Из книги Отеллло с кочергой (1998 г.)
реклама
Сергей Прокопьев Из книги «Отелло с кочергой» ВАСЯ-КРИШНА – УРА! – грянула пятиэтажка с балконов. Причиной восторга был Вася-Кришна. Он зигзагами вплывал во двор. Голова его имела все тот же лысопостриженный вид. В остальном на Васю было любо-дорого смотреть. В руках палка копчёной колбасы, одет в красные, как пожарная машина, трусищи, футболку со смелой надписью: «Собирайтесь, девки, в кучу!» Вдобавок ко всему Вася охально горланил: Я, бывало, предлагала На скамейке вечером! Не подумайте плохого – Из стакана семечек! Ноги Вася-Кришна переставлял с трудом. Через каждые два шага останавливался, блаженно улыбался, кусал колбасу и пытался продолжить движение, заводя по новой: «Я, бывало...» За Васей бежала здоровенная, голодно оскалившаяся собака. На балконе третьего этажа, не веря своим глазам, стояла жена Васи – Светка. Крепкая во всех женских частях деваха. На её рассиявшимся лице читалось – неужели это ты, Вася? Это был он. Вася, притомившись от ходьбы, сел посреди двора на травку. Собака тут же вцепилась в колбасу. Вася был иного мнения на предназначение мясного продукта. Схватился за него двумя руками. Терзаемая голодом псина повалила Васю на живот, поволокла вместе с колбасой, зеленя травой надпись: «Собирайтесь, девки, в кучу!» Четыре месяца назад дом уже имел счастье наблюдать подобную по рисунку и накалу страстей схватку. На месте пьяного Васи был совершенно трезвый Вася, на месте истекающей слюной собаки – Светка. На месте колбасы – задняя, килограммов на двадцать, говяжья нога. Вася тащил ее к помойке, а Светка, ругая его: «Долбанушка!» – пыталась вернуть ногу в лоно семьи. Но если сейчас в колбасу с разных концов жадно вцепились существа одинаково смотрящие на нее, тогда взгляды были взаимоуничтожающие. Две идеологии рвали ногу в противоположные стороны. Одна хотела пустить на борщи и котлеты, другая – выбросить к чертям свинячим. – Долбанушка! – кричала Светка. – Жрать-то что-то надо! – От мяса у тебя дурные желания. Перед этим у них состоялся интимный разговор. Вася-Кришна повесил категорический «кирпич» на интимные отношения. – Мне этим заниматься позволительно только для зачатия потомства! – заявил супруге. – Просто так не положено. Если тебе уступлю – после смерти мучиться буду! Попаду в низший уровень, где стану обезьяной или другой скотиной... – Мучиться он, как сдохнет, будет! А я сейчас не мучаюсь?! – свирепела Светка. – Ты обо мне, долбанушка, подумал? Работать не хочешь! Меня не хочешь! По дому палец о палец ударить не хочешь! Ты уже сейчас хуже обезьяны! Долбанушка! – Мясо жрать не надо! – рассердился на оскорбления Вася. И побежал на балкон. Где выхватил из ящика говяжью ногу и сбросил на землю. Светка хотела вышвырнуть Васю следом, да побоялась – за это время мясо могут уволочь. Сорвалась возвращать добро домой. Вася обогнал Светку на втором этаже и первым успел к ноге. Схватил и поволок заднюю часть священного животного в сторону мусорных баков. Светка быстро настигла Васю, начала вырывать супы и тефтели. – Светка, держись! – громко поддерживали соседи из форточек. – На измор бери! На измор! Вася-Кришна не ел мясо, да все же мужик – перетягивал щи и беф-строганы в помойку. На что Светка безжалостно – а что теперь жалеть? – пнула мужа в интимночувствительное место. И хотя Вася на нём поставил крест, боль там еще не отсохла. Вася отпустил говяжью ногу и схватился за боль. – Ура! – закричал двор. Гуляш и пельмени были спасены. Зато в поединке за колбасу верх одержал Вася. Пёс в пылу перетягивания не рассчитал – жадность сгубила – так сжал челюсти, что перекусил мясную палку. В пасти остался кусок, но Васин край был значительно длиннее. Собака отбежала переваривать, а Вася, уставший от борьбы, тоже решил подкрепиться, куснул отвоёванное. – А как же харе кришна? – спросили соседи. – Идёт он в харю раму! – пьяно оскалился Вася. Достал из заплечной сумки початую бутылку винища, хлебнул из горлышка. – Пей, Вася! – поддержал дом. – Пей! Вдруг балконы заблажили: – Беги! Вася! Беги! Во двор вошли парни в оранжевых балахонах. Как Вася-Кришна, лысые. Из подъезда мчалась к Васе Светка. Опять началось перетягивание. Светка рвала Васю в дом за ноги, оранжевые мужики за его душу боролись, ухватившись за руки. Разрываемое на части румяное от винища яблочко раздора ёрничало: – Мишка за Сашку, Сашка за ляжку – хрен вам, а не Машку! – Светка, держись! – болели балконы. Один в поле кашу не сваришь. Оранжевые мужики вырвали Васю, оставив в руках у Светки одни кроссовки. Стянули с Васи красные трусищи, в швах по их религии гнездятся злые духи, – футболку с охальной надписью. Вася сначала кричал: «В харю раму! В харю!..» А потом, когда его завернули в оранжевое и понесли, запел: «Я, бывало, всем давала...» – Долбанушки! – Светка швырнула в оранжевых кроссовками. – Долбанушки! – поддержали балконы и обезлюдели. ОТЕЛЛО С КОЧЕРГОЙ Годы у Филиппа Матвеевича Назарова были уже не те, чтобы в убегашки заполаскивать по улицам. А куда денешься, когда вопрос ребром между дальнейшей жизнью и стремительно приближающейся кончиной от рук разъярённого бугая с каминной кочергой в руках? Во все времена клали доктора личные жизни в гроб ради здоровья человечества. Прививали себе чуму и другую холеру, бесcтрашно лезли в заражённые районы. Умри, но выполни присягу Гиппократа. Филипп Матвеевич не клялся на анатомии – медицинских академий не заканчивал, тем не менее который год нёс тяжёлый крест нестандартного народного целителя. Тащить приходилось среди тёмных от образования масс. Один из представителей которых уже дышал в спину с огромным желанием шарахнуть лекаря кочергой по голове. Всю жизнь Филипп Матвеевич был учителем физкультуры, уйдя на пенсию и освободившись от неуёмного племени школяров, почувствовал в себе дар нетрадиционного медика. Новый метод был уникальный и безболезненный, универсальный и бескровный. Берётся подушка, сверху кладётся куриное яйцо, заключённое в контейнер, этакую спецматрёшку, на неё садится пациент (чаще – пациентка). Учение Филиппа Матвеевича требовало использовать яйца обязательно из-под топтаной курицы. Яйцо выполняет роль буферного устройства между организмом, сидящем на нём, и космосом. В процессе лечения в наседку втекают целительные силы вселенной, а чёрная энергия недугов уходит прочь. Пациент (чаще – пациентка) при содействии Филиппа Матвеевича, можно сказать, высиживает из себя болезнь. Горят восковые свечи, Филипп Матвеевич (непременно в тёмных очках) широко и плавно водит над больной руками, таинственным голосом призывает её сосредоточить внимание на яйце: «Ты видишь под собой белое и жёлтое. Белое темнеет! темнеет! темнеет! Вбирает в себя твои хвори и недуги, боли и тревоги! Ты выздоравливаешь!» Три раза за сеанс меняет Филипп Матвеевич яйцо под наседкой, забирая с хворобами, подкладывая свежее. Оригинальный метод пока не получил широкого признания, пациентки ещё не осаждали валом неформального лекаря, не ползали перед ним на коленях: лечи нас, Филипп! лечи! Собирал клиентуру народный целитель с бору по сосенке, для чего ходил в народ – на базар. Выбрав в толпе, кого из женщин стоит полечить, действовал решительно и нетрадиционно. Вдруг подскакивал, хватал, к примеру, за живот и роковым голосом ставил диагноз: – Больная печень! Или цапал за талию: – Камни в почках! Пойдем к тебе, буду лечить! Своей клиникой Филипп Матвеевич еще не обзавёлся, а врачевать дома – бабка ругалась. Что интересно – диагноз ставил безошибочно. И всё же не всегда потенциальные клиентки с распростёртой душой бросались в объятия нового метода. В частности, вчерашний день начался не лучшим образом. Первую больную схватил за грудь: – У тебя грудная жаба! А у неё в бюстгальтере были доллары. – Грабят! – закричала больная и, защищая валюту от грабежа, врезала целителю железным бидоном по голове. Впору самому садиться на яйца от сотрясения. Да деньги нужны. Оправившись от бидона, другую женщину лапанул в область декольте с диагнозом астмы. Последняя имела место, но, кроме неё, в двух шагах имел место муж, он бросился на целителя с кулаками и настучал доктора по физиономии. Самое время пойти домой и отсидеться на яйцах. Но сапожник всегда без сапог, а доктор без здоровья. Наконец, нашел пациентку. Покрутившись рядом, нет ли мужа или другой опасности, схватил за бок: – Поджелудочная болит. Срочно айда к тебе лечиться! Пошли. Квартира была шикарной, с камином. Посему Филипп Матвеевич запросил соответственный гонорар. Трудный день – удары бидоном по голове и кулаком по скуле – требовал разрядки. Филипп Матвеевич хорошо расслабился у товарища в гараже. После чего, добираясь домой, потерял лукошко с яйцами и спецматрёшку. Утром, продрав глаза, побежал искать медтехнику. Первым делом сунулся к Тане, так звали больную с камином. – Таня дома? – спросил у открывшего дверь бугая. Тот был в попугаистых шортах, и глаза навыкате от такого наглого посетителя. – Яйца у неё вчера я не оставлял? – Что?! – еще больше выпучил глаза бугай, превращаясь в Отелло. Цыганка когда-то нагадала ему: «Женишься, касатик, один раз, но жена достанется слабой до королей и вальтов». «Посмотрим?» – сказал будущий Отелло. Друзья юности прикалывали его на счёт королей бубновых и рогов ветвистых. «Смеётся тот, кто смеётся опосля», – успокаивал весельчаков за чужой счёт. Долго выбирал жену, в конце концов остановился на Тане. Её на аркане не затащишь в бассейн, под пистолетом – на пляж. Убивай – прозрачное платье не наденет. Живот и бёдра были со следами ожогов. Отелло показал язык цыганке, когда Татьяна показала непривлекательные следы. И что же получается – поторопился с языком? Пока он деньги куёт, ему, вопреки ожогам, рога растят. Змеиное отродье – нашла выход! Старому мухомору молодку и с ожогами только давай! Тем более, у этого мухомора пороха в пороховнице через край – не угонишься. Отелло метнул кочергу вдогонку. Она со свистом пролетела над головой целителя. Филипп Матвеевич скаканул козлом и прибавил прыти. Однако ослепляющая ревность была сильнее жажды жизни, топот погони настигал жажду. Вдруг за спиной жажды что-то громко упало. Топот стих. Филипп Матвеевич обернулся. Отелло распластано лежал на тротуаре, верхом на нём сидела пигалица в очках. – Я его всё равно замочу! – хрипел в асфальт Отелло. – Он ходит к моей жене! – Темнота! Это народный целитель Назаров! – болевым приёмом сдерживала клокочущую ревность пигалица. – Замочу! Пусти! – Дурак! Он женщин лечит. Меня в прошлом году от аллергии избавил, я потом турнир в Праге выиграла. Помните, Филипп Матвеевич? – А как же! – сказал, опасливо поглядывая на Отелло, народный целитель, хотя убей не помнил пигалицу. – А меня можешь вылечить? – спросил с асфальта бугай. – Бешенство неизлечимо! – находясь в позе высокого старта, ответил Филипп Матвеевич. – Не бешенство! – Отелло в бугае угас. – Нервы с этим бизнесом не в тему стали. – Как-нибудь зайду, – уходя, сказал Филипп Матвеевич. – А Таньку больше не лечи! – в спину бросил Отелло. «Пусть её собака Авва лечит», – проворчал себе под нос Филипп Матвеевич и пошёл искать лукошко с яйцами. ПЕРЕПОДГОТОВКА В ТУМБОЧКЕ Перед кабинетом врача сидели две женщины. Одна в чешуйчато-блестящем жилете, у второй кудри были с густо-фиолетовым отливом. – Радикулит только иглоукалывание берёт, – горячо говорила фиолетово-кудрявая. – Не скажите, – возражала блестящая, как в цирке, – трава мокрец – это дёшево и сердито на сто процентов. – Бабушкины сказки? Сами-то пробовали? – Тут целая история с географией, – сказала женщина в жилете горящем, как тридцать три богатыря. – У моей подруни муж Бориска. Орёл, под два метра ростом. Как-то, лет десять назад, приносит домой повестку из военкомата – отправляют на двухмесячные сборы в Тюмень, на переподготовку. Подруня, как путная, собрала мужа в путь-дорожку. От слёз на вокзале и провожаний Бориска отказался. Подруня, между прочим, и не рвалась – не первый год замужем. Прощаясь, Бориска предупредил, что получку – работал токарем – цеховские принесут домой. Женщина в сверкающем на все лады жилете поправила юбку на коленях и продолжила рассказ: – В день мужниной получки соломенная вдова присмотрела ткань на платье и думает: «Что сидеть ждать у моря погоды, побегу-ка сама в завод за деньгами». У проходной запнулась об знакомого из Борискиного цеха. «Твой получил уже», – говорит знакомый. «Что ты мелешь? – удивилась подруня. – Он вторую неделю на сборах!» Мужичок замямлил, мол, ему показалось, в ведомости стоит Борискина подпись, хотя самого Бориску и вправду давно не видел. «Вот бестолочь!» – подумала на мужичка подруня, но изменила маршрут, для начала в цех, а не в кассу, порулила. В цехе народу пусто, кому надо в день получки торчать. Подруня через эту пустоту уже на выход навострилась, да вдруг кольнуло оглянуться. И странной показалась тумбочка у одного станка. Этакий металлический шкафчик, метр с небольшим высотой. Подруня к этой тумбочке подскакивает, дёрг дверцу. Она чуть подалась, но сразу назад, как пружиной привязанная. Тогда подруня двумя руками ухватилась и рванула на всю мощь... – Неужели? – перебила её женщина с фиолетом в кудрях. – Ну! – подтвердила догадку чешуйчато переливающаяся рассказчица. – В тумбочке Бориска сидит. Глаза виноватые, нос на коленях. При его двух метрах и ста килограммах уместиться в такую шкатулку... «Негодяй!» – закричала подруня и хватает стальной пруток – проучить паршивца в этом капкане. Бориска не стал ждать прутком по голове, захлопнул дверцу и держит так, что не открыть. Подруня давай хлестать-грохотать железякой по тумбочке. Бориске не сладко внутри, но терпит. Пусть лучше барабанные перепонки страдают, чем красота лица. Подруня даже притомилась с прутком и глядь, рядом с тумбочкой замок лежит. Взяла и на два оборота закрыла Бориску. «Продолжай, – говорит, – повышать военную и политическую подготовку!» Не успела до проходной дойти – доброжелатели доложили, с кем Бориска сборы проводит. Пошла моя подруня на место сборов и лахудре космы проредила. «Иди, – говорит, – забирай своего военнообязанного вместе с тумбочкой!» Дома начала Борискины вещи собирать, чтобы выставить за дверь, а тут его привозят в три погибели сложенного. В тумбочке под замком Бориску радикулит разбил. Заколодило поясницу – не вздохнуть не пискнуть. Но моя подруня молодец. Везите, говорит, его к той военно-полевой сучке, мне на него начхать. Но, оказывается, к той прости-господи Бориску уже возили. Инвалид ей даром не нужен. Дружки-товарищи оттартали Бориску на дачу. Благо время летнее. На даче Бориска нашёл способ мокрецом лечиться. Два дня поприкладывал, и как рукой на всю жизнь сняло. Приходит через неделю домой. «Прости, – упал передо мной на колени, – больше не буду». А я ему: «Вот тебе Бог, а вот – порог!» И... – Стойте! Погодите! – перебила женщина с фиолетовой прической. – При чём здесь вы, если он муж подруги... Но тут её вызвали к врачу, она так и не узнала, чей всё-таки муж проходил военную переподготовку в тумбочке. ГОРЕ ГОРЬКОЕ Когда-то они вместе бегали на лыжах и по девушкам, теперь были разной степени бизнесменами. В результате Костя Сутункин раскатывал на «БМВ», Толик Синявин ездил на «Ауди», Гена Журавкин мотался на «шиньоне», то бишь двухместном «Москвиче»фургончике. Их бизнесменства никаким боком не пересекались, как раз поэтому друзья изредка собирались семьями. На этот раз к себе пригласили Сутункины. Костя снимал застолье на видеокамеру. Он недавно приобрел данный аппарат, еще не наигрался досыта. – Высший класс! – возбужденно отрывался от объектива перехватить рюмашку и грибок. – Прикиньте, лет через пятнадцать какой будет исторический документ! Вика со Светкой уже невестами станут. – А мы старыми бабками, - весело продолжила взгляд в будущее раз-наряженная в платье с обширным декольте супруга Синявина, которая ничуть не верила, что когда-нибудь на нее наедет старость. – Мне сейчас предложи кто купить фильм, где я на горшке, – сказал Костя, – «БМВ» отдал бы не задумываясь. – Я раз летом на горшке напрягаюсь, – вспомнил Толик, – вдруг петух, скотина, подлетает и бац под глаз клювом! – Представляешь, сейчас бы у тебя эти кадры? Обхохочешься смотреть, р как ты верхом на горшке глазенки Е выпучил, тужишься, и вдруг петух! – Стул после петушиного терроризма, наверняка, жидкой консистенции стал? – предположил Гена. – Отец этой скотине тут же голову топором секернул! А у меня на всю жизнь шрам остался. Сидела компания друзей, выпивала-беседовала, в один момент надумала позабавить себя демонстрацией интеллектуальных достижений наследников. Костя документировал достижения на видео. Пигалица Вика Сутункина ходила в дорогой детский сад с сильно иностранным уклоном. От горшка два вершка соплюшка, половину русских букв не могла толком выпустить изо рта, но пропищала на чистейшем языке Шекспира песню «Битлз». Потом прогундосила стихотворение на французском. – Еще на фортепиано отдадим, – с гордостью сказала Сутункина. «Е-моё, – подумал Журавкин, – моя-то Светка что умеет?» И испепеляюще посмотрел на жену, которая никакой инициативы в развитии дочки не проявляла. «Тут с утра до вечера задница в мыле, мотаешься побольше заработать, а ей, кроме сериалов дебильских да «тетриса» идиотского, ни хрена не надо». Шкет Синявиных вышел со скрипкой. Казалось, его пальчонками только фигушки воробьям крутить да в носу ковыряться. Он же ловко заперебирал ими по струнам, задвигал взад-вперед смычком, извлекая музыку. – Профессор из консерватории учит, – шепнула Гене Синявина, – домой к нам приходит. Сначала возили к нему, потом надоело. «Опозоримся со Светкой, – опять занегодовал мысленно в адрес жены Гена. – На кой её сюда взяли, к бабке надо было забросить. Не читать же после скрипки «Муху-цекотуху». И ту до конца не выучила». Светка в пять лет ни одной буквы не знала. Любимое занятие было залазить куда повыше – на шкаф, вешалку – и прыгать зверем на спину зазевавшимся домочадцам. Тёщу до истерики доводит. Или на двери катается, пока под задницу не получит. У Сутункиных в детской был спортивный уголок с канатом, по нему Светка то и дело обезьяной взмывала под потолок. Слезет, банан с тарелки цапанёт и с фруктом в зубах наверх. Костя визжал от восторга, снимая эти джунгли на видео. Светка ошкуривала банан прямо на верхотуре. Канат ногами обхватит, одной рукой в него вцепится, а другой и зубами банан в секунду, только шкурки в камеру летят, распотрошит. Маугли, а из умственных достижений показать нечего. – У нас Вика такая впечатлительная, – сказала после скрипичного концерта мамаСутункина. – Как-то смотрю, она плачет перед телевизором, там собаку машиной раздавило. – Ха! - подскочил Гена и позвал дочь на сцену. Раздался грохот, Светка спрыгнула с каната и с довольной рожицей нарисовалась у стола – зачем звали? ? Все примолкли в ожидании следующего номера. Папа-Гена засосал пол, набрал полную грудь воздуха и забасил народную трагедию: Средь высоких хлебов затерялося Небогатое наше село. Горе-горькое по свету шлялося, И на нас невзначай набрело. Светкина мордашка, на которой до сей поры было написано блаженство от каната и бананов, начала плаксиво сжиматься. Папа-Гена, для усиления эффекта, повернулся к дочери спиной, продолжая живописать в стену жуткую картину: Ой, беда приключилася страшная. Мы такой не знавали вовек. Как у нас, голова бесшабашная, Застрелился чужой человек! На «застрелился» из Светкиных глаз фонтаном брызнули слезы. Она, загипнотизированная ужасом песни, вкопано стояла перед столом, по щечкам бежали горькие ручьи. А Гена ревел, описывая «горе-горькое»: Суд приехал, допросы да обыски. Догадались деньжонок собрать. Осмотрел его лекарь скорехонько. Да велел где-нибудь закопать. На «закопать» Светка заревела в голос. Она стояла как старушка, сгорбившись, ручонки висели плетьми, и навзрыд оплакивала кончину «буйного стрелка». Зрители покатывались от смеха. Толик, размахивая руками «ой! не могу!», зачерпнул рукавом полтарелки холодца и плеснул на декольтированную часть супруги. Сутункина то и дело пищала: «Ай! девочки! обмочусь! Ай! обмочусь!» Костя рыготал, распахнув рот на полстола, забыв про видеосъемки. Довела Светка взрослых до смехоэкстаза. Но как только папа-Гена перестал петь, слезы мигом высохли, Светка пошмыгала носом и, получив кусок ананаса, как ни в чем ни бывало убежала. – Вот это номер! – вскочил Костя. – А если я? Он ринулся в детскую, рявкнул во все горло: Горе-горькое по свету шлялося... И по новой: Горе-горькое... После чего вернулся, руки трясутся в нетерпении: – Слова напишите, не знаю. Накатали слова. Костя с ними скрылся в детской, душераздирающе заревел по бумажке. Зрители сидели с напряженными ушами: заплачет - не заплачет? Почти как на стадионе: забьют или нет? Забили. Светкин пронзительный рёв раздался под потолком. – Во шапито! - влетел восхищённый Костя. – Блеск Светка! – А як же! – гордо сказал папа-Гена. – Надо заснять! - схватил Костя камеру. На съёмки пошли все. Светке дали банан. Она трескала, ничего не подозревая. Папа-Гена с удовольствием завыл: Средь высоких хлебов затерялося... Первый «блин» не удался – кассета закончилась на самом интересном, когда Светка заплакала, месте. ? Второй дубль оператор, просмотрев, забраковал, решил: в кадре должны быть вместе и поющий, и ревущий. А то непонятно, что к чему. – Все, снято! – наконец крикнул он. Одним словом, весело гульнули. Костя позвонил Гене через пару дней: – Я сейчас показал цирк со Светкой корешам, они не верят: не косячь, говорят, её за кадром щипали. У меня в некоторых местах коряво снято, до пояса брал. Так что хватай Светку и приезжай. – Поздно, – сказал Гена, – Светку спать укладываем. – Плачу сто баксов! – горячо убеждал Костя. – Сразу! Гена поколебался немного и схватил Светку в охапку. Такие деньги на дороге не валяются. У Кости тоже. Он поспорил с дружками на 200 долларов, что Светка завоет от «горягорького». И Светка дядю Костю не подвела. На первых словах песни заревела в три ручья!.. ДИВО ДИВНОЕ По улице шла беременная Женщина. Не с театральных подмостков с подушкой в подоле. Настоящая. Живот до подбородка, лицо в пятнах. Махонькая, в сандалевидных туфлях, и походка утиная. Но на лице гордо написано «а вот я какая!» Подслеповатая бабулька, молодость которой прошумела в царскорежимные времена, со скамейки уставилась на беременную. – Эт че эт с бабочкой сделалось? – спросила у своей молодой (лет семьдесят) подруги. – Болесть кака? – Ага! Болесть! – засмеялась подруга. – Передается постельным путём. Смотри ночью со своим старичком не заразись! – Чё буровишь-то, анделы тебе в сердце! – Чё-чё, ничё! Тяжёлая бабочка. – А чё ещё рожают? – сказала бабулька и перекрестилась. А потом перекрестила Женщину: – Спаси тебя Господь. В магазине, куда зашла Женщина, кассир от удивления впервые за двадцать лет безукоризненного стажа передала сдачу. Сильно передала. А покупатель, увидев Женщину, вернул излишек... Дома бил кулаками по голове, а головой об стену... Видная мадам, завершающая период жизни, который называют средним возрастом, столкнувшись с беременной, крупно заволновалась и, забыв про солидность, забегала от одного телефонного автомата к другому, найдя исправный, зазаикалась в трубку: – Антон, тут, Петрович, такое, понимаешь... это... в сторону института идёт, забыла как... беременная! Давай аврал по институту, студентов-гинекологов и всех на улицу, пусть посмотрят. Медицинский взорвался вулканом. Студенты сыпанули на крыльцо, гроздьями высунулись из окон. Живых беременных многие в глаза не видели, а кто и видел – забыл как выглядело. Выглядело впечатляюще. Студенты раскрыли рты на такое чудо природы, а чудо шло гордо выпятив живот. «Эт чё такая пузатая? – удивился первокурсник. – Тройня что ли трёхклеточная у неё, то есть – трехъяйцовая?» «Всё, не дамся ему, – твердо решила первокурсница, – с сегодняшнего дня никаких рук ниже пояса и поцелуев взасос!» «Ой, предохраняться надо! – зашептала про себя пятикурсница. – Не залететь бы под аборт после вчерашнего». А преподавательница смахнула сладкую слезу о беременной молодости... Водитель «КамАЗа» затормозил, поравнявшись с Женщиной, аж задок взбрыкнул. – Слушай, – высунулся из кабины, – поехали моей тебя покажу. Она как спать так заливает: отменили беременных. Предохранитель спиральный поставила и таблетки для подстраховки пьёт. Поехали, а? На отказ Женщины тяжко вздохнул: – Эх, времена! – и газанул, дым от колес заклубился. Да уж, времена! Город, который ещё недавно даже не умилялся на мамашу с двумя карапузами, с уважением смотрел, когда вела трох, с восхищением, когда их было пятеро, – теперь на беременную разинул рот как на чудо-невидаль. А Женщина шла... Ух, как она шла!.. Эх, как она шла!.. Спаси тебя Бог, Женщина! НЛА ИЛИ ПОСЛАННИКИ КОЗЕРАКА веселое повествование в десяти главах с прологом, эпилогом и реальной фантастикой ПРОЛОГ Теоретики утверждают, что в начале было слово, а уж потом каша заварилась. Мы люди практические, однако и в нашей истории вначале слово прозвучало. И не одно – целый рассказ. Глава первая РАССКАЗ ПЕЧЁНКИНА Мяч круглый – поле ровное. – Под воздействием УФО жизнь героя дает трещину. – Беспощадно встает вопрос: быть или не быть? В тот вечер футбол был. Если бы вечером, а то ночью. В час ноль-ноль. Я, собственно, и в три часа смотрел бы. Не каждую неделю наши с французами играют. Да хотя бы и каждую. Мяч круглый – поле ровное. Мы тоже не лаптем щи хлебаем, при случае можем любой команде наказаловку устроить. Можем и без случая причесать. В десять вечера сел я перед телевизором. А матч в час. И уснул. А там сон – наши с французами играют. В одни ворота, как с детьми. Смотрю и радуюсь. Все получается: дриблинг, пас, удар через себя под штангу, вратарь в правый угол, мяч в левый. Блеск! Просыпаться не хочется. Вдруг звонок. Глаза продрал. Ба, по телевизору вовсю футбол идет. Пас, удар! Наш вратарь в правый угол, их мяч тоже в правый, но встреча не состоялась – 2:0 в пользу французов. Ах, ты едрит твою в ангидрит марганца! И звонок в прихожей надрывается. Кого, думаю, черт среди ночи принес? Может, у соседа телевизор сломался? Тоже болельщик, медом не корми. Открываю – жена на пороге стоит. В ночной рубахе, в бигудях, в перчатках белых хлопчатобумажных. Здрасьте, давно не виделись. А виделись мы перед тем, как я перед телевизором уселся. Жена в спальне в тех же бигудях и в той же рубахе кремом руки мазала, готовилась ко сну. Так мы с ней в тот вечер расстались. И так среди ночи встретились. Я в трусах и в майке стою в своем коридоре, она – в ночной рубашке и в бигудях, – в общественном. Незавидное положение. У обоих. И хочу я вас спросить, други мои, протестировать: ваша реакция на такую вот пикантную ситуацию. Темнота за окном. Лифт давно не работает. Ваша жена в ночной рубашке домой просится. Пускать или не пускать? Одна ночнушка чего стоит! Понизу вышивка, поверуху выбивка, на плечах бантики... А если по честному, что есть она, что нет её – просвечивает. И жена моя из такого рода-племни – там походячий на походячем. У них у всех в крови налево сходить. Что братовья её, что дядья. И саму давно к соседу – дверь напротив – подозреваю. Чувствую, что нечисто, а улик нет. Как бы поступили на моем месте? А? Решил я для начала из соседа душу вытрясти. Жену в сторону, на звонок соседский навалился – открывай не то дверь разнесу. Выскочил он в трусах. Правильно, думаю, ещё не успел одеться. Схватил соседа за грудки, точнее – за шею. – Ты что, – говорю, – чужих жён?.. Он вырывается. – Сумасшедший! – хрипит. – У меня вон своя... Только он это сказал, «своя» вылетает... – Милиция! – кричит и меня как шандарахнет об стену. Я растерялся. Не ожидал, что соседка дома. Хоть и подозревал жену, но не до такого разврата, чтобы и соседка при этом находилась. Пока я пребывал в растерянности, они убежали. Дверь на все засовы закрыли. Дураком меня обозвали: – Дурак, – говорят, – и не лечишься! Я домой. – Где была? – жену спрашиваю. – НЛО, – говорит, – смотрела. Шар светящийся над городом пролетел. Будто она вначале за ним из окна спальни наблюдала, но потом шар за дом зарулил, жена побежала на крышу. Крыша у нас как стадион. На велосипеде кататься можно. Мы с нее салюты наблюдаем. И все равно меня смех взял, остановиться не могу – пот прошибает. – Тебе, – говорю, – сорок лет, а ты бред собачий гонишь, от ушей отскакивает... Она в слезы. На следующий день на развод подала. – Хватит! – говорит. – Надоели твои подозрения! К каждом столбу ревнуешь! И зачесал я репу... Глава вторая ЮНЫЙ УФОЛОГ Страдания Отелло. – Век живи – век учись. Поле чудес. – Решение принято. Разводиться Евгений Петрович Печёнкин не хотел. Черте где жить потом, черте что есть. Невеселая, согласитесь, перспектива. С другой стороны, просто так проглотить – жена твоя ночами полураздетая по подъезду бегает, – тоже не выход для уважающего себя мужчины. Оставалось одно – провести частное расследование. Основательный по натуре Печёнкин начал с самого трудного – с НЛО. Как вы поняли выше, Евгений Петрович относил загадку НЛО к категории «бред собачий». Однако жизнь приставила нож к горлу. Печёнкин смело прыгнул в незнакомую реку под названием УФОЛОГИЯ. Как с обрыва обрушился на проблему. Пошёл по библиотекам, засел за газеты-журналы. И был страшно удивлен. Оказалось, околоземное пространство кишмя кишит «тарелками», «гантелями», «лампочками», «бананами», «апельсинами» и другими плодово-выгодными товарами. Кишит как капля из лужи микробами. С НЛО сталкивались пилоты, капитаны, пионеры. Лица сугубо военные и вполне гражданские. НЛО делают систематические облеты городов, сел, деревень и отдельно стоящих строений. Садятся в безводной пустыне и цветущей степи, в чахлом парке и на лесной лужайке. Оставляют следы в Москве на перекрестке и в медвежьей тайге на пне. Многие ученые во всех частях света ломают головы, что за существа буровят нашу и без того истерзанную атмосферу, мутят наши и без того взбудораженные мозги. Установил Печёнкин: в ту памятную футбольную ночь, когда взял старт бракоразводный процесс, НЛО действительно в виде шара пролетал над несколькими населенными пунктами близлежащих областей. Но в их городе – Евгений Петрович произвел массовый опрос знакомых – никто не наблюдал загадочное явление. То ли все неотлипно смотрели футбол, то ли НЛО вообще к ним не заглядывало. Последней версии Евгений Петрович больше всего опасался. И ещё одну вещь прочитал Печёнкин в центральных газетах. Оказывается, в соседней области есть поле чудес. Поле не поле, но площадь этак шесть на шесть км. Там лес, поляна, луг на берегу реки Улуйки... И все это с дурной в народе славой. НЛО туда как к себе домой летают. И всегда что-нибудь памятное о себе оставят. Сосну как бритвой срежут, дырку в земле неземного происхождения пробуравят, траву ромбом примнут... И вообще, там птицы не поют, трактора глохнут. Исследователи со всех краев съехались, зону вдоль и поперек с лупой и без оной изучают. Печёнкин прочитал и понял: именно там он может узнать всю правду – есть НЛО или брехня это на постном масле? Потому что ряд академических ученых говорят в газетах: НЛО – сказки запечной бабушки. Так кому верить: жене или ученым?.. «Только своим глазам!» – решил Печёнкин. Глава третья ЭКСПЕДИЦИЯ ЗА НЛО Ходили мы походами. – Инженер по специальности, урист-водник по призванию. – Натурные испытания. – Виновник экспедиции остается на берегу. На речке Улуйке Печёнкин бывал. Вполне возможно – по зоне, этому самому полю чудес, ничего не подозревая, топтался. В молодости ходили мы походами, и как-то сплавлялся Евгений Петрович, тогда ещё желторотый Женька, по Улуйке на резиновых лодках. В те давние времена как-то проще жили, без НЛО и гуманоидов. Ничего сверхестественного их тургруппа не заметила. Руководил тем походом Скляр – друг Печёнкина. К нему Евгений Петрович направился со своей бедой. Скляр был туристом-водником высочайшего класса. На карту в те времена ещё существующего Советского Союза смотрел так: – Алтай! У-у-у! Природа обалденная! Не передать! Катунь! Пятая категория сложности... Сплавляемся... Порог Шабаш... Влетаем. Шум, треск, рев, гребь напополам, удар, удар, ещё удар! Лечу, плыву в бессознанке, ребята подобрали, сплавляемся дальше. Саяны! О-оо! Природа-а-а! Не передать! Кантегир. Пятая категория... Сплавляемся... Скала... Прижим... Мама родная – как из пушки тащит! Шарахнуло. Оверкиль, бульк, вода ледяная, выныриваю, все живы-здоровы, фотоаппарат на дне, сплавляемся дальше. Памир! Е-е-е мое! Красотища-а-а! Не передать! Сурхоб. Пятерка. Слив два метра, плот на попа, гребь в воздухе, я за бортом, держи-лови, рюкзак утопили, сплавляемся дальше... Вот такой был Скляр. Инженер по специальности, водник по призванию. – Сплавимся, – сказал он в ответ на предложение Печёнкина. – Вспомним детство. Узнаем по чем они неопознанные бананы и апельсины. Не разводиться же в самом деле. Экипировку Скляр взял на себя. Из водоогнеупорного, цвета молодого самолета, капрона собственными руками при помощи ножной швейной машинки сшил герметичные, с ног до головы уфологическиводные, костюмы. Вызванный на примерку Печенки пришёл при полном параде. Будучи в бракоразводном конфликте с женой, Евгений Петрович ходил подчеркнуто наглаженный и при галстуке. Светлый костюм-тройка, щиблеты в дырочку, гладко выбрит, кругло подстрижен, одеколонисто пахучий. Жених да и только! – Не снимай! – остановил его Скляр, когда Евгений Петрович начал расстегивать пиджак. – Надевай сверху. Евгений Петрович послушно натянул умопомрачительнейший, неземного блеска, с лампасами костюм. Покрутился перед зеркалом. Фасонисто оглядел себя со всех сторон. – Шарман такой, что не передать! – оценил туркостюм Евгений Петрович. – В нем только по Венеции в обниму с итальянками сплавляться. – Венеция – для нас детский сад! – возразил Скляр. – Ни порогов, ни НЛО. Венецию брать не будем! И голосом, каким отдают рапоряжения «ключ на старт» скомандовал: – Надеть капюшон! – Есть! – Печёнкин завязал тесёмки под горлом. – Чудненько! – сказал Скляр и снова скомандовал строевым голосом: – За мной шагом марш! Они вышли на крыльцо. Скляр жил в своем доме, у крыльца коего стояла осень, а на крыльце – резиновые голубые сапоги и ведро с водой. – Примеривай! – показал Скляр на сапоги. – Зачем? – попытался обрести свое мнение Печёнкин. – У меня дома получше этих есть. – Надевай! – командирствовал Сляр. – И пройдись! Евгений Петрович по настоянию друга опустил штаны поверх сапог и начал сходить с высокого крыльца. Вода обрушилась на Евгения Петровича, когда он был на последней ступеньке. Поток ударил по спине, плечам, голове. – Ты чё? – отскочил Евгений Петрович, как ошпаренный, хотя вода была холодной. – Натурные испытания! – поставил пустое ведро Скляр. – Да ну тебя, – обиженно срывал с себя уфологическую обнову Печенин. Он уже сожалел, что связался со Скляром, который похоже совсем свихнулся на почве туризма. Шутки на уровне пятой точки. Взять и облить из ведра. Это уже ни в какие ворота... Как теперь домой мокрым идти? Опасения оказались напрасными. Жениховсий костюм нисколько не пострадал. Ни единого мокрого пятнышка. Хоть сейчас заводи мендельсоновский марш и айда под венец. – Модель «как с гуся вода»! – с гордостью сказал Скляр. – В огне не горит, в воде не мокнет! – Где у тебя костёр? – спросил Печёнкин. – Какой костёр? – не понял юмора Скляр. – Куда меня совать собрался. – Огневые испытания не предусмотрены программой,– расхохотался Скляр. – А плавсредство стоит попробовать на зуб! Вещь, я тебе скажу, не передать! Посреди уже убранного огорода стояла крутобокая резиновая лодка с гордым названием на борту «Амазонка». – НЛА, – взойдя на корабль, представил его Скляр, – что в переводе с сокращенного языка означает: надувная лодка «Амазонка». Сплавимся на ней, как на крыльях. Скляр взмахнул короткими вёслами и опустил их в воображаемую волну. – Хочешь попробовать? – спросил у Печёнкина. – Напробуюсь на Улуйке, – ответствовал водник поневоле. Зря он отказался. Окунуть вёсла «Амазонки» в Улуйку ему не пришлось – не отпустили в отгулы на работе. – Ничего, я на них ещё отосплюсь! – ругался последними словами Печёнкин. – Они ко мне обратятся, они меня попросят... Скляра, зараженного водоносной идеей, останавливать было бесполезно. Пусть Улуйка «детский сад», а не река, не ревут в ней грозные пороги, не шумят коварные шиверы, не встают неприступные скалы каньонов, все равно вода есть... – Не журись! – успокаивал друга Скляр, – я сам про НЛО всё узнаю и доложу. Не разводиться же в самом деле. На освободившееся место в «Амазонке» Скляр посадил Валеру Синяка. По размерам он один к одному подходил под уфологически-водный, «как с гуся вода» костюм. Валера после института не знал, куда податься, тынялся без дела... – Поедем, развеемся? – предложил Скляр. За развеяться Валера был руками-ногами. Глава четвёртая ПОД ГУМАНИСТАМИ «Амазока» спущена на воду. – Встреча с аборигеном. – Вынужденная остановка. Добираться до Улуйки было делом плевым. Ночь на поезде, пять километров подхода и вот она Улуйка, редкая муха не долетит до её середины. Поезд на три часа опоздал, но Улуйуа была на месте. Правда, обмелела за пятнадцать лет разлуки со Скляром. Хотя глубина осадки «Амазонки» позволила начать сплав. Помянув грозного, не следящего за состоянием своих стихий Нептуна крепким словом, уфологи взмахнули вёслами и отвалили от берега. Вперёд! и смотри в оба, как бы зону с аномалиями не проскочить в порыве научного энтузиазма. Хорошо, если НЛО там круглые сутки вьются, а если нет? Язык до Киева – это верно, когда есть к кому приложить орган членораздельной речи, а когда берега пустынны, дело с навигацией значительно сложнее. Рыбаки улуйские закончили путину, смотали летние удочки и ещё не размотали зимние. Мертвое межсезонье, и ни одной деревни по курсу. Зато красота вокруг, не передать. Песчаные косы, тальник, черемуха, сосны зеленые, березы желтые. Вода прозрачная, и пескарики на перекатах. – Хорошо, – сказал Скляр. – Ничего, – сказал Валера, хотя он уже успел набить мозоли вёслами. – Нам бы мимо аномалии не проскочить. – Туда, наверное, как магнитом затягивает? – предположил Валера. До обеда их никуда не затянуло. А после... Вертлявая Улуйка, с высоты НЛО-шного полёта похожая на всяко-разно изогнутую синусоиду, сделала очередной поворот, а там... живописная картина. Перенеси её на холст – цены бы холсту не было. На песчанной косе в позе дозорного замер наездник. Привстав в стременах, он в бинокль внимательно разглядывал заречные дали. Бинокль в левой руке, правая поднята как для команды. Казалось, брось её вниз – и сразу все вокруг оживет, задвигается. Лес за спиной взорвется конским топотом. С гиканьем, ржаньем, сверкая саблями, выскочит неукротимая конница. Небо наполнится устрашающим гулом и солнце затмят армады бомбардировщиков. Крутая волна пойдёт по Улуйке, из темных глубин поднимутся подводные ракетоносцы. Одним словом, сарынь на кичку! свистать всех наверх! Наши уфологи решили не испытывать судьбу – не дожидаясь начала наступления, повернули резиновое судно к берегу. – Кто в деревне, – ступил на песок Скляр, – красные или белые? Наездник тоже спешился, говоря тем самым, что хотя он одет отчасти по-военному – в армейский бушлат и кепку «афганку», – хотя и без хлеб-соли, но гостям рад. – Под гуманистами с лета ходим, – за руку поздоровался со Скляром лесник. Да, это был хозяин местного леса. С колоритным лицом, основная достопримечательность которого – брови. Широченные, в добрую половину лба. И не брови, а бровь. Одна на оба глаза, без просвета над переносицей. – Гуманисты, говорите, – сказал, вытаскивая «Амазонку» из воды, Валера. – Это что за звери? С чем их едят? – Они сами кого хошь замолотят. Два раза у меня картошку подкапывали. Тоже губа не дура, язык не лопата, хошь и на тарелках с шарами летают. Картошка у меня знатная, крупная да рассыпчаиая. Без гербариев этих самых выращиваю. – Гербицидов? – Во-во! На колхозное поле не идут, заразы. – А что, – спросил Скляр, – гуманисты, как вы говорите, прилетают к вам? – А то как же, – гордо поднял спаренную бровь лесник. – Мы не хуже других! – Вы сами видели? – исследовательским огнем запылали глаза у Валеры. – Зачем сам? В газетах об нас пишут. Кстати, ребята, у вас центральных газет про нас нету? Газет у ребят не было. – Жалко, – сказал лесник. – Вы хоть расскажите тогда, что там про нас пишут. А то живем в лесу, молимся колесу. Скляр рассказал, что слышал от уфологического бедолаги Печёнкина. – Во страсти-напасти! – легко вскочил на коня лесник. – Жене рассказывать не буду. Она и так вечером с ружьём к корове ходит. Боится этих гуманистов. Ей натрекали, что баб воруют. Я пытался втолковать – молодых, поди, на развод берут. Она ругается и носит в кармане фуфайки заряды на медведя. Лесник сориентировал экспедицию на зону, она располагалась перед четвёртым перекатом, и ускакал. Наши уфологи тоже заспешили на стрежень. «Амазонка», поддавшись общему нетерпению, ринулась безоглядно вперед и наскочила на гвоздь. На элементарный ржавый гвоздь. Таких сюрпризов, как огня, – пронеси всевышний – боятся автолюбители, когда на скорости кровожадно впивается в скат изогнутое коварное жало. И тогда, дай Бог счастья, не улететь вверх колесами в кювет. На Улуйке кюветов не было, а гвоздь попался. В ожидании упруго-гладкого бока «Амазонки» он торчал из топляка. От этой встречи под резиновым бортом зашипело, забулькало. Что называется, приехали, здравствуйте, братья по вселенной! Хорошо, что рана оказалась не смертельная, тем более, когда оперирует такой спец, как Скляр. Но время не подвластно даже ему. День ушёл, как воздух из пробоины. Третий перекат на залатанной «Амазонке» экспедиция миновала уже затемно. Глава пятая ТЫНДЫРЫНДЫТЫН На пороге зоны. – Первая аномалия. – Странная парочка. – Общий психоз. – Геолог Санчоус. – Костёр! – воскликнул Валера и ткнул пальцем в темноту. – Костёр в лесу – НЛО на носу, – изрёк Скляр. Впереди забормотал перекат, уфологи, помня наставления лесника, повернули направо, и вскоре «Амазонка» ткнулась носом в галечник. Поляна, которую облюбовали внеземные цивилизации, была рядом, за стеной тальника. Там происходила, судя по звукам, вполне земная жизнь. Кто-то в дальнем конце громко звал Гришу. Кто-то в ближнем вкрадчиво говорил мужским голосом: «Наташа, вы чувствуете, какое здесь биополе, как тяжело на ногах стоять? Давайте сядем на соломку». Кто-то возмущался: не оставили чая. Кто-то стучал ложкой по миске, сзывая всех к костру. Наши уфологи разгрузили «Амазонку» и начали стравливать из корабля воздух, когда поляна дала понять, что здесь не все чисто. Вдруг грянул на всю округу очень и очень странный хор. По команде невидимого дирижёра «три-четыре» десятка три голосов рявкнули непотребное: – Тындырындытын! И ещё: – Тындырындытын! И ещё: – Тындырындытын! Затем короткая пауза, и снова команда «три-четыре» запустила с поляны в космос троекратное «тындырындытын». – Что это? – изумился Валера. – Сумасшедший дом на привале, – ответил Скляр. – Тут, похоже, от НЛО крыша у всех набекрень. – Как бы нам не заразиться! – забеспокоился Валера. – Зараза к заразе не пристаёт, – сказал Скляр, надел рюкзак и с не зажжённым фонариком в руке пошёл на поляну. Валера двинулся следом. Надо сказать, это была странная парочка. С головы до ног одинаковые «как с гуся вода» костюмы в лунном свете приобрели призрачно-кладбищенский оттенок. Движение уфологов неестественные – во-первых, целый день в лодке, во-вторых, рюкзаки за спиной: у Скляра тридцать килограммов весом, у Валеры и того тяжелее. На уровне глаз у обоих зловещее поблескивание, природа коего понятна, если рядом стоять – очки, тогда как издалека в лунной темени чёрт знает что можно подумать. Одним словом, странная парочка. В городе с такой ночью столкнешься и то не бросишься в объятья, а тут перекат бормочет, луна над ним висит, ветер в кустах блукает. А у костра хор надрывается: – Тындырындытын! Тындырындытын! Тындырындытын! На Скляра напало идиотское настроение (таки заразился от зоны), крикнул что было силы в ответ, пронзительно, почти ультразвуком: – Тындырындытын! С поляны навстречу нашим уфологам поползла гнетущая тишина. Вообще все вокруг разом смолкло. Даже перекат затих, словно река испуганно остановилась. Лишь галька густо скрежетала под сапогами уфологов. Они прошли через тальник и замерли как вкопанные. Посредине поляны онемело стояла толпа. От нее несло жутью. «Точно, сумасшедший дом на каникулах», – подумал Валера. За долгую туристскую жизнь Скляр с кем только не встречался в походах, но такой прием оказали впервые. В раздумье Скляр озадаченно пропел: – Тындырындыты-ы-ы-ын! – А-а-а! – выскочила из толпы женщина и пластом упала на землю. – А-а-а! – Мама! – заблажила другая. Не разбирая дороги, она побежала прямо на костёр. Искры взметнулись в небо, головешки брызнули по сторонам. Женщина вынырнула из пламени и помчалась дальше. Кто знает, куда бы она ушла за ночь, если бы на её безумном пути не встала шатровая палатка. Беглянка влетела в нее, сбила лбом центральную стойку, как по команде выскочили из земли колышки и, опаленная костром, была погреблена под рухнувшей брезентовой крышей и стенами. Третья женщина при виде наших уфологов начала испуганно креститься, но почему-то по кругу: лоб, левое плечо, живот, правое плечо. В толпе раздалось вкрадчивое: – Светлана, вы чувствуете, какое от них тяжелое биополе исходит? – Чувствую, – ответила Светлана. – Прилетели-прилетели! – воскликнул восторженный девичий голос. – Сегодня я их вижу! – И я вижу! – И я! – И я! – Мы все видим! – Какие они высокие! – Метра два с половиной. – Гриша, задавайте им вопросы. – Вы откуда? – спросил Гриша. – От верблюда, – недружелюбно ответил Скляр. Он предполагал, что среди охотников на НЛО разный возможен народец, но не до такой же степени с прибабахом. – Какое созвездие? – продолжал вопрошать Гриша. – Козерака, – ответствовал Скляр. – Из туманности Андромахи, – уточнил Валера. – Ваша цель? – Призрак коммунизма, – сказал Скляр, включил фонарик и направил мощный луч на толпу. Случилось непредвиденное. Толпа с криками «пощадите!» отпрянула в разные стороны от луча. Скляр поспешно выключил фонарик. – Что за шум без драки? – из палатки, стоявшей в двух шагах от наших уфологов, вылез парень. Голос у него был заспанный с похмельным выхлопом. – Что стоите как засватанные? – спросил он наших водных уфологов. – Нас, кажись, не за тех приняли, – предположил Скляр. – Не берите в голову, проходите в передний угол, – великодушно пригласил парень с выхлопом. – Че шапку на пороге ломать! Гостям мы завсегда рады. Тем более если спирт у них. – В гости со своей бражкой не ходят, – сказал Скляр. – Вас за язык не словишь, – захохотал парень. – Молодцы-кутузовцы! Это был геолог Саня или – Санчоус. Скляру он понравился больше других из зонной компании. Глава шестая КОНТЕКТЁР ГРИША Избранники гуманоидов. – Фантастическое сновидение. – Тайный знак. – Пришельцы. Через полчаса палатка нашей экспедиции бросила якорь на поляне, таинственно связанной с космосом. А ещё через час Скляр и Валера в деталях знали почему их самих приняли за «гуманистов». Неделю назад случился последний контакт с пришельцами. Вступил в него журналист Гриша. Больше с земной стороны никто инопланетян не видел, как ни щурился. Визит пришельцев начался с загадочной истории. Поздно вечером Гриша забрался в свою палатку, закрыл изнутри вход на все застежки, залез в спальник и при свете фонарика решил увековечить в блокнот набежавшие за день мудрые мысли. Только занёс авторучку – сон навалился как из пушки. Глаза слипаются, хоть криком кричи. Слабеющей рукой сунул блокнот в изголовье и... провалился в неземной сон. Будто гуманоиды кругом. Одни перед глазами с тремя глазами, другие на летающих тарелках, третьи в колонну строятся... Долго ли коротко спал Гриша, может, час, может, и не час. Вдруг просыпается, а на косом полотне палатки кино. По горам, по долам демонстрация идет. И кого там только нет. И африканцы, и американцы... Посланники севера на оленях, представители джунглей на слонах... А вместе со всеми гуманоиды вышагивают. Мы, мол, тоже за мир и песню эту пронесем по всему свету. Гриша себя за руку щиплет – фильм не реагирует. Гриша показывал левую руку Скляру и Валере – вся по локоть в щипках. Когда фантастическое кино закончилось, Гриша сделал привычное движение рукой – записать фантастическое явление – и... остолбенел. Блокнота на месте не было. Гриша, по его словам, перетряхнул спальник, рюкзак, обшарил карманы брюк, заглядывал под стельки ботинок. Нет. Чудеса. Авторучка на месте, тогда как блокнот бесследно пропал. Вход палатки изнутри закрыт... Никто не входил, не выходил... Гриша пробежал лучом фонарика по брезентовым стенам и снова остолбенел. Блокнот, как примагниченный, висёл на месте недавнего фильма. Гриша схватил блокнот, раскрыл – впечатления рвались на бумагу – и... остолбенел в третий раз. Поперёк страницы сантиметровыми черными буквами наискось шло: «ТЫНДЫРЫНДЫТЫН». Скляр и Валера видели эту надпись. Выполненная дореволюционным шрифтом, она пропечаталась на четырех страницах. – Они читают наши мысли, – горячо говорил контектёр Гриша Скляру. – Я уверен, по надобности руководят нами. Гриша-контактёр был окладисто бородат, кучеряво волосат. С огнем в глазах, руках, походке. Не зря именно его выбрали контектёром. Обнаружив таинственную надпись, Гриша вслух по слогам прочитал: – Тын-ды-рын-ды-тын. На последнем слоге неведомая сила схватила его за шиворот и потащила из палатки. Не помня как, Гриша выскочил наружу. – Пришельцы! – крикнул он, сам того не желая. А ноги несли к реке. Где в тальнике стояли призрачно-серебристые трехглазые гуманоиды. Гриша смело вступил с ними в контакт, а когда инопланетяне исчезли, при свидетелях обнаружил, что вход его палатки закрыт изнутри. Чудеса... С той ночи посредством «тындырындытын» поляна вызывала на связь космос. Глава седьмая У КОСТРА Скляр и Валера продолжают погружение в уфологию. – Рассказ вольного экстрасенса Миши. – Рассказ спирита Паши. Разный народ собрался в этот вечер у костра. В красном углу сидели контактёр Гриша, вольный экстрасенс Миша и спирит Паша. В рот им смотрели шесть девиц лет по 18-19 и три женщины бальзаковского, под сорок, возраста. Женщины, преодолев путь в тысячу километров, прибыли на поляну с одной целью – во что бы то ни стало увидеть гуманоидов. Они по очереди спали ночью, вели постоянное наблюдение днем. Отпуск таял. Удача не шла. Наконец сегодня... Но зря одна из них от избытка раскаленных чувств упала в обморок, другая обгорела в костре, третья крестилась по окружности. Зря. Гуманоиды оказались земного происхождения. Липовые. На Скляра и Валеру женщины бросали негодующие взгляды. На контектёра Гришу смотрели обожающе. Гриша рассказывал о встрече с человеком, побывавшем на планете гуманоидов. Там он, кстати, встретил своего давно пропавшего кота. – По возвращении на землю его, хозяина кота, обследовали все врачи, – закончил свой рассказ Гриша, – он оказался без всяких отклонений – хоть в космонавты записывай. Женщины и девицы слушали Гришу, широко распахнув рты. Не закрывая, перевели пламенные взоры на вольного экстрасенса Мишу. – Лет десять назад подрабатывал я грузчиком в «Реанимации», – начал Миша.– гастроном так мужики окрестили. В нём бормотьё с восьми утра продавали. Как-то, минут за полчаса до открытия, стою у служебного входа, курю. Подходит мужчина. Глаза красные, как у окуня, руки трясутся. Все ясно, думаю, сейчас будет клянчить: вынести огнетушитель портафейна, шланги горят. Шланги оказались ни при чём. Василий, так бедолагу звали, рассказал: он три дня не спит, гости зелёные к нему без приглашения приходят. Я бы подумал, запился мужик до мультиков, если бы не его биополе. На редкость густое... Вечером пошел я посмотреть зелёных. Василий лёг на кровать. Я – на раскладушку. Меня сразу в сон кинуло, будто отродясь не спал. Среди ночи просыпаюсь покурить в туалет – два зелёных урода за окном. Туловище, что куль с картошкой. Вместо головы нахлобучка. Ноги спичками... Стоят, на нас пялятся. Опять же, что значит – стоят, когда восьмой этаж за окном? А биополе от них! Меня к раскладушке приплюснуло – ни сесть, ни встать, ни почесаться. Лежу как блин. Василия спрашиваю: – Видишь? – В-в-вижу, – заикается. Будешь заикаться, если за окном такие страсти творятся. Хотя творилось уже не за окном. Поговорили с Василием, смотрю, гости переместились. Между рамами зеленеют. Стёкла пузырями, а они стоят как заспированные... Занавеска ходуном ходит, в жгут сворачивается. И слышу не ушами, а будто в голове моей переговариваются: – Экстрасенс что здесь потерял? – строго спрашивает один. – Сейчас его нейтрализую, – говорит второй. Только он это произнес, раскладушку мою начало подбрасывать, как на ухабах. Я за края обеими руками ухватился, чтобы в кювет не вылететь, а трубки ледяные – пальцы обжигают. Пока раскладушку укрощал, эти мешки зелёные в комнату перебрались. В третий раз увидел их у кровати Василия. С поднятыми лапами над ним стоят, как водоросли раскачиваются. Тут со мной что-то непонятное стало твориться. Захотелось петухом закричать. Вознёсся с раскладушки на стол, в струнку вытянулся, руками, что крыльями, по бокам захлопал, глаза зажмурил и закричал во всю мочь: – Ку-ка-ре... Дальше ни тпру ни ну... Шипенье одно... Онемел. Сунулся к выключателю свет зажечь. Меня на полдороги как шандарахнет. Прямо из воздуха в руку разряд долбанул и электричеством запахло. Очнулся на полу. И снова захотелось кукарекнуть... А чё кукарекать? Окно нараспашку. Луна колесом. Ни Василия, ни зеленых... Пусто. Я, не долго думая, ноги в горсть и домой. – А ещё: «Мы за мир и песню эту по всему свету», – сказал геолог Санчоус и застучал по спине одной из девиц. Ей в широко раскрытый от удивительных историй рот заскочил шальной комар. Птицы, к счастью для данной девицы, в аномальную зону не залетали. Зато комары размножались как на опаре. Им давно пора было в зимнюю спячку, они резвились, словно июль на дворе. Девица закашлялась морозоустойчивым комаром и разбудила спирита Пашу, который сладко задремал на рассказах Миши и Гриши. Прошлую ночь всю напролет он устраивал сеанс связи с Наполеоном, поэтому не доспал. Паша открыл глаза. На него смотрели три женщины и все девицы. Они ждали чудес спиритизма. Но Паша со сна не въехал в тему разговора. – Я нынче в Коктебеле отдыхал, – начал он. – Там есть нудистский пляж. Интере-е-е-сноо-о!.. Мужчины, женщины запросто, без всего, загорают. Я со второго захода думаю, была не была, и тоже решился. И целый день пролежал. Только на обед сбегал и обратно плавки снял. Перестарался даже. Сорок лет эти места незагорали, и сразу такая нагрузка. Обгорели-и-и!... Плечи, живот,ноги – хоть бы что, а сидеть не могу. Дня три стоя ел. На этих словах спирит Паша окончательно проснулся и понял, что несет не из той оперы. Девицы хихикали, женщины смущённо закрыли рты. – Сегодня давайте устроим сеанс с Иваном Грозным, – сказал Паша. – Чувствую – получится. – А вы знаете, – обратился он к Скляру и Валере, – что в лес лучше не ходить? Зона выдает ложные ориентиры, можно заблудиться. – Что-то мне в лес захотелось, – тихо сказал Скляр Валере, – ты как? – Пошли, – Валера был «за». Тем более, удивительные истории закончились, заиграла гитара геологов. Вместе с Санчоусом их было четверо. Трезвый, хотя и выпивающий народ. В зоне геологи находились не по своей прихоти, а с командировочными удостоверениями. При помощи приборов исследовали таинственную поляну. Кроме приборов, у геологов был спирт, гитара и они ухаживали за девицами. Последние не возмущались такому легкомысленному поведению товарищей по уфологии. Наоборот, с удовольствием отвечали на ухаживания и не обижались, если дело доходило до приставунчиков. Глава восьмая РЕАЛЬНОСТЬ, ДАННАЯ В ОЩУЩЕНИЕ Наши уфологи, и не только наши, были в двух шагах от уникального события: контакт! – есть контакт! – но... Валера и Скляр, несмотря на предупреждение, смело вошли в лес, который сразу забирал в гору. Гора не гора – метров сто подъема, но вид сверху открывался «не передать». Петля Улуйки в лунном свете. Лес, уходящий во тьму. Ночной простор, пахнущий осенним листом. Нет, губа у «гуманистов» не дура и язык не лопата. Зону выбрали не на свалке или под боком у вонючего завода. В самом заповедном месте участок застолбили. – Птицы здесь и вправду не поют, – сказал Валера. – И трактора, – добавил Скляр. Продолжая ночную беседу, уфологи встали у двух рядом растущих сосен. – Что это? – прервал естественное занятие Валера. Из дальнего угла неба летел в их сторону ярко горящий шарик. Летел дёргаясь, как головастик. Дёрг-дёрг, дёрг-дёрг... И дёргался так быстро, что вскоре стал сверкающим шаром. – Чё попало! – сказал Валера, забыв про расстегнутую ширинку. Шар завис над рекой. Из него ударили вниз два луча. Они деловито пошарили по лесу, Улуйке и замерли, разглядывая что-то на перекате. – Чё попало, – сказал Скляр. Будто жедая удивить их ещё больше, объект начал вытягиваться в гантель, делиться надвое. – Почкуется, – прокомментировал Скляр. У каждого шара теперь был свой прожектор, светящаяся перемычка истончалась и должна была вот-вот порваться. Вдруг поляна рявкнула: – Тындырындытын! Тындырындытын! Тындырындытын! Поляна ревела в исступлении, с каждым «тындырындытыном» всё больше входя в раж. Уже не было никаких пауз, сплошным потоком шёл в небо пароль: – Тындырындытынтындырындытынтындырынды... Шары замерли, прекратив деление. И вдруг рывком слились в один, прожектора погасли и, с огромной скоростью ввинчиваясь в небо, объект по штоп шарообразной траектории ушёл в темноту космоса. – И на Марсе будут яблони в цветах, – сказал Скляр. – Тындырындытын, – согласился Валера. – Утром снимаемся домой, – пошёл вниз Скляр. – НЛО видели, есть что рассказать Печёнкину. Больше ловить здесь нечего. С точностью до миллиметра наши уфологи вышли к костру. Зона не сбила их ориентировочные мушки. Глава девятая УХОД Пробуждение. – Последний эксперимент на аномальность. – Доброе напутствие. Скляр проснулся на рассвете. Мышцы, вчера порядком потрудившиеся на вёслах, ныли и требовали интенсивной зарядки. Скляр решил вначале сыграть подъём для Валеры, а уж потом напару с ним сделать комплекс восстановительных упражнений. Только человек предполагает, обстоятельства располагают. Скляр толкал, сгибал, переворачивал, поднимал, бросал компаньона. Вытащил колышки, обрушил палатку и сделал «броневичок» – потоптался по содержимому палатки. Содержимое – ноль эмоций. Когда оно проснулось, мышцы Скляра уже не требовали интенсивной зарядки, они нуждались в продолжительном отдыхе. Валера вылез на свет божий, огляделся. Вставало солнышко и было тихо. Натырындынтындовавшись за ночь, поляна крепко спала. Только одна женщина молитвенно бодрствовала на коленях перед прибитой к сосне картиной, изображающей летающую тарелку. Да ещё Санчоус сидел у догорающего костра и тупо тыкал в красные угли палкой. Санчоус мучился. Вчера он изрядно отметил факт появления НЛО. Пространство вокруг палатки было усыпано крючками из алюминиевой проволки. Это были биолокационные рамки – приборы для замера силы биополя. Валера поднял высоко над головой одну загогулину и пошел по поляне. – Не крутится что-то, – пожаловался Санчоусу. Санчоус поднял глаза от костра, махнул рукой: отвяжись и снова уронил тяжелую голову на страдающую грудь. Проходя мимо одной палатки, Валера услышал шепот экстрасенса Миши: – Зина, вы чувствуете, какое здесь сильное биополе? – шептал Миша. – Я всю ночь не могу уснуть. – А? – раздался в отчет чумной со сна голос. – Что? – Биополе, говорю, сильное. Тяжело! Валере было легко. Биолокационная рамка по-прежнему не шевелилась. Валера сунул её в палатку. Рамка дернулась так, что Валера еле устоял на ногах. «Вот это поле!» – подумал он и разжал пальцы, не в силах удержать прибор под воздействием загадочной силы. Из палатки показалась рассерженная голова Миши-экстрасенса. – Ты чё? – недовольно спросил он. – Биополе замеряю. – Пошел ты со своим полем! – сказал Миша. И Валера пошёл. – Гриша-контектёр, – пояснил Скляр, – говорил, нужно прожить три дня, тогда зона проявит себя во всей красе. Начнем блукать в лесу, биорамки закрутятся пропеллерами, а часы пойдут в обратную сторону. – Эй! – крикнул Валера Санчоусу. – Сколько на твоих золотых? Бедолага не ответил, на его мученическом лице читалось: шли бы вы подальше... С этим напутствием наши уфологи взвалили на плечи неподъёмные рюкзаки и пошли к воде. Прибрежная галька, отдохнувшая за ночь, свежо скрипела под сапогами. Улуйка курилась легким туманом. – С Богом, – столкнул «Амазонку» на воду Скляр. – Доброе дело сделали, разведали, что НЛО – это объективная реальность данная нам в ощущение, а посему Печёнкину с чистой совестью можно не разводиться. Экспедиция заторопилась восстанавливать аварийную семью Печёнкиных. Глава десятая РАССКАЗ ПЕЧЁНКИНА, ВТОРОЙ И ПОСЛЕДНИЙ Заколдованные ворота. – НЛО над домом. Схватка с инопланетянином. – Все хорошо, что хорошо... Я это НЛО, что Скляр с Валерой наблюдали, тоже видел. В ту ночь футбол передавали, «Спартак» с немцами играл. НЛО, оказывается, слабоваты насчет поболеть, как добрый футбол, сразу активизируются. А игра была – я те дам... Обе команды насупились... И ни туда ни сюда. Ворота как заколдованные. Мяч ни в одни не лезет, хоть умри. Употел, болея. Всю дорогу без передыха в напряжении. То наши вот-вот забьют, то нашим вот-вот вколотят. То в штангу, то во вратаря, то в миллиметре над перекладиной... Первый тайм отсмотрел – по нолям. Встал с расскладушки – состояние у нас с женой все также предразводное, она в спальне живет, на крючок закрывается, я перед экраном на расскладушке табор разбил. Поднялся с расскладушки, посмотрел в окно, а там светящийся шар дёргается и за дом заруливает. Я как был в трусах и в майке, так в нигляже на крыше и оказался. Шар над оборонным заводом завис... Я рот раскрыл, глазею. Шар тем временем фары включил. Два мощных луча ударили. Один на территорию завода уставился, другой по мне прошёлся. Я даже глаза закрыл. А носом чувствую – бальзамный запах с лучом распространился. И что-то неземное за моей спиной стоит. Перед самым футболом прочитал, что ряд НЛО издают бальзамный запах и таскают к себе людей для лабораторных исследований. Ах ты, думаю, едрит твою в ангидрит марганца! паразиты такие: с женой поссорили, хотят вдобавок лишить футбола. Сейчас второй тайм начнется, а пока они будут анализы брать, – матч закончится. Но уж нет, думаю, дудки вам, неземные товарищи, телком не сдамся. Тот, что за спиной, зашевелился. И как только он плеча моего коснулся, я, не оборачиваясь, лапу его мертвой хваткой захватил, резко вперёд дернул, через себя швырнул. Лети откуда прибыл, мы тебя не звали. Полетел. Весь в белом. Поверху выбивка, понизу вышивка. В бигудях. Еле-еле успел снять с орбиты. Вот до чего эти паразиты довели. Жену свою за гуманоида принял. Чуть с крыши не запустил... Она, конечно, тоже хороша, догадалась новым кремом намазаться – бальзамным. На руках её крепко держу, она спрашивает: – Ты чё в таком виде? Я говорю: – Ты на себя взгляни. Взглянула. – Ой! – по-девчоночьи вскрикнула, ладошками, будто нагишом, прикрывается. Смех. Но смех был впереди. Понёс жену домой. По дороге выяснилось, что ни у меня, ни у нее ключа нет. Стоим у двери, хихикаем. Жене с утра к директору идти, мне к окулисту. – Так и пойдём? – спрашивает. – Чё такого, – говорю, – глядишь, вместе в психушке пообедаем. Смех смехом, а дверь открыть никак не могу. Кое-как упросил соседа, что напротив, топор дать. Он поначалу наотрез отказался. Увидел в глазок, что я в трусах, и говорит: нет. Думал, опять убивать его пришел. Потом все-таки спустил с балкона на бельевой веревке. Без топорища и тупой. – Твое счастье, – говорит, – настроение у меня хорошее – наши три гола забили. Так мы с женой помирились. И с соседом. А с соседкой нет. Ходит, на «здрасьте» не отвечает. Ну и Бог с ней. ЭПИЛОГ Такие вот НЛО с котятами – их глядят, а они гадят. Печёнкина с женой чуть в пух и прах не развели, с соседкой ближайшей поссорили, хорошо хоть «Спартак» наказал соперника по всем статьям, а то бы вообще сплошное тындырындытын в нашей правдивой истории было.
