08. Ариман - Колдунx

Превью
Ариман: колдун
Джон Френч
«Уже скоро, - подумал Гримур Красное Железо. – Скоро все закончится».
Он закрыл глаза, чувствуя вокруг рычание абордажной торпеды, пронзающей пустоту. Он облизал
зубы – они стали длинными. Воин поерзал, ощутив узел плохо сросшихся поврежденных мышц в
согбенной спине. Охота была долгой, но теперь почти подошла к концу.
«Скоро», - снова подумал он и открыл глаза.
Его стая ждала подле него, их доспехи и оружие казались окровавленными в сигнальном
освещении. Узкое пространство заполняли тридцать фигур в сером железе. На каждом время и
сражения оставили свои метки: шрамы на боевой броне, истертые рукояти оружия, но сильнее
всего их молчание.
Воздух наполнился криком рвущегося металла. Торпеда безостановочно тряслась, ревел со
скрежетом проносящийся мимо обшивки металл. Гримур ощутил, как напряглись мышцы, и
сгруппировался. Торпеда резко остановилась, и ее острие взорвалось наружу. В отсек потекли
дым и расплавленные капли металла. Гримур сорвался с кресла, и его сородичи по стае, как один,
поднялись и последовали за ним.
Он выбежал из дыма. Перед ним стоял человек с широкими от ужаса глазами на зашитом и
изрытом шрамами лице. Гримур заметил заляпанный грязью комбинезон и шипованный железный
ошейник на шее. Секира разрубила человека напополам, от головы до паха. По палубе растеклась
кровь и внутренние жидкости. Воин даже не почувствовал, как дрожит рукоять секиры при
убийстве. Возникла еще одна фигура, лишь неровные очертания на границе зрения. Гримур
выпрямился и выстрелил. Болтерный снаряд превратил человека в красные куски мяса и осколки
костей.
Воин чувствовал приторное зловоние варпа даже внутри шлема, словно запах гниющего мяса и
меда. Но сквозь клубы дыма и стробирующие разрывы его вел иной аромат – запах души, что
ходила этими палубами и касалась его кожи. Той, что по их мнению, давным-давно сбежала
отсюда, но оставила след. Сикльд и Лотер шли за запахом через Нижний мир варпа и привели их к
этому кораблю, что вращался вокруг мертвой звезды на границе Ока. Наполовину обездвиженный
и почти без команды, он казался трупом, но продолжал хрипеть свое название, как будто бросая
вызов затравившим его кораблям Гримура. «Кровавый полумесяц», - шипел он по воксу. Ему
суждено умереть, но это было не важно; главное, что перед смертью он выдаст свои секреты.
Гримур пробежал сквозь грохочущий орудийный огонь и нырнул в широкий коридор. За ним
бросились сородичи по стае, их цепные клинки с рычанием ожили, зубы и костяные амулеты
стучали об изрытую шрамами броню. Они шли без кличей и воя, как волки, что повидали немало
зим и утратили жажду крови. Погибало все больше изодранных и изувеченных членов команды, их
тела взрывались и разрубались на куски, по ржавой металлической палубе растекалась кровь.
Громовой ритм болтеров сотрясал воздух, пока стая неслась через сумрак, пробираясь все глубже
во внутренности разлагающегося корабля.
Толпы рабов бежали перед Гримуром, забивая коридор криками и телами. Он прорубался через
них, даже не замедляясь. Багровая кровь стекала по доспехам, скапливалась во вмятинах и
забрызгивала темный мех плаща. Воин убивал с каждым шагом – резал, затаптывал, давил – и он
убивал молча, его уста оставались закрытыми, пока оружие и тело работало как единое целое. Он
чувствовал лишь толчки секиры, погружающейся в плоть, и отдающуюся в руке дрожь рукояти. Все
остальное – кровь на доспехах и вопли мертвых, не значили ровным счетом ничего. Радость от
битвы оставила его давным-давно. Резня была тем, чем казалась, тем, чем всегда была:
средством дойти до конца.
Коридор огласился ревом, когда Гримур пробился сквозь мертвую и умирающую команду. Он
поднял взгляд. На него налитыми кровью глазами смотрело существо из скрученных мышц, на
целую голову выше космического десантника и с лицом, скрытым за личиной кованого металла.
Вместо рук у монстра были лишь обрубки с приваренными к ним лезвиями. Из его бледной кожи
торчали крюки с цепями, лязгающими по палубе следом за чудовищем.
Существо сделало выпад увенчанной клинком рукой. Гримур увидел направление удара. Воин
оттолкнулся от пола, ушел из-под точки удара и опустил секиру на голову мутанта. Лезвие
вырвалось на свободу, с шипением обращая кровь в пар на силовом поле. Монстр начал падать.
Гримур приземлился и побежал дальше. Оно рухнуло позади него на палубу, вздрогнув мертвыми
мышцами и жиром.
Неожиданно на груди Гримура разорвался болтерный снаряд. Воин пошатнулся, на визоре его
шлема расцвели предупредительные руны. По груди растеклась боль. Он вернул равновесие и
развернулся в направлении огня.
На него наступал космический десантник, сжимая в одной руке болтер, а в другой цепной топор с
крючьями. Его доспехи были покрыты местами отслаивающейся красной краской. Со штырей на
наплечниках свисали обрывки кожи. На цепях у него на поясе болтались отрубленные
человеческие руки. Космический десантник был без шлема, скалясь железными зубами-крюками
на лице из освежеванных мышц. Для его рода было название. Оно, как всякая другая часть его
падшей жизни, была ложью, грязной краской, скрывавшей цвета грехов. Терзание, так они себя
называли.
Гримур прыгнул, размахнувшись секирой, старые мышцы приготовились нанести удар.
Тогда воин Терзания едва не убил его. Цепной топор закрутился, оживая, когда он рубанул им
вперед. С вращающихся зубьев посыпалась засохшая кровь и куски кожи. Удар был быстрым:
очень, очень быстрым. Гримур почти успел отскочить в сторону. Цепные зубья впились в правое
плечо и личину шлема. На дисплее замигали сполохи статических помех. Воин ударил обухом
секиры, почувствовал, как он попал в доспехи и отбросил противника назад. Все еще ослепленный
Гримур ударил ногой, и ботинок угодил во что-то твердое, и воздух огласился яростным ревом.
Зрение прояснилось как раз вовремя, чтобы увидеть, как цепной топор несется к его голове, и он
выстрелил из пистолета. Снаряды сбили воина Терзания с ног. Гримур раскрутил секиру и опустил
ее. Скалящееся лицо врага разлетелось брызгами черной крови.
Гримур встал над поверженным противником. Он осторожно закрепил пистолет на бедре и
потянулся, чтобы стянуть с головы обломки шлема. Застойный воздух встретился с обнаженным
лицом. Он провел окровавленной рукой по голове, оставив багровый след на узорах поблекших
татуировок. Старая привычка, которой он неизменно придерживался, пускай даже от крови несло
разрушением. На туннель опустилась тишина, звуки боя превратились в далекий рокот. Собратья
по стае действовали стремительно, и скоро они довершат оставшиеся убийства.
В нос Гримура ударила вонь крови. Он почувствовал запах опухолей, разросшихся в плоти воина
Терзания, и мертвое мясо. Он задался вопросом, мог ли сам однажды стать таким же, если свет
Ока проникнет достаточно глубоко в его кости, превратив из лорда Фенриса в зверя, который
скитается в морозной ночи Нижнего мира.
Фенрис. Помнил ли он его вообще? Иногда он казался просто образом, словом, что вызывало
поблекшие воспоминания звездного света, отражающегося от моря, рева треснувшего пакового
льда, яркой, сворачивающейся на снегу крови.
- Он был здесь, - голос Сикльда нарушил ход мыслей Гримура, но он не обернулся. Воин знал, что
рунический жрец вошел в коридор, не нуждаясь в том, чтобы видеть или слышать его. Гримуру
даже не требовалось отвечать ему. Вместо этого он наклонился, опустил бронированный палец в
растекающуюся лужу крови, и затем коснулся им языка. Секунду он ощущал лишь соль и железо,
затем пришли воспоминания о крови, мерцание получувств, запачканных безумием и скверной. Он
увидел палубы корабля, на которых сейчас стоял, покрытые кровью насажанных на алтари жертв,
увидел фигуру в силовых доспехах со шлемом в форме морды гончей, и увидел тускнеющий образ
знамени с серебряным мечом в черном кулаке на красном поле. Погибший воин когда-то звался
Элсканар, хотя забыл свое имя задолго до того, как секира Гримура обрезала его нить. Но кровь и
плоть помнили.
Гримур выпрямился, снова осознав, как сгорбилась его спина, и поникли плечи. Морозно-синие
глаза Сикльда смотрели на него. Рука Гримура подсознательно опустилась на осколок из красного
железа, висевший на веревке у него на шее. Рунический жрец также снял шлем, и копна седых
волос упала с макушки обритой головы до самого пояса. На его нагруднике и наплечниках
расправили костяные крылья вороны. С брони свисали птичьи черепа и оправленные в янтарь
мертвые глаза, постукивая при движении о серый, цвета грозового неба, керамит. Белая, почти
прозрачная кожа туго обтянула заостренные кости его лица, когда он оскалил клыки, длиною и
остротою не уступавшие иглам – скорее кот, нежели волк.
Он был молод, по крайней мере в сравнении с остальной стаей Гримура. Когда охота лишь
начиналась, Сикльд был недавно окровавлен, его лицо дышало жизнью, глаза были золотыми, а
смех быстрым. Время и охота изменили это. Он обнаружил, что на нем вюрд. Его тело иссохло,
кожа как будто впиталась в кость, пока в душе все сильнее расцветал вюрд. Теперь Сикльд редко
разговаривал, а остальная свора отворачивала глаза, когда он проходил мимо. Он был ходячим в
ночи, охотником подземного мира, и хотя он до сих пор оставался их сородичем, стоял отдельно
даже от остальных рунических жрецов.
- Ариман был здесь, - повторил Сикльд низким сухим голосом. – Я чувствую его шаги по полу, его
касание к костям «Кровавого полумесяца». Прошло много времени, но его запах силен.
- Достаточно силен, чтобы ты привел нас к нему?
Глаза Сикльда закрылись, и он облизал губы.
- Возможно, - сказал он после паузы.
- Мы должны взять запах, - прорычал Гримур. Они были близко, он чувствовал это костями и
дыханием. В нем не было вюрда, но воин знал это. Сейчас они не могли потерпеть поражение.
Они отдали слишком много, чтобы проиграть.
- Возьми его отсюда, - сказал Гримур, кивнув на мертвого космического десантника у ног.
Долгое мгновение Сикльд удерживал взгляд Гримура. Затем рунический жрец склонил голову и
подошел к трупу, нанизанные на нити фаланги пальцев застучали о древко посоха.
- Кромкой твоей секиры, мой ярл, - сказал он. Застежки на перчатке открылись с шипением
выравнивающегося давления. Сикльд опустился на колено и вырвал из трупа кусок мяса. Между
обнаженными пальцами закапала кровь. Он поднес его к лицу и глубоко вдохнул. Зрачки в синих
глазах почти исчезли, и он выдохнул. По воздуху растекся белый туман. Гримур почувствовал, как
задрожала кожа, и крепче стиснул секиру.
Сикльд кивнул и откинул голову. Его рот широко раскрылся, затрещали хрящи, натянулась кожа.
Рука Гримура сжала зуб из красного железа. Челюсть Сикльда открывалась шире и шире. Он
опустил кусок мяса в рот и его зубы сомкнулись. Рунический жрец покачнулся, стоя на коленях.
Искаженное лицо оставалось запрокинутым, по щекам стекала кровь. Зрачков не стало. На броне
расцвела изморозь. Он затрясся. Не сводя глаз с рунического жреца, Гримур поднял секиру. Варп
коснулся их всех. Он проник в их кости и слился со зверем, что таился под кожей. Все они стояли в
шаге от обращения, и когда рунический жрец шел по дороге сна, он касался той судьбы. Сикльд
взревел, звук эхом разнесся по коридору, отдаваясь болью. Сквозь стиснутые зубы выплеснулась
черная кровь и желчь. Гримур приготовился к удару.
Молчание удержало его руку. Сикльд рухнул на палубу, его глаза и рот закрылись, пальцы
задергались.
- Брат, - сказал Гримур, но не опустил секиру. Сикльд не шевелился. Внимание Гримура привлек
вой и шипение доспехов. Хальвар и десятеро воинов из его стаи стояли рядом с ним, их оружие и
доспехи блестели от крови. Все они сняли шлемы, и рты с челюстями некоторых из них отмечали
следы свежей крови.
«Скоро это должно закончиться, - подумал он. - Или мы будем потеряны».
- Мы добрались до центрального ядра на этой палубе, - произнес Хальвар, бросив взгляд на
обезглавленного воина Терзания и лежащего Сикльда.
Гримур открыл было рот, как глаза Сикльда распахнулись. Лицо рунического жреца обрело
привычную форму, и поднялся он уже с твердым взглядом. Он потянулся и вынул кусок мяса изо
рта.
- Я получил его, - сказал он, и его голос походил на ветер, бормочущий на ледяном поле. – Я вижу
его путь, его теневое тело танцует на границе загробного мира, ища какой-то фрагмент из
прошлого. У нас есть запах, мы можем охотиться.
Ариман бежал, а за ним по пятам гнались волки. В легкие врывался воздух, его босые ноги тонули
в прахе. Ночь была серебром, рассыпанным по соболино-черному куполу над головой. На левой
руке болтались рваные пряди света. Он крепче стиснул кулак и почувствовал, как нити еще
сильнее закорчились в пальцах. За спиной послышался вой. Азек оглянулся – волки были близко,
темные размытые пятна движения, припавшие к земле. Их глаза горели угольно-красным цветом
расплавленного золота.
«Слишком близко, - подумал он. – Слишком, слишком близко».
Вой раздался снова. Ариман устремил взор вперед, туда, где возвышался утес: близко, так близко.
Он прыгнул к бледной скале. Из-под ног полетели камушки, и вдруг он упал назад. Волки победно
взвыли.
«Это не на самом деле, - падая, подумал он. – Воздух в моих легких – лишь воспоминание, свет
– просто идея».
Ариман ударился об землю. Он тяжело выдохнул и перекатился на ноги. Волки вырвались из ночи
с широко раскрытыми пастями, в которых бились огненные языки. В воздухе повисла вонь крови,
дыма и грязной шерсти. Азек выпрямился.
«Это не на самом деле, - подумал он, встретившись с ними глазами. – Это – сон, картина,
созданная остатками опыта и воображения».
Волки прыгнули, с клыков изо льда брызнула раскаленная слюна.
«Но сон все еще способен убить».
Ариман бросился на утес. В лодыжку вцепились клыки. Он закричал и лягнул ногой. Хватка
ослабела, и Азек поднял руку, а ноги заскребли в поисках скалы. Золотые нити света извивались в
руке, пытаясь вырваться на свободу. Волк впился сильнее. Из раны закапала кровь, и в его разуме
всплыли слова.
+ Мы пришли за тобой, + прошипел голос. + Мы никогда не устанем. Мы вспорем твое брюхо
воронью и скормим душу змее в сердце мира. Мы – твое забвение, Азек Ариман. Твоя душа будет
вечно петь в ночи. +
Ариман почувствовал, как соскальзывает хватка. Он посмотрел на волка, повисшего у него на
ноге, его покрытое мехом теневое тело словно раздулось. Его глаза встретились с огненными
провалами в лишенном кожи черепе. Другие волки также карабкалась на утес, их пасти – оскалы
пламени.
«Нет», - подумал он и извернулся, чтобы врезать ногой по волчьей пасти. Ариман ощутил, как
хватка зверя поддалась, и вырвал ногу из челюстей. Волк свалился на землю, подвывая от боли и
ярости. С раненой лодыжки на утес закапала кровь. Он выдохнул. По телу расползалось
онемение, кожа покрывалась кристаллами льда, кровь закипала. Ариман поднял взор и увидел на
вершине утеса луну и небо, но скала тянулась все дальше ввысь, вырастая прямо у него на
глазах. Он потянулся к следующей выемке. Волки взвыли от разочарования. В тех криках ему
почудились голоса, старые голоса, которым ненависть придавала форму.
«Я не должен упасть, - думал он. – Не сейчас. Если только я доберусь до вершины, то буду в
безопасности».
Под ним бдительно кружили волки, безмолвные после того, как вкусили его крови. Азек прижался к
скале, поднял свободную правую руку, нашел выемку и подтянулся.
Камень под рукой раскрошился, прежде чем он успел схватиться за него покрепче. Ариман
закричал, когда жжение в мышцах встретилось с холодом, распространяющимся от ноги. Когда он
посмотрел вниз, в ответ на него посмотрели волчьи глаза.
Чья-то рука поймала его.
Он резко поднял голову и увидел скрытую под плащом фигуру на фоне звезд. Крепкие пальцы
схватили его за руку, и на миг он заметил морщинистую кожу, плотно обтягивавшую тугие мышцы.
Затем его подняли на вершину утеса, к зеву пещеры.
Он упал на камни, тяжело дыша, не заботясь о том, настоящий ли воздух наполняет его легкие. На
стенах пещеры танцевали тени, отбрасываемые костром. Волчий вой превратился в глухое
бормотание. Он слышал, как потрескивают и хлопают горящие поленья. В нос вкрадывался запах
древесного дыма. Ариман разжал пальцы левой руки. В них ничего не оказалось.
Голова Аримана дернулась вверх, и он начал подниматься. Фигура, что стояла над ним,
выпрямилась. Ее очертания скрывал изодранный плащ цвета ржавчины, хотя он не мог утаить ее
телосложения. Под изношенным одеянием бугрились поникшие плечи, и Ариман заметил, что в
широких рукавах прятались изрытые шрамами руки. Наполненный тенями капюшон на короткое
мгновение уставился на него, а затем на золотые нити, свисавшие с пальцев. Нити дергались и
извивались, словно змеи.
- Ты преодолел долгий путь ради столь обрывистых знаний, - произнесла фигура голосом,
потрескивавшим подобно поленьям в костре.
- Отдай, - мягко сказал Ариман, хотя в его словах чувствовалась резкость. Фигура повела плечами
и протянула нити Ариману. Он взял их, попутно отметив бледную кожу, туго облегающую длинные
кости руки. Нити вернулись обратно ему на ладонь, теплые и подрагивающие. Фигура в плаще
побрела обратно к свету огня.
- Ты будешь жить, - сообщила она, наклоняясь и сворачиваясь, покуда не уселась на пол. Ариман
вспомнил о ране на ноге и потянулся, чтобы прижать окровавленные лоскуты плоти. Он
остановился. Нога была цела. На полу пещеры не было пятен крови. Азек присмотрелся, пощупал
пальцами. Когда огонь дернулся, он увидел ее: бледный след на коже, словно неровный белесый
шрам. Он был холодным на ощупь, но не болел. Ариман поднял глаза. Фигура наблюдала за ним.
- Следы зубов какое-то время останутся, но со временем сойдут.
Ариман проигнорировал слова, изучая пещеру, отмечая текстуру камня, блеск кристаллов в
изглаженных водой стенах, почерневший от копоти потолок и край ночного неба за зевом пещеры.
Он понимал символизм каждой увиденной им детали, но все равно был удивлен тем, что разум
привел его сюда.
- Ты считаешь, что это все сон, - сказала фигура в плаще.
Ариман промолчал, но заглянул в танцующее сердце огня. Волки почти догнали его, почти стянули
на землю. Неважно, что сейчас боли не было, он почувствует ее позже. Они подбирались к нему
все ближе, каждый раз, когда он забредал в эти земли.
- Возможно, это все еще сон, - усмехнулась фигура. Ариман постарался игнорировать ее. – А
может, и нет.
- Это сон, - произнес Ариман и посмотрел на фигуру в капюшоне. Свет костра отразился от синего
ока под изорванным капюшоном. – Эта пещера – убежище, метафора приюта, созданного из
воспоминаний и обрывков воображения. Это реакция моего разума на опасность, и ничего больше,
- он зачерпнул с пола пригоршню пыли и позволил ей медленно вытечь сквозь пальцы. – Эта
пещера похожа на те, что были в горах Просперо. Звезды и луна принадлежат Улланору, а эта
пыль с земли, где я родился.
- Тогда что такое я? – спросила фигура.
Пришла очередь Аримана смеяться.
- Странник в капюшоне, который задает вопросы, но скрывает лицо? – Ариман указал на свои
собственные синие глаза. – Ты – часть меня, часть подсознания, что вырвалась на свободу из-за
травмы.
Фигура медленно кивнула, почерневшей палкой расшевелив головешки на краю костра.
- Но волки… - мягко произнесла фигура и пожала плечами. – Они ведь были достаточно реальны,
чтобы убить тебя?
Ариман поднял глаза, внезапно насторожившись. Голос незнакомца изменился, внезапно став
похожим на то, что он уже не думал услышать снова. Фигура медленно повернула к Ариману
голову, и капюшон не смог скрыть единственное око.
- Ответь, почему Азек Ариман бежит от волков сквозь собственные сны?
Ариман замер. Где-то далеко его сердца забились быстрее.
- Отец? – спросил он.
«Нет, - подумал Азек, едва слово слетело с губ. - Это не по настоящему, это сон, и отец
потерян для тебя».
Фигура издала сухой смешок и обратила взор обратно на огонь. Она медленно потянулась и
опустила капюшон. Голова под ним оказалась изуродованным куском кости и поблескивающей
шрамовой ткани. Правая сторона представляла собой изувеченную рану, глаз был затянут кожей.
На руинах лица блестело единственное сапфирово-синее око. Внезапно фигура стала походить на
колосса, избитого временем и изломанного болью.
- Ты удивляешься, как такое может быть, - сказала фигура со шрамами. – Либо волк сумел укусить
достаточно глубоко, чтобы поднять мысль обо мне на поверхность, либо это то, что ты ищешь, фигура прервалась, плотнее завернувшись в лохмотья, как будто ей было холодно. – Но часть
тебя задается вопросом, сон ли еще это. Часть тебя может лишь задаваться вопросом, знает ли
отец, что ты ищешь, и явился остановить тебя. Часть тебя может лишь задаваться вопросом, на
самом ли деле я здесь.
Ариман не двигался. Ему следовало предвидеть это. Поиски и побег от волков истощили его. Он
зашел слишком глубоко и испил слишком много из кладезя бессознательности. Медленно Азек
протянул разум за пределы пещеры, выискивая нить психических ощущений, что выведет его из
сна. Где-то издалека послышалось учащенное биение сердец и ток крови в венах.
- Я здесь не для того, чтобы вредить тебе, Ариман.
- Нет, - ответил Ариман. – Тебя здесь даже нет.
- Это факт или надежда? – фигура вновь расшевелила угли. – Ты ищешь Атеней, не так ли? –
вопрос повис в воздухе, и в тишине слышалось лишь потрескивание костра. – Все мои мысли и все
мои сны, записанные и сокрытые – клад знаний, окно в прошлое. Вот зачем ты здесь, ищешь нити,
что приведут тебя к нему.
- Мой отец даже не подозревает, что Атеней существует. Лишь немногим известно, что он реален,
и еще меньше знают, что я ищу его.
Ариман поднялся и шагнул к выходу из пещеры. Он ощутил, как где-то воздух наполняет его
легкие; он пах благовониями и статикой. Колдун выглянул в ночь, положив руку на каменную стену.
- Он не даст тебе ответов, - произнесла фигура.
Ариман оглянулся. Согбенный одноглазый человек смотрел прямо на него. Позади него на стене
плясала тень, вырастая и сжимаясь, отращивая рога, крылья и когти. – Ты следовал за мной в
войне и предательстве. Ты следовал за мной до самого ада, верил мне и предал меня, но все же
задаешься вопросом, знаешь ли ты своего отца.
- Я знал его, - мягко сказал Ариман.
- Тогда зачем ты ищешь Атеней?
- Ради будущего.
- Хороший ответ, сын мой, - фигура отвела взгляд, и Ариман увидел, как его изувеченное лицо
попыталось улыбнуться.
Ариман нахмурился. Улыбка показалась ему знакомой. И все же она напомнила Азеку не Магнуса,
но кого-то другого. Кого-то, кого он не мог вспомнить.
- Назови себя, - потребовал Ариман. Фигура потускнела при этих словах, стены пещеры словно
начали смыкаться, тени почернели. Одноглазый человек вновь расшевелил поленья.
- Ступай, - сказала фигура. – Волки скоро вернутся.
Ариман сделал шаг вглубь пещеры. Фигура подняла руку, и огонь обратился в раскалено-белый
столп. На стенах заплясали тени, подкрадываясь к свету и пожирая его. Искры, угли и пепел
поднялись в воздух. На Аримана дыхнуло жаром. Его окутала тьма, и горящий столп пламени стал
всем, что он мог видеть. Азек попытался сделать еще один шаг, но упал в лишенное всякого света
пространство, и огонь костра стал единственной далекой звездой, с каждой секундой стававшей
все тусклее.
- Проснись, Ариман, - раздался голос, словно принесенный ветром. – Проснись.