор от нежелательных элементов, прежде всего от
тех, кто поддерживал «императора-еретика». Практически сразу после торжественной мессы
в храме Св. Софии, всего через десять дней после смены власти, оппозиция была
нейтрализована: камердинеры Мисаил и Ардабур были сосланы, камердинер Андрей
Лаузиак и уж тем более камергер Аманций, чьими деньгами Юстин коварно воспользовался,
были обезглавлены. Почти все они были евнухами. Претендент на трон Феокрит, племянник
и марионетка Аманция, который, будучи евнухом, не мог занять трон, был забит камнями, а
его тело брошено в море. Казненные открыто симпатизировали монофизитам и были
причислены ими к мученикам. Еще до этой расправы «пропели Benedictus* и Трисвятое*"—
Халкидон «праздновал свою премьеру в константинопольской литургии» (Грильмейер/
Grillmeier). Уже на следующий день после убийства конкурентов имена папы Льва I, а также
католически настроенных патриархов Евфимия и Македония, были внесены в
литургическую ектению об умерших, уже 7 сентября племянник императора Юстиниан
сообщил в Рим: «Большая часть (вопросов) веры, с Божьей помощью, уже улажена...»8
* Benedictus (лат. Benedictus, qui venit, «благословен грядый») — начальные слова
хвалебного гимна Захарии (Лк.,1,68—79); духовная песнь, составляющая часть католической
мессы. (Примеч. ред.)
** Трисвятое — молитва «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный,
помилуй нас», торжественно провозглашена на Халкидонском Соборе 451 г. (Примеч. ред.)
Уже 1 августа Юстин I уведомил патриархов империи об «изъявлении Божьей
милости» — т. е. о своем возвышении, а также известил Его Святейшество папу Гормизду:
«Прежде всего милостию неделимой Святой Троицы, высокочтимыми вельможами нашего
императорского дворца и досточтимого сената и сохранившей преданность армией мы,
против нашей воли и несмотря на наше сопротивление, избраны на правление и коронованы.
Теперь мы просим, чтобы Вы в Ваших святых молитвах обратились к божественной силе,
дабы основы нашего правления были крепки. Нам благоприличествует надеяться на это, а
Вам — способствовать нам». В своем поздравительном послании папа подчеркнул
богоутодность выбора и выразил надежду на скорейшее объединение церквей 9.
Захват власти Юстином поддержали: армия, которой старый вояка вскоре вменил —
вплоть до последнего солдата — в обязанность исповедовать Халкидонскую веру; далее —
католицизм, поскольку симпатии к нему Юстина были известны; и народ, которому не в
последнюю очередь импонировало его происхождение из свинопасов и его «праворерие»,
поскольку столица была по преимуществу католической. Священники называли его
богоугодным и всехристианнейшим императором. А племянник Юстиниан в 520 г. заявил,
что Юстин основывает свое правление на «святой религии»10.
Таким образом, снова господствовал халкидонский символ веры, ибо Юстиниан,
задающий тон в новой власти, во всяком случае в вопросах церковной политики, «понимал,
что только однозначное признание Халкидона способно удовлетворить (курсив редактора)
империю» (Вахт/ Bacht). Иными словами, католическая церковь не отказалась бы от
конфронтации, пока не стала бы играть ключевую роль. «Удовлетворение» же, об этом
свидетельствует и будет свидетельствовать история, надо понимать как подавление всех
прочих вероисповеданий при каждом удобном случае. Аналогично понимал его и папа
Гормизда, писавший императору: «Посмотрите, как в своем безумии, денно и нощно
неистовствуют наши старые враги. Несмотря на то что все давным-давно решено, мир никак
не наступает...» Папа же желал «возвращения любви», желал мира, правда, лишь того,
который он славит императору псевдопацифистским библейским изречением: «Слава в
вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк.,2,14) А благоволение лишь в
тех человеках, которые хотят того же, что и Рим. Бертолед Рубин/ Bertold Rubin в своей
блестящей монографии о Юстиниане комментирует коротко и метко: «Мир для единоверцев,
для инакомыслящих — война и террор»11.
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ МОНОФИЗИТОВ ПРИ ЮСТИНЕ I
Как следует из одного папского послания, Юстин и Юстиниан имели тайные контакты
с Римом еще до переворота. Они пришли к власти при поддержке католиков, теперь им
надлежало продемонстрировать свою признательность. Тем более что папа Гормизда
однозначно настаивал на посмертной анафеме Акакию и его преемникам Евфимию и
Македонию, хотя те «наверняка делали что могли» («Справочник истории церкви»/
«Handbuch der Kirchengeschichte»), их покровителям императорам Зенону и Анастасию, а
также требовал признания примата римской церкви, безусловного подчинения ей и
подписания присланного им «формуляра». Юстин и Юстиниан перестроились мгновенно:
промонофизитская религиозная политика Анастасия была отброшена. Уже в начале своего
правления, в 519 или 520 г., Юстин своим эдиктом потребовал, под страхом строгих
наказаний, принятия халкидонского символа веры от всех солдат регулярной византийской
армии. Поскольку он был полон решимости утвердить этот символ во всей империи,
начались широкомасштабные преследования «еретиков» — ариан, монофизитов и других
инакомыслящих — прежде всего в Сирии и Палестине. Финансовые мотивы играли не
последнюю роль, так как новые властители очень скоро возвели своих родственников на
важнейшие гражданские и военные посты. Строгим наказаниям подвергались клирики,
миряне и даже дети12.
Изгнанные католические прелаты, именитые военные и чиновники были возвращены, а
54 епископа противной стороны проследовали в обратную сторону — в ссылку. Митрополит
Иераполя или Мабуга Филоксен вскоре умер во Фракии. Избранный еще при Анастасии и
преданный ему константинопольский патриарх Иоанн II (518—520 гг.) меньше чем через
неделю после занятия трона Юстином, в воскресенье 15 июля, под давлением разъяренной,
фанатично ревущей толпы и «правоверных» монахов, возглавляемых сверхортодоксальными
акимитами, был вынужден в храме Св. Софии публично отказаться от своей веры, отречься
от Генотикона и признать Халкидон. Патриарх согласился, хотя и скрепя сердце/проклясть
истинного вождя монофизитов Севера из Антиохии. (Позднее, 29 сентября того же года,
Север, как и другие монофизитские епископы, бежал в Египет.) Особенно трудно далось
патриарху проклятие своих предшественников на константинопольском престоле и
исключение их имен из поминальников, но папа упорно настаивал на этом, Вскоре был
учрежден «праздник Халкидона», ставший неотъемлемым элементом константинопольского
календаря. Сразу же после ликвидации камердинеров Анастасия, Юстин, вынудив синод,
собравшийся под председательством патриарха столицы, направить в его адрес
соответствующую петицию, издал циркуляр, которым преследовалась любая «ересь»,
особенно монофизитство, а наместникам провинций предписывалось принятие конкретных
мер. «Следствием этого стал жестокий террор, прежде всего в отношении монофизитов.
Лишь в областях, где инакомыслящие составляли абсолютное большинство, власти не
решались настаивать на буквальном исполнении своих предписаний. Повсюду, где
ортодоксы чувствовали себя досточно уверенно, на монофизитов обрушился шквал
преследований. Наиболее непримиримые из них, в особенности монахи, не долго думая
удалились в пустыню и основали там целый ряд поселений, остававшихся недосягаемыми
для государственной власти» (Рубин/ Rubin). Доверенное лицо и возлюбленнный сын папы
Виталиан даже потребовал изувечить вождя монофизитов Севера. «Северианский клир»
повсюду притеснялся и преследовался, но монофизитскую церковь, в одночасье загнанную в
подполье и объявленную «еретической», не смогли уничтожить. В идеале, католики хотели
бы стереть даже память о монофизитах13. Всех, однако, подавить не удалось.
В Египте, который на следующие пятьдесят лет стал центром оппозиции,
сопротивление монофизитов не было сломлено, несмотря на все смещения епископов и
преследования. Сирийцы тоже огрызались, и там повсеместно не прекращались волнения.
Большинство вновь назначенных католических прелатов могло удержаться только с
помощью войск.
Если самой знаменитой жертвой гонений на монофизитов при Юстине стал патриарх
Антиохии Север, неутомимо организовывавший из Египта сопротивления, причисленный к
лику святых яковитами и коптами (поминается 8 февраля), то самым яростным гонителем
монофизитов был занявший после него антиохийский престол Павел II (519—521 гг.) —
бывший трактирщик из Константинополя по прозвищу Еврей.
Он проводил в своей епархии суровые преследования. Около сорока сохранивших
верность Северу епископов лишились своих кафедр. Патриарх Павел изгонял монахов из
монастырей, сгонял столпников с их столпов, гнал людей, как диких зверей, через горы и
долы, в холод и вьюгу; отбирал имущество, обрекал на голод, ссылал, пытал, убивал. Его
ярость обрушивалась и на клириков, и на мирян, будь-то мужчина, женщина или ребенок. В
конце концов, Юстину пришлось удалить патриарха за все его преступления14.
Монахов Эдессы, отказавшихся принять Халкидон, новый епископ Асклепий силой
оружия изгнал из Монастыря среди зимы, под Рождество, хотя многие из них были стары и
больны. Лишь после шестилетней ссылки они смогли вернуться обратно. При епископе
Асклепий было сослано, подвергнуто всевозможным пыткам и убито множество других
«еретиков», пока зимой 524/525 гг. он сам не был изгнан народом15.
LIBELLUS HORMISDAE
Папа Гормизда, отец будущего папы Сильверия, однако, желал большего всеобщего
подчинения. Этого Рим хочет всегда! при первой же возможности. И само собой разумеется,
его амбиции простирались дальше, чем отмена церковных предначертаний Зенона и
Анастасия, они выходили за рамки собственно религии, потому что в принципе речь всегда
идет о деньгах, престиже и власти. Вот и на этот раз римский престол стремился к
«расширению папского влияния на внутреннюю жизнь Восточной империи в целом, на ее
политику и на другие сферы сложного механизма правления» (Васильев/ Vasiliev)16,
В январе 519 г. Гормизда отправил свои требования и множество посланий с
делегацией в составе пресвитера и двух диаконов, одним из которых был будущий папа
Феликс IV. 25 марта делегация была встречена всем сенатом за десять миль до
Константинополя. Церемонию возглавляли Юстиниан и старый борец за веру Виталиан,
который вновь был у руля. Обоих их Гормизда называл своими «возлюбленными
сыновьями». С факелами и песнопениями посольство было препровождено к императору для
вручения послания папы, который щедро воскурял фимиам коронованному
профессиональному мяснику. Он превозносил Юстина как Божьего избранника и
прирожденного миротворца. Не императорский трон красит, мол, его, но он — украшение
трона. Народы давным-давно ждали Юстина, а молва о нем уже достигла Рима17.
Действительно, папа Гормизда все почуял правильно. Как некогда Анатолий был
вынужден под давлением Маркиана и Пульхерии поставить подпись под догматическим
посланием Льва, так теперь константинопольский патриарх Иоанн (518—520 гг.) был
приведен в полную покорность. По приказу Юстина он подписал предложенный ему текст
Libellus* Ног-misdae. Акакий продвергался публичному проклятию, а имена Зенона и
Анастасия были вычеркнуты из церковных поминальников. Сверх того патриарх и
император в беспрецедентном ответном послании на письмо папы признавали его претензии
на господство над всей церковью. И около двух с половиной тысяч епископов поддержали
это! Была достигнута тотальная покорность; победа Рима была величайшей, правда, как
показали уже ближайшие десятилетия, то была Пиррова победа. Ведь многие рассматривали
правление католического императора Юстиниана как «одно из позорнейших поражений
папства» (X. Ранер/ Н. Rahner). Но пока, «Gloria in excelsis Deo...»**, торжествовал
Гормизда18.
Объединение Константинополя и Рима, приведшее к восстановлению великой и
католической Римской империи, а заодно и к истреблению двух германских народов,
раскололо Восток, как никогда прежде.
Папская делегация оставалась в Константинополе до 9 июля 520 г., и даже в это время
со всей отчетливостью можно было увидеть, как глубоки были противоречия, как некоторые
епископы цеплялись за Генотикон, как тяжело было им пойти на то, чтобы навсегда отречься
от своих предшественников и покойного Акакия.
Подписать следовало так называемый Libellus, то есть исходившие из примата Рима
«Regula fidei Hormisdae» («Правила веры Гормизды»), и тем самым признать Халкидонский
Собор и «все послания» папы Льва I. Митрополит Дорофей из Фессалоник в 519 г. направил
в Константинополь двух епископов, вручив им на подкуп деньги, которые, по словам
папского легата Иоанна, «могли ослепить не только людей, но и самих ангелов». Когда же
легат Иоанн прибыл в Фессалоники, чтобы дать на подпись митрополиту Дорофею Libellus
своего господина, архиепископ и не подумал подписать его, а высказал свои возражения и
натравил свою паству на Иоанна. Двое слуг прелата, а также хозяин дома, в котором он
остановился, были забиты до смерти, а сам легат тяжело ранен. Лишь вмешательство
городской стражи спасло его от мученической смерти. Когда же Гормизда вызвал Дорофея в
Рим для «наставления в истинной вере», тот не приехал, а отписал Его Святейшеству: «К
чему долгие речи — Господь наш и Бог Иисус Христос все Вам сможет объяснить и воздать
по заслугам...» Он лгал римлянину, будто бы, рискуя собственной жизнью, спасал его
посланника. А папа, которому никак не удавалось добиться от императора отстранения
архиепископа, малодушно отступил, бросив на прощание, что тот, кто не уверен в своей
невиновности, должен знать, что «уклоняется с христианской тропы»19.
* Libellus (лат.) — текст, послание. (Примеч. ред.)
** «Gloria in excelsis Deo» (лат.) — «Слава Господу в вышних». (Примеч. ред.)
В принципе Гормизда, как всякий умный папа вплоть до XX века, не имел ничего
против маленьких гонений. Известно, что это придает силы, подстегивает нерадивых и
приводит к их сплочению вокруг креста. Уже в начале церковно-политического конфликта с
юстинианской династией папа Гормизда писал: «Братья мои, гонения не новость для церкви.
И именно тогда, когда ее унижают, она становится сильнее, и от потерь, которые ей
причиняют, она становится богаче. Верующие по опыту знают: со смертью плоти, мы
обретаем жизнь души. Мелочное проходит, а на смену ему является вечное. Гонения
укрепляют... Первым на крест взошел наш Господь»20.
Но и смена власти в высших эшелонах католицизма не проходит бескровно.
Вскоре после прихода к власти Юстин, Юстиниан и Виталиан в халкидонской церкви
Св. Евфимии, где некогда проходили заседания Собора, гарантировали друг другу взаимную
безопасность, в чем свято поклялись, скрепив клятву совместным причастием. Виталиан,
доверенное лицо папы и «наш достославный брат», как выражается Юстиниан в письме к
Гормизде, уже давно предпринимал шаги к единению с Римом. Как борец за веру, он был
популярнее самого Юстиниана, и поэтому внушал тому опасения. Он обрел большое
влияние и достиг высоких постов. Вскоре он стал Magister militum prae-sentalis, а в 520 г. —
консулом. Но уже в июле того же года Юстиниан, чья политика была направлена на
получение трона, приказал убить Виталиана вместе с несколькими другими офицерами во
время дворцового торжества. Убийство было совершено, возможно, не солдатами, но
воинствующими монофизитами21.
Похоже, что убийство одного «возлюбленного сына)» другим «возлюбленным сыном»
не слишком опечалило Его Святейшество. Оно, натурально, не возражало. Напротив,
Гормизда убеждал императора по вопросу воссоединения церквей «трудиться без устали до
окончательного завершения дела и не ослаблять усилий для преодоления сопротивления
некоторых лиц». Ни в коем случае нельзя «идти на поводу у подданных во вред делу
Спасения». Даже Юстин уже 9 сентября 520 г. пенял папе на его строгость и напоминал ему,
что один из его предшественников, Анастасий, был гораздо терпимее22.
РИМ ИЗМЕНЯЕТ РАВЕННЕ РАДИ ВИЗАНТИИ
Совершенный при Юстине переворот, вызванный как политическими, так и
религиозными причинами, постепенно привел к ухудшению отношений между Римом и
Равенной. При жизни Теодориха тайная, но вполне осознаваемая им антиготская
направленность политики Византии создавала ему существенные трудности, а при его
невезучих преемниках привела к отвоеванию Италии Юстинианом.
По всей видимости, все было изначально спланировано. События шли своим чередом,
несмотря на то, что поначалу с готами заигрывали. С этой целью Юстин усыновил сына
Теодориха, наследника престола Евтариха, и они оба стали консулами 519 г. Все виднейшие
деятели новой власти — Юстин, Виталиан и Юстиниан — еще до переворота поддерживали
контакты с папой и стремились к альянсу с ним. «От церковного мира Юстина до войны с
готами Юстиниана ведет прямой путь» (Рубин/ Rubin). Ибо «церковный мир», конечно, не
означал мира в полном смысле этого слова, а являлся миром только для тех, кто
«преисполнен доброй воли», т. е. католиков! На самом деле, он означал создание военного
союза между Византией и Римом, который в очередной раз сменил фронт23.
Католически ангажированный Юстин немедленно предал Генотикон, устранив тем
самым главное препятствие между католиками Италии и императором. Папство, до сих пор
волей-неволей покорное религиозно терпимому готскому «королю-еретику» и извлекавшее
пользу из этого, теперь явно склонялось к Византии, равно как и сенат Рима. Теодорих же
слишком поздно ввел более строгий контроль за католиками. Если до того существовал союз
остготского государства и Рима против Византии, то теперь возник куда более опасный союз
Рима и Византии против готов. Ведь в начале VI в. абсолютистская христианская
Византийская империя рассматривалась как центр мира. Поначалу Юстин был
предупредите* лен с варварами, он предоставил готам-арианам льготы на Востоке, не
распространив на них общую политику погромов «еретиков». Позднее он лишил их этой
привилегии и организовал преследования тех, к кому доселе был терпим. С пер* вых дней
525 г. он решительно выступает против иноверующих готов. Арианские церкви закрывали,
отбирали и переиначивали в католические. Их богатства конфисковывались в пользу
католиков, ариане изгонялись из армии и с высоких гражданских постов, а многие из них
подвергались насильственному обращению. Когда этот процесс приобрел массовый
характер, Теодорих вмешался24.
К сожалению, при этом он прибег к помощи папы.
Гормизды уже не было в живых. Он скончался 6 августа 523 г. и был погребен в соборе
Св. Петра. Надгробную надпись составил его сын, будущий папа Сильверий. Но и
непосредственный преемник Гормизды Иоанн I (523—526 гг.), о котором достоверно
известно немногое, но зато сохранилось множество легенд, не горел желанием хлопотать
перед Константинополем о терпимости к проклятым «еретикам», хотя Теодорих и проявлял
таковую по отношению к католикам Италии, несмотря на то, что начиная с 519 г. атмосфера
между Римом и Равенной стала гораздо прохладней. Итак, папа Иоанн, будучи уже больным
человеком, отправился в Константинополь, где и оставался с ноября 525 г. до конца Пасхи
526 г. Его торжественно встретили и чествовали, и за всем этим, разумеется, стояло
стремление к религиозному единству, а также к единству империи. Теодорих совершил
дипломатическую ошибку, неверно оценив папу и папство в целом. Но даже если бы он
избежал этого — мало что изменилось бы. Император пресмыкался перед священником, «как
если бы это был сам святой Петр». В римском отчете даже говорится, что государь «перед
папой Иоанном преклонялся (ado-ravit)». Папа тотчас сотвррил чудо, исцелив слепого,
однако в остальном, с точки зрения короля «еретиков» и «варваров», добился весьма
скромных успехов. Как папа же он имел грандиозный успех и, по мнению его биографа,
«добился всего» у императора. Юстин, хотя и вернул конфискованные храмы, но не
разрешил возвращение в арианство насильственно обращенных, и сделал это, разумеется, по
согласованию с Иоанном. Когда Иоанн, больной и ослабевший после путешествия, вернулся
в Равенну, и вскоре — 18 мая 526 г. — скончался в городе, католическая легенда объясняла
его бесславную кончину при дворе короля-«еретика» ужасным заточением и мученичеством.
Пока он лежал на смертном одре, сенаторы и народ чуть ли не передрались за обладание его
мощами. Во время погребальной церемонии свершилось еще одно чудо. А в надгробной
надписи в притворе собора Св. Петра «епископ Господа» фигурирует как «жертва, павшая на
поле брани за Христа». «Liber Pontificalis» называет его мучеником, а еретический король,
согласно биографу папы, «дышал злобой и намеревался мечом удавить всю Италию»—
красноречивый образ! (В позднейших христианских легендах происходит дьяволизация
Теодориха, а в уже в конце столетия папа Григорий I живописует чудеса, сотворенные
Иоанном при жизни. А епископ Григорий Турский, который, как блины, пек книжки про
чудеса, сообщает, что неистовый гонитель католиков Теодорих заковал папу и бросил в
темницу. «Я отучу тебя впредь подавать голос против нашей секты». И «после многих пыток
Божий святой» испустил дух.)25
Такова христианская историография!
В следующем, 527 г., Юстин издал против «еретиков» закон, лишавший практически
всех некатоликов гражданских прав. «Тех, кто почитает Бога ненадлежащим образом,
следует лишить человеческих благ», «Еретиком» же считался всякий, кто не принадлежал к
католической вере. Отдельно назывались: манихеи, самаритяне, иудеи и эллины, т. е.
язычники26.
РАННИЕ КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ, ИЛИ АРАБО-ЭФИОПСКИЙ ОПЫТ СПАСЕНИЯ
Еще Юстин совершил своего рода крестовый поход в Южную Аравию, хотя,
разумеется, речь шла скорее о торговых интересах нежели о миссионерстве. То есть, говоря
словами Ницше, высшая школа пиратства того времени, и ничего кроме...
Вторжение христиан-аббисинцев в Южную Аравию повлекло за собой преследования
христиан и разрушения церквей царем Юсуфом, фанатичным иудаистским прозелитом. Его
противник, Эла-Ацбеха, правитель Абиссинии и христианин монофизитского толка, по
прозвищу «христианский царь», в 522 г. напал на Юсуфа, но потерпел поражение в двух
битвах. Юсуф варварски «очистил» свою страну от христианских миссионеров, торговцев и
шпионов. В нарушение священных клятв Адонаю* и на Торе, он приказал умертвить триста
добровольно сдавшихся солдат христианской армии вторжения и еще около трехсот сжечь
живьем в соборе города Тафар. Царь Эла-Ацбеха, в свою очередь, очистил Абиссинию от
агентов Юсуфа. Юсуф обратился за помощью к персидскому царю; а Эла-Ацбеха, активно
усиливавший свой флот — к императору Юстину, который поторапливал его напасть на
«отвратительных, распоясавшихся евреев» с суши и с моря. Конфликт был вызван
столкновением торгово-политических интересов, поскольку само христианство в Абиссинии
начиналось с торговых колоний. Император, строгий католик и гонитель монофизитов, даже
попросил монофизитского патриарха Александрии Тимофея, которому формальноюридически подчинялась эфиопская церковь, походатайствовать перед царем-монофизитом
о благожелательном отношении к его дипломатической миссии. И патриарх, и царь были
сама любезность. Царь благосклонно принял благословение от князя церкви, а заодно и
изрядное количество кораблей от императора, предназначенных для перевозки войск 27.
Зимой 524/525 гг. царь Эла-Ацбеха направил в Южную Аравию войско, насчитывавшее
около 15 тысяч воителей за веру, которое после 22-дневного перехода через безводную
пустыню благополучно сгинуло. Основная армия выступила в поход к морю после
торжественного богослужения на Троицу 525 г. При этом столпник Панталеон Абиссинский,
простоявший 45 лет в молениях и бдениях на горной вершине (очевидно, чтобы быть
поближе к Богу), по дороге предсказал им победу и еще раз благословил царя. По прибытии
флота агрессоров в Аравию (подавляющее большинство кораблей, а именно: шестьдесят —
было предоставлено византийскими, персидскими и абиссинскими купцами), штурмовые
отряды причастились, а при высадке монахи гребли вместе со всеми. Поскольку теперь
эфиопам явился не только архангел Гавриил, но и Панталеон Столпник, Юсуф был разбит и
к тому же предан своими воинами. Юсуф и сохранившие ему верность вожди были
умерщвлены христианами. Затем царь Эла-Ацбеха расправился в столице Юсуфа Тафаре со
всей его семьей, присвоил его сокровища и семь месяцев безжалостно грабил страну, в
которой церкви начали вырастать, как грибы, а измученные люди, чтобы избежать царского
террора, вытатуировывали кресты на теле. Южная Аравия утратила самостоятельность и
управлялась христианскими наместниками. Эла-Ацбеха по сей день числится святым, более
того, он едва ли не «олицетворяет интересы западного христианства в его арабо-эфиопском
опыте спасения» (Рубин/ Rubin)28.
* Адона и (др.евр. «Господин мой») — одно из имен Бога, ставшее у евреев заменой
имени Яхве, когда произнесение этого имени стало разрешаться лишь священникам при
богослужении в Храме. (Примеч. ред.)
Иудаизм, который почти везде, и в том числе в Абиссинии, предшествовал
христианству, не смог удержаться там после его победы. На рубеже VI—VII вв.
христианские фанатики вынудили евреев к бегству29.
При очередной попытке экспансии в восточном направлении император Юстин
воспользовался методом, ставшим затем классическим, основным правилом христианского
искусства управлять вплоть до эпохи современного колониализма: вначале Юстин вел себя
как миссионер, используя духовенство и крестильную воду; затем применил дипломатию; и
только в последний год своего правления послал войска. Таким образом, на Кавказе, в
районе важных горных перевалов, Византии удалось продвинуться вплоть до современной
Грузии и надолго создать для себя важную буферную зону. Этого требовали не только
стратегические, но и существенные торгово-политические интересы30.
Грузины, которые начиная с IV в. были христианами, находились под персидским
господством и часто вступали в конфликты с огнепоклонниками, приверженцами
маздакизма. В конце концов восставшие под руководством своего клира христиане
обратились за помощью к Юстину, без всякого сомнения предварительно заручившись его
согласием. Вначале он послал войско, состоявшее из гуннов, под водительством Magister
militum Петра, который, как утверждается, сражался «изо всех сил», но ничего не добился, и
в 526 г. был отозван. Вскоре после этого на восточной границе были задействованы молодые
полководцы Зитта и Велизарий, усиленные отрядами сарацин арабского князя Шафара.
Христианские воины вначале захватили множество рабов и трофеев, но затем потерпели два
тяжелых поражения, вызванных тем, что персы применяли изощренную систему
препятствий ловушек и рогаток31.
Тем временем, 1 августа 527 г. в возрасте 75 или 77 лет скончался император Юстин.
Смерть наступила от вскрывшейся на ступне застарелой раны от стрелы. Его племянник
Юстиниан, которому больной император, все еще не желавший выпускать из своих рук
кормило власти, сильно мешал, стал его наследником. Но, по всей видимости, именно он
всегда являлся spiritus rector* политики Юстина32.
ИМПЕРАТОР ЮСТИНИАН — ПОВЕЛИТЕЛЬ ЦЕРКВИ
Юстиниан I (527—565 гг.), как и его дядя Юстин, был сыном македонского
крестьянина, но получил превосходное образование. Когда он вступил на трон, ему было 45
лет. Этот иллириец, коренастый, среднего роста, круглолицый и рано облысевший, был
полон противоречий и загадок. И тогда и теперь его представляют или полубогом или
дьяволом — в зависимости от точки зрения. В нем сочетались духовная зоркость и почти
уникальное трудолюбие, недоверчивость и завистливость. Он был основателен и энергичен.
Это был бессовестный интриган, крючкотвор и лицемер. Он мало ел, а порой постился днями
напролет. Он стремился все делать самолично. Он был влюбленным в детали трудоголиком и
порой доходил до педантизма. Он мало спал, этот «бессонный император». Утверждалось,
что этот «самый бодрствующий из императоров» нередко спал всего лишь один час в сутки.
По ночам он беседовал с епископами и мужами большой святости. Прокопий, знаменитый
византийский историк, в своей «Тайной истории» утверждает, что он «ночи напролет без
охраны сидит и ведет изощренные беседы, пытаясь вместе со старыми священниками
разгадать тайны христианства». Он покидает дворец крайне редко и правит миром, так
сказать, из-за письменного стола. С помощью своих полководцев Велизария и Нарсеса он
отвоевывает Запад и добивается его католизации. Три четверти его почти сорокалетнего
правления приходятся на военные годы. При этом он ощущает себя наместником Бога на
земле, а следовательно, и повелителем церкви, впрочем, как и любой византийский
император. Константинопольский патриарх для него — лишь его придворный епископ и
слуга, как и всякий другой патриарх и папа. Свою подпись он называет «божественной»,
свое имущество и самого себя — «святым» (папы вскоре приняли эту «святость» на
вооружение). Весь его дворцовый комплекс — священен. Следует вспомнить императора
Константина I, спасителя и избавителя, называвшего себя «Наша Божественность» (кн. 1,
стр. 208).
* Spiritus rector (лат.) — идейный руководитель. (Примеч. ред.)
Теологии он посвящал не меньше сил и времени, чем политике: невольно
напрашивался вывод, что он ошибся в выборе профессии. Справедливости ради следует
заметить, что если одни считали его крупным специалистом, то другие воспринимали его как
жалкого любителя, дилетанта от теологии. Почти до конца своих дней он оставался
католиком, преданным догматам Рима (хотя и не без оппортунистических зигзагов), он
всегда чувствовал себя хозяином церкви, ее господином и наставником. Он определяет время
созыва синодов, оставляет за собой право проведения Вселенских Соборов и приравнивает
каноны Соборов к законам государства. Он самолично решает проблемы веры и издает
религиозные декреты. По своему усмотрению он назначает епископов, что для Востока не
было новостью. Но он не только церковный законодатель, он не только определяет «Как
следует приводить к рукоположению епископов и других лиц духовного звания» и «Какую
жизнь надлежит вести монахам» и т. д., но и автор богословских сочинений и даже
церковных песнопений. С течением времени он все больше сосредотачивается на тео-, логии.
Он отстраивает Святую Софию, выложив на это 320 тысяч фунтов золота. При нем во всех
провинциях церкви и монастыри вырастают, как грибы после дождя. Он, пожалуй, еще
больше увлекался строительством, чем сам Константин I. Юстиниан, стремившийся к
восстановлению империи, был, однако, не просто повелителем католиков, но признавался
таковым даже римским епископом и городом Римом. Со времен папы Пелагия I (556—561
гг.) на Западе для посвящения в папы следовало заручиться одобрением императора33.
ЮСТИНИАН СМИРЕНЕН ВО ХРИСТЕ. ОН «ХОРОШО ВЕДЕТ ВОЙНЫ И
ДУХОВНЫЕ ДЕЛА»
В империи Юстиниана, простиравшейся от Персидского залива до Испании, политика
и религия были неразрывно связаны. Более того, наряду с организационной деятельностью и
ведением войн, религиозные дела занимали особое, важнейшее место в политике этого
императора, считавшего себя ученым Божьей милостью, если не боговдохновенным. Ведь
византийская имперская идея вообще не знает разделения власти между государством и
церковью! Император является одновременно и высшим руководителем церкви. Он не в ней,
но над ней. Он регулирует церковные, культовые и богословские вопросы; борьбу с
«еретиками» и язычниками, наряду со всеми прочими государственными и военными
делами* «Каждая торжественная месса в храме Святой Софии, на которой присутствовал
император, носила отпечаток политического события — так же, как и государственные
церемонии в святом дворце мало чем отличались от торжественного богослужения. Тесное
взаимопроникновение светского и религиозного характерно для византийского государства»
(Рубин/ Rubin). Правитель был ответственен перед Христом за правоверие, за церковь, за
земное Царство Христа, он являлся «почти олицетворением этого Царства, посредником
между Христом и человечеством», «наместником Христа» (Дельгер/ Dolger)34.
«Кодекс Юстиниана» открывается церковно-политическими законами. Тринадцать
разделов посвящены вере, церкви и епископам. Уже первый закон представляет собой
форменный символ веры. Следующий начинается так: «Так как мы полностью преданы
Спасителю и Господу мира Иисусу Христу, нашему истинному Богу, мы стремимся,
насколько это в силах человеческой природы, походить на Него смирением и
снисхождением». (Из уст Юстиниана, величайшего автократического правителя всех времен,
правда, и одного из самых лицемерных, это звучит особенно курьезно.) 34 раздела
позднейших новелл* также посвящены церковному праву35.
Уже в законе от 1 марта 528 г., изданном в начале его правления, говорится: «Мы
обращаем всю заботу на святейшие церкви во славу святой, нерушимой и единосущной
Троицы, тем самым уповая на Спасение нас самих и государства». В свое время он писал
патриарху: «Мы направляем всю заботу на святейшие церкви, с помощью которых мы
надежно утверждаем нашу империю и милостью человеколюбивого Бога укрепляем
общество»36.
В введении к 6-й новелле от 16 марта 535 г. монарх пишет, что высшей доброте Неба
люди обязаны двумя величайшими дарами Бога: епископством и императорской властью.
Одно служит божественному, другое руководит мирским. «И то и другое берет начало из
одного первоисточника, и то и другое представляет собой украшение человеческого бытия.
Сердцу императора ничто так не дорого, как благоговение перед епископством, потому что
оно в свою очередь обязано денно и нощно молиться за императоров»37.
* Новелла (от лат. novellae leges — новые законы) — юр. изменение, которое вновь
изданный закон вносит в действующее законодательство. (Примеч. ред.)
Старая песня: трон и алтарь едины. Здесь они, правда, практически слились. Поэтомуто правитель вполне спокойно может ставить веру во главу угла. В этом заверяет население
Константинополя его эдикт о вере от 4 апреля 544 г.: «Пер* вейшим и наивысшим благом
всех людей мы считаем верное исповедание истинной, непогрешимой веры в Христа, дабы
он всюду являл свою силу, и все святейшие священники земли были едины в убеждениях и
единодушно исповедовали истинную веру в Христа, дабы были искоренены все измышления
еретиков»38.
Юстиниан придал силу закона канонам четырех «Вселенских Соборов» (Новелла
131,1). Но влияние христианства часто проявляется и в областях, не имевших отношения к
церковной юрисдикции: посреди вполне «мирских» указов, например, указа против
чрезмерного увлечения игрой в кости, император подчеркивает, что он «хорошо ведет войны
и духовные дела...». В своем запрете гомосексуализма он ссылается не на соответствующие
места своего «Кодекса», а на Ветхий Завет. Очень многих «осквернителей мужчин» (Зонара)
он наказывал отсечением полового органа!39
ПРИВИЛЕГИИ ЕПИСКОПАМ И ВЫКАЧИВАНИЕ ДЕНЕГ ИЗ МИРЯН
Будучи повелителем имперской церкви, Юстиниан усилил и без того большое влияние
епископов.
Их неприкосновенность и сословные права были существенно расширены. Они
получили почти полное privilegium fori*. Император освободил их от обязанности приносить
клятву свидетеля и являться по вызовам гражданских и военных судов без его особого
распоряжения; с другой стороны, он поставил под их юрисдикцию не только церковноправовые, но и гражданские дела в отношении клириков. Рост власти епископов сказался и
на государственном управлении в целом. Император возложил на них надзорные функции,
прежде всего в управлении финансами, сборе налогов, организации общественного питания
и транспорта. Они получили также контроль над тюрьмами и организовывали выборы всех
ветвей власти на местах. Они получили функции третейского суда даже в отношении
начальников провинций, в случаях доказанного или предполагаемого нарушения ими
законов, а также по делам, где они являлись одной из сторон. Они были обязаны сообщать
императору о выполнении наместниками их служебных обязанностей. Таким образом,
епископ становился истинным главой города и приобретал авторитет больший, нежели
гражданский наместник.
* Privilegium fori (лат.) — исключительное, привилегированное положение. (Примеч.
ред.)
Император гарантировал также неприкосновенность имущества епископата. Кроме
того, он предоставил церкви право на получение легата*, если завещатель оставлял средства
на некие неуточненные религиозные цели. Такие легаты могли быть взысканы в любое
время, причем срок давности истекал через сто лет. Пожертвования церкви освобождались
от налогообложения. Не облагались налогами также более тысячи хозяйственных объектов
«Великой Церкви» Константинополя. Церковное имущество не могло быть истрачено ни на
какие гражданские нужды, кроме выкупа пленных40.
Разумеется, духовенство широко агитировало в пользу столь великодушного
благодетеля. Оно стало соучастником всех величайших преступлений власти. Оно
поддерживало, прямо или косвенно, ужасные войны императора, равно как и ужасающую
эксплуатацию подданных, не в последнюю очередь состоятельных.
Чрезвычайно показательно также отстранение мирян от руководства церковью. Если
прежде (во всяком случае, до Константина I и сразу после него) народ участвовал в выборах
епископов, то теперь к этой процедуре допускали только городскую знать. Только клир и
местная верхушка должны были отныне ставить епископа. Но на практике власть всегда
говорила свое веское слово при замещении важнейших церковных постов, если она
напрямую не смещала неугодных и не назначала угодных, особенно в Константинополе.
Одобрение императора стало обязательным и при выборах пап. За рукоположение
полагалось платить: с патриарха, например, взималось двадцать фунтов золота; однако
утверждалось, что реальные ставки были существенно выше41.
Юстиниан, по мере сил поощрявший епископов, часто закрывавший глаза на
коррупцию министров, военачальников и чиновников и вообще заигрывавший со знатью, из
народа высасывал все соки, жестоко угнетал его, все туже закручивал налоговые гайки (по
всей видимости, не без своеобразного участия императрицы) и разорил (также с ее
помощью) несметное число богатых людей.
* Легат (лат. legatum — завещательный отказ) — изложенное в завещании поручение
наследнику выплатить какому-либо лицу известную сумму или выдать ему определенное
имущество. (Примеч. ред.)
Византийские хронисты единодушно отмечают это. Во всяком случае, жадность к
деньгам всехристианнейшего императорского дома является главной темой всей
оппозиционной литературы.
В своей при жизни не опубликованной скандальной «Тайной истории» Прокопий,
выдающийся историк того времени, пишет: «К чужой собственности и к кровопролитию
Юстиниан испытывал неутолимую алчность. Завладев имуществом богатейших семей, он
принимался за других, чтобы и их обездолить». Прокопий сообщает о классических
гангстерских трюках Юстиниана, о том, что он проделывал с купцами и капитанами судов.
Прокопий не обходит молчанием и то, что «император устроил с разменной монетой.
Прежде менялы за один золотой статер* давали 210 фоллисов**. Юстиниан же приказал
впредь давать лишь 180 фоллисов, и таким образом наживал на каждом золотом шестую
часть»42.
* Статер — монета из золота, электрона или серебра. (Примеч. ред.)
**Фоллис — крупнейший номинал византийской медной чеканки. (Примеч. ред.)
Византийский историк церкви Евагрий Схоластик, адвокат из Антиохии, автор
написанной со строго католических позиций истории церкви в шести книгах, охватывающей
период с 431 г. по 594 г. — основной источник христологических споров, сообщает:
«Юстиниан был одержим ненасытной алчностью и столь охоч до чужого имущества, что за
деньги распродавал всю свою империю чиновникам и сборщикам налогов, а также всем, кто
стремился беспричинно набросить на людей петлю. Используя ничтожные поводы, он лишил
множество, бессчисленное количество богатых людей всего их имущества... Денег он не
жалел и понастроил повсюду множество великолепных святых церквей и других
благочестивых домов для попечения мальчиков и девочек, стариков и старух, а также для
страждущих от различных недугов»43.
Историк церкви Евагрий наглядно иллюстрирует замалчиваемую до него дурную черту
характера Юстиниана, которой он «перещеголял нрав дикого зверя»: преступную
снисходительность к своим любимчикам. В данном случае, к прокатолически настроенной
цирковой партии «голубых» — противников промонофизитски настроенной партии
«зеленых». Это были не только организации болельщиков, но и политические движения,
которые долго не имели официального статуса, но как представители народа и выразители
его взглядов играли «очень важную роль во всех крупных городах империи» (Острогорский/
Ostrogorsky). Согласно строгому католику Евагрию, император до такой степени
поддерживал «голубых», «что те средь бела дня злодейски убивали на улицах города своих
противников, не только не опасаясь наказания, но и получая за это вознаграждение. Таким
образом, многие становились убийцами. Им позволялось вторгаться в дома, грабить добро и
продавать ограбленным их собственные жизни. Если какой-либо чиновник пытался
положить конец этому, он рисковал собственной жизнью. Когда некий comes Orientis
приказал по заслугам повесить нескольких мятежников, он был сам повешен посреди города,
и труп его проволокли повсюду. Когда начальник провинции Киликия подверг законному
наказанию двух киликийских убийц Павла и Фаустина, напавших на него с целью убийства,
он сам был распят на кресте, поплатившись за свое логичное и законное поведение. Поэтому
приверженцы другой партии бежали и, поскольку никто не решался предоставлять им
убежища, они рыскали повсюду, как беглые преступники. Они подстерегали
путешествующих, чинили грабежи и убийства. Нежданная смерть, грабеж и прочие
преступления подстерегали на каждом шагу. Иногда император резко менялся и применял
всю строгость закона против тех, кого он дотоле спускал на города, чтобы те чинили
варварские преступления. Для подробного описания не хватает ни слов, ни времени, но и
этого достаточно, чтобы сделать вывод об остальном».
А историк XII в. Иоанн Зонара, который после службы комендантом императорской
лейб-гвардии и начальником императорской канцелярии принял монашество и удалился на
остров Св. Гликерии в Пропонтиде (Принцевы острова), сообщает о Юстиниане: «Этот
император был весьма доступен, но прислушивался к клевете, был жесток и скор на
мстительную расправу. Был не экономен, но расточителен и беспощаден в сборе налогов.
Частично он тратил деньги на строительство, частично на удовлетворение своих вздорных
желаний, а частично выбрасывал их на войны и на борьбу с теми, кто препятствовал его
желаниям»44.
Похоже, самому Юстиниану все это виделось в другом свете. Во всяком случае, он
заверяет: «Все дни и ночи МЫ стремимся проводить в неустанных заботах о том, чтобы дать
подданным то, что им на благо и угодно Богу. МЫ не напрасно возлагаем на СЕБЯ эти
бдения, но усердствуем изо дня в день, дабы НАШИ подданные могли вкушать все плоды
благосостояния, в то время как МЫ возложили на СЕБЯ все их заботы»45.
За исключением авторов нескольких более или менее наивных панегириков (вроде
поэта Павла Силенциария, Иоанна Лида, высказавшего, правда, несколько критических
замечании по поводу именно внутренней политики, или предполагаемого учителя
Юстиниана Агапета, диакона храма Св. Софии), историки постоянно изображают
императора, как деспота и беспощадного эксплуататора. И ни схожесть упреков, ни
недостаточность аргументации в некоторых случаях, как пишет Бертольд Рубин/ Berthold
Rubin, не могут изменить «того факта, что в большинстве своем они справедливы. Это
следует высказать, вопреки всем конкретным ошибкам и смещению акцентов из-за
сословных, партийно-политических и конфессиональных пристрастий»46.
Министром финансов Юстиниана был praefectus praetorio Иоанн Каппадокийский.
Выходец из самых низов, он получил неблагодарную задачу высасывать для своего
господина все, что можно высасать. Говорили, что он подвергал людей зверским пыткам и
вместе со своми приспешниками разорял целые провинции. Люто ненавидимый, он снискал
тем большее благоволение императора, чем в большем количестве денег тот нуждался, а
налоговая политика по этой причине приобретала все большую важность. Вскоре после
занятия должности Иоанн удвоил поборы, а затем взялся за их утроение. Его
изобретательность по части нахождения новых способов выжимания денег не знала границ.
Сверх того он шокировал обывателей гремевшими на весь город пьянками и оргиями, а
также появлением в обществе в сопровождении настоящего гарема. Хотя и тщетно, он
пытался ограничить власть крупных землевладельцев. Такие серьезные исследователи, как
Острогорский/ Ostrogorsky и Иоанн Галлер/ Johannes НаНег, характеризуют его
административную деятельность положительно и называют его великим министром и
главным противником жейы Юстиниана Феодоры, из-за которой Иоанн в 543 г. потерял свои
посты, а после кончины Феодоры правитель имел обыкновение клясться ее именем в
торжественных случаях47.
ФЕОДОРА — ЛЮБОВНИЦА ЛАКЕЕВ, ПАТРИАРХОВ (?) И СУПРУГА
ИМПЕРАТОРА
Эта женщина бесспорно оказывала на Юстиниана сильнейшее влияние. «Они ничего не
делали друг без друга», — отмечает Прокопий спустя два года после ее смерти, что верно,
скорее, только в отношении императора. Феодора — изящная, неизменно элегантная
дамочка, стройная, бледнолицая, с большими черными выразительными глазами,
темпераментная, не без юмора, невероятно волевая и, пожалуй, более энергичная, чем ее
супруг — она не просто двадцать один год восседала рядом с ним на троне. Она была кем-то
вроде вице-императора, соправителя, а временами управляла едва ли не больше, нежели сам
Юстиниан. Министру персидского царя она горделиво пишет: «Император никогда не
принимает решений, не посоветовавшись со мной»47.
Ее отец присматривал за медведями на ипподроме. Согласно Прокопию, она еще
малолетней девочкой занималась противоестественным развратом со слугами знатных
посетителей цирка, затем в публичном доме «оказывала непристойные услуги», в течение
одной-единственной оргии отдаваясь свыше сорока раз. Прокопий, правда, признается, что
«страшась соглядатаев, мести власть имущих и жестокой смертной казни», он был вынужден
о многом умалчивать, однако в своей пресловутой «Тайной истории» («Historia агсапа»)
отвел душу. Эта книга пропитана безудержной ненавистью к Юстиниану и Феодоре,
которых он («как и большинство из нас») считал ночным кошмаром, исчадиями ада и
дьяволами в человеческом облике, что он подтверждает, приводя множество жутких
историй. Как бы то ни было, все это вышло из-под пера заядлого патриота, в принципе,
вполне лояльного к империи. Но при всей силе красноречия и необузданной фантазии
Прокопия, обрушивающего водопады чудовищных, порой невероятных обвинений на
политику всехристианнейшей императорской четы, он не обходит стороной самой сути дела.
Он сообщает также о двух детях и постоянных абортах столь рьяно пропагандировавшей
порядочность и целомудрие Феодоры. Современный историк называет ее продажной,
недостойной и похотливой, настоящей «помесью столичной девахи, клоунессы и дешевой
актриски» (Рубин/ Rubin). Ее загадочные, непостижимо темные глаза взирают на нас с
мозаик Равенны49.
Свою карьеру актрисы — в том числе в публичном доме, где она подвизалась в
комических пантомимах и «живых картинках» — Феодора завершила, сбежав с африканским
начальником правинции Гекеболом, который, однако, вскоре послал ее ко всем чертям, что
ей совсем не повредило. Ибо, еще раз докатившись, по всей видимости, до самого дна, она
смогла, используя свое тело, подняться до общения с высокопоставленными, а вскоре и с
высочайшими персонами. Быть может, с монофизитским патриархом Александрии
Тимофеем III, ее «духовником», о котором она всю жизнь вспоминала с благодарностью;
быть может, с патриархом Антиохии Севером, которому она досталась от Тимофея. Потом в
нее влюбился Юстиниан, возвысил ее и женился на этой грациозной, цепкой, движимой
инстинктами «тигрице». Он угадывал все ее желания и сложил к ее ногам полмира. В
эшелонах высшей власти редко попадались два настолько созданных друг для друга
существа. «Государство стало топливом для костра этой любви» (Прокопий)50.
Феодора разделяла страсть Юстиниана к теологии и религиозной политике. Но в
отличие от него, фанатичного приверженца Собора в Халкидоне, она еще до восшествия на
трон тяготела к монофизитам, быть может, из-за старой любви к своему «духовнику»
патриарху Тимофею. Поэтому монофизитские теологи превозносили ее и даже приписали ей
происхождение из семьи священника-монофизита и утверждали, что после ее кончины
колокольный звон всех церквей возвещал о ее славе. Не исключено, что она и на самом деле
верила в то, что отстаивала, хотя уже при ее жизни на этот счет ходили разные слухи.
Христианство изначально разъединяло близких друг другу людей, отрывало детей от
родителей, а мужей от жен, что активно поощрялось клиром (кн. 1, стр. 132). Вполне
возможно, что Юстиниан и Феодора — что предполагал уже император Анастасий и его
окружение — просто цинично ломали комедию перед всеми. Ловко распределив роли, он
заявил о своей приверженности «двум природам», а она — одной. Тем самым они
привязывали к императорскому дому обе крупнейшие христианские общины51.
Феодора даже основывала монастыри, из которых выходили монофизитские
миссионеры. Ни для кого, в том числе и для ее супруга, не было тайной, что она
предоставляла в своем дворце убежище многим монофизитским прелатам. Патриарха
Анфимия, которого Юстиниан в 535 г., в период монофизитской фазы своей политики,
возвел на константинопольскую кафедру, а через год изгнал, идя на поводу у папы и
готовясь к войне в Италии, вытащили из дворца, где он провел двенадцать лет, лишь после ее
смерти52.
Итак, известная всему городу жрица любви, став императрицей, вдруг оказалась
благочестивой и целомудренной. Она была щедра к церквам и монастырям, приветствовала
законодательство о семье и браке, регламентировала ночную жизнь и даже пыталась
перевоспитывать константинопольских проституток — более пятисот женщин и девушек —
в «Доме покаяния», внося за каждую из них плату в пять золотых. Поговаривали, что
большинство из них от отчаяния утопилось в море. Как бы то ни было, вынужденный
аскетизм и воздержание пробудили в Феодоре бесчеловечность. И если прежде она больше
всего на свете любила совокупляться, то теперь ее излюбленным времяпрепровождением
стали пытки. Она ежедневно посещала камеры пыток и жадно взирала на истязания. «Если
ты не исполнишь моих приказов, — такова была ее излюбленная формулировка, — то
клянусь Тем, Кто вечен, что я прикажу плетьми содрать тебе кожу со спины»53.
Несомненно, что Феодора, чей деспотизм, чья любовь и особенно ненависть не знали
границ, Феодора, которая почти маниакально отправляла своих врагов в ссылку, в темницу,
на смерть и позор, Феодора, которая хладнокровно отправляла на виселицу даже
императорских фаворитов и устраивала государственные показательные процессы против
лиц высших классов, заподозренных в гомосексуализме — несомненно она была во сто крат
темпераментнее своего венценосного супруга, который, если верить Про копию, не проявлял
ни гнева, ни негодования даже по отношению к тем, кто у нее вызывал бурю возмущения. «С
виду мягкий, держа брови домиком/тихим голосом он отдавал приказы на умерщвление
тысяч невинных людей, на разрушение городов, на конфискацию в пользу государства всего
имущества. Просто агнец, а не муж». Во всяком случае, это был тот самый муж, чье
благочестие славили на всех углах, муж, прозванный «divinus»*, чей закон и дворец
называли «sacer»** и «sanctus»***, которого превозносили как наикротчайшего (piissimus)
князя, кто мог писать: «Император, основывающий свое правление на святой вере, правит
земной юдолью по милости Божьей», он «по доброте Предвечного получил свой скипетр»54.
* Divinus (лат.) — божественный. (Примеч. ред.)
** Sacer (лат.) — как ни странно, это слово имеет два значения: святой и проклятый.
(Примеч. ред.)
*** Sanctus (лат*) — святой. (Примеч. ред.)
Спокойствие кроткого агнца невозможно вообразить у Феодоры с ее замашками
хищника. Но в остальном, до самой своей смерти от рака в 548 г. (скончалась в возрасте 52
лет) она оставалась столь же помешанной на роскоши, алчной до власти и денег, столь же
кровожадной, изолгавшейся и бессовестной, как и сам Юстиниан. Некоторые из подаренных
ей императором имений находились в Малой Азии и Египте. Она имела обыкновение
путешествовать в сопровождении четырех тысяч слуг. Она в мгновение ока швыряла на
ветер колоссальные суммы. Вышедшая из самых низов, она безмерно увеличила
представительские расходы. Она буквально во все совала свой нос, интриговала во всех
сферах — в государственном управлении, дипломатии, церкви. Она продвигала своих
фаворитов на высшие посты. Она создавала и низвергала патриархов, министров и
военачальников55.
Она вменила в обязанность раболепное преклонение перед императором и неусыпно
блюла протокол, который предписывал даже первым лицам двора многочасовые ожидания э
приемной. Для всех неугодных у нее наготове были темница и ссылка. Чтобы быстрее
утолить свою месть и еще больше увеличить свое гигантское состояние, она даже назначала
экстренные суды. Прокопий сообщает об одном близком Велизарию сенаторе, которого
приковали цепью к кормушке в потайном подземелье: «До полного сходства с ослом ему
недоставало лишь ослиного крика». А о Буцесе, который, по общепринятому по сей день
мнению, был весьма достойным военачальником, но больше двух лет содержался в темнице
в ее дворце, Прокопий пишет: «Человек, который каждый день бросал ему еду, вел себя как
зверь со зверем, как немой с немым». Доходы от постоянно множившихся конфискаций не в
последнюю очередь доставались Феодоре. Ее интересы обслуживал штат ее личных шпионов
и филеров, а после ее кончины ими стал пользоваться император, хотя и не столь коварно56.
Будучи женщиной, которой ничто не было столь чуждо, как изучение документов и
копание в деталях, она, в отличие от Юстиниана, уделяла много времени уходу за своим
телом. Прокопий, который вообще-то сообщает о ней исключительно негативные факты,
рассказывает, что о своем теле она заботилась без устали. Она невероятно долго принимала
ванну по утрам, и ее завтрак обилием блюд и напитков не уступал остальным трапезам.
После чего она вновь отдыхала и вообще подолгу спала. «Несмотря на то что императрица
во всем отличалась исключительной невоздержанностью, она полагала, что может управлять
империей в те немногие часы, которые у нее оставались для этого»57.
ВОССТАНИЕ «НИКА»
Свою самую главную роль Феодора сыграла, пожалуй, в январе 532 г., во время
мощного восстания «Ника» («nika!»: «побеждай!» — боевой клич мятежников).
Недовольство народа привело к этому восстанию, последнему сражению народа за
свою свободу. Во имя этого даже объединились цирковые партии: прасинов («зеленых») и
венетов («голубых»). Первые были монофизитами, а вторые — правоверными. Уже был
провозглашен другой «император» — племянник императора Анастасия Ипатий, что было
сделано против его воли. «Зеленые» проявили инициативу, а «голубые» поддержали ее. Они
ворвались в тюрьмы и освободили заключенных. Многие дворцы — прежде всего городской
префектуры и сената — были подожжены. В огне оказались церкви, произведения искусства
и аристократические кварталы. И днем, и ночью Константинополь полыхал: Огонь угрожал
даже Императорскому дворцу. Святая София была разграблена. Положение казалось
безвыходным. Осажденный в своей резиденции Юстиниан был готов отказаться от всего —
от трона и от империи — и бежать через Босфор. Лишь Феодоре удалось удержать его
ставшей знаменитой фразой: «Что до меня — так я остаюсь. Мне нравится старинная
максима: пурпур — самый лучший саван».
Велизарию, подоспевшему тем временем с тремя полками ветеранов, и фавориту
Феодоры, командиру лейб-гвардии Нарсесу удалось после пяти дней анархии восстановить
«порядок»: «более тридцати тысяч» человек/как пишет Прокопий, были заманены в цирк, где
их час за часом забивали без разбора, как стадо баранов. Подражавший греческим образцам
антиохийский хронист Иоанн Малала (не исключено, что он впоследствии стал
константинопольским патриархом, известным как Иоанн Схоластик) сообщает о примерно
тридцати пяти тысячах. Иоанн Лид, смиренный свидетель и поклонник императора, с
удовлетворением сообщает даже о пятидесяти тысячах убитых, а Захария Схоластик,
епископ Митиле-ны, в прошлом монофизит, а в то время неохалкидонец, приводит цифру:
восемьдесят тысяч. Эта резня еще более чудовищная, нежели прославленное Августином
побоище, устроенное католиком Феодосием I в цирке Фессалоник (кн. 1, стр. 383), была,
пожалуй, на совести не столько Юстиниана, сколько Феодоры. Во всяком случае, им обоим
их христианство не помешало утопить восстание в море крови. Покатились головы и
простолюдинов, и знатных. Лишился головы и Ипатий, которого Юстиниан намеревался
помиловать. Та же участь постигла его брата Помпея. 18 патрициев (patrikioi) были сосланы,
все их владения конфискованы — и еще более прекрасные соборы выросли на руинах. А
Феодора, повинная в гибели огромного числа людей, возвысилась, как водится, до
официальной соправительницы. Ее имя стали указывать на государственных грамотах, оно
появилось над входами в казармы и даже на благодарственных досках церквей! И по сей
день восточная церковь поминает ее с почтением и благодарностью58.
Недостает только «почести алтарей» — какая несправедливость!
ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ИНОВЕРУЮЩИХ ХРИСТИАН, «ДАБЫ ОНИ ПОГИБАЛИ В
НИЩЕТЕ...»
Поддержанный своим епископатом, Юстиниан настаивал на всеобщем единообразии
веры: одна империя, один император, одна церковь — т. е. на истреблении всех некатоликов.
Прокопий сообщает, что «всю Римскую империю сразу же захлестнули кровавые приговоры,
беззаконные ссылки и толпы беженцев»59.
Первыми шагами Юстиниана-тирана, начавшего действовать еще при Юстине, стали
жесточайшие преследования «еретиков», прежде всего коснувшиеся сравнительно мелких
сект. «Будет справедливо, — декретировали сообщники в 527 г., — лишить и мирских благ
тех, кто почитает не истинного Бога». Религиозная нетерпимость повлекла за собой
нетерпимость гражданскую. В неслыханно жестком законе они провозгласили
необходимость «лишения еретиков всех земных благ, дабы они погибали в нищете» и
привели длинный перечень ограничений и наказаний для выполнения этого благочестивого
плана60.
Борьба с монофизитами, манихеями, монтанистами, арканами и донатистами ширилась,
а религиозная нетерпимость превратилась в «гражданскую добродетель» (Диль/ Diehl)61.
Как и его благочестивый предшественник и дядя, Юстиниан запретил «еретикам»
проведение собраний и богослужений, назначение духовных лиц, владение церквами, многие
из которых при нем были разрушены. Он запретил им все виды преподавательской
деятельности. Он удалил их со всех должностей и из адвокатуры, а также лишил их всех
почестей. В 536 г он ввел отсечение руки за переписку их литературы. «Еретикам»
разрешалось завещать свое имущество исключительно католикам, а права наследования они
были лишены вовсе. Многим сектам было отказано вправе осуществлять какие-либо
правовые действия, но и прочие «еретики» «практически не имели никаких юридических
прав» (Справочник истории церкви/ Handbuch der Kirchengeschichte). Нарушителям закона
грозило лишение гражданских прав и полная конфискация имущества, а в случае рецидива
— смертная казнь, причем приговоры неукоснительно приводились в исполнение. В конце
концов император ввел смертный приговор не только за клятвопреступничество и
колдовство, но и за святотатство и богохульство, причем «ересь» квалифицировалась просто
как богохульство, т. е. каралась смертью. Все это вполне вписывалось во «знутрицерковную
жизнь», являлось «недуховным решением религиозной проблемы, которое сказывается и по
сей день» (Меркель/ Мег kel)62.
В неопубликованной при Юстиниане «Тайной истории» Прокопия описаны эти
погромы «еретиков»: «Толпы агентов тотчас отправились по всей стране и каждого
встречного принуждали к отречению от веры отцов. Но крестьяне восприняли это как
святотатство и отважились на единодушное сопротивление этим ищейкам. Многие еретики
нашли смерть от меча, многие кончали жизнь самоубийством. В своем простодушии они
полагали, что это будет угодно Богу. Но большинство бежало из родных мест. Во Фригии
монтанисты запирались в своих Божьих домах, поджигали их и без колебаний принимали
смерть. Вся Римская империя полнилась убийствами и ужасом...»63
Вот вам и «опыт спасения»!
Еще жестче, чем начиная с 519 г., Юстин, Юстиниан преследовал крупнейшую
«еретическую» церковь — монофизитов. Полиция и солдатня отбирала их молельные дома,
десятки их епископов ссылались или были вынуждены постоянно менять места убежищ,
бесчисленные монахи и монахини изгонялись из монастырей, царило зверство. Народные
восстания в Сирии были жестоко подавлены под руководством католического патриарха
Антиохии Ефрема (526—544 гг.), бывшего военачальника, проводившего насильственные
обращения. Католический «Справочник истории церкви» называет его «воинствующим
ортодоксом», а католическая же «Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie
und Kir-chew прославляет его за «исключительную благотворительность во время
землетрясения...». Так же как Ефрем, в Египте действовал Павел, бывший аббат
пахомианского (киновитного) монастыря, назначенный одновременно и высшим имперским
чиновником, и патриархом Александрии. Юстиниан, воспользовавшись всей полнотой своей
власти, провозгласил его князем церкви, но позднее, в 542 г., сместил за чрезмерное
интриганство и произвол (кроме всего прочего, Павел обвинялся в соучастии в убийстве
диакона). На синоде в имперской столице в мае-июне 536 г. патриархов Севера из Анти^
охии и Анфимия из Константинополя (535—536 гг.) предали анафеме, и Юстиниан утвердил
это решение. Приверженцы Севера были изгнаны из Константинополя, а сам Север вновь
бежал в Египет. Все это, разумеется, вызвало удовлетворение в Риме, но шло в разрез с
основополагающими политическими интересами64.
Находясь под влиянием Феодоры, Юстиниан время от времени пытался отыскать
возможности для примирения. Поэтому периоды преследований чередовались с периодами
поиска взаимопонимания. Уже в 531 г. император под давлением Феодоры, а также, видимо,
из государственно-политических соображений, отказывается от жесткого курса по
отношению к монофизитам. После восстания «Ника» он принимает промо-нофизитскую, так
называемую теопасхистскую* формулу: «Один из Троицы пострадал во плоти», как формулу
примирения, которую 25 марта 534 г. поддержал и папа Иоанн II. В 535 г. Феодора возводит
монофизитов Феодосия и Анфимия на патриаршие престолы Александрии и
Константинополя, что вызвало немедленный протест со стороны папы Агапета, который
весной следующего года прибыл ко двору и добился смещения Анфимия и высылки его
влиятельных приверженцев из столицы. Вслед за этим Юстиниан ужесточает гонения на
монофизитов. Временами на всей территории империи имелось лишь три монофизитских
епископа. Монофизитские историки сообщают даже, что ортодоксальные епископы сжигали
монофизитских епископов на кострах или пытали до смерти. Но проблема оставалась
нерешенной, поскольку Юстиниан мог быть императором лишь одной церкви, а он в ходе
отвоевывания Италии все больше склонялся на сторону Рима- Ему приходилось делать это,
поскольку он нуждался в папе и католиках Италии. Но после того как он отвоевал
католическую Северную Африку и католическую же Италию, когда политический и военный
центр тяжести вновь перемещается на Восток, император Юстиниан незадолго до своей
смерти переходит к афтартодокетам** — наиболее радикальному крылу монофизитов!65
* Теопасхизм — богострадание. (Примеч. ред.)
** Афтартодокеты, или юлианисты (гайаниты) — сторонники взглядов епископа
Юлиана Галикарнасского, который считал, что тело Христово нетленно с самого
воплощения, а несогласные с этим явления его земной жизни были только видимостью.
(Примеч. ред.)
Некоторые течения монофизитства существенно укрепили свои позиции, прежде всего
благодаря скончавшемуся в 578 г. митрополиту Иакову (по имени которого западносирийских монофизитов стали называть «яковитами»). Монофизитство создает свои оплоты,
в Сирии и Египте оно становится «национальной церковью». Правда, их преследуют на
протяжении веков. Уже при Юстине II (565—578 гг.) начинаются новые жестокие погромы.
В областям, населенных греками, их иногда принуждали к переходу в католицизм, как и в
Антиохии, где в 1072 г. патриарх мелькитов, т. е. «правоверных», или «императорских»
христиан, приказал разрушить церкви монофизов и яковитов, а их священников заточить в
тюрьму и пытать66.
К «еретикам», которых Юстиниан считал наиболее вредными — например,
монтанистам, гностическим офитам (которые центральное место отводили Змею),
борборитам (которые практиковали сообщества женщин, а добытое при помощи
мастурбации семя, а также менструальную кровь, жертвовали и вкушали, чтобы освободить
содержащиеся там зародыши света и души) — относились, разумеется, и манихеи. Подобно
борборитам, они стремились пресечь продолжение человеческого рода путем планомерного
предупреждения зачатия67.
Подобно многим иерархам церкви (мы детально показали это на примере папы Льва I)
и многим христианским императорам, особенно Валентиниану I, Валенту, Феодосию I и
Феодосию И, Юстиниан не знал снисхождения к манихеям и преследовал их еще более
жестоко, чем все его предшественники. Сначала он дискутировал с ними, чтобы
опровергнуть их идеи. Но они отстаивали свое учение «с дьявольским упорством», и многие
отдали за него свои жизни. Уже в 527 г. Юстиниан угрожал «проклятым» манихеям
изгнанием и смертной казнью, где бы они ни находились на территории империи. Даже
каждый бывший манихей, продолжавший поддерживать связи со своими прежними
единоверцами, не говоря уже о вернувшихся в манихейство, расплачивался за это своей
жизнью68.
И все же императору не удалось существенно ослабить, а тем более уничтожить эту
секту. Он не смог даже воспрепятствовать ее дальнейшему росту. И он самолично, что
кажется гротескным и почти невероятным, в 540 г. назначил шефом имперских финансов, а в
543 г. префектом претория протеже Феодоры сирийского менялу Петра Варсима, который,
если можно верить Прокопию, совершенно открыто признавался в своем высоком
положении среди манихеев, и несмотря на это занимал высокие государственные посты даже
после смерти Феодоры69.
ЯЗЫЧНИКАМ — «ЧТО-ТО ВРОДЕ ИНКВИЗИЦИИ»
Юстиниан упорно продолжал борьбу с язычеством. Уже двести лет как объявленное
вне закона (crimen publicuM), оно все еще было живо — в отдаленных или приграничных
районах, в Сирийской пустыне, в горах Анатолии, в Ливийском оазисе Ауджила или на
нильском острове Филе. Оно продолжало существовать и в кружках ученых и в высшем
обществе Константинополя.
Один из первых антиязыческих указов — без указания даты и авторства, но новейшими
исследованиями приписываемый Юстиниану — в дополнение к прежним строгим законам
приказывает отслеживать языческие богослужения. Им же запрещаются дарения и
завещания в пользу язычников. Следующий, несомненно исходящий от Юстиниана декрет
направлен против жертвоприношений и «несвятых» празднеств. В дополнение к прежнему
законодательству, стремившемуся к искоренению языческих культов и запрету объединений
язычников, Юстиниан полон решимости довести дело до конца: он декретирует под страхом
конфискации имущества принудительное крещение любого язычника вместе со всей его
семьей. Противящиеся лишаются гражданских прав и всего движимого и недвижимого
имущества. Староверующим учителям запрещается преподавательская деятельность, им не
полагается жалованье от государства, их имущество подлежит конфискации, а сами они —
высылке. Впервые в истории «для язычников предусмотрено что-то вроде инквизиции»
(Геффкен/ Geffcfcen)70.
После принятия в 529 г. нового закона, в очередной раз лишающего язычников и
остальных некатоликов должностей и отличий, а также запрещающего им все виды
преподавательской деятельности, император осенью того же года организует
многочисленные судебные процессы против упорствующих чиновников-язычников. Своим
беспримерным материальным и моральным давлением, иногда выходящим за все мыслимые
рамки, он добивается полного искоренения язычества. Правда, большинство антиязыческих
законов существовало и до него, но теперь всерьез взялись за их применение на практике.
«Нам невыносимо безучастно взирать на этот непорядок», говорилось в 529 г., когда
закрывали афинскую Академию, последний крупный языческий университет,
конфисковывали все его имущество и навеки запрещали преподавание философии.
Выдающиеся афинские мыслители, в том числе глава Академии схоларх Дамаский,
эмигрировали в Персию, но, вопреки распространенному мнению, впоследствии вернулись.
Были закрыты последние святилища в Египте, например, знаменитый храм ЮпитераАммона в Ливийской пустыне, их переоборудовали в христианские церкви, а язычники были
объявлены граждански недееспособными. Было узаконено незамедлительное и
принудительное крещение всех язычников, включая младенцев. Доверенное лицо
императора, его уполномоченный по церковно-политическим вопросам сириец Иоанн из
Амиды, ставший впоследствии монофизитским епископом Эфеса, приумножил, как он сам
похвалялся, царство Божие в провинциях Азия, Кария, Лидия и Фригия на семьдесят или
восемьдесят тысяч новых христиан, а также на 96 церквей и 12 монастырей. Это произошло
не без принуждения и подкупа: утверждается, что император платил за каждого вновь
обращенного. Была введена смертная казнь за жертвоприношение, за почитание языческих
идолов, за переход христианина в язычество и, наконец, смертная казнь грозила всякому
христианину, не обратившему в христианство всех своих домочадцев71.
Поскольку на просвещенном Востоке язычество дольше всего сохранялось именно в
культурных кругах, гонения в Константинополе коснулись даже многих представителей
самых высших общественных классов: философов, высших государственных чиновников и
врачей, к которым теперь применялось: смещение, конфискация имущества, пытки и
смертная казнь. Грамматиков, софистов, адвокатов, медиков без разбора кидали в тюрьмы,
принудительно крестили, секли плетьми, а иногда казнили. Статуи богов и языческие книги
публично сжигались, как, например, в июне 559 г. на Кинегионе, когда схваченных
«идолопоклонников» проволокли через весь город. Все некрещеные, более того, как мы
убедились, все христиане, находившиеся вне лона католической церкви, были абсолютно
бесправны и подвергались суровым наказаниям за малейшую попытку вести религиозную
жизнь72.
ЕВРЕЯМ — «ПОЗОРНУЮ УЧАСТЬ»
Время от времени императорские ищейки и епископы ополчались и против евреев, чья
религия издавна считалась разрешенной (religio licita). Однако из новой версии римского
права — «Кодекса Юстиниана» —> оказался исключен принцип законодательства Феодосия,
согласно которому иудейская вера была разрешенной религией. «Двухсот лет христианского
господства оказалось достаточно, чтобы загнать иудаизм в подполье» (Штембергер/
Stemberger). Отныне правитель вообще не отделяет евреев от язычников и «еретиков» — что,
должно быть, повергало правоверных евреев в священный ужас. Всех их он ставит на одну
ступень, что, правда, иногда случалось и при Феодосии II73.
Императорская новелла 537 г. следующим образом адресуется к префекту Каппадокии
Иоанну: «Ваше высочество недавно сообщили мне, что среди куриалов попадаются евреи,
самаритяне, монтанисты и прочие мерзкие люди, которые еще не освящены нашей истинной
и непогрешимой верой, но пребывают во мраке и не сознают в своей душе истинных
таинств. А из того факта, что мы ненавидим еретиков, они делают вывод, будто они
свободны от своих куриальных обязательств...» Удивленный тем, что его префект не
«разорвал на куски» всех, кто придерживается подобного мнения, император предписывает
всем оставаться в курии и выполнять все прежние обязательства и платежи (munera), но
лишает их абсолютно всех привилегий остальных куриалов. Более того, они не должны
«пользоваться никакими почестями, но должны влачить участь, в сответствии с позором,
который они навлекли на свои души»74.
Юстиниан юридически стеснял общественную жизнь евреев. Им запрещалось покупать
какие-либо церковные объекты, то есть церковное имущество или земли, пригодные для
строительства церквей. Им категорически запрещалось иметь рабов-христиан. Если
подобное обнаруживалось, то они должны были освободить рабов и за каждого из них
уплатить штраф в тридцать фунтов. Таким образом, любая деятельность, предполагавшая
рабовладение, становилась для евреев невозможной. Император впервые запретил им
свидетельствовать против католиков. Лишь в случае судебной тяжбы католика с иноверцем,
они могли выступить свидетелями со стороны католика75.
Для Африки, где евреев преследовали так же, как и донатистов, что, наряду с другими
причинами, неоднократно приводило к серьезным восстаниям, монарх издал в 539 г. особо
суровый антиеврейский закон. Он запрещал дальнейшее существование синагог как таковых,
и предусматривал их переоборудование под церкви. Тем самым принципиально
упразднялась государственная защита существующих синагог, и запрещалось отправление
любых религиозных обрядов в них76.
Разумеется, «христианизация» синагог, равно как и языческих храмов, практиковалась
и прежде. Так, синагога в Эдессе стала церковью Св. Стефана, а Александрии в 414 г. — Св.
Георгия, в Дафне в 507 г. — Св. Леонтия. Феодосии II в 442 г. превратил синагогу
Константинополя в церковь Марии. Позднее, в 598 г., епископ Виктор переоборудовал в
церкви все синагоги Палермо. Еще раньше Иоанн Эфесский превратил в церкви семь синагог
в провинциях Азия, Кария, Лидия и Фригия. По-видимому, синагоги, как и языческие храмы,
сильно переделывались, прежде чем христиане начинали пользоваться ими. Случалось, что
синагоги просто сжигались или сносились, чтобы затем, как это произошло в Апамее, на
этом месте выросла церковь77.
Правитель вмешивался даже в чисто богословские споры между евреями и в их
богослужебную практику, как, например, во внутренний спор в одной константинопольской
синагоге. Он добился разрешения на чтение Торы, или Пятикнижия, т. е. пяти книг Моисея, в
греческом или латинском переводе. С этой целью он даже издал пространнейшее из своих
предписаний евреям — новеллу 146 от 553 г. Он выдал определенные рекомендации к
чтению Библии, но сделал также и четкие предписания. Так, евреи всегда должны были
выискивать в Писании все указания на Христа. Их собственную экзегезу, в том виде, в каком
она содержится в Мишне*, он запретил. Кроме того, он настаивал на том, чтобы иудеи
приноравливались к христианским срокам празднования Пасхи78.
Церковь приняла на вооружение антиеврейские указы императора и на
многочисленных синодах разъясняла, что евреи не могут занимать должностей, дающих им
право начальствования над христианами. Даже в тех местах, где «Кодекс Юстиниана» не
применялся полностью, его антиеврейская составляющая прямо или косвенно оставалась
нормообразующей вплоть до Нового времени. «В принципе, почти все позднейшее
церковное и гражданское законодательство в отношении евреев восходит к нему и лишь
уточняет его применительно к конкретным обстоятельствам места и времени. Многие из
этих декретов заимствованы государствами, возникшими в ходе Великого переселения
народов, и ужесточены папами и Соборами» (Брауе/ Browe)79.
* Мишна — первая, основная часть Талмуда, в которой собраны и отредактированы
первоначально существовавшие в устной форме толкования библейских положений.
Закончена во II в. н. э. (Примеч. ред.)
Еще более варварски, чем с евреями, католический тиран поступил с особенно
малочисленным религиозным меньшинством.
ИСТРЕБЛЕНИЕ САМАРИТЯН
Самаритяне, народ родственный евреям по расе и религии, но тем не менее всегда
относившийся к ним плохо, подвергались гонениям уже во время еврейских волнений при
христианине Галле (кн. 1, стр. 280). Секта восставала и при императоре Зеноне в 484 г.
Община провозгласила царем некоего Юстаса, который предположительно был главарем
банды, и захватила Кесарию и Неаполь (некогда Сихем, а ныне Наблус), где самаритяне
ворвались в церковь и отрубили пальцы служившему мессу епископу Теребинфию.
Восстание было подавлено при помощи регулярной армии, Юстас был убит, а все владения
самаритян конфискованы. В Неаполе был размещен сильный гарнизон, а из его знаменитой
синагоги сделали христианский монастырь. Самаритянам был запрещен доступ на их
священную гору Гаризим, а святилище на ее вершине было превращено в церковь Марии
(при императоре Анастасии святилище было отвоевано, но позднее вновь отбито
христианами)80.
Память об этих событиях сохранилась, но на фоне возмущения 529 г. они выглядят
незначительными. Старый христианский исследователь Кауцш/ Kautzsch видит глубинные
причины этого возмущения «почти исключительно в ненависти к христианам» со стороны
этой секты, в то время как на самом деле, что вытекает из обстоятельного анализа Сабины
Винклер/ Sabine Winkler, все было «с точностью до наоборот»: за всем этим скрывался
«христианский фанатизм» и «жгучая ненависть церковников»81.
Восстанию предшествовал целый ряд в высшей степени суровых эдиктов Юстиниана, в
том числе «De Haereticis et Manichaeis et Samaritis» («О еретиках, манихеях и самаритянах»),
в которых «еретики» решительно обвиняются заодно с язычниками, евреями и
самаритянами. Причем император не только повторяет все антиеретические меры прежних
христианских правителей, но и добавляет к ним новые. Адепты перечисленных в эдикте
религий лишаются права на занятие руководящих должностей и на почетные звания; права
судить христиан, не говоря уже о епископах; права исключать из наследства детейкатоликов, в этом случае завещание утрачивает силу; права на проведение религиозных
собраний и съездов своего духовенства; права на совершение обряда крещения, назначения
епископов, права на строительство монастырей, аббатств и приютов; права лично или через
уполномоченных управлять поместьями и хозяйствовать в них, и так далее.
По-видимому, непосредственным поводом к восстанию стал указ 529 г., касавшийся
исключительно самаритян, то есть самой малочисленной группы, на примере которой
собирались преподать устрашающий урок всем остальным. Католические власти
приказывали разрушать синагоги самаритян, наказывать всех, кто осмелится
восстанавливать их, и под страхом конфискации имущества запрещали самаритянам как
какие-либо дарения и завещания, так и наследование имущества. Единственное что
разрешалось — завещание в пользу католика. За соблюдением этих мер надлежало следить
епископам и наместникам провинций82.
Некоторые историки считают этот эдикт (Код. Юст., 1,5,17) лишь следствием
восстания. Но Прокопий и Хорикий, софист VI в. из Газы, склонны считать эдикт причиной
восстания. Непосредственный повод к конфликту, по всей видимости, дал «обычай этой
области Палестины», о котором сообщает Малала: христианская молодежь в шаббат
швыряла камни в дома и синагоги самаритян. «В шаббат христианская молодежь после
чтения Евангелия выходила из церквей, принималась распевать насмешливые речевки в
синагогах самаритян и забрасывать их дома камнями. У самаритян же был обычай
обособляться и уединяться в день субботы. А на этот раз (т. е. в начале восстания, о котором
повествует Малала) они не пожелали смириться и вновь уступить христианам. Когда
христианская молодежь после чтения Евангелия ворвалась в синагогу самаритян и принялась
кидаться камнями, самаритяне выскочили на улицу, набросились на нападавших и зарубили
многих из них. Многие молодые люди спасались бегством к алтарю Св. Василия, который
находился неподалеку, а самаритяне преследовали их и убивали у святого алтаря»83.
Мятеж охватил всю Самарию от столицы Скифополя на востоке до Кесарии на
побережье. Но эпицентром восстания оставалось плоскогорье Самарии, где угнетённые
провозгласили своим царем Юлиана, предположительно колона. Христианские источники,
содержащиеся в официальных хрониках и в биографиях монахов, разумеется, приводят
односторонние версии и никогда не упоминают о социальной стороне событий, которая была
определяющей, и называют Юлиана «грабителем», «главарем бандитов» и «атаманом
разбойников». Так, епископ Иоанн из Никиу (поселение на одном из островов Нила) в своей
написанной по-гречески в конце VII в. хронике Подчеркивает религиозно-этнический аспект
восстания: «Предводитель самаритянских разбойников сплотил всех самаритян и развязал
большую войну... Он ввел в заблуждение большинство этого народа, объявив, что Бог послал
его, чтобы он восстановил царство самаритян в том виде, в каком оно было при Ровоаме...
который правил после Соломона Мудрого, сына Давидова, и народ Израиля совратил и ввел
в идолопоклонство...»84.
Восставшие сожгли дотла многие населенные пункты в окрестностях Скифополя,
опустошили города и большие поместья, разорили церковь Никополя и подожгли церковь в
Вифлееме, убили епископа Неаполя Маммону и многих священнослужителей. Они
прорываются к самому Иерусалиму, поскольку крупные войсковые соединения расположены
только на границах и в главной императорской ставке. Юстиниан смещает наместника Басса,
приказывает обезглавить его и отдает приказ на выступление dux* Palestinae Феодору Симу,
в распоряжении которого находятся тяжело вооруженные войска и - что свидетельствует о
размахе мятежа — силы союзных Византии арабских племен под руководством их
палестинского князя. Феодор оттесняет плохо вооруженных и необученных военному делу
повстанцев к эпицентру восстания, окружает их, захватывает Юлиана и отсылает его голову
вместе с короной в Константинополь. Помимо этого убивают 20 тысяч самаритян, согласно
Малалу, или 100 тысяч, согласно Прокопию, а 50 тысяч их них, по-видимому, в основном
колоны бегут к персам и предлагают тем свою помощь в ведении военных действий против
Византии, а также выдачу Палестины со всеми сокровищами «святого города». О судьбе
этих беженцев, местах их расселения и их участии в походах против Византии ничего не
известно. Некоторые укрылись на горе Гаризим и пещерах Трахонита (вулканическое плато,
ныне именуемое Эль-Лега), которые с незапамятных времен служили местом убежища. Туда
их загнал dux Ириней из Антиохии, заменивший, по приказу императора, Феодора, которым
последний был недоволен. А 20 тысяч самаритянских девочек и мальчиков продают в
рабство в Персию и в Индию85.
* Dux [лат. — вождь) — в Римской империи командир оперативного воинского
соединения или командующий войсками отдельной провинции. (Примеч. ред.)
Столь безжалостно истребляемые самаритяне с тех пор почти исчезают с лица земли.
Каковы же причины восстания? По-видимому, все же гнет христианской Византии,
преследовавшей и манихеев, и монтанистов, и евреев, а время от времени и монофизитов и
всех прочих. Но особенно жестоко самых малочисленных — самаритян. Видимо, прав
израильский историк Avi-Yonah, называя их поведение в VI в. «результатом отчаяния».
«Внезапно самаритяне осознали, что перед лицом распространения христианства в
Палестине и за ее пределами, у них не остается надежды на сохранение своего прежнего
положения»86.
В принципе, это большое восстание и еще большая резня не имели отношения к
религии — оно было вызвано куда более серьезными причинами. Ведь не случайно
основную часть восставших, которые выбрали себе предводителя из своих же рядов,
составляли низшие слои: крестьяне, ремесленники, колоны, рабы, которым нечего было
терять, кроме их жизней. Они-то и составляли активное ядро, в то время как представители
высших слоев вели себя по-разному. Высший и самый малочисленный класс, способный
конкурировать с христианизированными крупными землевладельцами и которому было что
терять, тут же принимает христианство, по крайней мере внешне. Таким образом,
восставшие не имели полной поддержки даже со стороны единоверцев. Для беднейших же и
наиболее эксплуатируемых речь шла не о религии, не о революции и даже не о радикальных
преобразованиях — но всего лишь об изменениях в рамках существующих порядков. Но и
это было неприемлемо для класса христианизированных рабовладельцев, делавших все
возможное для сохранения экономического и идеологического статус-кво87.
Напротив, при совершении другого, несравнимо большего преступления — завоевании
Юстинианом Запада — речь, несомненно, шла и о религии, и о политике, если они, вообще,
могут быть разделены с точки зрения геополитики. Во всяком случае, при Юстиниане эти
два понятия были неразрывно связаны, и его целью с самого начала было восстановление
политического и религиозного единства мировой Римской империи. Ради этого он
предпринял две большие войны, две завоевательные войны против двух германских, двух
христианских народов, которые, правда, были еретиками и, следовательно, «увязли во
всяческом бескультурье и животной дикости» (католик Шредль/ Schrodl). Таким образом,
«заветным желанием его сердца и его народа» стало «искоренение арианского засилья»
(католик Гефлер/ Gefler). Это «заветное желание» привело к полному истреблению вандалов
и остготов и к их бесследному исчезновению88.
ВАНДАЛЫ, ИЛИ «ПРОТИВ ТЕХ, КТО ГНЕВИТ БОГА...»
Вандалы, восточно-германское племя, упоминаемое уже Тацитом и Плинием Старшим,
первоначально селились в Северной Ютландии (ныне Вендсиссель) и по берегам
Ослофиорда (ныне Халлингдаль). В I—II в. н. э. вандалы, состоявшие из хасдингов, которые
погибли уже в Африке, и силингов, исчезнувших раньше, соседствовали с готами и
бургундами в междуречье Буга и Эльбы, в Центральной Польше, на северо-востоке
Германии и в Силезии, название которой восходит к названию вандальского племени
силингов. Уже тогда они использовали лошадей, а позднее брали их с собой даже в морские
захватнические походы. В середине III в. они осели на среднем течении Майна, а хасдинги
— в верховьях Тисы. На протяжении нескольких поколений они жили на современной
Венгерской равнине. В 406 г. вандалы-хасдинги при короле Годигизеле поднялись вверх по
Дунаю до современного Регенсбурга, возможно, спасаясь от наступавших на Паннонию
гуннов. Позднее они спустились в низовья Майна, где около 20 тысяч вандалов и их король
Годигизель пали в тяжелых сражениях с франками; союзниками римлян. От окончательной
гибели их спасло лишь вмешательство алайов и их короля Респендиаля. В рождествейскую
ночь 406 т. хасдинги, «уже христиане, ариане» (Тюхле/ Tiichle), вместе со своими старыми
союзниками аланами, а ?аю*е со свевами и примкнувшими к ним силингами в районе
Майнца перешли по льду замерзший Рейн, не охраняемый римскими войсками, которые
были брошены в Северную Италию для отражения вестготов. Христианские хронисты в
ярких красках расписывают, как они грабили Майнц, убивая даже тех, кто искал спасения в
церквах. Они захватили Вормс, Трир, Реймс, Амьен, Аррас, Турне, Нарбон, а также другие
укрепленные города и населенные пункты. Повествуя о «траурном шествии гибнущего
мира», епископ Ориенций из Оша в Аквитании в свое время писал: «Трупы валялись на
улицах, и их обгладывали собаки». «В деревнях и в домах, на земле и на улицах — повсюду,
на всех дорогах тут и там царили смерть, боль, истребление, поражение, пожар и беда. Вся
Галлия превратилась в один гигантский дымящийся костер». А испанский епископ Гидаций
уподобляет случившееся четырем бедствиям Апокалипсиса: мечу, голоду, мору и зверям
земным (Опер., 6,8)89.
На самом деле все зверства, приписываемые этим чудовищным походам вандалов,
были совершены позднее, прежде всего сарацинами. Напомним к тому же, что вандалы в ту
пору, когда они опустошали Майнц и Галлию, когда они, согласно позднейшим преданиям,
якобы убили епископов Дезидерия из Лангра и Атидия из Безансона, уже были христианами,
по крайней мере хасдинги, «обращенные», по-видимому, еще в Паннонии. Они знали
Библию и служили литургию вестготского епископа Ульфилы. По всей видимости,
библейское изречение служило им боевым кличем еще в битве при Тулузе. В Испании они
наверняка были христианами, haeretici, по свидетельству Сальвиана. И уж конечно, они
считали, что царская власть — от Бога. Как и всем христианам, им было известно понятие
«Царство Божье» как свидетельство тесной взаимосвязи государства и церкви90.
В Галлии вандалы задержались на три года. Затем осенью 409 г. при короле Гундерихе
(407—428 гг.), сыне Годигнзеля, они вместе с аланами и свевами преодолели плохо
защищенные Пиренеи и вторглись в Испанию (к вандалам восходит название испанской
области Андалусия), где они на протяжении двух десятилетий вели тяжелые войны с готами,
свевами и отчасти римлянами, сея опустошения, грабежи, убийства, голод и эпидемии. В
ходе этих войн вестготы под предводительством Валлии в 416—418 гг. истребили
снлингов91.
Особую ненависть католического духовенства король Гундерих навлек на себя в
Севилье, присвоив сокровища церкви Св. Винсента. После чего он скоропостижно скончался
в 428 г. — не иначе как прогневив Бога. Власть унаследовал его сводный брат Гейзерих
(428—477 гг.), внебрачный сын короля Годигизеля (который погиб на его глазах в битве с
франками — по свидетельству Про копия Го дигизель был распят).
Гейзерих, сын рабыни, столь же одаренный и отважный, сколь и бесцеремонный, был
хитрым дипломатом, под стать римлянам, и одним из «великих» германских политиков
своего времени. В мае 429 г. ему удалось почти невозможное: он перебросил около 80 000
вандалов, среди которых были женщины, дети, старики и рабы, через Гибралтарский пролив
в Марокко, где им, вероятно, загодя были подготовлены опорные пункты. А еще до этого им
были наголову разгромлены преследовавшие вандалов свевы и императорские войска, что
обеспечивало вандалам возможность к отступлению. С армией всего в 16 тысяч воинов, но с
никогда дотоле не творимыми германцами зверствами ему удалось с боями захватить
Северную Африку, страну, которая никогда не была самостоятельной, но всегда находилась
под чьим-либо владычеством — карфагенян, римлян, вандалов, византийцев, арабов, турок,
французов. Эту страну, хотя и ослабленную восстаниями мавров, религиозными,
политическими и острейшими социальными конфликтами, населяло от 7 до 8 миллионов
человек. И все же менее чем за год Гейзерих, преодолев сопротивление имперских войск,
знати и католического духовенства, захватил территорию, береговая линия которой
простиралась более чем на тысячу километров. При этом он захватывал крепости, используя
метод, который впоследствии применял Чингисхан, т. е. сгонял окрестных жителей под
стены, чтобы иметь живой щит или вызвать обилием трупов эпидемию среди осажденных,
по крайней мере, об этом свидетельствует епископ Виктор из Виты, живший в конце
вандальского правления. Весной 430 г. он разгромил войско имперского полководца
Бонифация и захватил Гиппон-Регий, где как раз тогда скончался Августин (кн. 1, стр. 452)92.
11 февраля 435 г. в Гиппон-Регии был заключен мир, и вандалы в качестве федератов
оказались на службе у Рима. Но спустя два года возник конфликт, очевидно, на религиозной
почве. Предположительно, католические священники вели агитацию против арианского
богослужения и отказывались предоставлять арианам церкви. Король Гейзерих отправил в
ссылку нескольких епископов, в том числе и Поссидия из Каламы, биографа Августина (кн.
1, стр. 455)93.
Примерно в это же время начались морские набеги захватчиков. После внезапного
нападения 19 октября 439 г. вандалам без всякого сопротивления сдался Карфаген. Гейзерих
присвоил все имущество противостоявшего вандалам духовенства, а католический клир
сослал. Из находившихся в гавани Карфагена судов Гейзерих создал огромный флот,
который на протяжении десятилетий господствовал в Средиземноморье, Ежегодно, с
наступлением весны, он совершал разбойничьи набеги на Сицилию, Италию, Испанию, а
затем и на Грецию. Как истинный христианин этот король мог дать религиозное обоснование
даже своему пиратству. Рассказывают, что однажды в Карфагене, ставшем его резиденцией,
когда корабли уже подняли паруса, его спросили, куда он держит путь на этот раз, и он
ответил: «Против тех, кто гневит Бога». Прокопий же писал: «Так он беспричинно нападал
на всякого встречного».
Уже в 440 г. вандалы по наущению своего епископа Максима пронеслись по Сицилии,
чиня грабежи и громя католиков. (Согласно позднейшим католическим хронистам, ариане
Сицилии, в свою очередь, убили множество католиков.) Но посланный имперский флот в 441
г. в виду гуннской угрозы был отозван, а император Валентиниан III и Византия
удовольствовались заключением мира с вандалами. Так Гейзерих создал первое на
территории Римской империи независимое и суверенное государство германцев. Оно
включало богатейшие и плодороднейшие провинции: Киренаику, Проконсульскую Африку,
Нумидию, Кесарийскую Мавританию и Тингитанскую Мавританию. И наконец, Гейзериху
принадлежали Сардиния и Корсика. Леса этого острова по его приказу вырубались
каторжниками и использовались для строительства кораблей. Около 455 г. он получил также
Балеарские острова, которые грабил еще в 425 г. Он властвовал на морских просторах от
Гибралтара до Константинополя и даже номинально не признавал над собой власти
византийского императора. Правда, ему пришлось, в качестве залога мира, отправить в
Италию своего сына Гунериха94.
Но побережье Италии не избежало набегов христианских пиратов из вандальского
королевства — единственной морской державы среди всех германских государств. Даже сам
Рим, после того как в июне 455 г. корабли вандалов невероятно быстро объявились в устье
Тибра, потрошили две недели. Потрошили чрезвычайно добросовестно и планомерно — от
императорских дворцов до храмов, от бесценных греческих статуй до кровельной бронзы —
потрошили намного основательнее, чем это делали готы Алариха в 410 г., но без
кровопролития, поджогов и убийств. Натурально, вандалы увели с собой тысячи римлян, в
первую очередь высокопоставленных и молодых. Вскоре на Италию обрушился голод,
вызванный прекращением подвоза африканского зерна, из-за чего и был свергнут новый
император Авит95.
В пятидесятые годы V в. вандалы захватили в Северной Африке последние области,
остававшиеся под римским владычеством. Во время похода императора Майориана в 460 г.
Гейзерих дерзкой и отчаянной атакой захватил флот Западной Римской империи — около
трехсот кораблей. Им надлежало переправить из Картахены в Африку через Гибралтарский
пролив огромную армию. Но прибывший в мае император обнаружил, что его флот исчез. И
даже чрезвычайно опасный для Гейзериха совместный военный поход Западной Римской и
Восточной Римской империй в 468 г., когда армии вышли одновременно из Италии, Египта и
Конста^гги-нополя, откуда под парусами держали курс на Карфаген основные силы под
командованием зятя императора Льва Висилиска, окончился неудачей, после того как
значительная часть византийской армады пала жертвой хитроумной атаки короля Гейзериха
у современного мыса Бон, недалеко от Карфагена. Император Зенон за незначительные
уступки Гейзериха в 476 г. признал за вандалами все их владения, включая острова. В том же
году Западная Римская империя официально прекратила свое существование, в то время как
Восточная пережила ее на тысячу лет, просуществовав до 1453 г.96.
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КАТОЛИКОВ АРИАНИНОМ ГЕЙЗЕРИХОМ
Среди всех германских государств только королевство вандалов было нетерпимо по
отношению к другим религиям, и прежде всего к католицизму, хотя изначально эта
враждебность и не носила чисто религиозного характера. Она касалась лишь одного, но зато
самого уязвимого места церковников — их доходов и обширных владений, утратив которые
католический клир стал непримиримым врагом короля. Этот германский правитель сумел
извлечь политическую выгоду из еще молодого вандальского христианства, как никто
другой, превратив свою борьбу с Римом в борьбу арианства с преследующим всех
иноверующих католицизмом. Это обеспечивало Гейзериху поддержку ариан и донатистов, а
также многих, относившихся к Риму индифферентно или не одобрявших его господство.
Недостатка в недовольных Римом, в перебежчиках и коллаборационистах в этом
государстве, утвердившемся за счет вопиющей бесчеловечности, не было. Когда Гейзерих,
несмотря на яростное сопротивление католических землевладельцев экспроприировал их
владения и обрек на нищету, предоставив им выбор между ссылкой и рабством, какого не
знали ни в одном германском государстве — ведь он планомерно уничтожал даже
поземельные кадастры римских налоговых властей, короче, стремился разрушить всю
систему — к нему примкнуло также множество рабов и колонов. «Хозяева изгнаны и
ограблен^,— жаловался епископ Сидоний Аполлинарий, зять императора Авита, — варвар
захватил Африку, он столь свиреп, что знатные люди вынуждены бежать из страны»97.
Грабежу и разрушению подвергались прежде всего богатые церкви и монастыри, так
как в них видели «идеологический оплот римского господства» (Диснер/ Diesner). Простые
католики, как обычно, не оказывали никакого сопротивления, они либо оставались
безучастными, либо симпатизировали вторгшимся, а иногда и принимали арианство,
несмотря на особую жестокость агрессоров по отношению к клирикам и монахам, а также к
монахиням, подвергавшимся насилию. Немалую роль во всем этом сыграл религиозный
фанатизм, вера в то, что «носители арианства выполняют Божественную миссию» (Шмидт/
Schmidt). Разумеется, Гейзерих передал ведение хозяйств, конфискованных для своих воинов
и освобожденных от налогообложения, так называемые sortes vandalorum*, тем же колонам98.
* Sortes vandalorum (лат.) — наделы вандалов. (Примеч. пер.)
Королю вандалов подчинялись обе церкви, но для того чтобы достичь в своем
государстве религиозного единства, он стремился передать всю власть арианству и сделал
арианскую церковь государственной. Католическую же церковь, с ее многочисленными
епископствами, он всячески притеснял. Поэтому она —олицетворение римской традиции —
стала вдохновителем сопротивления иноплеменным завоевателям и «еретикам» и возглавила
его. Со своей стороны, вандалы считали себя истинными продолжателями «апостольской
традиции», а католиков — «еретиками». Для Гейзериха само собой разумелось, что
арианство означало верность королю, а католицизм— враждебность ему. Католический клир,
по-видимому, использовал свои внешние связи для подготовки заговора совместно с
иностранными державами. Такие епископы, как Асклепий, Виктор из Картены, Ваконий из
Кастеллума и другие, вели и публицистическую пропаганду против арианства. Даже в
проповедях, и в первую очередь именно в них, они давали выход своей ненависти, что даже
вызвало появление королевского «закона о проповедях». Во всяком случае, именно эти
непрерывные межконфессиональные трения «все больше подрывали силу государства и, в
конце концов, способствовали его уничтожению» (Гизеке/ Giesecke)99.
Для католиков начался долгий период притеснений и погромов, основным, хотя и
весьма односторонним источником изучения которых является появившаяся в 488—489 гг.
«His-toria persecutions Africanae provinciae» («История гонений в провинции Африка»)
епископа Виктора из Виты. При этом, хитроумный Гейзерих, считавший себя назначенным
Богом главой арианской национальной церкви, обратил против католиков едва ли не все
многочисленные указы против «еретиков», увидевшие свет начиная с времени Феодосия I
(кн. 1, стр. 386). Преследования вандалами католиков «ничем не отличались от
преследований, которые проводились Юстинианом против некатоликов» (Данненбауер/
Dannenbauer)100.
Иногда, например, после занятия Карфагена, король конфисковывал все движимое и
недвижимое имущество враждебного клира. По его распоряжению многие их церкви были
закрыты, переданы вандальскому духовенству или использовались под казармы. Когда
католики явочным порядком открыли одну из церквей, чтобы отпраздновать Пасху, ариане
под руководством своего местного священнника Андвита приняли меры против этого.
Епископ Виктор из Виты сообщает об этом: «Одни схватились за оружие и с обнаженными
мечами ворвались в Божий дом; другие поднялись на крыши, стали обстреливать из луков
окна храма. Люди внимали слову Божьему и пели. Чтец с кафедры начал «Аллилуйю», но
пал замертво, пораженный стрелой в горло, а книга выпала из его рук. Потом стало известно,
что и многие другие погибли перед алтарем от стрел и дротиков. А почти всех избежавших
меча — в первую очередь пожилых людей — впоследствии по приказу короля подвергли
пыткам и умертвили. В других местах, например, в Тунузуде, Гале, Вике Аммонии — во
время святого причастия ариане, ослепленные злобой, врывались в церкви, швыряли на
каменный пол тело и кровь Христову и оскверняли их, топча ногами!»101
За несколько лет король выслал из страны — зачастую на мало приспособленных к
морским путешествиям судах — наряду с некоторыми сенаторами и высокопоставленными
чиновниками и католических прелатов, в том числе и архиепископа Карфагена
Кводвультдея, по чьей инициативе Августин некогда составил свой «De haeresibus», каталог,
включавший 88 «ересей», и биографа Августина Поссидия из Каламы. Высокие церковные
кафедры оставались незанятыми и после смерти изгнанных. В центрах власти вандалов
епископские троны не замещались и после кончины их владельцев. Согласно Виктору из
Виты, число епископов в провинциях Тингитана и Проконсульская Африка сократилось с
164 до 3. Все остальные были либо убиты, либо изгнаны102.
Карфагенская кафедра пустовала пятнадцать лет — с 439 по 454 г. Когда в октябре 454
г. ее занял епископ Деограций, человек рассудительный и свободный от фанатизма,
отношение к католикам не претерпело изменений. Когда же после кончины епископа в 457
г., католики воспользовались внешнеполитическими затруднениями Гейзериха для
организации заговора против него, целый ряд лиц, заподозренных в государственной измене,
был выслан, а карфагенская кафедра вновь опустела. Вообще-то, король преследовал
католический клир, исходя в большей степени из интересов государственной безопасности,
нежели по религиозным мотивам103.
Чтобы не провоцировать вспышек религиозных страстей, король предпочитал избегать
зверств. Тем не менее они имели место как по причине конфессиональной твердолобости,
так и по политическим причинам. Вандалы-ариане зачастую, по определению, воспринимали
римлян-католиков как врагов их государства. Это не было тайной и для самих католиков.
Вандальское духовенство, подобно католическому, не упускало возможности удовлетворить
свое чувство мести104.
Перед лицом перманентной угрозы государственной измены с их стороны Гейзерих
требовал от своих высших чиновников римского происхождения перехода в арианство. У
противящихся сначала конфисковывали имущество, затем их ссылали, подвергали пыткам и,
наконец, казнили. Христиан, которые будучи сосланными в области, населенные маврами,
занимались там миссионерством, а также выпросили священников у соседнего
католического епископа, король повелел привязать к диким лошадям и волочить до смерти.
Епнскоп Виты Панпиниан был замучен до смерти раскаленным железом, а епископ
Мансуетий из Уруситы был сожжен заживо. Смертью карал Гейзерих также за нарушение
запрета католического богослужения105.
Как бы католические хронисты ни возмущались Гейзерихом, один из них, а именно,
отец церкви Сальвиан из Марселя все же нашел у него одно достоинство: Гейзерих боролся
против разврата. Этот христианин, у которого руки были по локоть в крови, был
чрезвычайно чопорен в сексуальном отношении, что представляет собой весьма
распространенное сочетание. Он боролся не только с мужеложством, но и выступал против
публичных домов и даже принуждал всех уличных женщин к вступлению в брак. «Король
вандалов, который не останавливается ни перед каким кровавым преступлением, испытывал
острое отвращение к публичному разврату, этой чуме больших городов, и, считая этот ужас
губительным для своих соплеменников, принялся каленым железом искоренять его, что ему,
по всей видимости, и удалось. Это уникальный случай во всей истории Запада и
единственное, за что следует воздать должное этому королю вандалов»106.
История государства вандалов известна почти исключительно в изложении
католических клириков, но даже немногие светские источники испытали их сильнейшее
влияние. Она весьма односторонне искажается. Особенно наглядно это предстает у друга
Августина епископа Поссидия и епископа Виктора из Виты, написавшего в 484—489 гг.,
вероятно, в Константинополе, свою «Историю гонений в провинции Африка». На вандалов,
в «вандализм» которых в Северной Африке при Гейзерихе сегодня уже никто не верит,
обрушивают клевету. Дескать, они отрывали младенцев от материнской груди и умерщвляли
их ударом о землю, дескать, они обращались со священниками и богатыми как с вьючными
животными и умучивали их до смерти. «Главная их провинность состояла в том, что они
были арианами» (Готье/ Gautier). «Последовательное арианство вандалов едва ли не больше,
нежели их разбойничьи набеги, привело к тому, что дурная слава о них пережила века»
(Финли/Finley)107.
Рассмотрим на одном примере как католические авторы искажают действительность,
высасывая факты из пальца.
Павел Диакон (Варнефрид), клирик VIII в., происходивший из знатной лангобардской
семьи, сообщает, что после ухода из Рима Гейзерих уничтожил Нолу, захватив там
множество пленных. В этих обстоятельствах епископ Нолы св. Павлин, который, как
водится, вел со своей женой «строго монашескую жизнь, избегая плотского общения»
(Алтанер/ Штуйбер // Altaner/ Stuiber), присовокупил к своим уже тогда несколько увядшим
поэтическим лаврам и бессмертную славу. Ведь он не только отдал на выкуп пленных все
свое имущество, но и предложил в обмен на сына некой бедной вдовы свою бесценную
персону. Поступок благородный, спору нет. Жаль только, что он вымышлен, как и многие
подобные. Установлено, что епископ Нолы Павлин умер почти за четверть века до
вторжения вандалов в Рим, а именно, в 431 г. Так что в 455 г. Гейзерих, при всем желании,
не мог, как это утверждает Павел Диакон, восхититься епископом Павлином и отказаться от
выкупа. Зато другой покоритель Рима — Аларих, когда он в 410 г. опустошал Кампанью,
действительно продержал его некоторое время в плену, само собой не подозревая о
добродетелях Павлина во времена Гейзериха106.
Однако, при всех преувеличениях и искажениях истории католическими авторами,
решительный, порой кровавый образ действий Гейзериха по отношению к римскому
духовенству не подлежит никакому сомнению. Это духовенство являлось не только
яростным противником арианства, но и чем дальше, тем больше превращалось во врага
государства. Между тем погромы католиков вандалами в Африке — как и прочие беды
других! — были весьма выгодны папе. Ведь африканский клир, чьи отношения с Римом
часто были напряжены, а порой почти враждебны (спор о крещении еретиков, пелагианский
спор, дело Апиария, дело епископа Фуссалы), испытывая давление со стороны вандалов,
признал примат главы римской церкви в расчете на его защиту и поддержку.
Еще Августин имел весьма существенные возражения против этого примата. Но в
эпоху гонений «африканская церковь целиком перешла на сторону Рима» (Маршалл/
Marschall)109.
ГУНЕРИХ И АРИАНСКИЙ КЛИР ГРАБЯТ, ССЫЛАЮТ И РЕЖУТ
Гейзерих скончался в начале 477 г. в преклонном возрасте. Ему наследовал его сын
Гунерих (477—484 гг.), жена которого Евдокия, уведенная Гейзерихом в 455 г. из Рима дочь
Валентиниана III, видимо, не пожелав смириться с арианской верой своего мужа, в 472 г.
бежала в Иерусалим. Тем не менее Гунерих поначалу относился к католикам довольно
терпимо. Подобная политика была продиктована не столько вмешательством Византии,
сколько необходимостью обезопасить свой трон. Сначала он рьяно преследовал и сжигал
только манихеев — за что и был хвалим католиками — а также собственных родственников,
чьих претензий на трон он опасался. Некоторых он ссылал и лишал имущества, как,
например, своего брата Теодориха и Годагиса, сына другого брата Гентона. Оба они не были
убиты, поскольку успели ранее умереть своей смертью. Высокообразованную супругу своего
брата Теодориха, которая вызывала его подозрения, он приказал обезглавить. Так же был
устранен и ее сын. Гейзерих также некогда приказал умертвить вдову своего
предшественника и сводного брата Гундериха. Патриарх Иокунд, прежде придворный
проповедник у Теодориха, а теперь глава вандальской церкви, был публично сожжен на
площади Карфагена110.
Гунерих вновь разрешил католическое богослужение. В 481 г. он назначил Евгения
католическим епископом Карфагена, потребовав за это свободы для арианства в Византии,
но католические прелаты, что примечательно, предпочли отказаться от компромисса. Когда
же Гунерих убедился, что Северной Африке не грозит опасность со стороны Византии, он
изменил свою религиозную политику, не в последнюю очередь под давлением вандальского
клира111.
Движимый алчностью, кровожадностью и религиозным фанатизмом, он принялся
систематически подавлять католиков и прежде всего рьяно обрушился на их
священнослужителей: конфисковывал имущество (что давало больше дохода, нежели все
государственные мастерские!), ссылал в пустыню, заточал, подвергал телесным наказаниям
и чудовищным пыткам и даже сжигал заживо. По утверждению Прокопия, тех, кто
отказывался принять арианство, «сжигали или умерщвляли каким-либо другим образом». А
по свидетельству св. Исидора, архиепископа Севильи (ум. в 636 г.), одного из «величайших
мастеров» средневековья, «оказавших огромное влияние на развитие культуры» (Алтанер/
Штуйбер // Altaner/ Stuiber), по приказу злобного Гунериха «даже обратившимся отрезали
языки, что, однако, не мешало им прекрасно говорить до конца жизни». Особенно
подстрекал короля патриарх Кирилл. Он якобы непрестанно — и совершенно справедливо —
убежал его в том, что не искоренив католицизм, ему не удастся обеспечить себе спокойное и
долгое правление. Гунерих изгнал также всех придворных чиновников, исповедующих
католицизм, равно как и всех неариан с государственной службы. Наряду с религиозной
одержимостью немаловажную роль в этом играли и политические причины: настраивание
католической паствы против королевских указов и тайные сношения враждебного
католического клира с «заморскими» странами. Но ведь за подобные дела Гунерих
преследовал и арианских священников, сжигал их и бросал на растерзание диким зверям.
4966 католиков он сослал в 483 г. к маврам в пустыню — самое ужасное место ссылки в ту
эпоху — где их постигла жалкая смерть112.
Своего апогея гонения достигли в последний год правления Гунериха.
На 1 февраля 484 г. он вызвал всех католических епископов своего государства, в
количестве 460 человек, в столицу на предмет религиозного диспута. До этого их лидеров он
подвергал издевательствам, ссылал, а епископа Лаетия Нептского, продержав в заключении,
сжег, поскольку того, согласно св. Исидору, «не удалось, несмотря на различные наказания,
заставить запятнать себя заразой арианской ереси». Не сумев запугать прелатов противной
стороны, ариане сорвали дебаты, а вину за это возложили на католиков. В отместку Гунерих
7 февраля приказал закрыть все католические храмы, а 24 февраля вообще запретил
католицизм. Все католические церкви вместе со всем их имуществом были переданы
арианам, все католические культовые обряды и собрания были запрещены, а все католики, не
обратившиеся до 1 июня, подлежали лишению гражданских прав. Необратившиеся
придворные лишались званий и переводились в «подлое состояние». Применялись денежные
штрафы, отчуждение имущества, высылка, сожжение книг. Ответственных за исполнение
предписанных мер, в случае их небрежения, также ждали конфискация имущества и смерть.
Гунерих сколотил целые оравы подручных палача (tortores), которые самым жестоким
образом пытали и убивали всех необратившихся католиков. Известно около тридцати
различных видов пыток и инструментов для них. Многие католики, в том числе 88
епископов, отпали от своей веры113.
Исполнение законов было возложено на арианский клир, который осуществлял надзор
за преследованиями. При этом клир, по собственной инициативе, действовал даже более
жестоко, чем это было предписано королем. Епископы и священники разъезжались по всей
стране на великое дело обращения, запасшись оружием. Принудительное обращение
безответных людей не считалось богопротивным деянием. Эти миссионеры с мечом в руках
и по ночам врывались в дома и ставили католиков перед выбором: обратиться в арианство и
сохранить свое имущество и честь или подвергнуться наказанию конфискацией имущества,
изгнанием, а быть может, и смертью. Утверждается, что католических женщин даже
распинали обнаженными на крестах. Но особых зверств, как и прежде, старались избегать 114.
Как и в прочих христианских государствах, у вандалов-ариан часто применялась
смертная казнь: особенно обезглавливание после пыток, сожжение, утопление, привязывание
к диким лошадям или бросание на растерзание диким зверям. Излюбленными пытками были:
порка, отрезание носов, ушей, отсечение кистей рук и ступней, вырывание языка и глаз.
Именно при преследовании католиков пытки применялись особенно часто, а все эти
наказания имели своим источником римское право115.
Величайший цинизм, о котором мы уже упоминали, и, если угодно, определенная
логика была в том, что в ходе хоть и кратких, но жесточайших гонений в государстве
вандалов против самих католиков применялись суровые римско-византийские указы против
«еретиков», времен борьбы с донатистами. В любом случае, первенство во всем этом должно
быть отдано католикам116.
Они, как обычно, безмерно преувеличивали масштабы принятых ими мученичеств,
коль скоро им довелось превратиться из гонителей в гонимых. Епископ Виктор из Виты,
непрестанно толкуя о бесчисленных толпах мучеников, сам же проговаривается, что их было
всего двенадцать человек. Но даже среди них не все обрели мученический венец, обладание
которым, к тому же, не является исчерпывающим доказательством мук, но больше чем чтолибо иное разжигает фанатизм. Уже из сообщения Прокопия видно, как творилась легенда,
ибо он утверждает, будто Гунерих «многим отрезал языки под корень. Однако в мои времена
я встречал в Константинополе некоторых из них, которые могли говорить вполне внятно,
поскольку эта пытка не нанесла им никакого вреда. Двое из них впоследствии/ правда,
потеряли голос, но в результате неумеренного общения с проститутками»117.
Гунерих скончался довольно молодым в декабре 484 г. Католики злорадствовали, как и
всегда, когда умирал их противник. И как водится, эту кончину они объявили карой Божьей.
Виктор из Виты сообщает, что Гунерих был заживо изъеден червями, а Виктор из Тоннены
утверждает, что тот, подобно Арию (кн.1, стр. 323), скончался от выпадения внутренностей.
Григорий Турский, ненавидевший любого германца, если тот не франк, теперь ликовал:
«Гунерихом в расплату за его Столь гнусные поступки овладел злой дух, и он, столь долго
пивший кровь святых, загрыз себя собственными зубами...»118
Такова христианская историография!
Радикализм Гунериха хотя и принес свои плоды, но обострил противоречия между
вандалами и староримским населением. И если король Гунтамунд (484—496 гг.) постепенно
прекратил погромы, частично отменил декреты о ссылках, а преследования на свой страх и
рцск продолжали лишь отдельные группы арианского клира, то его дальновидный брат
король Тразамунд (496—523 гг.), сам принимавший активное участие в религиозной
полемике, вновь сознательно покровительствовал арианству. Так как католики, вопреки
королевским приказам, вновь поставили епископов в своих общинах, он распорядился о
новых ссылках. При нем, «обладавшем прекрасной внешностью, характером и умом»,
вандалы иногда содержали в католических храмах своих лошадей и вьючных животных; «и
они всячески святотатствовали, издевались над священниками, избивали их и использовали
на самых позорных рабских работах» (Прокопий). Вообще-то, Тразамунд, зять остготского
короля Теодориха, использовал вовсе не насилие, он действовал расчетливо и осторожно,
осыпал обратившихся в арианство почестями, должностями и богатыми подарками и даже
миловал преступников, в случае их обращения. Да и сосланным на Сардинию — поначалу их
было 60, затем 120 и более — жилось совсем недурно. Они имели связи с внешним миром и
ежегодно получали от папы Симмаха деньги и носильные вещи119.
Но затем его племянник и преемник Гильдерих (523—530 гг.) повел противоположную
политику, что и предопределило гибель его народа.
Гильдерих, внук Валентиниана III и сын его дочери Евдокии, насильственно уведенной
вандалами из Рима в 455 г., чаще всего пребывал в Византии, «был близким другом
Юстиниана» (Прокопий) и, в отличие от своего отца Гунериха, прекрасно относился к
императору и к Риму. Правда, Тразамунд перед смертью заставил его поклясться, что он не
допустит никакого возрождения католицизма. Но Гильдерих, еще до формального
вступления на трон — «дабы не нарушить святой клятвы», как выражался св. Исидор из
Севильи — по соглашению с византийским императором Юстином вернул сосланных
католических епископов и распорядился о возвращении им епископских кресел и
конфискованных церквей. Этот болезненный старший сын Гунериха, тогда уже старик,
окружил себя староримской знатью и делал все, чтобы заслужить расположение Византии и
католиков120.
Ради этой изначально прокатолической и провизантийской политики Гильдерих
пожертвовал даже союзом с остготским королем Теодорихом. По его приказанию вдова
Тразамунда и сестра Теодориха Амалафрида, энергично выступавшая за сохранение союза с
готами, была обвинена в заговоре и убита. Вместе с ней погибла тысяча готов из ее личной
охраны (doryphores) и 5 тысяч вооруженных слуг. Возникшая вследствие этого вражда
между двумя германскими государствами стала решающим фактором гибели обоих.
Теодорих, получивший известие о судьбе сестры незадолго до своей кончины, собирался
отомстить Гильдериху. А так как отныне ему приходилось считаться с объединенными
силами византийского и вандальского флотов, он в кратчайший срок построил собственный
флот из тысячи быстроходных кораблей. 13 июня 526 г. флот должен был
сконцентрироваться в Равенне, но уже 30 августа Теодорих скончался121.
Когда на следующий год двоюродный брат Гильдериха полководец Оамер потерпел
тяжелое поражение от мавров, старый правитель, сам не принимавший участия в сражении,
оказался в тюрьме, равно как и Оамер, который был ослеплен и умер в заточении, а Гелимер,
правнук Гейзериха и наиболее легитимный наследник, вступил на трон 15 июня 503 г. Этот
государственный переворот и дал императору Юстиниану, выступившему в защиту
Гильдериха, повод к войне. В этой истребительной войне, в гибели вандальского арианства и
самого народа вандалов выдающая роль принадлежит католицизму122.
КАТОЛИЧЕСКИЙ КЛИР ЖЕЛАЕТ СВОЕОБРАЗНОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА»
ПРОТИВ ВАНДАЛОВ
От притесняемых католиков трудно было ожидать симпатий по отношению к
государству их гонителей, хотя они и заверяли власти в своей покорности: ведь Гелимер был
узурпатором. А католическую церковь не заботила судьба этого слабого государства,
которое к тому же было к ней не слишком-то расположено. Поэтому при Тразамунде
католики в немалой степени склонялись даже к мавританскому князю Кабао-ну и
поддерживали с ним тайные сношения. По крайней мере, в своей борьбе против Тразамунда
он делал ставку на поддержку со стороны его католических помойных: он заигрывал с
католическим клиром, восстанавливал оскверненные Тразамундом католические храмы — и
достиг успеха. «Большая часть (вандалов) была перебита преследовавшими их врагами,
некоторые были пленены, и лишь немногие вернулись домой из этого похода»
(Прокопий)123.
Не подлежит сомнению, что католический Рим желал уничтожения вандалов-ариан.
Еще в 519 г., в год решительной смены власти в Византии, папа Гормизда ставил перед
новым императором вопрос о его политике в отношении государства вандалов, в плане
интересов католицизма. Но даже добрый католик Юстин тогда уклонился от ответа124.
Мечты клерикалов о военной интервенции не вызывали восторга ни у придворных, ни
у военных, ни у чиновников финансового ведомства. Еще жива была память о Гейзерихе,
этом ужасе морей, и о судьбе военной экспедиции Василиска. Кроме того, армия только что
вернулась из персидского похода. И хотя война с Персией была завершена, чтобы можно
было сосредоточить все силы против вандалов, тронный совет выступил решительно против
этого: война с Персией истощила финансы, боевой дух армии был низок, а вандальская
военно-морская мощь по-прежнему путала. Все эти достаточно веские причины, казалось,
уже изменили планы Юстиниана, хотя он, без сомнения, очень хотел вернуть Северную
Африку, поскольку ее политическое и экономическое значение все еще было велико, а сам
император был очень религиозен125.
Но тут активизировался католический клир, как живой, так и перешедший в мир иной,
и даже сам Господь Бог. Ибо Он, по утверждению одного византийского епископа, которого
считали «агентом влияния» его африканских собратьев, повелел ему попрекнуть императора
медлительностью и пообещать ему поддержку всевышнего в деле освобождения католиков
от вандальского ига. «Сам Бог поможет ему стать владыкой Африки» (Прокопий). И тут на
первый план выступил покойный епископ Лаетий Нептский, который, претерпев при
Гунерихе мученичество, «вдруг победоносно вознесся на небеса» (св. Исидор Севильский).
Он явился Юстиниану во сне и тоже убеждал его начать войну. Сверх того, священники вели
подстрекательскую пропаганду, со всех амвонов вещая о действительных и мнимых
зверствах «еретиков»126.
Короче, вряд ли подлежит сомнению, что для Юстиниана главной побудительной
причиной к войне было «освобождение католиков Африки» (Кейджи/ Kaegi), что император
начал войну «в первую очередь по религиозным соображениям» (Каверо/ Kawerau), как
«своеобразный крестовый поход» (Диль/ Diehl), как «священную войну с арианами»
(Вудвард/ Woodward). Несомненно, что «для Юстиниана религиозный аспект был основным
и дал решающий импульс к войне... которая завершилась истреблением народа вандалов»
(Шмидт/ Schmidt). «Большая часть ответственности за развязывание истребительных войн
того времени ложится на католическое духовенство... Влияние церкви простиралось вплоть
до последней деревушки» (Рубин/ Rubin)127.
Разве подобный воинственный раж (католического) клира столь уж удивителен и
невероятен? Разве для этого не было серьезных причин? И разве универсальной и
непреходящей причиной не является та, на которую папа Агапет (535— 536 гг.) указывает в
письме к императору Юстиниану: «Я приношу бесконечную благодарность нашему Богу за
то, что в Вас пылает такое рвение к преумножению католического народа. Ибо там, где Ваша
империя расширяет свои границы, тут же начинается рост и Вечного Царства»? Как раз в те
дни на торжественных богослужениях в едином порыве молились о сокрушении врагов
империи и веры: «Hostes Romani nominis et inimicos catholicae religionis expugna»128.
И как раз тогда Юстиниан нижайше склоняется перед Римом: «Мы всегда стремились
хранить единение с Вашим Апостольским Троном и сохранять единство церкви. Ибо во всех
наших делах мы заботимся о том, чтобы Ваша честь и авторитет Вашего трона
преумножались». Папе Иоанну II (532— 535 гг.) оставалось лишь восхищаться тем, что
правитель в своем религиозном рвении, «припадая к церковному праву, относится к
римскому престолу с подобающим почтением, все ему докладывает и всегда действует во
имя единства с ним»129.
«...МЫ НЕСЕМ ВАМ МИР И СВОБОДУ!»
В июне 533 г. по приказу императора флот из 500 транспортных судов и 92 военных
кораблей вышел в море. На судах находилась армия, численностью от 15 до 20 тысяч
человек, среди которых были герулы и гунны. Константинопольский патриарх Епифаний
перед отплытием воссылал небу мольбы о благословении столь богоугодного дела, лично
благословил
войска
и
прочитал
все
«надлежащие
молитвы»
(Прокопий).
Главнокомандующим был Велизарий, добрый католик и бравый солдат — «рыцарственный
христианин, у которого учение его Спасителя было не только в голове, но и в крови» (Тисс/
ThieB). И это несомненная истина, ибо только такой человек мог во время восстания «Ника»
порубать как бумажных солдатиков не то 30, не то 50 тысяч человек, правоверных христиан,
чтобы один человек (назвать его диким зверем — значит оскорбить зверя) удержал корону!
Этот величайший полководец своего времени и, так же как император, крестьянский сын
был горячо любим своей солдатней. Как водится: вместе с ним отправилась в путь его жена
Антонина, энергичная, хотя и несколько одиозная персона, подруга императрицы,
изменявшая преданному ей до самозабвения полководцу с его приемным сыном Феодосием,
что происходило с любезного соизволения благочестивой Феодоры. Кроме них на борту был
начальник штаба Велизария евнух Соломон, крепкий профессионал, недолюбливаемый за
свою строгость, а также классик византийской исторической науки Прокопий, который
между 527 г. и 540 г. сопровождал Велизария в персидском, африканском и итальянском
походах в качестве секретаря. Не единожды он усматривает в стратегии своего шефа перст
Божий, более того, считает ее продиктованной непосредственно Господом130.
Византийцам, по крайней мере косвенно, помогали готы — их следующая жертва.
Убийство сестры Теодориха
Амалафриды и шести тысяч ее слуг и охранников не было забыто. А Амаласвинта, дочь
и преемница Теодориха, первая женщина-правитель в истории германских народов, по всей
видимости, позволила Велизарию сделать остановку на Сицилии, превратить ее в базу своего
похода, а также послала ему подкрепление131.
Война» которая уже в Константинополе была объявлена религиозной войной против
«еретиков» вандалов, таковой отчасти и была. На Сардинии и в Триполи тут же начались
восстания — католики хотели избавиться от ига ариан. В Салекте, первом городе, занятом
Велизарием через два дня после высадки в Северной Африке 30 или 31 августа 533 г., ворота
были открыты перед ним по приказанию местного епископа. В первую очередь полководец
стремился наладить контакты с католическим клиром, хотя наличие в его войске около
тысячи солдат-ариан, по большей части из федератов, принуждало его проявлять
тактичность. Церкви неукоснительно щадили. А в одном повсюду распространяемом
воззвании Юстиниана даже утверждалось, что борьба ведется не с вандалами, а с «тираном»
Гелимером и, разумеется, «во имя Господа». «Мы ведем войну не с вами, но лишь против
Гелимера, вашего жестокого тирана, от которого хотим освободить вас! Ибо мы несем вам
мир и свободу!»132
Юстиниану повезло даже больше, чем кто-либо (за исключением его самого и его
попов) мог надеяться. Правда, уже во время плавания погибли 500 солдат, причиной чего
стал некачественный хлеб, на котором решил сэкономить префект Иоанн. Император не
наказал его за это, поскольку правил благодаря его политике выжимания всех соков. И если
широкомасштабная военная экспедиция 468 г. окончилась полным поражением, то
маленькая армия Велизария овладела Северной Африкой в темпе блицкрига — военное
«достижение», каких империя давно уже не знавала. Высадка была осуществлена в начале
сентября 533 г. в 200 километрах южнее Карфагена у Капут Вады. Флот вандалов, которого
так опасались, под командованием брата короля Гелимера Цазона, с отборными войсками
направлялся в это время на подавление восстания на Сардинии, где бунтовщик Годас,
передавшийся было императору, был побежден и казнен. Другие вандальские части были
задействованы на юге против мавров. Несмотря на все это, Гелимер сумел бы со своим все
еще превосходящим византийцев численностью, но гораздо менее опытным войском, 13
сентября окружить и уничтожить противника у Декимона, в 14 километрах от Карфагена,
если бы не его нерешительность и отчаяние, охватившее его при виде убитого брата133.
Вандалы не сомневались в своей победе, в королевском дворце в Карфагене уже
сервировали торжественный обед. Их план на сражение предусматривал, что брат короля
Аммат будет атаковать византийцев у Декимона по фронту, отряд из 2 тысяч под
командованием Гибамунда ударит с левого фланга, а сам король с основными силами — с
тыла. Велизарию ничего не было об этом известно, и только невезение вандалов спасло его
от гибели. Дело в том, что Аммат явился на место сражения на шесть часов раньше
остальных и с частью своих сил немедленно напал на авангард византийской армии. Он
потерпел поражение, сам погиб, а большинство из его обратившихся в бегство солдат также
было уничтожено. Почти одновременно с этим 600 гуннов Велизария обрушились внезапной
атакой на 2000 человек Гибамунда и изрубили их. Сам же Гелимер так спешил, что в
наступательном раже не заметил, как перегнал основные силы Велизария. Теперь, вопреки
первоначальному плану, он натолкнулся на передовые части сильно растянувшейся
византийской армии. Под ударом значительно превосходивших их численностью вандалов,
они бежали к основным силам Велизария. Тот решительно остановил бегущих и повел
армию на Гелимера134.
Прокопий, который весь этот день находился в свите Велизария, описывает решающее
сражение, которое в конечном счете предопределило гибель не только вандалов, но и
остготов Италии: «Я озадачен. Мне совершенно не понятно, как Гелимеру, уже державшему
победу в руках, удалось подарить ее неприятелю... Ведь если бы Гелимер без промедления
преследовал разбитого противника, то, как мне кажется, и Велизарий не устоял бы, и мы бы
безнадежно проиграли. Столь велико было превосходство вандалов и страх, который они
нагнали на римлян. А если бы он поспешил к Карфагену, то без особого труда перебил бы
Иоанна и его воинов... Но он не сделал ни того, ни другого. Пешим спустившись с вершины
холма на равнину, он увидел труп своего брата (Аммата). Он издал крик отчаяния и занялся
приготовлениями к погребению. Так он навсегда упустил решающий момент.
Велизарий же вышел навстречу своим бегущим солдатам, рявкнул им: «Стой!»,
приказал построиться, покрыл их отборной бранью. Узнав о гибели Аммата и о
преследовании (вандалов) Иоанном, выяснив все подробности о ландшафте местности и о
неприятеле, он атаковал Гелимера и вандалов* Варвары же, покинувшие боевые порядки и
не ожидавшие никакого нападения, опрометью пустились в бегство и потеряли многих
людей. Резня продолжалась до глубокой ночи»135.
15 сентября Велизарий вошел в Карфаген. «Мы вкушали блюда, приготовленные для
Гелимера, пили его вино, нам прислуживали его слуги — вся трапеза еще накануне была
приготовлена для него. Вот яркое подтверждение того, что судьба играет с человеком, что
наша воля бессильна против нее!»135
В четырех днях езды от Карфагена король собрал остатки своих разбитых войск,
получил немалое подкрепление от мавров, а также пополнился войсками поспешившего
вернуться с Сардинии Цазона, но не дождался никакой помощи оружием от остготов,
которые еще до прибытия посланника Гелимера узнали о его поражении от заезжего
торговца. При Трикамаруме, о котором ныне известно лишь, что он находился в 30
километрах западнее Карфагена, в декабре 533 г. произошло последнее отчаянное сражение.
В ходе третьей атаки византийцев пал брат Гелимера Цазон, вандалы, сражавшиеся, как
львы, обращены в бегство. Бегущих поголовно истребляют вплоть до глубокой ночи. В
конце концов «не осталось ни одного вандала, которого можно было поймать, кроме тех, кто
укрылся в храмах». Все, повествует Прокопий, «было приведено в наилучший порядок...»
Самому Гелимеру удалось спастись у дружественных мавров и укрыться с небольшим
отрядом в недоступном горном районе на границе Нумидии. Несколько месяцев спустя он
был окружен там и сдался. Католические победители в битве при Трикамаруме не только
завладели несметными сокровищами, награбленными по всему Средиземноморью, но и
«цветущими и ослепительно прекрасными телами» вандальских женщин и девушек и
ошалели от алчности137.
Вот что сообщает византийский хронист и очевидец событий: «Так как нищие римские
солдаты внезапно стали обладателями несметных сокровищ и удивительно прекрасных
женщин, они обезумели и, казалось, не могли насытить свою похоть. Переполняемые
неожиданно свалившимся на них счастьем, они бродили, точно пьяные, как если бы каждый
из них думал только о том, чтобы припрятать свое богатство где-нибудь по пути в Карфаген.
Исчезло всякое подобие военного порядка. Поодиночке или по двое, подстегиваемые
надеждой на еще большую добычу, они по всей округе рыскали по ущельям, пещерам и
другим опасным местам. Страха перед врагом или перед Велизарием больше не было.
Жажда обогащения овладела ими настолько, что они не могли думать ни о чем другом»138.
ПАПСКИЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ С «РАСШИРЕНИЕМ ЦАРСТВА БОЖИЯ», ИЛИ «ВСЕ
ОНИ БЫЛИ НИЩИМИ»
После победы большинство мужчин вандалов погибло, женщины и дети были
обращены в рабство, а король был доставлен в Константинополь, где летом 534 г., во время
парада на ипподроме, ему, лишенному пурпурного облачения, пришлось пасть ниц перед
императорским троном. В качестве вассала он окончил свои дни в большом поместье в
Галате. Обратиться в католицизм, за что ему сулили большие почести, он отказался. Его
плененных единоплеменников включили в состав византийской армии; большинство из них
— так назывемые vandkli Justiniani — в составе пяти конных полков оказалось на персидской
границе. Одному полку все же удалось бежать назад в Африку, после того как при перевозке
по морю у острова Лесбос они напали на корабельную команду. В Африку были направлены
крупные воинские контингенты, укреплены порты и города; повсюду, даже в глубоком тылу
были построены сильные крепости139.
Католической церкви, славившей Юстиниана как освободителя из «столетнего плена»,
была немедленно возвращена вся ее недвижимость, а также ее главенствующее положение.
Она в одночасье вновь превратилась из гонимой в гонительницу. Ведь теперь католический
клир сотрудничал с новыми властями точно так же, как арианский — со старыми. Вновь
резко нападали на язычников, донатистов и евреев, которых теперь категорически лишали
синагог. Но важнее всего, что гибель вандальского государства означала гибель вандальской
веры. Правда, сам Юстиниан, теперь подумывавший о нападении на остготов, склонялся к
умеренной религиозной политике. Но африканскому епископату и папе Агапету удалось
переубедить его. Указом от 1 августа 535 г. Юстиниан лишил ариан их храмов, запретил им
богослужения, назначения епископов и прочих духовных лиц, а также изгнал ариан с
государственной службы. Он выступал и против других некатоликов140.
Даже католический «Справочник истории церкви»/ «Hand-buch der Kirchengeschichte»
соглашается: «Меры, предусматривавшиеся указом в отношении ариан, донатистов, евреев и
язычников, были чрезвычайно суровы. Они должны были закрыть свои Божьи дома и
отказаться от любых религиозных обрядов; им запрещались любые собрания — им
приходилось довольствоваться только правом на жизнь. Папа поздравил императора с
подобным усердием во имя расширения Царства Божьего»141.
Конечно, даже после массового истребления вандалов, арианство в Северной Африке
продолжало существовать, к тому же пополнив свою паству готами из войск Велизария. Но и
они, обманутые при дележе земель, а в религиозном отношении сильно притесняемые, как и
уцелевшие ванадалы-ариане, в конце концов, после длительных и тяжелых сражений были
побеждены, а вышедшие за них замуж вдовы вандалов были сосланы. Прокопий пишет: «В
мое время от вандалов на их родине не осталось и следа. Так как они были малочисленны, то
они либо были раздавлены соседствующими варварами, либо добровольно растворились
среди них, так что исчезло даже их название». «Так, в 534 г. было стерто с лица земли
государство вандалов, — торжествует архиепископ Севильи Исидор, — просуществовав от
Гундериха до падения Гелимера ИЗ лет»142.
Но это не означало, что в Африке воцарился мир, как с военной, так и с политической
точки зрения. Византийская администрация, по большей части, была коррумпированной, а
налоговый гнет был столь тяжким, что с тоской вспоминалось великодушие вандалов. С
колонами обращались намного хуже, чем при «варварах», и даже состоявшие из ариан
собственно византийские воинские подразделения оказались еще в худшем положении,
нежели все прочие, которым платили всего лишь с опозданием. Короче, недовольство среди
широких масс нарастало. К мятежам и восстаниям добавились нападения извне143.
Уже в 534 г. византийские соединения под командованием небесталанного, но
жестокого magister militant Соломона, преемника Велизария, воевали с многими племенами
кочевников. При этом погибали целые кавалерийские части императорской армии. Правда, в
535 г. Соломону удалось уничтожить свыше 50 тысяч прорвавшихся до центрального Туниса
берберов, но уже последующие годы, наряду с новыми нашествиями кочевников,
ознаменовались непрерывными и ожесточенными солдатскими мятежами. Прокопий так
завершает свою «Вандальскую войну»: «Несчастной стране не суждено было обрести
длительного спокойствия. Соломон погибает в бою с маврами; его племянник Сергий,
назначенный на его место, ненавидим всеми и не в состоянии утвердиться. Юстиниан шлет
своего племянника Ареобинда для восстановления порядка. Но этот принц — что угодно, но
только не военный; он пал жертвой военного заговора, возглавляемого неким Гонтарисом,
который становится тираном. Тут начинается полный хаос: всякий командир помышляет о
том, чтобы стать правителем Африки; вероломные убийства, разбои и грабежи становятся
обыденным делом. В конце концов, Гонтарис, вокруг которого сплотились последние
уцелевшие вандалы, погибает вместе с ними в бою против армянина Артабанеса,
получившего от Юстиниана военную власть (magisterium militarе) над всей Африкой. Его
преемник Иоанн подавляет последние очаги восстания... Мало кто уцелел из жителей
Африки; и наконец, после столь ужасных мучений, они обрели мир. Но какой ценой! Все они
были нищими»144.
О «ВЕЛИКОЙ ОХОТЕ НА ГОТОВ» И КОЕ-ЧТО ОБ «ОХОТНИКАХ»
В государстве вандалов-ариан католики преследовались долгр, а временами и
чудовищно, что вне всякого сомнения, стало одной из причин его гибели. Но остготы-ариане
не знали никакого религиозного фанатизма. Теодорих заполучил Равенну, конечно же,
кровавым и достаточно вероломным образом, но после этого его внешняя политика всегда
была миролюбивой. Обладая фактически полной независимостью, он признал главенство
Константинополя, а в своей внутренней политике делал ставку на примирение между
римлянами и германцами* Этот человек, которого во время его единственного посещения
Рима в 500 г. встречал весь клир во главе с папой, демонстрировал терпимость, особенно по
отношению к католикам. Если манихеи при Теодорихе неоднократно высылались из Рима,
если язычникам за совершение жертвоприношений грозила смертная казнь, то папы всегда
могли свободно общаться с епископами за пределами Италии. Они и их епархии имели
такую самостоятельность, которой не знали многие поколения. Они были свободнее, чем
«при любом правоверном императоре» (Пфайльшифтер/ Pfeilschifter). И все же остготов
истребили еще более жестоко, чем вандалов. Их государство просуществовало всего лишь
шестьдесят лет, с 493 г. по 553 г., причем больше половины этого срока во главе его стоял
Теодорих145.
Пока он пребывал на вершине власти, и Константинополь, и Рим, и император
Анастасий, и папа, и сенат — все жили в добром согласии с ним. Он постоянно поддерживал
Рим, в том числе предоставлением ежегодно 200 фунтов золота для содержания в порядке
стен города. Папа Симмах получал деньги даже из личной казны короля. Но когда в
последние годы жизни Теодориха Юстин и папа объединились и на Востоке начались
гонения на ариан, среди католиков Италии усилились антиготские настроения. В
средневековой церковной традиции Теодорих — «еретик», тиран и дьявол. Уже у папы
Григория I и Григория Турского — его место в геенне огненной146.
Король, который скончался не оставив сыновей, назначил преемником своего внука
Аталариха. Регентшей при восьмилетнем Аталарихе стала его мать, дочь Теодориха
Амаласвинта (526—534 гг.), приказавшая убить трех знатнейших готов по подозрению в
заговоре. После смерти юного Аталариха (октябрь 534 г.) она вышла замуж за последнего
мужчину из рода Амалеров — своего двоюродного брата и смертельного врага Теодата
(534—536 гг.), а тот, вопреки всем принесенным клятвам, весной 535 г. сослал ее — свою
супругу, двоюродную сестру и соправительницу — на крохотный островок посреди озера
Больсена, где она и была задушена по его приказанию147.
По всей видимости, к этой кровавой игре приложила руку ревнивая и хитрая
императрица Феодора, а ее муж, император Юстиниан, использовал убийство как предлог
для выступления в качестве мстителя Теодату, по аналогии с его местью Гелимеру. Без
всяких колебаний «руками того же полководца он обрушил на готов меч, на котором еще не
засохла кровь вандалов» (Иордан). А вот с точки зрения Гризара/ Grisar он «совершил
героические дела... редкостные в военной истории»148.
Предводительствуя семью тысячами воинов, двумястами гуннскими всадниками и
тремя сотнями мавров (позднее армия была значительно усилена), Велизарий поначалу
захватил всю Италию почти мгновенно, хотя интриги при императорском дворе
препятствовали ему не меньше, чем ревность самого Юстиниана. Уже в конце 535 г. ему
почти без сопротивления досталась вся Сицилия, владычество готов над которой было чисто
номинальным. Он с легкостью овладел Катанией, близ которой армия осуществила высадку,
Сиракузами и, наконец, Палермо. Удалось и вторжение в Южную Италию. Не встретив
серьезного сопротивления, «так как ему удалось привлечь высший католический клир на
сторону Византии» [Дэвидсон/ Davidsohn), он начал продвигаться на север. (Города Этрурии
сдались имперским силам добровольно.) Однако Неаполь упорно обороняли, прежде всего
евреи, опасавшиеся фанатизма католиков. Лишь после того как шестьсот воинов из числа
осаждавших сумели проникнуть в город через пересохший акведук, город был взят.
Началась страшная резня, продолжавшаяся даже в церквах. По свидетельству Прокопия,
византийцы, сражавшиеся под знаменем креста, «убивали без жалости всякого, кто
попадался им, невзирая на возраст. Они врывались в дома, уводили детей и женщин в
рабство; грабили все без разбора». Гунны убивали даже многих, нашедших убежище в
церквах. (Когда Тотила отбил Неаполь, он пощадил не только горожан, но и византийский
гарнизон.)149
В те дни Святым отцом был Сильверий (536—537 гг.), сын папы Гормизды. 20 июня
536 г. готский король Теодат насилием и подкупом сделал его епископом Рима, так как
Сильверий поддерживал тайные сношения с «еретическими» готами. Их он, так же как и
многие его прелаты, опасался меньше, чем цезарепапизма католического императора. К тому
же готы были ближе, и власть была в их руках. А когда в ноябре вместо двуличного, тайно
столковавшегося с Юстинианом Теодата на трон вступил полководец Витигис (приказавший
убить Теодата, изгнавший его жену, а для легитимизации своей власти женившийся, против
ее воли, на внучке Теодориха Матасвинте, которая была на тридцать лет моложе его), цапа
Сильверий, «святой муж с твердым характером» (католик Даниель-Ропс/ Daniel-Rops)
присягнул на верность новому королю готов — а вскорости отправил гонцов к Велизарию,
чтобы вызвать его в Рим. После этого, в ночь на 10 декабря 536 г. св. Сильверий, обязанный
своим папством готам, презрев свои клятвы, приказал открыть южные ворота Рима (porta
Asinaria), находившиеся поблизости от Латерана, перед армией Велизария, которая дошла от
Неаполя до Рима. Тогда же небольшой готский гарнизон покидал Рим через северные ворота
города (porta Flaminia), а римляне восторженно приветствовали византийцев как
освободителей от арианской «ереси», надеясь на восстановление Римской империи150.
Но когда весной 537 г. Витигис обложил Рим со 150 тысячами воинов, а Велизарий
смог противопоставить ему только лишь 5 тысяч солдат, этот св. папа с твердым характером,
как всегда готовый к любой перемене власти, видимо, вспомнил, что вообще-то, он был
папой готов. Во всяком случае, он был заподозрен в намерении сдать готам окруженный
Рим. Прокопий пишет: «Поскольку подозревали, что архипастырь города Сильверий
замышляет предательство, то он (Велизарий) тотчас отослал его в Элладу, а вскоре после
этого назначил другого епископа по имени Вигилий»151.
Схоластик Марк и преторианец Юлиан представили подложные послания Сильверия к
готам. А новый папа, диакон Вигилий, раздувал подозрения в адрес своего предшественника.
Собственно говоря, Вигилий, папский апокрисиарий в Константинополе, претендовал на
папский престол еще до Сильверия, тем более что папа Бонифаций II (530—532 гг.) намекал,
что хотел бы видеть его своим преемником, но отказался от этого, поскольку синод выразил
протест. Тогда Вигилий прибыл в Рим из Византии слишком поздно — папский престол,
который он должен был получить по плану императрицы Феодоры, уже был занят152.
Императрица за 700 золотых (septem centenaria) подкупила диакона, чтобы он, став
папой, покровительствовал монофизитам. «Епископский трон и деньги — вот что он
любил», — говорил его коллега, карфагенский диакон Либерат, который при создании
своего исторического труда располагал надежными источниками. (Для справки: возведение
большого собора в то время обходилось в 200 золотых.) После того как Вигилий согласился
вручить Велизарию его долю этой суммы — сошлись на 200 золотых — полководец 11 марта
впервые пригласил его к себе в императорский дворец на Пинцио. «Он вошел во дворец в
одиночестве — и больше его не видели», — патетически сообщает Либерат и намекает, что
причиной свержения Сильверия стали обвинения в его предательских связях с готами. Это
находит подтверждение и в других источниках: у псевдо-Аммиана и Прокопия, так что это
«не подлежит никакому сомнению» (Хильдебранд/ Hildebrand). «Скажи, господин папа
Сильверий, — вопрошала 21 марта жена Велизария Антонина, возлежа на подушках у ног
своего мужа, — чем мы провинились перед тобой и народом Рима, что ты хочешь отдать нас
в руки готов?» После этого Велизарий, гарантировавший Сильверию безопасность, приказал
облачить его в монашескую рясу, объявил низложенным и сослал в Патару, в Сирию. Уже на
следующий день, 22 марта, Вигилий был избран, а в ближайшее воскресенье, 29 марта,
посвящен в папы.
Но когда Юстиниан вернул Сильверия, тем самым расстроив планы своей жены
(представитель Вигилия в Константинополе диакон Пелагий, также подкупленный
Феодорой, по просьбе папы пытался воспрепятствовать этому, но тщетно), папа Вигилий
перехватил по дороге своего предшественника и с помощью своих подручных отправил его в
новую ссылку на Понцианские острова. Уже через несколько недель, 2 декабря 537 г., он
скончался в муках — двое доверенных рабов Вигилия уморили голодом эту «жертву
смутного времени» (католики Зеппельт/ Швайгер // Seppelt/ Schwaiger)153.
Имя несчастного страдальца св: Сильверия, который незадолго до своей кончины
отказался от папского престола в пользу своего убийцы, вскоре было овеяно легендами. Его
могила стала местом паломничеств, и на ней, натурально, происходили чудеса. В молитвах к
нему взывали о заступничестве в бедах, которых ему самому избежать не удалось, и только
смерть спасла его. В Риме, где весь клир некогда предал его и, пусть под давлением
Велизария, сделал папой Вигилия, принялись за реабилитацию Сильверия и превозносили
его как мученика. На этом фоне было сподручнее критиковать Вигилия и даже сочинить
жалобу, в которой он обвинялся в сопричастности к свержению Сильверия154.
Однако папа Вигилий, которому еще предстояло хлебнуть горя с Юстинианом, для
начала в первом же сохранившимся от него послании к императору открыл у того «не только
императорские, но и пастырские таланты» и с восторгом приветствовал в его лице того, кто
«покорил столь многие народы не столько силой оружия, сколько силой веры». Все это
говорилось тогда, когда император вел жестокую истребительную войну, вооружившись
далеко не молитвословом155.
Между тем готы под руководством Витигиса уже целый год, до марта 538 г., осаждали
Рим. Они вновь и вновь шли на приступ с таранами, осадными башнями и лестницами.
Вновь и вновь сформированные Велизарием из конных гуннов и мавров специальные отряды
совершали опасные вылазки. Окрестности города: усадьбы, виллы, роскошные дворцы —
все было опустошено. В Риме были разрушены прекраснейшие архитектурные творения
греков и римлян, а камни, добытые из этих невосполнимых шедевров искусства,
обрушивались на головы осаждавших готов. К тому же свирепствовали зной, голод и
эпидемии. Лица сенаторского сословия платили золотом за отвратительную колбасу из мяса
падших мулов. Осажденные получили экстренную помощь Из Константинополя. Но две
тысячи всадников из подкрепления под командованием Иоанна, «кровавого пса», по
выражению хронистов, истязали в Пицене готских женщин и детей, чьи мужья и отцы
стояли под Римом. После почти семидесятиотбитых приступов, Витигис отступает, понеся
колоссальные потери. А армия Велизария, превосходящая готов как в тактике, так и в
вооружении, занимает почти всю Италию до долины реки По156.
Зимой 538—539 гг., когда византийцы изгнали из Эмилии всех готов, а Витигис
укреплял стены Равенны, на северную часть Центральной Италии обрушился страшный
голод. От него погибли многие тысячи. Очевидец событий Прокопий сообщает, что только в
Пицене их было около пятидесяти тысяч. А в северных областях еще больше. «Мне хотелось
бы подробнее рассказать о том, во что превратились люди и как они умирали, так как я видел
это собственными глазами. Они все стали невероятно худыми и бледными, поскольку их
тела из-за недостатка пищи, как говорится, пожирали самих себя, а желчь в результате этого
стала преобладать, и желтовато-бледная окраска распространилась на весь организм. По
мере развития недуга тела обезвоживались, а иссохшая кожа производила впечатление
натянутой прямо на кости. Ее бледная окраска переходила в черноту, так что люди начинали
походить на дотла выгоревшие факелы. На их лицах был написан ужас, их взгляд был как у
умалишенных, взирающих на нечто ужасное... Некоторые, обезумев от голода, бросались
друг на друга. Рассказывали, что две единственно уцелевшие во всей округе женщины,
оставшись одни в крестьянской усадьбе близ Ариминума (современный Римини), съели
семнадцать мужчин, Путники имели обыкновение останавливаться на ночлег в доме, где они
жили. Женщины убивали их во сне и питались их мясом... Многие от голода бросались на
траву и, стоя на коленях, пытались вырвать ее из земли. Но будучи слишком слабыми,
поскольку силы их совершено покинули, они падали на свои собственные руки и на траву и
испускали дух. Никто не предавал их земле, никому не было дело до погребения. Но даже
птицы, хотя многие из них и питаются падалью, не садились на трупы. Им нечем было
поживиться, так как все мясо, как уже говорилось, было иссушено голодом»157.
Страшная нужда царила и в Милане.
Даций, архиепископ города, который согласно Прокопию был на Западе вторым после
Рима по величине, численности населения и благосостоянию, на третий год войны поспешил
в Рим, чтобы уведомить Велизария о назревавшем антиготском восстании по всей Лигурии и
о возможности возвращения области под власть Византии, а также чтобы настоять на
занятии византийцами Милана. Что и происходит в апреле 538 г., в нарушение заключенного
с Витигисом перемирия. Но вскоре племянник Витигиса Урайя с сильной армией и при
поддержке присланных франкским королем Тойдебертом десяти тысяч бургундов, которые
прежде всего хотели совершить рекогносцировку, окружил Милан. Вскоре в городе
начинается ужасный голод. Жители едят собак, крыс и человеческие трупы. В конце марта
539 г. византийский гарнизон под командованием Мундилы капитулирует, получив право
свободного выхода. Но сам Милан, пишет Прокопий, готы «сравняли с землей; всех мужчин,
от юношей до стариков, в количестве не менее трехсот тысяч, они перебили, женщин же
обратили в рабство и отдали бургундам в качестве платы за их помощь». Дж. Б. Бьюри/ J. В.
Вигу называет миланскую резню одной из самых страшных в длинном ряду сознательного
варварства за всю историю человечества. «Столь ужасных поступков не числится даже в
военной биографии Аттилы». Все церкви уничтожались. Католические — готами-арианами;
арианские — бургундами-католиками. Поистине прогрессивная экуменистическая
кооперация, имя которой: история христианства... Сливки общества, в том числе префект
Репараций, брат папы, изрублены и скормлены собакам. Но сам архиепископ Даций,
истинный виновник кошмара, заблаговременно дал тягу158.
Едва бургунды, отягченные богатой добычей, вернулись домой, как уже весной 539 г. в
Лигурию вторгся Тойдеберт со своим войском.
Юстиниан уже в начале конфликта призвал франков, как выразился уже в XX в.
католик Даниель-Ропс/ Daniel Rops, на «великую облаву на готов». Меровинги: Хильдеберт
I, Хлотарь I и их племянник Тойдеберт — пообещали императору свое содействие, приняли
от него деньги, но также приняли 2 тысячи фунтов золота и от готов. Прованс же они
приняли и от императора, и от готов. Эта область была формально уступлена им
Юстинианом, а фактически — Витигисом. Именно ему Тойдеберт отправил в 537 г.
алеманнское, а в 538 г. — бургундское войско и помог ему отвоевать земли Лигурии, а также
весь север Италии вплоть до реки По. Но посчитав, что готы слишком усилились, он весной
539 г. выступил из Южной Галлии, перевалил через Альпы со 100 тысячами франков и
ударил им в спину. После этого он опустошил Лигурию, Эмилию, а при переправе через По,
как пишет Прокопий, «они убивали готских детей и женщин/которые попадались им в руки,
и бросали их трупы в реку, как жертвоприношение в честь первых военных трофеев». В
панике готские воины бежали к Равенне — под римские мечи. Но голод и эпидемии
настолько подкосили войско Тойдеберт та, что, потеряв большую часть солдат, он был
вынужден уда* литься из Италии159.
В мае 540 г. осажденная с моря и с суши Равенна пала в результате предательства. По
заданию Велизария были подожжены амбары с зерном в черте города, и Витигис сдался.
Вместе с Матасвинтой и Амадабергой, вдовой тюрингского князя, которая в 535 г.
перебежала к готам, вместе с их детьми и со всей казной его отправляют в Константинополь.
Там Юстиниан присваивает отрекшемуся королю титул патриция. Но многие другие готы,
как и некогда вандалы, отправлены на войну с персами. Племянник Витигиса Урайя,
разрушивший Милан, отказывается от короны в пользу Ильдибальда, и тот становится
королем. По его приказанию убивают Урайю, сам он также погибает от рук убийцы, а его
преемник король ругов Эрарих кончит тем же после изменнических переговоров с
Юстинианом. На смену ему является комендант города Тревизо Тотила, поставивший
убийство Эрариха условием своего вступления на трон160.
Война затянулась, тем более что силы Византии были сосредоточены на персидском
направлении.
По старой римской и христианской традиции (кн. 1, стр. 250) Юстиниан и Византия
непрерывно воевали с Сасанидами; в 530—532 гг.; в 539—562 гг.; в 572—591 гг. и в 604—
628 гг. При этом персидские христиане при первой возможности выступали на стороне
Византии. Так, в 551 г. они поддержали, если не организовали дворцовый переворот против
шаха Хосрова I (531—579 гг.). Шах, ослабивший эксплуатацию крестьянства, не поладил со
своим старшим сыном Анушзадом, который проявлял в отцовском гареме большую
активность, нежели в армии. Когда во время тяжелой болезни шаха было объявлено, что он
уже скончался, начался мятеж. Христиане Персии во главе со своим католикосом Map Абой
примкнули к Анушзаду, поскольку его матери, одной из жен шаха, удалось обратить его в
христианство. Но после того как юг страны был превращен в ад с пылающими дворцами и
бесчисленными пытками и убийствами, мятеж был подавлен161.
Война с персами продолжалась, равно как и война с готами. Готы никогда ее не хотели.
Они всегда желали иметь право жить в Италии и готовы были за это служить императору.
Этого они продолжали желать. Пока шла истребительная война, это желание находило
выражение в постоянных попытках достижения компромисса. Это проистекает из вполне
определенной готской традиции, завещанной еще Теодорихом: почитать короля, любить
римлян и после Божьей милости искать милости у императора. Но все готские предложения
мира и даже покорности отвергались Юстинианом. Жестокость возрастала. Жестокость со
стороны католиков византийцев. Жестокость со стороны ариан готов162.
И вновь победу одержали готы. Используя главным образом кавалерию, они опять
захватили почти всю Италию, включая Сардинию, Корсику и Сицилию. В ходе многолетней
войны Тотила (541—552 гг.), согласно Прокопию, чрезвычайно умный и невероятно
энергичный человек, выступив из Павин, берет крепость за крепостью, город за городом.
Беневент пал, Неаполь пал. Даже Римом, откуда изгнаны все арианские священнослужители
и где вновь разразился страшный голод, он овладевает дважды — в 546 г. и в 550 г. Он
сносит стены всех захваченных городов, дабы в них не смог впредь укрепиться никакой враг
и чтобы горожане были навсегда избавлены от мук осады. Даже жители Рима после падения
города в 546 г. признавали, что он обращался с ними, как отец с родными детьми. Даже
наемные солдаты византийской армии, не получавшие довольствия, бегут к нему, а уж тем
более притесняемые крестьяне-арендаторы и оголодавшие рабы. Этим он навлек на себя
ненависть крупных землевладельцев. И католической церкви. Как прежде в Африке против
вандалов, ныне она на каждом шагу трубит о готских зверствах. Сама являясь крупнейшим
землевладельцем, она действует рука об руку с крупными землевладельцами. Так что она
вовсе не защитница рабов, каковой она все время пытается себя представить. Она —
соратница рабовладельцев. Она их полномочный представитель! Поэтому нет ничего
удивительного в том, что папа Вигилий устами своего представителя и будущего преемника
Пелагия требует выдачи рабов, бежавших в армию готов. Тотила хотя и заверил Пелагия,
державшего перед ним речь, в своем исключительном благоволении, но решительно
отказался обсуждать три темы: «сицилийцев, римские стены и рабов-перебежчиков».
Переговоры об их выдаче он отвергал изначально. Ведь принимая их в свое войско, он
обещал им, что они никогда не будут выданы их прежним хозяевам. «Трудно вообразить,
что, кроме вожделенной свободы, влекло рабов в готское войско» (Ротенхефер/
Rothenhofer)163.
Разумеется, католическая церковь Италии и, прежде всего, высший клир в готской
войне (так же, как католический клир Африки в войне с вандалами) были не на стороне
«еретиков» и «варваров». И если это относится к «готскому» папе, сыну Гормизды
Сильверию, «по совету которого» (как утверждается в «Справочнике истории церкви»/
«Handbuch der Kirchen-geschichte») римляне «сдали свой город византийскому полководцу
Велизарию без боя», то это, без сомнения/справедливо и для его убийцы — «византийского»
папы Вигилия. Большую часть своего понтификата Вигилий провел в Константинополе. Он
был креатурой императрицы, которая и сделала его папой. А императору он был нужен как
посредник в антиготских переговорах с его союзниками франками об изоляции и
уничтожении короля готов Тотилы (который со своей стороны щадил католические храмы и
их владения). 22 мая 545 г. папа Вигилий предписал епископу Арля Авксанию возносить
торжественные молитвы за Юстиниана, Феодору и Велизария. А его преемника Аврелиана
он 23 августа 546 г. обязал «с пастырским рвением хранить узы нерушимой дружбы между
всемилостивейшими государями (Юстинианом и Феодорой) и прославленным королем
Хильдебертом». Об этих запутанных отношениях, по понятным причинам, мало что
известно. Комментарий Каспара/ Caspar: «Это иллюстрирует дипломатическую игру во
время переговоров с целью обмана последнего удачливого короля готов Тотилы между
союзниками: Византией и вновь возникшим центром силы — франками. В этих переговорах
Велизарий и папа выступали в роли посредников»164.
В 548 г. папа Вигилий даже обрел «уникальное историческое значение» (Гизеке/
Giesecke).
Велизарий, разбитый в Италии Тотилой, отозван в Константинополь, а император
почти окончательно утратил веру в победу. Прокопий сообщает, что в этот момент
«архиепископ Рима» и прочие знатные беглецы из Италии заклинали «императора отвоевать
их родину у готов». Он вновь и вновь настоятельно побуждал правителя к энергичному
продолжению войны. После долгих колебаний Юстиниан назначил новым
главнокомандующим своего племянника Германия, которому он вообще-то не слишком
доверял. После внезапной смерти Германия главнокомандующим в 552 г. был назначен
Нарсес, евнух армянского происхождения. С сильным вой: ском, в состав которого входили
и элитные соединения германцев, Нарсес одолел остатки готов. Достижение победы
облегчалось тем, что он «состоял под особой защитой девственной Богоматери», которая
«взирала на все его действия» и была у него своеобразным «советником по стратегии»
(Евагрий)165.
Содействием целомудренной и всемилостивейшей Богоматери в течение истории
пользовались и многие другие прославленные военные убийцы христианского
вероисповедания. Сам император Юстиниан приписывал свои кровавые триумфы над
вандалами и готами, которых он стер с лица земли, вмешательству Девы Марии. Ею
племянник Юстин II считал, что Она покровительствует ему в войне против персов. Монстр
Хлодвиг воссылал Деве Марии благодарения за свои кровавые успехи. Карл Мартелл, Карл
«Великий», испанские короли с их грандиозными баталиями, кровавый пес Кортес,
заваливший Новый Свет миллионами трупов и обездоливший многие миллионы людей,
Тилли, который одержал 32 победы «во имя пречистой Девы Альтетингской», а на тридцать
третий раз был разбит «еретиком» Густавом-Адольфом и погиб — все они были такими же
большими почитателями Девы Марии и кровавыми псами (какое оскорбление для собак!),
как и Велизарий. (Впрочем, Велизарий хотя бы не перебирал четки перед сражением, как
многие другие, например, благородный рыцарь принц Евгений Савойский, который не
раставался ни с четками, ни со своим мечом, сознавая их неразрывную взаимосвязь! И
солдаты, видя как он подолгу и отрешенно перебирает четки, всякий раз говорили: «Видать
— скоро снова битва, старик много молится».)166
Как и в случае с вандалами, католичество выступило и против готов на стороне
императора. И как когда-то оно подстрекало его к войне против «еретической» Северной
Африки, так ныне оно настаивало на продолжении войны с готами. Тотила, который,
казалось, предчувствовал свою участь и неоднократно предлагал Византии мир, теперь
подвергся нападению со всех сторон. Сначала он зимой 551 г. терпит поражение на Сицилии
от византийского полководца Артабанеса. После этого готский флот гибнет при Синигаглии.
На севере Италии появляется евнух Нарсес, опытный военачальник и искусный дипломат,
соперник Велизария и любимчик Феодоры, холодный и изворотливый, как змея, а к тому же
и благочестивый. Он полагал, что все его победы — во всяком случае, попы превозносили
его именно за это — есть результат его молитв. В 65 лет он, разумеется, не сам по себе, а во
Ше большого войска, становится «победителем и истребителем всего народа готов» и
«завладевает колоссальным состоянием в золоте, серебре и иных драгоценностях» (Павел
Диакон). В 552 г. он, поддержанный 5,5 тысяч лангобардов и 3 тысячами герулов, наголову
разгромил готскую армию в решительном сражении при Тагине (называемом также
сражением при Буста Галлоруме) у Via Flaminia, севернее Сполето. Тотила погибает во
время отступления. Его окровавленную голову победители проносят на копье. В октябре 553
г. у подножия Везувия после шестидесятидневной отчаянной борьбы погибает и последний
король готов Тейя вместе с основными силами своей армии. Полчища алеманнов и франков
под водительством алеманнского герцога Буцелина, который хотел воспользоваться
крушением готов и вместе со своим братом Лойтари овладеть Италией, Нарсес сокрушает в
кровопролитном сражении при Вольтурно близ Капуи в 554 г. Большинство из них было
перебито как скот. Остальных поглотила река. «Вся Италия ликовала» (tota Italia gaudens), —
говорится в римской «Папской книге». Приблизительно равное по численности войско под
командованием брата Буцелина Лойтари, возвращаясь с большими трофеями, погибло от
эпидемии в Венетии. Утверждается, что из 70 тысяч воинов уцелело лишь пятеро. Кастрат
Нарсес, которого клир встречал на ступенях собора Св. Петра гимнами, с молитвой пал ниц
на предполагаемую могилу апостола и призвал своих удалых вояк к благочестию и
дальнейшим военным подвигам. Последняя готская крепость на Апеннинах продержалась до
555 г. На севере Верона и Брешиа были взяты (при помощи Меровингов) лишь в 562 г.
Равенной теперь управлял наместник императора, экзарх. Так были уничтожены и остготы.
В 552 г., на последнем этапе их истребления, Юстиниан воспользовался борьбой за
трон в арианском государстве вестготов и направил туда войско под командованием
восьмидесятилетнего, но недостаточно опытного в военном деле патриция Либерия. В
Испании, где всесильные и богатые католические епископы с большой неохотой
подчинялись «еретикам» - арианам, готский аристократ Атанагильд восстал против короля
Агилы. И так же, как это случилось в Африке и в Италии, католики теперь приветствовали
быстрое вмешательство католического императора, с которого и началась более чем
семидесятилетняя война Византии с вестготами. Правда, на этот раз Юстиниан уже не смог
добиться полного истребления народа, хотя его слабая армия и сумела захватить Балеарские
острова и важнейшие порты и крепости на юго-востоке Испании168.
РИМСКАЯ ЦЕРКОВЬ: ДИВИДЕНДЫ ОТ ВСЕОБЩЕГО КОШМАРА
Двадцатилетняя Готская война превратила всю Италию в дымящиеся руины, в
пустыню. По мнению лучшего немецкого знатока той эпохи Л. М. Хартмана/ L. М. Hartmann,
ее последствия для , Италии были тяжелее, нежели последствия Тридцатилетней войны для
Германии. Счет жертв шел на миллионы. Целые области опустели, все города, а многие и
неоднократно, брались приступом, порой уничтожалось все их население, женщины и дети
уводились византийцами в рабство, а мужчин убивали, как врагов и «еретиков».
Миллионный Рим брался пять раз, при этом всякий раз свирепствовали меч, голод и
эпидемии. К концу войны в нем осталось всего лишь 40 тысяч жителей. Крупнейшие города
Милан и Неаполь обезлюдели.
В обезлюдевшей стране царила страшная нищета, прежде всего по причине оскудения
полей, но также и из-за массового забоя скота. Акведуки были разрушены, бани пришли в
упадок, были невосполнимо утрачены великие произведения искусства. Повсюду — трупы и
развалины, эпидемии и голод. Умирали сотни тысяч. Согласно Прокопию, только в Пицене в
539 г. умерло от голода около 50 тысяч человек. Причем они были настолько истощены, что
ими пренебргали даже стервятники169.
Но «добрая надежда» императора осуществилась. «Господь в своей милости позволил
нам вновь обрести то, чем владели древние римляне между двумя океанами, но впоследствии
потеряли из-за своего небрежения». Юстиниан с 534 г. начал торжественно именоваться
«Победитель вандалов, победитель готов и прочая, и прочая...»170.
И прочая, и прочая...
Даже иезуит Гартман Гризар/ Hartmann Grisar признает: «То, что византийцы принесли
на смену готскому правлению, было вовсе не свободой, это была изнанка свободы... все
свелось к порабощению свободы личности, к кабальной системе», в то время как «там было
царство подлинной свободы»171.
В выигрыше, как после всех войн (да и в мирные времена тоже), оказались лишь
богачи. Так называемая «Прагматическая санкция» («Sanctio pragmatica») 554 г.
восстанавливала «прежние порядки», «западную половину империи» под верховным
руководством экзарха в Равенне. Все социальные завоевания, достигнутые при Тотиле, были
отменены, права крупных землевладельцев были даже несколько увеличены, их осыпали
всяческими льготами из опустошенной страны высасывались последние соки, а влачивший и
без того жалкое существование народ был обложен непомерно высокими налогами. Все
беглые или уведенные рабы и колоны подлежали возврату прежним хозяевам172.
Но, пожалуй, самую большую выгоду из катастрофы извлекла церковь, как это всегда
бывает после войн — вплоть до самого XX в. (Кардинал Гаске на Ливерпульском конгрессе
католиков после Первой мировой войны заявил: «Пришли к убеждению, что для папы война
закончилась наилучшим образом!»)173
В Италии и Африке арианская «ересь» была стерта с лица земли. Италия перестала
существовать как самостоятельное государство, а в обстановке всеобщего хаоса набирало
мощь своего рода «церковное государство», этот вселенский паразит. Все привилегии Рима
были восстановлены, Юстиниан преумножил авторитет и власть римского епископа. Даже на
территориях собственно Византии его церковное законодательство все более явственно
благоволит к католической церкви и, прежде всего, к монашеству. И в то время как гонения
на «еретиков» усиливались, влияние папы проникает далеко на Восток. Более того, он
получает право далеко идущего контроля за администрацией и чиновниками, а епископы —
наряду со светской знатью (primates), и даже прежде нее — получают право участия с
решающим голосом в утверждении наместников провинций. Все привилегии восточного
клира «Прагматической санкцией» были распространены и на Италию. Этот клир был
превосходно организован, и по завершению адских событий быстрее любого частного лица
смог позаботиться о собственных материальных интересах. Вместе с римским сенатом, папа
получил право контроля за чеканкой монет и за Палатой мер и весов. И поскольку в
церковном имуществе доля движимости намного превосходила таковую в любом частном
имуществе, поскольку за прошедшие годы церкви удалось не только сохранить, но и
преумножить свои и без того огромные богатства, прежде всего за счет присвоения
имущества арианских храмов, она превратилась «в важнейшую экономическую силу и, на
фоне всеобщего упадка в Италии, в единственный находящийся на подъеме общественный
институт» (Каспар/ Caspar), она стала «едва ли не единственной финансовой силой в
Италии» (Хартманн/ Hartmann), «а папа стал самым богатым человеком в стране» (Галлер/
Haller)174.
Западная церковь не только обогатилась за счет присвоенного имущества, в чем был
заинтересован и лично император, теперь, как и всегда после большой войны, храмы были
переполнены, да и монастыри тоже. (Так, после Первой мировой войны клир Германии в
период с 1919 г. по 1930 г. основывал в среднем по 12—13 монастырей ежемесячно, а число
монахов и монахинь ежегодно увеличивалось на 2 тысячи человек!) Ибо разорившийся
крестьянин, голодный колон, задавленный налогами горожанин — все они приходили.
«Одна лишь церковь, — пишет Григоровий/ Gregorovius, — посреди обломков старого
государства стояла твердо, лишь она была полна сил и бепрепятственно шла к своей цели,
ибо вокруг нее была пустыня». И Хартман/ Hartmann подтверждает, что велением времени
«повсеместно было преумножение церковных владений... Настроения того времени,
всеобщий упадок и ужасающие бедствия двадцатилетней войны способствовали развитию
той религии, которая предсказывала близкий конец света, которая убеждала в том, что
материальные блага ничтожны и преходящи, и призывала обратиться к собственной душе,
чтобы успеть спасти ее... Эти настроения способствовали расцвету монастырщины в
тогдашней Италии... Только эти монастыри содержались опять-таки за счет оброков и
арендной платы с колонов... большая часть доходов от их труда по-прежнему достается не
им, а их хозяевам, т. е. монастырям»175.
На войне больше других нагрела руки церковь Равенны. Ее ежегодные доходы в то
время составляли 12 тысяч солидов (золотых). Ее землевладения, простиравшиеся вплоть до
Сицилии, постоянно увеличивались за счет дарений и завещаний. Состоятельные банкиры
строили и оборудовали так называемые Божьи дома. Епископ Равенны первым делом при
карманил арианские храмы, которых в окрестностях бывшей столицы готов было особенно
много, вместе со всей церковной утварью176.
В одной из частноправовых новелл двенадцатого года правления Юстиниана (538—539
гг.) говорится: «Все наше рвение направлено на то, чтобы в нашем государстве воцарились и
укрепились, расцветали и преумножались свободы. Ради этого мы вели столь большие войны
против Ливии и Запада, во имя истинной веры в Бога и ради свободы наших подданных»177.
Разумеется, император вел свои более чем двадцатилетние войны не «ради свободы
подданных», но что касается «истинной веры» — так это в точку. На ее алтарь, и это не
подлежит никакому сомнению, он возложил два народа и уничтожил их. Ведь столь
вожделенный для современников, и прежде всего для самого Юстиниана, recuperatio imperii*
представлял собой не что иное, как кровавое отвоевание для католицизма Северной Африки
и Италии. Таким образом, деспот становился «авангардным борцом римской церкви», он
отдавал «Риму и папе все, что только мог» (Рубин/ Rubin)178.
А вот для собственных подданных император не сделал ничего, во всяком случае,
ничего хорошего. Ведь тот, кто отдает Риму и папе, отбирает у всех остальных. Почти всегда
он при этом угнетает других. Именно длительные войны, ведущиеся якобы во имя свободы
жителей Северной Африки, Испании и, в особенности, Италии, а также войны с персами,
строительство 700 новых крепостей и возведение многих сотен новых храмов поглотили
гигантские суммы. Для того чтобы иметь возможность содержать армии на Востоке и на
Западе, восточные провинции разорялись непомерными налогами, из народа, как
подчеркивает Прокопий, все более безжалостно высасывались все соки, что приводило к
росту недовольства. К тому же власти, в том числе и суд/были коррумпированы,
военачальники наглели, вымогательство, беззаконие и насилие процветали. В этом
громадном полицейском и церковном государстве воровали все — от простого стражника до
высшего государственного чиновника, а так называемые «истребители разбойников»
лютовали почище любого разбойника. В то время как крупные землевладельцы,
военачальники и «правоверные» князья церкви жили припеваючи, в одной только столице за
последние десять лет правления Юстиниана произошло полдюжины крупных народных
восстаний. А католический деспот, безжалостно угнетавший своим законодательством
прежде всего колонов, утопил в крови революционные выступления народа179.
* Recuperatio imperii (лат.) — возврат империи. (Примеч. ред.)
Хронист той эпохи Прокопий, классик византийской исторической школы, в своей
«Тайной истории» неоднократно обвиняет императора в истреблении и ограблении
собственных подданных и в бессовестном растранжиривании выколоченных налогов.
Обвинения Прокопия достигают кульминации в 18 главе его труда, в которой, по-видимому,
затронуты важнейшие моменты, если оставить за скобками некоторые преувеличения в
цифрах, например, когда он пишет, что скорее «удастся пересчитать все песчинки, нежели
людей, ставших жертвами этого императора.,. Ливию, обширнейшую страну, он разорил
настолько, что и за долгое путешествие редко посчастливится встретить живого человека. И
если там поначалу было 80 тысяч способных носить оружие вандалов, то кто же сосчитает
число их жен, детей и слуг? Кому прд силу исчислить количество всех (римских) ливийцев,
которые, как мне довелось видеть собственными глазами, прежде жили в городах,
занимались землепашеством, мореходством или ловлей рыбы? Еще многочисленнее были
мавры, погибшие вместе со своими женами и детьми. И наконец, земля приняла и множество
римских солдат и тех, кто вместе с ними прибыл из Византии. Так что тот, кто приведет
цифру погибших в Африке: пять миллионов человек — тот сильно преуменьшит реальную
цифру. Причиной этого стало то, что Юстиниан после сокрушения вандалов не позаботился
об укреплении власти над страной. Он не подумал о том, чтобы обезопасить завоеванные
земли посредством завоевания лояльности новых подданных. Вместо этого он немедленно и
без раздумий отзывает Велизария по несправедливому обвинению в тирании, чтобы отныне
самовластно распоряжаться Ливией и грабить страну.
Он тут же послал сборщиков налогов (censitores), взимал чрезвычайно тяжелые налоги
и ввел новые. Он конфисковал наилучшие имения и чинил препятствия арианам в их вере.
Денежное довольствие солдатам он выдавал нерегулярно, и вообще солдатам при нем
жилось нелегко. Все это порождало восстания и в конце концов привело к великому упадку.
Он не мог останавливаться на достигнутом, такая уж у него была натура; сеять хаос и
неразбериху.
Италия, не менее чем в три раза большая, чем (провинция!) Африка, обезлюдела еще
больше, чем та; так что можно представить, сколько же погибло в ней. Причину того, что
разыгралось в Италии, я уже назвал выше (описывая войну). Все грехи, совершенные в
Ливии, он повторил и тут. Сверх того, он посылал так называемых логофетов (специальных
уполномоченных финансового ведомства), пытался все изменить и все только портил. До
войны власть готов простиралась от Галлии до границ с Дакией, почти до города Сирмия.
Когда в Италию вторглось войско римлян, германцы (франки!) захватили много земель в
Галлии и Венетии. Сирмией же и ее окрестностями овладели гепиды, но, короче говоря, все
вокруг было опустошено. Одних унесла война, другие погибли от болезней и голода,
которые обычно сопутствуют войне. По Иллирии и всей Фракии, примерно от Ионического
моря до предместий Константинополя, а также по Элладе и Херсонесу почти ежегодно, с тех
пор как Юстиниан пришел к власти, проносились гунны, склавины и анты, чиня ужасные
насилия над жителями. Я считаю, что при каждом их вторжении погибало или пленялось
более 200 тысяч тамошних римлян, так что вся страна превратилась в скифскую пустыню.
Таковы были последствия войн в Африке и Европе. И сарацины все это время непрерывно
нападали на римлян Востока, от Египта до границ с Персией, и истребляли их, так что все
области страшно обезлюдели и, мне кажется, что если кто-то задастся вопросом о числе
погибших, то не сможет дать ответа. Персы и Хосров четырежды вторгались на другие
римские области. Они разрушали города, а из людей, которых они захватывали в занятых
городах и вообще повсюду, они одних убивали, а других уводили с собой, лишая таким
образом области, по которым они промчались, жителей. С тех пор как они вторглись и в
Колхиду (Лазику!), они истребляют там лазов и римлян по сей день. Но и персы, сарацины,
гунны, племена склавинов и другие варвары не щадились в римских областях. При
вторжениях, а особенно при осаде городов и в многочисленных сражениях они тоже гибли.
Не только римляне, но и почти все варвары расплатились своими жизнями за грязное дело
Юстиниана. У Хосрова тоже был скверный нрав, но, как я уже отмечал в соответствующих
книгах (по истории войн), Юстиниан предоставлял ему все поводы для войны. Он не думал о
том, чтобы действовать своевременно, но все делал в неподходящий момент. В мирное
время, когда действовали договоры, он всегда коварно изобретал поводы для начала войн со
своими соседями, а во время войны он ни с того, ни с сего становился вялым и, по причине
своей алчности, делал все крайне небрежно; вместо того чтобы заниматься насущными
делами, он изучал небесные кренделя и деловито углублялся в исследование природы Бога.
Будучи закоренелым убийцей, он не прекращал войны, но одолеть врагов не мог, так как по
причине своей недальновидной мелочности, он никогда не предпринимал того, что
следовало. Так во время его правления весь мир наполнился кровью и римлян, и варваров.
Если подводить итоги, то таковы военные события, которые случились в то время
повсюду в стране римлян. Но если вспомнить, сколь сильные волнения происходили в
Константинополе и других городах, то, по моему мнению, в них погибло никак не меньше
народу, чем в войнах. Справедливости и соразмерного преступлению наказания практически
не существовало вобсе, но, поскольку император с величайшим рвением поддерживал то
одну, то другую сторону, то против* ная Сторона не могла смириться. Таким образом, одни,
лишенные поддержки императора, а другие, кичась его поддержкой, попеременно впадали то
в отчаяние, то в одержимость. Они то огромными толпами бросались друг на друга, то
устраивали мелкие стычки, а бывало, что и одиночка подкарауливал своего врага. Тридцать
два года подряд они не могли утихомириться/творили друг против друга страшные дела, и
власти (praefectus urbi) наказывали их смертью. Но наказания сыпались почти
исключительно на «зеленых» (монофизитов.— Примеч. ред.). Вслед за ними чудовищным
гонениям в Римской империи подверглись самаритяне и так назывемые еретики. Но об этом
я упоминаю лишь кратко, поскольку недавно поведал об этом достаточно подробно»180.
Когда тиран умер, народ был порабощен, а империя была разорена и недалека от
банкротства.
Напротив, для папства, несмотря на то что оно вновь оказалось в большой зависимости
от правителя, несмотря на существенное сокращение личной власти пап и унижение
некоторых из них, эпоха Юстиниана с материальной и правовой точек зрения оказалась
исключительно выгодной, хотя бы благодаря возврату Северной Африки, уничтожению двух
сильных арианских народов и ликвидации самостоятельного Итальянского королевства.
Подчиняя восточных епископов папе, император заверял: «Во всех делах для нас всегда
будет важно, чтобы честь и авторитет Вашего трона преумножались». Однако Каспар/ Caspar
комментирует: «Еще ни один император не обращался к римской церкви с таким почтением,
и в то же время ни один из них не действовал столь самовластно»181.
ЗАПАД — ВОСТОК: ПОДКУПЫ И БАЛАГАН, ИЛИ ПАПА-УБИЙЦА ВИГИЛИЙ
(537—555 ГГ.)
Папой, при котором началась Готская война, был Агапет I (535—536 гг.). По просьбе
готов Агапет, который отговаривался отсутствием средств на поездку, в 536 г. все-таки
отправился в Константинополь, где ему предстояло остановить уже начавшуюся
захватническую войну. Но ему не удалось выполнить просьбу готов, да он, похоже, и не
особенно старался сделать это. Согласно Грегоровию/ Gregorovius, «он взялся за дело, как
враг готов». В «Uber pontificalis» говорится: «Агапет отправился в Константинополь, где ему
был оказан блестящий прием. Он сразу же начал религиозную полемику с наикротчайшим
императором и августом Юстинианом... и с Божьей помощью было доказано, что епископ
Константинополя Анфимий был еретиком». Во всяком случае, эта тема интересовала
римлянина больше, нежели мир с готами! Ему удалось добиться смещения поддерживаемого
императрицей патриар-хамонофизита Анфимия — о чем в «Liber pontificalis» имеется
полностью искаженное сообщение — и 13 марта 536 г. рукоположить нового правоверного
патриарха Мину: «Его деятельность там была исключительно удачной» (X. Ранер/ Н.
Rahner). Но с точки зрения готов это был полный политический провал! Вскоре, 22 апреля
536 г., Агапет внезапно скончался в Константинополе, и его смерть до сих остается загадкой.
17 сентября его тело в закрытом свинцовом гробу было доставлено в Рим и захоронено в
соборе Св. Петра. Даже, как правило, очень осторожный в своих оценках Эрих Каспар/ Erich
Caspar невольно задается вопросом, все ли чисто с внезапной кончиной папы. Ибо «если
Феодора хотела устранить неугодного ей человека, то уж, конечно, она располагала
достаточными средствами и возможностями, чтобы сделать это так, что комар носа не
подточит». Наибольшие шансы на преемничество были у Вигилия, римского поверенного в
делах при дворе императора. Уже в 532 г. он почти взошел на вожделенный престол.
Императрица была в этом весьма заинтересована. Но и теперь дело не сладилось, так как его
опередил субдиакон Сильверий (536—537 гг.), сын папы Гормизды"182.
Император «учел мнение святейшего папы» и запретил низложенному Анфимию
пребывание в Константинополе, в его окрестностях, а также в других крупных городах. Но
Феодора до конца своей жизни укрывала смещенного патриарха в тайных покоях своего
дворца и, в конце концов, после некоторых трудностей, преодоленных не без скандалов,
возвела на папский престол своего протеже Вигилия.
Вигилий (537—555 гг.), убийца своего предшественника, и, возможно, причастный к
внезапной смерти папы Агапета, был папой во время великой резни готов. Благодаря своей
невероятной изворотливости, он продержался на «Светом» престоле восемнадцать лет,
заботясь не столько об интересах веры, сколько о выполнении пожеланий правителя.
Подобная покорность клира была характерна для Востока, начиная с эпохи
Константина, который был первым христианским государем, правившим и империей, и
церковью. Уже при нем империя и католицизм находились в неразрывной связи, во всяком
случае, декларировалось их единство. Через Константина и его преемников тенденция на
традиционную «благорасположенность клира к государству» в V в. приводит к
классическому «дезарепапизму». Епископы исполняли все, что ни пожелает диктатор. Сотни
епископов, послушных как автоматы, подписывали декреты даже по религиозным вопросам
императоров Василиска в 476 г., Зенона в 482 г., Юстиниана в 532 г., хотя подобное и
противоречило церковным канонам.
Итальянский клир в 552 г. писал о клириках Востока: «Эти епископы — греки, у них
богатые и шикарные храмы, и они не выдержали бы и пары месяцев, если бы власти лишили
их доходов от их приходов. Чтобы этого не случилось, они всегда немедля выполняют волю
правителя, что бы он от них ни потребовал». Иногда покорялся и папа, как, например, Иоанн
II, который по настоянию императора осудил верных Риму акимитов и признал
промонофизитскую теопасхитскую формулу, или папа Вигилий, который идя навстречу
Юстиниану, проклял учения «правоверных» теологов Феодора Мопсуестийского (учителя
Нестория, против которого выступал Кирилл Александрийский), Феодорита Киррского и
Ивы Эдесского (оба они были противниками Кирилла, реабилитированными Халкидонским
Собором), которых Юстиниан осудил в своем так называемом эдикте «Три главы». Позднее
Вигилий, правда, отказался от проклятия, но вслед за тем еще раз его подтвердил183.
Вначале он был верен католицизму, хотя и в нарушение своих обещаний. Вопреки
своим заверениям, он никак не поддержал монофизитские устремления Феодоры. Вместо
этого он «с первого мгновения (своего понтификата) занял по отношению к императорскому
двору исключительно гордую позицию» (X. Ранер/ Н. Rahner) — если не принимать во
мнимание того факта, что он уже получил от Феодоры деньги: 700 золотых. Но затем он
уступил императору в очередном, взбудоражившем сначала Восток, а затем и Запад
богословском споре, споре о так называемых «Трех главах». Император, желая расположить
к себе влиятельных на юго-востоке империи монофизитов, но не желая отказываться от
решений Халкидонского Собора, издал эдикт (на самом деле это был не дошедший до
нашего времени богословский трактат от 544г.), в котором он абсолютно самовластно, без
всякого обсуждения на синоде посмертно проклял трех тяготевших к несторианству
теологов и епископов V в.: Феодора Мопсу» естийского, Феодорита Киррского и Иву
Эдесского, сравнительно малоизвестного человека все они давным-давно почили в бозе в
мире с церковью. Целиком и полностью зависимые от императора восточные архипастыри в
целом приняли осуждение, некоторые после легкого сопротивления, а западные — нет.
Африканский епископат, к примеру, в споре о «Трех главах» выступил против папы Вигилия
единодушно, а епископаты Галлии и Италии — в большинстве184.
Чтобы переубедить строптивых епископов, Юстиниан, скорее всего по совету
Феодоры, отдал приказ, и 22 ноября 545 г. папа прямо посреди службы в храме Св. Цецилии,
как раз тогда, когда он раздавал святые дары (munera erogantem), был схвачен, посажен на
корабль, который взял курс на Константинополь. Это произошло в разгар осады готами
Рима, который пал в декабре. (Согласно «Книге пап», императрица послала тайного агента
Анфимия с сильным отрядом и предписанием: «Не трогай его только в соборе Св. Петра, но
если Вигилий попадется тебе в Латеране, на Палатине или в какой-нибудь церкви, тотчас
посади его на корабль и доставь к нам, а не то я с тебя живого сдеру шкуру».) Благочестивая
римская община поначалу выслушала благословление от Вигилия, а затем — что признает
даже «Книга пап» — забросала его камнями, палками и глиняными горшками и послала его к
черту: «Забирай с собой голод и смерть! Зло ты сотворил римлянам — пусть же зло
настигнет тебя повсюду, куда бы ты ни отправился!»185
Живым Вигилий в Рим уже не вернулся. Почти год он, разумеется, с разрешения
императора, отдыхал на солнечной Сицилии (в Катании), где церковь имела большие
владения, а между тем в декабря 546 г. Тотила взял Рим, приказал срыть большую часть
городских стен, население изгнать, сенаторов взять в заложники, а позднее казнить. Только
25 января 547 г. Вигилий прибыл в Константинополь и был там торжественно принят.
Император и папа расцеловались со слезами на глазах, возможно, не только от радости, но и
из-за незадолго до того полученною известия о падении Рима. Затем Вигилий мужественно
отлучил от церкви всех подписавших эдикт «Три главы», а папа Григорий «Великий»
сообщает даже об отлучении императрицы — что совсем уж невероятно! На следующий год
Вигилий сам, в так называемом Judicatum (приговоре), одобрил осуждение лиц,
перечисленных в «Трех главах». Он даже принудил к подписанию этого находившихся в
Константинополе епископов (из Милана и Африки). Прекрасная иллюстрация догмата о
папском верховенстве! На западе, и прежде всего в Африке, поднялась буря возмущения. Но
и ближайшее окружение папы протестовало столь энергично, что ему пришлось некоторых
из особо приближенных к нему диаконов, в том числе и своего племянника Рустика (которой
нашел прибежище у акимитов), сместить и отлучить от церкви, после чего он сам был
отлучен на синоде африканских епископов. Но когда на него ополчился почти весь Запад: от
него отложился римский клир, а также клир Галлии, Северной Италии, Далмации и Иллирии
— последние отголоски раскола из-за аферы с «Тремя главами» раздавались на Западе,
особенно в Северной Италии вплоть до конца VII в. — он одумался и, поддержанный прежде
всего вернувшимся в Константинополь диаконом Пелагием, своим будущим преемником,
отозвал свой Judicatum. Теперь Вигилий выступил и против следующего эдикта императора
против Феодора Мопсуестийского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского от июля 551 г. и
угрожал всем подписавшим его отлучением. Но после того как император ссылками и
подкупом добился покорности строптивого африканского епископата (так, епископа Виктора
из Туннуны после многолетней ссылки продолжали держать взаперти в различных
монастырях Константинополя, где он написал свою скучнейшую «Всемирную хронику») и,
наконец, покорил Италию, притесняемый Вигилий, почувствовавший нешуточную
опасность для своего престола, в очередной раз переметнулся. Он делал все, что требовал от
него всехристианнейший император, а тот не останавливался ни перед чем. В ход шли
посулы, уловки, клятвопреступление, государственное принуждение. 8 декабря 553 г. папа
признал в письме константинопольскому патриарху Евтихию (552—565 гг.) свои
«заблуждения» и осудил трех умерших богословов и их защитников Но Юстиниану было
недостаточно частного письма папы. Он потребовал от него подробного и публичного
осуждения и получил требуемое, В «Constitutum И» от 25 февраля 554 г. Вигилий в
очередной раз проклял вышеуказанных лиц, чем и обеспечил себе право на возвращение
домой весной следующего года. Но в начале июня 555 г. на пути в Рим он умирает в
Сиракузах на Сицилии. Таким образом, в Рим был доставлен его прах, прах первого папы со
времен Петра, который не был причислен к лику святых186.
В энциклике от 5 февраля 552 г., «на 25 году правления владыки Юстиниана, вечного
августа», Вигилий поведал всему миру или, как он выражался, «Божьему народу во всем
мире» («universo populo Dei») о своих страданиях, своем «мученичестве» в когтях
католического императора, «его кроткого Величества», по выражению самого папы. Его
Святейшество многословно сокрушается о «досадных хлопотах», о « непереносимых
мучениях (multa mala intolerabilia), которым нас непрестанно подвергали», которые
становились «все невыносимее». Все его «неоднократные устные и письменные протесты
оставались без внимания; напротив, день ото дня наши беды возрастали». Вот как описывает
папа Вигилий кульминационный момент свок£ страданий: «За два дня до Рождества
нам довелось самолично наблюдать и слышать собственными ушами (auribus nostris), как все
ворота дворца», в котором Вигилия содержали, «окружили отряды стражников... их дикие
вопди достигали нашей опочивальни, в которой мы как раз отдыхали; эти вопли мы слышали
вплоть до той ночи, когда нам удалось бежать... Вообразите причину и размеры той
опасности, которую мы презрели вопреки всему ужасу: нам пришлось протискиваться через
узкую щель возводимой стены, мы стояли во мраке ночи, будто скованные ужасной болью.
Из этого можно понять, в какой беде мы пребывали исключительно во имя церкви и из какой
темницы нам пришлось бежать в тот миг наивысшей опасности»187.
Папа-мученик, который вообще-то являлся и папой-убийцей, которому пришлось
самого себя «в миг наивысшей опасности» протискивать сквозь «узкую щель» в стене и
потом стоять во мраке ночи, очень хотел, чтобы о таком кошмаре непременно узнали все
христиане. В конце собрания своих жалоб он, как водится, ластится к императору: «Важнее
всего для меня — важнее уз любви, уз крови, важнее всех земных благ — моя совесть и моя
добрая репутация в глазах Его кроткого Величества» («piissimi principis»)188.
Иезуит Хуго Раиер/ Hugo Rahner называет это «великой энцикликой от 5 февраля 552
г., адресованной всему католическому миру» и утверждает о Вигилии: «Своими страданиями
папа искупил все свои неблаговидные деяния прежних лет...»189
Перечислим же неблаговидные деяния Вигилия: всеохватывающее интриганство,
алчность, продажность, предательство своей веры, убийство, да к тому же убийство папы. И
даже если он, вопреки всем подозрениям, не замешан в таинственной смерти Агапета I, то в
смерти Сильверия он замешан с полной очевидностью. И подобно тому, как в промежутке
между этими двумя смертями апокрисиарий Вигилий поспешил из Константинополя в Рим,
чтобы по уговору с императрицей Феодорой, столь благоволившей к нему, сделаться папой,
«наместником Христа», так и теперь, после смерти Вигилия, апокрисиарий Пелагий
поспешает из Константинополя в Рим, чтобы по желанию императора Юстиниана, столь
благоволящего к нему, сделаться папой, «наместником Христа». Всякий раз папы умирали
или в Константинополе или на пути оттуда, а преемник уже находился на пути из
Константинополя в Рим. Бесспорно, Вигилий вступил на святой престол не с первой
попытки и не скончался в Константинополе, как Агадет, а только по дороге оттуда, в
Сиракузах. Но разве не следовало хотя бы менять место преступления, чтобы не делать
слишком очевидной повторяемость событий? Во всяком случае, Вигилий скончался в
Сиракузах столь же внезапно, как в свое время Агапет в Константинополе. И когда Пелагий
прибыл в Рим, чтобы занять с высочайшего, то есть императорского, соизволения, «святой
престол», многие клирики и представители знати воспротивились этому, поскольку считали
Пелагия причастным к внезапной кончине Вигилия — причем настолько причастным, что
ему пришлось принести клятву в своей непричастности перед всем народом. С Евангелием в
руках, крестом Христовым над головой — а рядом стоял Нарсес, его византийский
покровитель!190
К тому же Пелагий написал письмо в защиту не своего усопшего предшественника,
нет! — но в защиту «Трех глав». В этом письме он высказал в адрес папы Вигилия
серьезнейшие обвинения, поскольку «его нерешительность и продажность провоцировали
врагов Халкидонского Собора на бесконечные скандалы и на злоупотребление религиозным
усердием Его Императорского Величества»191.
Если абстрагироваться от антиеретических законов, то наиболее долговечным
оказалось то, что не имело никакого отношения к религиозному усердию Его
Императорского Величества: речь идет о продолжавшем действовать вплоть до Нового
Времени кодифицированном римском праве — Кодексе Юстиниана 529 г. и о еще более
значительных «Дигестах», или Corpus iuris civilis («Своде законов») 533 г., составленного
под руководством императорского доверенного и министра юстиции (quaestor sacri palatii)
Трибониана. Юстиниана, по аналогии с Константином (кн. 1, стр. 228), охотно прославляют
за более гуманное, благодаря влиянию христианства, правосознание этого Кодекса. Но если
участь рабов и была облегчена, то прежде всего по причине того, что в производственных
процессах, особенно в сельском хозяйстве, главное место уже давным-давно принадлежало
не рабам, но колонам. А вот по отношению к ним юстинианское право оказывается
абсолютно беспощадным. И можно ли вообще рассуждать о гуманности права, если оно
отказывает в какой-либо правовой защите всем иноверцам?
Религиозное усердие Его Императорского Величества, как и всякое другое религиозное
усердие государств и церквей, оплачено нуждой и кровью. А поскольку вселенские амбиции
Юстиниана не уступали таковым у 2-й династии Флавиев (династии Константина), то
расплата нужной и кровью была велика, как никогда. Это религиозное усердие означало
неимоверное и постоянно возрастающее обдирание подлинных, так как строительный раж и
длившиеся десятилетиями войны деспота поглощали гигантские средства. Это религиозное
усердие обернулось непрерывной религиозной борьбой: страданиями монофизитов,
гонениями на манихеев, угнетением евреев, истреблением самаритян, непреклонным
подавлением язычества, которое Юстиниан преследовал более жестоко, чем любой
правитель, начиная с Феодосия I и остатки которого он практически уничтожил. Это
религиозное рвение оплачено истреблением вандалов и готов. А также жизнями собственных
солдат.
Борьба Юстиниана за католицизм, причиной которой, как полагают, в большей мере
были его завоевательные планы по отношению к Западу, нежели его религиозные
убеждения, имела следствием сепаратистские выступления в Египте и в Сирии и
образование двух «еретических» национальных церквей: сирийской монофизитской церкви и
церкви коптов. А большие захватнические войны в Северной Африке и в Италии и
триумфальное отвоевание части Запада — все это было оплачено тяжкими потерями на
востоке и на севере. Это оплачено все возрастающими контрибуциями персам, армии
которых свирепствовали на незащищенном Востоке, а в 540 г., в разгар «вечного мира»
дотла сожгли Антиохию, перебили или увели в рабство ее жителей, которые дошли до
самого моря и все явственнее обретали превосходство на Ближнем Востоке. Грандиозная
экспансия в западном направлении оставила беззащитной границу по Дунаю. Все новые
орды чужих народов — преимущественно славян — с первых лет правления Юстиниана
захлестывают Балканы. Они прокатывались по всей империи, вплоть до Адриатики,
Коринфского залива и Эгейского моря. Если они и отступали, то в конце концов они владеют
Балканами и по сей день, в то время как нападения других «варваров» были эпизодическими.
Но и победы императора на Западе оказались недолговечны. Восстановленная империя
просуществовала недолго. Уже в 568 г. лангобарды завоевывают большие территории в
Италии. Приобретенные на юго-востоке Испании земли спустя несколько десятилетий вновь
переходят к вестготам. И наконец, натиск арабов и ислама уничтожает плоды усилий
Юстиниана в Египте, Северной Африке и Испании почти бесследно.
ПРИМЕЧАНИЯ К ПЕРВОЙ КНИГЕ
Полные названия цитируемых Трудов приведены в Списке основной литературы:
Цифра в квадратных скобках — номер работы в данном списке.
Полные названия античных источников приведены в Списке сокращений.
Введение:
КРУГ
ТЕМ,
МЕТОД,
ПРОБЛЕМА
ОБЪЕКТИВНОСТИ
И
ПРОБЛЕМАТИКА ВСЕЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Стр. 9: К. Д. - [329], 50. Ницше — (1030], 1234—1235. Лшштенберг — [864], 423.
Канетти — [237], 37—38.
Стр. 10: *Gloriapatri» — [344], 103—104. [75], 17. [361], 46—47. [1171], 272, 45, [1170],
37, 184—185. [1057], 152—153 [1531]. 89.
... и прогрессу». — ср. с формулировкой в [194], 4—5. [1175], 130—131. Стр. 11:
«...(Рост)».— [1171], 27.
Стр. 12: «...Дарлапп». — Шиллер Ф., «Маленькие прозаические письма», Дейпциг
(Крузиус), 1800 г., часть 2, 28. Цит. по: [885], 76. Гете, «Итальянское путешествие», запись от
28 августа 1787 г. Ср.: [450], 153 , 169. [1184], 157. [141], т. II, 299, 312.
«... и делается». — цит по: [1171], 170. Лев XIII, «Satis Cognitum» — Acta Leonis XIII,
vol. 16. 160.
«... и преступности». — [324], 7, 14. [326], 111,118. [331]. 115, 122.
Стр. 13: «... (Рендторф)». — [159] 445.
«мистицизмом». — [1143], 121—122. Для различения светского и церковного подходов
ср., например: [960], 12—13. [1184], 159. [1489], 2. [141], 229, 312. «... отдается в темноте ...»
— [74], 53.
Стр. 14: «... отходить в вечность». — Ср., напр., названия следующих трудов: [287] и
[288]. Сверх того, см. умную работу: [1184], 160.
Стр. 15: «... (Тойнби)». — [1400], I, 220. [985], 10.
«... на бойню». — [6111, 24, 40, 64, 79, 103. [737], 131—132.
Стр. 16: «f... после Хиросимы)». — [167], 174. [611], 6, 103. [551], V, 146— 147. [151],
58. [825], 14. 10. 1970 г.. 2, 9. [326], 25—26 .
«... против коммунизма...» — «Революция в Боливии в 1971 г.» в: «Анто-ниус» июльавгуст 1973 г., № 4, 136—137.
Стр. 17: «... практиковалось позднее». — [1309], I, 283; П, 485. [1540], 134.
«... (теолог Яан Хекендийк)». — [551], II, 123—124; IV, 446. [499], 15. [1334], 145—146.
[289], 608. [610], 92—93. [670], 105.
Стр. 18: «... вырывали зубы». — «Capitulatio de partibus Saxoniae, M. G. Fontes iuris
Germanici antigui in usum scholarum, Leges Saxonum u. Lex Thurin-goram», изд. К. фон
Шверин, 1918 г., 37, 45; [605], II, 350. [1521], 44, 73.(1431], 325—326, 332. [1288], 357—358,
395—396. [1309], I, 336. [412], 37 [169], 45.
Стр. 19: «...либо рабов и колонов». — Palad. Hist. Laus., 32. Poen. Paris., 26. Poen.
Cumm., 4,1. [862], 7. [469], 25. [777], 5, 22, 376, 433 (С многими ссылками на источники)
[1272]. 222. [1273], 53. [381], 23—24. [1357], 272. [1111], 146.
* Книга первая «Криминальной истории христианства» вышла 1996 г. в Издательском
центре «Терра».
399
15511, I, 275» 288, 436; II, 305; III, 349. |6051, I, 250. [1288]. I, 510, 549; II, 183. [47 ],
83—84. 1639 ), I, 129, 387; II, 172—173. [1547]. 135.
Стр. 21: «... не идет в счет». — [1540], 130, 150, 172, 194. [983], 51. [881], 61, 216, 255,
267. Ср.: [328], II, 288 [320], 299. «Sbddeutsche Zeitung» — 19. 3. 1986 г.; 20. 3. 1986 г. ( с
цитатой из «Time»); 21. 3. 1986 г.; 24. 3. 1986 г.
а... и других вещей». — Ср., напр.: [381], 35, 61, 73—74. [776], 706. [579], И, 196. [737],
95. [605], III. 565. [1400], 465. [1473]. 16. [881], 184, 188—189.
Стр. 22: «... (Шрайнер)». — [1225 ] См.: RAG, 1969 г„ 242, 251. [1227], 238. [1224], 300.
[1305], 167. [474], 68, 76. (Здесь также цитаты из Т. F. Touts «Ме-diaeval Forgers and
Forgeries» («Средневековые фальсификаторы и фальсификации»), среди которых в
частности: «It was almost the duty of the clerical class to forge* («Фальсификация была почти
долгом клерикального сословия»), что не мешало рассматривать попытки обмануть их самих
как величайшее святотатство!
Стр. 23: «... на всю эксплуатацию». — Деян., 4,13. «Homines sine litteris et idiotae»
(«Людьми неграмотными и невежественными») аттестуют, в переводе на латынь, апостолов
Иисуса иудейские священники.) [1213], 8. [535], 1/1, 239—240. Ср. также: [321], 292; 302.
[1316], И, 248. Ср. также: «Криминальная история...», кн.1, 432, 434.
«...познание Бога». — [599], 75. [151], 33 [870], III, 102. [1310], 105 [692 ], 27. [2W], I,
147, И, 50, 66, 73. Подробнее: «Криминальная история ...» кн.З.
Стр. 24: «... которые могут работать». —- [931], 87. Цит. по нем. изд., 84 г. Томас,
«Гражданская война», 45; Ср. также след. примеч.
«... не отсутствовало». — На вопрос, как человек становится образованным, Фома
Аквинский ответил: «Читая одну лишь книгу». Ср.: [371], II, 82. [605], V, 341. [647], 156.
[1536], 156. [610], 13, 403, 484, 497. [612], 170. [999], 142.
Стр. 25: «... история всех историй». — [383], 354.
Стр. 26: «... по праву, ведущие». — [1135], 318. [167], 167. [916], 320.
Стр. 27: «направленную деятельность». — [1033], 33, 49. [67], 218.
Стр. 28: «... для понятия о нем». — Е. Burke пят. по: [956], 286. Ср. также примеч. к стр.
42 «... на историографию».
Стр. 29: «... в христианском браке». — Благая весть. [1219] Д. Зелле и К. Мунзер, к
Евангелие как вдохновение, импульс к христианской практике», 1971 г. [1249] И. Шерер,
«Почему я люблю свою церковь.Обращение к юношеству и народу», 1910 г. [717]
Юргенсмайер, «Мистическое тело Христа как основной признак аскезы. Строительство
религиозной жизни и устоев из Corpus Christi mysticum», 1938 г. [10] К. Адам, «Христос
веры. Лекции о церковной христологии». [9] Он же; «Христос наш брат», 1934 г. [1159] Г.
Риппель, «Красота католической церкви, представленная в ее внешних обрядах и вне
богослужения для христиан», 1911 г. [1177] Л. Рюгер, «Чувство защищенности в
католической церкви. Католическая семейная хроника», 1951 г. [1170] Рост «Радость в
католической церкви», 1946 г. [374] Л. Дернер, «Sentirе cum Ecclesia. Настоятельный призыв
и обращение к священникам», 1941 г. [1006] X. Й Мюллер, «Исповедь — путь к радости.
Книжка о правильной исповеди», 1961 г. [73] Т. Баллзипер, «Милостивый пражский
младенец Иисус», 1968 г. [468] А. фроссард, «Бог существует. Я его встретил», 1970 г. [270]
Д Консидине, «Радостное хождение к Богу», 1928 г. [380] Л. Дренкард, «С четками—в
небесах. Великая благодать молитвы», 1935 г. [1464] Л. М. Вейгл, «SOS из чистилища», 1970
г. (1025) Й. Нойхейслер (отв. ред.) «Доблесть в христианском браке», 1952 г. — Курсив
автора.
Стр. 30: «... в решении о России». — [982] X. Мор, «Герой в ранах. Мысли и молитвы»,
1914 г. [1542] Пастор Цайсиг, «Военная проповедь на Троицу по Иезикиилю 36, 26—27,
прочитанная в первый день Троицы* 26 мая 1915 г. в дрезденской церкви Иакова». [1396] А.
Титиус, «Наша война. Этические размышления», 1915 г. [788] Ф. Келер, «Религиознонравственное сознание в Ми400
ротой войне», 1917 г. [787) Он же: * Мировая война в свете немецко-протестантской
военной проповеди», 1915 г. [269] Конрад, * Борьба и победа. Мысли о Страстной пятнице и
Пасхе как привет с родины для армии и флота», тот же год. [419] Эстевен и Шнейдер (отв.
ред.), « Католическая книга псалмов и молитв для военно-морского флота», 1941 г. [431]
«Военная книга псалмов для евангелического состава армии», 1914 г. [1079] Й. Перау,
«Священник в армии Гитлера», 1962 г. [665] Й. М. Хехт, «Мария спасает Запад. Фатима и
«победительница во всех битвах Господа» в решении вопроса о России», 1953 г. Все
остальные названия см.: [428] М. фон Фаульхабер (отв. ред.), «Меч духа. Полевые проповеди
в Мировой войне», 2-е изд., 1917 г. — (Курсив автора).
«... не многого стоило». [864], 379. Гете, «Венецианские эпиграммы», № 67 и фрагмент
«Вечного жида». Ср.: [321], 599.
Стр. 31: «... как я?» — Ср. указанных авторов с: [323] тт. I и II. «... научного
исследования». — [1339], 7.
Стр. 32: «... имел бы «предвзятое мнение». — Хладнокровно ср.: [799 ], 50. [1241], 33,
38.
«... они дают ответ». — Цит. по: [770], 154.
Стр. 34: «... В. Дж. Моммзен». — [988], 77—78. [1241], 38.
«... если церковь прикажет?» — [70], 202.
Стр. 35: «... правды, науки, объективности». — [1398], 216. [926], 281—282. «...согласна
его аудитория». — [167], 182. [67], 224. [Щ, 74 [1240], 87. Стр. 36: «...посредников и т. д.» —
Ср.: [988]* 60. [801], 280. [703], 415. [3], 107.
«.. к ним приблизиться». — [799], 47. [3]. 108.
Стр. 37: «... субъективностью, эгоизмом». — [544], 321.
Стр. 38: «... утверждал еще Гёте», — L. Halphen, Introduction a l'histoire, 1946 г., 50. Цит.
по: [167], 169. [116], 70. [58]. 19. [1241, 33. 36. [150], 16, 28. [913], 71.
«... что она увидела». - [1135], т.33/34, VII; т. 15, 101; т. 43/44, XVI. [1136], 518. Также:
[1418], 63.
«... описанием «событий», «фактов». — [1250], 379. [1099], 332. Также: [1180], ill.
Стр. 40: «... искусством и наукой». — [925], 83. [1493], 41. (988 ] 57, 60. [1135 1, т.33—
34, VII. Цит по: (594], 185.
«... мировоззрения». — [913], 69. [426], 9.
«... своей католической позиции». — [1402 ], V. [1077], 80.
Стр. 41: «(Барраклудж)». — Ср. письмо v. Sybel к Waitz от мая 1857 т. Цит. по: [987]
Моммзен, 143. [84], 222.
«... из человеческой натуры». —- [986J.T. Моммзен, I, 407. Другие цитаты см.: [952 ],
208.
«... быть приговоренным». — Otto Gerhard Oexle писал в 1894 г., что выступление
Ницше в защиту истории, которая не является наукой, но служит жизни как критическая
история, читается как прямая отповедь Ranke, заявлявшему в 1824 г., что история как раз «не
обязанность судить прошлое», не обязанность «поучать современников для пользы грядущих
лет»; напротив, она должна всего лишь показать, «как это, собственно, было».
Стр. 42: «... резких противоречий». — Weber так сказал в своей знаменитой
Фрайбургской лекции по случаю вступления в должность (1895 г.): «Политэкономия, как
разъясняющая и анализирующая наука, интернациональна, но, как только она впадает в
ценностное суждение, она оказывается привязанной к тем самым проявлениям рода
человеческого, которые мы находим в своей собственной сущности... Мы должны дать
нашим потомкам в дорогу отнюдь не мир и человеческое счастье, но вечную борьбу за
сохранение
401
и взращивание нашего национального вида» (Курсив автора.). После Первой мировой
войны националистическая позиция Вебера еще больше ужесточилась. См.: М. Weber,
«Politische Schriften», Tubingen 3. A. 1971, 13—14. Ср.: (916], 34, 36. Ср. также: (389], 1.
[1179], 84.
«... собирание материала». — (957], IV, 68. [1250], 366.
«... на историографию». — Цит. по: [925], 91. Wittgenstein «Bemerkungen iiber die
Grundlagen der Mathematik». Цит по: [1340], V.
Стр. 44: «... мысли (Юнкер, Рейзингер)». — [715], 424.
«... нельзя исключить». [280], 77.
Стр. 45: «... одинаково неверны». — [67], 225.
«... их документы». —- [67], 214. [68], 251. [522], 208.
«... было ложью». — См.: Cicero, de orat, 2,62.
Стр. 46: «... сила исступления». — [600], I, 414—415.
Стр. 47: «(Фольк, Общество Иисуса)». — [45], 10. [1433], 200. [1432], 213, 216—217.
Ср. с этим мою (к сожалению, хотя и с моего согласия, загнанную под сноски) подробную
критику в (328], II, 320, 560.
«... самой наукой?!» — [1433], 196. [1398], 146.
«... богоугодна». — (317], 138.
Стр. 48: «... в IV столетие». — (810], 29.
Стр. 49: «... что бранят?» — August, Serai, 80,8.
«... этих заповедей». August, Serm, 311,8,8. Чтобы сравнить с Вольтером и Монтескье
см.: [956], 81, 157.
Стр. 50: «... и слабоумия». — [487], 320, 338.
«... (Меншиг)». — [509], 15. [965], 111.
«... общественной власти». — [1502],249—250.
«... в небесах». — Цит. по: [827],1, 199.
Стр. 51: «... кончается крахом». — Там же.
Стр. 52: «...научного направления». — [1014], 250. [1015], 202.
«...(Беманн)». — (124J, 8.
Ctj>. 53: «... делает историк». — [715], 461. [241], 26. «... те сами». — Вольтер, «Эссе»,
83. Цит. по: [956], 106. Ranke цит. по: [1250 J, 31, 380. См.: Иоанн Златоуст «Комментарий к
2 Рим.» 6. Нот. с. 2. Стр. 54: «... подразумевали героев». — [1019], 67. (Курсив мой. — К. Д.)
«Мерзкая песня?» — [956], 565.
«... генеральский сын». — [1403], 57. Ср. также: [749], 123. Стр. 56: «... философов
истории».*- [907], 306. [616], 552. [970 ], 103, 119, [1019], 80.
Стр. 57: *...(Гро)». — [955], 81, 95. Цит. по: (916], 42. 44. [691], 328. [544], 322, 327.
Стр. 58: «... целинных земель». — [724], 29. [441], 270 [440], 156. [1455 ], 247. Wampach
— директор правительственного архива Люксембурга. Его текст относится к борьбе
Радобора и Пиппина.
«... все более великим». — (121], 19—20.
Стр. 59: «... чем мир». — Theodor, h. е. 5,41. (861), 218—219. Также: архив прихожан в
Аахене, (Diozesan-Archiv Aachen) 30076. (1520], 222. [1434], 540. Faulhaber в своей проповеди
о посте от 16 февраля 1930 г. Цит. по: [885], 51. Подробнее о Faulhaber см.: [322], 164.
«... человеческой культуры.,.» — [578], 320.
Стр. 60: «... в христианское время». — (557], 13. (1123], 157. Подробнее см.: (328 ], II,
417.
«... еще ведется». — [1278], 317.
402
Глава 1
НАЧАЛО В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ
Стр. 61:... Кирилл из Александрии. — Кирилл Александрийский, «Послание
императору об истинной вере», 3. (Курсив мой — К. Д.) ... Мартин Адриан Беек — [105],
129. ... Теодор Моммзен — |Мв]. VII, 229. ... Эрик Брок — [172]. 43, 47. ... Кардинал Михаэль
Фаульхабер — [429], 69.
Стр. 63: «... народом Израиля». — (384], 9, 281. [1336], 11 (550], 143. [290], 11.
«... страна Бога». — Евр., 11,9. Зах.. 2,16. [290 ], 12—13.
Стр. 64: «... четырежды». — Ср.: Нав., 24. Суд., 1,4; 1,17; 1.22; 3,29; 4,18. Исх., 9,20;
26,7; 34,1. Чис, 21,3; 33,51. Втор., 6,10. 1 Цар. 11,2 Цар., 10,6; 12.26. Суд., 7,1. [88] 2. А., П,
367—308. [384]. «История». II, 151—152. [273], III, 817; IV, 913; V, 1134, 1208, 1258. 1317.
[705], 118. [11531, 40. [25], 285—286. [105J, 32. 45. [1041], 133. (1158), 69, 81. (509), 199.
(290], 42. [325], 47. Alt, который в своих «Kleine Schrinen» [36], наряду с «военными»
событиями, изображая также подробно «мирное развитие», констатирует, однако, что
«военные осложнения... позднее взяли верх», более того, дает понять, что они потом
составили «правило»: I, 139.
Стр. 65: «... ни души». — Быт., 19,24. Исх., 15,3; 19,18; 20,5; 24.17; 34,7. Чис, 16,35;
21,6. Втор., 4,31; 5,9; 9,3; 13.13; 20,13. Суд., 5,4; 5.11. 2 Цар., 5,10. 3 Цар., 19,10. Ис, 45.6.
Иер.. 5,14; 20,11. Ос., 12.6. Ам., 3,13; 6,14. Пс, 18,8; 74, 12; 89.8. [384], «История», II, 152.
[427], 20. (9901, 245. (1041), 103. (1157], 64, 83. [333]. 65.
Стр. 66: «... глаз твой...» — Втор., 7,1; 7,16; 7,20. Пс, 149,6. [1438], 9, 31. (850 1, 39.
[172]. 37.
«... начальником врага»* ~ Втор., 32,39. [172], 37. «...высокомериявыбора...» — [837], 9.
Стр. 67: «... убить его...» — Втор., 12,2; 13,7. Пс, 106,34. Ср. также: Втор., 7,5; 7,25.
(1086], 229. [333], 62.
«... исходящая похотью...» — Ос, 1,2; 2,6; 2,9; 2,18; 4,13; 9,1. Иер., 2,23. (1118], 121. Ср.
также: (325], 50—51.
Стр. 68: «...наведет на тебя...» Лев., 26,14. Втор., 26,15.
«... особенной инстанцией». — Ср.: В. Schuller в [863] 2. А., X, 229.
« ... и многое другое». — Преступления против тела, жизни, родителей: Исх., 21, 12.
Прелюбодеяние: Лев., 20,10. Инцест: Лев., 20,11; 20,17. Гомосексуализм: Лев., 20,13.
Сношения с животными: Исх,, 22,19. Лев., 20,15. Поло* вые сношения во время
менструации: Лев., 20,18. Распутство дочери священника: Лев., 21,9. Другие преступления,
наказываемые смертью: Быт., 17,14. Исх.,4, 24; 12,19; 19,12; 22,17; 22,19; 28,35; 28,42; 31,14.
Лев.. 19,7: 20,6; 20,27. Чис, I, 51; 15,30; 17,6. Втор., 17,12. Нав., 1,18. Ср. далее: Быт., 38,7;
38,10. Исх., 11,4; 12,29; 14,27; 15,1; 15,21. Лев., 10,2. Чис, 14.36; 16.31; 17,14; 21,6. 1 Цар.,
2,27; 2,34; 4,11; 4,18. 2 Цар., 6,7; 12,15. 3 Цар.. 13,26; 20,35. [969], RAG, XI, 1189. В. Schuller в
[863], 2. А, X, 229. К роли жещииы в Ветхом Завете и иудаизме ср.: ThRe, XI, 422 (с
изобилием литературы). [550], 174. К инцесту ср.: (575], 60.(748], 111.(1295], 72.
Стр. 69: «... (католик Даньелу/». — Быт., 7,21; 19,24; 25,27; 27,36; 29,15; 31,20. Исх.,
11,4; 12,29; 14,27; 15,1; 15,21. Лев. 10.2. Чис, 16,31; 17,14. (Ш), 15.
Стр. 70: «... походное знамение».-~ Быт., 34,25. Исх., 17,15. Лев., 26,7. Чис, 21. 14.
Втор., 2.24. Над.. 3,5; 6,17; 6.24. Суд., 3,10; 4,14; 5,11; 5,13; 5.31; 6,20; 7.15; 7,20; 20.2; 20,27.
Щар.. 1,21; 4,3; 4,11: 13,19; 17,45; 18,17; 21,6; 25,28; 30,26- 2 Цар., 1,21; 5,24. Ко всему в
целом: (454), (1126]. [863], 2. А., VI, 639. (384], «Ис
403
тория», II, 152—153. [273], IV, 893; V, 1208—1209, 1317, 1328—1329. 1638), 19. 1481 J,
67 и примечание 9.
«с... самого Моисея». — Чис. 21,21; 31,7. Втор., 2,32; 3,1. [273], IV, 914. De tribus
impostoribus, 61, 95.
Стр. 71: «... (Парке)». — [273]. I. 130—131, 192; IV, 893, 913, 924, III. 603, 815—816.
(1066], 86. [4811, 68.
«... Богом своим». — Ср. с этим, кроме предыдущего примечания, также: Втор., 13,16;
20,10; 20,16. [863J, 2. А. I, 1224. [273], III, 815; IV, 893, 920, 924. [628], 20. (716], 74. [481], 67,
74.
Стр. 72: «... Бог ваш». — Tacit, hist. 2,4; 5,3. Ср. также: Joseph, с. Apionem.,
I, 34,6; 2.10,1. Лев, 18,1; 18,24. [172], 36, 44—45.
«(... Боттервек)». — Втор., 23,9. Суд., 7,17. 1 Цар.,21,6; 27,9. 2 Цар., 5,8; 5,23; 11.11;
12,31; 20,15.
2. А., VIII, 1300—1301. [1040], 404. [35], 143. (273],
II, 459; III, 813; IV, 895; V, 1217. (1126], 24. (Автор показывает, что наряду с подобными
были и достаточно «мирские» войны.) [1457], III, 1. (Вебер — первый, кто предпочел
рассматривать «священные» войны Израиля лишь как «предварительный этап» и, пожалуй,
даже как образец для прочих «священных» войн; Прежде всего Ислама.) [1045], 209. (481],
67. [172], 47.
Стр. 73: «... никого дышащего». — Нав., 3,6; 6,1; 8,1; 10,1; 11,6; 11,16. [273],
III, 815; IV, 919. J. Scharbert в [863], 2. А., V, 1145—1146. [1139], 228—229. [267], 77.
«... и мулы». — Ср.: Втор.,20,10. Нав., 8,15. Суд. 7,16; 9,43; 20,35. 2 Цар., 5,8; 10, 8;
20,15. (273], IV, 895. (105], 173, примеч. 6.
Стр. 74: «... добровольная смерть». — 1 Цар.,11,6; 11,11; 14,36; 14,47; 15,1. (863], 1. А.,
IX, 159—160, 194—195; 2. А., IX, 347. [105], 50. (1501), 442. [127], 186. [1217], 54. (266],
338—339, 341—342. [267], 99, 102.
Стр. 75: «... аммонитскими». — 1 Цар., 16,1; 16,13; 27,1. 2 Цар., 4,12; 8,1; 12, 29; 21,15;
22,38. 1 Пар., 18,14. Ambros. de off., 35,177. Theodor. h. е., 1,33. Василий Великий, Письмо
Григорию Богослову, 2,3. [622], IV, 324. [273], II, 410; IV, 899; V.1134. [863], 2. А., III, 174.
[105]. 50. [2*6], 88. (267), 113.
«... и топорами». — Сравните «Библия и все Священное писание Старого и Нового
Завета в немецком переводе Мартина Лютера», Вюртембергское библейское издательство,
Штутгарт, 1970 г., 368. с: Dr. Martin Luther, «Die gantze Heilige Schrift (Deutsch). Auffs. neu
zugericht, Wittenberg, 1545», стереотипное издание, dtv text-bibliothek, изд. X. Фользем в
сотрудничестве с X. Бланком, редакция текста — Ф. Кур, 1974. (Курсив автора.)
Стр. 76: «... и следовали». — (1263], 345, 361. [819], 75,76—77, 79, 83, 89—90.
«... been terrific*. — Glueck цит. по* [172], 23.
«... великих преступников». — 2 Цар., 7,9; 8,5; 8,13; 16,5. 1 Пар., 17,12; 17,8; 18. 3i
18,12; 22,8. [863], 2. изд., III. 174. (172], 22—23.
Стр. 77: «... скромные «семьдесят человек»!)». — 1 Цар., 16,19. 2 Цар., 22,21; 23,1;
24,15. Пс, 101,1 («Зеркало правителя»). Сравните «Библия...» Вюртембергское библейское
издательство, 321 с D. Martin Luther «Die gantze Heilige...*, 517.
«... превосходство». — Нав., 7,20. Ср.: 2 Цар., 8,7. 3 Цар., 14,8. Пс.,101, 5. 1 Пар., 18,7.
М. Rehm (863]. 2. изд., III, 174. (172], 42.
Стр. 78: «... у Господа»».3 Цар.,15,6; 15,16. 2 Пар., 13,1; 13,15. [509], 198.
«... мессианские времена». — Ис, 42,7; 61,1. Иоил., 4,6. Ам., 1,6; 9,2. Пар., 28,9. Пс,
79,11; 102,21. 2 Мак., 8,36. [863], 2-е. изд., VI, 644.
Стр. 79: «... (Нетшер)». *- Цитаты: 2 Цар,, 3,25. 1 Цар., 20,29. Иер., 49,25. Ср. также: Ис,
17,1. Ам., 1,3. 3 Цар., 11,3. 4 Цар., 3,6; 6,8; 8,20; 9,15; 14,7; 14,11; 18.8. 2 Пар..Ш; 14,8; 16.1;
20,1; 21,8; 25,21; 26,6; 28,16. (273], 1,125; IV, 995. F. Notscher в (863], 1-е изд., V, 308. (Даты
правления царей Иудеи и Израиля сильно разнятся. Здесь и далее я придерживаюсь
хронологии, приведенной в [105], 101 )
404
« ... в последнем Суде». — 3 Цар., 22,9. Ис, 7,4; 37,33. Иез.,38. [М3|, 2-е изд., VI, 639.
«... повергли в прах». — Кирилл Александрийский, Послание императору об исииной
вере, 2. г.
Стр. 80: «... нежели выколосился», — 3 Цар.,20,28. Ис, 37,26; 2,2; 2 Пар. 13,1; 13,12;
14,11; 17,10; 20,15. [273], FV, 881.
«... вместо него...» — 4 Цар.,15,8. [384], «История», II, 154. [273], Ш, 881.
«... мочащегося к стене...» — 3 Цар., 15,25; 16,8.
Стр. 81: «... пред ним». — 3 Цар.,16,15. (8631, 2. А., VII, 1155.[273], III, 671— 672. [105],
75—76.
«„.прежде него...» — 3 Цар., 16,29; 18,19. [273], II, 445—446; III, 672; IV, 883. [384], 9.
192. [105], 77. (Датирует конец правления Ахава 852 или 853 г до и. э.) [266], 40—41, 112—
113.
Стр. 82: «... на поле изреельском...» — 4 Цар.,9,1. [273], 11,446, 450—451; Щ, 677. [266],
112—113, 116. [478 ],129.
«... ни одного». — 4 Цар,, 9,24; 10,1. [266], 194—195.
«... двадцать восемь лет». — 3 Цар., 18,19; 18,22,18,40. 4 Цар., 10,17. Hilar. In ps. 51,15.
[273], П, 446—447; 111,676—677. [863], 2. А., Ill, 806—807, 821. (Сверх того,
подчеркивается: «Хотя надежное разделение истории и легенды невозможно», не следует,
однако, «сомневаться» в чудодейственной силе пророков.) [245], 43. [1118], 83.
Стр. 83: «... за все оскорбления...» — 4 Цар., 11,1; 17,1; 18,1; 23,26; 24,1; 25,1.
Иер.,52,15; 52,28. [384], «История». II, 153. [1073], II, 1497. [863], 1. изд., I, 755.12731, III, 668,
695, 702; IV, 881, 900. [481], 96, 103—104. [105], 78—7а Навуходоносор изображен в Библии
как образцовый деспот, и в этом качестве вошел в историю. В действительности, религия и
архитектура интересовали его больше, чем завоевание мира, и он не был лишен терпимости.
Ср.: [105], 95—96, 103. [266 ], 58—59.
Стр. 84? «... был и есть иной». — Ис, 44,28; 45,1. Езд.,1,1; 6,2. 2 Пар.,36,22. [1073], III,
417 [1416], 1354—1355. [273], V, 1124, 1201. [706], 109. [480], 67. Возвращение сосланных по
эдикту Кира II представляло собой не одномоментную акцию, но было длительным
процессом. См.: [1467], 45, 51.
« ... служением идолам». — Сравните Книгу Ездры и Книгу Неемии. [273], I, 85;
111,577; V.1164, 1202. О «Новом союзе» ср. напр.: Иер., 31,31. Езд., 36,22. [986], VH.188
[550], 145—146 [105], 106. [2671, 187
Стр. 85: «... вашим навеки». — Езд.,7,1; 9,1; 9,7; 10,1; 10,10. [863], 1. А., Ш, 797; 2. .А.,
III, 1101—1102. [384], «Мифология», I, 237. [273], V.1125, 1166, 1203. [105], 109. [172], 44—
45.
Стр. 86: «... нееврейского партнера». — Втор.,21,10. Езд.. 15. Неем., 2,1; 7,61; 9, 2; 13,1;
13,23. lustin, dial. Tryph. 11,4. [863], 1. А., VII, 480; 2. изд., VII, 868—869. [105], 110. [172],45.
[509], 201. [485], 85, 112. [1158], 88—89. [267], 190. Многоженство и соответствующее
благословление детопроизводства патриархами доставляло апологетам религии множество
хлопот. Епископ Евсевий из Кесарии написал об этом целый труд, который/правда, пропал.
Ср.: Isid Perns, ер. 2,274. [994], 1069.
«... мы рабствуем». — Неем., 9,22; 9,36. Касательно почитания Неемии в более позднее
время см. напр.: Сир., 49,13. 2 Max., 2,13.
«... стеку Иерусалима...» — Неем,2,11; 6,15. [105], 111. [266],296
Стр. 87: «... была на его губах». — Jes. Sirach 50,5. Также: [863], 1. А., IX, 594—595. de
Vaux в [863], 2. изд., IX, 1355. Огностительно Гекатея и Аристея ср.: [1073], I, 555; II, 976.
«... в мой амбар». — Исх.,23,19; 34,20; 34,26. Чис, 17,8. Втор., 4,9; 14,22. Ср.: Втор.,
18,1. Мал., 33,10.
Стр. 88: «... огромные прибыли». — Исх.,23,14; 30,11;34,18. Лев.,7,6; 7.31; 10, 12; 22,10;
27,30. Втор., 61,1. 3 Цар., 9,25; 12,26; 14,26; 15,15; 15,18. Езд.,2,63. Не405
ем..7,70; 10,33. Мал., 3,10. (273]. II, 408, IV, 1080; V, 1164. 1339,1365; VI, 1442— 1443.
[271. 38, 45—46.
Стр. 89: «... не устанавливать «никакого роста!» — С ветхозаветным запретом
процентов ср.: Исх., 22.25. Лев., 25,36. Езд.. 18,5. Пс, 15.5. Далее: [273],
11, 408. [1458], I. 55. А также: [943]. III, 659.
«... (Аль-Фарик)». — 3 Цар., 12,26. [863], 2. А., IX, 1353, 1357—1358. [27], 46—47.
[267], 133.
«...ни пошлины». — Езд., 7,11.
Стр. 90: «... поговорки богатства». — Неем., 10,33; 12,44; 13,4. [273], V, 1162, 1323.
[1269], 575. [170], 79—80. «Деньги и без того текли из диаспоры в Иерусалим... много
наличных денег. К этому добавлялась благотворительность, официальные дотации и иные
пожертвования со стороны государства. Все это способствовало тому, что в Храме
скопились огромные сокровища в драгоценных металлах».
Стр. 91: «... на стене Ватикана)»; — 1 Мак., 1,2 Мак., 4,12; 5. Joseph, ant. Jud. 12,248,
[863], 1. A, I, 499—500; 2. A., I, 653—654. [273], III, 590, 620—621. [1416], 1964 г., 1355.
[1073], II, 1498 [550], 148. [129]. 60. [631], 131 [1405], 175, 191. [170], 15, 29, 66, 97, 111, 120.
[564], 1. (632], 126. (631], 100—101, 108, 505. [978], 1 [317], 135 [439], 13.
«... почитания в мир». — Bevenot в [863], 1. А, VI, 818. [129], 17, [1244], 97. (439], 28—
29, 74.
«... и ислама». — [129], 92.
Стр. 92: «.., (Веллхаузен)». — Ср.: 1 Мак., 3,46. [863], 2 А., VI, 639. [273], И, 391—392;
III, 591, 735; IV, 945. Bevenot в [863], 1 А., VI, 814. [1474], 134. [429], 125. [170], И, 51.
{439)29, 55, 64, 189.
Стр. 93: «... и солдат». — 1 Мак., 2,1; 2,39; 3,13; 3,32; 4,26. 2 Мак.. 2,15; 8,9;
12, 32. Joseph, ant. Jud.12,6,1. Joseph, bell. Jud. 1,3. [384j, «История», I, 102; II, 158—159,
277; III, 155. [1073], II, 1497—1498; III, 834, 1085. Bevenot в [863], 2 A., VI, 1315-1316. [1416],
1355 [273], III, 596. [1474], 134—135. [429], 124—125. [550], 151—152. [213]. 251—252.
[1203], 125. [439], 55, 182, 189. Когда Помпеи захватил Иерусалим (63 г. до н. э.), он, хотя и
вошел в Храм, но не посягнул на его сокровища.
Стр. 94: «...миллионы марок». — 1 Мак., 9,13. Joseph, ant. Jud. 13,6,6. Joseph, bell. Jud.
1,2,2. .R. Meyer в [384], «История», II, 158—159. [863], 1. A, V, 237, 315; 2. A,, V, 585; VI,
1315. [273], III, 598, V, 1275. [986], IV, 138. [105], 137. [550], 148, 152.
«... украсит Ирод)». — 3 Цар., 16,23. 4 Цар., 17,24. Езд.,4,4 Joseph, ant. Jud.
13, 88. Joseph, bell. Jud. 1,166. Иоан., 4,20. Относительно резкой антипатии между
евреями и самаритянами в эту эпоху ср.: Лук., 9,52 и Иоан. 4,9. [863], 1. А., ГХ, 148. [290], 45.
Стр. 95: «... в тюрьмы и рабство». — Подробно: Joseph, ant. Jud. 13,3,3. [384],
«История», П, 159. [862], 109. [863], 2. А., I, 311; VI, 1316. [273], Ш, 601— 602. [986], IV, 53,
138—139. [105], 137, [550], 154—155. [290], 13. С Иосифом Флавием ср.: [838].
«... (Грундман)». — Ср.: [384], «История», II, 277. [863], 2. А., V, 586; VI, 1316. [550].
159.
«... поступать как они». — Григорий Богослов, Речь о Маккавеях. В: [622], IV, 347—
348.
Стр. 96: «... I августа». — Ссылки на Киприана, Иоанна Златоуста, Амвросия и
Блаженного Августина в [863], 1. А., VI, 818. Цитата из Августина: de civ. dei 18, 36. Цитата
из Иоанна Златоуста: Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим.» 20. Homilie 2. D. Schotz в
[863], 2. А., VI, 1319. подчеркивает, говоря о Маккавеях: «Их не следует путать с
Хасмонеями — сыновьями Маттафии»!
«... проучительную ценность...» — [287], 7, 13, 115, 117, 120.
406
Стр. 97: «... молодежи». — Лук., 6,15. Мат., 10,4. Деян.,1,13. Joseph, bell. Jud. 2, 8,1;
2.13,3. Ср.: 2,13,6; 5,9,4; 5,13,3; 6,5,4. Joseph, ant. Jud. 18,1.1; 20,8,10. Tacit, hist. 5,13. Suet.
Vespas. 4. Euseb. 2,20,4. (986], VTI, 224. (550), 167 (27], 58. A. Schalit, «Herodes und seine
Nachfolger» в: [1314], 41—42, [202], 149. К отношениям евреев и римлян вообще см.: [1112].
«...Священному писанию...» — Еще Иероним (Praef. in Hbr. Sakom.) не причисляет обе
Книги Маккавеев к каноническому составу Священного писания, как реформаторское
христианство и иудаизм по сей день: D. Schotz в [863], 2. А., VI, 1318.
Стр. 99: «...самоубийством». — Suet. Vespas. 5,3. Tit. 5,2. Joseph, ant Jud.18,1, 6. bell. Jud.
2,8; 4. Cass. Dio 66,4. Tacit, hist. 5.2. (1073], II, 234; V, 1490. [384], «История», II, 159. [863], 1.
A., IX, 150; 2. A., X, 1343. (273], TV, 893; V, 1217, 1366—1367. [986], VII, 226. [630]. [550],
167. [461], 925. [526], 257—258, 276.
«...(Моммзен)». — [986], VII, 237. [769], 55. [550], 169—170. (105), 166.
Стр. 100: «... разбили наголову». — (105], 166. (273], I, 259. [986), VII.192— 193, 239.
[461], 925. [550], 170. (1359], 75
«... Эрец Израиль». — Euseb. h. е. 4,6,2. Dio Cass. 69,12. [384], «Философия», П, 7. (863],
2. А., I, 1245—1246. [273], I, 262; V.1225. [896], VII, 242. [105], 166. [461], 859. [550]. 170.
(444 ], 241. [927], I, 183—184. [966], 137. [1359], 76—77.
Глава 2
ДВУХТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ВОЙНА ПРОТИВ ЕВРЕЕВ НАЧИНАЕТСЯ
Стр. 101: «... Иоанн Хризостом». — Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим., 20.
Homilie 4.
«... Василий». — Василий Великий, Hex. 9 Нот. 6.
«...Ефрем». —Доказательства: [1282], 17.
«...Афанасий». — Ср.: примеч. к стр. 135.
«... Августин». — Ср: стр. 439.
« ... Генрих Гейне». — Цит. по: [125], 222.
Стр. 103: «... обусловленные основания». — (856 ], 469.
«... победителям». — Tacit, hist. 5,5. [856] RAC, I, 469. [1073], 1П, 27; IV, 1311. Сенека
цитируется по: (461], 933. Ср. также: [461], 931—932. [1178], 348. [83], 370. [448].
Стр. 104: «... (Моммзен)». — [384], «История», I, 204, 233. (986), VII, 194, 213, 224.
[461], 867—868, 922, 933. [1097], 2.
«... вонской службы». — Joseph, ant. Jud. 14,10,5. Tacit, hist. 5,12. Tertull. Apolog. 21.
[986], VII, 239, 245. [179], 110. (59), 70. [835], 42. [448], 30 (461], 390—391.
Стр. 105: «... их богослужения». — Шопенгауер, «Parerga et paratipomena»
(«Приложения и дополнения»), II, гл. 15 «О религии», § 174. Цит. по: [1475], 185. [273],
11,459. [105], 115. (461), 864. 920. [1097], 4. (961] ,38
Стр. 106: «... церковному календарю». — Гал., 6,16. Рим., 9,6. 1 Кор., 10,18. Ср.: 2 Кор.,
3,12. Just. I. Apol. 31. Tryph. 9,1; 29. Barn. 10,11; 13.1; 14,1; 4,6; 5,11. Orig. Нота in Exod. 8,2.
[785], 205. [1157], 102. (273], П, 461. (643), 73. [1260], 10—11, 20. [683], 6—7, 10. [1067], 95.
[1231]. 52—53. [887), 72. прим. 3. (828), 30, 45. (515), 215. (1504 ], 14. [1214], 16—17.
«...праотцы». — I Clem. 31,2. Евр., 2,16. Иоан., 5,45. Tat. or. 31,36. Lact. div. inst. 4,10.
[843], 183.
«... отпадения». — [863], 2. A., I, 393.
Стр. 107: «... перевод с древнееврейского «machiach» или « Messias». — Ср. Чис, 8.10;
27.18; 27,23 с Деян.. 6,6; 13,3; 8,17; 19,6. 1 Тим., 4,14. 2 Тим., 1,6. Arts407
tid. Apol. 14. Clem. Al. strom. 6.5. Syn. Laodicea (um. 360), c.35. (384], «Религия»,
I, 226—227. ThRe, XI. 1983 г., 115. [856], 476. [769]. 55. [161], 298. [870], I, 209. [1058].
264—265, 278. [823], 172. [928], 130.
«... и позорить». — О любви к врагам: Platon, Kriton с. 10 р. 49. Sen. ben. 4,26,1. Ср.
также: 1, 11 u. de vit. 20,5. Исх., 24,4. Ис, 1,6. Плач., 3,30. [856 |, 476., (382], 361. (1049). 337.
[754]. 117. [823], 172. [1330]. 40. [132]. 59.
[928], 130.[298]. 51. [527], 281.
«... (Брокс)» — [195], 31.
Стр. 108: «... как и ceteri confratres)». — 1 Кор., 3,9. Касательно образцового
самовосхваления и самодовольства «великолепного Павла» (Лютер) ср.: 2 Кор.,3,6; 11,22;
12,1. 1 Кор., 3,10; 11,1. 2 Кор., 6,3. Фес, 2,10. Флп., 3,17; 4,9. 1 Кор., 2,6; 4,16; 9,15; 14,18. 2
Кор., 1,12; 1,14; 3,1; 5,12; 10,13. К обвинению христиан в самовосхвалении: 2 Кор., 3,1; 5,12;
10,13. Nietzsche, Antichrist, 42. [1223], 524. [1533], 54—55. [382], 134, 141. К искажению
Евангелий Павлом: [1507], 189, 202. [161], 105. [304], 55 [967], 36. [464], 23. [463], 78. [1306],
448. [1283]. 107. [1937], 194. [219], 185—186, 289. [334 ], 226. [1483], 61. [1331], 171. [828], 17.
[1124], 481. Гете. «Вечный жид», цит по: [450], 164. Об отношении Иисуса к еврейству ср.
напр.: [333], 77.
«... в пустыне». — 1 Фес.. 2,15. Рим., 2,21; 9,30; 10,2; 11.11. 1 Кор., 10,5. Гал., 6, 16.
Деян.. 13,46; 18,6. [682], 62. [960], 19. [929], 125.
Стр. 109: «... евреев «дерьмом». — Флп., 3,3. Рим., 2,21. Гал., 4,8. Деян., 2,22; 3, 15;
4,10; 5.30; 7,52; 10,39; 28,25. [370], 88. [856], 475. [1451], 471—472. [969], 1193, 1197. [971],
III. 85. [682]. 62. [517], 199. [1301], 245. [855], 13. [856], 16. [1282 ). 5. (1283], I, 98. [1056],
198—199. Ch. Guignebert ."Jesus*, 1947 г., 567. Цит. по: [i0i7|, I, 15.
«... бесом», — Деян., 7,52; 2,22; 3,15; 4,10; 5,30; 10,39, Евр., 11,37. Иоан.. 5,16; 5, 37; 7.1;
7,13; 7,28; 7,34; 8,19; 8,31; 8,44; 8,55; 10.31; 16,3; 18,36. Опер., 2,9; 3,9. [773], 118. [1469], 415.
[336], 17. [1459], III, 442. Ср.: [1150], 307. [663], 252. [958],
II, 313. [1550]. 221.
«... полемика нарастала». — Содержательное сопоставление соответствующих текстов
см.: [1504]. Ср. также: [685], 5. [448], 31.
Стр. 110: «... эту прокисшую закваску...» — Ign. ad Philad, 6,1. ad Magn. 8,1. К этому:
Euseb. h. e. 3.22.1. Hieron. vir. ill. 16. Anwander в [883], 1. A, V, 359. [1522], 5. Co времен Ж. В.
Котелье (1672 г.) причислены к «Patres aevi apostolici» («Апостольским отцам»): Варнава,
Климент Римский, Игнатий, Поликарп, Ерма. Позднее к ним сопричислили Папия и автора
«Послания к Диогнету». Ср.: [37], 72—73. [961], 32.
«... о двух убийствах пророков...» — [1300], 126.
«...преданыгибели». — Ват. 4,6; 5,1; 9,4; 10,1; 13.1; 14,1; 15,1; 16,1. Ср.: 4,6; 5, 1. [863],
1. A., t 979; III, 301. [862], 225. [371, 37. См. также полемику с «лицемерами)» в Дидахе
(«Учение двенадцати апостолов»). Did. 8, 1. Ср.: [772], 242—243. [769]. 55. [448]. 31. [960],
38.
Стр. Ш: «... фигуру». — Just I apol. 31; 47; 49. (Ср.: Tert. apol. 1,114; 2,97.) Just. Tryph.
12; 16; 26; 30; 32; 34; 39; 41; 46; 64; 93; 95; 108; 118; 120; 123; 130; 132; 136. Tat or. 18 Ср.:
Euseb. h. e. 4,16.1; 4,16,7. J. Hon в [863], 1. A.. V. 728— 729; 2. A., V, 1225—1226. [827], 101.
«... убийство произошло...» — Melito, de Pascha 87. Ouasten в [863], 1. A., VII, 69. Ср.
также: [813], 374—375. [448], 35—36.
Стр. 112: «... (Шнейдер). — Cypr. or. Dom. 10. Testim. ad Ouirin. Tert. pud. 48. adv. Jud. 1
u 3. apol. 21. scors. 10,10; hraesc. haer. 8. Orig. c. Cels; 2,5; 2,8; 4,22; 7,8. Hippol. Demonstr. c.
Jodaeos. Ad Diognet 3. Ср. указания в литературе: [148]. 11. [37], 142. [813], 170, 279—280.
[39% 235. [686], 242. [181], 96. [1282], 13, 16. [1065], 121. 148. [828], 26—27. [953]. 133.
«... (Иопке)». — [813], 281. [599], (1924 г.), I, 74. [1056], 282. [448], 32.
408
«... этот святой епископ». — [813 ], 248—249. [1093], 709—710. Стр. 113: «... и свой
разум». — Athan. с. Arian. 2,15; 2,17; 2,42; 3,28. [875]. V, XIX.
«... истории человечества», — Euseb. h. е. 2,6,3; 3,5,2; 3.6,28; 3.7.7. Не без легкой
иронии Grant повествует: «Хотя сам он (Тит) никоим образом не намеревался разрушением
Иерусалима оказывать христианам любезность, христианская традиция славила разрушение
им города как отмщение евреям за то . что они погубили Христа»: [528], 278.
«... уже при Константине». — Euseb. h. е. 2,19,1; 2,26,2; 3.5,4; 3,7,2; 4,1,2. [813], 199.
[863], 1. А., III, 857.
Стр. 114: «... (католик Хюммелер)». —Ephr. hymn. с. haer. 26,10; hymn, de fide 12,9.
[1144], V, 527—528. [883], 2. A. Ill, 926. [1410], 127. [1256]. Ill, 94, 431. [371], I, 439—440.
[686], 303. [599], I, 74. прим. 3. [1282], 17.
«... на свободного». — Ephr. hymn. с. haer. 56,8. hymn, de fide 1,48. [863J, 1. A., Ill, 715—
716; 2. A., III. 926. [686], 303.
«... с/пали убийцами». — Ephr. hymn, de fide 1,50. Theodor. h. e. 2,31. [37],
299.
«... этого святого». — E. Beck в [863], 2. A., Ill, 926. Зато в изданном с церковного
разрешения и под редакцией P. Manns в 1970 г. сборнике «Reformer der Kirche"(!) [933] на
стр. 159—160 сказано буквально следующее: «Ефрем был высоко чтим еще при жизни и
остался таковым до сих пор во всем христианском мире. Он вел святую, аскетическую
жизнь... Он умел постоять за себя и среди опасностей войны... Ефрем — крупнейшая фигура
сирийской литературы)».
Стр. 115: «... печать отцов». — Anastas. Sin., Hodegos, 7. [37], 278. (1164),
171.
«... праздник примирения)». — Jon. Chrysost hom. post terxae motum. [1143], 251—252,
278, 496. [92], I, 169.
«... или кого-то другого на свете». —Chrysost. advers. Jud. 6, 2. Иоанн Златоуст
«Комментарий к 2 Рим.», 8. Horn. 1. Matth. Kornmentar, 10. Нот. 2; 11. Нот. und 23. Нот. I; 68.
Нот. I; 73. Нот. I; 74. Нот. I; 75. Нот. I; 76. Нот. I. [686], 56. [1164], 110—111. Ср. с этим также
восторженное высказывание Norman в [54], 57.
Стр. 116: «... днем ухудшаться». — Chrysost. Нот. adv. Jud. .1,1; 1,3; 4,1; 5,4; 6,2. Нот. in
Ps. 8,2. Matth. Kornmentar, 16. HomUie. Baur в [863], 1. A.,11, 953. [13791/1, 112. [230], 141—
142, 152. (683], 45—46, 69—70. [1498], 66 [828], 35. [1243], 80. [1164 ], 200. Даже Baur ([92],
J, 275) полагает, что за одно единственное из тех высказываний, за которые христиане
некогда одаривали его «восторженными рукоплесканиями», сегодня Златоуст, вероятнее
всего, предстал бы «перед прокурором».
«... над душами». — [54 ], 57. [299], 299. [92], I, 170. [686], 56 и предисловие к работе
[230], 152. Изданный уже в 1970 г. (с церковного разрешения и под редакцией P. Manns)
тысячестраничный сборник «Reformer der Kirche» славословит Иоанна Златоуста: «Изо всех
отцов церкви его проповеди с течением времени ни в малейшей степени не утратили своей
свежести и впечатляющей силы», и ни единым словом не упоминает о животном
антииудаизме «святого».
Стр. 117: «... никакого избавления». — Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим.», 20.
Horn. 1.
«... (Евангелие от Луки, XIX, 27}». —- Chrysost. P. G. 48,846. Перевод в: [1395]. 307.
Theodor. h. е. 5,28 «... к своим рабам!» — [1395].
«... и *да безмерности» его». — Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим.», 20. Нот. 1.
Стр. 118: «... бедствие». — Там же. Ср. также: [448], 39—40. (1143). 252.
409
Неоднократно и настойчиво этот учитель церкви доказывет, что иудей виновней и
испорченней, нежели язычник, «что иудей—благодарение закону— познает еще большее
бремя, что его «ожидает еще большее наказание, так как чем большей заботой он насладится,
тем тяжелее будет для него наказание». Впрочем, «доказательство» уже апостола Павла, чью
«достойную удивления мудрость» славит Иоанн Златоуст, сводится к тому, «что язычник
лучше иудея».
«... сам Павел». — Иероним, Комментарий к Ис, 1,10; 3,1; 3,3; 3,17; 5,18; 52,4; 60,1;
6210. Комментарий к Соф.. 3,19. (813], 504—505. (553], II. 123—124; 111,109—110.182,203—
204.
Стр. 118: «... сатаны». — Hieron. ер. 105.13.
«... только двое». — Venant. Fortunat Vita Hil. 6. Hilar. Super Psalmos 53; 68,23. MG Auct.
ant. 4,2,2. De trinit. 7,23. Anwander в [863], 1. A.. V, 25. (53], (1933 г.), 32. [1067], 96. (231], 78.
[1194], 74. [828]. 37—38. 1683),40—41. [626] Хельд, 128.
«... в дремоту хроник». — [1282], 6.
Стр. 129: «... грешников». — Euseb. h. е. 7.30.14. [1543], 404. 407. 413—414. (239), 141.
[325].182.
«... рабскую службу». — (1283]. I. 324. 587—588.
Стр. 121: «... до конца времен». — Hieronym. in Isaiam 60. Chrysost. hom. adv. Jud. 5,4.
Expostt. in ps. 8,3. August. Enarr. in ps. 56,9; in. ps. 39,13; de civ. dei 18,10; 12,12. De coos,
evangel. 1,13. C. Faustum 12,12; 13.10. ep. 137,16.
«... (Поляков)» — (1997], I, 18.
«... синодальных декретов». — Syn. Elv. c. 16; 49; 78. Syn. Antioch. с. 1. Ср.: Syn. Laodic.
c. 10; 29; 31. Con. Chalced. (451r.), c.14. Syn. Vannes (465 г.), с. 12. Syn. Agde (506 г.), с. 40.
Syn. Epaon (517 г.). с. 15. Syn. Orleans (538 г.), c.13. Syn. Macon (584 г.), с. 15. Syn. Narbonne
(589 r.) c.9 u. a. [179], 122. 136. [828], 28, 32. [1463], 88. [1165], I, 34.
Стр. 122: «... или жизни». — Cod. Theod. 16,7. 6; 16,8,1; 16,8,3; 16,8,6; 16,8,16; 16,8,19;
16,8,24; 16,8.28; 16,9,2; 16,9,4. Nov. theod. 3,6. Vita Const. 3,17; 4,27. Constitute Sirmondi 6.
Hieronym. Comment, in Isaiam 2,3. Ср.: Ivo von Chartres, Deer. 13,108. [1144], I, 475; III, 336.
[1288], I. 8. (179), 115, 121. [1067], 99. [1422], 26. [394], 24—25. [402], 8. [1498], 67. [828]. 32.
[1003]. 9.
«... (Ленгефельд)». — [1043], 196. [835]. 63—64.
«... дьявольской церковью». — [599]. I, 75—76. [179], 116. [1065], 181—182, 188,3*2373
Глава 3
РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ ХРИСТИАН ХРИСТИАНАМИ НАЧИНАЕТСЯ
Стр. 123: «Св. Павел». — Гал., 5,12.
« Св. Игнатий». — Ign. ad Smym. 4,1.
«Св. Ириней». — Iren. adv. haer. 1,31,4.
«Св. Поликарп». — Polyk. ad Phil. 7,1.
«... Иероним». — Hieron. с. Pufin 3.9. [553], III, 70, 82.
«... Хризостом». — Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим.», 9. Нот. 9.
« Лихтенберг». — [864], 348—349.
«Вольтер». — Voltaire, «Colletction complete des oeuvres". 31, 389. Цит. по: [1026]f I, 82.
Стр. 125: «... лишь с XII века». — Ignat. Trail. 6,1. Ephes. 6,2. Smym. 8,2. Ср.: 1
Kop.,tl,19. Гал.. 5,20. 2 Пет., 2,1. Деян., 5.17; 24,5; 28,22. [15271, 13. [39], 61. Стр. 126: «...
христианского кредо...» — [39], 62. [365]. 103. [1354]. 81. «... «истинное» христианство». —
[39], 62.
Стр. 127: «... полностью лживо». — [1214], 20—21. [39]. 61. [1226]. 123, 143.
410
Стр. 128: «... (Брокер — Orig. с. Cels. 3,10 [195), 138.(391, ^8 (505], 104.
«... очень подходит». — Деян., 8,1; 22,4; 26,9. (863], 1. А., VIII, 218—219. (37], 322.
Nietzsche, «Morgenr6te», I, 68. [584], 257.
«... как грешника?» — Рим., 3,7; 11,1; 11,13. Гал.. 2,15. 1 Кор., 9,19. Еф., 3,6. Для
сравнения позитивное суждение Харнака и других либеральных теологов: [597], 10. [971],
413.186], 30—31. [1311], 75.
«... (Паульсен)». — (1671], 182—183.
Стр. 129: «... собаками и свиньями». — 2 Кор., 11,5; 12,11. Это место большинством
ученых трактуется как ирония, напр.: (853], I, 183. (599), I, 335. (308], 152. (512], 51. [1024],
50. [760], 344, 535—536. [24], 150. Гал., 6,1; 2,4; 2. 11; 1,6; 4,17; 4,9; 3,13; 5,1; 3,1; 1,8; 5,12. 1
Кор., 9,1; 3,3; 11,18, 1,10. 1 Фес, 2. 3. 2 Кор., 2,1; 2,5; 2,17; 3,1; 5,18; 7,12; 10,1; 10,10; 10,12;
11,4; 11,20; 11,6; 12,1; 12,21; 4,1; 12,16; 5,13; 11,1. Фил, 1,15, 3,2. Кол., 4,18. 2 Фес, 2,2; 3,17.
Мтф, 7, 6; 10,5. Тит. 1,10. 1 Тим., 1,4. Деян., 15,2. Ср. схоластические маневры отцов церкви:
Tert. praesct. haer. 23. Hieron. Comment, in Gal. 2,11. August, ep. 28; ep. 70. Hipp. Gen. fragm. 28
u. in Danielem 1,15,1. Euseb. h. e. 1,12,2. Thom. Comment, in Gal. Ср. далее: [1089], 187—188,
131. [971], 441, 459, 583. [1454], I, 139; П, 31. [399], 49 [1037], 87, 160. [879], I, 109—110. Ders.
SBeAW phil. hist. KL.. 1930 г., 153. [430], 159—160. [1301], 72. [1148], 18. [516], 9. (1150], 162.
[532], 84. [1072], 182. [961], 27. По поводу осуждения Иннокентием X уравнивания Петра и
Павла см.: [980], 4. А., 1924 г., 381. Ср.: (321], 160.
«... каждой букве». — Ориген, Комментарий к Пс., 1,3. (622], IV, 328.
«... вроде Луки». — 1 Кор., 9,26. 2 Кор., 10,3. Флп., 2.25. Ср.: Гал., 2,13. 1 Кор.,1, 12.
Деян., 15,37. См. также: [1311], 66.
Стр. 130: «... слово Господне...» — 1 Кор., 5,5; 16,22. Гал., 1,8; 5,12. 1 Кор., 16, 22. Кол.,
2,8. Деян., 5,1; 19,6; 19,18. (378], 11. F..C. Overbeck, «Christent^m und Kultur», 1919 г., 55. Цит.
по: (834], I, 357. (1292), 81. [1115], 184. [618], 698. [870], I, 139. [233], 1, 30. Автор видит в
Гал., 5, 12 «шутку апостола Павла и начало христианского юмора; правда, как он сам
признает, «страшную», «кровавую шутку», «в некоторых отношениях типичную и для
последующего времени», 102.
Стр. 131: «... говорит Господь». — 1 Тим.,4,1; 6,20. 2 Тим., 2,16. Деян., 5,39. Иуд., 4; 10;
16; 18. I Пет., 4,4. 2 Пет., 2,2; 2,12; 2,22. 1 Иоан., 3,10. Евр.,10,30. [969], 1199. [1228], 1027.
[195]. 17—18.
«... дух ввысь». — Chrysost. Нот. zur Gen. 35Д.Ср. также с: Johannes von Damaskus,
Darlegung des orthodoxen Glaubens 4,17. B: [622], TV, 333, 317—318.
«... враг истины». — Мтф., 18,17. 2 Иоан., 10. Тит., 3,10. 2 Фес., 3,14. 2Тим.. 3, 5. Iren.
haer. 3,3,4. Did. 5,2; 12,5; 15,3. I Clem. 15,1; 46,1. Tert. praesct. 32,2. Euseb. h. e. 3,28,6; 4,14,6;
5,20,5. [863], 1. A., VIII, 360. [813], 430—431. [37], 81. [378], 10. [1379], I, 360. [19], 67.
«... уме, мудрости». — Iren. haer. 1,26.1. Hippolyt. ref. 7,33; 10,21. (1477], 24.
«... с ними в разговор». — Euseb. h. е. 4,14,7. [1328], V, 175—176. Подобное найдете в
G. Bardy, «Cerinthe». Цит. по: [1477], 25—26.
Стр. 132: «... и враждуете». — Гал., 5,15. Иак..3,14; 4,lJn. Can. Apost. 9. [776], 631.
«... и наставникам». — Мтф., 10,36. [481], 934.
Стр. 133: «... к знамени креста!» — Мтф., 10,34. Clem. Al. Quis div. salv. 22. Ambr. virg.
Kyr. Alex. ep. 17 (Migne 77, 105) 3. Послание Несторию, 1,9; 3,11. Hieron. ep. 14, 2 ad Heliod
Greg. I Homilie auf das Fest eines heiligen Mar-tyrers . B: [622], III, 429. [740], 317—318. [848],
II, 105—106. [1379], I, 113. [553], I, 147—148. [599], I, 329. (2. A., 1906 г.). [605], I, 241—242.
[231), 84.
Стр. 134: «...во имя Христа». — Syn. Laodic. с. 9; 34. Cypr. de unit. eccl. 14. Chrysost.
homil. 11 in Ephes. August, de baptism. 4,17. ep. 173,6. 204,4. Fulgent.
411
de fide 5. de reg. verae fidei ad Petr. 1,39. reg. 36 (80). (813]. 46, 232—233. (231], 191.
«... (Вальтер Бауэр;*. — Euseb. h. e. 5.18.6; 5.19.2; 5,14. [91]. 142.
«... (Хюммелер)». — I Clem. 1,1; 3,1; 14.1; 15,1; 16,1; 21,5; 46.5; 47.6; 57,2. К Климетию
Римскому: Iren. haer. 3,3,3. Tert. praesct 32. Epiphan. haer. 27,6. [37], 73. [91], 103. [686], 549.
[39], 62. [19], 58. [969], I, 33. Автор, напротив, замечает здесь «первую вспышку
представления об упадке христианской церкви в случае ее роста и расширения, через
обретение почестей и веса в мире.»
Стр. 13$: «... «смертельный яд». — Ignat. ad Rom. 4.1. Ephes. 6,1; 7,1. Smym. 4, 1; 9,1.
Trail. 6,1; 14,1. Polyk. 2,1. Zeller in BKV, Die apostolischen Viter, 1918 p., 112. O. Perler в [863],
2. A, V, 611. [210], 547. Цит no: [1278], 174. [9621, 6, 19. Согласно [54], 142, письма Игнатия
не могут «оставить равнодушным ни одного образованного католика». Относительно
большого влияния Игнатия на совершенствование епископата ср. также: (3211, 230—231.
«... безымянный автор». — Mart. Petr. 3. Pass. Paul 7. Tert. spect. 27. Chrysost, in Col.
horn. 3,8,5. Hieron. adv. Rutin. 1,7. Jon. Hieros. 3. Kyrill. Erus. catech. 6,20. Ср.: Artikei «Gttt» в
(11441, X. 1233. 1238—1239.
Стр. 136: «... называться католиком». — Ignat. ad Rom. 4,1. Ephes. 16,2. Smyrn. 4,1; 7,1.
Magn. 8.1. Trail. 11,1. Phil. 2.2; 3,3. По католически: Ignat. Smym. 8,2. [342], 223, пишет о 709
млн. католиков. [920], I, 65. Цит. по: [686]. 66. [529], 183. [Id], 64—65. [1503], 88. Об
отношении Игнатия к традиции: [1671],29.
«... (Кюнер)». — [813], 315. [827], 97.
«... (Ваус)». — [37], 111—112. [399], 184. 192. (12481, I. 371, 376, 395, 412. [561], II, 476.
(1257), II. 196. [195], 138. (910], 102. [1274], 115. (Описывается «напряженная борьба между
познанием и верой» уже в Новом Завете). [93]. 224, 230, 213 Автор говорит об
«экзистенциальном подавлении» гностицизма христианством. Клевета на гностиков сегодня,
напр.: [666], 76. По поводу гностиков и уничтожения гностической литературы ср.: [312], 95.
О гностицизме сегодня: [13], [14] 158. f 19), 72. [49), 100.
Стр. 137:*... уязвляли» дьявола». — Iren. ad haer. 1,4,3; 1,9,1; 1,11,4; 1,15,4; I, 16,3;
1.25,4; 1,13.1; 1.13,3; 1,15,4; 1,18,1; 1,23,4; 1,25,3; 1,27,2; 1,34,4. Euseb. he. 4,11,2. (863), 2. A.,
VII, 13; III, 773. [1379], I. 23. (399], 189. Автор указывает, что Ирнней был «наилучшим
образом подготовлен для подавления гностицизма». [1248], 383—384. Относительно Симона
и его приверженцев ср.: [128], 79, 127.
«... церковные заветы». — Clem. Al. Strom. 7,92,1; 7,94,4; 2,67,2; 7,95,1; 7,99,5. [371, 160.
[827], 100.
Стр. 138: «... (Кеттинг)». — Tert. de praesc. haer. 4; 6; 14; 17; 30; 41; 43. Kotting в [883], 2.
A., IX, 1372. [37], 122. Подробнее о монтанизме Тертуллиана см.: [399], 201 [997], 366. [892],
1906 г., 166. 18271, 104—105. [621], 8. [1315]. 28. [235], 330. [590], 28. 35.
«каллистианства». — [399], 189, 232. [798], 6, 73. [93], 281—282. Автор не находит в
источниках никаких достаточных доказательств того, что Ипполит из Рима был «первым
антипапой церковной истории».
Стр. 139: «... правды». — Hippol. refut. omn. haer. 5,17; 6.7; 6,9; 6,20; 6,41; 6,52; 7,29;
7,31; 8,11; 8,19; 9.2; 10.5.
«... принимаете славу?..» — Иоан., 5,44. [476]. 781. [1283]. II, 249. [590], 66.
«... разбое и преступлениях». — Сург. ер. 44,1; 45,1; 46,1; 47,1; 49,1; 51,1; 52,1; 55,25;
55,28.
«... приговоривших грешников». — Сург. ер. 69,4.
Стр. 140: «... они; антихристы». — Сург. ер. 45,3; 46,2; 51,1; 69,1; 70,1; 71,1; 73, 1; 73,10;
73.14; 73,21; 74.2. Demetr. 17 и 24. [751], 298. [506], И—12.
Стр. 141: «...Ересь порождали лишь великие люди». — Euseb. п. е. 3,26,1; 3,28, 5; 3,29,3;
4,14,7; 4,29,3; 5,16,3; 5,18,2; 5,19,3; 5,20,4; 5,28,2; 5,28,15; 7,7. Сург.
412
г
laps. 34. Tert. jeun. 16. Basil Hex. 3. horn. 9. ep. 62,4. Chrysost. de sacerd. 4,5. Greg. Naz. or.
20,5. Iren. adv. haer. 1,13,5; 3,2; 3,3.4; 1,27. Kyrill. Cat. 16,8. Sirteius ad omnes episcopos Italiae.
Augustinus цит. no: (827]. [301], 59. BKV, Bd. 46, 231, 238, 240. (462], 93—94. (727], 83—84.
(1186], 235. (113], 81.
«... о четвертом столетии». — [53] t 7.
«... (Кафан)». —[346], 13. [520], 14.
Стр. 142: «... совершенно новые «ереси». — К дохристианским ересям Епифаний
причисляет языческие философские школы и иудейские секты: Epiphanius haeres. 9. Hieron.
ad Rutin. 2,22; 3,6. [863], 1. А, 1Л, 728 (882], 838. [37], 271. [813], 188. [1379], I, 116. [1391],
494. [1427], 313. [828], 35. (827], 97.
«... нужно «клеймить», «искоренять!» — Basil, к Theodotus, епископу Никополя (373
или 375 г.), I; к Athanas. (371 г.); к представителям Новой Кесарей (375 г.). BKV, 1925 г., 117,
152—153, 162, 233—234.
«...совершают «отвратительные подлости». — Euseb. п. е. 2,13,5; 4,7,1. [994], 1052.
[1379], I, 24—25. [1499], 394. [156], 89. (1216], 26—27, 198. [1154], 343. [841], 171. О
происхождении Евсевия ничего не известно. Не установлены ни дата, ни место его
рождения. О его семье также ничего не выяснено.
«... «смертельный яд». — Euseb. h. е. 4,7,13; 4.10,1; 4,30,3; 6,38,1; 6,43,2; 6,43, 18; 7,31,1.
V. С 3,64.
«...называли даже «антихристами», — Иоанн Златоуст «Комментарий к 2 Рим.», 33.
Homilie, 1. serm. 7,4 in Gen; horn. 43,2 in Mt. Vgl. horn. 7,6 c. Anpm. horn. 11,3 in Eph. horn.
43,2 in Mt. de sacerd. 4,4. de stat. 1,12. In Saulus adhuc spirans 1. serm 7,4 in Gen. Ср. также: 2
Кор., 6,14. Флп., 3,18. 1 Иоан., 2,18. Деян., 13,6.Tert. idol. 2,1. Orig. exhort, mart. 25. Lact. mort.
pers. 1,5. August de civ. dei 20,19. [968], 1200. Ср. также: [1228], 1027. «Вид смерти или
наказания для врага Бога, Христа, святого или церкви часто сводится к непосредственному
божественному вмешательству, так что оно кажется чудом наказания». Для Иоанна
Златоуста всякая «ересь» шла без исключения и при любых обстоятельствах от дьявола.
«Лжеучения» он сравнивал с «ограблением детей». «Они крадут у детей их золотые
украшения, а самих их потом бросают в реку или продают в рабство». Уже в первой своей
проповеди он ввязался в полемику с евномиаками, а вскоре и с арканами, которых он
попрекал их, «бешенством». Манихеи — «немые, однако, лающие собаки», в которых сидит
дикий зверь. Маркиониты — сыновья дьявола. Ср. также: [92], 273, 285. (554], 86—87. [37],
282. (1164], 200.
«...вони вонючих евреев». — Ефрем Сирин, «Гимны против лжеучений», 1,1; 1,9; 1,15;
2,2; 2,3; 2,7; 2,14; 2,19; 27,1; 55,11; 56,2. [248], 1180. [863], l! А, I, 966; VI, 850—851; 2А., I,
1242—1243. [862], 436. (371], I, 446—447. [1234], 21 [91], 34. [1488], 336. [1147], 218 [870], II,
266. [1122], 183. [1125], 264. [1497], 304. [527], 244, 285, 303, 306. [827], 108. [884], 26. [397],
334, 344. (1248], 411—412. [185], 94. Относительно гностицизма ср. новую работу: [1176], 58,
291. Недавно найдена важная рукопись — так называемый Кельнский Кодекс Мани, в
которой говорится, что Мани состоял в одной из христианских крещёных сект. [636], 97.
[635], 19, 1975 г.; 32, 1978 г.; 44, 1981 г. [778], 243. [834], 23. [276], 179. [101], 271.
«...которое пачкает мир...» — Ефрем Сирин, «О Юлиане», 2,11; 2,21; 3,10. Стр. 145:
«...спускался к нему...» — [686], 302. «...враги которого — еретики». — Hilar. In. ps. 146,12.
«...наше здоровое учение». — Hilar, с. Constantium с. 2 de trinit. 4,6; 10,3. Hieron. de vir. ill.
100. Sulp. Sever. Chron. 2,39. [37], 316. [53], 8, 25, 40. [686], 33. [154], 24.
«...община антихриста». — Hilar, de trin. 6,1; 6,3. Sulp. Sever. 2,45,4. [813], 273. [37],
315—316. [53]. 22, 41. [400], 172. [765], II, 125—126, 224
Стр. 146: «...применения их слов». — Hilar, de trin. 2,2; 4,1; 4,7; 4,9; 6,7; 6,10; 6, 15; 7,3;
7,23; 10,2; 10,3. [086], 32 [266], 298—299.
413
«...о вере в целом!» — Hilar, de trin. 5,10; 5,18; 5,23; 10,5. In. ps. 130,1. An-wander в
[863J, 1. A., V, 25. [37], 315—316. |53]( 19, 32. [400), 172. [686], 30. [884], 34.
Стр. 147: «... «отвратительно». — Schade 8 (863}, 1. A, V, 13. Ср. также: (863], 1. A., Ill,
866—867; VIII, 18—19. [553], 250, 277. «...(Грютимахер)». — [553], II, 160.
«...diaboli sunt*. — Hieron. adv. Jovin. Dial turn Lucifer. Dialog! contra Pela-gianos. Prol. 2.
Contra Vigil. 6. [553], III, 258—259. [688], 460 [923], 55. [828], 34—35. [1284], 201.
«...речь шла об Оригене». — [553], I, 8, 56, 70.
Стр. 148. «...христианам вообще». — [883], 1. А, VII, 776. [37], 165. [813], 393. [1090],
21—22. Ср. также: [321], 111, 383—384. «... обвинении в ереси». — Там же.
«...в Новом Завете». — Там же. Ср. далее: Мк., 9,43 с Деян., 3,21. Также:
Мф.,18,8г25,46с Жол.,1,19. 1 Тим., 2,4. Мф., 18,14. 2 Пет., 3,9. Йоан.,3,17; 12, 47. (1031], 36.
«...Руфином из Аквилеи». — [863], 1. А., VII, 780. [553], III, 5. Этому труду я особенно
обязан.
Стр. 149: «...проклинал Оригена». — Иероннм, Комментарий к Ис, 1,1; 5,13; 13, 13.
Комментарий к Иез., 40,41. [863], 1. А., IX, 1. [813], 266, 446—447. (553), III, 3, 56, 70, 86.
«...разрываешь на части...» — Rufin с. Hieron. 1,20; 2,4; 2,9; 2,21. Hieron. ер. 84, 3. (553],
111,56.
«...наш учитель Иисус». — Rufin с. Hieron. 1,1; 2,13. [553], III, 61, 67, 88.
Стр. 150: «...папе Анастасию». — Hieron. с. Rutin. 1,1; 2,1. [553], Ш,70.
«...объединить сердца...» — Rufin. с. Hieron. 2,4. Hieron с. Rufin. 3,1, 3,4; 3,9; 3,41. [553],
III, 66, 79.
«...сама химера». — Иероннм, Комментарий к Иез., 1. Hieron. ер. 125,18. Ш, 86.
Стр. 151: «...в черных списках». — Hieron. ер. 105,3; 112,13. [553], III, 114
Стр. 152: «...вол ступает тяжелее». — Hieron. ер. 105,5; 112,4; 112,18. [853], 111.82, 123124.
«...с ним против «еретиков». — Hieron. ер. 105,2; 112,2. [553], III, 124.
Стр. 153: «...u так все далее». — Hieron. с. Vigilant. I; б; 8; 10; 12; 13; 17. [553], 28, 154.
Стр. 154: «...писал Иероннм». — Hieron. adv. Jovin. 1,1; 1,13. ер. 48;153. Am-bros. ер.42;
63; 83. August, haer. 167,10. [37], 351. [813], 270, 315. [553], III, 147. [462], 93—94. [2431, I.
284. [1343], 330—331. [294], I. 164—165 [321], 197 [421], 26. Подробнее см.: [386], 11,393.
«...отнюдь нет недостатка». — Hieron. Comm. in Hierem. 3,1. ep. 7,5; 14,1. [553], I, 148;
III. 258—259.
Стр. 155: «...(Кюнер)». — [813], 218. Luther, Tischreden Nr. 2650. Цит. no: [1379], 96.
[553], I. 143, 160. (935], 14. [827], 234—235.
«...скором подруг». — [37], 346. [553], I, 200, 225, 242, 275.
«...ненависти, доносительстве...» — Schade в [863], 1. A.,V, 13. [37], 347. [688], 461—
462. [1284], 295. 304, 371.
Стр. 156: «...сами в исцелении». — Chrysost. Нот. in Act. apost. 24. In 1. ep. ad Timoth.
hom. 10, 3. Иоанн Златоуст, Проповедь о Еф., 10,2.Ср. также: [679], 179.
«... внутренняя борьба». — Greg. Naz. or. 2,79. Ср.: P. Haeuser в BKV, Bd. 59, S. IX.
[321], 473.
«...их бесчестные поступки». — Василий Великий, Послание епископам Италии и
Галлии. 2. (BKV, 1925. 117.)
«...очевидно правоверных». — Там же. Далее: [791], 415.
414
Глава 4
НАСТУПЛЕНИЕ НА ЯЗЫЧЕСТВО ИДЕТ
Стр. 157: «...Фирмах Матерым. — Firm. Mat. err. 29,1 «...Хоейзель». — [669], 382.
Стр. 159: «...предположительно: дикий». —Ambros. Exp. ps. 118,21,11. T174J, II, 513.
[8631. 1. А., IV, 877. [8471, 16. [251], 174. [1395J, 225. «.„расчистить место Откровению». —
[287], 29.
Стр. 160: «...не бьют, не убивают». — Diog. 5. Arist. apol. 17,3. Amob ad gent. 1, 6. Tert.
de patient. 6,7. apol. 37. de idol. 19. de corona milit. 12. Cypr. de bono patient. 16. Just. Tryphon.
110,1. Tat. or. ad Gr. 19,2; 11,1. Orig. c. Cels. 8,68; 5, 33; 7,26; 3,7. com. ser. 102. Ср. далее:
[3651, HI. [10971. I, 19.
«...явной непрвды». — Arist. apol. 17,2; 17,3. Ср. также: 15,1. Athenag. leg. 1; 11; 12; 31.
Tert. apol. 24,5; 38. ad scap. 2,2. Orig. c. Cels. 3,38; 7,46; 8,41; 8,66. [813], 394, [981], 13. [1525],
147. [810], 21.
Стр. 161: «...Татиана, феофилоса)». — Euseb. h. e. 4,26,1; 4,26,4; 4,27,1; 5,17, 5. [453],
869. [1525], 149.
«...к изгнанию». — Tert. adv. Marc. 4,9. idol. 1. Ср.: August, in ps. 88. serm. 2,14; 62,6,9.
ep. 232,1,2. [4531, 870. [3651, 102.
«...культовых богов». — [491], 239. [669], 41, 76—77, 79. [1525], 163.
«.„трактаты и книги». — Arnob. adv. nat. 3,9; 4,24; 4,36; 5,22. [863], 1. A., I, 689. [37],
152—153. [813], 57. [1407], 88.
Стр. 162: «...птицы Феникс!» — Arist. apol. 8,13. Justin, apol. 1,21; 1,24; 1,25. Tat. or. 8.
Ps. Just. or. ad Graecos 2—3. Min. Fei. dial. Oct. 20. Euseb. the-oph. frg. 2,13. Firm. Mat. en. 22.
Ambros. exam. 5,20,64; 5,20,65; 5,23.77. [867], 64.
«...собачьим дерьмом». — Ис, 2,8. Пс, 115,5. Откр., 9,20. Arist. apol. 3,2; 4,1; 13, 1; 13,2
Athenag. leg. 6; 15; 18; 19; 22; 28; 29. Just. apol. 1.9; 1,20, Ep. ad Diogn. 2. Theoph. Ant. ad
Autol. 1,19. Mart. Apolon. 22. Mart. Polyk. 2.2. Tert. apol. 12,7. Min. Fel. dial. Oct. 24,1. Clem.
Alex, protr. 4,52,4. Arnob. adv. nat. 6,16. Euseb. V. C. 3,57; 4,39. Greg. Nyss. In cant, horn 5.
August, consens evang. 1,34,52. en. in ps. 134,23. [813], 248. [453], 871—872. [475], 789. [1407],
15. [966], 26—27.
Стр. 163: « ...в дьявольском деле». — Athenag. leg. 17. Just apol. 1,9. Tatian or. 4. Tert.
pud. 5. adv. Marc. 4,9,6. apol. 12. Amob. adv. nat. 6.18. Cyrill. Hieros. catech. 6,10. Hippol. trad,
apost. 16. Orig. c. Cels. 1,5; 5,38.
«...миллионах экземпляров?» — Min. Fel. Oct. 12,5. Clem. Al. protr. 53,5; 53,6. Arnob.
adv. nat. 6,13. Euseb. or. Const, ad sanct. coet. 11. ep. ad Constant. Ср.: h.e. 7, 18,4. [37], 120.
[968], II, 249—250. [325], 190. [750], IV, 169.
Стр. 164: «...империи нет?» — Polyc ad Phil. 11,2. Ps. Clem. Rom. recog. 5,15. horn. 10,22.
Justin, apol. 1,9. Clem. Al. protr. 4,52,2; 4,52,3; 4,53,2. Arnob. adv. nat. 4,10; 6, 20; 6,21; 6,23.
Firm. Mat. err. 15,3; 28,4. August, de civ. dei 1,2. Lact. div. inst. 2,2,22. Theophil ad Autol. 2,34.
Euseb. or. Const, ad sanct. coet. 11. [475], 805. [1407], 22.
«...культовых жертв». — Athenag. leg. 27. Justin, apol. 1,14. Theophil. ad Autol. 2, 28.
Clem. Al. protr. 44. Tert. apol. 22,5. de spect. 4. idol. 1. Orig. c. Cels. 7,67; 8,18. Orig. mart. 45. Ps.
Clem. Rom. horn. 9,7. recogn. 4.14. Firm. Mat. err. 26; 27. [4531. 889—890. [6691. 83.
Стр. 165: «...сажали его в тюрьму». — Рим., 9,30; 11,11. Еф., 3,6. Деян., 13,46; 18,6.
[370], 88.
«... стали дураками». — Еф., 4,17. Рим., 1,21; 1,29. Кол., 3,5. 1 Кор., 5,10; 5,11; 10,7;
10,20. К вере отцов церкви в демонов ср. напр.: Justin, apol. 1,14; 1.58. Theophan. Ant. ad
Autol. 2, 28. Athenag. leg. 27. [1018], 737. [303], 64. [272], 204—205. [1038], 347.
«...бескомпромисную вражду». — 1 Пет., 4,3. Откр., 2,12; 2,26; 2,27; 18,2; 21,8; 22, 15.
[461], 935. [333], 112. [960], I, 31.
14—603
415
Стр. 166: «...что они ничто(!)...» — Arist. apol. 4,2; 5,1; 6,1; 12,1; 12,6. Min. Fel. Oct. 28,7.
Justin, apol. 1,24,1. Athenag. leg. 1,1; 14,2. Kerygma Petr. frg. 3 a. Mart. Apollon. 21. [11441, X,
1204. [371. 88—89. [966J, 9.
п...no этой причине». — Arist. apol. 8,5; 9,5; 9,8. Ср. также: 3,1; 8,1.
«...совсем не подходят». — Athenag. leg. 1; 18; 21; 26. Ср. также: Justin, apol. 1, 9, 2.
Theophil. ad Autol. 1,10. Min. Fel. Oct. 23,12. Eberhard, BKV, 1913, 6. Eberhard в [863], I. .A., I,
770. [476], 784, 802. [669], 81.
Стр. 167: «...как дикие звери». — Tat. or. ad Graec. 1,4; 2,1; 3,2; 3,6; 3,9; 6,4; 14, 1; 25,1;
26,1; 26,5; 33,1; 33,7; 34,5; 34,7; 35,2; 43,1. Kukula, BKV, 1913. 7, 15, 18. [37], 95—96. [820],
24.
«...их воскресению!» — Tat. or. 1,7; 12,6; 12,13; 17,2; 19,1; 21,1; 22; 26,5; 32,2; 32. 7.
[527], 277.
Стр. 168: «...из всех трудов Татиана». — Tat. or. 8,4; 9,7; 10,3; 14,1; 15,8; 18,6; 29,1; 33.
Euseb. h. e. 4,29,7. BKV, 1913, 19. [491], 105. [820], 23.
«...ее не найти». — Hermias 21,2,10. Theoph. ad Autol. 2,12; 2,15; 2,33; 3,2;
3, 17.Cp. также: 3,16; 3,29. Iren. adv. haer. 2,14. BKV, 1913, 6. [37], 103. [813], 263—264.
[820], 26. [321], 306.
«...или воровство!» — Tert. apol. 24; 38; 42; 46. praesc. haer. 7; 14. anima 1. spect. 17; 29.
К «воровству эллинов» ср.: Tert. apol. 19. [37], 126. [813], 474. [820], 91—92.
Стр. 169: «...военную службу». — Tert. idol. 1; 4; 10; 17. mart. 2,7. apol. 13,6; 22, 1; 42;
46, pud. 5. adv. marc. 4,9.6. [1535], 17. [996], 30. [404], 299. Ср. также: главу «Оскорбления
богов и богинь» в [1053], 253.
«...среди греков». — Clem. Al. protr. 2,11,1; 2,12,1; 2,13,2; 2,14,1; 2,17,2; 2,22,3; 2, 23.1.
«...в аморальности». — Athan. с. gent. 1. [1144], 881. [966], 17. «...u исчезновения». —
Plut. De Is. et Os. 65.
Стр. 170: «...не молится ей». — Clem. Al. protr. 2,25,1; 2,26,1; 2,27,1; 4,56,2;
4, 58,3; 4,63,1. Ср.: Orig. с. Cels. 7,62. [476], 780—781. [498], 862. [669], 133.
«...тогё like hell». — [57J, 11—12. «...в свой водоворот». — [1084], 28.
Стр. 171: «..jccuc очевидно бесстыдство!» — Clem. Al. protr. 2,22,6; 2,40,4; 4,60, 1;
4,61,1. [453], 873—874.
«...не слыханным образом». — Clem. Al. protr. 4,11,3. Ouis dives salv. 3. pa-ed. 3, 52. 2;
3*4,2. [831], 153.
«...при разрушении «идолов». — Syn. Elv. с. 3, 6, 15, 16, 17, 34, 40, 41, 55, 56, 60. (1057],
3. 12.
«...u почти мгновенно». — [453], 879.
Стр. 172: «...единственный день!» — [291], 214, 224. В [863], 2 А, II. 1117, содержится
признание, что количество мучеников «ранее часто преувеличивалось)». Разве только ранее?
Grcgoire там же определил их количество в 3000. В [382], II, 57 говорится о 1500 мучениках.
«...(Моро)». — [9941, Ю72. Для оценки Евсевия как историографа ср.: [91], 13, 49—50,
112—ИЗ, 134—135, 151, 193. [862]. 928. . Стр. 173: «...до последнего дыхания». — Euseb. h. е.
8,3,1; 8,6*2; 8,7,1; 8,9,5; 8, 10, 5; 8,12,1; 8,12,6. Ср. также: RAC, VI, 1072.
«...святым Провидением». — Euseb. h. е. 8,6,7; 8,7,1; 8,8,1; 8,9,3; 8,12,5; 8,13.4.
«...умирали «различным образом». — Euseb. h. е. 8,8,1; 8,4,5; 8,6,6; 8,6,9; 8,11,1; 8.12,10.
«...брата по службе». — Epiph. haer. 68,8. [994], 1055—1056. [1452], 537— 538. Евсевий
избежал ареста, возможно благодаря своим поездкам (например, в Тир). Его сотрудник,
священник Памфил, был арестован в ноябре 307 г., а в феврале 309 г. обезглавлен. (Euseb.
h.e. 8,7. [994], 1055.).
416
Стр. 174: «...(К. Шнейдер)». — Euseb. h. е. 5 Рг. 1,1; 5,1,1. (863), 1. А., И, 386. (371 J, VII,
215. [19], 100. Согласно неуемной фантазии автора в Лугдунуме (современный Аион. —
Примеч. ред.) «мучительной смертью» погибло «великое множество, если вообще не
подавляющая часть христиан». Однако: «сразу же после преследований община поднялась
на новую высоту». [1498], 167. [384], «История»* II, 284. Greg. Tur. in glor. mart. 48. [1280].
322—323. [1283], II, 300. Недавно увидел свет современный «роман ужасов», в котором тоже
повествуется о «резне в Лионе»: [1359], 78.
«...часто радость». — Сравните это, например, с папой Пием XI во время гражданской
войны в Испании. См.: [328], I, 530—531.
«...(Уоллес-Хадрил)». — Euseb. h. е. 8,7,1. [1452], 339. G. Е. М. de Ste Croix, Harvard
Theol. Rev. 47, 1954, 101—102. По: [528], 15.
Стр. 175: «...своей противоположностью». — Lact. div. inst. 3,17,41. de mort. pers. 5; 52.
[384], «Философия», III, 26. [231], 73—74. [1116], 488, 504. [1169J, 115.
«...u утопил в море». —- Lact. de mort. pers. 4; 5; 7. Ср.: Aur. Vict. 32,5. Epit. Caes. 32,6.
Eutr. 9,7. Zos. 1,36,2. Oros. 7,22,4. lord. Get. 18. [1073], I, 1411; III, 438—439; V, 1098. [231],
58, 60. [880], 242—243. [527], 38, 281—282. (Децню приписываются слова: «Я охотнее
получил бы известие о появлении претендента на мой трон, чем о втором епископе в Риме»,
которые если и не истинны, то во всяком случае удачно придуманы. Примерно через сто лет
после смерти Диоклетиана его труп вместе с саркофагом из темно-красного порфира был
похищен из мавзолея его огромного дворца — в 1926 г. на месте дворца стояло 278 домов на
3200 жителей. Более того, христианство рассчиталось с покойным еще раз, воздвигнув на
месте последнего пристанища императора, где бы ему спать вечным сном, церковь — собор
в Спалето (совр. югославский город Сплит).
Стр. 176: «...не исказили правду». —> Lact. de mort. pers. 52. R. Pichon, Lac-tance, 1901,
426. Цит. no: [1116], 504.
«...безжалостно казнили». — Lact. de mort. pers. 9,2,33. div. inst. 7,26,7. Euseb. h. e.
8,16,3. Ср.: Epit. Caes. 40,4. Rufin h. e. 8,13. Oros. 7,28,12. [40], 795— 796.
«...(Грант)». — Эдикт на самом деле был издан Лицинием и Константином, а не
Максимином Дайя. Euseb. h. е. 8,17,1; 9.1,1.Ср.: Lact. de mort. pers. 34. [1073], III, 1110. [678],
104. [527], 288. [1429], III, 317—318. [40], 789. Мы можем больше не вникать в спор
исследователей: идет ли здесь речь о признании или «только об индульгенции».
Стр. 177: «...в Дунай». — Aurel. Vict. 40,9. Eutrop. brev. 10,2. По: [678], 103—104, 235.
Ср.: [1408], 270. [384], VII, 88. [1088], 301—302. [40], 786, 790. К Виктору Аврелию ср.
также: [571], 392—393.
«Нам остается...» — Lact. de mort. pers. 1,5; 50,1; 52. div. inst. 5,19,11. [622], II, 411. RAC
III, 307. [384], «Философия», III, 26. [1316], I, 98—99. [679], 67—68. [911], 43. [984], 79. [810],
22. [1052], 98. Ha иудеев Лактанций также нападал и планировал против них свое главное
произведение: [828], 29. [827], 115
Стр. 178: «... и хищные чудовища...» — Euseb. h. е. 7,10,4; 8,14,5; 10,4,13; 10,4, 28;
10,1,7. V. С. 3,1. Theodor. h. е. 3,26. Многочисленные другие ссылки на источники в: [1546],
32. [813], 199. [453], XI, 880. Автор полагает, что общей полемике отцов церкви против
идолопоклонства Евсевия была свойственна «без сомнения... величайшая прозорливость».
Эта клевета на языческих императоров со стороны античных отцов церкви кочует в
христианстве из века в век. Например, высокородный епископ Отто фон Фрайзинг
продолжает жуткую пропаганду против Максимиана, Лициния и Максенция, который, по
мнению хрониста, приказывал «умерщвлять беременных женщин и исследовать их
внутренности» (Otto Chron. 4,1.).Впрочем, современный автор: [833],
14
417
XXIV, называет эти бредни вершиной «мировой хронистики позднего сред*
невековья».
Стр. 170: «...(Геффкен}». — [492], 80 [981), 14, 125. [1258}, 96. [48], 22, 393— 394.
[5051, 104
«...его легкомысленным». — . [981J, 37. [48J, 223—224,237, 395. [5051, 104. «...на карту
поставил все». — Orig. с. Cels. 1,5; 6,1; 6,23. [505), 104. «...все возможно». — Orig. с. Cels.
4,2; 5,14.
Стр. 180: «...на учение Пифагора». — Orig. с. Cels. 7,58. [5051, 116. «...подобные
Иисусу». — Orig. с. Cels. 1,68; 2,8; 2,49; 2,55; 3.22; 3,26. Стр. 181: «...отца и учителей...» —
Orig. с. Cels. 1,27; 1,62; 2,46; 3,50; 3,55; 6, 14.
«...в интересах церкви». — Кроме знаменитого произведения Порфирия против
христиан, другие его книги не удостоились никакого внимания, так что не известны даже
названия 77 из них. [576), 24. (1548), 951. [669], 27.
«...стадии развития». — August, ер. 102,8. Hieronym. ер. 133,9. Makarios 4,22. [576], 24.
[505], 118—119.
Стр. 182: «к священнической должности». — Makarios 3,19; 3,22. [505], 120—121.
«...принципиально, он прав». — Makarios 3,15; 3,17; 4,1; 4,8; 4,19; 4,24. [492], 97. [599],
(1924 г.), 521. Ср. также: [870], III, 28. [576], 26, 30. «...трона и алтаря начался...» — [12], 9.
Глава 5
СВ. КОНСТАНТИН, ПЕРВЫЙ ХРИСТИАНСКИЙ ИМПЕРАТОР. «ЗНАК
СЕМНАДЦАТИ СТОЛЕТИЙ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ»
Стр. 183: «...Августин». — August, civ. dei 5,25. «...Ввсевий из Цезареи». — Euseb. V. С.
4,75. «...Аланд», — [15], 117. См.также: [642], 117.
«...Штокмейер». — [1351], 69, 138. Ср. также суждение в [1362], 88, 142. «Константин
признал себя причастным к христианской вере, и мы дожны принять как доказательство его
собственные слова на этот счет.» «Он предоставил христианам случай вспомнить о своем
долге граждан, которым они зачастую пренебрегали».
«...Баус». -1585], 16, 83.
«Шелли». — *The Complete works of Persy Bysshe Shelly», Newly Edited by Roger Ingren
and Walter E. Peck, 1965, VI, 38. Цит. no: [155], 210.
Стр. 186: «...своему собственному сыну». — Suet. Vesp. 1,1; 2,1. Zos. 2,8, 2;2, 9, 1. Zon.
12,31; 13,1. Eustb. h. e. 8,13,12; 10,8,4. V. C. 1,13; 1,50; 3,47. Ср.: h. e. 8, 13,13. Lact. de mort.
pers. 15,7. Anon. Vales. 1,1; 2,2; 2,4. Paneg. lat. 6 (7),2; 4,1. Ambros. De obitu Theod. 42. [1429],
313—314. [384], «История», I, 243; II, 215; «Религия». II, 41—42, 82—83. [863|, 1. A., VI, 173.
[583], 280. [1188], I. 45, 105. [1325], 71. [399], 308. [796], II, 278. [870], III, 59. [377], 18.
[12431, 76. [678], 83. [246], 31. [15], 222—223. [1435], 34, 61. [2511, 152—153. [1428], 43. [Ill],
14—15.
«...(Лактанц)». — Euseb. h. e. 8,13,12. Vict. Caes. 39,40. Eutrop. 9,22. Lact. de mort. pers.
24. Anon. Val. 2,3. Zon. 12,33. Paneg. 5,7. Bihlmeyer в [8631, A.,VI, 173. [1073], I, 1290; III,
1109. [384], «История», I, 244. [678], 85, 90. [377], 20. [1100], 377—378. [5271. 127. [13621. 76.
[82], 15—16.
Стр. 187: «...императором в 306 г.)». — Paneg. Lat. 7,7; 7,10. Exc. Vales. 4. Aurelius Vict.
Caesares, Epitome 41,2. Zos. 2,15. Ammian. 15,5,33. Euseb. h. e. 8, 13,12. 8 App. 4. Euseb. V. C.
1,25; 1,46. Lact. de mort. pers. 24; 29. Eutrop. 10,3,2. [40], 788—789. [1429], 312. [543], 28 п/т.,
1966, 2446—2447. [1292], 78. [384], И, 215; «Религия», II, 42. [76], 63. [583J, 280. [1343], 125,
133—134, 191. [1321], 237.
418
1678], 96—97. [796], И, 277. В остальном автор до небес превозносит «энергию
мирового господства» Константина и «дух» его мясников. [889]; 248. [805], I, 97—98. [377],
21. [1435], 29. [1551], 14—15. [1365], 14—15. [372], 621—622. [1271], 83. [558], 3. [1333], 32—
33. [1448], 4, 82. [1362], 76—77.
«...бруктерами или тубантами». — [1145], III, 584. [f 100], 385.
Стр. 188: «..(Тисе). — Bihlmeyer в [863], 1. А., IV, 162. [384], «История», П, 247, 288.
[870], III, 65. Автор считает, что устранение всех соперников было несомненной целью
политики Константина». [1380), 220. [34], 99.
«...(Гроог)». — Euseb. h. е. 9,9,2. [543], 28 п/т. 1966, 2449.
Стр. 189: «...в настоящего дьявола». — Eutrop. 10,5. [543], 28 п/т. 1966, 2449, 2467.
[1429], 318. [1188], I, 64, 114—115. [678], 103. [93], 457.
Стр. 190: «...еще в 310 г.». — Euseb. h. е. 8,4,1; 8,14,6. V. С. 1,33, 1; 3,52. Socr. h. е. 1,12.
Chronogr. а. 354,62 М. Optat. Mil. с. Donat. 1,18. Aurel. Vict. 40,24. CIL VI, 37118. August, brev.
coll. 3,18,34. CSEL 53, 84. [543), 28 п/т., 2457, 2462. Hanslik в [1973], III, 1103. [384],
«История», И, 287. [40], 794—795. [399], 311. [1291], 5. [1325], 60. [893], 177. [1546], 36.
[678], 101—102, 109. [527], 288 [377], 27—28
."...императора Константина». — Euseb. h. е. 8,14,4. V. С. 1,35. Zonar 12,33. Aurel. Vict.
Caes. 40,24. [543], 28 п/т., 1966, 2454. [1188], I, 96. Цит. no: [543].,
«...истинное чудовище». — Euseb. h. e. 8,14,1. Opt. Mil. 1,18. Chronogr. a. 354. Mommsen
Chron. Min. 1892, 62, 312. [1429], 318. [1325], 66. [642], 234. [1546], 35. В этой работе
имеются многочисленные ссылки на современные исследования.
«...u предотвратить войну (!)...» — Euseb. h. е. 8,14,1. Курсив автора.
Стр. 191: «...необузданный тиран». — Euseb. h. е. 8,14,2; 8,14,5; 8,14,16; 9,9,8. V. С.
1,33; 1,34; 1,36. Socr. h. е. 1,12. Zonar. 12,33. Bihlmeyer в [863], 1. А, VII, 13. [543], 28 п/т.,
2464, 2482
«...никаких конкретных фактов». — [543], 28 п/т., 2481, 2483—2484. Ср. также: 2451,
2459.
«...усердно заботился». — Euseb. h. е. 8,14,1; 8,14,6. V. С. 1,36. [543], 28 п/т., 2464.
Стр. 192: «...над полем битвы». — Euseb. V. С. 1,26; 1,32; 1,37; 1,38. Eumen. paneg. 9,3.
Nazar. paneg. 7,1; 10,17; 27,5. Vita Caes. 40,23. Vict. epit. 40,7. Zosim. 2,16. Eutrop. 10,4,3. Oros.
7,28,16. Zonar. 13,1. [543], 28 п/т., 2470, 2475. [1188], I, 114. [1343], 139—140. [82], 43.
«...в римское войско». — [33], 169. [1448], 4. [316], 90.
Стр. 193: «...политической власти». — Lact. de mort. pers. 44,1; 44,9. Euseb. V. C. 1,26;
1,33; 1,41. h. e. 8,14,1; 9,9,2; 9,9,9. Zos. 2,15. Eumen. pan. 9,1. Nazar. pan. 10,17; 30,4. Vict. epit.
40. Optat. Mil. 1,18. Cod. Theod. 2,8,1; 12,1,21; 12,5,2. Ср.: 9,16,2. Cod. Just. 3,12,2. [1188], I, 48,
114, 131. Автор считает, что войско Константина приблизительно насчитывало всего лишь
25 000 человек, а армия Максенция — «180 000 человек и 17 000 коней». [678], 106. Этот
автор разделяет мнение предыдущего. [305], И, 299. Оценивает армию Максенция в 170 000
пехотинцев и 18 000 конницы. [1343], 139—140. Также полагает, что в войске Константина
было примерно 30 000 человек. — [543], 28 п/т., 2480— 2481. [384], «Религия», И, 42. [863],
1. А, VI, 450. [1429], 318, 328. [386], 155, 181. [1327], 525—526. [1321], 243—244. [840], 183.
[1291], 4, 26—27. [29], 5. [31], 81. [399], 313. [678], 105, 189. [796], II, 279—J80. [1435], 45.
[423], 10. [377], 30. [376]. [870], III, 62. [815], 151. [214], 197. [294], I, 18. [15], 230. [16], 213.
(642), 134, 150—151, 160, 189—190. [317], 90. [1546], 35. [104], 161—162. [1362], 77—78, 80,
100, 112. [1395], 229—230. [827], 81. [708], 31. [251], 142—143. [821, 44—45. [52], 43. [678],
107, 110. Автор пишет: «Имя и род Максенция были искоренены. Его дети были убиты, а его
политические сторонники устранены». Однако
419
тремя страницами ниже заявляет: «При своем вступлении в Рим, Константин приказал
проявлять мягкость, как это уже имело место при завоевании Северной Италии».
«...политической власти». — Euseb. h. е. 9,9,9; 10,5,15; 10,7,1; V. С. 1,42; 1,48. Zos.
2,29,5. [1429], 325. (814], 32. [30], 62. [755]. 12. [15], 194, 254 [18], 41. [642], 150—151, 173,
176. 179—180. [377], 37. [251], 142. [1362]. 78. [1395], 258— 259. [82], 44—45. [528], 170.
Стр. 194: «...в императорском дворце!» — Euseb. h. е. 10,6,1. V. С. 1,41,43. [1429], 328.
[863], 1. А., V, 150. [642], 174. [15]. 194. [251], 139. [590], 81— 82. [527], 290.
Стр. 195: «...привилегированным сословием». — Euseb. h. е. 10,7,1. [1429], 328—329.
«...со столицей в Сердике». — [40], 789.
Стр. 196: «...в знакомом стиле». — Euseb. h. е. 8,14,7; 8,17,1; 9,1,1; 9,2,1; 9,2,5; 9,5,1;
9,6,4; 9,7,1; 9,9а,4;9а, 10,2. Ср.: Uct.de mort. pers. 35,1; 36. [1073], III, 1111. [384], «История»,
II, 288. [994], 1072. [1343], 135—136. [399]. 304. [1088], 301. [29]. [246], 43, 48, 52, 60, 71, 83.
[527], 288—289. [93], 452—453.
«...против нас». — Euseb. h. е. 9,8,1. [400], 102. [373], 446.
«...историографом древности». — Euseb. h. е. 9,2. [840], 115. [246], 64, 67, 75. [215] цит.
по: [19], 185—186. Автор возражает Burckhardt плоско и неубедительно, впрочем, признавая,
что Евсевий рисует «сверкающими красками на золотом фоне».
Стр. 197: «...проклятию «zelots du paganisme». — Lact. de mort. pers. 37. [40], 788—789.
Bichmeyer в [863], 1. A., VII, 20. Автор пишет: «Максимиан Дайя был худшим из
преследователей христиан, сладострастным извергом, превзошедшим в жестокости даже
Галерия». [246], 7. Автор показывает, почему античные авторы не оспаривают
отрицательный образ Максимиана Дайи. Grdgoire цит. по: [246], 51.
«...сильно зависел». — Vict. epit. 40,18. [1343], 135. [246], 42, 46—47, 76, 87.
Относительно хозяйственных мотивов подробно и убедительно: 52.
«...так вкушаете, и покою». — Euseb. h. е. 9,7,10.
Стр. 198: «...умоляя пощадить его». — Ср.: Euseb. h. е. 9,8,1; 9,9,1; 9,10,13. «Миланский
эдикт», вызывавший серьезные споры среди исследователей, существует в двух вариантах: в
Lact. de mort. pers. 48 и в греческой редакции в Euseb. h, е. 10,5, 1. Но его нет в рукописях Б и
Д, а также у Руфина. Отсутствует и его сирийский перевод. [839], 132. См. также следующее
примеча* ние.
Стр. 199: «...ни ствола, ни корня». — Euseb. h. е. 9,8,2; 9,9,1; 9,10,1; 9,11,3. V. С. 1,58.
Lact. de mort. pers. 43; 45; 49. Zos. 2,17. Vict. Caes. 41,1. Vict. epit. 40,8. Eutrop. 10,44. [40], 790.
[1429], 336—337. [1073]. II, 39. [1188], I, 144. [1343], 142. [493], 92. [243], I. 105. [1321], 246—
247. [1325], 74. [399], 314. [796], II, 282— 283. [797], 142. [678], 116—117, 119—120. [1088],
306. [1099], 28. [879], III, 63. [1435], 54. [1116], 379. [377], 43. [81], 31.
Стр. 200: «„.окончательного решения». — Euseb. h. e. 9,11,7. V. C. 1,49. So-zom. 2,18;
2,20. Anon. Vales. 5,16. Epitome 40,9. [1188], 1,154. [1291], 39, 49. [1321], 247, 253. [796], II.
286. [678], 123—124. [1435], 64—65. [1425], 187. [563], 360. [294], I. 18—19, 64. [203], 15.
[18], 41. [82], 67.
«...берегу Босфора». — Euseb. h. e. 10,9. V. C. 1,51; 2,1; 2,12; 2,66. Eutrop. 2,6,1. Anon.
Vales. 5,21. Vict. Caes. 41,8, Vict. epit. 41,6. Socrat. h. e. 1,4. Zosim. 2,21. Zon. 13,1,22. [1429],
337—338. [384], «История», II, 216—217; «Религия», II, 42 [1188], I, 161. [1343], 159. [1069],
17. [1321], 258—259. [1325], 90—91. [1425], 190. [1435], 129. [294], I, 18—19. [814], 67. [678],
122—123. [798], II, 288. [797], II, 380. [451], 67. [251], 147. [377]. 46. [1362], 85. [586]. II/I, 4—
5. [82], 68. [401], 48.
Стр. 201: «...в Римской империи». — Euseb. h. e. 10,9. V. C. 2,4; 2,12; 2,18;
420
2,24; 2,48. Zos. 2,2,8; 2,22,3; 2,23; 2,26; 3; 2,28. Nazar. paneg. 10,17; 10,36. Anon. Vales.
5,23; 5,26. Eutrop. 10,6,1. Vict. epit. 41,7. Socrat. 1,4. Sozom. 1,7. Theodor. h. e. 1,20. Zon. 13,1.
Ср. c: Lact. dt mort. pers. 46. 11074], 8 п/т. 1958, 1723. I1429J, 338. (1188], I, 166. (1085], 61.
(1325], 94. [1435], 130. (377]. 47. (1351], 105—106. (1098], 39. [82], 210, 214.
Стр. 202: «... отречением от церкви». — Euseb. h. е. 9,9,1; 9.9,12, 10,2,2; 10,4, 60; 10,8,5;
10,8,8. Lact. div. inst. 7,27,5. (1429], 308—309, 337. [9941 1061, 1073—1074. [596], 91. (224],
260. Но ср. также: Gregoire «La «conversion» de Constantin», в «Revue de l'Universitc de
Bruxellex», 1930/1931гг., 231. Здесь Лициний фигурирует все еще как «поборник
христианства». К этому: (15], 32, 204. [679], 42, 68 . [81], 29. (527], 86.
«...обобранному сословию». — Vict. Caes. 41,3. Vict. epit. 41,9. Anon. Vales. 22. (1343],
146. [678], 119.
«...(cp. стр. 118 и сл.)» — Euseb. h. e. 10,4,61; 10,8,1. [642], 163. [1546], 9, 26.
Стр. 203: «...наполнено светом». — Euseb. h. e. 10,8,2. Ср. также прежде всего с V. С. К
этому: [1426], 463. Вопрос истинности этого труда в целом или, по крайней мере, отдельных
его частей, а соответственно и вопрос его ценности, окончательно не прояснены.
Скептическую позицию по этому вопросу занимают многие авторы. Особенно показательна
позиция Scheidwei-1ег в: ByZ, 46, 1953, 293. Далее: [827], 83. Но Евсевий, как автор, признан
почти всеми. Самым подробным образом о двойственности имперской теологии Евсевия:
[115].
«и богатыми». — [994], 1061. [827], 83, 91—92.
Стр. 204: «...иметь дело еще часто». — [243], I, 126—127. [82], 208. Особенно хорошо
описаны привилегии христиан в той части Империи, которой управлял Лициний.
«...как Максенций (стр. 102)». — Euseb. 3,1. Liber Pont. 34. [1017], 214. [5281. . 169.
[199], 109, 181—182. [82], 49—50.
Стр. 205: «...или провинциального наместника». — Euseb. V. С. 2,45; 3,29; 3,31; 3,50;
3,53. RAC III, 339, 367—368. [399], 320. (303]. [1436], 4, 9,(377], 119. [1461], 37. [1232], 63.
«...только христианами». — Euseb. V. С. 2,45; 3,40; 3,50. h. е. 10,2,1; 10,4,42. Socrat.
1,16,1. [1429], 369 [865], 1. А., I, 495. (165], 24, 71, 84. [3991, 320. [489], 167, 171—172, 174.
Ср. также с мемориальным сооружением, которое императрица Елена приказала соорудить в
Вифлееме над пещерой Рождества: [1080], 129. [57], 90. [379], 342. [678], 180. [251], 144—
145.
«...(Аеррье)». — [377], 127.
Стр. 206: «...относится к Лицинию». — Euseb. h. е. 10,2,2. V. С. 3,16; 3,22; 4,28; 4,44. Ср.
далее: 3,43; 4,43. Относительно проблематики и аутентичности этой книги ср.: [995], 234.
[1246], 31—32. [17], 549. (1516], 187. Ср. также его диссертацию: [1515].
«...слепок божественного трона». — Euseb. V. С. 1,42; 3,1. Ammian. Mar-ceil. 21,16,18.
[755]. 9, 33. [642], 183. [827], 89—90.
Стр. 207: «...третью Европы». — Euseb. h. е. 10,7. Cod. Theod. 16,2,1, 16,2,4. August, ер.
88. [1343], 149—150, 226. [1288], I, 8. (243], I. 131. [376], 205— 206. [377], 99, 117. [642], 185.
[451], 66. Автор подчеркивает, что Константин «всяческим способом способствовал»
христианству. [827], 89. [894], 11. [1259], 103.(258], 119.
«...государя и императора». — Diodorus 1,73,2. [528], 67, 71. Иногда крестьяне были
настолько религиозны (или глупы), что в письменной форме соглашались «принимать на
себя трудовые повинности, возложенные государством на священников».
«их победоносного распространения». — Papyrus Oxyrhynchus XXII, 2344; X, 1265.
421
«...были христианами». — Sozom. 5,3. 1251), 192.
Стр. 208: «...(Корнеманн)». — Cod. Theod. 4,7.1= Cod. Justin. 1,13,2. Мф., 5,33. Cod.
Theod. 1,27,1. [1343), 150. [399), 320. [377), 68, 73. [376J, 197. [642), 180—181, 183—184.
[168), I «5; II, 80—81. [225), 305. [11961, 162, 171. [93], 467. [877), 1.
«...получать унаследованное». — Cod. Theod. 16,2,3; 16,2,6. Hieron. ep. 52,6. [1429], 336.
[528), 177—178.
Стр. 209: «...церковной истории». — [1429], 307. [1425], 276. F. Lot, «La fin du monde
antique et le debut du Moyen Age», 1927, 34. Цит. no: [1362], 134. См. также 88. [678], 187.
Автор очень сомневается в христианстве Константина. Далее: [642], 117. [18], 41. [527], 204.
217.
Сир. 210: «...как «тринадцатого апостола». — Euseb. h. е. 8,17,1; 10.5,2. V. С. 3,25; 4,62.
Lact. de mort. pers. 34; 48. Lib. Pont. Vita Silvestri. Cod. Theod. 16,10,1. [1144], III, 317—318.
[813], 210. [384], «Религия», II, 42—43. [583], 280. [13271, 1904 г., 536; 1911 г., 425, 489.
[1085], 182. [1188], IV, 215. [243], I, 105. [1420], 58, [796], II, 313, 323. [797], II, 381. [1419],
330. [1435], 135. [736], 100. [1095], I, 39. [579], I, 44—45. [1427], 258. [294], I, 63—64. [15],
166. [6421, 148, 163, 170 [4511, 72. [251], 142. [1043], 23—24. [489], 171—172. Уже в III веке
христианская церковь активно включилась в общественную жизнь. По сравнению с другими
религиозными культами, она имела наилучшую, охватывающую всю Империю организацию.
[1511], 284. Н. Grcgoire, «La «conversion» de Constantin*, RUB, 36, 1930/1931, 270. Цит. no:
[1546], 38. Теперь некоторые исследователи переводят «episkopos ton ektos» не «епископ по
внешним делам», а «епископ для посторонних», так как они выводят «ton ektds» не из «ta
ektos» (внешние дела), а из «hoi ektos» (посторонние). Подробнее: [1362], 119.
Стр. 211: «...даже возрос». — Cod. Theod. 13,5,7. Euseb. V. С. 1,12,38. [1429], 349—350,
353, 355. [8621, 1588. [1401], 50. [1061], 30. [796], II, 297, 311. J797], 384—385. [294], I, 19.
[827),85, 90 [520], 9—10. [391], 758 [662], 1. [1364), 147. [1362], 153. [527], 86, 203. [216], 623,
638.
«...u благовониями*. — Cod. Theod. 6,13,1. Coll. Avell. Epistul. 14,19,181. [1468], 20—21.
[90], 71. [1507], 88. [1401], 56. [157), 13—14. [869], 98. [779], 146. [642], 201. [1471]. Кроме
того, ср. обстоятельную рецензию J. A. North в: JRS, Vcu. JLXV, )9?S, }?У I*SJ4f. imOl 29.
(SMf, Э77.
Стр. 212: «...вставать и преклоняться». — Cod. Theod. 15,4,1. Theodor. 1,34,3. Philostorg.
2,17. [1401], 158. [294), I, 25, 66 [423], 8. [7971, 385. [204], 19. [678], 133—134, 155. [729], 341.
[424], 3. [795], 94 [1362), 141. [52], 45. [527), 203, 290—291.
«...становилась все пышнее». — [1429), 349—350. [306], 24. [678], 127 Стр. 213:
«...вопросам веры». — Euseb. V. С. 2,12,1; 4,17; 4,22,1; 4,29. [1429],
360.
«...(Леве)». — Euseb. h. е. 9,9,1; 9,9,9; 10,4,61. V. С. 1,3; 1,12; 1,44. [1144], III, 371; VI,
1073. Bihmeyer в: [863], 1. А, VI, 163. [219], И, 410. [1420], 75. [399], 319. [678], 136—137,
153. [903], 16. [377], 145. [231], 70. [1351), 138. [15], 195. [827], 83, 90—91. Baus в: [585], 9, 15.
В принципе, теми же самыми качествами наделяли идеального правителя и в дохристианские
времена: [1546], 26—27. [1512], IX. См. также:[994], 1073, 1061. Автор пишет, что Евсевий
видел в правлении Константина «претворение мировой истории».
Стр. 214: «...литургическим реквизитом». — Euseb. V. С. 2,4; 2,14; 4,5. Zos. 2,21. Socrat
h. е. 1,18. Anon. Vales. 21; 30- Ammian. 17,13,1.Eutrop. 9,7. Vict. Caes. 41,12. Zonar. 13,2.
[1429], 371. RGA, 2. A, 1978, III, 584. H. Kraft в: [384], «Религия», I, 176; II, 42. [1188], I, 47—
48. [1343], 158—159. [1069], 17. [77), 208. [1261], 219. [796], II, 309. [797], II, 391. [1116], 502.
[377], 21, 80. [1435], 58, 106, 120—121, 127, 163, 172, 194, 234. [1363], 124. [367), 11. [563],
360, 371. Из хронологии автора, правда, выпадает война с готами.
422
Стр. 215: «...его воинственного рычания». — Тас. Germania 7. [273], IV, 894. [50], 351.
[384), «Религия», I, 120, 222, 231; II, 82. [637], 44. [838], 19. [1546], 47. [872], 97.
«...больше не воевать...» — Orig. Lev. 5,1. Num. horn. 26, de princ. 4,14. Проповедь к
Нав., 15,1. с. Cels. 5,33; 8,73. [1299], 37. [232], 210—211. Автор полагает, что у Оригена
слышится лишь «слабая пацифистская нотка», которая вообще «ведет происхождение не из
Библии, но от спиритуализма,неоплатоников».
«..за зло добром». — Лк.,6,27; 6,32; 13,1. Мф., 5,21; 5,38; 5,46; 19,18. [596], 2. [1468], 23.
[224], 21—22. [1404], 40. [773], 268. [1507], 14, 150. [60], 30. [1128], 55. [335], 105. [337], I,
113. [1115], 119. [1031], 489. [611], 5. [707], 35. [321], 493.
Стр. 216: «...(стр. 67.)» — Еф., 6,16. Рим., 13,9. Иак., 2,10. Откр., 13,9. Дид., 1, 3. Atenag.
leg. 11. Iren. adv. haer. 4;2;42. Min. Fel. Octav. 30,6. Just. Tryph. 101,1. Apol. 1,16. Tat. or. 19,2;
11,1. Arist. Apol. 17,3. Tertull. idol. 17; 19. de pat. 6. apol. 37. corona 11. Orig. c. Cels. 3,7; 5,33;
7,26; 8,68; 8,73; 73,1. Orig. comm. ser. 102 in Mt. Сург. bono pat. 14; 16. Donatum 6,10. Clem.
Al. Paidag. 1,12,99; 2,4,42. Но ср. также: Clem. Al. protr. 10,100. Diogn. 5. Arnob. adv. gent. 1,6.
Lact. div. inst. 6,20,15; 5,17,12. Syn. Elv. c. 73. Sulp. Sev. Vita Martini 4. Hippoi. Tradi-tio
Apostol. c. 16.Constit. per Hippolytum 41.Сверх того ср.: Ambros. de off. min. 3,4,27 . [813], 279,
284. [615], I, 21. [935], 24—25. [224], 49, 158, 245. [71], 197, 208. [42]. [232], 202. [1299], 75.
[611], 9—10. [679], 14—15. [321], 504. [326], 53. [325], 52. [1498], 74.
«...или решением суда». — Hippoi. Traditio apostol. c. 16. Constitut. per Hip-polyt. 41.
Ипполит, антипапа при папе Каликсте 1, стал несмотря на это святым! католики справляют
его праздник 13 и 22 августа, а православные — 30 января. [863], 1. А, V, 69.
Стр. 217: «...следует за собой». — Tert. de idol. 17,3. Ср.: [758], 62.
«...кого-нибудь убить?» — Athenag. leg. 35.
«...делает преступление безнаказанным...» — Сург. ad. Donatum 6. [224], 245. [71], 197,
208. Касательно идеологических оправданий огосударствления церкви обстоятельно: [642],
25, 150. [937], 19. [961], 47.
Стр. 218: «...приносить жертву императору». — Justin, apol. 1,31. Euseb. h. е. 4,8,4; 8,1,8
Oros. hist. 7,13. [50], 351. [1468], 25. [774], 23. [399], 15. [789], 5. [232], 206 . [827], 102—103.
Стр. 219: «...sacramentum!» — 2 Кор., 10,3. Флп., 2,25. Еф., 6,13. Ср.: Hieron. ер. 112,2.
Syn. Elv. с.73. Euseb. h. е. 8,17. Syn. Arel. с. 3. Синод обязывает христиан еще не к военной,
но к воинской службе в «мирное время» . [384], «Религия», I, 223. [413], 53. [679], 159. [611],
10. [377], 80. [1283], I, 707—708. [642], 198. [321], 220—221. [709], 23. [361], 16. [827], 90. Не
лишен примечательности и тот, пусть и гораздо менее крутой, поворот, который совершила
церковь в IV веке по отношению к выполнению ее членами их общественных обязанностей.
Так синод Элвиры еще требует от испанских христиан, чтобы те оставались в стороне от
церкви в тот год, когда они занимают выборные должности. Синод же Арля, напротив,
разрешает христианину принимать даже должность наместника. Он может быть отлучен от
церкви, только если нарушает церковные установления. Ср.: Syn. Elv. с. 57 и Syn. Arel. с. 7.
«...чья вера известна — христиане». — [571], 238, 495.
«...верующих в Христа». — Cod. Theod. 16,10,21.
Стр. 220: «...должна возратать». — [232], 205.
п...правильно понятое «правило». — [232], 214—215.
Стр. 221: «...теряет свое лицо». — [231], 57.
«...произведение» (фон Кампенгаузен)». — Lact. div. inst. 1,18,8; 6,20,15; 5,17,12; 6,6,19;
6,9,2. Дальнейшие доказательства: [224], 55, 158. [813], 339—340. [1144], III, 307. [384],
«Философия», III, 26. [1288], I. 6—7. [231], 64—65, 70. [1116], 491. [144], 193. [827], 115.
423
«...нового времени» (фон Кампенгаузен)». — Hieron. vill. ill. 80 . (1524], п/т. 8, 1958.
1723. (813], 337. (780], 18. (231]. 57, 71. (1116], 497, 508. (337], 117—118. (200], 251. (876],
58—59.
Стр. 222: «...для угнетения народов». — Heinrich Heine. Цит. по: (125], I,
220
«...(Шопенгауэр)». —Voltaire, Lettres philosophiques Nt. 8, 33—34. Цит. по: [1026], I. 83.
Schopenhauer, Parerga und Paralipomena И. Кар. 15: Ober Religion, 174. Цит. no: [1475], I, 183.
«...как Господу...» — Euseb. V. C. 4,10. [827], 87.
Стр. 223: «...рекрутирование германцев». — Euseb. V. С. 2,67; 3,17. [377], 79—80, 101.
[642], 153, 164, 168. [1395J, 257—258. [1233], 376. [1278], 316—317. [1362], 70, 87—88.
«...знаку твоей мощи». — Euseb. V. С. 2,55; 2,65. п. е. 10,7,2. К этому: [642], 159. [377],
80. [1395], 257—258.
Стр. 224: «...стал Константин». — Euseb. п. е. 5 prooem; h. е. 9,1. V. С. 1,6; 1,46. [642],
184. [1098], 26. [49], 319—320. [1511], 299.
«...Эринии, — приходит». — Liv. 2,1912; 2,42,5; 25,12,15;26,45,9. Cic.nat.deоr. 2. Dio
51,1,3. [1073], II, 24. [384], «Религия», I, 217. [642], 458. [1546], 47—48.
Стр. 225: «...человека за человеком». — Euseb. V. С. 2,12. Ср.: 2,4; 2,7. [596], 86—87.
[71], 194. [451], 66. [1362], 112. [1283], I, 697, 734. [187], 36.
«...(Вебер)». — . [1460], 92. [1362], 85.
«...моих героических дел». — Euseb. V. С. 1,6. Or. ad s. coerum 26. Theodor. h. e. 1,2;
5,41. [813], 482.
«...не приносит мира». — Euseb. V. С. 3,1. [642], 166.
Стр. 226: «...давал клятву». — Ambros. de off. 41,202. August, ep. 189. [863], 1. A, VI.
243—244. [377], 127.
«...(фон Шуберт)». — [1309], I, 26. [504], 118. [1261], 280—281. [985], 10.
«...от христиан дезертирства». — Cod. Theod. 6,10,21; 7,18. [224], 590. [294], I, 231.
[1098], 47, 52.
Стр. 227: «...в течение года». — Chrysost. horn, ad Mt. 61,2. Salbian de gub. dei 3.50. Basil,
ep. ad Amphil. 13; 15.Regino v. Pt. 317. Fulg. v. Chartr. de peccatis capitaiibus, PL 141, S.339.
[863], 1. A., VI, 984. [1143], 240. [1272], 42—43, 264. [1349], 163. [627], 89—90. [377], 85—86.
[679], 89, 158. [187], 160.
Стр. 228: «...об Августине здесь помолчим». — Athan. ер. ad Amm. Иоанн Златоуст,
Комментарий к Мф., 26,7. Ambros. de off. 1,129. [622], II, 376. [224], 146, 257. [679], 8, 88.
«...бойнями христиан». — [15], 223. Автор говорит отчасти гипотетически.
Стр. 229: «...окончательно получил «папа». — Euseb. V. С. 4,56; 5,2; 5,4; 10,7. п. е.
8,13,15. Zos. 2,29; 2,14,1. Philostorg 2,14. Lact. div. inst. 7,26 (добавление). Hieron. vit. ill. 80.
Cod. Theod. 4,6,2. Sozom. 1,5. Ammian. 14,11,10; 14,11,20- Eutrop. 10,6,3. Vict. epit. 40,5; 41,11.
Epit. Caes. 40,5. Apoll. Sid. ep. 5,8,2. Chrysost. in ep. ad Phillipp. 4,15,5. Zon. 12,33. [1524], п/т.
8, 1958, 1723— 1724. [543], 2444—2445. (1073], III, 1108. [1429], 361. [384], «Религия», 11,41,
43. [862], 953. [1188], I, 49. 102; IV, 213. [1321], 265. [1343], 199. [395], 110. [377]. 170. (678),
98. 131—132. [1435], 156. 210. [796]. II, 314. [34], 112. [814], 128. [1428], 48—49. [451], 68.
[558], 15. [189], 55. Baus в: [585], 16.
«...жестокость ландскнехта». — Zosim. 2,30. [863], 1. A, X, 366. [1188], I. 174. [15], 223.
«...aliae Christi...»! — Hieron. ep. 77,3. [733], 4.
«...общеприняты тяжелые наказания». — [862], 2559.
Стр. 230: «...потребностям времени...» — [376], 168. (377], 64. [1020], 118. [1392], 94.
«...говорит, что «нет ничего ужаснее». — Theodor. h. е. 5,21. [1325], 91. [1343), 190.
[797], II, 392—393.
424
«...более тяжелые наказания». — Cod. Theod. 9,5.1; 9,7,1; 9,16,1; 9,40,2; 15,12,1; 16,10,1.
Sozom. 1,8. Aurel. Vict. Caes. 41. (14201, 357. (14231, H8,. 141. (678], 142 (1392]. 94.
Стр. 232: «... u распят на Кипре)». — Cod. Theod. 9,9.1; 9.15,1; 9,16,1; 9,21,1; 9,24.1;
9,34,1; 16,10,1. Aurel. Vict. Caes. 41,11. August, de civ. dei 5,25. (882], 2559. (1188], I, 53, 63.
(1343], 148—149, 192. (1146], 78. [1435], 86, 95 (376], 171—172, 180. (377], 60, 63—64, 132—
133. (451], 68. (1043], 24—25. (712]v I, 92. The Complete Works of Persy Bysshe Shelly, Newly
Edited by R. Ingren and W. E. Pack. 1965, VI, 38. Цит. no: (155]. I. 210. Ср.: 192. (931, 468—469.
Baus в: . (585], 8. (5271, 101—102. (1423], II, 130—131.
«...(Грант)». — Cod. Just. 6,1,3. (14231, II, 130—131. (527], 102.
Стр. 233: «...в домашней сфере». — Cod. Theod. 3,16,1. Cod. Just. 5,26,1. [14291, 357—
358. (599], 193—194. (13681, 69—70
«...u допуска свидетелей». — Cod. Just. 5,26,1. Cod. Theod. 4,6,2. (1423], 135—136. (376],
275—276. (3771, 65. (1395], 262. (1020}, 95. (11661, 103.
«Как с этим обстоят дела?» — (1429], 357. (1423], 11,131—132. [961], 51.
Стр. 234: «...старое право». — Cod. Theod. 9,12,1. Слегка отходит от этого: Cod. Just.
9,14. Ср. с этим уже Ulpian. Dig. 1,6,2. [1368], 65—66.
«...гуманное законодательство». — [384], «История», И, 96—97. [603], 346.
«...18 апреля 326 г.». — Cod. Theod. 9,12,2. Vita Hadr. 18,7. [1423], II, 131. [1368],66.
Стр. 235: «...императорским авторитетом». — Theodor. h. е. 1,34. [1368], 67—68.
«...в Corpus juris canonici». — Syn. Elv. с. 5 [1368], 73.
«...совместную трапезу с ними». — Syn. Erv. с. 49; 50. Ср.: с. 16.
Стр. 236: «...политику его преемников». — Cod. Theod. 16,8,1; 16,8,5; 16,9,2. Euseb.V. С.
3,18; 4,27. he. 10,5,3. [1435], 66, 77—78. Автор суммирует последние указы в параграфе под
названием: «Распоряжение о защите обращенных евреев». [179], 120. [796], II, 308. [797], II,
390. [149], 229. (64], 167. [1043], 32, 45. [835], 64, 105. [1395], 245. [52], 44. [527], 274.
«...отрезанием ушей». — Chrysost. P. G. 48,900. [1395], 308—309.
«...в противоположность «еретическому», — [527], 292—293.
Стр. 237: «...отвратительным образом...» — Euseb. h. е. 10,5,21. [1429],
332.
Стр. 238: «...стоял католик». — Euseb. h. е. 10,5,21; 10,6,4. Opt. Mil. 1,16; 1,15; 1,19; 2,6;
5,i;26,121. August, ep. 43,6,17; 43,9,25. f. de un. eccl. 18,46. enarr. in ps. 26.2,19. Hieron. 133,4.
[1429], 330. (11441, IV, 128. (384], «Религия», I, 219— 220. [862], 769. [1188], I. 314, 317.
[1343], 152. [1325], 82. [399], 308. [400], 179. [947], 109. [351], 64. [797], II, 381. [231], 186.
[1435], 59—60. [642], 390. [1427], 189—190. [321], 340—341, 476. [531], 17. [375], I, 80.
[1142], 104. [827], 110—111. [251], 138, 258. [186], 184. [712], I, 81—82. [19], 164. [1526], 69,
410.
«...противоречит ее учению». — Ср. с этим, например: [232], 272
Стр. 239: «...на усмотрение Бога». — Syn. Arel. (314 г.) с. 8,13. Euseb. h. е. 10,5,18. Optat.
Mil. 1,23. August, ep. 43,5,14; 53,2,5; 88,2; 89,3. cont. lit. Petilian. 2,92,205; 3,67; 2,91,205. c.
Cresc. 3,40,44. ep. Parm. 1,8,13; 11,18. brev. coll. 3,12,24; 3,17,31. ad Donat. post coll. 31,54;
33,56. ep. 141,9. Cod. Theod. 16,2,1. (Здесь впервые появляется понятие; «haeriticus» —
«еретики».) [980], Nr. 237—238, S. 109—110. [1144], II, 1203. [1429], 331. (384),»Религия», II.
42. [1215], Nr 11; Nr. 30. [1188], I, 326; III, 324. (1343), 152. [1325], 88—89. [400], 180—181.
[796], II. 290. [797], II, 382. [563], 368, 372—373. [870], 68. [814]. 196. [531], 91. [579], I, 363.
[375], I, 80, 88. [1435], 82. [678], 161. [231], 191. [642],17, 390. 399. [1427], 191—192. [693], 59.
[1377], 93. [534], 15. (989], 11. [894], 10. [937], 103. [1043], 7. [590], 82. [712], I, 82. [1526], 69.
(82], 57.
«...разлад, спор и смута». — [579], I, 45.
425
«...распространено в копиях». — Optat. 3,3. [6781, 166Я167. [585], 144.
Стр. 240. «...ряда фальсификаций». — Just. apol. 1.26; 1,58. Tryph. 35,4; 80,3. Iren. adv.
haer. 1,27; 3,3,4. [5971, 26. 196 . {598], 77. [6581, 54. [649), 193. (911, 30. [1160], 39, 50, 62.
[214], I, 97. [870], I, 267. [814], 126. [736], 52, 56.
«...единственно католическая церковь...» — Euseb. V. С. 3,64. Cod. Theod. 16,5. [1429],
344. [1085], 141. [940], 117. [378], 82. (375], I, 102. [1043], 11 [712], I, 188. [52], 43—44.
«...Арию и епископу Александру». — Euseb. V. С. 2,65. [642], 164. [1043], 17. «...при
этом «суеверных ритуалов». — [1429], 334. [493], 92. [251], 175. [5851, 14.
Стр. 241: «...и против язычников». — Socrat. h. е. 1,9. Gel. Сус. h. е. 2,36. Zosim. 2,40,3.
Eunap. Vitae sophist. 6,2,12; 6,3,7. Arhan. ep. fest. 4. [453], 879. [1073], I, 15. [18], 42. [571],
57—58. [1395], 264.
«...отвращения идолослужение». — Euseb. h. e. 10,5,8. V. C. 2,24; 2,48; 4,9, Ср.: Cod.
Theod.9,16,1; 16,2,5; 16,10,1. J. Fontaine JbAC (25), 1982, 21. [1316], I, 41. [377], 132. Автор
явно недооценивает позицию Константина.
«...прав существующих религий». — [1453], 289. [961], 52.
Стр. 242: «...оставили «храм лжи». — Cato: Gic. de divin. 2,51. Joseph. Vita 23,113. Euseb.
V. C. 2,56. Cod. Theod. 9,16,1. Ср.: 16,10,1. [1429], 363—364. [205], II, 676—677. [1316], I,
47—48. [579], I, 42—43. [730J, 145. [744], 4. (1362], 107. [1043], 20. [93], 472. [493], 93.
Стр. 243: «...отданы церкви Боша». — Быт., 18, 1. Ср.: Быт., 13,18; 14, 13; 23, 17. Euseb.
V. С. 2,45; 3,1; 3,25; 3.48; 3,52; 3,58; 4,25; 2,45. Cod. Theod. 15,1,3. Syn. Elv. с. 60. Socrat. h. e.
1,3; 1,18. Sozom. h, e. 2,5; 5,10. Oros. 7,28,28. Julian, or. 7,228. b. Ammian. 21,10. [1429], 347—
348. [476], 808. [863], 1. A., VI, 838; X, 79. [1316], I, 49; II, 336 [493], 95. (1085], 130. [400], 16.
[1419], 358. [376], 86. [489], 175. [1515], 187, 235—236. [831], 150. (678], 183—184. (5711,
57—58. [1043], 19, 28. [585], 8. [712], I, 84, 92. (82], 210. [1395], 225. [528], 173.
«...(Феодорит)». — Theodor. h. e. 3,7.
Стр. 244: «...(Фелкл)». — Euseb. V. С. 3,48; 3,52. Socrat. he. 1,16. Soz. h. e. 2,5. Zos. hist.
2,31.1. Jon. Malal. Chron. 13. Hieron. Chronikon (PL 27, 677) . [302], 1230. [1429],349. [1316], I,
50, 65; II. 283—284; 288. [399], 320. [1435], 191, 207. (7971, 384. Nietzsche цит. no: . [678], 154.
[376], 86—87. [52], 41. [1395], 225 . [585], 10. [527], 292.
Стр. 245: «...волосяными веревками». — Euseb. V. С. 3,54. [476], 816.
«...прежние химеры». — Euseb. V. С. 4,37.
«...если они нам не вредят». — Поликарп, цит. по: . [527], 276. Helvetius, De l'Homme,
1774, 11,147, 338. Цит. по: [919], 119—120. [863], 1.А, VIII, 360.
Стр. 246: «...участвовать в битве». — Euseb. V. С. 4,55. [1188], IV, 25—26.
[7б5],187,195.
«...(magni meriti)». — Euseb. V. С. 4,61. Theodor. h. е. 1.32; 1,34. Ambr. de obitu Theod.
40. [1429], 361. (863], 1. A, VI, 162. 676, [13161, I, 64. [1188], IV, 24. [1134]. 20. Voltaire,
Dictionaire philosophique, 49т Цит. no: [1026]. [2511, 144.
«...решительного язычника». — [1429], 371. [863], 1. A, X, 1095. [93], 454.
Глава 6
ПЕРСИЯ, АРМЕНИЯ И ХРИСТИАНСТВО
Стр. 247: «...Клинге». — [766], 684.
«Фауст Византийский». — Ср. прим. к стр.
«...Вартан Армянский». — Faust. 3.11.
Стр. 249: «...римскому императору». — [1549], 5, 20, 45, 97, 128, 140. «...бегством в
Персию». — [1061], 36. [1027], 144. [1005], 227. [567], 174. [146], 11—12.
426
«...персидской страны». —-11073]. Ill, 1119. (257], 109. (10351* 12—13. (5671, 176.
(146), 12.
Стр. 250: «...стратегическое значение». — (98], 186. (1549], 144. (146], 17. [189], 274.
«...приняла христианство». — Относительно начала христианизации Армении ср.: Tert.
apol. 5,6. ad scap .4. Euseb. h. e. 4,30; 5,5; 6,42,2. Cass. Dio 71,8. Далее: [766], 683. (1073], V,
931—932. [863], 1. A, I, 663—664. [765], 171.
«...целые народы». — [766]. 683—684. [1073], V, 932. [863], 1. A, IV, 673. К значению
женщин в ранний период христианства в Армении ср. также: [821], 29—30. [765], 171.
Стр. 251: «...Римской империи». — Sozom. h. е. 2,8,1, [1073], V, 932. [765], 169. [82], 65.
[821], 29. Автор датирует превращение христианства в государственную религию Армении
301 г.
«...из дома Мамикоянов». — Faust. 3,2; 3,5; 3,10; 3,14. [863], 1. А., I, 644, 664, 716; V,
901. [10731, III, 166. [766], 684. [821], 30—31. [7651, П2. (61], 156—157. Автор говорит о
Григории как «о выдающейся фигуре армянской церкви», которая чтит его в собственных
праздниках и мессах.
Стр. 252: «...одну войну за другой». — [766], 685—686. [765], 174.
«...кровавую расправу». — Faust, 3,8; 4,21; 4.50. С этим ср.: [863], 1. А., III, 972—973.
[845], III-IV. Далее: [7851, 182. [8211, 30.
Стр. 253: «„.обогатили себя сокровищами...» — Faust. 3,20; 4,11; 4,22; 4,33.
«тоже никто не остался». — Faust. 3,7; 4,22.
«...сравнительно с оставшимися». — Faust. 3,5; 3,11; 4,22.
«...ti будем радоваться...» — Faust. 3,11.
«...они пали на войне». — Faust. 3,11.
Стр. 254: «...и известного военачальника». — Faust. 3,11. Подчеркнуто мною. — К. Д.
«...персидскому царю...» — Faust. 4,49; 4,51. «...никогда такого не было». — Faust. 4,3.
Стр. 255: «...с вас не снимет...» — Faust. 4,51. Далее: [863], 1. А, VII, 490 Подчеркнуто
мною. — К. Д.
«...не хотим слушать...» — Faust. 4,51.
«...и присоединения к Персии». — Faust. 3,3; 3,13: 5,31. [766], 685—686. [863], 1. А.,
VII, 924.
«...(фон Штауфенберг)». — Euseb. V. С. 3,7. [1335], 112—113.
Стр. 256: «...погиб*. — Philostorg. h. е. Anh. 7.3а. [10731, ПТ, 1576. [765], 175, 192.
[146], 26—27.
«...их расширить». — Aurel. Vict. epit. 41,20. Anon. Vales. 6,35. Ammian. 14,1,2. [1333],
36. [765], 196—197.
«...редко предвещало доброе». — Theodor. h. e. 1,24.
Стр. 257: «...Господа мира». — Theodor. h. e. 1,25. Euseb. V. C. 4,9. Soz. h. e. 2,15.
«...(фон Штауфенберг)». —[1335], 113.
«...все войско империи». — Afrah. Dem. 5,1; 5,10; 5;23. [863], 1. А, I, 530. [37], 298.
[1335]. 114. Касательно враждебности к евреям: [1076], 457. Далее: [1333], 42—43 [1461,
27—28.
Стр. 259: «...престолохранителя». — [1005], 228. [146], 23—24.
«...своего епископа». — [1343], 212. [1439], I, 235—236. [146], 24—25.
Стр. 260: «...(Рубин)». — [771], 690. [660], 265. [11741, I, 253. [1439], I, 239. [10051,
228—229. [567], 181. (146], 24, 27.
«...обрушившиеся стены». — Uban. or. 18,206. [1343], 213—214.
«...апостольской благодати». — Ефрем Сирин, Carmina Nisibena. Theodor. h. е. 2,31. Ср.
также: Theodor. rel. histor. с. 1. [37], 295, 299. [146], 27—28.
«...клиента и союзника!» — ThRE, IX, 1982, 756. [1549], 146—147.
Стр. 261: «...с западным соседом». — [1061], 47. [1549], 147—148. (146], 31.
427
«...менее чем через двадцать». — Socrat. 7,18; 7,20. Theodor. h. е. 5,41. 1863]. 1. А., V,
357; VI, 1002—1003. [1343], 423. [1061], 47. [1549]. 147—148. [1005], 229—230, 232. [146],
31—32.
Стр. 262: «...благочестивая ложь». — [766], 683.
Глава 7
ХРИСТИАНСКИЕ СЫНОВЬЯ КОНСТАНТИНА И ИХ ПРЕЕМНИКИ
Стр. 263: «...Тисе». — [1380], 265. «...Клейн». — [762], 90—91. «...Хей». — [609], 338.
Стр. 265: «...не приносящая мира». — Euseb. V. С. 4,52. Julian or. 1,12. Li-ban, or. 59,46.
[1316], I, 69. [1188], IV, 2. [1043], 260. [147], 389. [189], 62, 233. [827], 122.
Стр. 266: «...резню Константина». — Euseb. V. С. 4,68. Athan. hist. Arian. 69. Zos. 2,40;
2,55,2. Socrat. 2,34; 3,1,6. Ammian. 14,7,9; 14,9; 14,11,27; 21,16,6. Philostrog. 3,28; 4,1. Soz. 5,2.
Liban. or. 18,10. Greg. Naz. or. 4,21; 4,91. Julian ep. ad Athan. 270; 273. Eunap. Vit. Aedes 25.
[1073], I, 1291—1292, 1368; IV, 288. [1316], I, 68. [1343], 202. [1188], IV, 28—29. [504], 11.
[796], II, 323 [797], II, 396. [1245], 140. [1428], 47. [1427], 264—265. [1435], 241 [1380], 266.
[697], 90. [712], I, 116. [15], 22. [507], 101—102. [1395], 239—240. [762], 211—212. [189], 53—
54, 58—59. [Ill], 18—19.
«...не имел власти». — Ammian. 21,16,8. [Ill], 19, 32, 272. [762], 200. Автор пишет, что
истребление семьи Юлиана — вина не Константа, что «было обычной ложью Юлиана и его
сторонников, но солдат». Автор вообще славит своего героя малоубедительно, что здесь
становится особенно явным.
Стр. 267: «...всем Западом». — Zos. 2,41. Vict. Caes. epit. 41,21; 41,22. Phi-lostorg. 3,1.
Eutrop. 10,9,2. Liban. or. 59. Julian, or. 1. Aurel. Vict. Caes. 41,22. epit. 41,21. Socrat. h. e. 2,5.
Soz. h. e. 3,2. Zonar. 13,5. [384], «История», 11,217— 218. [863], 1. A, VI, 164. [1316], I, 71.
[1188], IV, 47—48. [1343], 203—204. [870], III, 176. [81^ 158—159. [1022], 73.
«...даже военными угрозами». — Liban. or. 14,10; 59,124;59,147. Zos. 2/41. Eutrop 10,8.
Cjd. Theod. 9,7,3. Athan. apol. ad Const. 4; 7. Ammian. 21,16,6. Vict, epit. 41,22. Vict. Caes.
41,23, [1316], I, 71—72. [1188], I, 62—63; IV. 47, 87. [1343], 202, 206—207. [796], II, 326.
[797], II, 398—399. [294], I, 76, 244. [1271], 86. [697], 90. [876], 15. [1448], 17. Уже около 324
г. Констант расселил франков на территории Империи, а в 342—343 гт, успешно воевал в
Британии. Ср.: [816], 141, 173, 180.
«...вновь установленное единство». — Cod Theod. 16,6,2; 16,10,2. Optat. Mil. 2,15; 2,18;
3,1; 3,4; 3,6; 7,6. Passio Maximiniani et Issaci I (PL 8,768). Passio Marculi (PL 8,760). Monum.
vet. ad Donatist. hist. Pertinent (PL 8,774). August, c. ep. Parm. 1,11,18. In ev. Jon. tract. 11,15; c.
Cresc. 3,42,46; 3,50,55. c. iitt. Petil. 2,39,92. Eutrop. 10,8. Aur. Vict. 41. Zos. 2,41. [384],
«Религия», I, 220. [1316], I, 75. [1343], 205, 207, 211. [243], I, 167—168. [400], 182. [642],
401—402. [531], 118. [948], 14—15. [2941, I. 90. [231], 191. [13771, 93—94. [894], 18, 22—23.
[251], 258. [1043], 50, 53. [585], 146.
Стр. 268: «...u убит». — Consularia Constantinopolitana ad 350. Mommsen, Chron. Min. I,
237. Julian or. 2,56. Zos. 2,42,2. Eutrop. 10,9,4. Philoptorg. 3,26. Aurel. Vict. epit. 41,22. Athan.
apol ad Const. 6; 11. Hist. Arian. 74. Oros. 7,29,7. Ammian. 15,7,7. Zonar. 13,5. [1073], II, 660.
[921]. 33. [1316], I, 79—80. [1188], IV, 80—81. [1343], 215. [568], 75. [870], III, 208—209.
[410], 97. [745], 105. [1271], 86. [742], 79—80. [1551], 165. [1546], 53, 69, 73. [1043], 57. [1448],
18, 84, 88, 105. [95], 59. [708], 107. Для этого автора переписка между Афанасием и Магнен428
цием «абсолютно исключена. (765], 53. Для этого же автора подобная переписка «очень
хорошо объяснима», что им многократно доказывается.
Стр. 269: «...приговора при дворе». — Zos. 2,45. Theodor. h. е. 3,3. Eutrop. 10,12. Sulp.
Sever. 2,38,5. Socrat. 2,32. Soz. 4,7,3. Philoptorg. 3,26. Zonar. 13,8. [813), 426. (13161, I, 82—83.
[11881, IV, 89, 109, 137—138. (13431, 205, 215. (7961, II, 326—327. [8701, 209—210. (11741,
252. [12711, 86. [7451, 105—106. [15511, 165. [Ill], 69—70. [1119], 47. [708], 107. [765], 86,
160. Автор оспаривает мнение о большом влиянии на Констанция Валента и «придворного
епископа» Урсация. [1448], 18, 90. [1333], 84.
«...яьисженной земли». — Ammian. 14,5; 15,1; 15,3; 15,5,8; 15,11,19; 16,5; 16,8; 16,10,10;
17,12; 18,3; 19,12; 21,16,8. Zos. 3,1,1; 3,2,2. Julian ер. 23. . [863], 1. А., VI, 173. [1188], IV, 29—
30, 133, 227, 301—302. [1343], 206. [911], 17. (1261], 229. (765], 89, 162—163. [1333], 44.
[189], 276—277.
Стр. 270: «...(Литцманн)». — [1188], IV, 29. (870], III, 177. [1333], 44, 55—56.
«...или потом тела». — Ammian. 15,1,3; 21,14,2. Cod. Theod. 3,12,1; 9,16,1; 16,2,16.
[1188], IV, 29. [1343], 205. [1380], 266. [187], 111.
«...u было проведено». — Cod. Theod. 16,2,12; 16,2,14. [710], 1373—1374. [1395], 259.
Стр. 271: «...(Хагель)». — Hilar, v. Port. с. Constant, imp. 7,1. Athanas. de syn. 31,3. Histor.
Arian. 30; 45; 49; 67; 74. [844], 74—75. [568], 70. [53], 35. [590],97.
«...u — священники». — [765], 1, 67, 157. Ср. также: 265, 270. Стр. 272: «...породистых
лошадей». — Philostorg. h. е. 3,4. Мой текст перекликается с: [765], 215. — К. Д. Ср. также:
[762], 91—92. [1035], 12—13. «...девять лет спустя». — Faust. 4,3. [765], 201.
Стр. 273: «...сослать 70 епископов». — Athan. de syn. 31,3. Hist. Arian. 33. Philostorg. 4,8.
Socrat. h. e. 2,47. August, ep. 105,9. [863], 1. A., VI, 173. [341], 123. [24]. [579], I, 51— 52. [942],
121. [507], 101—102. [1043], 58—59
«...жестоко подавлено». — Cod. Theod. 16,8,1; 16,8,6; 16,8,7; 16,9,2. [1316], I, 379. |U911,
48 [179], 120—121. [1395], 293—294. [1043], 72. Автор полагает, что к Констанцию «с
уверенностью» может быть отнесен один-единственный закон о евреях (Cod. Theod. 16,8,7),
согласно которому переход христианина в иудаизм грозил потерей всего имущества. Это, по
мнению автора, подчеркивает «нейтральное отношение Констанция» к евреям!
Стр. 274: «...(Готтлиб)». — Firm. Mat. err. 20,5; 28,6; 29,1. Ср.: 20,7. Далее: Sozom.
4,11.(1316], I, 97. [520], 17.
«...силовой риторикой». — Firm. Mat. err. 8. (1548], 946, 953—954, 957. [453], 882—883.
[384], «Философия», И, 130. [813], 229—230. [1316], I, 100, 337—338. [1395], 227—228. [669],
11, 21, 44. Weyman цит. по: [669]. С. Н. Moore, «J. Firmicus Maternus, Der Heide und der
Christ*, 1897, доказал принадлежность обоих трактатов одному автору. К культу Митры:
[321], 75.
«...согласно боевому вождю Христу». — Фирмик Матерн, «О заблуждениях языческих
религий». В: BKV, 58—59 (262—263).
Стр. 275: «...продвиншпесь к Высшему». Firm. Mat. err. 28,6. [1548], 955. Это и
следующее примечание ср. с: [443], 164.
«...живые духовные силы»: — [461], 920, 934. [669], 326—327.
«...расчленить тела подлых». — Firm. Mat. err. 16,4; 28,6; 29,1. [669], 392, 401.
Стр. 276: «...автора христианского памфлета». — . [1548], 956. (384], «Религия», I, 187.
[1283], II. 27. [894], 76. [669], 8, 44—45. Ср. также: 249, 330. [810], 22, 32—33.
«...даже в восточно-римском сенате». — (1395], 244—245. Стр. 277: «...прибывали
новые овцы». — Cod. Theod. 16,10,2; 16,10,6. Ср.: 16,10,10. Athan. apol. ad Const. 7. Chrysost.
horn, in Juvent. et Martyr. 1. August.
429
conf. 8,2. Soz. 5,4. Liban. Mon. in Jul. Symm. rel. 3,7 (1144], II, 1228—1229. [1316], I, 75.
[1191], 191. [409], 17. [294], I, 81—82. [1245], 140 [144], 194. [1043], 53, 62. [1395], 271. [52],
48—49.
«...u культуры язычества». — Liban. or. 67,8. Ср.: [1395], 240, 271.
«...разжиганию алчности». —Theodor. h. e. 3,7; 3,18. Sozom. 5,4. [1316], I, 83, 151. [493],
98—99.
«...старой религии». Symm. rel. 3,7. Symm. ep. 10,54. Amm. Marcell. 16,10; 19,10,4.
[1316], I, 90—91. [493], 100—101. [1043], 65. [415], 40. [52], 48—49
Стр. 278: «...даже исполнилось». — Zos. 5,38. Я использую здесь сведения,
приведенные в: [528], 181. — К. Д.
«...как юридический террор». — Cod. Theod. 9,16,4; 9,16,5; 9,16,6. Ammian. 15,3,9; 6,8,1;
18,4; 19,12,1. Uban. or. 18,138. Lea III, 449. [1188], IV, 37—38. [78], 103, 108. [1043], 65. [572],
88.
«...(Шульце)». - [1316], I, 73, 89—90.
«...господство страха». — Ammian 19,2. [475], 151. [572], 74, 98.
Стр. 279: «...заживо сожжен». — Ammian. 14,5,6; 15,5; 22,3,10. Liban. or. 18,31. Sozom.
h. e. 4,10,11. Zonar. 13,9. [1073], V, 198. [384], «История», III, 199. [1448], 17, 25. [572], 95.
[189], 104, 184. Согласно этому автору Павел Катена был похоронен заживо.
«...против малярии». — Ammian. 19,12,6. [572], 74, 85, 93, 95.
Стр. 280: «...крупными поместьями». — Lib. ер. 55. [1395], ПО. [572], 95, 98 . [571], 67.
Стр. 281: «...некоторых священников». — Creg. Naz. or. 4,23. Julian, ep. 31. Philostorg.
3,27. Theodor. he. 3,3. Zos. 2,55. Socrat. 2,33; 3,18. Soz. 4,7,5; 5,19. Chrysost. de s. Babyla 3. Vict.
Caes. 42,10. Ammian. 15,2; 14,1; 7;1; 11,6; 22,13. Liban. 19,47. [1144], I, 466—467. [1073], I,
1291—1292. [384], «История», II, 48. [862], 1024. [1316], I, 187. [1188], IV, 123. [493], 99.
[1343], 219—220. [64], 182. [475], 158—159. [145], 433. [1395], 151. [189], 93. [Ill], 70 [1043],
62—63.
Стр. 282: «...по христианскому образцу». — Zos. 3,8. Ammian 20,4; 21. Socr. 2,47. Liban.
or. 18,117. Philostorg. 6,5. Zon. 13,11. [384], «История», II, 163—164. [1188], IV, 205. [1343],
239, 246—247. [1427], 264. [189], 55, 70, 120, 156. [Ill], 19.
«,..u удивлялся красоте неба...» — Julian, or. 11,4. [317], 136. [1395], 236— 237. [189],
257. [153], 16. Автор пишет, что для Юлиана мир был полон символами, «почти все в
природе было таинством, знаком Божественной власти и, в конечном счете, Высшей
Реальностью».
Стр. 284: «...в Нумидии и Мавритании». — Cod. Theod. 15,1,3. Rutin 10,28. Hist, aceph.
9. Uban. or. 2,58; 18,126; 18,154. Ammian. 22,4,9; 22,5,2; 22,7,5. Socr. 3,1,48; 3,11,3. Soz. h. e.
5,5,5; 5,5,9; 6,1,1. August, c. litt. Petil. 2,97,224. Optat. Mil 2,16; 2,17; 6.1. [54], 152—153.
Согласно автору, мистический синкретизм Юлиана якобы является «противоположностью
внутренней силе, полноте и единству», то есть — христианству. [1144], IV, 131. [1316], I,
133. [848], I, 238—239. [908], 85. [1188], IV, 338 [1343], 251. [870], III, 262, 268, 285. [796], II,
336. [797], И, 405, 408—409. [455], 187. [894], 35. [531], 133. [1427], 266. [948], 115. [712], I,
120, 136. [345], 97—98. [1043], 74—75. [187], 114. [111], 170. [189], 184 [585], 148.
«...а в июле скончался Юлиан». — Socr. 3,20. Soz. 5,22,4. Ефрем Сирин, «О Юлиане
Отступнике», песня 1,16. В: BKV, 1919, I, 217. [1343], 254. [1422], 36. [64], 195. [251], 179,
196. [1395], 238—239, 294—295.
«.-..в столь серьезном деле». — [1316], I, 128. [111], 288. [189], 200.
Стр. 285: «преуспел в этом». — [528], 76.
«...такого рода указ». — Julian ер. 55; 115. Ammian. 22,10;2; 25,4,20. Cjd. Theod. 13,3,5.
Cod. Just. 10,53,7. Uban. or. 18,126. Socr. 3,12. [493], 127—128. [Ill], 184. [528], 175—175.
[572], 85. [1395], 236. [251], 178. {189], 198.
Стр. 286: «...бороться с «галилеянами» всеохватно». —Julian ер. 55. Theodor. 3,7; 3,12,2:
3,13,2; 3,15. Socr. 3,18. Rufin 10,30. Philostorg. h. e. 7,8. Ammian.
430
22.11; 22,13,2. Zonar. 13,12,39. [1144), I, 466—467. [476[, 812. [1316], I, 128, 140, 150. .
[493], 125. [92], I, 46, 56. [874], 102. [187], 115. [Ill], 184. [1891, 200—201, 247, 267—268.
[571], 142—143; 181.
«...переживала Римская империя». — Liban. or. 17,27. Greg. Naz. or. 4,75. Ср.: Ambros.
de obitu Valent. consolat. 21. [493], 140. [1343], 259. [797], II, 408. [Ill], 178, 180. [189], 196.
Стр. 287: «...(Шатобриан)». — [111], 192—193. Chateaubriand цит. no: [111], 195.
Стр. 288: «Я отправляюсь в Таре...» — [111], 193.
«...он велел казнить». — Theodor. h. е. 3,15. [Ill], 201. [189], 282.
«...как слуга божественной воли». — Greg. Naz. or. 5,13. Ammian. 12,11; 14,5; 15,1; 15,3;
15,5; 16,8; 18,3; 24,17; 25,3. Socr. 3,12; 3,21. Soz. h. e. 5.4; 5,13; 6,1, Liban. Or. 18,194; 18,274;
15,43; 12,84; 24,17. Theodor h. e. 3,9; 3,19; 3,25; 3,28. Rufin 1,34. [384], «История», II, 163.
[1073], III, 613. [1316], I, 171. [130], 8, iU-llS, 332, 358—359. [445], 9, 16. . [1188], IV, 309, 337,
353. [1343], 252, 262—263. [294], I, 83. [736], 104. [1427], 268—269. [251], 181—182. [95], 84.
[Ill], 201, 240. [189], 223, 273, 285, 312. Ddiger, Zur Einhlhrung в: [130], 8, 358—359. [19],
202— 203. Автор убежден, что Юлиан, которого он оценивает достаточно позитивно, был
«поражен копьем персидского всадника и, что «не может быть и речи, что его убил
предатель-христианин». Доказательства, разумеется, отсутствуют.
Стр. 289: «...из памяти людей». — Theodor. h. е. 3,22; 3,28. Liban. 11.300. [714], 506. Ср.
также: 501. [37], 245. [92], I, 55. Евсевий тоже пишет состоящий по меньшей мере из 25 книг,
но бесследно исчезнувший труд «Против Порфирия». Ср.: Hieron. ер. 70,33. vir. ill. 81. [994],
1067—1068. [Ill], 252, 274.
«...равных греховности». — August, de civ. dei 5,21. Chrysost. de S, Babyla c. Jul. et. c.
gentes 14B. horn. 5,11. Ср.: Hieron. Babyla 2. Greg. Naz. or. 4; 4,52.0твет на это обнародовал
Филлип Сидский: Socr. h. е. 7,27. [453], 884. [1537], 816—817. Обличения Григорием
Богословом Юлиана были скорее не речами, но пропагандистскими листовками. Епископ не
только утверждает, что Юлиан возвышал «людей улицы и дна» (конечно, не называя
никаких имен), но и, что он привел империю на край пропасти: Greg. Naz. or. 4,53; 5,41.
Стр. 290: «...чтобы его бесчестие продолжалось...» — Ефрем Сирин, «О Юлиане
Отступнике», 2,16; 2,25; 3,4. Ср.: BKV, 1919, I, 223. [54], 153. [111], 185—186.
«...u насмехался над его язычеством». — Ammian. 25,6; 25,7,9; 25,7,12; 25,9,1; 27,12,15.
Zos. 3,31; 3,33,2. Liban or. 24,9. Socr. 3,22,7. Sozom. 6,3,2. Philostorg. 8:1. [1074], п/т. 18, 1968,
2008—2009. [1343], 263. [1549], 146—147. [189], 317.
«На мелодию: «Держитесь правды!» — Ср.: BKV, 1919, I, 213.
Стр. 291: «...и партия ее противников». — BKV, 1919, I, 213. Песня, 1,1; 1,5; 1,7; 1,13;
1,15; 2,1; 2,5; 2,9. Amman. 25,4.
«...достойных отвращения богов». —■ Theodor. h. е. 3,26.
«...христианских мучеников (стр. 285)». — [130], 358. К этому особ.: [445], 9, 25. [92], I,
54. [1092], 41—42. [189], 200—201, 230.
Стр. 292: «...оппортунистов его окружения». — [583], 568. [130], 362—363. [445], 39.
[908], 85. [1316], I, 171. [1092], 52. [1174], 52. [1224], 259. [251], 182. [189], 8, 319, 322, 327,
336. Автор местами высказывается о Юлиане весьма критично: «Он был греческим
философом и одновременно римским императором. В обоих качествах он оказался
несостоятельным и достиг очевидно малого». Но чего мог достичь император, правивший
всего два года! Автор и сам признает это и полагает, что при более долгом правлении,
Юлиан оказался бы удачливее, чем его преемники.
Стр. 293: «...не заставили бы долго себя ждать...» — [92], I, 40, 52.
431
«...он идет как победитель». — Socr. 3,22,2; 4,2,4. Theodor. h. е. 4,1,3; 4,2,3. Ammian.
25,6; 25,8,8; 25,9,1; 26,6,3; 27,12,15. Liban. or. 24,9. ZOs. 3,31; 3,33,2; 4,4. Philostogr. 8,1. Pufin
h. e. 11,1. [10741, п/т. 18, 1968, 2006. Bigelmmair в: [863]. 1. A, V, 586. [583], 566. [92J, I, 56.
[13431, 264—265. [1448], 12—13.
Стр. 294: «...церкви Константинополя». Greg. Naz. or. 21,33. Socr. h. e. 3,22; 3,24,3;
3,26,2. Soz. 6,3. Philostorg. 8,5. Ammian. 25,5,1; 25,10,12; 25,8,18; 26,6,3; 26,8,5. Rufin h. e.
11,1. Theodor. 4,2,3; 4,5; 4,22,10; 5,21. Eutrop. 10,17. Zos. 3,30; 3,35. Uban. or. 17,34. Cod.
Theod. 5,13,3; 10,1,18. Ps. Aur. Vict. epit. 44Д; 44,3. Themist. or. 5,63. Zonar. 13,14. [10741, п/т.
18, 1968, 2009—2010. [11441, I, 467. [3841, «История)», II, 131. [13161, I 178. [4931,142. [875J,
XVI. [1188], IV, 358. [13431, 265—266. [870], IV, 3. [708], 148. [1043]; 76. [571], 554 [111],
251. [528], 76.
«...также potior auctoritas». — Ammin. 26,1; 26,4. Socr. 4,1. Soz. 4,3. Vict, epit. 45,2.
Theodor. 4,6. Themist. or. 6. Symmach. or. 1.18. [1074], п/т. 14, 1965, 2097—2098. [1073], II,
870; V, 1090, 1093. [384], «История», III, 282—283. [863], 1. A., V, 476, 480. [1148], 13.
Стр. 295: «...ночными заклинаниями». — Cod. Theod. 9,16,7; 10,1,8. Theodor. h. e. 5,21.
Zos. 4,2,1. [1074], п/т. 14, 1965, 2135, 2200. [493], 142, 144. [28]. [1395], 66, 172—173. [519],
57. Автор даже утверждает, что Валентиниан «не оказывал одностороннего предпочтения
христианству)». Сходно: [571], 556.
«...(Шталькнехт}». — Cod. Theod. 5,13,3; 10,1,8. Ammian. 26,5,4. Theodor. h. e. 4,7.
Nikerpor. Kali. h. e. 11,30. (Приводя декрет императора, он хладнокровно заменяет «еретика»
Валента Грацианом, хотя последней стал императором только через несколько лет, в 367 г.)
[1074], п/т. 14, 1965, 2097—2098, 2191, 2203. [1144], П, 1228—1229. [384], «История», III,
282. [1188], V, 17. [386],
I, 75. [579], I, 52. [1061], 42—43. [294], I. 88, 193—194, 244. [923], 102—103. [1098], 53.
[708], 141. [1043], 76, 83. [1333], 70.
«...и расстались в Сирмии». — [1074], п/т. 14, 1965, 2167—2168.
Стр. 296: «..льготы их богословам». — Cod. Theod. 7,8,2; 16,1,1; 16,2,10; 16,8,13.
Ammian. 25,10,9; 26,1; 30,7,2. Socr. 4,1. Eunarp. frg. 30. Philostorg. 8,8. Zos. 3,36. Ambros. ep.
21,2. [1074], п/т. 14, 1965, 2159, 2187, 2198—2199. [1144], IV, 65. [10731, V, 1093. [384],
«История», III, 282. [863], 1. A, X, 480. [1188], V, 1. [796], II, 344—345. [1100], 325. [708], 141.
[1043], 83, 98. [1465], 244—245. [1448], 89—90.
«...восставших донатистов». — [708], 146. [571], 560.
Стр. 297: «...это значит — мирной». — Martin в: [863], 1. А, VII, 733—734. [813], 392.
«Миролюбиво исполненный труд», согласно автору. См. также: . [37], 211, 324—325.
Стр. 298: «...своего права помилования». — Ammian. 27,7,4; 28,1,11; 28,1,22; 28,1,44;
28,12; 29,3,3; 29,3,2; 30,5,19; 30,8,3; 30,8,6; 30,8,14. Uban. or. 24.14. Theodor. h. e. 4,6,1. Zos.
4,2,4. Symm. ep. 10,27. Zonar. 13,15. [1074], п/т. 14, 1965, 2191—2192, 2196—2197. [1188], V,
8, 18. Bigelmair в: [8631, 1. A. X, 480. [708], 143.
«...(Иоейс, Эдигер)». — Ammian. 29,3,9. [1074], п/т. 14, 1965, 2199. [1028], 30. [1465],
241.
Стр. 299: «...напасть на них и уничтожить». — Socr. h. е. 4,3; 4,31. Soz. h. е. 6,36; 6,6.
Ambros. de obitu Theod. 53. Ammian. 26,10,9; 27,7,4; 27,7,8; 17,10, 27,10,7; 28,5,1; 28,6;
29,1,10; 29,3,2; 29,4,5; 29,5; 30,2; 30,3,1; 30,3,5; 30,5,7; 30,7; 30,8,8. Uban. or. 24,12. Cod.
Theod. 5,13,3; 8,7,13; 16,5,3; 16,6,1. Symm. or. 6,4. August, c. litt. Pet. 3,25,29. c. ep. Parm.
1,10,16; 2,83,184. ep. 87,10. Oros. 7,32,10; 7,33^5. Optat. Mil. de schism. Donatist. 3,6. Zos. 4,1,1;
4,16. Ciaud. bell. Gild. 310. [1074], п/т. 14, 1965, 2169, 2175, 2189—2190. [384], «История», II,
31— 32. [1073],
II, 555; IV, 1454; V, 1093. [1188], V, 21, 27—28. [1169], 214. [1343], 267. [614], 51— 52.
[396], 9. [386], I, 75. [1265], 42—43. [1390], 89. [796], II, 347 [797], II, 415. [1456], 91. [409], 8.
[923], 102—103. [876], 11, 16. [531]. 131—132, ср.: 151 [1377],
432
79, 95—96. [741], 67—68. I1028J, 30. [345], 101. [3101. 282. [311], 598 [315], 81. [1551],
21—22. [1043], 79. [1100], 325. [585], 151. [1333], 59. 69, 124
«...ti был погребен в Кнстантинополе». — Ammian. 29,6,5; 30,5. Socr. 4,3; 4,31,1. Rufin.
h. е. 11,12. Zos. 4,16; 4,17,2. [1073], И, 653; III, 989; V, 1094.(1316], I, 209. [1188], V, 10, 33—
34. [96], 230. [796], II, 349. [1333], 61.
Стр. 300: «...удержать Валента от «мучительства». — Greg. Naz. or. 43,46. Rufin. 11,3.
Socr. h. e. 4,1; 4Д4; 4,20. Theod. hist. rel. 8. h. e. 4,12; 4,19; 4,24. Soz. h. e. 6,6; 6,13; 6,19. Basil,
ep. 48. [1074], п/т. 14, 1965, 2132. [863], 1. A. Ill, 839; X, 476. [848], II, 159. [92], I, 52, 57.
[11881, V, 82—83 [400], 49. [251], 166 [708], 149.
«...греховный язык... развязали...» — Basil, ep. 243,1. [863], 1. A, X, 476. «...заняли
работники сатаны». Faust. 4,5.
Стр. 301: «...от такого бесстыдства». — Cod. Theod. 9,16,7. Ammian. 26,5,8; 26,10; 28,1;
29,1,5; 29,1,33; 29,2; 31,14. Socr. 4,19. Zos. 4,4,3; 4,8,4; 4,13. Ior-dan. de orig. act. Get. 26.
Eunarp. frg. 38. Vict. epit. 48,3. Soz. 4,35. Philostorg. 9,13. [384], «История)», III, 104, 282.
[1316], I, 202. [846], III, 449—450. [1218], I, 82—83. [1188], V, 10, 17, 20, 135. [1343J, 270.
[386], I, 77—78, 162—163. [923], 53 [876], 16. [78], 111. [1206], 378—379. [475], 172.
«...сражение и — жизнь». — Ammian. 26; 30,1,18. Liban. or. 24,13. Socr. 4,8. Faust. 5,32.
Philostorg. 7.10; 9,5. Theodor. 4,36. Zos. 4,10. Themist. or, 10. H. Dessau, Inscript. Lat. select. 670.
|10}4], п/т. 14, 1965, 2100, 2113. [1188], V, 45. [1343], 287. [1261], 231—232. [1061], 43. [309],
27—28. [1333], 62.
Глава 8
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АФАНАСИЙ (ПРИМЕРНО 295 — 373 гг.)
Стр. 303: «...Блеттеринни». — Цит. по: [371], III, 24. «...Липл». — [875], XVIII.
«...Гентц». — [498], 862. «...Винкельман». — [1514], 257, 260. «...Кюнер». —[827], 117.
Стр. 305: «...вновь исчезнуть». — Diderot цит. по: [577], I, 101. [827], 117.
Стр. 306: «...таким образом, идет дальше...» — Hilar. Pictar. lib. ad. Constant. 2,5. [54],
63. [599], I, 117. Weinel цит. no: [633], 330. [1175], 39. [1133], 2. К возникновению проблемы
триединства ср.: [321], 381.
«...как вотчина мрака». — [959], 5. [919], I, 115.
«...u борьба за власть». — Basil, ер. 191; 266,2. Greg. Naz, ер. 130 ad Pro-cop, ер. 131.
[1143], 137.
Стр. 307: «...более позднему поколению». — [863], 1. А, I, 743. [813], 426. [37]. 203.
[1510], 100—101.
«...над всей Палестиной». — [37], 202, 204. [1510], 102—103. [39], 65.
Стр. 308: «...становился демонстративным». — [1510], 105.
«...подобно Иезавели?» — Athan. apol. de fuga sua с. 3.
«...исчезли из мира». — [92], I, 102.
Стр. 309: «...и маленький Бог». Athan. de incarn. et с. Arian. 8. [863], 1. A, I, 637—638. К
истории арианской схизмы особо сравните недавние исследования: [986] и [1526], 418. С
обилием ссылок на литературу и «попутными» замечаниями. Далее: [540], I, 74, 117. К
происхождению арианской схизмы ср. прежде всего: Sozom. h. е. 1,15. Epiphan. haer. 69,3.
Socr. h. e. 1,5. Theodor. h. e. 1,2. Euseb. V. C. 2,61. [497], 647. К раннехристианским
верованиям (даже «ми* рянам» ясно) ср.: [321], 17, 170. См. также: [797], II, 382. [251], 161.
[195], 171.
«...выработать синтез». — [540], 156, 160. Ср.: 165, 174.
«...сотворен из ничего...» — Цитата из Григория Богослова по: [1332], 83. Ср.: . [688],
86. [678], 172—173.
433
Стр. 310; «...трона и алтаря». — Greg. Naz. or. 3,13: 9 Carm. 2,1,11. de vita sua. Haeuser fi:
BKV Bd. 59 IX. 11144), I. 648. (384), «Религия», I, 118—119. [862J, 297. |215), 305—306.
(13791, l Ю8. (1327), 496 (579). I. 47. (1026), 83. (9191, 123. Cp: [321], 473.
Стр. 311: «..личный враг— «арианин». — Athan. с. gent. 45 . (498], 862, 864—865. (3841,
«Религия», I, 119. (8621, 297. (1327), 372. (870), III, 220, 252; IV, 28. (2301, 79—80, 106—107.
[12771, 393—394. (2941, I, 77. (765), 37. [195), 175.
«...интригуют, завидуют». — Basil, ep. 82. Socr. h. e. 1,23,6; 7,32,5. (384), «Религия», I,
119. [400], 39. (1360), III, 48. Историки и теологи, «идущие в ногу со временем», говорят
только об «афанасианском» и «антиафанасианском». Здесь же говорится об арианском и
антиарианском. Таким образом, сохраняется память об Арии и не перегружается словарный
запас читателей.
«...среди таких христиан!» — Hieron. ер. 17,3. Marcum presb. 22.
«...чем за веру». — К проблеме хронологии: (1372], 129. [1371], 187. [97], 165. [1277],
394. Ср.: (1429], 343—344.
Стр. 312: «...не сохранилась». — Dio 39,58. (1144], I, 271, 280. [863], 1. А, 1, 252; 2. А., I,
319. [862], 112—113, 369. [1073], I, 244—245, 554, 580; II, 344, III, 73; V, 128—129. [243], I,
138. [568], 3. [102], 28, 188. [294], I, 77. [592], 139. [923], 154. [930], 104. (1395], 211—212.
Стр. 313: «...раскололась надвое». — Alex. Alexandr. Sermo de anima 7. Athan. de syn. 16.
Hilar. Poit. fragm. hist. 7,4. Socr. h. e. 1,11. Sozom. h. e. 1,15. Epiph. haer, 68,4; 69,2; 69,7.
Philostorg. 2.2; 1,3. Soz. 1.15. Theodor. h. e. 1,3. Euseb. V. C. 2,61,5; 3,13. (813], 199. [1327),
258, 289, 366—367. (1325], 122—123. [598], 211. [875], VI. [1054], III, 16. [400], 35—36. [870],
I, 93; III, 99—100. [1435], 100—101. [451], 78. (376], 78—79. [1526], 77, 418. [765], 16. [251],
140. [250], 292. [19], 171 [805], 2. [1278], 346—347.
Стр. 314: «...не стоит таких причитаний!» — Athan. apol. de fuga sua 5. Euseb. V. C. 2,64;
3,15. Socr. h. e. 1,8; 1,13. Sozom. h. e. 1,17. Theodor. h. e. 1,7. Gelas. h. e. 2,5. [497], 648. [875],
VII. [400], 36—37. [642], 181, 194—195. [814], 106—107. [102], 44. (451], 69. [93], 466. (82],
214—215. [1526], 66, 78, 82, 418. [1278],346—347.
«...u церковно-политические советы», — Theodor. h. e. 1,12. Socr. h. e. 1,8. [1144], VI,
1057.
Стр. 315: «...u в Святого Духа...» — Athan. apol. с. Arian. 6. de deer. Nic. syn. 33,7 (PG
25,416). Euseb. V. С. 2,86; 3,6; 4,24. Соборные акты: Turner, Eccle-siae occidentalis monumenta
iuris antiquissimi I, I; 36. Socr. 1,8. Theodor. h. e. 1,12. [497], 649. [1429], 341—342. [384],
«Религия», II, 43. [1327], 369 [1325], 134. [1187], 348. [598]; 76. [891], 68 [1008], I, 383. [1420],
71. [243], I, 116, 136. [400], 36—37. [I486], 591, 598. Работа содержит многочисленные
указания на источники. [14185], I, 182. [579], I, 46. (812], 59, 62—63. [814], 100. [1435], 137.
[1061], 39. [678], 178—179. (230], 79—80. [294), I, 72. [704], 19 [37], 230. [688], 93. [1278], 283.
[712], I, 87. [1209], 39 [251], 148—149. [134], 5, 15. [360], 4. [1337], 190, 245. [82], 215. [506],
43. [195], 171, 174. Этот Собор выглядит привлекательным еще и потому, что, с одной
стороны, уже первые Соборы полагали, что они вдохновлены Богом, а с другой — роль
мирян (уже с Ш века) сводилась к роли слушателей. При Константине, который сам себя
называл «епископом по внешним делам», который руководил церковными собраниями и
подписывал их решения, созывались Вселенские Соборы, а также провинциальные синоды и
синоды Восточной части империи в Константинополе. При этом клир порой лишь спустя
некоторое время поднимал ранг простого синода, решения которого его устраивали, как
например, решения Эфесского Собора, до ранга «Вселенского Собора».
«...было потребностью». — [37], 322. Luther ср.: WA 8,117,33 с WA 50,57. Goethe,
Unterhaltungen mit dem Kanzler Mbller. Цит. no: [6781, 179. (1209], 202, 214.
434
и...принципиально справедливым». — Socr h. е. Prooem. ad. lib. 5. (15261, 66, 82, 89,
138. [506], 1—2.
Стр. 316: «...первый серьезный поступок». — Euseb. V. С. 1,44; 3,13. Socr. h. е. 1,9; 1,14;
1,26. Theodor. 1,7; 1,19. Soz. 1.21. Athan. apol. c. Arian. 59; 50,4. (496], 860. (863], 1. A., I,
636—637. (226], 976. [1187], 350. [875], VIII [1327], 380. [4001, 34, 37. [579], I, 48. [1435], 140.
[376], 80. [481], 79—80. [895], 33.11838], 89. 419. [195] 159.
«. .но ты не убежишь». — Sozom. h. е. 2,17,1. [875], VI. О дате смерти епископа
Александра ср.: [1068], 351—352.
Стр. 317: «...(Хагель)». — Socr. 1,15; 1,23.3. Soz. 2,17,4; 2,25,6. Atgan. apot. t. Arian. 6.4.
Epiphan. pan. 68,7,3. [498], 860. [1074], п/т. 4, 1970, 1935. Согласно этому источнику,
Афанасий родился около 300 г. [813], 60. (371), III, 16. [875]. VI. [568], 76. [1325], 158—159.
[619], 158. [230), 72, 77. [226], 976—977. [9231, 56, 154. [708], 37—38.
«...приветственное послание». — Soz. h. е. 2,17,4; 2,25,6. Philostorg. h. е. 2 11. [1429],
339. [863], 1. А, VII, 67—68. (813], 373—374. [1009], 12 [746], 155. [678], 171—172 [870], 89.
[1039], 10 [506], 52.
Стр. 318: «„часть церковной истории». — Julian, ер. 61. Greg. Naz. or. 21.26. [226], 977.
[511], 944. [813], 60, 188. [875], V. [243], I, 139. [1325], 147. [230], 72. [1360], III, 17. [1131],
129, 125. (923), 56—57. [294]. I, 354. [1278], 20, 285. [933], 176. Эта с разрешения церкви
увидевшая свет в 10?0 г. публикация так характеризует отца церкви св. Афанасия: «Он
властвовал без пощады, он был энергичен до жестокости».
Стр. 319: «...как знак ереси». — Athan. hist. Arian. 33,1; 67,2. [1327], 388. [243], I, 144,
153. [1425], 203—204. [7971, II, 397. [291], 626. [642], 200. (251), 153. [765], 105.
Стр. 320: «...из таких размышлений», — Athan. de synod. 31,3. Hist Arian. 30; 35; 44; 49;
52,3; 67; 74. Optat. Mil. de schism. Donatist. 3,6. Hilar. Polk c. Auxent. 3. [498], 863. [226], 978—
979. [844], 74—75. Работа представляет собой обычную апологию Анастасия. [568], 70, 75,
78. [230], 79. [827], 115—116. [1209], 44—45.
«...всех клеветников». — Athan. с. Arian. 1,4; 1,10; 1,14; 1,23; 1,64; 2,1; 2,3; 2,7; 2,25;
2,32; 2,50; 3,28. Ср. также: Athan. de deer. 21; 27,1; 29. ad Secar. 4.9. [449], I, 149.
Стр. 321: «...y «язычников безбожие». — Athan. с. Arian. 2,30; 2.43; 3,16; 3,28. Durrie в:
[862], 297, 369. (1278], 336. Doerries. Die Vita Antorui als Geschichts-quelle, in: Nachr. d. Akad.
d. Wissensch. in Guttingen, phil.-hist. Kl. 1949, Цит. no: [1378], 163—164.
«...ef cetera, et cetera». — Athan. c. Arian. 2,15; 2Л7; 2,42; 3,27. с. gentes 1; 9; 19; 23; 25.
Theodor. h. e. 1,31. [875], XVHIOCDC. С последним ср. также: (765], 87.
Стр. 323: «...как место ссылки клерикалов)». — Athan. apol с. Arian. 61; 71; 86. Theodor.
1,27; 1,34. Soz. 2,25,1; 2,28; 2,31; 2,35. Runft h. e. 10,16. Socr. 1,29; 1,34. Euseb. V. C. 4,41.
Gelas. Cyz. h. e. 3,17. (1278), 300. В работе приведены все источники о синоде в Тире. [1144],
VI, 1060. [813], 199. [1073], I, 1283— 1284. [863], 1. А., I, 637; Ш, 345—346. [1188], I, 61.
[1327], 367, 413 [1325], 163. [1085], 169—170. [875], 9—10. (1343], 166—167. [568], 28, 34.
[108], 58. {499], 40. [870], III, 118. [678], 171—172, 184—185. [534], 20. [1425], 242. (376), 96,
(814), 253—254. [1435], 195—196. 208. [1277], 400. [1278], 298, 304. (1239), 177, 185— 186.
[895]. 31—32. [1528], 91. [827], 120—121. (93), 456. (508), 57, 66. Афанасий прибыл в Трир,
вероятно, в феврале 336 г. Для того чтобы пройти путь от Константинополя до Трира
государственной почте и ее «cursus clabularis» — повозкам, запряженным быками, которые
ежедневно проходили 35—40 км. — требовалось около 90 суток. Ср.: (1259), 106. [708], 38—
39. В конце IV в.
435
и в V в., когда христианских мучеников было днем с огнем не сыскать, а язычников
усердно обрекали на мучения, широко распространилась практика называть всех этих
бесчисленных сосланных клириков — «обратившимися во времена мучеников». Некоторые
из них позднее удостоились чести официально именоваться во время богослужений
«мучениками». Таков, например, епископ Евсевий из Верцелл, который в 363 г. целым и
невредимым вернулся из ссылки и еще в продолжение 8 лет возглавлял свою епархию.
Впрочем, и «еретики», к примеру, монофизиты, разумеется, норовили наградить всех своих
сосланных епископов, священников и монахов мученическим венцом. Hieron. ер. 3,2. [800],
22—23. Относительно грандиозного христианского надувательства с «мучениками»
подробно: [321], 334, 349.
«.„(Литтцманн)». —Athan. с. Arian. 1,1. Hist. Arian. 51,1. ер. ad Serap. de morte Arii. Socr.
1,37. Soz. 2,29. [863], 1. A., VIII, 47. [8131, 56. [875], X. [1187], 33. [400], 40. [870], III, 125.
[1008], 44—45. [827], 121. [251], 155. [805], 25.
«...под защиту своего имени...» — Joh. Mosch. prat. spir. 40. [863], 1. A, I, 763. [1210], 90.
[371], III, 13. [875], XVIII. [1188], тетрадь 4, 419. [1325], 147. [1327], 367—368. [383], 188. По
поводу прославления или оправдания Афанасия ср. также: [518], 15. [1360], III, 46—47. [230],
82—83. [1441], 56. Ср.: [325], 414. (321], 399—400. [1278], 291. Duchesne цит. по: [1064], 53.
Автор называет Афанасия «выдающимся писателем». [187], 111. Согласно абсурдному
утверждению автора, Афанасий был «интеллектуально утонченным греком».
Стр. 324: «...для собственного оправдания». —- Basil, ер. 66.
«...хоть один трактат Ария». — Athan. de deer. Nic. syn. 39. [814], 230.
«...которым он руководил». — Athan. apol. с. Arian. (PG 25, 248—409). Socr. h. e. 1,13.
[1189], тетрадь 4, 399, 418.
«...после смерти Константина 23 ноября 337 г.». — Ср. след. примеч.
Стр. 325: «...(Зеек)». — Athan. apol. с. Arian. (PG 25,404). Hilar, frg. 3,8. Socr. 2,3.
Theodor. 2,2. Soz. 3,2. Philostorg. 2,18.(498], 860. [226], 976. (1327], 372. [1343], 207—268.
[1188], I, 61; IV, 52—53. [243], I, 138. [320]* 77. [870], III, 178. [827], 121. (788], 29, 157.
[1209], 40—41, 60—61, ср.: 202.
Стр. 328: «...u так замучили до смерти». — Athan. hist. Arian. 15. Apol. de fuga sua c. 3.
Hilar. Poit frg. 3,9 (PL 10,665). frg. A 4 (CSEL 65,48. PL 10,668). Socr, h. e. 2,20. Sozom. h. e.
3,8; 3,11. Epiphan. de haer. 72,2. [498], 860. [708], 49, 61, 82, 88. [1526], 95 [765], 77—79.
«...скорее бфло наоборот». — Athan. ep. encycl. 6,2. [1316], II, 328. (1278], 325. [765],
107.
Стр. 327: «...профанирования». — Greg. Naz. or. 21,28. Athan. Vita Antonii 69. Hist Arian.
10. Apol. c. Arian. 18; 72. de syn. 22. ep. enc. 2. Socr. 2,8. Soz. 3,5. Постановления синода
Сердики: CSEL 65,55,5. [498], 860—861. [226], 976. [908], 7. (542], 253. [875], Xi. [1168], IV,
51. [1327], 473, 485. [1343], 207—208. (708], 36, 46. 53—54, 60. [1259], 103—104, 106. [827],
122. [1278], 313, 327 [785], 35, 68, 106. [1526], 96—97. [568].
«...ко все новым высотам». — [498], 860—861. [506], 80, 162.
Стр. 328: «...и полностью ариане». — Гал., 2,1. Опер., 1,19. Euseb. h. е. 9,6,3. Rufin. h. е.
1,30. Socr. h. е. 2,44; 3,25. Sozom. h. e. 5,12; 6,4. Basil, ep. 66; 70; 203. Uban. or. 11,177. [1144],
I. 461. [863], 1.А., I, 491; III, 864; 2. A., I, 648. ThRe DC, 1982« 543. [92], 34, 57, 113. Согласно
автору, около 325 г. Антиохии подчинялось примерно 150 епископств. [400], 40. [579], I.
61—62. (102], 28, 190. [379], 581.(1395], 101. 114, 116. ДО], 62—63, 258—259. [316], 105
[189], 213. [111], 192.
«...к концу раскола». — Theodor. h. е. 3,4.
Стр, 329: «...как и в Александрии». — Basil, ер. 239. Socr. h. е. 2,44; 3,91; 4,12; 5,9.
Sozom. 2,37; 4,28; 5,13,1. Theodor. h. е. 2,31; 3,5; 4,19. Historia Acephala 7. Epiphan. haer. 73,29.
Philostorg. 4,4. Greg. Naz. de vita 1680. Greg. Nyss. or. in Meietium (PG 46,857). Uban. or. 19,
[863], 1. A., I, 492; III, 864; V, 255, 807; VII, 65; VIII, 21; 2, A., I, 648—649. (882], 181. (1144], I,
461. [1143], 98, 114—115. [553],
436
I, 167. (921, I, 35, 61. (229), 22. [5901, 114. [7081, 166, 188, 212 [1395); 1531 [2511, 167.
Стр. 330: «...верховным пастырем города». — Hilar, frg. hist. 3. Athan. de syn. 22. Apol.
20; 29,3; 30,1. hist, Arian. 7. Apol. c. Arian. 6,25. apol de fuga sua 3,6. Socr. h. e. 2,6; 2,12. Soz.
3,4; 3,7,5; 3,5. Liban. or. 1,44; 1,59; 59,94. Theodor. h. e. 2,2; 2,3; 2.5.11144], I, 860. [863], 1. A.,
Ill, 860—861; IV, 760; VIII, 47; IX, 698. [813], 210. [37], 203. [848], II, 159. [8751, XI. [1327],
341, 479, 489, 511. [1188], IV, 52. 71. [1343], 207, 233. [92], I, 57. [243], I, 138 [400], 41. [1373],
31. [1395], 177— 178. [765], 71. [571], 244—245.
«...носила его имя». — Socr. 5,9. Soz. 7,10. [1143], 116.
Стр. 331: «...c западной империей». — Тезис, который «добротно» сформулировал еще
Seeck, теперь вновь выдвигают Girardet и Klein. Ср.: . [765], 76—77. К этому: Zos. hist. nov.
2,39,2.
«...возвращу им их престолы». — Athan. арок, ad Const. 4. Socr. h. е. 2,12; 2,22,5. Sozom.
h. e. 3,10; 3,20. Theodor. h, e. 2,4; 2,8,55; 2,9. Rufin. h. e. 10,20. Philostorg 3,12. [863], 1. A., I,
1637. [875], XI-XII [1188], IV, 81. [1343], 210. [1064], 23. [1028], 43. [251], 158—159 [708],
46—47, 78—79, 99. [1259], 106. [765], 51— 52, 111. О синоде в Сердике (342 г.) подробно: .
[1278], 338, 352.
Стр. 332: «...дабы облегчить возвращение». — Athan. apol. с. Arian. 51; 54; 55. Арок, ad
Const. 4. Hist. Arian. 21. Socr. h. e. 2,23. Sozom. h. e. 3,24. Theodor. h. e. 2,4; 2,11. [568], 45.
[1259], 108—109. [708], 100—101. [765], 51—52, 79, 113. [1526], 116-117.
Стр. 333: «...в пустыню, к монахам». — Socr. 2,22. Soz. 3,20; 4,6; 4,9. Philostorg. ЗЛ2.
Theodor. 2,4; 2,8,55; 2,13; 2,15; 5,41. Athan. de fuga sua 24. apol. ad Const. 3. Hist. At. ad mon.
21; 31; 48; 52; 81.Epiphan. haer. 71,1. [498], 861. [226], 977. [875], XIII. [1327], 342. [1188], TV,
50, 84, 100, 135, 153. [1343], 210—211, 236. [230], 79. [579], I, 51. [1360], III, 43. [1378], 176—
177 [765], 117.
«...x подозрению и порицанию». — Pallad. hist. Laus. c. 63.
«...меня к наказанию». — Pallad. hist. Laus. c. 63. [813], 404—405. [863], 1. A., VII, 896—
897. [37], 188—189.
Стрю 334: «...или к вашей болтовне?» — Здесь ср.: [1378], 172.
«...до самой смерти». — Pallad. hist. Laus. с. 63. [1378], 171. [1440], 36, 40. [325], 182—
183. [328], II, 21—22.
Стр. 335: «...как столь часто бывает». — Athan. apol ad Const. 27. hist. Arian. 31; 34; 41;
76. Sulp. Sev. Chrori. 2,39; ср.: 2,37,7, Hilar, frg. 5, Mansi, Cone, coll. Ill, 233. CSEL 65,187.
Socr. h. e. 2,36. Sozom. 6,9,1. Theodor. h. e. 2,15. Libe-rius ep. «Obsecro» 5 (CSEL 65,92).
«Ouamvis sub imagine* (CSEL 65,164) . [863], 1. A., VI, 549—550; VIII, 24. [875], VII-VIII.
[1188], IV, 143. [1343], 234—235. [243], I, 171. [1509], 55. [708], 115. [1526], 119. [765], 51, 86,
137. Автор считает, что приводимое Афанасием изречение императора: «Моя воля — канон»
в принципе не считалось ни бесспорно достоверным, ни безусловно логичным.
Стр. 336: «...безупречного характера». — Socr. 2,36. Athan. hist. Arian. ad mon. 31. Lucif.
Calar. Den non parcendo in Deum delinquentibus. Ср.: De non convendo cum haereticis. — De
regibus apostaticis. — De San Athahasio. — Mo-riendum esse pro Dei fulio. В целом ср. также
написанную в 384 г. клириками Фаустином и Марцеллином историю сект, так называемую
«Libellum precunei* в Collectio Avellana. Особенно ср. также: Coll. Avell. ер. 2,85. (863), 1. А,
IV; 673; VI, 677—678. [120], 331. [37], 320. [813], 354 [822], 39—40. [1143], 140. [1343], 234—
235. [243], I, 201—202, 216—217. [229], 6. [870], IV, 40—41. [642], 403. [590], 96. [765], 56,
121. [708], 119, 139—140.
«...папой Пием в 1803 г.». — Libellus ргесшп 21; 23. [1143], 199—200. [243], I, 202—
203, 216. [642], 403.
Стр. 337: «...царицу Эфиопии о помощи». — Soz. п. е. 4,11,3. Ammian. Re-rum gestarum
15, 7; 22,3. Athan. hist. Arian. 38. apol. ad Const. 29. Socr. h. e. 2,16. Theodor. h. e. 2,13; 2,16.
[1526], 122—123. [765], 137.
437
Стр. 338: «...дал «еретические» подписи». — Theodor. h. е. 2,16. Uberius, ер. 10 (Hilar.
4,168); ер. 12 (Hilar. 4,172); ер. 18 (Hilar. 4,155). Hilarii Coll. antiar. (frg. hist.) «Pro deifico»,
«Ouia scio», «Non doceo». Soz. h. e. 4,15. Tzeodor. h. e. 2,16. Philostorg. 4,3. Sulp. Sev. Chron.
2,39. Hieron. de vir. ill. 97. Ammian. 15,7. Athan. hist. Arian. 38. (8631, 1. A.,VI, 549—550; IX,
597—598. (371, 307—308. [542], 281. [243], I, 171, 183. [644], 77. [1526], 121. [765], 86, 140.
[19], 181. [590], 94—95. [696], 152.
«...предать анафеме». — Athan. hist. Arian. 41. [568], 76—77. [765], 142—143.
«...кардинала Чиконьяни». — [708], VI-VII, 1—2, 122. В 1972 г., возвращаясь в
Мюнхен, автор погиб в автомобильной катастрофе недалеко от Мантуи. Его книга увидела
свет при финансовой поддержке Германского исследовательского общества. Для поддержки
моей «Криминальной истории христианства)» Общество денег не имело (как и я не имел за
спиной никакого кардинала в чине статс-секретаря). Хотя небезызвестный теолог отстаивал
мой проект не так уж плохо. Среди прочего, он писал следующее: «Без сомнения, д-р
Карлхайнц Дешнер сегодня принадлежит к числу наиболее осведомленных, добросовестных,
проницательных и обладающих талантом критика исследователей в области общей истории
христианства. Его история церкви, под названием «Петух пропел дважды», была издана
большим тиражом и вызвала всеобщий интерес. Эта книга воочию показала, что автор не
только обладает исключительным знанием первоисточников и литературы, но ив состоянии
обнаруживать причинно-следственные связи, а не просто компановать материал. Труды,
подобные этому, редки, и глубокого признания заслуживает то, что со столь обширными
задачами, которые под силу разве что целому коллективу исследователей, успешно
справился одиночка. По своему значению эту книгу можно, собственно говоря, сравнить
лишь с классическим трудом Готтфрида Арнольда «Непредвзятая история церкви и ереси»,
которая, как известно, была для Гете единственным источником в его исследовании
христианства и мировое значение которой по сей день едва ли может быть переоценено. —
Карл Шнайдер.
«...разрешая его возвращение». — Hilar, с. Const. 11. Theodor. h. е. 2,17. Soz. h. е. 4,15.
[1526], 124—125.
Стр. 339: «...представленными тобой в вере». — Athan. de syn. 1; 8; 10; 12; 30. Hilar, с.
Const. 12. CSEL 65,85. Ammian. 19. Epiphan. haer. 73 Sulp. Sev. Chron. 2,40. Soz. h. e, 3,16;
4,16. Theod. h. e. 2,18. Socr. 2,37; 2,39. Athan. ep. ad Afros 3. [863], 1. A., VIII, 899—900; IX,
597—598. [1188], IV, 163. [1343], 238— 239. [400], 44. [1064], 27, [708], 131. [251], 162.
«...предпочитать никейское учение». — Hilar, frg. A I (CSEL 65,43). Chron. Kephalaion
362. Greg. Naz. or. 21. [863], 1. A, I, 638. [862], 297. [400], 48. [708], 133.
Стр. 340: «...вера была точно той же!» — [1202], 100. [765], 125. «...ненавидели
Георгия». — Epiphan. haer. 76,1,4. Ammian. 22,11,4. [528], 75—76.
Стр. 341: «...u почитаемый всеми». — Ammian. 22,11,3. Theodor. 2,14; 3,4; 3,9. Socr. h. e.
3,2; 3,7; 4,1,14: 4,8,4; 4,13; 4.16. Soz. 4,9; 4,28; 5,7,3; 5,12; 5,15. Philostorg. 7,2. Athan. ad episc.
Aeg. 7. Hist. Arian. ad mon. 48; 54. Apol de fuga sua 6—7; 24. syn. 37. Historia Acephala 5.
Theodor. h. e. 2,14; 3,18,1. Rufin. h. e. 10,34. Epiphan. haer. 76,1. Greg. Naz. or. 4,86; 21. Pallad.
hist. Laus. c. 136. Chron. pasch. 546,4. [1073]. I, 626. [1144]. I. 861. [863]. 1. A.. I, 706. [848], II,
156. [875], XV. [493], 119. [1316], I, 137—138. [131], UII. [1343], 236—237, 255, 270. [1192],
175. [230], 80—81. [294], I, 76. [831], 150—151. [696], 152. [226], 977. [1098], 50.
Стр. 342: «...из главной церкви». — Socr. 4,20. Theodor. h. e. 4,19. Rufin. h. e. 2,13; 11,3.
Soz. h. e. 6,19; 6.39. [498], 861. [1316], I. 205—206. [1327], 367. [1343], 272—273. [243], I, 224.
[876], 16. [708], 182. 198, 225. Автор датирует эдикт Валента о терпимости то 2 ноября 377 г.,
то 2 ноября 378 г.
438
Глава 9
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АМВРОСИЙ (ПРИМЕРНО 333 ИЛИ 339—397 гг.)
Стр. 343: «...Иоганн Нидерхубер». — Niederhuber в: [863], 1. А., I, 350. Ср. также:
[10291, ЮС. [813J. 23. Автор тоже находит у Амвросия «римскую добродетель,
дополненную непревзойденной добродетелью христианства».
«...Алтанер». — [371, 330—331.
«...Аланд». — [19]. 230.
«Амвросий». — Ambros. ер. 17.
Стр. 345: «... для политики прелатов до сих пор». — August, conf. 5,13.
«...(Амвросий)». — 2 Кор., 12,10. Ambros. ер. 20,23. Амвросий, «Долг перед миром», 44.
[6221, П, 396. [862], 134—135. [243], I, 267. [220]. 219 [231], 90 [204], I, 242. [346], 25. [1285],
3.
Стр. 346: «мирянина о христианстве». — Paulin. Vita S. Ambros. 4; 6. Socr. h. e. 4,30.
Theodor. h. e. 4,6,7; 4,7,1. Ambros. ep. 63; 65. de off. 1,1. de paenit. 2,73. Soz, 4.24. Pufin 2,11.
[813], 22. [37], 331. [1288], I, 22—23. [220], 27—28, 90. Автор считает, что Амвросий был
посвящен в епископы в 373 г. [231], 79—80. [386], I, 1, 66. [870], ГУ, 47. [1285], 3. [590], 99—
100.
«Ведущая фигура этого времени». — Vita S. Ambros. 3. Amdros. de virg. 3,1; 3,37. exhort,
virg. 12,82. [863], 2. A., I, 427. |8|3J, 26. [1029], VII. VTII. [229}, 24. [231], 81. [2431, I % 176.
[7961, И, 354. [797], II. 421 [2991, 56. [923], 53.
Стр. 347: «...было для Амвросия «справедливо». — Cod Theod. 16,5,5. Cod. Just. 1,5.2.
[1144], I, 370. [384]. «История», II. 66; III, 283. [1143], 47. [243], I, 212, 267. [1380], III, 76, 104.
[231]. 79. [375], I, 56. [346], 28 [876], 34, 83. [642], 407. [519], 60, 80. [585], 205.
«...(Нидерхубер)». — [863], 1. A., I, 350—351. [1029], IX.
«...(Виктор Аврелий. De Caesaribus)». — Eunap. Excerpt, de Sent. 48. Auson. Grat. Act. 64.
Ammiah 27,6,15; 31,10,18. Soz. 7,25,11. Vict. Epit. de Caesaribus 47,5. [1188], V, 165. [386], I,
217.
Стр. 348: «...не долго думая». — Ammian. 30,9,5. Theodor. h. e. 4,24,2; 5,2; 5,21,3. Socr.
5,2. Cod. Theod. 13,1,11; 16,5,4. Cod. Just. 1,5,2. Soz. 7,1,3. Ambros. ep. 1; 7. Auson. Grat. Act.
14,63. Epistula Gratiani imperat. (CSEL 79,3). Zos. 4,36, 5. [1143], 47, 49. [1144], II, 1228—1229
[813], 27. [1191], 252, [1188], V, 104. 137. [1201], 60. [1343], 304. [386], I, 191. [614], I. 60.
[229], 15, 36, 40. [28]. После этого Грациан в начале 379 г. отказался от титула «Pontifex
Maximus» . [707], II. 420. [409], 8. [8941, 38. [346], 23. [923], 53. [679], 168—169. [1498], 59.
[531], 131—132, 151. [878], 16, 34—35. [830], I, 91. [1285], 46. [19], 224 [623]. 12, 227 Со
ссылками на литературу. [1392], 95. [528], 177. Датировка, как это часто случается, далеко не
бесспорна. [519], 83, 87. В своей недавней Гейдельбергской докторской диссертации автор
датирует написание первой части «de fide» не 378 (или 379) г., то есть временем
непосредственно перед битвой при Адрианополе или сразу же после нее, как это всегда
считалось, но годом позже. Для меня подобная датировка неприемлема. Далее автор
оспаривает всякое влияние Амвросия на законодательные меры императора Грациана в
области церкви и веры или, по крайней мере, заявляет, что такое влияние «никоим образом
не может быть доказано». Ср. также: [521], 718, 723—724.
Стр. 349: «...(Амвросий)». — Амвросий, «О бегстве от мира», 44. [622], II, 396. [1343],
296—297. [1360], III. 76. [229], 166. [19]. 225. [1174], 27. Автор без обиняков пишет о
«раболепствовании» Феодосия перед Амвросием.
«...не менее противоречив». — Из последних работ ср.: [1367], 1.
Стр. 350: «...под именем болгар». — Plin. nat. hist. 37,35; 4,28. Тас. Germ. с. 44. Socr.
6,34. Ammian. 31,2,1; 31,3. Philostorg. 9,17. [1343], 289Я290. [608], 115. [1266], 195, 201, 243.
[1261], 205, 215, 316. [238], 185. [1462]. Эта книга особенно важна. [434], 186—187. [1417],
258—259. [294], I, 10—11, 193—194. [268], 77.
439
[923], 109—110, 130. [1004], 114. [1151], 149. [1329], 13, 142. [208], 167. [1450], 214.
[261], 7. [1355], 316—317.
«.../ложе христианами». — Mansi Collect. Consil. II, 214. [1261], 212. [1427], 427—428.
[18], 58. [1355], 315. Первым христианским миссионером у готов был, пожалуй, некий Евтих.
«...два столетия спустя». — Jord. Get. 267 (MG Auct. Ant. V, 1,127) . [384], «Религия», II,
311—312. [1384], 94. [460], 130. [1529], 1. [1238], 107, 117.
Стр. 351: «...ii христианству политики». — Ammian. 27,5,9. [713], 120— 121. [384],
«История», I, 155. [761], 34. [18], 59. [1529], 2—3, 13. [585], 235.
«...собственного противника». — Ammian. 31,4,13. [761], 38. [1529], 4, 9—10.
«...о приеме в Римскую империю». — Ammian. 31,3,4, Socr. h. е. 4,33. Soz. 6,37. [386], I,
165. Согласно автору, речь шла «о почти миллионе человек обоего пола» . [504], 62. [1261],
223. [238]. 185—186. [1387], 23. [410], 101. [18], 60. [43], I, 351. [294], I, 195. [1004], 115.
[923], 110.
Стр. 352: «...крестьяне и горные рабочие». — Eunap. fr. 42; 55. Ammian. 26,10,3; 27.4;
31,3. Zos. 4,10. Socr. h. e. 4,33. Soz. 6,37. Oros. 7,32. [1188], V, 93, 101. [1327], 370 [305], II,
280. [1343], 386. [229], 37—38. [1261], 242—243. [1266], 233. [504], 69—70. [238], 172. [88],
17. [796], II. 352. [797], II, 418—419. [1061], 43. [410], 100. [1427], 310—311, 428. [294], I, 195.
[923], 110. [261], 14—15, 26—27. |1020], 161. [18], 59—60. [1529], 10.
«...(Гиззеке)». Jord. de orig. act. Get. 25. Soz. h. e. 2,6. Philostorg h. e. 2,5. Basil, ep. 164,2.
[384), «Религия», I, 176. [1188], V, 90. [1261], 216, 231, 236, 257. [5041, 6. 16, 44, 69. [1385],
69—70. [762], 84. 98 [1119], 56. [261], 11—12, 26—27. [18], 58 [765], 253.
«...раскаяния вдвойне (!)?» — Амвросий, Комментарий к Лк„ 5,73.
Стр. 353: «...мысль о «справедливой войне». — [1285], 27, 56.
«...против готов, язычников, «еретиков», «варваров». — [1073], V, 677— т. [1362], 203.
[1529], 13.
Стр. 354: «...туда последовали «варвары». — Ambros. de fide ad Grat. 2,16,130; 2,16,139;
3,16,138- Ez. 38; 38,4; 39,4; 39,19. Ambros. ep. 10,9; 25. de off. 1,35,175. de Tob. 15,51. О
названии «варвары» ср., например: [1480], 401. [718], 103. [229], 37, 46. [231], 8$. [1231, 219
[1360], III, 72. [255], 273. [679], 169. [1075], 70, 76. [1285], 49. [251], 174. [590], 102.
«...как правоверные». — Ambros. de fide 2,16,139. Sulp. Sev. Vit. Mart. 6,4. [229], 9, 18,
37. [1285], 45—46. [519], 21, 83.
Стр. 355: «...почтенную жизнь!» — Ambros. ep. 19,7; 20,12; 20,20. de off. 2,136; 3,84. de
fide 2,16. Prudent c. Symm. 2,816. [229], 48Я49. [1285], 49. [1362], 251. [590J, 102. О позиции
церкви, прежде всего в Первую мировую войну ср.: [3281, I. 236, 246.
«...наших грехов». — Basil, ер. 164,2. [1285], 54.
«...император переходил Рейн». — Ambros. de fide 3,1,1. prol. 1; 2,1,15; 2,16; 3,1,1.
Ammian. 31,7,3; 31,10,2; 31,11,16. Aurel. Vict. epit. 47,2. Oros. 7,33,8. [1143], 17. [229], 43. Ср.:
[1285], 6. [1333], 66, 73.
Стр. 356: «...свои пехотные легионы». — Ammian. 31,12,10. Liban. or. 24. Socr. 4,38. Soz.
6,40. Philostorg. 9,17. Theodor. 4,31. Jordan, de orig. act. Get.26 . 11143), 22—23. [305], II, 280 .
[1188], V. 118 . [1343]. 292. [206]. 40—41. [386], 169. [1261], 258. [1050], 4. [294], I, 195 [1427].
311. [299]. 94. [923]. 110. [238], 202. [410], 101. [611]. 10. [991]. I, 135—136. [261]. 15. [1333],
67—68. О различных версиях гибели Валента у разных историков ср.: [1143], 22—23.
Стр. 357: «...конец света». — Ammian. 31,10; 31,13. Ambros. Exposit. Evan-gelii sec.
Lucam 10,10. [384], «Философия», I, 110—111. [1188]. V, 119. [1466], 76—77. [1427], 290.
« .крушению арианства». — [1061], 43—44.
440
«...полны бешенства зверей». — Ammian. 31,16,8. Ср.: Zos. 4,26. Ambros. ер. 15,5. de
fide 1.85; 2,130; 2,135; 3,32; 3,38; 5,199; 5.230. de incarn. 2,12. Serm. contr. Auxent. 31. (1188),
V, 122—123. (1343}, 295. [386|. I, 174. (708], II, 353. [238], 205.
«...католических епископов!» — Coll. Avell. 2,52. Ambros. ep. 10,9; 111. Ср.: ep. 12,3;
20,12. de incarn. 2,12. Basil, ep. 197,1. [2201. 31. |23Ц, 80—81, 88— 89. [243], II, 2-3. [388], I.
190—191. [504], 73.
Стр. 358: «...исключительно верно?» — [229], 223. Автор подробно разбирает законы
против язычников и еретиков.
«...старой Римской империи». — (1188], V, 123—124, 170. [92], I, 101.
Стр. 359: «...и аресте in писе». — Лев., 20,13. Cod. Theod. 3,8,1; 9,7,3; 9,7,6; 10,21,2;
14,10,1; 15, 7,11. Cod. Just. 5,10,1; 6,56,4; 12,1,13. Themist. or. 14,180; 15,188. Socr. 5,2,2.
Theodor. h. e. 5,6,3. Soz. 7,2,1. Zos. 4,16,6; 4,3,3; 4,35,3. Ambros. de ob. Theod. 53. Liban. or.
24,12. Ammian. 29,6,15. Ps. Vict. epit. 47,3; 48,8. Pacatus paneg. 2,8,3; 10,2. Oros. 7,34,2. Epit. de
Caes. 48.18. [1073], V, 701—702. Из текстов следует, что добавление к имени Федосия
«Великий» встречалось уже в V веке. [1143], 326—327. (1188), V, 123—124, 170. [242], 5
[3861, I, 173. [1365], 60—61. [409], 5. [1427], 308—309 [1380], 274. [712]. 1, 162—163. 169.
[876), 7, 10—11, 135. За Феодосием автор все же признает право на почетный титул,
присваиваемый «в истории порой исключительно произвольно». [675], 7—8.
«...u создатель военной науки». — Vegetius, Epitoma rei militaris 2,4. [384],
«Философия», IV, 328. [8781, 48—49. [923], 114—115.
«...над готми, аланами и гуннами». — Cod. Theod. 7,13,8. Zos. 4,30,1. Socr. 5,6.
Philostorg. 9,19. [1143], 39. [1061], 43. [1335]. 27. [930], 103. [1333], 74—75.
Стр. 360: «...против этого?» — Zos. 4,34,4. Consularia Constantinopolitana. Th. Mommsen,
MGH Auctor. antiqu. 11, 1892, 243. [1529]. I, 2.
«...на обеих сторонах». — Theodor. 5,5. Zos. 4,35; 4,38. [1143], 225—226. [1188], V, 126.
[1343], 189, 299. [386], I. 174 [1261], 263. [1380], 271. [1335], 35. [1333], 74. [1427], 311—312,
349. [238], 208. (923], 111.
«...было Твое благочестие». —Ambros. ep. 51.
Стр. 361: «...переданы католикам». — Theodor. h. е. 5,2. Pacat. paneg. 10. Cod. Theod.
16,1,2 (Cod. Just. 1,1,1). Socr. 7,4. [1144], I, 651. Richter цит. no: [1143], 67. 88, 95. (1316]. I,
215. [1188], V. 138. [1343], 295-296. [229], 58. [1380], III, 104. [409], 15, 23—24. [294], 1, 79.
[1075], 11. [923], 107—108. [1395], 268— 269. [6751, 16—17. (195], 183—184.
Стр. 362: «...как святой». — Greg. Naz, carm. de vita sua 652; 665; 1305. ep. 77. f. or.
19,14; 33,5; 35,3; 42. Socr. 5,7; 5,13,3. Soz. 7,5; 7,14.5. Theodor. h. e. 5,9. Ambros. ep. 40,13.
Marcell. com. a. 380 (MGH AA XI, 61) . (1537], 796. [863], 1. A, VII, 482. [11431, 50. 295, 534.
(1188], V, 155, [1343], 305—306. [229], 133—134. [243], I, 235—236. [400], 49. [92], II, 44. [88],
14. [708], 285. [876], 70. [785], 154. [1395], 179. [251], 171—172. [675J, 17—18.
«...(Витцеф. — Ambros. Exp. ps. U8,2,5;l 18,21,11; 118,22,9. enarr. ps. 35,1. de bono mortis
11,51; 10,45. de parad. 13,61. de Abrah. 2,2.5; 2,10,70. [1539], 29.
Стр. 363: «...владения храмов». — Ambros. ep. 17,3; 17,9; 18,3; 18,11; .18,16. Hieron. ep.
107,2. Symm. Relat. 3,13. [1074], п/т. 2, 1958, 1813. [1316], I. 221. [1188], V. 186. [1029], XI.
(243], I, 268—269. [386], I, 258 [294], I, 88 [894], 40. [1285], 36. Автор исходит из того, что
Амвросий активно участвовал в политических мероприятиях против язычников» . [876], 82.
[528], 176—177. Автор также подчеркивает, что император Грациан при проведении своей
антиязыческой политики находился «под сильным влиянием Амвросия» . [1392], 95. (13651.
24.
«...имел хорошие отношения с Грацианом». — Symm. Rel. 3,3. Ambros. ер.
441
17.9; 18,10. [5211, 728—729. (1143J, 119—120. (243], I, 268—269. {229]. 167. [231]. 90—
91.1386J, I, 258 (294], I, 89. [1207], 186. (876], ПО. Подробно: [1538].
Стр. 364: «...c другим разуменьем?» — Symm. Rel. 3,10. Ср.: 3,1; 3,8. Ambros. ер. 17;
24,8; 57,3. de ob. Val. 19,20. August, c. litt. Petil. 3,30. conf. 6,6. [1143], 184Я185. [1168]. V, 196.
[243]. I. 270. [386]. I, 260. (144), 196—197. (1448], 77, 103. [358], 81. [1285], 36. [1538], 48, 98,
133, 149. См. также. |763], (85].
«..никакой связи с религией!» — Symm, Rel. 3. Ambros. ер. 17; 57,2. de obitu Valent. 19.
[1316], I, 230. (493], 146—147, 150. [386], I, 264. [243]. I, 268. [229], 161, 109. [231], 91—92.
[876], 110—111. [1498], 63—64. [358], 81. [763], 122. [764], 44, 52. (313), 22. (590], 104, О
полемике вокруг христианства вообще, от Арнобия до Амвросия, см.: [275], 151.
Стр. 365: «...говорит неправду». — Ambros. ер. 17,9; 18,11; 57,4. [1538], 132. [764], 120.
137, 164. (1285], 142. [623], 25.
«...не несправедливость». — Ср., напр.: Ambros. ер. 17,17. Подробно: [358], 81.
«...заявление об отставке». — Symm. Rel. 10; 21. [571], 391.
Стр. 366: «...на «христиан» как волки». — Ambros. de fide 1,44; 1,46. de incarn. 10; 35;
62. Exp, Lc. 7,31; 7,49. [1285], 39, 42.
«...Arfius aegat)». — Ambros, de incarn. de fide 2,135; 3,32; 5,193; 5,230. ep. 10,6. Exp. lc.
7,51. [37], 334, 337. [1285J, 41.
«...одним махом прибавил славы». — [1143], ПО. Ср.: 104.
Стр. 367; «...и — бразды правления». — Gratian, Ambigua dogmatum (PL 16,915).
Ambros. ep. 10,2; 11,1; 12,3. Gesta consilii Aquileiensis 3; 7. Theodor. h. e. 4,9,1. [593], 562.
[1143], 106. [1188], V, 158—159. [229], 61. [386], 199—200. [870],
IV, 52. [708], 257. [1526], 178.
«...u одураченными». — [229], 68.
Стр. 368: «...(фон Кампенхаузен)». — Gesta cone. Aquil. 6; 12; 26; 38, 48, 65. Ambros. de
fide 3,1,2; 4,2,26; 4,8,78. enarr. in ps. 36,28. ep. 9. [1143], 104. [1188],
V, 159. [243], I, 237. (386], I, 200. [504], 72—73. [229]. 49, 57, 61, 70, 123. [231], 89. (346),
24. [876], 22—23.
«...в Западном Риме было покончено». — [1272], 152. [386], I, 205—206. (229), 85—86.
[231], 89. (642), 405—406 [1526], 180.
Стр. 369: «...испуганно отступил». — Ambros. ер. 20,1. serm. 29. exp. Lc. 7,52. Socr.
5,20,6. [11431, 212—213. [1029], XVII-XVIII. [386], I, 272, 280—281. [229), 189. [231], 93—94.
[2941,1, 80—81. [1285], 40—41. [10431, 122.
«...это вам приказал». — Ambros. ер. 20,4; 20,13; 20,18; 20,23; 20,27. August conf. 9,7,16.
[2291, 194. (504], 73—74, 78. [3461, 29—30. [19], 226—227.
Стр. 370: «...претерпеть «все». — Ambros. ер. 20. Serm. Aux. 1. Serm. 36. August, conf.
9,7. Cod. Theod. 16,1,4. Soz. 7,13,4. [1143], 242—243. [386], I, 282. [229], 201, 205. [231], 94.
[504], 74—75. [294], I, 80—81. [894], 42.
«...возжаждало того и папство...) — Ambros. с. Aux. 35. ер. 21,1. serm. 26 ер. Clem. 1,39.
[1220], П, 199. [243], I, 272—273. [229], 210 (231), 96. (474), I, 67
«...существовал ли он вообще?» — Ambros. ер. 21,2; 21,5. Cod. Theod 16,2,12.
Стр. 371: «...(Айссман)». — August, conf. 9,7,16. (425], 36. (2971, 51.
Стр. 372: «...soprannaturale». — Ambros. ер. 22,1; 22,16. August, de civ. dei 12,8. Paulin.
Vit. Ambr. 14. [1144], I, 372. [11431, 243—244. [909J, 155—156. [1189], 4. H, 399. [10291, XX.
[1343], 315. (231), 99. (229), 215. (386), I, 300, 303. Ср.: 24, 35, 42. [346], 36. [1158], 298 [1119].
69. [186], 67—68.
«...не гнить с костями кого-то?» — Ambros. ер. 22,13. [297], 54, 60—61.
Стр. 373: «...просто и естественно». — Ambros. ер. 22,2; 22,14. [864], 32. [386], 1,300.
(1552], 27. [297], 56—57.
«...новые чудесные вести». — August, conf. 9,7,15. de civ. dei 22,8. Sermo 286,5 Ambros.
ep. 22. Paulin. Vita Ambros. 14. Greg. Tur. de glor. mart. 47. Hist.
442
Fr. 10.31,5; 10,31,12. [1144], VIII, 911. [11431, 244—245. [2431, I 132 [386], I, 300—301;
304^-305, 316. [231J, 99. [970],-IV. 73—74. [948J, 625—626. [425]. 36. [297], 51, 54, 56, 59—60.
Стр. 374: «...хранили их мощи». — Ambros. exhort, virgin. 1,1; 1,5; 1,9. Paulin. Vita Ambr.
29; 32. Greg. Tur. Hist. Fr. 2,16. glor. mart. 43. Vita Drogt. 17. [2291, 217. [3881, h 316. [1552].
24, 42. 46. [4251. 8, 39—40. [297]. 57.
Стр. 375: «...преследовании «манихейцев и псевдоепископов». — Mansi Cone. Ill, 633.
Sulp. Sev. Chron. 2,46. Priscill. Liber ad Damasum, CSEL 18,3; 18,34. [813], 434—435 [1143],
72—73. [386], I, 225, 234. [243], I, 217—218. [14371, 3. [1427], 255. Об учении Присциллиана
подробно и обстоятельно: [252], 8, 20, 33, 51, 57. [1526]. 187. [590], 128—129 [1057], 31.
Стр. 376: «...ликвидации «манихеев». — Sulp. Sev. Chron. 2,47. dial. 2,6,3. Coll. Avell. 40.
Theod. h. e. 5,15. Priscill. Lib. ad Damas. CSEL 18,34; 18,42. [1144], VIII, 905. [813], 435. [6071,
I 59. [1143], 140—141, 222—223, 242—243, 254, 256— 257. [243], I, 218. [386J, I, 228. Об
оспариваемой дате казни ср. особ.: [1437], 4—5. [1546], 74, 78. [252J, 36, 111, 144. [284], 19.
[10431 119.
«...избегать «обновления» его учения». — [252], 170, 183—184. [1057], 39, 50—51.
«...(Штратманн}». — Hieron. ер, ad Ctesiphon; ер. 133,3. de vir. Ш. 121. August, de haer.
70. Leo I ep. 15; 118. Sulp. Sev. Chron. 2.48. dial. 3,11. [484], 368. [776], 738. [968], I, 77—78
[1316], II, 136—137. [343]. [493], 185—186 [846], I, 241. [1188], V, 191. [1155], 286. [243], I,
218. [386], I, 237—238. [1360], IV, 20, 23. [894], 50. [294], I, 160. [252], 190, 206. [1437], 9, 21,
39, 51, 70, 87. Автор - бенедиктинец обработал все исследования по теме с XVI по XX век. В
работе имеются многочисленные ссылки на источники.
Стр. 377: «..дням воздержания...» — [1057], 77.
«...(К.-П. Шнейдер)». — Ambros. exp. Lc. 10,123. Ср. с этим многочисленные примеры
в: [1285], 30, 131.
Стр. 378: «...гностиков — не евреев». — [830], I, 93—94. [1395], 309.
«...или разрушает синагоги». — Cod. Theod. 3,1,5; 13,5,18; 16,8,8. Cod. Just. 1,9,6. [1343],
321. [316], 139. [10751, 518. [10431, 182, 188 . [1395J, 32, 122—123, 296.
Стр. 379: «...этой властью». — Ambros. ер. 40; 41. In Luc. 8,20. Дальнейшая
антиеврейская риторика Амвросия: ер. 72; 73; 74; 75; 77. Soz. 7,25. Paulin. Vit. Ambr. 22. Cod.
Theod. 16,8,9; 12; 20; 21; 25; 27. [1143], 292—293. [998], 16. [11881, V, 222. [243], I, 274—275.
[386], II, 371. [1481, 37. [2291, 231 [231], 100. [294], 241—242, 392 [409], 60. [3461, 38—39.
[876], 36—37. [727], 142. [830], I, 93—94. [683], 43 [641, 213. [587], 21. [828], 33—34. [10751,
I. 475.
«...u остается им». — [181], 55, 134. Hans KOng цит. no: [828], 6.
Стр. 380: «...или интересы религии?» — Cod. Theod. 3,7,1; 9,7,5. Cod. Just. 1,9,7 Ambros.
ep. 40,23. [1343], 320. [179], 123. [1065], 187—188 (1422], 62 [690], 100, [87], 204. (1056], 189.
Напротив, более поздние рассуждения Иоанна Зо-нары (13,18,19) в связи с поджогом
христианами синагоги в Константинополе, что император Феодосии распорядился о ее
восстановлении, чему воспрепятствовал Амвросий, явно выглядят как позднейшее
мифотворчество, по всей видимости, по аналогии с событиями в Каллиниконе. Ср.: (571],
124.
«...большей частью справедлив». — [1360], III, ПО.
«...было «Амвросий». — Socr. 5,13. Zos. 4,35; 3; 5,35. Pufin h. е. 11,14. Soz. 7,13. Oros.
7,34,10. Vict. epit. 47,7. Ambros. in ps. 61,17; 61,24. In ps. 61. enarr 17; 23, In ps. 40. enarr. 23. de
obitu Val. 79. Hieron. ep. 60,15. Sulp. Sev. Chron. 2,49,5. [1143], 142, 482. [1316], I, 227. [1188],
V, 167—168. [96], 238. [1343], 310— 311. (386], I, 219. [870], IV, 60—61.
Стр. 381: «...измене войск Грациана». — Ammian. 29,5,6. Zos. 4,35,3. [1188], V, 168—
169, 185—186. [2291, 162—163. [9441, 173.
443
«...шах произойти?» — (11881. V. 185—186. (13431, 310.
«...Италией, Африкой, Иллирией». — Sulp. Sev. Chron. 2,49. dial. 2,6,3. Vita Mart. c.
20.Theodor. 5,14. Coll. Avell. 39. Ambros. de obitu Valent. 28. ep. 24,1 Paulin. Vita Avbros. 19.
Pacatus. paneg. 30. Zos. 4,37. [384], «История», II, 283, 288. (1143), 158—159. (1316], I, 229.
(1188], V, 192. (229], 162, 182, 217. (386], I, 222, 270—271. (876], 83—84. [797], II, 421. (1546],
75—76, 82. [1539], 6—7, 9.
Стр. 382: «...вернулся в Александрию». — Max. ер. ad Val. Coll. Avell. 88. Socr. 5,11;
6,2,6. Theodor. h. e. 5,13. Pacatus. paneg. 30; 45. Zos. 4,37; 4,42. Soz. h. e. 7,2,18; 7,13; 8,2.
Ambros. ep. 40,22; 53. Oros. 7,35. Philostorg. 10,18. Rufin. he. 2,16. Sulp. Sev. Vita Mart. 20,9.
August, de civ. dei 5,26. Pall. hist. Laus. 43. Greg. Tur. 2,9. Prosper Chron. 1193. Mommsen
Chron. min. I, 462. [384], «История», fl, 288; III, 283. Langlois a; [862], 134. [554], 144. [1143],
267, 280, 295—296. [1188], V, 209. [1343], 316—317. [386], I, 291, 350. [409], 63. (876], 30.
[1546], 80, 84—85 [675], 22, 44
«...отправлены в ссылку». — Ambros. ep. 40,18; 40,23. de obitu Valent. 39, 51. Zos. 4,45.
[1143], 333. (1343], 320.
Стр. 383: «...не без помощи Феодосия». — Cod. Theod. 16,5,15; 16,5,18; 16,7,4. Cod. Just.
1,7,3. (1143), 290, 307, 338—339, 360.
Стр. 384: «...(Браун)». — liban. or. 1,30. Soz. h. e. 7,24. Theophan. Chron. 113. Zos. 4,32,2;
4,41. Chrysost. horn de stat. 3. Rufin. h. e. 11,18. Ambros. ep. 51. Paulin. Vita Ambros. 24. August,
de civ. dei 5,26. Theodor. h. e. 5,17; 5,20. [484], 332. [1143], 259, 317, 512. [1029], XV-XVI.
[1188], V, 229—230. [13431, 322. [1288], I, 23 [92], 212. [386], I, 356; II, 381. [559], 13—14
[911]. 17. [1380]; 286. [876], 36—37, 77, 92—93, [923], 112—113 [379], 419. [15], 22, [842],
297. [1395], 154. [187], 134.
«...o духовном авторитете». — Ambros. ep. 51. de obitu Theodos. 34. August, de civ. dei
5,26. Rufin. h. e. 11,18. В тона легенды уже окрашено: Paulin. Vita Ambros. 24. [782], 257.
[229], 236. [1013], 37—38. [1012], 56. [386], II, 384. [1202], 127—128. [346], 40—41. [876], 37.
[1498], 62—63. [1253], 336 Как и многие другие, автор отмечает «подчеркнуто скромное
поведение» Амвросия.
«.„в покаянии в церкви!» — Syn. Elv. с. 63. 1 Syn. Tol. с. 18, Syn. Lerida с. 2. Cap. Mart.
Bracarens. c. 78. Soz. h. e. 7,25. Ambros. de obitu Theod. 34. [1272], 113, 150—151. [551], I,
296—297, [229], 238. [1111], 24, 152—153, 166. [1112], 15, 47. [699], 214. . [15], 279. (3251,
375.
Стр. 385: «...истинно благочестивых». — August, de civ. dei 5,26. Курсив мой — К. Д.
«Божьего государства». — [565], 610. (702], 142—143. (185], 34.
Стр. 386: «...ей подчинялся». — [1029], XVI. [1343], 323. [229], 230, 233, 238
Стр. 387: «...слово: инквизиция». — Cod. Theod. 16,1,3; 16,2,26; 16,5,6; 16,5,9; 16,5,10;
16,5,12; 16,5,17; 16,5,18; 16,5,21; 16,5.29; 16,7,1; 16,10,10; 16,7,4; 11,29,11. Socr. h. е. 5,8;
5,10,25. Soz. 7,6. [1144], I, 370. [497], 650—651. [1143], 88, 127— 128, 153, 306—307. [1343],
308. [409], 30—31, 42. 52. [294], I, 79. (736], 52. [708], 243. [923], 107, 112. [316], 137—138.
[765], 152. (1043], 132, 161.
«...тем самым прекращено». — Cod Theod. 16,7,1; 16,10,12. [493], 156—157. [1395],268.
«...передаче последних католикам». — Rufin 2,19. [92], I, 102. [316], 131. [520], 14, 18.
Стр. 388: «...уже несомненных». — Ambros. de obitu Theod. с. 38. de fide 1,42; 1,44;
2,130.
«...собрания еретиков». — Theodor. h. e. 5,16. [863], 1. A, I, 375—376. [1143], 352—353.
«...u свободы веры». — Greg. Naz. ep. 102, 125. [849], I, 115. [409], 46—47. [1043], 193—
194. Fontaine в: JbAC (25), 1982, 21.
Стр. 389: «...(Корнеманн)». — [796], II, 536. [1043], 166, 181—182.
444
Стр. 390: «...на территории империи». — Cod. Theod. 16,10.10. Ambros. ер. 57. [1143].
375—376. [1029], XII. (493], 145—146. [1361]. 865. [1395], 274— 275.
«...разрушить языческих идолов». — Cod. Theod. 16,7,1; 16,7,4; 16,10,7. 9. 10. 11. 12.
Ambros. ер. 57. de obitu Theodos. 38; 51; 12; 28; 34. Ср.: ep, 17, Socr. 5,12; 6,2. August, de civ.
dei 5,26. [1144], I, 370. [476], 809. [453], 885. [1343], 323. 327. [229], 167, 227, 243 [1427],
113—114. [736], 104. [876], 70. [580], 103. [528], 180. [1043], 166.
«...росла неуверенность». — Cod. Theod. 16,5,20. Epiphan. de Mensur 20. Philostorg. 11,1.
Socr. h. e. 5,25. Oros. 7,35,10. Ambros. de obitu Valent. 66; 71; 80. ep. 53. Zos. 4,53. Jon. Ant. frg.
187. Chron. min. 1,298. [1361], 860. [384], «История», I, 134—135; II, 23; III, 283. [1143], 360.
[1316], I, 281—282. [1288], I, 23. [229], 245—246. [1365], 28 [876], 30, [1043], 124 [1448], 15—
16, 72 [96], 245. [281], 235. Согласно некоторым историкам, например, [243], I, 278, Валентиниан II покончил жизнь самоубийством, «он отринул жизнь в приступе отвращения к ней».
Этого совершенно не исключают и некоторые античные источники. См.: [386], II, 417—418.
Но многие другие считают убийцей Арбогаста: Socr. 5,25. Oros. 7,35,10. Zos. 4,54,3.
Philostorg. 11,1.
Стр. 392: «...между Богом и дьяволом...» — Paulin. Vita Ambr. 26. Rufin 2,31. Zos. 4,54.
Ambros. ep. 53; 57; 61; 81. Enarr. in ps. 36,25. Exhort, virg. 42. Soz. 7,22,4. Philostorg. h. e. 11,2.
(Филосторгий даже считает Евгения язычником.) [1361], 860. [1143], 366, 422. [384],
«История», I, 134—135; П, 23, Ш, 283. [298], I, 34. [1188], V, 246. [229], 246. [876J, 30, 38.
[386], II, 418, 425—426. [1546], 89. Подробнее: [143], 225. [1043], 127. [1539], 20—21.
«...и путеводителями...» — August, de civ. dei 5,26. De cura pro mort. ge-renda 17,21. Soz.
h. e. 7,21. Theodor. h. e. 5,24. Socr. 7,10. Zos. 5,5. Oros. hist. 7,35. Pallad. hist. Laus. 35; 43; 46.
Prosper. Chron. min. 1, 463, 1201. [1361], 864, 869, 872. [476], 823—824. [1143], 409 [1316], I,
292. [1188], V, 250. [1343], 333—334. [493], 159. [386], II, 426. [559], 13. [876], 40—41. [1546],
88—89. [675], 20—21.
Стр. 393: «...потом убивают снова...» — Zos. 4,58. Theodor. h. e. 5,25. Rufin h.e. 2,32.
Philostorg. 11,2. Socr. 5,25. Soz. h. e. 7,24. Ambros. ep. 51; 57; 61. de obitu Theod. 34; 39. enarr.
in ps. 36,25. August, de civ. dei 5,26. Oros. 7,35,12. Jon. Ant. frg. 187. Paulin. Vita Ambr. 31. Cod.
Theod. 2,22,3. [1361], 8o4, 869. [1143], 410. [1188], V, 257. [1190], 451. [493], 114—115. [1343],
334—335. [243], I, 279. [386], П, 429. [1360], III, 126—127. [408], 64, 75. [143], 235. [797], II,
422. [346], 42. [894], 43—44. [1427], 323. [238], 215—216. [611], 12. [923], 114. [1546], 88—89.
[1285], 29. [261], 16. [1539], 21—22.
Стр. 394: «...a не демонов». — August, de civ. dei 5,26.
«...u незамутненного мира». — Theodor. h. e. 5,26. Socr. h. e. 5,26. Soz. h. e. 8,1. Ammian.
29,6,15. Aurel. Vict, epitome 47- Paulin. Vita Ambr. 32. Ambros. de obitu Theod. 35. Otto v. Freis,
Chron. 4,18. [1143], 430—431. [870], IV, 87. [833],
xxrv.
«...новый герой». — Paulin. Vita Ambr. 47. [1074], п/т. 2, 1958, 1812. [386], II,
490.
Глава 10
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АВГУСТИН (354 — 430 гг.)
Стр. 395: «...Грабманн». — [524], 828. «...Хендрикс». — [629], 1096.
«...Августин». — Бл. Августин, «Послание донатистам», 4,13. Он же — Ср. примеч. к
стр. 450. Он же — August, conf. 12,10.
445
Стр. 397: «...понукавших его родителей». — August, conf. 2,3; 9,9. С. Jul. 3,12,26. Posid.
Vita с. 26 (PL 32,55) . (418], I. (629], 1094—1095. (1382], 156—157. [251], 253. [186], 15, 24.
«...который умер в 389 г.». — August, conf. 2,3; 3,1; 3.3. [629], 1094. [418], II.
Стр. 398: «...вдоль скалистого берега.) — August, ер. 34,6. conf. 4,6. Толкование
Псалмов, к Пс. 53. [622], II, 463. [418], TV-V [251], 253. [186], 59, 165.
«...контакты с Августином.) — August, solil. 1,17. Acad. 2,5, 2,6. der vera rel. 24. Senmo
355,2. ep. 213,4. [863], 2. A, 1,1095. [1074], п/т. 4, 2363. [862], 402— 403. [479], I, 741—742.
[418], V-VI [871], 55, 64, 85 [686], 415 [231], 175—176. (832], 11—12. [251], 253. [186], 120—
121.
«не терпеливо». — Possid. Vita August. 31,1. Проповедь о l Иоан. 9,2. (948], 324. [510],
317.
Стр. 399: ё...(Браун)». — August, rudes 2,3. [1144], I, 982. [629], 1099. [435], 48. [418],
XV. [1074], п/т. 4, 1970, 2364. [186], 255, 374.
«...это слишком очевидно». — [1343], 395. Я разделяю убежденность автора, что из
всех творений Августина (насколько мне удалось с ними ознакомиться) только «Исповедь)»
имеет так называемую непреходящую Литературную ценность. — К. Д. [114], 122. [936], 51,
57. [518], 18. [289], 25. [1064], 58.
Стр. 400: «...в некоторые дни — дважды». — August, conf. 1,4." О триединстве, 15, 51.
[832], 13.
«...подобным томлением». — Бл. Августин, Лекции о Иоан., 6,2. [622], II, 500. [524],
828. [435]. 48.
«...не знает никакого стыда». — Бл. Августин, Комментарий к Быт., 3,24. cons. 13,28. de
civ. dei 11,21. [622], I, 154—155.
Стр. 401: «...все «уточнить». — August, conf. 1,9; 3.4; 8,1. ep. 10,2; 143,2,3; 213,4. de civ.
del I praef. 8; 17,16. de vera rel. 25,47. retr. prol. 3. Don persev. 21,55. Possid. Vita August, c. 8.
[1144], I, 372, 981. [384]. «Философия)., I, 224. [813], 71. [1289], 171. [1343], 395 [671], 58.
[488], 172. [231]. 158, 176, 214—215. (2181, 85. [936], 15, 54. (948], 624—625. [1064], 58. [683],
76. [901], 129—130. [186], 68, 255, 365—366, 375. (1479], 269.
Стр. 402: «...(Августин)». — Ср., например: August. Adversus Judaeos. Contra Faustum
manichaeum. Contra Acadmicos. Ad Crosium. Contra Priscillianistas et Origenistas. Contra
Sermonem Arianorum. De baptismo contra Donatistas. Psalmus contra partem Conati u. v. a. conf.
5,18; 5,25. Horn. 80,8. de dua anim. 11. [1074], п/т. 4, 1970, 2364—2365. [1144], I, 981—982,
985. [863], 2. A., I, 1096, 1099—2000. [8131, 79, 84—85. [418], III-IV, VIII-IX. (1506], 239—240
пит. no: [7], 23. Ср. также перечисление посланий против манихеев в: [524], 829. [686], 416.
[289], 46. [7], 385. Ср. также: . [490], 45. [936], 40, 59. (1382], 152. [1358], 227—228. [186], 39,
367.
«..лишенным юмора и такта образом». — [186], 180—181.
Стр. 403: «.„с ним и ее ребенком?» — August, conf. 2,1; 3,1: 6,12; 9,1. Gen. ad litt. 9,10.
Ср. с этим потуги дать психологическое объяснение, а также оправдание в: [1382], 139.
[15553], 203.
«...спускаются в ад». — August, enarr. in ps. 54.16; 95,11. Послание к донатистам, 1,2.
[524], 828. [186], 167, 239.
«...обоснован Евангелием!» — August, de util. cred. 7,18; 15; 32. contr. ep. Manich. 5.
Послание донатистам, 1,1. [671], 63, 88. [231], 185. F. Schiller цит. no: [1268], 291. [251], 260.
Стр. 404: «...донатистской церкви». — Optat. Mil. 2,16; 2,24; 3,1; 3,4; 3,6; 6,5. Passio
Maximiani et Isaaci (PL 8,766). Passio Marculi (PL 8,760). August, ep. 93,4,12; 105,2,9. См. в Ин
11,15 и далее в приведенных там параллельных местах.
«...(Баус)». — [585], 144, 148—149, 152.
Стр. 405: «...с мертвой собакой на шее». — August, с. Litt. Petil. 1,18,20;
446
2,20,45; 2,58,132; 3,39,45. с. Cresc. 3,56,62; 4,3,3; 4,5,6; 4,48,58; 4.46,55; 4.58,69. Enarr. in
ps. 36. serm. 2,19. ep. 43,10,26; 44,4,7; 108,5,14. c. ep. Parm 3.6,29. Hieron. vir. ill. 93 (PL 23,374)
. 111441, IV, 128, 130—131, 133. [1188], III, 351. [1861, 199. [5851, 152.
Стр. 406: «...Августин». — Claudian de cons. Stil. 1,277: 2,307; 3,81. de bello Gild. 418;
504. Oros. Hist. adv. pagan. 7,36. August, enarr. in ps. 21,26; 36,2. с litt. Pet. 2,23,53; 2,28,65;
2,33,78; 2,83,184; 2,29,209. ep. 76,4. Parm. 2,4; 2,4,8. Zos. 5,8. противоречит Opocy 7.36. Cod
Theod. 7,13,12; 7,8,7; 9,40,19; 16,2,31. Eunap. frg. 66. Passio St. Salsae 13. Oros. hist. 7,36,2.
Paulin. Vita Ambr. 51. c. Cresc. 3,60,66. ep. 76,3. de pecc. mer. 1.24.34. [11441, IV, 133—135.
[384J, «История», I, 135; II, 27. [10731, I, 497—498; II, 470. [5541, 61, 65. [13161, I 341. [2791,
81. [10341, 53. [10351. 71, 76. [13431, 315, 355—356. [3591, 146. [455], 225—226. [219), I,
121— 122. [790J, 53, 91. [348], 178. [350], 11, 97. [355], 32. [3451, 103—104. [932], 263— 264,
378. [623], 45. |571], 268—269. [585], 152.
Стр. 407: «...их привычного поведения». — August, enarr. in ps. 10,5; 132,6. ep. ad Cath.
19,50. ep. 23; 34; 35,4; 43; 52; 87; 88,12; 93,17; 108,5,14; 108,6,18; 108,8; 111,1; 185,15;
185,3,12; 185,4,15; 209,2. c. litt. Petil. 2,83,184; 2,84,186. c. Cresc. 3,42,46; 3,48,53. Posid. Vita c.
7. Optat. Mil. 2,14; 3,4. [1144], IV, 131—132, 135, 139, 144—145. [1254]. 197. [11881, III, 364.
[1288], I, 74—75. [455], 172—173, 211, 227. [1360], III, 208. [231], 185. [223], 61. [488], 147—
148. [948], 113—114. [3511, 58. [346], 17. [350], 13. Подробно; [1377], 24, 42. 121. [14271, 193.
[923], 63. [899], 54, 59. [294], I, 210. [19], 169. [585], 154. [186], 203.
Стр. 408: «...девиз схимников «Dao Laudes». — Сург. ер. 65; 67. [1144], IV, 133, 142.
[346], 13.
«...была не чем иным, как «cupiditas falsi martyrii». — Optat. Mil. 3,4.
Стр. 409: «...(Дизнер)». — Бл. Августин, Послание к донатистам, 2,3. Optat. Mil. 2,18;
3,4; 6,1. [813], 392. [678], 160. [1283], 1, 513, 641 Ср. также: [1456], 86. [223], 3, 43. Romanelli
цит. по: [346], 18. 53, 57. 62, 73. [354].
«...по заслугам сожжены». — Бл. Августин, Послание к донатистам, 2,3. Optat. Mil. 3,4;
6,1. [641], I, 444. Ср. со след, прим.
Стр. 410: «...завершилось мученичество». — August, ер. 105,4; 185,7,30; 185,27; 204,4. с.
litt. РеШ. 2,88,195; 2,96,222. с. Crescon. 2,44,46; 3,43,47; 3,46,50. Posid. Vita August, с. 10; 12.
Optat. Mil. 2,18. [1188], III, 361. (948), 119—120. [1360], III, 209. (231], 192. [294], I. 210. [223],
63—64 [350]. 32. [346], 19. [808]. 51.
«...к равному наказанию!» — August, ep. 133,1. Ср. также пред. примеч.
«...религиозные расхождения». — [1144], IV, 132. [346], 13, 18, 21. [808], 47.
Стр. 411: «...одно-единственное доказательство». — Бл. Августин, Послание к
донатистам, 1,1; 1,2; 2,6. [1382], 154.
«...очистки на току...» — Бл. Августин, Послание к донатистам, 1,2; 5,16.
«...а еще меньше стыда». — [776], 734—735.
«...обрести и паству». — [776], 629.
Стр. 412: «...клириков в их чине». — Ср. также: [585], 156—157.
«...чисто по-деловому...» — August, ер. 23,6. Sermo 302,16. [808], 51. Ср. также след.
примеч.
Стр. 413: «...на славу мученичества!» — August, retract. 2,31. Послание к донатистам,
2,5. Ср. с этим апологетические увертки в: [1382], 153. Далее: [251], 261. См. также пред.
примеч. [585], 155.
«...и, побивая, опровергаете». — August, с. litt. Petil. 2,20,45; 2,80,45; 2,80,147; 2,78,173;
1,31. Sermo 32,19. Retr. 1,19. ep. 133; 185; 189; 220; 229. Послание к донатистам, 2,9. [622], III,
332, 344. [1288], I, 73—74. [1505], 127. [455], 242. [1360], III, 204, 208. [231], 190—191. (897],
29. [948], 145. (350], 21, 133—134. [182], 110—111. [736], 185. [1431], 85.
Стр. 414: «...очевиднейшей истины!» — Бл. Августин, Послание к донатистам, 2,5; 3,11.
«...католической церкви». — Там же, 4,13.
15—603
447
«...только именем Бога». — 1585), 162. 1871), 13—14.
Стр. 415: «...читать Августин или нет». — Cod Theod. 16,5,37. August, ер. 93,5; 89,2;
185; 185,6; 185,21; 185,51. ench.16,72. (4181, X. [231]. 192. |948J, 128— 129. [186], 180, 207.
[669], 373. [808], 49. [350], 18. Ср. с этим анализ принципиальной позиции Августина по
вопросу заблуждения и вины в: [738], 62, 79.
Стр. 416: «...(Марру)». — August, ер. 33; 34,6; 93. с Crecson. 3,47. с. ер. Рагш. 1,10.16. с.
Gaud. 1,34,44. Sermo 112,8. [1144], IV, 144—145. [936], 55. [251], 261. [669], 402. [1382], 152.
«...убил бы в вас заблуждение...» — August, ер. 183,4; 185,13; 185,33; 100,1; 97,2. In Joh.
ер. tract. 7,8; 8,1; 10,7. Послание к донатистам, 5,17.
Стр. 417: «...если он станет лучше». — Ср. пред. прим. Далее: [418], VII. [686], 416.
[071], 89—90. [438], 64. [231], 191. [531], 229. [350], 19—20, 36. [375], I, 58. [612], 171. [585],
155, 165.
«...выдать их на казнь». — August, ер. 88,9; 185; 189,5. [860], X. [346], 78, 103. Ср. также
пред. примеч.
«...(Чедвик)». — [251], 260—261.
«...смертными приговорами». — August, ер. 88,9; 91,9; 110,1; 133; 139,2; 153. [1144], I,
991. [186|, 210—211.
Стр. 418: «...то есть «еретиками». — August, ер. 205,4; 133,3; 134,4; 105,6. Retract. 2,48
[671], 91. [186], 369. [19], 169.
«...подобно реформаторам». — [1144], IV, 128. [671], 92. [114], 122. [1031], 122. [906],
108—109. [350], 19. [375], I, 57. [681], 234, 240. [808], 52 [186], 209.
Стр. 419: «...(Евангелие от Матфея, 24,t5}». — August, ер. 185,33. с. ер. Рагш. 1,1,1;
1,9,15. с. litt. Petil. 2,19,42. [217]. 11. [316], 120. [455], 201. [1140], 185. [444], 183. [350], 20,
36—37. [883],260. [585], 150.
«...богохульным расколом». — August, ер. 204,2. [455], 296.
«...с проповедью». — August, serm. 359. [186],